Отражение. Зеркало любви E-Book

Гончарова Галина

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Колдовские миры Галины Гончаровой
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 517

Beschreibung

Это у вас войны, заговоры и прочие развлечения, господа мужчины. Но это — ваши личные трудности. А у девушек задача какая? Выйти замуж. По любви и за хорошего мужчину. Только вот как его найти? Или он уже сам нашелся? Правда, в другом мире. И что теперь с этим делать? У Марии-Элены своя любовь, у Матильды своя, и обе умудрились влюбиться не по месту прописки. И с этой самой любовью сестры совершенно не обращают внимания ни на завистников, ни на грозящие им опасности. Они же вместе! Неужели не справятся? Или справятся — но какой ценой?

Leseprobe

Галина Гончарова Отражение. Зеркало любви

Что вы судом зовете? НеужелиНикто из вас другому, втайне, злаНе пожелал? – Неужто вы сумелиТак сделать, чтоб вся жизнь была светла?Когда же нет, – а это нет, наверно, —Как можете желать убийства вы?Негодованье ваше лицемерно,И, ежели вы сердцем не мертвы,Поймете вы, что истина в прощенье,В любви, не в злобе, и не в страшном мщенье.

Перси Биши Шелли. Поэма «Возмущение Ислама»

1

Разработка серийного оформления Ф. Барбышева, А. Саукова

Иллюстрация на переплете С. Дудина

© Гончарова Г.Д., 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Глава 1

Матильда Домашкина

– Встать, суд идет!

Те же стены, та же судья, те же ненавидящие взгляды тети Параши.

Мамочка так и не явилась. Да и черт бы с ней, не жалко.

Матильда привычно уступила управление Марии-Элене, чтобы не сорваться, и принялась вслушиваться в юридический суржик.

И как люди в этом разбираются?

Ладно… сама она тоже кое-чего нахваталась. Но сделать это профессией? И постоянно зарабатывать деньги языком?

Нереально.

Честное слово, не просто так Перри Мейсон стал знаменитостью.

Но тут убийство не обсуждалось. Все проще.

Любимая матушка требовала признать завещание недействительным и вернуть ей все добро (три магнитофона, три кинокамеры заграничных, три портсигара отечественных, куртка замшевая… три… куртки). А если уж добро не вернут, то хоть алименты слупить с неблагодарной дочери.

Малена протянула документы.

– Ваша честь, дарственные. И договор ренты. А вот это документ об эмансипации.

Вот тут был самый скользкий момент.

Об эмансипации никто не знал. Ни во дворе, ни среди друзей и знакомых, вообще никто. Оформляли-то втихорца, мало ли что?

А еще – эмансипация, как правило, проводится с согласия родителей. Или, при их отсутствии, по решению суда. Вот у Матильды и был второй вариант.

Но судья, видимо, прониклась ситуацией. Потому что не стала уточнять и расспрашивать. Просто проглядела документы, кивнула, мол, все по закону, и положила их на стол.

Малена перевела дух.

Было у нее подозрение, что судья просто не захотела подставлять коллегу, ведь если эмансипация через суд незаконна, то и решение принято неверно, и пошла виться ниточка. А это плохо. Это компромат.

Кому вообще оно надо? И ради кого?

Ради Марии Домашкиной? Уже смешно.

Но это-то по вопросу завещания.

Оставалось самое скользкое – алименты.

– Ваша честь, во-первых, моя мать замужем и у нее есть муж, который работает и содержит семью. Во-вторых, она сама работает. И в-третьих, моя мать никогда и ничем мне не помогала. Она не переводила ни копейки на мое содержание, она не приезжала, не появлялась, она просто родила меня и бросила. Я отказываюсь платить ей алименты. И у меня есть доказательства и свидетели всего вышесказанного.

Может, и коряво сформулировано, но…

Судья кивнула.

Прасковья Ивановна поднялась в ответ.

– Вот, ваша честь.

Справка из больницы, что Мария Домашкина является инвалидом третьей группы. Причина – отсутствие мизинца на правой руке. Ампутация конечности вследствие обморожения. Ни убавить ни прибавить.

Кажется, судье тоже понравилось.

Она посмотрела справку о страшном заболевании и поинтересовалась, где работает больная. Или не работает?

Оказалось, работает. Уборщицей, директор-то уже есть. И конечно, испытывает нужду, голод и страдания.

Справка с места работы?

Эм-м-м… ее нет. Можем запросить к следующему разу. Но зарплата – одни слезы. Кошачьи.

Почему-то судье это не понравилось, и внимание вновь обратилось на Матильду. Что у вас есть еще? Предъявите.

Первой предъявилась тетя Варя. Под ненавидящим взглядом Прасковьи свет Ивановны она рассказала, что Мария Домашкина как уехала черт-те когда, так и не возвращалась. И не помогала.

Откуда она знает? Так ближайшие соседи, с одной площадки, вместе мелких поднимали, кто детей, кто внучку. И она готова поклясться чем хотите, ни словечка не было. Не говоря уж о финансовой помощи. Не потому ли и Майя, покойница, Паркинсоном заболела?

Поди внучку подними да за дочь переживай…

От остальных соседей были письменные заявления по всей форме, Матильда лично из интернета черновики скачивала. Никто, никто за последние пятнадцать лет Марию Домашкину в глаза не видел.

Судья вопросительно посмотрела на Прасковью Ивановну.

– Врут они все! Помогала Машка, я сама свидетельница…

Почему-то свидетельские показания не тронули сердце судьи. Женщина улыбнулась.

– Замечательно! Давайте!

– Что – давать?

– Выписки. Квитанции о почтовых переводах, какие-то подтверждения перечисления денег…

Вот с этим было плохо. Не имелось ничего. Ни выписок, ни квитанций – вообще ничего. Прасковья заявила, что деньги передавали из рук в руки, со знакомыми.

Судья попросила предъявить знакомых.

Прасковья Ивановна ударила себя в грудь. Мол, я – и есть та самая знакомая. Лично все передавала, правда, без свидетелей, только что при сыне. Он все подтвердить может! Даже два раза! Но кажется, ей не поверили.

Судья покачала головой. Поинтересовалась, где работает муж несчастной страдалицы Домашкиной. Оказалось – ночным сторожем, сутки через трое. Здоровье… что со здоровьем?

Ах, есть такая болезнь – «отсидел»? Ну да. Наряду с «перепил» и «воспалением лени».

Матильда тем временем представила справку о зарплате. И порадовалась, что Антон такой лапочка.

Есть такое у частников. Платить минималку с налогами, а остальное в конвертах.

Плохо? Черная зарплата? Пенсионный фонд предаст вас анафеме, а налоговая лично подожжет костер? Да и плевать!

Учитывая все пертурбации в мире, вы сами-то уверены, что через сорок лет до пенсии еще будет и кому поджигать, и вы будете, и страна? И пенсия будет нормальная после всех деноминаций? Может, и горько, но кто ж его знает?

А сейчас Матильда была счастлива.

Минимальный оклад позволял ей не умереть с голоду. Все.

Платить с него алименты не представлялось возможным.

Судья еще раз все проглядела, задала пару вопросов и отпустила всех.

– Суд удаляется на совещание.

В этот раз Прасковья Ивановна не лезла с разговорами. Это потому, что в суд Малена пришла с тетей Варей. А та… поди скажи хоть слово! Это тебе не Матильда, с ней ты не судишься! Если ее выведут за скандал – ей наплевать. А вот то, что и тебя с ней выта- щат…

Прасковье надо было присутствовать в суде, а не сидеть в этот момент в обезьяннике. Так что она молчала, пока дверь опять не открылась и всех не позвали обратно.

Решение было простым.

Все притязания Марии Домашкиной признавались неправомочными и отклонялись.

Разом.

Ссылки на статьи, на кодекс, цитаты. Куча судебного сленга.

Тетя Варя захлопала в ладоши.

– Ура! Спасибо, ваша честь!

– Спасибо, ваша честь, – опомнилась Малена.

У нее с плеч словно камень свалился.

Да, мамаша может еще приезжать ругаться, подавать в суд, апелляцию, кассацию, обжалование, да хоть президенту писать – неважно. В первой инстанции Матильда дело выиграла, а переигрывать у нас суды очень не любят. С большой вероятностью если вы выигрываете первый раз, вы выигрываете и дальше. И наоборот – тоже.

– Да я… да мы губернатору напишем!!! – опомнилась тетя Паша.

Судья кивнула, разрешая писать хоть губернатору, хоть императору. Кому допишетесь.

Матильда еще раз поблагодарила и почти под руку с тетей Варей вышла на улицу. Ноги подкашивались.

И надо же такому статься?

Петюня!

* * *

Стоит довольный, хоть портрет пиши. А что?

Идеальный мужчина.

Низ – кроссовки. Потом идут растянутые треники цвета подгнившего баклажана, изящное пузцо пятьдесят последнего размера прикрывает майка-алкоголичка, поверх которой небрежно наброшен пиджак. Кожаный, конечно, а то ж!

В зубах – сигарета.

И улыбка на поросячьем анфасе.

– Мотя! Привет, зайка! Ну что – довыделывалась? А вот надо было с нами дружить, и алименты мамашке платить бы не пришлось!

Твою дивизию!

Матильда даже ответить не успела – вмешалась тетя Варя.

– Ты чего это здесь расставился, паразит?

Отсутствие карающего веника у оппонента придало Петюне храбрости.

