5,99 €
Сотрудница пиар-агентства Индия Кузнецова прилетает в Турцию отдыхать с женской половиной своей семьи — мамулей, бабулей и Аллой, женой ее брата и лучшей подругой с детства. Они останавливаются в апартаментах, а чтобы добраться до них, берут в аэропорту машину напрокат. Но по приезду обнаруживают в багажнике человека! Бабуля, бывшая учительница, узнает в нем своего давнего ученика — хулигана Витю Капустина. Тот быстро скрывается, и дамы ничего не успевают понять, но после этого в их квартиру несколько раз пытаются проникнуть неизвестные. Один из них — сосед Роберт, весьма привлекательный мужчина. Ему явно нравится Индия, да и он ей тоже, но ведь дома ее ждет жених!
Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:
Seitenzahl: 284
Veröffentlichungsjahr: 2025
© Логунова Е.И., 2025
© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025
Во всем виноват острый перец, я считаю.
Если бы папуля, наш семейный кулинар-изобретатель, не переборщил со специями, мы бы спокойно обсудили планы на отдых за чаем с тортом. Мало что так способствует охлаждению горячих голов и всеобщему умиротворению, как вкусный торт-мороженое в неограниченном количестве. А торт у нас был огромный, его преподнесли мамуле по случаю рекордных продаж ее нового романа, и размеры кондитерского изделия вполне соответствовали внушительному тиражу.
Этого торта хватило бы на многочисленных участников какого-нибудь саммита ООН, они пришли бы в наилучшее расположение духа и сразу же договорились обо всем на свете. Благотворное влияние большого вкусного торта на мировую политику сильно недооценено, я считаю.
Но наш кормилец смело скрестил рецепты итальянской и индийской кухни, и гибридная лазанья карри в качестве основного блюда развязала бурную дискуссию раньше времени. Едва попробовав ее, все начали хватать воздух открытыми ртами, краснеть и горячиться сверх меры.
И вышло то, что вышло. Не мирная застольная беседа, а война миров.
Причем как-то так получилось, что линия фронта четко разделила носителей ХХ-хромосом и ХУ. Как в анекдоте вышло: мальчики налево, девочки направо. С той лишь разницей, что в нашем случае мальчикам было от четырех до пятидесяти восьми лет, а девочкам – от тридцати пяти до… Нет, не буду называть реальные годы бабули, сама она этого не делает уже лет пятнадцать.
– Ему скоро пять! – запальчиво выкрикнул папуля. – В его возрасте я…
– Что? Ротой командовал? – съязвила мамуля и часто-часто задышала.
Папуля набрал в грудь воздуха, но рождению нового героического эпоса помешала бабуля.
– Скандалил в детском саду из-за того, что не желал спать днем и есть вареный лук из супа, – сдала она сына.
Папуля, однако, нисколько не обескуражился.
– Вот именно! – потряс он в воздухе пальцем. – Парню в этом возрасте необходим коллектив!
– Он целый день с мамой, бабушкой и прабабушкой, мы ли не прекрасный коллектив? – мамуля тоже не сдалась.
Обстановка быстро накалялась. Проклятый острый перец!
– Ему нужен мужской коллектив! – Папуля выпятил грудь. – Во избежание опасного перекоса в воспитании! – И он весь скривился, зримо демонстрируя трагические последствия упомянутого перекоса.
– Боря, не сутулься! – тут же прикрикнула на сына бабуля. – Встань ровно, где твоя строевая подготовка?
– А где она у Кимки?! – Папуля заозирался, нашел внука в углу, где пацан невозмутимо возился с лего, обвиняюще потыкал пальцем: – Он горбится!
– Он просто наклонился, разглядывая мелкие детали, – защитила мамуля. – Кимочка собирает «Звезду смерти», это очень тонкая работа, чтоб ты знал, солдафон!
– Ага, еще и зрение сажает!
– Все, хватит! Брейк! – Зяма наклонился через стол и разделил родителей ненадежным барьером из качающейся вверх-вниз руки. – Решение принято, и оно не обсуждается: мужская половина семейства отделяется от женской, но это же всего на две недели.
– На целых четырнадцать дней! – всхлипнула Трошкина, трагически хрустнув пальцами.
– Вопрос, – в короткую паузу решительно втиснулась я. – Собака тоже отбывает с вами?
– Конечно! Барклай – пес, поэтому едет с мужчинами! – оглянулся на меня Денис.
До этого момента он с детским интересом наблюдал за действиями Кима, игнорируя споры прочих взрослых и с трудом удерживаясь, чтобы не вмешаться в процесс строительства «Звезды смерти».
– Супер! – Я хлопнула в ладоши. – Бабуля, мамуля, Алка, у нас будет девичник! Есть интересное предложение, но… – Я усмехнулась в лицо насторожившемуся Денису. – Об этом мы поговорим исключительно в нашем женском коллективе!
– Присядем на дорожку! – не предложила, а потребовала бабуля, наша хранительница традиций, и первой опустилась на лавку – почти такую же длинную, как поезд, на который, между прочим, уже объявили посадку.
Спорить с матриархом никто не рискнул. Хранительница традиций собралась в дальнее странствие в полном соответствии с обычаями далеких предков: вооружилась крепким посохом.
А надо знать нашу бабулю: ее трудовая деятельность протекала в стенах средней школы, и крепкими деревянными палками она манипулирует виртуозно.
Если бы где-то в мире проводился чемпионат по владению указкой, бабуля взяла бы призы во всех возможных дисциплинах. Ее бывшие ученики (особенно нерадивые) это мое утверждение уверенно подтвердят.
Члены семьи и добровольно примкнувшие к ним (это Денис, который официально мне не муж, что его очень печалит, и его бассет Барклай) послушно сели в рядок, будто птички на проводе. Протяженной лавочки как раз хватило на восемь человек, пес скромно устроился на асфальте.
– Барклаша, куда ты чистым на грязное! – всполошилась бабуля. – Дениска, подстели ему! – и пустила по ряду газету, которую оставил на лавочке кто-то из более ранних сидельцев.
