Дипломная работа E-Book

Василий Панфилов

• Herausgeber: Vasiliy Panfilov
• Kategorie: Geisteswissenschaft
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 400

Veröffentlichungsjahr: 2023

Beschreibung

Африка, таинственная и загадочная красавица, раскрывает перед Егором и его друзьями свои тайны, день ото дня становясь всё ближе. Просто не будет! Жизнь - вообще штука сложная, в конце все умирают! Но Егор не жалеет ни о чём, ведь это теперь - его родная земля...

Leseprobe

           Панфилов Василий Сергеевич

Россия, которую мы….

Дипломная работа

Пролог

- Это решительно невыносимо! - энергически сказала Анна Ивановна, рваными движениями обмахиваясь веером. Полное её лицо, со следами былой привлекательности, преисполнено страдальческим негодованием, а округлые подбородки желейно подрагивают при каждом слове.

- Этот... - она поджала куриной гузкой крашеные кармином подвядшие губы, явственно и очень выразительно сдержав крепкое словцо, - анфан террибль, персонаж дурно пахнущего анекдота, стал настоящей занозой!

Голядева снова поджала губы и этак повела полными, несколько даже заплывшими плечами, что все присутствующие без лишних слов поняли, что заноза эта торчит в филейной части Российской Империи... пусть даже и метафорически!

- Полно, душенька... - нервно прервала её владелица дома, не желая обсуждать человека, ставшего в Российской Империи притчей во языцех и одновременно - персоной нон-грата для людей, блюдущих политическую девственность. Сухое, несколько щучье лицо немолодой хозяйки салона покраснело и пошло белыми пятнами, выдавая решительное нежелание к продолжению разговора.

Одна из немногих, она сохранила, некоторым образом, нейтралитет салона, оставшись крохотным островком, на котором могли встречаться люди взглядов, равно охранительских и либеральных. Однако же несносная Анна Ивановна, презрев законы гостеприимства, решительно не унималась, зарабатывая себе политический капитал, а хозяйке салона непреходящую головную боль.

- Мальчишка... - выплюнула Голядева, и на краснеющем лице её начали проступать капельки пота сквозь крупные поры, - пащенок помоечный! Ну кто в здравом уме поверит, что этот... этот...

Веер закрылся с лёгким стуком, и снова - энергические взмахи, разгоняющие прохладный майский ветерок, залетающий в окна московского особняка. В просторной гостиной... нет, не весь свет Москвы, но люди, некоторым образом влиятельные, и даже причастные... да-с! В чинах, с орденами, при уважении...

... и какая-то Голядева!

Поджав губы, хозяйка салона пообещала себе никогда больше...

... но вечер решительно испорчен. Разговоры стремительным образом политизировались, и гости, хотя и соблюдая некоторым образом разумную осторожность, показывали свою причастность к тому или иному лагерю.

А всего-то - несколько случайных слов и одна несдержанная особа!

- Дамы, господа! - натужно улыбаясь, хозяйка салона попыталась перехватить инициативу, - А давайте поиграем в фанты!

Нехотя, но спорщики вспомнили-таки об этикете, и обсуждение прервалось, но нет-нет, а мелькало на грани слышимости...

- ... мужицкое государство, Феб Ильич... абсурд! Как есть абсурд!

- ... но кто-то ведь за ним стоит?

Вечер шёл своим чередом, но в веселье собравшихся чувствовалась некоторая натуга. Былые...

... пусть даже не приятели, но люди светские, мастерски избегающие лишней политики, на миг сбросили маски, обнажив самое сокровенное, и чувствуя себя потому...

... решительно неловко.

Неловкость эта, с тонким запахом подгорающего на костре таза с вареньем, пропитывала потихонечку просторную гостиную, окутывая собравшихся сладковатым дымком и принося понимание...

... так, как раньше, уже не будет. Былая непринуждённость ушла прошлое, как далёкие дни беззаботного детства, о котором вспоминается хотя и ностальгически, но и с оттенком неловкости. Прошлое не вернуть...

***

Едва май перевалил за половину, походным маршем потянулись в Красное Село кавалерийские полки. Горела на солнце начищенная медь, играли трубачи, и обыватели, щурясь, провожали глазами молодцеватых вояк.

- Экие мо́лодцы! - крякали деды, а молодки стыдливо опускали глаза, встречаясь с охальными взглядами бравых вояк...

... так было раньше. В 1901 году на гвардию часто смотрели иначе, хмуро и неприветливо, а иногда и...

... будто через прицел.

Сделав привал возле Ульяновки, конная гвардия поселилась вдоль высокого берега Дудергофки, в районе Павловской слободы, поближе к Петербургу. Несколько дней на обустройство, и на Военном поле начались традиционные учения.

Тысячи, а иногда и десятки тысяч солдат одновременно, конных и пеших, совершали на поле сложные перестроения под неизменную музыку полковых оркестров. Порой полки сближались, и звуки полковых маршей, смешиваясь, давали ужасную какафонию, никого, впрочем, не смущающую.

Бесконечные марши, парады, вытягивающиеся в бесконечную нить шеренги войск, и геометрически правильные построения. Движения, доведённые до полного автоматизма, с самыми пристальным и пристрастным вниманием к внешней стороне военного дела.

Десятилетиями отрабатываются одни и те же перестроения, эволюции и атаки. Считается, что это развивает у офицеров дисциплину, внимание и глазомер, а инициатива и самостоятельность должна проявляться только после соответствующего о том приказа.

Тренировки в стрельбе как из артиллерийских орудий, так и стрелкового оружия, проходят отдельно и столь же формально. Пехоты стреляет залпами, и более всего ценятся не меткие попадания, а единовременность. Конная артиллерия лихо выезжает на передний край, на виду у назначенного "неприятеля", становясь не просто на открытые позиции, но и на гребни пригорков.

В завершении военной учёбы провели большие корпусные маневры с участием всей гвардейской кавалерии. Покинув Красносельский лагерь с наивозможно бравым видом, гвардия, согласно легенде, отправилась отражать нападение гипотетического неприятеля со стороны Нарвы.

За корпусными маневрами последовал смотр, затем итоговый маневр на Военном поле, а после кавалерийские полки прошлись галопом по полю, преодолевая специально выстроенные препятствия.

Гвоздь парада - атака кавалерии. По приказу императора, конвойные трубачи сыграли сигнал "карьер", и вся бывшая на поле конница, возглавляемая Великим Князем Николаем Николаевичем, галопом понеслась на Николая Второго и Вильгельма. Картина жуткая и величественная...

Остановившись в нескольких шагах от императоров, Николай Николаевич скомандовал "Стой! Рав-няйсь!"

... и вся масса конницы остановилась в один миг.

Николай Николаевич повернулся к ней лицом, и скомандовал зычно:

- "Палаши, шашки, сабли вон, пики в руку, слушай!" Блеснули на солнце палаши, шашки и сабли. "Господа офицеры!" снова раздался голос Николая Николаевича. Офицеры опустили оружие, отдавая честь, а трубачи заиграли Гвардейский поход. Великий Князь повернулся, с опущенной шашкой, лицом к императорам...

... Николай Николаевич пил одну рюмку за другой, не пьянея и только темнея лицом да страшно скрежеща зубами.

Б-дзынь! Разлетелась рюмка хрустальной шрапнелью, а невозмутимый служитель офицерского собрания Преображенского полка и глазом не моргнул, новую на серебряном подносе протягивает. Запотевшую, налитую аккурат в плепорцию...

... и снова... Б-дзынь! И рука в кулак сжимается - добела, до хруста костей, будто смыкаясь на вражьем горле!

- Не хуже... - заходясь от ненависти, задохнулся словами Великий Князь, втянув воздух со всхлипом и невидящими глазами глядя в пустоту, - не хуже Первого Сарматского... только опыта не достаёт! Мы!

- Кай-зер... - прошипел он змеёй и рванул воротник, наливаясь кровью...

- ... а ведь с этим надо что-то делать, господа, - мертвенным голосом сказал один из офицеров, - все эти мизерабли1, взлетевшие наверх посредством Нечистого, порочат саму...

Запнувшись, он потерял мысль, да так и не нашёл. Однако же в гвардии с того дня глухой ропот на всё это мужичьё сменился невнятной пока, но злой и жестокой решимостью. Потому что...

... ну в самом деле, господа! Невозможно терпеть!

Первая глава

Вынырнув, я ухватился левой рукой за просмоленный борт баркаса, проведя правой по волосам и лицу, стряхивая стекающую солёную влагу.

