Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Азбука
- Kategorie: Für Kinder und Jugendliche
- Serie: Чернильное сердце
- Sprache: Russisch
Однажды шагнув по ту сторону зеркала, Джекоб Бесшабашный навсегда изменил свою жизнь. В мире, где любая сказка становится былью, он обрел славу и любовь. Спас брата от заклятия и сумел спастись сам. Казалось бы, теперь — особенно когда Темной Феи больше нет — можно вздохнуть свободно. Но не тут-то было. Действие проклятия, удерживающего Игрока в реальном мире, закончилось, и ольховый эльф снова объявился в Зазеркалье. Джекоб понимает, что тот не забыл об их роковой сделке и скоро потребует вернуть должок. А значит, Бесшабашному с Лисой небезопасно оставаться в волшебном мире. Может, затаиться в родном Нью-Йорке? Но как попасть домой без волшебного зеркала? Влюбленные отправляются в Нихон, на Лисьи острова, на поиски магического предмета. И там их пути расходятся вновь… Долгожданное продолжение захватывающей серии «Бесшабашный» — это история о смелости и страхе, ревности и запретном желании. История, в которой любовь способна как спасти жизнь, так и в одночасье ее разрушить.
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 499
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Cornelia Funke
RECKLESS: AUF SILBERNER FÄHRTE
Text copyright © 2020 by Cornelia Funke
Illustrations copyright © 2020 by Cornelia Funke
PALAST AUS GLAS: EINE REISE DURCH DIE SPIEGELWELT
Text copyright © 2019 by Cornelia Funke
Illustrations copyright © 2019 by Cornelia Funke
All rights reserved
Перевод с немецкого Ольги Полещук
Оформление обложки Владимира Гусакова
Иллюстрация на обложке Виталия Еклериса
Иллюстрации автора
Функе К.
Бесшабашный. Книга 4 : По серебряному следу : роман ; Дворец из стекла : рассказы / Корнелия Функе ; пер. с нем. О. Полещук. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2024.
16+
ISBN 978-5-389-27177-7
Однажды шагнув по ту сторону зеркала, Джекоб Бесшабашный навсегда изменил свою жизнь. В мире, где любая сказка становится былью, он обрел славу и любовь. Спас брата от заклятия и сумел спастись сам. Казалось бы, теперь — особенно когда Темной Феи больше нет — можно вздохнуть свободно. Но не тут-то было. Действие проклятия, удерживающего Игрока в реальном мире, закончилось, и ольховый эльф снова объявился в Зазеркалье. Джекоб понимает, что тот не забыл об их роковой сделке и скоро потребует вернуть должок. А значит, Бесшабашному с Лисой небезопасно оставаться в волшебном мире. Может, затаиться в родном Нью-Йорке? Но как попасть домой без волшебного зеркала? Влюбленные отправляются в Нихон, на Лисьи острова, на поиски магического предмета. И там их пути расходятся вновь…
Долгожданное продолжение захватывающей серии «Бесшабашный» — это история о смелости и страхе, ревности и запретном желании. История, в которой любовь способна как спасти жизнь, так и в одночасье ее разрушить.
© О. Б. Полещук, перевод, 2024
© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2024
Издательство АЗБУКА®
Посвящается Гарсиа
1ВМЕСТЕ
Лиса ощущала на затылке дыхание Джекоба, теплое и родное. Он спал очень крепко и не проснулся, когда она осторожно высвободилась из его объятий. Что бы там с Джекобом во сне ни происходило, это вызывало у него улыбку, и Лиса провела пальцем по его губам, словно таким образом могла прочитать, что ему снится. Две луны, что озаряли их мир, роняли на его лоб пятна света — ржаво-красное и бледно-серебристое, а на улице рядом с постоялым двором кричали птицы, чьих имен она не знала.
Дорион… У нее с трудом получалось выговорить название портового города, куда они приехали накануне. Они сдались. Возможно, поэтому Джекоб и спал так крепко. После всех этих месяцев, когда они так часто теряли и вновь находили след его брата. Несколько раз они почти настигали Уилла, но вот уже много недель безуспешно искали хоть какие-то сведения о нем и вчера, когда солнце зашло над чужеземным морем, наконец решились прервать поиски. Теперь даже Джекоб считал, что после всего случившегося брат не хочет быть найденным, и пришла пора жить своей жизнью. Но почему же ей не спится? Может, она просто не привыкла чувствовать себя безмерно счастливой?
Лиса натянула Джекобу на плечи одеяло. Своя жизнь. Наконец-то. Ветка с белыми цветами наполняла комнату, где они спали, густым и сладким ароматом. На расстеленных молчаливой хозяйкой циновках ночевали за ширмой еще двое путешественников. Из Дориона в Аотеароа ходил паром. Роберт Данбар, давний друг Джекоба, слал оттуда восторженные телеграммы с рассказами о трехглазых ящерицах, о заколдованных китовых костях и лихих королях, покрывающих кожу татуировками с изображением папоротниковых лесов их родины.
Своя жизнь. Лиса поцелуем сняла с лица Джекоба лунный свет и тихонько выскользнула из-под согревающего их обоих одеяла. Ночь манила лисицу наружу. Может, когда она оденется в мех, все это человеческое счастье не будет перехлестывать через край.
Она прокралась мимо двух каменных драконов, охраняющих вход на скромный постоялый двор. Ветер с близкого моря покачивал ветви деревьев, и под ними она сменила обличье. Немощеная улица, куда выходил постоялый двор, была безлюдна, и крыши низких деревянных домов по обеим ее сторонам напоминали чепчики — только из дерева. Дорион совсем не был похож на ту деревню у моря, где выросла Лиса. Даже лодки рыбаков в темных волнах, теснящиеся в гавани всего несколькими домами дальше, приплыли, казалось, из какой-то сказки, о которой она никогда прежде не слыхала.
Лиса подняла взгляд к звездам и нашла в созвездиях все дороги их с Джекобом странствий за прошедшие месяцы. Варягия, Казахия, Моголия, Поднебесная… Еще год назад эти названия ничего для нее не значили. Теперь они были связаны с незабываемыми воспоминаниями — о том времени, когда ей уже не нужно было скрывать свою любовь. Скоро они сбились со счету, сколько недель продвигались все дальше и дальше на юго-восток, и под конец даже почти забыли о цели своего путешествия. Возможно, им просто хотелось наконец оставить позади все, что омрачало их недавно обретенное счастье: очередной предательский поступок отца Джекоба, смерть Темной Феи и роль в этом Уилла, — забыть и ольхового эльфа, жаждущего заполучить их ребенка и пославшего за ними в погоню охотников из стекла и серебра. В чужом краю гнать от себя все эти мысли было гораздо легче.
Остановившись, лисица повела носом, принюхиваясь. Даже море пахло не так, как у нее на родине. Ветер доносил с кораблей запах жгучего перца и заставлял тихонько позванивать висящие повсюду на ветвях колокольчики. Пустую площадь у причалов, как и постоялый двор, охраняли каменные драконы. Они сидели везде: между портовыми сооружениями и у входа на пирсы. Большинство было украшено венками из цветов. За последние месяцы Лиса с Джекобом перевидали множество драконов: из камня, из дерева, из глины, таких маленьких, что их можно было носить с собой в качестве талисманов, и таких больших, что, не запрокинув голову, не рассмотреть. Но даже в Поднебесной, где некогда драконы затемняли небо целыми стаями, им встречались теперь лишь их мертвые копии. «Где-то, — шепнул ей Джекоб на ухо, когда они любили друг друга в тени одного каменного дракона, взиравшего на них сверху глазами из ляпис-лазури, — наверняка есть волшебная вещица, оживляющая статуи. Вот найдем ее, вернемся и всех их оживим».
Приняв человеческий облик, Лиса погладила одного из драконов по вырезанной в камне чешуе. Его украшал венок из красных и желтых цветов. Один лепесток зацепился за обвивающую ее запястье Золотую Нить. В мире так много всего исчезло навсегда: драконы, великаны, а теперь вот и феи. Золотую Нить она нашла рядом с неподвижным телом Темной. Лиса всегда отчаянно ненавидела Фею и боялась ее, а теперь ей казалось, будто без нее и ее сестер миру вдруг не хватает дождя.
Пересекая безлюдную площадь у причалов, чтобы изучить расписание паромов, Лиса в сиянии двух лун отбрасывала две тени. В самый раз для девушки-оборотня. Аотеароа… Ей уже не терпелось повстречать трехглазых ящериц и поискать резные китовые кости, придающие любому облик рыбы. Лиса хотела вечно вот так путешествовать с Джекобом в поисках разных волшебных вещиц, о которых они фантазировали, лежа рядом долгими ночами.
У первого пирса висел список пассажиров парома, уходящего в Тасманию. Второй оттуда же под парусами направлялся в Нихон. Лисьи острова… Может, именно поэтому она остановилась и глянула в этот список.
Имя Уилла стояло третьим. Он внес в список и жену. Гоил после своего имени приписал «Бастард».
Лиса вышла на пустынный причал. Паром на Аотеароа уходил со следующего пирса. У барака, где продавались билеты, развевался флаг, легко узнаваемый по изображению гигантских папоротников, растущих только там.
На флаге Нихона журавль летел на фоне красного солнца.
Что, если не рассказывать Джекобу, чьи имена она увидела в списке? Наверняка какой-нибудь из паромов в Аотеароа отправляется позже парома в Нихон, и к тому времени, когда они придут в порт, список будет давно снят. Лиса,прекрати. На что она надеется? Джекоб каждый раз по глазам видит, когда она лжет, и эту ложь он ей не простит, даже если это будет ложь во спасение.