Газета была не местная – «Питерский дневник». Мне бросилось в глаза большое, на полполосы фото дымящегося чебурека в окружении лаково блестящих томатов, пупырчатых огурчиков и росистой зелени – настоящий парадный портрет монарха со свитой. Папуля, конечно, тоже обратил на него внимание и, задержав газету в своих руках, огласил выхваченные из текста строки:
– «Помимо обычных чебуреков с индейкой и прованскими травами, картошкой и белыми грибами, чечевицей и розмарином в меню присутствуют»… Обычные чебуреки с картошкой?! – Он возмущенно затряс газетой, подняв такой ветер, что взвихрились даже уши бассета. – С грибами и розмарином?!
– Ничего святого! – охотно поддакнул Зяма.
Он у нас знатный провокатор.
– Боря, ты же сам кулинар-изобретатель, – попыталась успокоить супруга мамуля.
Она уже приготовилась к романтическому путешествию в милой женской компании, была благодушна и не желала менять настрой.
– Изобретатель, да! – не стал запираться папуля. – Но есть же незыблемые каноны! Нерушимые основы, посягать на которые…
– Скоростной электропоезд Краснодар-Адлер отправляется с первого пути, – заглушил его гневный монолог невозмутимый голос диктора.
– Пошли, пошли, чего расселись! – Бабуля подскочила, будто забыв, что это она не вовремя усадила всех на лавочку, и палкой принялась подпихивать к мужчинам наши чемоданы.
Зяма и Денис подхватили и забросили в вагон багаж, а папуля собственноручно затолкал туда сначала бабулю, потом мамулю. Мы с Трошкиной запрыгнули сами, причем Алка умудрилась сделать это спиной вперед, продолжая махать платочком сыну, который единственный остался сидеть на лавке. Умный пес положил тяжелую лапу ему на колени, удерживая мелкого на месте. В отличие от Алки, я за нашего инфанта нисколько не волновалась: с такой нянькой, как Барклай, он где угодно будет в полной безопасности.
Трошкина, впрочем, в этом сомневалась. Она на редкость исполнительна и добросовестна плюс имеет свойство самозабвенно предаваться тому, чем по-настоящему увлечена.
Увлечения ее время от времени меняются, я помню, как она фанатела то от ясновидения, то от сыроедения. А в последние годы подруга полностью посвятила себя материнству. Теперь вот сына от нее оторвали, хотя, по правде говоря, перерезать пуповину следовало давным-давно…
Я мысленно сделала себе пометочку: проследить, чтобы Алка, едва избавленная от одной зависимости, не впала в какое-нибудь новое идолопоклонничество.
– Сумки сюда, сами сюда, сели и слушаем меня внимательно! – Бабуля моментально освоилась в вагоне и начала командовать.
Мы послушно сели. Поезд тронулся. За окном промелькнули родные и любимые лица с гибридным выражением грусти и тихого ликования. Кто-то уже начал предвкушать свой мальчишник.
– Дюша, достань из красной сумки термос, – велела мне бабуля.
Она очень системно подошла к формированию багажа, взяв сразу три чемодана разного размера и цвета: в большой зеленый сложила вещи, которые не понадобятся до приезда, в средний желтый – то, что может пригодиться в пути, а в маленький красный – совершенно необходимое.
– Мы же позавтракали дома, – напомнила я.
Вставать, снимать с полки сумку и рыться в ее содержимом мне не хотелось. Хотелось выдохнуть и, если выйдет, поспать. Побудку папуля – бывший бронетанковый полковник – устроил всей семье на рассвете, заботясь о том, чтобы мы успели съесть приготовленный им завтрак из трех блюд.
– При чем тут еда? – искренне удивилась бабуля. – В термосе вино со льдом, отметим начало нашего приключения.
– Но, мама, шампанское по утрам пьют только аристократы и дегенераты, – мамуля возроптала, но слабенько. Сразу видно – только из приличия.
– Бася, поверь мне, я знаю, что делаю, – парировала бабуля и повернулась к Трошкиной. – Аллочка, у тебя всегда есть салфетки и бумажные стаканы, доставай.
– Стоп, стоп! – Я вскочила и оглядела спутниц. – Вы разве не понимаете, что сейчас происходит? Бабуля выбрала шаблон и распределяет роли!
– М-м-м? – Мамуля подняла голову, оторвавшись от газеты.
– Объясняю. – Я вытянула указующий перст. – Сама она у нас будет мудрый завуч!
– Кто поспорит? – Бабуля приосанилась. И тут же прикрикнула на меня: – Пальцем не показывай, это неприлично!
– Мамуля – молодой и неопытный учитель…
– Ну если молодой… – Мамуля польщенно улыбнулась и поправила воланы блузки.
– …которого мудрый завуч будет без устали наставлять, поучать и цукать! – продолжила я.
Ухоженные ручки со свежим маникюром, усмирявшие волны шелка, замерли на весу. Меж мамулиных бровей появилась складочка.
– А я кем буду? – с детским интересом спросила Трошкина.
– Самой собой, хорошей девочкой-отличницей, любимицей всего педколлектива и ненавистным школьникам образцом для подражания.
– А ты?
– А вот мне придется быть Витей Капустиным, кем же еще! – Я бухнулась в кресло и обиженно отвернулась к окну.
Витя Капустин – это незабываемый персонаж бабулиного школьного фольклора.
В стародавние времена наша старушка была молодым учителем, а Витя Капустин – непреходящей головной болью всего педагогического коллектива и грозой пятого класса, которому дорогая Мария Семеновна приходилась руководителем.
Хулиган и двоечник Капустин ленился учиться, но неутомимо изобретал разнообразные проказы и пакости. «Мозги-то у него были, – рассказывала нам с Зямой бабуля, и в голосе ее отчетливо звучал суеверный ужас, – но пользовался он ими так, что уж лучше бы был полным идиотом».
Мы с братом выросли на страшных сказках про Витю Капустина. Подозреваю, что и мамуля, подслушивая под дверью детской, серьезно впечатлилась этой демонической личностью и срисовала с рокового Вити пару-тройку ярких персонажей своих ужастиков.
