Мы. Дневник падения E-Book

Дмитрий Глуховский

• Herausgeber: Vidim Books
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 292

Beschreibung

«Мы. Дневник падения» — это попытка Дмитрия Глуховского ответить на вопрос «Что случилось с Россией?». Публицистические заметки и светские колонки, каждая из которых — всего лишь реакция на новости и мелочи жизни, складываются в историю путинского режима с 2012 года до войны в Украине. Уже из сегодняшнего дня, двигаясь шаг за шагом от события к событию, Глуховский показывает, как исчезала свобода и демократия, как зверели силовые ведомства, как возвращались призраки СССР, как милитаризовалась государственная идеология, как страна готовилась к войне. Каждый текст автор комментирует в 2024 году, рассматривая самого себя и свое собственное восприятие как исторический объект. «Мы. Дневник падения» с обескураживающей ясностью показывает, как много мы отказывались видеть, пока Россия методично и последовательно шла к воинственной тирании.

Leseprobe

дмитрий глуховский

мы. дневник падения

vidim booksbratislava2024

что случилось с россией?

Как получилось, что еще недавно собиравшаяся в будущее страна вдруг наотрез от него отказалась? Как из державы, порвавшей с тоталитаризмом, по доброй воле отозвавшей из Европы танковые армии и распахнувшей свои объятья Америке, она стала снова озлобленной на весь мир страной-изгоем? Как и когда успело произойти с ней это зловещее превращение? Как вышло так, что народ, которому война с Украиной изначально была навязана, не стал спорить и сопротивляться бойне? Что нашлись и люди, готовые поддержать ее искренне, и такие, кто согласился участвовать в ней из корысти или ради возможностей, открывающихся им через очевидное и заведомое людоедство?

Почему абсолютное большинство моих сограждан предпочло притвориться, что войны просто нет, что она их никак не касается — даже когда она их стала касаться? Для меня эта война стала не просто неожиданностью — настоящим шоком. То есть — в моих романах я увлеченно рисовал апокалиптические сценарии, но на самом деле не мог поверить в то, что такое чудовищное варварство, такая бессмысленная жестокость, такая легковерность народа по отношению к беспардонной лжи пропаганды возможны в ХХI веке. Однако война началась и идет вот уже второй год. И начала ее Россия, ее начала моя родная страна.

Очевидный ответ на вопрос «Как Россия превратилась из демократического государства в тоталитарную неосоветскую диктатуру?» заключается в том, что Россия никогда не была демократией и до сих пор не является тоталитарной диктатурой. Все эти тридцать лет страна была и по сей день остается насквозь коррумпированной банановой республикой — вроде латиноамериканских или африканских, — но вместо бананов торгующей и шантажирующей мир газом и нефтью.

Оказавшиеся у руля случайные люди, бездари и посредственности, вцепились в истерзанное вымя некогда великой державы и выдоили его все до крови. И именно эти временщики пытаются изо всех сил себя увековечить, именно эти самозванцы пытаются убедить народ в сакральной природе власти. И именно поскольку сознают свою случайность, они так стараются прикрыть героическим мифом свой голый зад. Сначала они пытались изобразить передовое демократическое современное государство, теперь тужатся, чтобы представить нашу банановую республику грозной реинкарнацией сталинского СССР. На самом же деле вся эта мазня поверх гипсокартонных конструкций нужна лишь для того, чтобы скрыть настоящие процессы, идущие в России: процессы гниения и процессы лихорадочного разворовывания, распихивания по карманам распадающегося народного достояния.

Это бесконечная история обмана и самообмана, в которой власть лжет несчастному и бесправному народу, мечтающему просто о человеческой жизни, о том, почему эта жизнь невозможна и даже ему противопоказана. Потому что есть якобы некая историческая миссия, ради которой он должен всем жертвовать, как жертвовали его отцы и деды. Потому что кругом враги, «темные силы нас злобно гнетут», как пелось в революционной песне вековой давности и как поется по сей день в телевизионной пропаганде. Потому ничтожность жизни россиянина можно оправдать величием России.

Но почему народ, вышедший из фараонова плена навстречу свободе, в пустыне заскучал по кнуту и сам поплелся обратно к своим надсмотрщикам? Когда Россией овладел бес, заставляющий ее биться в припадке, изрыгая нечленораздельные проклятия и абсурдные обвинения, кидаясь с пеной у рта на своих соседей, пытаясь порвать им глотки? И как зовут этого демона?

Трансформация эта не была мгновенной. Она происходила постепенно и вовсе не спонтанно; ее направляли государственные и лояльные государству СМИ, она происходила на фоне усиления не только пропаганды, но и репрессий, так что каждому человеку в России постепенно становилось ясно, как думать приемлемо, а как — не стоит. Однако еще всего за пару лет до захвата и аннексии Крыма в России царили совсем иные настроения — возвращать былые советские или имперские владения жаждало меньшинство граждан, а большая часть мечтала о модернизации и продолжении дрифта на Запад. И до сих пор, несмотря на титанические усилия и безлимитный ресурс пропаганды, несмотря на широко рекламируемые репрессии, уничтожение политических активистов, на тотальную цензуру — единомыслия в России власти достичь не удалось, хотя открытое сопротивление режиму и развязанной им войне сломлено. Тем не менее войну — и параноидально-реваншистский путинский проект — поддерживает значительная часть населения. Эта книга составлена из статей и колонок, которые я писал для разных изданий на протяжении последнего десятилетия, в основном комментируя события, казавшиеся важными, а иной раз и поворотными, и документируя реакции общества на эти события. Кроме того, по ходу действия я делал для себя какие-то открытия касательно «судеб Отечества» и «состояния умов». И хотя, публикуя их тут в хронологическом порядке, я выстраиваю их как путевые заметки в бортовом журнале падающего в черную дыру космолета, приведенные вместе, они образовывают и нечто большее: мозаичное панно, изображающее не только происходящую с Россией катастрофу, но и Россию, с которой эта катастрофа происходит.