– А что? Хочу и стою!

– Я тебе постою, паразит! Штаны подтяни, а потом к девушкам лезь! А то мамон отрастил – хоть рожай! А туда же, постоять ему! Да тебе только что лежать – в мусорке! И тихо!

– Ты, старая…!

Петюня шагнул вперед.

Дело происходило на пятачке прямо перед дверью, до асфальта четыре ступеньки, а крылечко-то узкое. Старая постройка, черный ход.

Матильда уже прикинула, как спихивать противника с лестницы, когда из здания суда вырвалась огнедышащая дама.

Тетя Параша летела так, что снесла бы хоть кого.

А дверь-то открывается наружу…

А Петюня как раз и подставился.

Любящая матушка так двинула чадушко дверью, что тот потерял равновесие, споткнулся о случайно выставленную ногу Матильды – и с трубным ревом супербизона в атаке покатился по ступенькам.

Кажется, неудачно.

– Ой! – сказала Матильда.

– Какой ужас! – поддержала тетя Варя.

– Петенька!!! – взвыла тетя Параша – и рванулась за сыном. Женщины едва посторониться успели. И – не удержались, задержались. Как не понаблюдать такую трагедию?

Петюня скулил. Он умудрился стукнуться головой, но это как раз не страшно, голова – это кость. Ей не больно.

А вот сломанная правая рука – уже трагедия. Вы знаете, как неудобно открывать бутылки с пивом левой рукой?

Вы не знаете?

Кошмар!

Матильда и тетя Варя переглянулись, пожали плечами – и удрали, пока тетя Параша не опомнилась. Мало ли что?

* * *

Уже дома, валяясь на диване с Бесей, девушки смотрели «Моя прекрасная леди» и болтали о своем. О женском.

– Думаешь, все обойдется?

– Думаю, что на пару недель душевного спокойствия мы можем рассчитывать, а потом на нас опять пойдут в атаку.

Малена хмыкнула.

– Опять подадут в суд?

– Не знаю. Но пакетик с перцем я в карман положу. На всякий случай.

– Думаешь?..

Малена не закончила фразу. Не хотелось думать о людях настолько плохо. А придется.

– Знаю. Бабушка говорила, что одинокая девушка с деньгами – искушение для любого подлеца. И даже если отобьешься от десятка, на их место придет сотня. Подлец ведь как рыбак, твердо уверен, что десять раз наживку не съедят, а на двенадцатый ему и повезет.

Малена только вздохнула.

– Она у тебя была мудрая.

– Да.

Матильде до сих пор было неприятно вспоминать. Больно.

Лучше было сосредоточиться на приключениях Элизы Дулитл. Она хорошая, с ней весело, и вообще – Бернард Шоу просто прелесть. Хотя сюжет и неправдоподобный.

Телефон пискнул совершенно неожиданно.

– Малена?

Этот голос девушка узнала мгновенно.

– Да. Здравствуйте, Ольга Викторовна.

– Добрый вечер. Малена, мне пришли результаты анализов.

– Да? И?!

Печальные мысли были отставлены в сторону. Потом, все потом.

– Можно с уверенностью сказать, что локон – вашего предка. Предположительно женщины.

– Интересно…

– Мой знакомый посмотрел еще и ленточку. Говорит, нечто подобное до революции еще делалось, так что локону лет сто точно есть. Может, чуть больше.

– И медальону тогда тоже.

– Да. Кто у вас мог носить инициалы И.И.Б.?

Матильда даже головой покачала.

– Ольга Викторовна, даже не представляю. Может, прапрадед? Если прадеду медальон достался от матери… а никто не сказал, что там была не Ирина Ивановна. Или Инесса Ильинична, к примеру.

– М-да. Ладно, будем копать.

– И нигде не сказано, что во время революции… сколько материальных ценностей тогда хозяев поменяло?

– Много. Малена, а у вас никаких семейных преданий не ходило – на другую тему? К примеру, в семье все врачи были или без высшего образования никого не было…

Матильда честно задумалась. Но кто ж в восемнадцать таким интересуется? Если бабушка что и говорила, все мимо ушей прошло. Вспоминать надо.

– Мне сложно сказать. Я попробую вспомнить, Ольга Викторовна.

– Кстати, а что сказал ювелир? – спохватилась женщина. – Я совсем забыла… закрутилась, уж простите.

– Сама грешна, – вздохнула Малена. – Он почистил при мне механизм и сказал, что медальону лет сто – сто двадцать. Не больше ста пятидесяти.

– Вот, в этом промежутке и будем копать. А клеймо ювелира он не узнал?

– Сказал, что пока не знает. Обещал посмотреть в справочниках, списаться с коллегами. Но это тоже не гарантия, по его словам, хм… революционеры больше всего любили раскулачивать ювелиров.

Ольга Викторовна тоже хмыкнула.

– Да, у бумаги есть один великий недостаток – она легко горит.

– И ни одного Воланда на горизонте, – поддержала шутку Матильда.

– Ладно. У нас есть анализ – родственники. У нас есть сто пятьдесят лет. Есть клеймо. Есть желание узнать истину, так что я буду копать. Мне интересно…

– Даже не представляю, как я буду вас благодарить?

– Ну, к примеру, позовешь в крестные к дочери, – пошутила Ольга Викторовна. – Пока не собираешься?

– Нет.

– А почему так? Или… по личным причинам?

Малена решила не врать. Меньшее, что она может сделать в благодарность за поиск истины, – это развеять скуку своей знакомой.

Бартер.

– Не совсем по личным. Просто ребенок – это расходы и проблемы. Это бессонные ночи, это в детский садик бегать между лекциями, это ночей не спать, когда болеет. Да много всего, как приятного, так и неприятного.

– И?

– Прекрасно, если у меня будет хороший муж. А если нет? Я ведь даже себя пока не прокормлю нормально, я как волк – жива, пока ноги носят. Свалюсь – и мне не выжить. Родив сейчас ребенка, я поставлю свою и его жизнь в зависимость от чужой порядочности. Причем – без всяких гарантий. Ладно – свою, тут у меня есть все права. А вот по отношению к ребенку это будет подло и гадко. Там у меня не права, а обязанности.

– А брачный контракт?

Смех получился непроизвольно.

– Ольга Викторовна, а вы в это верите?

– Нет. Ты умничка, Малена. Я в твоем возрасте такими категориями не мыслила.

И это было приятно.

Спать Матильда ложилась довольная и спокойная. А почему нет?

Она дома, суд выигран, впереди ждут выходные, завтра они с Давидом Асатиани едут в соседний город развлекаться, да и у Малены пока все неплохо.

К ней в гости собирается Барист Тальфер.

Вот уж воистину – на ловца и зверь бежит.

Так что моську на подушку, Беську под руку, чтобы мурчала, и баиньки. Аллодия ждет!

Мария-Элена Домбрийская

– Утро красит нежным светом стены древнего Кремля…[1]

Кто сказал, что советские шлягеры устарели?

Фиг вам, граждане! Для Средних веков это такое продвинутое будущее, что вам и не снилось! Даешь зарядку!

Малена привычно разминалась. То есть Матильда в теле герцогессы.

Наклоны, приседания, отжимания…

Ей никогда не стать спортсменкой, но можно не запускать себя. Целлюлит – это ведь не происки врагов, равно как и складки на пузе не растут от сглаза и порчи. Просто лень нам зарядку делать, лень.

А уж какой причиной это объясняется… Нет времени, денег, сил, возможностей… Ладно. Верим. Но пузо все равно растет.

Дернуть за кисточку звонка, вызвать служанку, приказать подать воды. Эх, вот где водопровод-то нужен. И акведуки.

Ладно, живы будем – вспомним бабушкины уроки.

Не то чтобы бабушка Майя пыталась обтесать внучку под себя, просто почему бы и не рассказать внучке про свою работу? А малышке ведь неинтересен сопромат и просадочность грунтов, ей что-то попроще надо. К примеру, про акведуки те же самые, как римляне их проектировали так, чтобы вода сама текла.

Или дороги. Ведь до сих пор стоят, и дороги, и мосты, сколько архитекторов могут похвастаться тем, что их строения еще двадцать веков переживут? С хвостиком?

Единицы.

Матильде в свое время было интересно. Просто архитектором она становиться не хотела, не под то мозги заточены. Но рассказать Малене она могла. И как, и что, вот посчитать – другой вопрос, а рассказать можно.

Главное – водопровод не из свинцовых труб делать, а то римляне его так и прокладывали. И помирали, не успев толком пожить.

Так… Теперь умыться, протереться губкой и одеваться.

Чистое белье, ярко-голубое нижнее платье, на нем кружевная серая паутинка верхнего. Просто так Мария-Элена не стала бы изображать траур, но сегодня в гости обещался быть лично королевский стряпчий. Барист Тальфер.

Что ему надо, Малена не поняла. Ответа на ее прошение о встрече с его величеством герцогесса так и не получила. Не предполагать же, что лично королевский стряпчий развозит приглашения? Это по ведомству фантастики и мистики, у него и так работы хватает.

Скорее, Тальферу что-то от нее нужно. И это хорошо, потому что Малене тоже нужно кое-что узнать.

Теперь волосы. Собрать в строгий узел, воткнуть в него гребень, накинуть сверху еще одну кружевную паутинку. Тоже серую.

Вид достойный и страдающий, но одновременно и богатый. Голубое нижнее платье выполнено из шелка, да и кружево здесь товар не ходовой.