По счастью, Витя Капустин довольно быстро исчез из жизни бабули. Его папу-военного перевели на другой конец страны, и вся семья уехала вместе с ним. Тем не менее даже за прошедшие полвека яркий образ Вити в бабулиной памяти несильно потускнел.
Умеют же некоторые произвести впечатление!
– Индия Кузнецова, не говори глупостей! – Бабуля пристукнула по полу своей палкой, и мне показалось, что вагон покачнулся. – При чем тут Капустин, свят, свят, свят, не к ночи будь помянут… Просто любая команда тем эффективнее, чем яснее и понятнее роли ее участников. Взять хотя бы пчел. У каждой из них в сообществе своя функция…
Забыла сказать: бабуля химик-биолог. Школьникам она преподавала природоведение, биологию и анатомию. Представляю, как воодушевляла Витю Капустина тема пестиков и тычинок.
– Стаканчики и салфетки, – умница-отличница Трошкина прервала назревающую лекцию, подав затребованное.
– Садись, пять, – съязвила я, все еще обижаясь.
– Термос, – напомнила мне строгая бабуля-завуч.
Тихо чертыхнувшись, я снова встала, сняла с полки красный саквояж, вытащила из него термос, с издевательским поклоном вручила его бабуле. Та на мое ерничество и бровью не повела, открутила крышку и разлила вино по стаканам, которые держали мамуля и Алка. Да так ловко, что мимо тары не пролилось ни капли! За исключением мелких брызг, которые выбили падающие кубики льда.
– Ну, за наше приключение! – провозгласила мамуля.
– Может, все-таки не надо? – проныла Трошкина, сделав это, наверное, в сотый раз, а потому уже без всякой надежды быть услышанной.
– Не волнуйся, детка, все будет хорошо. – Бабуля рукой, свободной от стаканчика, потрепала хныксу по плечу. – Хлебни. Выпить на дорожку – первое правило русского путешественника.
– Я думала, первое правило русского путешественника – присесть на дорожку, – тут же сумничала Алка. – А хлебнуть полагалось на посошок.
– Есть у нас и посошок! – Бабуля с намеком показала строптивице свою палку.
Русская путешественница Трошкина тут же уткнулась в стаканчик.
Мамуля тоже приготовилась глотнуть вина, но тут баска ее шелковой блузки затрепетала, как крылышко.
– Что, уже? Дюша, подержи. – Мамуля отдала мне стаканчик, вытянула из кармана летних брючек смартфон, глянула на экран, скривилась и показала мне эсэмэску от любящего мужа.
«Бойтесь неправильных чебуреков!» – написал папуля.
– Может, скажем ему, что там, где мы будем, никакие чебуреки не готовят? – задумалась мамуля.
– Думаешь, Боря успокоится, узнав, что мы не останемся в Сочи, а полетим в Турцию? – Бабуля саркастически хмыкнула и постановила: – Продолжаем молчать, иначе есть риск, что наши мужики примчатся вслед за нами следующим рейсом!
– К тому же в Турции тоже готовят чебуреки, только называют это блюдо чуть иначе: чи-бёрек, – влезла Трошкина, и я поняла, что наша отличница подготовилась к поездке. – Для начинки используют бараний или говяжий фарш, а иногда – молодой сыр или картофельное пюре…
– Папуле об этом не говори, – попросила я и вернула мамуле ее стаканчик.
Родительница зачем-то в него заглянула, спросила у колеблющейся золотистой жидкости:
– Вот интересно, а есть такой «Закон чебурека»? «Закон бутерброда» я знаю…
– Его все знают: «Бутерброд всегда падает маслом вниз!» – поспешила ответить вечная отличница Трошкина.
– «Жирный мясной сок непременно испачкает чистую блузку», – предложила я вариант для чебурека.
– Фу, Дюша! – Мамуля испуганно оглядела свои непорочные воланы, раскритиковала меня: – Определенно, законотворчество – это не твое.
И повыше подняла свой стаканчик:
– Ну, за незабываемое путешествие!
То есть, как вы поняли, в тот момент мое провидческое замечание о неизбывной подлости коварного чебурека никто не оценил.
Заверив Трошкину, что все будет хорошо, мудрая бабуля оказалась права. В большой степени, но не полностью.
Старинные правила русского путешественника, как оказалось, стопроцентно действуют исключительно на территории родного отечества. Пока мы не прилетели в Анталью, все шло как по маслу, а сразу после приземления началось!
Во-первых, на выдачу багажа не явился бабулин зеленый чемодан. Мы честно ждали и высматривали его, вытягивая шеи, будто стадо голодных жирафов, но он как сквозь землю провалился.
– Они же не сбросили его как авиабомбу? – Мамуля, гений литературных ужастиков, не затруднилась придумать пугающую версию и заодно продемонстрировать эрудицию. – Например, над горой Тахталы, которую Гомер в «Илиаде» называл Олимпосом?
– Сбросили? Мой чемодан – Гомеру?!
Разволновавшаяся бабуля даже не стала оценивать мамулино предположение на предмет правдоподобия. Она просто засучила рукава новой льняной рубахи и устроила такой скандал, что благовоспитанная Трошкина, поначалу честно попытавшаяся донести суть бабулиных подозрений и претензий до персонала аэропорта на английском языке – он у нее хороший, – малодушно взяла самоотвод из переводчиков, убежала от нас и спряталась в дамском туалете. Хотя особого смысла в этом не было: бабулин хорошо поставленный учительский голос доносился и туда. Не думаю, что в аэропорту нашелся хоть один закуток, где его не услышали.
Стариков в Турции уважают, как и людей, умеющих настоять на своем: не зря там развито традиционное мастерство базарного торга. Бабуля произвела на персонал аэропорта самое сильное впечатление, пробудив горячее желание если не услужить ей, то хотя бы утихомирить. На поиски блудного чемодана отрядили толпу специально обученных людей, и те сумели найти пропажу всего-то за час-другой. К сожалению, за это время успел уйти автобус, на котором мы собирались добраться до заказанной съемной квартиры.
А надо сказать, что общественный транспорт в прекрасной Анталье, даже такой, который носит высокое и обязывающее звание «экспресс», это совсем не то, чем может гордиться современный мегаполис.