Кто виноват — сами знаете, что делать — поди разберись, но вот как мы докатились до жизни такой — это пожалуйста, это сколько угодно.

Чтобы напомнить о том, какие события комментирует та или иная статья, я решил снабдить их введением, напоминающим об историческом контексте: это важно, потому что иные происшествия или обсуждения уже забылись, хотя несколько лет назад общественность была ими очень взбудоражена. Часто я делал прогнозы — и поскольку ошибался тоже нередко, статьи эти нуждаются и в моей собственной оценке постфактум. Эту оценку я даю в комментариях, которые следуют за статьями.

Во многих из них я использовал такой риторический прием: писал их от лица людей, со мной одновременно в России живущих, от «нашего» лица. «Мы думаем», писал я, «мы чувствуем»… Пытался диагностировать те процессы, которые происходили в народе, ощущая себя его частью.

Но имею ли право я, не предугадав ни войны, ни фактического народного с ней согласия, находясь сегодня в политэмиграции, а у себя на родине будучи заклейменным как иноагент и объявленным в розыск, говорить от лица этого народа? Да и кто эти «мы»? Можно ли описать пресловутый «русский народ», или «многонациональный народ России»? Можно ли всех проживающих в России людей в него скопом записать, что у них общего, кроме обязанности платить Кремлю подати, жертвовать за него жизнью в военных авантюрах и красного паспорта? Являются ли вообще его неотъемлемой частью, созвучно этим условным «массам» чувствующей и мыслящей, интеллигенция или средний класс?

Вопросы открытые.

И все же мне кажется, что какие-то комплексы, какие-то болевые точки, какие-то стремления и мечтания, становившиеся общим знаменателем для многих и очень разных моих сограждан, мне иногда почувствовать и зафиксировать удавалось. А когда нанизываешь эти статьи хронологической гирляндой на сюжетную линию превращения России из страны, пытающейся быть нормальной, в государство, нормальность отметающее, — они начинают выглядеть настоящим дневником массового сознания и коллективного бессознательного. Дневником падения в черную дыру.

Дмитрий Глуховский

2023

11-05-2012

товарищ сталин, будь ты проклят

Товарища Сталина у нас трогать нельзя, дети палачей и рабы со стокгольмским синдромом затопчут. Но ты вспомни…

…Четыре утра. Звонок в твою дверь. Открываешь — на пороге трое. Фуражки с васильковыми околышами. За тобой пришли. Выкручивают руки, выволакивают во двор, сажают в воронок с надписью «ХЛЕБ», везут, обещая все объяснить, и через несколько часов, раздавив тебе каблуком сапога мошонку и выбив какое-то признание, выводят в сырой тюремный двор и стреляют тебе в живот. Потом — ты еще жив — добивают. Твоим родителям говорят, что тебе дали десять лет без права переписки. И они еще десять лет верят, что тебя увидят.

Или это.

…Тебе нечего жрать. Жрать тебе нечего, потому что приходят продотряды и все забирают, а кто с ними спорит, того за сараи отводят и из трехлинейки — в голову. Все зерно, которое ты думал сеять, отобрали. И нечего теперь жрать. И снова приходят продотряды. Чтобы отобрать то последнее, что удалось чудом сберечь. Без чего погибнешь. Из семерых твоих детей двое умерли от голода у тебя на руках, и одного, самого маленького, твоя жена сама придушила подушкой, потому что молока у нее нет, а он от голода визжал не переставая. Соседи, говорят, отмучившегося малыша потихоньку скормили еще живым ребятишкам. Те спрашивали, откуда мясо, — а мать плакала в голос. И ты думаешь: сможешь ты так или нет? И ты берешь в руки обрез, который еще с Первой мировой остался, а сосед — вилы, и прогоняете паразитов. А через несколько месяцев на вас, крестьян, бросают блистательного маршала Тухачевского с кавалерией. Но чтобы зря на вас кавалерию не тратить, Тухачевский вас решает потравить ядовитыми газами. И пухнут, чернеют, задыхаются твои соседи. И сам ты подыхаешь. И все твои дети, которые чудом в голод уцелели.

А это помнишь?

…Ты — герой. Должен быть герой! Потому что удерживал эту чертову церковь сутки. Потому что четверых ты точно убил, а пятый пополз, подергиваясь, растягивая за собой ярко-красную широкую полосу, назад и провалился в свой окоп. Но ты не герой: некуда тебе было из этой церкви деться; попробуешь отойти — встретишь НКВД. У тебя — винтовка, у них — ППС. Срежут очередью и бросят кровью блевать. У тебя — своя служба, у них — своя. Гниды... Ваське, который с тобой вместе бок о бок последние два года, с соседней улицы, пуля в щеку попала, все зубы в крошку, кровь не остановить было. А потом фрицы миномет достали, накрыли все-таки, контузило. Пришел в себя — пощадили. Взяли в плен. А товарищ Сталин сказал: нет у нас военнопленных. И тебя — в концлагерь. Сформировали роту, из роты половина с голоду подохла, офицеров всех сразу в расход, и тех, кто правду сказал, и тех, кто врать пытался. Коммунистов прикладами забили. А ты — выжил. И бежал. Перешел линию фронта, к своим! Хотел дальше воевать! Гадам этим... А тебя НКВД — раз... Такая служба. Зубы выбили. Хотели знать: вербовали фрицы тебя или нет. И — на всякий случай — на пятнадцать лет тебя в Коми АССР. В лагерь. Вышел — без зубов, без печени, без желудка. Без души. И потом сколько тебе осталось — десять лет, может — будешь мечтать доказать, что ты не виноват был. А они и не думали, что ты виноват. Они так, на всякий случай.

Не Сталин выиграл Великую Отечественную. Народ в ней победил. А он к народу — к своему собственному народу — относился как к гвоздям, как к цементу, как к арматуре, как к дерьму.

Будь он проклят.

