Серая гора E-Book

Джон Гришэм

• Herausgeber: АСТ
• Kategorie: Abenteuer, Thriller, Horror
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2023

Seitenzahl: 622

Beschreibung

Саманте Кофер казалось, что ей обеспечена блестящая карьера в солидной юридической фирме на Уолл-стрит, однако, когда разразился кризис, ее мгновенно уволили. И единственное предложение о работе теперь – это место юриста в затерянном в горах шахтерском городке Брэйди… Решив сменить обстановку и «отсидеться» в провинции в нелегкие времена, Саманта была уверена, что на новом месте ее ждет лишь смертельная скука, но все оказалось иначе. Как и любой маленький городок, Брэйди скрывает немало опасных тайн, а местные жители готовы пойти на все, чтобы их сохранить. И первое же серьезное дело Саманты подвергает опасности ее жизнь…

Leseprobe

Джон Гришэм Серая гора

John Grisham

GRAY MOUNTAIN

© Belfry Holdings, Inc., 2014

© Перевод. Н.В. Рейн, 2015

© Издание на русском языке AST Publishers, 2016

* * *

Памяти Рика Хембы

(1954–2013).

Прощай, Туз.

Глава 1

Весь ужас был в этом ожидании – терзали неизвестность, бессонница, язвенная болезнь. Сотрудники игнорировали друг друга и прятались за запертыми дверями. Секретари и юристы распространяли слухи и прятали глаза. Все были на пределе и задавались одним и тем же вопросом: «Кто следующий?» Партнеры, или большие боссы, замкнулись в своих раковинах и избегали общаться с подчиненными. Возможно, скоро они получат приказ отправить их всех на заклание.

А слухи ходили самые невероятные. Десять коллег по судопроизводству утратили свои полномочия – это была правда лишь отчасти, на самом деле только семеро. Целиком закрыли подразделение по разделу имущества, с партнерами и прочим – чистая правда. Восемь партнеров по расследованию антимонопольной деятельности перебежали в другую фирму – вранье, по крайней мере на данный момент.

Словом, атмосфера настолько накалилась, что Саманта при каждом удобном случае выходила из здания и работала с ноутбуком, сидя в одном из многочисленных кафе Нижнего Манхэттена. А как-то раз выдался погожий денек и она сидела на скамейке в парке – через десять дней после падения «Леман бразерс»[1] – и смотрела на высокое здание по другую сторону улицы. Дом находился по адресу: 110, Брод-стрит, и все его верхние этажи арендовала самая большая в мире юридическая фирма под названием «Скалли энд Першинг». Пока что ее фирма, хотя теперь будущее весьма туманно. Штат насчитывал две тысячи юристов в двадцати странах, только в Нью-Йорке работала половина из них, и около тысячи специалистов размещались здесь, на этажах от тридцатого до шестьдесят пятого. Сколько из них вдруг захотят выброситься из окна? Оставалось только гадать, и подобные мысли приходили не ей одной. Крупнейшая в мире фирма погружалась в хаос вместе со своими конкурентами. Паника охватила не только этот оплот Закона с большой буквы, но и трастовые фонды, инвестиционные банки, обычные банки, страховые компании, Вашингтон, и на самом дне этой пищевой цепочки – торговцев на Мейн-стрит.

Десять дней прошло без кровопролития, и еще один – тоже. А на двенадцатый день вдруг появились проблески оптимизма. Бен, один из коллег Саманты, подхватил слух о том, будто кредитные рынки Лондона понемногу заработали. Так что заемщики могли найти и получить хоть какие-то наличные. Но позже, в этот же день, слух этот был решительно опровергнут: ничего подобного. И все они снова ждали.

Двое партнеров возглавляли в «Скалли энд Першинг» агентство недвижимости. Один был предпенсионного возраста, и его уже выперли. Второй, Энди Грабмен, был сорокалетней конторской крысой и сроду не переступал порога зала судебных заседаний. Как партнеру, ему полагался уютный офис с видом на Гудзон, правда, отдаленным, и он годами не замечал реку за стеклами окон. На полке за письменным столом, ровно посередине, размещалась его коллекция небоскребов в миниатюре. «Мои домики» – так он их называл. По завершении строительства очередного здания он вызывал скульптора и просил сделать его точную уменьшенную копию, а затем щедро одаривал такими маленькими трофеями каждого из членов «своей команды». За три года работы в «С энд П» в коллекции Саманты накопилось уже шесть таких миниатюрных зданий, но теперь, пожалуй, на этом придется остановиться.

– Присаживайся, – скомандовал Энди и затворил дверь. Саманта уселась в кресло рядом с Беном, по другую руку от него разместилась Изабель. Все трое изучали свои ноги и ждали. Саманта ощущала непреодолимое желание схватить Бена за руку – так делает испуганный заключенный при виде расстрельной команды. Энди рухнул в свое кресло и, избегая смотреть им в глаза, но твердо вознамерившись дать оценку ситуации, принялся подводить итоги печальной ситуации, в которой они оказались.

– Как вам известно, две недели назад холдинг «Леман бразерс» приказал долго жить.

Да неужели, Энди? Финансовый и кредитный кризис поставил весь мир на грань катастрофы, и об этом знал каждый. Но, как опять же всем было известно, Энди никогда не отличался оригинальностью мышления.

– У нас в работе пять проектов, и все они финансировались «Леман». Я переговорил с владельцами, и все пятеро отказываются от поддержки проекта. У нас вырисовывались еще три, два с участием «Леман», и один – с «Ллойдом», ну и теперь все кредиты заморожены. Банкиры попрятались в бункеры, боятся одолжить и десять центов.

Да, Энди, представь себе, и это тоже мы знаем. Все на первых полосах газет. Давай заканчивай, и пошли выбрасываться из окон.

– Вчера заседал исполнительный комитет, принял решения по урезанию расходов. Будут уволены тридцать сотрудников-первогодков: кто-то сразу, кому-то дают небольшую отсрочку. Все только что нанятые вылетают немедленно, автоматически. Все договоренности аннулируются. И, хотя мне нелегко об этом говорить, но все наше подразделение тоже входит в этот блок. Его урезают. Устраняют. Потому что никто не знает, когда владельцы снова начнут строительство. Если вообще начнут. А потому фирме нет смысла держать вас на зарплате, когда весь остальной мир жаждет кредитов. Черт, мы ввергаемся в великую депрессию. И это наверняка только первый этап сокращений. Простите, ребята, мне неимоверно жаль.

Бен заговорил первым:

– Стало быть, мы вылетаем все и сразу?

– Нет. Я ведь боролся за вас, ребята, как же иначе. Поначалу они планировали сразу вручить каждому уведомление об увольнении. Не стану напоминать вам, что наше подразделение самое маленькое в фирме, а потому первым попадает под удар. Но я уговорил их предоставить вам неоплачиваемый отпуск. Уходите прямо сейчас, а потом вернетесь. Возможно.

– Возможно? – спросила Саманта.

Изабель украдкой смахнула слезинку, но в целом держалась неплохо.

– Да, понимаю, надеяться особенно не на что. Но ведь в мире сейчас все так неопределенно, согласна, Саманта? Что толку крутиться, гоняться за собственным хвостом? Занятие бесполезное. Через полгода все мы можем прийти на бесплатную раздачу супа. Видели старые снимки тысяча девятьсот двадцать девятого года?

– Да будет тебе, Энди, какой еще бесплатный суп? В качестве партнера в прошлом году ты заработал 2,8 миллиона долларов и занял в фирме «Скалли энд Першинг» четвертое место по этому показателю. Четвертое место – это, конечно, не бог весть что, во всяком случае, до того, пока не рухнул «Леман», не обанкротился и не лопнул, как воздушный пузырь, «Беар Стернс»[2]. Но в нынешних обстоятельствах четвертое место выглядело очень и очень даже неплохо.

– А что значит неоплачиваемый отпуск? – спросил Бен.

– Сейчас объясню. Фирма не расторгает с тобой контракт на протяжении последующих двенадцати месяцев, но зарплату ты не получаешь.

– Мило, – пробормотала Изабель.

Энди не обратил внимания на эту ее ремарку и продолжил:

– Медицинская страховка сохраняется, но действует только при обращении к квалифицированному бесплатному специалисту. Кадровая служба уже составляет список подходящих вакансий. Вы уходите, трудитесь где-нибудь в благотворительной сфере, спасаете мир, живете надеждой, что экономика воспрянет из пепла, а потом через год или около того возвращаетесь в фирму и занимаете прежнюю должность. В наше агентство по недвижимости можете и не попасть, но фирма найдет вам место.

– Так нам гарантируется работа по окончании этого самого отпуска? – спросила Саманта.

