Velikij Gopnik/Великий Гопник - Jerofejew Viktor - E-Book

Velikij Gopnik/Великий Гопник E-Book

Jerofejew Viktor

0,0

Beschreibung

Jeto mnogovektornyj roman, kotoryj sam avtor opredeljaet kak "komediju uzhasov". V jetoj knige sobrany voedino sceny videnij, semejnoj hroniki, ljubovnyh pohozhdenij, jumoristicheskih prikolov i napisannyh v neskol'ko ironicheskom kljuche misticheskih ozarenij. V centre romana konflikt mezhdu kul'turoj i gosudarstvom v Rossii. Gosudarstvo olicetvorjaet sobiratel'nyj jekzistencional'nyj portret pravitelja sovremennoj Rossii, kotoryj nikogo ne shhadja, ne zhaleja, ustremlen k svoemu krovavomu bessmertiju. Roman pereveden i perevoditsja na raznye jazyki. Avtorom sozdana p'esa «Velikij Gopnik», prem'era kotoroj s bol'shim uspehom proshla vo Freiburg v marte 2024 goda. Это многовекторный роман, который сам автор определяет как «комедию ужасов». В этой книге собраны воедино сцены видений, семейной хроники, любовных похождений, юмористических приколов и написанных в несколько ироническом ключе мистических озарений. В центре романа конфликт между культурой и государством в России. Государство олицетворяет собирательный экзистенциональный портрет правителя современной России, который никого не щадя, не жалея, устремлен к своему кровавому бессмертию. Роман переведен и переводится на разные языки. Автором создана пьеса «Великий Гопник», премьера которой с большим успехом прошла во Фрайбурге в марте 2024 года.

Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:

Android
iOS
von Legimi
zertifizierten E-Readern
Kindle™-E-Readern
(für ausgewählte Pakete)

Seitenzahl: 704

Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:

Android
iOS
Bewertungen
0,0
0
0
0
0
0
Mehr Informationen
Mehr Informationen
Legimi prüft nicht, ob Rezensionen von Nutzern stammen, die den betreffenden Titel tatsächlich gekauft oder gelesen/gehört haben. Wir entfernen aber gefälschte Rezensionen.



Виктор Ерофеев

ВЕЛИКИЙ

ГОПНИК

РОМАН

Записки о живойи мертвой России

2024

Памяти моей мамы

В руках его мертвый младенец лежал.

Erlkönig Johann Wolfgang von Goethe (1749 – 1832)

О наших временах нельзя будет вспомнить без стыда за всех нас.

(из этой книги)

Содержание

Часть первая: ПЕРПЕНДИКУЛЯРНЫЕ ОДИНОЧЕСТВА

1 ГОЛУБЧИК

2 ЗАПАХ САМШИТА

3 СОВЕТСКИЙ ЛОРД ФАУНТЛЕРОЙ

4 ЗАБЛУДИВШЕЕСЯ ПРЕДИСЛОВИЕ

5 АТОМНАЯ БОМБА В КОНЦЕ ТУННЕЛЯ?

6 МАЛЕНЬКИЙ НОЧНОЙ СТАЛИН

7 РОЖДЕНИЕ ВЕЛИКОГО ГОПНИКА

8 КТО УНИЧТОЖИЛ СОВЕТСКИЙ СОЮЗ?

9 СПУЩЕННЫЕ ШТАНЫ

10 ИСТОКИ

11 ПЛОЩАДЬ ЗВЕЗДЫ

12 КАКОЙ НАРОД – ТАКИЕ И ПЕСНИ

13 О СУЩНОСТИ РУССКО-УКРАИНСКОЙ ВОЙНЫ

14 ФИЛОСОФИЯ НЕНАСИЛИЯ

15 МОЯ СЕСТРА О.

16 КАМЕНЬ, НОЖНИЦЫ, БУМАГА, РАЗ, ДВА, ТРИ

17 СХОДИ В КРЕМЛЬ

18 ЧЕКИЗМ

19 ВЕЧНЫЙ СКУНС

20 ГОЛГОФА

21 ЧЕЛОВЕК ИЗ ЛЮКСЕМБУРГА

22 СЕМЕЙНЫЙ КВАРТАЛ

23 СТРАНА-ПОРНОГРАФИЯ

24 ХУЙНЯ ТОТАЛЬ

25 ЭМИГРАЦИЯ

26 БАБУШКА. ПОЛДЕНЬ С ЗИНГЕРОМ

27 АПОЛОГИЯ РАННЕГО ГОПНИКА

28 ПЕРВЫЕ ДЕНЬГИ

29 ВЕЧНЫЕ КАНИКУЛЫ

30 ЕРЕМА

31 МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ

32 УЧЕНИК МАРКИЗА ДЕ САДА

33 ВЕЛИКОЛЕПНОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО

34 ЖЕСТЬ

35 ДОРОГОЙ ЛЕОНИД ИЛЬИЧ

36 СУПЕРЛИБЕРАЛЬНЫЙ КГБ

37 И НАДЕНЕТ БОГ НОВУЮ СТЕРИЛЬНУЮ МАСКУ…

38 ИДУЩИЕ ВМЕСТЕ

39 ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО

40 МОЯ КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ

41 ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА. ВЕЛИКИЙ ГОПНИК ВПАДАЕТ В ДЕТСТВО

42 ГЛАВНАЯ РУССКАЯ СКАЗКА

43 ВЕЛИКИЙ ГОПНИК И Я. НАША ВСТРЕЧА В ПАРИЖЕ

44 СЕМЕЙКА ВИРУСОВ

45 ГОЛЫЙ ПАПА

46 НОЖ В СПИНУ РОССИИ

47 СФИНКТЕР

48 2014-ый ГОД. МАТРЕШКИ В КАМУФЛЯЖЕ

49 ВАСИЛИСК. НОЧЬ ПЕРЕД ВОЙНОЙ

50 НАШ ОБЩИЙ АД – (взгляд из первого дня войны)

51 ПОБЕГ ИЗ МОРГА. МОСКВА – БЕРЛИН. ДНЕВНИК НОВОГО ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ. ДОРОГА НА ПЕТЕРБУРГ

52 РУССКАЯ КРАСАВИЦА

53 МАМИНО ПИСЬМО

54 СОЖИТЕЛЬ

55 МАМА И ПОЭТ ЕВТУШЕНКО

56 ПИСАТЕЛЬ-ПРЕДАТЕЛЬ

57 МЫ С ТОБОЙ МУЖИКИ ХИТРЫЕ

58 БУЛЬВАР АМЕРИКАНСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ

59 ПОЛЬСКАЯ УЛИЦА

60 ПОБЕГ ИЗ МОРГА. ДЕНЬ ВТОРОЙ. ГРАНИЦА

61 ЕРОФЕЕВ ПРОТИВ ЕРОФЕЕВА

62 МЕТАФИЗИКА ОДНОФАМИЛЬСТВА

63 БЫЛ ЛИ УЖИН?

64 УЛИЦА МИСТЕРА НЕТ

65 МЕТРОПОЛЬ И МЕРТВЕЦЫ

66 ДРУГИЕ РАЙОНЫ

67 ПРИЕМНАЯ

68 МОЙ НЕИЗВЕСТНЫЙ ПАПА

69 ВЕРБЛЮЖЬЯ ГОРА

70 ПОБЕГ ИЗ МОРГА. ПАРОМ

71 МЫ ВАС ПРЕКРАСНО ЗНАЕМ

72 ЮЖНОВЬЕТНАМСКАЯ ЖАР-ПТИЦА

73 ПОБЕГ ИЗ МОРГА. ТАЛЛИН

74 СТАВРОГИН

75 ЖЕНА НА ПРОДАЖУ

76 СЕЛФИ НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ

77 МОЙ ГОЛЛИВУД

78 КОРИДОРЫ КРЕМЛЯ

79 УДАЧНИКИ

80 УМНЫЙ КУСОК ВЛАСТИ

81 УКРАИНА

82 ДРАКОН В ТУМАНЕ

83 ХОЧУ ФАШИСТА!

84 КРИТИКА ГРЯЗНОГО РАЗУМА

85 ПОНЯТКА

86 ЦВЕТ ГРЕЙПФРУТА

87 АПОКРИФ

88 НАДЕЖДА

89 АПОЛОГИЯ ЗРЕЛОГО ВЕЛИКОГО ГОПНИКА

90 АМЕРИКАНСАКАЯ ТРАГЕДИЯ

91 ГУСИ-ЛЕБЕДИ

92 РОДИТЕЛЬСКАЯ СУББОТА

93 АРТУР-ГОРЕМЫКА И АЛИНА

94 СЧАСТЛИВАЯ СМЕРТЬ

95 СТАЛИНОВИРУС

96 КУДА РЕЙГАН ПОШЕЛ ЗА ОТВЕТОМ?

97 АНТРАКТ С КОРОЛЕВОЙ

98 АТОМНАЯ БОМБА В КОНЦЕ ТОННЕЛЯ

99 БАЛАКЛАВА

100 РОМАНТИКИ

Часть вторая: СЧАСТЬЕ

1 КРЫМСКОЕ ЯБЛОКО РАЗДОРА

2 МНОГО ШУМА ИЗ НИЧЕГО

3 СВЯТОЙ ЕРЁМА

4 АМЕРИКА. ТАТЬЯНА И НОБЕЛЬ

5 СЕСТРА МОЯ – СМЕРТЬ

6 КАК Я ЧУТЬ НЕ СТАЛ КОМАНДИРОМ ЛИБЕРАЛЬНОЙ ПАРТИИ

7 ДЕТЕКТИВ

8 СЬЮЗАН ЗОНТАГ КАК МЕТАФОРА

9 ПОХОРОНЫ

10 ПОЭМА

11 РУСОФОБ ДОЛЖЕН СИДЕТЬ В ТЮРЬМЕ

12 МОЯ САМАЯ СКАНДАЛЬНАЯ КНИГА

13 ЛИБЕРАЛЬНАЯ ОРГИЯ

14 ПЕРЕПЛЯС

15 РАЗДЕВАЙТЕСЬ, ТОВАРИЩ ДАВЫДОВА!

