Мертвая фамилия E-Book

Николай Леонов

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Krimi
• Serie: Черная кошка
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 553

Beschreibung

В Москве убит высокопоставленный чиновник Вадим Волошин – отравлен сильнодействующим ядом. Через несколько дней в уличной драке погибает сын Волошина Сергей, а спустя буквально несколько часов неизвестные нападают на дочь чиновника, и той лишь чудом удается остаться в живых. Громкое дело поручают полковникам МУРа Гурову и Крячко. Следователи начинают расследование и вскоре выясняют, что яд, которым отравили Волошина, был синтезирован гениальным столичным химиком Виталием Магнитским. Препарат хранился под охраной, и доступ к нему был только у ученого. Светило мировой науки становится подозреваемым, как бы нелепо это ни звучало…

Leseprobe

Николай Леонов, Алексей Макеев Мертвая фамилия (сборник)

© Леонова О. М., 2014

© Макеев А., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Мертвая фамилия

Пролог

Подходил к концу хороший весенний вечер. Одинокий, правда, как и все другие. Но его это устраивало. Он нисколько не тяготился своим одиночеством. Наоборот, оно доставляло удовольствие. Ему нравилось самому распоряжаться своей жизнью. Пусть в ней на первый взгляд не было особых развлечений, но личная свобода, которую он ценил превыше всего, компенсировала их нехватку. А развлечения никуда не денутся. Придет время, и он позволит себе все, что захочет. Нужно только немного подождать. Совсем немного.

Он потянулся к бокалу с вином, стоявшему на столике, поднял его и неторопливо сделал глоток. Хорошее вино, выдержанное, в меру терпкое. Другого он и не пил. Да и вообще почти не пил в привычном смысле этого слова. Он если и выпивал, то не бесшабашно, отдаваясь этому процессу страстно и без остатка – мозгов, морали, денег, как большинство российских мужчин. Он потреблял спиртное в удовольствие и меру знал всегда. Сколько себя помнил, ничто и никогда не заставляло его потерять голову. В нем с рождения жило нечасто встречающееся сочетание смелости и осторожности.

Он сделал еще один глоток и откинулся на спинку мягкого кресла. Негромкая музыка звучала из колонок, вокруг все дышало покоем и свободой.

Гармонию нарушил звонок в дверь – не в домофон, а именно в дверь. Он поморщился, решил поначалу проигнорировать этот раздражитель. Звонок повторился – резко, отрывисто, несколько раз подряд. От этого почему-то тонко заныло под лопаткой, как будто его ожидало что-то неприятное. Не опасное, страшное, а именно неприятное.

Он нехотя поднялся, прошел к двери и, не заглядывая в глазок, коротко спросил, кто там.

– Глеб, – раздался приглушенный голос, и он понял, что не ошибся в своих ожиданиях, что чутье, именуемое в энциклопедических словарях интуицией, в очередной раз не подвело его.

Медлить он не стал и нервничать тоже. Потому что давно был готов к этому. Спокойно щелкнул замком, потянул на себя дверь, на всякий случай прикрыв ею корпус. Глеб стоял на пороге. Его огрубевшее лицо заросло трехдневной щетиной. Он похудел, резко очертились скулы, в глазах появилось что-то новое.

– Привет, – бросил хозяин квартиры так небрежно, словно они расстались вчера, после дружеской посиделки.

Он убедился в том, что в руках у Глеба ничего нет, посторонился, однако ладонь для приветствия не протянул.

Глеб сделал вид, что не заметил этого, коротко кивнул в ответ, вошел в прихожую и стал разуваться.

Хозяин квартиры стоял рядом и наблюдал. Разувшись, Глеб бросил на него вопросительный взгляд – мол, куда мне? Он таким же кивком показал на дверь в комнату, пропустил гостя вперед, сам пошел сзади. Когда они вошли в комнату, он указал на соседнее кресло, сам устроился рядом и приподнял бутылку вина. Дескать, будешь?

Так вот, кивками и жестами, они и общались первые минуты своей встречи. Глеб предложению не внял, хмыкнул и достал из кармана плоскую бутылку водки. Хозяин подавил усмешку, принес из стеклянного бара рюмку, поставил на стол. Глеб быстро наполнил ее. Его визави взялся за тонкую ножку бокала с вином.

– За встречу, – просто сказал он и глотнул.

Глеб снова кивнул и махом опрокинул водку в рот. Не поморщился, не закусил. На столике и впрямь не было закуски, подходящей для водки, – начатая плитка швейцарского шоколада да кисть винограда. Хозяин дома водку не употреблял, поэтому и нарезать сало с огурцами не собирался, да и не держал в холодильнике ничего подобного.

Глеб почти сразу же наполнил вторую, не дожидаясь его, выпил сам, посидел немного, потом сказал:

– Пожрать бы.

Хозяин пожал плечами и спокойно сказал:

– Пошли.

На кухне он достал из холодильника готовые котлетки, поставил в микроволновку. Бутылку водки Глеб прихватил с собой и, пока еда разогревалась, несколько раз отхлебнул из горлышка. Он сел за стол и принялся жадно есть. Потом закурил, не спросив разрешения, и заговорил, пуская длинные струйки дыма. Спиртное и еда развязали ему язык.

– Вижу, ты не слишком мне рад. Но я тебя долго мариновать не стану. Что мне нужно, сам знаешь. Дай – и я уйду.

Хозяин неторопливо подошел к окну, открыл его, спокойно повернулся к Глебу, всем своим видом давая понять, что уверен в себе. Однако смутное беспокойство все же проскользнуло в груди. Он понял, почувствовал, что и Глеб его не боится. Да, видно, школа, которую окончил гость, пошла ему на пользу. Он заматерел и уже не заглядывал ему в рот. Более того, было видно, что Глеб готов сам вырвать у него изо рта то, что, как он считал, ему полагается по справедливости.

Сам же хозяин понятиями справедливости не заморачивался. Он думал. Сейчас нужно было что-то сказать, а остальное можно сообразить и потом.

– Понимаю. – Владелец квартиры склонил голову. – Но и ты меня пойми…

– Товар на месте? – резко проговорил Глеб, моментально уловив, к чему он клонит.

– Да, конечно. В надежном месте, – многозначительно уточнил его собеседник. – Но трогать его сейчас, как ты сам понимаешь, неразумно. Нужно время.

– А мне нужны деньги, – заявил Глеб. – И я никогда не поверю, что у тебя их нет. Я свою долю отработал честно.

«Вот ведь твою мать! – Хозяин дома чуть не сплюнул, настолько ему стало противно от этих речей. Честно – нечестно. Как последний дурак рассуждает! Да плевать мне, что там честно, а что нет! Дивиденды получает тот, кто умнее! Побеждает ум, а не честность. Ладно, рассудок у Глеба, конечно, имеется, но у меня его побольше. Посмотрим!»

– Сколько ты хочешь? – спокойно спросил он.

Глеб назвал сумму.

– У меня столько нет, – заявил его собеседник и пожал плечами. – Ты в своем уме?

Гость рывком поднялся со стула, приблизился к нему и хрипло сказал:

– Слушай, ты не дури! Я к тебе не для того пришел, чтобы слушать твои слезливые сказки да жалобы на нищую жизнь! Туфту не шей! Давай по-хорошему мою долю – и разбежимся. Мне с тобой видеться тоже резона нет. А товар можешь оставить себе. Потом задвинешь – все бабки твои.

«Вот же гаденыш! Нет, я знал, конечно, что встреча эта наступит, даже примерный срок. Готовился, аргументы придумывал заранее. Но все же не считал, что Глеб будет вести себя так настырно и даже выйдет из-под контроля. Раньше он ни словом мне не перечил, во всем слушался, даже на дело пошел беспрекословно, невзирая на риск. Да, недооценил я Глеба».

– Подумай, дорогой мой, – убедительным тоном заговорил он. – Ты же не дурак, Глеб! Такую сумму наличкой быстро собрать непросто. Откуда? Товаром, как ты понимаешь, я тоже пользоваться не мог. И теперь, чтобы его реализовать, нужно время и хитрый ход. В ломбард его не понесешь! – Он предупреждающе остановил движение Глеба, строго посмотрел на него и продолжил: – У меня есть идея. Она и тебе, и мне на пользу выйдет. Но время все равно нужно, завтра не получится. Зато если выгорит, получишь даже больше.

У Глеба загорелись глаза.

«Огонек жадности, такой знакомый мне! – подумал хозяин квартиры. – Раньше его не было, а сейчас вот появился. Что ж, эту человеческую слабость тоже можно обратить себе на пользу. Тут уж как повернуть. Все с умом нужно делать».

– Только и тебе придется поучаствовать. Да не бойся! Никакого риска. Мне, правда, детали еще обдумать надо. Пока только приблизительно расскажу…

Глеб слушал внимательно, ни разу не перебил.

Потом он коротко сказал:

– Спалимся!

