7,99 €
Случайность или убийство? В престижной частной школе в Норфолке найден мертвым ученик Чарли Кавендиш. На первый взгляд его смерть кажется случайной — результат эпилептического припадка. Но затем выясняется, что таблетки, которые мальчик принимал для борьбы с эпилепсией, были заменены лекарством, вызвавшим у него смертельную аллергию. Вскоре в стенах Флитхауса находят еще одно тело. И за дело берется полиция, ведь теперь эти события — не трагическая случайность, а череда убийств.
Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:
Seitenzahl: 464
Этот роман посвящен всем тем, кто мечтает. Никогда не сдавайтесь и не складывайте оружия – поступайте, как Люсинда.
Lucinda Riley
The Murders at Fleat House
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
Copyright © Lucinda Riley, 2022
© Борисова Т., перевод на русский язык, 2024
© Клигман И., перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2024
Дорогой читатель,
Надеюсь, вы волнуетесь не меньше меня, беря в руки новый роман Люсинды Райли. Возможно, вы поклонник серии «Семь сестер» и с нетерпением ждете, что Люсинда перенесет вас в неизведанный и живой мир. А может быть, вы впервые знакомитесь с ее творчеством, заинтригованные обещанием этого только что появившегося и захватывающего детективного романа. В таком случае, к огромному сожалению, я должен начать с конца, чтобы пояснить, откуда взялись страницы, которые вы собираетесь вот-вот поглотить. Для тех, кто не осведомлен: Люсинда – мама – умерла 11 июня 2021 года вследствие рака пищевода, обнаруженного в 2017 году. Я – старший сын Люсинды и соавтор (спешу добавить, не по этой работе). Вместе мы написали серию для детей «Ангелы-хранители», и я занимаюсь реализацией ее обширного литературного наследия, завершив восьмой – и последний – роман из серии «Семь сестер».
По этой причине я хотел бы рассказать вам, как возник роман «Убийства во Флит-Хаусе». Во-первых, хотя он никогда не видел свет, написан он был в 2006 году. Когда ее младшие дети пошли в школу, Люсинда написала «в стол» три романа, два из которых впоследствии были изданы и получили восторженные отзывы: «Старая олива» (другое название: «Секрет Хелены») и «Комната бабочек». Она планировала опубликовать и третий, который вы держите в руках, после завершения серии «Семь сестер».
В изначальные версии «Старой оливы» и «Комнаты бабочек» Люсинда внесла значительные изменения (как любой писатель, возвращающийся к тексту после десятилетнего перерыва). В случае с «Убийствами во Флит-Хаусе» у мамы такой возможности не было. Вот почему я столкнулся с дилеммой, когда принял решение опубликовать эту книгу. Должен ли я отредактировать, обработать и дополнить текст, как сделала бы она? После долгих размышлений я решил, что сохранить мамин голос важнее. По этой причине работа редактора свелась к абсолютному минимуму.
Поэтому то, что вы прочитаете, – текст Люсинды от 2006 года.
Мама страшно гордилась этой работой. Это единственный написанный ею детектив, но верные читатели сразу узнают ее непревзойденное умение ухватить дух местности. Уверен, вам будет интересно знать, что во время работы над этой книгой наша семья жила в болотистом, таинственном краю, где и происходит действие. Более того, норфолкская школа, описанная в книге, была во многом списана с той, где учились мы, ее дети. К счастью, я могу подтвердить, что ничего столь драматичного в коридорах наших общежитий не происходило.
Вы, вероятно, догадались, что секреты из прошлого сильно влияют на современные события и в этом романе. Нам предложен как всегда великолепный образ детектива-инспектора Джаз Хантер, которая, безусловно, обладает потенциалом стать центральным персонажем собственной серии.
Возможно, она и стала бы – в другой жизни.
Гарри Уиттекер
2021
По лестнице, ведущей к коридору старшеклассников – скоплению комнатушек размером с обувную коробку, по одной на мальчика, – поднимался человек. Стояла тишина, лишь булькали да потрескивали допотопные батареи; эти немощные чугунные стражи вот уже пятьдесят лет силились обогреть Флит-Хаус и его жильцов.
Самое старое и почтенное из восьми общежитий школы Святого Стефана носило имя директора, для которого строилось сто пятьдесят лет назад. После войны уродливое викторианское здание из красного кирпича, известное среди нынешних обитателей как Дыра, отдали под размещение учеников.
Из всех общежитий Флит-Хаус был последним, которому предстоял долгожданный ремонт. За следующие шесть месяцев полы в коридорах, спальнях и комнатах отдыха освободят от драного черного линолеума, пожелтевшие стены оклеят новыми обоями и освежат бледно-кремовой краской, а древние душевые оборудуют блестящей фурнитурой из нержавеющей стали и выложат белой глянцевой плиткой. Это должно успокоить современных взыскательных родителей, требующих для своих детей гостиничного комфорта вместо жизни в развалюхе.
Перед дверью в комнату номер семь человек замер, прислушался. Сегодня пятница, и восемь живущих на этаже мальчиков наверняка отправились в соседний городок Фолтсхэм – в паб, – но не мешает удостовериться. Ничего не услышав, человек повернул ручку и вошел.
Тихонько прикрыл дверь, зажег свет – и сразу ощутил затхлый подростковый душок: характерную смесь нестираных носков, пота и бушующих гормонов, которая за многие годы пропитала каждый уголок Флит-Хауса.
Запах оживил мучительные воспоминания, человек вздрогнул, едва не споткнулся о груду нижнего белья, небрежно сваленного на полу. Взял с тумбочки две белые таблетки – их клали сюда каждый вечер, – заменил двумя такими же. Выключил свет и покинул комнату.
При звуке шагов маленькая фигурка на соседней лестнице окаменела. Одетый в пижаму мальчик в панике кинулся к нижнему пролету, нырнул в нишу под ступенями, слился с тенями. Если в десять часов его застанут не в кровати, то накажут, а он сегодня больше не выдержит.
Мальчик неподвижно стоял в темноте, сердце выскакивало из груди. Он крепко зажмурился, словно это могло помочь, и слушал, затаив дыхание. Шаги поднялись по лестнице в нескольких дюймах над головой, миновали его и – о счастье! – удалились. Дрожа от облегчения, мальчик выбрался из укрытия и поспешил к своей спальне. Лег в кровать, проверил по будильнику время – еще целый час до того, как можно будет погрузиться в безопасный, благословенный сон. Накрылся с головой одеялом и наконец дал волю слезам.
Примерно часом позже в комнату номер семь вошел Чарли Кавендиш и повалился на кровать.
Ему восемнадцать лет, сейчас одиннадцать часов вечера, пятница, а он заперт, словно ребенок, в паршивой кроличьей норе!
Да еще завтра к семи утра надо явиться в часовню, чтоб ее. В этом семестре Чарли пропускал службу дважды и больше не мог себе такого позволить. Его уже таскали в кабинет к Джонсу из-за дурацкого случая с Милларом. Джонс возмущался, грозил отчислить Чарли, если тот не образумится, а Чарли раздражала необходимость быть паинькой. Отец выразился предельно ясно: без высоких оценок в табеле и на экзаменах не видать Чарли денег на годичный перерыв перед поступлением в университет.
То есть жизнь летит ко всем чертям.
Отец годичный перерыв не одобрял. Он презирал гедонизм и уж точно не хотел, чтобы сын нежился на каком-нибудь тайском пляже – весьма вероятно, под кайфом, – да еще за родительские деньги.
Перед началом семестра они страшно поругались – как раз из-за его будущего. Уильям Кавендиш был чрезвычайно успешным лондонским адвокатом, и предполагалось, что сын пойдет по его стопам. В детстве Чарли об этом особо не задумывался.
По мере взросления до него постепенно начало доходить, чего от него ждут, – причем независимо от его собственных желаний.
Чарли же был дельцом и ловкачом, источником адреналина – и другой жизни не мыслил. Он обожал испытывать судьбу. Мысль о костюмной жизни в удушающей иерархической атмосфере юридической палаты Иннер-Темпла вызывала тошноту.
Вдобавок отцовская идея «преуспевания» сильно устарела. Теперь все по-другому, можно заниматься чем хочешь. Весь этот бред про респектабельность – пережиток старшего поколения.
