Зажигая звезды E-Book

Мари Милас

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Книги Мари Милас — это истории о настоящих чувствах, первых ошибках, победах и пути к своей мечте. Леви Кеннет вызывал у меня мурашки с самого детства. Каждый из нас боролся со своими демонами. Однажды я решила разделить его боль. А он стал единственным человеком, который поверил в меня. Я любила балет и его. Мальчика, который когда-то повернулся ко мне спиной. Парня, который захлопнул передо мной дверь. Мужчину, который вернулся в мою жизнь, чтобы остаться навсегда. Наша история любви жила до тех пор, пока мой путь к мечте не обернулся катастрофой...

Leseprobe

Мари Милас Зажигая звезды

© Милас М., текст, 2024

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2024

Плей-лист

Can You Feel the Love Tonight – Anson Seabra.

Up – Olly Murs, Demi Lovato.

Stand In The Light – Jordan Smith.

On se comprend sans parler (Let's Go Home Together) – Ella Henderson, Alliel.

All You Need To Know – GRYFFIN, Slander, Calle Lehmann.

Still Loving You – Scorpions.

Pieces – Andrew Belle.

Жить в блеске – Илья Лагутенко.

Shiny – Jemaine Clement.

A Drop in the Ocean – Ron Pope.

Skinny Love – Birdy.

In This Shirt – The Irrepressibles.

Sunny – Boney M.

Dandelions – Edward Masters.

Walls – Ruben.

Falling Apart – Michael Schulte.

Scars To Your Beautiful – Alessia Cara.

Arcade – Duncan Laurence, FLETCHER.

Courage to Change – Sia.

Rewrite The Stars – James Arthur, Anne-Marie.

Over thinking – Zoe Wees.

We Don't Talk Anymore – Charlie Puth, Selena Gomez.

Посвящается

Всем тем, кто чувствует, что их недостаточно. Знайте, что вы не сахар или соль, чтобы придавать блюду вкус. Вы и есть самое лучшее блюдо на земле.

Всем тем, кто захлебывается в чувстве вины. Знайте, что иногда мы бессильны в океане жизни. Мы просто волны, украшающие его, как драпировка – платье Афродиты.

Акт первый

Глава 1

Аннабель

Я вытираю слезы, которые не перестают стекать по моим щекам. Сегодня очередной день, когда мне не удалось оправдать ожидания отца. Папы. Я никогда не называю его отцом вслух. Только про себя и в плохие дни – такие, как сегодня. В другое время он всегда был папой, папочкой. Ведь в моей душе все еще теплится надежда на то, что когда-нибудь он будет мной гордиться.

Сегодня пришли результаты промежуточного итогового тестирования по математике – я набрала семьдесят шесть баллов из ста. Что, скажу я вам, вполне неплохо для человека, который не умеет складывать в уме двузначные числа и впадает в эпилептический припадок при слове «математика». Но папе на это абсолютно плевать. По его мнению, мое стабильное и счастливое будущее может обеспечить только поступление в Гарвард на направление «бизнес-администрирование».

Пять минут назад я прервала наш разговор и выключила телефон, потому что была не в состоянии вынести его очередную тираду о том, что мне нужно лучше стараться. Ведь вместо того, чтобы «танцевать в тряпке, которая еле прикрывает мой зад», мне стоит уделять больше времени подготовке к колледжу, потому что этих баллов недостаточно.

Недостаточно.

Это слово находится в списке моих триггеров, потому что меня всегда недостаточно для него. И он не забывает об этом напоминать.

До тренировки по балету остается пятнадцать минут – нужно успокоить нервы и перестать лить слезы, пока я не затопила весь первый этаж школы. Выходя из кабинки туалета, смотрю на себя в зеркало. Ужас. Мое лицо опухло, глаза покраснели, а нос… Господи, почему плачущие девушки в фильмах все равно остаются такими, будто только что сошли с обложки журнала? Я же выгляжу как алкоголичка со стажем, которая не планирует завершать свой увлекательный образ жизни.

Хвалю себя за то, что на мне нет макияжа, иначе сейчас бы все выглядело намного хуже. Я редко пользуюсь косметикой – она служит мне помощницей для создания сценического образа, но не более. Природа, либо же гены родителей, одарили меня неплохой внешностью: густые каштановые волосы, длинные черные ресницы, обрамляющие миндалевидные глаза зеленого цвета, темные брови, прямой нос и аккуратные черты лица. Я небольшого роста, но это скорее мое достоинство, чем недостаток, потому что благодаря ему мне удается с легкостью выполнять фуэте[1].

