Расплата за наивность E-Book

Галина Романова

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Krimi
• Serie: Детективная мелодрама. Книги Г. Романовой
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 415

Beschreibung

Смерть идет за ней следом, не щадя тех, кто готов ей помочь. Чтобы выжить, ей придется стать сыщиком и убийцей, охотником и зверем. Теперь она усвоила простую истину: оказывается, не всякий друг надежен и не всякий преступник – враг. А началось все весенним утром, когда молодая мать нашла в луже дорогой бумажник с суммой, которую сама вряд ли смогла бы заработать и за год…

Leseprobe

Галина Романова Расплата за наивность

«Мы не знаем, сколько продлится наша любовь, как не знаем, сколько продлится наша жизнь».

Ларошфуко

ЧАСТЬ 1

С утра зарядил нудный дождь. Вот тебе и весна! Когда такая погода, тут уж не до хорошего настроения. А если все трещит по швам, то вообще…

«Нужно где-то раздобыть денег. Если завтра не заплачу за садик, Стаське откажут в месте. И сапоги текут. Надо же было еще и дождю этому пойти!» – Алка с тоской смотрела на хмурящееся небо.

Она собралась переходить дорогу, когда какой-то лихач на бешеной скорости врезался в самый центр лужи, через которую ей предстояло еще переправиться. Брызги оросили ее лицо, и живительной эту влагу можно было назвать с очень большой натяжкой.

– Нормально! Что дальше? Денек лучше некуда. Куда же здесь наступать, – ворчала Алла, нацеливаясь на единственный кирпич, торчавший в середине лужи. Поставив одну ногу, она совсем было собралась прыгнуть на сухой участок, но определенно что-то сегодня было не то с координацией движений, потому что каблучок упрямо пополз с кирпича и вторая нога благополучно зачерпнула водички по самую щиколотку, попутно поддев что-то со дна этого, с позволения сказать, озерца. – Так, а это что ж такое, – чуть не со слезами пробормотала Алла.

На краю лужи лежал мужской бумажник! Самый настоящий бумажник. Опасливо озираясь, она нагнулась, подхватила находку и кинула в пакет.

– Потом рассмотрю, вдруг ребята шутят, – но против обыкновения рядом никого не было и в кустах никто не хихикал, только алкаш ходил кругами и собирал бутылки. – Надо лететь, а то опоздаю да нарвусь еще на недовольный взгляд начальника.

Рабочий день подходил к концу. Это был самый длинный день за последнее время. Находка жгла каленым железом, любопытство распирало аж до головной боли: «Скорей бы домой».

Закрыв квартиру на замок, еле успев сбросить сырые сапоги, Аллочка кинулась на кухню, вытрясла содержимое пакета на кухонный стол и принялась с пристрастием рассматривать.

– Так… портмоне кожаное, по всей видимости, дорогое, если, полежав в луже, почти не пострадало, – приговаривая, она медленно и осторожно расстегнула его, как будто оно могло исчезнуть или взорваться – Вот это да! – прямо на нее смотрело лицо греческого бога.

Под слюдой была вставлена фотография мужчины, причем настолько красивого, что у бедной Аллочки дыхание перехватило: «Везет же некоторым!» Заглядывая поочередно во множественные отделения, она извлекла на свет божий водительские права международного класса на имя Портнова Игоря Ивановича, какие-то обрывки бумаг с номерами телефонов и внушительную пачку долларов. Не столь уж толстую, но плотненькую.

Боже ты мой! Боже ты мой! Ей хотелось скакать, летать и неизвестно что еще делать от ликования. Кинувшись пересчитывать деньги, Алла не сразу обратила внимание на плоскую железку, выскользнувшую из потайного кармашка бумажника.

«Тысяча баксов, вот привалило-то, да так можно хоть каждый день нырять в лужи, – но умом понимала, что молния дважды в одно место не ударяет. – Денежки! Как вас много, как же вы своевременно!»

Аллочка считала их, пересчитывала по нескольку раз, боясь поверить в свою удачу.

«Так, все, пора в садик за Стасом, а то на радостях и про ребенка забыла. Вот кутнем сегодня, так кутнем. Надо все быстренько убрать, чтобы малыш лишних вопросов не задавал, а то со своей любознательностью и детской непосредственностью подведет мать под монастырь, – начав прибирать стол, Алла наконец заметила то, на что до сего времени не обращала внимания. – А это что за штуковина такая?». В руках у нее была маленькая плата, во всяком случае напоминавшая таковую, 5 на 5 см, со множеством хромированных мельчайших деталек, впаянных то там то сям. «Ерунда какая-то, зачем хранить в бумажнике какую-то плату? Если только этот парень Игореша не телемастер, но, судя по прикиду и внешности на фотке, на телемастера явно не тянет, да и штука баксов просто так в бумажнике не у каждого бывает. Что-то тут не так – рассуждала она про себя. – Ладно, забегу к Сереге, этажом выше, все равно деньги где-то обменять надо, не в банк же идти. В нашем захолустье сразу все станет известно. Откуда, скажут, у Алки доллары? А Серега парень верный, да и в электронике рубит как никто, так что и про плату спрошу».

Праздничный семейный ужин подходил к концу. Стаськина рожица прямо сияла от удовольствия:

– Мамуля, ты сегодня зарплату получила?!

– Да, сыночка, получила, – Алка загрустила. Эту зарплату уже четвертый месяц задерживают, приходится перебиваться шабашками. – Ты кушай, кушай.

Мордочка сына вся была перемазана шоколадом, кремом и излучала такую радость, что у Алки сердце заныло.

– Все, милый, давай уберемся, ты поиграешь, а я к дяде Сереже поднимусь, спрошу – не починил ли наш магнитофон, хорошо?

– Хорошо, мамуль, только ты недолго, я ж без тебя не могу.

Серега открыл только на пятый звонок.

– Спишь, что ли?

– Нет, работаю, – недовольно скользнув по Алке взглядом, он двинулся на кухню, где у него была импровизированная телемастерская. – Чего приперлась?

– Ты сама любезность, – фыркнула Алла. – Раз в месяц захожу, должен был соскучиться, а ты вроде как не рад?

– Ладно, не заводись, – примирительно протянул Серега. – Случилось что-то важное, раз моя несравненная почтила меня своим присутствием? Ведь так, я прав?

– Как всегда, – судорожно вздохнув и потупив глазки, Аллочка промямлила: – Сереженька, ты мне баксы не обменяешь?

– Сколько?

– Штуку.

Пауза после этой фразы грозила перерасти в немую сцену из благословенного произведения известного классика. Серега резко развернулся на своем стуле-вертушке и пригвоздил ее взглядом. Аллочка заерзала под этим взглядом.

– С ума сойти! Как растет благосостояние российских матерей-одиночек! Где ж ты банк сорвала, мышка ты моя? – Серега, напряженно прищурившись, смотрел на нее в упор. – Или на панель решила пойти на старости-то лет? Так на тебя там спросу нет, параметры твои далеки от мировых стандартов, да и чтобы срубить такую сумму, сколько трудиться-то надо, а?

– Помнится, не в столь далеком прошлом ты от моих стандартов был без ума, – съязвила Алла, – замуж даже звал, причем очень настойчиво и не раз.

Вот этого говорить не следовало, потому что лицо его приобрело землистый оттенок и он рявкнул что есть мочи:

– Где баксы взяла, тварь?! Говори!

– Нашла! И не ори на меня! Я не какая-нибудь там… – Алла шмыгнула носом и уткнула голову в грудь.

Надо сказать, Серега не переносил женских слез вообще, а ее слез не переносил особенно, сработало и на этот раз:

– Ладно, не обижайся, рассказывай, – примирительно буркнул он, – только не ври, потому как знаю я тебя не первый год, и когда ты начинаешь врать, знаю доподлинно, невзирая на твои честные очи, которые ты любишь лупить на меня при этом.

Еще раз всхлипнув для порядка и укоризненно глянув в его сторону, чтоб он почувствовал себя совсем виноватым, Алла начала свой рассказ, а заканчивая, выложила перед Серегой все вещдоки.