– Нет, дорогая, ничего не гарантируется. Честно говоря, еще не нашлось такого умника, который мог бы предсказать, что ждет нас в будущем году. Предвыборная кампания в разгаре, Европа летит к чертям собачьим, китайцы взбесились, банки закрываются, рынки рушатся, никто ничего не строит и не покупает. Короче говоря, конец света.

Какое-то время они сидели в мрачном молчании, все четверо раздавленные реальной перспективой конца света. И вот наконец Бен спросил:

– И ты тоже, Энди?

– Нет, меня переводят в налоговую. Можете себе представить? Я ненавижу налоговые службы, но выбора нет – или идти в налоговую, или работать водителем такси. Но у меня степень магистра по налогам, наверное, поэтому меня решили пощадить.

– Мои поздравления, – пробормотал Бен.

– Мне очень жаль, ребята, правда.

– Да нет, я это искренне. Рад за тебя.

– Может, через месяц и оттуда вышибут. Кто его знает.

– И когда мы должны уйти? – спросила Изабель.

– Прямо сейчас. Процедура такова: надо подписать согласие на отпуск, собрать вещи, освободить столы и валить на улицу. Позже кадровики отправят всем по электронной почте список некоммерческих организаций и положенные документы. Мне действительно жаль, ребята.

– Пожалуйста, прекрати нести эту хрень, – сказала Саманта. – Ничем не можешь помочь, так лучше уж помолчи.

– Верно. Но могло быть куда как хуже. Ведь большинству таких же, как вы, сотрудников, никакого отпуска не предоставили. Просто уволил, и и все.

– Извини, Энди, – сказала Саманта. – Но, знаешь ли, эмоции переполняют.

– Ничего, я понимаю. Ты имеешь полное право сердиться и огорчаться. Да стоит только посмотреть на вас! Это надо же! Все трое с юридическими дипломами «Лиги плюща», и вас выпроваживают из здания, как каких-то воришек. Вышибают на улицу, как простых работяг. Все это ужасно, просто ужасно. Кое-кто из партнеров даже предложил урезать свои зарплаты наполовину, чтобы избежать этого.

– Готов поспорить, таких было немного, – заметил Бен.

– Да, верно. Сколь ни прискорбно, совсем немного. Но решение уже было принято.

Женщина в черном костюме и черном галстуке стояла возле закутка, где Саманта делила «рабочее пространство» с тремя другими сотрудниками, в том числе – с Изабель. Бен работал в другом офисе, чуть дальше по коридору. При виде Саманты женщина попыталась изобразить улыбку и сказала:

– Я Кармен. Могу чем-то помочь? – В руках она держала пустую картонную коробку, без всяких надписей и наклеек, чтобы никто на свете не узнал, что коробка эта предназначается для вещей сотрудника «Скалли энд Першинг», которого отправили в неоплачиваемый отпуск, или попросту вышибли с работы.

– Нет, спасибо, – ответила Саманта и даже удивилась, как вежливо у нее это получилось. Она могла бы огрызнуться, ответить какой-нибудь грубостью, но ведь эта Кармен просто исполняла свои обязанности. И Саманта принялась выдвигать ящики стола и вынимать из них все личные вещи. В одном ящике хранились файлы по работе в «С энд П», и она спросила: – А с этим что делать?

– Они останутся здесь, – ответила Кармен, следя за каждым ее движением, словно Саманта могла стянуть какой-либо ценный предмет.

Но на самом деле все самое ценное хранилось в компьютерах – в стационарном, который стоял на столе, и в ноутбуке, который она повсюду носила с собой. Ноутбук тоже принадлежал «Скалли энд Першинг». Так что и его следовало оставить. Саманта могла бы скачать все данные на свой персональный компьютер, но знала – коды доступа уже поменяли.

Словно во сне она опустошила ящики стола, затем аккуратно сложила в коробку шесть миниатюрных небоскребов из своей коллекции, хоть и была мысль выбросить их в мусорную корзину. Остальные сотрудники – помощники, секретари, юристы – вдруг нашли себе какие-то важные занятия. Протокол усваивался быстро: если кто-то начинает освобождать стол, пусть себе уходит с миром. Никаких свидетелей, и глазеть тут не на что, и обниматься на прощание тоже совершенно незачем.

Глаза у Изабель были красные и припухшие, наверное, бегала в туалет выплакаться. Она прошептала ей на ухо:

– Позвони мне. Сегодня вечером не мешало бы выпить.

– Непременно, – ответила Саманта. Закончила запихивать вещи в коробку, портфель и вместительный дизайнерский рюкзак и, не оглядываясь, промаршировала вслед за Кармен к лифтам на сорок восьмом этаже.

Они стояли и ждали, и Саманта старалась не вертеть головой и не бросать прощальные взгляды вокруг. Двери открылись – к счастью, в лифте никого больше не было.

– Я помогу, возьму вот это. – Кармен указала на битком набитую коробку.

– Нет, – сказала Саманта и вошла в кабинку.

Кармен нажала нижнюю кнопку. «Почему это меня вот так выпроваживают из здания?» Чем дольше Саманта размышляла над этим, тем злее становилась. Ей хотелось плакать, хотелось убраться отсюда как можно скорее. Но больше всего хотелось позвонить маме. Лифт остановился на сорок третьем этаже, в кабину вошел прекрасно одетый молодой человек. В руках он держал в точности такую же картонную коробку, через плечо был перекинут широкий ремень сумки, под мышкой зажат кожаный портфель. И взгляд в точности такой же – в нем читались страх и смятение. Прежде Саманта видела его в лифте, но не знала, кто он такой и из какой фирмы. Сотрудники в костюмах фирмы «Маммут» носили бейджики с указанием имени на последней ужасной рождественской вечеринке. Следом за ним вошел охранник в черном костюме, и все сразу стало на свои места.

Кармен снова нажала кнопку первого этажа. Лифт поехал вниз, Саманта уставилась в пол, вознамерившись молчать, даже если с ней кто-то заговорит. На тридцать девятом этаже лифт снова остановился, и в кабину, изучая свой мобильник, вошел мистер Кирк Найт собственной персоной. Двери закрылись, он осмотрелся, увидел две картонные коробки, приоткрыл рот и резко выпрямил спину. Найт был старшим партнером в фирме «Слияние и поглощение», а также являлся членом исполнительного комитета. Неожиданно оказавшись лицом к лицу с двумя своими жертвами, он сглотнул и рванулся к двери. Но затем вдруг нажал кнопку двадцать восьмого этажа.

Саманта была слишком подавлена, чтобы наброситься на него с оскорблениями. Мужчина в дорогом костюме стоял с закрытыми глазами. Лифт остановился, Найт пулей вылетел в коридор. Двери закрылись, и тут Саманта вспомнила, что фирма арендует этажи с тридцатого до шестьдесят пятого. Зачем понадобилось Найту выходить на двадцать восьмом? Впрочем, какая разница?

Кармен проводила ее через вестибюль к выходу на Брод-стрит. Робко пробормотала «мне очень жаль», но Саманта не ответила. Нагруженная, как мул, она зашагала по тротуару куда глаза глядят. Потом вдруг вспомнились снимки из газет – на них были запечатлены сотрудники «Леман» и «Беар Стернс», выбегающие из офисных зданий с картонными коробками с таким видом, точно там начался пожар и они спасались от верной гибели. На одном из снимков на первой полосе «Таймс» красовалась крупная темнокожая женщина, сотрудница «Леман», по ее щекам градом катились слезы, она стояла на тротуаре и выглядела такой несчастной и беспомощной.

Но все эти снимки уже не были актуальны, и Саманта камер поблизости не видела. На углу Брод- и Уолл-стрит она поставила коробку на асфальт и стала ловить такси.

Глава 2

Зайдя в свой шикарный лофт в Сохо, обходившийся ей в две тысячи долларов в месяц, Саманта побросала все офисные принадлежности на пол и рухнула на диван. В руке она сжимала мобильник, но звонить никому не хотела. Потом она стала делать глубокие вдохи и выдохи с закрытыми глазами и понемногу успокоилась. Ей было необходимо услышать голос матери, обрести хоть какую-то поддержку, но нельзя допустить, чтобы мама услышала отчаяние и слабость в ее голосе.

Облегчение пришло лишь тогда, когда она вдруг осознала: теперь она освободилась наконец от работы, которую презирала. Сегодня в семь можно будет посмотреть какой-нибудь фильм по телевизору или поужинать с друзьями, а не корпеть весь вечер над бумагами, готовясь к очередному рабочему дню. А в воскресенье – уехать из города без всяких мыслей об Энди Грабмене и целой горе документов, которые следует подготовить к очередной решающей сделке. Ей наконец-то удалось освободиться от «Фирмфона», этого чудовищного маленького гаджета, крепившегося к ее телу на протяжении трех лет. И она чувствовала себя свободной и восхитительно легкой.