– Да ни разу! – ответил его собеседник. – Дело верное, а мы оба в стороне. Сам не лажанешься – не спалимся.

Глеб сидел и молчал. Потом он посмотрел на хозяина дома. По его глазам тот увидел, что гость готов согласиться.

– Бабки мне все равно нужны, – заявил Глеб. – В карманах ветер гуляет.

– Хорошо, – сказал его собеседник, ушел в комнату, не боясь, открыл шкафчик, где хранились деньги, и отсчитал несколько крупных купюр.

Пусть Глеб думает, что он ему доверяет, не скрывает ничего.

– Мало, – заявил гость, стоя у двери, когда он протянул ему пачку.

Затем он сел на диван, вальяжно развалился и заговорил:

– Мне хата нужна – раз. Прикид новый – два, тачка – три. А дальше на расходы. То, что ты затеял, денег требует.

Хозяин дома стиснул зубы и подумал:

«Ничего, ладно. Жадничать я не стану. Можно пожертвовать малой частью, когда на кону неплохой куш. Сейчас надо соглашаться на все условия Глеба, потому что мне одному это не провернуть. Помощник обязательно нужен, а Глеб в данном деле – лучшая кандидатура. Даже хорошо, что так все повернулось. Очень даже неплохо. Верно люди говорят. Что ни делается – все к лучшему».

– Хорошо, – сказал он. – Все тебе будет. На первое время хватит, а я пока обдумаю детали. Телефон у тебя есть?

– Откуда? – осведомился тот и криво усмехнулся.

– Купи обязательно. СИМ-карту я тебе сам дам. По этому номеру будем созваниваться. Как только все будет готово, я с тобой свяжусь. Все.

Глава 1

Вадим Юрьевич Волошин открыл глаза, машинально потянулся к сотовому телефону, лежавшему под подушкой, и, подслеповато щурясь, посмотрел на экран. До сигнала будильника оставалось двенадцать минут. Вадим Юрьевич полусонно потыкал пальцем в сенсорные кнопки, отключая его. Он уже знал, что больше не заснет, и не беспокоился, что опоздает на службу. Ему не хотелось, чтобы звонок разбудил жену.

Он повернул голову. Елена лежала рядом и ровно дышала во сне. Легкая простыня, которую она накинула на себя с вечера, наполовину сползла, обнажились нога и часть тела. Вадим невольно задержал на ней взгляд. Что и говорить, Елена была хороша. Впрочем, во многом это обуславливалось ее молодостью. Ей было двадцать семь лет, в то время как ему через полтора месяца должно было исполниться пятьдесят. Он уже потихоньку начал готовиться к этой дате.

Их с Еленой брак был заключен два года назад. Развод с первой женой прошел на удивление спокойно, несмотря на четверть века, прожитые вместе, и наличие двоих детей, сына и дочери, которые по возрасту были не столь далеки от Елены. Сережа месяц назад отпраздновал двадцать один год, а Даша так и вовсе подошла к двадцати пяти и собралась замуж. Да!..

Волошин откинулся на подушку и заложил руки за голову. Все эти мероприятия вкупе влетят, конечно, в копеечку. Сам он вообще отметил бы свой юбилей скромно, в кругу домашних, но Елена настояла на том, что торжество должно быть пышным.

«Положение обязывает, Вадик!» – чуть виновато разведя руками, проговорила она, когда показывала ему предварительный список гостей, блюд, а также сценарий предстоящего мероприятия.

Он видел, что ей самой хочется отпраздновать все широко, с размахом. Что она горда тем, что ее муж занимает приличную должность в департаменте, и чествовать его соберутся далеко не последние люди в столице.

Ее настроение невольно передалось ему, и он махнул рукой. Мол, делай как знаешь. Глаза Елены мгновенно засияли, она чмокнула мужа в щеку и помчалась с утроенной энергией организовывать подготовку к празднику.

Дел оставалось еще очень много. Нужно было успеть заранее заказать зал в ресторане, именные открытки для приглашенных, продумать ход торжества, костюмы. Словом, для женщины это было куда как проще и понятнее, чем для мужчины. Вадим Юрьевич был благодарен жене за то, что она взяла все хлопоты на себя. А деньги – да бог с ними! В конце концов, мало он заработал, что ли? И еще заработает!

А уж насчет Дашки и вовсе скупиться не стоит. Девчонка вуз окончила с красным дипломом, на работу устроилась – умница, одним словом. Пока ее сверстницы из постели в постель перескакивали, детей рожали да аборты делали, Даша училась. Личная жизнь у нее была где-то даже не на втором, а на третьем плане. На подобные глупости у дочки времени не оставалось.

Да еще и здоровье, конечно, мешало. Точнее, его состояние. Теперь уже и не установишь, почему девочка родилась с больным сердцем. Они с женой тогда приложили уйму средств, чтобы ее выходить. Врача даже частного наняли, чтобы персонально Дашей занимался. Услуги его, разумеется, влетали в копеечку, но Волошин не жалел.

Сурен Саркисов свое дело знал хорошо, Дашу любил, да и к остальным членам семьи относился очень доброжелательно. Как профессионал, свои деньги он отрабатывал на все сто. Правда, после ухода из «старой» семьи Волошин к его услугам уже не прибегал и даже с Еленой не знакомил. Черт знает, неловко, что ли, как-то было. Сурен остался при Людмиле и детях, как бы перешел к ним, словно семейное достояние.

Вадим Юрьевич и потом не жалел денег ни на лекарства, ни на заграничные санатории. Поставили девочку на ноги, живет теперь как нормальный человек, только беречься, конечно, надо. Не нервничать ни в коем случае, не переутомляться. Но Дашка молодец, держится!

Мелькали у нее, конечно, периодически какие-то мальчики, но все это было несерьезно. Вадима Юрьевича даже радовало, что дочь не спешит связывать себя узами брака.

«Ничего, – думал он, – повзрослеет, ума наберется, опыта жизненного, тогда и замуж можно. А если и не выйдет, тоже ничего страшного».

Правда, Людмила – первая жена, мать Даши, – придерживалась иного мнения. Даже била тревогу, что дочь так и останется одна. И с ним, Вадимом, не раз на эту тему заговаривала. Прямо она не упрекала, но он чувствовал в глазах экс-супруги немой укор, словно это из-за него, точнее, из-за его ухода из семьи дочь не может выйти замуж. Дескать, негативный опыт матери прочно запечатлелся у нее в подсознании, и теперь она сама боится стать брошенной женой.

С Людмилой понятно. Она психолог по образованию, всегда страдала подобными заморочками. По мнению Вадима Юрьевича, все это была чушь собачья. Просто не пришло еще Дашкино время, не встретился подходящий человек. Лучше подождать, чем выскакивать за кого попало, а потом локти кусать. Еще неизвестно, что лучше – остаться одной, брошенной или вот так маяться всю жизнь рядом с чужим человеком. Он сам так жил несколько лет, поэтому знал суть.

Изначально они с Людмилой поженились без любви. Точнее, любовь была. Но лишь с ее стороны. Нет, нельзя сказать, чтобы он не любил Людмилу или тем более что она была ему неприятна – отнюдь. Он относился к ней с симпатией, бережно. Очень уважал, тем более что мать и жена из нее получилась практически идеальная. Она заботилась о детях и муже, оставила ради этого любимую работу, когда родился Сережа, а муж пошел на повышение. Людмила никогда не ругалась, не кричала, вела себя интеллигентно. Словом, уважал он ее искренне. Но вот влюбленности, страсти, чего-то такого, что заставляет кровь бурлить в жилах и кружить голову, не было никогда.

В последнее время он и вовсе воспринимал ее как сводную сестру, но не уходил по многим причинам. И из-за детей, которые, скорее всего, приняли бы сторону матери, и из-за скандала с родителями Людмилы, который неизбежно возник бы. Мать ее, доцент кафедры музыковедения, всю жизнь преподавала в консерватории. Отец был профессором ядерной физики.

Эти люди крутого нрава и железобетонных принципов никогда не поняли бы его поступок. Уйти из семьи для них считалось делом позорным, недостойным, порочащим не только самого беглого мужа, но и его брошенную жену. К тому же тесть всегда разговаривал с зятем покровительственно. Даже когда тот стал крупным чиновником департамента по развитию малого и среднего бизнеса, профессор посматривал на него несколько снисходительно, словно напоминал этими взглядами, чем Вадим ему обязан.

Возможно, он так и терпел бы, стиснув зубы, если бы не встреча с Еленой. Молодая, живая, веселая, она словно вернула Вадима Юрьевича в его прошлое, окунула в молодость, которая вроде бы забылась, прошла безвозвратно. Он позволил себе окунуться, с головой уйти в это чувство, нахлынувшее напоследок, возвратившее его в другой мир, наполненный не рутинной скукой, а яркими красками, новыми событиями и главное – перспективами.