– Дела, – протянул он, поочередно беря в руки то один, то другой предмет. – Ты хоть понимаешь, во что опять влипла? У тебя мания какая-то притягивать к себе неприятности, как громоотвод какой-то.

– Сереж, ну обменяй денежки, а?

– Ты сказала штука, а тут десятки не хватает.

– А я перед магазином разменяла, у молодых каких-то, должна я была Стаську накормить сегодня или нет? У него скоро на макароны и картошку аллергия начнется.

– Нет, ну молодец, а! В банк она побоялась пойти, а на улице разменяла! Причем не у пожилого приличного мужчины, а выбрала молодых говнюков, которые завтра на тебя пальцем укажут и сдадут по чистой!

Серега замолчал и уставился куда-то вдаль, причем далью служила прокопченная стена над газовой плитой. При этом он не спеша раскачивался на своем любимом стуле, что было явным признаком глубоких размышлений.

Алка сидела ни жива ни мертва. Не потому, что чувствовала себя виноватой, а потому, что знала: когда Серега думает, мешать не смей, а думать он любил и умел, да так надумает, что сначала его умозаключения кажутся бредом, а время пройдет – и все по его будет.

Серегу она знала с детства, тот был закадычным дружком ее брата, непутевого Кольки. Стоит сказать, что непутевым брат стал не вдруг и не сразу. А способствовал этому ряд событий, причем таких уважительных, что, глядя на него, в очередной раз пьяного до умопомрачения, Алка вздыхала, но все прощала.

Серега всегда помогал другу, но вставить в его голову свои мозги не мог, да и вряд ли ему хотелось расставаться с ними. Привык!

Сколько себя помнила Алла, Серега ее любил, во всяком случае, до недавнего времени, а началось это еще со школы. Прибегут с тренировки, Колька начинал по кастрюлям шарить да на Аллу покрикивать: «Разогревай быстрее!», а Серега к стенке привалится, пялится на нее и улыбается – тихо так, нежно, с какой-то затаенной грустью в глазах. Поначалу она на него и не смотрела, но когда он начал оказывать ей внимание в виде вынесенного за нее мусорного ведра, шоколадки, которую тайком от Кольки совал ей в карман, или букетика подснежников, которые буквально отогревал из-под снега, то Алла призадумалась: с чего бы это такое отношение?

Братец не способствовал возникновению никаких симпатий ни с чьей стороны, наоборот, всегда стремился высмеять ее или лишний раз поиздеваться. Не так чтоб уж очень, но Алла обижалась до смерти, когда ей оставалось дочитать любимый роман, ну всего каких-то десять страниц, а он прятал его и ни за что не отдавал. Или соберутся с подругами на каток, а он из ботинок шнурки вытащит и гаденько так улыбается и плечами пожимает.

Вот и призадумалась Алла, а не извлечь ли выгоду из симпатий-то Серегиных, все лишний раз от Колькиных измывательств защита будет, и давай улыбаться ему в ответ. Надо сказать, что Серега умел защищать то, что любил и считал своим. С Колькой они пару раз подрались. От Аллы Колька отстал, но на друга злобу затаил. И если бы не его величество случай, то дружба их навсегда бы распалась.

А случилось так, что Колька попал в неприятную историю, и если бы не вмешательство бывшего друга, то взгрели бы его как следует, но Серега сумел не только невиновность друга доказать, но и пару носов при этом расквасить. С той поры эта троица больше не разлучалась, только теперь Алку и брат защищал да похлеще дружка своего блюсти стал. Не дай бог она улыбнется кому на улице, сразу вопросов куча: кто, да откуда, да ты смотри у меня, и все в таком же духе.

От воспоминаний ее отвлекла Серегина коронная фраза:

– Да, мать, влипла ты по уши!

– Что, Сергунчик, все так плохо?

– Сергунчик, – передразнил он. – Хуже не бывает, потому как физиономия эта мне знакома, парень из крутых, и не из каких-то там уездных, а из Москвы, и думается мне, что так просто это все не сойдет. А бумажник он свой искать будет, и непременно.

– Что ему, денег так, что ли, жалко? Подумаешь, штука баксов! Если он крутой такой, то этих бабок у него, как у дурака махорки.

– Идиотка, – снисходительно обронил Серега, – не в деньгах дело, а в этой вот железке.

С этими словами он откинулся на спинку, взял со стола вышеупомянутый предмет и стал внимательно разглядывать его, причем то к глазам подносил, то к свету, вроде как вещь эта была бриллиантом в энное количество карат.

– Ладно тебе усугублять, плата как плата. – Алла повела рукой в сторону его стола: – Вон у тебя этого добра сколько. Будет он из-за какой-то ерунды кататься взад-вперед из Москвы. У него небось время расписано по минутам, а деньги я все равно потрачу, мне сапоги нужны, а Стаське – куртка на меху на зиму. Вот такое мое слово, Сереженька! И если ты не будешь менять деньги, я пойду к этим ребятам и все остальное поменяю.

– Только попробуй, я ведь не шучу, милая, дело дрянь. А денег я тебе дам столько, сколько нужно.

Поежившись под его серьезным взглядом, Алка начала наконец понимать, что Серега так просто усложнять не будет и что надо посидеть, помолчать и послушать, что он говорить будет. А что говорить он будет, сомневаться не приходилось, слишком уж серьезным он был, таким она его видела только однажды, когда последний раз он просил ее выйти за него замуж…

– Все это, – он указал на вещи, принесенные Аллой, – оставляешь у меня, денег я тебе дам, и попробуй отказаться – не для тебя даю, а для Стаськи. Никуда не высовывайся, заляжь и молчи, поняла?!

– Да, но…

– Никаких «но», помалкивай, а то дождешься. Буду вынужден применить контрмеры.

– Какие контрмеры? – оторопела Алла.

– А вот возьму и перееду этажом ниже. Твоего благословения не дождешься, а защищать я тебя поклялся лет двадцать назад, так что помалкивай.

С этими словами Сережа улыбнулся давно забытой тихой, нежной улыбкой, которой он не улыбался ей несколько лет.

Странно подействовала на нее эта улыбка, внутри разлилось некое тепло и стало как-то уютно и надежно.

«Вот это да, чего это я, – думалось Аллочке, – это всего лишь Серега, верный друг!»

Подумав, вздохнула: «Черта с два! Это для тебя он друг, брат почти, а как на друга на тебя он никогда не смотрел, а как на девушку свою, причем самую лучшую».

Спускаясь домой, Алла разговаривала сама с собой и не находила ответа на вопросы, которые всплывали из ниоткуда.

– Что-то я совсем раскисла, – открывая дверь и включая свет в прихожей, Алла машинально глянула в зеркало. Оттуда на нее смотрело лицо молодой, интересной женщины с налетом таинственности, сквозившей в глубине ее огромных глаз.

«Что я сделала в своей жизни не так? Когда я ошиблась?» – спросила она себя, но ответа не было. Вернее ответ был, но он настолько не нравился ей, что приходилось загонять его вовнутрь поглубже и не извлекать оттуда. Четко сформулировать его для себя означало опять испытать ту мучительную боль, которая только-только начала утихать, покой и умиротворение едва воцарились в душе. Так что нечего в себе копаться!

Алла прошла в комнату. Конечно, сыночек спал, как зайчик, убрал все игрушки и спал, положив головку на любимую подушку-медвежонка. Когда Алла смотрела на спящего сына, ей всегда хотелось плакать – до того незащищенным и уязвимым он был: «Нежный, любимый малыш, радость моя!.. Ну, хватит, пора дать себе отдых. День сегодня такой насыщенный, что эмоций хватило бы на несколько последних месяцев».

Уже засыпая, Алла услышала, как хлопнула дверь наверху и по ступенькам затопали Серегины ботинки.

