В деле только девушки - Наталья Александрова - E-Book

В деле только девушки E-Book

Наталья Александрова

0,0

Beschreibung

Ничто не предвещало, что модный автор детективных романов Ирина Снегирева оставит очередной шедевр недописанным и бросится спасать свою непутевую подругу Катьку. Увы, все случилось именно так. Но кто же мог подумать, что самые безумные фантазии писательницы оживают с такой легкостью? Теперь по Петербургу носятся стаи диких обезьян, магические камни африканских племен парализуют бандитов, а Пиковая дама, переодевшись в капитана Матросову, бросается грудью на амбразуру, чтобы спасти честь родной полиции…

Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:

Android
iOS
von Legimi
zertifizierten E-Readern
Kindle™-E-Readern
(für ausgewählte Pakete)

Seitenzahl: 315

Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:

Android
iOS
Bewertungen
0,0
0
0
0
0
0
Mehr Informationen
Mehr Informationen
Legimi prüft nicht, ob Rezensionen von Nutzern stammen, die den betreffenden Titel tatsächlich gekauft oder gelesen/gehört haben. Wir entfernen aber gefälschte Rezensionen.


Ähnliche


Наталья Александрова В деле только девушки

© Александрова Н. Н., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

Как прекрасна иногда бывает жизнь! Много ли человеку нужно для счастья!

Именно это было написано на лицах всех без исключения прохожих, которые двигались по Невскому проспекту в обе стороны – к Адмиралтейству и к площади Восстания. Еще бы не радоваться, когда на календаре самое начало мая, а солнце светит совсем по-летнему. И все это ведь уже четвертый день, так что даже самые недоверчивые отважились наконец снять теплые пальто. Почки на деревьях давно уже сообразили, что пора, и полопались, и деревья радовали теперь глаз нежной зеленью. Блестели чисто вымытые витрины магазинов, в витринах отражались нарядные приветливые люди, скалящиеся от полноты чувств собаки и надраенные машины. В такие дни весь город счастлив.

Ирина мало чем отличалась от остальных. Как и у всех, у нее на губах бродила мечтательная улыбка. Хотелось поднять лицо к ласковому солнышку и застыть так на неопределенный срок. Однако на Невском проспекте не застынешь – сметут. Ирина двигалась в толпе, поглядывая на витрины и машинально окидывая взглядом встречных женщин. Многие одеты уже совсем по-летнему. Интересно, как бы на ней смотрелись эти коротенькие брючки…

В эту минуту на нее с размаху налетел кто-то шумный, толстый и запыхавшийся. Некто был в сером и бесформенном, но Ирина поняла все же, что это женщина. Посыпались на тротуар какие-то пакеты и кульки, дама в сером стремительно нагнулась и боднула Ирину головой в живот.

– Простите! – завопила она, хотя Ирина не успела еще выразить недовольство. – Ради бога, простите, я не нарочно!..

– Катька! – изумленно вскрикнула Ирина, узнав по голосу свою подругу Катю Дронову. – Катерина, неужели это ты?

– Ой, – Катя села прямо на асфальт, – Ирка! А я тебе не узнала в темных очках! И еще этот костюм…

– Что костюм? – удивилась Ирина.

– Костюм новый и сидит на тебе отлично, – сказала снизу Катерина без всякой зависти. – Цвет тебе очень идет, правильно его выбрала, с таким цветом главное – в оттенке не ошибиться.

Ирина тут же подумала, что вкус у Катьки, конечно, есть, и чувство цвета, и все остальное, не зря же она художница. Но сама она одеться, увы, совершенно не умеет. Вот и сейчас – весна ведь, всем хочется выглядеть понаряднее, а на подруге такой балахон, что поискать.

Они собрали многочисленные Катькины пакеты, и Ирина попыталась отряхнуть серую хламиду.

– А, брось, – Катя махнула рукой, – это же пыльник! Пыльник – чтобы пыль собирать, значит, пыли на нем не должно быть видно.

Ирина отвернулась, чтобы не засмеяться. Катька в своем репертуаре.

– Я так рада тебя видеть! – болтала та. – Слушай, мы же почти месяц не виделись!

– А что ж не звонила-то? Я знаю, что ты, когда работаешь, отключаешь телефон.

– Я звонила, – стала оправдываться Катя, – а у тебя включен бездушный автоответчик. «Ах, Ирине Снегиревой звоните с девяти до часу»! Безобразие какое! А если я работаю по ночам, а до часу…

– А до часу ты спишь, – подхватила Ирина и рассмеялась.

– И очки темные нацепила, – беззлобно улыбалась Катя. – Тоже мне, знаменитая писательница детективов! Читала твое интервью в газете. И по телику смотрела.

– Ты же телевизор никогда не включаешь?

– Тетка позвонила, кричит: «Включай скорее телевизор, там такое!» Я уж думала, не дай бог, какой теракт или государственный переворот. А там ты в ток-шоу участвуешь!

– Слушай, что мы встали посреди дороги? – спохватилась Ирина. – Давай зайдем куда-нибудь, посидим. Вот сюда хотя бы, – она кивнула на вывеску кафе.

– Слушай, мне жутко некогда, – отмахнулась Катя, и Ирина изумленно вытаращила глаза.

Чтобы Катька отказалась от еды? Да они с Жанной, третьей их подругой, чего только не делали, чтобы заставить Катерину не есть столько сладкого и вообще есть хоть чуть-чуть меньше, предрекая, что, если так будет продолжаться, Катька не влезет ни в одно платье и не войдет ни в одну дверь. Все было напрасно. Даже когда Катерина почти год путешествовала по Европе и бегала там как ненормальная по музеям, даже тогда она вернулась домой посвежевшая, загоревшая, но с абсолютно такой же фигурой. Даже когда Катька второй раз вышла замуж, кстати, на взгляд Ирины, весьма необдуманно и скоропалительно, и муж, профессор Кряквин, оказался убежденным вегетарианцем и фанатом здорового образа жизни, Катерина умудрилась не похудеть. Правда, как выяснилось позже, она тайком от мужа норовила слопать в каждом кафе на пути бутерброд или пирожное.

И вот теперь эта самая Катерина отказывается зайти в кафе. И это после того, как они не виделись почти месяц!

Ирина пристально поглядела на подругу. Если не обращать внимания на Катькины вечно растрепанные волосы, абсолютное отсутствие косметики и жуткий балахон цвета крысиной шерсти в дни весенней линьки, выглядела подруга как всегда. Немножко осунулась, и под глазами темные круги, но это от усталости.