Если в браке с Людмилой все уже воспринималось в прошедшем времени, то с Еленой лучшее, как в детской песенке, было впереди. Она доказала ему, что жизнь может начинаться не только в сорок лет, но и тогда, когда тебе уже за пятьдесят. Вадим Юрьевич воспрянул духом, расправил плечи и искренне поверил в то, что наступила лучшая часть его жизни.

Он, кстати, надеялся на рождение ребенка в новой семье, однако эту идею Елена воспринимала с прохладцей, ссылаясь на то, что совсем недавно переболела воспалением легких. Поэтому ее организму требовался длительный период для восстановления. А Вадим Юрьевич и не торопил. Куда теперь было спешить, когда вся жизнь впереди?

Возраст его не пугал. Елене было двадцать семь – еще сто раз сумеет родить. А его собственные годы вообще роли не играли. Мужчине никогда не поздно стать отцом, было бы здоровье, а на него он не жаловался. У Вадима Юрьевича уже было двое взрослых детей, но он хотел завести еще одного – от Елены, разумеется.

А с Дашкой отец оказался прав. Нашелся и для нее человек. Пусть и не красавец, но отношение у него к ней бережное и серьезное, сразу видно. Он, правда, постарше, но это даже к лучшему. Самостоятельный человек, художник, приехал из Твери, открыл здесь собственную студию по дизайну интерьера. Звезд с неба не хватает, но вполне обеспечен. А главное, не морочил девчонке голову, через два месяца после знакомства предложение сделал, хотя о состоянии ее здоровья все знал.

Дашка сама ему сразу рассказала и предупредила, что с детьми могут быть сложности. По-хорошему, не надо бы ей вовсе рожать.

А он просто сказал в ответ: «Значит, не судьба. Но ведь двое – это тоже семья».

В общем, за Дашку Вадим Юрьевич теперь был спокоен. Но если с дочерью отношения у него сложились самые теплые, то с сыном, к сожалению, все было не совсем так. Да что там душой кривить перед самим собой – совсем не так! Сейчас и не вспомнишь, пожалуй, когда у них начались первые расхождения. Давно, когда Сережке было лет шестнадцать. Парень тогда совсем распустился – учебу забросил, покуривать начал, лицей прогуливал. Друзья какие-то сомнительные у него появились.

Однажды парень даже в полицию загремел. Дело, правда, банальное, но срок светил сыночку хоть небольшой, зато вполне реальный. Вадим Юрьевич тогда поначалу взъярился так, что даже помогать не хотел сына вытаскивать. Он вообще старался с детьми быть строгим, поблажек не давал.

Но Людмила упросила, слезы лила так, что Вадим вынести этого не мог. Да и понимал он в душе, что хотя за свои поступки и надо отвечать, все же ничего хорошего не выйдет, если сын загремит в тюрьму. И ему жизнь поломают, да и самому Вадиму Юрьевичу, как ни крути, пятно на репутации. А он очень дорожил ею. Ничуть не меньше, чем детьми.

В душе отец надеялся, что вся эта история пойдет сыну на пользу. Парень наконец-то поймет, что надо браться за ум и бросать валять дурака, окончит школу, сдаст экзамены и поступит в вуз. Волошин поставил ему условие – только на бюджетное отделение! И вовсе не потому, что у него не было денег на оплату учебы сына. Об этом и говорить смешно! Да и не потому, что ему было их жалко.

Отец просто хотел, чтобы Сережка наконец-то стал самостоятельным, научился отвечать за себя и свою жизнь. А то как гулять и денег требовать на свои развлечения – так он взрослый, а как потрудиться – так еще маленький. Этот дисбаланс никак не мог смениться хоть каким-то подобием равновесия. Еще Вадим Юрьевич думал, что история с полицией все-таки заставит Сережку быть благодарным отцу за помощь.

Однако Волошин ошибся. Сын не только не проявил никакой благодарности, восприняв содействие отца спасению от тюрьмы как должное, но еще и обвинил его в собственных грехах. Дескать, так случилось именно из-за того, что он, отец, не уделяет внимания ни ему, ни дочери, ни матери и что их семья существует чисто номинально. Вадим Юрьевич холодно и резко отмел все эти претензии и в тысячный уже раз посоветовал сыну самому нести ответственность за собственные поступки, а не искать виноватых кругом.

Однако потом, уже уйдя из семьи, он ощущал внутри противный, остренько ноющий укол совести, понимая, что в словах сына была ох какая большая доля правды. Он начал жить с другой женщиной как раз в тот момент, когда Сережку не стоило оставлять без отцовского контроля, заодно и помощи, поддержки, любви.

Вадим Юрьевич утешал, оправдывал себя тем, что помогает бывшей жене и детям регулярно, что дочь и сына любит по-прежнему. Но он не мог не осознавать, что развод с Людмилой больно ударил не только по ней, но и по Даше с Сергеем. Просто у Людмилы и Даши нашлись силы вести себя сдержанно и учтиво, а Сережка совсем с катушек сорвался. Сейчас Волошин думал о том, что так произошло, возможно, не только из-за не окрепшей юношеской психики, а из-за того, что из всех членов бывшей семьи именно сын и любил его больше, чем все остальные.

Да, как ни крути, а самый счастливый период жизни Вадима Юрьевича стал самым болезненным и опасным для его сына. Можно в сотый раз кусать локти и винить себя, но сделанного уже не поправишь. Обратно в семью хода нет, да Вадим и не хотел этого, так как был вполне счастлив в новой. К тому же это и бессмысленно. Поезд ушел, и возвращением в семью дружбу и доверие сына не вернешь. Но это не значит, что их нельзя вернуть вообще ничем!

Волошин задумался.

«Наверное, стоит все же пересмотреть свое отношение к сыну. Нужно… что нужно? Пока непонятно. Обдумать все хорошенько нужно, вот что. Выработать линию поведения, может быть, смягчить его. Не начинать встречи с вопросов о том, как дела с учебой и когда он уже закроет все хвосты. Не грозить армией и работой грузчиком, а поинтересоваться его делами – теми, которые действительно интересны Сережке. Да, для начала так, а там посмотрим».

Волошин взглянул на часы. Пора было вставать и собираться на работу. А об отношениях с Сережкой подумать по дороге – сейчас уже времени нет. Он стал подниматься с постели, и в этот момент тренькнул мобильник, возвещая о пришедшем СМС-сообщении. Волошин взял телефон и осторожно вышел из комнаты, чтобы не разбудить Елену.

Он посмотрел на экран и увидел такой вот текст:

«Папа, привет! Извини, что вел себя так в последний раз. Я был не прав. Давай встретимся и поговорим спокойно. Буду ждать тебя через полчаса в кафе «Валькирия» на Садовом. Приезжай, пожалуйста, это важно. Сергей».

У Волошина екнуло сердце. Это было похоже на телепатию. Только что он думал о сыне, был готов попросить у того прощения и найти верное направление в дальнейших отношениях. Оказывается, и Сережка размышлял о том же самом! Наверное, даже не спал ночью – времени только восемь утра. Сын никогда раньше не присылал ему сообщения в такую рань, а уж тем более не назначал встречи.

Черт, вот только время неподходящее! Рабочий день Вадима Юрьевича начинался в девять ноль-ноль, и опаздывать было крайне нежелательно. У кабинета к этому времени уже собиралась очередь. Он должен был успеть принять всех посетителей до обеда, то есть до часа, чтобы во второй половине дня заниматься просмотром и обработкой поданных заявок.

Волошин постоял некоторое время в задумчивости. Может, перезвонить сыну и попросить перенести время встречи? И тут же сам покачал головой – нет, нельзя. У Сережки настроение такое шаткое, что вмиг может разобидеться, подумать, что отец пренебрегает встречей с ним, вопить начнет. Тогда столь хрупкое, едва возникшее понимание между ними мгновенно рухнет.

Поэтому Вадим Юрьевич не стал перезванивать, а просто написал в ответ: «Буду в 8.30», – а потом направился в ванную, принимать душ. Довольно мурлыча себе под нос, он оделся, взял портфель со служебными документами и спустился на улицу. Когда чиновник ехал в своей машине по просыпающемуся городу, настроение его было преотличным.

Кафе «Валькирия» Вадим Юрьевич знал хорошо. Они с Еленой часто туда захаживали, там подавали отличный кофе. Сейчас ему было приятно, что сын выбрал для встречи одно из его любимых заведений. Припарковав машину, он вошел внутрь и огляделся по сторонам. Сына еще не было, но Волошин не увидел в этом ничего необычного. Сережка никогда не отличался пунктуальностью.

В этот ранний час кафе было полупустым, большинство столиков свободно. Волошин выбрал одно из лучших мест, устроился поудобнее, заказал чашку черного кофе без всяких добавок и приготовился ждать.

Осень мало кто любит. Общеизвестно, конечно, что этим фактом, помимо своей литературной гениальности, отличался Пушкин. Да и другие литераторы. Словом, поэтические натуры, вообще отличающиеся, мягко говоря, своеобразием. Но большинство нормальных людей осень не любит. Именно так считал Станислав Крячко, относивший себя к безусловному большинству нормальных людей, шагая утром по лужам на работу в Главное управление уголовного розыска.