взгляд из будущего

Примерно в это самое время в России культ Сталина, который до тех пор был уделом идейных коммунистов и ностальгирующих по юности маразматиков, стал потихоньку превращаться в политический мейнстрим. Какие бы репрессии ни затевали в Кремле, стоило помянуть Сталина, как любые путинские ограничительные меры в его тени начинали казаться либеральным миндальничанием. И Путин сам неоднократно говорил: у нас ведь тут не 1937 год, имея в виду свои, в сравнении с пиком сталинских репрессий, как будто бы невероятные либерализм и мягкость. Однако в этом поминании слышалась и угроза: сейчас не тридцать седьмой, но не надо, мол, меня доводить. Лукавство тут видится и в другом: до известной степени Путин примерял на себя мундир генералиссимуса, мечтая перекраивать карту мира вместе с новыми Черчиллем и Рузвельтом, требуя от бывших союзников новой Ялты. И эта сталиномания, эта тяга к исторической реконструкции, а затем и к исторической реновации — к желанию переиграть Вторую мировую по-своему, в духе «Янки при дворе короля Артура», имея в распоряжении десантуру и ядерное оружие, была среди факторов, подтолкнувших его к войне.

При этом не стоит забывать и того, что сегодня Россией фактически управляют выходцы из ФСБ, наследники КГБ и НКВД; как есть, наследники палачей. И они себя ощущают преемниками прежней власти, являются сторонниками прежних методов, а «Мемориал» — общественная организация, расследовавшая преступления сталинизма и работающая над сохранением памяти о массовых репрессиях, — запрещен и закрыт. И цепных псов на критиков Сталина спустили как раз перед тем, как культ его памяти стал превращаться в тайную кремлевскую религию — которую теперь уже исповедуют явно и без стеснения.

19-07-2012

жить по лжи

контекст

В 2012 году Роскомнадзор начал превращаться в ключевой инструмент цензуры, а государство активно готовило законодательную базу и один за одним принимало законы, ограничивающие свободу высказываний. Один из них — «О внесении изменений в Федеральный закон “О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию”» — выделялся среди других. Принятый по инициативе «Лиги безопасного Интернета» православного бизнесмена Константина Малофеева закон фактически легализовал цензуру и дал Роскомнадзору право составлять черные списки сайтов и автоматически блокировать к ним доступ.

На фоне многочисленных сайтов выделялась социальная сеть «ВКонтакте», которая на тот момент не отличалась лояльностью. После протестов 2011 года ФСБ обратилась к гендиректору площадки с требованием блокировать оппозиционные группы, но он отказал. В ответ на это в июле 2012 года члены квазиобщественной организации «Охотники за головами» (часть движения «Народный Собор») потребовали от министра внутренних дел Владимира Колокольцева привлечь основателя ВКонтакте Павла Дурова к ответственности за распространение детской порнографии. Соцсеть отреагировала быстро, заявив, что «автоматические фильтры социальной сети “ВКонтакте” ликвидировали за последние пять дней 1,5 тысячи видеороликов с детской порнографией и заблокировали 960 аккаунтов».

В 2013 году Генпрокуратура требовала закрыть антикоррупционную группу Алексея Навального и группы сторонников Евромайдана, а также выдать данные организаторов — и тоже получила отказ.

В апреле 2013 года (уже после выхода статьи Дмитрия Глуховского) Дурова обвинили в ДТП, в котором якобы пострадал полицейский. Это дело, скорее всего, использовали, чтобы вынудить бизнесмена продать соцсеть — что он и сделал, а после покинул Россию. К осени 2014 года единственным владельцем сети стала Mail.ru Group, подчинявшаяся олигарху Алишеру Усманову. Новым руководителем соцсети стал Борис Добродеев, сын директора ВГТРК. Сотрудничество соцсети с МВД, выдача данных пользователей по любому запросу и цензура стали с тех пор обычным делом. В 2018 году издание «Проект» провело расследование и пришло к выводу, что ВКонтакте стала лидером среди российских соцсетей по количеству уголовных дел, заведенных на ее пользователей. Чаще всего дела возбуждали по «экстремистской» статье (часть 1 статьи 282 УК РФ), якобы за разжигание ненависти против той или иной группы лиц. На деле к ответственности либо привлекали случайных людей, либо прицельно атаковали местных гражданских активистов, участвовавших в оппозиционной деятельности. В 2022 году, после начала полномасштабного вторжения России в Украину, публикации во ВКонтакте продолжали оставаться главным источником полицейского преследования россиян за слова — теперь уже за антивоенные высказывания.

Не прошло и недели после того, как Дума приняла закон о введении цензуры в интернете под предлогом борьбы с педофилами, и вот новый закон этот пытаются использовать против одного из самых успешных проектов Рунета — ВКонтакте. Пытаются использовать в лучших традициях «совка» и по учебникам Высшей школы КГБ — устроить провокацию и ответить репрессией.

Меня, в отличие от администрации ВК, это совсем не удивило. Я, если честно, именно такого и ждал.

Пора привыкнуть: мы живем в королевстве кривых зеркал. И ничто в нем не является тем, чем кажется. Так  бывает, когда правители боятся своего народа и не доверяют ему. Так бывает, когда они не могут сказать людям правды о том, как именно устроена власть, как устроено государство, и когда им приходится придумывать и инсценировать какое-то другое государство — сладенькое и идеальное, ничего общего с реальностью не имеющее.

Когда власти принимают закон о борьбе с педофилией в интернете, этот закон читать, разумеется, надо кверху ногами и через зеркало.

От знакомых, близких к властным кругам, я неоднократно слышал истории о том, что на властных вершинах, когда уже ни деньги, ни имения, ни женщины больше не приносят удовольствия, остаются несовершеннолетние. Самое страшное, самое отвратительное и самое порочное. Нечто такое, что, не имея доступа к определенным ресурсам и определенной защиты, они побоялись бы себе позволить. Но, принадлежа к правящей касте, скрепленные круговой порукой, позволяют себе чаще, чем мы смеем думать.

Обвиняя других в самых постыдных собственных грехах, они, с одной стороны, пугают тех, кто подумывал о дезертирстве, — укрепляют партийную дисциплину. Вход — копейка, выход — рубль. Помни, что мы знаем о тебе все…

С другой, поднимая на копье тему священной борьбы с педофилией, они рассчитывают за счет ее святости и неприкосновенности преодолеть общественное сопротивление по самым чувствительным вопросам.