- Да погодь, - отмахиваюсь от Саньки с его непрошенным помоганием, - ишшо поныряю. Так тока... передых небольшой.

- Эк тебя разобрало, - хмыкнул брат, свешиваясь с развалистого низкого борта над морской зыбью и разглядывая ползающих по дну членистоногих тварей.

Не отвечая ему, потянулся всем телом, и не отцепляясь от борта, вытянулся стрункой на поверхности воды. В голове нет никаких мыслей, даже и самых ленивых. Только безмятежный покой, счастье и смутные образы чего-то неведомого, но очень и очень хорошего. Отпуск!

Вырвались из-под Парижа всего-то на несколько дней, и Божечки... какое же это счастье! Никто не дудит в уши, не требуется ничего срочно решать, думать, планировать, отвечать...

Всё-таки рановато я на самые верха влез, ноша не для неокрепшего хребта! Но вышло как вышло, чего уж теперича...

Прогнав ненужные мысли, снова ныряю и скольжу под водой, пока в груди не заканчивается воздух. А потом ещё и ещё... с неизбывным восторгом наблюдая за бытием жителей морского дна.

- Ф-фу! - отфыркиваюсь, вынырнув в десятке сажен от баркаса, отдыхиваюсь малость и воплю пронзительно:

- Айдайте в пятнашки!

Короткая заминка, и Санька, скинув белую просоленную рубаху, шумно сиганул в воду, а за ним Тома́, Илья с Адамусем и Корнелиус.

И где тот мальчишка, что сцался от самой близости большой воды?! Скажешь кому, так не поверят даже и те, учильщики херовы! Вон, чисто дельфин голожопый, будто и родился на море, с жабрами притом. Этьен марселец, а и то... кракозябра инвалидная по сравнению с Санькой!

Наплававшись до одури, нахлебавшись солёной воды чуть ли даже и не через задницу, влезли наконец на баркас, не обращая внимания на ухмылочки капитана. А и то! Обращать на каждого внимание, да объяснялки объяснять... языка и терпёжу не хватит!

Отпуск у нас! Небось если бы сам провёл этак с полгодика, почахнув над бумагами, да с нашей ответственностью, так... а, да что там говорить! Пусть хоть обухмыляется, морда небритая.

- Рубаху натяни, - забубнил Санька заботливо, тут же запутавшись в вороте, - не то облезешь, - я вот уже малость подгорел.

- Агась... - накидываю просторную одёжку сильно навырост и растягиваюсь под полотном, натянутым над баркасом. В Марселе уже лето, несмотря на весну по календарю, а денёк... чудо!

Водичка ещё не так, чтобы и вовсе уж тёплая, ну так нам, северянам, самое то! Не жарко ещё, ветра почти нет, и солнечные зайчики прыгают на морской зыби, играясь в классики.

Тома́ сидит рядышком, с видом настолько самодовольным, что хочется сделать что-нибудь пакостное...

... но лень. Да и пусть! Вытащил нас марселец в родной город, и пусть... пусть в первую голову для своих целей! С роднёй там повидаться, перед друзьями и недругами детскими похвастаться... что ж плохого-то?

Я вот перерос гармошку да сапоги лаковые, ан нет-нет, да и мелькнёт иногда что-то этакое... смутное. Сам толком не понимаю, но вот ей-ей - жалко малясь, что так и не прошёлся!

И вижу ведь, что куда как больше достиг... ан нет, не то! Школа, помощь землякам с переездом, это всё да, а вот сапог и гармошки, да вовремя - не было! Не то чтобы и грызёт, но чешется порой, н-да...

Отлежавшись, без особой охоты надулись водой. Оно вроде как и не сильно хотца, но по Одессе знаю уже, что - надо! Удара солнечного, может и не будет, а тошнотики лёгкие - запросто.

Потом прямо на судне ели молодой сыр со свежим хлебом и копчёной рыбой, да с лучком, чесночком и разбавленным вином прошлого урожая. Лепота!

Разнежившись и набив брюхо до выпяченного барабана, я с сонной ленью смотрел, как Адамусь с Корнелиусом делят забортный ящик со стеклянным дном, наблюдая за морскими гадами. Стоим на мелководье, вода чистая, и так вот, когда не мешает рябь и солнечные блики, видно очень хорошо! Естествоиспытатели, ети...

Тома́ наблюдал за ними снисходительно, ровно как они за гадами, и выбрав момент, когда Адамусь с Корнелиусом перестали наконец пхаться, вытащил дыхательный аппарат Флюсса2 с видом доброго волшебника.

- Ети... - выдохнул Адамусь восхищённо, разом ухватив суть как опытный механик и человек, помотавшийся по свету, - ну-ка...

- Погодь! - осадил его Санька, - Руки! Руки, кому я сказал! дай человеку объяснить, куда поперёк лезешь!

- А... ну да, - Ивашкевич, хмыкнув смущённо, даже убрал руки за спину, заалев ушами.

Тома́, как и полагается человеку, некоторым образом причастному к великому Племени Инженеров, подробно объяснил - что, как... и чего - ну ни в коем случае!

- Ага, ага... - кивал Адамусь, сглатывая и косясь на нас с такой мольбой, что... да пусть его! Успеем ещё напробоваться.

Несмотря на все свои хотения и порывы, литвин понимает за технику безопасности, плавая только возле баркаса и так, чтоб если вдруг что, так и сразу! Мы с не меньшим интересом наблюдаем за его лягушачьими дрыганьями, живо и со смухуёчками обсуждая оные. Даже и капитан, презрев свои фанаберии, устроился, как бы невзначай, на перекур с того самого - нужного борта, косясь одним глазом в воду.

Наконец, покосившись нетерпеливо на вытащенные часы, Санька постучал по железному котлу, зачем-то опустив его край в море. Вид нарочито деловитый, то бишь человек не просто торопит, желая поиграть в свою очередь, а сугубо по делу и вообще... переживает! Ибо, а вдруг?

- Ох ты ж Боже... - только и сказал Адамусь, будучи вытащенным на баркас, - там так...

Он всё разводил руками и пучил глаза, пытаясь выразить невыразимое, но мы - поняли! Капитан, какой-то там очень дальний и непрямой родич Тома́, и то весь задумался, пытаясь, наверное, переложить в заскорузлой голове пользу от этой игрушки сугубо для себя.

Я, как и положено командиру в таком развлекательном деле, нырял самый последний. Слыша своё сиплое дыхание, скользил под водой, дыша невкусным воздухом, и как-то всё было...

... неправильно.

- Здорово! - не совсем искренне сказал Этьену, снимая маску, но в голове уже крутилось... всякое. Не знаю пока, как именно, но точно знаю - можно лучше!

Не было единения со стихией, как в воздухе, и вообще - сильно не факт, что в прошлой жизни я как-то причащался моря и...

" - Дайвинга"

Ага, его самого! Но всё равно, в голове начало вертеться изобретательство. Видимость плохая, и вообще...

... как то интересно это совмещается - морская авиация, которой пока нет, с аппаратами для подводного дыхания, которые как бы тоже... Хм, не знаю пока, как именно, но на всякий случай...

... сделаю вид совершенно незаинтересованный! Вот чует моя чуйка, что здесь должна быть секретность больше меня самого!

Вечером, сидя под навесом, болтали о всяком и никогда о работе, косясь одним глазом на рыбаков, взявшихся творить для нас настоящий марсельский буйабес. Тот-кто-внутри кивает одобрительно, видя костистую рыбку расскас, необходимую для навара, морских коньков, крылатку-зебру и прочие аутентичные компоненты, без обману!

Пахнет всё сильней и вкусней... и вот уже один из рыбаков застучал по котлу, созывая на обед. Ели все вместе, не слишком соблюдая этикет, перешучиваясь и причавкивая. Как раньше... как когда-то в Одессе, с поправкой на колорит. Если не знать, что простых людей среди них...

... нет.

Вон тот босоногий сивоусый усач, подмигивающий и травящий сальные анекдоты - один из заместителей мэра, а упитанный крепыш "Папаша Жюно" - известный (но хрен докажете!) контрабандист. Но...

... никаких разговоров о делах! Хоть так...

***

- Не знаю, што и делать, - делился проблемами Матвеев, прибывший в Ле-Бурже сразу после нашего прилёта из Марселя, - хучь плачь! Оглоблей скоро офицерьё гонять буду, ей-ей!

- Да вон... - коммандер мотнул головой, - хоть у Анатолия спроси! Уж на што человек выдержанный, а и то звереть начал.

