Лесная кукла E-Book

Анна Данилова

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Krimi
• Serie: Эффект мотылька. Детективы Анны Даниловой. Новые расследования
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 343

Beschreibung

Остросюжетные романы Анны Даниловой — это увлекательные детективы, в которых автор при помощи психологических головоломок и сложных хитросплетений чувств раскрывает глубинные мотивы, толкнувшие героев на преступления. Женя Бронникова влюбилась, и сама не рада своим чувствам: ведь дома ждет муж Борис и маленький сын, а ее сердцем завладел симпатичный следователь Павел Журавлев, который очень просит, чтобы Женя приняла участие в расследовании загадочного дела. Дело очень непростое: в лесу у деревни Сапроново найдено тело молодой женщины, одетой в платье детской расцветки. На этом же самом месте двадцать лет назад пропала девочка в точно таком же платье, и все ниточки преступления ведут к айтишнику Юрию Агневскому.

Leseprobe

Анна Данилова Лесная кукла

Эффект мотылька. Детективы Анны Даниловой. Новые расследования

© Текст, Дубчак А.В., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

1. Декабрь 2023 г

Надя

Сказать, что он был красив, значит, ничего не сказать. Вот все, чем мог Господь одарить этого молодого мужчину, было при нем. Высокий, светловолосый, сероглазый. Тяжелые веки, которые, казалось, ленились открывать всю красоту его глаз, были украшены густыми ресницами. Брови густые, вразлет. Прямой, просто идеальной формы нос придавал лицу черты мужественности и благородства. А голос! Надя могла бы слушать его бесконечно, наслаждаясь его красивым, низким, бархатным тембром. И как жаль ей было, что она не могла поделиться своими впечатлениями ни с кем. Она носила в себе это восхищение, как большой прекрасный цветок, который день ото дня все развивался и рос в ней, но показать его она не имела права никому.

Вот и сейчас она стояла на пороге спальни, где на кровати с ноутбуком на коленях сидел ее муж, босая, в одной сорочке, и слезы катились из ее глаз – как же ее обуревало желание поделиться с ним, рассказать о том, какими мощными, огненными чувствами она была охвачена последние месяцы.

Муж Виктор самый близкий ей, по сути, человек. Он умный и добрый, он все поймет. Конечно, своим признанием она причинит ему боль, но зато он оценит ее искренность и желание быть откровенной. Он, хирург, ежедневно избавляющий людей от боли, разве не захочет помочь ей? Как-то поддержать ее? Если он любит ее (а он всегда говорит ей о любви и, похоже, на самом деле любит ее все пять лет, что они находятся в браке), то пусть и докажет это. По-настоящему любящие люди желают счастья тем, кого любят.

– Ты чего не ложишься? – спросил он, не поднимая головы.

– Ложусь.

– Я тоже. Завтра рано вставать.

Она затворила за собой дверь спальни и, осторожно ступая по мягкому ковру, дошла до кровати и присела. Спать не хотелось.

Конец декабря в этом году был морозным, если не сказать свирепым. На улицу вообще не хотелось выходить. Но выходили, куда-то ехали, спешили, несмотря на низкие температуры и метели. Однако если бы не работа, Надя до весны бы проспала в постели, под теплым одеялом, как медведица.

Надя работала в туристическом бюро и всегда с большим удовольствием, особенно зимой, отправляла своих клиентов в теплые страны. Находила для них самые лучшие, комфортные условия, как делала бы это для своих самых близких людей. Она и сама всегда зимой грелась в жарких странах, чаще всего в Эмиратах и Катаре.

Но в этом году она находила тепло в объятиях мужчины, и не променяла бы это ни на что на свете. Какое же это было наслаждение, счастье – лежать в постели с Юрой в теплом гостиничном номере под завывание метели за окном. Они, пара влюбленных, безбашенных дураков, врывались в номер промерзшие, румяные от мороза, быстро раздевались и ложились, крепко обнявшись, – грелись. Все свои нехорошие мысли, стыд и угрызения совести они оставляли там, за дверями, в гостиничном коридоре.

А стыдиться было чего. Юра готовился к собственной свадьбе, а Надя и вовсе была замужем. Придумали, договорились, что они живут как бы в разных измерениях, где в одном – у них невеста и муж, а здесь, в постели, – это их собственное измерение, где свой мир и только они вдвоем, и отказываться от этого они не собираются.

Но иногда с Надей случались приступы не то что стыда, а такого странного чувства, имени которому еще не придумали. Ей хотелось, чтобы ее собственный муж разделил с ней ее счастье с другим мужчиной. Даже не счастье, а, скорее, понимание ее счастья. Ей казалось, что даже самая близкая подруга, доверенное лицо, не сможет ее понять так, как муж. Подруга может позавидовать, к примеру. А вот Виктор поймет ее и снимет с нее груз вины. Вот точно! Она хотела, чтобы он как бы освободил ее от этого чувства. Чтобы порадовался за нее, что она так счастлива, и, главное, понял, не осудил.

Конечно, это было сумасшествие. Разве можно признаваться мужу в том, что у тебя есть любовник? Каждая женщина знает – нельзя. Это аксиома. Это не надо никому доказывать. Но почему же ей так хочется сломать эту аксиому или заставить ее стать более гибкой?

Надя хотела представить себе другую ситуацию, при которой ей так же хотелось бы поделиться своей радостью с мужем. К примеру, она выиграла в лотерею. Да, это, пожалуй, подходящий вариант.