Мне ясно, и любому мыслящему человеку ясно: проблема ВКонтакте не в том, что в ней распространяется некое детское порно. Проблема ВКонтакте в том, что Дуров отказался по указке ФСБ закрывать группы оппозиции во время митингов, и в том, что отказался являться на профилактическую беседу в Большой дом. В том, что вообразил, будто он уже в Кремниевой долине. И вот ему напомнили, что от Питера Колыма ку-да ближе, чем Сан-Франциско.

Сейчас настало время для победивших на выборах собрать камни и повязать их на шею тем, кто рискнул бросить им вызов.

И вбросы детского порно во ВКонтакте сразу после принятия закона об интернет-цензуре — это черная метка от власти, камень на шею самого динамичного проекта Рунета. Дальше по плану — выступление прокуратуры, заказной и показной суд, рейдерский захват и смещение нынешних управляющих. Если они не поймут намеков уже сейчас.

Учитесь читать через зеркало, ребята. Вам в этом королевстве еще жить и жить.

взгляд из будущего

Сейчас, одиннадцать лет спустя после этой публикации, прелести жизни в Зазеркалье, где все смыслы перевраны с точностью до наоборот, вкусил каждый россиянин. Разрешенной к публикации остается только ложь, только изначально коверкающие смысл и насилующие правду пропагандистские штампы, только шаблоны, специально созданные, чтобы оказавшиеся в этом королевстве лжи люди считали войну «миротворческой операцией», захват чужой земли — «освобождением», чтобы не замечали того, что их страна ведет себя как фашистский рейх, благодаря тому что успела первой обозвать нацистами своих жертв. Выход из Зазеркалья зарастает на глазах. Сотни тысяч страниц заблокированы цензурой за то, что на них рассказывалась правда о войне в Украине. Ютьюб в России (в 2023 году) все еще не заблокирован, но и до этого, наверное, уже недалеко.

Но самое главное и самое печальное — люди не просто научились читать через зеркало, но и начали забывать, как смотреть на мир без него.

20-08-2012

в ожидании лютера

контекст

В современной России репутацию Русской православной церкви нельзя назвать безупречной: церковь и причисляла к лику святых криминальных авторитетов, и беспошлинно импортировала табак и алкоголь, и открыто поддерживала действующую власть в предвыборной агитации.

Но в 2012 году Церковь попала в череду знаковых скандалов.

В апреле на официальном сайте РПЦ появилась фотография патриарха Кирилла со следами неумелой ретуши: с запястья исчезли часы фирмы Breguet стоимостью 30 тысяч евро, которые остались в отражении столешницы. Патриархия сначала пыталась все отрицать, но затем заявила, что имела место «грубая ошибка ретушера».

Параллельно в прессу просочилась информация о судебном процессе между патриархом Кириллом и бывшим министром здравоохранения России Юрием Шевченко. Представители патриарха обвиняли Шевченко в причинении ущерба недвижимости патриарха — пятикомнатной квартире в доме напротив Кремля. Кирилл заявил, что собственность ему еще в 1994 году предоставил заместитель мэра Москвы, а проживает в ней его родственница. Летом того же года 26-летний иеромонах Илья (в миру — Павел Семин), находясь за рулем Mercedes-Benz Geländewagen, въехал в группу рабочих на Кутузовском проспекте Москвы. Авария унесла жизни двух человек, сам Илья сбежал с места происшествия, бросив машину. Иеромонах работал секретарем епископа Дмитровского Александра; в ходе следствия стало известно, что в собственности иеромонаха находились автомобили BMW 740Li, Mercedes SL500, а также несколько квартир в Москве и области.

Не раз вызывал публичную критику Храм Христа Спасителя, главный кафедральный собор России. РПЦ не только получает на него субсидии от мэрии Москвы, но и зарабатывает на нем самыми разными путями. Здесь сдаются залы под мероприятия, работает автомойка, дом исламской моды, автосалон.

Я крещеный, но в бога не верю.

Не могу верить в бога, которого представляет карьерист с часами за тридцать тысяч евро на лимузине со спецномерами и госохраной, но не брезгующий мелочным квартирным рейдерством. Потому что публично этот человек призывает к скромности и смирению. А я не хочу, чтобы мой бог терпел лицемеров и лжецов в своей церкви, иначе выходит, что он им потакает и покровительствует.

Не могу верить в бога, послы которого — пьянь на спортивных кабрио и бандитских «гелендвагенах», не ценящие ни своей жизни, ни чужих, прислуживающие генералам, звездам, сенаторам, делящие с ними вино и женщин. Потому что служители не должны быть слугами — и не должны обезьянничать вслед за своими хозяевами.

Не могу верить в бога, который позволяет от своего имени за черный нал прощать головорезов, педофилов и воров. Деньги, которые эти люди «жертвуют на храм», отравлены, и святости в храмах, которые на них возведены, быть не может. А вы — те, кто пытается занести богу, знайте: вы просто дешевую психотерапию покупаете; от себя откупаетесь, не от него. Думаете, карманные ваши попросят там за вас? Да ваша вера еще посильнее их веры будет! «Пожертвования» ваши — не Церкви, а немецкому автопрому, а вам — гореть вместе с теми, кто вам индульгенцию продал. Не могу верить в бога, который терпит, как его храм превращают в торгово-развлекательный центр; не он ли начал с того, что изгнал торговцев из Храма?

Не могу верить в бога, жрецы которого мстительны и мелочны, совокупляются со властью и ублажают ее, надувают ее сдувшийся воздушный шар душами своих прихожан и требуют расправы над теми, кто их изобличает.

Мне скажут, что я изобличаю только Церковь, что не бог лепится к Церкви, а наоборот. Что ее дела его не порочат и что он вообще не в доле. Скажут, что я говорю о священниках, а священники — просто люди, земные и грешные. Скажут, что РПЦ — это не вся Церковь, да и Церковь, в конечном итоге, просто организация.