Подойдя к раковине, включаю воду и умываю лицо холодной водой – это немного помогает снять покраснение с глаз. Я чувствую, как прохладная вода успокаивает раздраженную кожу, а клубок напряжения постепенно распутывается. Вытерев лицо бумажным полотенцем, возвращаюсь взглядом к зеркалу.

Уже намного лучше. Волосы растрепаны, но это не критично. Мне приходится встать на носочки и отойти подальше, чтобы осмотреть свой внешний вид. Мой рост не позволяет сделать это вблизи, потому что зеркало висит слишком высоко, по крайней мере для меня.

Я делаю вдох и выдох, повторяя про себя фразу, которая является моим спасательным кругом: «То, что ты можешь принимать спокойно, больше не управляет тобой»[2]. Поклоняющаяся Конфуцию бабушка цитировала его все мое детство, но именно эти слова откликнулись и поселились в моей душе в надежде на то, что когда-нибудь он больше не будет мной управлять.

Успокоившись, стараюсь как можно скорее покинуть туалет и направиться в балетный класс, но не успеваю выйти за дверь, как врезаюсь в чье-то тело. Нет, не просто тело. Я точно знаю, кому оно принадлежит. Стоит мне уловить его запах, как мозг медленно, но верно перестает функционировать. Так всегда происходит, когда я оказываюсь рядом с ним. Он пахнет чистотой и свежестью, а точнее – хло'пком и ирисом. Да, мне пришлось провести определенные исследования, чтобы это выяснить.

Я медленно поднимаю глаза и, кажется, перестаю дышать. Черт, когда это уже закончится? В один прекрасный день у меня случится кислородное голодание из-за этого человека. Я смотрю в его ярко-голубые глаза – они напоминают мне сияние, которое обычно излучают галактики в космосе. Его русые волосы снова в беспорядке, губы плотно сжаты. Не то чтобы я этому удивлена: он никогда мне не улыбается и не ведет себя расслабленно или непринужденно в моем присутствии. На самом деле если быть объективной, то его выражение лица ни для кого не излучает доброту. Словно его жизненная цель – оттолкнуть от себя всех, кто умеет испытывать положительные эмоции.

Когда мы вместе, складывается такое ощущение, что он хочет отправить меня в ад, но если всмотреться в эти кристально голубые глаза, то в них никогда нет злобы, лишь пустота и боль.

Мои ладони крепко сжимают ткань его идеально выглаженной рубашки.

– Скучала, Бель?

Этот голос, пропитанный сарказмом, знаком мне с десяти лет.

Когда я хочу опустить руки, Леви опережает меня и, поморщившись, резко сбрасывает их, словно прикоснулся к грязи.

– Держись от меня подальше.

– Простите, ваше высочество. Или мне лучше называть тебя Чудовищем, если я Бель? – насмешливо спрашиваю я, стараясь скрыть в голосе дрожь. – Не обращайся ко мне так, придурок, и дай пройти! – выплевываю со злостью, которую на самом деле не ощущаю. Или ощущаю? Я уже ни в чем не уверена, когда дело касается этого человека.

Мы слишком долго играем в эту глупую игру, в которой хотим при каждом удобном случае уколоть друг друга. Просто чтобы было. Просто потому что понятия не имеем, как и почему наши улыбки померкли в один день девять лет назад.

Я пытаюсь – правда пытаюсь! – обойти это огромное тело, которое вросло в пол передо мной, словно дерево, которому уже лет двести, – с огромным стволом и корнями, о которые ты постоянно спотыкаешься. В такие моменты может показаться, что происходит падение с высоты: внутренности делают кульбит, но тебе все равно удается устоять на ногах. Так вот, Леви Кеннет – мое личное дерево, корни которого постоянно появляются у меня на пути. Он делает шаг в ту же сторону, что и я, опять преграждая мне путь.

– Осторожнее, Бель. Ведь если я чудовище, то, может, мне действительно стоит начать соответствовать ему? – говорит он, немного прищурив глаза и сжав челюсти так, что его скулы становятся еще острее.

– Спасибо за предложение. Пожалуй, твоей маски засранца и так вполне достаточно.

Я толкаю его в грудь, снова пытаясь обойти, и, спасибо Господу, на этот раз он не пытается меня остановить. Двигаясь дальше по коридору, мне приходится призвать все унции своего контроля, чтобы не обернуться.

– Почему ты плакала? – раздается позади меня его голос.

Я останавливаюсь в шоке от того, что он впервые задал мне действительно нормальный вопрос. Это полностью противоречит поведению Леви. Вдобавок по его интонации я чувствую, что он спрашивает… искренне.

