Опасная невинность E-Book

Кора Рейли

• Herausgeber: АСТ
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Serie: Рожденные в Ирландии: пятилистный клевер
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 537

Beschreibung

Эйслинн Киллин — хорошая девочка, но ей пришлось рано повзрослеть. Она помогает маме сводить концы с концами, заботится о племяннике с особенностями развития и хранит себя до брака. Когда ее сестра, мечтающая стать моделью, пропадает без вести в Нью-Йорке, Эйслинн оставляет родной Дублин, чтобы отправиться на ее поиски. Она находит приют у своего дяди — духовника ирландской католической церкви. Вот только девушка не знает, что церковь регулярно посещает и Лоркан Девани, глава ирландской мафии, известный своей жестокостью... Лоркан опасен, безжалостен и кровожаден, его боятся окружающие. И не просто так. Эйслинн убеждена, что он — тот человек, который точно знает, что случилось с ее сестрой. Но настоящим шоком для нее становится правда о том, что семьи Киллин и Девани имеют долгую и драматичную историю...

Leseprobe

Кора Рейли Опасная невинность

Cora Reilly

Dangerous innocence

© 2014 Cora Reilly

© Шкребо А. перевод, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

У правды есть цена – ее свобода

Пролог

– Меня ждет новое начало. Я уверена. Здесь все мешает мне раскрыть свой потенциал. В Нью-Йорке я могу стать другим человеком. Я найду агента, который поможет мне попасть на страницы журналов и на подиум, – напевным голосом произнесла Имоджен, ее зеленые глаза были устремлены вдаль.

Цвет глаз – единственное, что объединяло нас, двух сестер; если мои волосы были рыжими, то у Имоджен был клубничный блонд, хотя с шестнадцати лет она красилась в более холодный цвет, ненавидя легкий оттенок рыжины. Цвет моих волос же вовсе не уходил в клубничный оттенок – они выглядели ярко-рыжими вне зависимости от освещения.

Имоджен оперлась острыми локтями на перила моста, мечтая о славном будущем вдали от родного города и нашей семьи. Вдали от всего, что, казалось бы, сдерживало и тяготило ее. Вскоре Дублин и река Лиффи исчезнут и станут лишь далеким воспоминанием.

– Я буду скучать по тебе, – прошептала я. Несмотря на наши разногласия, Имоджен всегда была важной частью моей жизни.

Шум воды под мостом Полпенни звучал как печальный плач, но я любила свой родной город. Любила даже визг чемоданных колесиков, доносившийся от нетерпеливых туристов, тащивших багаж по мощеным улицам в надежде, что смогут открыть для себя всю красоту Дублина за выходные. Любила даже вонь от рвоты и мочи в Темпл-Баре воскресным утром.

Хотя, может, и нет.

Имоджен ничего не сказала. Я не была уверена, не расслышала ли она меня или ей просто было трудно сказать что-то в ответ. Она отдалилась, и мне стало сложнее понимать ее. Она давно мечтала уехать, и теперь у нее наконец появились деньги: удачный шантаж биологического отца Финна – если бы он не заплатил, она могла рассказать его жене, что от него забеременела шестнадцатилетняя девушка.

– Разве ты не хочешь подождать до третьего дня рождения Финна? Осталось всего четыре недели, – заметила я.

Имоджен ссутулилась, ее тонкие пальцы вцепились в перила.

– Я не могу. Я уже забронировала рейс. Вы с мамой позаботитесь о нем. Он даже не поймет, что меня нет. Через год или два он вообще забудет о моем существовании.

Мое сердце сжалось от ее слов. Мне хотелось защитить Имоджен, сказать, что она и не могла позаботиться о Финне в ее юном возрасте, – она родила его через три месяца после своего семнадцатого дня рождения, – что начало жизни Финна было достаточно трудным, ведь он родился на восемь недель раньше срока. Но те же самые причины никогда не мешали мне заботиться о нем. Также как молодость не помешала маме заботиться о нас; она родила Имоджен через две недели после своего шестнадцатилетия, а затем меня – двенадцать месяцев спустя.

– Я не смогу стать знаменитой, если не уеду в Нью-Йорк, – вздохнула Имоджен, приняв на секунду виноватый вид. – Я становлюсь старше. В двадцать лет у меня еще есть шанс сделать карьеру модели, но я не могу продолжать ждать.

Она снялась в нескольких рекламных роликах для небольших брендов и приняла участие в ряде показов в торговых центрах Дублина, но после этого ее модельная карьера не зашла дальше селфи на странице в социальных сетях.

– Я знаю.

– Ты веришь в меня, да? И в то, что я смогу стать знаменитой моделью?

– Разумеется, – подтвердила я.

Это была не совсем ложь. Я верила в Имоджен. Она была красивой, высокой и стройной, с острыми скулами. Я верила в ее модельный потенциал и даже восхищалась ее драйвом. Однако я беспокоилась, что она быстро выгорит, если задуманное не будет даваться ей легко или пойдет не так, как она планировала. Боялась, что она поддастся соблазнам, погнавшись за быстрой славой в обмен на что-то опасное.

– Просто будь осторожна, – прошептала я.

От улыбки в уголках глаз Имоджен появилось несколько морщинок.

– Ты говоришь прямо как мама. Вы обе предпочитаете избегать любых рисков и живете в своем удобном пузыре, не меняя место, в котором живете, место, в котором работаете, встречаясь с одними и теми же скучными парнями. Но я хочу большего. У меня есть мечты.

Я проигнорировала подтрунивание Имоджен над Патриком. У меня тоже были мечты. Но в хлопотах вокруг Финна, дома, работы и Патрика я редко осмеливалась задумываться о подобных вещах и перестала делиться мыслями с кем-то еще.

– Просто будь осторожна, – повторила я.

– Я сделаю все возможное, чтобы получить то, что хочу, Эйслинн.

Мое беспокойство после этих слов лишь усилилось.

Глава 1

Эйслинн

«Номер, по которому вы звоните, больше не обслуживается». Гудок. «Нет подключения к этому номеру». Гудок.

Я наконец сбросила вызов и положила телефон на колени. Казалось, я пыталась дозвониться до Имоджен уже в сотый раз за последние два месяца. И безрезультатно. Как и прежде.

Первые пару недель я не слишком беспокоилась. Имоджен была непредсказуемой и иногда забывала обо всем, кроме себя, но спустя некоторое время она всегда звонила или писала. Я была зла, когда она даже не поздравила Финна с днем рождения; маме и мне удалось отвлечь его большим шоколадным тортом, подарками и посещением зоопарка. Но два месяца без каких-либо новостей – перебор даже для моей сестры. Что-то произошло, и интуиция подсказывала, что вряд ли можно было надеяться на лучшее.

Я выглянула в небольшое окно нашей квартиры, которая располагалась прямо над баром-рестораном «Купеческая арка», где мама работала официанткой последние пять лет. Раньше заведение принадлежало ей, но долги моего отца, тянувшиеся из прошлого, наконец догнали нас, и она была вынуждена отказаться от этой собственности. Долги – это все, что осталось от ее мечты. Нам повезло, что Шон, новый владелец, был душкой и буквально сох по маме.

Последняя попытка дозвониться до Имоджен только подтвердила правильность принятого мной несколько недель назад решения, когда мое беспокойство за сестру переросло в страх.

В дверь позвонили, и я закрыла свой древний ноутбук. Шон подарил маме этот компьютер, когда купил себе новый «Макбук» год назад. Если бы не он, мы бы до сих пор пользовались нашим компьютером десятилетней давности.

Я планировала посмотреть новый ролик одного из моих любимых шеф-поваров на случай, если Патрик снова проигнорирует меня в этот вечер. Я встала из-за кухонного стола и посмотрела на переулок внизу, где уже собралось полно тусовщиков.

Патрик пришел как всегда поздно. Большую часть времени мы просто смотрели телевизор вместе, потому что мне приходилось оставаться с Финном, а у Патрика как правило были проблемы с деньгами. На нем были мешковатые джинсы, из-под которых выглядывала резинка боксеров, но мне пришлось промолчать, прикусив язык. Он знает, что я не переношу этот прикид, но его друзья ходят именно так, поэтому он копирует их. Хотя выглядит из-за этого моложе своих девятнадцати лет. Исправить это не помогала даже его попытка отрастить бороду, которая до сих пор привела только к пятнам светлого пуха на его щеках, подбородке и над верхней губой.

Он выглядел напряженным, почти виноватым, когда вошел внутрь после быстрого поцелуя. Я почувствовала, как от него пахнет пивом, что, вероятно, и было причиной его опоздания. Он шлепнулся на диван и молча включил телевизор.