Чарли хотел быть диджеем и наблюдать за тем, как красивые полуобнаженные женщины извиваются перед ним в танце. Где-нибудь на Ибице. Да-а. Вот это дело! И вообще… диджеи зарабатывают кучу денег.
Хотя с деньгами особых трудностей не предвиделось. Если только холостой пятидесятисемилетний дядя не решит внезапно обзавестись потомством, то Чарли унаследует семейное поместье с огромными сельхозугодьями.
На этот счет у Чарли тоже были планы. Достаточно продать несколько акров застройщикам, и он сколотит огромное состояние!
Нет, проблема не в будущих капиталах; проблема в том, что жмот-отец имел над Чарли финансовую власть в настоящем.
Чарли молод. Он хочет развлекаться.
Пока все эти мысли крутились в голове, Чарли Кавендиш рассеянно потянулся за двумя таблетками, которые ежедневно принимал на ночь с пятилетнего возраста, и взял стакан воды, оставленный для него сестрой-хозяйкой.
Положил таблетки в рот, запил водой, поставил стакан на тумбочку.
Целую минуту ничего не происходило, и Чарли продолжил вздыхать о несправедливости судьбы. Затем ощутил в теле едва уловимую дрожь.
– Что за черт?!
Дрожь усиливалась, Чарли уже не мог с ней совладать. Горло вдруг сдавило, он запаниковал. Растерянный и задыхающийся, он сумел проковылять несколько шагов до двери. Схватился за ручку, дернул, но, охваченный нарастающим ужасом, не смог ее повернуть и упал. Сознание спуталось, рука взлетела к горлу, на губах выступила пена. Жизненно важные органы, лишенные кислорода и отравляемые смертельным токсином, один за другим начали отказывать. Кишечник расслабился, и мало-помалу юноша, бывший когда-то Чарли Кавендишем, просто перестал существовать.
Роберт Джонс, директор школы Святого Стефана, стоял у себя в кабинете, засунув руки в карманы, – привычка, за которую он нещадно распекал своих подопечных, – и смотрел в окно.
Внизу виднелась лужайка перед часовней, по ней сновали ученики, спешащие на уроки и с уроков. Ладони Роберта были мокрыми от пота, сердце колотилось от адреналина, оно постоянно так себя вело после происшествия.
Джонс отошел от окна, сел за стол. На нем высилась нетронутая гора бумаг и лежал список телефонных сообщений, на которые еще предстояло ответить.
Роберт достал носовой платок, вытер лысину, тяжело вздохнул.
Директору, отвечающему за несколько сотен подростков обоих полов, грозило немало потенциальных кошмаров: наркотики, травля, а в нынешние времена смешанных школ-пансионов для мальчиков и девочек – еще и неукротимый призрак под названием секс.
За четырнадцать лет директорства в Святом Стефане Роберт сталкивался и с тем, и с другим, и с третьим.
Однако все прежние неприятности бледнели на фоне пятничного происшествия. Вот где самый страшный кошмар директора – смерть вверенного ему ученика.
Чтобы полностью уничтожить репутацию школы, не было способа надежней. Как именно мальчик умер, почти не играло роли. Роберт отчетливо представлял толпы родителей, которые сию минуту подыскивают школу-пансион и вычеркивают Святого Стефана из своего списка.
Тем не менее… Роберт находил утешение в том, что школа просуществовала четыре столетия; просматривая архивы, он обнаружил, что подобные трагедии бывали и раньше. Вероятно, в краткосрочной перспективе доходы упадут, но со временем печальное происшествие забудется.
Последняя смерть ученика случилась двадцать шесть лет назад, в 1979 году. Тело мальчика нашли в подвале, где хранились чемоданы: он повесился на веревке, привязанной к крюку в потолке. Эта история стала частью школьного фольклора. Ребята любили пугать друг друга мифом о духе мальчика, обитающем во Флит-Хаусе.
Юный Рори Миллар, когда его недавно нашли в подвале, сам напоминал привидение: беднягу заперли там, и он всю ночь отчаянно колотил в дверь.
Чарли Кавендиш – несомненный виновник, – как обычно, все отрицал. Хуже того – он откровенно веселился. Роберт Джонс нервно поежился. Полагалось скорбеть о безвременно оборвавшейся жизни Чарли, но скорби директор не ощущал.
С этим мальчиком с самого начала были одни проблемы. А теперь из-за его смерти и будущее Роберта оказалось под вопросом. В свои пятьдесят шесть лет он надеялся через четыре года отойти от дел и получить хорошую пенсию. Если же его вынудят уволиться сейчас, он вряд ли найдет другое место.
Вчера вечером на экстренном заседании попечительского совета Роберт предложил свою отставку. Однако совет встал на сторону директора.
Смерть Кавендиша – случайность… вызванная естественными причинами. Он умер от приступа эпилепсии.
Роберт только на это и надеялся. Если коронер вынесет вердикт о смерти по естественным причинам и освещение в прессе сведется к минимуму, то ущерб окажется небольшим.
Однако, пока официального вердикта нет, репутация и будущее Роберта висят на волоске. От коронера обещали позвонить сегодня утром.
На столе пронзительно зазвенел телефон. Джонс включил громкую связь:
– Да, Дженни?
– Вас спрашивают из офиса коронера.
– Соединяйте.
– Мистер Джонс?
– Слушаю.
– Говорит Малкольм Гленистер, местный коронер. Хочу обсудить результаты вчерашнего вскрытия Чарли Кавендиша.
Роберт с трудом сглотнул.
– Разумеется. Слушаю вас.
– Патологоанатом пришел к выводу, что Чарли умер не от эпилептического приступа, а от анафилактического шока.
– Ясно. – Роберт вновь сглотнул, прочищая горло. – И… что же вызвало шок?
– Из медицинской карты Чарли вам наверняка известно о его сильнейшей аллергии на аспирин. В крови мальчика обнаружено шестьсот миллиграмм аспирина, что соответствует двум таблеткам.
Ответить Роберт не сумел – горло совсем пересохло.
– Кроме следов эпилима, который Чарли ежедневно принимал от эпилепсии, и минимального уровня алкоголя в крови, патологоанатом больше ничего не нашел. Мальчик был совершенно здоров.
К Роберту вернулся голос:
– Обнаружь мы Чарли раньше, мог бы он выжить?
– Если бы ему немедленно оказали медицинскую помощь, тогда да, почти наверняка. Однако все произошло очень быстро, и шансы на то, что Чарли сумел бы позвать на помощь, прежде чем потерял сознание, были крайне малы. Неудивительно, что нашли его только утром.
Роберт помолчал, по жилам тоненькой струйкой потекло облегчение. Спросил:
– Что же дальше?
– Мы знаем, от чего умер Чарли. Непонятно – почему? Родители подтвердили, что Чарли знал о своей аллергии на аспирин, прекрасно знал.
– Видимо, проглотил таблетки по ошибке. Другого объяснения ведь нет?
– Не мое дело строить предположения, не имея на руках всех фактов, директор. Нам явно не хватает ответов на некоторые вопросы. Боюсь, будет полицейское расследование.
Кровь отхлынула от лица Роберта.
– Понятно, – тихо произнес он. – Как оно отразится на повседневной жизни школы?
– Это лучше обсудить с детективом, которому поручено дело.
– Когда приедет полиция?
– Полагаю, очень скоро. Они позвонят, и вы обо всем договоритесь. За сим прощаюсь.
– Всего доброго.
Роберт выключил громкую связь, ощущая дурноту. Сделал несколько длинных глубоких вдохов.
Полицейское расследование… Он покачал головой. Новости – хуже некуда.
Роберт вдруг застыл от страшной мысли: последние дни он был способен думать лишь о репутации школы. Однако раз к делу подключили полицию… значит, коронер сомневается в том, что Кавендиш выпил аспирин по ошибке?
Господи. Они ведь не думают об убийстве?..
Роберт вновь покачал головой. Нет, расследование наверняка простая формальность. Вообще-то, если подумать, на этом мог настоять отец Чарли, его связей хватило бы. Роберт задумался. Сколько раз Кавендиш стоял в этом кабинете и с беззаботным видом слушал директорские нравоучения… Каждый раз все происходило по одному и тому же сценарию: Роберт напоминал, что старинная забава – использовать мальчиков в качестве слуг – вышла из моды, что нельзя запугиванием и издевательствами добиваться от них подчинения. Чарли принимал наказание – и продолжал вести себя по-старому, как ни в чем не бывало.