«Юра, представляешь, я выиграла миллион!» Вот он обрадуется. Деньги лишними не бывают. Или она узнала, что беременна. Да, вот это было бы настоящим семейным счастьем. Что еще? Она шла по улице, и впереди нее упала огромная сосулька, но, главное, мимо! И Надя осталась жива! Разве это не счастье? Виктор точно порадовался бы за нее, хотя, с другой стороны, ужаснулся, что могло бы случиться, если бы Надя ускорила шаг и сосулька пробила бы ей череп. Нет, этот вариант вообще не пахнет счастьем. Виктор бы, наоборот, весь зимний, «сосульный» период волновался за нее. Он, хирург, точно знает, что бывает с теми, кому не повезло и кого настигла острая, как обломок стекла, смертоносная сосулька.

Она легла рядом с мужем, он отложил ноутбук, выключил свет, устроился поудобнее на подушке, потом повернулся к ней, обнял ее и прижал к себе.

«А ведь я люблю его, – подумала Надя. – Очень. Он дорогой и самый близкий мне человек. И мне с ним хорошо. Тогда почему же я то и дело перемещаюсь в другое измерение, где мне тоже хорошо, но по-другому? И Юру я тоже люблю. Вот как же разобраться в своих чувствах?»

Конечно, она ведь жила не в лесу, среди людей, наблюдала за многими парами, знала, кто и кому изменяет, они с подружками часто обсуждали эти темы, сплетничали. И, как правило, женщина, у которой был любовник, либо не любила мужа, либо он ей просто надоел, и она воспринимала его как друга, как родного человека, но не хотела его как мужчину.

С Виктором все было иначе. Ей было хорошо и с мужем. Быть может, все дело было в нежности? В какой-то его особой нежности, которой не хватало Юре? Юра был горячим, страстным, нервным, веселым, он был как стихия, как ветер… Виктор же, напротив, был спокоен, ласков, нежен и как-то более ответственен, что ли. Словно был старше ее намного, хотя всего-то на шесть лет. Наде было двадцать девять лет, Виктору – тридцать пять.

Он обнимал ее, и это ее успокаивало. Она закрыла глаза, дыхание ее выровнялось. Она почувствовала, как Виктор целует ее в затылок, как дышит и его тепло проникает в ее волосы… Как же ей хорошо с ним. И спокойно.

– Его зовут Юра, – тихо сказала она, чувствуя, что желание выговориться, поделиться с мужем уже не контролируется ею, как слова, словно помимо ее воли, рвутся наружу. – И я изнемогаю от страсти. Прости меня. Не знаю, как мне быть. Ты умный, помоги, подскажи, как мне жить дальше.

2. Май 2024 г

Женя

Роман между Женей Бронниковой и следователем Павлом Журавлевым был, конечно же, платоническим. Звонки, переписка. Слегка подмороженный январем, он потеплел ближе к весне, и в мае им обоим уже хотелось встретиться, поговорить, увидеться наконец.

Тот поцелуй, что случился у Жени с Павлом в зимнем саду в тот памятный октябрьский вечер, когда Журавлев в первый раз появился в доме Бронниковых после успешно завершенного дела (первого и, скорее всего, последнего дела Валеры Реброва в качестве частного детектива), обжег Женю. Поцелуй был украденным. Но таким сладким!

Пару раз Борис, муж Жени, известный московский адвокат, приглашал своего друга, Валерия Реброва, снова вернувшегося в Следственный комитет после попытки поработать в частном сыске, вместе с другом, Журавлевым, в гости. Конечно, если бы он знал об увлечении своей молодой жены красавцем Журавлевым, вряд ли он захотел бы видеть его в своем доме. Но он, понятное дело, ничего не знал, ни о чем не догадывался и был счастлив тем тихим семейным счастьем, которым был обязан своей жене и маленькому сынишке Мише.

Дом Бронниковых был большой, уютный, в нем обитали, помимо Бориса с семьей, его любимый младший брат Петр с женой Наташей и трехмесячной дочкой Милой, две няни, Соня и Маша, и приходящая помощница по хозяйству Галина Петровна.

Поскольку дом был расположен в лесной зоне, в стороне от поселка, братья Бронниковы приняли решение установить за домовладением охрану. Теперь возле ворот в специальном домике находились охранники, и это обстоятельство сделало жизнь обитателей дома более безопасной и спокойной.

Конечно, если бы не увлечение Жени разного рода расследованиями, которые она проводила, помогая Реброву, и не страхи за ее безопасность Бориса, никто бы и не стал тратиться на такую солидную охрану.

Вернувшись в Следственный комитет, Ребров на время совсем выпал из поля зрения Жени, он много работал, словно наверстывая то время, что он потратил на свое свободное плавание, да и новые его дела, скорее всего (по мнению Жени), вряд ли бы заинтересовали ее, раз он ни разу не обратился к ней за помощью. Или же ему просто везло, и он легко их раскрывал, щелкая, как орешки.

Женя все те месяцы, что не была вовлечена в расследования, откровенно скучала, хотя много занималась с сыном, помогала Наташе с ее грудной девочкой, ездила в гости к своей близкой подружке Тонечке, проживающей неподалеку, в Подольске, продолжала обучаться кулинарии под руководством Галины Петровны и Петра.

В январские холода в доме готовили много жирных блюд, причем все, не сговариваясь, требовали гусей, свинины, уток и калорийной выпечки.

Женя чувствовала, что набирает вес, и переживала по этому поводу, пыталась ограничивать себя в еде, но, приготовив с Галиной Петровной очередное зимнее сытное блюдо, не могла от него отказаться и не в силах была придерживаться диеты.

То же самое переживала и без того располневшая после родов Наташа. Но как же счастливо и мирно они переживали эти морозные зимние месяцы! Петр разве что только в зубах не носил свою маленькую дочку, готов был держать ее на руках круглые сутки. Ночами не спал, нянчился с ней, давая возможность Наташе выспаться и отдохнуть. Даже няне Маше приказывал вечером отправляться в детскую и там отсыпаться, чтобы самому на руках укачивать малышку.