– Что так смотришь, думаешь, не заболела ли я?

– Сейчас же говори, что у тебя стряслось! – строго велела Ирина. – Я тебя все равно не отпущу!

– Ладно, – Катя взглянула на часы, – минут сорок у меня еще есть.

И они синхронно свернули в сторону кафе.

– Ирка, ты не представляешь, что со мной произошло! – начала Катя сразу, как только заказала два бутерброда с ветчиной, кусок торта со взбитыми сливками и корзиночку с фруктами.

Ирина вначале обрадовалась, что перед ней прежняя Катька, но потом не выдержала и нахмурила брови. Пришлось Катерине отказаться от калорийного капучино и взять просто черный кофе без сахара. На Ирину она глянула, явно ожидая одобрения своему героическому поступку, но никакого особенного одобрения не нашла. Решив, что обидеться она всегда успеет, а похвастаться можно прямо сейчас, Катя приступила к рассказу.

– Сплю я как-то утром, и вдруг звонок телефонный. Представляешь, так трезвонили, что пришлось вставать!

Ирина кивнула: она-то знала, что утром Катерину не разбудишь, даже если выстрелить под окном из пушки. Если и удавалось кому-то совершить такой подвиг, на этого человека изливался такой поток слов, что не позавидуешь. Ирина представила, что Катерина высказала неизвестному телефонному абоненту. Выходило, что ничего хорошего.

– Взяла я трубку и думаю, если не туда попали, то я прямо не знаю, что сделаю! – продолжала свое Катя. – Оказалось, как раз я им и нужна. Срочно, говорят, Катерину Дронову к телефону! Я – на часы, а там – восемь утра! Конечно, я рассвирепела. Вы что, говорю, с ума сошли в такое время творческого человека беспокоить? Даже прощения не попросили, а, видишь ли, им срочно! Там баба какая-то немного спеси поубавила. Извините, говорит, не думали, что в такое время для вас рано. Какое такое время? Не знаю, говорю им, как вы, а я не на заводе работаю, так что встаю не рано, уж извините за прямоту.

– Ты, Катерина, нервная какая-то стала, – заметила Ирина. – Нельзя же так с незнакомым человеком разговаривать.

– Ты слушай, что дальше было! – перебила Катя. – Эта тетка мне и отвечает в таком духе, что она, мол, тоже не на ткацкой фабрике работает и не к семи на работу ходит. А работает она в художественной галерее «Арт Нуво», и рабочий день у них начинается в половине одиннадцатого. А сейчас второй час дня, так что она никак не думала, что меня побеспокоит. Я гляжу на будильник, а он, оказывается, стоит давно. А я все сплю и сплю…

– Ну ты хороша спать, – улыбнулась Ирина: всерьез сердиться на Катьку она не умела. – А что дальше было?

– Разобрались мы с будильником, а потом та дама и говорит, что меня приглашают участвовать в выставке «Грани женственности» и, если я согласна, нужно прямо сегодня приехать к ним все обсудить.

– Слушай, но это же здорово! – восхитилась Ирина. – У тебя же еще ни разу не было выставки!

– Да, представляешь, – захлебывалась Катя, – это тебе не то что одну-две работы сунуть куда-нибудь, там их и не видно среди всех. А здесь не персональная выставка, конечно, нас трое, но все равно повезло!

– Я о них читала в каком-то журнале, и не раз, «Арт Нуво» – очень престижная галерея. Катька, у тебя дела теперь пойдут в гору!

– Эх, жаль, выпить шампанского нельзя, – вздохнула Катя, – мне еще сегодня в выставочную комиссию надо. Ничего, на открытии уже оттянемся как следует!

Она обрадовалась подошедшей официантке как родной и тут же взялась за очередной бутерброд.

– Одного не пойму, – спохватилась Ирина, – что же ты раньше ничего не сказала, радостью не поделилась?

– Сглазить боялась, – виновато улыбнулась Катя. – Сама знаешь, какая я в этом плане невезучая.

Что правда, то правда, здесь Ирина спорить не стала. Катины панно хоть и были, на ее взгляд, выполнены с фантазией и вкусом, почему-то продавались не быстро. Их общая подруга Жанна со свойственной ей прямотой заявляла, что Катька просто ленивая, работает медленно и что если бы она, Жанна, каждый раз, когда в ее нотариальную контору обращается перспективный клиент, ждала, когда ее посетит вдохновение, то давно уже протянула бы ноги и положила зубы на полку. Ирина, само собой, помалкивала, но в глубине души была с Жанкой согласна в том смысле, что Кате нужно быть с собой построже. Мало ли, не хочется работать! А ты себя заставь… Но она не вмешивалась, потому что точно знала, что скажет на это Катя. Дескать, Ирина слишком рассудочная и холодная, всегда сначала подумает, а потом уже делает, все знает наперед, никогда не отступает от намеченной цели и так далее. Разговор обязательно закончится ссорой, а этого Ирина как раз не хотела.

– Понимаешь, какая штука оказалась, – заговорила Катерина с набитым ртом. – Я потом у девочек в галерее выяснила. Они решили собрать вместе трех прикладных художниц. Какая-то бабуля с вышивками, потом баба одна, у нее металлоконструкции разные, а вместо меня была ткачиха. Нет, не ткачиха, а просто дама, которая ткет вручную холсты в старинной вологодской технике. Самое главное, что их нужно белить на первой росе. Или на первом снегу, точно не помню. Но только обязательно выходить нужно босиком!

– Красивые холсты? – оживилась Ирина.

– Не знаю, – отмахнулась Катя, – я их никогда не видела. Но это сейчас модно: ручная бумага, ручная керамика, ручные холсты, старинные рецепты… Короче, эта дама приготовила десяток холстов для выставки, а тут к ней приехали невестка и внуки-близнецы шести с половиной лет.

– Из Вологодской области? – понимающе уточнила Ирина.

– Кажется. В общем, двое малолетних бандитов залили бабушкины холсты фиолетовыми чернилами. Невестка испугалась и постирала их в стиральной машине, причем решила, что раз холстина, то нужно стирать как постельное белье из хлопка – активный отжим и кипячение. Опять же понадеялась, что чернила отстираются.

– Ужас какой! – вздохнула Ирина.

– Ужас был, когда они вытащили из машины комок сиреневых ниток, – подвела Катя черту под этим сюжетом.

– Я бы на месте свекрови эту невестку вместе с бандитами самих запихнула в стиральную машину, – фыркнула Ирина.