Страх был продиктован боязнью потерять доходы и мыслями о смене карьеры. Проработав три года, она зарабатывала 180 тысяч долларов в год – была базовая зарплата, к ней прибавлялись еще и весьма щедрые премиальные. Это были очень хорошие деньги, но жизнь в городе как-то умудрялась сжирать их. Половина отнималась в виде налогов. У нее имелся накопительный счет в банке, но откладывала она на него не слишком часто. Если тебе двадцать девять, ты одинока и свободна, живешь в городе, у тебя есть профессия и ты твердо знаешь, что на следующий год твои доходы превысят нынешнюю зарплату плюс премии, то стоит ли беспокоиться о каких-то там накоплениях? У нее был друг по Колумбийскому университету, он проработал в «Скалли энд Першинг» пять лет, недавно стал младшим партнером и заработает в этом году полмиллиона долларов. И Саманта должна была пойти той же дорожкой.

Но у нее имелись и другие друзья – те, кому удалось вырваться из этого порочного круга через двенадцать месяцев, счастливо распрощаться с ужасным миром Большого Закона. Один теперь работал инструктором-горнолыжником в Вермонте. До этого он трудился редактором в «Коламбиа ло ревью», затем – в «С энд П», ушел оттуда и теперь жил в хижине у ручья и редко отвечал на телефонные звонки. За какие-то тринадцать месяцев пребывания в фирме он превратился из амбициозного молодого сотрудника в почти невменяемого недоумка, спавшего за письменным столом. Успел вовремя уволиться и уехать из города. Саманта часто о нем вспоминала, обычно с некоторым оттенком зависти.

Облегчение, страх и унижение. Ее родители оплатили довольно дорогое подготовительное обучение в одной из престижных школ округа Колумбия. Затем она с отличием окончила университет в Джорджтауне и получила диплом в области политических наук. Потом безо всяких усилий поступила в юридический колледж, который тоже окончила с отличием. И тут же, после того как она прошла стажировку секретарем в федеральном суде, не меньше дюжины крупных фирм предложили ей работу. Словом, первые двадцать девять лет жизни ей сопутствовал почти оглушительный успех, поражений она не знала. То, что ее вышибли с треском и столь бесцеремонно, ужасно угнетало. А то, как ее выводили из здания под присмотром, казалось оскорбительным. Это была не какая-то мелкая шишка, которую можно набить за время в целом успешной карьеры.

Все же в цифрах можно было найти хоть какое-то утешение. Со времени падения «Леман» тысячи молодых профессионалов лишились работы. Несчастье лучше переживать вместе и все такое прочее, но в данный момент она не испытывала сострадания к кому бы то ни было.

– Карен Кофер, пожалуйста, – бросила Саманта в трубку. Она лежала на диване совершенно неподвижно, стараясь дышать ровно.

– Мам, это я. Они это сделали. Уволили меня. – Она закусила нижнюю губу, изо всех сил стараясь не расплакаться.

– Мне так жаль, Саманта. Когда это произошло?

– Примерно час назад. Вообще-то неудивительно, но верится с трудом.

– Понимаю, детка. И мне неимоверно жаль.

За последнюю неделю они не говорили ни о чем другом, кроме как о возможном увольнении.

– Ты дома? – спросила Карен.

– Да, дома, и в полном порядке. Блит на работе. Я ей еще не говорила. Вообще никому пока не сказала.

– Мне страшно жаль.

Блит была ее подругой и сокурсницей еще по Колумбийскому колледжу, но работала в другой крупной фирме. Они снимали эту квартиру вместе, однако отдалились друг от друга. Когда приходится вкалывать по семьдесят пять или сто часов в неделю, общаться особо некогда. Дела на фирме Блит тоже обстояли неважно, и она ожидала худшего.

– Со мной все хорошо, мам. Даже отлично.

– Ничего не отлично. Почему бы тебе не приехать домой на несколько дней?

Дом был своего рода движущейся мишенью. Мать снимала очаровательную квартирку неподалеку от Дюпон-серкл, отец арендовал небольшую квартиру в кондоминиуме рядом с рекой в Александрии. Ни в одном из жилищ Саманте не удавалось продержаться больше месяца. А уж сейчас… об этом и речи быть не могло.

– Обязательно приеду, – сказала она, – только позже.

Последовала долгая пауза, затем мама осторожно спросила:

– Какие у тебя планы, Саманта?

– Никаких планов, мам. Сейчас я просто в шоке и дальше чем на ближайший час планировать не в состоянии.

– Понимаю. Жаль, меня нет рядом.

– Все будет нормально, мам. Обещаю. – Последнее, чего ей хотелось в этот момент, так это чтобы мать стояла над душой и давала бесконечные советы, как быть и что делать дальше.

– Тебя уволили окончательно или это временное явление?

– Фирма называет это неоплачиваемым отпуском. Год или два мы числимся в штате, даже сохраняем за собой медицинскую страховку, но зарплаты не получаем. Ну а потом, если все наладится, фирма обещает взять нас обратно на ту же должность.

– Напоминает какие-то жалкие усилия удержать вас на поводке. – Спасибо, мамочка, за прямоту. – Карен меж тем не унималась: – Почему ты не послала этих негодяев куда подальше?

– Потому что хотела сохранить медицинскую страховку. И еще хотелось быть уверенной в том, что однажды смогу вернуться.

– Ты можешь найти работу где-то еще. – Мать говорила прямо как заправский бюрократ.

Карен Кофер работала старшим юристом в Министерстве юстиции в Вашингтоне. Всю жизнь проработала там и до сих пор трудилась – вот уже на протяжении тридцати лет. Положение она, как и все ее коллеги, занимала прочное. Несмотря на экономические депрессии, войны, смены правительств, катастрофы национального масштаба, политические волнения и прочие всевозможные бедствия, Карен Кофер регулярно получала зарплату. Именно этим и объяснялось высокомерие множества окопавшихся в своих траншеях бюрократов. Нас надо ценить, потому что мы абсолютно незаменимы.

– Нет, мам, – сказала Саманта, – сейчас хорошей работы не найти. Если ты не в курсе или просто забыла, могу напомнить: у нас в стране финансовый кризис, недалеко и до депрессии. Юридические конторы то и дело вышвыривают сотрудников на улицу и запирают двери.

– Ну, не знаю. Сомневаюсь, чтоб дела обстояли так уж плохо.

– Да неужели? В «Скалли энд Першинг» отменили набор новых служащих, а это означает, что дюжина или около того самых талантливых выпускников юридического отделения Гарварда получат уведомления о том, что мест, которые им обещали в сентябре, нет. То же самое касается Йеля, Стэнфордского и Колумбийского университетов.

– Но ведь ты у меня такая талантливая, Саманта.

Спорить с бюрократом бесполезно. Саманта глубоко вздохнула и уже собиралась вежливо распрощаться, когда у Карен прорезался срочный звонок «из Белого дома» и она сказала, что ей надо бежать. Обещала перезвонить тотчас же, как только спасет республику.

– Хорошо, мамочка, – только и осталось сказать Саманте.

Грех было жаловаться, что мать не уделяет ей должного внимания. Саманта была единственным ребенком – в ретроспективе не так уж и плохо, особенно в свете того, что утлую лодочку ее взаимоотношений с родителями так и швыряло по волнам то вверх, то вниз, особенно после того, как они развелись.

День выдался такой ясный, солнечный, погожий, что Саманта решила прогуляться. Она зигзагом двигалась по Сохо, затем – по Вест-Виллидж. Зашла в пустующее кафе и только оттуда позвонила наконец отцу. Маршал Кофер некогда был высокопрофессиональным юристом обвинения, именно от его заключений напрямую зависело, на какую сумму должны оштрафовать авиакомпанию, самолет которой потерпел катастрофу. Затем он создал весьма агрессивную и успешную фирму в округе Колумбия и шесть дней в неделю проводил в гостиницах и самолетах, мотаясь по миру. Занимался расследованиями, представлял интересы пострадавших в судах. Он сколотил целое состояние, сорил деньгами, и еще девочкой Саманта отчетливо ощущала, что ее семья гораздо богаче, чем семьи других детей, с которыми она училась в подготовительной школе округа Колумбия. Отец брался то за одно важное и прибыльное дело, то за другое, мама умудрялась потихоньку воспитывать единственную дочь, но при этом не упускала шанса продвинуться по карьерной лестнице в Министерстве юстиции. Если родители и ссорились, Саманта об том не знала; к тому же отца почти никогда не было дома. В какой-то момент – никто уже точно не помнил, когда именно, – в эту картину вписалась молоденькая и хорошенькая помощница с неполным юридическим образованием, и Маршал не устоял. Загул перешел в интрижку, интрижка – в роман, и года через два Карен что-то заподозрила. И стала предъявлять претензии мужу, который поначалу все отрицал, но потом сознался. И еще он хотел развода – мотивировал это тем, что встретил наконец настоящую любовь всей своей жизни.

