Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Поздняя беременность — это не только долгожданное счастье, но и огромный риск. А вокруг так много мошенников, которые наживаются на отчаявшихся женщинах, да и рынок подпольного суррогатного материнства процветает… С каждым днем все ближе и ближе срок, когда малыш должен появиться на свет, а судья Елена Кузнецова лишь недавно рассказала близким о беременности. Давно пора встать на учет в женскую консультацию, а также выбрать роддом. Но невозможность разделить с любимым человеком ответственность приводит к растерянности и панике… Лена знает, что сестра Натка с Таганцевым всегда придут на помощь, но у них своя жизнь. А уже взрослая дочь Сашка не только неосознанно ревнует, но и переживает непростой период в личных отношениях… В свет выходит новый остросюжетный роман звездного дуэта Татьяны Устиновой и Павла Астахова из цикла «Дела судебные» — «Райский плод». По традиции это увлекательный коктейль из жизненной драмы и нетривиальной истории жизни одной, казалось бы, обычной женщины. Тем приятнее будет новая встреча с любимыми писателями и их героями — судьей Еленой Кузнецовой и ее неугомонной сестрой Наткой, вечно попадающей в разные передряги.
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 297
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
© Астахов П., Устинова Т., 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.
Черный рынок материнства… Бессмысленное словосочетание? Увы, нет, жутковатая реальность. Тандем писательницы Татьяны Устиновой и юриста Павла Астахова – беспроигрышное сочетание, чтобы погрузиться в очень реальное описание будней беременной женщины и, к сожалению, не менее реального мира, где дети становятся товаром. Главная героиня цикла – судья Елена Кузнецова – столкнется в книге и с тем, и с другим.
На учет в женскую консультацию я встала по месту жительства.
Сашка, конечно, вопила как резаная, что это неправильно и вообще опасно – пользоваться бесплатной медициной. Вообще с того самого момента, как моя взрослая дочь узнала о моей беременности, она только и делала, что вопила. И, как можно догадаться, не от радости.
Я Александру, конечно, понимала. Девятнадцать лет дочь была единственным ребенком в семье, и тот факт, что она давно выросла, живет отдельно и фактически имеет собственную семью, ничего в этом раскладе не менял. Сашка отчаянно ревновала меня к будущему малышу и не могла в этом признаться. И скрыть это не могла тоже.
– Ты хочешь оставить ребенка? – это был первый вопрос, который я услышала от своей дочери, когда, собрав всю родню на кухне, сделала шокирующее заявление.
Моя сестра Натка и ее муж Костя ошарашенно молчали, не в силах переварить услышанное. Друг Саши Фома Горохов, разумеется, молчал тоже. Мой неофициальный зять понимал, что его мнение учитываться не будет. Дети – десятилетний Сенька и трехлетняя Настя – в расчет вообще не принимались и увлеченно занимались своими делами в комнате.
– У меня уже нет другого выхода, кроме как его оставить, – призналась я. – У меня срок большой. Двадцать одна неделя.
– Сколько? – ужаснулась Натка. – И ты так долго молчала? Лена, у тебя что, совсем мозгов нет?
– Мне нужно было время на то, чтобы принять решение, – сказала я.
Не говорить же моим дорогим родственникам, что именно такой реакции на мое сообщение я и ждала, оттого и тянула с признанием.
– Получается, приняла. – Натка тяжело вздохнула.
– Да, приняла. И его последствия буду расхлебывать самостоятельно, впрочем, как и всегда. Я оставила ребенка, потому что хочу его родить. Аборт, к счастью, делать поздно, так что от ваших уговоров по этому поводу я избавлена. Негодование можете высказать, конечно. Вот только оно ничего не меняет.
– Нет, ты точно ненормальная! – Натка пришла в себя и кинулась в атаку.
Характер у моей младшей сестры боевой, так что легко она не сдастся.
– Лена, а с чего ты вообще взяла, что, к примеру, я стала бы уговаривать тебя на аборт? – продолжила она.
Я озадаченно посмотрела на Натку.
– А разве нет?
На глазах у сестры появились слезы.
– Лена, когда мы с Костей приняли решение удочерить Настю, ты всячески меня поддержала и очень сильно мне помогла. Да, ты высказывала сомнения в моей готовности к такому ответственному шагу, но когда убедилась, что это не минутная блажь, то больше ни слова не сказала. Так почему же ты думаешь, что я могу быть против того, чтобы ты родила ребенка? Кстати, от кого он? От Миронова?
Я не верила собственным ушам.
– От Миронова, – согласилась я. – Погоди, Наташа, так ты что, не против?
– А почему я должна быть против? – язвительно спросила сестра. – Если ты приняла такое решение, значит, убеждена в его правильности. А мне остается только тебе помочь, как ты всегда помогала мне. И с Сенькой, и с Настей. Я что, зверь какой-то? Или чужой тебе человек? Ты вообще как посмела во мне сомневаться!
– Да я не сомневалась, – пробормотала я. Наткины слезы и возмущение стали для меня новостью. – И что, нравоучений не будет?
– Будут! – припечатала сестра. Слезы ее уже высохли, глаза горели. – Ты хоть понимаешь, что в твои годы так затягивать с постановкой на учет – это преступление против собственного здоровья? Лена, нельзя же быть такой безответственной. О себе не беспокоишься, так хотя бы о малыше подумай. Тебе сорок лет. В такие годы во время беременности может случиться что угодно, включая хромосомную аномалию плода. И такие нарушения необходимо выявлять как можно раньше.
Да уж, умеет моя сестра поддержать. Ничего не скажешь.
– Я завтра же пойду в женскую консультацию и встану на учет, – сказала я жалобно. – Я не могла это сделать до того, как признаюсь во всем вам и Плевакину.
– А Плевакин-то тут при чем? – вылупила глаза Натка. – Это так звучит, словно он отец ребенка.
Я представила степенного Анатолия Эммануиловича и впервые за вечер рассмеялась.