Туфельки, улыбку, пощипать щеки, чтобы румянец выступил, – и на завтрак.

* * *

Все те же, все там же, а вот разговоры чуть другие.

Лоран Рисойский на завтраке присутствовал, но сильно за Маленой не ухаживал. Явно готовил какую-то пакость. Зато за шестерых болтала графиня Элинор. Да так, что вставить хоть слово в этот бурный поток возможным не представлялось. Графиня пребывала в эйфории.

Все было чудесно.

Платья чудесные, украшения чудесные, столица чудесная, осталось дождаться приглашения и поехать ко двору. Тоже чудесному, кто бы спорил.

Матильда прикусывала язык, чтобы не съязвить про «двор чудес», и молчала. Но граф Ардонский умудрился втянуть ее в разговор.

– Малена, может быть, вам стоит взять другую компаньонку?

Девушка подняла брови.

– Простите?

– Беременная вдова в компаньонках у незамужней девушки – это может произвести плохое впечатление при дворе.

Матильда, а именно она перехватила контроль, потому что Малена как цепенела от одного вида Рисойского, так и продолжала цепенеть, дрожать и заикаться, пожала плечами.

– Я вообще считала, что Ровена ко двору не поедет.

– Да? – удивился Астон.

– Ей туда не хочется. И вообще, ей бы полежать, отдохнуть до родов, а не по балам. Да и зачем мне компаньонка? В доме, где живет моя несчастная больная матушка. И где есть ее сиятельство, в честности и порядочности которой…

Графиня Элинор просто расцвела, мол, да, я такая!

– …не посмеет усомниться и самый подлый из лжецов.

– А ко двору…

– Разумеется, мы поедем сначала с ее сиятельством, а потом уж я вывезу остальных.

Граф кивнул. Его такой расклад устраивал. А вот Силанту…

– Ты думаешь, мама не сможет встать?

– Встать – сможет, – пожала плечами Малена. – Ходить – уже не знаю. Дядюшка, что там с моей несчастной матушкой?

От избытка чувств герцогесса даже слезу вытерла, заставив Аманду недовольно нахмуриться. Говорила же, что горчица слишком острая! Надо отругать повара.

Лоран тоже нахмурился.

– Лорена пока еще слишком слаба.

– Это потому, что мы экономим на лекарях. Говорила же – надо еще троих пригласить, – покачала головой герцогесса. – Тетушка Элинор, если вас не затруднит…

Графиня склонила голову. Разумеется, ее не затруднит.

– Дядюшка мог бы сопровождать тебя ко двору. – Силанта продолжала атаковать.

Матильда хмыкнула.

– Сестричка, ты себе как это представляешь? Мы с дядюшкой и до короля-то не дойдем.

– Почему?

– А его раньше убьют, – небрежно пожала плечами Матильда.

Лоран поперхнулся от такой перспективы, и герцогесса едва успела увернуться от винного душа.

– Меня?

– Дядю?

– А что в этом странного? Если наставляешь людям рога, не удивляйся, что тебя ими и забодают.

Сказано было увесисто. Крепко так сказано.

Лоран задумался.

– Вроде бы…

– То-то и оно, что не точно. Кстати, дядюшка, вы завещание уже написали? На всякий случай?

Лоран скрипнул зубами и полез из-за стола. Матильда проводила его нежным взглядом.

– Он так переживает… бедненький.

Астон хмыкнул. Кажется, Лорана приговорили, теперь можно держать пари на его участь. Отравят, зарежут, случайно кирпич уронят – посмотрим.

– Ваша светлость, к вам королевский стряпчий, – доложил слуга.

Малена бросила салфетку и встала из-за стола.

– Проси в кабинет.

– Да, ваша светлость.

– И прикажи туда же привести борзую.

Лакей поклонился, показывая, что все понял, и исчез. Малена улыбнулась Силанте.

– Кстати, дорогуша, капитан Сетон с утра выходил от твоей матушки.

Развернулась и вышла раньше, чем Силли успела отреагировать.

Силанта хлопнула глазами раз, другой, а потом развернулась и помчалась выяснять, что к чему. И, конечно, не сказала Лорану ни про какие визиты. Не до того!

Тут мужчину уводят, а она про каких-то стряпчих?

Глупости!

* * *

Барист Тальфер уже ждал в кабинете.

Когда вошла Малена, он встал из-за стола, раскланялся…

«Опасный человек».

«Очень, – согласилась Мария-Элена. – Давай пока я с ним поговорю, а если что – ты перехватишь контроль?»

«Давай», – кивнула Матильда.

Что может быть такого опасного в средних лет толстячке, одетом в простую темную одежду? Ни оружия на виду, ни грозного лица – ничего.

Самый обычный лавочник средней руки. И такое впечатление поддерживается, пока ему в глаза не посмотришь. А вот потом…

Глаза у Бариста Тальфера темные, яркие и пронзительные. Да, в этом мире рентген изобретет вовсе не приказной подьячий Иван Пушков, это уж точно[2].

Герцогесса приветливо улыбнулась.

– Я рада вас видеть, господин Тальфер. Ваш визит – большая честь для меня.

– Что вы, ваша светлость. Наоборот, я благодарен вам за любезность.

– Кто же может отказать правой руке его величества? – краешками губ улыбнулась Малена. Мол, при чем тут любезность.

Тальфер намек понял.

– Вы преувеличиваете мою значимость, ваша светлость. Я всего лишь скромный стряпчий.

– Королевский.

Теперь настала пора улыбнуться Тальферу.

– Я был поверенным вашего отца, ваша светлость. И оглашал его завещание.

Малена вздохнула. Осенила себя святым ключом и приняла как можно более постный вид.

– Мой несчастный отец. Я так страдаю…

Слова говорили одно, выражение лица – совсем другое. Барист понял, что ему предлагают быть чуточку откровеннее, и решил попробовать.

– Думаю, десятилетняя разлука слегка утишила ваши страдания, ваша светлость?

– В монастыре я молилась за моего отца каждый день. Фактически он постоянно присутствовал в моей жизни. – Герцогесса и глазом не моргнула.

Барист хмыкнул.

– Матушка Эралин упала в ноги архону. Реонар Аллийский – мой друг, поэтому я узнал об их беседе и решил предупредить вас.

Малена скрипнула зубами и передала управление Матильде. Дальше уже пошел достаточно неприятный разговор, герцогесса смущалась бы, а вот Матильда могла говорить на любые темы, даже на самые интимные.

– А что? Читали мы ту «Камасутру»!

– Догадываюсь о чем. Меня уже совратили?

Барист улыбнулся.

– Матушка Эралин подозревает вас в тайном браке. Если дойдет до короля…

Матильда пожала плечами.

– Я могу подвергнуться любому осмотру. И наглядно доказать свою невиновность.

Барист мог бы сказать что-то еще, но тут в дверь кабинета поскреблись. И слуга ввел очаровательную белую шемальскую борзую, которая тут же тявкнула, совсем как щенок, вырвалась из рук лакея и помчалась к Тальферу.

А то ж!

Друзья не должны сидеть необлизанными, это непорядок!

– Ирис?

Барист был искренне удивлен. С него даже маска любезного стряпчего упала – на минуту. И девушки лишний раз убедились в своем уме. Такой волчара, даром что толстый.

«Отожравшийся».

«На придворных харчах?» – предположила Малена.

«Нет. Просто – на придворных. На завтрак, обед и ужин».

Собака была полностью согласна, что она – Ирис. И лизалась вдоль и поперек, пока Тальфер не отстранил ее.

– Ну, хватит, хватит, девочка…

Матильда кашлянула, привлекая к себе внимание.

– Вы не хотите забрать их к себе, господин Тальфер?

– Их? – тут же поймал намек Барист.

– Их. Пойдемте со мной, господин скромный королевский стряпчий.

Матильда позволила себе легкий укол, но Барист не обратил на это никакого внимания. Знал он и борзую, и ее хозяина, и… Варс? Он здесь?

Но почему?

Как?

Рука мужчины легла на скрытую кнопку в рукояти трости. Одно нажатие, и деревянные ножны отлетают в сторону, а в руке у него окажется клинок. Все какой-то шанс, если сейчас его ведут в засаду. И первый удар достанется герцогессе.

Но герцогесса не боялась. Она мило улыбалась и шла вперед по коридорам. Кивала в ответ на поклоны слуг, улыбалась…

– Мария-Элена?

Матильда аж зубами скрипнула. Вот черти принесли Рисойского, точно.

Нет в этом мире чертей?

Неважно! Шервули постарались! Но не ругаться же… о! Придумала!

– Дядюшка, у нас проблема.

– Да?

– Господин Тальфер оказался так любезен, что приехал лично. Из уважения к моему отцу… что у нас там полагается за совращение дворянки?

– Отсечение. Под корень. – Тальфер не понял, в чем смысл, но красавчики ему были просто решительно неприятны. А Рисойский – вдвойне. И красавчик, и сволочь редкостная. Убивать пора.

– Вот-вот, отсечение корня. Матушка Эралин бросилась в ноги архону. Кричит, что меня совратили, и требует… того. Отсечения.

Лоран непроизвольно прикрыл корень.

– Но я же…

– Матушке лучше знать, – наставительно заметил Тальфер, наслаждаясь спектаклем. Лоран сглотнул, но потом приободрился.

– Что ж, как честный человек я готов жениться.