- Евграф Ильич несколько утрирует ситуацию, - блеснул пенсне Луначарский, - но ситуация и правда нездоровая. Право слово, какая-то дурная самодеятельная театральщина! Оторопь берёт иногда, настолько всё странно и...

- Мстюны! - прикусив пустую трубку, рявкнул Матвеев, перебивая моего помощника, - А што?! Так и есть! Разобиделись вон... на всё, по их мнению плохое и етот... как там бишь?

- Крестовый поход, - подсказал Толик.

- А... он самый! - благодарно кивнул военный атташе, - Ходют и ходют... тьфу! И главное, ета... самодеятельность! Перемкнуло што-то в головёнках, набриолиненных на прямой пробор, так што я даже и просчитать не возьмусь, как и когда оно выстрелит.

- Выстрелит, это не так уж и... - начал было я, прикидывая ситуацию.

- Образно! - рявкнул коммандер, - Этих, с голубыми кровями, будто под хвостом наскипидарили! Глаза выпученные и вою много, а што, как, где...

Матвеев раздражённо пожал плечами и крепче вцепился зубами в изрядно погрызенный мундштук.

- Ага... - сказал я озадаченно, переглядываясь с Санькой, - То есть хоть стрельба, хоть провокация, а хоть бы... вообще что угодно?

- Угу, - промычал коммандер.

- Русские кантоны и иже с ними, как образ врага, - пояснил спокойно Анатолий, - это уже идеология. Ещё не государственная, но поощряемая властями. А Егор де-факто - Враг Номер Один.

- Ебическая сила, - выдохнул Санька.

- Эпическая? - вопросительно поправил Луначарский, не тая улыбку. Признавая таланты Чижа, он всё тщится сделать из него человека интеллигентного...

... но это же Санька! Мне даже интересно, кто там кого в этой битве интеллигентской придури и деревенского невежества переборет. Брат не дурак, но иногда баранится просто потому шта!

- Не... - мотанул головой брат, - ебическая!

- Во-во! - кивнул коммандер, - Выдрать с корнем эту заразу, ликвидировав ково-то одново, хер выйдет!

- А может... - Санька замер сусликом, не сразу отмерев, - не будем резать хвост по частям, а?!

Видя наше непонимание, он зачастил:

- Навстречу ударим! Егор, ты сам ведь говорил, что Париж в настоящее время исчерпал себе, а?! Если уж лезут сами, то может, сыграем мал-мала в поддавки, и прогнёмся там и тогда, где нам и надо?

- Ага... - подскочив, я зашагал по кабинету, - то бишь играем в поддавки так, что меня как бы выпихивают из Парижа... или вообще в глушь?

- В глушь, - закивал Матвеев, знакомый с моими планами и хотелками, - но формально! Как его... штобы все понимали, что если формально ты где-то што-то... то виноват и не ты, а эти... голубых кровей. Обидочка штоб у добрых французов осталась, на недобрых царёвых выкормышей. А к тебе - полное сочувствие и понимание.

- А потянем? - интересуюсь у военного атташе.

- Угум, - сжав трубку, он кивает болванчиком, - легко! Они же дуриком... не так, штобы агенты или што, а так... вавка в голове и высокие идеалы Самодержавия и крепостничества. Сколько их, белой кости, в Париже? Не одна тыща, так?

- Поболее десяти, - отвечаю уверенно, - и это если совсем белой. С разночинцами так и за двадцать будет, мне кажется.

- Неужто из этих тыщ нужных нам дуриков не подберём?! - вдохновляется моими словами коммандер.

- Недооценка противника... - начал занудно Анатолий.

- Оцениваем мы их как должно, - отмахнулся Матвеев, - не боись! Страховка с подстраховкой и планы на все случаи составим! Мы ж Егора не как живца, а как бы! Чем ждать и терпеть, подготовим несколько этих... сценариев, и по надобности и сыграем, а?!

Вторая глава

- Акцентик... - вздохнул Санька, полужидкой медузой сползая с дивана и раскидываясь прямо на полу просторной гостиной в нашей парижской квартире, - вот же ж! Проще никак?

- Не... - вздоху моему позавидует иная корова, - нам ведь не полемику надо в газетах разворачивать, а для особо мнительных зацепочки психологические выстроить. Такие типусы нужны, што сами себя накручивают, и в строчках газетных, даже и самых невинных, двойное дно норовят увидеть.

- А может, ну его? - заныл брат, повернувшись набок и оперевшись на локоть, - Попроще никак?

- Не тот случай, Сань, - пригорюнившись, отзываюсь с дивана, на котором устроился с ногами, - Ты ж знаешь, что я не сторонник излишне закрученных шахматных комбинаций в жизни...

Брат явственно хмыкнул, но смолчал.

- ...но тут - надо! Мы ж хотим на лучших чувствах французов сыграть, а здесь тонко работать придётся.

- А надо ли? - перебил меня Адамусь, подобравшись в огромном кресле, - Остроумные комбинации парижане любят!

- Так-то да, - соглашаюсь с ним, поставив на подлокотник огромную кружку какао и смахивая крошки от печенья с губ, - но есть подвох! А ну как почувствуют себя одураченными и оскорблёнными? Тут же не сколько остроумие, сколько игра на лучших чувствах французов. И противник у нас тоже непростой.

- Да уж, - уныло протянул Чиж, снова раскинувшись крестом на полу и глядя в высокий потолок с лепниной, - свора эта великокняжеская, да камарилья придворная! Париж чуть не пригородом Петербурга мнят!

- А я о чём?! - дёргаю плечом, - Дворцы, дома, знакомства за десятки лет... понимать надо!

- Так... - задумался Адамусь, - а если заметки из Африки зачастить в газеты? И там уже - акцентики!

- На сословиях, а?! - филином заухал Илья, оторвавшись таскания конфет из вазы вперемешку с шумным сёрбаньем кофия, - Дескать, такой-то почтенный член Фолксраада сделал што-то там... не суть важно! С приписочкой , что он - бывший крестьянин из села Голозадово-Голодаевка, к примеру. А ныне... ну, бал даёт благотворительный. Можно даже и приврать чутка, ради красного словца!

- Да и врать не придётся, - тихохонько засмеялся Санька, - потому как когда мужик устраивает посиделки для соседей, это просто посиделки. А если тот же мужик в миллионщики выбился, или в члены Фолксраада, то уже - приём!

- Идея! - признал я, делая пометку и расписывая подробности, предлагаемые возбуждёнными парнями.

- Улыбочки! - оттолкнувшись спиной, Санька вскочил на ноги и закружился в пируэте, награждая воздух размашистыми ударами пяток.

- Противненькие! - остановившись, он отобрал у Ильи развёрнутую конфету, и сунув её за щеку, ткнул в меня пальцем, - Как ты умеешь!

- Я?!

- Могёшь, - весомо подтвердил Илья, снова зарывшись в вазу, где навалом лежало с десяток видов конфет.

- Ты, ты! - закивал Адамусь, - Не замечал? На заводе улыбочек твоих пуще выговоров боятся! Ну-кась, представь, что ты того молодого, как его...

- Жерома, - подсказал Санька, шурша фантиком наперегонки с Ильёй.

- Во, его! - закивал Ивашкевич, - Да не мне! Перед зеркалом!

Послушно встав перед трюмо, старательно представил, что стою перед молодым и самонадеянным парнем, и...

- ... в морду хочется сунуть, - констатирую удивлённо, - себе же, а?! Думаешь, стоит растиражировать?

- Ещё как! - убеждённо отозвался брат, - Ты только представь, если нужному человеку, да в нужном месте! До мурашек пробирает! Если уже наскипдарены, то и сунутся к тебе со скандалом - на раз-два.

- Так улыбаться надобно, штобы никто не видел, - педантично уточнил литвин, - помимо него, разумеется!

- Ну, не знаю... - я потёр губы, будто снимая ухмылочку, - тут же, ети, талант нужо́н!

- Гадостную такую, эт да, - засмеялся Военгский, - но если посольские и те, ково знают за наших людей, начнут улыбаться при встречах с ненашими? А! Здесь, кстати, анекдотцев можно серию пустить, попошлее, оно тогда улыбочка сама и будет лезть.

- Есть такое... - чуть задумавшись, припоминаю папочку с мелкими гнусностями имперских посольских, лежащую у Матвеева. По мелочи: грехи содомские, выходки пьяные и такое всё... не поощряемое обществом, да попротивней чтоб. Ну и анекдотцами разбавить, да! С карикатурами.