Меня будут топить в теософской казуистике, а могут и просто утопить, и с их связями это им вполне сойдет с рук. В конце концов, похоже, что нынешнее поколение управленцев Русской православной церкви не без зависти изучает бизнес-опыт церкви Римско-католической, а их опыт вполне позволяет топить инакомыслящих — как и жечь на кострах. Сгущаю краски? Ничего, первый приговор православной инквизиции уже вынесен — в прошлую пятницу. И неважно, что выносил его светский суд, потому что разделения Церкви и государства у нас нет.

Я хотел бы верить в бога — так было бы куда спокойней и осмысленней, уютнее жить, — но не получается. Пока посольство бога на земле — эти люди, я к такому богу отношения иметь не хочу. И я такой не один.

А ведь История уже видела все это: торговлю индульгенциями и местами в церковной иерархии, видела блядствующих святош и пап-политиканов, громадные соборы, отстроенные на деньги убийц и ростовщиков, видела охоту на ведьм.

История видела людей, которые хотели верить в бога, но не верили людям, которые требовали в этого бога верить.

Для Римско-католической церкви это все уже кончилось Реформацией и расколом. Для Русской православной это неизбежно закончится тем же.

Наш Лютер грядет.

взгляд из будущего

Русская православная церковь за прошедшие годы окончательно стала частью машины власти и перестала даже изображать независимость от государства, активно поддержав войну с Украиной. И одно дело — воровать и потакать власти, а другое — призывать к братоубийственному кровопролитию, к истреблению единоверцев и оправдывать это: не вижу, как РПЦ сможет замолить это свое грехопадение.

Придется когда-нибудь обнулять и переучреждать эту организацию: на месте бассейна «Москва» построили явно что-то не то, надо, видимо, опять бассейн и опять строить. Но на сей раз не на гнилые государственные и рэкетом у бизнеса отнятые деньги, а на народные пожертвования. И пусть на такую державную громаду не хватит, а хватит на скромный храм, но этот храм пусть будет под богом и для людей, а не под Кремлем и для бандитов.

Впрочем, сделать это без переучреждения самой России отсюда, из 2023 года, возможным не видится.

09-12-2012

почему сдулся я и почему сдулась революция

контекст

В декабре 2011 года (за год до выхода колонки Дмитрия Глуховского) в Москве, а затем и в других городах начались массовые протесты против фальсификации итогов парламентских выборов. Первый протестный митинг прошел 5 декабря 2011 года на Чистых прудах в Москве, затем, в течение нескольких дней, люди выходили на Триумфальную площадь. 10 декабря прошел массовый митинг на Болотной площади в Москве.

24 декабря 2011 года состоялся большой протестный митинг на проспекте Сахарова в Москве. На митинге были даже те, кто считался элитой путинского режима: со сцены выступал экс-министр финансов Алексей Кудрин (и был освистан протестующими) и телеведущая Ксения Собчак, в толпе был замечен миллиардер Михаил Прохоров, который в тот момент занимался политической деятельностью (по всей видимости, в согласованных с Кремлем рамках) и выдвинул свою кандидатуру на президентские выборы 2012 года.

Своего пика протесты достигли к середине зимы 2011–2012 годов, а власть даже пошла на уступки, вернув губернаторские выборы, отмененные еще в 2004 году. Правда, к весне протесты потеряли силу, а власть вернулась к репрессиям, символом которых стало «Болотное дело». После победы Путина на выборах весной 2012-го оппозиция решила выйти на массовый митинг «Марш миллионов», который назначили на 6 мая — за день до инаугурации. Полиция мешала протестующим пройти на площадь, начались столкновения и задержания. Фигурантами уголовного дела стали несколько десятков человек, из которых почти 20 получили реальные сроки.

К осени протестное движение практически сошло на нет, а задуманный для консолидации Координационный совет оппозиции не смог проработать долго и в целом оказался неэффективен.

В контексте протестов 2011–2012 годов были очень важны споры о соотношении протестного, профессионального и активистского. Среди организаторов митингов и выступающих на них было немало журналистов (от Олега Кашина и Артемия Троицкого до Сергея Пархоменко и Дмитрия Губина), и в журналистской среде было немало споров — можно ли «прикрывать» свое участие в митингах журналистскими пресс-картами. Одни журналисты специально показывали, что идут как граждане, а не как репортеры на задание. То же самое казалось важным проговорить и многим известным участникам протестов — они отказывались от выступлений на сцене, подчеркивая, что приходят на протесты как обычные участники. Власть, оправившись от первого шока, вызванного массовыми протестами, перешла в наступление. Государственная Дума ужесточила наказание за участие в несанкционированных протестах, увеличила штрафы для организаторов за нарушения на акциях протеста и запретила ношение масок. Каждый митинг в 2012 году оппозиция стремилась согласовывать, руководство МВД и городские власти всячески затягивали этот процесс, предлагали менее выгодные места или вовсе отказывали.

Своеобразным наследием протестов стал избранный осенью 2012 года Координационный совет оппозиции. В его состав избрали 45 человек — 30 по общим спискам, еще 15 — от трех разных фракций (левые, националисты, либералы). Хотя сам совет оказался неэффективным и больше времени потратил не на организацию протеста, а на выработку своего собственного регламента, своим появлением он явно встревожил власть. К 2023 году из 45 человек, избранных в Совет, в России осталось всего несколько. Алексея Навального в августе 2020 года отравили, а с января 2021 года он находится в тюрьме; Бориса Немцова убили в феврале 2015 года в центре Москвы; левого политика Сергея Удальцова посадили, большинство других членов совета со временем были объявлены иноагентами или стали фигурантами уголовных дел. По-прежнему на свободе, живет в России и при этом играет активную общественную роль только Ксения Собчак, дочь мэра Петербурга, при котором некогда работал Владимир Путин, и, по слухам, путинская крестница.

Конечно, мы все ходили на митинги, чтобы защищать свободу. Но ведь у каждого еще и личные причины были. Давайте я о своих исповедуюсь.