– Как честная девушка не могу согласиться. Давайте сперва определимся с корнями, – парировала Матильда. – А то говорят, это больно. Кто-то и помирал в процессе отсечения.

– Я давно знаю архона, – вступил Барист. – Думаю, если вы напишете ему свое прошение, я смогу вручить его в ближайшее время.

Лоран тряхнул волосами.

– Но…

– Дядюшка, вы можете сомневаться в моей чести? – в голосе Матильды звучала самая искренняя обида.

Лоран вспомнил таз, свинью, потом Винель…

Сомневаться?

Интересоваться, откуда опыт. И сколько там выживших покушавшихся, так вернее.

– Господин Тальфер, вы у нас надолго?

– Полчаса, может, чуть больше, – всем своим видом Барист говорил, что не успевший – опоздает. Лоран намек понял.

– Что ж, не буду терять времени.

Роскошный мужчина скрылся в одной из комнат.

Малена и Барист переглянулись.

Смеяться они не стали. И друзьями в мгновение ока не сделались, но доверять друг другу начали на чуточку больше. Общие враги – они сближают.

* * *

Варсон Шефар бредил вот уже четвертый день. Иногда приходил в себя, но ненадолго, и опять впадал в забытье.

Матильда тут сделать ничего не могла.

Промыть рану – да.

Разогнать горе-лекарей и оставить того, кто мог не угробить пациента, – да.

Запретить кровопускания и вместо этого поить больного отварами жаропонижающих, крепким бульоном и красным вином – тоже да. А что еще-то можно сделать?

А ничего.

Молиться.

Помогало плохо, и Матильда уже прицеливалась на изобретение ляписа. Хотя бы! Серебро, азотная кислота, и вот тебе водный раствор нитрата серебра. Хоть какая-то бактерицидная дрянь будет.

При виде герцогессы лекарь, сидящий в кресле, встал, поклонился:

– Ваша светлость.

– Господин Луар. Как больной?

– По моим представлениям, через день-другой надо ждать кризиса. Тело либо переборет заразу, либо… Боги милостивы. Но гниения я пока не вижу.

Матильда вздохнула.

– В себя он пока не приходил?

– На пару минут. Требует некоего Риста.

Барист Тальфер скрипнул зубами. В тишине комнаты скрежет прозвучал полноценной электропилой.

– Давно он здесь?

На эти вопросы Матильда ответить могла, и легко. «Отослала лекаря и принялась рассказывать. Катались, подобрали, рассказали, лечим. Да, и вас он не первый раз требует. Хорошо, что вы сами пришли».

Барист задумался. И что теперь делать?

Восьмилапый его знает, что делать! Разве что довериться герцогессе – и надеяться, что чутье не подведет? Хм, а у него есть выбор?

Выбора не было.

Совсем не было.

Герцогесса уже многое знает. Может она быть в рядах заговорщиков? Вроде бы не должна. Но мало ли?

А в таком случае он все равно пропадает. Слишком много она знает, слишком многое можно было вытряхнуть из Варсона. Да и Рисойский…

Барист вздохнул – и решился еще раз довериться своему чутью. Уж сколько раз он так поступал и ни разу не прогадывал. Карьеру при дворе не сделаешь на одних финансовых талантах, надо еще знать, с кем дружить, кого топить…

Барист это печенкой чуял.

Герцогесса казалась ему неуловимо странной, но не злой. Неглупой и преследующей свои интересы. Но кто из нас так не поступает? Люди могут делать добро, да, только не в ущерб себе. Вот Мария-Элена таковой и была.

Она не станет его предавать без веских причин. Нет, не станет.

Барист коснулся лба друга.

Отметил и покои, хорошие, уютные, гостевые, и чистое белье на Варсоне, и его спокойный вид, и лекарственные настои на тумбочке рядом… нет, друга не удерживали здесь насильно. Такое не спрячешь, не скроешь.

– Скажите, вы можете оставить Варсона у себя?

– Его зовут Варсон?

– Да, Варсон Шефар, ваша светлость.

– Ну хоть имя узнали, и то дело. Он ведь молчал, только вас требовал. Если бы вы сами не написали, я бы нашла возможность к вам попасть. Во дворец.

Барист вздохнул.

– Ваша светлость, так вы его приютите? Мне просто некуда…

Матильда сдвинула брови.

– А вы мне расскажете, что может угрожать моему дому, если о Варсоне узнают… кому не надо?

Барист понял, что рассказать придется.

– Да, ваша светлость, но это долгий и серьезный разговор.

– Можем поговорить прямо здесь, господин Тальфер?

– Я бы предпочел более открытое место. Где нас никто не сможет подслушать. Некоторые разговоры…

– …сами собой переходят в приговоры?

Тальфер кивнул. Хорошо, когда тебя правильно понимают.

– Да, ваша светлость.

– Тогда могу вам предложить только беседку в парке. По случаю осеннего времени она вся облезла, мы будем как на ладони, но и любой, кто захочет к нам приблизиться, – тоже.

Разумеется, Барист согласился.

* * *

В беседке Малена подстелила на скамейку предусмотрительно захваченный из дома плащ и уселась на него. Тальфер опустился на противоположную скамью.

– Ваша светлость, за этого человека вас могут убить. Если узнают, что вы дали приют Варсону.

– Вот как?

– Он что-то рассказал вам?

– Нет. Не успел. Хорошо хоть, сучке отдал приказание, а то бы загрызли ни за понюх табаку, – вздохнула Матильда, перехватившая управление.

Барист опустил голову.

– Да, ваша светлость. Страшно сказать, но в Аланее зреет заговор.

– И о чем нынче заговариваются?

– Об убийстве. Короля и принца.

Матильда хмыкнула.

– Нескромно. А получится ли?

– Не знаю. О заговоре стало известно лишь то, что он есть. Варсон шел по следу, но…

– Только он один?

Барист развел руками.

– Ваша светлость, я могу говорить с вами откровенно потому, что вы недавно прибыли в столицу. А до того жили в монастыре.

– Ага. И в таком, в котором заговоров не отмечено, – согласилась Матильда. – Наоборот, одна из самых строгих обителей.

Барист вздохнул и развел руками.

– Ваша светлость…

– Мария-Элена. Я даю вам разрешение называть меня по имени.

– Благодарю, Мария-Элена.

– Но влезать в эти интриги не хочу.

– Но вы в них уже влезли.

– Пальцем. А не двумя ногами, как вы собираетесь меня втянуть, – прищурилась Матильда. – Давайте сначала решим, что вы хотите мне предложить и чего хотите от меня. А потом уж…

– Мария-Элена, – голос Бариста был даже укоризненным, – в таких делах посторонним ничего не рассказывают.

На Матильду это не подействовало. Ни на грош.

– Вариант – поди туда, не зная куда, сделай то, не зная что? Простите, мне еще жить охота.

Барист скрипнул зубами. Но…

– Я хотел бы, чтобы вы заняли его высочество. И были рядом с ним какое-то время.

Матильда хмыкнула.

– Его высочество Найджела. Который известен своей любвеобильностью. Господин Тальфер…

– Барист, если вы пожелаете, Мария-Элена.

– Барист, за кого я потом замуж выйду? За дядюшку?

– Его высочество сможет вас защитить.

– А от него меня кто защитит?

– Его невеста. Дилера Эларская должна прибыть со дня на день.

Матильду и это не убедило. Ибо примеров в истории – ложкой ешь. И жена, и любовница, и еще погуливать умудрялись. Стоит только Людовика Четырнадцатого вспомнить. И ведь хватало у мужчины потенции!

– И заодно от его невесты.

– Умная женщина всегда знает, когда стоит отойти в сторону.

– Вот это я могу и сейчас сделать, – хмыкнула Матильда. – Чисто теоретически.

Барист вздохнул. И может, и не надавишь. «Значит, торговаться будем».

– А что вы хотите?

Матильда понимала, что требовать много не стоит. Но и мало – тоже.

– Я правильно понимаю, что его величество меня не примет?

– Его величество сейчас болеет и никого не принимает.

– Кто утвердит мои права на наследство?

– Его высочество может это сделать.

Матильда хищно улыбнулась.

– Вот и отлично. Я хочу, чтобы меня признали наследницей моей матери с правом передать титул герцога Домбрийского любому из детей по моему выбору.

– Детей – от кого? – ухватил ниточку Тальфер.

– Надеюсь, что не от Рисойского. Я побуду рядом с принцем и пригляжусь к придворным. Возможно, кто-то окажется разумным человеком, и мы договоримся.

– То есть найдется человек, которого вы полюбите?

– Любовь, – насмешливо хмыкнула Матильда. – Давайте не будем о грустном. В монастыре я насмотрелась на любовь, ее плоды и последствия. Мне хватило. Я сказала то, что имею в виду. Человека, союз с которым будет нам взаимовыгоден.

Барист намек понял.

– Я могу помочь вам найти такого человека.

– Действуя в интересах государства, но не забывая и о моих. Игрок, пьяница, кутила мне не подойдут. И хотелось бы, чтобы мой муж мог сделать детей и воспитать их. Сохранить и удержать их наследство.

Запросы были разумными, и Барист посмотрел на девушку совсем другими глазами.

Любовь?

Сия роскошь не для герцогессы Домбрийской.

А если уж заглянуть в душу… Мария-Элена действительно любила, но Антона Владимировича в Аллодии не будет никогда, а кто-то другой… не все ли тогда равно?