«Куда это он на ночь глядя? Ведь работал же, а когда он работает, неделю из дома может не выходить. Вот и ему мороки задала, бестолковая я все-таки…»

Кошмар наплывал в виде клочьев тумана, настолько осязаемых, что казалось, он забивает легкие, нос, рот и все ее существо. Пытаясь пробиться сквозь эту массу, она задыхалась, падала, вновь вставала и шла в никуда. Но точно при этом знала, что ей непременно надо идти, ее кто-то ждет. Поскользнувшись в очередной раз и упав, она попыталась подняться, но лишь скользила по чему-то вязкому и липкому, а когда поднесла руки к глазам, то увидела, что они в крови. К горлу подкатила тошнота, Алла пыталась закричать, но вместо этого только молча, как рыба, открывала и закрывала рот. И она поползла, это было долго, настолько, насколько может быть во сне. Впереди забрезжил свет. Туда и только туда! Она увидела в этом свете силуэт, знакомый до боли.

«Нет! Пожалуйста, не приходи снова! Я больше не могу! Это он!» Но силуэт все приближался и приближался, увеличиваясь в размерах и приобретая все более четкие очертания. «Отдай его мне! – голос звучал вкрадчиво и тихо. – Ведь он мой!» – «Нет!!! Нет!!!»

С этими воплями Алла скатилась с кровати вся в поту, схватившись за сердце, готовое вырваться наружу.

– О боже, это всего лишь сон! И ничего больше! – Она поднялась. За окном начало светать. – Сколько же времени? Ведь что привиделось. Дура такая, орала, наверное, всех соседей перепугала. Как Стаську не разбудила?..

Алка хохотнула и пошла на кухню. Поставила чайник, присела у стола. Что сон был вещий и дурной, она понимала, но не знала – насколько. В ту далекую ночь ее тоже преследовал кошмар, и он не заставил себя долго ждать, превратившись в реальность. Вздохнув, Алка налила чаю, достала из холодильника остатки вечернего пиршества.

Чаепитие было у нее ритуалом. Японцы бы позавидовали ей – настолько она могла отключаться в это время. А если к чаю было что-нибудь вкусненькое… Пусть оно протекало не по протоколу, принятому у знающих в этом деле толк, но чай она любила и могла по вкусу определить крупнолистовой он или гранулированный, чем приводила в изумление своих знакомых.

Но сейчас даже благословенная чашка чая не спасала от предчувствия. Потихоньку кроша пирожное и маленькими глотками прихлебывая кипяток, Алла размышляла, раскладывала по полкам все, что ей привиделось. С какой стороны ни посмотри – сон плохой.

На окне тренькнул телефон. Да и не телефон, а так, баловство одно. Серега купил на рынке детскую игрушку и протянул провода из своей квартиры в ее через форточки. Говорит, на всякий пожарный случай, вдруг грабители полезут. В наш старенький дом, который уже лет десять как сносят, настоящий телефон не проведут, не дождешься. А игрушка эта очень даже ничего. Когда чего нужно, она трубочку снимала, на кнопку нажимала, и вот, пожалуйста, Серега на проводе, всегда готов к труду и обороне. Правда, надо признать, последнее время он все чаще отсутствовал и замкнутый стал, угрюмый. Никогда раньше ей не грубил, а вчера так вообще: «Приперлась», это надо же, а?

– Чего тебе?

– Не спишь, Алк?

– Кошмар приснился.

– Опять! Сколько раз говорить: все предрассудки.

– У меня свои взгляды на это.

– Кофе есть?

– Ты ж знаешь, я кофе не пью.

– Но для меня всегда держала, или я что-то путаю?

– Не путаешь, заходи.

Идя к двери, Алла машинально отметила, что времени всего 6.30. «И что человеку в выходной не спится? Ну ладно, у меня уважительная причина – дурной сон, а он? О господи, о чем я, он же дома работает, у него все дни и выходные, и будни».

Серега зашел какой-то помятый.

– Ты что, не спал совсем?

– С чего ты взяла?

– Я засыпала и слышала, как ты уходил, – Алла передернула плечами. – Или женщину себе завел?

– Ты же знаешь, мышонок, ты для меня единственная женщина на земле, так что давай не будем возвращаться к этому. Поговорим о делах насущных.

Алла энергично заваривала кофе, хлопотала как никогда. Она уж и забыла, когда Серега был у нее в гостях последний раз. Раньше часто заходил, а как эту телефонную игрушку поставил, так и нужда отпала. Сама хлопотала и думала: «С чего это ты так разбегалась? А с того, что тебе это приятно. Вот!»

– А ты действительно считаешь, что есть проблемы? – Алла налила кофе, поставила чашку перед Серегой, сама уселась напротив.

– Есть, и даже большие, чем ты можешь себе представить, – аккуратно отхлебнув из чашки, Серега задумчиво смотрел на нее. – На местное телевидение поступило объявление о пропаже бумажника и о вознаграждении за его возврат.

Выждав паузу, он продолжил:

– Я не хотел говорить тебе вчера, но, видно, придется. Крутой этот москвич, большими делами заправляет. И как ты правильно заметила, штука баксов для него ничто. Последнее время он был замечен на продаже оружия, и не какого-то там, а сверхсекретного, которое только-только прошло испытание и количество единиц которого можно по пальцам перечесть.

– А откуда ты все это знаешь? – Алка во все глаза смотрела на Серегу и не могла понять, он это или не он.

Она знала его как обычного человека, ну, может, хорошего специалиста в своем деле. Да что там кривить душой – равных в электронике ему не было. И не только в их городишке, но и, наверное, в областном центре. Но то, что он поведал ей сейчас, наводило на размышления: а так ли уж она хорошо его знает? Эту информацию в Интернет не запускают, и сорока ее не принесет на хвосте.

– Серега, откуда ты знаешь? Откуда тебе лицо этого москвича известно?

– Ты уже спрашивала, – криво усмехнувшись, Серега отвернулся к окну и тихо продолжил: – Ты многого обо мне не знаешь или не хочешь знать, потому как лицо я для тебя безынтересное.

Алла насупилась:

– Не начинай все сначала, пожалуйста.

– Не буду, – Серега сделал паузу, внимательно посмотрел на Аллу и отвел глаза. – Есть еще кое-что, но это тебе не понравится.

– Говори!

– У него в боевиках человек, который тебе очень знаком, – пристально глядя на внезапно побледневшую Аллу, Серега выдавил: – Влад его правая рука.

– Нет! О боже, нет! – Алла судорожно вцепилась в край стола, так что побелели костяшки пальцев. – Ведь это неправда, Сережа, скажи, что это неправда!

– Правда, мышонок. Ты могла бы никогда и не узнать об этом, если бы не подняла этот чертов бумажник! – с жалостью глядя на Аллу, он продолжил: – По моим сведениям, Портнов знает, где он потерял свою ценность, и собирается выехать сюда со своей братвой, не со всеми, конечно, но самые приближенные будут, так что думай.

Алла вскочила со стула и начала метаться по тесной кухоньке, как по клетке, мозг отказывался переваривать происходящее.

– Сережа, мне надо исчезнуть. Ты все им сам вернешь, ведь правда? – в этот момент она особенно остро почувствовала свое одиночество. Внезапно остановившись, Алла впилась глазами в Серегу, ужас исказил ее черты. – О боже мой! Как я не подумала – Стасик! Что с ним будет?! Сереженька, что мне делать?!

Тут она не выдержала и расплакалась навзрыд, как ребенок. Серега подскочил, схватил ее за плечи и тряхнул как следует:

– А ну успокойся! Ничего же не произошло! Про Стаса он не знает и не узнает никогда. Он даже не знает, осталась ли ты в этом городе.

Сквозь пелену слез Алла с надеждой посмотрела в Серегины глаза. Против обыкновения в них не было ни нежности, ни доброй насмешки, а только боль, которую она ощутила почти физически.

– Помоги мне, Сереженька, защити меня от него, – шептала она, заикаясь, опухшими губами. – Я не знаю, что мне делать. Как я буду жить дальше! Мой дурной сон! Я видела его во сне! Он требовал отдать то, что принадлежит ему! – стонала Алла, плечи ее сотрясались от рыданий.