На самый первый митинг, 5 декабря прошлого года на Чистых прудах, я не пошел. Потому что был ливень и потому что я думал, что никто не пойдет.

Пошел на следующий день на несанкционированный митинг на Триумфальной, где было человек пятьсот, кажется. И еще несколько тысяч растянуто вдоль Садового. Пошел, потому что показалось — История мимо проходит, и потому еще, что стало стыдно за вчерашнее малодушие: писать гневные посты в Фейсбуке каждый горазд, а выйти за декларируемые убеждения на улицу — тут надо духу набраться. Так мне тогда казалось. На Триумфальную ехал с паспортом, всерьез готовый к пятнадцати суткам в КПЗ.

Не случилось моих пятнадцати суток. Ни тогда, ни позже.

На Болотную шел из принципа, проверяя себя на слабо, видя стягивающуюся в Москву милицейскую технику, и опять с паспортом и с драматическим, даже трагическим, настроем, уверенный, что больше пяти тысяч не наберется и что будет мясо. Пришли семьдесят тысяч, и это был первый раз, когда я почувствовал: сейчас такой момент настает, когда все можно поменять. Пассионарный миг. Семьдесят тысяч вдруг подобрались к самым глиняным ногам колосса, облепили их — и тот побоялся давить муравьев.

Был этот волшебный миг, был: когда казалось, что у нас — бархатная революция, август девяносто первого, что мы можем сейчас чуть поднажать — и оно покатится, полетит, рассыплется, развеется, пройдет, как морок. Что для этого нужно сделать? Кремль в кольцо взять? Садовое заблокировать? Всеобщую забастовку объявить? Не знаю. И, видимо, никто не знал. И ничего не делал.

Потом я приходил на Сахарова. Уже скорее потусоваться со школьными друзьями: я именно с ними всегда и митинговал. Мне казалось, так правильней: делать это с теми, кого знаешь с детства, перед кем не надо играть. На митинги, думал я, надо ходить именно так: в толпе. Не как guest star, а как любой участник.

По той же примерно причине я на трибуну ни разу не лез и не просился, потому что мне казалось: для мало-мальски публичного человека тут очень тонкая грань между гражданской позицией и самопиаром. Как, впрочем, и в политике вообще. Я думал так: если я через свои какие-то контакты прошусь на трибуну, лезу под камеры — значит, я не по совести это делаю и говорю, а ради славы. О славе мало-мальски публичному человеку совсем забыть не получается, но можно ведь с собой бороться.

Потом приходил еще на «Белое кольцо» [1]. Ну что, было весело, конечно, но уже стало появляться ощущение, что борьба выродилась в скоморошество, event making. Мыльнооперные эпопеи с согласованиями митингов — выпрашивание у власти разрешения провести революцию — тоже сбили жар.

Ну и на Новый Арбат ходил. Потом был на «прогулке писателей» [2] — за компанию — и еще летом один раз, уже так, по инерции, вообще безо всяких надежд. А потом перестал ходить. И пятнадцатого не пойду [3].

Сейчас многие в оппозиции каются, что делали не то и не так. Что надо с народом было говорить, а не самим с собой. Что надо было не креативные плакатики рисовать о том, что Путин — вор, а отправлять ходоков к бабулькам и агитировать их про ЖКХ. Не думаю, что это помогло бы.

Для успеха бархатных революций не нужно, чтобы десятки миллионов выходили на улицу по всей стране. Достаточно пятисот тысяч в столице.

Прошлогодние выступления были бунтом сытых. Вышел средний класс, который уже насытился желудочно и, согласно пирамиде Маслоу, захотел уважения. Его унизили мерзотными балаганными выборами в Думу — и он вышел дать ответную пощечину. И дальше выходил каждый раз, когда власть чем-то раздражала его. И я выходил тоже, потому что думал: нет, ну вот сейчас это проверка — схаваем или не схаваем. Созванивался с друзьями, и шли.

Так чего ж я сдулся?

Не потому что боялся ОМОНа или новых их придурковато-драконовских закончиков. А потому что смысла нет: пассионарность выдохлась, момент прошел, борьба на данном историческом витке — проебана. Увы.

И потому что — все же признаем — наша сегодняшняя жизнь терпима. Трындим себе в Фейсбучике, зарплату нам не понижают, в Европу как ездили, так и ездим. Думали, что диктатура будет — а они Луркоморье [4] в список запрещенных сайтов внесли. Ждали Пиночета, но Пиночет людей с вертолетов в море сбрасывал, чтобы без следов, а Путин со стерхами летает [5].

Нет борьбы, потому что бороться опять не с кем. Нет режима, нет Системы — есть трясина, вся их властная вертикаль — горизонталь на самом деле, круговая порука между прокурорскими, судейскими, налоговиками, АП и т. п. на всех уровнях; это не колосс все же, а жидкая глина, колоб теста в плесени. А им и выгодно тестом быть, потому что тесто победить труднее.

Ну и да, не оказалось среди лидеров оппозиции харизматиков, не родила снежная революция героев. Все слишком толкались, слишком стеснялись, слишком извинялись. Слишком воспитанные люди там собрались, вот что, но при этом не без склонности к самолюбованию. Навальный разве? — душка, конечно, но это его и портит. В общем, слушал их речи — и в целом «ну, да», но сердце в унисон как-то не застучало. Направление, в общем, ясное, но идти не за кем. Может, и в этом тоже проблема.

Устроив из выборов театр Образцова, кооператив «Озеро» [6] поставил на газовую плиту скороварку с закрытой крышкой. Митинги разрешали, чтобы крышку приподнять; в целом, сработало. А теперь есть Координационный совет, кажется мне, инфильтрированный эмиссарами Управления внутренней политики Администрации президента — идеальный чайник со свистком. И пар выходит, и шум генерируется, и не выкипает. Создан орган, который как бы не признает власти, но де-факто, выходит, все равно вынужден существовать в ее системе координат, а значит, обволочен ей и уже переваривается.