Я села рядом с ним.

– Мы можем поговорить?

– Конечно, – кивнул он. Его голос прозвучал достаточно резко. Он не отвлекался от просмотра телевизора.

Я вздохнула.

– Я до сих пор не могу дозвониться до Имоджен, поэтому мне придется перейти к своему плану.

Он растерянно посмотрел на меня.

– Какому плану?

– К тому, о котором я твержу тебе последние две недели, – пробормотала я. – Отправиться в Нью-Йорк на ее поиски.

Он кивнул, но я была уверена, что он не слушал меня, когда я впервые заговорила об этом. Его внимание оставалось прикованным к экрану.

– Может пройти несколько недель, прежде чем я вернусь, – сказала я извиняющимся тоном. Приближалась наша первая годовщина, и я чувствовала себя виноватой за то, что была вынуждена пропустить ее.

Патрик почесал голову и смущенно посмотрел на меня:

– Может быть, нам будет полезно провести какое-то время порознь. – Мои брови поднялись вверх. Мы встречались меньше года, а ему уже требовалось личное пространство? Он посмотрел вниз на свои кроссовки. – Я хотел рассказать тебе еще в прошлый раз, но не знал как. Помнишь, я встречался с парнями в прошлую пятницу?

Я кивнула, припоминая нашу встречу на следующий день: от него тянуло перегаром, и он был все еще сильно пьян.

– Я спутался с другой женщиной. Что-то вроде того.

– Что?

– Я был пьян, и она начала ко мне приставать. Я почти ничего не помню.

– Что значит «cпутался»? – Я пыталась говорить тише, потому что Финн спал в соседней комнате.

– Я переспал с ней.

За чувством вины я уловила искорку гордости в его голосе и заметила воодушевление, блеснувшее в его карих глазах. Мне стало не по себе. Получается, мы с Патриком проводили время вместе и даже целовались сразу после того, как он мне изменил! Я помню, как заставила его принять душ, чтобы он протрезвел и смыл с себя невозможную вонь, от которой меня чуть не вывернуло.

Я едва стояла на ногах.

– Ты должен был сразу рассказать мне обо всем!

– Я не хотел тебя расстраивать.

– Нет, ты надеялся, что сможешь переспать и со мной! – прорычала я. В тот день Патрик пытался уговорить меня заняться с ним сексом, но я не могла согласиться, видя, насколько он пьян. Я чувствовала себя потерянной после отъезда Имоджен и хотела утешения. Мысль о том, что я поверила в способность Патрика дать мне его, разозлила меня еще больше.

– Может быть, это и к лучшему, знаешь? Я разговаривал с парнями. Мы вместе уже одиннадцать месяцев, и ты заставляла меня ждать все это время. Но у меня есть потребности. Я чувствую себя одиноким.

– Чувствовал, – поправила я, сглатывая ком в горле. – Чувствовал себя одиноким. Не забывай о девушке, с которой ты переспал. – Надо сказать, что раньше мы говорили с Патриком о моем желании подождать, и он тогда сделал вид, что понял мои доводы.

Мой взгляд скользнул в коридор: мне хотелось, чтобы Финн выбежал из комнаты и прервал этот разговор. Слезы проступали все сильнее. Я не могла поверить, что чуть не отдала свою девственность такому засранцу, как Патрик.

– Да, чувствовал, – согласился Патрик, в его голосе снова появилась нотка воодушевления. – Парни сказали, что это естественно – хотеть расправить крылья как мужчина, понимаешь? Это все из-за тестостерона.

Я с трудом сдерживалась. Где был твой тестостерон в тот раз, когда мне приходилось снимать паука с потолка, потому что он тебе не нравился? Или когда ты позволил туристам из Глазго хлопнуть меня по заднице, не говоря ни слова, потому что их было слишком много, чтобы ты смог дать отпор?

– Тогда я полагаю, на этом все, – отрезала я, удивившись бесстрастности своего голоса.

Глаза Патрика расширились от волнения. Он попытался меня обнять, но я увернулась. Я не хотела его прикосновений.

– Эйслинн, я все еще забочусь о тебе и не хочу расставаться. Я просто думаю, что мне нужен небольшой перерыв. Так я смогу выпустить пар, немного пожить, не причиняя тебе вреда, ладно? А потом, когда мы снова будем вместе, я буду достаточно спокоен, чтобы подождать еще немного. Просто это займет немного больше времени, понимаешь?

Я уставилась на него. Он это серьезно? Неужели он действительно думал, что я вернусь к нему и пересплю с ним?

– Может быть, я тоже расправлю крылья во время этого перерыва.

Патрик рассмеялся.

– Я знаю, что ты не из тех девушек, которые спят с первым встречным. Ты хочешь дождаться правильного момента с правильным парнем. – Его голос звучал так, будто он все еще верил, что является тем самым «правильным» парнем.

– Значит, ты собираешься спать со всеми девушками, которые захотят тебя во время нашего перерыва, а я в это время должна искать свою сестру и думать о нашем воссоединении?

– Я тоже буду скучать по тебе, но это ради нашего будущего.

Мой сарказм был выше его понимания. Не то чтобы я никогда не задумывалась о сексе, но опыт мамы и Имоджен заставлял меня отвергать эти мысли. Я знала все о контрацепции, но в моем представлении секс имел плохие последствия. Я никогда не мечтала переспать с Патриком, но иногда фантазировала о случайных знаменитостях или героях любовных романов. Секс не был для меня достаточно важен, чтобы думать о нем постоянно, а не время от времени, а поцелуи и прикосновения Патрика были не настолько приятны, чтобы побудить меня отказаться от моего плана подождать хотя бы год, прежде чем отдаться мужчине.

Я планировала переспать с Патриком перед отлетом в Нью-Йорк, но это стало бы скорее необходимостью, чем желанием моего тела. Я почти почувствовала облегчение от того, что Патрик изменил и избавил меня от нашей сексуальной связи, которая, без сомнений, принесла бы только разочарование. Теперь он может разочаровывать других девушек сколько угодно, мне все равно.

Несмотря на утешительные мысли, в ту ночь я заснула с тяжелым сердцем и заплаканными глазами.

Глава 2

Эйслинн

Я сидела за нашим маленьким кухонным столом в темноте, только свет с улицы пробивался в окно. Что-то подсказывало мне, что у Имоджен огромные проблемы.

Моя сестра склонна выбирать не тех мужчин. Мама всегда говорила, что это была одна из немногих вещей, которые она унаследовала от нее. Учитывая то, в чем вчера признался Патрик, часть этого «наследства» досталась и мне.

Дверь заскрипела, когда мама пришла домой с работы рано утром. От нее пахло пролитым пивом и дымом. Она застыла, заметив меня за столом.

– Почему ты встала? Что – то не так с Финном?

Я покачал головой.

– Он спит. Уже давно.

Мама положила на стол кучу монет и счетов. Как обычно, клиенты, в основном мужчины, давали ей щедрые чаевые. В свои тридцать шесть мама выглядела так, будто она тоже могла ходить по подиумам мира. Женщины тоже давали ей немаленькие суммы на чай, потому что мама была жизнерадостной. Ее громкий смех звучал заразительно и заставлял их забыть, насколько она красива.

Она села напротив меня, нахмурившись.

– Что с тобой, Эйслинн? Я знаю этот взгляд.

– Мне нужно отправиться на поиски Имоджен. Я должна знать, что с ней все в порядке.

Мама качнула головой, собирая в хвост каштановые волосы, которые она красила, сколько я себя помню, потому что ей, как и Имоджен, не нравился клубничный блонд.

– Эйслинн…

Мы и раньше неоднократно заводили этот разговор. Мама не хотела, чтобы я уезжала.

– Не пытайся отговорить меня от этого, мама. Разве ты не беспокоишься об Имоджен?

Мама вздохнула, глядя на свои руки. Ее ногти были поломаны, и она начала ковырять их по краям, стирая еще больше лака.

– Конечно беспокоюсь, но еще больше я боюсь узнать правду.

– Значит, у тебя тоже плохое предчувствие?

– А как иначе? Ты знаешь Имоджен. Она очень похожа на меня в ее возрасте, всегда выбирает не тех парней.

Я кивнула. У Имоджен был плохой вкус на мужчин. Женатые. Намного старше ее. Чаще всего преступники или неудачники.

– Ты ни с кем не встречалась с тех пор, как я подросла и стала что-то понимать, поэтому я не могу судить о твоих вкусах, когда речь идет об отношениях.

Мама лишь отмахнулась.

– Мне никто не нужен. От мужчин одни неприятности.