– Ну, малыш, ну успокойся, – Серега тихонько гладил ее по волосам. – Все будет хорошо! Я не дам вас в обиду, у вас со Стаськой есть я, так что ни о чем не переживай.

Алла подняла заплаканное лицо.

– Доверься мне! – Серега смотрел на нее потемневшими глазами, рука, до этого гладившая ее по волосам, сместилась ниже по спине, второй рукой он приподнял ее голову за подбородок. – Я не позволю ему вновь отобрать тебя у меня!

Она поразилась, сколько ненависти было в последних его словах. Попробовав освободиться из его объятий, Алла почувствовала, что Серега еще сильнее прижал ее к себе. И тут до нее, наконец, начало доходить, что перед ней взрослый, изголодавшийся мужик, который давно желал ее.

– Сережа, не надо, – прошептала она, уткнувшись руками ему в грудь, – Стасик проснется.

– Милая моя, милая! Как я хочу… Как я давно жду! Пожалуйста, не отталкивай меня, – Серега в исступлении целовал ее, а руки его тем временем прокладывали себе путь под ее легким халатиком. – Я сделаю тебя счастливой! У тебя будет все, о чем ты только можешь мечтать!

Алла взирала на все происходящее как бы со стороны. Ее поразила реакция собственного тела, вернее, полное отсутствие реакции. «Я, наверное, стала фригидной, – пронеслось в мыслях. – Ведь не была с мужчиной больше пяти лет, и никаких эмоций».

Серега распалялся все больше. Его губы блуждали уже вблизи ее груди, а грудь у Алки была что надо. Невзирая на то, что кормила ребенка больше года, грудь сохранила форму и упругость. Аллочка часто на работе ловила вожделенные взгляды сослуживцев, но никаких вольностей не позволяла. Раз уж решила воспитывать ребенка одна, так и вести себя надо, чтобы ребенку за мать стыдно не было, когда вырастет.

«Пора его остановить», – запаниковала Алла.

И тут, словно прочитав ее мысли, Серега оттолкнул Алку от себя, порывисто дыша, отвернулся к окну:

– Что, все мечтаешь о нем? Забыла, сколько горя принес он всем нам? – от нежности в его голосе не осталось и следа.

– Ты о чем это? Сережа, что-то я не пойму тебя.

– Да так, ни о чем, – криво усмехнувшись, Серега двинулся к двери. – Я же не дурак, вижу, что мои поцелуи тебя не трогают. Под ним небось визжала, как кошка.

Грязно выругавшись, он взялся за ручку входной двери:

– В понедельник берешь отпуск, собираешь вещи себе и Стасу, – Аллу возмутил безапелляционный Серегин тон, но она промолчала. – Я отвезу вас к своей тетке в Хабаровск.

– Ты сдурел, что ли, даль-то какая! – хлопая ресницами, Алка уставилась на него, закипая. А когда она закипала, то становилась неуправляемой. – На край света я повезу ребенка? Да там холод-то какой! Нечего за меня решать!

– Полчаса назад кто-то рыдал у меня на плече и просил о помощи, – голос Сереги стал обманчиво вкрадчивым. – Может, у тебя есть какие-то предложения? Я готов выслушать.

Прикусив язык, Алка сердито уставилась на своего друга, не зная, что ответить.

– Так-то, милочка! Молчишь? Правильно делаешь.

С этими словами Серега ушел, сильно хлопнув напоследок дверью.

Утренний эпизод на весь день выбил Аллу из колеи. За что ни бралась, все валилось из рук. Одна радость – Стасик. Подойдет, прижмется, ласковый, как котенок.

Гладя его светлые как лен волосы, все в мелких кудряшках, Алла вспоминала, как пять лет назад перебирала такие же упругие белокурые кудри на другой голове.

«Боже мой! Как они похожи. Ну почему Стасик ничего не взял от меня? – размышляла она. – Ведь вылитый портрет своего отца. Манера разговаривать, глядя прямо в глаза собеседнику, походка. Даже кушает как отец – неторопливо, основательно! А про внешность и говорить не приходится. Если сначала соседки строили догадки, кто отец ребенка, то едва Стасик стал подрастать – замолчали. Все и так ясно».

Алла не торопясь собирала вещи и размышляла:

«А с какой это стати я должна уезжать отсюда в тьмутаракань? Оставлять квартиру неизвестно на сколько. Дверь вон какая ветхая, плечом поднапри – и вывалится. Да и отпуск жалко тратить. Ждешь-ждешь целый год, хочется отдохнуть, полодырничать, а тут уезжать! Неизвестно, как меня там встретят. И где гарантия, что все это утрясется за время отпуска. Если Серега забрал все вещи себе, значит, я устраняюсь сама собой – моя хата с краю. Как быть? Ума не приложу».

Вздыхала, машинально наводя порядок в квартире. Неприятности неприятностями, а чистота и порядок у нее на первом месте. В маленькой квартирке пусть небогато, но уютно. Знакомые часто, приходя к ней в гости, не торопились уходить.

Малыш набегался за день так, что, еле успев поесть, уснул. Убирая его розовую пяточку под одеяло, она уже твердо знала, что в Хабаровск не поедет. Но что мальчика надо увезти из города – это бесспорно.

Спала она в эту ночь крепко и без сновидений, а когда проснулась, решение пришло само собой. Поедет она к Надежде. Про нее никто не знает. Это ее секрет, наверное, единственный, который ей удалось скрыть от бдительного ока Сереги и Кольки. Живет она недалеко, в каких-то тридцати километрах от их городка, что тоже очень удобно. «Стаську отвезу, осмотрюсь здесь: что и как, а там видно будет. Да и телефон у Надьки есть. Так что связь с сыном будет постоянная», – повеселев, Алка быстренько собралась в дорогу.

Уже подъезжая к Надькиному поселку, она заробела: «А ну, как ее дома нет? Надо было позвонить. Хоть она человек домашний, но может ведь и отлучиться куда-нибудь».

Но все страхи оказались напрасными. Надежда была на месте, о чем свидетельствовала открытая нараспашку дверь ее уютного домика с голубыми окошками.

Алла вошла в калитку и громко позвала:

– Надюнчик! Ты где? Это я!

На терраске загромыхало, и Надежда выплыла собственной персоной. Надо добавить, Надюнчиком звала ее только Алка, поэтому та появилась уже с радостной улыбкой на устах:

– Кто это к нам приехал? Господи! Неужели дождалась? – Надя чуть не прослезилась и кинулась обниматься.

– Тише ты, задушишь! – Алка смеялась и говорила одновременно, а в горле стоял противный комок.

– А это кто такой хорошенький? – присев перед Стасом, Надежда с нежностью разглядывала мальчика со всех сторон, глаза ее подозрительно заблестели. Она подхватила его на руки, облобызала румяные щечки и, щебеча, пошла к дому. – Стасюшка, мальчик мой хорошенький! Приехал тетку Надю навестить, вот умник-то.

Алка с глупой улыбкой наблюдала за ними, бросив сумку у ног, на душе было радостно и спокойно, будто ее приезд сюда не был следствием грядущих неприятностей.

Сияющая Надежда оглянулась с порога:

– Ну, чего сияешь? Иди уж, мамуля дорогая!

Подняв сумку и проходя через двор, Алка на ходу отмечала, какой порядок царил вокруг: ни одной лишней щепки или ведра перевернутого, все на своем месте. «Стасику хорошо тут будет, воздух какой – хоть ложками ешь. Тишина!» – Алка вздохнула, представив разлуку с сыном, с которым не разлучалась с рождения.

Надежда уже хлопотала вовсю. Стасик, раздетый и обласканный, уплетал сгущенку, как всегда неторопливо, но при этом ухитряясь перемазаться от уха до уха.

Тарелки как по волшебству одна за другой появлялись на столе: грибы, курятина, сало, колбаса и всякие соленья.

– Сейчас еще картошечки сварю, а то не дело это – без картошечки-то! – Надька разрумянилась и сновала от стола к плите, от плиты к холодильнику. – Эх, знала бы, что приедете, не стала бы молоко продавать, а то я-то его не люблю, все продаю почти, оставляю только на масло или сметану.