– Наверное, она тоже хотела, – согласилась Катерина, – но не успела, от расстройства в больницу попала с нервным припадком. Новые холсты ей до выставки уже никак не сделать, это же первого снега нужно ждать. Жалко тетку, но мне зато повезло.

– Да уж.

Катя вдруг заторопилась, благо за разговором вся еда незаметно оказалась съедена.

– Завтра работы отвозить, а у меня еще конь не валялся. Потом три дня буду посвободнее – созвонимся.

Ирина поглядела вслед удаляющейся Катькиной фигуре в дурацком балахоне и поняла, что, если они с Жанкой немедленно не вмешаются, подруга их будет выглядеть на выставке как пугало. Конечно, в художественный процесс они вмешиваться не станут, Катерина сама знает, как и что ей изображать на своих панно. Но вот заняться Катькиным внешним видом просто необходимо.

Катя вихрем ворвалась в свою квартиру. В мастерской ее дожидалась последняя неоконченная работа, которую уже завтра нужно отвезти на выставочную комиссию.

Собственно, панно было практически закончено, но Катю что-то в нем не устраивало, чего-то такого здесь не хватало, какого-то последнего аккорда, что ли. Вот и сейчас, вбежав в мастерскую и включив яркий верхний свет, она тяжело вздохнула. Панно красовалось посреди комнаты, натянутое на специальную раму. На нем были два всадника, медленно едущие через ночной сад, точнее, всадник и всадница – прекрасный восточный принц в серебристой чалме и расшитом золотом наряде и красавица с миндалевидными глазами, томно поднятыми к небу. Арабские скакуны застыли, изогнув шеи и скосив глаза на седоков. Казалось, от панно исходит пряный аромат южной ночи, слышится пение соловья… Но чего-то все равно не хватало!

Катерина схватилась за голову. Нужна была всего одна деталь, чтобы работа обрела законченный вид. Всего одна, но очень яркая деталь!

Обведя взглядом мастерскую и не найдя совершенно ничего подходящего, Катя решилась на ужасное преступление. Она воровато огляделась по сторонам и прокралась в кабинет мужа.

Собственно, красться не было никакой необходимости. Катин муж профессор Кряквин не услышал бы ничего, даже если бы она топала как слон и исполняла по пути обрядовые песни народов Севера, сопровождая их игрой на бубне. Профессор находился очень далеко, в другом полушарии, Катя даже не знала точно, на территории какого государства он может быть в эту минуту. Дело в том, что профессор занимался исследованием языков, традиций и верований африканских племен и в настоящее время кочевал по необозримым африканским просторам с племенем мгвангбе из племенного союза моси. Профессор очень понравился вождю, и его приняли в племя, что давало возможность написать новую главу в большой книге, над которой Кряквин работал последние годы. Муж ничего не сказал Кате заранее, просто поставил ее перед фактом в тот самый день, когда не вернулся из экспедиции в Африку. Вспомнив, как она читала его письмо в аэропорту, Катя закусила губу от обиды. Ладно, сейчас некогда об этом думать, у нее срочное дело.

Муж строго-настрого запретил Кате что-нибудь трогать у себя в кабинете. Он много раз говорил, что в кабинете хранятся десятки шедевров африканских народных промыслов, представляющих большую научную ценность, но одержимая творческим жаром художница забыла о запретах. Она ворвалась в кабинет и застыла на пороге.

Стены кабинета украшали многочисленные африканские маски, луки из рогов антилопы, колчаны со стрелами, боевые щиты из толстой и прочной шкуры гиппопотама, копья-ассегаи с широкими разукрашенными наконечниками. На столе красовались фигурки из черного дерева – удивительно изящно вырезанные изображения зверей, людей и фантастических чудовищ. На полу лежали шкуры экзотических животных. Все это профессор Кряквин привез из своих путешествий.

Но Кате нужно было не это. Прямо с порога она устремилась к большому расписному сундуку, до краев наполненному разными африканскими безделушками. Она не сомневалась, что среди них отыщет что-то подходящее, что-то такое, что придаст ее панно окончательную завершенность.

Чего только не было в сундуке профессора! Здесь лежало все то, что он еще не успел разобрать: глиняная и медная посуда, оловянные и серебряные браслеты, бусы и ожерелья, ножи с резными ручками из черного дерева и слоновой кости, украшения и головные уборы из перьев страуса и каких-то других экзотических птиц, фигурки африканских божков, удивительные музыкальные инструменты. Катя с любопытством взяла в руку глиняную свистульку в форме фантастического двухголового животного и осторожно дунула в нее. Вместо обычного свиста раздался леденящий душу вой, похожий на голодное завывание какого-то хищного зверя, и Катя в испуге отбросила свисток.

Она перерывала содержимое сундука, не очень представляя, что именно надеется найти, но рассчитывая на свою интуицию художника.

И когда там почти ничего не осталось, а рядом на полу выросла огромная яркая груда, Катя увидела то, что искала.

Интуиция не подвела ее.

На самом дне сундука лежали два крупных лиловых камня, испускающие удивительное живое сияние.

Катя ахнула. Это было именно то, чего ей не хватало. Она схватила камни и бросилась в свою мастерскую. Мазнула камни специальным клеем, приложила их к верхней части панно, над головами всадников…

Вот теперь было то, что надо! Камни как будто оживили всю композицию. Восточная ночь задышала, наполнилась птичьим щебетом и журчанием ручейка, арабские кони, казалось, переступили копытами и негромко фыркнули. В небе загорелись две удивительные лиловые звезды. Кажется, арабы называли их Мицар и Алькор, Катя не была в этом уверена, но красивые арабские названия удивительно подходили этим живым звездам.

Несколько минут она любовалась своим панно. Теперь она была за него спокойна: работа удалась. Больше того, она не сомневалась, что это панно – лучшее ее произведение и станет главным экспонатом ее части выставки, а может быть, и украшением всей галереи.

Она вспомнила, что устроила настоящий разгром в кабинете мужа, и бросилась обратно наводить порядок. Только глубокой ночью закончила все дела и отправилась спать, предварительно погасив свет в мастерской. В темноте две лиловые звезды на ее панно лучились странным, фантастическим светом…

– И когда же открытие? – спросила Жанна, едва пригубив сухое вино.

Она, как всегда, была за рулем и позволяла себе всего несколько глотков легкого спиртного.

– Ой, девочки, – Катерина всплеснула руками, – через три дня! Сегодня, завтра, послезавтра, – она загибала пальцы, – и после-послезавтра в четыре часа выставка открывается! Я так волнуюсь, так волнуюсь, вы себе просто не представляете! – и Катерина сделала то самое, что она делала всегда, когда волновалась: начала усиленно есть.