Я закатила глаза, но в каком-то смысле я ее понимала. До Патрика я сторонилась мужчин по той же самой причине. Раньше я не была уверена, унаследовала ли от мамы сомнительные романтические предпочтения, но теперь, конечно, знала, что это так.

В любом случае, у меня не оставалось сил на кого-то еще. Работа, Финн и домашние дела занимали большую часть моего времени. Не говоря уже о том, что я все еще каждый день искала возможность успеть улучшить свои кулинарные навыки в надежде однажды открыть собственный ресторан.

– У меня достаточно денег, чтобы купить билет в Нью-Йорк и оплатить несколько ночей в дешевом хостеле.

Она замешкалась.

– А что насчет Патрика? Что он говорит о твоем отъезде?

Я еще не рассказала маме о нашем разрыве. Она была измотана, когда пришла домой прошлой ночью, и я не хотела сваливать на нее свои проблемы.

Должно быть, меня выдало выражение лица. Глаза мамы расширились:

– В чем дело? Что он натворил?

Мама никогда не была в восторге от Патрика. К тому же ее недоверие к мужчинам в целом заставило ее предположить, что он сделал что-то плохое, и на этот раз она была права.

– Он изменил мне, – промолвила я.

Мамины губы превратились в тонкую линию от гнева. Думаю, она хотела сказать что-то очень скверное, но она была из тех людей, которые предпочитали либо говорить хорошее, либо молчать.

– Ты рассталась с ним?

Я пожала плечами.

– Ага. Ну, вроде. Он попросил меня подумать о моей поездке в Штаты как о перерыве в наших отношениях и дать нам еще один шанс, когда я вернусь.

– Вот это да! Только не говори мне, что ты согласилась на эту чушь. У мужчин это расшифровывается как желание обманывать, не обманывая.

– Я не согласилась. Я ничего не сказала. Я попросила его уйти.

– Не давай ему других шансов. Обманул раз – обманет и два.

– Я знаю, мама.

Мой папа неоднократно изменял, и мама была вынуждена прощать его из раза в раз, пока, наконец, не перестала идти ему навстречу. А потом он ушел. С тех пор я его не видела. Это было четырнадцать лет назад.

– Я не хочу думать о нем сейчас. Все, на чем я хочу сосредоточиться – это поиски Имоджен.

Мама быстро кивнула.

– Тебе может понадобиться несколько дней, чтобы найти сестру, к тому же необходимо будет купить обратный билет. Ты знаешь, что сейчас я не могу дать тебе денег, учитывая ужасные проценты по кредиту и затраты на иппотерапию Финна.

Мы платили за лечение Финна, включавшее верховую езду как часть терапии, из своего собственного кармана; государственное медицинское обслуживание не покрывало такие траты. Даже с учетом того, что мы не были уверены, поможет ли этот метод справиться с его спазмами, лошади делали Финна счастливее и уменьшали заикание, так что эти деньги были потрачены с пользой.

– Я найду работу в Нью-Йорке. Им тоже нужны официантки, верно?

– Тогда тебе понадобится рабочая виза, Эйслинн, а она стоит дорого.

Я прикусила губу. Об этом я не подумала.

– Уверена, есть работодатели, которые не обращают внимание на визы.

Мама покачала головой.

– Ты не из тех девушек, кто доставляет хлопоты. И не стоит начинать. Не иди по незаконному пути. Это ни к чему хорошему не приведет.

– Мама, мне нужно знать, что случилось с Имоджен. Я не могу просто притворяться, что все в порядке.

– Может быть, она хотела разорвать все связи с нами и с Ирландией.

– Может быть, – задумчиво произнесла я.

Я хотела быть уверена в том, что Имоджен не сделает ничего подобного, но она была трусихой. Она бежала от всего, что причиняло ей страдания.

– Если она не хочет видеть нас в своей жизни, то я оставлю ее в покое и попытаюсь двигаться дальше. Но в любом случае мне нужно знать правду.

Однако я не была уверена, получится ли у меня хоть что-то. У нас с Имоджен было не так много общего, но я любила ее. Не говоря уже о том, что я не хотела, чтобы Финн рос без родной матери, даже если растили его по большей части мы с мамой.

Раньше, когда мама практически ночевала на работе, чтобы заплатить арендную плату, Имоджен и я прижимались друг к другу в кровати, защищаясь от темноты. Именно такой поддержки и ждешь от сестры.

Мама отвела взгляд, ее губы сжались в узкую линию.

– Ты помнишь Гулливера?

– Дядю Гулливера? – переспросила я. Он был лишь далеким воспоминанием. Высокий, рыжий, с волосами того же оттенка, что и у меня. Мне было пять или шесть лет, когда он в последний раз посещал нас. Он и мама громко ругались, и больше я никогда его не видела.

– Да, – прошептала мама. Когда она подняла голову и встретила мой взгляд, в ее зеленых глазах промелькнула тревога.

– Он тоже в Нью-Йорке, возглавляет там ирландский приход.

– Точно, он священник, – вспомнила я, а затем остановилась. – Имоджен могла пойти к нему?

Мама сглотнула.

– Мы с Гулливером не общаемся. Он считает, что я страшная грешница.

– Может, ты хотя бы попробуешь связаться с ним ради Имоджен?

Мама сжала губы, очевидно, ей не понравился мой возмущенный тон.

– Ну конечно, я уже попробовала. Ради моих девочек и Финна я готова на все. – Она громко сглотнула. – Наш разговор был коротким, но он сказал мне, что Имоджен приходила к нему. – Мама сложила руки на груди.

– Это хорошо, ведь так? – Если дядя Гулливер помог ей, с ней все должно быть в порядке. Как у священника, у него, вероятно, были нужные связи, чтобы убедиться в том, что у Имоджен не возникло проблем. – Она спала в его доме?

– Нет, – отрезала мама. А затем более мягким тоном добавила: – И это не очень хорошо, Эйслинн. Совсем не хорошо.

Я ждала, пока она скажет больше и закончит мысль. Но мама была избирательна, раскрывая факты прошлого.

Она встала и потянула руку к заднему карману, как будто хотела достать пачку сигарет, но она перестала курить более двух лет назад. Я начала сильно нервничать.

– Гулливер является духовником в клане Девани.

Мой рот открылся от удивления.

– Что?

Мама покачала головой.

– Я не планировала посвящать тебя в эту тему. Но если ты поедешь в Нью-Йорк, ты не можешь идти вслепую. Ты должна держаться подальше от Гулливера.

– Дядя Гулливер связан с ирландской мафией?

Все в Дублине знали имя Девани. Их клан управлял преступным миром в городе. По правде говоря, их влияние во всей Ирландии тоже было огромным. Как-то раз я видела одного из их сборщиков долгов в «Купеческой арке» во время одной из моих смен. Девани собирали деньги для «защиты», причем в основном от них же самих.

– Я не знала, что представители клана есть и в Нью-Йорке.

Было видно, что маме стало еще более неловко, из-за чего мое любопытство разыгралось сильнее. Мы всегда держались подальше от Девани и всех, кто был с ними связан. Наша жизнь была простой, и мы старались избегать неприятностей. Да и сами Девани не проявляли к нам особого интереса.

– Лоркан Девани, второй сын старшего Девани, управляет делами клана там, – сказала мама, и я задумалась, откуда она вообще могла об этом знать. Должно быть, она заметила, как вопросы крутятся у меня в голове.

– Твой дядя упоминал об этом. – Она говорила быстро, ее голос звучал выше, чем обычно.

Мои глаза сузились от возникших подозрений.

– Думаешь, Имоджен оказалась связана с мафией из-за него? – спросила я встревоженно.

Мама пожала плечами:

– Ты знаешь Имоджен.

– И?..

– Она не настолько безрассудна… Верно? Но если бы они подвесили морковку перед лицом Имоджен, она попыталась бы откусить половину.

Мама замолчала.

Я встала и пошла на кухню. Доски пола скрипели под каждым шагом. Снаружи кто-то кричал что-то неразборчивое.

– Но если это так, тем важнее найти ее. Может быть, ей нужна помощь из-за навалившихся неприятностей.

– Или, возможно, она затянет в эти неприятности и тебя, Эйслинн.

Эта ситуация изменила положение дел и заставила меня примерить на себя роль лидера, чего не случалось со мной раньше. Надежда вновь затеплилась во мне, хотя новости о мафии были, скорее, плохими.

– Поклянись, что ты не поедешь к своему дяде. Прошу тебя.

– Мама.

Она подошла ко мне и взяла за руки.

– Ты должна поклясться.

– Я не могу. Если дядя Гулливер знает, где Имоджен, то мне придется поговорить с ним.

Мама сильнее сжала мою руку.