Чарли, изначально собиравшийся в Итон, провалил вступительные экзамены. С первого же дня своего появления в Святом Стефане Чарли ясно дал понять, что считает школу, ее директора и учеников объектами второго сорта. Мальчишка был заносчив до умопомрачения.
В поисках вдохновения Роберт уставился на портрет лорда Гренвиля Дадли, основавшего школу в шестнадцатом веке, затем глянул на часы и понял, что уже обед. Ткнул кнопку селектора.
– Да, мистер Джонс?
– Дженни, не могли бы вы зайти?
Через несколько секунд на пороге появилась Дженни Колман, чей вид всегда действовал на Роберта умиротворяюще. Она проработала в школе тридцать лет: сперва буфетчицей, затем, после курсов секретарей, – помощницей в казначейском офисе. Когда Роберт четырнадцать лет назад вступил в должность и его секретарь собралась на пенсию, он взял на ее место Дженни.
Она была далеко не самой опытной кандидаткой, но Роберту нравились ее спокойствие и невозмутимость, к тому же Дженни оказалась бесценным источником сведений о школе, что очень помогло новоиспеченному директору.
Дженни любили все, от уборщиков до попечителей. Она знала каждого ребенка по имени, а ее преданность школе не подлежала сомнению. Дженни была на три года старше Роберта, до пенсии ей оставалось совсем немного, и он часто думал о том, как будет справляться без нее. Теперь же, с тоской заключил Роберт, он, похоже, уволится первым.
Из-за операции на тазобедренном суставе Дженни весь прошлый семестр отсутствовала. Ее замена была компетентной и куда более сведущей в офисной технике, но Роберт скучал по материнской заботе Дженни и радовался ее возвращению.
Дженни с блокнотом и ручкой наготове умостила свое пухлое тело в кресло напротив стола и озабоченно посмотрела на директора.
– Вы какого-то чудно2го цвета, мистер Джонс. Принести воды? – Она грассировала, как истинная уроженка Норфолка.
Роберту вдруг очень захотелось опустить голову на пышный бюст Дженни, ощутить ее материнские объятия, обрести в них утешение.
– Звонил коронер, – сказал Роберт, отметая неуместные желания. – Новости не очень. Будет полицейское расследование.
Дженни подняла кустистые брови:
– Да что вы! Не может быть.
– Будем надеяться, оно закончится быстро. Когда кругом шныряют полицейские, какая уж тут работа… Сплошной разброд.
– Это точно, – согласилась Дженни. – Нас будут допрашивать?
– Понятия не имею, но, безусловно, всех надо предупредить. Детектив должен позвонить мне с минуты на минуту. После разговора с ним я буду знать больше. Думаю, хорошо бы устроить общешкольное собрание завтра утром в главном зале и сделать объявление. Персонал тоже пригласить, весь, даже кухонных разнорабочих. Сможете организовать?
– Конечно, мистер Джонс. Займусь сейчас же.
– Спасибо, Дженни.
Она встала, затем спросила:
– Вы уже перезвонили Дэвиду Миллару? Он сегодня опять три раза звонил.
Для полного счастья Роберту сейчас не хватало только свихнувшегося родителя-алкоголика.
– Нет, не перезванивал.
– Он звонил несколько раз вчера вечером, оставлял сообщения: мол, Рори был расстроен, когда говорил с ним по телефону.
– Знаю, вы мне передавали. Дэвиду Миллару придется подождать. Меня сейчас заботят дела поважнее.
– Может, чаю? Судя по виду, вам не помешало бы поднять уровень сахара в крови. При стрессе очень помогает.
– Спасибо, было бы замечательно, – с благодарностью кивнул Роберт.
Телефон на столе ожил. Дженни успела первой, подняла трубку.
– Приемная директора.
Немного послушала, затем прикрыла микрофон рукой и шепнула:
– Это вас. Комиссар Нортон.
– Спасибо.
Роберт подождал, пока Дженни исчезнет за дверью, и произнес в трубку:
– Директор слушает.
– Директор, говорит помощник комиссара Нортон из уголовного розыска. Полагаю, вы в курсе, о чем пойдет речь.
– Да.
– Хочу предупредить, что посылаю пару детективов расследовать смерть Чарли Кавендиша.
– Да, я понял. Да. – Роберт Джонс не знал, что еще сказать.
– Они прибудут завтра утром.
– Откуда?
– Из Лондона.
– Лондона?
– Да. Дело было передано нам, в спецотдел уголовного розыска. Будем работать совместно с полицией Норт-Норфолка.
– Я понимаю, вы должны выполнять свою работу, комиссар, и ценю это, однако беспокоюсь, что в школе начнется неразбериха, а то и паника.
– У моих коллег большой опыт в ведении подобных дел, директор. Уверен, они подойдут к ситуации деликатно и посоветуют вам, как справиться с персоналом и учениками.
– Да. Я как раз хотел устроить завтра утром общешкольное собрание.
– Отличная мысль. Это даст моим людям возможность проинформировать ваших подопечных и, возможно, немного успокоить их.
– Тогда я организую собрание.
– Хорошо.
– Можете дать мне имена детективов?
После короткой заминки комиссар ответил:
– Пока не готов, но к концу дня я перезвоню и сообщу. Спасибо, что уделили мне время.
– Спасибо вам, комиссар. До свидания.
«За что спасибо-то?» – спросил себя Роберт Джонс, кладя трубку, и обхватил голову руками.
– О боже, – пробормотал он.
Эти ребята из полиции будут изучать подноготную каждого… личную жизнь… неизвестно, что они накопают… он сам может стать подозреваемым…
За последние три года финансовые показатели и без того упали. Очень уж велика нынче конкуренция. Школе совсем ни к чему неприятности с полицией. Точнее, более эгоистично – ему, Роберту Джонсу, совсем ни к чему эти неприятности. Он вновь поднял трубку и набрал номер главы попечительского совета.
Джасмин Хантер-Кафлин (Джаз для друзей и инспектор Хантер для бывших коллег) отдернула шторы и выглянула в маленькое окно спальни. Обзор был ограниченным, панораму маршевых болот Солтхауса и сурового Северного моря за ними туманил конденсат. Машинальным, привычным с детства движением Джаз вывела на стекле свои инициалы, внимательно посмотрела на буквы «ДХК» и решительно стерла «К».
Перевела взгляд на бесчисленные картонные коробки, захламляющие спальню. Джаз переехала три дня назад, но вещи стояли нетронутыми, она откопала лишь самое необходимое: пижаму, чайник да гигиенические принадлежности.
Крохотный коттедж был полной противоположностью белоснежной минималистской квартиры в лондонском районе Доклендс, которую Джаз делила с бывшим мужем. И которую любила. Она отличалась патологической аккуратностью, и нежелание разбирать вещи объяснялось тем, что в ближайшем будущем коттедж ждало испытание в виде капитального ремонта. Сантехник за неделю проведет отопление, столяр позвонит завтра насчет замеров для кухонной мебели, и Джаз уже отправила запрос парочке местных дизайнеров.
Она надеялась, что через месяц-другой ее Маршевый коттедж будет выглядеть внутри не менее живописно, чем снаружи.
Сегодня небо расчистилось, и Джаз решила отправиться на утреннюю прогулку – через марши к морю. Надела сапоги и непромокаемую куртку, распахнула дверь и вдохнула бодрящий солоноватый воздух.
Коттедж Джаз стоял на прибрежной дороге, которая отделяла деревню от маршей и моря. Летом дорогу заполоняли туристы, стремящиеся к пляжам и береговым деревушкам Норт-Норфолка, но сейчас, в конце января, она была пустынна.
Изучая округу, Джаз ощутила слабый проблеск удовлетворения. Пологий и лишенный деревьев пейзаж являл собой унылую неприветливую картину, но эта суровая простота была для Джаз желанна. Ничто не радовало глаз, ничто не нарушало строгую линию горизонта, тянущуюся в обе стороны на многие мили. Элегантно скругленная граница земной поверхности вдалеке и бескрайние просторы импонировали непритязательной натуре Джаз.