Надо сказать, что ела она не только когда волновалась и переживала. Катька ела, когда радовалась или боялась, скучала или веселилась. Она ела меньше только когда работала, оттого-то Жанна и рекомендовала ей работать побольше – и денег, мол, заработаешь, и похудеешь малость. Катерина привычно отговаривалась тем, что она творческая натура и не может работать по заказу.

Подруги внимательно поглядели, как Катерина уничтожает четвертый кусок ветчины, заедая его маринованными огурцами и корейским салатом из бамбука, и дружно покачали головами. Потом Катька намазала булку неприлично толстым слоем масла, сверху положила здоровенный шмат красной рыбы и призадумалась, оглядывая стол. Жанна дернулась было, но Ирина придержала ее за руку. Катерина просветлела лицом, схватила веточку петрушки и всунула ее в бутерброд для красоты. Откусила огромный кусок, и на лице ее отразилось самое настоящее блаженство. Жанна с Ириной переглянулись и поняли, что, если они немедленно не вмешаются, будет поздно.

– Катерина, остановись! – закричала Жанна. – На тебя же просто смотреть невозможно!

Катька поскорее запихнула в рот остальной бутерброд.

– Что ты как с голодного края! – вступила Ирина.

– Это вы как цепные собаки! – разозлилась Катька, которой испортили все удовольствие. – Что вы на меня набросились? Знаете, как я работала все эти дни! По двенадцать часов в сутки!

– Молодец, – Ирина решила разрядить обстановку, – не зря старалась. И сейчас нужно думать не о еде, а совершенно о другом.

– Вот именно! – вступила Жанна. – Так что кончай расслабляться и есть.

– Как это? – Катерина захлопала ресницами. – У меня еще торт есть, сейчас чай будем пить.

– Забудь! – дуэтом приказали подруги.

– Это почему же? – Когда Катерину лишали сладкого, она становилась очень агрессивной.

– Слушай, посмотри на себя в зеркало! – не выдержала Жанна. – Ты что, собираешься в таком виде идти на выставку? Катька, да тебя лошади испугаются, не то что посетители!

– Не совсем так, конечно, – Ирина решила несколько смягчить резкие слова, – но все же, Катюша, нужно что-то сделать с волосами. То, что у тебя на голове, прической считать никак нельзя.

– Дикобраз после электрошока! – фыркнула Жанна.

Катя обиженно заморгала, и Жанна слегка усовестилась.

– Ладно, кофе у тебя есть? Сама заварю! – Как всякая армянская женщина, она очень трепетно относилась к изготовлению этого напитка и превращала сам процесс в священнодействие.

Пока ее не было, Ирина проявила слабость и позволила Кате съесть кусок сыра. Правда, только один, и с большими дырками. Было слышно, как Жанка говорила на кухне по мобильному телефону.

– Все устроено! – объявила она, внося поднос с чашками и джезвой. – С утра перед выставкой идешь к Марианне, она тебя пострижет и уложит, а перед этим я записала тебя к Танечке, косметологу. Она сделает массаж лица и омолаживающую маску, морщины разгладит.

– У меня нет никаких морщин! – возмутилась Катя.

– Это тебе так кажется, – усмехнулась Жанна. – Вообще-то нужно бы еще к визажисту…

– Ой, не надо! – Катерина замахала руками. – Разрисуют меня, как стенку в лифте.

– Пожалуй, и правда, – нерешительно протянула Ирина. – Только с бровями нужно что-то обязательно сделать.

– А что брови? – встрепенулась Катя.

– Это не брови, а две зубные щетки! – отрезала Жанна. – Причем изрядно облысевшие от долгого употребления. Ведь говорят же, что зубную щетку нужно менять не реже чем раз в три месяца, а брови…

– Тоже менять? – испугалась Катя.

– Выщипывать! И придавать форму!

Косметолог Танечка оказалась полной улыбчивой женщиной. Она встретила Катю как дорогую гостью, немедленно уложила на кушетку и лишила возможности передвигаться. Катя только диву давалась, сколько времени, оказывается, можно заниматься ее лицом. Волшебница Танечка наносила разные кремы и разглаживала лицо клиентки ласковыми руками. В кабинете играла тихая музыка, и Катя понемногу стала задремывать. Очнулась она, когда Танечка, нанеся особенно толстый слой какой-то ароматной субстанции, замотала ее лицо прозрачной пленкой, какой в буфете оборачивают бутерброды, так что открытыми оставались только ноздри и рот. Танечка поглядела на свою работу, покачала головой и решительно заклеила еще и рот. Затем она вышла из кабинета, велев клиентке лежать тихо и не опускать подбородок. Куда уж его опускать, когда он тоже был намертво прихвачен слоем пленки. Катя моргнула глазами в знак того, что слышит, и тихонько задышала, покорившись судьбе.

В комнате было тихо, даже музыка куда-то пропала. Кате было скучно за ширмой, но тут в кабинет кто-то вошел и окликнул Танечку. Поскольку та не отозвалась, дама вышла было, но сразу заскочила снова, и не одна, а с приятельницей. Обе дамы были так увлечены разговором, что им и в голову не пришло проверить, есть ли кто за ширмой.

– Нет, ну ты представляешь? – кипятилась одна. – Это просто ни в какие ворота не лезет! Что она себе позволяет? Ведь до чего дошла – увела у Свиристицкой любовника прямо у всех на глазах! Это просто совершенно ни на что не похоже!

– Это когда же? – заинтересовалась вторая дама.

– Ой, да ты же ничего не знаешь! – спохватилась первая. – Ты же только вчера с Майорки! У Свиристицкой новый любовник – чудный мальчик из провинции, молодой и абсолютно неиспорченный. В общем, на той неделе Свиристицкая справляла свой непонятно какой день рождения в «Империале», и эта тоже туда приперлась. Главное, Свиристицкая сама ее пригласила! Праздник идет своим чередом, Свиристицкая, как обычно, в конце напивается в зюзю и начинает скандалить со своим бывшим мужем.

– Баранкиным? – уточнила вторая собеседница.

– Какой Баранкин? – оторопела первая. – Ты все перепутала! Баранкин – это первый муж Аньки Лапченок, а у мужа Свиристицкой фамилия какая-то деревянная… сейчас скажу…

– Скамейкин! – радостно завопила другая дама.

– Да нет же, вовсе не Скамейкин, а Коромыслов! Слушай, у меня такое чувство, что ты не две недели на Майорке загорала, а два года. Ничего не знаешь!