Как-то ранним утром, когда Женя пила кофе на кухне, к ней заглянула Наташа. Обе были в пижамах, с распущенными волосами. Подруги, точнее уже невестки, обнялись.

– Как дела? – спросила Наташа и, состроив уморительную гримасу, улыбнулась. – На свидание еще не пригласил?

Женя, испугавшись, что ее могут услышать, приложила палец к губам, шикнула на Наташу.

– У стен есть уши, ты что, забыла? И вообще, ты же прекрасно знаешь, что никаких свиданий не будет! – с шепота Женя перешла на эмоциональный сиплый свист. – Ты меня словно бы провоцируешь. Зачем тебе это? Развлекаешься? Заняться нечем?

– Да нет… Прости. Я же знаю, что у вас с Борисом напряженные отношения в последнее время, что ты, мягко говоря, несчастна.

– Да кто тебе это сказал?! – возмутилась Женя, уже пожалевшая о том, что когда-то была откровенна с Наташей. – Мы с Журавлевым – просто друзья, вот и все. А Бориса я люблю, он мой муж. Конечно, я не спорю, Паша красивый мужчина, но…

– Да он красив, как Бог! Он очень красив! И я не понимаю, как это он еще свободен? Почему до сих пор не женат?

– Знаешь, я спрашивала его об этом. Он сказал, что много работает. И я понимаю его. Он, как и Ребров, понимаешь? Его никогда нет дома. Его профессия не дает ему возможности завести семью. Не каждая женщина, знаешь, согласится на брак со следователем.

– Постой, может, я не понимаю, но он же именно следователь, а не опер. Это опера охотятся за преступниками, сидят в засаде, ходят с пистолетами… А следователи просто дают задания, ведут расследование. Работают в кабинете с документами. Ты хочешь сказать, что, если бы ты не была замужем и если бы у вас с Павлом случился роман и он позвал бы тебя замуж, ты не согласилась бы?

– Согласилась, нисколько не раздумывая, – мгновенно выдала себя с головой Женя. – Но сегодня я замужем, у меня прекрасный муж, и я его люблю. А Журавлевым просто восхищаюсь. Если можно было бы, то я поселила бы его в нашем доме только лишь для того, чтобы он был нашим, понимаешь? Чтобы видеть его каждый день, слышать его голос. Похоже, я несу полную чушь…

– Да, это точно. Ты так сказала, словно он красивая собака, которую хочется забрать к себе в дом, пусть даже он будет спать на коврике в твоей спальне.

– Наташа… Прошу тебя, не надо…

Как же вовремя они прекратили развивать эту тему – в кухню бодрой походкой вошел Борис.

Женя испуганно, волнуясь, что муж мог услышать их разговор, бросилась готовить ему кофе. Кашу для завтрака Галина Петровна приготовила еще с вечера, так что Жене оставалось только подогреть ее и поджарить тосты.

– Доброе утро, девочки. Как дела? Как моя племянница? Снова не давала моему брату спать?

Он говорил это с такой счастливой улыбкой и выглядел таким умиротворенным, что подозрения Жени в том, что он что-то услышал, сразу исчезли.

– Мила, к счастью, почти всю ночь спала. И я, соответственно, тоже. Вы, Борис, утром на эту тему пытайте Петра, вот он точно расскажет вам, как прошла ночь, спала ли ваша обожаемая племянница или капризничала. Знаете, иногда мне кажется, что он не доверяет мне Милу, что готов все делать за меня, лишь бы быть спокойным. Вот такие у нас дела.

– Давайте простим его за это, просто он сошел с ума от счастья. Думаю, он еще недавно и мечтать не мог о том, что станет отцом, – с этими словами Борис сел за стол и придвинул к себе тарелку с кашей. Женя поставила перед ним блюдо с горячими тостами. – А вы, девочки, почему никогда не завтракаете вместе со мной?

– Так рано же! – хором ответили Женя с Наташей и рассмеялись.

– Сегодня у нас вечером будут гости. Вернее, не совсем гости. Друзья. Не знаю, помнишь ли ты, Женя, следователя Журавлева. Дело Нины Коротич.

– Борис, конечно же, помню! – покраснела Женя. – У меня с памятью все в порядке.

– Может, ты не в курсе, но наш Ребров теперь работает в том же отделе, что и Павел, и сегодня они собираются предложить мне новое дело, возможно, приедут с потенциальным клиентом. Как сказал мне по телефону Валера, этого человека обвиняют в убийстве женщины. Дело, если ему верить, сложное, но интересное, словом, девочки, все, как вы любите. Но сейчас я за вас спокоен – у тебя, Наташа, грудной ребенок, а ты, Женечка, вряд ли сунешься в эту историю без Наташи. Так что, мои дорогие, просто их выслушайте, можете, конечно, подумать, пофантазировать, проанализировать данную тему, порассуждать, но не более того…

– Боря! – возмутилась его тоном Женя. – Ты за кого нас принимаешь?

– За молодых мамочек, – расхохотался Борис, прекрасно осознавая, как задевает чувства своей жены.

Их глубокий семейный конфликт, основанный на нежелании Бориса в очередной раз переживать за жену, реально грозил разводом. Он несерьезно относился к стремлению Жени сохранять какие-то элементы свободы в браке, и чем дольше супруги жили, тем больше его раздражали ее спонтанные поездки, связанные с расследованиями, тайны, которыми она окружала себя, увлекаясь очередным «ребровским» уголовным делом. Хотя временами, надо признать, его охватывало настоящее чувство гордости за жену, с помощью которой было раскрыто серьезное преступление. Иногда ему казалось, что именно этот самый конфликт, эти разногласия и придают особую остроту и свежесть их отношениям, главным было – не перегибать палку, вовремя остановиться в своих претензиях и упреках и не довести до развода. Возможно, именно находясь на этой грани, Борис и чувствовал к жене приливы страсти. Но разве ж он мог ей в этом признаться?