Примерно в то же время, когда в семейной жизни Коферов наступил разлад, Маршал – по случайному совпадению или нет – принял еще несколько неверных решений. Одно из них было связано со схемой получения более высоких доходов через офшоры. В Шри-Ланке разбился «Боинг-747» компании «Юнайтед эйшиа эрлайнс» с сорока американцами на борту. Все пассажиры погибли, и Маршал Кофер умудрился прибыть на место катастрофы первым. Во время переговоров с заинтересованными сторонами он создал несколько фиктивных компаний на Карибах и в Азии, куда можно было переводить деньги, те переводили их друг другу со счета на счет, и проследить за его солидными доходами было сложно.

У Саманты была папка, где хранились газетные вырезки и отчеты по расследованию столь неуклюжей коррупционной деятельности отца. На основе этих материалов можно было бы написать весьма увлекательную книгу, но Саманта не была в этом заинтересована. Отца схватили за руку, он был унижен, его снимками пестрели газетные полосы. Затем его судили и приговорили к трем годам заключения. Из тюрьмы он вышел досрочно за две недели до того, как она окончила университет в Джорджтауне. Сейчас Маршал работал консультантом в ряде мелких фирм в старой части города Александрия. Он говорил, что консультировал юристов, занимавшихся расследованием случаев нарушения гражданских прав, но в подробности не вдавался. Саманта, как и мать, была убеждена, что Маршалу все же удалось припрятать часть нечестно нажитых доходов где-то на Карибах. Впрочем, Карен уже давно прекратила поиски.

Маршал всегда подозревал жену. Карен все отрицала, но сам он был твердо убежден: его бывшая приложила руку к его аресту. Она занимала высокий пост в Министерстве юстиции, знала все ходы и выходы, у нее было много влиятельных друзей.

– Папа, меня уволили, – тихо сказала Саманта в трубку.

Посетителей в кафе не было, но в этот момент мимо как раз проходил бармен.

– О, Сэм, мне так жаль, – сказал Маршал. – Расскажи толком, что произошло.

Насколько она могла судить, тюрьма научила отца только одной важной вещи. Не состраданию, не терпению, не пониманию, не стремлению прощать или унизить кого-то – словом, ничему тому, что обретает человек, потерпевший подобную жизненную катастрофу. Он остался все таким же жестким и амбициозным, по-прежнему стремился проживать каждый день на полную катушку и сметать любое препятствие, появлявшееся у него на пути. Но по некой неясной причине Маршал Кофер научился прислушиваться хотя бы к собственной дочери. Саманта принялась неспешно рассказывать, он внимал каждому ее слову. Она уверяла его, что все будет нормально. В какой-то момент ей даже показалось, что он вот-вот заплачет.

Обычно он отпускал ехидные замечания по поводу того, насколько неудачное место она выбрала для юридической деятельности. Он ненавидел большие фирмы, потому что боролся с ними на протяжении долгих лет. Он считал их бездушными корпорациями, где нет места подлинному партнерству, нет настоящих юристов, борющихся за интересы своих клиентов. Под рукой у него всегда была импровизированная трибуна, встав на которую, он мог прочесть дюжину проповедей о том, каким злом является Закон с большой буквы. Саманта слышала их все, и у нее не было ни малейшего желания выслушивать их снова.

– Может, мне приехать к тебе, Сэм? – спросил он. – Смогу быть через три часа.

– Нет, пап, спасибо, сейчас не стоит. Дай мне денек-другой. Хочу устроить себе маленькие каникулы, выбраться из города хотя бы на несколько дней.

– Могу поехать с тобой.

– Было бы славно, но только не сейчас. Я в полном порядке, пап, честное слово.

– Ничего ты не в порядке. Тебе нужен отец.

Странно было слышать это от человека, который практически всегда отсутствовал на протяжении первых двадцати лет ее жизни. Но он хотя бы сделал попытку.

– Спасибо, папа. Позже перезвоню. Надо уладить кое-какие дела.

– Я мог бы устроить тебя на работу, – сказал он. – Хорошую, настоящую работу.

Ну вот, снова завел свою шарманку, подумала она, но промолчала. Отец не раз уговаривал ее заняться настоящим делом, то есть попытаться прищучить крупные корпорации за все совершенные ими злодеяния. По мнению Маршала Кофера, каждая компания определенного уровня совершает множество вопиющих грехов, чтоб преуспеть в жестоком мире западного капитализма. И он считал долгом всех юристов (возможно, даже бывших юристов), в том числе и своим, разоблачать зло и подавать иски против этих фирм целыми пачками.

– Спасибо, пап. Позже перезвоню.

Вот ирония судьбы. С упорством, достойным лучшего применения, отец стремился подключить ее к работе в той ветви юриспруденции, из-за которой сам оказался в тюрьме. Но Саманта никогда не проявляла интереса к судебным заседаниям или конфликтам. Она сама не до конца понимала, чего именно хотела – возможно, какой-нибудь спокойной работы за письменным столом с хорошей зарплатой. Благодаря гендерному подходу и незаурядному уму у нее появился вполне реальный шанс стать партнером в «Скалли энд Першинг». Но чем это закончилось?

Возможно, ей нужна именно такая карьера, а может, и нет. Прямо сейчас ей хотелось одного – побродить по улицам Нижнего Манхэттена, проветриться, чтоб в голове хоть немного прояснилось. Она брела по Трайбеке[3], шли часы. Два раза звонила мать, один раз – отец, но отвечать ему она не стала. Изабель и Бен тоже звонили, но ей не хотелось с ними говорить. Неподалеку от Чайнатауна она оказалась у паба под названием «У Моука», остановилась, заглянула в витрину. Вспомнила, как они с Генри впервые выпивали именно в этом пабе, и ей показалось, что с тех пор прошло сто лет. Познакомились они у общих друзей. Генри был подающим надежды актером, одним из миллиона в этом городе, а она тогда только что поступила на службу в «Скалли энд Першинг». Они встречались около года, потом их отношения рухнули, не выдержав ее загруженности на работе и его безработицы. Генри улетел в Лос-Анджелес, где, по последним сведениям, работал шофером, возил в лимузинах неизвестных актеров, ну и еще немного подрабатывал на стороне, а вот чем именно – не говорил.

При других обстоятельствах она могла бы полюбить Генри. Он располагал временем, привлекательной внешностью, был страстным. А она слишком выматывалась на работе. Явление для женщин, служащих Закону с большой буквы, не столь уж и редкое. Когда им исполняется сорок, они однажды просыпаются и осознают, что по-прежнему одиноки и десять лет прошли как один миг.

Она отошла от паба «У Моука» и направилась на север, в Сохо.

Анна, сотрудница службы занятости, оказалась на удивление расторопна. В пять вечера Саманта получила пространное электронное сообщение с указанием адресов и названий десяти некоммерческих организаций, которые некто счел самым подходящим местом работы для не претендующих на заработок израненных и оскорбленных душ, вдруг вылетевших из крупнейшей в мире юридической фирмы. Консультант по правовым вопросам в заповеднике в Лафайете, штат Луизиана. Приют для женщин, подвергшихся домашнему насилию, в Питсбурге. Организация «Иммигрантские инициативы» в Тампе. Центр бесплатной юридической помощи неимущим клиентам в Брэйди, штат Виргиния. Общество сторонников эвтаназии из Туксона в Аризоне. Организация помощи бездомным в Луисвилле. Фонд защиты озера Эри. Ну и так далее. Все эти десять вакансий находились в местах, весьма отдаленных от Нью-Йорка.

Саманта долго смотрела на список и прикидывала, стоит ли ей уезжать из города. Она прожила здесь шесть из семи последних лет – три года училась в Колумбийском университете, затем три года проработала в фирме. Какое-то время по окончании учебы работала помощницей федерального судьи в округе Колумбия, но вскоре вернулась в Нью-Йорк. Между жизнью в Вашингтоне и Нью-Йорке без колебаний выбрала последнее.

Но Лафайет в Луизиане? Или Брэйди, штат Виргиния?..

Слишком скупым для столь значимого выбора языком эта Анна пыталась убедить уволенных, что вышеуказанные должности в некоммерческих организациях долго ждать никого не будут, слишком уж их мало. Иными словами – или быстро соглашайся, или позже может и не подвернуться случай переехать в эту дыру и проработать весь следующий год пусть за мизерную, но все же какую-то зарплату. Но Саманта была слишком потрясена, чтоб принимать столь поспешные решения.