Осень в этом году нагрянула внезапно, без предупреждения. Уже с середины сентября задули ветры, зарядил дождь, небо затянулось серо-черными мрачными тучами. Солнце, казалось, дало зарок не показываться на глаза человечеству как минимум до следующего года.

Но Станислава раздражало не отсутствие солнечного света, а постоянная слякоть, жидкая грязь на улицах, которая мгновенно перекочевывала на его брюки и ботинки. Не нравилось ему и отсутствие отопления в главке, которое официально должны были включить только в середине октября, а фактически следовало бы сделать это еще неделю назад.

Кроме того, на работу Крячко приходилось добираться пешком, потому что на машине из-за обильных дождей и увеличившихся заторов на дорогах выходило дольше и муторнее. Станислав терпеть не мог стоять в пробках, а объезжать их его экономную натуру душила жаба. Вот и шлепал он по лужам, угрюмо втянув голову в ворот поношенной куртки и проклиная межсезонье.

Придя в кабинет, Станислав сразу же увидел своего коллегу и лучшего друга Льва Гурова, с которым они вместе работали не один десяток лет и делили этот самый кабинет на двоих. Гуров сидел за своим столом, вытянув длинные ноги, и пил кофе. Станислав невольно покосился на его брюки. Они были идеально чистыми и наглаженными так, словно только что с манекена. Ботинки Льва Ивановича также сияли чистотой и кремовым блеском.

Крячко оглядел собственную обувь, заляпанную серо-коричневой кашицей из осенней грязи, забрызганные брючины и неодобрительно хмыкнул. Неодобрение это, впрочем, высказывалось не на собственный счет. Оно адресовалось Гурову, который непонятным для Станислава образом умудрялся всегда выглядеть с иголочки, будь за окном хоть снег, хоть дождь, хоть ураган.

– Привет, – буркнул Крячко, проходя к своему столу и оставляя на полу, недавно вымытом уборщицей, некрасивые пятна.

Гуров бросил на них взгляд, перевел его на Станислава, но увидел выражение лица друга и не стал ничего комментировать.

Он чуть насмешливо ответил на приветствие и спросил:

– Кофе будешь?

– А то! – радостно отозвался Станислав, разваливаясь в кресле.

– Ну, наливай, чайник только что вскипел, – сказал Гуров и вновь уткнулся в свои бумаги.

Крячко, не ожидавший такого вероломства, еще больше нахмурился, однако проворчал себе что-то под нос, поднялся и стал сам готовить кофе. Для этого ему понадобилось пройти к столу Гурова, извлечь из него банку, потом протопать обратно за чайной ложкой, а после этого достать из шкафчика сахар.

В результате таких вот его топтаний пол кабинета стал похож на хранилище, овощи из которого увезли, а следы их пребывания остались в полной мере.

Наконец-то Крячко закончил приготовление напитка и, вполне удовлетворенный, вернулся с чашкой в свое кресло. Затем он достал пакет со сладкими слойками, купленными в местном буфете, и принялся завтракать. Кофе Стас пил неторопливо, с чувством. Крячко вообще не любил во время трапезы суетиться и отвлекаться на посторонние дела.

Лев Иванович же, прихлебывая свой кофе, не прекращал перелистывать страницы какого-то дела. Крячко это было малоинтересно. Они только что закончили расследование преступной деятельности банды клофелинщиков и передали материалы в суд. Поэтому теперь Крячко справедливо считал, что может позволить себе с чистой совестью расслабиться.

Станислав занимался этим до самого обеда, а с его началом тут же отбыл в буфет. Когда он вернулся оттуда, вполне довольный и сытый, у Гурова на столе звонил телефон.

Сняв трубку, Лев Иванович коротко произнес:

– Полковник Гуров.

Крячко, краем глаза наблюдавший за другом, не слышал, что говорил ему собеседник, тем не менее отлично знал, с кем общался Лев Иванович. По этому номеру им звонил только генерал-лейтенант Орлов, начальник главка и давний друг обоих оперов. Беседа с ним продолжалась у Гурова недолго.

Вскоре он сказал генералу, что все понял, после чего повернулся к Крячко, кивком показал на дверь и заявил:

– Пошли.

– Куда? – поинтересовался Крячко.

– Убийство у нас, – коротко сообщил Гуров. – Так что собирайся, Стас, поехали.

Крячко с сожалением посмотрел за окно. Дождь усилился, крупные капли били по стеклу, по ветвям деревьев, стекали на землю, сливались на дороге в широкие потоки. Погода явно не вызывала у него ни малейшего желания выходить куда-либо из помещения. Но Гуров уже облачился в плащ и стоял у двери, ожидая Крячко.

– Кого хоть убили-то? – сдергивая с вешалки куртку, спросил тот.

– Одного крупного чиновника из департамента по развитию малого и среднего бизнеса Юго-Западного округа, – ответил Лев. – Я сам мало что знаю. Орлов велел лишь срочно ехать в эту контору. Так что все подробности узнаем на месте преступления.

– Блин! – Крячко вздохнул. – Таких уродов расстреливать надо на месте, без суда и следствия!

– Тех, которые чиновников убивают? – с легким удивлением поинтересовался Гуров.

– Нет, тех, которые заставляют порядочных оперов в такую погоду расследовать эти убийства! – заявил Крячко, раздраженно хлопнув дверью кабинета.

Гуров усмехнулся, спокойно повернул ключ в замке и направился к лестнице, возле которой его поджидал Крячко.

Вадим Юрьевич Волошин был крайне раздражен. Часы показывали уже пять минут десятого, а Сережка так до сих пор и не появился! Если бы Волошину не нужно было ехать в департамент, он продолжал бы терпеливо дожидаться, однако Волошин и так уже опаздывал, а не приехать на службу не мог. Именно сегодня у него был приемный день. Подавляя раздражение, он полез в карман за телефоном, набрал номер сына и услышал, что аппарат абонента выключен.

Волошин решил, что подождет еще ровно пять минут, и собирался убрать телефон в карман, как тот залился мелодией вызова.

Вадим Юрьевич ответил и, к своему немалому удивлению, услышал сердитый голос сына:

– Папа, ну и где ты?

– Что значит – где? – опешил Волошин. – В кафе, тебя жду.

– Представь, я именно там же! – язвительно ответил Сережка. – Уже сорок минут! Только тебя нигде не вижу.

– Как это? – не понял Вадим Юрьевич и закрутил головой.

Зал был небольшим и отлично просматривался с того места, за которым сидел Вадим Юрьевич. Никого даже отдаленно похожего на Сережку здесь не было. Это совершенно точно.

– Ну что ты мне голову морочишь? – Вадим Юрьевич чувствовал, как в груди нарастала волна гнева.

«Спокойно, не горячись, – мысленно уговаривал он сам себя. – Только не кричать!»

– Это я жду тебя в кафе уже сорок минут! – сказал он. – А мне вообще-то на службу надо.

– Отец! – Голос Сережки нехорошо дрогнул. – Если ты не можешь приехать, так сообщил бы мне сразу! Зачем тебе понадобился этот спектакль? Для чего ты позвал меня в такую рань?

– Подожди!.. – Волошин ничего не понимал. – Я тебя позвал?

– Ну а кто? Ты же сказал, что хочешь дать мне денег на машину!

– Денег на машину? – Голос Волошина осел. – Да с чего ты это взял? Ничего подобного я не… – Он осекся.

Значит, Сережка вовсе не собирался налаживать с ним контакт. Все, что ему было нужно, – деньги на новую машину, которую он уже давно выпрашивал. Волошин ему категорически отказал до успешной сдачи сессии. Но с чего парень взял, что в этот раз отец согласится?

Волошин пытался сохранять сдержанность, однако эмоции уже заглушали разум.

А Сережка тем временем перешел на крик:

– Значит, ты обманул меня, да? Просто решил вот так приколоться, да? Никогда не замечал за тобой склонности к такого рода шуткам! Впрочем, в чувстве юмора тебе изначально было отказано природой!

– Следи за выражениями, – вставил Волошин, однако Сережку уже понесло. Он вопил во весь голос о том, что отец всегда его ненавидел, а теперь вдобавок решил еще и поиздеваться. Сын припомнил отцу множество грехов, большей частью мнимых, и прошелся по его браку с Еленой.

Тут уже Вадим Юрьевич не выдержал.

– Так, вот что, ты язык свой там попридержи! – прикрикнул он. – А то придется поучить тебя хорошим манерам!

– Да пошел ты!.. – заорал Сережка, после чего связь прервалась.

Волошин сидел за столиком и слушал, как колотится его сердце. Ничего подобного он не ожидал. Все пошло абсолютно не так, как он рассчитывал!