– Нет, я бы не могла так поступить с Тамарой Тимофеевной. Я никогда не видела от нее ничего, кроме добра. И с Плевакиным меня всегда связывали только рабочие отношения.
Натка с подозрением посмотрела на меня.
– У тебя из-за беременности стало совсем плохо с чувством юмора, – вынесла свой вердикт она. – Разумеется, в романе с начальством я тебя не подозреваю. Только вот почему он должен был узнать о твоем интересном положении раньше, чем мы – члены твоей семьи, я все равно не понимаю.
Лицо сестры пылало праведным гневом. Я понимала, что и она, и Сашка вправе сердиться на меня за скрытность.
– Наташа, мне в декрет через два месяца, – примирительно сказала я. – Разумеется, я должна была предупредить руководство о том, что вскоре оно не сможет на меня рассчитывать. Теперь, когда все знают, и дома, и на работе, я могу встать на учет и пройти необходимые обследования. Впрочем, их результат я и так знаю. Я же, по настоянию Виталия, сделала полный медицинский чекап весной. Я совершенно здорова.
– Мам, а Виталий Александрович знает? – нарушила молчание Сашка.
Я вздрогнула.
– А и правда, – спохватилась Натка. – А что говорит по всему этому поводу будущий отец? Счастлив? Помнится, он очень этого хотел.
Я молчала. Пауза опасно затягивалась.
– Лена, погоди, – вступил в разговор Костя. – Ты что, хочешь сказать, что Миронов до сих пор не в курсе? Ты вообще собираешься ему говорить, что носишь его ребенка? Или твоя проклятая гордость не позволяет тебе поделиться информацией, которая так-то его напрямую касается?
– Я собиралась ему сказать, – выдавила я.
– Да? Когда?
– Я вчера позвонила ему, чтобы договориться о встрече.
– Уже лучше, – Таганцев легонько вздохнул, видимо, признавая, что я не безнадежна. – И когда вы встречаетесь?
– Он сказал, что не может со мной встретиться, – бесцветным голосом сообщила я. – Я случайно поймала его уже в самолете. Он отправился путешествовать.
– Ну, значит, встретится с тобой, когда вернется, – заключил Костя. – Куда именно он отправился?
– В Антарктиду, – сказала я и заплакала. – Он уехал на четыре месяца. Сказал, что никак не может прийти в себя после нашего расставания, а потому решил кардинально сменить обстановку.
В кухне снова воцарилось молчание.
– Вы оба друг друга стоите, – наконец припечатала Натка. – Идиотизм заразен. Какая Антарктида?
– Самое труднодоступное место на Земле, – сквозь слезы объяснила я. – Ежегодно белый континент посещает свыше сорока тысяч туристов, но из-за удаленности от Большой земли и очень сложной организации туров это самые дорогие путешествия в мире. Понятно же, что ничего попроще Виталий выбрать не мог. В этом он весь. А что касается идиотизма, то отправиться в Антарктиду – ничем не глупее, чем уехать одной в африканскую страну, где только что произошел государственный переворот, и попасть там в тюрьму.
Я, конечно, била по больному, ведь давала себе слово не напоминать сестре о глупости, которую она совершила год назад, но сейчас не смогла удержаться[1]. Натка, разумеется, тут же надулась и замолчала. Как говорится, нечем крыть.
– Антарктида так Антарктида, – сказала Сашка, – но почему так долго?
– Корабль стартует из Ушуайи. Это город на самом краю света, расположен в Аргентине на архипелаге Огненная Земля, – пояснила я. Все-таки не зря весь вчерашний вечер и половину ночи, узнав про поездку Виталия, я собирала всю эту информацию в интернете. – Сначала нужно добраться до Турции, там совершить пересадку и долететь до Бразилии. Там Виталий намерен провести три недели, изучить страну. Потом он переберется в Аргентину и там тоже проведет три недели. Если уж ехать на другой конец света, то имеет смысл все хорошенечко осмотреть. В начале ноября, когда установится погода и начнется круизный сезон, он сядет на корабль, который две недели будет идти к берегам Антарктиды.
– Ага. То еще удовольствие две недели наблюдать бескрайние морские просторы. Да еще в ноябре, – хмыкнул Костя. – Хотя это же Южное полушарие, там как раз весна начнется. Романтика, блин. Вот уж никогда не думал, что Виталия потянет на такой экстремальный отдых. Крепко же ты его достала!
– Нет в таком круизе ничего экстремального, – сообщила я. – Отличный отдых на комфортабельном экспедиционном судне, ничем не отличающемся от стандартного тихоокеанского или атлантического круизного лайнера. Там и доктор на борту есть, и соответствующая медицинская страховка, включающая эвакуацию вертолетом, если случится что-то серьезное, оформлена.
– Вот. Нашел, – Фома, до этого сидевший уткнувшись в свой смартфон, тоже решил принять участие в разговоре. – Нашел. Программа включает морские прогулки на лодках-зодиаках среди гигантских айсбергов, вертолетные экскурсии над ледяным побережьем континента, наблюдение за китами, пингвинами и морскими леопардами, посещение научных станций и баз китобойного промысла, исследование Южных Шетландских островов, пролива Дрейка и небольших архипелагов. И еще в полярных водах искупаться можно. И кемпинг там специально организованный есть, чтобы можно было заночевать не на корабле, а на побережье Антарктиды. Так-то круто. Я бы тоже в такое путешествие отправился, вот только оно мне не по карману. Цена начинается от трех миллионов.
– Виталий Александрович у нас, как известно, на себе не экономит, – съязвила Натка.
– И на тебе тоже, – тут же вмешалась я. – Из африканской тюрьмы я тебя за его деньги спасала, между прочим.
– А чего ты так за него вступаешься, – прищурилась Натка. – Кажется, совсем недавно ты уверяла, что вычеркнула его из своей жизни навсегда.