Не я нарушил наше негласное перемирие, и если власти Российской Империи не могут одёрнуть зарвавшихся подданных, а напротив, гласно и негласно поощряют к гадостям, то...

... идей у меня много. Особенно почему-то к слову "Самодержец" похабщины весёлой много в голову лезет.

- Через Жан-Жака можно подойти, - предложил брат, - тесть его... ну, пусть будущий! Он же в издательском деле человек не последний? Воот...

- Подойти-то можно и без Жан-Жака, - возражаю я, - Весь смысл в том, чтобы это была не наша интрига, а пляска на граблях этих... из монархической камарильи.

- А если утечку? Ну... чево-нибудь! - прочавкал брат.

- Жопа слипнется! - прикрикнул я на него, - Хорош конфеты жрать, в самом деле! Как сухарики грызёшь, право-слово! Што за утечка-то?

- Да подумал... последняя, не смотри так! Подумал, што вокруг нас репортёры вьются, да в друзья набиваются, так? Не нас конкретно, а вообще, - помахал рукой с зажатым фантиком Санька, - так почему бы и не слить? Как бы невзначай.

- Идея, - признал я, - конкретика есть у ково?

- Так-так-так... - вытянулся сусликом литвин, подскочив с кресла, - Жопошничество!

- Чево, блять?! - вылупился я ошарашенно на Ивашкевича.

- Жопошничество, - ухмыляясь до треснутых губ, подтвердил Адамусь, - согласно британским традициям!

- Ещё раз, - попросил его, не уловив идеи, - только теперь с пояснениями. Традиции британских школ знаю, переведи теперь на язык родных осин!

- Так вы... - с видом полного превосходства поглядел на нас Адамусь, принимая наполеоновскую позу, - о Пажеском корпусе какие слухи ходят?

- А-а... - хлопаю себя по лбу.

- Бэ! - передразнил он, - Я и говорю - жопошничество! Чуть ли не обряд посвящения при поступлении через порванную сраку устраивают.

- Ну... - начал неуверенно я, - это уже, думаю, вряд ли...

- Я тоже так думаю, - перебил меня литвин, - но ведь есть? Есть разговоры? Пажеский корпус, как рассадник... и далее, вплоть до Преображенского полка.

- А! Понял! Кропоткин как раз в своих "Записках революционера" недавно писал, - я закрыл глаза и начал цитировать по памяти:

" - В силу этого камер-пажи делали все, что хотели. Всего лишь за год до моего поступления в корпус любимая игра их заключалась в том, что они собирали ночью новичков в одну комнату и гоняли их в ночных сорочках по кругу, как лошадей в цирке. Одни камер-пажи стояли в круге, другие — вне его и гуттаперчевыми хлыстами беспощадно стегали мальчиков. «Цирк» обыкновенно заканчивался отвратительной оргией на восточный лад..."

- Считается, - усмехаюсь, - что нравы Пажеского корпуса с тех времён претерпели некоторые изменения в сторону большей нравственности, но если что изменилось, то явно не слишком.

- Г-гвардия! - мотанул головой Санька - по-видимому, слишком живо представив себе услышанное. Ну да, не всегда воображение художника во благо! Сам, хм... такой же.

- Гвардия и МИД, - уточнил Адамусь, - ну и придворная служба, разумеется.

- Кто там ещё... - щёлкаю пальцами, брезгуя произносить вслух некоторые слова.

- Жопошники? - зачем-то уточнил литвин, - Так... дай Бог памяти... за Пажеский корпус могу ручаться, императорское училище правоведенья - слышал, но уточнить надо. Ну и так, отдельные... вплоть до гимназий.

- В прессе даже процесс освещали, - пожал плечами Адамусь, видя моё недоумение, - в... 1883, кажется. Я тогда мальчишкой совсем был, и как раз читать учился - всё, што с буковками попадалось, тащил. Ну и... запомнилось. Я, хм... у батюшки спросил непонятное. Н-да...

- Директор гимназии учеников развращал, не абы кто! - продолжил он, - Бычков, кажется... а вот в каком городе, запамятовал уже.

- Я, когда на Балтийском работал, в эти дела жапошнические не вникал, - раздумчиво начал Военгский, - но и то. Кажись, на Пассаже собирались любители глину месить. Эти, как их... а, точно! "Тётки"! С утра кадеты и прочие воспитанники задницами крутили, а вечером солдаты и мальчишки-подмастерья. На все, значица, вкусы. Тфу ты...

Сплюнув в сердцах ничуть не фигурально, он смущённо затёр плевок на паркете и закрестился быстро, бормоча слова молитвы.

- Я тут подумал, - подал голос брат, - а выйдет ли? Французы-то тоже... тово! В открытую!

- Выйдет! - отвечаю уверенно, как человек, размышлявший над проблемой, - Соль в том, што французское общество в целом относится к педерастам лояльно, а в России - только верхушка! Понимаешь?

- Ещё одна линия для раскола общества? - сообразил Санька.

- Угум. В крестьянской общине это тоже есть. Да есть, есть! - усмехаюсь кривовато, - Сам не сталкивался, но... в общем, глаза и уши у меня имеются - другое дело, что по соплячеству многого просто не понимал. Есть, но отношение сильно другое, и если вытащить эти гадости со дна, да с учётом доминирования староверов в Кантонах, то - сам понимаешь!

- С учётом французских нравов - как по канату пройтись, - протянул Адамусь с сомнением, - как бы парижские педерасты за петербургских не вступились!

- Кажется только! - не соглашаюсь я с ним, - Есть ряд маркеров социальных и психологических, от которых можно отталкиваться. Я, хм... насмотрелся на представителей французской богемы, уверенно могу говорить.

- Если уверен - берись, - пожал плечами Адамусь, переглянувшись с Ильёй, - я... мы пас.

- Пас? Ладно, - соглашаюсь неохотно, - возьму это направление на себя - благо, не основное, а так... в общей канве.

С силой провожу руками по лицу, будто стряхивая липкую паутину, и снова открываю тетрадочку.

- Итак... газеты с африканским житиём, жопошничество, улыбочки... што ещё предложить можете, господа заговорщики?

- По дворянству пройтись, - прищурился Илья, - скока их там в Империи Российской? Один процент населения? И прав - выше головы, а вот обязанностей-то и нетути!

- С дворянством сомнительно, - заспорил Адамусь, - во Франции позиции аристократии сильны, в Германии тем паче.

- Сравнил! - вздыбился помор, - В Германии чуть не каждый десятый, и привилегий у них, если титульную знать не считать - шиш да не шиша! Конкуренция идёт и меж собой - ого какая, да с с обычными горожанами и богатыми крестьянами!

- А, в таком контексте! - закивал Ивашкевич, - Понял! Пройтись по правам дворянства российского, да по их ничтожному количеству, так получится, что в жопку их пхают, и если не вовсе уж дурнем родился, то непременно на тёплое местечко пристроят.

- Да! Внутривидовая конкуренция фактически отсутствует, и значит што? - Илья замолк, обводя нас глазами, - Вырождение!

- Не вовсе уж, - возразил я, - да и приток свежей крови есть.

- А! - отмахнулся помор, - Несущественно! В общем и в целом есть возражения по сказанному?

- Хм, а и нет, - пожав плечами, записываю в тетрадочку, - Ещё идеи есть?

- Так... вертится што-то, - неуверенно сказал Санька, а Адамусь с Ильей только покачали головами.

- Ну, хватит пока... - закрываю тетрадь, - Так што, господа хорошие, начинаем операцию "Вброс говна на вентилятор!"

Глава третья

Нежно зашелестела гроздь крохотных колокольчиков на поросших вьюнком ажурных воротах из чугуна каслинского литья, и по каменным плитам тенистой дорожки застучали каблучки.

- И раз-два-три... - вполголоса напевала девушка, почти девочка, кружась в вальсе с невидимым партнёром, мечтательно полуприкрыв большие миндалевидные глаза. Подол её лёгкого платья вился вокруг точёных ножек бежевой вьюгой, и...

- Рахиль? - Песса Израилевна, несколько встрёпанная, выглянула из укрытой кустами беседки, поправляя корсаж лёгкого муслинового платья.

- Ой... - танец прервался, и обворожительная танцовщица, споткнувшись и едва не упав, как по волшебству превратилась в милую, но не слишком-то красивую и очень застенчивую девочку.

- А я тут... - сказала она, и покраснела так отчаянно, как могут краснеть только девочки-подростки в период пубертата.

- Да я тоже... мы, - поправилась женщина, очень выразительно покосившись вглубь тенистой беседки.