16 ПТК

17 ОН НЕ ЧИТАТЕЛЬ

18 ВСАДНИК НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ

19 ДУРАК ДАВКУ ЛЮБИТ

20 ЯД

21 ДОБРЫЙ ГОПНИК

22 ОРДЕН ПОЧЕТНОГО ЛЕГИОНА

23 ПОБЕГ ИЗ МОРГА. РИГА. ЧЕГО НЕ ДЕЛАТЬ?

24 ЧЕМОДАН ПУСТЫХ БУТЫЛОК

25 ИВАН-ЦАРЕВИЧ

26 МАВЗОЛЕЙ

27 ЭПИДЕМИЯ ГЛУПОСТИ

28 БАНЯ

29 ЛИТЕРАТУРОВЕД

30 НАШИ РАЗНОГЛАСИЯ

31 РАССТРЕЛ

32 РУССКИЙ КРУЖОК В ПАРИЖЕ

33 ТРАНС

34 ПОБЕГ ИЗ МОРГА. ВИЛЬНЮС. СИЛА СКРИПКИ

35 ФИЛОСОФИЯ НЕРАВЕНСТВА

36 КАК СПАТЬ С ЖЕНОЙ ДРУГА

37 НОВЫЙ ГОД

38 ПРИГОВОР

39 РЕВОЛЮЦИОНЕР-ЛЮБОВНИК

40 ШОК

41 ДИССИДЕНТЫ И ПАТОЛОГОАНАТОМ

42 ПОД СЕНЬЮ МИРОВОЙ ГЛУПОСТИ

43 ЯЗЫК ГЛУПОСТИ

44 КОСА

45 ЛЕТАЮЩИЕ МАЛЬЧИКИ

46 СЛУЧИЛАСЬ БЕДА

47 ПЛАЧУЩИЙ ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК

48 ИЗРАИЛЬСКИЕ ВРАЧИ

49 ХУЙНЯ ТОТАЛЬ 2

50 МОМЕНТЫ ИСТОРИИ. 2019-ый. КРОВАВОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ

51 ОТ КОГО РЕБЕНОК?

52 НОВЫЕ СВЕДЕНИЯ ПРО О.

53 БЕСЕДА С АНУСОМ О СУЩНОСТИ ЛЮБВИ

54 ВРЕМЯ ИСКУССТВА КОНЧИЛОСЬ

55 ЗАПИСКИ ПОБЕДИТЕЛЯ

56 ПРИГЛАШЕНИЕ

57 Я СНОВА ВИЖУ МАЛЕНЬКОГО НОЧНОГО СТАЛИНА

58 УМНАЯ ДЕМОКРАТИЯ

59 ПОБЕГ ИЗ МОРГА. ПОЛЬША. СТЫДНО БЫТЬ РУССКИМ

60 JE PIQUE!

61 РАЗДЕЛ МИРА В ПОЛНОЛУНИЕ

62 КОВЧЕГ

63 МОСКОВСКИЙ ГАРЕМ

64 ВАЛДАЙСКИЙ ФОРУМ

65 РОДЫ

66 ЗАПАХ СЛАДКИХ РОЗ

67 МАСЯ

68 ИЗНАНКА МАТЕРИНСТВА

69 МЕТАФИЗИЧЕСКИЙ ТУПИК ВОЙНЫ

70 ПРОПАЖА О.

71 СЧАСТЬЕ

72 ЛУБЯНСКИЙ ВАНЬКА-ВСТАНЬКА

73 СЛЕПАЯ ЕВРОПА ИДЕТ НА ВОЙНУ

74 СМЕРТЬ ФИЛОСОФИИ НЕНАВИСТИ

75 ЯПОНИЯ. НАЕДИНЕ С ТОБОЙ, СЮНГА

76 ГЛАВНАЯ ГЕОПОЛИТИЧЕСКАЯ КАТАСТРОФА 21 ВЕКА

77 ПАМЯТКА ДЛЯ БОЙЦА-ОСВОБОДИТЕЛЯ

78 СЧАСТЛИВЫЙ ЧАС ДОНОСЧИКА

79 ТАНК ЗАСТРЯЛ В ВОРОТАХ ЦИРКА – (итоги трагикомедии)

80 ВООБРАЖЕНИЕ

81 МАМА УХОДИТ В ГОРЫ

Часть первая

ПЕРПЕНДИКУЛЯРНЫЕ ОДИНОЧЕСТВА

1

ГОЛУБЧИК

И было ему видение. Женщина-доктор в белом халате поманила его, взяла за руку. Скосил на нее глаза. Знал, что она – фейк, вражеский фейк, вранье подлой газеты, занесенное в его сознание, испытание его власти и спортивного мужества.

– Голубчик мой, голубчик, голубчик, – увлекала его за собой простоволосая докторша с незатейливыми завитушками, – после одного из авиаударов к нам военные на носилках доставили двух тяжелых женщин.

– Это ваш авиаудар, ваш авиаудар, удар, ваш, – убежденно бормотал он, играя желваками.

– У одной женщины были разорваны ткани на ногах. Вторую звали Ника.

– Это из газеты, вражеской газеты, – Он не поддавался на провокацию. – Я знаю. Грязная стряпня.

– Голубчик, – хватала его докторша за руки, – голубчик мой, у Ники поврежденные осколками ноги, небольшая рана на животе. Пойдем-пойдем, я тебе покажу.

– Постановка, театральная постановка, – морщился он.

– Слушай меня, слушай, голубчик, не отворачивайся. Ника теряла сознание, падало давление. Тогда первый раз в подвале мы сделали кесарево сечение. Когда зашивали, закончилась солярка. Зашивали с телефонными фонариками.

– Обыкновенный неонацистский фейк, – убежденно бормотал он. – Не надо мне, перестаньте, неонацистский американский фейк. Слушайте, хватит.

– Нике 37 лет.

– Ну и что? – вдруг резко сказал он.

– Голубчик, первая, очень желанная беременность. Ты пойми, она лечилась от бесплодия. Девять месяцев лежала на сохранении. Ее еще не родившегося малыша застрелили.

– Вы сами и застрелили.

– Пойдем, пойдем, голубчик, подойдем к ней.

Они подошли.

– Ника, ты родила мальчика, весит он 3 700 гр. Он мертв.

– Я знаю, я поняла это сразу.

– Ты хотела бы на него посмотреть?

– Голубчик, голубчик мой, куда ты, стой…

Он усмехнулся.

– Татьяна Ивановна, – Ника ответила совершенно спокойно. Такое чувство, что в этом горе человек потерял способность плакать, он просто замер, обуглился, как весь город. – Я об этом думаю очень долгое время. Если я посмотрю на ребенка, то я просто сойду с ума. А если я на него не посмотрю, буду жалеть всю оставшуюся жизнь.

– Что за бред! – возмутился он.

– Ника, ты реши, как нам быть, что нам делать.

– Давайте так. Вы поднесите его мне быстренько, я на него посмотрю, но трогать руками не буду. Хорошо?

– Хорошо.

Татьяна Ивановна принесла ребенка, Ника посмотрела на него. Потом взяла его за ручку:

– Ой, какие пальчики.

Повернула его головку:

– Да он же похож на моего мужа.

Она прижала его к груди, подержала так, наверное, минут пять, а потом протянула ребенка ему.

– Вы же доктор, – сказала Ника.

Он стоял с мертвым ребенком в руках.

На выручку к нему пришла российская пресса. Она бесцеремонно ходила с автоматами. Журналисты брали интервью. Вот только тогда, когда журналисты подошли к ней, Ника сорвалась. Истерика.

Он стоял с мертвым ребенком в руках.

– Голубчик, я здесь… ты слышишь меня? – Мы очень долго приводили ее в спокойное состояние. Гуляю по красивому, солнечному Львову, вижу этих малышей, их мам. Они их держат за ручки, катят в коляске. Смотрю на них, а сердце рвется от боли и отчаяния, понимая, что там, в Мариуполе, многие детки остались лежать в таких же колясочках под завалами. Они спят вечным сном.

Он продолжал стоять с мертвым ребенком в руках.

– Голубчик… голубчик…

Он присмотрелся. Не кукла ли это? Ведь всякое может подбросить враг! Нет. Вроде не кукла.

Он встряхнул ребенка. Головка младенца неестественно отвалилась в сторону.

– Да, нет. – Он принюхался. – Не кукла. Все ясно. Вражеский ребенок. – Он еще раз принюхался, томно щуря глаза. – Мертвяк! Ага, – догадался он, – они воюют уже с помощью мертвых детей. Им всё по хую. Ну, клоуны, ждите ответки. Мильонная мобилизация. Референдумы на освобожденных областях Украины: хотим в Россию. И атомная бомба! Вот вам! Ловите! Сотрем вас на хер с лица Земли.

У него на лице медленно выползала глумливая улыбка.

2

ЗАПАХ САМШИТА

– Государь!

Потомки аристократических русских фамилий, графья и князья Шереметевы, Шаховские, Трубецкие и другие, приглашенные на парижскую конференцию по случаю столетия Октябрьской революции, произносили слово «Государь!» таким зычным голосом, что казалось: Государь в соседней комнате пьет крепкий чай с лимончиком, звякает чайная ложка о серебряный подстаканник – но, отозвавшись на зов, в сапогах он войдет в зал, поднимется на трибуну и объявит бывшее не бывшим.

В конечном счете, объясняли потомки аристократических фамилий, похожие на больших крылатых гусей, Россия стала жертвой детоубийства. И дальше, сбиваясь на более свойственный им французский язык, добавляли, что в результате революции с 1917-го по 1953 год Россия не досчитались ста миллионов жителей, о чем, впрочем, пророчил и сам Федор Михайлович в книге «Бесы».

Вне конференции графья и князья делились на матерщинников, произносивших матерные слова не менее трубным слоновьим голосом, чем слово «Государь», и на ультра-патриотов, которые не покладая рук боролись с мировой русофобией и восхваляли мудрость нового султана.