– Надюнчик, как я по тебе соскучилась! – Алка сидела, привалившись к столу, и не сводила с нее глаз.

– Соскучилась, – передразнила Надька. – Как же! Три года не была! Как будто ехать на край света! У, бесстыжая!

С этими словами Надежда подошла к ней, облапила и прижала к своей пухлой груди:

– Что случилось-то, Алк? Понимаю, с порога не спрашивают, ну ты ж знаешь, как я за тебя переживаю! И глазыньки твои обмануть меня не могут – уж очень они грустные. Права я или нет?

Алка всхлипнула:

– Права! Еще как права! Но разговор этот долгий и не при ребенке.

Стасик, услышав, что о нем говорят, перестал есть и смотрел на них. Взгляд его небесно-голубых глаз был не по-детски серьезен.

– Все в порядке, малыш. Кушай, кушай, – Алла, освободясь из Надькиных объятий, чмокнула сына в макушку.

– А ты плачешь? – он все еще настороженно смотрел на мать.

– Нет, милый. Просто мы с тетей Надей давно не виделись, вот и все.

Стасик продолжил свое занятие, а Надежда свое – метать тарелки на стол. При этом то и дело поглядывала на Алку: «Во что ты опять влипла?» – вопрошал ее взгляд, но она молчала, только вздыхала время от времени.

Когда все со стола было перепробовано и за встречу выпито не по одной рюмке знаменитой Надькиной наливки, Алка приступила к своему рассказу. Стасика отправили играть с котенком в другую комнату, и оттуда доносился радостный визг малыша.

Надо отдать должное – Надька слушать умела. Когда Алка закончила, она, пытливо глядя на нее, спросила:

– А почему ты сама-то не хочешь исчезнуть из города? Что у меня, места, что ли, не хватит? Ты знаешь, что, кроме вас со Стаськой, у меня никого нет. Если завтра соберешься жить здесь совсем, я всем святым свечек понаставлю.

– Ну, у меня работа, – растягивая слова, мямлила Алка, – да и квартиру оставлять надолго не хочется.

– Чего у тебя там брать-то? Да моего добра на всех хватит!

– А что ни что, все равно жалко! Я на кровные все покупала! – окрысилась Алла.

– Ты кого обмануть хочешь? Это ты можешь Сереге или Кольке заливать, они по глупости своей мужской, может, и поверят, но я-то знаю, почему ты в городе хочешь остаться! – Надежда в сердцах бросила тряпку, которой сметала крошки со стола. – Все забыть не можешь! За что ж ты любишь его так по-собачьи? Тьфу!

Под Надькиным взглядом Алка нетерпеливо заерзала и стала перебирать бахрому вязаной скатерти:

– Не знаю! Не могу я его забыть! Да и не все мне понятно, что произошло тогда. Чем больше об этом думаю, тем больше вопросов. Вот и хотелось бы эти вопросы задать тому, кто может на них ответить.

Надька ахнула:

– Ты хоть понимаешь, что говоришь! Не пущу! Сейчас привяжу к кровати и не пущу! Он знать тебя не захотел! Всю жизнь перечеркнул тебе и брату твоему, а ты с ним разговаривать собралась! – Голос ее сорвался на крик: – Алка, не смей!

Алла начала метаться по комнате, что было явным признаком душевного волнения:

– Все меня оберегают, все хотят как лучше! А кто-нибудь из вас спросил за эти пять лет, чего хочу я? – ее лицо исказилось от нахлынувших чувств. – Ладно, Колька – им месть движет! С Серегой тоже все понятно – увели бабу из-под носа да еще ребенка сделали! Но ты-то, ты!!! Если я молчала все эти годы, улыбалась, когда выть хотелось, это не значило, что меня все устраивало!

Плюхнувшись на стул со всего размаху, Алла уставилась на Надежду исподлобья:

– Слишком много времени я молчала, пора расставить все точки над «i».

Воцарилось молчание, потом подруга, тяжело вздохнув, выдала:

– Алунчик, деточка ты моя! – Надька приблизилась к ней, обхватила ее голову руками и поцеловала в лоб. – Делай, что считаешь нужным. За Стасика не волнуйся, он у меня еще лучше будет, чем с тобой.

– Это почему еще, – ревниво покосившись на Надежду, сказала Алка. – Я что – плохая мать?

– Никто этого не говорил. Просто с твоей работой и вечной нехваткой денег в неврастеничку превратилась. Да ты и права, наверное. Настала пора обо всем узнать поподробнее. А то растет ребенок сиротой при живом отце.

– При чем тут это? – Алка недовольно поморщилась. – Я не хочу предъявлять ему претензии по поводу сына. У меня к нему много других вопросов.

– Каких? – Надежда в упор смотрела на подругу. – Скажи, что тебя мучает, может, я смогу помочь?

– Ты? – Алка фыркнула. – Что ты можешь знать о той ночи, которая… Ладно, давай не будем об этом.

Надька как-то загадочно посмотрела на Аллу:

– Я могу знать многое. Смотря что тебя интересует. Не забывай, что когда-то я была журналисткой, причем в самых горячих точках побывала.

– Но когда все случилось, ты меня даже не знала!

– Зато потом у меня было время подумать, – взгляд ее стал еще загадочнее.

– Ну, давай вещай, оракул! – Алка с интересом смотрела на Надьку.

– Понимаешь, мамуля дорогая, когда все это случилось, я была как раз в городе. В эту ночь мы с одной компанией гудели в ресторане. Я уж сейчас события той ночи плохо помню, набралась, я скажу, прилично. Я об этой вечеринке и не вспомнила бы никогда, если б не одно событие.

– Не тяни, – Алка аж осипла от волнения.

– Помнишь, три года назад ты приезжала ко мне со Стасиком?

– Помню, ну и что?

– Так вот. Когда я с ним гуляла, ты еще спать улеглась тогда, к нам Вика подошла. Она все мальчиком нашим восхищалась и все тискала его: «Ну надо же, какой ребенок! Я таких красавчиков еще не видела!». А потом паскудненько так улыбается и говорит: «Хотя постой. Кажется, я знаю одного такого симпатулю». Я сладенько так отвечаю ей: «И кто же он? Уж не Кристофер ли Ламберт?» А она: «Может, и он. Только что он делал в нашем захолустье, да не где-нибудь, а в ресторане?» Она фыркнула. Тут я насторожилась и спрашиваю: «Чего городишь-то, не пойму». А она: «Помнишь, когда мы ездили на день рождения Виталика? Почти два года назад?» Я ей: «Помню, и что?» – «Так эта лапа сидела за соседним столиком и все на часы поглядывала. Я уж перед ним и так и эдак, а он – ни в какую. Видно, ждал кого-то. Долго сидел, почти до закрытия. Ты-то не помнишь, обожралась тогда. А я как сейчас вижу: глаза синие, утонуть можно! А волосы – это что-то! Кудрищ копна такая!» Она мечтательно глазки закатила, но я вцепилась в нее как клещ: «Прямо ты запомнила его? Столько времени прошло…» – «Я и не запомнила. Просто его вчера по телевизору показывали, в связи с каким-то там совместным предприятием. Я и вспомнила, а у меня на мужика глаз такой – увидела, как сфотографировала. Вот я и говорю, уж больно малыш на него смахивает, ну как одно лицо. Твоя подружка, случаем, не от него понесла?» Потом заржала, как лошадь, и пошла-завиляла.

Надежда вздохнула после своего монолога, облизала губы и продолжила:

– Если она не ошиблась, то уйти он был должен оттуда где-то в половине третьего. А ведь то, что произошло, случилось гораздо раньше. Нестыковочка какая-то.

– Что ж ты молчала-то все эти годы?! – посиневшими губами еле прошептала Алка. – Как ты могла?! А ты знаешь, сколько слез я пролила за все это время?! Сколько раз хотела руки на себя наложить?!

– Подожди, не стервеней, – Надька обиженно засопела. – Не могла я тогда тебе все сказать. Ты только-только в себя приходить стала, а я тебе ляпнуть это должна была, да?