– Так что вы уж придумайте к ужину что-нибудь особенное, поговорите с Галиной Петровной.

Покончив с завтраком, Борис поблагодарил жену, поцеловал ее и отправился к себе – собираться на работу.

– Даже не переживай ты, он ничего не слышал! – зашептала Наташа, прислушиваясь к звуку его удаляющихся шагов. – Ты видела, в каком настроении он был? Разве что не пританцовывал! Так что успокойся. И подумай лучше, как оденешься к его приходу!

– Не поняла… – нахмурила брови Женя. – Ты о ком?

– Ну, не о Реброве же! Не валяй дурака, все ты прекрасно поняла! Так долго мечтала его увидеть, и вдруг на тебе – подарок! И кто тебе об этом сообщил? Муж! Это же просто замечательно! И вообще – это знак.

– Наташа… Ты ничего не понимаешь. Борис – он умный, он может все понять, достаточно ему будет увидеть нас… А вдруг Журавлев посмотрит на меня как-то особенно и Борис перехватит его взгляд? А если мы сядем за столом радом, вдруг он возьмет меня за руку? И что тогда будет?

– Спалитесь! – расхохоталась Наташа.

– Ладно. Давай лучше подумаем, что приготовить на ужин. Может, пироги? Или жаркое?

– Какая же ты, Женька, все-таки счастливая… – И Наташа, вспомнив что-то свое, личное, почувствовала подступающие слезы.

3. Май 2004 г

Горные. Каменка

– Предлагаю сделать небольшой ремонт: покрасить окна, поклеить обои, подремонтировать дверь…

Тася Загуменная возникла на пороге старого деревянного дома. Залитая солнцем, она казалась сотканной из воздуха. К тому же она была совсем худенькой, маленькой и больше похожа на девчонку, чем на молодую мамашу.

– Тася, заходи, я как раз блинов напекла, позавтракаем вместе, – Галина, хозяйка дома, впустила соседку. И как только дверь закрылась, сразу же исчезло солнце, в сенях стало темно и жутковато.

Галина еще не привыкла к своему новому жилищу. Она никогда прежде не жила в доме, всегда в квартире. И там все было просто и понятно: две комнаты, стены, балкон, дверь.

Здесь же все по-другому, здесь простор, много комнат, маленькие окна, большая кухня, темные сени, крепко пахнущие сыростью и гнилыми яблоками, тяжелая деревянная дверь, покрытая толстыми слоями краски… А за окнами – сад. Заросший, пока еще в сорняках и дикой поросли, но все равно прекрасный, с большими фруктовыми деревьями и голубым небом над их кронами.

Галина купила этот дом в Каменке две недели тому назад и все это время отмывала его, проветривала, стараясь избавиться от запаха гнили и плесени.

В доме давно никто не жил, он был сырой, холодный. Поэтому Галина целыми днями держала открытой включенную раскаленную газовую плиту, прогревала дом, задыхалась, но считала это единственным способом его высушить и сделать пригодным для жилья. Свою маленькую дочку в теплые солнечные дни она устраивала в саду, расстелив на старом матраце одеяла. Книжки, игрушки на время отвлекали девочку, но больше всего ей, непоседе, нравилось гулять по большому саду, рассматривать цветы, ловить бабочек, собирать на прогретых лужайках мелкую, уже переросшую в дикую, некогда садовую землянику.

Тася, сразу же полюбившая своих новых соседей, старалась помочь им с обустройством, приносила посуду, с легким сердцем отдала две еще довольно прочные кастрюли, другую кухонную утварь, тазы, одеяла, большую упаковку хозяйственного мыла, два новых цветных половика и много всего другого, необходимого в хозяйстве.

Галина же, обрадовавшись такой доброй и веселой соседке, молодой мамочке, недавно родившей дочку, тоже пыталась ей чем-то помочь, и когда Тасе нужно было отлучиться, поехать в соседнее село или в город, сидела с ее девочкой.

Муж Таси работал в Москве на стройке, но в выходные приезжал домой, благо Каменка находилась в двух часах езды от столицы, между Каширой и Коломной.

Тася же договорилась, что пятилетнюю дочку Гали с понедельника уже примут в детский садик. Работу Галина нашла сама – на почте.

И вот так постепенно, опять же с помощью активной молодой соседки жизнь новоселов начала налаживаться. Галина уже знала, у кого покупать молочку и яйца, кто есть кто из соседей и, главное, кто из местных, рукастых мужиков-мастеров поможет ей с ремонтом дома, к кому обращаться, чтобы не переплачивать за работу.

– Я завтра вам меду принесу, вчера мой купил, привез, я отолью, – говорила Тася, с аппетитом уплетая блины. – Так что с окнами-то? Покрасим? Я тебе помогу.

– Тася, не нужно красить. Новые поставлю. Все-таки пластиковые окна лучше старых, деревянных. Сама знаешь. Деньги у меня будут на следующей неделе.

Тася, сгорая от любопытства, кто же может прислать Галине деньги, прикусила губу – не посмела спросить.

– Тася, мне с тобой поговорить надо. Только пообещай, что никому не расскажешь.

– Я могила!

Вернувшись от Галины домой, Тася, проверив дочку, спит ли еще, села на крыльце и задумалась. Мыслей было много, но все варианты решения проблемы казались нежизнеспособными. Особенно одна, самая дерзкая идея, которая сильнее всего будоражила воображение и заставляла по-настоящему нервничать, просто требовала действия.