Устроив безадресный, но шумный скандал номер два на автобусной остановке, бабуля выяснила, что нужный нам «номер 400» рано или поздно обязательно появится, но когда конкретно это случится – аллах его знает.
Мамуля заикнулась было о такси и даже попыталась самолично договориться с ушлым водителем, не убоявшимся бабулиных гневных воплей, но только вызвала этим скандал номер три.
– Пятьдесят долларов с человека?! Да вы в своем уме?! – взревел наш матриарх, воздев свой посох.
Таксист мгновенно доказал, что далеко не глуп, ретировавшись из зоны досягаемости с редкой стремительностью.
Теперь представьте общую диспозицию: середина июля, седьмой час вечера, Анталья, асфальтовые пустоши аэропорта. Температура воздуха плюс сорок, влажность идеальная для комфортного существования моллюсков и жабродышащих, над раскаленным дорожным покрытием колышется сизая дымка. Косые солнечные лучи без промаха бьют в глаз, и даже черные, как рубероид, очки не спасают. В ушах звенит, в очах мелькают мушки – верные предвестники обморока.
– Воды… – прохрипела мамуля, опасно кренясь на счастливо обретенном чемодане цвета молодой зелени.
– Бася, что с тобой? – Бабуля наконец-то вспомнила, что она не одна, как во поле березка, и обратила внимание на демонстративные страдания окружающих.
– Голова кружится. – Мамуля завела глаза под лоб, но перед этим успела мне заговорщицки подмигнуть. – Срочно нужны вода, тишина и покой…
– Срочно нужен автобус, – проворчала несгибаемая бабуля и прекратила гневно горланить, однако командовать не перестала. – Дюша, Аллочка, добудьте воды!
– Да, мой генерал! – Я козырнула, подцепила Трошкину под руку и потащила подругу в здание аэровокзала, где видела автоматы со снеками и напитками.
Алка безропотно позволила себя уволочь, но, едва мы отошли от мамули и бабули, зловредно затормозила ногами:
– Инка, стой! Я знаю, что нужно делать.
– Взять такси, по секрету договорившись с водителем, что для бабули он озвучит сумму в десять раз меньше реальной?
– Тоже вариант, но оставим его на крайний случай. – Мы вошли в здание, Алка заплатила за две бутылки воды, вручила их мне и велела: – Отнеси им.
– А ты куда?
– Туда, – подруга кивнула на стойку каршеринговой компании, за которой скучал кудрявый вьюноша в белом поло с фирменным логотипом. – Возьмем машину!
– Мы не расплатимся, – заволновалась я.
Наличных турецких лир мы захватили в обрез – только чтобы хватило на проезд в автобусе, а карты российских банков в Турции с некоторых пор, увы, не принимают. Менять припасенные доллары прямо в аэропорту не хотелось – там курс невыгодный.
– Спокойно, у меня с собой австралийская карта, – победно улыбнулась Алка.
Она у нас не бедная родственница: с десяток лет назад получила в наследство небольшую овечью ферму в Австралии и как-то даже ездила туда с ревизией своего имущества. Заодно открыла в тамошнем банке счет, благополучно не попавший под санкции.
– Гениально! – восхитилась я.
Перспектива невесть сколько времени дожидаться автобуса меня не воодушевляла, а вот возможность прокатиться с ветерком на арендованном авто с личным водителем представлялась вполне приятной.
Мы разбежались: Трошкина со своей картой поспешила к юноше – повелителю каршеринга, а я понесла живительную влагу мамуле и бабуле.
Могла бы и не торопиться, все равно никто мне не сказал «спасибо». Мамуля только скривила губы:
– Я не пью с пузырьками, мне нужна вода без газа!
Бабуля молча высосала свою минералку, бросила бутылочку в урну и с подозрением спросила:
– А Аллочка где?
Как будто привезла на экскурсию непоседливых пятиклашек, за которыми глаз да глаз.
Я не стала портить сюрприз, спросила мамулю:
– Точно не будешь с газом? – получила кивок и припала к неодобренной капризулей бутылке, максимально затянув свой водопой в надежде, что Алка найдется сама.
Так и случилось.
– А вот и я! – донесся из подкатившей к нам каршеринговой машинки веселый голос подруги. – Карета подана, прошу садиться!
Вы думаете, все тут же сели, как просили? Как бы не так!
Бабуля принялась дотошно выяснять, на каких условиях Трошкина получила в свое распоряжение автомобиль и имеет ли она законное право рулить им в данной чужой стране.
Мамуля отказалась садиться в машину без обещанной ей воды без газа.
Я снова побежала в здание аэровокзала за живительной влагой.
Мамуля увязалась со мной с обидной ремаркой: «Снова возьмешь не то, я ж тебя знаю!», а Алка поспешила догнать нас с репликой: «Не трать наличку, я расплачусь своей картой!» – на самом деле, думаю, просто сбежала от бабулиных неудобных вопросов.
В итоге наша старушка осталась одна у каршеринговой машины, в багажник которой мы успели загрузить свои чемоданы.
И кто из нас после этого пятиклашка, за которой глаз да глаз? Когда мы вернулись, руководящей старушки у машины не было!
Она подошла, когда мы начали встревоженно озираться, одернула на себе рубаху, скороговоркой объяснила:
– Пришлось отойти в уборную, – и тут же снова начала руководить: – Бася, Дюша, вы садитесь назад, я вперед, иначе меня укачает. Аллочка, нет, красную сумку не в багажник, она может понадобиться в любой момент.
Наконец мы разместились и наш личный водитель вывез нас с территории аэропорта. Думаю, в этот момент сотрудники воздушной гавани должны были выдохнуть с облегчением, прослезиться и помахать нам мокрыми платочками.
Я понадеялась, что мы уже выбрали дневной лимит неприятностей, дальше снова все будет хорошо и даже прекрасно. В небольшом уютном жилом комплексе с бассейном нас нетерпеливо ожидали комфортабельная трехкомнатная квартира и терраса с видом на близкое море. Я чувствовала себя в высшей степени готовой к безмятежному отдыху.
Немного жаль было Трошкину, которой на финише долгого пути пришлось сесть за руль, но сама Алка по этому поводу не роптала и даже не выражала недовольства поведением других водителей, хотя они в Турции, мягко говоря, не слишком дисциплинированные.