Отчаянно тыркнувшись в прошлом декабре, мы могли — на волшебстве, на энтузиазме, на очаровании момента, на революционном адреналине, на эффекте неожиданности — что-то изменить. Но нет. Не сумели.

И я — как простой обыватель, который на эти митинги ходил — могу за себя так сказать. На следующий митинг не пойду. И не пойду, пока не почувствую: вот сейчас снова назревает. Сейчас снова складывается ситуация. Сейчас я вышел бы на улицу не для того, чтобы камерам «виктори» показать или плакатик креативный, а если был бы шанс поменять судьбу страны.

И нечего нам переживать, что нынче ста тысяч на Болотную больше не собрать — а им нечего этому радоваться. Эти люди не делись никуда, и власть они не полюбили. Просто поистратили задор на ивенты, не дотерпели до революции. Спрятали фигу в карман и ждут, что дальше будет. А когда будут руки в следующий раз из кармана доставать — кто знает, не окажется ли в кулаке зажат булыжник.

взгляд из будущего

С тех пор никакие события, даже развязанная Путиным война с Украиной, не смогли мобилизовать протестное движение в тех же масштабах, в каких оно развернулось в 2012 году. Власть победила, раздробив, запугав, убив, посадив или кооптировав протестующих. Власть билась за свое выживание и была готова биться насмерть, а протестующие только играли в революцию — и нет ничего странного в том, что они проиграли.

Я говорю «они», хотя стоило бы сказать «мы», потому что и сам я просто играл в революцию, просто кокетничал, говоря, что готов платить за свободу цену. Я, на самом деле, тогда испытал некоторое облегчение от того, что протесты «сдулись» — и что можно было вернуться в комфортную рутину жизни, свободную от необходимости противостоять власти и рисковать… Пусть и все менее свободную со всех остальных точек зрения.

И нет, по сей день протестующие в России не решились взять в руки булыжник. Вероятно, потому что и тогда, и даже сейчас на кону у тех, кто выходил на улицы, не стояло личное выживание — а наказание за бунт в России ужесточилось сильно. Сегодня, помимо и без того строгих мер пресечения, полагающихся по закону, активистам грозят избиения, изнасилования и публичное унижение, которым все чаще подвергают задержанных полицейские — разумеется, с согласия политического руководства страны.

Война с Украиной стала для общества настоящим шоком, но на улицы российских городов вышли всего несколько десятков тысяч человек. Более шестнадцати тысяч были задержаны полицией за участие в акциях — и очень скоро протесты сошли на нет. И даже когда власти объявили мобилизацию, когда возник реальный риск для каждого мужчины подходящего возраста быть призванным, отправиться на фронт и умереть ни за что, то есть когда война превратилась из телешоу в реальность для каждого россиянина, это не вызвало новой протестной волны. Единственный протест, на который оказались способны некоторые — бегство за пределы России, чтобы не быть призванными.

Протестное движение оказалось совершенно деморализовано и кажется уничтоженным. И я не знаю, сможет ли оно когда-либо воспрянуть в путинской России. Возможно, следующими, кто окажет сопротивление режиму, будут вернувшиеся с войны фронтовики — разумеется, по традиции обсчитанные и кинутые властью; но это будет совсем другой протест — жестокий и отчаянный, и требования у него будут другие, и готовность к компромиссам у него будет нулевая.

Но у этого протеста будут и другие хроникеры, и другие певцы. Не такие малахольные, как мы, и куда более безжалостные.

10-04-2013

бога нет

контекст

После протестов 2011–2012 годов власть принимала все новые законы, ограничивающие политическую свободу. Но это давление никогда не шло лишь из одной точки — важную роль стали играть провластные движения, а после приговора Pussy Riot фактически новым политическим институтом стала Русская православная церковь. Сам процесс стал еще одним поводом ужесточить законодательство. Уже через месяц после приговора панк-группе в Госдуму внесли на рассмотрение проект поправок в статью 148 Уголовного кодекса РФ, которая стала известна как статья «об оскорблении чувств верующих». В июне 2013 года изменения приняли: верхняя планка наказания «за публичные действия в целях оскорбления чувств верующих» поднялась до 3 лет тюрьмы. Вскоре о «духовности» и вовсе заговорили как о требовании власти к обществу. В декабре 2012 года, выступая с посланием Федеральному cобранию, Путин заявил, что российскому обществу не хватает «духовных скреп». Президент пояснил, что россиянам не достает милосердия и сострадания: «Дефицит того, что во все времена делало нас крепче, сильнее, чем мы всегда гордились».

И не будет, пока вы не докажете мне обратное. Это мое мнение, и до вчерашнего дня я мог об этом говорить. Мог спорить с теми, кто считает, что бог создал небеса, землю и всех живых тварей на ней за шесть дней. Но отныне в Российской Федерации я должен держать свое мнение при себе. Потому что, заявив, что бога нет, я могу оскорбить чувства тех, кто в него верит. А это у нас теперь уголовное преступление.

Государственная Дума приняла закон, по которому публичные действия, оскорбляющие чувства верующих, могут быть наказаны не только штрафами, но и исправительными работами. Некоторые из законодателей хотели бы карать за богохульство и тюрьмой, и я не вижу ничего фантастического в том, что скоро за фразу «бога нет» будут сажать.

Мне теперь тяжело придется. Я, несмотря на возраст, еще советской чеканки и думаю, зацикленность на национальности и на религии — вредная душевная болезнь. А для такой пестрой страны, как Россия, — смертельная.

Права на свое мнение я больше не имею, потому что мнения не имеют ценности, когда ведома Истина. А Истина в нашей стране известна депутатам ГД РФ. Кто же они, паладины веры?

Бывшие комсомольские вожаки, потом ушедшие в бизнес разной степени сомнительности. Профессионалы, скачущие из партии в партию и из идеологии в идеологию, не переодевая презервативов. Чиновники, сделавшие карьеру в нашей стране, известной всему миру тем, что именно тут госслужба — не работа, а бескорыстное служение.