– Причем тут султан! – возмутились матерщинники. – Это первый народный президент за всю историю России.

– Не зря в народе его называют Великим Гопником! – подхватили с уважением ультра-патриотические крылатые гуси. – Он зеркально отражается в народе, народ зеркально отражается в нем.

– Но гопник звучит не слишком позитивно, – усомнился я.

– Вы что! Гопники – это новое дворянство России.

– От слова двор, – не унимался я. – Докатились до дворни.

– Отщепенец! – разволновалась знать.

– Великий Гопник выдал нам всем русские паспорта, – воскликнули с душевной благодарностью князья-матерщинники.

– Народ в мистическом озарении хочет быть коллективным Великим Гопником, – добавили ультра-патриоты.

И дружно, все вместе:

– Один Великий Гопник, одна страна, одна победа! Слава России!

Благодаря конференции я поселился в Париже на улице Гренель в том самом особняке, в котором провел часть детства. Тогда посольство (теперь – резиденция русского посла) было для меня родовым гнездом, и мои умершие родители, казалось, по-прежнему гуляют по дорожкам сада или сидят у старого фонтана с золотыми рыбками, обложенного рассыпчатым, как рафинад, серым камнем. Благодаря давнишней дружбе с Послом я вернулся в детство и оказался в правом крыле особняка, где когда-то жил. Прежде чем заселить, Посол отвел меня в гараж резиденции и показал на асфальтированный, в масляных пятнах пол.

– Знаешь, сколько здесь трупов зарыто?

В детстве я вместе с посольскими детьми играл в этом гараже в прятки.

– Сами не знаем. Чекисты свозили сюда в 1920-е – 1930-е годы схваченных на парижских улицах, оглушенных хлороформом белогвардейских полковников и генералов, выволакивали из машины, добивали, закапывали.

Он нахмурился и вдруг истерически хохотнул. Взяв под руку, провел меня через двор к подъезду. Я вошел в щедро предоставленную мне квартиру, где останавливался во время своих визитов в Париж Никита Хрущев, подошел к высокому окну, по-французски упиравшемуся рамой в пол, открыл – погода той осенью в Париже была летней – и в нос мне ударил запах, который терзает меня всю жизнь.

Почти такой же зычный, как слово «Государь» – Государь, который нюхал самшит в своей Ливадии. И я понял, как-то обмякнув, что этот запах, в который я внюхивался повсюду, от Японии до Америки, от Польши до Испании, но которого мне так не хватало в Москве, вырвал меня, как страничку школьной тетради, из русского ненастья, низкого неба Октябрьской революции, продиктованной климатической тоской.

Вместе с платанами и каштанами набережных Сены и Люксембургского сада, самшит (для непосвященных он пахнет кошками или даже кошачьей мочой) утащил меня в другой мир, где революция казалась расстройством желудка, молчанием певчих птиц. Я никогда из-за этого сраного самшита не стал «своим», не оброс командой, уверенной в своих наблюдениях, не примкнул ни к власти, ни к ее врагам, которые мало чем по своим повадкам черни отличаются друг от друга.

Самшит – что по-английски звучит особенно привлекательно – выбил меня из колеи. Стоя перед открытым окном, вдыхая этот запах, который оказался сильнее меня, я понял: именно потому я снова здесь, на Гренель, что в детстве нанюхался до одури самшита. Только в детстве со всеми этими самшитовыми грезами я и не знал такого имени «самшит». Впрочем, нечем особенно гордиться, если ты всего лишь ставленник детского запаха, заложник стриженных кустов.

Наутро я снова слушал доклады, где у революции хотели отнять само ее имя и превратить в Октябрьский переворот. Одни отнимали, другие спорили.

И я тогда вспомнил, как мой отец в свои неполные 24 года был вызван в Москву из Стокгольма в 1944 году, где он работал у Коллонтай худеньким таким, нескладным атташе, и Молотов ему приказал быть личным переводчиком Сталина на французский язык. У прежнего переводчика случились проблемы с переводом авиационных терминов французских военных летчиков, и Сталин ему сказал:

– Кажется, я знаю французский лучше вас.

С тех пор переводчика больше не видели. На его место взяли моего папу. Молотов сказал, что Сталин хочет с ним познакомиться.

– Только имейте в виду, что Сталин не любит, когда его переспрашивают.

Папа отправился в Кремль. В огромном кабинете, где посередине стояла посмертная маска Ленина на этажерке, папа вытянулся, руки по швам, и представился. Вождь стоял слева от рабочего стола и набивал трубку. Он был маленький, со слабой левой рукой и весь в оспинах. Он посмотрел на моего тощего от молодости папу и задал первый вопрос.

К своему ужасу папа не понял, о чем его спрашивает Сталин. Кончалась война, Сталин был победителем, ему аплодировал мир, а папа не понял, что Сталин его спросил. Сталин говорил с сильным кавказским акцентом и тихо. Папа стал судорожно соображать, о чем его мог спросить Сталин. Красные уши, беда на лице. Что мог спросить вождь? И папа подумал, что скорее всего он спросил: где вы учились? Ну да, где вы учились? – это вполне логично. И папа, еще сильнее вытянувшись по струнке, выпалил:

– В Государственным Ленинградском университете, товарищ Сталин!

И вдруг со Сталиным случилось что-то невиданное.

Он схватился за живот здоровой правой рукой, наклонился, ну прямо скорчился и стал хохотать. Он хохотал так громко, так подетски, что казалось, это какой-то веселый бог, а не товарищ Сталин. Папа понял, что его судьба решается в это мгновение. Еще продолжая хохотать, с глазами, полными хохочущих слез, Сталин, не разгибаясь, спросил моего папу:

– Так прямо в университете и родились?

Новый приступ хохота. И Сталин даже рукой махнул:

– Ой, не могу!

А когда немного пришел в себя, он сказал моему папе:

– Я так не смеялся со времен Октябрьского переворота.

И мой папа, задохнувшись, понял, что перед ним распахнулась заветная истина. Не революция, а переворот! Для всех революция, а для себя – переворот. Дуракам Великая Октябрьская, а богу – переворот.

И пока они оба приходили в себя, в дверь сталинского кабинета постучали, и вошли два человека, сверкая стеклами пенсне. Молотов и Берия. Они поняли, что в кабинете только что произошло что-то невероятное, но Сталин не удостоил их пораженные удивлением лица в пенсне каким-либо ответом. Он просто сказал:

– Ну приступим к работе.

Они приступили.

А я в Париже, стоя перед собравшимися на конференции по случаю юбилея революции, вдруг окончательно понял, что мы стали игрушками случайного переворота, который мог состояться, а мог провалиться, но он почему-то как тоже в свою очередь игрушка, игрушка истории, предпочел состояться, и от этого каприза погоды погибли сто миллионов человек и не только погибли, но и продолжают гибнуть. И дальше, и дальше.

И когда Украине тычут в лицо, что она – производное госпереворота, то спрашивается, кто это тычет, уж не госпереворотная Россия?

Единственное спасение – это запах самшита. И этот сад с золотыми рыбками, по которому кружат мои умершие родители. И их французские друзья. Папа в обнимку с Ив Монтаном, а мама – с Симон Синьоре. И ничего другого придумать нельзя. Только запах самшита. Трубный запах моего детства. Трубный и трупный. Зычный и дикий. Мой самшит.

3

СОВЕТСКИЙ ЛОРД ФАУНТЛЕРОЙ

Мальчиком я принимал парады на Красной площади. Это было продолжением моих оловянных солдатиков. Мы стоим с папой на трибуне. Слева от мавзолея. Я с красным флажком на деревянной палочке. Возможно, на мавзолее был Сталин, но я его не заметил.

Чтобы попасть на Красную площадь, мы проходим несколько заграждений из грузовиков, папа показывает милиции свои документы и приглашение, проходим довольно легко, без всяких рамок, поднимаемся на Красную площадь по склону возле Александровского сада.

Ветерок бежит за ворот, –

чисто и звонко звучит на всю Москву. –

Шум на улицах сильней.

С добрым утром, милый город, –

Сердце Родины моей!

У меня от песни по коже бегут мурашки жизнелюбия.

На трибуне папа всем, со своей прекрасной, сосредоточенной улыбкой, пожимает руки. Мы почти всегда опаздываем на парад – ни разу не опоздали.

Я стою на трибуне в сером пальто и в берете.

Я принимаю парад.

Это матрица моей жизни.

Мимо меня скачут маршалы на конях. Маршалы отдают мне честь. Кони срут. Войска проходят, печатая шаг. Катятся, сильно воняя, катюши. Я машу им флажком.

Я принимаю парад.

Папа во время парада стоит тихо, держа меня ладонью за плечо.

Парад заканчивается, начинается демонстрация трудящихся, мы с папой линяем домой – демонстрация искусственных цветов нас не интересует. Я люблю солдатиков – не толпу.

Мамины приятельницы – среди них знаменитые советские актрисы – называли меня маленьким лордом Фаунтлероем. Несмотря ни на какой коммунизм, это был высший комплимент – лордом всегда быть приятно. Я понятия не имел, кем был этот Фаунтлерой и почему покрой его штанов был когда-то так моден.

Мне, принимавшему парад, мама в пример ставила других, куда более одаренных детей. Вот Милочка Ворожцова, дочка генерала-вертолетчика, красавица со времен детской коляски, она умела уже писать, Маринка, соседка по двору, умела далеко прыгать, а я вот и не писал, и не прыгал. Я был всего-навсего ранимым ребенком, которого задевали, царапали, мучили слова. Мама трагически переживала мою бездарность.

4

ЗАБЛУДИВШЕЕСЯ ПРЕДИСЛОВИЕ

Великий Гопник разбомбил мою книгу, как Украину.

Редкая удача!

Он заставил весь мир жить по его повестке.

Он превратил бытие в ничто.

Он сам не владеет своей загадкой.