Она перешла дорогу, краем глаза заметила шагах в пятидесяти мужчину, выходящего из отделения почты. Шагнула в жесткую заболоченную траву марша, вся ушла в приятное хлюпанье воды под ногами – и вдруг услышала собственное имя. Почудилось? Да, видимо, кроншнепы расшумелись, вон их сколько там, справа…
Джаз начала спускаться вниз по крутому откосу – единственной защите коттеджа от подтопления, что стало камнем преткновения при оформлении закладной.
– Джасмин! Детектив Хантер! Подождите!
На этот раз ошибки не было. Джаз оглянулась. «Боже! Он-то здесь с какой стати?»
Поднявшись обратно по своим же следам, она остановилась в нескольких шагах от мужчины, коротко улыбнулась – одними губами.
– Добрый день, инспектор Хантер, – поздоровался тот.
– Что вы здесь делаете, сэр?
– И я рад вас видеть. – Нортон протянул руку.
– Простите, – наконец вздохнула Джаз и, приблизившись, пожала руку. – Я вас никак не ожидала.
– Все в порядке. Только, может, пригласите меня к себе, не то я в этом тонком костюме замерзну насмерть?
– Конечно. Прошу.
Джаз усадила Нортона на диван, подкинула дров в огонь. Приготовила кофе и устроилась на деревянном обеденном стуле.
– Милый домик, – сказал гость. – Уютный.
– Спасибо, – ответила она. – Мне нравится.
Неловкая пауза.
– Как у вас дела, Джасмин?
Нортон обратился к ней по имени, это было странно, подчеркивало, как круто изменилась ее жизнь за последние месяцы, и одновременно звучало покровительственно.
– Хорошо.
– Выглядите… лучше. Посвежели.
– Да, в Италии тепло даже зимой.
Очередная пауза. Скорей бы он перешел к делу.
– Как вы меня нашли? – наконец спросила Джаз, не решившись сделать первый шаг. – Я переехала только три дня назад.
Нортон хмыкнул:
– Неожиданный вопрос для работника Скотленд-Ярда. Хотя даже наш компьютер сумел выдать только «Солтхаус-роуд, дом двадцать девять». Добравшись сюда, я не обнаружил на дверях ни одного номера и спросил на почте.
– А!
– Почему сюда?
– Ностальгия по детству, видимо. Я всегда любила Норфолк, и он ничем не хуже других мест. Недалеко от родителей, опять же.
– Ну да. Конечно.
Вновь пауза.
– Итак, – неожиданно перешел на деловой тон Нортон, уловив нетерпение Джаз. – Вам интересно, зачем я ранним морозным утром явился в такую даль. Я, кстати, звонил на ваш мобильный, но номер больше не обслуживается.
– Я отключила его перед Италией. Когда вернулась, решила, что он мне вообще ни к чему.
Нортон кивнул:
– В Норт-Норфолке от мобильного толку мало. На моем сигнала нет с Нориджа. Словом, я здесь, чтобы… позвать вас назад на работу.
Джаз помолчала.
– Мне казалось, я выразилась предельно ясно, – тихо заметила она.
– Верно. Только это было семь месяцев назад. Вы съездили отдохнуть, получили развод, нашли себе новый дом…
– …который не собираюсь бросать ради Лондона, – резко перебила Джаз.
– Верю, не собираетесь. – Нортон остался невозмутим.
– Кроме того, как я могу вернуться? С чего вы взяли, что я захочу?!
– Джасмин, давайте вы на минутку оставите привычную оборону и выслушаете меня. – В голосе Нортона внезапно прорезались жесткие нотки.
– Виновата, сэр! Вы уж простите меня за то, что я не горю желанием опять окунуться в прошлое! – Она понимала, что ведет себя враждебно, но ничего не могла с собой поделать.
– Я понимаю… – Он поднял на нее взгляд. – Хотелось бы только знать, за что вы так злитесь на меня? Я-то вам не изменял.
– Удар ниже пояса.
– Хотя… – Нортон изучил свои ногти с безупречным маникюром. – Возможно, вы считали мое поведение изменой.
– Сэр, я признаю, что вы ничего не могли поделать с моим мужем. Да и вообще, я к тому времени уже лишилась иллюзий и…
– …и это стало пресловутой последней каплей. – Нортон отхлебнул кофе, посмотрел на собеседницу. – Джасмин, вы знаете, сколько стоит вербовка и обучение инспектора уголовного розыска?
– Нет, не знаю.
– Скажу, что примерно за ту же сумму вы купите еще один коттедж…
– Пытаетесь надавить на чувство вины?
– Если поможет, то да. – Нортон слабо улыбнулся. – Вы даже не дали мне возможности поговорить с вами. В один день пришли, как всегда, на работу, а на следующий уже умчались в Италию.
– У меня не было выбора.
– Допустим. И все же я надеялся, что наши хорошие рабочие отношения сподвигнут вас прийти ко мне, обсудить дальнейшие шаги. Если бы мы оба пришли к мнению, что единственным вариантом является отставка, я бы не встал у вас на пути. Вы же вместо этого просто… сбежали – ни доклада, ничего!
– О. Так вот зачем вы приехали? – с бесстрастным видом заключила Джаз. – Выслушать мой доклад?
Нортон вздохнул с легкой досадой:
– Бросьте, я ведь стараюсь. Вы же ведете себя как вздорный подросток. А ведь формально вы до сих пор у нас на службе.
Он достал из внутреннего нагрудного кармана конверт и подтолкнул к Джаз.
– Что это? – нахмурилась та.
Внутри лежали зарплатные ведомости, документы по ее общему счету с Патриком, ежемесячные выписки, которые продолжали поступать на прежний адрес Джаз и которых она, естественно, не получала. Еще в конверте обнаружилось заявление об увольнении, которое Джаз в спешке нацарапала в аэропорту и отправила почтой, прежде чем сесть в самолет до Пизы.
– Не слишком… профессиональный уход, правда?
– Пожалуй, не слишком, хотя не понимаю, какая теперь разница. – Джаз сунула заявление назад в конверт и протянула его Нортону. – Прошу, сэр. Вручаю вам заявление официально. Я увольняюсь. Так пойдет?
– Да, если вы именно этого хотите. Послушайте, Джасмин, я вас понимаю. Вы чувствовали себя обиженной и несчастной, личная жизнь рухнула. Вам нужно было время, чтобы все обдумать…
– Вот именно! В самую точку, сэр. – Джаз горячо закивала.
– Поскольку вы злились и горевали, то действовали по наитию, а наитие в тот момент подсказывало бежать. Однако оно же вас ослепило. Неужели не понимаете?
Джаз не ответила.
– В ослеплении, – продолжал Нортон, – вы приняли импульсивное решение, которое не только уничтожило вашу многообещающую карьеру, но и лишило меня одного из лучших сотрудников. Послушайте. – Он мягко улыбнулся. – Я не идиот. Я понимал, что происходит. Узнать такое про мужа, да еще чуть ли не последней, тяжело.
Молчание.
Нортон вздохнул:
– Все сводится к одному и тому же: служебные романы опасны, а уж при нашей работе – особенно. Я так и ответил старшему инспектору Кафлину, когда он сообщил о вашем желании пожениться.
Джаз подняла голову:
– Неужели? Патрик уверял, что вы нас благословили.
– На самом деле я предложил кому-нибудь из вас перейти в другое подразделение, чтобы вы хотя бы не пересекались по работе. Он же попросил оставить вас в отделе. Не желая потерять вас обоих, я согласился. Вопреки доводам рассудка, замечу в скобках.
– Э-э, сэр… Вы сказали «старший инспектор»?
– Да. Вашего бывшего мужа недавно повысили.
– Не трудитесь передавать ему мои поздравления.
– Не волнуйтесь, не стану.
Джаз глянула на Нортона. До чего нелепо он тут смотрится: одет в сшитый на заказ костюм, да еще и сидит на низком диване, а ноги длинные, и колени достают чуть ли не до подбородка.
– Вы знали, сэр? О Патрике и… «той»?
– До меня доходили слухи, но вмешиваться я не мог. Если вам станет от этого легче, то вскоре после вашего ухода она подала документы на перевод в Паддингтон-Грин. Понимала, что с вами ей не соперничать. В отделе все демонстративно ее избегали. Ребята ведь вас любят. И скучают.