Спортсмены со стертыми суставами и артисты, которых покинуло вдохновение, но на потускневшую харизму которых все еще можно прикупить мертвых душ электората. А мы с вами, души умирающие, если напряжемся, вспомним еще, как выбирали их полтора года назад.

Сомнений нет: все депутаты наши — люди глубоко верующие и истинно набожные [7]. Не крадущие, не прелюбодействующие, не стяжающие.

Крестящиеся, даже когда рядом нет телекамер. Терпимые к мнению других и прощающие, как учил их Господь. И сами-то готовые ежесекундно принять постриг, кабы было на кого оставить заботы об Отечестве С Большой Буквы.

И поскольку сами они безупречны и безукоризненны, принципиальны и высокодуховны, то кто, как не они, облечены правом определять, что именно оскорбляет чувства верующих, и кто, как не они, могут решить, за что и как карать богохульников.

Что же говорят они нам? Если государство не будет наказывать нечестивцев, за них примется общество. Казаки, мол, уже даже приезжали на «Винзавод» [8], обуянные праведным гневом, и всё рвутся патрулировать московские улицы, а уж что будет с теми, кто как-то обидит бога на территории Чеченской Республики, Государство Российское даже и поинтересоваться боится. Поэтому, как Pussy Riot, всех оскорбивших чувства верующих придется запирать в колонии, чтобы народные мстители не забили их камнями на Красной площади.

Потому что казаки-то — самостоятельная и неудержимая политическая сила, особенно в Москве. И потому что последнее, что надо делать с мусульманскими религиозными экстремистами — просить их соблюдать УК, а не шариат.

И не говорят ведь народные избранники, как именно можно оскорбить чувства верующих. Если внутреннее состояние пострадавшего изменилось, если он унижен публично — все, перчатка брошена. Пусть наш самый независимый в мире суд решает, что есть оскорбление, а что нет, пока за него бородачи с пулеметными лентами на голое тело не решили.

Я вот говорю: бога нет. Какого-нибудь верующего это точно оскорбит. Но что мне теперь — молчать, что ли? Если молчать, скоро биологию в школах на закон божий заменят.

Владимир Познер всем телезрителям на радость назвал Думу «дурой» [9] — якобы не зная, что Дума просто хором озвучивает либретто, написанное в Администрации президента; прошедшего через лоботомию можно, конечно, обзывать дураком, но это некрасиво и нечестно.

А на Старой площади, где сидят люди вроде бы с лобными долями, видимо, убеждены, что действуют во благо Родины. А ведь, работая в АП, нельзя в бога верить; каждый день, небось, такого наслушаешься, что точно понимаешь: может, он и был когда, но сейчас вышел.

Бездуховные горлопанят о духовности, воры разворачивают знамя борьбы с коррупцией, матерщинники запрещают брань, неверующие идут в Инквизицию — не это ли последние времена?

Может быть, они думают, что чем больше нам всего запретить, тем проще потом нами управлять. Наверное, считают, что так помогают Красну Солнышку на троне усидеть. Может, верят даже, что мешают стране развалиться.

Только какой стране? Средневековому фундаменталистскому государству? Православной Саудии? Забудут ведь, что это все когда-то понарошку было, заиграются. И будут жить счастливо — с бородами до пупа, с ятями и без электричества.

Хорошее будет княжество, маленькое и уютное. Но не мое, не родное. Я, если успею, уеду куда-нибудь. Туда, где за «бога нет» голову не отрубают.

взгляд из будущего

Вызывание демонов религиозного фундаментализма, которым с таким тщанием занималась власть, принесло свои плоды. Мусульманские республики Северного Кавказа, в особенности Чечня, превращаются в эмираты, где фундаменталистский ислам играет роль государственной идеологии. В христианской части России тем временем расцвели ультраконсервативные общественно-религиозные движения вроде «Сорок сороков», которые, впрочем, поддерживаются провластными — и кормящимися от власти — олигархами.

Эти движения, когда-то сконструированные и спущенные в народ сверху, смогли пустить корни и начинают теперь уже без прямой указки от своих создателей диктовать повестку. Хотя, как и тогда, я по-прежнему убежден, что народы, населяющие мою страну, гораздо в большей степени суеверны, чем религиозны.

Совершенно очевидно, что, лепя этих големов, власть надеялась противопоставить их естественному и опасному для себя вектору развития общества, которое хотело двигаться в будущее — в сторону бΌльших свобод и прав, большей глобализации и открытости, большей подотчетности власти и ее сменяемости. Легионы блюстителей нравственности должны были загнать народ обратно в прошлое, и даже не в советское, а в средневековое, загнать обратно в стойло.

И часть этих големов действительно бродит ныне по просторам нашей Родины, причитая, изрыгая проклятия и иногда нападая на тех, кого обозначат их заклинатели в качестве ситуативного супостата. Однако есть у меня большие сомнения, что, если перестать подпитывать их финансово и покровительствовать им уголовно, големы эти не засохнут и не рассыплются в пыль.

А уехать я успел — за месяц до украинской войны, впрочем, не убегая от фундаменталистов, а по делам; но вернуться в Россию уже не смог, потому что был там объявлен в розыск за мою антивоенную публицистическую деятельность. По состоянию на лето 2023 года, когда я пишу этот сопроводительный текст, головы в России все еще не рубят, но за попытку рассказать людям о военных преступлениях Российской армии дают до десяти лет лагерей, а если это еще и сопровождается личной критикой Владимира Путина, закон позволяет посадить на все пятнадцать.

05-05-2014

врать не больно

контекст

Отношения России с Украиной в нулевые и десятые годы то улучшались, то снова обострялись — и на каждом этапе градус этого обострения становился все выше, а спокойные периоды все короче. Но в 2013 году начался новый этап. В ноябре украинский президент Виктор Янукович отказался подписать договор об ассоциации с Европейским союзом, что привело к массовым протестам в Киеве. Вышедшие на улицы люди выступали не только против решения Януковича, они требовали демократических реформ и сближения с Европой, а не Россией. На раннем этапе активными участниками протестов были студенты, но после их жесткого избиения полицейскими возмущение охватило все общество.