– Не связывайся с кланом Девани, даже если поиски Имоджен заведут тебя прямо к ним.

– Мам, не драматизируй. Я уверена, что с Имоджен не случилось ничего страшного и к мафии она не имеет никакого отношения. – Я задумчиво сжала губы. – Может быть, дядя Гулливер знает место, где я смогу получить место без рабочей визы.

Глаза мамы расширились от волнения.

– Нет.

– Мама…

Она развернулась и ушла. Мои брови поднялись вверх от удивления. Мама не привыкла убегать от разговора. Я пошла на звуки копошения в ее комнате. Когда я заглянула туда, она вытаскивала деревянный сундук из глубины своего шкафа.

– Что ты делаешь? – смущенно спросила я.

Сундук с ржавым замком был покрыт пылью. Его явно не трогали очень долгое время. Пальцы мамы дрожали, когда она его открывала. Внутри были пачки писем. Откинув их в сторону, она извлекла паспорт и протянула его мне. Я подошла ближе и поняла, что это был паспорт США. Я хмуро посмотрела на него.

– Возьми это, – прошептала мама.

Я взяла его из ее рук и открыла. Мои глаза расширились, когда я прочитала имя человека, которому принадлежал паспорт:

«Эйслинн Киллин».

Я смотрела на маму.

– Это подделка?

– Нет. – В глазах мамы стояло отчаяние.

Я покачала головой:

– Я не понимаю. Я… – Я сглотнула. – Я думала, что я ирландка.

– Так и есть. Но также ты гражданка Америки.

– Как… Это невозможно…

Мама опустилась на мягкую кровать и похлопала по месту рядом с ней. Я плюхнулась туда, мое сердце дико билось в груди.

– Ты помнишь, я рассказывала вам, что мои родители умерли, когда я была еще подростком? – Я кивнула. Мама редко говорила о своих родителях, но упоминала об их смерти один или два раза. – Это правда, что Гулливер заботился обо мне с четырнадцати лет. Некоторое время он работал в ирландском приходе в Нью-Йорке, и когда я была вынуждена перебраться к нему, это означало переезд в другой город.

Дядя был на двенадцать лет старше мамы. Я знала, что какое-то время он заботился о ней, но не подозревала, что она жила с ним в Штатах. Что еще она скрывала от меня?

– Я была не совсем откровенна, когда рассказывала о своих родителях. Мы плохо ладили, поэтому я приняла решение переехать к брату. А они надеялись, что он устроит мое будущее.

– Твои родители живы?

Мама ненадолго закрыла глаза.

– Я не знаю. Я оборвала все контакты с ними и Гулливером больше десяти лет назад.

Я был ошеломлена. Я не могла поверить, что мама солгала о чем-то настолько важном. Она прятала от меня бабушку и дедушку!

– Твой дядя всегда был связан с мафией. Когда он переехал в Штаты, он сразу же начал сотрудничать с представителями местной ирландской мафии, став их духовником. – Мама сделала паузу, казалось, ей стало совсем неловко. – Вы с сестрой родились, когда я еще жила в Штатах. Я вернулась в Ирландию, только когда тебе было десять месяцев.

Я моргнула.

– Пожалуйста, не говори мне, что мой отец был членом ирландской мафии.

Мама усмехнулась.

– Он был обычным бандитом, который мечтал стать ее частью. – Мама сделала паузу, и я поняла, что она снова что-то от меня скрывает. – Но благодаря связям твоего дяди я время от времени вступала в контакт с людьми из клана Девани, и поверь мне, ты не захочешь с ними связываться. Не проси у них денег или помощи. Что бы ни говорил твой дядя, держись от них подальше. Это может показаться самым быстрым и простым способом найти твою сестру, но поверь мне, единственный правильный вариант – найти другой путь, пусть он и займет больше времени.

Я кивнула, но не столько потому, что намеревалась дать маме обещание, которое она ждала от меня, а скорее для того, чтобы показать, что я слушаю. У меня не было намерения просить помощи у каких-то сомнительных личностей, но если Девани были единственным способом добраться до Имоджен…

Имя клана было печально известно в Дублине. И мамино настойчивое требование никогда не приближаться ни к кому из их людей теперь казалось еще более обоснованным. Меня не особо удивило, что этот клан имел власть и в Нью-Йорке.

– Ты поссорилась с дядей Гулливером, потому что он работал на мафиози?

Мама хихикнула.

– Общаясь с этими монстрами, твой дядя каждый день прощает непростительное, но он не смог принять то, что я забеременела вне брака.

Я слышала эту историю раньше. Мамино отношение к дяде только ухудшалось, пока мы изо всех сил пытались удержаться на плаву в Дублине. Он не был богат, но имел гораздо больше денег, чем мы и большинство священников, что теперь легко объяснялось его связью с мафией.

Эти откровения ничуть не уменьшили мое беспокойство. Если бы кто-то пообещал Имоджен быстрый путь к славе, даже если бы это были Девани, она бы не упустила такой возможности.

Река Лиффи текла у меня под ногами, пока я стояла на мосту Полпенни. Лиффи была неотъемлемой частью моей жизни, чем-то, что никогда не менялось. Всякий раз, когда я приходила сюда, я смотрела на водную рябь, чтобы унять терзавшее меня беспокойство.

В своем родном городе я любила абсолютно все: от мощеных улиц до звуков ирландской народной музыки, доносившихся из пабов. Мне будет этого не хватать… даже шумных туристов, даже запаха рвоты и пролитого пива в каждом укромном уголке района Темпл-Бар.

Закрыв глаза, я сделала еще один глубокий вдох. В отличие от Имоджен я никогда не хотела покидать наш родной город, по крайней мере не более чем на короткий отпуск, но она хотела увидеть мир, всегда находилась в поисках чего-то большего и лучшего. Теперь я следовала за ней в огромный город, который ничем меня не привлекал. И все ради того, чтобы спасти ее от участи, от которой, возможно, она даже не хотела спасаться.

Большую часть имеющихся денег, заработанных за последние два года, я собрала, обслуживая столики в «Купеческой арке», так что теперь мне хватало на билет в Штаты. На обратный придется наскрести из того, что останется. Если я быстро не найду работу, у меня не будет ни копейки на гостиницу или хостел.

Если дядя Гулливер не поможет мне, есть вероятность, что я останусь на улице. Маме это может не нравиться, но попросить помощи у него – это лучший вариант для меня, независимо от того, связан дядя с мафией или нет.

Наконец вечером перед самым отъездом чемодан был собран. Я так долго откладывала это, наивно надеясь, что Имоджен позвонит или, возможно, даже появится на пороге нашего дома, но, конечно, этого не произошло.

Мой самолет вылетал утром, поэтому мне нужно было успеть закончить все дела.

Дверь скрипнула. Я обернулась и увидела, как белокурая макушка Финна показывается в проеме. Он с тревогой посмотрел на чемодан.

– Эй, как дела? Хочешь, я поставлю для тебя еще одну серию «Свинки Пеппы»?

Мама ушла на работу два часа назад, и у меня не было другого выбора, кроме как усадить Финна перед телевизором, чтобы иметь возможность сделать все запланированное. Он слегка покачал головой и продолжил смотреть на мой чемодан, беспорядочно заваленный вещами. Я все еще намеревалась аккуратно сложить их и рассортировать, но, скорее всего, в конечном итоге я просто закрою чемодан, чтобы завершить сборы как можно скорее.

– Т-т-т-т-т-т-ты вернешься к-к-к н-н-н-н-нам? – прошептал Финн. То, что он заикался в моем присутствии, показывало, насколько его беспокоило происходящее.

Я притянула его к себе.

– Конечно я вернусь. Почему ты сомневаешься?

– Имоджен у-у-у-ушла, а моему п-п-п-п-п-папе я никогда не был нужен.

Я почувствовала, как на глаза навернулись слезы.

– О, Финн. Имоджен застряла в Нью-Йорке, и ей нужна моя помощь, чтобы вернуться к тебе, поэтому я уезжаю, и ты знаешь, что я не протяну долго без моего маленького жучка-обнимашки. – Я очень крепко обняла его и поцеловала в щеку. – Я буду часто звонить тебе, ладно? А еще я обязательно вернусь обратно с Имоджен.

Я очень надеялась, что это правда. Мне не нравилось лгать Финну, даже если я делала это для его же утешения. Я не была уверена, хочет ли Имоджен, чтобы ее нашли. А даже если хочет, то думает ли она о возвращении в Дублин? Она никогда не считала себя матерью, и хотя она пыталась проводить время с Финном, она всегда была для него скорее сестрой. Почувствует ли она хоть что-то, если я скажу, что он скучает по ней? Вероятно, ей легче не поверить мне, чтобы иметь возможность оправдать себя.