В обратный путь к постоялому двору она пустилась в человеческом обличье. Легче на душе ей не стало бы даже в лисьей шкуре. Джекоб будет счастлив видеть брата, Лиса. Да, наверное, будет, а что делать с гоилом? Бастард ненавидит Джекоба. А жена, которую Уилл внес в список… это Шестнадцатая? Подосланная Игроком убийца из стекла и серебра?! Подруга Уилла Клара, насколько Лисе известно, осталась в другом мире, а брат Джекоба уничтожил для ольхового эльфа самую могущественную из фей. Что, если Уилл все еще служит ему?
Игрок… его имя поселилось в перезвоне колокольчиков. Его шепот слышался в шуме ветра, в шелесте деревьев и в бормотании моря.
Нет, от призраков прошлого им сбежать не удалось.
Она поднялась по низким ступеням к постоялому двору, мимо драконов и деревьев — их ветви шептали имя Игрока. Лиса,ты должна сказать об этом Джекобу. И стереть с его губ улыбку.
Она сбросила обувь, как требовала хозяйка, и откатила раздвижную перегородку, за которой находилась спальня. Когда за ширмой, установленной хозяйкой, двигались двое других постояльцев — мужчина и женщина, — они казались фигурами театра теней.
Джекоб по-прежнему крепко спал. Она погладила его, спящего, по лицу — эти родные черты Лиса любила читать пальцами не меньше, чем глазами. И зачем она пошла в порт?
Он проснулся, когда она легла рядом.
— Лисица где-то бродила. — Джекоб взял ее за руку. — Ты разве не слышала, что рассказывала хозяйка? Там, снаружи, обитает нежить, с виду они как люди и…
Лиса закрыла ему рот поцелуем.
— …и лисы-демоны, которые любят прикидываться женщинами. Я чувствую себя совсем как дома!
Иногда поцелуи все еще представлялись ей чем-то восхитительно запретным. Он так счастлив. Почему бы ей просто не промолчать, и они забудут о его брате и вместо этого снова займутся тем, что у них так хорошо получается, — поиском сокровищ? Все магические вещи, которые они еще собирались найти, все места, в которых еще никогда не бывали… Аотеароа… Там ведь ничего не слышали об ольховых эльфах и феях, правда?
— Что случилось?
Нет. Он слишком хорошо ее знает.
Приподнявшись, он погладил ее пальцы, один за другим. Вот такими незначительными жестами выражают любовь.
— Я была внизу, в порту. Хотела посмотреть, когда отчаливают паромы в Аотеароа. Твой брат есть в списке на корабль, который рано утром отправляется в Нихон.
Да, на какую-то секунду он подумал о том же самом, о чем и она — в порту: не обнаружь Лиска имени Уилла, они смогли бы наконец просто прекратить поиски. Джекоб, конечно же, устыдился этой мысли. Видимо, старшие братья никогда не перестают чувствовать ответственность, особенно если на годы оставляли младших братьев одних. И тут, да, тут пришла и радость — облегчение от того, что Уилл жив, хоть и втянут в войну бессмертных.
— А что с Бастардом и зеркальной девушкой? Они еще с ним?
— Уилл путешествует с женой. И да, Бастард при нем.
Джекоб уперся взглядом в чужеземную ночь. И да, улыбка исчезла. Вероятно, он задавался тем же вопросом, что и Лиса на обратном пути к постоялому двору: неужели его брат сейчас на стороне Игрока?
В поисках они проходили по деревням, где распространялись небылицы о человеке, чья кожа превращается в бледно-зеленый камень. Кажется, это случалось, только когда Уилл гневался, но сомневаться не приходилось: он вновь стал нефритовым гоилом, — а ведь Джекоб рисковал жизнью, чтобы уберечь брата от перевоплощения. И путешествовал Уилл с двумя их злейшими врагами.
— Когда отходит паром?
— Через шесть часов. Вскоре после рассвета.
Они занимались любовью, но умиротворенность, которую Лиса так часто испытывала в последние месяцы, исчезла. Потом они лежали рядом без сна, прислушиваясь к молчанию друг друга. Все будет хорошо. Лиса просто не желала думать иначе. И как бы ни прошла встреча Джекоба с братом, хотелось надеяться, что после этого он наконец освободится от ответственности быть брату сторожем. Обвив Джекоба руками, она почувствовала, как его тепло усыпляет ее. Но во снах ее ждал Уилл. У него было нефритовое лицо, а рядом стояла не девушка из стекла и не гоил, поклявшийся отомстить Джекобу. У человека рядом с Уиллом не было лица. Вместо него было пустое зеркало, и Лиса шептала во сне пугающее ее имя.
Игрок…
2БРАТЬЯ
Первым, кого увидел Джекоб, пробираясь с Лисой в толпе ожидающих у паромного причала, был Бастард. Ничего удивительного: все сторонились гоила. Его избегали даже токкэби, гномоподобные существа, то на одной, то на двух ногах бьющиеся с чайками за отбросы. В порту Дориона никогда не видели человека с каменной кожей и золотыми глазами.
Кто считался самым успешным искателем сокровищ этого мира? Вероятно, чаще всего в ответ прозвучало бы: Джекоб Бесшабашный. Но Бастард составлял ему жесткую конкуренцию и никогда бы не простил Джекобу, что тот хитростью отобрал у него самое ценное магическое оружие, какое только можно сыскать в зазеркальном мире, — арбалет, одной стрелой уничтожавший целые армии, а в руках брата Джекоба — и Темную Фею. Арбалет все еще у брата. Не потому ли Бастард рядом с Уиллом?
Бастард даже не пытался скрывать, что вовсю наслаждается тем почти благоговейным ужасом, с которым его разглядывают. Именем он был обязан малахиту, проступающему разводами на его темной ониксовой коже. Лорды Ониксы обычно топили своих незаконнорожденных детей, но маленький Неррон, как Бастарда звали на самом деле, выжил и теперь шпионил для злейшего врага Ониксов — Кмена, короля гоилов.
Большинство из тех, кто таращился на Бастарда, очевидно, считали его каким-то иноземным демоном, но даже в этой части света слыхали о гоилах и их непобедимом короле.
КОРОЛЬ ГОИЛОВ ПРЕРВАЛ ПЕРЕГОВОРЫ ПО МИРНОМУ УРЕГУЛИРОВАНИЮ КОНФЛИКТА СО СВОИМИ ВРАГАМИ-ЛЮДЬМИ. БАВАРИЯ И ВАЛАХИЯ КАПИТУЛИРУЮТ. ТЕРЕЗА АУСТРИЙСКАЯ КАЗНЕНА ЗА ПОХИЩЕНИЕ СЫНА КМЕНА.
Такие заголовки новостей встречались путникам даже в самых отдаленных деревнях. Темная Фея умерла, но ее былой возлюбленный каждый день доказывал, что для победы над армиями людей в колдовстве фей не нуждается.
Золотой взгляд Бастарда обратился в сторону Джекоба, и тот спрятался за повозку. Разгружающие товар торговцы, охраняющие паланкин правителя наемники, вызывающе накрашенные женщины, красногубой улыбкой предлагающие пришлым матросам компанию на чужбине, — по всем им рыскал золотой взгляд. Долгое время море ограничивало завоевания гоилов. Те страшились водных просторов, но Джекоб не сомневался: восточные владыки оглядывают горизонт с беспокойством, поскольку более десяти тысяч человекогоилов, уже сражающихся за Кмена, подобного страха не ведают. Джекоб знал это не понаслышке. В конце концов, его брат уже бывал одним из них. Вероятно, остается и сейчас.
Он высунулся из-за повозки. Забудь про Бастарда, Джекоб! Он и правда прячется от гоила или боится встретить брата? А вдруг у Уилла золотые глаза? Джекоб поразился, что теперь больше опасается кое-чего другого: вдруг его брат на службе у Игрока.
Лиса подала ему знак, указав на паланкин, который носильщики только что опустили у причала. Рядом стоял Уилл. На лице его не обнаруживалось ни следа нефрита, но при последней их встрече в другом мире он показался Джекобу выше и мощнее. Склонившись к паланкину, Уилл разговаривал с прячущейся за пологом из оранжевого шелка Шестнадцатой. Зажила ли за это время ее зеркальная кожа или покрылась корой, как и кожа ее одеревеневшего в горах Казахии брата? Словно услышав вопрос, Уилл оглянулся. Да, его младший брат изменился. Он повзрослел. А ты что думал, Джекоб? Он убил самую могущественную из фей.
К нему подошла Лиса:
— Мне отвлечь Бастарда?
Джекоб покачал головой. За оранжевым пологом скрывалось кое-что опаснее гоила.
— Держись от паланкина подальше. Обещаешь?
Она лишь окинула его насмешливым взглядом. Странные вещи творит с Джекобом любовь. Он постоянно тревожится о Лиске, но, может, просто за последние годы ему слишком часто приходилось бояться за ее жизнь.
— Иди к нему. Паром скоро отчалит.
Да, Джекоб, чего ты ждешь? Иди. Даже если понятия не имеешь, что сказать брату. Уилл, как поживаешь? Оба твоих спутника уже пытались убить меня?