Этот образ и так был прекрасен. И вдруг на тебе! Он собрал в кулак все страхи. Он готов на всё. Все замерли. Свободный мир заметался, как крыса. Великий Гопник потребовал вернуть ему Украину, как неверную шлюху. Он – герой нашего времени, герой России, чемпион мира. Он играет на пианино, он играет в хоккей. Принародно плачет, когда его переизбирают на новый срок. Великий Гопник – расплата за нашу тщедушную демократию.

Гопник – непереводимое русское слово, приблизительно означающее мелкого хулигана, дворовую шпану. По определению он не может быть великим. Но одному такому гопнику крупно повезло. Парадоксальным образом, мелкий стал великаном – я живу в его России уже больше двадцати лет и хочу ввести в международный оборот слово «гопник» как ключ для его понимания.

Все знают спутник – пусть теперь будет гопник.

Великого Гопника понимают и считают своим миллионы гопников России – он стал народной иконой.

Успехи развивают в нем мистические позывы самоубийства. Новейший Герострат, он убьет себя и весь мир.

5

АТОМНАЯ БОМБА В КОНЦЕ ТУННЕЛЯ?

В 1523 году русский православный монах псковского монастыря Филофей создал концепцию Москвы как Третьего Рима. После распада Римской империи, а затем – Византии, Москва должна была занять место мировой столицы, а иначе – конец света. Идеи Филофея до сих пор возбуждают российских националистов. Эти идеи все ярче проступают мечтах и действиях Кремля. Однако, на мой взгляд, псковский монах ошибся.

Москва заняла место не третьего Рима, а второй Золотой Орды. Жестокое и беспощадное татаро-монгольское иго, выразившееся, прежде всего, в глумлении над русским народом, издевательстве над князьями и бесчеловечным отношением к пленным женщинам, накрыло русские княжества Средневековья. В результате, московские князья, пугливые данники Золотой Орды, отчасти, говоря современным языком, коллаборационисты, заразились идеями своих властителей. Освободившись от ига, Московское царство, пропитавшись жестоким правлением Орды, стало последователем ее единовластия и воплотило в жизнь чудовищное отношение ко всем своим подданным, от бояр до холопов. Любовь и преданность царю превратились в единственную возможность социального лифта, но и эти качества не всегда спасали от мучительной казни. Глобальная жестокость породила наплевательское отношение как к чужой, так и своей жизни и создало реальную основу личного и общественного существования как потехи. Ты издеваешься, над тобой издеваются – все перемешивается в потешную игру.

Именно эта потешная игра стала нормой русской жизни.

Но подождите, скажите вы. Запад своими жесточайшими, невиданными санкциями приготовил русским тяжелую жизнь: повышение цен, дефицит сахара, ограничение в поездках за границу. Но простому народу все это по фигу. Они сажают по весне картошку и капусту. Помидоры и огурцы. У большинства нет заграничных паспортов, большинство в глаза не видели долларов и евро. Русский народ, настоянный на долготерпении, верит в свою исключительность, носит идеи Москвы как Третьего Рима у себя в подсознании.

Другая часть апокалипсиса – это борьба света Украины и Запада с силами тьмы русского мира. Здесь приходят в ужас от расстрелов в Буче и почти полного уничтожения Мариуполя. Я помню этот милый, портовый город. Смотреть на его развалины невыносимо.

Но российская пропаганда официально, на полном серьезе выдает эти трагические фотографии как постановочные, фейковые картины. Если этому верить, то до чего же изобретателен Запад! Каков его гениальный художественный вымысел и поразительное исполнение! Разложил трупы мирных жителей по улицам, закопал убитых в братские могилы, многие города разрушил… в фотошопе!!! Гопнические пропагандисты отрицают очевидное то равнодушно, то возмущенно, с холодными глазами. Невольно думаешь, что это самая боевая, непоколебимая часть русской армии.

Пропаганда… Она исходит из того, что Зеленский – клоун, у которого нет власти и который куплен украинскими неонацистами. Мы хорошо относимся к евреям, – утверждает телевизор, – но еврей, продавшийся нацистам – это позор. А кто поддерживает этих невидимых неонацистов? Европа! Как, вся Европа поддерживает неонацистов? Да! А Америка? Тоже! И Япония? Тоже! И Израиль? Тоже! Но почему они все поддерживают киевских неонацистов? А потому что они русофобы!! Ненавидят нашу страну и хотят ее уничтожить, поделить между собой ее богатства.

Убедительно?

Нет?

А ведь это голос русского апокалипсиса. Он сообщает в придачу, что украинцы кастрируют русских пленных солдат и отрезают им уши.

Два апокалипсиса представляют собой параллельные прямые, уходящие в бесконечность. Переговоры между двумя апокалипсисами – это странное явление. Оно противоестественно.

Война переходит в состояние замороженного конфликта. Граница в таком случае между Россией и Украиной будет гнилой и кровавой долгие годы.

Выдавливание русской армии из Украины? Такое положение приведет, однако, не к победе, а к решительным действиям Великого Гопника. Он терпеть не может поражения. Он зациклен на победе. Ему можно нарисовать победу, то есть выдать неудачную военную кампанию, которая должна была продолжаться считанные дни, если не часы, за триумф, но если он не клюнет на условную победу и обидится – тогда в конце военного тоннеля возникнет ядерный взрыв. Тактическое ядерное оружие. На порядок менее разрушительное, чем в Хиросиме. Но куда сбросить атомную бомбу? Почему бы не на Киев? Да, но ведь Киев в русском народе зовется матерью всех русских городов. Ну и что? Был матерью, а стал мачехой! Сбросать бомбу. Уничтожить эту хунту вместе с клоуном Зеленским!

И что потом?

Как Запад отреагирует на атомную бомбу Москвы?

Не сядет ли он от испуга в большую лужу?

А как будут относится к русским после войны?

Я помню, как в Варшаве в начале 1970-х годов относились к немцам. Я только что женился на польской девушке и видел своими глазами, что немцев очень не любили, хотя война кончилась 25 лет назад. Раз в компании варшавских студентов зашел разговор о войне.

– Если бы мне попался немец ночью на темной улице, я бы его убил, – сказал один из них.

– Восточный немец или западный? – наивно спросил я.

– Любой.

В этот раз через многие годы можно только надеяться на несовершенство человеческой памяти. Все закончится зыбким забытьем, но не покаянием.

Наши потомки Золотой Орды разбомбили Украину не хуже, чем англо-американская авиация уничтожила немецкие города в конце второй мировой войны. Короче, Украина – братская соседняя страна для России – стала абсолютным злом. Кто бы мог поверить! Зачем бомбите? Чтобы деморализовать население и принудить врага к позорном миру. Убито множество мирных людей. Восстановление Украины займет десятилетия, доброе отношение к русским не предвидится.

Русскими стратегами было сделано несколько роковых ошибок.

Генералы подготовились к войне прошлых десятилетий. Колонны танков оказались невероятно уязвимы благодаря новейшему противотанковому оружию.

Главного начальника обманули свои же люди. Рассказали, что освобожденные им украинцы будут встречать русские танки цветами и хлебом-солью.

Русская сказка хороша только для внутреннего использования. На внешний рынок ее можно вывести, но не продать.

Наконец, украинцы подготовились к войне и замотивировались.

Запад сыграл в этой военной истории двусмысленную роль.

Он слишком долго тянул резину – откладывая на долгие годы свое мнение об Украине и ее присутствии в Европе. Это выглядело отвратительно. На Западе метафизические ценности приняли уродливые формы задолго до нынешней войны. Мы помним западных маоистов. Со значками председателя Мао на груди. Они полагали, что Китай – это особая цивилизация и там можно устраивать культурную революцию, резать интеллигенцию, уничтожать проституток и отчаянно бороться с вредителями полей – воробьями. Мы помним обольщение Кубой. Оно еще до конца не прошло. Сколько молодых людей все еще носят куртки с изображением Че Гевары? А ведь он был реальным, маниакальным убийцей, он любил мучить и убивать. А Украина – это не Че Гевара. Она была Западу не интересна. Она мешала ему налаживать коммерческие отношения с Россией.

Запад спохватился только тогда, когда началось широкомасштабное уничтожение Украины. Здесь западная цивилизация вспомнила о правах человека, гуманитарных ценностях и проснулась. Говорят, что Запад един в отношении к русскому вторжению. Но интересно, почему бомбят Украину, но щадят Закарпатье, где проживают множество венгров. Не потому ли что Орбан имеет особые отношения с Москвой? Единство Запада еще более хрупко, чем экономика России, попавшая под санкции. Нам всем придется выживать в очень странном, корыстном и трусливом мире Европы. Россия же будет копать картошку.

6

МАЛЕНЬКИЙ НОЧНОЙ СТАЛИН

Я никогда не видел маму голой. Тело в нашей семье было запрещено. Но однажды, далеким московским летом, когда в переулках мечется тополиный пух и в домах отключают на месяц горячую воду, мама собралась помыть голову и попросила меня, тринадцатилетнего, полить ей водой из ковшика.

Мы жили в многоэтажном сталинском доме на улице Горького, возле Маяковки, в довольно большой квартире, но ванные комнаты в таких домах были скромны как предупреждение: нечего заниматься буржуйским гедонизмом! – а когда отключалась горячая вода, ванная, приняв хмурый вид, казалась созданной для мокриц.

– Эй, вы, кончайте со своей биографией! – раздался голос с акцентом.

Я постучал в дверь ванной, держа в руке большой чайник с горячей водой. Кровь билась в висках.

– Входи! – искаженный мамин голос.

Я явственно представил себе мамино тело, склоненное над ванной. Пальцы разжались – чайник чуть было не грохнулся об пол. Я слегка толкнул дверь плечом. Дверь поддалась, неожиданно скрипнув кошачьим «мяу».

– Он входит! –воскликнул невидимый кавказец. – Не видишь, что ли, я вернулся…

– Откуда? – удивился я.

Непонятный шум, как будто на улице Горького зашумела народная демонстрация. Времена смешались. Кричал на нашем дворе из раннего детства старьевщик:

– Старье берем! Старье берем!