Ладно. Не все равно. Но выбора-то нет.

– Я займу принца, – ухмыльнулась Матильда. – И удержу его внимание. А взамен вы добьетесь моего признания. И поможете мне с брачным контрактом, господин стряпчий.

Читай – «Брак будет с выгодой и для меня, и для короны, но на моих условиях. И взаимовыгодным. И ты этого добьешься».

Барист не возражал. Условия были весьма демократичными.

– Я могу устроить вашу встречу с его высочеством. В любой момент времени, когда вы пожелаете.

Матильда прикинула по срокам. Да, до завтра она должна справиться.

– Завтра вечером? Можно послезавтра утром.

– Да, пожалуй, послезавтра утром я смогу… я пришлю вам приглашение во дворец.

– Буду ждать, – согласилась Матильда.

Главное было сказано. Теперь обеим высоким договаривающимся сторонам требовалось время на подумать и осмыслить. А потому Барист еще раз навестил друга, убедился, что Варсон так и не пришел в себя, и откланялся.

Лоран едва успел поймать его перед уходом и вручить свиток с прошением. А Матильда упала на кровать в своих покоях и передала контроль над телом Малене.

– Лучше б я уголь грузила!

– Тильда, ты была великолепна, – не поскупилась на похвалу Малена.

– Нет. Все можно было провернуть намного лучше, – не согласилась Матильда. – Но эта добыча не по нашим зубкам, сестренка. Он растерялся, не ожидая увидеть здесь своего друга. И только потому разговор вообще состоялся.

– Как ты думаешь…

– Что происходит? Ну, исходя из опыта нашего мира, я бы сказала, что болезнь короля очень подозрительно выглядит в сочетании с заговором.

– Ты думаешь, – Малена едва справилась со страшными словами, – короля кто-то может… отравить? Или ранить?

– Короли тоже пьют, едят и в туалет ходят, – пожала плечами Матильда. – Знаешь, сколько королей у нас вилками давилось? Не говоря уж о грибах. Тогда логично желание подвести тебя к принцу, может быть, его тоже хотят отравить.

– А меня не отравят?

– А мы будем думать и разбираться.

– Тильда, а чем ты хочешь занять его высочество?

– Тем, что ему интересно, Малечка. Мы вместе с тобой беседовали с сотрудником департамента Дознания. Что волнует Найджела?

– Игры. Вино. Женщины.

– Карты. Деньги. Два ствола…

– Тильда?

– Слава, Малечка, слава. Как ты думаешь, если принц изобретет свою игру, принципиально новую…

– И какую?

– Да любую. Шашки и шахматы нам не подойдут, там думать надо, а элемента риска нет. Карты я не люблю, разве что преферанс. Может, покер попробовать? Ладно, на всякий случай изготовим колоду. А вообще, я собиралась сделать самые простые нарды.

– Нарды?

– Ну да! С одной стороны – расчет, с другой – элемент риска. И предложить его высочеству выдать эту игру за свое изобретение.

– Благородный человек на такое не пойдет. Никогда.

– Заодно и благородство проверим.

– Матильда, ты просто… у меня слов нет!

Матильда улыбнулась.

– Малечка, скажи спасибо, что я не предлагаю камеру-обскуру.

– А что это такое?

Матильда вздохнула и коротенько описала, что имеет в виду. Коробка. Линза. Луч. И можно тот же ляпис. Он темнеет на свету, вот если пропитать бумагу…

Мария-Элена задумалась.

Решено было этой ночью посмотреть все в интернете, а оказавшись опять в Аланее, найти все составляющие. Мало ли?

Вдруг да сработает?

Принца надо занять? А кто сказал, что это можно сделать только с помощью секса? Умом надо, умом! И знаниями.

Доступных девушек много, а умных – мало. Как это ни печально звучит.

И девушки направились к Аманде.

Надо ехать, заказывать доску для нардов, фишки, кубики, заготовку для обскуры, хотя бы самой примитивной… Если бы речь шла о просто мальчишке – тут любой материал сойдет, хоть от руки рисуй. Но принц ведь!

Серебро-золото надо, и лучше с драгоценными камнями.

Ладно, с камнями перебьется, а остальное… сделаем!

* * *

Барист Тальфер в это время думал о герцогессе.

И думал он в таком ключе…

Интересная девушка, очень интересная. Не ждешь от женщин такого ума, расчетливости, цинизма даже. Можно ли это использовать?

Нужно!

Надо ее еще проверить, но если она действительно такова…

Остеон не сможет произвести на свет еще одного наследника. Сможет Найджел. И если Мария-Элена Домбрийская с ним справится…

Старая фамилия, достойный род, минимум союзников – Томор всех распугал, до кого добрался, отличная репутация, Рисойские хоть и подгадили, но герцогу, не его дочери…

Против такой королевы никто и слова бы не сказал.

Но что скажет сама герцогесса?

Барист представил перед собой девушку, увидел внимательные серые глаза, светлые волосы, стянутые в узел… И словно наяву услышал: «Корона? Никогда!»

Значит, придется уговаривать.

Свиток с прошением Рисойского лежал неподалеку. Надо и правда заехать к архону. Барист ведь не лгал насчет матушки Эралин, ни минуты не лгал. И бросилась, и принялась жаловаться, что совратили девушку, запугали, та слово сказать боится…

Что-то сейчас Баристу в это не верилось.

Боится?

Э, нет. Не считает нужным говорить, не доверяет, не… да что угодно. Но не боится. Барист мог только посочувствовать матушке-настоятельнице.

И все же, что случилось с Варсом?

Хоть рассказывал бы, паразит! А то: «Я напал на след!» Да, а след напал в ответ! И кто теперь выживет – неизвестно.

Вот, заодно и помолиться.

Хоть и знал Барист всю эту храмовную кухню изнутри, а все же…

Боги-то есть. Пусть они помогут Варсону выздороветь.

Глава 2

Рид, маркиз Торнейский. Аллодия, крепость Ланрон

На войско Хурмаха Рид смотрел с заметным оптимизмом.

Он – выспался!

Впервые за все это время, впервые с той поры, как вышел из Равеля, – он выспался.

Его даже не будили. Шарельфу Лоуселю хватило рассказов Рангора, Эльтца, Грейвса… Лоусель был впечатлен? Нет. Он был в глубоком шоке. Он не мог поверить, принять и осознать это безумие.

Пятьсот человек.

Всего пятьсот человек прошлись по занятой сорока тысячами степняков территории, разнесли в клочья примерно тысяч десять, захватили крепость, пришли к нему…

Осталась самая малость. Продержаться еще, на этот раз против всего войска степняков. Не трех-пяти тысяч, а тридцати.

Риду такие мелочи были безразличны. Он пролежал практически без сознания почти два дня, Джок бил на совесть.

Стив, Джок… скольких унесла эта война, скольких унесет… нигде не сказано, что и сам он выживет. Но разве можно отказываться от своего призвания?

Кто защитит эту землю, если не я?

Сейчас Рид стоял на стене и поглядывал вниз. Туда, где под солнцем влажно поблескивала боками тяжелая плита.

Бой рано или поздно заканчивается, и начинается рутина. Павших надо похоронить, раненых перевязать, трофеи собрать…

Пока Рид лежал в беспамятстве, Шарельф успел договориться со степняками. Они подходят к стенам и собирают своих убитых.

Его люди также выходят из крепости за убитыми.

Трофеев ни у кого нет, но похоронным командам не мешаем. А то ведь арбалеты далеко бьют, вас и со стен достать можно.

Степняки оценили благородство предложения и согласились.

Сейчас тела героев лежали в храме Ланрона. Там же они и будут захоронены, все, кто пошел подрывать подземные ходы. Все до одного.

Джок в смерти казался почему-то еще больше. Обычно человек как бы съеживается, но этот мужчина был настолько спокоен и величественен, что становилось страшновато даже своим, что уж там говорить о врагах?

Под каждой крепостью есть нечто вроде колумбария, только хоронят там не урны с прахом, такого обычая на Ромее не было, а сами тела. Замуровывают в стены, с оружием, чтобы и после смерти души воинов хранили свой дом, как при жизни.

Это честь. И удостаиваются ее далеко не все из тех, кто лег на поле боя.

Рид с утра присутствовал на службе.

Честно стоял, слушал молитвы, а в голове крутилось совсем другое.

Вот дядюшка Стив сажает его на пони.

– Не бойся, малыш!

– Я не малыш!

– Тем более не бойся!

И бояться после этого как-то даже и стыдно.

Вот дядюшка Стив отвешивает ему крепкий подзатыльник.

– За что?

– На дуэли дрался?

– Да…

– Почему не добил противника? Я же тебя учил – не оставлять живых врагов!

Вот Джок. Здоровущий, веселый, выходящий из общего строя: «Меня пиши, маркиз».

И совсем не верится в их смерть.

Разве они могут умереть?

Конечно, нет. Они будут жить, пока жива Аллодия.

В войске Хурмаха затрубили звонко и гулко рога. Рид прислушался.

Хурмах приглашал на переговоры.

* * *

Первоначальные намерения у кагана были совсем другие.

Убить их всех!

Взять крепость штурмом, сровнять с землей, растереть в порошок негодяев, которые посмели ему противостоять! И не только противостоять.

Они сделали из кагана посмешище, иначе и не скажешь!

Сорок тысяч человек гоняются за пятьюстами, при этом теряют малым не десять тысяч! Позорище!