Нортон широко улыбнулся, продемонстрировав крепкие белые зубы. Джаз поймала себя на мысли – ему очень идет возраст. Густые черные волосы с сединой на висках, очки для чтения на кончике носа… Годы лишь добавляют Нортону солидности.
– Приятно слышать. А вообще, пусть Патрик со своей любимой детектившей делают что хотят. Мне это больше не интересно. Впрочем, – съязвила Джаз, – можете ее предупредить, что при первом же намеке на конкуренцию она получит нож в спину.
– Не сомневаюсь. Ваш бывший – способный полицейский, но безумно честолюбивый и безжалостный. Он не мог терпеть рядом жену, чей потенциал выше его собственного. Я знал, как он себя ведет: компрометирует вас, постоянно унижает. Однако ко мне вы не обращались, и я не имел права ничего предпринимать.
– Я не могла обратиться. Речь шла о моем муже!
– Согласен. Тем не менее рискну предположить: если он научится держать штаны застегнутыми, то рано или поздно всего добьется.
– Пусть переспит хоть со всем отделом, мне плевать.
– Вот и молодец, – обрадовался Нортон. – Ладно, вы точно хотите вернуть мне заявление? Это уже будет официально, знаете ли. – Он помахал конвертом.
– Да, точно.
– Хорошо, инспектор Хантер. – Нортон перешел на официальный тон. – Нам представилась возможность обсудить ситуацию, и вы четко дали понять, что твердо решили уйти из полиции. Я возьму ваше заявление и вернусь в Лондон, поджав хвост, и ни словом не упомяну о других вариантах, которые были у меня на уме.
Джаз представила Нортона с поджатым хвостом и улыбнулась. Потом сделала брови домиком, вздохнула:
– Ладно, рассказывайте, раз уж приехали в такую даль.
– Хотите верьте, хотите нет, но в уголовном розыске есть и другие подразделения. Я мог бы предложить вам перевод.
– В Паддингтон-Грин, например? Я бы уютненько устроилась там с любовницей бывшего мужа.
– Проигнорирую эту ребяческую ремарку. Хотя она удачно подводит меня к главному вопросу. Джасмин, вы увольняетесь из-за истории с Патриком? Или из-за того, что больше не хотите служить в полиции?
– По обеим причинам, – честно призналась Джаз.
– Так, зайду с другой стороны. Вы, высококвалифицированный инспектор уголовного розыска тридцати четырех лет от роду, поселились в норфолкской глуши точно старая дева. Чем, бога ради, вы планируете заниматься?!
– Писать картины.
– Картины? – Нортон вскинул брови. – Ясно. В смысле, профессионально?
– Бог его знает. Не поступи я в полицию, пошла бы в Королевский колледж искусств – после окончания Кембриджа. Меня ждало место на базовом курсе.
– Серьезно? – Нортон был искренне удивлен. – Так вот откуда у вас умение так хорошо подмечать детали!
– Возможно. Короче говоря, это и есть мой план. Я переделаю пристройку в мастерскую. Деньги от продажи квартиры еще остались, какое-то время продержусь. Плюс в университете Восточной Англии есть художественный курс, я думаю податься на него в следующем году.
– Надо признать, здесь неплохое место для воскрешения творческих способностей, – согласился Нортон.
– Воскрешение, вот именно, сэр! – с чувством воскликнула Джаз. – Служба меня поглотила. Я потеряла себя.
– Понимаю, – кивнул Нортон. – Хотя, похоже, как потеряли, так и нашли. Боевой дух явно к вам вернулся.
– Верно.
– Послушайте. – Он вздохнул и вновь посерьезнел. – Долго вы еще собираетесь бегать? Думаю, вас подкосила не служба. Это сделал мужчина, который на каждом шагу ставил палки в колеса, расшатывал вашу уверенность. Я наблюдал за вами, Джасмин. Когда в крови бушует адреналин, вы оживаете. Вы исключительный детектив. Не я один так думаю.
– Вы… очень добры, сэр.
– Я оперирую фактами, а не добротой. Ужасно обидно, когда человек с вашими способностями выбрасывает белый флаг исключительно из-за рухнувшего брака. Я видел, как вы день за днем, год за годом противостояли мужскому шовинизму. Неужели вы позволите Патрику победить?
Джаз молчала, пристально разглядывая ковер.
– Ну ладно, – произнес Нортон. – Перейду к сути. Как вам такое – нам подвернулось дело всего в нескольких милях отсюда.
– Дело в Норфолке? С чего бы?
– В школе-интернате рядом с Фолтсхэмом произошла трагедия. В субботу утром в своей комнате был обнаружен мертвый ученик. Меня привлекли потому, что он сын адвоката, который недавно добился экстрадиции в Великобританию двух важных террористов. Попросили направить туда людей и проверить, все ли чисто.
Нортон посмотрел в ясные зеленые глаза Джасмин и уловил в них легкий проблеск азарта.
– Отец попросил?
– Звонок поступил от столичного комиссара. Конечно, Скотленд-Ярд такими делами не занимается, но…
– …иметь влиятельных друзей всегда полезно, – с улыбкой договорила за него Джаз.
– Именно.
– Отчего же умер мальчик?
– Он страдал эпилепсией. По словам медиков, все ее признаки были налицо. Однако отец затребовал вскрытия, и правильно сделал. Сегодня утром мне позвонил коронер, и, похоже, все не так очевидно.
– То есть?
– Большего сообщить не могу, вы ведь пока не в деле. Или все-таки?..
Оба понимали – Джаз клюнула.
– Возможно, в деле, – небрежно бросила она. – При условии, что вовремя буду возвращаться домой и писать новую «Мону Лизу».
– А я пришлю вам на подмогу сержанта Майлза. – Глаза Нортона заблестели.
– Дайте мне день на размышление, хорошо, сэр?
– Боюсь, времени нет. Приступать нужно сейчас. В два часа у вас назначена встреча с матерью мальчика. До нее добрых полтора часа езды на машине. Значит… – Он посмотрел на часы. – У вас примерно час на размышление. Или мне придется отправить туда кого-нибудь другого. Вот материалы.
Нортон протянул Джасмин толстый коричневый конверт. Та беспомощно пробормотала:
– Всего час?
– Да. Похоже, вам предстоит принять очередное импульсивное решение, инспектор Хантер. Вы ими славитесь, и, оглядываясь на вашу прошлую службу, я бы сказал, что они вас никогда не подводят. – Он вновь бросил взгляд на часы. – Мне пора. Я обещал вернуться к двум часам на встречу, а здешние проселочные дороги – просто кошмар.
Нортон встал, едва не задев головой потолок.
– Что, если я скажу «нет»? – Она указала на пухлый конверт.
– Киньте в огонь. Вон он у вас какой грустный, растопка ему не помешает. Ладно, я поехал. – Нортон пожал Джаз руку: – Спасибо за кофе.
Уже от двери обернулся:
– Я бы не поехал в такую даль ради кого попало, инспектор Хантер. И, поверьте, второй раз на колени я не встану. Позвоните до двенадцати. Всего доброго.
– До свидания, сэр, – ответила Джаз. – И спасибо… пожалуй, – пробормотала она вдогонку.
Дэвид Миллар расхаживал взад-вперед по маленькой неопрятной кухне. Неожиданно в приступе ярости он схватил молочную бутылку и изо всех сил швырнул в стену. Бутылка отскочила, звякнула о линолеум на полу, но, увы, не разбилась.
– Боже! – вскрикнул Дэвид и, присев, обхватил голову руками.
Глаза жгло от слез, дыхание было тяжелым, неровным.
– Какого черта?.. – простонал он.
С трудом встал и, доковыляв до ниши в виде арки, рухнул на диван. В отчаянии попытался сделать упражнение, которое посоветовал психотерапевт. Дыхание медленное, концентрация на каждом вдохе и выдохе… Гнев постепенно утих. Дэвид открыл глаза и увидел перед собой фотографию: он сам, Анджелина и Рори, счастливая семья три года назад.
Жаркий июльский день в Норфолке, солнце ласково припекает, они в саду – едят обед, приготовленный на мангале, который дымится рядом…
Все тогда было прекрасно. Все. Красавица жена, расчудесный сын, новая жизнь. Воплощение мечты.