Вторая дама пристыженно молчала.

– В общем, пока Свиристицкая выясняла отношения со своим Коромысловым, эта притворилась, что выпила лишнего и буквально заставила Стасика, любовника Свиристицкой, отвезти себя домой. Когда все знают, что больше рюмки она никогда не выпьет, потому что всегда за рулем. Вот, а потом уж она Стасика так прибрала к рукам, что он на Свиристицкую и смотреть не захотел. Да я сама позавчера видела Стасика с этой!

– Что они все в ней находят? – вздохнула вторая дама. – Смотреть же не на что – черная, худая, еще нос, как у вороны.

– Да уж ясно, что не красоту! – возопила первая. – Знаешь, сколько денег при ее профессии можно огрести? А уж она-то, будь спокойна, каждого клиента ощиплет, как курочку!

Катя за ширмой почувствовала смутное беспокойство и стала более внимательно вслушиваться в разговор.

– Но Свиристицкая этого так не оставит, она мне сама говорила, – злилась более осведомленная дама. – Она задумала страшную месть. Подошлет к ней клиента и подловит эту стерву на черной наличке. А потом напустит на нее налоговую, у нее же там о-го-го какие связи! Если ее лицензии не лишат, то нервы точно потреплют, и денег придется отстегнуть. Будет знать, как чужих любовников отбивать!

«Это же они о Жанке говорят! – осенило Катю. – Все сходится: она постоянно за рулем, потому не пьет совсем, любовников вечно меняет, причем предпочитает совсем молодых, и у нотариуса могут отнять лицензию! Опять же брюнетка, худая и с большим носом. Да еще она в этом салоне часто бывает, ее все знают!»

Дамы посудачили еще немного и вышли, очень недовольные продолжительным отсутствием Танечки. Катерина решительно спустила ноги с кушетки, намереваясь найти телефон и немедленно позвонить Жанне, предупредить, чтобы была осторожнее, но ее благим намерениям не суждено было осуществиться. В комнату стремительно вошел невысокий молодой человек в розовом халатике и ласково спросил:

– Лапочка, это вашу голову просили привести в порядок?

Катя неуверенно кивнула.

– Чудненько! – обрадовался молодой человек. – У меня как раз есть свободное время. И вам, лапочка, как я погляжу, здесь делать нечего, так что совместим приятное с полезным, – он деликатно хихикнул.

Катерина, подталкиваемая мягкими, но настойчивыми руками молодого человека, послушно дала себя увести в другую комнату. Там были зеркало во всю стену и вертящееся парикмахерское кресло. Молодой человек разлохматил и без того встрепанные Катины волосы и критически оглядел ее со всех сторон.

– Та-ак, – пропел он. – Лапочка, здесь есть над чем поработать. Думаю, прежде всего нужно изменить цвет.

Катя пыталась сказать, что цвет как раз нужно оставить как есть, а волосы просто подстричь и уложить, но проклятая пленка намертво прилипла к губам, так что она могла издавать только нечленораздельное мычание. Молодой человек замотал ее простыней, теперь руки тоже оказались накрепко прижаты к телу, и Катя не могла объясняться даже жестами. Двигаясь вокруг пленницы на носочках и слегка пританцовывая, мастер что-то делал с ее волосами: надевал какие-то штуки на отдельные пряди, что-то смешивал и толок в фарфоровой ступке, потом разбавлял все это странной жидкостью из большой непрозрачной бутыли, наливал в три разные мисочки и намазывал их содержимым Катины волосы. Бедная жертва парикмахерского искусства отчаялась что-то понять в этих манипуляциях и покорилась судьбе.

– Девочкой своей ты меня назови! – звонко напевал мастер. – А потом обними, а потом обмани…

Поймав в зеркале Катин удивленный взгляд, он кокетливо рассмеялся и послал ей воздушный поцелуй. Чтобы не видеть этого безобразия, Катя прикрыла глаза и стала перебирать в уме невольно подслушанный разговор двух дам. Главное, все в точности передать Жанне, уж она примет меры, а то как бы и вправду эти тетки не устроили ей неприятности по работе.

Так прошло минут сорок. Молодой человек куда-то ненадолго отлучился, потом вернулся вместе с Танечкой, которая потеряла клиентку и очень обрадовалась, когда Катя нашлась. Дальше все было очень быстро. Размотали пленку, очистили лицо, и молодой человек, которого звали Леликом, мигом постриг и причесал Катю.

– Прошу! – сказал он, ловко снимая простыню. – Любуйтесь!

Катя открыла глаза и уставилась в зеркало. С зеркалом творилось что-то странное. Вместо Кати Дроновой там отражалось существо непонятного пола с разноцветными волосами. На темно-рыжем фоне в живописном беспорядке располагались розовые и сиреневые пряди.

– Ой! – пискнула Катя, и монстр в зеркале тоже дернулся и прижал руки к пылающим щекам.

– Нравится? – заулыбался Лелик. – Уж я постарался.

Катя осторожно повернула голову и снова поглядела в зеркало. Она не могла не признать, что оттенки подобраны со вкусом. Другое дело, что на ее голове такие цвета смотрелись как-то необычно. Может быть, в оперении райской птицы они были бы более уместны. Лицо Танечки было каменным. Она-то прекрасно помнила, что Катерину нужно было после массажа отвести к Марианне, и ожидала, что клиентка сейчас начнет скандалить. Катерина же просто потеряла дар речи. К тому же она ужасно устала с непривычки. Потом она взглянула на часы и поняла, что жутко опаздывает. Жанна обещала подхватить ее возле салона и отвезти домой. Катя махнула рукой, улыбнулась Лелику и решила оставить все как есть, тем более все равно ничего уже не изменишь.

Жаннин автомобиль стоял чуть поодаль, из окна выглядывала озабоченная Ирина. На Катю она не обратила внимания – не узнала в таком виде.

– Девочки, – сказала Катерина, неизвестно отчего чувствуя себя виноватой, – вот же я…

Подруги уставились на нее, выпучив глаза и разинув рот. Жанна опомнилась первой. Она закрыла рот, потом снова его раскрыла, чтобы выдать такое, отчего у Кати покраснели и без того малиновые щеки.

– Это конец, – обреченно сказала Ирина.

– Зачем ты, дубина стоеросовая, пошла к Лелику? – бушевала Жанна. – Я же записала тебя к Марианне, все было бы скромненько и со вкусом!