Неподалеку ждала посадки на паром группа ронинов — самураев, утративших покровительство своего господина, — с островов, куда направлялся корабль. Нихон. Там находился один из самых мощных волшебных мечей этого мира — меч Муракумо, клинком отдающий команды ветру. В Нихоне таится так много волшебных предметов, что у Бастарда явно слюнки текут. Но что нужно брату? Была там и гусеница, чей кокон сдерживает ускоренное старение оборотней. Джекобу о ней когда-то рассказывал Игрок. Конечно. Ольховый эльф вычитывал в лицах смертных не только их самые сокровенные желания, но и то, чего они больше всего боятся. А потом… играл на этом страхе.
Кто-то схватил его за плечо.
— Выискиваешь новых врагов, Бесшабашный? — Бастард улыбался, как всегда, по-волчьи хищно. — Как насчет вон тех? — Он указал на ронинов. — Говорят, они сражаются даже во сне.
В их последнюю встречу гоил выпустил Джекобу в грудь стрелу, а тот, в свою очередь, его обокрал. У обоих не было оснований доверять друг другу.
— Что тебе нужно от моего брата? Дай-ка угадаю. У него арбалет.
— Да ну?! Тогда уж я, видать, давно доставил бы его Кмену вместе с арбалетом, верно? — Бастард сплюнул. — Представляешь, твой братец даже оставил арбалет мне, слишком уж в растрепанных чувствах был из-за того, что им сотворил. В течение трех дней я был самым могущественным смертным в этом мире. Три дня. Хорошие были деньки. А потом… проклятый арбалет растворился в серебряной дымке. Как все волшебные предметы, созданные только для одной задачи и выполнившие ее. И с тобой такое наверняка случалось, так что не пялься на меня, будто ничего не понимаешь.
Да, с Джекобом такое случалось. И не раз. Ему не хотелось себе в этом признаваться, но он верил гоилу. Мощнейшее магическое оружие зазеркального мира было создано с единственной целью — убить фею, и убило. Джекоб был вынужден признать, что рад исчезновению арбалета.
— Тогда почему? — Он взглянул на брата. — Все еще надеешься, что Уилл сделает твоего короля непобедимым?
— Ну да! — Бастард наслаждался, давая Джекобу почувствовать свою неприязнь. — Это его предназначение. Твой брат сомневается в нем не больше меня, но всему свое время. Я заручился его обещанием пойти со мной, как только он уладит кое-какие дела. А твой брат обещания выполняет.
Джекоб не успел возразить.
— Надо же — Бастард! — Лиса так беззвучно возникла за спиной у гоила, словно была в лисьей шкуре.
Бастард оглядел ее с той же неприязнью, какую демонстративно выказывал и Джекобу.
— Лиска. Одета, как всегда, по-мужски. В этих широтах за такое легко поплатиться жизнью.
Лиса не удостоила его ответом. Не спуская глаз с гоила, она придвинулась к Джекобу.
— Паром отправляется через полчаса, — шепнула она ему.
Иди, Джекоб.
Уилл по-прежнему стоял у паланкина. Он обернулся, только когда услышал у себя за спиной шаги брата. О да, Уилл изменился. Но сейчас помнил, кто он, в отличие от того раза, когда нефрит пророс в нем впервые — из-за проклятия Темной Феи. Может, он и убил ее, чтобы отомстить?
Сообразив, кто к нему идет, Уилл, не веря своим глазам, секунду помедлил, а затем кинулся к Джекобу и сжал в объятиях так крепко и надолго, как делал это ребенком.
— Как ты меня нашел?! Уму непостижимо, что ты здесь!
Он отпустил его и обнял вновь.
— Это она тебя нашла.
Лиса нерешительно приблизилась к братьям, но Уилл обнял ее почти так же сердечно, как и Джекоба. Эти двое не всегда ладили друг с другом, но теперь их объединяло то, что оба порой меняли обличье.
Гоил встал рядом с братом Джекоба, словно стоял там всегда. «Не стоит обманываться, Джекоб Бесшабашный, — глумился его взгляд. — Он — один из нас». Уилл тоже, казалось, полностью доверял Бастарду. Неужели он уже больше гоил, чем человек? Глядя на него — и не скажешь. Что пережил его брат с тех пор, как они виделись в последний раз, кроме того, что погубил Фею? Что бы ни пережил — рядом с ним был не он, а гоил.
Спроси его. Спроси, Джекоб, как Уилл относится к Игроку. Но они всегда были горазды разговаривать не о том, что по-настоящему важно, и Джекобу не хотелось говорить об ольховом эльфе при гоиле. Чего доброго, Бастард по его голосу заметит, как он боится Игрока. Так что вместо этого Джекоб показал на паром:
— Почему в Нихон?
Уилл взглянул на паланкин. Неужели то, что Джекоб видит в его глазах, — это любовь?! Любовь к чему?! К штуковине из зеркального стекла и серебра?!
— Ее кожа деревенеет. Проклятие все еще действует, хотя…
Брату не нужно было договаривать фразу до конца: «…хотя я убил Фею». Он ведь сделал это не ради Шестнадцатой, нет?
Джекоб взглянул на паланкин, и в эту секунду полог едва заметно шевельнулся. Хорошая новость, что проклятие еще действует. Если оно уродует создания Игрока, может, оно, сотворив то же самое и с самим Игроком, удержит его в другом мире.
Схватив Джекоба за руку, Уилл повлек его за собой. Бастард собрался последовать за ними, но в конце концов, как и Лиса, остался у причала. Хотя и не спускал с братьев глаз.
Уилл остановился среди ящиков, громоздящихся у причалов.
— Шестнадцатая говорит, что в Нихоне есть еще одно зеркало, — шепнул он Джекобу. — Она говорит, что чувствует их все.
— Ну разумеется, она сделана из того же стекла. — Джекобу не удалось скрыть отвращение. Он слишком хорошо помнил, как застыло, покрывшись серебром, лицо Лисы после прикосновения брата Шестнадцатой.
— Это не ее вина!
О небо! Брат и правда влюблен.
— Мне нужно вернуться в наш мир, чтобы посмотреть, как там Клара. Это долгая история. Игрок мне солгал. Но я найду его и потребую помочь Шестнадцатой.
Потребую? Помочь? Стоит ли ему объяснять, что Игрок дорого берет за помощь? И все же Джекоб испытывал облегчение. Похоже, Шестнадцатая затаила обиду на своего господина за то, что он отправил ее в этот мир, а Уилл, видать, понял, что ольховому эльфу доверять нельзя. Игрок мне солгал. Еще бы!
Матросы замахали руками, призывая первых пассажиров на борт. Носильщики паланкина стали оглядываться в поисках Уилла.
— Шестнадцатая говорит, что зеркало принадлежит другому ольховому эльфу. Старому врагу Игрока. Он называет себя Воином, и сразу после…
Сразу после… Он избегал говорить о содеянном, будто от этого все случилось бы еще раз.
— Уилл. — Джекоб взял его за руку. — У Феи на совести тысячи.
Уилл только кивнул:
— Расскажи мне о том, другом эльфе. Значит, он уже в этом мире?
— Да. Шестнадцатая говорит, они все возвращаются.
Плохие новости. Пока Игрок оставался в другом мире, Джекоб, по крайней мере, мог тешить себя иллюзиями, что им с Лисой удастся спрятаться от него. Теперь изгнание закончилось, но радость от этого не заставит ольхового эльфа забыть о долге Лисы и Джекоба.
Уилл неотрывно смотрел на море, погруженный в воспоминания, которых Джекоб разглядеть не мог. Когда-нибудь Джекоб спросит его, как он убил фею. Но не сейчас. Нет. По глазам брата Джекоб видел, что у того не найдется слов объяснить содеянное и что Уилл всем сердцем хотел бы все исправить. Ничего удивительного. Его соблазнил пойти на это Игрок. В помощи эльфа всегда скрывался подвох, словно серебряный крючок под наживкой на удочке.
— Шестнадцатая считает, что другой ольховый эльф даст нам воспользоваться своим зеркалом, если взамен она пообещает ему какую-нибудь информацию об Игроке. Эти двое, похоже, давно стали врагами.
Это был не план, а сущее безумие.
— Разве Шестнадцатая ничего не рассказывала тебе о своем создателе? Игрок так же опасен, как Фея. И гораздо более коварен. Я уверен, что этот твой Воин не лучше! Если он и поможет, то его услуга тебе дорого обойдется!
Это прозвучало как наставление старшего брата. Заткнись, Джекоб. Просто заткнись! Взгляд Уилла говорил то же самое.
— Он солгал мне. Он наслал на Клару сон Белоснежки, а меня уверил, что это дело рук Темной Феи.
Ну конечно. Уиллу только задури голову, что он спасает мир или подругу, и он уже мчится вперед на всех парах. Игроку сердца смертных читать легче, чем какую-нибудь инструкцию по эксплуатации.
— Поверь мне! — На этот раз Уилл обнял его несколько прохладнее. — Я знаю, что делаю. Брат, я — взрослый человек! До встречи. Здесь или в другом мире.
Джекоб хотел взять его за руку, как он очень часто делал, когда они были детьми. Уилл, постой! Он еще даже не рассказал брату, что встречался с отцом… Но тот уже направился к парому. Носильщики подняли паланкин на плечи, и Уилл пошел за ними. «Джекоб, присматривай за Уиллом!» Как же он ненавидел, когда мать говорила это. Но чаще всего присматривал.
Я взрослый человек. Да, Уилл взрослый, и давно. Джекобу больше не приходится рассказывать ему истории про этот мир. Уилл уже пишет в Зазеркалье свои собственные, а что до отца, то, пожалуй, лучше просто забыть о нем так же, как тот забыл о них.