– И что же ты сделала? Ты, ты… Глаза б мои на тебя не глядели, – Алла опять начала метаться по комнате.

– Да не мельтехайся ты! Аж в глазах рябит, – подруга поморщилась. – Я, между прочим, тоже сложа руки не сидела. А провела свое небольшое расследование.

– Провела что? – Алка с изумлением уставилась на Надежду.

– Расследование, – Надька скромно потупилась. – Я ведь тоже с пониманием. Знаю, что он для тебя значил когда-то. Оказалось, и до сих пор…

Она безнадежно махнула рукой.

– Не тяни, Надюнчик, говори, – Алка с мольбой смотрела на Надежду.

– Подхалимка! Только что обвинить меня была готова, а то сразу «Надюнчик», – передразнила Надька. – То, что я тебе поведаю, вряд ли можно назвать приятным.

Она пытливо смотрела на Алку, не зная, как начать рассказ.

– Во-первых, тогда – три года назад – он действительно работал в коммерческих структурах, и передача эта выходила в эфир – все совпадает. Но потом кое-что изменилось, и сейчас, Серега тебе правильно сказал, Влад в мафии. Но это еще не все.

– Говори! Хуже, чем сейчас, мне уже не будет.

Но она ошибалась, следующие слова Надьки повергли ее в шок:

– Алка, он женат!

– Поэтому ты и молчала, – обреченно, тихо промолвила Алла.

– Да.

– А дети?

– Нет, детей нет.

Алка обхватила себя руками и еле слышно обронила:

– Сейчас, может, уже и есть. Когда он женился?

– Давно, – Надежда избегала Алкиного взгляда.

– Когда?!

– Ну, в общем, когда он был с тобой, то уже был женат. – Надька с жалостью посмотрела на подругу. – Ведь не хотела говорить, знала же, что расстроишься.

Не глядя на нее, Алла поднялась и вышла из дома. Обогнув угол, углубилась в сад. Почки только-только начинали набухать, в воздухе пахло весной, и было тепло совсем по-весеннему. Но что для человека красоты природы, когда он узнает, что его дважды предал тот, кто до недавнего времени был дороже всего на свете? Привалясь спиной к стволу яблони, Алка разразилась горькими слезами. Ей думалось, что все слезы она уже выплакала раньше, оказалось, что нет. Каждый раз, врываясь в ее жизнь, Влад причинял ей боль и горечь утраты.

Успокоение пришло вместе с Надеждой, которая, укутав ее плечи в старенькую телогрейку, крепко обняла и повела к дому, уговаривая, как ребенка.

Вдыхая ее запах, запах молока и свежести, Алла постепенно приходила в себя. Нельзя, чтобы Стасик видел ее слезы.

Подруги просидели и проговорили весь день. Стасик не проявил особого беспокойства по поводу того, что остается пожить у тети Нади. А то, что не придется ходить в садик, вообще привело его в восторг.

Облобызав мамулю на прощание, Стасик схватил котенка, с которым уже успел подружиться, и побежал обживать окрестности, благо разгуляться было где.

– Да! Он тебе создаст здесь уют, – с тоской глядя на улепетывающего сына, промолвила Алла.

– Да не ревнуй ты, дуреха, – Надежда хохотнула. Потом, сразу посерьезнев, спросила: – Все помнишь, что я тебе сказала?

Алка поежилась:

– Да, помню. Только чудно как-то, Надюнь. Я же с ними всю жизнь бок о бок, а тут – секреты.

– Обо мне так никто и не знает? – подруга пытливо уставилась на Алку.

– Нет! – она хихикнула, затем сложила комбинацию из трех пальцев. – Вот им! И так во все щели моей жизни залезли.

Троекратно расцеловав подругу на прощание, не забыв сунуть пакет с деревенскими гостинцами, Надежда пошла к дому. Алка уселась у окошка пригородного автобуса, прикрыла глаза и мысленно вернулась в то время, когда она впервые встретила эту женщину.

Аллу положили на сохранение в гинекологическое отделение, в палату, где лежала еще одна женщина. Лица ее она не видела за неделю ни разу. Та лежала, отвернувшись к стене, и плакала почти все время, когда не ела и не выполняла процедуры, предписанные врачом. Поскольку время этих процедур с Алкиным не совпадало, то познакомиться не было возможности. Да и желания не было, если честно. Алка забилась в свой кокон, который соткала из боли и пустоты. Ей, так же как и соседке, не хотелось ни с кем разговаривать, но приходилось, поскольку Серега от больницы не отходил. Многие даже думали, что он отец ребенка, которого она носила под сердцем.

Он смотрел на нее глазами побитой собаки, гладил ее волосы дрожащей рукой и все время повторял: «Все будет хорошо!» Но Алла знала, что все хорошее в ее жизни уже случилось. Поэтому молча брала пакет с фруктами и так же молча уходила. Приходя в палату, она заставляла битком набитую тумбочку и опять погружалась в транс. Потом санитарка выгребала начинающие портиться продукты, укоризненно качала головой и ругала ее тихим голосом, что не бережет себя и ребеночка. Вот, мол, молодые нынче что творят, сделают ребенка во грехе, а потом его еще нерожденного голодом изводят. Алка в это время, уставившись в потолок, мысленно считала до ста, а соседка ее переставала хлюпать носом и вроде бы прислушивалась – поди пойми.

Все это так и продолжалось бы дальше, если бы однажды не случилось то, что должно было случиться.

Серега пришел как обычно после тихого часа, но в этот раз вел себя как-то странно. В ее сторону не смотрел, а уселся на скамейку в холле, сцепил руки замком и тихо промолвил:

– Аллочка, мне надо сказать тебе что-то.

– Что? – бесцветным голосом произнесла она. А про себя мысленно усмехнулась: что еще он может сказать ей такого, чего она не знает?

– Дело в том, что Влад уехал, – скороговоркой выпалил он.

– Как уехал? – Алла непонимающе уставилась на Серегу.

– Его отпустили. Приехал какой-то важный адвокат из Москвы. Нашел много такого… Ну, в общем, милиция наша что-то сделала не так. Я точно ничего не знаю. Оказывается, за Владом большие люди стоят, отмажут!

– Значит, он не виноват! – от радости у нее подкосились ноги. – Боже мой! Он не виноват! Серега, ты понимаешь, он не виноват!

– Подожди, Алк, – Серега с жалостью посмотрел на нее и отвернулся. – Я этого не говорил. То, что его отпустили, еще ничего не доказывает! Но это не все.

– Что может быть важнее? Он невиновен! Господи, ты услышал мои молитвы!

Ей хотелось плакать и смеяться одновременно.

– Ты что, не поняла? Я сказал, он уехал, – голос Сереги стал грубее. – Он бросил тебя и ребенка, ты это можешь уяснить? А насчет того, что не виноват, я повторяю: ничего не доказано. Его освободили под залог. Да что для них – для больших парней – жизнь другого человека? Откупятся!

– Да ты что, Серега! Он не мог так поступить! Он же любит меня, а когда узнает, что у нас будет ребеночек, так будет плясать от радости!

Алка обхватила Серегину голову руками и чмокнула в нос, счастливая улыбка расцвела на ее лице:

– Ты просто ничего не понял.

– Да куда уж мне! – Криво ухмыльнувшись, Серега продолжил: – Алла, постарайся выслушать меня до конца. Я понимаю, что тебя нельзя сейчас волновать, но молчать не могу.

Он потер пальцами виски и, все так же глядя в сторону, глухо продолжил:

– Он был у меня перед отъездом и разговаривал со мной, с Колькой встретиться не пожелал. В общем, сказал, чтоб ты не искала его и оставила в покое, потому что таких девок, как ты… Дальше цитирую. – Судорожно вздохнув, Серега сказал: – На каждой привокзальной площади десяток. Забудь его, стервеца, Алк, я женюсь на тебе и ребенок будет моим. Хочу только, чтобы ты забыла весь этот кошмар и его в первую очередь. Я все прощу!

– Меня не за что прощать! – ледяным тоном произнесла Алка. – Ты иди, Серега, мне на уколы пора.