– Это случайно, – лепетала Катя. – Он перепутал, а я не могла ничего сказать, у меня рот был заклеен…

– Пойду хоть поскандалю! – Жанна сделала попытку вылезти из машины.

– Некогда! – решительно сказала Ирина. – Нужно еще одежду к этим ультрафиолетовым волосам подобрать.

Дома стало ясно, что катастрофа неминуема. С новой Катиной прической совершенно не сочетался шикарный терракотовый костюм, купленный не так давно по рекомендации Жанны в бутике «Венеция». Костюм обошелся не так уж дорого, поскольку был заказан богатой покупательницей и ей не подошел, а продать костюм такого размера клиенткам дорогого бутика было никак невозможно. И вот здесь очень кстати в бутике появилась Катерина.

Жанна с Ириной очень рассчитывали на этот костюм. Это была единственная действительно приличная вещь в Катькином гардеробе. И вот теперь все их надежды пошли прахом.

– Полный облом! – Жанна плюхнулась на диван и нервно закурила.

– Купить ничего уже не успеем, – сокрушалась Ирина. – Катька, да прекрати ты есть, до того ли сейчас!

– С утра маковой росинки во рту не было! – огрызнулась голодная Катя. – Голова кружится, еще в обморок на выставке упаду. А вы только нервируете!

Подруги усовестились и решили перебрать все Катины вещи, потому что больше ничего не оставалось.

Ревизия Катькиного гардероба, как обычно, привела их в ужас. Вещей-то было полно, потому что Катя долгое время колесила по Европе и покупала там одежду на распродажах и в недорогих магазинчиках. В основном она руководствовалась одним принципом – удобства. Горой были навалены в шкафу длинные трикотажные свитера всевозможных расцветок, свободные хлопчатобумажные брюки, необъятные джинсовые сарафаны и замшевые жилетки с бахромой в стиле кантри.

– Все не то! – в отчаянии воскликнула Ирина, выныривая из шкафа. – Показывай платья!

– Знаю я ее платья, – ворчала Жанна, – балахон какой-нибудь напялит и говорит, что это платье. Да еще цвет норовит выбрать зелененький.

– Оливковый! – обиделась Катя. – Или вот бежевое, тоже ничего…

– Повеситься! – синхронно закричали подруги.

– А это что? – Ирина вытащила что-то полосатое, как брюшко у шмеля.

– Ой, – обрадовалась Катька, – а я его потеряла!

Она мигом нацепила полосатое платье и покрутилась перед зеркалом. Платье было прямое и довольно длинное, в поперечные черные и малиновые полоски, причем черные полоски были кожаными, а малиновые – из плотного трикотажа. Платье натягивалось на Катькиной круглой фигуре, так что несведущий человек издалека мог подумать, что на даме надеты плотно штук двадцать шин от велосипеда.

– Это я в Падуе покупала на воскресном рынке, – щебетала Катя. – Дай, думаю, возьму, черное стройнит!

Подруги переглянулись: какая женщина в здравом уме может подумать, что ее будет стройнить платье в поперечные черную и малиновую полоски?

– Однако, – пробормотала Ирина, – только это платье и подходит к Катиной новой прическе.

– Ты с ума сошла! – Жанна замахала руками.

– Слушай, что ты на меня давишь! – возмутилась Катерина. – Я же не на экономический форум иду и не в банк на работу устраиваться! Зачем мне на выставке деловой костюм?

– Делайте, как знаете, – поморщилась Жанна. – Теперь уже все равно.

Она засобиралась на работу, Ирина тоже подхватилась, оставив Катю заканчивать сборы самостоятельно. Условились встретиться на открытии.

Ирина и Жанна приехали в галерею за несколько минут до начала вернисажа. Предъявив пригласительные билеты, они прошли в длинный зал, который понемногу заполняли гости.

Ближе к входу стены украшали вышивки самых разных размеров. Сюжеты в основном перепевали известные картины. Великие полотна были аккуратно исполнены в натуральную величину простым болгарским крестом. Поражала своими размерами копия картины Шишкина «Утро в сосновом лесу», хорошо известной каждому нашему соотечественнику по конфетным фантикам. Рядом с этим популярным шедевром красовалась репродукция серовской «Девочки с персиками».

– Со школьных времен ненавижу эту картину, – прошептала Жанна.

– Я тоже, – призналась Ирина вполголоса. – Однако крестики очень аккуратные.

Пройдя немного дальше, они увидели целую серию выполненных гладью портретов бородатых мужчин в священнических облачениях. Среди батюшек затесалось несколько руководителей государства. Ирина обратила внимание на портрет бывшего президента Ельцина с теннисной ракеткой в руке, вышитый цветным ирисом.

Рядом с этими впечатляющими творениями скромно стояла щуплая старушка в коричневом платье с белым школьным воротничком. У старушки были круглые румяные щечки, напоминающие печеные яблочки, а сама она в этот момент разговаривала с высоким представительным священником.

– Объясни мне, – негромко обратилась Жанна к подруге. – То ли я чего-то не понимаю, то ли мы ошиблись и приехали не в ту галерею. Ведь Катька говорила, что здесь будет выставка современного искусства, а такие вышитые картины были в моде лет пятьдесят назад, если не больше. Помню, моя бабушка на досуге вышивала уменьшенную копию картины «Витязь на распутье». Она занималась этой вышивкой несколько лет, но ей тогда и в голову не пришло бы выставлять свое рукоделие в выставочном зале.

– Тсс. – Ирина прижала палец к губам. – Во-первых, православие гладью и крестиком – это очень актуально. А во-вторых, Катька мне все объяснила: эта старушка, автор вышивок, у нее, кстати, очень и имя подходящее – Евдокия Лукинична, так вот эта Евдокия в большой дружбе с отцом Онуфрием, настоятелем Коневецкого собора, и настоятель из церковных средств оплатил проведение выставки. Кажется, это с ним она сейчас разговаривает.

– А, – Жанна понимающе кивнула, – спонсор! Тогда все ясно.

Торопливо миновав произведения престарелой вышивальщицы, подруги невольно затормозили. Им показалось, что они попали в цех металлургического завода или как минимум в авторемонтную мастерскую. Зал галереи, в который они вошли, был заполнен конструкциями, сваренными из стальных трубок, балок, заржавевших металлических полос и деталей от различных устройств и механизмов. Посреди этого царства металла стояла женщина лет тридцати в платье из блестящих алюминиевых пластин, в кожаном летном шлеме и тяжелых ботинках на десятисантиметровой платформе. Около дамы сгрудилась толпа журналистов, наперегонки щелкающих фотокамерами, протягивающих к ней микрофоны или торопливо строчащих что-то в блокнотах.