Бабуля, которой с переднего пассажирского сиденья открывался прекрасный вид на общее дорожное безобразие, конечно, громко оценивала поведение прочих участников движения, но мы на ее реплики уже не реагировали.
Все изрядно устали и очень хотели поскорее оказаться в нашем временном приюте.
Минут сорок мы ехали через город, потом еще с четверть часа катались по нужному району, все более злобно костеря странную турецкую манеру писать на дорожных табличках какие-то цифры вместо понятных названий улиц.
– То ли дело у нас! – ворчала бабуля. – «Пройдусь по Абрикосовой, сверну на Виноградную» – все ясно и понятно. А тут не могли нормальные названия улицам дать? Что тут думать, вон инжир на углу растет – будет улица Инжирная! А там вон кизил – значит, Кизиловая! А это Финиковая! А это… гм…
– Это, кажется, фейхоа? – Мамуля присмотрелась к дереву и выжидательно замолчала, не ограничивая бабулю в словотворчестве.
– Пусть будет просто Цитрусовая, от фейхоа ничего приличного не образуется, – подумав, призналась та уже не столь задиристым тоном.
Наконец машинка приткнулась у белокаменного забора, в тени раскидистого цветущего куста, имени которого улица была наречена нами Олеандровой.
Неутомимая бабуля снова включила руководителя.
– Бася, помоги мне выбраться из машины, Алла, открывай багажник, Дюша, доставай чемоданы.
– А вы, Мария Семеновна, идите сразу внутрь, не стойте тут на жаре. – Трошкина попыталась вежливо спровадить нашего командира, но это ей, разумеется, не удалось.
– Поосторожнее с желтым чемоданом, он очень туго набит, может лопнуть. – Бабуля встала как вкопанная, явно намереваясь наблюдать за процессом разгрузки.
– Как я его понимаю, – пробормотала я.
Мое терпение тоже трещало по швам.
Трошкина открыла багажник и издала невнятное восклицание.
Выпавшая из ее рук сумка будто передразнила хозяйку, с похожим звуком шмякнувшись на асфальт.
– Что? – Бабуля, конечно, ничего не могла пропустить.
– Кто, – поправила ее Алка и отступила от открытого багажника.
– Где? – Мамуля к нему подступила.
– Как? – изумилась я.
В багажнике, не слишком удобно расположившись среди разнокалиберных чемоданов, с закрытыми глазами лежал незнакомый гражданин.
Уточню, это важно: незнакомый лично мне. На бабулин закономерный вопрос «А это еще кто такой?!» он отреагировал в высшей степени адекватно – открыл глаза и приветливо молвил:
– Здрасьте, Марьсеменна!
– Что? – бабуля неподдельно озадачилась и повторила, щурясь: – Вы кто такой?
– Да Витя же, – ответил незнакомец и, оставаясь в позиции лежа, благовоспитанно шаркнул ножкой, неосторожно пнув проблемный желтый чемодан. – Я Витя Капустин из вашего пятого «Б»!
Желтый чемодан громко крякнул и изумленно раззявился, лаконично и ясно выразив наши общие чувства.
Внезапное явление Капустина народу вызывало вопросы, но задавать их мы с Алкой не спешили.
Не потому, что нам было неинтересно, каким образом в компанию наших чемоданов затесалось инородное тело, да не чье-нибудь, а легендарного Вити.
Просто, во-первых, мы ужасно устали и очень хотели поскорее оказаться в кондиционированных помещениях тихой уютной квартиры. А во-вторых, можно было не сомневаться, что все нужные вопросы своему ученику задаст его бывшая классная. И, если экс-пятиклассник Витя ответит неудовлетворительно, строгая Мария Семеновна не затруднится резюмировать: «Садись, два!», потребовать дневник, влепить в него «пару» и вызвать в школу родителей.
– Хотя живы ли они еще, – усомнилась Трошкина, с которой я поделилась этой мыслью по дороге к рецепции. – Виктору, как я понимаю, самому уже лет шестьдесят, его родители вполне могут быть на том свете, а оттуда их лучше не вызывать.
Она боязливо поежилась, а я подумала, что этим сюжетом надо бы поделиться с мамулей. Она из него шикарный ужастик сваяет, будет нашей семье очередной вкусный торт и деньги на новое путешествие.
Мамулю, бабулю и Витю, общими усилиями извлеченного из багажника, мы оставили на беломраморной скамье под сенью просторного и ароматного зонтика старой пинии. Там было прохладно, пахло разогретой на солнце сосновой смолой и цветами, над струями поливалок, орошающих газон, висела радуга, а от спрятанного за живой изгородью бассейна доносился манящий плеск. Посидеть четверть часика в таком приятном месте – сплошное удовольствие. Я не думала, что процесс нашего заселения может затянуться: жилье мы выбрали недешевое, что предполагало соответствующее отношение к гостям.
Квартиру нашла я, договаривалась об аренде англоязычная Трошкина, а финансирование этого проекта осуществлялось вскладчину, причем львиную долю внесла мамуля, как самая состоятельная из нас. Наличные доллары для расплаты с арендодателем лежали у меня в сумочке вместе с загранпаспортами, которые я собрала у всех еще на выезде из аэропорта. А ответственным квартиросъемщиком мы договорились назначить Алку – с имеющимся у нее австралийским паспортом она представлялась наиболее респектабельной из нас.
Как я и думала, никаких проблем с заселением не возникло. Договор аренды был составлен заранее, и Трошкина подмахнула его не читая, поскольку турецкого она не знает, а присланную по электронной почте копию на английском проштудировала еще дома. Мы получили ключи и вернулись в приют спокойствия под пинией, чтобы пригласить в квартиру ее новых жильцов.
При этом Алка опасливо призналась:
– Меня терзают смутные сомнения… Он же не собирается жить вместе с нами? Это сильно не понравится Зяме, Денису и Борису Акимовичу.
Я поняла, что ее тревожит судьба экс-пятиклассника Капустина, точнее, реакция на наше в ней участие мужской половины семейства Кузнецовых-Кулебякиных.