– Вычеркнула, – подтвердила я. – Он совершил в отношении меня подлость, и прощать его я не собираюсь. Вот только не сказать ему про ребенка – это тоже подлость, а я опускаться на его уровень не хочу. Я все ему скажу, когда он вернется. Вот только будет это не скоро. Он планирует, достигнув берегов Атлантиды, сойти с корабля и остаться там на месяц. Пожить на полярной станции. И тронется в обратный путь только в середине декабря. Новый год собирается отметить в Аргентине, а в Москве появиться к концу января. Когда мне, собственно говоря, уже рожать.
– Пожить на полярной станции? Месяц? Да, ты точно его достала, мам, – задумчиво произнесла Сашка.
– Так позвони ему и расскажи обо всем по телефону, – предложил Костя.
– Не буду, – покачала головой я. – Он спланировал это путешествие со всей тщательностью, вложил в него немалые деньги. А если, узнав про ребенка, он сорвется с места, все отменит, вернется в Москву… Я буду чувствовать себя виноватой, что опять нарушила его планы. Это нечестно. Раз он принял такое решение, значит, действительно нуждается в смене обстановки и отдыхе. Я не вправе ему мешать.
– Это безответственно, – заявила Натка. – В конце концов, это он настаивал, чтобы ты родила ему сына. А он оставил тебя, беременную, и отправился отдыхать.
– Он же не знал, – устало сказала я. – Мы расстались четыре месяца назад. Мысль, что я беременна, ему даже в голову не может прийти.
– Разумеется. Потому что нормальные бабы не молчат так долго, – язвительно проговорила Натка. – Вы уже давным-давно могли помириться и вместе ждать малыша. Не было бы тогда никакой Антарктиды.
– Я не собираюсь с ним мириться, – я твердо стояла на своем. – Беременность ничего в моем решении не меняет. Я справлюсь сама. А ему расскажу, когда он вернется. Китобой несчастный. И я вам всем запрещаю ему звонить и что-то говорить. Слышите? Поклянитесь, что никто из вас этого не сделает.
Пусть и с неохотой, но мои родные пообещали мне хранить эту тайну от Миронова. Уговорить меня обратиться в платную клинику они тоже не смогли. У меня просто не было на это денег. У Натки с Таганцевым своя семья с двумя детьми, а также кредит на квартиру. Сашка с Фомой – студенты, пусть и работающие. Обременять их своими проблемами я считала неправильным.
Так и получилось, что на учет я встала в женской консультации, расположенной за два квартала от моего дома. Отнеслись там ко мне вежливо, но без всякого пиетета. И все, что думают по поводу моего решения рожать в сорок лет, высказали без утайки.
– Если бы мы с вами жили во времена СССР, то на вашей карточке сейчас бы написали «старородящая», – сказала мне пожилая докторша, лет семидесяти, не меньше. – В современной российской медицине такой термин, конечно, не используется. Сейчас возраст, при котором женщина рожает ребенка, уже не имеет такого значения, как раньше, а безопасность родов определяется в первую очередь общим состоянием здоровья женщины. Но беременность у возрастной женщины может протекать тяжелее, чем у молодой. Это надо учитывать.
– Но это же не первые мои роды, – слабо возразила я.
– С перерывом в девятнадцать лет? Считайте, что первые, – припечатала врач. – Чем старше женщина, тем больше у нее груз соматических заболеваний. Все имеет значение. Насколько у вас здоровое сердце, сосуды, другие органы.
– Я совершенно здорова. Перед тем, как планировать беременность, мы получили необходимую оценку специалиста. Вот справки, – я положила на стол пухлую папку.
При виде логотипа крайне недешевой клиники, в которой, по настоянию Виталия, я проходила обследование, лицо врача изменилось.
– А что же вы к нам на учет встаете? Наблюдались бы там, откуда пришли.
– Я не могу себе этого позволить, – коротко пояснила я.
Она кинула на меня косой взгляд.
– Надо же. Весной могли позволить, а сейчас уже нет? Ладно, это ваше дело. Но анализы вы хотя бы в состоянии оплатить? Вам нужны дорогостоящие, чтобы исключить возможные хромосомные аномалии. По статистике Всемирной организации здравоохранения, а также согласно данным популяционных исследований, проводимых в разных странах, частота встречаемости врожденных пороков развития составляет в среднем от трех до шести процентов. Примерно в трети случаев это приводит к летальности плода, а также служит основной причиной детской смертности, занимая долю в двадцать пять процентов, и инвалидности в пятидесяти процентах случаев.
У меня противно закружилась голова. Надо же, а я думала, что токсикоз уже бесследно прошел.
– Врожденные пороки развития – самая частая патология в структуре причин мертворождений, младенческой смертности, а также детской заболеваемости, – не обращая никакого внимания на эффект, производимый ее словами, продолжала врач. – Хорошо известно, что возраст женщины сопряжен с риском развития определенных заболеваний у их детей. И синдром Дауна – не единственная неприятность, которая может грозить вашему малышу. Высок риск возникновения и некоторых аномалий нехромосомной этиологии, в частности дефектов брюшной стенки, врожденных пороков сердца у детей. Да и риски для матери никто не отменял: гестационный диабет, например. Или высокое давление, проблемы с почками и риск преждевременных родов.
– У меня нормальный сахар, – попробовала снова возразить я.
– Весной был нормальный. А сейчас вы не знаете, – отрубила доктор. – Гестационный диабет – весьма распространенное осложнение беременности, кстати, развивающееся чаще всего после двадцатой недели, то есть как раз на вашем сроке. У женщины значительно повышается уровень глюкозы в крови, развивается гипергликемия, хотя в анамнезе у нее нет сахарного диабета.
– Но почему?
– Причины этого патологического процесса достоверно неизвестны. Скорее всего, плацента вырабатывает гормоны, необходимые для развития плода, но они же блокируют выработку инсулина в организме матери. Так что обследоваться необходимо серьезно.
– Я же не возражаю, – вяло сказала я, чувствуя усиливающуюся дурноту.
– О вреде курения и алкоголя, я думаю, вас предупреждать не надо? – суровый взгляд доктора буравил мое лицо.
– Не надо, – согласилась я. – Никогда не курила и пью очень мало. Точнее, сейчас совсем не пью.