– Эта композиция, я называю ее «Последний из металлоидов», изображает мыслящего робота, выжившего после ядерной катастрофы. Это сочетание заржавленного, изъеденного коррозией металла и блестящих хромированных деталей говорит нам о противоречивых чувствах, наполняющих его душу при виде догорающих руин человеческой цивилизации. Цепь, которую мы видим в левой части композиции, символизирует нерасторжимую связь последнего из металлоидов с вымершим человечеством.

– Хорошо излагает, – прошептала Жанна на ухо подруге. – А эта самая «нерасторжимая связь» в левой части мыслящего металлоида тебе ничего не напоминает?

– Ой! – восхитилась Ирина. – Это же цепочка от старого унитаза! Когда я была маленькой, бачки устанавливались наверху, под самым потолком, и сбоку свисала точно такая цепочка с фаянсовой бомбошкой, за которую нужно было дернуть, чтобы спустить воду.

– Точно, – подтвердила Жанна. – Интересно, где она эту цепочку откопала? Их, наверное, уже лет сорок не делают.

Журналисты, плотным кольцом окружавшие железную леди, ловили каждое ее слово и непрерывно фотографировали.

– Это и есть Антонина Сфинкс, – прошептала Ирина, – великая и ужасная! А самое ужасное в ней то, что она сейчас с Катькиным бывшим мужем.

– Что сейчас?.. – переспросила Жанна.

– Жанка, ты прямо как с луны свалилась! Совершенно не интересуешься жизнью богемы! Она живет с ним.

– Замужем за ним, что ли?

– Не то чтобы совсем замужем, но практически да.

– Пойдем тогда скорее отсюда, нам здесь нечего делать! – Жанна пригнулась, как опытный солдат под обстрелом, и проскользнула мимо Антонины и окружающих ее журналистов.

Следующая часть галереи была отведена под Катину экспозицию.

На стенах разместились яркие панно, после металлоконструкций Антонины Сфинкс показавшиеся подругам исключительно привлекательными. Особенно красивым было одно, изображавшее двух всадников, мужчину и женщину, медленно едущих на арабских конях по ночному саду. Над головой прекрасных всадников сияли лиловые звезды, свет которых наполнял всю картину.

Катя стояла под этим панно и грустно оглядывалась. Возле нее не было ни зрителей, ни журналистов. Ее разноцветная прическа, напоминающая веселый светофор, удивительно контрастировала с печальным выражением лица, и даже полосатое платье не спасало положение.

– Ой, девочки, хорошо хоть вы пришли! – обрадовалась она при виде подруг. – А то я стою здесь в гордом одиночестве, как стойкий оловянный солдатик…

– А теперь мы будем как три тополя на Плющихе, – ляпнула Жанна.

Ирина толкнула ее кулаком в бок и жизнерадостно защебетала:

– Не переживай, Катюша, еще просто мало людей пришло, выставка только открывается. Скоро набегут и зрители, и журналисты, яблоку негде будет упасть! А твои работы лучше всех, никакого сравнения! Так что тебе гарантированы самые блестящие отзывы!

– Не утешай меня, – вздохнула Катерина, – я же вижу, какая толпа возле Тонькиных железяк. Скажи честно, тебе-то самой мои панно нравятся?

– Очень! – искренне воскликнула Ирина. – Они такие жизнерадостные, такие яркие! Мне как-то сразу легче стало на душе. Особенно вот это нравится, – и она кивнула на всадников.

– Правда? – Катя зарделась. – Это самое последнее, я его буквально накануне выставки закончила. Оно мне и самой больше всех на душу легло. Правда, последняя работа всегда кажется лучшей.

– И хорошо! – с наигранной жизнерадостностью воскликнула Ирина. – Главное, чтобы тебе самой нравилось! Мнение равнодушной толпы ровным счетом ничего не значит. Художник – сам высший судья своим творениям. Не помню, кто это сказал…

– Наверняка какой-нибудь неудачник, которого обошли ежегодной премией, – проворчала Катя. – Хорошо тебе говорить, твои книжки расходятся большими тиражами, пресса тебя замечает. А ко мне хоть бы один журналист подошел… А вон посмотри, вокруг Антонины журналисты так и вьются!.. Что они находят в ее заржавевших мясорубках?

– Подержанных газонокосилках! – подхватила Ирина.

– Вышедших из строя унитазах! – внесла свою лепту Жанна.

– А все-таки около нее толпа, – вздохнула Катя. – Девочки, а что она все время на меня шипит, как беременная кобра, прямо ядом плюется?

– Катька, я просто поражаюсь твоей наивности. Неужели не понимаешь? – фыркнула Жанна. – Ведь твой бывший теперь с ней.

– И что? Вот если бы наоборот, тогда еще можно понять… И вообще, мы с Шуриком очень мирно расстались. Совершенно без скандала, как интеллигентные люди…

– Ты так считаешь? – возмутилась Жанна. – Ты уже забыла, как он тебя загнал в дремучую коммуналку! Твой Шурик – самый настоящий козел и первостатейный жлоб!

– Да ладно, я на него зла не держу. Тем более теперь я замужем, у меня все хорошо. У меня есть Валек…

Жанна хотела сказать, что муж, годами кочующий по африканским саваннам с дикими племенами, – вряд ли это то, о чем мечтает каждая нормальная женщина, но Ирина заблаговременно прочла ее мысль и ткнула локтем в бок. Жанна охнула и покосилась на подругу, буркнув недовольно что-то насчет некоторых тетех, святость которых граничит с глупостью.

– А кто это там приехал? – с напускным энтузиазмом поинтересовалась Ирина, чтобы перевести разговор на менее опасную тему.

У входа в галерею действительно наметилось оживление. К дверям с озабоченным видом пробежал администратор, откуда-то появились крепкие ребята с профессионально непроницаемыми лицами, журналисты покинули Антонину Сфинкс и потянулись к входу.

Двери широко распахнулись, и в зале в окружении небольшой свиты возник высокий чернокожий человек.

– Это атташе по культуре Кот-де-Леона, – прошептала Ирина. – В газетах писали, что он собирается посетить эту выставку.

– Какой кот? – удивленно переспросила Катя.

– Тундра! Это страна такая в Африке – Кот-де-Леон! Уж тебе стыдно не знать, у тебя муж – главный специалист по Африке.

– Действительно… – Катя расстроилась. – У меня самой в школе была пятерка по географии, но что-то я такой страны не помню. А этот атташе очень прилично выглядит. И одет в смокинг, а не в национальный костюм из шкур и перьев.