Справедливости ради следовало отметить, что не было сомнений: Зяме, Денису и папуле сто процентов не понравится сам факт нашего тайного путешествия в Турцию, но беспокоиться об этом раньше времени не хотелось, потом как-нибудь разберемся. А что касается Вити Капустина…
– Не думаю, что бабуля жаждет возобновить стародавнее знакомство с человеком, по милости которого у нее появилась первая седина, – рассудила я.
– Думаешь, их случайную встречу уже можно прилично закончить? – усомнилась Трошкина. – Типа обменяться телефонами, условиться как-нибудь созвониться и расстаться еще на полвека?
Мы занырнули в обширную лужу густой тени увитого виноградом навеса и встали, незаметно рассматривая трио на скамье под пинией.
Напрасно я думала, что дотошная бабуля завалит гражданина Капустина бесчисленными вопросами, – она с ним не говорила, даже не смотрела в его сторону. Сидела, насупленная, взирая на медленно увядающую под ее пристальным взглядом розу и предаваясь раздумьям, судя по всему, безрадостным и тяжким.
Зато мамуля вела с новым знакомым оживленный разговор – на тему, не представляющуюся актуальной мне, но всегда интересную ей.
Наша писательница обожает расспрашивать свежих людей об их литературно-художественных пристрастиях. Вот и сейчас она настойчиво допытывалась у гражданина Капустина:
– Самый яркий, а? Незабываемый? Выбивающий слезу? Вызывающий катарсис?
– Пожалуй… – Капустин задумался.
Мамуле явно понравилось, что он серьезно отнесся к ее вопросу, и она обворожительно улыбнулась.
Папуля, если бы он это видел, мигом выбил бы из Капустина и слезу, и зуб-другой. Такой катарсис устроил бы – Отелло отдыхает!
– Наверное, «Бременские музыканты», – наконец нашелся с ответом Капустин. – Старый советский мультик. Помните, как зверюшки уезжают из дворца наутро после свадьбы Трубадура и Принцессы? Медленно-медленно едут они по дороге и грустно-грустно поют свою песенку, и мордочки у них ужасно печальные, и ушки так уныло болтаются. – Он состроил плаксивую мину и жалобно провыл: – На-а-аша кры-ыша – небо голубо-ое…
– Да-да? – подбодрила его мамуля, слушая с преувеличенным интересом, который больше подошел бы другому профессионалу – не литератору, а психиатру.
– И тут вдруг до них доносится радостный голос Трубадура! – Капустин стряхнул с себя грусть-тоску, приставил ладони рупором ко рту и радостно прокричал: – Наше счастье жить одной судьбо-ою!
И снова на миг перевоплотился в печального зверя, глаза которого тут же засияли, обвисшие уши вскинулись, задние лапы притопнули, передние бодро забарабанили по лавке:
– Лалала-лала! Ла-лала, ла-ла-ла-ла-ла! Лалала-лала! Ла-лала, ла-ла-ла-ла-ла!
– Театр одного актера! – восхитилась Трошкина, непроизвольно дернув ногой в такт задорному лалаканью.
– Лалала-лала! Ла-лала, йе! Йе-е, йе-е, йе-е! – закончил Капустин, зажмурился и помотал головой. По щеке его скользнула блестящая слезинка. – Это было самое трогательное, что я видел в жизни. Честно! До сих пор плачу, как только вспомню.
– Однако-о-о, – уважительно протянула мамуля. – Я как-то недооценивала… Хм… А ведь ретеллинг нынче в моде…
Она подняла глаза к одинокому кудрявому облачку и задумчиво посоветовалась то ли с ним, то ли со своей музой ужастиков:
– Положим, ночью после свадьбы во дворце случилась страшная трагедия и все люди погибли. Выжили только звери, бременские музыканты, и вот они уезжают, оплакивая своего дорогого друга. Вдруг скрипучие ворота замка распахиваются, и восставший зомби-Трубадур устремляется вослед своим товарищам! А те сначала – ла-ла-ла-ла-ла, потом понимают – ой, нет, это ж полное йе-е, но им уже не убежать, не спрятаться, не скрыться… Их ковер – цветочная поляна, там они все и полягут…
– А? – озадаченно моргнул, прослушав монолог вдохновленной писательницы, Капустин.
– Вот зачем она так, – хныкнула впечатлительная Трошкина. – Кимка любит этот мультик, а мне теперь страшно будет его смотреть!
Я поняла, что надо давать занавес.
– Ну что ж, милые дамы, нам пора! – Я выступила из укрытия и громко хлопнула в ладоши. – Виктор, приятно было познакомиться, как-нибудь еще непременно увидимся…
– Я помогу с багажом! – Капустин, вопреки моим опасениям, не стал затягивать внезапную встречу. Он первым подскочил со скамейки и, подхватив самый большой чемодан, унесся с ним по дорожке к рецепции.
Мы с Трошкиной едва успели посторониться с его пути.
До рецепции он наверняка добрался, потому что оттуда прибежали два чернявых хлопчика в фирменных рубашках-поло с лого апарт-отеля. Они расхватали прочий багаж, не покусившись только на лопнувший желтый чемодан. Его потащили мы с Алкой.
Со стороны это должно было выглядеть интригующе. Две девы – это мы с Трошкиной – с великой заботливостью на руках несли по узенькой дорожке, усыпанной опавшими с кустов алыми лепестками, пластмассовый желтый гробик с отломанной крышкой, под которой вспучилась невнятная пестрая масса. Маленькую процессию замыкала величественная старуха с трагической миной добросовестной наемной плакальщицы – бабуля. Она по-прежнему была погружена в какие-то безрадостные раздумья, шествовала с отрешенным видом и тяжкими вздохами.
Мамуля, глядя на это, проворно извлекла из сумочки дежурный писательский блокнотик и что-то черкнула в нем. Не иначе сделала набросок с натуры для нового бессмертного произведения. Она умеет заметить и мастерски вставить в роман любую ерунду. «Нам каждая соринка – в желудке витаминка», – поэтично называет эту похвальную манеру супруги-писательницы папуля.