Волошин выждал, когда уляжется дрожь в руках, после чего поднялся, бросил на стол купюру для расчета и быстро пошел к выходу. Он плотно сомкнул губы, сел в машину и направился в сторону департамента. Сегодняшний разговор с сыном напрочь испортил его хорошее утреннее настроение. А когда чиновник увидел очередь из нескольких человек, ожидавших его в приемной, от позитива и вовсе не осталось и следа.

Волошин сухо кивнул всем на ходу и быстро прошагал в свой кабинет, бросив через плечо секретарше:

– Прием через три минуты!

Сев за стол, он почувствовал, что не может сосредоточиться. Мысли все еще были там, в кафе «Валькирия». А точнее – крутились вокруг сына и несостоявшейся встречи с ним. С ума он, что ли, спятил?

Вадим Юрьевич отодвинул ящик стола и позволил себе то, чего никогда не делал в начале рабочего дня. Он достал початую бутылку коньяка, налил в рюмку граммов пятьдесят, выпил и даже закусил.

Блюдце с нарезанным лимоном, чуть присыпанным сахаром, всегда стояло на его столе. Секретарша заботилась об этом каждое утро. Именно с ним он предпочитал пить чай, да и просто любил погрызть или использовать в качестве закуски под коньячок. Но подобные вещи Вадим Юрьевич практиковал редко и только во второй половине дня, когда все посетители были отпущены и новых не ожидалось.

Сейчас же он чувствовал, что если не снимет напряжение, то просто не сможет объективно вести прием. Чиновник выждал с минуту, ощущая, как коньяк растекается по телу, придавая ему тепло и расслабление. Потом он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Неожиданно ему в голову пришла мысль, что сообщение от сына было прислано не с его номера. Волошин на всякий случай достал свой телефон и проверил. Так и есть! Совершенно незнакомые цифры. Непонятно, кто отправил сообщение. А Вадим Юрьевич просто машинально нажал кнопку «ответить» и набрал свой текст.

Волошин задумался. Может быть, Сережка не виноват, и так глупо пошутил кто-то из его приятелей?

«Выходит, мы оба стали жертвами розыгрыша? Тогда нужно немедленно разрешить это недоразумение», – подумал отец.

Волошин набрал номер сына, однако тот не отвечал. Вадим Юрьевич безрезультатно сделал это еще раз, потом подумал, не отправить ли сообщение, но решил все же не посылать, а выждать, когда эмоции сына немного улягутся. Да и ему пора было сосредоточиться на работе. Куча времени и так потеряна впустую.

Волошин снял трубку внутреннего телефона, стоявшего на столе, и сказал секретарше:

– Впускайте.

В его кабинет тут же протиснулся первый посетитель. Он был хорошо знаком Волошину, ибо приходил в его ведомство далеко не первый раз. В прошлые посещения этот человек подавал заявку на открытие спортивной школы для детей. Когда она начала работать, он тут же обратился с заявкой о строительстве еще и стадиона при ней. Эта просьба также была удовлетворена, но мужчина настолько загорелся идеей внедрения спорта в детско-юношескую жизнь, что пришел в департамент снова. На сей раз он настаивал на том, что детям для нормального развития необходимо правильно питаться, а посему требуется открытие сети кафе-столовых, специализирующихся на здоровой детской пище.

Волошин слушал его рассеянно и молча, только периодически кивая.

– Так вы согласны со мной? – устав от долгих аргументов, в лоб спросил посетитель.

Фамилия его была Дружников.

– Вы оставьте заявку, мы рассмотрим, – заявил Волошин, оторвавшись от своих мрачных мыслей.

Дружникову, конечно, хотелось бы получить точный ответ прямо сейчас, и, разумеется, положительный. Для этого он даже задержался возле стола, но Волошин смерил его профессиональным отстраненным взглядом, не оставляющим сомнений в том, что аудиенция закончена. Дружников все понял и вышел в приемную.

Его место тут же занял сухощавый юркий мужичок неопределенного возраста – ему можно было дать от сорока до шестидесяти – по фамилии Собакин. Он тут же с места в карьер принялся горячо увещевать Волошина в том, что в Москве совершенно необходимо открыть клуб по интересам для пожилых одиноких людей и совместить его с приютом для бродячих животных. Одинокие пенсионеры должны общаться не только между собой, но и с братьями нашими меньшими, а также иметь возможность забрать понравившегося питомца с собой.

Волошин слушал вполуха. Он отлично знал, что этот посетитель получит отказ. Его старушечья и кошачья богадельня была абсолютна никому не нужна, коммерчески не выгодна и практически нерентабельна. А поэтому не стоило его обнадеживать. Никто эту заявку и рассматривать не станет.

Когда Собакин закончил и выжидательно уставился на Волошина, тот покачал головой и сказал:

– К сожалению, этот проект невозможен.

– То есть как? – Посетитель вытаращился на него, и Волошин понял, что ему явно не сорок, а гораздо больше.

Собакин наклонился над столом, и сразу стали видны и морщины, и воспаленные покрасневшие глаза, и фиолетовые прожилки на носу.

– Да очень просто. – Волошин пожал плечами. – Строительство данного объекта невыгодно городу. Средства на него пойдут немалые, а когда они окупятся? Да никогда, потому что предприятие это не даст никакой прибыли. Более того, одни убытки. Ну и зачем нам это нужно?

– Да вы что? – Собакин приподнялся на стуле. – Разве можно оценивать значение данного предприятия деньгами? Это же общечеловеческие ценности! Духовные!

Волошин со скепсисом смотрел на него. Он в душе уже пожалел, что заявил об отказе в лоб. Нужно было поступить хитрее: принять документы, сказать, что заявка будет самым тщательным образом рассмотрена, после чего вынесено решение. И все. А потом Собакин просто получил бы по почте письменный, официально заверенный отказ, и таким образом он, Вадим Юрьевич, был бы избавлен от негодования, выражаемого теперь этим субъектом.

М-да, неверно оценил его Волошин, прокололся в психологии. Не думал, что тот станет возражать столь бурно. А все из-за Сережки! Отец думал только о нем, вот и начал допускать проколы в работе! Он, опытный чиновник со стажем, стал ошибаться в элементарных вещах!

Реакция Собакина тем временем переросла из бурной прямо-таки в агрессивную. Он встал со стула и во весь рост навис над Волошиным. Тот, сохраняя хладнокровие, спокойно выдержал гневный взгляд посетителя.

– Ваше поведение – это преступление против всего человечества! – визгливо закричал Собакин. – Вы не имеете права работать с людьми, выносить решения, от которых зависят их судьбы! Я непременно напишу жалобу!..

– Это ваше право, – вставил Волошин.

– В прокуратуру! – закончил фразу Собакин.

Волошин молча смотрел на него, давая понять, что время для посещения истекло, исход встречи уже определен и изменен не будет.

Затем он выразительно посмотрел на дверь, поднял трубку и проговорил:

– Екатерина Сергеевна, следующий!

В кабинет вошла молодая женщина и остановилась возле двери, поскольку Собакин явно не торопился покидать помещение. Глаза его сверкали, взгляд перемещался с Волошина на новую посетительницу.

– Вот вы с чем пришли? – спросил ее Собакин.

– Я? – растерялась девушка. – Я…

– Это вас не касается, Савелий Борисович, – вмешался Волошин, быстро заглянув в документы и уточнив имя-отчество вздорного посетителя. – Вы свободны.

Собакин вдруг подскочил к девушке и выдернул у нее из рук документы. Та настолько опешила, что не сумела этому противостоять.

Собакин быстро пролистал их, посмотрел на Волошина и прошипел:

– Та-а-ак, салон красоты, значит? И я уверен, что эту заявку вы одобрите! Конечно, это же деньги! А на то, что у нас в городе этих салонов как грязи – вам наплевать! Чьи-то морщины и задницы вам важнее человеческой жизни!

– Савелий Борисович! – Голос Волошина поднялся на два тона. – Потрудитесь вернуть даме документы и покинуть кабинет! В противном случае я вызову охрану! – Он смотрел на Собакина, не мигая, взглядом, выработанным за годы службы.

Скандалиста это в совокупности с упоминанием об охране все же проняло.

Он сунул документы девушке в руки, нехотя повернулся и проследовал к двери, взялся за ручку, потом все же обернулся к Волошину и процедил:

– Я буду жаловаться!

Волошин не удостоил его ответом и адресовал девушке пригласительный жест.

– Что у вас? – демонстративно не комментируя произошедшее, поинтересовался он, и та протянула ему свои документы.

Заявительница Светлова Мария Владимировна и впрямь хотела открыть салон красоты. В другой раз Волошин потратил бы на нее куда меньше времени, но сейчас он несколько раз перечитал документ, понятный ему с первой строки, и все для того, чтобы дождаться, пока Собакин покинет здание департамента. Таким образом, Светлова провела в его кабинете минут на пятнадцать дольше, чем было рассчитано.

После нее дожидались приема еще несколько человек. Волошин надеялся управиться с ними поскорее. Ему вообще хотелось завершить сегодня прием пораньше, дабы остаться в кабинете одному и спокойно заниматься сортировкой документов.