Я боком вошел в нашу узкую ванную. В двери внизу провинчены три отверстия для примитивной вентиляции. Слева висит на стене, толстая, извивающаяся, как краковская колбаса, батарея. На «колбасе» белесые полотенца для тела. Я подползаю к отверстиям вентиляции на коленях, вижу, стуча зубами, первые волосатые треугольники. Домработницы догадываются, затыкают отверстия газетами. Прямо – хромированная вешалка с потрепанными полотенцами для лица. А справа, неподалеку от раковины, отдернув голубую занавеску, – мама. Склонилась, словно приготовилась к закланию.

Громко звякнуло разбившееся стекло.

– Спрашиваешь, откуда? Откопал себя саперной лопаткой, – мелькнул смешок.

Свет в ванной погас.

– Мы с папой ходили в мавзолей на вас смотреть, – признался я. – Вы с Лениным были первыми моими мертвецами.

– Повезло тебе, – хмыкнул грузин.

– Вас вынесли...

– Я далеко не уходил… Никита со мной не справился. Подлец! Пришлось, правда, поскитаться, попрятаться… Добрые люди помогли в беде.

Темно. Только голос.

– Ну так что? Мамка над ванной голая? Сиськи болтаются…

– Стоп! – оборвал я его. – Почему вы пришли ко мне?

– Пришел ко всем, – засмеялся человек, – достучусь до каждого. Включите свет! – потребовал он.

Свет тут же включили.

– Ну здравствуй! – Он сзади обнял меня за плечи, прижался. – Чего не радуешься? Ты знаешь, как меня правильно называть теперь?

– Как?

– Маленький ночной Сталин. У меня для тебя письмо. Держи!

Маленький ночной Сталин стал совать мне в руку конверт А4.

– Вы что, почтальон?

– Я – всё. И почтальон тоже, – снова хмыкнул он. – Держи: послание от закадычных друзей.

Меня передернуло. Маленький ночной Сталин распорядился моей дрожью, нежно укусил за ухо и вдруг дико, по-блатному, захохотал:

– Так я еще не смеялся со времен Октябрьского переворота! – давился от хохота.

Где я слышал эти слова? Они же часть нашей семейной хроники.

– А мамка-то твоя! Голая… Свесилась. Сиськи болтаются! Ха-ха-ха!

– Она в белье, – возмущенно пролепетал я.

– В каком-таком белье?

– Во французском! – Ничего лучшего я придумать не мог.

– Никакого белья. Вижу деревце под животом, ветвистое, как на гравюре. Всё вижу – белья не вижу.

– Оно телесного цвета!

7

РОЖДЕНИЕ ВЕЛИКОГО ГОПНИКА

Маленький ночной Сталин от хохота плюхнулся на унитаз – на передний план выдвинулась уборная. С бледно-розовой туалетной бумажкой на хлипком крепеже. Бледно-розовый дефицит. Про него ходил анекдот. Идет мужик по Москве, обвешанный рулонами туалетной бумаги. Его спрашивают – где купил? – Из химчистки несу.

Спроси меня – что такое Советский Союз. Как что? Туалетная бумага из химчистки. 15 рулонов на веревке, висящей на шее. 15 союзных республик.

Спущенные штаны съехали на сапоги. Горец стал тужиться, побагровел.

– Вы чего? – ужаснулся я.

– А что, не видно?

– Как вам не стыдно! – сказала мама, оглянувшись из ванны.

– Молчи, сука! – рявкнул горец.

– Как вы смеете… – в один голос сказали мы с мамой.

– Я рожаю!

– Что?

– Не что, а кого!

Он продолжал тужиться. Прошли считанные минуты. Роды! Роды! Вдруг из него со зловонием вышло что-то.

Он соскочил с унитаза. Наклонился, вытащил. Склизкая мужская куколка. Личинка на привязи пупа.

Маленький ночной Сталин исчез с куколкой, путаясь в штанах. Мне эта куколка запомнилась. Мы с мамой остались одни.

– Ну чего ты остолбенел? – сердито сказала она. – Вода не остыла? Перелей в ковшик. Вон он. Лей на голову!

Я никогда не видел маму голой.

8

КТО УНИЧТОЖИЛ СОВЕТСКИЙ СОЮЗ?

– Вы уничтожили Советский Союз!

Все уставились на меня.

– Я? Советский Союз?

– Вы!

– Как это? – пробормотал я.

Мы все мало что успеваем сделать в жизни. Идешь по кладбищу – повсюду тому подтверждение. Как же я мог уничтожить Советский Союз, если на карте мира он расположен от океана до океана, как туша быка на вертеле?

Я вижу быка на вертеле. В пьяной компании мы не однажды крутили его на берегу Черного моря, в Коктебеле, среди зреющих гранатов и абрикосов, под присмотром профиля Волошина, но не сбивайте меня с толку! У меня богатая жизнь, и ветер памяти охотно сдувает с темы. Вернемся к Советскому Союза, который я уничтожил.

В нем жили двести пятьдесят миллионов человек. Это была сверхдержава, ее боялся весь мир. Она хотела быть властелином человечества.

Хотела-то хотела – а я ее уничтожил!

Если это правда, скажет русский народ, то тебя надо распять принародно на Красной площади. В назидание всем врагам.

Пройдет еще триста лет, и все равно найдутся сторонники СССР. Будут рыдать по его кончине, рвать на себе волосы.

Только враги могут порадоваться за тебя, если ты уничтожил Советский Союз, только враги могут рукоплескать и поставить тебе серебряный обелиск где-нибудь в Вашингтоне. А еще тебе на шею бросятся поляки, ах, эти уж точно расцелуют тебя, а кроме них балты, да что говорить! Даже дюжая часть украинцев в своих вышиванках оближет тебя, вместе с русской оппозицией.

Хотя нет. Русская оппозиция не оближет. Она уверена, что она сама уничтожила Советский Союз, а ты здесь ни при чем. Это в лучшем случае, скажет оппозиция, глупая, неправомерная метафора. Да и с каких хуев ты мог уничтожить Советский Союз?

Ну что тут вам сказать?

Я подхожу к красной черте. Разочаруйся в людях – идиотах, быдле, хамах, обывателях, потребителях, – и всё. Зачем что-то делать ради них? – займись собой. Или нужно создать нового человека по формуле Ленина или Гитлера?

Как я радовался, когда однажды ночью спустили в Кремле, как будто штаны, главную символику мировой революции и как же дико смотреть на то, что все это говно возродилось! Но могло ли быть иначе, если реформаторы не знали, для кого реформируют? – надежды просвистели. В результате родился Великий Гопник – и мне нужно ради спасения моей младшей сестры О. идти на поклон к его пацанам через Красную площадь, от которой меня тошнит.

– Как?! – снова взорветесь вы. – Красную площадь любят все! Весь мир! Все на ней фоткаются, делают селфи, все ей восхищаются, она – еще больше, чем Пушкин – наше всё, и даже больше, чем всё!

– Нет, я в детстве любил Красную площадь…

– А что непонятно? – воскликнул бывший рыжий реформатор Межуев с председательского кресла. – Ваш подпольный альманах Метрополь в 1979 году нанес мощный идеологический удар по советской системе. Так?

Я кивнул.

– Лучшие писатели выступили против нее! Кто там у вас был?

Недавно я рассказывал в штаб-квартире технологий будущего у бывшего рыжего реформатора Межуева об альманахе Метрополь. Ему исполнилось 40 лет.

– Культура, по-моему, – это борьба с энтропией, – предположил я. – Наверное, это и есть назначение человеческого проекта в целом.

Зал будущих технологий настороженно слушал.

– В этом контексте Метрополь, – продолжал я, – объединивший двадцать с лишних настоящих писателей, стал реальной борьбой с энтропией, которую и олицетворял собой Советский Союз. Метрополь – это литературная атомная бомба.

Я рассказал собранию, как я придумал ее конструкцию в 1978 году, когда жил напротив Ваганьковского кладбища, как соблазнил Аксенова, Битова и Попова принять участие в ее разработке. Акция удалась. События развивались стремительно. Государство ударило по всем авторам альманаха. Но больше всего пострадал ни в чем не повинный мой папа – он потерял работу в Вене, где тогда был послом СССР при международных организациях.

– Ну, да, ведь литературный кружок Шандора Петёфи спровоцировал венгерскую революцию 1848 года. Все сходится. Я – провокатор перестройки, – усмехнулся я. – На эту роль меня выдвинул с враждебной стороны и главный палач Метрополя, тогдашний московский литературный начальник Феликс Кузнецов. Он и позже никак не мог успокоиться. Советский Союз уже давно развалился, а он позвонил на телеканал «Культура» и объявил, что я создал Метрополь по заданию ЦРУ. Впрочем, перед тем, как умереть, он захотел со мной повидаться, передал это через какого-то поэта, но я сказал поэту нет. Я не желал умиравшему палачу зла, но и видеться не захотел.

– После Метрополя советская система уже не смогла регенерироваться, – подчеркнул Межуев. – Она треснула! Она даже не смогла как следует наказать вас, никого не посадили, никого не убили. Досталось только вашему отцу. Метрополь стал предвестником перемен. Плюралистическим подходом к реальности. А кто придумал Метрополь?

– Ну я, – сказал я.

– Ну так вы и уничтожили Советский Союз!

Зал рассмеялся – шутка удалась. Я, может быть, и не уничтожил Советский Союз, но мне всегда хотелось это сделать.

9

СПУЩЕННЫЕ ШТАНЫ

Я стал невольным свидетелем последних минут Советского Союза. 25 декабря 1991 года я ужинал у моей американской подруги Найны в знаменитом Доме на Набережной (Москва-реки), когда-то построенном для сталинских министров и прочей советской знати – прямо напротив Кремля. Не помню уже как, но мы с Найной вылезли из-под пледа и припали к окну. Где-то без двадцати восемь я увидел, как медленно спускается огромный, красный флаг над Сенатским дворцом Кремля. В этом было что-то унизительное для державы. Как будто с нее, действительно, снимали штаны. И вот вознесся новый – трехцветный. Антибольшевистский символ демократии, с которым Белая армия в гражданскую войну воевала с режимом Ленина. Безумный сон и фейерверк надежд. Казалось, страна становится родной. С ней можно наконец обняться.