Атташе неторопливо прошел мимо ностальгических вышивок, ненадолго задержался у металлоконструкций Антонины Сфинкс и наконец подошел к Катиной экспозиции. Вслед за ним продвигалась небольшая группа его сотрудников, чуть сзади держались журналисты. Сам атташе, конечно, очень выделялся на фоне своего окружения – как породистый арабский скакун выделяется среди заморенных кляч, как борзая отличается от стаи дворняжек.

Он был высок и строен, как пальма. Он был черен, как безлунная африканская ночь. Отлично сшитый смокинг облегал его, как вторая кожа. Зубы атташе сверкали, как тридцать две превосходные жемчужины. Белки его глаз отливали предрассветной голубизной.

Неожиданно этот удивительный человек замер перед панно с двумя всадниками в благоухающем ночном саду и возбужденно заговорил на незнакомом гортанном языке. В его монологе постоянно повторялись слова «унга вароси». Может быть, они звучали не совсем так, но ничего более похожего европейский слух трех подруг не мог воспроизвести.

Заметив явный интерес высокого гостя, журналисты тоже оживились. Они принялись торопливо снимать Катины работы, а заодно и саму художницу. Рослый телевизионщик в потертом джинсовом костюме забегал вокруг Катерины с огромной камерой. Ирина скосила глаза на Антонину Сфинкс и увидела, что железная леди перекосилась, как будто по ошибке проглотила целый лимон.

Переводчик, сопровождавший атташе, кругленький лысый толстячок с нездоровым желтоватым лицом, прилепил на лицо дежурную улыбку и заговорил, обращаясь почему-то к Ирине:

– Господин атташе выражает вам свое искреннее восхищение. Ваши замечательные произведения поразили его своей поэтичностью и художественной глубиной.

– Это не мои произведения. – Ирина вытолкнула вперед раскрасневшуюся от смущения и ожесточенно сопротивляющуюся Катерину. – Вот автор этих панно, художница Екатерина Дронова.

Журналисты с новой силой защелкали камерами и заскрипели перьями. Переводчик, нисколько не смутившись, повернулся к Кате и продолжил с той же приклеенной улыбкой:

– Особенно господину атташе понравилась вот эта работа, на которой изображены два всадника.

– Унга вароси! – взволнованно перебил атташе переводчика и добавил что-то вроде «детуаль».

– Это по-французски, – шепнула Катя, – означает «блуждающие звезды».

– Уж как-нибудь мы и сами поняли, хоть французского не знаем, – сердито сказала Жанна.

– А как он догадался, что композиция называется именно так? – удивилась Катерина.

– А ты спроси, – ехидно посоветовала Жанна.

Катя послушно заговорила с атташе по-французски. Он сверкнул белозубой улыбкой, и они с Катей углубились в живейшую беседу.

– Интересно, зачем ему переводчик с африканского, если он так хорошо говорит по-французски? – прошептала Ирина на ухо Жанне.

– Положено по статусу, – ответила подруга и добавила:

– Но Катьке повезло! Такой пиар! Во все газеты попадет!

– Это мое последнее произведение, – еле слышно ответила смущенная Катя, обращаясь к белозубому атташе и журналистам, – я закончила его буквально накануне открытия выставки…

Атташе снова заговорил по-своему, и переводчик поспешно перевел:

– Господин атташе интересуется, когда госпожа Дронова побывала в его стране, Кот-де-Леоне.

– Никогда, – честно призналась Катерина, – я в Африке ни разу не была. Хотя очень хочу.

Атташе понял ее без перевода. Он пожал плечами и выразил на лице глубокое неодобрение. Должно быть, в его глазах человек, не побывавший в его родной стране и вообще в Африке, был недостоин внимания. Во всяком случае, он еще раз внимательно посмотрел на панно, развернулся и пошел к выходу, на ходу выговаривая что-то переводчику. Переводчик почтительно возражал. Вместо того чтобы наказать непокорного толмача тут же на месте, атташе вдруг повернулся и таким же решительным шагом устремился назад. Поравнявшись с Катей, он оттолкнул джинсового телевизионщика и разразился длинной французской фразой. Катерина взглянула на него в полном изумлении, зарделась и стала неуверенно возражать. Атташе настаивал, глаза его сверкали.

– Что он говорит? – Жанна ткнула подоспевшего переводчика в бок.

Тот поглядел выразительно, и до Жанны сразу дошло, что перед ней хоть и переводчик, но служит он только своему атташе, а к ней в толмачи не нанимался. Катя наконец кивнула, но как-то замедленно. Атташе еще раз сверкнул белозубой улыбкой и удалился.

Часть журналистов устремилась за ним, остальные плотным кольцом окружили Катерину и буквально засыпали ее вопросами. Катя расцвела. Она отвечала невпопад, но это никого не смущало. Блестели вспышки фотоаппаратов, щелкали диктофоны, оператор перетаскивал свою камеру по залу, выискивая самый выигрышный ракурс. Ирина с Жанной держались в сторонке.

Поблизости раздавалось злобное шипение. Это брошенная журналистами Антонина Сфинкс плевала ядом на свои собственные художественные металлоконструкции. Их разъедало, как будто на металл попала неразбавленная соляная кислота.

Престарелая вышивальщица все так же стояла перед портретами известных политиков и церковных деятелей, вышитых честным болгарским крестом. Благообразный священник куда-то испарился. Ирине надоело, что ее все время толкают журналисты, а телевизионщики наступают на ноги, и она тихонько отошла. С опаской она миновала металлические конструкции и остановилась возле бабули-рукодельницы поговорить о технике вышивания. Старушка оживилась и сообщила множество полезных сведений о вышивании гладью и узелками, а еще о том, как делать мережку, ришелье и аппликацию. Ирина похвалила работы, бабушка зарделась от удовольствия и подарила приятной собеседнице собственноручно выполненную подушечку для иголок.

Телевизионщики смотали наконец свои провода и отбыли восвояси, пообещав напоследок, что сюжет будет в сегодняшних вечерних новостях. Журналисты прекратили строчить в блокнотах и тоже потянулись к выходу. Немногочисленные посетители осматривали Катины панно весьма благосклонно. Ирина направилась к Кате, раздумывая на ходу, как бы улизнуть пораньше, но так, чтобы подруга не обиделась. У нее еще масса дел, а Катька, конечно, настроилась на праздничный ужин с шампанским. Если испортить ей праздник, она никогда не простит.