Собственно, он уже и так определил, кто из заявителей в какую группу попадет – отказников, удовлетворенных или отложенных в долгий ящик. Собакина, к счастью, слышно не было. Видимо, он все же угомонился и ушел восвояси.

Волошин уже готовился принять очередного посетителя, как вдруг из приемной до него донеслись громкие разговоры, явно грозившие перейти в скандал. Волошин было подумал, что это неугомонный Собакин вернулся ругаться, однако, к своему ужасу, вдруг узнал голос сына, набиравший обороты. Сергей требовал немедленно пропустить его в кабинет, секретарша Катя что-то ему возражала.

Волошин резко поднялся и быстро пошел к двери, однако она распахнулась сама, и в кабинет буквально ворвался Сергей. Волосы его растрепались, глаза были воспаленными. Видимо, он действительно не спал эту ночь. Взгляд блуждающий. По нему, а также по характерному запаху Волошин догадался, что сын его банально пьян.

Секретарша пыталась удержать Сергея, уговаривала его пройти с ней в приемную и успокоиться. Тот не слушал и в конце концов просто отпихнул девушку локтем. Волошин заметил в другой его руке открытую бутылку пива.

– Ты что себе позволяешь? – вскипел Вадим Юрьевич.

Он и так был недоволен непоследовательным поведением сына, а уж когда тот заявился прямо к нему в департамент, да еще в столь непотребном виде, и вовсе пришел в ярость.

– А ты? – Красные глаза Сергея горели злобой.

Он толкнул Катю так сильно, что та ахнула, и двинулся на Волошина. Вадим Юрьевич побледнел, но титаническим усилием воли постарался взять себя в руки. В приемной сидели посетители, и каждое слово было отлично слышно. К тому же и присутствие Кати делало всю эту сцену крайне нежелательной.

– Давай-ка езжай домой. Я после работы приеду, там и поговорим, – максимально спокойно произнес Волошин. – Нужно кое-что выяснить.

– Мне с тобой не о чем говорить! – выкрикнул Сергей. – Ты лжец и лицемер! Мне от тебя ничего не надо, понял?

– Ты противоречишь сам себе, – холодно отозвался Волошин. – Если говорить не о чем, зачем тогда приехал сюда?

– Просто чтобы… – Сергей запнулся, но тут же нашелся: – Просто чтобы сказать, что ты подлец! – выкрикнул он.

– Для этого не стоило ехать в департамент. – Волошин, внутри которого все кипело, злобно усмехнулся.

Сергей, не слушая его, выдал целую обличительную тираду. Ее суть сводилась к тому, что Вадим Юрьевич предал семью, мать, их вместе с Дашей и его в отдельности, что он всегда был обманщиком и притворщиком. Сегодня его лживая сущность проявилась в полной мере, когда он вызвал сына на встречу под предлогом обсудить их отношения и дать денег на машину, а сам не пришел.

– А я тебе поверил, специально приехал в такую рань! – выкрикнул Сергей, размахивая бутылкой.

Волошин шагнул вперед и выдернул ее у него из рук.

– Езжай домой и проспись! – отчеканил он. – Произошло недоразумение, но обсуждать его, когда ты в таком состоянии, я не намерен.

– Отдай сюда! – Сергей протянул руку, но Волошин крепко держал бутылку.

– Вадим Юрьевич, может быть, охрану вызвать? – взволнованным шепотом спросила секретарша.

Волошин отрицательно мотнул головой. Этого еще не хватало, перед охраной позориться! Отец попытался выдворить сына из кабинета и самолично проводить его до выхода. Сергей выдворяться не желал. Он, кажется, сам не осознавал, чего хочет.

Волошин понимал, что тот весь на эмоциях. Ему бы сейчас принять успокоительного и уснуть. Вадим Юрьевич лихорадочно соображал, как бы это устроить, не привлекая на помощь никого из сотрудников департамента. Людмиле, что ли, позвонить? Но та давно уже потеряла всякое влияние на сына, хотя сама и придерживалась иного мнения.

Вопрос решился неожиданно быстро.

Волошин крепко ухватил сына за локоть и твердо сказал:

– Пошли!

Сергей тут же принялся вырываться. Кажется, он действовал от противного.

– Пусти, не трогай меня, не смей удерживать! – пробубнил он.

– Нет уж, оставайся и сиди! – повысил голос Волошин, сориентировавшись и кардинально сменив тактику.

– Еще чего не хватало! – огрызнулся Сергей.

Вадим Юрьевич ослабил хватку, и Сергей удовлетворился иллюзией, что ему удалось ловко вывернуться самому. Он тут же поспешил к двери. Волошин не стал его удерживать.

Сергей рванул дверь на себя, остановился на пороге, повернулся к отцу и выкрикнул напоследок:

– Можешь мне больше не звонить! Я тебя видеть не желаю! – С этими словами он покинул приемную.

Катя часто-часто моргала расширившимися глазами.

– Может быть, проводить его? – неуверенно спросила она.

– Просто проследите, чтобы он вышел из здания, – сказал Волошин, прижимая к вспотевшему лбу платок. – Если начнет буянить, тут же звоните мне.

– А посетители? – понизив голос, спросила секретарша.

– Через пять минут я продолжу прием.

Катя выскользнула из кабинета и плотно закрыла за собой дверь. Волошин услышал, как она объявила в приемной, что прием возобновится через пять минут.

Волошин прошел к столу, достал из верхнего ящика пакет с таблетками, среди которых было и успокоительное. При прохождении очередной комиссии врач прописал ему данный препарат, сказав, что это отличное средство для профилактики стресса, особенно при такой работе. Многим другим его коллегам прописал он то же самое.

Все правильно, работа нервная, люди всякие попадаются. К примеру, такие субъекты, как этот Собакин, кому угодно мозг вынесут. А тут еще родной сыночек проблем подкинул! Черт знает что такое! В двадцать лет как ребенок. Сын приличных родителей, внук профессора, элитную школу окончил, а поведение как у какого-то гопника люберецкого!

Вадим Юрьевич в сердцах кинул в рот сразу две таблетки, поискал, чем запить, – вода в графине кончилась. Потом он махнул рукой, вынул из ящика бутылку с коньяком, прямо из горлышка сделал несколько маленьких глотков, посидел, подождал. Сердце вроде бы успокоилось, уже не колотилось так часто. Вадим Юрьевич достал из портфеля жвачку. Двойная мята сразу же обожгла рот и мгновенно обдала холодом.

Тут в кабинет заглянула Катя и сообщила, что Сергей вышел из здания.

– Вызывайте следующего, – только и сказал Волошин, возвращаясь к насущным делам.

Остальных посетителей он принимал как во сне, чисто механически, был уверен в том, что назавтра не вспомнит ни их лиц, ни имен. Последняя дамочка, правда, запомнилась ему, поскольку тоже немного потрепала нервы Вадима Юрьевича, и без того взвинченные.

Это была женщина средних лет, похожая на завмага социалистических времен, с сытым круглым лицом, высокой прической-халой и крупными золотыми украшениями в ушах и на могучей красной шее. Модные лакированные сапожки туго обтягивали ее мощные икры. Ткань костюмной юбки грозилась лопнуть на крутых бедрах. Сквозь глубокий вырез белой блузки виднелись верхушки двух холмов, разделенных складкой.

Маргарита Максимовна Шляпникова была очень уверена в себе. Она сидела перед Волошиным, надменно глядя из-под век, подведенных синим, и ресниц, густо покрытых тушью. Говорила женщина тоже уверенно, готовая к тому, что найдет с чиновником полное взаимопонимание.

Вадим Юрьевич демонстрировать этого не спешил. Он листал документы, в которых говорилось о том, что Маргарита Максимовна нуждается в открытии дополнительных трех филиалов к своим магазинам меховых изделий. Волошин интуитивно чувствовал, что этой даме заявлять об отказе не стоит, нужно сказать, что документы приняты к рассмотрению.

Он уже собирался произнести эти слова и завершить таким вот образом последнюю встречу на сегодняшний дурацкий день. Однако Маргарита Максимовна явно демонстрировала, что желает получить положительный ответ немедленно. Это противостояние длилось несколько минут. После чего гостья наконец-то покинула кабинет, и Волошин смог вздохнуть с облегчением.

Он достал из ящика стола коньяк, немного плеснул в рюмку и снова выпил. Потом вынул из кармана телефон и некоторое время держал его в руках, размышляя, позвонить сыну или нет. Он все же решил, что не стоит, и отправился в местную столовую.

Наступило время обеда. Посетителей в здании не осталось, оно вообще было закрыто для посторонних. Пришло время, когда чиновники оставались одни. После обеда их ждала только бумажная работа, которую многие, используя многолетний опыт, просто переносили на другой день, занимаясь обработкой документов по пятницам – всех сразу, что накопились за неделю. А послеобеденное время других дней они тратили на собственные нужды.