Иногда это меня очень злило, но потом я вспоминала, какой счастливой выглядела Имоджен перед своим отъездом в Нью-Йорк.

– Ты поможешь мне разобраться с этой кучей носков? Самой мне не справиться.

Финн отстранился, провел рукавами по лицу и кивнул. Он любил помогать мне по хозяйству, и этот способ отлично работал, когда мне нужно было отвлечь его внимание, если он грустил или был расстроен. Высунув язык от усердия, он сосредоточенно начал складывать носки и колготки в один угол чемодана. Слезы обжигали мне глаза. Это было лишь кратковременное расставание, но мне все равно было необъяснимо грустно.

Глава 3

Эйслинн

Мое сердцебиение участилось, когда самолет приземлился в аэропорту Джона Кеннеди. Я впервые уезжала так далеко от дома. Все было незнакомым, даже запах. Я сообщила таксисту адрес дяди Гулливера, удивившись тому, как была украшена приборная панель автомобиля. Она напоминала храм из болливудского фильма. Таксисты в Дублине иногда использовали украшения, но такого, как здесь, я никогда не видела. Я не могла не задаться вопросом, не прилетит ли какая-то часть декора в меня, если мы попадем в аварию.

Когда я наконец отвела взгляд от красочных изображений индуистских божеств, у меня перехватило дыхание от огромных размеров города. Небоскребы возвышались над нами, закрывая голубое небо и отбрасывая тени на тротуары. Такси остановилось прямо перед старой церковью, которая сильно выделялась на фоне бесконечно высоких зданий.

Я заплатила водителю, не обращая внимания на его смущенный взгляд, когда я дала ему только доллар на чай, и вышла, повесив рюкзак на плечо. В темноте церковь выглядела мрачной, почти зловещей, однако фасад из коричневого камня и каменная дорожка, отполированная тысячами шагов, как ничто иное в этом мегаполисе напоминали мне мой родной город.

Пройдя через ворота, я обошла здание в поисках чего-то похожего на вход. Серия гудков, за которыми последовали крики, заставила меня подпрыгнуть. Да уж, Дублин не был тихим городом, но шум Нью-Йорка стал настоящей атакой на мою нервную систему.

Я нашла небольшой дом рядом с церковью, на двери был колокольчик и табличка: Гулливер Киллин. Почему-то мне было очень непривычно видеть это имя. Мы были семьей, но я так давно не общалась с дядей. Примет ли он меня или попросит уйти?

Я позвонила в колокольчик. После непродолжительного шуршания за дверью она наконец открылась. Мне потребовалось одно мгновение, чтобы узнать своего дядю. За многие годы, прошедшие с тех пор, как я видела его в последний раз, он прибавил около двадцати фунтов[1], его волосы поредели, но цвет их оставался таким же огненно-рыжим, как у меня. Он нахмурил брови, а затем его глаза расширились.

– Эйслинн?

Я кивнула и неловко улыбнулась.

– Это я.

Я никогда с ним не ссорилась. Даже если мама злилась на него, а он на нее, это не обязательно означало, что мы не сможем поладить.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он; меня не отвергли, но и внутрь пока не пригласили.

На нем были белая футболка, черные классические брюки и удобные тапочки на ногах.

– Разве не может племянница навестить своего дядюшку?

Он покачал головой.

– Ложь – это грех, Эйслинн. Тебе не следует забывать об этом, даже если твоя мать живет во грехе.

Внутри меня поднялся гнев.

– Мама всю жизнь много работала и сумела одна вырастить двоих детей.

– Ей бы не пришлось этого делать, если бы она осталась верной нашим убеждениям и дождалась свадьбы.

Мне было трудно с ним согласиться. Но он был единственным знакомым мне человеком в Нью-Йорке. Было уже поздно, и я не хотела бродить по городу в поисках дешевого места для ночлега.

– Вы могли бы помочь ей.

– Она не хотела, чтобы я помогал, вдобавок она сама сбежала отсюда.

Я вздохнула.

– Я здесь не для того, чтобы обсуждать маму.

– Тогда зачем?

– Ради Имоджен, – устало молвила я, у меня совершенно не было сил на болтовню. – Она исчезла три месяца назад, через несколько недель после приезда в Нью-Йорк.

Гулливер покачал головой и вздохнул.

– Я подозревал, что так произойдет.

Ветер усилился, и я вздрогнула.

– Могу я остановиться у вас на несколько ночей, пока ищу ее?

Было видно, что дядя Гулливер в смятении. Он просканировал меня взглядом с ног до головы. Я не совсем понимала, что он пытается высмотреть. Я ожидала, что он будет более гостеприимным, несмотря на его разногласия с мамой. Может быть, я была слишком наивна.

– Твоя сестра очень похожа на мать. Я не удивлен, что она попала в беду.

Я выжидающе смотрела на него.

– Могу я остаться?

Гулливер наконец отступил назад и открыл дверь. Я вошла в узкий коридор, дощатый пол скрипел под ногами. Дом был небольшим, в нем были две спальни, уютная кухня и небольшая гостиная. Гулливер привел меня во вторую спальню, которая также служила библиотекой. Каждая стена, за исключением закутка с кроватью, была от пола до потолка увешена книжными полками из темного дерева. Большая часть книг была о религии или истории церкви, и в комнате нельзя было не почувствовать стойкий запах старой бумаги и пыли.

– Ты можешь остаться здесь, если это не принесет неприятностей в мой дом.

Разве мои проблемы – большая неприятность, чем его связь с мафией?

– Конечно нет. Как только я найду Имоджен, я вернусь в Дублин, и дом снова окажется полностью в вашем распоряжении.

– Может быть, Имоджен не хочет, чтобы ее нашли. Она бежала от ответственности и от своих грехов, но грех всегда найдет тебя, как бы ты ни пряталась.

Я бросила свой рюкзак на кровать.

– Я не знаю, какие грехи вы имеете в виду. Я надеюсь, речь не о Финне, потому что его нельзя считать таковым.

Гулливер внимательно посмотрел на меня.

– Твоя сестра пошла по стопам матери, забеременев в шестнадцать. Как вижу, тебе удалось избежать этой участи. Я надеюсь, что ты ждешь брака.

Я стиснула зубы, сдерживая свой протест. Что, если бы у меня тоже был ребенок дома в Дублине? Как будто он мог увидеть грех на лице человека. Так нелепо. Тем не менее дядя Гулливер был священником, а мне с детства прививали уважение к представителям церкви. Он, вероятно, танцевал бы от радости, признайся я, что все еще была девственницей.

– Я не лучше, чем мама или Имоджен, потому что их нельзя считать плохими только из-за секса до брака или рождения ребенка в молодом возрасте.

Слово «секс» очевидно заставило дядю почувствовать себя неловко, и он отвел глаза.

– Ты, должно быть, голодна. Проходи на кухню. У меня остался тыквенный суп.

В животе действительно было пусто, поэтому я молча последовала за ним. Как только я села на деревянную скамейку и оказалась напротив дымящейся миски с супом, я продолжила объяснять свою позицию:

– Вы не должны осуждать маму и Имоджен. Они никому не причинили вреда. Благодаря им появилась новая жизнь, и они действовали из любви.

– Скорее, похоти, – поправил дядя Гулливер, опустившись на скамейку напротив меня с «Гиннессом» в руке. Он сделал глоток и откинулся назад, все еще наблюдая за мной, как будто пытался разглядеть грех где-то в глубине меня.

– Могу я тоже выпить «Гиннесса»? – спросила я, кивая на банку.

– В этой стране разрешено пить только после двадцати одного.

Я закатила глаза.

– Я пью пиво с шестнадцати лет, дядя. Я не опьянею от банки «Гиннесса».

– Пока ты находишься под крышей моего дома, ты соблюдаешь мои правила, Эйслинн. Если ты не собираешься этого делать, то можешь искать другое место для ночлега.

– А каковы в таком случае правила?

– Никаких мужчин, никакого алкоголя, никаких вечеринок.

– Хорошо, – кивнула я. Для вечеринок не было времени, а после того, как Патрик разбил мне сердце, я не особо интересовалась мужчинами. А выпитый между делом после работы «Гиннесс» едва ли считался алкоголем. – Я посвящу все свое время поискам Имоджен.

Я задумчиво сузила глаза, засунув в рот еще одну ложку супа-пюре. Он не был приправлен, кусочек белого хлеба прилип к моему небу. Щепотка соли, возможно, мускатный орех и корица, а также немного уксусной кислоты – и ужасный хлеб, отправленный в мусорное ведро – поправили бы положение. Если бы у меня было больше времени, я бы испекла бездрожжевой хлеб.