– А почему тебя это волнует? – Все еще стоя к нему спиной, хмурюсь я в недоумении.

Он молчит. Тишина настолько оглушительна, что я слышу свой пульс, который бешено стучит у меня в ушах.

Невыносимо. Это все просто невыносимо и постоянно выбивает меня из колеи.

Я собираюсь пойти дальше в класс и покончить с этим странным диалогом. Но прежде чем моя нога успевает сделать хоть шаг, он тихо, будто в надежде, что его никто не услышит, произносит:

– Потому что твои слезы не может вынести даже такое чудовище, как я.

Но я его слышу.

* * *

Я возвращаюсь домой полностью опустошенной. Этот день проехался по мне, как асфальтоукладчик по неровной дороге. Как самый дерьмовый асфальтоукладчик, потому что я выгляжу ужасно как снаружи, так и внутри.

В нашем доме существуют негласные правила, которые никто не произносит вслух, но они буквально выгравированы у всех на лбу.

Первое правило: оцени обстановку, а потом действуй.

Второе правило: действуй, но думай, что делаешь и говоришь.

Третье правило: делай и говори не то, что хочешь ты, а то, что не спровоцирует ЕГО.

Вот и сейчас первое, что я делаю, – оцениваю обстановку. На кухне и в гостиной горит свет, а это означает, что вся семья дома. Вроде ничего подозрительного. На кухне, скорее всего, мама готовит ужин, а в гостиной папа смотрит телевизор, потому что в этот момент я слышу его крики:

– ЗАСУНЬ ЭТУ ШАЙБУ ЕМУ В ЗАД!

Я морщусь, представляя эту картину. Не думаю, что телевизор его слышит, но он, видимо, убежден в обратном. Если его любимая команда выиграет, то наш вечер будет хорошим. Забавно, как совершенно незнакомые люди, которые не являются членами твоей семьи, могут повлиять на то, будешь ли ты сегодня любимым ребенком.

Проходя на кухню, я сразу замечаю маму – она действительно готовит ужин. Ее темно-русые волосы собраны в аккуратный пучок на затылке, черты лица расслабленные, но в глазах отражается задумчивость. Она выглядит великолепно даже в домашней одежде и фартуке, ее движения изящные и легкие. Моя мама безумно нежная и добрая душа – в ее объятиях даже самый разгневанный человек сможет укротить свой пыл. Наверное, поэтому они с папой уже столько лет вместе. Она единственная, кто может его успокоить, хотя бы иногда.

В воздухе витает прекрасный аромат… Что это? Не могу понять.

– Привет, мама. Что готовишь? Запах просто чудесный.

Она отрывает взгляд от плиты, и на ее лице расцветает улыбка.

– Аннабель! Привет, детка. – Она поворачивается ко мне, когда я подхожу и целую ее в щеку. – Готовлю? Ой, не думаю, что ты будешь счастлива услышать название этого блюда, но я обещаю – это будет вкусно!

Мама так искренне и взволнованно смотрит на меня, что я не могу не усмехнуться от того, как она переживает из-за обычной еды. Хотя в нашем доме это неудивительно.

– Мама, ты же знаешь, что я съем… Э-э-э… Что бы там ни было. Даже если это будет рыба.

– Ну что ж, теперь тебе действительно придется все съесть, потому что это рыба. – Из нее вырывается смех.

– О нет, я беру свои слова обратно. Черт, это несправе…

– Аннабель, язык, – прерывает она меня и поднимает указательный палец к губам в знак того, что мне нужно следить за своей речью. А затем кивает в сторону гостиной. Все мы понимаем, что это значит.

– Ладно. О мой бог! – наверное, излишне драматично продолжаю я. – Несправедливо делать так, что даже рыба пахнет вкусно! Признавайся, женщина, ты фея? – Я хмурюсь и с наигранным подозрением смотрю на нее.

– Ну, я бы назвала себя ведьмой. Красивой, умной и обаятельной ведьмой.

– И явно очень скромной. – Мы обе тихо смеемся.

Услышав приближающиеся тяжелые шаги, я замираю. Наш смех постепенно стихает. Папа заходит на кухню с озадаченным выражением лица.

– Что вас так развеселило? Аннабель, давай-ка поприветствуй отца. – Он выжидающе смотрит на меня.

Я подхожу к нему и целую в щеку, после чего говорю:

– Привет, папа. – Мой голос тихий, потому что я все еще пытаюсь оценить его настроение. – Представляешь, мама приготовила рыбу, и она безумно вкусно пахнет. Я считаю это абсолютным преступлением, потому что теперь мне придется ее съесть.