С этими словами она круто повернулась и на негнущихся ногах пошла в отделение. По дороге кто-то улыбался ей приветливо, но она ничего не видела.

Алка зашла в палату и заорала. Заорала дико, страшно! Так, наверное, орет раненое животное, видя, что спасенья ждать неоткуда! Потом ее окутала темнота.

Очнувшись, она обнаружила, что от ее ключиц отходят трубки капельниц, а над ней склонилось озабоченное лицо старшей медсестры:

– Ну, слава богу, очнулась! Напугала ты нас, милочка! С этой минуты никаких посещений, постельный режим и усиленное питание. Соседка за тобой присмотрит.

С этими словами, поправив подушку, она выплыла из палаты.

Алла повернула голову чуть в сторону и увидела женщину, которая сидела на стуле и с напряженным вниманием следила за ней.

– Привет. Я Надежда, а тебя Аллой зовут. Мне сказали, – она встала и медленно подошла к кровати, – ты поспи теперь, тебе покой нужен, а я рядом побуду, если что нужно, скажи. Я знаю, тебе сейчас никого видеть не хочется, надоедать не буду, просто посижу рядом, хорошо?

– Хорошо, – еле разлепив губы, прошептала Алла, – что со мной?

– Ты потеряла сознание, наверное, голова закружилась. Мне сказали, что ты не ешь почти ничего. Неправильно это, – Надежда горестно поджала губы.

– А сама! – прошептала Алла. – Все время плакала и тоже ничего не ела.

– У меня причина была! – женщина укоризненно посмотрела на нее. – А у тебя что?

– Какая причина? – уходя от ответа, спросила Алла.

– Все расскажу потом. Все! Ты отдыхай, милая, – поправив одеяло, Надежда с грустью смотрела на нее. – Молоденькая-то какая, красивенькая.

Алка медленно погружалась в сон.

Последующие недели пролетели быстро. Надежда закармливала Аллу витаминами, не отходя от нее ни на шаг. Они подолгу разговаривали, постепенно узнавая друг о друге все больше и больше. Лед отчуждения таял, его место начала занимать взаимная симпатия, которая постепенно перерастала в привязанность.

От Надежды Алла узнала о трагедии, которая произошла с ней в одной из горячих точек страны, куда молодая женщина поехала в надежде увидеться с мужем, который там был по долгу службы. Поехала, чтобы сообщить ему о своей беременности, да заодно и репортаж сделать для своей газеты. Но приехала слишком поздно: муж был убит за день до ее приезда осколком снаряда. Дальняя дорога и сильное горе способствовали тому, что Надя потеряла ребенка. Ее сняли прямо с поезда с сильным кровотечением и поместили в районную больницу. На чем она сама, кстати, настояла – в этом городе было много их с мужем общих знакомых. Но все усилия врачей были напрасными – не помогли ни деньги, ни связи.

Когда она узнала историю Алки, то долго молчала, затем, тяжело вздохнув, сказала:

– Я так хотела, чтобы мой малыш был жив. Это все, что у меня оставалось от мужа, но судьба распорядилась иначе. А у тебя будет ребенок от человека, которого ты любишь. Ты должна сберечь его для себя, а себя для него.

Потом начинала ворковать, утирая Алкины слезы. После смерти родителей с ней никто так не нянчился. Серега и Колька окружили ее заботой, но что их забота без материнского тепла. А Надежда ей стала и подругой, и матерью, и сестрой.

Алку выписывали первой. Когда она уже переоделась и присела напоследок, Надежда ей строго сказала:

– Ты должна помнить, что ты и твой малыш – теперь вся моя семья! Я продам квартиру и переберусь к тебе поближе. Мужики твои мне доверия не внушают, а Серега твой – так особенно. Никогда ему не прощу, что он такие вещи сказал, зная, что тебе и так тяжело. Береги себя, девочка моя!

Она крепко обняла Алку, отстранилась, внимательно разглядывая ее:

– Больше гуляй, кушай хорошо. На все мои дела уйдет немало времени, но не думай, что я бесследно исчезну из твоей жизни. Молчание может быть долгим, поскольку писать не люблю, а звонить тебе некуда, но я тебя не брошу.

Потом отвернулась и глухо сказала:

– Если мальчик будет, назови Стасом! – так звали ее покойного мужа.

– Хорошо, Надюнчик! Я буду ждать тебя!

Прошло много времени, прежде чем Надежда опять появилась в ее жизни, но посылки Алла получала регулярно: распашонки, пеленки, ползунки и всякие игрушки-погремушки.

У Алки родился хорошенький, здоровенький мальчик. Назвала она его Стасиком. В роддом за ней приехал один Серега. Колька напился, Алка простила, понимая его чувства.

А затем начались длинные бессонные ночи и дни, наполненные хлопотами. Тяжелые воспоминания отодвинулись как бы на задний план. Все мысли и чаяния были только о ребенке, а поскольку желанен он был только для нее, то радости своей она никому не показывала. Колька появлялся, исчезал на недели и месяцы, за прогулы и пьянство его выгнали с работы, и он опускался все ниже и ниже. Серега заходил регулярно, приносил гостинцы, деньги, которые Алка брала с большой неохотой, справлялся о самочувствии и уходил. Пару раз возвращался к разговору о замужестве, рисуя радужные картины, но Алка обрывала его на полуслове.

Когда Стасику был почти год, Надежда объявилась. Ворвалась к ней как ураган, подхватила малыша на руки, тискала, сюсюкала и целовала. А он, надо сказать, не испугался ее, хотя чужих очень боялся. И опять существование подруги осталось тайной для ее брата и друга: Колька был в очередном запое, а Серега куда-то исчез на месяц. Надька быстро собрала их и увезла к себе в поселок, где незадолго перед этим купила домик. Но пока не привела его в порядок, к Алке не приезжала. Потом так и повелось: как только ее мужики исчезали из поля зрения, так она ноги в руки – и к Надежде. И не потому она о ней молчала, что нравоучений очередных боялась, а потому, что это была ее первая от них тайна и раскрывать ее ей не хотелось. А спроси – почему? Она и сама не знала. Не знала она и того, что впоследствии это спасет ей жизнь, и не ей одной…

Когда мальчику исполнилось полтора года, Алка вышла на работу, и визиты к подруге стали редкостью.

Алка оторвалась от воспоминаний и вздохнула. Надежда вон говорит, что три года не приезжала, – явное преувеличение, но что давно не была – это точно.

Автобус остановился почти у самого дома, чему Алла обрадовалась, учитывая сгущающуюся темноту на улице. Свет горел во всей квартире, она поморщилась:

– Братец объявился, сейчас денег начнет просить.

Против обыкновения Колька был трезвым и был не один – Серега сидел в комнате, уставившись в телевизор, и хмуро молчал, не ответив даже на приветствие. Забирая у сестры сумку, Николай проворчал:

– И где тебя носило весь день? На улице темнота, в городе черт-те что творится!

– А что творится-то? – как можно беззаботнее спросила Алка, но в сердце кольнуло: «Про Стаса даже и не спросил!» – Я сейчас вас буду угощать.

Алка, надев тапочки, прошлепала на кухню, дабы оттянуть неизбежное. Знала – серьезного разговора не избежать.

Мужики прошли за ней следом и стали стеной. «Ну, начинается! – Алка отвернулась от них и стала разбирать сумку. – Надюнчик постаралась на славу, – с теплом подумала она. – Мне этих продуктов на месяц хватит».

– Ну, и?.. – тон, которым был задан вопрос, не сулил ничего хорошего. – Где ты была?

– Сережа! Не надо так волноваться. Ситуация под контролем. – Алка с улыбкой посмотрела на говорившего и оторопела – в таком бешенстве он пребывал нечасто.

– Где Стас? – рявкнул он.

– Наконец-то вспомнили, – ехидно заметила она. – Он у моей подруги. Поживет там пока.

– Что за подруга?

– Кто такая?

Вопросы прозвучали одновременно. Алка пожала плечиком и ничего не ответила.