– Имоджен приходила к вам, когда приехала сюда?

– Она появилась на пороге, как и ты, но выглядела так, будто собиралась работать на улице.

– Она модель, – резко произнесла я. – Значит, она была здесь, но не осталась у вас?

Имоджен никогда не упоминала о том, что общалась с дядей, поэтому я просто предположила, что она не пыталась увидеться с ним. Несколько наших телефонных разговоров в первые дни после того, как она приехала в Штаты, были очень короткими, и мне не хватало информации.

– Я не принял ее. Было заметно, что она уж попала в дурную компанию.

– Какую еще компанию?

Гулливер встал и начал мыть кастрюлю из-под супа.

– До меня лишь доходили слухи, что она ищет спонсоров для воплощения в жизнь своих детских мечтаний.

– У нее есть потенциал. Все всегда говорили ей, что она может стать успешной моделью. – Гулливер никак не отреагировал, как будто мой аргумент даже не заслуживал ответа. – Где она искала спонсоров?

– Тебе лучше не следовать по ее стопам. То, с чем ты можешь столкнуться, не для слабонервных.

– Что это значит? – Я встала и отнесла миску к раковине. – Если вы хоть что-нибудь знаете, вы должны рассказать мне. Пожалуйста, дядя. Мы все-таки семья. Помогите мне найти мою сестру.

Он взял у меня тарелку и вымыл ее со стоическим спокойствием, что вогнало меня в ступор. Я знала, что он испытывает меня и в особенности мое терпение, поэтому взяла себя в руки и ждала, когда он скажет мне все что сможет, пусть даже на своих условиях.

– Твоя сестра, как и ожидалось, выбрала легкий путь. Вместо того, чтобы зарабатывать деньги честно, она решила отправиться искать их в Содоме.

– Содоме? Серьезно? – Мне едва удалось сдержать ухмылку. Неужели он действительно собрался отсылаться к Библии каждый раз, когда говорит об Имоджен?

Дядя Гулливер покачал головой.

– Это название места, куда ездила Имоджен.

Я никогда раньше не слышала о нем.

– Это в Нью-Йорке?

– Так некоторые люди называют поселение недалеко отсюда. Город греха, куда бы я никогда не отправился по своей воле. Я слышал, твоя сестра искала там удачу в «Роковой петле». Это место для заблудших душ.

– Заблудших душ, посещающих ваши богослужения? – язвительно спросила я. Учитывая, что он жил в старейшем ирландском районе Нью-Йорка, которым правил второй по старшинству сын клана Девани, я сомневалась, что он перестал быть духовником ирландской мафии. Мне бы хотелось, чтобы мама была более откровенной в своих рассказах. Мне не нравилось работать вслепую.

Выражение лица Гулливера стало настороженным.

– Многие люди посещают службы. Тебе тоже следует это делать. Это пойдет на пользу. Твоя мать слишком часто избегала церкви.

– Я схожу в церковь завтра, хорошо? – Я надеялась завоевать его благосклонность. У дяди Гулливера были связи, которые действительно могли помочь мне в поисках. – Ирландцы до сих пор вам во всем исповедуются, не так ли?

Если бы кто-то из них был причастен к исчезновению Имоджен, то этот человек признался бы дяде. При мысли об этом по моему телу пробежал леденящий холод. Мама ожидала худшего, но у меня все еще была надежда.

– Я дал клятву и не нарушу ее.

– Клятву перед Богом или перед Девани?

Выражение его лица стало жестче.

– Моя жизнь посвящена Богу.

– Тогда помогите мне. Скажите, признавался ли вам кто-нибудь из мафии в чем-нибудь, связанном с Имоджен?

– Я связан своей клятвой, Эйслинн. Некоторые вещи важнее земных дел.

– Даже важнее семьи?

– Даже ее! – отрезал он. – Тебе пора идти спать. Богослужение начинается в девять.

Он встал, завершая наш разговор. Я поднялась со скамейки и поплелась в свою комнату. Сев на кровать, я позвонила маме, и если бы деньги не были проблемой, я бы позвонила ей еще раз, просто чтобы услышать ее голос и почувствовать себя ближе к дому. Даже спустя час после того, как я легла на мягкий матрас, я все еще не спала. Большую часть полета я дремала, поэтому приземление в Нью-Йорке и пребывание здесь с дядей Гулливером теперь казалось мне чем-то сюрреалистичным. Вроде сна, из которого я очень хотела вырваться прежде, чем он превратится в кошмар.

Дядя Гулливер разбудил меня очень рано, чтобы мы могли подготовиться к богослужению. Я надела единственный подходящий наряд, который взяла с собой: белое летнее платье с пуговицами спереди. Оно доходило мне до колен, а рукава спускались до локтей – достаточно целомудренно для церкви. По словам мамы, это делало меня похожей на примерную ученицу католической школы. Еще я взяла с собой белый кардиган, но сегодня должно было быть тепло, как и всегда в сентябре.

Церковь была еще пуста, когда дядя провел меня внутрь за двадцать минут до начала службы. Он скрылся в передней части, готовясь к началу. Я задрожала от холода. День обещал быть жарким, около 32 градусов по Цельсию, но тепло снаружи еще не проникло внутрь нефа.

Я решила сесть на одну из последних скамеек, главным образом для того, чтобы иметь хороший обзор на всех прихожан. Опустившись на холодную скамью, я сложила руки на коленях. Я ходила в церковь каждое воскресенье, всегда одна, потому что ни мама, ни Имоджен не верили в Бога. Во время службы бушующий поток внутри меня успокаивался. Я находила большое утешение в мысли, что за мной кто-то присматривает, особенно в те моменты, когда я оставалась дома одна, пока мама была на работе, а Имоджен в очередной раз куда-нибудь сбегала.

Вскоре стали прибывать первые прихожане, крестясь при входе и приветственно кивая в мою сторону. Как я и ожидала, там было удивительно много широкоплечих мужчин со шрамами и татуировками, видневшимися из-под красивых классических рубашек. Проходя мимо, они оглядывали меня с головы до ног, и взгляды их никак не подходили для церкви. Либо они были откровенно враждебны (чужаков явно не приветствовали), либо смотрели с вожделением. Я игнорировала внимание к себе и притворялась, что сосредоточена на Библии, лежащей у меня на коленях, пока что-то в атмосфере не изменилось. Это было сложно описать словами, мне оставалось только наблюдать.

Дядя Гулливер по-прежнему приветствовал каждого посетителя, но его поведение изменилось – он стал чересчур покорным. До этого момента он приглашал всех войти, но теперь возвышающийся над ним человек заставил моего дядю вести себя как гость в его собственной церкви, как будто ему вообще следовало просить разрешения, чтобы находиться здесь.

Я узнала этого человека по фотографиям из газет.

Лоркан Девани говорил с дядей с доброжелательной улыбкой, хотя его темные глаза продолжали смотреть настороженно. Он был высоким широкоплечим мужчиной, который выглядел внушительно в деловом костюме, но будь он одет по-спортивному, никто не посмел бы выказать меньшее уважение. Его смуглое лицо гармонировало с темно-каштановыми волосами. Щетина на подбородке и щеках только добавляла ему очарования. Некоторые люди думали, что ирландская кровь означала наличие рыжих волос и веснушек, но ирландцы выглядели по-разному, и многие темноволосые люди имели кельтские корни, далеко уходящие в века.

Если я правильно помнила истории, которые рассказывали в «Купеческой арке», совсем недавно Девани исполнилось тридцать, и в пабе в Бронксе была большая вечеринка по случаю его дня рождения.

Его взгляд сканировал скамьи, и я быстро опустила голову, сосредоточившись на Библии. Я могла только надеяться, что его внимание обойдет меня стороной. Если он заметит мою заинтересованность, это лишь вызовет подозрения. Но если бы Имоджен действительно искала спонсоров, то ирландская мафия и, в частности, глава их клана были теми, с кем она, скорее всего, попыталась бы сблизиться. Строгие принципы дяди Гулливера в отношении признаний, которые он слышал, только усилили мои подозрения.

После службы я осталась сидеть на своем месте и видела, как Лоркан Девани исчез в исповедальне. Я с трудом сдержала смех. Он действительно думал, что признание меняло что-то к лучшему? Можно было надеяться, что продажа индульгенций была давно забытой практикой в католической церкви, но разве можно было не засомневаться в этом, когда дядя Гулливер настолько склонил голову перед мафией?