С оплатой можешь повременить. Но ты заплатишь. Джекобу так явственно послышался голос Игрока, словно ольховый эльф обитал в его душе. Нынче пеку, завтра пиво варю, у королевы первенца отберу. А что, если Шестнадцатая все еще служит своему создателю? Что, если она дала знать Игроку, что видела их с Лисой? Занимаясь с ней любовью, он слишком часто думал об ольховом эльфе. Интересно, Лису посещали те же мысли? Он радовался тому, что много лет назад она попросила одну ведьму показать ей, как избегать беременности.
Ронины поднялись на борт.
У твоей Лиски будут чудесные дети. Надеюсь, вы не станете с этим тянуть. Как нелепо, что это воспоминание заставило его сердце биться чаще. Будто бы ольховый эльф, стоя у него за спиной, прошептал эти слова ему на ухо.
— Говорят, в Нихоне водятся очень могущественные лисы.
Джекоб резко обернулся, хотя за спиной у него стояла Лиса, а не ольховый эльф. Могущественные лисы и коконы бабочек, которые продлевают жизнь оборотням. Нет, Джекоб.Об этом тебе рассказал Игрок. Веское основание никогда не ездить в Нихон. Притянув Лису к себе, он зарылся лицом в ее волосы. У твоей Лиски будут чудесные дети.
Она подняла ладонь. Ржаво-красная печать хной на тыльной стороне изображала журавля в круге солнечного диска.
— Печать тебе поставят там. — Она указала на барак рядом с причалом. — Наш проезд я уже оплатила.
Джекоб хотел возразить, но она прижала ладонь к его губам:
— Гоил рассказал мне, что твой брат ищет какого-то ольхового эльфа, давнего врага Игрока. Может, тот поведает нам, как выйти из сделки.
В ее глазах Джекобу померещился страх, которого он никогда прежде у нее не видел. Она ведь не беременна? Спросить он не отважился. У твоей Лиски будут чудесные дети.
— Нет, — шепнула она ему. — Я не беременна, но хочу когда-нибудь забеременеть, так что давай используем эту возможность. Своих врагов нужно знать так же хорошо, как своих друзей. Разве это не твои слова?
Да, и все же однажды он чуть жизнью не поплатился за то, что слишком хорошо знал свою бессмертную противницу.
Стоя на палубе, у поручней, на них смотрел Уилл.
— Нихон еще называют Лисьими островами. — Ей и правда нравилась эта идея. А он-то считал себя единственным, кто постоянно думает об Игроке.
— Ольховый эльф называет себя Воином. — Он погладил ее по рыжим волосам. — Неужели стоит по своей воле встречаться с тем, кого так зовут?
Она рассмеялась. И поцеловала его.
— Ты в самом деле хочешь сбежать, Джекоб Бесшабашный, — шепнула она ему. — Что я вижу! Ты хочешь спрятаться от ольхового эльфа, как заяц!
— Нет, как умный лис.
Ее лицо посерьезнело. Она смотрела на горы, откуда они пришли в старый портовый город, — словно пыталась вызвать в памяти тот долгий путь и все те дни и ночи, что привели их сюда. Затем она взглянула на корабль:
— По-моему, «Воин» звучит многообещающе. — Она прогнала токкэби, который пытался залезть в карман ее куртки. — Иди поставь печать. Они скоро отчалят. Или тебе рассказать про все магические вещицы Нихона?
3ВСЕГО ЛИШЬ МЕРТВЕЦ
Носильщики опустили паланкин у одной из корабельных мачт. Лиса не могла оторвать взгляд от него. Она хорошо помнила илистый пруд, в котором они с Джекобом очутились, спасаясь бегством, когда Шестнадцатая гнала их, как кроликов. Ты не успеешь, лисья сестра. Как она растопырила смертоносные пальцы. Словно кошка, предвкушающая, как вонзит в мышь когти. Думала ли тогда Лиса, что вскоре они последуют за посланной Игроком убийцей в надежде узнать, как им защититься от него? Нет. И все же чутье по-прежнему подсказывало Лисе: они правильно поступили, поднявшись на этот паром.
Джекоб стоял с Уиллом, облокотившись на поручни, хотя при виде волн у него начиналась морская болезнь. Доверял ли он брату, несмотря на то что тот путешествует с Шестнадцатой и Бастардом? Они разговаривали с тех пор, как отчалил паром. Рассказал ли Джекоб Уиллу, как Джон Бесшабашный сбежал на украденном у царя ковре-самолете? Признался ли Уиллу, какую боль испытал, когда его вновь использовали и бросили в беде? Нет, Джекобу было трудно говорить об этой боли, и оба брата то и дело замолкали, будто у них язык не поворачивался произнести слишком многое. Не сообщила ли Шестнадцатая Уиллу по секрету что-нибудь важное об Игроке, что могло бы им помочь? Рассказал ли Джекоб брату, что они должны отдать ольховому эльфу своего первенца? Нет. Он никогда не говорит о том, чего боится, но разве и она сама не такая же?
За ясной лунной ночью наступило хмурое холодное утро. Над волнами висели клочья тумана, и Хонгук давно уже скрылся из виду. «Южная Корея, — ответил Джекоб, когда Лиса спросила его, как называется это древнее королевство в его мире. — Еще одна страна, которую я впервые посещаю за зеркалами. Твой мир я знаю намного лучше своего».
Как только они отплыли, один из матросов взобрался на мачту, но подзорную трубу направил не на линию горизонта, а на волны. Лисе не пришлось долго гадать, что он с таким озабоченным видом высматривает в воде.
— Фунаюрэй-и-и! [1]
Лисе было любопытно, какое существо вызвало такой ужас, что пассажиры тут же отпрянули от поручней. Но из утренней дымки вынырнула всего лишь рыбачья лодка, и впередсмотрящий дал отбой. Похоже, переправа из Хонгука в Нихон считалась делом опасным. Впередсмотрящий еще не раз объявлял тревогу, но им не встречалось ничего опаснее косяка летучих рыб, а ронины при всех криках с мачты оставались настолько невозмутимыми, что Лиса уже смотрела только на них, когда матросу опять мерещилось что-то ужасающее. «Самая опасная тварь сидит там, в паланкине!» — захотелось ей наконец крикнуть дозорному на мачте, и, даже когда вдалеке из волн поднялось серебристое туловище гигантского морского змея и его красота заставила большинство пассажиров забыть о страхе, Лисе чудилось только серебро, в которое ее некогда превратил брат Шестнадцатой.
Морской змей, извиваясь, поплыл прочь, не обращая на корабль никакого внимания, и носильщики паланкина отходили от ужаса, выстроившись в очередь к старику, на носу корабля наливавшему пассажирам горячий суп по распоряжению капитана. Предоставлялся удобный случай, а Лиса только этого и ждала.
Полог паланкина смотрелся дорого лишь издали. Шелк был не очень чистым и местами прохудился. «А те, кто из стекла, что-нибудь едят?» — спрашивала себя Лиса, медленно приближаясь к паланкину. Она помнила взгляд Шестнадцатой — без всякого сочувствия к страху жертвы, почти насмешливый. Серебряный кинжал Игрока… Какое из краденых лиц она явила Уиллу или он влюбился во все? Лиса остановилась на достаточном удалении от паланкина, ровно там, где сидящая не могла дотронуться до нее.
— Лиса. Пришла, чтобы насладиться моим несчастьем?
Разумеется, она узнала Лису, ведь лица — это ее конек.
— Зачем мне это? Я слышала, мы теперь на одной стороне. Хотя верится с трудом. Я не забыла, кто тебя создал.
Рука отдернула полог настолько, чтобы Лиса могла заглянуть внутрь. Лицо Шестнадцатой было из дерева и стекла. На щеках и затылке наросла древесная кора.
— Тот, кто меня создал, сотворил со мной и все это. Левая рука у меня деревянная, а брат мертв.
Брат… У тебя нет братьев, — хотела сказать Лиса. Но кто определит, что значит это слово? К двум собственным старшим братьям она испытывала отвращение, хотя у них была одна мать.
Уилл заметил, что Лиса стоит у паланкина. Оставаясь рядом с братом, он не спускал с нее глаз.
Лиса, спроси ее!
— Игрок все еще в другом мире или тоже вернулся, как тот ольховый эльф, о котором ты рассказывала Уиллу?
Ответить Шестнадцатая не успела. Впередсмотрящий закричал вновь, но на этот раз он указывал не в море, а на палубу. Рядом с грот-мачтой постепенно вырисовывался человеческий силуэт, — казалось, такую форму, сгущаясь, принимал поднимающийся от воды туман. Даже матросы в ужасе отшатнулись, и один из них едва не свалился за борт.
Бастард словно понимал, что это за явление. Растолкав всех стоящих между ним и Уиллом, он выхватил саблю и заслонил брата Джекоба собой. Но никакое оружие не могло нанести вреда молодому, бледнее тумана красавцу, который внезапно оказался у мачты. На нем были тюрбан и туника, какие носили в глубокой древности.
— Почему все кричат? — спросила Шестнадцатая.
— Это всего лишь призрак. — Лисе встречалось слишком много мертвецов, чтобы они настораживали ее больше, чем живые люди. Не шелохнулись и ронины, но лица их застыли в благоговении — перед смертью и теми, кто возвращается из ее царства.