Заскочила Блит – поздороваться и разогреть пасту в микроволновке. Саманта уже успела отправить ей эсэмэску с печальными новостями, и ее подруга и соседка по квартире чуть не плакала. Впрочем, через несколько минут Саманте удалось ее успокоить и заверить в том, что жизнь продолжается. Фирма, где трудилась Блит, представляла собой группу контор по сдаче недвижимости под залог, и настроение там царило столь же мрачное, как и в «Скалли энд Першинг». Вот уже несколько дней подруги говорили только о грядущем увольнении. Блит еще не съела и половины пасты, как у нее затрезвонил мобильник. Ее разыскивал партнер-супервайзер. И вот в 18.30 она пулей вылетела из квартиры, торопясь в контору и опасаясь, что ее могут уволить даже за малейшее опоздание.

Саманта налила себе бокал вина, наполнила ванну горячей водой. Лежала, отмокала, отпивала из бокала и наконец пришла к выводу, что, несмотря на приличный заработок, ненавидит Закон с большой буквы и никогда не вернется в эту контору. И никогда больше не позволит, чтобы на нее орали только потому, что ее нет на работе после заката или перед восходом солнца. Она никогда больше не соблазнится большими деньгами. Она никогда больше не будет… много чего делать.

С финансовой точки зрения дела обстояли не блестяще, но и не так уж плохо. На счету у нее около 31 тысячи долларов, долгов нет, если не считать трехмесячного взноса за аренду квартиры. Если поджаться, начать экономить, ну и еще подрабатывать где-то понемногу, то, возможно, удастся переждать эту бурю. При том условии, разумеется, что не наступит конец света. Она не видела себя в роли официантки или продавщицы обуви, но, с другой стороны, никогда, даже в страшном сне, не могла представить, что ее столь успешная карьера оборвется так внезапно. Да весь город скоро наводнят официантки и продавцы с дипломами о высшем образовании.

Ладно, вернемся к Закону с большой буквы. У нее была цель где-то годам к тридцати пяти стать партнером фирмы, оказаться одной из немногих женщин на самой верхушке этой пирамиды, занять отдельный угловой офис, где бы она сражалась, играла в жесткие игры с парнями. Там у нее был бы секретарь, помощник, несколько юристов-выпускников на подхвате, водитель по вызову, золотая кредитная карточка и дизайнерский гардероб. Лишь тогда сто четыре тяжелые рабочие недели могли бы превратиться в нечто стоящее. Она зарабатывала бы минимум два миллиона в год, пробыла бы на этой должности лет двадцать, потом вышла на пенсию и путешествовала по миру. А где-то на этом пути могла бы подцепить мужа, обзавестись парой ребятишек, и тогда можно было бы считать, что жизнь удалась.

Но все эти планы превратились в прах.

Они с Изабель договорились выпить мартини в холле отеля «Мерсер», в четырех кварталах от ее дома. Пригласили и Бена, но тот недавно женился, к тому же был не в настроении. Отправка в вынужденный неоплачиваемый отпуск по-разному отражалась на людях. Саманта старалась вообще не зацикливаться на этом, строила планы, как выжить. Ей повезло, у нее не было долгов за обучение. У родителей оказалось достаточно денег, чтоб дать ей отличное образование. А вот Изабель просто задыхалась под грудой старых долгов и с ужасом смотрела на будущее. Жадно пила мартини, и спиртное быстро ударило ей в голову.

– Я без зарплаты и года не протяну, – нервно сказала она. – А ты?

– Ну, возможно, – ответила Саманта. – Если экономить на всем, питаться только супом, как-нибудь продержусь. И из города уезжать не собираюсь.

– У меня не получится, – грустно заметила Изабель и отпила еще глоток. – Знаю одного парня из отдела судопроизводства. Его отправили в отпуск в прошлую пятницу. Так вот, он обзвонил пять некоммерческих организаций, и везде ему говорили, что место уже занято. Можешь представить? Тогда он позвонил в службу занятости и устроил скандал, и там сказали, что продолжают работать над списками, отправляют запросы в разные некоммерческие организации в поисках самых низкооплачиваемых должностей. Мало того, что нас увольняют, эта их схема по трудоустройству ни черта не работает. И никому мы не нужны, даже если согласимся работать вообще бесплатно. Плохи наши дела.

Саманта отпила маленький глоток, подержала жидкость на языке, почувствовала легкое онемение.

– Я не намерена соглашаться на этот чертов отпуск.

– А как же тогда медицинская страховка? Хочешь остаться голой и совсем незащищенной?

– Может, и хочу.

– Но если заболеешь, тогда вообще все потеряешь.

– Терять особенно нечего.

– Но это просто глупо, Сэм! – Последовал еще один глоток мартини, на этот раз поменьше. – Выходит, ты напрочь отказываешься от блестящих перспектив в «Скалли энд Першинг»?

– Фирма от меня отказалась. Я ей не нужна, как и ты, и многие другие. Надо найти место работы получше, придумать лучший способ зарабатывать на жизнь.

– Давай за это и выпьем.

Возникла официантка, и они заказали по еще одному мартини.

Глава 3

Саманта проспала часов двенадцать и проснулась с желанием немедленно уехать из этого города. Лежа в постели и разглядывая старые деревянные лучи перекрытий на потолке, она вдруг поняла, что не выезжала с Манхэттена вот уже семь недель. Долгий августовский уик-энд в Саутхемптоне бесцеремонно прервал Энди Грабмен, и вместо того чтоб отсыпаться и ходить на вечеринки, всю субботу и воскресенье она корпела в офисе, перечитывая и анализируя пачку контрактов в фут толщиной.

Семь недель. Она быстро приняла душ, запихала в чемодан самое необходимое и ровно в десять утра села в поезд на Пенн-стейшн, перед этим отправив голосовое сообщение на мобильник Блит. Она едет в округ Колумбия на несколько дней. «Позвони, если тебя вышибут с работы».

Поезд катил по Нью-Джерси, и тут ею овладело любопытство. Она отправила имейл в Фонд защиты озера Эри, а потом еще один – в приют для женщин в Питсбурге. Прошло минут тридцать. Никто не отвечал, она читала «Таймс». Ни слова о массовом кровопускании в «Скалли энд Першинг», хотя разговоры об экономическом спаде не стихали. Массовые увольнения в финансовых учреждениях. Одни банки отказываются выдавать кредиты, другие просто закрываются. Конгресс гоняется за собственным хвостом. Обама во всем винит Буша. Маккейн/Пейлин[4] возлагают ответственность на демократов. Она проверила почту в ноутбуке и увидела еще одно сообщение от неунывающей Анны из службы занятости. Образовалось шесть новых вакансий в некоммерческих организациях. Так что добро пожаловать на работу!

Из женского приюта пришло очень вежливое сообщение. Они благодарили мисс Кофер за проявленный интерес, но место, к сожалению, уже занято. Через пять минут храбрые ребята, борющиеся за спасение озера Эри, ответили примерно так же. Саманта приняла вызов, отослала имейлы по пяти новым адресам, возникшим в списке Анны, затем отправила сообщение ей самой, в котором вежливо советовала тщательнее проверять данные. Где-то на полпути между Филадельфией и Уилмингтоном защитники болот в Луизиане сказали ей «нет». Проект под названием «Сохраним невинность» из Джорджии – тоже. «Иммигрантские инициативы» в Тампе ответили отказом. Не осталось вакансий в «Клиринговой палате по контролю за вынесением и исполнением смертных приговоров», а также в «Бесплатной юридической помощи» из Сент-Луиса. Нет, но огромное вам спасибо за проявленный интерес. Все вакансии уже заняты.

Семь организаций, а результат ноль. Даже волонтером никуда не устроишься!

Выйдя из поезда на вокзале «Юнион-стейшн», располагавшемся неподалеку от Капитолия, она взяла такси, уютно устроилась на заднем сиденье и смотрела в окно, пока машина пробиралась в потоке. Куда ни глянь, правительственные здания тянутся квартал за кварталом, штаб-квартиры тысяч разных организаций и ассоциаций, затем пошли отели, сверкающие новенькие кондоминиумы, просторные офисные здания, битком набитые юристами и лоббистами. Тротуары так и кишат людьми, все куда-то торопятся, снуют взад-вперед, стремятся преуспеть в своем бизнесе в то время, как мир повис на краю пропасти. Первые двадцать два года жизни она провела в округе Колумбия, но сейчас эта жизнь казалось ей такой скучной! Нет, разумеется, она привлекала талантливых и умных молодых людей, но все они говорили только о политике и недвижимости. Лоббисты – вот худшая человеческая порода. Их расплодилось просто немерено, по численности они превосходили юристов и политиков, вместе взятых, именно они и правили этим городом. Это они главенствовали в конгрессе и контролировали денежные потоки и за коктейлями и обедами до смерти утомляли вас подробностями своих последних героических усилий по обеспечению населения свининой или переписки какой-то закорючки в налоговом законодательстве. Все друзья ее детства и однокашники по Джорджтауну получали зарплату, к которой были приплюсованы федеральные доллары. Да что там далеко ходить, ее мать получала 145 тысяч в год, работая юристом в Министерстве юстиции.