– Для алкоголя нет понятия «мало», – назидательно продолжала пожилая женщина. – Сегодня бокал за ужином, завтра уже два, так и не заметишь, как скатишься по кривой дорожке. А уж для плода любые дозы алкоголя – смертельный яд. Плюс добавим сюда нервную работу, стресс, нарушение режима питания и сна. Все это ведет к таким же пагубным последствиям для ребенка. У вас как? Работа нервная?
Пришлось согласиться, что да. Нервная.
– Вот. И я о том же, – с удовлетворением отметила врач. – Ладно, давайте я вам давление померяю.
Давление у меня оказалось повышенным, сто сорок на девяносто пять. Это было удивительно, потому что вообще-то я – гипотоник, постоянно чувствующий слабость из-за крайне низкого давления и имеющий склонность к обморокам. Не зря же я весь первый триместр беременности проходила с нашатырем в кармане.
– Срочно на анализы, – всполошилась врач. – У вас, милочка моя, подозрение на преэклампсию.
– На что?
– Преэклампсия – это осложнение беременности, которое характеризуется повышением давления выше 140/90 мм рт. ст. после двадцатой недели беременности. Сопровождается появлением белка в моче и другими симптомами, указывающими на ухудшение работы почек и сердечно-сосудистой системы.
– Но я хорошо себя чувствую.
– Эта патология долгое время не имеет выраженных симптомов и зачастую выявляется во время планового обследования у гинеколога. Но опасна она тем, что иногда на фоне тяжелых форм может начаться эклампсия – серия судорог, которая сопровождается потерей сознания и развитием комы, кровоизлиянием в мозг, отеком легких, преждевременной отслойкой плаценты или другими критическими нарушениями. Это может привести к смерти или инвалидизации матери или ребенка во время беременности, в родах или в ранний послеродовой период. Чтобы избежать грозных последствий, важно регулярно проходить диагностические осмотры и сдавать анализы.
– Я же не отказываюсь сдавать анализы, – взмолилась я.
Больше всего на свете мне сейчас хотелось разрыдаться. По всему получалось, что я сама – главный враг моего нерожденного, но уже любимого и желанного ребенка. Потому что я старая, неуравновешенная, тревожная, не очень здоровая, не соблюдающая режим дня и питания, абсолютно неспортивная женщина с неблагодарной и тяжелой работой. Таким женщинам нельзя рожать детей, а я, решившая оставить свою позднюю беременность – безответственная и глубоко порочная баба.
Видя мое искреннее отчаяние, врач смягчилась. В течение последующих десяти минут мне были назначены всевозможные анализы и скрининги. Общий и биохимический анализы крови, мочи, амниоцентез, то есть забор околоплодных вод с дальнейшим проведением их гормонального, биохимического исследования для определения хромосомного состава клеток плода и иммунологического анализа, неинвазивный перинатальный тест, а также хорионическая биопсия и, разумеется, УЗИ.
Помимо всего этого на отдельном листке бумаги мне были прописаны различные витамины, БАДы и прочие препараты для беременных, которые должны были поддержать мой немолодой организм и спасти моего будущего ребенка от ужасной участи. Вернувшись домой, я села на кухне и расплакалась.
В таком состоянии меня и обнаружила Сашка, заехавшая ко мне, чтобы узнать результаты похода в семейную консультацию. И тут же начала вопить, что я должна перестать экономить на здоровье и обратиться в хорошую платную клинику. Чтобы успокоить дочь, я обещала подумать, прекрасно осознавая, что думать, собственно говоря, не о чем. Деньги следовало экономить. Их и так было немного, а впереди значительные траты на ребенка, которые мне придется тянуть самой. Виталия нет, и вернется он не скоро.
Дав обещание, которое я не собиралась исполнять, я выпроводила Сашку, заперла дверь, разделась, легла в постель и снова заплакала. Этого нельзя было допускать. Мое гнетущее настроение плохо сказывалось на ребенке, но я ничего не могла с собой поделать.
Таганцев задерживался с работы, и приготовившая ужин Натка в ожидании мужа от нечего делать включила телевизор. Шла трансляция контрольных прокатов сборной России по фигурному катанию. Этот вид спорта Наталья Кузнецова любила. Раньше всегда старалась приурочить все дела так, чтобы во время Олимпиады поболеть за российских спортсменов, да и чемпионаты мира и Европы старалась не пропускать.
Теперь, когда международные соревнования для наших спортсменов оказались закрыты, можно было лишь наблюдать, как они оттачивают мастерство, соревнуясь между собой. Из-за отсутствия международных стартов весь календарь в этом году сдвинули на две недели, но, несмотря на задержку, большинство фигуристов пребывало пока в процессе набора формы. Так сказал комментатор, Натка в этом особо не разбиралась.
Сегодня был день произвольной программы. И все тот же комментатор назвал его «праздником четверных». Семь юниорок из тринадцати пошли на ультрасложные прыжки, и этот результат был близок к тому, который показывали взрослые фигуристки на чемпионате России.
Помимо состязания самих спортсменов разворачивающееся шоу было еще и соревнованием тренеров. Главная битва, разумеется, разворачивалась между двумя основными претендентами на лидерство – Ксенией Церцвадзе и Валерием Глущенко, воспитанники которых показывали совсем недетский уровень противостояния.
Так, фигурист Артем Федоров, выигравший все старты в прошлом сезоне и входящий в группу «Ангелы Глущенко», оказался снова на коне и бесстрашно замахнулся на сольные тулуп и сальхов, а также на каскад «тройной сальхов – четверной тулуп», и все это на музыку «Лебединого озера» и без малейших затруднений.
Еще один «Ангел» – Владимир Сальновский, изрядно выросший за лето и оказавшийся чуть ли не на голову выше соперников, доказал, что скачок роста не стал для него проблемой, и спокойно выполнил каскад «четверной сальхов – двойной тулуп – четверной сальхов», каскад «тройной аксель – тройной тулуп» и сольный тройной аксель. Вот только в самом начале проката упал с четверного лутца.