Бастард оказался прав, заслонив Уилла. Не обращая внимания ни на кого, кроме брата Джекоба, призрак медленно приближался к нему — беззвучным, невесомым шагом. Джекоб, как и гоил, обнажил саблю, но в помощи Уилл не нуждался. Отодвинув Бастарда, он неподвижно ждал призрак. Нефрит проявился совершенно естественно: так на солнце кожу покрывает загар. И на каменеющем лице Уилла не было заметно и тени страха. Только вина. И боль.
— Как тебе мир без моей темной госпожи, палач фей? — Призрачный юноша остановился перед Уиллом. Казалось, что слова слетали не с его губ. Эти слова, пропитанные солью и влагой, будто шептал ветер, и сотканы они были из гнева.
— Скажи тем, для кого ты ее убил, что она не забыта! И услышь обещание Хитиры: никогда больше в твоей жизни не будет радости, потому что я буду ждать тебя в твоих снах.
Лиса встала рядом с Джекобом, и призрак окинул ее внимательным взглядом, смысла которого она не понимала. Нить на ее запястье сделалась прохладной, как роса, тогда как гнев на прозрачном лице юноши сменился улыбкой. Склонившись перед Лисой так низко, что она едва не ответила на поклон, мертвец со вздохом растворился в воздухе. Вместо него появился черный мотылек размером с ладонь Лиски с белыми, как череп, пятнышками на потрепанных крыльях, и, вспорхнув прочь, затерялся в парусах.
Нефрит на коже Уилла исчез так же быстро, как и появился, а гоил настолько грубо прикрикнул на всех, кто в замешательстве по-прежнему глазел на него, что они, понизив голос, продолжили обсуждать происшедшее на другом конце парома. Понял ли кто-нибудь из них, кого имел в виду мертвец, говоря о своей темной госпоже? Вероятно, нет.
Ронины наблюдали за появлением призрака с той же невозмутимостью, с какой выслушивали сигналы тревоги впередсмотрящего, но преображение Уилла явно впечатлило их гораздо сильнее. Они не выпускали его из виду и, похоже, задавались вопросом, в каком родстве он с гоилом. А кем теперь считает себя сам Уилл — гоилом или человеком?
Бастард не воспринимал призраков с таким же бесстрастием, как ронины. Саблю в ножны он возвращал нетвердой рукой.
— Полагаю, ты узнал его?
Уилл кивнул.
Как тебе мир без моей темной госпожи, палач фей?
Развернувшись, он пошел к паланкину, словно там его ждала единственная опора.
Джекоб прислонился спиной к поручням. Он уже сильно страдал от морской болезни. Он ненавидел путешествовать на кораблях, но его бледность была явно связана и с появлением мертвеца.
— Чей это был призрак? — спросил он у Бастарда. — Выкладывай уже. У тебя же прямо язык чешется рассказать.
Бастард сунул что-то в рот. Он тоже избегал смотреть на волны. По слухам, гоилы выращивали какие-то грибы, смягчающие водобоязнь.
— Этот-то? Да кучер Темной Феи. Кажется, при жизни он был ей любовником. Он пытался ее защитить, но твой брат хорошо прицелился.
Лиса закрыла глаза. От нити на запястье ее по-прежнему знобило, как на морозе, и на какой-то миг ей почудилось, что в грудь вонзается стрела арбалета. Темная не нашла способ спастись, потому что до последнего доверяла Уиллу? Ее кучер, наверное, знал ответ. Как же холодно!
Ветер крепчал, словно призрак, исчезнув, оставил им свой гнев, и Джекоб ругался последними словами, когда корабль нырял носом в волны. «Проклятье, Лиса! — говорил его взгляд. — Я не хотел в Нихон».
— Я думал, мотыльки умерли вместе с Темной, — сказал он.
Они были ее смертоносными спутниками и вроде бы душами ее мертвых возлюбленных.
— Может, кучер был ее любимчиком и она еще успела снабдить его какой-то защитой, перед тем как твой брат… — Бастард изобразил человека, стреляющего из арбалета.
Джекоб поискал взглядом Лису, будто она могла уберечь его от видений, вызванных пантомимой гоила. Лиса не рассказала ему, что видения часто посещают и ее, с тех пор как она подобрала нить, которую нашла рядом с мертвой Феей. Видения подкарауливали в зацветших прудах и ручьях, даже в порту, в грязной воде, омывавшей паромный причал. Лиса видела не только кончину Феи. Иногда — озеро с лилиями и остров, где Темная жила со своими сестрами, пока не оставила их ради Кмена. Кмен. Порой вода показывала Лисе короля гоилов так явственно, что она оборачивалась, ища его. Почему Лиса не рассказывала Джекобу об этих видениях? И о том, что иногда будто бы чувствует стрелу арбалета в груди? Потому что знала, что он скажет. Лиса,выбрось золотую нить! Но она не могла просто взять и выбросить ее. Она водила пальцами по нити, пока Джекоб с Бастардом спорили о том, как им защитить Уилла от призрака. Она часто ловила себя на том, что водит по золотой нити пальцами. Она ощущала в ней жизнь, красоту, силу и любовь. Прежде всего любовь. И порой Лисе казалось — за это Джекоб наверняка поднял бы ее на смех, — будто нить защищает то, что оставила после себя Темная Фея: всю любовь на свете, и ту, что есть у них с Джекобом, тоже.
С мачты что-то прокричал впередсмотрящий, но на этот раз в голосе его слышалось облегчение. На горизонте показались несколько островов. Они вырастали в море, похожие на ожерелье из зеленого нефрита.
Лисьи острова. Лису переполняли любопытство и надежда, но не оставляло и предчувствие надвигающейся опасности.
4ЯНАГИТА ХИДЕО
Когда же, пробери их вонь всех лавовых ящериц, Щенок скажет старшему брату, чтобы катился к черту? Неррон не единожды подумывал незаметно столкнуть того за борт, но Щенок наверняка прыгнул бы следом. И так, когда паром причалил, они сошли на берег впятером.
Зачем? Разве не прекрасно они со Щенком ладили без этого невероятного Джекоба Бесшабашного? Словом «счастливый» Неррон себя обычно не описывал: в его глазах счастье было возможно лишь в паре с глупостью. Однако в последние месяцы он опасно приблизился к этому состоянию. Просто у Щенка была манера незаметно прокрадываться людям в душу, даже если душа каменная. Его безграничное доверие, дружба, которую он, словно теплое покрывало, набрасывал на ониксовые плечи Неррона, уважение, которого тому даже не пришлось особенно добиваться. Все это вместе вызывало у Бастарда очень странные и незнакомые ощущения, наполнявшие его одновременно ужасом и — да, проклятье, он просто не мог назвать это никак иначе! — счастьем. Единственным живым существом, даровавшим ему когда-либо такое же безусловное принятие, была мать. Но разве есть у матери выбор?
Бастард и Щенок… Звучало так, будто они всегда были вместе. Даже малахит в собственной ониксовой коже уже казался Неррону не изъяном, а особенностью, такой же, как нефрит для Уилла Бесшабашного, делавший того в гневе своим для Бастарда. Но при этом Неррон всегда помнил, кто такой Щенок: в первую очередь герой из сказок его детства, нефритовый гоил, который сделает своего короля непобедимым. Ладно, Кмен завоевывал одну страну за другой, но хорошие времена никогда не длятся долго. Грядут другие времена — мрачные, и тому есть все признаки, поскольку с каждой победой множится и число их врагов. И что тогда? Тогда Кмену понадобится нефритовый гоил, а до тех пор Бастард будет хорошенько присматривать за ним.
Давалось это не легко. Стеклянная гадюка прекрасно умела заставить Щенка забыть, для чего он рожден. Шестнадцатая… Чертовски жаль, что Фея ее не убила. Печальное зрелище — видеть, как Щенок ее боготворит. Разумеется, Неррон притворялся, что разделяет это поклонение. Он не слишком разбирался в дружбе, но осознавал, что Щенок прогнал бы Бастарда, расскажи тот, что на самом деле думает о Шестнадцатой. Оставалось загадкой, что Щенок в ней находил. Кора так изуродовала ее, что с тем же успехом можно было ласкать и дерево. Отделав его несколькими осколками зеркала. Но — не раз говорил себе Неррон, призывая к терпению, — в любом случае явно лучше не торопиться и доставить Щенка Кмену немного позже. Как-никак нефритовый гоил убил возлюбленную короля. С другой стороны — что значит былая любовь в сравнении с перспективой стать непобедимым?
Да, лучше еще несколько месяцев подождать, успокаивал себя Неррон, спускаясь с корабля вслед за паланкином. А может, еще лучше вернуть нефритового гоила Кмену, только когда настанут тяжелые времена? К тому же тогда у Неррона появился бы шанс последовать за Щенком в другой мир, если они действительно найдут зеркало. В конце концов, ему нужно проследить за тем, чтобы этот дурак вернулся. Да, конечно, Неррону нужно следовать за ним. Новый мир… Он с детства мечтал найти его за какой-нибудь заколдованной дверью! Но во снах он делал это в одиночку, а не плечом к плечу с другом.
Плечом к плечу с другом… Слышал бы ты себя, Бастард!
Неррон едва не расхохотался. Бухту, где пришвартовался паром, окружали зеленые горы и некоторое количество домов, скорее напоминающих сонную деревушку, чем портовый город. Не важно. Так приятно было наконец-то вновь почувствовать под сапогами твердую почву, пусть даже сразу за ним на берег сошел Джекоб Бесшабашный. Этот уж наверняка скоро позаботится о том, чтобы омрачить счастье Бастарда.