Саманта не знала, как именно зарабатывает деньги отец. Она решила вначале заехать к нему. Мама торчала на службе весь день, до темноты домой точно не вернется. Саманта заскочила на квартиру к матери, оставила там чемодан, потом на том же такси поехала через Потомак в так называемый Старый город в Александрии. Отец уже ждал, встретил ее улыбкой и крепкими объятиями. Он успел переехать в куда более симпатичное новое здание и переименовать свою фирму в «Кофер групп».

– Звучит как шайка лоббистов, – заметила Саманта, оглядывая просторную приемную.

– О нет, – возразил ей Маршал. – Мы стараемся держаться от этого цирка подальше. – И он махнул рукой в сторону окна с таким видом, точно считал весь округ Колумбия каким-то гетто. Затем они двинулись по коридору, и он распахивал двери и показывал маленькие офисы.

Так чем именно ты занимаешься, папочка? Но она решила отложить этот вопрос на потом. Он провел ее в просторный угловой кабинет с видом на реку Потомак, правда, отдаленным, но не таким, как у Энди Грабмена из той, уже прежней ее жизни. Они уселись в кожаные кресла за журнальным столиком, отец попросил секретаршу принести кофе.

– Ну, как ты? – с искренним беспокойством спросил он и положил ей руку на колено, точно она только что упала с лестницы.

– Я в порядке, – ответила Саманта и вдруг почувствовала, что в горле встал ком. «Держись, не позволяй себе этого». Она сглотнула и продолжила: – Это произошло так внезапно. Месяц назад дела шли просто прекрасно, все катилось по накатанной дорожке, никаких проблем. Да, работы было много, но ведь любая такая контора – это соковыжималка, сам знаешь. А потом вдруг поползли слухи. Отдаленный бой барабанов, возвещающий об опасности. Ну а затем все рухнуло. Так неожиданно.

– Да, именно. Прямо как гром среди ясного неба.

Секретарша внесла кофе на подносе, поставила на столик и затворила за собой дверь.

– Читала Тротмена? – спросил он.

– Кого?

– Раз в неделю публикует аналитические заметки в прессе о рынках и политике. Вот уже какое-то время живет здесь, в округе Колумбия, и очень хорош в своем деле. Полгода тому назад предсказал кризис банковской ипотечной системы, написал, что предпосылки к нему складывались годами, ну и так далее. Говорил, что этот пузырь непременно лопнет и тогда наступит масштабная рецессия. И посоветовал всем игрокам уходить с рынков, со всех рынков.

– И ты ушел?

– Ну, вообще-то я никогда не был привязан к рынкам. А если б и был, вряд ли последовал бы его совету. Ведь полгода назад все мы жили в счастливом заблуждении, что все стабильно, что цены на недвижимость никогда не упадут. Кредиты были дешевы, как грязь, все кругом только и делали, что брали займы. Пределов не было.

– Ну а что теперь говорит Тротмен?

– Не ликует по поводу своей правоты, просто советует властям, что надо делать. Он предсказал масштабную рецессию и мировой финансовый кризис, но непохожий на депрессию 1929 года. Он считает, что рынки рухнут наполовину, сильно возрастет безработица, выборы в ноябре выиграют демократы, пара крупных банков обанкротятся, в обществе будут царить страх и неуверенность, но мировая экономика выживет. А что говорят у вас, на Уолл-стрит? Ведь ты находишься в самой гуще событий. Вернее, находилась.

На нем были черные мокасины с кисточками – любимая его обувь. Темный костюм, возможно, пошит на заказ, как и в те дни, когда он процветал. Из камвольной шерсти, очень дорогой. Шелковый галстук с безупречным узлом, на манжетах запонки. Когда Саманта впервые навестила отца в тюрьме, на нем была рубашка цвета хаки и грязно-оливковый комбинезон, стандартная тюремная роба, и он жаловался, что жутко скучает по своему привычному гардеробу. Маршал Кофер всегда любил хорошую одежду, и вот теперь, судя по всему, вновь мог тратить на нее немало денег.

– Да ничего, только паника, – сказала она. – Вчера, если верить «Таймс», двое покончили самоубийством.

– Да, кстати, а ты завтракала?

– Съела сандвич в поезде.

– Тогда приглашаю тебя пообедать.

– Сегодня обещала пообедать с мамой, а вот завтра можем пойти с тобой на ленч.

– Договорились. Ну как там Карен? – спросил он.

Послушать его, так можно подумать, что родители по-приятельски болтают по телефону минимум раз в месяц. А по словам матери, созванивались они не чаще раза в год. Маршал хотел бы наладить дружеские отношения с бывшей супругой, но у Карен всегда находилась отговорка – слишком занята. И Саманта никогда не пыталась установить между ними перемирие.

– Думаю, что в полном порядке. Много работы и все такое прочее.

– С кем-нибудь встречается?

– Я не спрашиваю. Ну а у тебя как на личном фронте?

Молодая и хорошенькая помощница бросила Маршала через два месяца после того, как он оказался тюрьме, так что он уже много лет жил в одиночестве. В одиночестве, но редко один. Ему было уже почти шестьдесят – все еще крепкий стройный мужчина с красивой сединой в волосах и сражающей наповал улыбкой.

– О, я все еще в игре, – ответил он со смешком. – Ну а ты? Есть кто стоящий на примете?

– Нет, пап, боюсь, что нет. Последние три года словно в пещере прожила. И жизнь пролетала мимо. Мне двадцать девять, и я вновь превратилась в девственницу.

– Нечего было поступать на эту работу. Ты здесь надолго?

– Только что приехала. Так что пока не знаю. Я говорила тебе об этой их схеме, отпуске без содержания. Так вот, думаю отказаться.

– Иными словами, ты добровольно уходишь на год, а потом можешь поступить на ту же работу в той же должности?

– Ну да, вроде того.

– Плохо пахнет. Ты ведь не доверяешь этим ребятам, верно?

Она глубоко вздохнула, отпила глоток кофе. Беседа принимала оборот, которого она опасалась, просто не могла говорить на тему, от которой уже тошнило.

– Нет, не очень. Честно скажу, не доверяю партнерам, которые управляют «Скалли энд Першинг». Нет.

Отец уже радостно кивал, был с ней полностью согласен.

– И ты действительно не хочешь возвращаться к ним, ни сейчас, ни по истечении двенадцати месяцев? Я правильно понимаю?

– Не знаю, как буду относиться к этому через двенадцать месяцев, но не слишком верю в светлое будущее нашей фирмы.

– Верно, верно. – Он поставил чашку с кофе на стол, наклонился вперед. – Послушай, Саманта, могу предложить тебе работу здесь, у меня. Оплачивается прекрасно, будет чем заняться год или около того. Ну, до тех пор, пока ситуация не прояснится. Не знаю, может, и решишь остаться, может, нет, но времени будет достаточно, чтобы определиться. Это не связано с чисто юридической деятельностью… впрочем, не слишком уверен, что ты занималась только ею последние три года.

– Мама говорила, что у тебя два партнера и оба лишены адвокатских лицензий.

Он изобразил смешок: правда была не слишком лицеприятна.

– Неужели? Карен так говорит? Вообще-то верно, Саманта, нас тут всего трое, все были осуждены, приговорены, лишены адвокатских лицензий, отсидели сроки. Но, к счастью, полностью реабилитированы.

– Прости, пап, но как-то не представляю себе работу в фирме, которой руководят три лишенных лицензий адвоката.

Улыбка на лице Маршала увяла. Он ссутулился, опустил плечи.

– Это ведь не юридическая фирма, верно?

– Нет. Мы не практикуем, потому что лицензий так и нет.

– Тогда чем же вы занимаетесь?

Он резко откинулся на спинку кресла и ответил:

– Мы зарабатываем кучу денег, дорогая. Работаем консультантами.

– Консультировать может каждый, пап. Кого именно консультируете, чем помогаете?

– Знакома с таким понятием, как спонсоры судебных тяжб?

– Боюсь, нет. Точно не скажу.