Не менее впечатляющие результаты показывали и ученики Церцвадзе, твердо намеренные вырвать первенство в этом сезоне, который, к радости зрителей, обещал непредсказуемые развязки и множество ярких эмоций.
Наблюдая за красочным действом, Натка пропустила момент возвращения мужа. Она просто не слышала, как хлопнула входная дверь, извещая, что Таганцев вернулся домой.
– Папочка пришел, – зато на звуки из прихожей отреагировала Настенька, пулей вылетела из детской, чтобы повиснуть у отца на шее. – Ты мне что-нибудь принес?
– А как же. На, держи.
Натка вышла в коридор, с улыбкой наблюдая, как Костя достает из кармана упаковку «Медвежонка Барни». За все время, что Настя жила в их семье, он ни разу не вернулся домой пусть без маленького, но подарка. Таганцев спустил с рук дочь, повернулся к жене, привычно поцеловал в щеку.
– Как вы тут без меня?
– Нормально, как всегда, – пожала плечами Натка. – Но с тобой, разумеется, лучше. Раздевайся, проходи, сейчас ужинать будем.
Она вернулась в кухню, начала накрывать на стол, раздумывая, выключить ли телевизор. Соревнования по фигурному катанию в нем сменились выпуском новостей. Новости Натка не любила, считая скучными и мрачными, но Костя их всегда смотрел, объясняя жене, что нужно быть в курсе происходящего. Поэтому телевизор она оставила включенным, просто убавила звук.
– Что на работе? – спросил Костя, проходя в кухню и садясь за стол.
За годы совместной жизни такие разговоры о прошедшем за день стали их маленьким ритуалом. Как бы он ни устал за день, возвращаясь с работы, Таганцев всегда интересовался у Натки, как идут дела в ТСЖ, которым она с недавнего времени руководила. Вниманию мужа и его поддержке Натка была рада. Постигая азы трудной науки управления жилищно-коммунальным хозяйством, она нуждалась в помощи и совете.
За рассказом о том, как прошел день, они успели съесть ужин и краем уха послушать новости. Натка принялась убирать посуду и накрывать стол теперь к обязательному ежевечернему чаю. Поевшие дети убежали к себе, чай они не пили, так что это время Натка и Костя проводили вдвоем.
В новостях перешли к последнему на сегодня сюжету.
– Спортивный арбитражный суд дисквалифицировал российскую фигуристку Аэлиту Забрееву на четыре года, признав ее виновной в нарушении антидопинговых правил на Олимпиаде в Пекине 2022 года, сославшись на то, что фигуристка не смогла доказать, что нарушила правила неумышленно. В заявлении пресс-службы CAS отмечается, что срок дисквалификации отсчитывается с 25 декабря 2021 года, а все результаты фигуристки с этого времени аннулируются. Спортсменка также должна вернуть все официальные призовые, которые были выплачены ей по итогам соревнований, – сообщил голос из телевизора.
– Жалко девчонку, – прокомментировал Костя, принимая из рук Натки протянутую ему чашку. – Это как же можно такое допускать. Она, можно сказать, детства не знала, тренировалась, впахивала, как вол, а ее какие-то хмыри, бюрократы спортивные, наград лишают.
– Я так и не поняла, за что именно ее наказали, – вздохнула Натка. – Я читала о препарате, который у нее нашли в пробе. По сути, это мочегонное. Я и сама иногда такое принимаю, если с отеками встаю. Никакой это не допинг, скорее наоборот.
– Международный олимпийский комитет (МОК) заявил, что полностью приветствует решение CAS. Таким образом, 17-летняя российская фигуристка, поставившая ряд мировых рекордов, потеряет сразу несколько олимпийских титулов, – продолжал диктор новостей. – Помимо этого, подопечная Ксении Церцвадзе лишится «золота» чемпионата России-2022 и «золота» чемпионата Европы-2022. После дисквалификации Забреевой сборная России потеряет лидерство в медальном зачете на Олимпиаде 2022 года. На счету российских фигуристов в Пекине были две золотые, три серебряные и одна бронзовая награда. После перераспределения наград командного турнира «золото» достанется сборной США (65 баллов), а «серебро» – команде Японии (63 балла). Российская команда с 54 баллами займет третью строчку.
– Ясно же, что это политическое решение! – выпалила Натка. Костя отпил чай и улыбнулся горячности жены. – В момент выступления на Олимпийских играх у нее все допинг-тесты были абсолютно чистыми, значит, она победила честно и легально. То, что происходит, несправедливо. Вот не надо им никакие медали и призовые деньги отдавать. Не надо, и все. Девочка имеет полное право оставить их себе.
– В наше время странно было бы рассчитывать на объективность и беспристрастность спортивного арбитража, – заметил Таганцев.
На экране появилась заслуженный тренер по фигурному катанию Наталья Саврасова – красивая, дородная дама, безусловный эксперт во всем, что касалось этого вида спорта. Натка ее очень уважала. Интересно, и что она скажет?
– Совершенно очевидно, что спортсменка не виновата, – заявила Саврасова, глядя прямо в камеру. – Но я считаю необходимым разобраться, как вообще могло случиться, что допинг-пробы Забреевой оказались грязными? И это вопрос к тем людям, которые продолжают управлять российским спортом и фигурным катанием, в частности. Кто дал им право перечеркнуть судьбу Аэлиты Забреевой? Девочка на протяжении многих лет была гордостью страны. И я считаю, что вина ее тренерской группы в данном контексте ничуть не менее значима, чем вина самой фигуристки, получившей четырехлетний срок дисквалификации.
Теперь камера показывала Ксению Церцвадзе, тренера Аэлиты, красивую женщину, надменно смотрящую прямо на зрителя. Натка даже поежилась, как будто та обращалась именно к ней.