- Ой! - взвизгнула она кокетливо и интересно задышала, поглядывая назад с видом глубоко заинтересованным и романтичным, - Семэн Васильевич вон приехал, в гости зашёл. Ты иди, иди...

Рахиль покраснела ещё сильней, на што Песса Израилевна закатила глаза...

... как только убедилась, што девочка развернулась в нужном направлении, и уже не смотрит, куда ей не очень надо! И не то што ей сильно жалко на поглядеть своего интересного мушщину, но девочка ж стесняется! Она, Песса, и сама за целомудрие до свадьбы в разумных пределах, но не настолько же, штоб так краснеть за прозу жизни?!

Покачав сокрушённо головой, Песса Израилевна выбросила из неё до времени всё, всех, и их застенчивые проблемы, вернувшись к более интересной прозе, которая у неё - сплошная поэзия! Семэн Васильевич не был в Дурбане почти месяц, и потому у ней намечается если не вся "Илиада", то явно и не четверостишие!

- Доча, - поздно вечером женщина поскреблась тихонечко в дверь спальни, выжидая ответа. У девочки уже возраст, и если слишком да, то может выйти пикантный интерес нездорового характера!

- Ма-ам? Заходи!

Выждав ещё чуть, Песса зашла, и сев на банкетку у кровати, завздыхала, стараясь не слишком шарить глазами по дочиной спальне. Получалось так себе, потому што есть привычка через одесское общежитие, когда за соседями глаз да глаз просто превентивно! И если ты нет, то они, сволочи, точно да, и кому тогда нужен доктор?!

- Я таки понимаю за проблемы? - выгнула Эсфирь тонкую бровь, взявшая за привычку разговаривать с мамеле на одесском, потому как Родина и ностальгия, - Ты мине только скажи - они пришли за нас или постучались до постороннего человека, на которого немножечко тьфу?

- Фира, доча... - Песса Израилевна прижала руки к полной груди, - ты бы поговорила с Рахилью?!

- А... вы играли таки в Дафниса и Хлою3 с Семэном Васильевичем?! - иронично поинтересовалась девочка, облокотившись на подушки, - Я не против за ваши игры на свежем воздухе, но можно выбирать не только место, но и время!

Вопреки небрежным словам, ушки девочки полыхнули ало, выдавая смущение.

- Да это... - женщина небрежно отмахнулась, не желая даже думать за разные глупости. Если кто хочет стесняться не за сибе, а за почти посторонних людей, то кто она такая, штобы мешать думать глупости? Может, им так жить интересней, через стеснение и пикантность на каждый шорох в кустах!

- А тогда в чём дело? - удивилась Фира, высунув маленькую ступню из-под подола длинной ночнушки тончайшего льна, - Если ты хотишь сказать за её стеснительность и щепетильность, то я уже говорила много раз, и всё мимо! Вбила себе в голову за срочное получение профессии и съезжание на вольные хлеба к чужим людям, и шо ты хотишь думать? Она упёрлась!

- Золото, а не ребёнок, - закивала Песса Израилевна важно, - да не смотри ты так! Я таки не думаю, шо она нас объест, обопьёт и обоспит! Как по мине, так это немножечко глупо, но кто я такая? Всево лишь хозяйка дома, в котором её приютили и готовы ютить ещё, потому как теперь есть на што есть!

- Мам! - возмутилась девочка честной искренности с налётом одесского цинизма.

- Не мамкай! Имею право на мнение, и вообще... это так глупо, што даже мило, но зато... - женщина назидательно подняла палец, - Ты и мы можем быть уверены, шо она тибе настоящая хорошая подруга, а не просто так за большие деньги и по привычке! Сейчас тибе это кажется смешно через хиханьки, но лет через двадцать ты мине поймёшь и вспомнишь со спасибом за мудрость и большую правоту!

- Так в чём дело-то? - поторопила Эсфирь мамеле, зная за её способность вести долгие и вкусные беседы, особенно если ей не надо просыпаться рано утром для гимназии или иных дел!

- Мине кажется, - Песса Израилевна заговорщицки перешла на шёпот, но тише почему-то не получилось, - шо наша Рахиль влюбилась! Да-да, доча! Я знаю за Рахиль с пелёнок и даже немножечко раньше, так што моё понимание здесь можит быть первее её, и даже сильно первее!

- Ой... - Фира восторженно прижала ладошки к загоревшимся щекам, - как здорово! Рахиль моя лучшая...

- Доча! - перебила её мать, закатив глаза и выразительно сделав руками, - Пока мы не увидим в кого она да, мы не можем говорить за нашу радость, ты мине понимаешь? Одно дело - правильный еврейский юноша любого происхождения. Немножечко совсем другое - какой-нибудь поц со странными планами и чужими идеями, даже если он и аидиш голубых кровей! Теперь ты мине да?

- Ой... - отозвалась Фира, - Рахиль, она же...

- Да! - поставила точку мать, - И я таки хочу ей немножечко женского счастья с обладателем интересного состояния.

- Мам! - возмутилась девочка, привстав на кровати, - Деньги не главное, живут ведь не с капиталами, а с человеком!

- Ша! Деньги не главное, когда они да, и к красивому капиталу прилагается приятный характер с человеческими качествами! А если у жениха в голове сплошное прекраснодушие, а по жизни он шлемазл? Фира! Ты вспомни за отца Рахили, не к ночи будь помянут! Тоже ведь кладезь прекраснодушия в свою пользу! А потом оц-тоц перевертоц, и такой сибе вышел поц!

- Это другое, - надулась девочка, и многомудрая мать не стала спорить, переведя разговор с абстрактного вообще на конкретные частности.

- Ребёнок из кожи вон лезет, хотя выучиться на модистку как можно быстрее и лучше, и из всех развлечений у неё только занятия танцами через раз! Но тибе и мамзель Боннет нельзя назвать сердешным интересом, или я чево-то не знаю?

Песса Израилевна с прищуром уставилась на смеющуюся дочу, у которой сама мысль, шо она, и с девочкой... Ну мамеле даёт жару! Немножечко таких предположений, и можно будет выступать с комическими куплетами!

- Ну и ладно, ну и хорошо... - закивала женщина, - ты не думай, если вдруг и да, то это бывает...

Эсфирь засмеялась вовсе уж в голос, и Песса Израилевна выдохнула облегчённо. Она не то штобы и ханжа, но немножечко спокойней за дочку, когда та не виляет по жизни и судьбе, а идёт к своему счастью, как паровоз на всех парах по проложенным где надо рельсам!

Отсмеявшись, Фира развернулась на живот, положив ступни на подушки и подперев подбородок руками.

- Где бы она могла влюбиться, а? - задала девочка вопрос, глядя на мать, - Из ателье домой, из дома в ателье, и разве што синагога в шаббат, да иногда удаётся её прогуливать через кафе и парк, и совсем уж редко - к Гиляровским!

- Ой, доча... - отмахнулась женщина, мечтательно вспоминая што-то своё, - в вашем-то возрасте! Как там... пришла пора, она влюбилась4! Кто-то не слишком старый, встреченный случайно на улице, улыбнулся любезно, и вот она себе навоображала! А если этот кто-то шаромыжник, авнтюрист и вообще поц, который бросит потом Рахиль в интересном положении и с растерзанной моралью? Или ещё для нас хуже, если он через неё, и до нас! Скажешь, не можит быть да?!

- Расследование! - выдохнула Фира восторженно, соскучившаяся немножко по приключениям.

- Да? И как ты сибе это представляешь? - Песса Израилевна сделала большие скептические глаза и немножко помогла скепсису руками, - Девочка будит идти по улице, а мы с тобой красться сзаду с продырявленными для зрения газетами у лица?

- Надо будет записать! - отсмеявшись, сказала Фира, - Для Егора! Он говорил когда-то, шо хочет организовать небольшую киностудию, а это ведь готовый сценарий! Нет, мам! Мы просто зайдём в синагогу, где спросим ребе, а оттуда - пешком до ателье, заходя в каждый магазин, кафе и кондитерскую на её и нашем пути!

- Но за-ради поговорить придётся што-то покупать, - слабо возразила мать, сдаваясь под натиском дочиного надо и стройных рядов кондитерских изделий...

... в пользу бедной девочки! Сугубо!

- ... и я такая, - негромко, но весьма эмоционально рассказывала Фира матери, идя по улице, - любезнейший Антип Меркурьевич, сударь мой, не знаете ли вы... а потом смотрю - знает! И краснеет! Та-ак мило...

- Антип? - переспрашивала мать, немного завидуя, шо в этом расследовании она явно не Холмс, и не факт даже шо и Ватсон!