– Есть у меня один план, – она позвонила Галине, поскольку из дома выйти не могла, дочка могла проснуться в любой момент. – Запрешь, когда я скажу, свою девочку в доме, а мы с тобой кое-куда сходим. Вот только дождусь, как Танечка моя проснется, уложу ее в коляску, и мы с тобой пойдем. Пешком. Дорога займет примерно минут сорок. Но ничего, подышим свежим воздухом. Погода-то – благодать!

4. Май 2024 г

Женя

На ужин было жаркое из баранины. На гарнир Галина Петровна приготовила рис, морковь с барбарисом и лук в гранатовом соке. Петр, уложив спать дочку, испек шарлотку. Женя помогала ему, но на деле получалось, что только мешала – у нее от волнения от предстоящей встречи с Павлом Журавлевым все валилось из рук. К тому же она порезала палец.

В доме царило предпраздничное настроение, как если бы ждали не Реброва с приятелем, а собирались праздновать Новый год или Рождество. А ведь за окнами бушевал солнечный ветреный май с его травами, цветами, цветущими деревьями.

Примерно за пару часов до приезда гостей Женя вдруг спохватилась, что меню совсем не весеннее, что маловато зеленого лука, редиски, свежих огурцов, что она, словно по инерции, снова готовила тяжелое зимнее блюдо.

Почему баранина? И вдруг вспомнила, поняла. Тогда, осенью, когда они и познакомились здесь, в этом доме, мужчины готовили шашлык на террасе, а потом Павел разыскал ее в зимнем саду, где они целовались, и позже, уже за столом, сказал что-то про отменный бараний шашлык, что самый вкусный шашлык получается именно из баранины. Вот и все. Вот откуда ее подсознательное желание угодить ему, сделать приятное.

Женя долго не могла придумать, как нарядиться. Вечернее платье – глупо. Домашняя просторная одежда – еще глупее. Остановила свой выбор на голубых брюках и белой рубашке мужского покроя.

Наташа, увидев ее в таком наряде, покрутила пальцем у виска:

– Все скрыла, что только можно было! Ни талии, ни бедер, ни груди, ничего не видно! Какое-то бесформенное существо в просторной одежде. Надень белую кружевную блузку с коротким рукавом, там хотя бы декольте выигрышное, и ладно, так и быть, пусть будет домашняя голубая льняная юбка, чтобы Борис ничего не заподозрил, но в ней ты будешь хотя бы женственнее, привлекательнее.

Она была права. В блузке и юбке Женя и сама себе понравилась. Подкрасила губы розовой помадой, приподняла свои рыжие кудри, заколола на затылке.

Стол накрыли на террасе, Наташа помогла Галине Петровне украсить его цветами из сада, разложила красивые салфетки. Петр прогуливался перед террасой по дороге с коляской и разговаривал с новорожденной дочкой, как если бы был уверен, что она его понимает. Там же, неподалеку, няня Соня гуляла с маленьким Мишей, который еще месяц тому назад начал ходить, но чувствовал себя уверенно, только держась за руку взрослого.

Женя, время от времени бросая на них взгляды, понимала, что она очень плохая мать, что вместо того, чтобы гулять с Мишей, играть с ним в саду, она готовит угощение для мужчины, в которого явно влюблена, и все ее мысли и чувства заняты лишь предстоящей встречей. И в который раз подумала о том, как же хорошо, что люди еще не научились читать мысли друг друга. Вот бы Борис удивился, увидев проявляющиеся где-то в воздухе над ее головой цветные картины ее фантазий, сцены свиданий…

Она все понимала, но ничего поделать с собой не могла.

– Знаешь, Наташа, чего бы мне хотелось больше всего на свете?

Женя украшала блюдо с овощами зеленью.

– Конечно, знаю – поскорее увидеть Павла.

– А вот и нет. Мне хотелось бы либо разочароваться в нем, либо пресытиться им и перестать думать о нем. Вот. И тогда я вернулась бы к нормальной, спокойной жизни, к своим прямым обязанностям жены и лю… уф… матери.

Наташа расхохоталась.

Борис и гости приехали одновременно. Две машины притормозили у террасы, и Женя, совсем потерявшись, вместо того, чтобы в первую очередь поприветствовать гостей, бросилась, словно не видя их, к Борису, обняла его.

Со стороны, как отметила про себя Наташа, это выглядело дико и подтверждало Женино неосознанное желание найти защиту от обуревавших ее чувств к другому мужчине в объятиях мужа.

И вдруг, очнувшись, она, словно придя в себя, отпрянула от Бориса и, красная от смущения, подошла теперь уже к Валере, они обнялись, и только после этого протянула руку Павлу Журавлеву.

– Так рада, что вы приехали, – сказала она, глядя куда-то мимо Павла, хотя обращалась именно к нему, уж Наташа-то это знала наверняка. – Проходите, пожалуйста, в дом… Или, вернее, там вы можете помыть руки, а стол накрыт здесь, сами видите…

– Женечка, с тобой все в порядке? – наконец-то заметил странное поведение жены Борис.

– Да, все в порядке! – бодро ответила Женя.

Борис перевел взгляд на Наташу, как бы желая понять, что не так. Но Наташа, не желая предавать подругу, лишь широко ему улыбнулась, давая понять, что все прекрасно.

– Думаю, Пашу вам не надо представлять, – сказал Ребров, похлопывая своего друга по плечу. – Вы не обращайте внимания на его кислое выражение лица, у него просто болит зуб. Но вы окажете ему большую услугу, если дадите таблетку.

– Я знаю, что ему поможет от боли… – мгновенно отреагировала Женя. – Павел, вы садитесь, я вам сейчас принесу.

И бросилась в дом. Между тем мужчины (к ним присоединился и Петр, у которого няня Маша забрала девочку) расселись за столом, закурили. Закончив прогулку, вернулись в детскую и няня Соня с Мишей.