Что было в Кремле после спуска советского флага?

Передав министру обороны ядерные шрифты, Горбачев уже как бывший президент пошел ужинать в Ореховую гостиную вместе с пятью близкими людьми. Никаких других проводов Горбачева не состоялось.

Я вышел на вечернюю улицу. Уныло ездили среди снегов редкие машины, никто ничего не понял. Думали, наверное, что просто сменили вывеску – вместе СССР будет СНГ. Один черт.

10

ИСТОКИ

Пришел как-то раз ко мне французский просветитель с дикими глазами, говорящий по-русски.

Рассказывает: я с ним ужинал давным-давно, в Санкт-Петербурге, он еще портфель носил за начальником, накрыли стол на дюжину персон в честь французского образования, за столом оказались рядом.

Мы еще только-только познакомились, а он мне вдруг всю душу вывернул. Говорит, что любил одну, до умопомрачения любил, умолял выйти за него замуж, дарил французские духи, но она не в какую, вышла замуж за кого-то там. И я, говорит, в память о ней женился на ее подруге, без любви, просто в память.

Я слушал просветителя с крашеными черными волосьями на голове и думал: вот она где разгадка. Пожаловаться некому, кроме как незнакомому французу, сородичу тех духов. Одиночество кромешное. Навсегда. Нельзя доверять, вы чего, власть дико одинокому человеку. Сгорел он тогда. До основания выгорел. Осталось пепелище.

Мы кружимся на этом пепелище.

11

ПЛОЩАДЬ ЗВЕЗДЫ

Моя жизнь похожа на мегаполис. Самые разные районы и кварталы – веселые, сверкающие, заброшенные, исписанные граффити. Есть несколько тенистых парков, река, детские площадки, рестораны, ботанический сад с пальмами в кадках, зоопарк. Много обезьян. Климат города неясен. То солнце, то ливень. Даже дурной хозяин в такой ливень собаку на двор не выгонит.

В центре – Триумфальная Арка. Но мне ли не знать, что центр везде? Арка на ремонте. Сквозь серое покрывало проступают скульптурные изображения. Кому арка посвящена, какой победе, какому явлению, сразу не скажешь: изображения призрачны, символика загадочна. Ремонт арки затягивается. От нее разбегаются улицы. Она красива, когда в тумане.

Напоминает площадь Звезды в Париже? Едва ли. Мой город избыточно эклектичен, не берусь заниматься аналогиями. Он так рационален, как и абсурден. Здесь встретишь и Красную площадь, и Ниагарский водопад. Я расскажу об Африканской улице, где нас с Габи чуть не убили. Есть и японская улица Сюнга. А дальше – ну как теперь без Китая? Я переплываю через Амур и вот он – северный китайский миллионщик. Улица Жар-Птицы тоже связана с Африкой. Впрочем, увидите сами.

Если все это – общественная метафизика, то параллельно есть частный извод. Вот запруженный повозками и каретами проспект под названием Три-С-Половиной-Жены. Есть темная аллея в честь моей анти-жены, Шурочки. Каждый отбрасывает тень. Мужья, жены. Тень жены – это и есть анти-жена. Об этой темной аллее нельзя умолчать. Детская улица. Итальянский бульвар. Там, среди прочих, живет моя чудная подруга Кьяра, на ней я чуть было не женился – но город разросся, нельзя рассказать обо всем.

Есть парк Моего Однофамильца. Там тянутся в небо апельсиновые деревья, ежевика в колючках.

Помимо радиальных улиц проложены кольцевые бульвары, есть проезды, переулки, сады, просеки, задние дворы с лопухами. Мусор убирается не регулярно. Румянцевские библиотеки, Ваганьковские кладбища.

В городе перемешались персонажи моих книг и живые люди. Одни, возможно, бессмертны, другие мчатся навстречу могиле.

Как-то мне пришло в голову: я в своей жизни подписал столько книг, что это – население целого города. Но население моего мегаполиса не складывается исключительно из читателей. Случаются пожары и наводнения. Случаются враги. Враги считают, что моя жизнь похожа на город-паутину, в которой запутались бабочки разных стран, а также и сам паук.

Кто управляет городом?

Я не градоначальник. Я оказываю влияние на городское управление, но не всегда. Я защищаю себя от разрушения, но порой по своей же вине разрушаюсь. На жизнь города оказывают давление далеко не самые симпатичные мне люди. Меня не раз пытались захватить, оккупировать. Приходится отбиваться.

С начала 21 века в моем городе стали прокладывать новый проспект. Ломали старые постройки. Пару домов взорвали вместе с жителями. Нагнали солдат для строительства. Проспект разрастался. Многим горожанам это нравилось. Сначала хотели назвать проспект Морем Спокойствия. Но что-то пошло не так. На проспекте все чаще перекрывают движение. Кто-то куда-то туда-сюда с мигалками мчится. Идут танки, оставляя следы от гусениц. Асфальт неровен. Неровен час. Меня не спросили. Мы живем под солнцем Великого Гопника.

12

КАКОЙ НАРОД – ТАКИЕ И ПЕСНИ

Сейчас Кремль изображает 1990-е годы как бандитский бардак, колонию Америки. Это – истерично. На самом деле мы обрели неслыханную свободу, но не знали, что с ней делать.

Нам не хватило нового Петра Первого, решительного реформатора, но с человеческим лицом. Вместо него мы получили ползучего Ельцина, который тоже не знал, что делать со свободой, и потому позорно запил. В поисках собственной безопасности Ельцин выбрал малоизвестного преемника.

На арене – Великий Гопник.

После того, как мэр Петербурга Анатолий Собчак проиграл выборы в 1996 году, бывший разведчик оказался безработным и подрабатывал частным извозом – работал неофициально таксистом. Теперь внимание! В 1999 году он становится премьер-министром огромной страны, а в марте 2000 года – ее президентом.

Есть такая болезнь водолазов – кесонная болезнь. Когда водолаза быстро поднимают со дна моря на поверхность воды у него буквально вскипает кровь. Нечто подобное испытал поднятый на мировой уровень Великий Гопник.

Я видел его на празднике в Кремле по случаю тысячелетия Христа, в том же 2000 году. Он выглядел озадаченным. Борис Немцов рассказывал мне, как он явился к Великому Гопнику с целой авоськой писем интеллигенции, протестующей против того, что президент решил снова ввести в оборот слегка измененный советский государственный гимн, Великий Гопник ответил ему по-пацански:

– Какой народ – такие и песни.

Немцов не нашелся, что возразить.

13

О СУЩНОСТИ РУССКО-УКРАИНСКОЙ ВОЙНЫ

С зазеркальной точки зрения моя младшая сестра О. так описала пружины военных действий:

Команда сильно устаревших богов под эгидой Христа отступила уже, считай, век назад, и с тех пор продолжает отступление, оставляя на обнажившемся месте множество разломов и дыр. Но по инерции мораль христианской команды еще продолжает существовать на Западе – а не в раздавленной извечным самодержавием Россией.

Вот война сил распада с силами полураспада. Силы распада, освобожденные от обязательств, обладают шокирующей бесчеловечностью. Их бесчеловечность настолько откровенна, что от нее стонут и кончают кремлевские героини распада. Силы полураспада обладают остатками подгнившей веры, но хватит ли ее на победу над силами распада, неясно. Короче, эта война – смертоносный знак тоски по новой команде пока еще неведомых богов.

14

ФИЛОСОФИЯ НЕНАСИЛИЯ

И снится Великому Гопнику сон. Вот уже много лет как он – президент, а друг, единственный друг, не идет.

Вдруг Ганди входит.

Такой милый, в очочках, бритоголовый, в этом своем белом прикиде через плечо. Дело происходит под Москвой, в резиденции. На ночной веранде. Туман клубится. Но вовсе не мистический, а такой предвесенний, вестник победы.

– Ну наконец, – Великий Гопник встречает Ганди своей особой застенчивой улыбкой.

Разговор идет по-русски. Ганди посмеивается.

– Я вам вот что скажу, – говорит Великий Гопник. – Я – ваш ученик. Из всех политических учений мира я выбрал вас ну как эталон.

Ганди посмеивается.

– Есть такая скульптурка Лаокоон. Вот и я так опутан. Только не змеями, а красными линиями. Я исповедую не только философию, но и практику ненасилия. Мне чужого не надо.

– Весь мир для тебя не чужой, – замечает Ганди.

– Красные линии сжимают мне горло, – Великий Гопник сдавил себе обеими руками горло. – Я с детства люблю справедливость. Но я не люблю, когда мне нагло врут, когда одну за другой уводят братские страны. Я предупреждал. Не лезьте с ракетами! Не слушают. Я им объяснял – это наша зона ответственности.

Туман клубится.

– Тебя дразнили в детстве? – сочувствует Ганди.

– Ну да, – неохотно кивает Великий Гопник.

– Как?

– Не важно.

– Но очень обидно?

– Не будем…

– Ты – кладбище детских обид.

– Не надо.

– Ты хотел жениться на одной, а женился на другой, на херовой копии.

– Ганди, я тебя…

– Знаю. Ты меня любишь.

– Ганди, красные линии душат, но мне трудно принять решение.

– Разве так уж тебе трудно?

Великий Гопник потупил глаза.

– Отправь им туда, за океан, ультиматум.

– Отправлял, – мотнул шеей. – Не помогает.

Ганди загадочно молчит.

– Понимаешь, в Киеве нас обязательно встретят с цветами.

– Тебя обманывают.

– Я знаю.

– Тебя обманывают свои.

– Да ну! – Чуть морщится. – У нас там все схвачено. Янукович на низком старте. Америкосы наложат в штаны. Это будет роскошный позор на весь мир! Клянусь!

– Дорогой друг, ты прав.