Едва переступив порог нашего временного жилища, я наскоро произвела ревизию: пересчитала чемоданы и членов компании. Убыли не нашла, лишних не обнаружила. Капустин, доставив к месту назначения чемодан, бесследно исчез со сцены, большое ему за это спасибо.
– А был ли мальчик? – пробормотала я.
– Ушел по-английски, не прощаясь. Вот и славно, – с облегчением выдохнула Трошкина, безошибочно угадав мои мысли и чувства.
Бабуля на финише многотрудного пути, похоже, полностью выдохлась. Как выронила бразды правления у багажника с лежащим в нем Капустиным, так и не попыталась их подобрать. Но в нашей семье свято место пусто не бывает, функции квартирмейстера сразу же взяла на себя мамуля.
Она влетела в наш новый приют, трепеща ресницами и оборками, и с ходу распределила помещения:
– Девочки, вы будете жить в детской, мама, вам отдаем супружескую спальню, а гостиная, чур, моя!
– Но это самая большая и светлая комната, притом совмещенная с кухней и террасой!
Если мамуля специально хотела шокировать бабулю, чтобы вывести ее из затянувшегося транса, то у нее это прекрасно получилось.
– Девочки будут спать в одной комнате, а мы с тобой, Бася, в другой! Гостиная, кухня и терраса – общие помещения, и никто не вправе оккупировать их в одиночку!
– Но я единственная, кто даже на отдыхе будет работать! – Мамуля оттопырила нижнюю губу.
– Ах, оставь! Ты не взяла с собой компьютер, а эпизодические почеркушки в блокноте не требуют организации отдельного рабочего места!
– Сейчас прольется чья-то кровь, – встревоженно нашептала мне Трошкина, и я поспешила охладить накал страстей, громко спросив:
– Составим график дежурства по кухне?
– Какого еще дежурства?! – Мамуля ужаснулась так, как сама хотела бы пугать поклонников своего творчества.
Папуля уже лет двадцать единолично и бессменно несет дежурство в горячей точке у газовой плиты. Он не считает это подвигом и жертвой и никому другому не позволяет хозяйничать на кухне.
– Никаких дежурств, – поддержала невестку бабуля. – Завтраки я беру на себя, а обедать будем в кафе.
– А ужинать? – спросила я с нескрываемым подозрением.
Совет «ужин отдай врагу» я считаю крайне вредным, непосредственно коварным врагом и придуманным.
– По желанию и настроению, – уклонилась от прямого ответа бабуля.
– Как раз сейчас они у меня есть, – нажала я.
– На той параллельной улице, которая у нас будет зваться Финиковой, полно самых разных заведений общепита, – вмешалась Трошкина. – Давайте быстро приведем себя в порядок и пойдем ужинать.
– Чур, я первая в душ! – подскочила мамуля.
– У тебя десять минут, потом я выключу свет в ванной! – уже ей в спину пригрозила бабуля.
М-да, расписание дежурства по кухне в нашей семье ни к чему, а вот график пользования удобствами вечно актуален.
В разных концах заполненного людьми зала выдачи багажа одновременно разговаривали по телефону два совершенно не похожих человека – хмурый брюнет и улыбающийся блондин.
В этом не было бы ничего удивительного: многие пассажиры сразу по прилету звонят родным и близким или вызывают такси. Но ни блондина, ни брюнета не связывали с собеседником родственные узы.
А вот тема разговора у них была одна и та же.
– Он ушел, – дозвонившись до нужного абонента, без всякого приветствия сообщил блондин и задорно щелкнул по носу пластмассовую акулу, из раззявленной зубастой пасти которой на ленту выплывали разномастные чемоданы.
– Как ушел? – спросил голос в трубке.
А кто ушел, не спросил, поскольку ждал этого звонка и знал, о ком речь.
– Как-то, – блондин хохотнул и пояснил: – Его ж вели без наручников и пуленепробиваемого шлема, просто в сопровождении полицейских. Те отвлеклись, и он ушел.
– Куда ушел?
– Куда-то, – легкомысленно ответил веселый блондин и показал пластмассовой акуле язык, как мальчишка.
– Ты ржешь там, что ли?
– Точно так. С тоскливой рожей на курорте буду выглядеть странно.
– Насчет тоскливых рож, – голос в трубке оживился, – как там чужие ребятки? Рыдают?
– И локти кусают, я думаю.
Теперь уже собеседник блондина хохотнул, но тут же построжал и велел:
– Ищи его. Сам знаешь, чужие тоже кинутся, ты должен их опередить.
В то же время в противоположном конце зала, где у ряда кресел с видом на дверь дамского туалета стоял брюнет, происходил похожий телефонный разговор.
– Он ушел, – с мученическим видом глядя на очередь в ватерклозет, сказал в трубку брюнет.
– Как ушел?
– Воспользовался общей неразберихой. Какая-то русская бабка устроила шумный скандал и привлекла к себе все внимание.
– Русская?! И ты думаешь, это случайность? Узнай, кто такая.
– Вроде туристка.
– Народная артистка! – Голос в трубке рассвирепел. – Это ж какое представление надо было устроить, чтобы отвлечь конвой! Ищите их!
– Кого? – хмурый брюнет тупил.
– Его! И ее! Чует моя душа, найдете бабку – найдете и дедку, и репку. Все, пошел, работайте, ротозеи!
– Сплошная эклектика! – радовалась мамуля, с удовольствием запивая бескофеиновым латте на безлактозном молоке брутальный доннер с говядиной и острым перцем.
Широко известная в мире сетевая кофейня, на горе хипстерам покинувшая российский рынок пару лет назад, на ближайшем к нам проспекте соседствовала с аутентичной турецкой харчевней. Мы устроились на мягких полосатых диванах за низким столом, с обновленным интересом воспринимая действительность, данную нам в ощущениях.
На глаз Анталья мало отличалась от Анапы, на слух разница не улавливалась вообще.
Со всех сторон звучала русская речь, что, по идее, должно было успокоить бабулю: она не любит выезжать за границу, потому что ностальгия ее накрывает раньше, чем отпускает джетлаг.
Рассаживаясь за столом, мы специально позаботились, чтобы нашей старушке открылся умиротворяющий вид на вереницу скульптурных матрешек в центре площади, но она все равно оставалась мрачна.