– Ты должна ее съесть в любом случае. Тут не ресторан, где есть много блюд на выбор. – В его тоне нет злости или гнева, но мое веселье моментально улетучивается.

– Да, папа. – Я делаю паузу, но затем продолжаю, стараясь разрядить обстановку: – Согласись, что мама обладает какой-то магией. Тебе так не кажется? Эта женщина говорит, что она ведьма. – Из нас с мамой снова вырывается тихий смех.

– О, она определенно ведьма! – Наконец он тоже присоединяется к нашему веселью.

Я радуюсь, но в глубине души понимаю, что ненормально настолько ждать и приветствовать любую его положительную эмоцию.

– Аннабель, позови свою сестру, будем садиться ужинать. – Мама смотрит на меня, вытирая руки полотенцем.

Я бегу к подножию лестницы, ведущей на второй этаж дома, и кричу:

– Авро-о-о-о-ора, спускайся! Проснись и пой, принцесса.

– Аннабель, так бы и мы могли ее позвать. Тебя слышат на другом конце Бристоля, – с укором произносит папа.

Мы усаживаемся за стол, но не приступаем к еде, дожидаясь Аврору.

– Извини, – вздыхаю я. – Но зато ее скорость увеличивается в два раза, если ее назвать принцессой.

– Кстати, о скорости. Почему ты только сейчас вернулась домой? Думаю, результаты теста были неутешительными и тебе нужно заниматься. Вместо этого ты где-то пропадала.

Я жую внутреннюю сторону щеки и с трудом, но выдерживаю его взгляд.

– У меня была тренировка.

Если раньше меня было слышно на другом конце Бристоля, то теперь себя не слышу даже я. Настолько тихо говорю эти слова. Слова, которые вообще лучше не произносить. Но он раскроет ложь быстрее, чем мне удастся ее придумать, поэтому сказать правду безопаснее. И вот я нарушила третье правило этого дома: сказала то, что его спровоцирует. Делаю вдох, готовясь принять все, что последует далее.

– Великолепно. – Он рассматривает меня, краска заливает его шею и поднимается выше, а в глазах зажигается огонь. – У тебя должна быть подготовка к поступлению в Гарвард, а не тренировка с кучкой не одаренных умом девочек в тряпках и мальчиков в лосинах. – С каждым словом его голос повышается, а лицо морщится.

Слова вылетают из меня раньше, чем мой мозг успевает отфильтровать их:

– Получается, что я тоже не одаренная умом, если состою в этой кучке неодаренных.

Вот и все – точка невозврата пройдена, остается только принимать последствия. Папа устремляет взгляд на меня и ударяет кулаком по столу. Если бы взглядом можно было убивать, я была бы мертва.

Мама вздрагивает, но остается спокойной и с натянутой улыбкой гладит его по спине.

– Дорогой, успокойся. Не стоит нервничать, у тебя больное сердце.

«У него его нет», – хочу сказать я, но оставляю это при себе.

– Ты… ты… – гневно пыхтит он, метая в меня молнии своими сузившимися глазами. – Ты позоришь нас. Меня. Я сделал все, чтобы моя дочь могла достичь высот, успеха, но она вытирает обо всех ноги и делает то, что ей заблагорассудится, не задумываясь о своей семье.

Гнев и обида переполняют меня, пульс стучит в висках. Я чувствую, как руки начинают дрожать, а слезы застилают глаза. Нет, нет, нет, я не могу заплакать, все станет только хуже – это еще больше его разозлит. Я не могу.

Гнев уступает место панике, воздуха становится все меньше. Здесь слишком душно. Мою грудь будто сжали невидимыми руками, и я не могу сделать ни единого вздоха. Тело каменеет, слух притупляется, а в глазах появляются черные точки от нехватки кислорода.

Теплые ладошки касаются моих щек, и мягкий голос слышится будто издалека. Я знаю этот голос: нежный, добрый, окутывающий своим теплом и медленно возвращающий меня в сознание.

– Анна, все хорошо, я здесь. – Аврора гладит меня рукой по щеке, а затем прижимается к ней своей. – Щечка к щечке, Анна.

– Щечка к щечке, Рора, – на выдохе говорю я, вновь обретая голос.

– Аврора, отойди от нее. Все в полном порядке, не нужно ее жалеть. Она очень хорошая актриса, не так ли, Аннабель? – произносит папа своим раскатистым басом, пытаясь скинуть руки мамы, которые безуспешно пытаются укротить его гнев.