- Ну! Модный такой, франт настоящий и мастер признанный, да и делец изрядный, недаром же Федул Иваныч доверил ему Дурбанский филиал! А та-ак застеснялся...

- Он же... Песса Израилевна сложила пальцы староверческим двоеперстием.

- А Егор? - возразила дочь с видом триумфатора.

- Ну...

- Вот и я о том же! - припечатала довольная Эсфирь, которой чем больше таких браков, тем меньше взглядов на неё! И вообще!

- Хороший мальчик, - завздыхала Песса Израилевна, - но...

- Пусть лучше через "Но" счастьем, чем через традиции, но без счастья, как у родителей Рахиль! Да и кто што сделает? Антип Меркурьевич не абы кто, а друг и компаньон Мишки Пономаренка через швейный бизнес! А со стороны нас у Рахиль ещё интересней! Ну и?! Кто?

Она задиристо подпрыгнула, сжав маленький кулачок, и тут же смутилась редких прохожих, мило порозовев.

- Это што же получается? - едва не споткнулась Песса Израилевна, кивая машинально встреченному знакомцу, - Вот так всё? Просто?!

- Ну... совсем уж просто не будет, - чуть задумавшись, ответила Фира, - эти двое долго будут делать друг другу нервы, ходить и краснеть, но в целом - да!

- А... - начала было женщина и закрыла рот, - Синода-то нет! И это шо, кто как хочет, тот так и верит? И... в брак?! Доча, я только сейчас это осознала! Нет тех, кто своей работой выбрал - мешать людям жить! И сколько такого "Нет" по Африке и Кантонам?! Просто... не мешать? И ведь всё! Ничего больше не надо, а как надо, люди сделают сами!

***

- Бах! - открывая двери головой, в участок ввалился сперва странный субъект, а затем Соломон Маркович с алой повязкой ДНД на правом бицепсе. Бывший биндюжник и немножечко бандит, известный в Одессе забияка и драчун, после Англо-Бурской Соломон Маркович осе́л в Дурбане.

Немножечко оглядевшись и выздоровев после всякого, он понял, шо в новой стране и при новой власти можно бить людей при полной и горячей поддержке власти и общества! Ну это ли не подарок?! Необходимость соблюдать при этом немножечко законности удручает и гнетёт, но нет в мире совершенства...

- Эт-та што за... - участковый даже бутерброд с салом обронил, благо и подхватил тут же, а быстро поднятое, как известно, считается упавшим на газетку, - покемон?!

Крепкое словцо, подхваченное у Егора Кузьмича, прижилось в Дурбане, и всё больше в районе Новой Молдаванки, обозначая того, кто ещё может и не поц, но идёт верной дорогой к етому званию.

- Покемон как есть! - хохотнул Соломон Маркович, пхая вперёд самонастоящево казака при лампасах и фуражке, - вон... на рынке завёлся, как таракан!

- Та ладно... - не поверил участковый, сбиваясь от волнения в сторону суржика. В интересном волнении он забыл даже об сале, а ето, зная Ивана Андреича - прицидент!

- Я природный казак... кхе! - лампасник подавился воздухом, а участковый старательно не заметил самоуправство старинного приятеля, вбившево немаленький кулак в дыхало задержанново.

- Нет, ты слышал?! - просиял жид, улыбаясь золотозубо и щасливо, - Да не падай ты!

Соломон Маркович заботливо придержал казачка, за шиворот, приподняв над полом одной рукой. Вышло даже немножко интересно и символично, потому как щитается, што казаки, они богатыри и мо́лодцы, а жиды как бы наоборот. Но это щитается всё больше теми, кто не видел блондинистых здоровенных ашкеназов, работающих мясниками и биндюжниками, и киргизистых казачков, местами ни разу не крупных.

- Та слышал, слышал, - отмахнулся хохол, тыкая пальцем в казака, не исчезнет ли? - не глухой.

- Да я своим ушам и глазам не да, - заулыбался Соломон Маркович, - когда увидел такое. Я сказал сибе - Шломо, надо прекращать пить по утрам! А потом выдохнул, выдохнул и радостно понял, шо это не белочка в лампасах, а настоящий казак! Пить можно!

- Их по всему Союзу двух десятков нету, и те расказачились, а тут - нате! - солнышком сиял правоохранительный жид, - К именинам подарочек!

- Шломо, я тебе вот што скажу, - палец участкового упёрся уже в друга, - если чилавек казак, то это не повод хватать ево ко мне, как бы тебе етово не хотелось!

- Ваня... - всплеснул руками друг, - у мине полрынка свидетелей! Вон... Ираида Ильинишна со мной!

Высунувшаяся наконец из-за жидовской спины склочная и насквозь православная старушонка закивала, поджав ссохшиеся губы.

- Лаился и Коституцию нарушал, - наябедничала старушка, - злостно!

Учитывая, што старушка та ещё жидоедка, то таки да и немножечко ой! Не врёт. Наверное. Казачков Ираида Ильинишна не любит ишшо больше, чем жидов, хотя...

... она вообще никаво не любит. Такая себе праведница и терпеливица из тех, которые поедом едят всех прочих, начиная с близких.

- Ой... - выдохнул Иван Андреич, разом представляя интересное дело и много писанины, отчево лень в нём заборолась с любопытством и карьеризмом. А потом вспомнилось, што он хоть и маленькое, а всё ж таки начальство, и писать придётся не ему!

Участок заполнили свидетели и видоки, а также те, кто ничего и никак, но желал поучаствовать и посмотреть. По словам их, преступление выходило страшенное!

- ... вот таки-таки и сказал? - не вдруг поверил участковый, остановив помощника насчёт писать, - Што он казак и етот привилиги... привилегированное сословие?! При людя́х?!

Толпа разом загомонила, делясь впечатлением.

- Ишь, - качнул головой участковый, - вы ему тово... объяснили, што у нас сословий нет? Ни привилиле... тфу ты! Ни привилегированных, никаких ишшо? Только граждане?

- В душу объяснили? - переспросил Иван Андреич, - А... не сразу хоть бить стали? Не, не... я ничево, если осторожно и без вредительств членов, то можно! Нужно даже, потому как оскорбление общества.

- Стоп! - остановил себя и людей участковый, потому как он болеет за Закон и Правду, а нравятся ли ему казаки или вообще нет, дело двадцать пятое, - А он не из дилигации какой? Нет? С корабля сошёл и гражданство запросил? Кхе... С убежищем? Кхе...

Допрос шёл тяжело, но после тово, как Соломон Маркович по просьбе Ивана Андреича удалил всех лишних, и в участке осталось всего-то три десятка чилавеков.

- ... привиле... - высунув язык, бойко выводил пёрышком молоденький стажёр.

- Даже и не раз? - уточнял участковый, поглядывая на казака.

- Мужичьё... - сплюнул тот на пол и разразился речью.

- Тю... - Иван Андреич остановил Соломона Марковича со второго раза, - эта, похоже, для дохтура клиент. Который...

Он многозначительно постучал сибе по лбу.

- ... по голове.

- Да тьфу ты... - расстроился дружинник, - так шо, в камеру ево?

- Да, - участковый загромыхал ключами, - Сёма... Сёма! Набери номер психиатра, похоже, работёнка для ево!

- ... головушкой поехал, стал быть, - рассказывал на следующий день Иван Андреич за рюмкой чая в обед, - у себе на Дону со старши́ной боролся, бо оне там всю землицу общинную под себя гребут. Ну и... то ли до полново расказачивания дошло, то ли сбёг как дезертир, это власти уточняют покамест.

- А здеся, - мужчина пожал плечами, - может, в трюмах головушку перегрел во время путешествия, а может, просто, как ето... прогрессировал! Решил, шо там казаки неправильные, а здеся он новое войско создаст и атаманом при ём станет.

- Таки да... - протянул Соломон Маркович.

- Ну и я же и говорю, - снова пожал плечами участковый, - больной чилавек!

Четвёртая глава

- Вот тоже, кулинарная Мекка! - бубнил Санька, вяло ковыряя ложечкой пирожное, - По мне, так в Клозери́ де Лила́5 куда как душевней, и рожи вокруг знакомые, а не эти...

Он покосился на чинных посетителей "Серебряной башни6", разодетых в вечерние платья, и вздыхая тяжко, принялся терзать несчастное кондитерское изделие, размазывая его по фарфоровой тарелочке. Вид такой несчастный, будто не в одном из лучших ресторанов Парижа сидим, а в тошниловку я его затащил.