Дэвид здесь родился; первые пять лет прожил в небольшой деревне возле городка Эйлшем, а позже с удовольствием приезжал на каникулы. Потому, когда Дэвид с Анджелиной всерьез заговорили о переезде из Лондона, Норфолк стал само собой разумеющимся решением.
Они приобрели симпатичный фермерский дом в пяти милях от Фолтсхэма и вложили море денег, сил и времени в ремонт. Анджелина порхала, выбирая обои и занавески; жена была счастлива. По крайней мере, выглядела счастливой. Рори устроился в частной школе Святого Стефана, совершенно не похожей на тесную городскую с крошечной детской площадкой и удушающим лондонским воздухом. Дэвид с упоением наблюдал за тем, как сын привыкает к деревенской жизни, как розовеют его щеки и округляется худенькая фигура.
Единственным минусом идиллии были долгие ежедневные поездки Дэвида на работу в Сити и обратно, но даже они его не расстраивали. Он сделал бы что угодно ради счастья Анджелины и Рори.
Анджелина тоже расцвела, окунулась в новую жизнь с головой, завела друзей среди мамочек, с которыми познакомилась на школьной парковке. Многие, как и Миллары, сбежали сюда от лондонской рутины в поисках лучшей жизни на лоне природы.
Анджелина была постоянно занята. Книжные клубы, родительский комитет, дамские посиделки и уроки тенниса – все это заполняло ее дни, пока Дэвид работал. Она приглашала на ужин близкие по духу пары, те в ответ приглашали Милларов, их круг общения становился шире, а жизнь – активнее.
На званых вечеринках Дэвид видел, что дома новых знакомых, как правило, роскошней домика Милларов. Женщины обсуждали дизайнерскую одежду и обувь, отпуск на Маврикии или Карибах; мужчины хвастали винными погребами и «парочкой ружей „Пёрде“», купленных для охотничьего сезона.
Дэвид не завидовал. Выходец из довольно бедной семьи, он считал, что достиг многого. Был абсолютно счастлив в своем удобном доме с женой и сыном. Думал, что Анджелина тоже счастлива.
Теперь-то ясно – Дэвиду следовало понять. Следовало почувствовать, что происходит, по ее тоскливым замечаниям: «О, дорогой, муж купил Николь новенький полноприводный „Мерседес“, просто изумительный!» Или: «На лето все арендовали виллы в Тоскане. Правда, было бы чудесно и нам тоже?»
Анджелина принялась коллекционировать газетные страницы с объявлениями о недвижимости и осторожно подкладывать их Дэвиду на колени, чтобы привлечь его внимание к какому-нибудь определенному дому, недавно выставленному на продажу. Вскоре до Дэвида начало доходить: жена настойчиво намекает, что их образ жизни должен соответствовать образу жизни богатых, модных друзей и для этого Милларам нужно купить особняк подороже.
До замужества Анджелина работала косметологом и жила в таунхаусе в юго-восточном районе Лондона, а потому Дэвид не без основания полагал, что уже и так существенно ее возвысил.
Однако потребность Анджелины не отставать от Джонсов стала всепоглощающей. В конце концов Дэвид сдался и купил ей полноприводной автомобиль, о котором она так страстно мечтала и с которым нянчилась, как со вторым ребенком. Счастье Анджелины от ежедневных поездок на школьную парковку вызывало у Дэвида улыбку. Ему нравилось доставлять радость жене, но ее явная озабоченность социальным статусом вызывала тревогу.
Дэвид был успешным брокером в Сити, торговал иностранной валютой для постоянных клиентов. Имел прочную репутацию надежного партнера, но спекулятивным игроком не считался. Он не шел на большие риски, не гнался за возможным баснословным вознаграждением, которое получала лишь горстка прославленных биржевых игроков, – зато избегал не менее прославленных потерь, сопутствующих подобным рискам. С деньгами обращался благоразумно, настаивал, чтобы семья жила на его зарплату, а премии откладывались в банке, на будущее. Дэвид понимал, что карьера в Сити не продлится вечно, и твердо намеревался обеспечить хороший финансовый запас на случай вынужденного выхода на пенсию раньше срока.
Анджелина знала о деньгах в банке, однако не понимала, почему Дэвид отказывается их трогать.
– Дорогой, мы ведь молоды, – сокрушалась она. – Самое время ставить перед собой заоблачные цели! Твоя карьера идет вверх, и я ума не приложу, зачем хранить сбережения на черный день, который вряд ли настанет. Какой толк от мешка с деньгами в семьдесят лет?! Мы будем слишком старыми, чтобы ими наслаждаться. Подумай об этом, мы могли бы купить дом своей мечты!
Дэвид, помнится, бормотал, что они вроде бы уже купили дом своей мечты, но Анджелина не унималась.
В конечном итоге Дэвид, вопреки доводам рассудка, уступил, и Анджелина тут же умчалась вместе с подругой смотреть особняк на окраине Фолтсхэма. Это был внушительный, хотя и требующий ремонта, дом приходского священника в георгианском стиле, расположенный на пяти акрах земли, слишком большой для семьи из трех человек, – но, как застенчиво заметила Анджелина позже, когда они с Дэвидом бродили по восьми спальням, это число может увеличиться.
– Дорогой! – Она обвила его руками на входе в очередную спальню с провисшим потолком. – По-моему, здесь получится божественная детская!
– Анджи, ты серьезно?
Она кивнула с сияющими глазами:
– Абсолютно. Думаю, нам нужен еще один ребенок, и тогда это место станет настоящим домом.
Это стало решающим доводом. Дэвид давно хотел второго ребенка, но раньше Анджелина была непреклонна и твердила, что не готова вновь пройти через все ужасы беременности.
– С моим организмом творилось бог знает что! – заявляла жена и разглаживала юбку на подтянутом животе, добытом ценой больших усилий. – А затем я целый год приводила фигуру в порядок. Представь, сколько времени понадобится во второй раз!
Рори исполнилось двенадцать, и Дэвид перестал надеяться. Теперь Анджелина переменила мнение, он принял это на веру и сделал продавцу предложение о покупке дома.
Спустя восемнадцать месяцев Дэвид имел на руках закладную на огромную сумму, за плечами – капитальный ремонт, обошедшийся в три раза дороже запланированного, и почти пустой банковский счет, но по-прежнему ни одного младенца.
Затем экономика пошатнулась. В барах Сити сплошь и рядом начали обсуждать не то, кто сколько выпьет за вечер бутылок «Крю», а понижение курсов акций и то, какая фирма следующей занесет над головами сотрудников топор увольнений.
Тем не менее аппетиты Анджелины росли. Суммы, которые она тратила на меблировку и декор, приближались к ВВП небольшой страны третьего мира, но Милларам был совершенно необходим еще и бассейн в саду, чтобы Рори приглашал друзей поплавать.
После очередного тошнотворного дня в офисе Дэвид боялся садиться в поезд и возвращаться в дом, ставший символом полного хаоса в жизни, к жене, недовольной всем, что Дэвид ей давал.
Не желая сталкиваться с реальностью, он начал после работы ходить по барам и топить свои печали в спиртном. С пятью-шестью пинтами пива внутри, сдобренными парочкой порций виски, выслушивать требования Анджелины и уступать им было не столь мучительно. Дэвид взял ссуду в банке на бассейн, затем еще одну – на новое покрытие для теннисного корта и ландшафтный дизайн сада.
Напряжение росло, и это сказывалось на работе. Обычно внимательный и благоразумный, Дэвид стал рассеянным и совершил необъяснимую ошибку. Ничего серьезного, совсем не повод для увольнения, однако в сложившихся экономических обстоятельствах – достаточный повод для сокращения.
Однажды шеф вызвал Дэвида к себе и сообщил, что его отпускают. С этого момента он у них не работает. Ему выплатят годовую зарплату, но освободить стол и уйти надо немедленно.
Дэвид провел бесконечно длинный вечер в любимом баре и едва успел на последний поезд домой.
Анджелина уже была в постели. У Дэвида разболелась голова, он, пошатываясь, добрел до кухни, наполнил большой стакан водой из-под крана и пошел за обезболивающим к шкафчику в кладовке, где Анджелина хранила лекарства.
Вытащил коробку – и умудрился уронить ее на пол. Упал на колени, стал собирать рассыпавшиеся кремы, пластыри и таблетки. Внимание Дэвида привлекла одна упаковка. Это были противозачаточные таблетки – Анджелина принимала их до того, как они с Дэвидом решили завести второго ребенка.