Наконец мамуля не выдержала и прямо спросила:
– В чем дело, мама? Что за вид – как на похоронах любимой бабушки?
Про бабушку она, конечно, зря сказала, это прозвучало бестактно. Я подпихнула неделикатную родительницу ногой под столом и слегка переформатировала вопрос:
– Ба, что случилось? Почему ты так печальна?
– Я бесконечно виновата, – пожевав губами, неохотно призналась бабуля.
– Бесконечно – это как долго, уточни срок? – резонно потребовала мамуля и призывно помахала юноше-официанту.
Среди ее персонажей полно реальных аксакалов – разных там пятисотлетних вампиров с большим списком преступлений без всякого срока давности.
Официант подскочил, уверенно опознал в аппетитной выпечке на картинке в меню, куда азартно потыкала мамуля, нечто с волшебным названием «Тавук Гогсу» и унесся, чтобы принести заказанное.
– Тавук Гогсу, вы уверены? – эрудированная зануда Трошкина испортила мамуле радость предвкушения. – Это же такая куриная грудка.
– Не может быть, написано, что это десерт! – не поверила мамуля.
– Да, но знаете, как его готовят? Сначала курицу варят и мелко режут на волокна, потом снова кипятят с водой, сахаром, молоком и рисом, а при подаче посыпают корицей.
– Какой ужас! – шокировалась мамуля.
Это оказалось очень кстати – сошло за правильную реакцию на первую фразу бабулиного трагического монолога:
– Целых пятьдесят лет я винила его напрасно!
– Кого? – спросила Трошкина.
Я сделала ей знак помолчать. Бабулю наконец прорвало, и ни помогать, ни мешать ей не следовало.
– Витю Капустина, – одними губами проартикулировала мамуля.
В турецких десертах она не разбирается, а вот в драматических сюжетах понимает побольше многих.
– Витю Капустина, – подтвердила бабуля и крепко взялась за две гульки из косичек, закрученных бараньими рожками за ушами.
Я напряглась, ожидая, что она выдернет из них шпильки и эффектно распустит волосы в знак глубокого раскаяния, но бабуля только помотала головой, придерживая ее за свои бараньи гульки, как кастрюлю за ручки.
– В половине случаев он был не виноват!
Тут уже я, взрощенная на эпосе о Витиных подвигах, живо заинтересовалась:
– То есть когда ты рассказывала, как твой Капустин забил замочную скважину в двери класса жеваной бумагой…
– Я ошибалась, это сделал не он, а Сережа Макаров.
– А доску салом кто намазал?
– Петя Соломин.
– А кто подложил тебе на стул колючую кожуру конского каштана?
– Это Витя, но не один, а с тем же Макаровым. И заспиртованную гадюку в банке из лаборантской они стащили вдвоем, а вот в мое пальто и песцовую шапку скелет в кабинете биологии нарядил вообще второгодник Гуськов из восьмого «А», мои пятиклашки при этом даже не присутствовали!
– Но дождевого червяка в твою пудреницу затолкал все же Витя, о, спасибо большое. – Мамуля приняла у официанта тарелку со своим десертом и отважно ковырнула его ложечкой.
Она у нас не робкого десятка – и червяка ковырнула бы.
– Хм… Вкус странный, но не настолько, как у Бориного экспериментального желе из мидий с зеленой алычой…
– Ты-то откуда знаешь про дождевого червяка в пудренице? – не поняла я.
– Так я же сидела с ними рядом под пинией, когда они вспоминали свое общее прошлое. – Мамуля кивнула на бабулю и подвинула к ней свой куриный десерт. – Рекомендую попробовать, должно перебить послевкусие горьких открытий. Хотя какая теперь разница, кто именно доводил нежную барышню-учительницу хулиганскими выходками!
– Бася, да я же полвека призывала на его голову кары небесные! Может, именно по моей вине…
У бабули пресекся голос, она поспешила хлебнуть свой айс-кофе, и конец ее фразы заглушило нервозное бульканье.
– А, я поняла! – обрадовалась мамуля. – Ты считаешь, что твои проклятья тяжко пали на голову Вити, в результате чего он и оказался в нашем багажнике с отшибленной памятью!
– А он потерял память? – заинтересовалась Трошкина.
Получается, уйдя на рецепцию, мы с ней пропустили всё самое интересное.
– Не всю, – допив свой айс-кофе, вступила бабуля. – Услышав мой голос, мальчик вспомнил яркие моменты из прошлого. Хотя события более позднего времени, увы, забыл.
– То есть как мальчик оказался в багажнике, вы не выяснили? – огорчилась я.
– Этого он не вспомнил. – Мамуля развела руками, посмотрела на расстроенную бабулю и добавила: – Пока. Может, теперь ему встретится кто-то незабываемый из недавнего времени и тогда его амнезия пройдет окончательно.
– Может, она уже прошла, – предположила Трошкина. – Он же покинул нас, не стал цепляться за бабулю как за единственный якорь, значит, нашел какие-то другие зацепки.
– Спасибо, Аллочка, – кивнула ей бабуля. – И тебе, Бася, тоже. Я понимаю, что вы хотите меня утешить, однако совесть не унять. Быть может, именно мои несправедливые упреки стали последней соломинкой, сломавшей спину верблюду Витиной судьбы.
– Как поэтично! – восхитилась мамуля. – Верблюд судьбы! Я должна это записать. – Она полезла в сумочку за ручкой и блокнотом, уже развивая метафору. – У кого-то из нас он одногорбый, а у кого-то двугорбый, но все мы без исключения рискуем получить его плевок…
– Как бедный Витя, – вздохнула безутешная бабуля.
– Мария Семеновна, вы же убежденный дарвинист, – напомнила ей Трошкина. – Откуда эти метафизические бредни о влиянии ваших проклятий на чужую судьбу?
– Да, мама, как же так?! – Мамуля охотно сменила тему, поскольку уже выжала все, что можно, из подаренного ей верблюда судьбы. – Ты критикуешь мои романы, называя их абсолютно нереалистичными, а сама впадаешь в бытовой мистицизм?