– Я могу посоветовать вам, Павел, своего стоматолога, – сказал Борис.

– Да у меня вроде бы зуб целый, не знаю, почему болит…

– Он два мороженых съел, – сдал его Ребров. – Странно, что горло еще не заболело.

Ребров был одет, по обыкновению, в джинсы и рубашку, на Павле же были элегантные черные брюки и голубой тонкий джемпер. Наташа, разглядывая его, тихо зацокала языком, восхищаясь красотой Журавлева. Ну как можно было в него не влюбиться? Бедная Женя…

Женя вернулась с таблеткой и стаканом воды. Протянула Журавлеву.

– Минут через десять боль пройдет, – сказала она тихо.

Все были голодны, с аппетитом набросились на свежие овощи, потом Галина Петровна принесла большое блюдо с бараниной.

– Ну давай, Ребров, рассказывай про свою лесную куклу, – вдруг сказал Борис, расправляясь при помощи вилки и ножа с большим куском мягкого сочного мяса. – Заинтриговал, как всегда!

– Вообще-то, это не моя история, а Пашина. Вот он пусть и рассказывает. А ты, Женя, можешь пока пройтись по саду, прогуляться, чтобы не слушать. К тому же история больно уж страшная.

Ребров, еще не успевший как следует осознать, что он находится все-таки не в своем кабинете и вообще привычной ему обстановке, где все более-менее просто и ясно и где можно вести себя естественно, не боясь ляпнуть лишнее, вдруг понял, что своей шуткой ранил Женю, и вспыхнул. Пожалел о сказанном. И зачем только напомнил Жене о ее сложностях с Борисом?

Но Женя не обиделась. Больше того, она была ему даже благодарна за то, что он с самого начала взял такой ироничный, шутливый, пусть даже и грубоватый, тон. Так ей было легче находиться рядом с объектом своей новой любви.

– Боюсь, что я, и находясь в саду, все услышу. Ты же знаешь, Валера, как я люблю страшные истории. На самом деле звучит интригующе. Так что там с этой куклой? И почему она лесная?

– Да это мы с Валерой так назвали дело… На самом деле там нет никакой куклы. Там все гораздо хуже… – сказал Павел, машинально держась за щеку.

– Сейчас все пройдет… – вырвалось у Жени, у которой, как ей показалось, тоже заболел зуб и тоже на этой же стороне.

– Короче. У нас новое дело. Парень, айтишник, работает в банке, Юрий Агневский, попал в одну очень нехорошую историю. Поехал в лес и обнаружил там труп женщины. Сам позвонил в полицию и сказал, что это он ее убил.

– И?! – хохотнул Борис. – В чем интрига-то?

– Да вся история – одна сплошная интрига, – вздохнул Журавлев. – Сплошные вопросы. С одной стороны, кажется, что Юрий этот вполне себе адекватный человек, с другой – несет просто какую-то околесицу и сам себе яму копает.

– А если подробнее! – потребовала Наташа.

– Хорошо, начну с самого начала. Это не так уж и далеко от МКАД, примерно в двенадцати километрах. Деревня Сапроново. Я так и не понял, что этот Агневский вообще забыл в лесу. Поехал, типа, подышать свежим воздухом, зашел в лес, покачался на качелях…

– На качелях? – удивилась Женя. – Что это за качели?

– Да обыкновенные, они висят на металлической перекладине, прикрепленной скобами к двум деревьям, сиденье подвешено на цепях. Качели хоть и старые, но еще крепкие.

– Господи боже мой! – воскликнул Борис. – Женя, дались тебе эти качели? Павел, дальше-то что?

– Но Женя правильно заметила эту странность… – возразил Журавлев. – А вам всем разве не показалось странным, что мужчина в самом расцвете лет, совершенно один едет в лес, чтобы покачаться на качелях? Так он мне, во всяком случае, и сказал. И прямо там, метрах в двух от них, и лежал присыпанный свежей землей и хвоей женский труп.

– Что за женщина? – спросила Женя.

– Ее личность пока не установлена. Примерно лет тридцати. Судя по всему, она умерла от отравления. Не стану за столом перечислять внешние признаки отравления…

– У вас есть фотографии трупа? – спросила Женя, напрочь забыв об осторожности и, главное, о том, что за столом находится ее муж и что вообще они собрались, чтобы просто поужинать в дружеской обстановке. Она вела себя так, как если бы их общей целью и было найти убийцу!

– Женя… – тихо произнес Петр, бросая на нее многозначительные взгляды.

– Есть, – сказал Павел и, взглянув на Реброва и мгновенно получив от него одобрение взглядом, открыл свой телефон и, быстро разыскав в нем нужную папку с фотографиями, протянул его сидящей рядом с ним Жене. – Вот.

Женя принялась внимательно изучать снимки. Женщина была на самом деле молодая, симпатичная, ухоженная, на ней было белое платье в красный горох. Босая, ногти на ногах покрыты красным лаком. Шатенка, волосы до плеч. Косметики на лице совсем мало. Помада на губах смазана.

– Никаких признаков насилия, – поспешил ответить на ее назревающие вопросы Павел. – Ни царапины, ничего такого… И ее не насиловали.

– А где ее обувь?

– Нет обуви. Нет сумочки. Ничего нет, просто труп, совсем слегка присыпанный землей. Агневский говорит, что он заметил труп, когда начал раскачиваться на качелях.

– Постойте, но вы же сказали, что он признался в том, что убил ее.