– CAS вынес решение, беспрецедентное по жестокости, – сказала она. – Аэлита – уникальный спортсмен, она не заслужила такого наказания, став жертвой бюрократической машины. Мы надеялись на объективное решение, на справедливость, ведь речь идет о высшем спортивном арбитраже, а в итоге стали свидетелями преднамеренно спланированной атаки ради того, чтобы олимпийская командная медаль ушла американской сборной.
На этом сюжет, а вместе с ним и выпуск новостей закончился. Костя щелкнул пультом, выключая телевизор.
– Кость, а как ты вообще думаешь, тренеры виноваты или нет? – задумчиво спросила Натка. – Конечно, допинг – это плохо, с этим никто не спорит, но разрешенные препараты же существуют специально для того, чтобы поддерживать организм во время подготовки к соревнованиям. Особенно детский, растущий. Все так делают.
– Все так делают, но только мы попались, – Таганцев махнул рукой. – Вообще, я согласен с Саврасовой. Нужно разбираться, что именно дают детям и зачем. Да, найденный в крови Забреевой анаболик считается легальным. Кроме того, у нее в пробе нашли триметазидин, L-карнитин и гипоксен. Это тройная комбинация веществ, два из которых разрешены, а одно нет. Они направлены на повышение выносливости, снижение утомляемости и повышение эффективности использования организмом кислорода. L-карнитин – вообще крайне популярная добавка для спортсменов. У меня друзья, которые в качалку ходят, регулярно его потребляют. Он вообще никак не влияет на результат. Вот только случайное попадание таких препаратов в кровь исключено. Девочка вряд ли принимала их самостоятельно. И ее тренер, и врач должны были знать об этом, так что их вина в случившемся, несомненно, есть.
– Говорят, что ей за два года почти шестьдесят видов различных препаратов и биодобавок назначили, – задумчиво согласилась Натка. – Вообще-то это удар по организму. Что же они совсем девочку не жалели?
– Это же не допинг. Это витамины, какие-то пластыри, биологически активные добавки, которые и лекарствами не считаются. Даже леденцы какие-то. Церцвадзе на предварительных слушаниях говорила о том, что не следит за своими спортсменами вне катка и не в курсе, какие препараты назначает им врач, однако она же знала, что доктора Уфинского уже до этого обвиняли в нарушении антидопинговых правил, однако не противилась его работе с Забреевой. Мол, лечением Уфинский не занимается, только организует дополнительное медицинское наблюдение, дает консультации и сопровождает команду на соревнованиях для оказания первой помощи в качестве спортивного врача. Вот и доконсультировались.
– Да, сломали девчонке жизнь, – согласилась Натка. – А все-таки это очень красивый вид спорта. Девочки крепкие и выносливые, но при этом еще пластичные и женственные. И при деле все время с ранних лет. И к дисциплине приучены. Кость, может, нам Настюшу в фигурное катание отдать? Как ты думаешь?
На этих ее словах в кухню вбежала Настенька, за которой вприпрыжку мчался кот Венька, явно рассчитывающий на какое-нибудь лакомство. Костя подхватил дочь на руки, поцеловал в теплую макушку.
– Так себе идея, если честно, – сказал он. – Наташа, давай будем рассуждать логически. Шансов на то, что именно наша девочка станет олимпийской чемпионкой, крайне немного. Пробуются тысячи, наверх пробиваются единицы.
– А если она – как раз такая единица? – упрямо спросила Натка.
– Даже если и так. Ты готова обречь нашу ласточку на ежедневный тяжелый труд? Такой тяжелый, что, наверное, даже с шахтерским не сравнится. Регулярные многочасовые тренировки, падения, травмы, жесткий тренерский контроль. Это они с виду такие красивые и нарядные, а на тренировках орут на детей так, что мало не покажется. И унижают, а может, даже и бьют. И ради чего это все? Отказ от нормального детства. Ради того, чтобы через десять лет нечеловеческих усилий тебе дали неизвестную таблетку, которая в одночасье разрушит всю твою жизнь?
– Можно подумать, что вся жизнь фигуристов – это какой-то сплошной ужас, – пробормотала Натка.
– А ты считаешь, что это сплошной праздник? Так нет, должен тебя разочаровать.
– Так что же, и спортом не заниматься?
– Почему? Заниматься, но если тебя интересует мое мнение, то я – за командные виды. Хотя бы то же синхронное плавание. Там человек никогда не остается один на один с тренером. Не зависит от него и какой-то таблетки. Там рядом с ним команда. Это и к будущей жизни гораздо лучше готовит. Нет ничего хуже, чем единоличное стремление к победе. Тем более, как показывает практика, отобрать ее совсем нетрудно. Победу эту. Раз, и нет у тебя награды, ради которой ты столько лет во всем себе отказывал. Олимпийскую медаль отобрать, а вместе с ней еще пару-тройку, за компанию, так сказать, – это тебе не лишение водительских прав. Нет, я против, чтобы мы отдавали Настю фактически в какое-то рабство.
Просто так сдаваться Наталья Кузнецова не любила.
– Это мы еще посмотрим, – сказала она, заканчивая разговор. – Костя, ты уложи Настеньку спать, а я пойду Лене позвоню. Она сегодня в консультацию ходила. Надо узнать, что там к чему. Кстати, ты Миронову позвонил?
– Нет, Лена же запретила.
– Мало ли чего она запретила, – Натка всплеснула руками и с укоризной посмотрела на мужа. – Если ее слушать, так толку никогда не будет. Кость, ты-то понимаешь, что она не может проходить одна всю беременность.
– Она не одна. У нее есть мы.
– Да. Мы у нее есть, но женщине в таком состоянии нужен рядом близкий человек. Не сестра, не друг, не старшая дочь, а возлюбленный.
– Наташа, Лена не сказала, что готова помириться с Виталием, – осторожно напомнил Таганцев. Не понимал он особо в этих женских штуках, вот только судью Елену Кузнецову знал хорошо. – Ей четыре месяца понадобилось, чтобы просто принять решение рассказать нам о своей беременности. Не уверен, что она готова впустить его в свою жизнь обратно. В качестве возлюбленного.