– Давайте руки мойте, сейчас будем ужинать.

Но Серега, казалось, не слушал ее:

– Я тебе что сказал вчера? Почему ты решила опять сделать все по-своему? Зачем ты появилась в городе? Не терпится на любимого взглянуть?

– Прекрати, – болезненно поморщившись, Алла полезла в шкаф и достала пачку запрятанных сигарет. Надо сказать, что прятала она их от себя. Потому что твердо решила бросить курить, но когда на душе скребли кошки, нет-нет, да и вытянет сигаретку-другую. – Во-первых, я слишком долго была под вашей опекой, а ведь давно уже стала большой девочкой. Во-вторых, подруга моя – надежный и проверенный человек. А в-третьих, мне действительно нужно поговорить с Владом! Если кого это не устраивает – пишите рапорт!

– Ах ты дрянь! – Серега рванулся к ней, но Колька ухватил его за руку. – Я как последний идиот жду уже столько лет – когда несравненная принцесса обратит свой взор на меня, а она опять собралась стать его подстилкой!!!

– Прекрати! Прекрати сейчас же! – голос ее сорвался на крик. – Ты не смеешь меня оскорблять! Я жалею, что пришла к тебе за помощью!

Она глубоко затянулась, на глазах ее выступили слезы то ли от дыма, то ли от обиды на Серегу. Колька по-прежнему хранил молчание, время от времени потирая шею.

– И что ты намерена делать дальше? – уже тише спросил Серега, но напряжение в голосе еще было. – Хотелось бы знать ход твоих мыслей.

– Вот, вот! Вы все знаете о ходе моих мыслей! Только о своих забываете! – Алка начала собирать на стол. – Ничего я не собираюсь делать, пусть все идет, как идет. Стасик в безопасности. А я… – Алка пожала плечами: – Поживем – увидим!

– Ну что же, – Серега, прищурившись, смотрел на нее. – Давай, давай! Только не пожалей потом, подруга!

С этими словами он оттолкнул Николая и вышел, громко хлопнув дверью.

Накормив брата, Алка перемыла посуду и забралась с ногами в свое любимое старое кресло, которое досталось ей от родителей (второе забрал себе Колька). С тех пор, как ушел их общий друг, они не обмолвились с братом ни словом. Наконец, вздохнув, Колька спросил:

– Зачем ты отдала Сереге бумажник?

– А кому же еще? Ты вечно пьян, если не пьян, то неизвестно где, – возмутилась Алка. – А меня эта находка жгла каленым железом. А почему ему нельзя, ты, что ли, сам хотел поживиться?

– Вот еще! – брат фыркнул. – Ты хоть знаешь, что сейчас в городе творится?

– А что?

– Что! – Колька смотрел на нее тревожно. – Братвы понаехало тьма. Наглые. Девок снимают, причем малолеток. Тьфу! Менты наши не знают, что делать, обстановка накалилась до предела. Наверняка каждый второй вооружен. А как представлю, что они по твою душу, так душа моя в пятки.

– Ну, о том, что я нашла бумажник, знаете только вы с Серегой, так что волноваться нет причин.

– Я бы так не думал, – Колька опять потер шею, что было явным признаком волнения. – Деньги меняла? Меняла. Сразу вопрос – откуда у тебя зеленые? Когда у лужи стояла, кто-нибудь да видел. Сейчас даже у стен есть уши, а тут улица.

– Ну, остается один вариант. Забрать у Сереги этот чертов бумажник, пойти и отдать хозяину!

– Ну, придумала! Принести-то ты принесешь, а вот дойдешь ли ты потом до дома – это вопрос.

Повздыхав еще немного, Колька убрался восвояси. Укладываясь спать, Алка с грустью смотрела на Стаськину кроватку: как-то там ее мальчик? И не видит-то три часа, а уже скучает.

Утро понедельника выдалось солнечным. Алла проснулась с хорошим настроением и сразу принялась за дело. Давно она уже с такой тщательностью не собиралась на работу. Уложила волосы, нанесла макияж. Долго думала, прежде чем залезть в шкаф за одеждой: что и говорить – выбор был небогатый. Вздохнув, вспомнила, сколько вещей ей покупал Влад, но все почти пришлось продать, чтобы хоть как-то удержаться на плаву. Остановила свой выбор на брючном костюме, единственном ценном, что осталось от его приобретений. Костюм был куплен в бутике и очень дорого стоил. Классический покрой его не вышел из моды до сих пор.

«Кого я хочу обольстить? – с грустной усмешкой думала Алла, повязывая легкий шарфик и накидывая курточку. – Зачем я ему? Если пять лет назад он отвернулся от меня, то что я для него сейчас?»

Дорога от дома до работы занимала у нее чуть больше двадцати минут, и за это время она продрогла до костей. «Вот идиотка, на улице еще март, а я вырядилась! Тоже мне Мисс Городская неудачница! Не хватало еще простуду схватить».

За то время, что она добиралась, ей все же удалось заметить кое-какие перемены в городе. Выражалось это в первую очередь наличием машин иностранного производства, которых она насчитала как минимум четыре. Все пронеслись мимо нее на большой скорости. Молодежь стайками тусовалась по центральной улице, что тоже было весьма странно – выползали они обычно к вечеру. «Уж не меня ли пасут?» – опасливо озираясь, подумала Алка. Но присутствие на улицах города большого количества милиции, что тоже казалось странным в такое время, вселяло в нее уверенность.

После обеденного перерыва, позвонив Надежде, Алка едва уселась на рабочее место, как ее попросили в приемную к телефону. «Странно, – думалось ей, – кто бы это мог быть?» Но в трубке молчали. На Алкино «алло», которое она повторила минимум три раза, кто-то тихонько рассмеялся и положил трубку.

– Ну все, начинается! – проговорила она.

– Что ты сказала, Аллочка? – секретарша Верочка в недоумении уставилась на нее голубыми глазками.

– Ничего, все нормально. Спасибо, Вера. – Аллочка вымученно улыбнулась.

Никаких мыслей не шло в голову, кроме одной, засевшей в мозгу. Только один человек приглашал ее к телефону в приемную, но было это больше пяти лет назад.

После работы Алла летела домой как на крыльях. «Спрятаться, укрыться, – билось в мозгу. – Почему я не осталась у Надьки? Вот идиотка, что теперь делать?» Но когда она подошла к своей двери, ужас холодной рукой взял ее за горло – дверь была приоткрыта. Алка попятилась и что есть силы рванула на Серегин этаж. На звонки никто не открывал. Привалившись спиной к стене, она отдышалась: «А может, это Колька пьяный приходил? Все правильно, чего это я запаниковала? Ведь такое уже было, и не раз: придет, а дверь закрыть забудет».

Она медленно толкнула дверь в свою квартиру, потопталась на пороге и вошла.

– Коль, ты здесь? – дрожащим голоском позвала Алла.

Тишина в ответ казалась оглушительной. Обойдя всю квартиру, она окончательно успокоилась – все вещи на месте.

Уже застилая постель, Алла обратила внимание на маленький предмет, лежащий на книжной полке. Закусив губу и сдерживая подступающие слезы, она взяла в руки брелок для ключей. Тот самый брелок, который она подарила Владу. Подарила в дни, наполненные любовью и самых радужных надежд на будущее.

«Он был здесь! – Алка лихорадочно соображала. – Почему? Что ему от меня надо? Почему не дождался? Как он вошел сюда?»

Страшная догадка пронзила ее: «Если он вошел сюда, значит, может войти кто угодно! Как же мне теперь быть тут одной?»

Молча глотая слезы страха, Алла начала баррикадировать дверь: пододвинула тумбочку от зеркала, притащила с кухни стол и тоже подперла им дверь, понимая все же, как ненадежна эта защита.

Ночь была кошмарной. Она вздрагивала от каждого шороха за дверью. Под утро забылась тревожным сном. Будильник звонил сегодня особенно пронзительно. Зарываясь головой в подушку, Алка приняла решение: сегодня она возьмет отпуск и уедет к Надежде, иначе с ума сойти можно от страха и ожидания.