– Да, вроде бы признался, но не сказал, как именно убил… И вообще, когда приехала полиция, все отметили, что он как бы не в себе. Он был в очень плохом душевном состоянии, хотя потом, уже на допросе, как ни странно, стал постепенно приходить в себя. Вероятно, вид трупа сильно потряс его, и он сам не понял, зачем сказал, что убил эту женщину. Он сказал, что не был с ней знаком, никогда не видел. Он сказал, что не понимает, что удивительного в том, что он, человек, который целыми днями сидит за компьютером, решил в ясный солнечный майский день отправиться в лес, подышать воздухом. Что если бы он, к примеру (это его слова), отправился в лес зимой и принялся кататься на заснеженных, ледяных качелях, вот тогда было бы странно, а так… Говорю же, он словно пришел в себя и уже в самом конце допроса заявил, что никого он, конечно же, не убивал. И сказал, что ему нужен адвокат.

– Борис, мы посоветовали ему вас, – наконец подал голос Ребров. – Вы взялись бы за это дело?

– Почему бы и нет? Где он сейчас?

– Я отпустил его под подписку о невыезде. Но пока что он – единственный подозреваемый.

– Он дома?

– Вероятнее всего.

– Да… Жаль, что вы не привезли его сразу к нам, – сказал Борис, и Женя, вдруг зажмурившись от возможного счастья совместного с Павлом расследования, затаила дыхание. – Мы бы прямо сейчас с ним и поработали.

– Так я могу позвонить ему, и он приедет. Только поздно будет… – сказал Журавлев. – Это ничего?

– Конечно, ничего! Звоните, приглашайте. Дело на самом деле интересное. Особенно если учесть, что он зачем-то поначалу сам признался вам в том, что это он убил женщину. Он на самом деле пришел в себя? Ему психиатрическая помощь не требуется?

– Я, конечно, не эксперт, но сейчас он вполне адекватен.

– Он айтишник, вы сказали, может, они все такие? – улыбнулся Петр. – И знаете, о чем я подумал? Что это с нами со всеми случилось, что мы воспринимаем простую прогулку по лесу странностью? Быть может, ему не следовало быть уж таким откровенным с полицией и не признаваться в том, что он качался на качелях… Но кто бы из нас отказался от такого удовольствия? Мы же здесь все качаемся на качелях, скажи, Борис? Женя, Наташа? Мы буквально неделю тому назад установили в саду качели и качаем там не только Мишу, но и сами качаемся… Борис, я сам лично видел, как ты вчера вечером раскачивал там Женю! Да-да, не Мишу, а Женечку! А то, что там, рядом с качелями, оказался труп, так это простое совпадение. Скажем так: парню просто не повезло! Вы только представьте себе, в каком прекрасном солнечном настроении он вошел в лес, и что с ним там потом стало… Да он там от ужаса чуть с ума не сошел! Заметьте, он сам вызвал полицию, я правильно понял, Павел?

– Да.

– Вот! – Петр поднял вверх указательный палец. – Сам вызвал полицию и, когда они приехали, он так растерялся, что и принялся нести околесицу… С ним просто случился нервный припадок. Или же он с горькой иронией произнес: дескать, да, смотрите, конечно же, это я ее убил! Ате взяли, да и поверили, записали в протоколе… Так что этот товарищ явно не при делах, и ты, Боря, с легкостью поможешь ему.

Павел вышел из-за стола, спустился с террасы на аллею, и все сидящие за столом могли наблюдать за тем, как он разговаривает по телефону.

– Хорошо, я сейчас пришлю геолокацию…

Он вернулся за стол, и Женя, боясь посмотреть на него, даже не поворачивая головы, тихо спросила, не болит ли зуб.

– Нет, не болит, представляете! Да я даже забыл о нем, иначе как бы я съел столько мяса?! Валера мне говорил, конечно, что здесь…

Он осекся, решив не продолжать фразу, которая должна была бы прозвучать примерно так: «Валера мне говорил, конечно, что здесь отменно кормят». Зачем он только ее вообще начал? Поставил бы человека в неловкое положение.

– Да, я говорил, что живым отсюда не уйти, что закормят до смерти, – спас его Валера. – А разве я не прав?

– А что вы еще знаете об этом Агневском? – спросила Женя.

– Ему двадцать восемь лет, он живет один, много работает. Хорошо зарабатывает. У него есть невеста, в августе планируют свадьбу. Да у него все хорошо! Мои люди побывали у него на работе, в банке, он там на хорошем счету. Говорю же, у него вообще все хорошо! Непонятно только, что он делал в этом лесу.

– Ну вот вы снова… – всплеснул руками Петр, но потом, нахмурившись, покачал головой и решил больше не поднимать эту тему.

Борис подлил ему виски в бокал, ободряюще подмигнул, мол, успокойся и пей.

– Он приедет часа через полтора, не раньше, – сказал Журавлев, имея в виду, конечно же, Агневского.

– Вот покормим моего будущего клиента, напоим, он нам все и расскажет! – сказал Борис.

– Хотите чаю? – вдруг спросила Женя. – Я понимаю, что все после жирного и соленого мяса хотят лимонад, тем более что Галина Петровна готовит его потрясающе, но для здоровья неплохо бы выпить горячего чаю…

– Я не против, – ответил Павел, даже не дав ей договорить.

Борис с Петром и Ребровым предпочли виски.

Женя встала из-за стола и отправилась на кухню. Наташа тоже встала, но направилась в сад, к качелям.

– Я понял, – сказал Петр и последовал за ней. – Желание жены – закон! Только не проси, чтобы я раскачивал тебя, как в прошлый раз! Чуть на небо не улетела!

Женя стояла спиной к дверям, заваривая чай, и когда к ней кто-то подошел и обнял ее за плечи, она знала, что это не Борис. Почувствовала. И перестала дышать, словно своим дыханием могла спугнуть призрак, наваждение. Она хотела только сказать «могут войти», так, просто на всякий случай, если это все-таки тот, кого она хотела чувствовать рядом, но промолчала. А вдруг это все-таки Борис, которого она приняла за другого. Предупредить мужа, пожелавшего обнять ее, что кто-то может войти и увидеть их вдвоем – это полная нелепость, уж она точно вызвала бы подозрение.