Но сдаваться Хурмах не собирался. А переговоры… на них идут с разными целями.

А еще в Степи это целый ритуал.

Ставится навес, кладется на землю белая лошадиная шкура, ставятся чаши с вином, блюдо с хлебом, небольшая ритуальная жаровня. Сказанные здесь слова слышат боги. А как они карают за клятвопреступления…

Страшно. Фантазия у богов хорошая, раз уж они человека выдумали.

Степняки лично занимались обустройством, аллодийцам не доверили. Что они знают, эти варвары? Весь ритуал испохабят.

Спустя час калитка в крепости приоткрылась. Из нее вышли двое и направились к свежеустроенному навесу, рядом с которым не осталось ни одного степняка.

Рид и его спутник, Ансуан Вельский. Граф наотрез отказался отпустить командира одного на переговоры и потребовал себе должность знаменоносца. Убить было проще, чем отказать.

Хурмах себе не изменил.

Каган – и пешком? Да вся Степь смеяться будет! Только на коне, как завещали предки, только со свитой. И обязательно в золоченой одежде.

Рид оборванцем не выглядел, но если сравнивать – они сошлись, павлин с вороной. Торнейский совершенно не смотрелся на фоне кагана, но это до поры. Пока Хурмах не подъехал и не попробовал взглянуть сверху вниз.

– Ты! Черный волк!

Рид даже ругаться не стал. Просто поднял голову, пристально поглядел в глаза кагану и зевнул. Да так, что волки позавидовали бы шикарному оскалу. И показалось кагану – или нет?

Блеснули на миг за губами маркиза острые волчьи клыки, блеснули – и исчезли?

Морок? Или – явь?

Хурмах рвано выдохнул и спрыгнул с коня.

– Торнейский.

– Ваше величество.

Хурмах чуть приосанился. Все же его признали, а от врага признание получить всегда лестно. Друзья польстят, приближенные солгут, а вот враги… от них скорее меча в бок дождешься, чем признания. Тем более от такого врага, как Черный волк.

Двое мужчин одновременно ступили на белую шкуру. Черный сапог – и раззолоченный, весь покрытый драгоценным шитьем и украшенный камнями. Еще один шаг, и мужчины устраиваются друг напротив друга, подвернув ноги, глядя глаза в глаза.

Рид начинает первый, как младший по званию. Ритуал он знает досконально, не первый год на границе, не первый год разговаривает со степняками. Маркиз отламывает кусок хлеба от общего каравая, медленно, напоказ проводит им над жаровней так, что огонь получает свою долю, обмакивает в вино, отправляет в рот.

– Хлебом, зерном и вином, на этот час между нами – мир.

Я разделяю с тобой хлеб и вино. Я тебе доверяю.

Хурмах зеркально повторяет его действия. Такие клятвы в Степи не нарушаются.

Несколько минут мужчины молчат, потом начинают говорить.

– Ты мешаешь мне, – достаточно мирно произнес Хурмах. – Я был бы уже в Равеле, если бы не твой отряд.

Рид пожал в ответ плечами. Вины за собой он не знал, он в своем праве.

– Равель – это Аллодия. Это не степь. Ты пришел на мою землю.

– Вы слабы и не можете ее удержать.

– Пока что мы тебя удержали.

– Не войска короля. Ты со своими людьми.

– Это одно и то же.

– Волк может охранять стадо. Но что делать, если остальная охрана – зайцы? Разорваться?

– На сотню волков и вцепиться в глотку врагу, – кивнул Рид.

Идиотский вопрос.

Зайцы, лисицы… все он понимает, и в другом состоянии даже поговорил бы часика два на отвлеченные темы. Но здесь и сейчас – неохота.

Просто – не хочется.

– Ты уйдешь с нашей земли?

– Нет, – пожал плечами Хурмах.

– Тогда для чего ты все это затеял?

– Ты можешь умереть, а можешь сдаться. – Когда ему хотелось, каган отлично умел говорить без красивостей и завитушек.

– Сдаться, а потом умереть?

– Хм-м… обещаю тебе жизнь, если сдашься.

Рид насмешливо фыркнул.

Жизнь?

О да! К примеру, с отрубленными руками и ногами. Или в клетке на цепи. Или в качестве раба… да все возможно.

Жизнь?

А она нужна – такая жизнь?

Рид знал, сколько народу ответило бы: «ДА!!!» Это – жизнь! И плевать, что это желание жить даже на коленях. А вот жить человеком и умереть человеком…

Это намного сложнее. Простые люди и не думают о таком, но в том и отличие аристократа от холопа. Титул ведь не только за красивые глаза и право рождения дается, его твои предки кровью брали.

И Рид твердо был намерен встать с ними в один ряд. Он-то предками гордился, оставалось сделать так, чтобы они им не побрезговали.

– Моя жизнь на кончике моего меча, приди и возьми, если не побоишься.

Хурмах недобро усмехнулся.

– Твоя – да. А как насчет Шарлиз Ролейнской?

Рид на миг запнулся.

– Она у тебя?

– Клянусь копытами Кобылицы.

Эту клятву – именем своей богини – степняки не нарушали.

За спиной Рида выдохнул Ансуан Вельский. А маркиз даже бровью не шевельнул. Да, его невеста. И что дальше?

Он ее даже в глаза не видел никогда, на улице не узнает, мимо пройдет.

– Что ты хочешь за ее жизнь и свободу?

Хурмах прищурился.

– Жизнь за жизнь. Это ведь твоя невеста, тебе ее и выкупать.

Рид медленно покачал головой:

– Нет.

– Мне бросить ее голову к стенам крепости перед штурмом?

Рид хмыкнул.

– Твое право. Только голову или по частям девушку нарежешь?

Взгляд Хурмаха замаслился, и Рид облегченно выдохнул, правда, про себя.

Ничего Шарлиз не угрожает.

Каган жесток, но женщин, которые побывали у него в постели, сразу на расправу не выдаст, сначала удостоверится, что те не понесли. С этой стороны Шарлиз ничего не угрожает.

– Могу и по частям. Тебе левую ручку, правую?

– Любую, – махнул рукой Рид. – Я сдаваться не стану и крепость не сдам. Еще предложения есть?

– Ты можешь стать моим кал-раном. Ты достоин.

Хурмах понимал, что Торнейский не согласится. Но не использовать этот шанс?

Предательство – или смерть? Для кагана выбор был очевиден, для Торнейского тоже.

Меткий плевок зашипел в жаровне.

– Ты оскорбляешь мою кровь, каган, – с угрозой произнес Торнейский. – Если на то будет воля богов, ты заплатишь кровью.

За такое святотатство маркиза стоило бы разорвать лошадьми, но здесь и сейчас молчали даже жрецы. Черный волк был в своем праве.

Кагану не стоило такое предлагать.

– Мы посмотрим на волю богов – завтра. – Хурмах был уверен в своей победе.

– Посмотрим. Ты все сказал?

Хурмах медленно опустил веки, показывая, что да, все.

– Тогда слушай мое слово. Или вы уйдете, или мы разобьем ваше войско, освободим пленников, а тебя я лично повешу на воротах, живого или мертвого.

Лицо кагана отвердело.

– Это твое последнее слово, Волк?

– Да.

– Тогда умри здесь.

Рид фыркнул. Его не удивило бы, решись каган ударить здесь и сейчас, но – нет. Хурмах просто поднялся со шкуры, развернулся и направился к своим. Рид поступил так же.

Час они друг друга не тронут, и этот час почти закончился.

Интересно, Хурмах сегодня пойдет на штурм? Или даст своим войскам отдохнуть?

Рид посмотрел на солнце, которое клонилось к горизонту.

Выспаться бы. Еще хоть одну ночку…

* * *

Хурмах с удовольствием пошел бы на приступ сразу же.

Увы.

Степняки – не регулярные войска. Им надо остановиться на ночлег, отдохнуть, позаботиться о конях, выспаться и поесть. А на штурм можно и с утра.

Хурмах это отлично понимал, а потому позвал к себе Шарлиз Ролейнскую. Он тоже использует эту ночь с толком. И – нет, вовсе не для любви.

Принцесса прилетела словно на крыльях, поклонилась… Хурмах кивнул ей на подушку, на которую и опустилась девушка.

– У меня к тебе есть разговор.

– Мой повелитель…

– Молчи.

Шарлиз поглядела на Хурмаха, который расхаживал по шатру, на его лицо – и замолчала. Ей памятна была первая ночь с каганом. Сейчас она такого не выдержит, просто не сможет. Если будет кровотечение, выкидыш… умирать ей решительно не хотелось, а потому помолчим, как приказано.

Наконец Хурмах медленно заговорил:

– Ты принцесса, ты должна понять. Завтра мы с Торнейским сойдемся в бою. Воля богов мне неизвестна, победим мы или проиграем, останусь я жив или моя душа поскачет к звездам…

Шарлиз молчала.

А что, ей же приказано, вот и молчит. Да и все восклицания будут выглядеть безумно фальшиво. Сейчас это не к месту.

– Ты – моя жена. Твой ребенок может удержать Степь.

Хурмах не хотел думать о смерти, но…

Если завтра его не станет, что начнется в Степи? Да привычная грызня за власть! И кому это надо?

Точно не ему, он больше двадцати лет потратил, объединяя всех в один кулак.

Если завтра он выиграет – он пойдет вперед. Если проиграет… лучше ему погибнуть в бою, все равно убьют, только более медленно и мучительно. И что ему остается?