Когда-то Ганди называл дорогим другом совсем другого человека, тот мечтал о победе своей расы, но какая разница?

– Когда я подхожу к зеркалу, что я вижу? Я вижу наш великий народ.

– Народ и партия едины, – криво усмехается Ганди.

– Не веришь? Впервые в истории власть и народ реально – близнецы-братья. Это дает мне силы.

– Ну так чего ждешь? – восклицает Ганди. – Это будет самая миролюбивая война.

– Даже не война, а просто освобождение, – соглашается Великий Гопник.

15

МОЯ СЕСТРА О.

Я вздрогнул от неожиданности. Она вошла так тихо, так старательно неслышно подкралась на цыпочках, что я не заметил ее появления. Я сидел на родительской кухне, погруженный в какие-то свои мысли. Она зашла со спины и мягко положила мне руки на плечи.

– Мне нужна твоя помощь.

Через рубашку я почувствовал игривые сестрины коготки. Оглянулся. Красные губы, черная куртка, черные джинсы, укороченные, видны голые лодыжки, розовая футболка, на красивой груди черные буквы FIRST TIME. Черный, продолговатый берет.

– Ты меня испугала. FIRST TIME!

Она звонко рассмеялась.

– Что у тебя за берет?

– Из страны басков.

Моя младшая сестра О. никогда меня ни о чем не просила. Слишком гордая, чтобы просить. Харизматическая, глаза цвета горького шоколада, большие, как у новейших детских игрушек – она не нуждалась в просьбах.

В ее взгляде мелькнуло что-то презрительное – по отношению к себе. У меня возникло смутное беспокойство, что эта просьба мне дорого обойдется. О. перевела взгляд на подоконник с альпийскими фиалками, молча вглядывалась в цветы.

Мама любила альпийские фиалки. Она разводила их в небольших горшках на широком кухонном подоконнике. Фиолетовые, розовые, белые – с махровыми листьями. Они выглядели, как горный луг, как признание в любви к чему-то несбыточному.

Подоконник покрыт дешевой сине-белой клеенкой, запачканной выпавшей при поливках землей. Среди фиалок возвышается в старом горшке старое денежное дерево. Это даже не подоконник, а крышка встроенного ящика, куда, как в кулинарное бомбоубежище, прячутся кастрюли и сковородки.

Мы сидим с сестрой за темно-красным столом, на темно-красных стульях, которые вместе с другой темно-красной кухонной мебелью родители привезли из своих бесконечных командировок в Париж. В вечернем окне зажигаются две высотки: на Кудринской и Смоленской.

– Ты как-то сказал, что Москвы не существует, что она самый субъективный город в мире, живет только в нашем воображении.

– Москва только кажется…

– Вот будет весело, если меня посадят! – скривила рот О.

У нее на глаза навернулись слезы? Она смахнула их, потянулась ко мне, обняла. У сестры всегда были сложности с тактильностью, но тут она прикоснулась ко мне, прижалась сиськами FIRST TIME. Мы оба были смущены.

24 февраля

Чем отличается писатель от журналиста? Журналист ищет выход, писатель – вход.

16

КАМЕНЬ, НОЖНИЦЫ, БУМАГА, РАЗ, ДВА, ТРИ

Пришло наше время, и всё поглупело вокруг. Поглупели птицы, люди, старики, чиновники, спортсмены, воробьи. Поглупела русская интеллигенция, поглупели интеллектуалы, философы, юмористы. Поглупели и – провалились в могилу.

Поглупела наша страна, хотя никогда особенно умной она не была. Поглупела Англия, принявшая самое нелепое решение за всю свою неглупую историю. Поглупели Соединенные Штаты Америки, как-то избравшие своим президентом полного идиота. Поглупела милая Франция, где к власти рвутся антисемиты и ксенофобы. Поглупели и сами ксенофобы вместе с антисемитами.

Поглупели любители соцсетей, а также их враги. Поглупела и раскололась русская оппозиция. Поглупели парламенты и правительства многих стран. Поглупели улицы, сады, перекрестки, не нашедшие своего архитектора. Поглупели и сами архитекторы.

Поглупели тургеневские девушки и нимфоманки, плейбои, монахи, бандиты. Даже самые главные бандиты и то поглупели. Поглупела полиция со своими глупыми пытками. Поглупели тюрьмы и рабочий класс – он полностью вышел из строя и поглупел.

На глазах глупеют космонавты, бедняки, попрошайки, воры, банкоматы, олигархи.

Поглупела Бразилия буквально за один день.

Поглупели листья на деревьях. Вроде бы еще не зима, а они уже поглупели.

Поглупела моя любимая Польша с ее аистами на крышах, Польша, которой принялись править глупые, черносотенные люди.

Поглупело конкретно правительство моей страны. Поглупели армия и флот, киты и тигры, подводные лодки – все поглупели.

Поглупела тайга. Поглупели оленеводы, олени. Поглупели Мурманск и Архангельск. Поглупел Крым при новых хозяевах, хотя и прежние были не шибко умны. Поглупела далекая Гваделупа.

Поглупели проститутки, националисты, школьные учителя.

Поглупели ученики средних школ и воспитанники детских садов. Поглупели младенцы в яслях.

Поглупели акушеры и стоматологи.

Поглупела Венгрия, не принявшая иммигрантов, и Германия, щедро принявшая их, тоже мучительно поглупела. Поглупела человеческая память.

Поглупела Европа в целом, отказавшись от религии, поглупела религия, отказавшись от веры, поглупела вера, отказавшись от Бога, да и сам Бог, прости Господи, поглупел.

Разве нельзя было понять, что путь человечества, указанный Богом и его отсутствием, неизбежно ведет к глупости?

Определился, наконец, главный дар нашего времени – бездарность.

Расцвели ромашки бездарности на лесных полянах в лунную ночь на Ивана Купала. Ромашки бездарности. Любит – не любит, плюнет – обосрет.

Постойте, скажете вы, а вот как же все эти Биллы Гейтсы?

Ну, хорошо, вглядитесь, ромашки, в Билла – ведь он тоже за свою жизнь поглупел. А рядом с ним и другие разработчики, которых так любят поглупевшие люди.

– Ну, только идиоты могут выступать против компьютеров! – скажете вы, поглупевшие люди.

Это – да, поглупели читатели вместе с писателями, поглупели таланты, ромашки, поклонники, лютики. Нет, конечно, кто же против компьютеров – это все равно как выступить против автомобилей, но автомобили нередко убивают.

Поглупели книги, журналы, афиши, аэропорты. Поглупели Внуково, Шереметьево, Домодедово и одновременно с ними вся большая стая самолетов. Поглупели военная авиация, бомбардировщики, шпионы поглупели.

Генералы сильно поглупели.

Поглупели фильмы, а также режиссеры фильмов, актеры, сценаристы, художники по костюмам.

Поглупела эта страшная блядь – телевизор. Даже по сравнению с другими блядьми, телевизор отличается глупейшей блядовитостью. Поглупели тележурналисты вместе с террористами.

Поглупели друзья и враги народа, да и сам народ просел и смертельно поглупел.

Глупеют сосны. Глупеет лес, глупеет климат, залог небес – глупа поэзия, ссыт мудрец, проходит жизнь, уму конец.

Вот такая, можно сказать, хренотень.

Поглупела, завяла и сама эта хренотень.

Глупеют половые органы разных форматов. Глупеют руки и ноги разной величины. Глупеет лев – царь зверей. Всё глупеет.

Летим дальше. Рвем, вырываем ромашки.

Поглупели наши друзья, любовницы, шоферы и массажистки. Поглупели песенки и фотки. Поглупели резко слова, грамматика, фонетика, физика, язык поглупел, да и я сам глупею на ваших глазах.

Мы вступили в новое глупое время, время глупого опасного блефа, время мобилизации, время, когда глупеют ядерные ракеты и черные ящики президента, тонут большие посудины, глупеют кремлевские стены и – мавзолей ужасно поглупел.

Ну что сказать?

Вся надежда на вас, глупеющие читатели. Может быть, не оголим своей глупости до конца, останемся в нижнем белье бездарности, сохраним стринги здравого смысла. Аминь.

17

СХОДИ В КРЕМЛЬ

На родительской кухне, где на подоконнике цвели фиалки, мы с сестрой О. сидели, курили.

– Сходи в Кремль. Иначе меня посадят.

Я даже не стал спрашивать: к кому? Нет, я все-таки спросил. Чтобы не ошибиться в своей правоте.

– Ну да, к этому фрику…

Вся интеллигенция тогда ненавидела Ставрогина. Он был молодым отцом национальной перверсии. Ни о ком другом в стране интеллигенты и оппозиционеры не рассказывали бОльших мерзостей. Он был красив красотой того Ставрогина. В университете на втором курсе я написал курсовую работу Религиозный идеал Достоевского в Бесах, и мой научный руководитель Константин Иванович Тюнькин потупился: можно я поставлю вам четверку? Ну, я тоже потупился.

– Ты с ума сошла! Мало того, что он фрик! Выйти на него практически невозможно.

– Ну, пожалуйста…

– Пошли есть лимонный торт.

Мамин lemon pie – шедевр. В стране коммуналок, дощатых сортиров и пыток он звучал как вызов.

– Я попробую… – невнятно пообещал я.

О. задержалась у кухонной двери:

– Ну что ты все время споришь с мамой… Оставь ее в покое.

– Она меня бесит.

– Пожалей ее. Она старенькая.

– Я не хочу считать ее пациенткой.

В революционных терминах О. была большевиком, а я – меньшевиком. Мы боролись за общее дело, но если я был за софт-пауэр, то сестра била наотмашь. Она устроила выставку в Сахаровском Центре «Страна-порнография». Особенности русского порно для познания «нашего подсознательного». Мысль – лихая, но голые жопы, на мой меньшевиcтский взгляд, перевешивали.

Если в эпоху зрелого социализма я устроил скандал с альманахом Метрополь, то сестра во времена Великого Гопника ответила на это скандальной выставкой. Мы – квиты.