Вот почему Женя молчала, закрыв глаза и продолжая верить в то, что это Павел. Но если это он, и если кто-то еще войдет на кухню и увидит, как он ее обнимает, то ей уже не выкрутиться. Это будет конец всему. Конец ее счастливой семейной жизни, конец покою, конец ее пребыванию в доме, конец всему, да, вот так.

Она резко повернулась и увидела Журавлева. Он и сам выглядел растерянным.

– Прости… Не удержался… – он резко отпрянул от нее, словно почувствовал ожог. – Совсем потерял голову. Но я так ждал встречи с тобой, так часто ее себе представлял, что теперь просто не сдержался.

Она перевела дух и прислушалась. Было очень тихо. Обычно, когда кто-то шел по направлению к кухне, всегда были слышны шаги.

Нет, никто не шел. И тогда Женя притянула к себе Журавлева и поцеловала его. Отпустила. Дышала при этом часто, ей не хватало воздуха.

– Тебе черный или зеленый? – спросила она, чувствуя, как лицо ее начинает пылать.

– Без разницы.

– Сразу скажу то, что думаю. Этот Агневский очень странный тип. И ты, думаю, это понимаешь. Вот смотри сам. Если ты, к примеру, захочешь подышать свежим воздухом, ты куда пойдешь-поедешь? Просто куда глаза гладят или?..

– Поеду к родителям на дачу, – ответил ошарашенный услышанным Журавлев.

Он меньше всего ожидал от Жени разговора на эту тему, надеясь, что они договорятся о нормальном свидании. Но если она хочет говорить об Агневском, что ж, пусть. Может, это просто нервное и она не знает, о чем говорить? Растерялась? Он решил поддержать разговор, не воспринимая его, конечно же, всерьез.

– А ты? Хотя чего я спрашиваю? Ты же живешь за городом, где и без того дышишь свежим воздухом.

Но основную ее мысль он понял.

– Хочешь сказать, что он там оказался не случайно?

– Уверена. И то, что он в первый момент сам вызвал полицию и признался в убийстве – тоже не случайно. Это убийство связано с ним, потом сам убедишься в этом. Скажи, в какой форме будет происходить ваше с ним общение сегодня? Надеюсь, это будет не официальный допрос?

– Нет, конечно. Я познакомлю его с адвокатом.

– А поговорить о деле?

– Думаю, он сам все расскажет. Он же не дурак, поймет, что здесь, у вас, в неофициальной обстановке, у него появится возможность выговориться, рассказать, быть может, то, что он не смог или не захотел рассказать во время допроса.

– Ты симпатизируешь ему? Уверен, что это не он убил эту женщину? Что он не знаком с ней?

– Он вызывает доверие. К тому же, какой ему был смысл вызывать полицию в лес, чтобы тотчас же признаться в убийстве. Если бы он ее убил, то просто сбежал бы. Да и само убийство, этот антураж – явно же кто-то все это организовал, срежиссировал. Труп явно не собирались закапывать, его слегка присыпали землей. Платье на женщине тоже какое-то странное, и не по фигуре, и по возрасту, что ли… Это же не молодая девушка с дурным вкусом.

– Как это «не молодая»? Ты же сам сказал: молодая женщина.

– Да, именно женщина. Я хотел сказать, что это платье больше подошло бы для совсем юной девушки, девчонки… Знаешь, если бы ты сама увидела его, то поняла бы, что оно какое-то странное. Вроде бы материя новая, то есть платье новое, но какое-то нелепое, словно его сшили впопыхах.

– Ничего себе! С чего это ты так решил?

Но Павел вместо ответа поцеловал ее. И снова отпрянул от нее в страхе, что их могут застать.

– Я хочу поехать в Сапроново, – сказала она.

– Это еще зачем?

– Попробую выяснить, каким образом это место связано с Агневским.

– Ты всерьез решила помочь нам? – с недоверием спросил Павел.

Женя хотела было уже обидеться, но передумала. В сущности, что обидного в его вопросе?

– Поедем туда вместе? – набравшись решимости, спросила она. Как в ледяную прорубь прыгнула.

– Да я только с радостью. Позже напишу тебе, когда смогу, договорились?

С большим чайником оба вернулись на террасу.

Женя настояла на том, чтобы мужчины выпили хотя бы по чашке горячего чаю.

Примерно через полчаса приехал Агневский.

5. Май 2024 г

Надя

Вот уже пять месяцев, как Виктор спал в гостиной на диване. Каждое утро он сворачивал одеяло и простыни с подушкой, чтобы потом, когда Надя проснется, либо самому отнести в шкаф в спальне, либо, если она еще спит, она сделает это сама.

Виктор, человек мягкий, внешне никак не выказывал свое возмущение поведением жены, признавшейся ему в том, что у нее есть любовник.

Вся их семейная жизнь со стороны выглядела так, словно ничего и не произошло. Супруги по-прежнему разговаривали друг с другом, ужинали, если к тому времени Виктор возвращался из больницы, вместе обсуждали какие-то бытовые мелочи. Перед сном желали друг другу спокойной ночи, разве что не обменивались дежурным поцелуем. Иногда вместе смотрели телевизор, бросая по забывчивости какие-то реплики, комментируя фильм, но потом, спохватившись, вспоминая, что теперь они должны вести себя как-то иначе, надолго замолкали.

Надя понимала, что муж страдает, и время от времени жалела о своем признании. Могла же промолчать, не говорить о Юре. Но ее же так распирало поделиться с ним своими чувствами к любовнику, так хотелось чуть ли не поддержки, что она не выдержала и рассказала, оправдывая свой идиотский поступок желанием быть честной с мужем.