Бросить кости самостоятельно, так-то.

К примеру, отдать этой женщине бумаги об их браке и несколько символов. Нагрудный знак, церемониальный скипетр, сделанный из конской кости и оправленный в золото, такой же церемониальный кубок…

А еще приставить к ней людей. Надежных, тех, кто поможет сберечь его сына.

Почему Шарлиз и ее дитя? Не кто-то из тех, что ждет в Степи?

Потому что этого ребенка признают все остальные страны. Это важно.

Хурмах снял со стола ларец и поставил перед Шарлиз.

– Здесь коронационные регалии. Кубок, скипетр, знак. Их получает каган Степи. Ты должна будешь вручить их нашему сыну. Тут, в ларце, двойное дно, там мое завещание. К нашему сыну перейдет мой престол.

– А если родится девочка?

– Передаст по крови. Внуку, – отмахнулся Хурмах. – Но для этого ты должна будешь доносить и вырастить ребенка.

Вот тут Шарлиз была полностью согласна и закивала.

– Бурсай ты знаешь. Оставь ее при себе. И Рохсай тоже. Эти старухи большие знатоки ядов.

Шарлиз поежилась. Но знания-то полезные…

– Да, господин.

– Еще я приставлю к тебе четырех воинов. Даже если я умру, а тебя вернут к отцу, оставь их при себе. Они полукровки, они похожи на вас, круглоглазых, но оружием они владеют как мы. Они тебя сберегут от любой опасности, да и ребенка научат владеть оружием.

Шарлиз слушала внимательно.

Она могла любить или ненавидеть Хурмаха, но здесь и сейчас речь шла о ее будущем. Вдова короля Степи – или шлюха степняка, разница ощутимая.

– Они об этом знают, мой господин?

– Да. И в Степь вам хода не будет… не слишком быстро.

– Почему, мой господин?

Хурмах сказал чистую правду:

– Потому что мой ребенок будет мишенью для стрел. И ты, как его мать, – тоже. Если я умру, тебя просто удавят, еще до родов.

Шарлиз схватилась рукой за горло, словно уже свивалась на нем шелковая петля удавки, скользила, готовясь затянуться.

Каган не шутил, ничуточки не шутил.

– Нет…

– Поэтому слушай меня. Если завтра меня не станет, ты будешь знать, как действовать.

И Шарлиз слушала. Внимательно, серьезно, понимая, что от этого зависит ее жизнь. Да и не было дураков в ее роду. Ни Самдий, ни Элга не были глупыми. Сволочами – да! Но не глупцами, и Шарлиз не в кого было вырасти глупой. А разврат… так не во вред же себе!

Что приготовит ей следующий день, Шарлиз не знала. А потому запоминала каждое слово: имена, адреса, все, что надо было сказать… она еще скорректирует планы под себя, еще поборется, но это потом, потом…

Сейчас – будь внимательна и все запоминай.

Хурмах отпустил ее за полночь, и Шарлиз провалилась в сон, как в обморок.

* * *

А вот маркиз Торнейский столь тонкой душевной организацией похвастаться не мог. Он попросту спал.

Крепко, сладко, с головой укрывшись одеялом.

Во сне он видел маму, видел Мелиссу, видел отца – не маркиза, конечно, а его величество Арреля, видел дядюшку Стива и Джока…

Это был хороший сон.

Его не винили ни в чем.

Ушедшие смотрели на него, и в их взглядах он не видел осуждения, которого так боялся. Он повел их на смерть, но и сам пошел. И они пошли за ним добровольно.

Джок протянул ему ладонь и подмигнул – позаботься о моих, маркиз.

Стивен на мгновение обнял, а потом отстранился и пошел вверх по лестнице, сотканной из звезд. Весело, небрежно насвистывая и привычным движением придерживая эфес. Кажется, он собирался проверить, есть ли там вино и девочки. Найти – или завести?

К добру это?

К худу?

Вот еще толковальщиком снов Рид не нанимался. Но в одном он был уверен абсолютно. Родные и близкие никогда не приснятся к чему-то плохому. Для этого и врагов достанет.

Матильда Домашкина

Бывает такое в детстве.

Ты просыпаешься с предвкушением чего-то хорошего, праздничного, и ощущение у тебя такое… ты еще не помнишь, что хорошее должно случиться, но что оно случится – ты уверена.

В детстве.

Во взрослой жизни чаще ждешь всяких пакостей.

Матильда открыла глаза и потянулась. Рядом недовольно мурлыкнула Беська, выпустила когти: «Ты что, с ума сошла, человек? Я так хорошо на тебе устроилась, а ты тянуться решилась? Это что за потрясение основ?»

– Беська, я где-то читала, что кошки выделяют феромоны. Типа валерьянки. И человек на них подсаживается, – доверительно сообщила Матильда кошечке, почесав ту за ухом. – Это чтобы вас, блохастых, не повыбрасывали на фиг!

Беська пренебрежительно чихнула и развернулась к Матильде попой, наглядно демонстрируя свое мнение об ученых с их теориями.

– Мы сегодня едем с Давидом развлекаться!!! – подала голос Малена.

– Отлично! – поддержала Матильда. – Тогда – на зарядку?

– Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы! А может, сачканем? Только сегодня? – Герцогесса уже подцепила от сестры кучу современных выражений.

Матильда решительно покачала головой.

– Как можно столь малодушно потакать своим низменным желаниям, твоя светлость?

– Можно. А если хочется – то и нужно.

– Целлюлит покусает.

– Ага. Между прочим, у нас ваших символов красоты лечить бы начали. Или усиленно кормить! Это ж надо – такие скелеты!

– Надо. Зато варикоза не будет. И вообще, меньше попа – легче бег.

Поняв, что заболтать сестренку не удастся, герцогесса взвыла, но послушно начала делать приседания-отжимания. Матильда заодно размышляла на тему, почему садо-мазо вдруг стало так популярно. Наверное, это потому, что оно есть в каждой женщине. Вот так издеваться над собой – мазохизм, а над другими? Садизм, ясное дело. Просто это все красиво оформили… наверное.

– Ага, я и садо, я и мазо, я и прочая зараза, – поддержала Малена, прогибаясь в поясе и касаясь носков ладонями.

Разминка, душ под укоризненным взглядом Беси, которая, ясное дело, пришла в ванную и теперь сидела на бортике, недовольно щурясь. А вдруг хозяйка сейчас ка-ак нырнет? В слив? Кто ж ее вылавливать будет, кроме верной кошки?

Потом овсянка. Варить ее для себя одной было грустно, но Матильда приспособилась. Пока делаем зарядку, греется чайник. Когда доделали, заливаем овес кипятком, укутываем и пошли купаться. Выходим – и поедаем получившуюся замазку.

С удовольствием. Хотя с вареньем – оно вкуснее будет.

Давид позвонил, когда Матильда уже оделась и крутилась перед зеркалом.

Вот ведь вопрос. Что надеть? Им страдает каждая женщина, а ответ-то прост. Одеваться надо к месту и ко времени. Едешь ты в развлекательный центр? Надень на всякий случай удобную обувь, брюки и блузку. И симпатично, и ходить удобно, и тащить, и прыгать, и мало ли что? Даже в машину удобнее залезать не в юбке, а в слаксах. Хотя… смотря какие цели ты преследуешь.

Матильда к эротике не стремилась, а потому – черные слаксы, купленные по случаю (о великий Секонд-хенд), голубая футболка, сверху блуза чуть потемнее. Будет жарко – снимем, холодно – застегнем, на ноги тапочки из черной тряпочки, и плевать, что куплены они на распродаже за копейки. Вид у них хороший, ноге удобно, а носить обувь подметкой наружу – дурее не выдумаешь. Может, это у нее фирменные скетчерсы?

Интересующимся – можно дать рассмотреть поближе, растяжка позволяет.

На плечо черный рюкзачок, в котором нашли прибежище бутылка с водой, влажные салфетки, зеркальце с расческой, активированный уголь и ампула с нашатырем. Паспорт положим во внутренний карман, а кошелек вообще зароем на дно. Мало ли?

Мини-набор разведчика.

И Матильда поскакала вниз по ступенькам.

* * *

Черный джип запарковался у подъезда, выделяясь среди местных «Жигулей» и «Матизов», как матерущий кит среди селедки.

Давид честно вышел и даже открыл дверь перед спутницей.

– Едем?

– Едем! – согласилась Матильда. И широко улыбнулась.

Машина муркнула мотором не хуже Беськи и рванула с места.

Пока они ехали по городу, Давид молчал. Молчала и Матильда, глядя в окно. Разговорились они уже после выезда на трассу.

Слово за слово, взгляд за взгляд…

– Малена, а у тебя мечта есть?

Матильда, а сейчас отвечала именно она, пожала плечами.

Мечта?

Не скажешь ведь правду? «Хочу, чтобы у нас с сестренкой все было в порядке». А, еще прибить Рисойских, разобраться с принцем, унаследовать лен…[3]

Так вот скажешь, потом в психушку сдадут, не глядя. Пришлось обойтись более урезанным вариантом.

– Мечта… выжить – не считается?

Давид с улыбкой качнул головой:

– Нет.