Волошин обычно поступал точно так же, правда, старался не злоупотреблять этим, однако сегодня у него были иные намерения. Идти домой ему не хотелось, и он рассчитывал просидеть весь остаток дня в кабинете, в уединении, которого не смог бы получить дома. Там Елена, домработницы…

Собственный кабинет есть, конечно, и дома, но это не то. Ему вообще хотелось сегодня уехать куда-нибудь, где можно остаться совершенно одному. Спокойно посидеть, разобраться в собственных мыслях и чувствах и принять верное решение. Но…

Загородный дом сейчас как раз переоборудовался. Елена захотела надстроить еще один этаж, расширить помещение. Поэтому там полным ходом шли строительные и отделочные работы. Ехать куда-то в гостиницу вообще нелепо. Это может вызвать всякие пересуды и кривотолки. Доказывай потом, что ты собирался там быть совершенно один!

Волошин всегда болезненно относился к собственному реноме. В итоге он махнул рукой и решил остаться в кабинете департамента до глубокого вечера.

Вадим Юрьевич запер кабинет и отправился в столовую. Несмотря на скучное название, качество блюд в местном заведении общественного питания было получше, чем в некоторых ресторанах. Для чиновников были наняты отличные повара, а меню выделялось многообразием.

Спускаясь по лестнице, Вадим Юрьевич вдруг ощутил слабость в ногах.

«Возраст! – Нехорошо царапнула его неприятная мысль. – Нервничать нельзя совсем. Нужно взять горячего и крепкого кофе».

В столовой, стоя в очереди, он почувствовал еще и головокружение и решил заказать двойной кофе. Идя с подносом к столику, который занимал всегда, Вадим Юрьевич с трудом передвигал ноги. Усевшись, он, вопреки логике, сделал несколько глотков кофе, прежде чем приступать к горячему.

Ему стало чуть полегче. Он взялся за вилку и начал, как обычно, с закуски. Движения его были замедленными. Он съел кусок селедки, затем немножко холодца. Горьковатый привкус во рту портил все ощущение от трапезы.

Волошин отодвинул закуски и принялся за креветочный суп. Однако не успел он съесть и трети, как вдруг невероятная слабость в руках заставила его уронить ложку. Вадим Юрьевич с удивлением посмотрел на пол, наклонился, чтобы поднять ее, но вместо этого сам полетел со стула.

На раздавшийся грохот отреагировали все – и коллеги, и буфетчицы, и даже посудомойка, убиравшая со столов. Волошин лежал на полу, задыхался и пытался ослабить узел галстука.

К нему тут же поспешили двое мужчин.

– Вадим Юрьевич, ты чего? – с тревожным удивлением спросил один из них.

Они вдвоем попытались поднять Волошина, который был похож на тряпичную куклу. Из его рта потекла белая пена, тело задергалось в конвульсиях, глаза широко вытаращились, взгляд был полубезумным. Чиновников охватил страх.

Тело Волошина дергалось в судорогах несколько секунд, после чего замерло и обмякло. Глаза его закатились и остались полуприкрытыми. Он был неподвижен.

Мужчины изумленно переглянулись.

– «Скорую»! Быстро! – громко выкрикнул один из них.

– Местного врача зовите! – резко выпрямляясь, заявил второй.

Началась суета, все забегали, что-то заговорили. Кто-то пытался поднять Волошина, расстегнуть ему рубашку.

Вскоре послышались торопливые шаги, и в столовой появилась Эмма Максимовна, врач, состоявшая в штате департамента. Она быстро оттянула веко Волошина, приложила пальцы к его шее, потом, словно не веря, всмотрелась в его лицо.

Докторша повернулась к сотрудникам, сгрудившимся за ее спиной, и произнесла:

– Мертв.

Глава 2

Когда Гуров и Крячко прибыли на место происшествия, сотрудников департамента в столовой практически не было. Только в уголке тихо плакала буфетчица, да хмурая докторша пока никуда не ушла. Зато «Скорая» уже прибыла. Покойник лежал на полу. Рядом за столиком, на котором стояли остатки обеда, сидел врач и что-то писал на листке.

– Да что ж такое! Опять нас медики опередили! – провозгласил Крячко, подходя к столику.

– Так мы с мигалкой едем, нам везде зеленый свет, – не отрываясь от записей, ответил врач. – Кстати, у вас тоже есть такая возможность.

– Есть, – со вздохом согласился Крячко. – Да только вы почему-то все равно раньше успеваете.

– Я закончил, – сказал врач и поднял голову. – Вот заключение о смерти. Собственно, мне больше ничего и делать-то не пришлось. Когда мы приехали, он был уже мертв.

– Отчего умер? – нахмурившись, спросил Гуров.

– Предварительно – от яда. Все симптомы отравления налицо.

– То есть криминал? – уточнил Крячко.

– По всей видимости, – подтвердил врач. – Так что это не в нашей компетенции. Подробное заключение вам даст судмедэксперт, а нам тут больше делать нечего. – Врач поднялся со стула и начал собирать в чемоданчик свои инструменты, которые ему так и не пригодились.

– Это он обедал? – спросил Гуров и кивнул на столик.

– Не знаю. – Врач пожал плечами. – Это не по моей части. Разбирайтесь, у нас еще вызовов полно.

Врачу со «Скорой» явно не терпелось поскорее покинуть место происшествия, и Гуров не стал ему препятствовать. Тем более что в дверях уже появились сотрудники судебно-медицинской экспертизы.

– Приступайте, – коротко бросил им Гуров после приветствия, сам же пошел беседовать с буфетчицей.

Молодая женщина лет тридцати выглядела совершенно удрученной.

Подняв на Гурова заплаканные глаза, она тут же прижала руки к груди и горячо заговорила:

– Вы поймите, мы ни в чем не виноваты! Все продукты проходят самый строгий контроль, со всех готовых блюд снимают пробу! У нас никогда не было ничего подобного! И потом, ведь больше никто, кроме Вадима Юрьевича, не отравился! Господи, да я сама пробовала этот обед! – Она смотрела на полковника со страхом и надеждой.

– Да вы успокойтесь, вас никто ни в чем не обвиняет, – сказал Гуров. – Вас как зовут?

– Ирина Николаевна Крючкова, – ответила та.

– Ирина Николаевна, вы, пожалуйста, соберитесь и расскажите, как все произошло, – попросил Гуров.

– Ну… – Женщина закатила глаза. – Все было как всегда. Вадим Юрьевич пришел в столовую сразу, как только начался обед. Минут через пять где-то. Он встал в очередь, получил свой заказ, пошел с ним к столику, начал есть и вдруг упал на пол. К нему сразу подбежали, хотели поднять, а он вдруг так ужасно стал дергаться – вспомнить страшно! – Буфетчица поежилась. – А потом Виктор Леонидович крикнул, что надо вызывать врача. Пришла Эмма Максимовна и сказала, что он умер. Вот и все.

– Эмма Максимовна – это кто? – уточнил Гуров.

– Наш врач. Для сотрудников департамента.

– А Виктор Леонидович?

– Тоже сотрудник департамента. Они с Эдуардом Васильевичем первыми подбежали к Волошину.

– Фамилии назовите. – Гуров достал блокнот.

Буфетчица наморщилась, вспоминая.

– Виктор Леонидович Ляшенко и Эдуард Васильевич Суханов, – ответила она.

– Они сейчас здесь?

– Наверное. Не знаю. Я после этого никуда из столовой не отлучалась.

– Волошин что-нибудь говорил вам, когда брал заказ?

– Нет, ничего особенного. Взял то, что берет практически всегда. Знаете, мне, правда, показалось, что он был очень бледен и двигался как-то… заторможенно.

– Вот как. А он сидел за столиком один?

– Да, один.

– С самого начала.

– Да, он всегда выбирал этот столик, если тот пустовал. Сегодня он был свободен. Знаете, ведь люди работают здесь не первый год, уже установились какие-то неофициальные правила, привычки. У каждого свои излюбленные места, блюда, которым люди отдают предпочтение.

– Кто-нибудь из сотрудников заказывал то же самое, что Волошин?

– Да, – почти не задумываясь, ответила буфетчица. – Эдуард Васильевич всегда заказывает то же самое, только без холодца. Он его не любит. И зря, между прочим! Холодец у нас всегда отличный!

– Кто, кроме вас, имеет доступ к готовым блюдам? – спросил Гуров.

Крючкова в растерянности задумалась.

– Ну, в первую очередь повара, – сказала она. – Их у нас двое. Они сейчас на кухне. И мы с Наташей, конечно. Это вторая буфетчица. Господи, неужто вы думаете, что кто-то из нас намеренно отравил Вадима Юрьевича? – воскликнула она.

– Мы занимаемся своей обычной работой, Ирина Николаевна. Не нужно волноваться. Мы проведем проверку, и, скорее всего, окажется, что вы ни в чем не виноваты. Необходимо еще точно выяснить, отчего наступила смерть, – сказал Гуров. – Вы пока что позовите мне всех, кто находился в непосредственной близости к продуктам – поваров и вторую буфетчицу.