Я встала и как можно незаметнее направилась ближе к исповедальне. Она была сделана из сосны и окрашена в темно-красный цвет, каждая из ведущих внутрь дверей была увенчана небольшим козырьком. Лоркан исчез за дверью с правой стороны. За левой же дверью было место для другого кающегося, но в очереди на исповедь больше никого не было. Возможно, существовало неписаное правило, согласно которому никому не разрешалось исповедоваться в тот день, когда это делал Лоркан. Место дяди было посередине. Может быть, это была хорошая аналогия для его позиции в жизни в целом: он оказался между двух стульев. К сожалению, дверь исповедальни распахнулась прежде, чем я смогла подойти достаточно близко, чтобы подслушать беседу, и Лоркан успел выйти. Мой дядя также покинул исповедальню, и оба мужчины уставились на меня – Гулливер с порицанием, а Лоркан – с сильным любопытством, он буквально сканировал мое лицо. Не отрывая от меня глаз, низким голосом он спросил:

– Твоя племянница, преподобный?

– Да, пожалуйста, познакомьтесь. Эйслинн Киллин. – Он жестом пригласил меня подойти ближе, и я неохотно приблизилась к двум мужчинам, запуганная пронзительным взглядом властного мужчины.

– Похожа на твою сестру в молодости.

Лоркан знал мою маму? Я направила на дядю вопросительный взгляд, но он проигнорировал меня.

– Она унаследовала внешность, но, к счастью, не характер и не греховные наклонности.

Мне было смешно. Дядя Гулливер совсем не знал меня.

Лоркан кивнул.

– Приятно познакомиться, мисс Киллин.

Его протяжное произношение вызвало мурашки – не совсем неприятные – по моему позвоночнику. Он протянул мне большую, сильную руку, покрытую шрамами. Я колебалась несколько секунд, и его рот дернулся от эмоции, которую мне было трудно расшифровать. Мне пришлось отвести глаза от его слишком внимательного взгляда.

В тот момент, когда моя ладонь коснулась его, мой пульс ускорился, и меня бросило в дрожь, что крайне удивило меня. Я быстро отступила и слегка улыбнулась.

– Можно просто Эйслинн.

По его губам казалось, что он хочет улыбнуться, но этого не произошло.

– Значит, Эйслинн.

Гулливер смотрел на нас как ястреб. Может быть, он не одобрял мое общение с членами мафии точно так же, как и мама.

– Лоркан, нам нужно уйти в пять, если мы хотим успеть к первой встрече в Содоме, – сказал человек, похожий на гориллу, с сильным керрийским акцентом. У него были коротко стриженные светлые волосы и мускулистая фигура. Я бы дала ему лет пятьдесят.

Лоркан кивнул и отступил назад, что позволило мне дышать немного свободнее. Его присутствие вызывало давящее чувство в моей грудной клетке.

– Вы видели мою сестру? – выпалила я, прежде чем у него появилась возможность уйти.

Игнорируя разъяренное выражение лица дяди Гулливера, я продолжала смотреть только на Лоркана. Он ненадолго сузил глаза и повернулся к дяде с резкой улыбкой, которая отнюдь не была дружелюбной.

– Кажется, Киллины вернулись, чтобы снова создать проблемы в Нью-Йорке, так?

Дядя нервно засмеялся, его рука сжимала ручку деревянной двери.

– Вовсе нет, Лоркан. Моя племянница здесь, чтобы получить моральное руководство и восстановить семейные связи, ничего более.

– Конечно, – протянул Лоркан и ушел, продолжая бросать в мою сторону испытующие взгляды. Мне пришлось бороться с желанием опустить голову.

В тот момент, когда мы с дядей Гулливером остались одни, он схватил меня за руку.

– Ты с ума сошла?

– Я всего лишь спросила об Имоджен. Это ведь не преступление, верно?

Он покачал головой, его лицо становилось все более красным.

– Не преступление, но глупость. Теперь Лоркан знает, что ты ищешь свою сестру.

– Я не сказала, что ищу ее. Если он решил, что я ее ищу, это означает, что он знает о ее исчезновении.

Дядя Гулливер сжал губы.

– Не пытайся проникнуть в темный мир Лоркана, Эйслинн, послушай меня.

– Я лишь хочу найти Имоджен. Вот и все. – Я пожала плечами. – Возможно, я должна поехать сегодня в Содом, если Лоркан будет там.

– Содом – это не место, где можно гулять просто так. Даже если твоя сестра оказалась там, ты не должна следовать ее плохому примеру. Ничего хорошего не происходит с тем, кто переступил границу Содома. Это нечестивое место, Эйслинн. Только заблудшие души бродят там.

– Я полагаю, вы знаете большую часть из них. Там ведь работают и многие ирландцы, верно?

Дядя огляделся, убеждаясь, что мы остались одни в церкви.

– Ирландцы, но не только они.

– Могла ли Имоджен отправиться туда, чтобы найти спонсора?

Он фыркнул.

– Люди едут туда, чтобы найти наркотики, деньги и оружие.

– Может быть, Имоджен отправилась туда, чтобы достать деньги для своих фотосессий. В конце концов, модельное портфолио стоит дорого.

Дядя Гулливер ничего не сказал – это могло означать только то, что я была на правильном пути.

– Не ходи в Содом, Эйслинн. Даже мои молитвы не защитят тебя там.

– Спасибо, дядя, но я могу позаботиться о себе.

Глава 4

Эйслинн

В тот же день около полудня я села на автобус до Содома. Предстояло ехать до последней остановки. Чем ближе мы подбирались к конечной точке маршрута, тем меньше людей оставалось в автобусе, что было объяснимо, учитывая, что Содом был концом всех надежд. К предпоследней остановке там остались только я и две девушки, одетые в блестящие мини-платья с идеальным, но чересчур ярким макияжем. Они говорили приглушенными голосами и иногда бросали в мою сторону любопытные взгляды.

– Последняя остановка – Содом! – пролаял водитель автобуса, припарковавшись возле серой бетонной остановки, разрисованной граффити. Он открыл окно и закурил.

Вид из покрытых грязью автобусных окон был не очень привлекательным из-за переполненных мусорных баков и потрескавшихся тротуаров, усеянных отходами и собачьими фекалиями. Еще хуже, чем расписанные граффити дома и закрытые картоном витрины, выглядели люди, ползущие вдоль тротуара. Выражение «заблудшие души» был более чем уместным. С глазами, как у привидений, и тревогой на лицах они смотрелись здесь очень органично.

– Выметайся или покупай обратный билет! – крикнул водитель автобуса, поскольку я все еще сидела, сгорбившись на своем месте, после того как две девушки вышли.

Я встала, схватила свой кошелек и покинула автобус. У меня было твердое намерение купить обратный билет чуть позже – я не была привязана к этому городу навсегда, но мне предстояла важная миссия. От прохладного ветра снаружи мои волосы и подол платья разлетались в разные стороны. Учитывая, что улицы Содома казались дорогами в ад, я была удивлена, что здесь не так уж и жарко. Я сразу же пожалела о том, что надела свое белое летнее платье, и не только из-за падения температуры. Люди смотрели на меня, как будто я была инопланетянкой.

– Я ищу «Роковую петлю», – со вздохом сказала я.

– Вы уверены? – переспросила девушка с черными волосами, поднимая с насмешкой одну бровь.

Я даже не обиделась. Мне не стоило направляться в эпицентр криминальной жизни в белом церковном платье и карамельного цвета балетках из искусственной замши.

– Может быть, это игра в невинную девственницу. Вероятно, приносит много денег, если публика подходящая, – высказалась ее подруга.

Я моргнула, потеряв нить их разговора.

– Я могу пойти с вами?

– Конечно, – кивнула темноволосая девушка.

Вскоре мы прибыли в район со складскими помещениями, которые казались настолько древними, что было удивительно, как они еще не развалились. Мужчины, проходящие мимо, окликали меня, провожая своими надменными, похотливыми взглядами, а многие женщины выглядели еще более безнадежными, чем я могла себе представить.

Мои спутницы шли рядом и оживленно болтали о том, как подцепить спонсора.

– Что значит «спонсор»? – в конце концов спросила я.

Витрины светились красными и оранжевыми цветами, через них были видны полуголые женщины, сидящие за барными стойками и продающие единственное, что у них было – их тела. Это напомнило мне об изображениях Квартала красных фонарей в Амстердаме. Я никогда не покидала Ирландию до поездки в Нью-Йорк, поэтому мои знания о других городах были подчерпнуты из телепередач и интернета.

Девушки обменялись еще одним взглядом, который дал понять, что они думали, что я глупа как пробка.

– Кто-то, кто предоставляет тебе хороший уровень жизни в обмен на секс или сопровождение.