Никто из них не говорил на языке этой страны. Но у причалов среди проституток с набеленными лицами и подобострастно улыбающихся носильщиков ожидали и мужчины, предлагающие услуги проводников и переводчиков. Некоторые из них были ронинами, как и воины, что плыли с ними на пароме, но большинство — обычными людьми в латаной-перелатаной одежде, какую повсюду в мире можно увидеть на тех, кто не родился ребенком властителей или воинов.
Джекоб Бесшабашный направился к тому самому человеку, которого в качестве проводника выбрал бы и Бастард, — дюжему молодому великану, старающемуся придать лицу учтивое выражение, хотя долгое ожидание в порту ему явно наскучило. Скука посещает лишь тех, кто обладает изрядной долей ума и фантазии. На шее, у мясистого затылка, и на мощных руках Неррон разглядел фрагменты татуировок. Все остальное массивное туловище скрывалось под простой темной туникой и широкими штанами, какие были на большинстве ожидающих. Даже ронины на пароме ходили в таких же широких, бесформенных штанах, очень неудобных для воинов, как полагал Неррон, — не то что его собственная прилегающая одежда из кожи ящериц. И все же о боевом искусстве жителей Нихона ходили легенды, даже если по их одеянию этого и не скажешь.
С пришельцем с запада молодой великан общался, похоже, без особых затруднений. Когда Бесшабашный показал ему сначала на паланкин, а затем на остальных членов группы, богатырь с кротким взглядом изо всех сил старался не глазеть на Неррона. А вот Лиса бесспорно произвела на эту гору плоти потрясающий эффект. Он смотрел на нее, не в силах оторвать глаз, но в конце концов, несколько раз кивнув, под завистливыми взглядами собратьев по цеху ретиво бросился за Бесшабашным к паланкину. Когда Неррон к ним присоединился, эта глыба на беглом альбийском объясняла Бесшабашному, где купить коней и ослов. Затем, поприветствовав Лису на лотарингском, он поклонился ей явно гораздо ниже, чем всем остальным, а к Неррону обратился на действительно правильном гоильском.
— Позвольте наконец представиться и мне. Меня зовут Янагита Хидео, — пояснил он с улыбкой, приветливой и в то же время такой же непроницаемой, как сокровищницы лордов Ониксов.
— Ваш высокочтимый брат, — сказал он Щенку, так старательно отводя взгляд от паланкина, будто хотел продемонстрировать задернутому пологу свое почтение, — сообщил мне, что вы едете в Какею. Обычно дорога туда занимает пять дней, но, к сожалению, придется сделать крюк. В окрестностях Оми сражаются между собой кланы Мицуно и Икеда, поскольку первый поддерживает сёгуна, а второй — императорский дом. Простите, что докучаю вам политическими распрями моей страны, но наша императрица стара и больна, а наследник престола еще слишком юн…
Последние слова Янагита Хидео пояснять не стал. Он обоснованно исходил из того, что чужеземцы понимают, какие опасности для страны влечет за собой отречение многолетней правительницы.
— Будет ли мне позволено спросить, для чего вы едете в Какею? — Он склонил голову, как бы извиняясь за бестактное любопытство. — Я обязан заявить в императорские ведомства, с какой целью вы посещаете нашу страну.
Неррон заметил, как Щенок пытается поймать взгляд старшего брата. Старые привычки умирают медленно, даже если у тебя нефритовая кожа.
— Мы собираемся доставить жену моего брата к одному из ваших святилищ, — сказал Бесшабашный. — Об их целительной силе знают даже на нашей далекой родине.
Ну разумеется. Он же отменный лжец. Берет густой отвар лжи, сдабривает щепоткой правды — и блюдо готово: ложью и не пахнет. Проглотив его без колебаний, Янагита Хидео все же взглянул на паланкин с легким беспокойством.
— Это не заразно, — заверил его Щенок, игнорируя предостерегающий взгляд брата. — Кто-то проклял ее.
А вот это он зря.
— Священным проклятием! — быстро прибавил Неррон. — Она коснулась священного дерева и теперь превращается в его подобие. Мы прослышали, что боги Нихона живут в деревьях, горах и реках, вот и надеемся, что один из них сможет вернуть ей облик человека.
О том, что, вообще-то, жена Щенка из стекла, лучше, пожалуй, не упоминать.
Облегчение на лице проводника доказывало, что Неррон оценил его верно. Как пригодилось, что много лет назад он, воруя у одного монаха из Нихона магические амулеты, как бы между прочим расспрашивал того о его островах.
— Священное дерево! — благоговейно понизил голос Янагита Хидео. — И что это было за дерево? Сакаки?
— Серебряная ольха, — донеслось из паланкина.
— А! — кивнул Янагита Хидео, будто это все объясняло. — Наверное, так у вас называется ханноки. Я слышал, что к этим деревьям, несмотря на их красоту, лучше не приближаться.
Он еще раз кивнул, словно на все вопросы получил удовлетворительные ответы.
— Наш путь будет проходить по горам Мисаса, — продолжил он. — Там водится множество ёкаев: карасу-тэнгу, мудзина, кицунэ… — он мельком взглянул на Лису, — и много юрэев… сердитых духов умерших.
Бесшабашный полез в карман. Насколько Неррон мог разглядеть, он протянул проводнику не золотые талеры, которые в необъяснимых количествах вытаскивал из карманов прежде, а русские серебряные дукаты.
— Не обижайте меня, пожалуйста, Бесшабашный-сан, — сказал Янагита Хидео, отстраняя руку Джекоба с деньгами. — Я перечисляю эти опасности вовсе не для того, чтобы неоправданно поднять цену на свои услуги. Признаю, что столь бесчестное поведение, — он взглянул на других проводников, — вполне можно встретить и на этих островах, но меня побудило иное. Вы на моей родине чужаки, и прежде, чем вы вверите себя моему попечению, я должен обратить ваше внимание на опасности. Я не воин, но буду защищать вас, как сумею, и проведу вас к месту назначения безопасным путем.
Эта гора плоти, на взгляд Неррона, слишком уж подчеркивала свою честность, но вид других кандидатов тоже особого доверия не вызывал. Что до опасностей, которые так заботливо перечислил Янагита Хидео, — ну хорошо, им следует быть начеку. И что? Неррон все еще жив только потому, что усвоил это и действовал так, с тех пор как научился ходить.
Янагита Хидео по-прежнему очень старался не таращиться на гоила, но после того, как таможенники наконец пропустили их не глядя, Неррон все-таки поймал его за этим.
— Что уставился? — накинулся он на проводника. — Нет, я не дотрагивался ни до одного из ваших священных камней. Я с такой кожей родился. Но если твоих соотечественников это успокоит, передай им, что это из-за ваших камней.
О камнях ему тоже рассказал монах. Якобы они лежат повсюду на обочинах. Янагита Хидео наверняка счел неуважительным то, как Бастард говорит о святынях его островов. Но в лице проводника не отразилось никаких эмоций.
— Вы не ошибаетесь, Неррон-сан. До вас мне не попадался ни один представитель вашего вида, — со спокойным достоинством ответил он. — Но даже в Нихоне слышали о великом Кмене, который поставил на колени Аустрию и заставил Альбион и Лотарингию забыть давнюю вражду. Наши газеты сообщали о его походах в Валахию и Баварию, двух завоеваниях за пять месяцев. На поле боя с королем гоилов никому не сравниться. Многие наши самураи восхищаются им, и только в прошлом месяце сотня ронинов отправилась в Виенну, чтобы предложить ему свои услуги.
Эти слова из уст настолько постороннего человека вызвали у Неррона неприятное чувство, оттого что в последние месяцы он не слишком хорошо служил своему королю. Но ведь он, в конце концов, печется о нефритовом гоиле, а тем самым о воплощенной гарантии непобедимости Кмена.
Щенок отвел взгляд. Может, он думает о Кровавой Свадьбе и о том, как защитил короля, рискуя собственной жизнью? Неррон взял с него обещание вернуться с ним к Кмену, но взгляд Щенка опять был прикован к паланкину.
— Джекоб, пора бы идти. Ей срочно нужна гостиница и кровать!
Бесшабашный с Лиской переглянулись, что ускользнуло от Уилла, но не от Бастарда, и на какую-то долю секунды Неррон испытал к стеклянной гадюке что-то похожее на сочувствие. «Бездушная вещь, — говорил взгляд Бесшабашного. — Мой брат — влюбленный дурак».
Выбирать провизию они предоставили Хидео, так как большинство кушаний, продающихся в районе порта, было им незнакомо. Мохнатые лошади, приобретенные по совету проводника, были сильными, но едва ли крупнее осла, на которого тот сел сам. На фоне сероухого Янагита Хидео смотрелся еще массивнее, но наездник, похоже, пришелся ослу по душе, и тот так проворно трусил вперед, будто нес на спине мешок перьев.
Когда путники покидали порт, некоторые из тех, кто предлагал им свои услуги, прокричали вслед их проводнику какое-то прозвище.
— Нуппеппо… Почему они это кричат? — спросил Неррон, когда они повернули на узкую немощеную улочку, ведущую в окружающие бухту зеленые горы.
— Так зовут одного ёкая, которого можно встретить в заброшенных храмах. Они любят утверждать, что он похож на меня. Я предпочитаю имя, данное мне родителями. — Янагита Хидео бросил на Неррона взгляд, не скрывающий, как он задет. — Люди часто жестоки друг к другу. Среди вашего вида тоже, Неррон-сан?
— В юности меня звали Сиворожим, — отозвался Бастард. — Я ответил на твой вопрос?