Она выставила порноматериалы так, что их нужно было подсматривать через дыры в простынях, которые от пола до полотка висели в выставочном зале. Посетители вставали на стулья или лезли на стремянки, занимались вуайеризмом – моя младшая сестра была сорви-головой.

Хотя экспонатов было не более сорока, выставка стала хлесткой пощечиной общественному вкусу. Официально в стране, вроде, не было цензуры, пиши и выставляй что угодно, но власти взбесились, увидев в выставке диверсию.

Почему я считал себя меньшевиком, а ее – большевичкой?

Различие в социальном темпераменте. Я знаю за собой дурную привычку заниматься «внутренним злом» человека. А настоящий революционер выталкивает из человека зло наружу и обвиняет во всем общественный строй. Ах, лучше будьте большевиками! Это опаснее, зато вы заняты делом. У большевика жизнь насыщеннее. Он прет. Весь в огне преображения. Он не отвечает за себя, за него в ответе революция. Он – близнец Че Гевары. И пусть революция унесет миллионы жизней, все равно она не потеряет свое обаяние, потому что это плод великой мечты.

Верьте в прекрасное будущее, боритесь за него! Как моя сестра О. Большевик – философия силы. Он вместе с товарищами по борьбе. А что меньшевик? Интеллигентный червь!

Я мечтаю о революции, но боюсь ее. Меньшевик обречен на сомнения, трусость. Подвергать человека слишком тщательному анализу и увидеть в нем бездну недостатков – прямая дорога в одиночество.

О. не уважала компромиссы.

– Революция – единственное, что интересно, – утверждала она. – Все остальное – тоска собачья! Богатство – тоска! Бедность – тоже! Комфорт, благополучие, сладкая жизнь – на какой-то момент да! Но потом такая тоска! Только революция делает жизнь безумной и осмысленной одновременно!

О. игнорировала каждодневную реальность, законы, трепыхания власти во главе с Великим Гопником. Она была на острие, головой в будущем, ее не было среди нас. Она жила внутри свободы. Я завидовал ее большевизму.

18

ЧЕКИЗМ

У нас в народе издавна любят чекистов, слагают о них легенды. Кто наши первые чекисты? – Три богатыря во главе с Ильей Муромцем, бережно охранявшие рубежи нашей Родины. Предки нашего дорогого Великого Гопника.

Гопничество не прошло мимо меня. Переходный возраст. Я в зимнем пионерлагере. Там взяли власть в свои руки братья Бондаревы – сыновья завхоза. Я тоже хочу быть, как они. Они дают мне задание: облить водой и поиздеваться над пионером Пашей Чудаковым. Он – сосед мой по комнате. Я выливаю ему в постель стакан воды и кричу, что он описался. Он боится меня – он плачет. Я выливаю второй стакан ему на голову – он закрывает лицо руками и скулит. Я рассказываю об этом братьям Бондаревым. Они хохочут, хлопают меня по плечу:

– В следующий раз зажми в кулаке его сраные яйца!

Я обещаю. Ах, этот дурманящий аромат безнаказанности! Братья в заграничных коричневых дубленках дают мне пострелять из пневматического ружья. Я стреляю в бездомную кошку. Убиваю кошку. Они снова хохочут и хвалят меня. Даже странно, почему я не стал пожизненным гопником.

Пограничные подвиги трех сказочных богатырей еще задолго до того, как пограничные войска стали подчиняться КГБ СССР, свидетельствовали: наши границы священны, враги – нечисть, она стремится к перерождению нашей сущности.

От Ильи Муромца до Штирлица, памятником которому можно было бы при всеобщем ликовании прикрыть зияющую пустоту в центре Лубянки, простирается простор мифологического энтузиазма чекисткой темы. Конечно, есть некоторое количество обиженных соотечественников, которые в той или иной степени пострадали от чекистских подвигов, но было бы наивным полагать, что внешний враг неспособен переродиться во внутреннего, который, в свою очередь, нуждается в искоренении.

Я не знаю, был ли когда-либо в Советской Союзе построен социализм (это вопрос к Марксу). Но тому, что Советский Союз мог выстоять столько лет, несмотря на враждебное окружение и грубое несоответствие советских ценностей основным требованиям человеческой природы, мы обязаны двум вещам: склонности нашего народа к утопии и институту чекистов. По сути дела, именно чекисты были наиболее последовательными государственниками внутри властных структур всесоюзной колыбели мировой революции. Пока партия бесконечно колебалась между идеологическими мифами и государственным строительством, чекисты уже с конца гражданской войны становятся умной организацией государственного порядка с гибкой кадровой политикой и многочисленными инициативными предложениями, которые по-простому можно было бы обозвать провокациями. Огромное обаяние этой организации, сумевшей в 1920-е годы создать видимость экономической свободы (НЭП), подчинить себе или организовать эмигрантские центры, хорошо почувствовала на себе русская интеллигенция. Запугав (порой до смерти) непослушных, отправив философов за границу, чекисты нашли возможность работать с колеблющимися элементами, вступили в тесный контакт с творческой элитой. Со своей стороны, Горький, Маяковский, Бабель и сколько еще других писателей дружили с чекистским руководством. А как они любили вербовать жен наших писателей! Привет, Агранов! История подлинных взаимоотношений интеллигенции и чекистов еще не написана. Не написана и трагическая история самих чекистов, которые, отдав коммунистическому государству свои способности, разгромив Церковь и кулаков, были вынуждены пытать и убивать своих же товарищей в годы великого сталинского террора, а потом и сами шли под нож (тот же сука-Агранов). Однако, несмотря ни на что, чекисты создали о себе миф всевидящей и всезнающей карающей организации, который пережил распад СССР.

Потеряв утопию как основу национальной идеи, Россия сама себя привела к новой и единственно возможной идеологии. Имя ей – чекизм.

Чекизм является сегодняшней государственной крышей. Призвана вся чекистская рать – от курсантов до отставников. Остальные, как у Достоевского в «Бобке», бесстыже обмениваются посмертными мнениями. Чекизм – это, сказал бы Ленин, последний клапан. Смысл этого явления неоднозначен. Он имеет исторические корни и в разных видах под разными лейблами опробован в государственной машине России, начиная с Ивана Грозного.

Народ сам по себе является ударной идеей чекизма, который стремится содержать народ как клиента, нуждающегося в постоянной опеке. Несмотря на то, что народ – архаическое и ложное понятие, в России у этой лжи еще не исчерпан ресурс и при умелом ведении дел им еще можно пользоваться.

Внешним врагом России легко сделать кого угодно – стоит только захотеть (опять же поляки!). Что касается внутреннего врага, то чекизм стремится к организации уникальной национальной ниши. Наша самобытность (что бы ни вкладывать в это слово) – конек чекизма. Нет, больше того: Первая Конная армия. Здесь чекизм и патриархия могут застыть надолго в скульптурной позе Мухиной. Коммунизм в России не продуктивен, а для капитализма не продуктивна Россия – все сходится.

Чекизм инстинктивно движется выполнить запросы простого народа. У нас не любят, если сосед (тем более, еврей, а нынче украинец) живет лучше нас. Богач – вор. Даже зажиточный человек – не наш. Слово «кулак» выдумал народ, а не коммунисты. Но мы зато охотно допускаем, что начальство может и даже отчасти должно жить лучше нас. Мы с детства ходили по Грановитым палатам и уважали роскошь начальства. Начальство для народа – неизбежное, сакральное зло, с которым надо мириться до поры. Рифмуется: возьмись за топоры.

Деньги власти мы уважаем больше, чем власть денег. Дары, подарки и дачи мы любим больше, чем свою работу. Чекизм (на уровне, прямо сказать, гениальности) выстраивает начальственную вертикаль: он дает возможность начальникам обогатиться (почти бухаринский ход), а догадливому богачу – влиться в послушное начальство. Чекизм пришел к тому, чтобы возглавить Россию на всех ступенях власти.

Понятно, что при таком казенном производстве мы далеко не уедем – но куда нам ехать? Простой народ удивительно неприхотлив. Главное: не дразнить. Мы останемся у себя дома и немного прикроем окна. Понадобится больше – прикроем еще больше. Идеально было бы либо окружить себя китайской стеной, либо завоевать весь мир.

Чекизм неотрывен от действительности и информирован лучше всех. Чекизм знает: достаточно придумать заговор декабристов и посадить сто человек – Россия замолкнет на годы. Тридцать лет молчала Россия при Николае Первом – идеальный пример. Тридцать лет – нормальный срок. Это ровно столько, сколько отделяет любого зрелого чекиста от заслуженной пенсии.

Конечно, чекизм будет стремиться к тому, чтобы обрасти какой-то подходящей идеологической шкурой. Голый чекизм, при всей его замечательной «фитнесси», может простудиться на сквозняках мировой истории. Если чекизм, с приятной горчинкой цинизма, имеет государственное право на безнаказанность, если он говорит то, что не думает, и делает все, что считает необходимым, ему нужна, по контрасту, красивая моральная ширма духовных и душевных оттенков.

Есть ли у чекизма реальные слабости?

Они заключаются лишь в отражениях. То на Западе подложат нам украинскую свинью, то в самой России какой-нибудь сбесившийся мошенник объявит себя борцом с нашей коррупцией.

Но с каждым днем крепчает наша хватка.

Цикличность, или сказочный круг, российской истории обещает, конечно, в будущем отмену крепостного права, пору реформ, революцию арктических цветов – но это потом. А сейчас чекизм – единственный гарант целостности России. Каратель, правда, не созидатель. Но фатализм есть фатализм есть фатализм.

19

ВЕЧНЫЙ СКУНС

Вот уже несколько месяцев, начиная с конца зимы, как мне снятся фантастические сны. Я живу на даче, работаю над новой книгой и каждую ночь я иду спать с каким-то тревожным чувством. Сначала я был просто в шоке, когда мне приснилось, что я сижу на японской свадьбе. Справа от меня – японская невеста, крепкая, с черными выразительными глазами, а слева – инспектор по японским налогам. Мы сидим молча и ничего не делаем, и так весь сон до конца.