- И на манеры можно почти не обращать внимания, - подковырнул я насупившегося брата.

- И што? - тот даже и головы не поднял, продолжив терзать несчастное пирожное, раздавив его карамельно-ореховые внутренности по фарфоровой тарелочке, - Спорю разве? Не последнее дело - уютно тебе за столом сидеть, или давишься, на рожи эти глядючи. Глянь! Зоопарк человеческий как есть!

- Пф... - одним только звуком показав раздражение, я стал лениво есть, поглядывая в панорамное окно, из которого открывается потрясающий вид. На Париж неспешно опускается вечер, и катящееся к горизонту солнце, отражаясь в Сене, совершенно волшебным светом озаряет город.

- Гиойм звал, - всё бубнил Санька, сбивая созерцательное настроение, - Андрэ Жид обещался, а мы тут как сопля под носом скучаем!

- Отскучались похоже, - заметив в отражении сплочённую группу, целенаправленно двигающуюся к нам, спешно вытер рот салфеткой, - да не оглядывайся ты!

- В конном строю практически, - съязвил брат, косясь на неверное отражение и залпом допивая кофе, поморщившись от попавшей в рот гущи, - не иначе как с манёвров отпускники. Нога к ноге идут, и впереди командир!

- Господа! Не кажется ли вам, что здесь воняет дерьмом? - отчётливо и очень громко произнёс по-русски рослый усатый мужчина лет сорока, остановившись у нашего столика и с неотвратимостью орудийной башни поворачивая голову в нашу сторону.

Ну... так, по крайней мере, ему кажется. Наверное. На мой взгляд, выглядит это всё донельзя манерно, отдаёт плесенью и нафталином глубоко провинциального театра. Группа поддержки, с выразительность скверных актёров играя эмоциями и лицами, поддержала и одобрила лидера, вбросив ряд тщательно отрепетированных реплик.

Да... пожалуй и верно - провинция-с! Слишком уж пристальное внимание к деталям моды. Затянутые в корсеты и облитые фраками, они напоминают скорее... ...кондомы. Притом жизненная потрёпанность у них такая, что... использованные. Неоднократно.

Ну или говоря языком более светским - это никак не денди, а скорее фаты7 из провинции. Притом с дурным вкусом, ну или просто отсутствием оного.

Ни единой нотки индивидуальности в зализанных обликах, и даже специфические алкогольно-кокаиновые крылья носа практически одинаковые. Ни дать ни взять - прожившиеся провинциальные помещики из отставных офицеров, решившие то ли поправить свои дела дурной лихостью8, то ли...

... чорт его знает! Внезапно стало скучно, и я позволил эмоциям отразиться на лице. Нам с братом плевать на этикет хоть по большому, хоть по маленькому, и соблюдаем мы его ровно настолько, насколько это удобно нам! И такое нелепое представление... на кого оно было рассчитано?

- Жопу надо вытирать, если кажется, - буркнул Санька, откидываясь на спинку стула, и взглядом эстетствующего мясника окидывая троих мужчин.

- Идиоты, - сухо констатирую я, - пытаться шокировать разговорами о дерьме бывших пастухов, которые не скрывают и не стесняются своего прошлого, - гарсон!

Ловлю взглядом официанта, взмахом руки привлекая внимание персонала и публики.

- В-вы... - с огнём в глазах и пузырькам слюны на губах, лидер кокаинистов левой рукой схватил меня за грудки и то ли замахнулся, то ли захотел вздёрнуть со стула ввысь...

... но я, ухватив его за пальцы, с готовностью начал падать на спину, выворачивая кисть на излом. Короткий, какой-то собачий взвизг, перешедший в скулёж, и рослый мужчина скрючился в позе эмбриона, баюкая сломанную руку...

... а я уже на ногах.

- Долго ты, - буднично сказал брат, пробивая ногой в голову стоящему на одном колене щеголеватому мужчине с жидковатыми тоненькими усиками на одутловатом лице. Второй, обладатель "Николаевской" бороды и рыхлого, сбившегося набок большого живота, раскинулся на спине морской звездой, вяло шевеля конечностями и явно пребывая в глубоком нокауте.

- Зато чисто, - хмыкаю в ответ, и прижав руку к сердцу, с виноватым видом кланяюсь миловидной даме, ставшей свидетельницей произошедшего, - считай, полресторана видело, што не мы первыми начали. Мы белые и пушистые!

- Эт да, - согласился Чиж, носком ботинка трогая "морскую звезду" и пряча кастет в карман, - никак перестарался? А нет...

"Звезда" повернулась на бок и звучно наблевала на пол, приведя в комичное отчаяние официанта, самую чуточку не успевшего с тазиком.

- Сават, месье, - улыбаюсь одному из ближайших соседей, заинтересовавшихся скандалом. Приврать несложно, а французам всё национальное - бальзам на сердце!

- Месье... - метрдотель был вежлив, но твёрд и настойчив, обращаясь к агрессору, - вы меня понимаете?

Лидер троицы, держась за сломанную руку, кивнул... далеко не сразу и изрядно заторможенно. Не факт, что понимает он в полной мере, ибо переломы я обеспечил сложные и со смещениями. Чорт его знает, как сознание не потерял от болевого шока...

- Мы вызвали врача и... - метрдотель покосился на нас, мастерски выдерживая паузу.

- На полиции не настаиваем, - жму плечами с видом человека, не нуждающегося в надуманных сенсациях, - если только эти агрессивные месье не считают иначе.

Месье, в лице пребывающего в шоке плешивого лидера, у которого слетела волосяная накладка с макушки, не считали. Покинув поле боя с помощью персонала, оставили нас победителями как де-юре, так и де-факто.

- Месье... - материализовался метрдотель у нашего столика, на котором не иначе как попущением Божиим, не пострадала ни одна салфетка, - хочу заверить Вас, что лично я и персонал "Серебряной башни" не винит Вас в произошедшем. Также уверяем вас, что эти... клошары не ступят более ногой в наш ресторан.

Чорт знает, лукавил ли этот осанистый немолодой мужчина, склоняя гордую выю, но блевоту и кровь замыли, а нам, в качестве компенсации за как бы испорченный вечер, принесли изрядных размеров блюдо со сладостями.

- Хоть так, - вздохнул брат, у которого явно прорезался аппетит, - и не подрались толком, а... ладно!

- Ничего они не понимают в благородном искусстве кабацкой драки, - съязвил я, и Санька закивал согласно. Тьфу ты... даже неинтересно...

Ан нет! Вон, глаза блестят насмешечкой!

- Ах ты... а молодца, - улыбаюсь ответно, - ей-ей молодца! Подловил на дурачка!

- А то!

***

Отложив документы в сторону, Лубе прикрыл веки и помассировал их кончиками пальцев.

- Информация полностью достоверна? - глухо поинтересовался он у секретаря, не открывая глаз.

- Месье Лепин лично ручается, - бесстрастно ответил тот.

- Между Сциллой и Харибдой, - пробормотал президент Французской Республики, растекшись по креслу снулой медузой

- Месье... - напомнил о себе секретарь.

- Ступайте, Пьер, - отпустил его Лубе, и молодой мужчина, склонив голову, закрыл за собой дверь массивную дверь, отсекая звуки приёмной.

Некоторое время Лубе сидел молча, полуприкрыв глаза. Наконец, шумно вздохнув, он нашарил в ящике стола коробку сигар, и отрезав кончик при помощи гильотины, раскурил табак из заморских колоний Франции, подаренный плантаторами.

- Русские... - пробормотал он, прикусывая в досаде сигару и перекатывая её в уголок рта, - республиканцы и монархисты, и нам, тысяча чертей, нужны и те, и другие!

Выпустив дымное колечко, Лубе снова открыл принесённые секретарём документы и принялся их просматривать, хмыкая и делая пометки карандашом. Не вызывая Пьера, он достал с полок "русские" папки и принялся делать выписки, не выпуская сигару изо рта.

- И ссориться ни с кем нельзя, - меланхолично констатировал президент, приходя в самое дурное расположение духа.

С одной стороны Российская Империя, надёжнейший рынок сбыта, поставщик дешёвого сырья и...

... пушечного мяса в случае боевых действий.

Страна-должник, дворянство которой, начиная с представителей Дома Романовых, самым решительным образом стремится тратить деньги во Франции. Имея такого союзника за спиной, можно не бояться решительно ничего!

- Нет... - поправил себя Лубе вслух, - не за спиной, ни в коем случае не за спиной! Впереди, и только так! Россия - замечательный пример того, как можно выиграть все битвы, проиграв в итоге войну. Замечательный союзник...