5В ЧУЖИХ ЛЕСАХ
Лиса дивилась тому, насколько густым и протяженным был горный лес, по которому они уже несколько часов ехали вслед за Янагитой Хидео и его ослом. Она не ожидала увидеть на острове подобные леса. Листья у нее под ногами были влажными от дождя, а толстый, пружинящий слой мха приглушал стук копыт их коней. Темная пушистая зелень покрывала каждый камень, каждый древесный корень, да даже сучья над их головами, и уже скоро Лисе с трудом верилось, что она в Нихоне впервые. Сердце говорило ей другое. Лес, который Янагита Хидео пересекал в почтительном молчании, казался ей таким знакомым, будто лисица исходила его вдоль и поперек множество раз. Будто она его намечтала. Тропинки были очень узкими, так что ехали они гуськом, часто огибая упавшие гигантские деревья, окруженные молодыми деревцами, посаженными не человеком, а самим лесом. Это не облегчало задачу носильщикам паланкина, но даже они выражали свое изнеможение приглушенными голосами, не желая нарушать тишину вокруг. Тишина не была гнетущей, знакомой Лисе по заколдованным лесам ее родины, а дышала на редкость умиротворяющей магией. Похоже, никто не валил деревья, чтобы строить из них корабли или дома или пускать их на дрова. Многие деревья она хорошо знала, но среди дубов, буков и сосен росли те, что были ей неведомы. Так же обстояло дело и с попадающимися на пути животными. Бобры, белки, барсуки, даже дичь на первый взгляд не отличались от животных ее родины, но, приглядевшись, она каждый раз замечала, что мех у них немного иного цвета и животные эти чуть более изящны.
— Янагита-сан, — наконец вполголоса обратилась Лиса к проводнику (один матрос на пароме объяснил ей, что в Нихоне сначала называют фамилию), — а кому принадлежит этот лес? Такое впечатление, что здесь никто не рубит деревья.
— О, это Говорящий Лес, госпожа, — отозвался Хидео с улыбкой, как бы прощающей Лисе ее невежество. — Он принадлежит лишь самому себе. Деревья сами себе хозяева и очень могущественны. Даже если их валит возраст, они остаются частью леса и питают своей разлагающейся древесиной молодые деревья. Многие из них старше самых почтенных семейств Нихона и даже нашего императорского дома. Было бы крайне глупо и очень легкомысленно обходиться с ними непочтительно, а то и вовсе срубить, потому что другие забьют вас ветвями до смерти!
И Хидео вновь погрузился в задумчивое молчание, в каком ехал перед ними уже несколько часов. Лисе очень хотелось спросить и о том, почему его острова еще называют Лисьими, но ответ в конце концов нашелся сам собой.
Лисица, вдруг возникшая на их узкой тропе, лишь на первый взгляд напоминала ту, которой Лиса была обязана меховым платьем — подарком за то, что защитила ее детенышей от своих братьев. Мех появившейся перед ними лисицы был гораздо темнее, и, к изумлению Лиски, та оказалась обладательницей трех роскошных пушистых хвостов.
Янагита Хидео поспешно осадил осла и благоговейно склонил голову, а лисица окинула их всех невозмутимым взглядом и исчезла в лесу. Вскоре Уилл попросил сделать для Шестнадцатой привал, и Лиса, не в силах больше сдерживать любопытство, пошла за Хидео, когда тот отправился поить осла к ручью, лениво струящемуся по камням, заросшим мхом.
— Янагита-сан, вы приветствовали встретившуюся нам лисицу поклоном, — сказала она, пристроив свою лошадь на водопой рядом с сероухим. — У меня на родине на лис охотятся и убивают их. Ваши острова называют Лисьими, потому что их здесь почитают?
Проводник одарил ее загадочной улыбкой. Она казалась почти заговорщицкой — будто бы им обоим известен какой-то секрет.
— О да! Лисы Нихона очень могущественны, — сказал он. — Мы почитаем и боимся их, особенно если они посвящают себя служению какому-нибудь правителю или мстят за несправедливость по отношению к любому из их сородичей. Я уверен, что лисы вашей родины тоже обладают большой силой, на них наверняка потому и охотятся! — Из седельной сумки он достал маленькую глиняную фигурку. Она напоминала сидящую лису, но с черным мехом и красными глазами. — Наши лисы — посланцы богов. Кое-кто даже верит, что они и сами боги. Мы называем их кицунэ, и для их почитания есть множество святилищ. Наверное, вы назвали бы эти святилища храмами, но зачастую они очень маленькие. Наши боги предпочитают, чтобы им поклонялись и призывали их среди природы. Они не любят закрытых помещений, как ваши. Эта кицунэ, — он погладил фигурку по голове, — из святилища Оба. У тамошних монахов всегда наготове несколько десятков статуэток для просителей.
Он положил фигурку Лисе на ладонь.
— Ее берут домой и просят исполнить какое-нибудь желание. Затем ее каждое утро кормят жареным тофу, оказывают почтение, повязывая красный галстук, а по вечерам радуют зажженной свечой, пока кицунэ не исполнит желание, — тогда тот, кому ее подарили, относит фигурку обратно в святилище.
Лиса погладила крошечную фигурку по черному меху.
— А желание нужно хранить в тайне? — Она с большой неохотой вернула лисичку Хидео.
— Обязательно, — сказал тот, убирая ее в седельную сумку. — Кицунэ лучше не злить. Они вовсе не всегда доброжелательны и часто являются в облике человека.
Он опять взглянул на Лису так, словно у них была одна тайна на двоих.
Она отвела со лба рыжие волосы:
— Что, правда?
— О да. При этом они гораздо древнее людей. У самых могущественных — девять хвостов, они умеют летать и становиться невидимками!
Лиса испытывала почти непреодолимое желание тут же сменить обличье, даже если Янагиту Хидео разочарует, что в облике лисы хвост у нее всего один. Было что-то в лице проводника — какая-то тоска по чуду, по миру, в котором исполняются желания и все люди понимают друг друга. В юношеских чертах Янагиты Хидео сквозила такая бескорыстная доброта, что Лисе хотелось защитить его, хотя он был почти на голову выше и явно вдвое сильнее ее.
— Надеюсь, мы встретим еще много лисиц, — сказала она, — со множеством хвостов, и они будут желать нам только добра.
Янагита Хидео несколько секунд испытующе разглядывал ее, будто не очень понимал, что она на самом деле имеет в виду.
— Я должен вам кое в чем признаться, госпожа, — сказал он, и лицо его стало почти таким же пунцовым, как цветы на ветках куста у него за спиной. — Никогда прежде я не видел волос такой лисьей рыжины, как ваши, и… ох, какая чушь! Я не сомневался, что вы тоже кицунэ! Простите мне мою глупость! — Он низко поклонился Лисе. — Вы не напомните мне ваше имя? Уверен, что Бесшабашный-сан мне его называл, но, должно быть, оно вылетело у меня из головы.
Похоже, Хидео не слышал, как к ней обращается Джекоб, и Лиса решила пока что хранить свою тайну.
— Селеста Оже, — сказала она. Как-никак это имя дали ей родители. — Я родом из Лотарингии.
— Enchanté [2], Оже-сан, — вновь поклонился Янагита Хидео. — Пожалуйста, зовите меня Хидео. Это гораздо проще. В Нихоне много ваших соотечественников. У императрицы был военный советник из Лотарингии. Ни сёгуну, ни ее сыну это не нравилось, но… — Он вдруг умолк.
Уилл помог Шестнадцатой выбраться из паланкина. Одежды скрывали ее изуродованную кожу, но левая рука онемела и не слушалась. Каждое движение Шестнадцатой говорило о том, что она нездорова.
— Этот ручей… — Уилл подошел к Хидео. — Может, где-то поблизости он впадает в какой-то пруд или в озеро?
Хидео указал налево за деревья:
— Он питает маленький, но глубокий пруд. Там, сразу за елями.
Похоже, мысль о том, что сейчас она окунется в прохладную воду, принесла Шестнадцатой облегчение. Она тяжело оперлась на Уилла, и Лиса, глядя им вслед, внезапно впервые испытала сочувствие, но подозрения ее быстро вернулись. Что, если Игрок, используя Шестнадцатую, наблюдает за ней с Джекобом?
Что, если… Нет, он очень, очень далеко. Лучше думать так.
6КРЕПОСТЬ ЛУН
Какея не была похожа на место, которое выбрал бы для своей резиденции бессмертный. Но то же самое можно сказать и о запустелом острове, где Игрок жил в мире Джекоба, и о Шванштайне, сонном аустрийском городишке, где в руинах замка таилось зеркало, сквозь которое Джекоб годами переходил из одного мира в другой.
Какею, как и Шванштайн, окружали густо поросшие лесом горы. Самая крутая отбрасывала тень на деревню, а крепость, видневшаяся среди деревьев высоко на ее склоне, свидетельствовала о прошлом, когда Какея была больше чем просто убогая, всеми забытая деревня. Что крепость огромна, Джекоб видел даже издалека. За черными стенами нашлось бы место для дюжины замков, как тот, чья башня так часто приветствовала его в этом мире. Но крепость выглядела пришедшей в упадок. Как бессмертным и нравилось…
— Это Цуки но юсаи, — пояснил Хидео. — Крепость Лун. Время и ветер стерли серебро и бронзу, создававшие впечатление, будто на ее камнях играет свет обеих лун. Только стены по-прежнему черны как ночь.