– Понятно, – сказала я. – Я не ищу спонсора. И у меня мало времени.

– Если ты предоставляешь услуги только на почасовой основе, то должна отправиться туда. – Они указали на самую страшную постройку из зданий «Роковой петли». – А мы идем в ночной клуб, где богатые мужчины ищут себе компанию.

Я пошла в направлении, которое они указали. Там было огромное здание, которое раньше служило скотобойней, если верить наполовину стершейся надписи. Я сглотнула, но прежде, чем я успела переспросить девушек, они ушли на своих острых шпильках.

Когда я подошла к бойне, то заметила прислонившегося к фасаду здания пожилого мужчину. Я остановилась рядом с ним.

– Я ищу место, где я могла бы получить деньги.

Я отказывалась верить, что Имоджен могла прийти сюда, чтобы заработать.

– «Сучий двор» здесь, – проворчал он, указывая на бойню. – Я моргнула, уверенная, что неправильно расслышала его, но он скривил почти беззубый рот в наглой ухмылке. – Могу еще чем-нибудь помочь, сладкая?

Я яростно покачала головой и попятилась. Глубоко вздохнув, я направилась к широким стальным двойным дверям, которые служили входом в упомянутый «Сучий двор».

Двери охранял огромный мужчина с зачесанными назад светлыми волосами. Его взгляд скользнул по мне.

– Какие услуги ты предлагаешь?

– Никакие. Я здесь, чтобы получить информацию.

– Если ты ничего не продаешь, то ты не можешь войти. Либо ты здесь по деловому вопросу, либо можешь уносить эту хорошенькую задницу куда-нибудь еще.

Я стиснула зубы.

– Хорошо, значит, я здесь по делу. – Я ведь могу просто притвориться: заломить цену и не соглашаться на меньшее, верно?

– Тогда вперед.

Он открыл одну из дверей, и я вошла внутрь. Это было огромное здание со стальными колоннами и потолком высотой в несколько этажей. Стены и пол были каменными. Ближе к стенам с потолка свисали крюки. Я предположила, что когда-то их использовали для обескровливания туш животных. В самом конце я увидел сцену, перед которой стояли круглые столы. За ними сидели мужчины, и даже если бы я не была в «Роковой петле», то поняла бы, что это члены мафии и бандиты. Выглядели они подозрительно.

Вокруг меня собралась толпа женщин, ожидающих, пока двое мужчин напишут их имена на айпаде. Большинство из них были одеты очень сексуально, некоторые удивили меня школьной формой или латексными костюмами. Одна из них была даже одета в костюм кошки с ошейником.

Когда подошла моя очередь назвать свое имя одному из парней, я все еще была невероятно ошеломлена окружением, поэтому так и не решила, какое вымышленное имя использовать для регистрации.

– Меня зовут…

– Никаких имен, – усмехнулся усатый парень.

– Хорошо.

– Одна ночь или больше?

– Угу… одна, – выдавила я. Я не собиралась снова возвращаться в «Роковую петлю», поэтому доступа на одну ночь было достаточно. Придется ли мне платить за вход?

– Лучше работать в роли девственницы, верно?

Я ничего не сказала. На сцену поднялся артист и запел «The Best» Тины Тернер. Все больше и больше мужчин занимали места за столиками рядом со сценой.

– Особые способности или таланты?

Я моргнула, совершенно ошеломленная вопросом.

– Что так долго? – выкрикнула женщина из конца очереди.

– Эм, ну, я могу держать шесть пинт эля и крутить колесо одновременно! – выпалила я.

Взгляд парня сказал мне, что это было не совсем то, чего он ожидал. Позади меня послышалось хихиканье. Я покраснела, осознав свою ошибку и то, о чем меня на самом деле спрашивали. Я пыталась придумать что-нибудь, что соблазнило бы мужчину, но в голове было пусто. Я никогда не была любительницей приключений.

– Ирландская девица, чистая, как первый снег, – усмехнулся мужчина. – Это повысит ставки.

Он толкнул меня вперед.

– Что? Я не… – Я сделала паузу. – Ставки? У меня фиксированная цена. – Как минимум пятьдесят миллионов долларов, чтобы никто не купил меня, мое тело. Очевидно, в этом месте женщины продавали только одну вещь. Действительно, «Сучий двор».

Но этот мужчина проигнорировал меня, а другой схватил мою руку и потащил к очереди из женщин, ожидающих, чтобы их вывели на сцену, как только там закончится выступление. С поклоном и взмахом руки артист удалился, и начался первый аукцион. Стартовая цена за ночь с женщиной составляла двадцать долларов.

– Эй, – я пыталась высвободиться из хватки мужчины, – у меня фиксированная цена.

– Женщины не определяют свою цену. Это делают участники аукциона. – Он подтолкнул меня в конец очереди.

– Это недоразумение. Я здесь не для того, чтобы выставлять себя на аукцион. Мне нужно идти.

Мужчина преградил мне путь.

– Ты уже пришла. Теперь тебя продадут с аукциона. Единственный способ уйти – это дождаться, когда покупатель закончит с тобой… Или когда выяснится, что тебя никто не купит.

Я пыталась с ним спорить, но он вел меня вперед, пока мы не подошли к сцене. Он грубо толкнул меня, и я споткнулась на лестнице. Мое сердце бешено колотилось. Взгляд заскользил по собравшимся гостям, и вся смелость тут же испарилась. Мужчины, смотревшие на меня, выглядели как преступники, как будто их перевезли сюда прямо из Синг-Синга[2], или как там называлась худшая тюрьма в Штатах. Большинство из них были покрыты татуировками и шрамами с ног до головы и смотрели холодными любопытными глазами. Они хотели сожрать меня, поглотить и причинить мне боль, а может даже убить, судя по выражениям лиц некоторых из них. Работая официанткой в туристическом районе Дублина, я иногда чувствовала себя как свежий кусок мяса и получала пару хлопков по заднице, но это нельзя было сравнить с настоящим ужасом, который я испытала, став потенциальной жертвой.

Мой пульс резко ускорился. Я порылась в сумочке в поисках телефона, но обнаружила, что его нет. Усатый парень, должно быть, забрал его во время обыска. Меня бросило в пот.

Я отвернулась ото всех, внезапно охваченная страхом. Я не могла этого сделать. Мне придется придумать другой способ найти Имоджен. Может быть, дядя Гулливер найдет в глубине своей души желание помочь мне.

Крупный парень широко улыбнулся, но не позволил мне уйти со сцены.

– Без шансов, куколка. Ты подписала контракт. Никакого побега.

– Какой контракт? – Я замерла, мое дыхание прервалось. – Подождите…

– Никаких «подождите». Топай на сцену или я отнесу тебя туда. У нас даже есть цепи, если потребуется.

Я отшатнулась назад, подальше от него, и оказалась в центре внимания. Тяжело сглотнув и пытаясь скрыть панику, я встретилась с десятками голодных мужских взглядов.

– Выставлена на торги: застенчивая рыжая прямиком из Дублина. – Загорелся еще один луч света, на мгновение ослепивший меня.

– Начальная ставка: двадцать долларов до восхода солнца.

До восхода солнца? Двадцать долларов? В горле пересохло, а паника распустила крылья, которые начали остервенело трепетать в моем животе. Я молилась, чтобы никто не захотел меня. Что я могла сделать, чтобы дать им отпор? Мой разум был переполнен огромным количеством мыслей. Может быть, вызвать рвоту? В любом случае я была близка к этому.

– Сюда, – позвал мужчина с резким акцентом, определенно восточноевропейским.

Мое сердце замерло. Я отчаянно искала в толпе говорящего, но из-за прожекторов его было трудно разглядеть. Я могла уловить лишь нечеткие формы, особенно в задней части здания.

– Двадцать пять! – прокричал американец.

Наконец свет слегка приглушили, и мои глаза снова смогли сосредоточиться на толпе. Однако это не принесло большого утешения, поскольку я снова столкнулась с ухмыляющимися взглядами десятков мужчин.

– Тридцать!

– Пятьдесят!

Ставки росли, достигнув трехзначной суммы, когда мое внимание привлек ирландский акцент.

– Двести, – произнес глубокий властный голос.

Я сразу узнала этот голос. Я сомневалась, что когда-нибудь смогу его забыть. Его обладателю не нужно было говорить громче, чтобы привлечь мое внимание или внимание ведущего аукцион. Мой взгляд выхватил его в толпе, будто меня магнитом тянуло к нему. Лоркан Девани стоял за последним рядом стульев и наблюдал за мной. Рядом с ним за столом сидела группа мужчин; только один стул был свободен, вероятно, его.