– Но он – отец ее ребенка, и в этом качестве обязан заботиться о ней! – запальчиво сказала Натка. – С этим-то ты спорить не будешь? Костя, ей сорок лет, у нее тяжелая работа и вконец расшатанная нервная система. С ее предыдущих родов почти двадцать лет прошло, так что предстоящие можно смело считать первыми. Ты хотя бы приблизительно представляешь весь перечень осложнений, с которым она может столкнуться?
– Наташа, прекрати драматизировать, – рассердился Таганцев. – Лена – здоровая и совсем не старая женщина. Она прошла полное медицинское обследование, так что у нее нет никаких проблем со здоровьем. Она отходила первую половину беременности без всякого ущерба, да еще и так, что никто ни о чем не догадался. Так что прекрати ты каркать, бога ради. Если твоей сестре понадобятся деньги, значит, мы с тобой извернемся и их добудем. А Миронову против ее воли я звонить не стану и тебе запрещаю. Вот тебе и весь мой сказ. Поняла?
Натка молчала, отрешенным взглядом смотря куда-то в окно, где стремительно катился к концу сентябрь. Листья на деревьях уже совсем пожелтели. Еще чуть-чуть, и начнется октябрьская хмарь с дождями, плавно перетекающими в заморозки. Тоска-а-а-а.
– Натка, ты что, уже звонила Виталию? – догадался Таганцев. – Зачем? Лена будет сердиться.
– Посердится, да перестанет. Потом мне еще спасибо скажет, – сообщила Натка. – Я убеждена, что это правильно. Миронов – такой эгоист, что ни за что не прервет свое путешествие за три миллиона рублей. Поэтому Лена его не увидит и нервы себе трепать не будет. Зато если он переведет деньги, мы сможем устроить ее в платную клинику. Нам всем так будет спокойнее.
– И что? Даст он деньги?
– Я не дозвонилась, – с досадой призналась Натка. – Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия Сети.
– Ничего удивительного, если он улетел на другой конец света, – заметил Таганцев. – Во-первых, в таких длительных путешествиях все покупают местные симки, так гораздо выгоднее.
– Ага, заплатив за путешествие в Антарктиду три миллиона рублей, только и остается, что экономить на сотовой связи, – саркастически заметила Натка.
Таганцева было не так легко сбить с толку.
– А во-вторых, – невозмутимо продолжил он, – отключить телефон – лучший способ сделать так, чтобы тебя не доставали. Виталий уехал, потому что ему нужно прийти в себя. Он сам не свой после ссоры с Леной. Чувствует себя виноватым, уверен, что потерял ее навсегда. Он уехал сменить обстановку и проветриться. Вот и вытащил симку, чтобы его не настигло прошлое, от которого он бежит.
– Но он же вернется? – в голосе Натки прорезалась тревога.
– Разумеется, вернется, – Костя встал, подошел к жене, обнял ее за плечи и поцеловал в макушку. – Не думаешь же ты, что Миронов решил бросить свой налаженный бизнес и переквалифицироваться в китобои. Отдохнет, поставит голову на место и вернется. Никуда не денется.
– Но четыре месяца – это же очень долго. За это время может произойти что угодно.
– Все будет хорошо, – твердо сказал Костя. – Не переживай, пожалуйста. Иди звони Лене. Ты же хотела, а я Настеньку уложу.
– Да, сейчас позвоню. Но все-таки, Костя, ты, пожалуйста, подумай о том, чтобы отдать Настю в секцию фигурного катания. Это очень красивый вид спорта. А она у нас такая талантливая, что совершенно точно со всем справится. А пока ты думаешь, я посмотрю, кто из тренеров сейчас набирает учеников. Новый учебный год-то только начался.
Таганцев только рукой махнул. Зная жену, он предпочел не спорить. Наталья Кузнецова становилась чрезвычайно упрямой, как только в ее голове поселялась какая-то очередная идея фикс. Оставалось только надеяться, что, как всегда бывало в подобных случаях, она благополучно развеется сама собой. Надо только подождать, пока Натка переключится на что-нибудь другое.
Поплакав над своей горькой судьбой с полчаса, я сходила в ванную, умылась прохладной водой и села перед телевизором, бездумно щелкнув кнопкой на пульте. По-хорошему, нужно было бы лечь спать, чтобы отключиться от обуревавших меня печальных мыслей, но я знала, что не засну.
По телевизору шло шоу Антона Халатова «Все говорят». Я никогда его не смотрела, более того, смеялась над людьми, которые могут тратить время на обсасывание чужой жизни, сплетен и скандалов. В моей работе этого хватало и без телевизора, но сейчас мне требовалось переключиться на что-то максимально далекое от собственной жизни, так что глупое ток-шоу подходило как нельзя лучше.
Я только надеялась, что сегодняшняя программа будет максимально далека от медицины, со всеми ее скринингами, амниоцентезом, прилежанием плода и диабетом беременных. Обсуждения проблем здравоохранения я сейчас не перенесу. К счастью, на экране появилось знакомое всем россиянам лицо тренера по фигурному катанию Ксении Церцвадзе.
Я устроилась поудобнее. О допинговом скандале, связанном с именем ученицы Церцвадзе Аэлиты Забреевой, не знал только ленивый. Значит, сейчас интриган Халатов устроит пляски на костях несчастной девочки, которую уже два года прессуют из-за найденного в ее моче запрещенного препарата. Лучше и не придумать, чтобы переключиться со снедавших меня проблем.
Я вытянула ноги, которые стали изрядно уставать за день. С тревогой осмотрела их на предмет отеков. Вдруг у меня уже начались обещанные участковым гинекологом проблемы с сердцем и почками? Ноги были своими, привычными, довольно длинными и красивыми, для сорока лет особенно. Я подсунула под спину подушку, погладила свой уже весьма заметный живот и уставилась на экран, где Ксения Церцвадзе горячо возмущалась решением Международной комиссии по фигурному катанию, дисквалифицировавшей ее воспитанницу.