– Тогда сложно сказать – когда ты сосредоточен на том, чтобы выжить, не скатиться на дно общества, у тебя нет времени на мечты. Я читала об эпидемии самоубийств среди аристократов. Так вот, у автора была гипотеза, что эти глупости шли не от обостренного понимания чести. А просто – зажрались. Сыты, пьяны, деньги есть, проблем нет, тут любая дырка на платье – трагедия. А когда ты из последних сил тянешься… какие там мечты-самоубийства?

– А если честно? Малечка?

Матильда вздохнула. И решила выложить свою мечту, ладно уж.

– Я неоригинальна. Как и все женщины – дом, семья, дети, любимое дело. Самореализация.

– В детях?

Малена покачала головой:

– Нет. Те, кто пытается реализовать свои мечты в детях, – на самом деле очень несчастны. Им силы не хватило или смелости, вот они и гнут малышню под себя, пока могут. И не думают, что пружину можно давить до определенного предела. А потом она тебе так по лбу даст… Мне достаточно будет, если у меня будет любящая и любимая семья, если я смогу положиться на своих родных и близких в любой ситуации. А уж кем они станут… да хоть бы и дворниками. У всех свое счастье.

– Хм-м… а самореализация?

– А смеяться не будешь?

– Обещаю.

– Я поступила на документоведа. Я канцелярская крыса, я это знаю, но мне нравится возиться с бумагами. А еще мне нравятся интерьеры. Придумывать, обставлять, планировать квартиры и дома. Мне это интересно, это приносит удовольствие, и я бы хотела этим заниматься. Но это потом. Закончу институт, устроюсь на работу и потихоньку начну создавать свой сайт, свое дело…

– А почему не сейчас? Почему ты вообще не пошла на дизайн? Есть ведь факультеты?

– Есть. Но бесплатных мест там точно нет. Я бы не прошла. А еще… на мне ведь таблички не висит: «Я талант». Не думаю, что после окончания факультета мне бы предложили контракт на дизайн дворца миллиардера, а кушать-то хочется всегда.

– Поэтому ты решила двигаться постепенно.

– Ага, с перерывами на трехразовое питание, – утвердительно кивнула Малена. – Если талант есть, он себя обязательно проявит. А если нет, учись, не учись…

Давид фыркнул, но спорить с этим тезисом было сложно. Сам-то от зари до зари не вкалывал…

– А у тебя есть мечта?

Давид бросил взгляд на подругу, но ответить соизволил:

– Да.

– Какая?

– Мне хочется встать в один ряд с Гуннаром Асплундом, Фрэнком Ллойдом Райтом, Григорием Морозовым, Оскаром Нимейером[4].

– Я всегда мечтала посетить его собор, – оживилась Матильда. – Даже если внутрь не пустят, хоть рядом постоять…

Давид удивленно покосился, потом вспомнил про бабушку Матильды и кивнул.

– Ты знаешь, что он за собор получил Притцкеровскую премию?[5]

– Тебе ее тоже хочется получить?

– И желательно первому, среди русских!

И разговор ушел в дебри архитектуры. Хотя оба собеседника чувствовали там себя вполне уютно. Матильда привыкла спорить с бабушкой, а Давид впервые делился своими планами с кем-то понимающим.

Вот ведь беда…

Друзья-то есть, но не архитекторы. Девушки? Это если кто себя вконец не уважает. Тогда можно купиться на широко распахнутые глаза и страстный шепот: «Милый, ты та-акой умный…»

Умный. Потому и не слушал подобных дур.

Но девушка, которая знает, кто такой Ле Корбюзье? Не путает стили архитектуры и рассуждает о них со знанием дела? Отличает модернизм от функционализма? И ей действительно интересно?

Это в практике Давида было впервые.

* * *

Торгово-развлекательный центр был громаден и внушающ. Матильда фыркнула и передала управление Малене.

Герцогесса ходила – и обмирала от восторга. А Давид получал удовольствие от ее вида.

В океанариуме они пробыли часа три, как бы не больше. Малена не могла оторваться от рыбешек. Ушли они, только когда стали кормить акул. Хищницы герцогессе не понравились – Лорену напомнили.

И Малена с Давидом устроились перекусить в маленьком итальянском ресторанчике.

Кофе там был замечательный. А пирог с вишней и взбитыми сливками выше всяких похвал. Малена наслаждалась каждым глотком, искренне сожалея, что в Аллодии не растет кофе. И не ждала подвоха, как вдруг…

– Додик, здорово! И вы здесь?

«Ах ты…!!!»

Выражалась Матильда очень экспрессивно и образно, но так как ее не слышал никто, кроме Малены, то и в анналы истории ее фраза не попала.

Малена едва удержала лицо.

Все было так хорошо, так спокойно, так уютно, и вдруг…

Мало ей Антона! Так тут еще Юлия и Диана! Обе очаровательны, накрашены, уложены у модных куаферов, обе уверенно стоят на таких шпильках, что Эйфелева башня от зависти плачет. Юлия в вишневом, Диана в интенсивно-зеленом – глаза разбегаются. Вырезы, мини, стразы в стратегических местах, все, что не в вырезе, то в облипочку.

Антон смотрелся рядом с ними вполне достойно. Этакий мощный, брутальный самэц…

«Малечка, это подстава! Давай мы его пришибем?»

Малена только вздохнула. Она бы и не против, очень хотелось. Но… Прямо здесь? А куда труп прятать?

– А мы тут приехали на шопинг, смотрим, вы сидите…

«На жопинг, – огрызнулась Матильда, по-прежнему не слышимая никем. – Чтобы тут случайно столкнуться? С таким везением надо в Лас-Вегас ехать, казино обдирать! Врет, как падла!»

Кажется, Давид думал то же самое. Но вслух ничего не сказал. Встал, пожал другу руку.

Девушки сами скользнули за стол и затрещали как две сороки-маньячки.

В «…» скидка пятьдесят процентов, в «…» сорок три, если у тебя есть карточка, а в «…» аж семьдесят пять! И Антоша такая лапа, такая прелесть, такое чудо… они уже так нашопились, так нашопились, покупки в багажник не влезают, пришлось на заднее сиденье складывать. А вы тоже на шопинг?

Малена смотрела на Давида с искренним сочувствием. Так хорошо день начинался…

Давид скрипнул зубами.

– Мы не на шопинг. Мы просто развлекаться.

Кажется, в глазах девушек это было одно и то же. И цепочка прослеживалась нехитрая.

Малена ничего не купила – Давиду жалко на нее денег – Давиду она не интересна – ее можно кем-то заменить – в атаку!!!

И девушки перешли в атаку. Диана подвинулась поближе к Давиду и защебетала о марке мужского белья, она вот тут рядом видела, может быть, господин Асатиани тоже заинтересуется…

«Ага. Демонстрацией женского белья. Только свистни – и покажет все», – мрачно съязвила Матильда. Малена встала из-за стола.

– Простите, я вас оставлю на минуту, пойду руки помою.

Развернулась и направилась к туалету. И не видела, как Давид проводил ее тоскливым взглядом. Контраст между нормальной девушкой, пусть и чуточку средневековой, и силиконовыми самками двадцать первого века был разителен и беспощаден.

* * *

– Малечка, давай удерем?

– Тильда, а как мы домой будем добираться?

– Автостопом. Рюкзак у нас с собой, больше ничего и не надо. Почапали?

– Недостойно.

– Чего?

– Герцогессы. Бежать с поля боя.

– А лечь на поле боя – достойно?

– Тильда, ты и сама все понимаешь…

Матильда понимала. И одобряла сестричку. А что? Мы же круче, нас двое! Что мы – не порвем их, как Тузик тряпку?

– Конечно, порвем. Если не побрезгуем, – согласилась Малена.

– Но Антон – сволочь.

И впервые герцогесса не возразила сестренке.

Расправив плечи, улыбаясь, Мария-Элена Домбрийская шла в атаку.

* * *

Она сразу увидела, что обстановка за время ее отсутствия накалилась. Давид сверкал глазами, Диана дула губы, Антон ухмылялся, Юлия двигалась к нему поближе… Малене Давид обрадовался как родной и поднялся из-за стола.

– Извините. Я обещал Малене еще парк аттракционов.

Вообще-то ничего такого он не обещал, но Малена положила руку на локоть Давида и улыбнулась, подчеркивая, кто здесь кто.

– Да. Было приятно пообщаться, удачи вам в шопинге.

– Может, вместе погуляем, раз уж мы встретились? – грудью атаковала Диана.

– Малена, вы же не против нашего присутствия? – поддержала ее Юлия.

– Вы уверены, что вам будет удобно на аттракционах – в таком виде? – искренне удивилась Малена с подсказки Матильды. – Может, вы сходите, переоденетесь?

Девушку облили презрительными взглядами. Мол, что б ты понимала, деревня! Настоящей лЭди удобно всегда и везде – если она в мини и на шпильках! Это ж лЭди, а не твой Ухрюпинск!

Малена пожала плечами, как бы подчеркивая, – я же говорила, и Давид потянул ее на выход из кафе.

– Извини.

– Все в порядке, – так же, почти не разжимая губ, шепнула Малена.

Давид выдохнул. Ну, он еще поговорит с Антохой за такую подставу! Это ж надо! Приволочь сюда этих крашеных куриц! Нашел время!

* * *

Аттракционы. Как много в этом слове.

Тут и горки, и какие-то карусели, и громадная тарелка…

Малена не могла назвать ничего из имеющегося, Матильда тоже. Как-то не повезло. Вот на колесе обозрения она каталась. Кстати, вестибулярный аппарат у нее был вполне крепкий.