– Тогда слушай. Спонсоры судебных тяжб – это частные компании, которые собирают деньги от инвесторов с целью организовать крупную судебную тяжбу. Ну, к примеру, какая-нибудь маленькая фирма по программному обеспечению убеждена, что очень крупная фирма, ну, допустим, «Майкрософт», украла у них разработки. Но куда там маленькой фирмочке тягаться с такой акулой бизнеса, как «Майкрософт», и добиться, чтобы дело рассматривалось в судебном порядке. Это просто невозможно. И вот тогда маленькая фирма обращается в фонд, к спонсорам, они изучают дело и, если видят перспективу, выделяют весьма солидные суммы на оплату судебных расходов. Десять миллионов, двадцать миллионов, неважно, сколько именно. Это большие деньги. И, разумеется, этот фонд выговаривает себе процент на случай благоприятного исхода. Борьба идет честная, и чаще всего проблема решается в досудебном порядке. И наша работа состоит в том, чтобы консультировать эти самые фонды, советовать им, стоит ли ввязываться в конкретные дела. Далеко не все потенциальные иски можно довести до суда, даже в этой стране. И оба мои партнера – должен отметить, акционерами они не являются – также выступают экспертами по каждой конкретной судебной тяжбе, имеют право, пусть их и лишили адвокатских лицензий. И наш бизнес просто процветает, несмотря на эту так называемую рецессию. Вообще-то мы даже склонны считать, что нынешняя ситуация способствует процветанию нашего бизнеса. Многим банкам грозят судебные тяжбы, им предъявляют иски на огромные суммы.

Саманта молчала, пила кофе и напоминала себе, что слушает человека, который некогда на регулярной основе умасливал судей миллионными взятками.

– Ну, что скажешь? – спросил Маршал.

Все это звучит чудовищно, подумала Саманта. И продолжала хмуриться, словно пребывала в глубоком раздумье.

– Любопытно, – наконец выдавила она.

– Мы видим большой потенциал для роста, – сказал Маршал.

Да, и что касается трех бывших заключенных, – это лишь вопрос времени, когда за них возьмутся всерьез.

– Я ни черта не понимаю в этом спонсировании судебных тяжб, пап, – сказала она. – Всегда старалась держаться подальше. Я ведь больше по финансовой части, или забыл?

– Да ты быстро все освоишь. Я тебя научу, Саманта. Даже поймаешь кайф. Стоит только начать. Попробуй поработать хотя бы несколько месяцев, пока не разберешься, что к чему.

– Но ведь меня еще не лишили адвокатского звания, – заметила она. Тут оба они рассмеялись, хотя ничего смешного в этом не было. – Ладно, я подумаю, папа. Спасибо тебе.

– Ты прекрасно справишься, точно говорю. Сорок часов в неделю, прекрасный офис, славные люди. Уж куда как лучше, чем эти крысиные бега в Нью-Йорке.

– Но Нью-Йорк – это мой дом, пап. Нью-Йорк, а не округ Колумбия.

– Ладно, хорошо. Не буду на тебя давить. Предложение остается в силе.

– И я это ценю.

Тут в дверь постучала, а потом заглянула секретарша.

– Совещание в четыре, сэр.

Маршал взглянул на часы, нахмурился.

– Буду через минуту, – пообещал он, и секретарша исчезла.

Саманта взяла сумочку.

– Мне пора, – сказала она.

– Не спеши, дорогая. Можешь подождать меня здесь.

– Но ведь ты занят, а я не хочу мешать. Увидимся завтра за ленчем.

– Отлично проведем время. Передай привет Карен. И с ней тоже хотелось бы повидаться.

Тут никаких шансов.

– Конечно, папа. Ну, до завтра.

У двери они обнялись, и Саманта поспешила уйти.

Восьмой отказ пришел от общества защиты Чесапикского залива[5] в Балтиморе, девятый – от каких-то активистов, отстаивающих уникальную рощу из секвой в северной Калифорнии. Никогда еще за всю свою успешную жизнь Саманта Кофер не получала от работодателей столько отказов ни за день, ни даже за неделю. И не была уверена, что перенесет еще и десятый.

Она пила кофе без кофеина в кофейне при книжном магазине «Крамербукс», что неподалеку от Дюпон-серкл, тянула время и обменивалась электронными сообщениями с друзьями. Блит еще не уволили, но все могло измениться в любую секунду. Ходили слухи, что ее фирма, четвертая по величине в мире, тоже увольняет сотрудников направо и налево и тоже придумала какую-то схему с неоплачиваемыми отпусками и предложениями поработать в некоммерческих организациях. Блит писала: «Вроде бы уже около 1000 человек вылетело, стучатся во все двери, ищут работу».

Саманте не хватало мужества признаться, что ее шансы на трудоустройство составляют ноль к девяти.

А затем вдруг прорезался номер десять. Это было краткое сообщение от некой Мэтти Уатт из Центра бесплатной юридической помощи неимущим клиентам в Брэйди, штат Виргиния. «Если можете сейчас говорить, позвоните мне на мобильник». Тут же прилагался номер телефона. После девяти категоричных отказов это походило на приглашение на церемонию инаугурации.

Саманта глубоко вздохнула и отпила еще глоток кофе. Огляделась по сторонам – убедиться, что никто ее не слышит и что все посетители заняты своими делами, – и набрала номер телефона.

Глава 4

Центр бесплатной юридической помощи неимущим был низкобюджетной организацией и располагался в помещении заброшенного склада металлоизделий на Мейн-стрит городка Брэйди, штат Виргиния, с населением в двадцать две тысячи человек и тенденцией к неуклонному его снижению. Брэйди находился на юго-западе Виргинии, в Аппалачах, шахтерском районе. От процветающего округа Колумбия и окраин северной Виргинии Брэйди находился на расстоянии трехсот миль, а по развитию отставал лет на сто.

Мэтти Уатт была исполнительным директором центра со дня основания этой организации – то есть вот уже двадцать шесть лет. Она ответила на звонок и сухо бросила в трубку:

– Мэтти Уатт.

Робкий голосок на другом конце линии произнес:

– Это Саманта Кофер. Я только что получила ваш имейл.

– Спасибо за звонок, мисс Кофер. Я получила ваш запрос сегодня днем наряду с другими. Похоже, что дела в больших юридических фирмах складываются не лучшим образом.

– Пожалуй, что так.

– Что ж, у нас никогда не было интерна из крупной нью-йоркской фирмы, но такая помощь, безусловно, здесь не лишняя. У нас хватает бедных людей с серьезными проблемами. Никогда не бывали на юго-западе Виргинии?

Саманта не бывала. Ей довелось повидать мир, но до Аппалачей она так и не добралась.

– К сожалению, нет, – вежливо ответила она.

Голос Мэтти звучал приветливо, и Саманта решила, что эта дамочка оценит хорошие манеры.

– Стало быть, небольшая встряска вам не повредит, – заметила Мэтти. – Послушайте, мисс Кофер, сегодня мне прислали сообщения три претендента, но трех мест для каких-то неизвестных новобранцев у нас нет, понимаете, о чем я? Так что единственный способ выбрать – это собеседование. Не могли бы вы приехать, заодно и оглядеться? Те двое сказали, что постараются. Один вроде бы из вашей фирмы.

– Да, конечно, я смогу приехать, – сказала Саманта. А что еще она могла сказать? Любой намек на то, что ей не слишком хочется тащиться в какую-то дыру – и она получит уже десятый по счету отказ. – Когда вам было бы удобно?

– Завтра, послезавтра, когда хотите. Не думаю, что меня завалят предложениями уволенные из крупных фирм юристы, ведь работа не оплачивается. Однако внезапно возникла конкуренция за такие места, потому, думаю, чем скорее, тем лучше. Нью-Йорк отсюда не близко.

– Вообще-то я сейчас в Вашингтоне. Так что, наверное, смогу быть завтра днем.

– Идет. У меня не так много времени на собеседования, а потому, скорее всего, найму первого, кто появится, а остальные получат отказ. Но, конечно, при условии, что мне этот первый понравится.

Саманта на секунду-другую зажмурилась и попыталась представить все в перспективе. Буквально вчера утром она явилась в свой офис в крупнейшей юридической фирме, которая прекрасно ей платила и обещала долгую и успешную карьеру. И вот теперь, через тридцать часов, она, безработная, сидит в кафе при магазине «Крамербукс» и пытается устроиться на временную неоплачиваемую работу в какой-то провинциальной дыре, куда не ступала нога цивилизованного человека.

Мэтти меж тем продолжила:

– Ездила в прошлом году на конференцию в Вашингтон, дорога заняла шесть часов. Как думаете, успеете подъехать завтра к четырем дня?