Аэлита сидела в соседнем кресле в той же студии и горько плакала. Девочку мне было искренне жалко. Ее прокат на Олимпиаде в Пекине я помнила, как и свое восхищение им два года назад. Забреева действительно честно завоевала свое олимпийское золото, такое трудное и такое желанное для любого спортсмена.
– Это наша общая награда, – говорила Церцвадзе. – Мы шли к ней через годы безустанных трудов, травм, бессонных ночей, бесконечных диет и тренировок два раза в день, практически без выходных. В жизни этой девочки не было ничего, кроме льда. Ее привели в фигурное катание, когда ей только исполнилось три с половиной года, а в пять она уже исполняла все базовые прыжки. Перед вами человек огромного таланта и невероятной трудоспособности. Западные чиновники от спорта своим решением просто сломали ей жизнь. И мне бы хотелось знать, кто понесет за это ответственность.
– Тысячи людей по всей стране разделяют боль Аэлиты, – камера переключилась на мужественное и взволнованное лицо Антона Халатова. Я знала, что это волнение напускное, наигранное, но тем не менее признавала, что держится ведущий отлично. – Последние два года наша звездочка находилась в крайне непростом положении. Практически в любой момент ее могли отстранить от соревнований, но, несмотря на повышенное давление, фигуристка нашла в себе силы выйти на лед и показать достойный результат. Тем интереснее вопрос, поставленный ее тренером Ксенией Григорьевной. Кто понесет ответственность за случившееся с Забреевой?
Он сделал драматическую паузу.
– Мы задали этот вопрос непревзойденному эксперту в сфере фигурного катания, непререкаемому авторитету Наталье Саврасовой и выслушали ее мнение. Внимание на экран.
Теперь в телевизоре показывали также знакомое всем зрителям лицо Саврасовой. Пухлые щеки ее тряслись, губы, сжатые в тонкую полоску, выдавали крайнюю степень возмущения и гнева.
– В истории с дисквалификацией Аэлиты Забреевой многие забывают о главных жертвах ситуации – остальных фигуристах сборной России, которые лишились золотых медалей Олимпиады в Пекине. Еще пять наших фигуристов честно сражались в командном турнире, отдав все силы, чтобы набрать максимум очков, но в итоге остались без заслуженных наград. После пересмотра результатов наша команда получила «бронзу», однако вряд ли их это утешит. И в данной, не побоюсь этого слова, трагедии виновата не Международная комиссия по фигурному катанию, и, уж конечно, не Аэлита Забреева, а тренерский состав российской сборной и лично Церцвадзе.
Камера переместилась на белое, застывшее лицо Ксении. Скандал явно разгорался. В любой другой момент я бы ни за что не захотела на него смотреть, но сейчас фиксация на чужих неприятностях была для меня способом забыть о собственных. Я снова погладила живот.
– Вы считаете, что Ксения Григорьевна не могла не знать, какие лекарства получает ее воспитанница? – спросил корреспондент программы у Саврасовой.
– Ставка на Забрееву была главной ошибкой тренерского состава, – отчеканила женщина-легенда. – Россия выходила на командные соревнования на Олимпиаде в Пекине явным фаворитом. В командном зачете разрешены замены в двух любых видах, комбинируй, как хочешь. Разумеется, за места в командном зачете развернулась борьба, и наша федерация совсем отказалась от замен. В каждом виде выступали только лидеры, хотя, к примеру, остальные наши звездочки – и Наташенька Другова, и Катенька Щербицкая – не раз давали понять, что их расстроило их неучастие в этом виде соревнований. Так что самое дурное, что есть в этой истории вне всякой связи с допингом, – это то, что выбор пал на Забрееву в тот момент, когда результат ее декабрьской пробы, взятой на чемпионате России, оставался неизвестен. Это был колоссальный риск, и очень странно, что подобная ситуация никого не обеспокоила. Тренерский состав, федерация пренебрегли осторожностью, которая в подобной ситуации была бы крайне уместна. И вот именно эта чудовищная глупость и стоила России олимпийского «золота».
Это мнение мне неожиданно показалось интересным. А ведь и правда, если было хотя бы малейшее сомнение в результате пробы, проблемы можно было бы избежать, просто заменив спортсменку на другую. Слава богу, в фигурном катании российским девочкам нет равных, что доказали все последующие прокаты на тех чемпионатах мира и Европы, где российские спортсмены еще принимали участие. Получается, действительно имеет место ошибка тренера?
– Но и это еще не все, – продолжала Саврасова. – Сторона защиты могла бы побороться за Аэлиту и снизить срок дисквалификации, так как в подобной ситуации должны объяснять нарушение взрослые, а не ребенок. Но этого не случилось. Более того, защитники привели на слушании такие абсурдные доводы, что никто в них не поверил. Простите, какой десерт, приготовленный дедушкой? Где доказательства, подтверждающие эту теорию? В результате полного провала юридической службы наша спортсменка получила максимально возможное наказание. Жесткое до жестокости.
Что ж, с этим я как юрист тоже была полностью согласна. То, что в ходе двухлетних разборок твердили адвокаты Забреевой, не могло вызвать ничего, кроме смеха. Это был жалкий лепет, а не грамотно выстроенная линия защиты. Как судья, я бы тоже в нее не поверила. Действительно, подставили девочку своим непрофессионализмом.
– Ксения Церцвадзе не могла не знать, кто защищал Аэлиту в суде, – продолжала «избиение младенцев» Саврасова. – Это первое, чем тренер должна интересоваться. К ситуации причастна не только Забреева, но и сама Церцвадзе. Как же она может этого не знать? Если бы у меня, не дай бог, произошла такая ситуация, я бы сказала, что виновата. Мол, перепутала, дала не тот препарат, но сняла бы ответственность за это с ребенка. Она причастна к случившемуся, и это она испортила спортсменке жизнь. И уж если прямо и коротко отвечать на ваш вопрос, то да, я считаю, что Церцвадзе знала, какие препараты дают Забреевой.
На этом снятый заранее для программы комментарий закончился. Ксения вскочила со своего кресла.