С другой стороны - Русские Кантоны, ключ к Африке. Огромные, почти незаселённые территории, с богатейшими недрами и плодородными почвами. Стремительно развивающаяся страна, которая ещё много десятилетий будет нуждаться в...

... Старшем Брате.

Страна, которая при наличии надёжных союзников и капельки везения, способна стать доминирующей силой на материке. Африканский плацдарм Франции!

- Юный коммандер ведёт свою игру? Или кто-то из его окружения играет коммандером? - Лубе ещё раз бегло проглядел папку и кивнул удовлетворённо, - Хм... пусть. Если верить Лепину, а не доверять ему решительно нет резона, лёгкие, точечные провокации русской фракции лишь чуть-чуть ускорили течение событий.

- Чуть-чуть, - задумчиво повторил он, катая по столу карандаш, - Даже... я бы сказал - изящно! Если бы не пристальное внимание к Георгу и его делам, то пожалуй, мы могли бы и пропустить эти детали как малозначительные!

- Значит, - Лубе склонил голову набок, будто прислушиваясь к кому-то, и пару минут спустя вновь принимаясь листать документы, - ему нужно обострение конфликта... сейчас? Именно сейчас?

- Ах ты ж... - он восторженно хлопнул ладонью по столу, - делёжка африканского наследства в разгаре! Вот оно!

Сделав в общем-то логичное допущение, президент Французской Республики выстроил цепочку действий Георга в частности, и русской фракции вообще, на не вполне верном выводе.

По его мнению, получив кусок африканского пирога, авиатор демонстративно удалился от последующей неизбежной грызни. Свои активы он обезопасил на первых порах авторитетом военного, а затем и тесной кооперацией с промышленными и аристократическими кругами Франции. Ныне же Георг получил возможность вернуться в Африку арбитром с незапятнанной репутацией, равно усилив свой экономический и политический вес.

- Хлопнуть дверью... а ведь и выйдет у мерзавца! - невольно восхитился Лубе, и тут же поправился, - Могло выйти! Ему - повод удалиться в Африку, а нам - головная боль... экий подлец!

Несмотря на нелестные эпитеты, президент настроен вполне благодушно. Желание Русских Кантонов максимально осложнить для Российской Империи ситуацию на политическом поле логично, закономерно и пожалуй - исторично. Сыграли изящно, не переходя негласных, но достаточно жёстких рамок политической подковёрной борьбы, так чего ж обижаться?

- Н-да... а ведь придётся отойти от роли арбитра и подыграть Георгу в этой партии, - озадачился он, раскуривая погасшую сигару, - Пусть провокации и имели место быть, но ведь первыми начали никак не Кантоны! Да и удалить из Парижа одного человека много проще...

- ... и дешевле, - вздохнул президент, вспоминая о невероятных суммах, ежегодно оставляемых русским дворянством в Париже. Если же репутацию русского дворянства скандализировать в глазах французского обывателя ещё больше, то...

... этот источник может сократиться весьма существенно. А что ещё хуже - ряд контрактов окажется под большим вопросом!

- А ведь придётся с Георгом договариваться, - меланхолично констатировал президент Французской Республики, - Вот уж действительно, Возмутитель Спокойствия!

Пятая глава

- Права и свободы... - выдохнул я, сминая газетную страницу в тугой комок. А потом ещё, ещё...

- Гхм! - глухо кашлянул Матвеев, не вынимая изо рта пустую трубку, - Не злись, Егор! Понятно, што Дума эта будет чем-то... а, опереточным! Но хоть штой-то, понимаешь? Кака-никака, а трибуна люду.

- Трибуна... - усмехаюсь и бросаю комканную газету в корзину для бумаг, - Сколько красивых слов, а толку?!

- Ты, Егорушка, и вправду не понимаешь.. хм, - отложив трубку, Матвеев посмотрел на меня с видом учителя, взирающего на нерадивого тупоумного ученика.

- Да всё я понимаю! - взрываюсь криком.

- Хрена! - заорал коммандер в ответ, лупанув кулаком по столу, - Обидели ребёночка, не дали все пряники на ярмарке! Так?! Думал, вот так сразу тебе, на блюде всё? А шиш!

Он ткнул мне под нос увесистый кукиш с толстым желтоватым ногтём.

- Вот такой вот, токмо царский! По кусочку, по шажочку, по чуть! - выплёвывал военный атташе, - Зубами выгрызать права и свободы будем... кровью поливать! Свой ли, царёвой ли... внял?!

- Дума ему не понравилась, ишь! - вскочив со стула, Матвеев закружил по своему кабинету, как хищник в клетке, - Мне может тоже не ндравится, а куда деваться? Хоть какая-то трибуна, возможность высказаться! Шажок!

- Власти устроили политический террор! - заорал я в ответ, - И что... вот так вот всё?!

- Да! - развернулся коммандер на пятках, обжигая яростным взглядом, - Так! Смягчение приговоров, помилование, и давление, давление, давление... Выгрызать будем, шантажировать, покупать чиновников, продавать, красть!

- Ам-нис-ти-я! - нависнув надо мной, проговорил военный атташе, - Большая часть восставших... понимаешь? Большая! Ты хоть понимаешь, какая это победа? И это сделали мы! И народ знает... будет знать о нас, а не о царской милости!

- Столько слов Лубе наговорил... - меня начало отпускать, и настроение из яростного стало пасмурно-дождливым, чуть не до слёз.

- Ему по должности положено, - усмехнулся Матвеев угрюмо, - да и што... думаешь, вот прям такой туз козырный в руках у тя был? Шиш! Залупы еврейской кусок!

- Французам не хотелось нагнетания, - почти спокойно сказал военный атташе, усаживаясь на стул, - и всего-то! Можно сказать, с учётом имеющегося, нам навстречу пошли

- Аванец выдали? - сощуриваюсь хмуро.

- Ево, - невозмутимо кивнул собеседник, - и я чевой-то не пойму, ты чево жалуисся? Хотел из Парижу в Африку, и пожалста! Со всем уважением и реверансами! С выгодами! Скажешь, нет?

- Прав ты, Ильич, - откипятился я окончательно, - со всех сторон прав. Но...

- Ясно-понятно, - кивнул он, не дождавшись продолжения, - хотелось всево и сразу, так? Да в уши небось надудели так, што вот прям все блага земные за обещание не скандалить больше господ российских помещиков?

- Оно, - выдыхаю тяжко, - Так-то оно понимаешь, сильно опосля уже, што ничего такого экстраординарного и не пообещали, а всё тоже, што им негоже, просто в обёртке покрасивше. Да... а всё равно кажется, што не по букве, а по духу должно́, по картинке, перед глазами нарисованной.

- Эт да, - крякнул Матвеев, - здесь ты опростоволосился... Цыц! Я тя не виню, Лубе сладкоречив, недаром эвона куда влез! Што я, сам, што ли... За ручку ухватит и держит, яко парень девицу, а? Да улыбка, морщинки лучиками, да словеса подбирает - куда там сказительницам! Ну што, отошёл?

- Отошёл, - навалилась апатия.

- Ты, Егор, вот што подумай, - усмехнулся военный атташе, набивая табаком трубку, - Скока времени прошло с начала англо-бурской? Ась?! А скока сделано?

- Государство русское, - начал он загибать пальцы, - да с союзниками какими-никакими!

- Хреновыми! Говно на палочке, а не союзники!

- Ясен-красен! - кивнул он спокойно, тая под усами усмешечку, - Когда это союзники другими бывали, при наличии хоть каково умишки? Эт только у нас цари-батюшки за одобрение европейское кровушкой русской любой пожар норовили залить, да не жалеючи! В Европах такие дурни давно уж перевелись!

- На волоске Кантоны висят, - перекосившись, делюсь наболевшим, - Я, веришь ли, даже союзникам из буров не вполне доверяю, так-то!

- А-а... - протянул Матвеев, - слона-то9 ты и не приметил! Вот...

Подчеркнул ногтём нужные строки, он протянул мне документ.

- Так... облегчение визового режима для... представителей крестьянского и мещанского сословия?!

Голос у меня сорвался на фальцет, и Ильич кивал с улыбкой кота, довольного злой шкодой.

- С ба-альшими оговорочками, - ехидно протянул он, - Ну то есть так они думают! А на деле - вона... чти далее!

- Так, так... а! При наличии родственников и... гарантии финансовой поддержки?! - я неверяще уставился на Матвеева, расплываясь в улыбке, - это же...