При виде даты выписки лекарства сердце Дэвида забилось быстрее – две недели назад. Он заглянул внутрь: половина блистера оказалась пуста.
Дэвид в ярости кинулся наверх, в спальню.
Анджелина читала.
– Дорогой, я так волновалась. Где ты бы…
Договорить она не успела, Дэвид схватил ее за плечи и сдернул с кровати. Затряс, точно куклу.
– Что это за игры, а?! – заорал. – Как ты смеешь мне врать! Как только смеешь!..
Он отвесил крепкую пощечину, Анджелина рухнула на пол. Дэвид опустился на кровать и зарыдал, обхватив голову руками:
– Зачем ты врала? Зачем? Ты не собиралась заводить второго ребенка, даже не думала, да?!
Дэвид открыл глаза, Анджелина исчезла. Он нашел ее внизу; она заперлась в гостиной и позвонила 999. Когда через несколько минут приехала полиция, Дэвид барабанил в двери гостиной, требовал впустить его и дать объясниться.
На следующее утро, после ночи в полицейской камере, Дэвиду предъявили обвинение в нападении без отягчающих обстоятельств. Анджелину возили на медицинское обследование, она уже была дома – потрясенная, но невредимая.
В ужасе от собственного поступка Дэвид попытался объяснить полицейским, что с ним произошло, и его отпустили, поскольку ранее за ним не числилось домашнего насилия.
Дэвид, преисполненный раскаяния, выбрал самый короткий путь и пешком добрался до дома, но тот оказался заперт, точно крепость. Дэвид позвонил из телефонной будки, Анджелина не ответила, он вернулся к дому, стал колотить в дверь, затем попробовал вломиться.
Полиция прибыла вновь – Дэвид как раз запустил в окно большим камнем из сада.
Адвокат Анджелины немедленно раздобыл судебный ордер, запрещающий Дэвиду в обозримом будущем приближаться к дому, жене и любимому сыну.
Последующие недели прошли в алкогольном кошмаре, от которого Дэвид никак не мог очнуться.
Наконец все же очнулся в паршивом арендованном коттедже и включил телевизор.
На утреннее ток-шоу пригласили бывшего алкоголика. Слушая историю его падения, Дэвид плакал – рассказывали словно бы о нем самом.
В тот же вечер он отправился на встречу анонимных алкоголиков.
Это стало началом его путешествия назад, к трезвости.
Вообще-то оно оказалось кошмарным, куда более трудным, чем предполагал Дэвид. Однако по мере того, как проходили недели, а он по-прежнему оставался трезвым, в голове начинало проясняться.
Дэвид проконсультировался с юристом в Фолтсхэме, женщиной по имени Диана Прайс, и та отметила, что скорость, с которой Анджелина получила судебный запрет, просто удивительна.
– Вашу жену ведь не госпитализировали, – сказала Диана, – хотя она и провела некоторое время в отделении неотложной помощи. И, разумеется, вы должны видеться с сыном, пусть даже и под присмотром.
– А деньги? – спросил Дэвид. – Не знаю, на что жена живет; наш совместный счет практически пуст.
– На компенсацию, которую вам выплатили при сокращении?
– Она поступила на счет моего жилищно-строительного кооператива, Анджелина ее тронуть не может.
– Уже неплохо.
– Да, конечно, но это мои единственные финансы. Я без работы, и дом в любом случае придется продать. Я не смогу платить по закладной и ссудам. Анджи до сих пор не желает со мной разговаривать, а мне бы забрать кое-какие вещи. Я ведь остался в том, в чем был, другой одежды нет.
– Давайте я напишу ее адвокату, и посмотрим, как обстоят дела. Шестого числа следующего месяца у вас назначен суд, но я должна спросить – имелись ли у вас с женой проблемы в отношениях раньше, до этого случая?
Дэвид стал вспоминать. В последние месяцы он настолько погрузился в переживания о деньгах, что совсем упустил из виду свой брак. Каково было реальное положение дел? Секс стал редкостью, да, но опять же – Дэвид очень поздно возвращался…
– Общение у нас, пожалуй, не очень ладилось, – ответил он. – Хотя по-настоящему мы не ссорились, и если не считать того единственного раза, мне и в голову не приходило ударить Анджи.
– Просто… – Диана покачала головой. – Обычно жена все-таки дает мужу возможность объясниться. Я не пытаюсь оправдать ваше поведение, но если она вас любит, то разве не должна вникнуть в ситуацию и хотя бы попытаться понять, что вас спровоцировало?
– Возможно, Анджи меня боится.
– Возможно. Только не забывайте – она ведь солгала вам о желании иметь ребенка. На ее месте я постаралась бы выяснить отношения, хотя бы даже ради Рори. Ладно, я напишу, и подождем развития событий.
Несколько дней Дэвид провел в мучительном ожидании, меряя шагами маленькую коттеджную кухню. Прошла неделя, и наконец Диана вызвала его к себе.
– Что сказала Анджи? – спросил он.
– Боюсь, у меня для вас две новости, хорошая и плохая, – мягко проговорила Диана. – Ваша жена готова отозвать обвинение в нападении и судебный запрет.
Сердце Дэвида затопила надежда.
– Однако взамен она хочет быстрый развод. В качестве причины укажет в заявлении неадекватное поведение супруга – и больше ничего, если только вы не станете это опротестовывать.
– Что?! – Дэвид опешил.
– Кроме того, Рори останется жить с ней в вашем семейном доме.
Дэвиду стало нехорошо, руки задрожали.
– Почему Анджи хочет развестись? Мы ничего не обсудили… Она, наверное, даже не знает о том, что я потерял работу. Если бы знала, то понимала – дом надо продать.
– По словам ее адвоката, это не имеет значения, – ответила Диана. – Анджелина заявляет, что выкупит вашу долю.
– Выкупит мою долю?! Да каким же образом?!
– Дом находится в совместном владении. После всех выплат по закладной каждый из вас получит свою долю. Анджелина предлагает следующее: она остается в доме, берет на себя обязательства по закладной и выплачивает вам вашу часть. Таким образом, право собственности полностью перейдет к Анджелине.
– Бред какой-то! У нее ничего нет, ни дохода, ни тем более сбережений. Где она возьмет деньги на выплату закладной, не говоря уж о моей доле?!
Диана пожала плечами:
– Понятия не имею, но таково желание вашей жены. Послушайте, Дэвид, вам надо это осмыслить. Берите письмо, отправляйтесь домой и хорошенько все обдумайте. А потом сообщите, что мне делать.
– Какие у меня варианты?
– Вы можете назвать это предложение блефом, бросить жене вызов и предстать перед судом по обвинению в нападении. Однако тут будет ее слово против вашего. Можете побороться за опекунство над Рори, чтобы он жил с вами, но суд обычно встает на сторону матери, особенно в случае домашнего насилия. Можете превратить развод в долгий и изматывающий процесс, хотя этого я бы тоже не советовала.
– Хотите сказать, что Анджи загнала меня в угол?
– Хочу сказать, что вам необходимо принять решение. Да, решение, несомненно, болезненное, зато у вас не будет судимости, развод пройдет чисто, дешево и быстро, а самое главное – вы сможете видеться с Рори.
– Прекрасно! – съязвил Дэвид. – Еще вчера я виделся с сыном, когда хотел, готовил ему завтраки и гонял с ним в футбол, а сегодня жена сообщает, что я смогу встречаться с Рори только пару раз в год!
– Все не так страшно. Он учится на еженедельном пансионе, и мы попросим, чтобы сын проводил с вами каждые вторые выходные и половину каникул. Уверена, Анджелина согласится.
– Ужасно благородно с ее стороны! Боже! Что я такого делал, кроме как любил своего сына? И что я такого делал жене, кроме как обеспечивал все ее желания?
Внутри начала вскипать знакомая жгучая ярость.
– Спасибо, Диана. Я с вами свяжусь.
Это было четыре месяца назад. На сегодняшний день финансовые взаимоотношения были окончательно определены, и хотя Дэвид выражал большие сомнения в способностях Анджелины собрать деньги для выкупа его доли, Диана письменно сообщила, что в ближайшие дни ему должен прийти чек.