Крючкова кивнула и пошла выполнять распоряжение полковника. Когда повара и буфетчица появились в зале, Гуров переадресовал их Крячко, а сам вернулся к телу Волошина.

– Типичное отравление, – не дожидаясь вопроса полковника, сказал судмедэксперт. – Но ни названия яда, ни источника попадания я вам пока назвать не могу. Нужно забирать тело в морг, проводить вскрытие, делать анализы. После этого смогу сказать точнее. Словом, все как всегда.

– Понятно. – Лев Иванович кивнул и спросил: – Когда будут результаты?

– Ну, не раньше вечера – это точно. А возможно, что только завтра. Смотря что за яд. Если сразу удастся определить, то считайте, что вам повезло. Если нет – химическая реакция может длиться не один день. Понимаю, что вам нужно побыстрее, но повлиять на процесс я, увы, не могу, – проговорил врач и развел руками.

– Ясно. Что ж, грузите тело, – распорядился Гуров и повернулся к группе экспертов, которые методично собирали со стола остатки пищи и укладывали все это в пакеты. – Посуду, пожалуйста, тоже захватите, – попросил их полковник. – И нужно обследовать кабинет Волошина. Возможно, что он принял яд еще там. Буфетчица отметила, что он выглядел нездоровым, когда появился в столовой.

– Сделаем, – бросил один из экспертов. – Где его кабинет?

– А вот это я сейчас и узнаю, – сказал Гуров и направился к выходу из столовой.

В коридоре здания стояли сотрудники. Они, сбившись в кучки по несколько человек, обсуждали что-то между собой. Не нужно было обладать экстрасенсорными способностями, чтобы догадаться, что темой их разговоров была смерть Волошина.

Гуров усмехнулся про себя. Интересна и противоречива все-таки человеческая натура! Такие противоестественные для нее вещи, как, к примеру, смерть, всегда вызывают любопытство. Сотрудники департамента поспешили покинуть столовую, поскольку соседство с покойником было им неприятно. Все же далеко никто не уходил. Интерес к гибели человека преобладал у них в этот момент над всеми другими мыслями и чувствами.

– Виктор Леонидович Ляшенко и Эдуард Васильевич Суханов!.. Есть такие? – громко спросил Гуров.

Двое мужчин, стоявших в одной группе, повернулись к нему.

– Полковник Гуров, Главное управление уголовного розыска, – подходя к ним и держа раскрытое удостоверение, представился Лев Иванович. – Я вас попрошу проводить меня к кабинету Волошина и подождать. Мне необходимо побеседовать с вами обоими.

Мужчины переглянулись, после чего кивнули и назвали свои фамилии. Они поднялись на второй этаж и остановились перед дверью.

– Здесь его приемная, – сказал Суханов. – В ней сидит секретарша. Дальше кабинет.

Гуров открыл дверь и вошел в приемную. За компьютерным столом устроилась девушка лет двадцати пяти, которая в этот момент негромко разговаривала по мобильному телефону. Увидев Гурова, она тотчас прервала беседу, встала и вопросительно поглядела на него.

– Вы секретарь Вадима Юрьевича Волошина? – спросил Гуров.

– Да, моя фамилия Крутицкая, – сказала та. – Зовут Катя. Екатерина Сергеевна, – поправилась она. – Но можно просто Катя.

– Скажите, вы заходили в кабинет Вадима Юрьевича, после того как он ушел на обед?

– Да, – покраснев, ответила та.

– Зачем?

– Ну… – Крутицкая смутилась. – В мои обязанности, помимо регистрации посетителей, телефонных звонков и некоторой работы с документацией, входит также подавать в кабинет напитки и убирать пустую посуду. Вот я и зашла, чтобы там прибрать, пока Вадим Юрьевич ушел на обед.

– Значит, до обеда Вадим Юрьевич что-то употреблял в кабинете? – спросил Гуров и нахмурился.

– Ну да. – Секретарша пожала плечами. – У нас предусмотрены напитки для посетителей – чай, кофе. Я несколько раз приносила их в кабинет.

– Так-так. – Гуров достал блокнот и ручку. – Вы можете вспомнить, сколько раз и когда именно? Кто в тот момент был у Волошина на приеме?

Крутицкая покачала головой и ответила:

– Так сразу я не скажу. Но если просмотрю список посетителей и подумаю, то наверняка вспомню.

– Отлично. Екатерина Сергеевна, полный список сегодняшних посетителей Вадима Юрьевича мне также будет нужен. А еще всех тех, кто приходил к нему за прошедшие, скажем, три месяца.

– С первым легко помогу. Со вторым придется подождать, – сказала секретарша. – Мне нужно время, чтобы поднять документы за три месяца. Тем более что за последние два бумаги уже сданы.

– Ничего, я подожду, – сказал Гуров. – Скажите, вы пустую посуду куда дели?

– Я все вымыла и поставила вон туда. – Девушка указала на высокий шкаф со стеклянными дверцами, стоявший в углу приемной.

– Вот как? Очень жаль. – Гуров подошел к шкафу и задумчиво уставился внутрь.

Там стояли несколько чашек, блюдца, тарелки, подставка для чайных ложечек.

– А напитки готовите лично вы? – спросил сыщик, повернувшись к секретарше.

– Да. А что такое?

– Да дело в том, что Вадим Юрьевич, по всей видимости, умер от отравления, – заявил Гуров и посмотрел девушке в лицо.

Та вспыхнула, несколько секунд непонимающе смотрела на полковника, потом проговорила:

– Вы хотите сказать, что это я?..

– Да боже упаси. Мы еще даже не знаем, чем он отравился. Именно поэтому мне и нужно проверить всю посуду, напитки, остатки пищи. Вы понимаете?

– Кофе остался в кофеварке, – растерянно произнесла Крутицкая. – Его можно проверить. А чай я завариваю из пакетиков. Чем там можно отравиться?

– Катюша! – желая подбодрить девушку, ласково обратился к ней Гуров. – Вы пока ничего не трогайте, хорошо? Ни кофеварку, ни чайные пакеты. Я пришлю экспертов, они разберутся. И не волнуйтесь вы так! – Лев Иванович улыбнулся. – Лучше припомните, не произошло ли сегодня что-то не совсем обычное?

– Да вроде бы нет, – медленно проговорила девушка, вспоминая. – Разве что… но это не касается работы!

– Так-так, – закивал Гуров. – Вы говорите, Катюша. Мы обязательно разберемся, имеет или нет.

– Мне не совсем удобно об этом говорить. В другой раз я бы не стала упоминать об этом инциденте. Но раз с Вадимом Юрьевичем такое случилось, то придется сказать. Дело в том, что приходил его сын, Сережа. И они с Вадимом Юрьевичем крупно поругались. Мне даже пришлось вмешаться.

– Вот как? Любопытно. Расскажите, пожалуйста, поподробнее, – попросил Гуров.

Крутицкая вздохнула и начала говорить:

– Это случилось где-то около одиннадцати часов, в начале двенадцатого. Вадим Юрьевич принимал посетителя, еще двое дожидались своей очереди. Тут дверь в приемную открылась, и вошел Сережа. Мне его вид сразу не понравился. Он сказал, что ему надо видеть отца, и пошел прямо в кабинет. Я поняла, что его не надо впускать, встала перед дверью и загородила ему дорогу, но он меня просто оттолкнул и все равно вошел.

– А почему вы решили, что его нельзя впускать? Чем он вызвал ваше недоверие?

– Ну, во-первых, он был выпивши. – Екатерина понизила голос. – Уже с утра. В руках у него была бутылка пива, и вел он себя довольно агрессивно.

– Как же его пустили на проходной? – удивился Гуров.

– Но он же сын Волошина! Его здесь знают.

– Он что, часто у вас появляется?

– Нет, не очень. Но на проходной нужно показать пропуск либо паспорт. У парня в документе написано «Волошин Сергей Вадимович». Так что, если бы даже дежурил незнакомый охранник, ему достаточно было сказать, что он пришел к отцу. Но думаю, что его и не спрашивали. Сегодня дежурит Румянцев, он хорошо знает семью Вадима Юрьевича.

– Ладно, с охранником я позже побеседую. Итак, Сергей ворвался в кабинет, и что было дальше?

– Он начал кричать на Вадима Юрьевича, обвинял его в том, что тот его в чем-то обманул. Сыпал еще какими-то обвинениями и даже угрозами. И все это при посетителях, представляете?

– И что же отец?

– Он все время пытался его образумить, говорил, что Сергей что-то напутал. Я не совсем поняла, в чем там у них недоразумение вышло. Вроде бы Сережа зря прождал отца где-то. Хотя он отлично знает, что у того служба! В общем, под конец Сережка совершенно разошелся, и мы с Вадимом Юрьевичем буквально выставили его вон. После этого он ушел, но еще кричал о том, что отец пожалеет.