Дома в тени крепостного холма были такими же скромными, как и во всех деревнях, через которые они проезжали: стены из деревянных реек, обтянутых молочного цвета бумагой, крыши, крытые деревянной черепицей из коры кипариса, и низкие входы, охраняемые резными драконами и демонами. Немощеную центральную улицу, мокрую после недавнего дождя, окаймляли вишневые деревья и видавшие виды фонари, а искусная резьба по дереву на некоторых домах позволяла догадываться, как прекрасна была Какея в пору своего расцвета. Среди жилых домов прямо на улице располагались мастерские, где занимались своим ремеслом гончары и корзинщики, а на краю деревни в окружении очень старых деревьев стояла четырехъярусная пагода. Напоминая об утраченном благополучии и влиянии Какеи, она выглядела почти так же впечатляюще, как и крепость высоко над ее крышами.
— А что заставило хозяев покинуть крепость? — спросил Джекоб, когда Хидео остановился у постоялого двора, крышу которого увядающая листва клена запятнала всеми красками осени. — Стены, похоже, обветшали, но целы.
— О да, Крепость Лун никогда не завоевывали. Но правитель, живший там последним, совершил ошибку, оскорбив еще более могущественного господина, что означало катастрофу не только для него, но и для всей его семьи, хотя он и сделал сэппуку, чтобы ее защитить.
Сэппуку… Такое же ритуальное самоубийство знали и в Японии в мире Джекоба. Побежденный восстанавливал свою честь, вспарывая себе живот мечом — по возможности не поморщившись. Да, все так. Джекоб поднял взгляд на черную крепость. Бессмертному, называющему себя Воином, эта история наверняка по вкусу. Япония на исходе девятнадцатого века открылась Западу, но Нихон, казалось, так и оставался обособленным миром, где каста воинов-самураев обладала неоспоримым могуществом.
Лиса проводила взглядом троих мужчин, идущих вдоль главной улицы. Как и у ронинов на пароме, на спине у них были мечи.
— Что делают здесь воины, если в крепости никто не живет?
— Они здесь, потому что появились новые жильцы, — донеслось из-под полога паланкина. — Сюда нам и нужно.
Хидео взглянул на паланкин с тревогой. У Джекоба складывалось впечатление, что их проводник по-прежнему опасается, вдруг болезнь сидящей в паланкине девушки все-таки заразна. Пока Хидео ходил в гостиницу выяснять, хватит ли там циновок на всех и где в Какее целительное святилище, Уилл не отрывал глаз от черных стен над их головами. Джекоб уже придумывал объяснение на случай, если такого святилища и в помине нет. Однако их проводник вернулся с сообщением, что в окрестностях Какеи их целых три: одно посвящено какому-то богу войны, а два других — ками, духам-хранителям здешних мест.
— Бесшабашный-сан, — шепнул Хидео на ухо Джекобу, бдительно оглядывая улицу. — Жена вашего брата права. Несколько месяцев назад крепость купил один богатый человек из благородных, связанный с семейством Мифуне, одним из наших могущественнейших кланов. Как утверждает хозяйка гостиницы — за триста корзин, доверху наполненных серебром. Благодаря капитальному ремонту у всех ремесленников деревни появилась работа, так что сначала все жители очень радовались пришлому… хотя их и коробило, что он одевается как самурай, не принадлежа ни к одному из древних родов. Он принес Какее не только работу, но и могущественных друзей, и мечты о будущем, которому суждено стать таким же славным, как и прошлое.
Кто этот новый владелец, догадаться было не сложно. Ольховый эльф, именующий себя Воином, постепенно начинал вызывать у Джекоба все большее любопытство.
— Ты сказал «радовались»? А теперь нового господина не очень жалуют?
Их проводник бдительно оглянулся по сторонам, но улица вновь опустела, и лишь под деревьями несколько куриц рылись в осенней листве.
— Два месяца назад, — понизил голос Хидео, — новый господин призвал всех мужчин в округе победить его в поединке. Каждому победителю он обещал королевское вознаграждение. С тех пор не проходит и ночи без боев там, наверху, и желающие приезжают уже со всего Нихона. На закате они поднимаются на гору, но никто не возвращается оттуда. Наша хозяйка говорит, что могилы вокруг Цуки но юсаи уже как второй лес. Ее племянник тоже лежит там, наверху.
— А строительные леса для чего?
— Новый хозяин заново покрывает зубцы и крыши серебром. Жители деревни шепчутся, что богатство у него от демона. Или от бога войны, чье святилище сразу за деревней.
Это было не так уж далеко от истины. Ольховые эльфы походили на древних богов не только бессмертием. Джекоб задавался вопросом, какую внешность выбрал Воин, чтобы играть в Нихоне роль самурая. Свое настоящее лицо он, как и Игрок, явно скрывает. По дороге они спорили о том, можно ли рискнуть открыто попросить помощи у давнего врага Игрока. Уилл высказался за, но Джекоб, как и Бастард, считал, что лучше сначала прощупать ольхового эльфа. Даже Шестнадцатая знала лишь то, что Игрок его боится и в то же время презирает, — но это ни в коем случае не означало, что из Воина выйдет хороший союзник.
Когда Хидео и носильщики паланкина отправились на поиски еды, Бастард предложил пробраться в крепость. Гоил достиг выдающихся успехов в шпионском деле не только благодаря ониксовой коже, и Джекоб был готов забыть о недоверии, лишь бы еще до наступления темноты получить первый отчет о том, что происходит в крепости. Но Лиса ни в какую не соглашалась, чтобы первым на разведку отправлялся Бастард.
— Я тоже проберусь в крепость, — огорошила она Джекоба, когда они привели лошадей на конюшню гостиницы. — Уилла с гоилом интересует только зеркало, а нам нужно больше разузнать об ольховом эльфе и о том, как выйти из сделки с Игроком. Я уверена, что он скоро вернется, и хочу знать о его слабостях, прежде чем он нас найдет и напомнит о долге.
Джекоб не знал, что возразить. Лиска еще не встречалась с ольховым эльфом, но сам-то он очень хорошо помнил, каким до боли беспомощным угодил в сети Игрока. Он не хотел, чтобы Лиска слишком приближалась к кому-то из них, и уже сейчас жалел, что они сюда приехали. Она самое дорогое, что у него есть, дороже всех магических вещей, которые он когда-либо находил, но ему нужно было постоянно напоминать себе: он так любит ее еще и потому, что она не желает иметь никаких защитников и всегда идет своим путем.
Лиса взяла его руки в свои.
— Верь мне, — прошептала она ему на ухо и нежно поцеловала Джекоба. — Ты же знаешь, что я буду осторожна.
— Ладно. Но я пойду с тобой.
— Нет. Только если сможешь превратиться в лисицу.
Ему хотелось целовать, целовать, целовать ее, а потом ускакать с ней прочь. Но она, конечно, права. От Игрока им не убежать. Они оба попали в сети ольхового эльфа, с тех пор как Джекоб сглупил, заключив с ним сделку. Сглупил, отчаявшись. Не будь этой сделки, Лиска так и умерла бы в Красной комнате у Синей Бороды, и Джекоб понимал, что, даже зная цену, вновь пошел бы на это, лишь бы ее спасти. Лиса права. Чтобы защититься от Игрока, им нужно больше узнать о нем.
У твоей Лиски будут чудесные дети. Надеюсь, вы не станете с этим тянуть.
7ЛИСА И ГОИЛ
Разумеется. Лиска ему не доверяет. Зачем бы еще ей тоже пробираться наверх к крепости? Напрасно было объяснять, что двух шпионов застукать легче, чем одного, или что у Бастарда в шпионаже многолетний опыт. Проклятье! В кошмарах ему с раздражающей регулярностью является надменный, страдающий зависимостью от эльфовой пыльцы наследник лотарингского престола. А все потому, что в прошлый раз ему пришлось работать в паре с этим навязанным ему помощничком! Нет. Невидим он только в одиночку. Бесшумнее янтарной мухи! Проворнее игольчатой саламандры! А Щенка он с собой взял бы? Разумеется, нет.
Неррон все еще ругался, когда Лиска без предупреждения отправилась в путь. Она пошла в своем человеческом обличье — возможно, чтобы не подкреплять культ кицунэ, о котором разглагольствовал их проводник. Она все еще двигалась на двух ногах, когда Неррон нагнал ее в сырой чаще леса, растущего на склоне горы под крепостью, будто армия стражников с моховыми бородами. Гоилы — превосходные скалолазы, но она, несмотря на отвесный подъем, так легко продвигалась вперед, будто весила не больше своей шкурки. Оборотни… Неррон их терпеть не мог. По его теории, они представляют собой две личности в одной, и никогда не знаешь наверняка, какая перед тобой сейчас. Дело не облегчало и то, что Лиска к тому же женщина. За всю жизнь Неррон мало-мальски доверял лишь одной женщине — своей матери.
Конечно же, Лиса услышала его задолго до того, как он ее догнал.
— Мне все-таки нужно разок пробраться во владения ольхового эльфа, — не оборачиваясь, сказала она. — Они защищаются от непрошеных гостей ловушками, которых ты не увидишь. Уверена, что мы наткнемся на них, самое позднее, у крепостных стен.
— Которых я не увижу?! Ты слишком много якшаешься с мягкокожими. И забыла, что разговариваешь с гоилом. Мы видим куда больше вашего.
Как снисходительно она его разглядывает. Домашний питомец Джекоба Бесшабашного. Вот она кто. И больше ничего.
— Если ты не заметил, гоил, у меня тоже не человечьи глаза.