Сумма покроет банковские ссуды, а на остаток можно будет начать новую жизнь – в каком-нибудь крохотном бунгало, да и то если повезет, с горечью думал Дэвид. Впрочем, о деньгах он больше не волновался. Теперь его заботил только Рори.
Дэвид жил ради визитов сына раз в две недели и, хотя тот стал куда сдержаннее, был решительно настроен наладить прежние отношения.
Однако Дэвид чувствовал – с Рори творится что-то неладное.
Несколько дней назад звонил Себастьян Фредерикс, педагог-воспитатель школы Святого Стефана, чтобы обсудить пару «вопросов». По его словам, Рори все сильнее уходил в себя, и Фредерикс за него тревожился.
– Рори приедет ко мне только через выходные, у него в субботу поездка с хором, мистер Фредерикс. Можно мне навестить сына в школе?
– Давайте я лучше попрошу его вам позвонить? Дальше будем действовать по обстоятельствам. Не хочется, чтобы Рори подумал, будто на него давят, и совсем замкнулся.
– Раз вы так считаете… Приглядите за ним, пожалуйста.
– Конечно, мистер Миллар. До свидания.
Дэвид чувствовал себя беспомощным, ему отчаянно хотелось увидеть сына. Впереди маячил длинный день, и мысли сами собой переключились на спиртное.
В тот вечер Дэвид впервые за много месяцев напился – и поехал в школу. Решил встретиться с Рори, что бы там кто потом ни сказал. Его мальчик в беде, Дэвид знает!
Это произошло четыре дня назад. Воспоминания о том вечере расплывались. Дэвид помнил, как бродил по Флит-Хаусу, искал в безлюдных коридорах Рори, стучал в двери комнат, но общежитие было пустым, а поиски сына – бесплодными.
Как он добрался домой, Дэвид не помнил.
Теперь он забрасывал сообщениями Фредерикса и директора, но никто не перезванивал.
Мобильный телефон ожил. Дэвид схватил трубку:
– Дэвид Миллар.
– Пап, это я. – У Рори, похоже, перехватило дыхание.
– Рори, о боже! Наконец-то! Как ты?
– Папа… я… – Он приглушенно всхлипнул. – Очень боюсь.
– Чего?
– Я… Кто меня теперь защитит?
– Рори, о чем ты? Расскажи.
– Нет. Ты не сможешь мне помочь, никто не сможет.
Связь оборвалась.
Дэвид перезвонил. Услышал безответные гудки. Сообразил, что номер, скорее всего, принадлежит ученическому таксофону во Флит-Хаусе, и набрал приемную директора:
– Это Дэвид Миллар. Мне нужно поговорить с директором, срочно! Только что звонил мой сын, Рори, он очень расстроен.
– Я передам директору, мистер Миллар, и прослежу, чтобы он с вами связался.
– Нет, я должен поговорить с ним сейчас же!
– Это невозможно, он на уроке, но я передам ваше сообщение.
– Значит, вызовите директора с урока! Мой сын в беде, с ним что-то случилось!
– Я попрошу мистера Джонса перезвонить вам как можно скорее, мистер Миллар. Ему очень… некогда сейчас, но он знает про вас.
– Я просил вас вчера, и что? Ничего вы ему не передали! Скажите, дело срочное, хорошо? – взмолился Дэвид.
– Скажу, только, пожалуйста, не волнуйтесь. Рори, наверное, скучает по дому. Первые недели второго семестра, это всегда тяжело. Хотите, попробую связать вас с мистером Фредериксом из Флит-Хауса?
– Да, соедините, пожалуйста.
– Не кладите трубку.
Дэвид ждал, расхаживая туда-сюда по крошечной гостиной.
Послышался щелчок, и включился автоответчик воспитателя Фредерикса. От безысходности Дэвид оставил еще одно сообщение.
Прошло полчаса, ни директор, ни воспитатель не перезвонили, и Дэвид совсем потерял голову от тревоги.
Он поедет в школу, к Рори! Дэвид забрался в старенький «Рено», купленный пару недель назад. Повернул ключ зажигания, но машина не завелась.
– Ах ты ж черт!!!
Дэвид в бешенстве стукнул по рулевому колесу, увидев индикатор включенных фар. Значит, аккумулятор разрядился.
Соседей поблизости нет, никто не поможет «прикурить». Придется завтра утром звонить в автомастерскую…
Дэвид вернулся в дом в страшном возбуждении. Открыл кухонный шкафчик и достал бутылку виски.
Отъехав от коттеджа, Джаз направила машину на запад, к Питерборо.
– Главное – выяснить, по ошибке или нет Чарли Кавендиш принял аспирин. В первую очередь посетите родителей, соберите у них общие сведения о сыне. Адель Кавендиш, его мать, вас ждет. Удачи, инспектор Хантер. Рад вновь приветствовать вас в команде. Будем надеяться, вы приняли верное решение.
– Благодарю, сэр. Я тоже надеюсь.
Джаз вставила в магнитофон кассету Мэйси Грэй и подумала – не удивится ли мать Чарли детективу уголовного розыска, прибывшему на пятнадцатилетнем «Мини Купере» оранжевого цвета? Сержант Майлз пригонит служебный автомобиль завтра, ну а сегодня сойдет и так.
Еще утром Джаз не думала не гадала, что днем ей предстоит допрашивать родителей погибшего ребенка. Она предпочла не зацикливаться на этом факте. Как говорил отец, жизнь коротка, остается лишь полагаться на интуицию.
Если не выйдет… К черту! По окончании дела – взять да и уволиться по всем правилам!
Через час Джаз прибыла в Ратленд. Раньше она лишь проезжала через него по шоссе А1 на север и теперь была удивлена, до чего здесь красиво. Здания из бледно-желтого песчаника и холмистая местность напоминали Котсуолдс.
Пару раз свернув не туда, Джаз наконец отыскала извилистый подъезд к дому Кавендишей. Припарковала «Мини» между старым «Лендровером» и забрызганным грязью «Мерседесом» возле величественного особняка в стиле королевы Анны.
Поднимаясь по ступеням к роскошному входу, Джаз оценила и лошадей, пасущихся на поле рядом с домом, и бесподобный вид на холмистые просторы. Идиллическая картина, даже в холодный зимний день.
Джаз нажала на кнопку звонка сбоку от тяжелой двустворчатой двери. Послышались шаги, затем звук поворачивающегося ключа и отодвигаемых засовов. Наконец на пороге предстала женщина одного с Джаз роста, стройная, в безукоризненно подобранной одежде: полосатая рубашка, кашемировый кардиган, темные брюки и синие кожаные мокасины. Густые каштановые волосы были красиво и коротко подстрижены; очень ухоженную – пусть и старомодную – внешность дополнял легкий макияж на глазах и губах.
– Простите, мы почти не используем парадную дверь. Обычно все заходят сзади. – Хозяйка протянула руку. – Адель Кавендиш. Вы, должно быть, инспектор Хантер.
– Да. Спасибо, что согласились на встречу. – Джаз пожала предложенную ладонь.
– Прошу вас, входите.
Адель провела Джаз через элегантную прихожую с шикарной изогнутой лестницей в изысканную гостиную с застекленными дверями на террасу. Обстановку составляла старинная мебель, окна были задрапированы тяжелыми портьерами с цветочным рисунком, на бюро стояли семейные фотографии, а на каминной доске – фарфоровые статуэтки.
– Садитесь, пожалуйста. – Адель указала на диван с обивкой из цветастого ситца. – Что вам предложить? Чаю? Кофе?
– Спасибо, ничего не нужно. – Джаз достала из портфеля блокнот и ручку. – Простите, что беспокою вас в такое тяжелое время.
Адель скрестила руки на груди, встала у застекленных дверей спиной к Джаз.
– Честно говоря, до сих пор не доходит. В голове не укладывается, что Чарли нет. – Адель повернулась, в глазах вспыхнула боль. – А тут еще, оказывается, его смерть можно было предотвратить, это не эпилепсия, и я… – Она покачала головой. Безутешная, отошла от окна и, сев на краешек дивана напротив Джаз, обняла себя за плечи. – Простите. Что от меня требуется?
– Ваш муж дома? Наверное, вам было бы легче беседовать вместе. Мои вопросы могут причинить вам боль.