– Конечно. Тогда до завтра. И спасибо вам, мисс Уатт.

– Нет, это вам спасибо, и еще я просто Мэтти.

Саманта порылась в Интернете и нашла сайт этой компании по оказанию юридической помощи. Миссия ее была проста: «Оказание бесплатных юридических услуг клиентам с низкими доходами в юго-западном районе Виргинии». Сфера услуг тоже была определена достаточно четко – в области семейных споров, снижения долговых обязательств, в медицинской помощи и образовании, а также в получении пособий в случае тяжелых легочных заболеваний. Ее юридическое образование с натяжкой соответствовало нескольким из этих пунктов, ее карьера – никоим образом. Криминальными вопросами контора не занималась. Помимо Мэтти Уатт в ней трудились: еще один адвокат, помощник без диплома юриста и секретарь в приемной – все женщины.

Поначалу Саманта решила, что неплохо было бы обсудить все с мамой, но затем отказалась от этой идеи. Своей машины у нее не было, да и, если уж быть до конца честной, страшно не хотелось тратить время на поездку до Аппалачей. Куда как привлекательней работать официанткой в Сохо. Она посмотрела в ноутбук, где возник еще один вежливый отказ – от приюта для бездомных в Луисвилле. Десять отказов за день! Нет, это уж слишком, придется отказаться от идеи спасения мира.

Карен Кофер приехала в «Фаерфлай» в начале восьмого. Обняла свою единственную дочь, глаза ее увлажнились, и слова сочувствия снова полились потоком. Саманта попросила ее остановиться. Они подошли к стойке, заказали по бокалу вина и пили его в ожидании, когда им подготовят столик. Карен было пятьдесят пять, и старела она красиво. Большую часть наличных тратила на наряды и всегда была одета не просто модно, а даже шикарно. Насколько Саманта помнила, мать всегда сетовала на отсутствие стиля в одежде своих коллег по министерству, видно, считала, что должность обязывает. Вот уже десять лет она была в разводе, недостатка в поклонниках не испытывала, но найти единственного дорогого сердцу мужчину почему-то не получалось. Ни один не годился по той или иной причине. По привычке она смерила дочь взглядом с головы до пят, от сережек до туфель, и, судя по всему, осталась недовольна. Без комментариев. Но Саманте было все равно. В эти тяжелые дни ее волновало совсем другое.

– Папа передавал тебе привет, – сказала она в надежде повернуть беседу в другое русло, а не выслушивать, какие вопросы сегодня обсуждались в министерстве.

– О, так вы виделись? – Карен приподняла брови – радар просигналил тревогу.

– Да. Заходила к нему в офис. Похоже, дела у него идут неплохо, выглядит отлично и, по его словам, расширяет бизнес.

– Тебе работу предлагал?

– Да. Хоть завтра могу выйти. Сорок часов в неделю, свой кабинет, вокруг прекрасные люди.

– И все до одного лишены права вести адвокатскую деятельность. Тебе это известно?

– Да, он сказал.

– Строят из себя законопослушных овечек. Надеюсь, ты не собираешься поступать на работу к Маршалу. Это банда воров, и вскоре их шайку-лейку наверняка прикроют.

– Ты что, за ними следишь?

– Ну, скажем, у меня есть друзья, Саманта. Много друзей, и работают они в нужных местах.

– И ты хочешь, чтоб он снова сел?

– Упаси бог, дорогая. Я с твоим отцом покончила раз и навсегда. Мы расстались давным-давно, мне понадобилось немало времени, чтобы пережить это. Он утаил доходы, обманул меня при разводе. Но я махнула на это рукой. На жизнь не жалуюсь, все у меня отлично, и не хочу тратить энергию на Маршала Кофера.

Они потягивали вино из бокалов и смотрели, как суетится за стойкой бармен, симпатичный парень лет двадцати с небольшим в черной, обтягивающей фигуру футболке.

Метрдотель подвел их к столику, официант поставил графин воды со льдом. Они остались вдвоем, и Карен сказала:

– Мне так жаль, Саманта. До сих пор не могу в это поверить.

– Ну, мама, пожалуйста! Не надо больше об этом.

– Понимаю. Но я ведь твоя мать, и я так огорчена, что ничего не могу с собой поделать.

– Послушай, не одолжишь мне машину на пару дней?

– Да, конечно, бери. С чего это тебе вдруг понадобилась моя машина?

– В Брэйди, штат Виргиния, есть контора по оказанию юридической помощи. Ну, одна из благотворительных организаций в моем списке. Вот и подумываю съездить туда, осмотреться. Возможно, это напрасная трата времени, но делать все равно особенно нечего. И завтра тоже. Так почему бы не съездить, а заодно хоть немного проветриться?

– Но бесплатная юридическая помощь?..

– Почему нет? Там будет собеседование для интернов. Если не получу это место, останусь безработной. Если получу, смогу уйти в любое время, если не понравится.

– И ничего не платят?

– Ничего. Это обязательное условие. Но если буду находиться на этой должности год, то смогу удержаться в системе.

– Но ты наверняка сможешь найти место в какой-нибудь хорошей маленькой фирме в Нью-Йорке.

– Мы это уже обсуждали, мам. Большие юридические фирмы резко сокращают штаты, маленькие вообще закрываются одна за другой. Ты не знаешь, какая истерия царит сейчас на улицах Нью-Йорка. Ты в безопасности, тебе ничего не грозит, и ни один из твоих влиятельных друзей работы не потеряет. А в реальном мире – ничего, кроме страха и хаоса.

– Так я, по-твоему, в нереальном мире, что ли?

К счастью, в этот момент вернулся официант и пустился в долгое перечисление фирменных блюд. Когда он ушел, они допили вино и какое-то время разглядывали публику за соседними столиками. Наконец Карен сказала:

– Вот что, Саманта. Думаю, ты совершаешь ошибку. Ты не можешь просто так уехать, исчезнуть на целый год. Как же твоя квартира? Как друзья?

– Мои друзья теперь такие же безработные, как и я, ну, большинство из них. Да и друзей у меня не так уж и много.

– Не нравится мне все это. Не нравится.

– Ну, хорошо, мам. А какие еще варианты? Устроиться в «Кофер-групп»?

– Боже упаси. Только этого не хватало, закончить жизнь в тюрьме.

– А ты будешь ко мне приходить? Его не посещала.

– Еще чего! И в голову не приходило. Знаешь, я даже обрадовалась, когда его посадили. Когда-нибудь поймешь меня, дорогая, если мужчина вдруг выбросит тебя, как ненужную вещь, ради другой женщины. Не дай бог, чтобы такое с тобой случилось.

– Ладно, это я еще могу понять. Но ведь прошло столько лет…

– Кое-что никогда не забывается.

– А ты пыталась забыть?

– Послушай, Саманта, каждому ребенку хочется, чтобы его родители были вместе. Это основной инстинкт выживания. А когда родители расстаются, ребенок мечтает, чтобы они остались хотя бы друзьями. Одним это удается, другим – нет. Я не желаю находиться в одном помещении с Маршалом Кофером и предпочитаю вообще о нем не говорить. Так что давай оставим эту тему.

– Что ж, по крайней мере, это честно. – Саманта замолчала, сидела и размышляла, но тут ее отвлекли. Официант подал салаты, они заказали бутылку вина.

– Как там Блит? – спросила Карен, которой не терпелось сменить тему.

– Переживает, волнуется, но работу пока сохранила.

Несколько минут они говорили только о Блит, затем – о мужчине по фамилии Форест, который на протяжении месяца присутствовал в жизни Карен. Он был на несколько лет моложе ее, именно таких она и предпочитала, но роман не сложился. Форест был юристом-советником, участвовал в предвыборной кампании Обамы, и постепенно беседа матери и дочери перетекла в русло политики. За бутылкой вина они оживленно обсуждали первые президентские дебаты. Саманта скептически относилась к выборам, Карен уверяла, что ее работа с политикой никак не связана. А потом вдруг сказала:

– Совсем забыла, что у тебя нет машины.

– Ну, все эти годы она была мне не очень-то и нужна. Могла бы взять в аренду на несколько месяцев, если бы вдруг понадобилась.

– Знаешь, как-то совсем вылетело из головы. Моя мне нужна завтра вечером. Еду в Маклин, играть в бридж с друзьями.

– Ничего страшного. Возьму напрокат на пару дней. Чем дольше думаю об этом, тем больше хочется отправиться в долгий путь в одиночестве.

– А сколько туда добираться?

– Шесть часов.

– До Нью-Йорка можно доехать за шесть часов?

– Нет, завтра у меня другой маршрут.

Тут принесли закуски. Обе они к этому времени уже умирали с голоду.