– Майк, пожалуйста, это всего лишь мелочи. Давайте все успокоимся. Ты же знаешь, что она умница, будет заниматься и обязательно сдаст все экзамены на «отлично». – Мама смотрит на меня, взглядом давая понять, чтобы я не произносила ни слова. – Дай ей время. Она старается, разве ты этого не видишь?

– Недостаточно. – Он бросает на меня взгляд, в котором нет ничего, кроме разочарования, и выходит из кухни.

Вот так за пять минут наш вечер превратился в дешевое телевизионное шоу.

Добро пожаловать в семейство Андерсон.

* * *

Я лежу в своей кровати, мысленно возвращаясь к произошедшим за сегодня событиям. Узнав результаты теста, я сразу представила реакцию папы. Но одновременно с этим на меня почему-то обрушилось облегчение оттого, что балл не такой высокий. В таком случае я все-таки могу не пройти в Гарвард, а последовать своему желанию и поступить в учебное заведение моей мечты. «Королевскую академию танца» в Лондоне.

Вопрос «что сделает папа, если я не оправдаю его надежд?» моментально возникает в голове. Этот человек страшен не столько в гневе, вспыхивающем за долю секунды, сколько в методичном уничтожении каждой положительной эмоции. Он поглощает токсичностью любого, кто ему неугоден. Все должны быть идеальны. Идеальная красивая жена, преподносящая ему идеальный вкусный ужин в идеально чистом доме. Идеальная старшая дочь, беспрекословно следующая его требованиям. Идеальная младшая дочь, которая научилась молча проглатывать его агрессию, роботизированно выполняя каждую его прихоть с каменным выражением лица.

Папа никогда не применял к нам физическую силу, но порой эмоциональное насилие намного больнее. Раны, которые оно оставляет, никто не видит. Они не заживают и не покрываются коркой.

Роре всего одиннадцать лет. На ее долю также выпадет достаточно упреков, требований и высочайших стандартов нашего папы. Но она, возможно, умнее, чем я, потому что каким-то образом ей удается не доводить его до точки кипения одним лишь неверным словом. Если проанализировать, то чаще всего Аврора просто молчит. Отец громыхает и громыхает, стучит по столу, а она просто смотрит на него безжизненным взглядом, словно перед ней пустота. В конце концов он понимает, что не добивается от нее нужной эмоции, подпитывающей его требовательного, вечно голодного зверя, и успокаивается. А я, по своей глупости, продолжаю ему отвечать, лить слезы, показывать слабость, в которую папа с аппетитом вгрызается.

Прокручивая события дня словно кинопленку, я вспоминаю столкновение с Леви. Что он имел в виду, когда сказал, что не может видеть мои слезы?

Из меня вырывается страдальческий стон.

Я не понимаю этого человека уже на протяжении многих лет. Мне иногда кажется, что мы сами не знаем, почему перестали дружить и стали друг другу чужими людьми. Я никогда не испытывала к нему искренней ненависти, просто возвращала ему в ответ его же поведение. Может, такой способ взаимодействия стал единственным вариантом держать хоть какую-то связь? Почему мы пытаемся быть холодными, но при каждом столкновении – не важно эмоциональном или физическом – воздух вокруг нас становится горячим, как в преисподней?

Вопросы, ответы на которые из нас двоих, наверное, не может дать никто.

Я погружаюсь в воспоминания, возвращаясь в тот день, когда он впервые отверг меня.

* * *

Легкие горят оттого, как быстро мне приходится бежать за Леви. Он уже несколько недель не разговаривает со мной, да и вообще ни с кем. Я знаю, что в его семье случилось горе, но вдруг мне удастся его поддержать? Он мой друг, а друзья находятся рядом даже в самые трудные времена. Папа опять наказал меня, и теперь мне нельзя ходить куда-либо, кроме школы. Так было до тех пор, пока мама не встала на мою сторону. И вот сейчас, возвращаясь с тренировки, я заметила его. Мне нельзя упустить шанс поговорить с ним.

– Леви! – кричу я, задыхаясь.

Он оглядывается, а затем резко разворачивается и ускоряет шаг.

– Леви, стой!

На этот раз он останавливается и быстрыми резкими шагами приближается ко мне. Каждое его движение выглядит так, будто Леви готовится к борьбе. Я стараюсь не обращать на это внимания, сохранять спокойствие, ведь мы друзья, а не враги. Со мной ему не нужно бороться.

– Чего ты хочешь, Аннабель? – гневно выплевывает он.

– Аннабель? – удивленно переспрашиваю я.

– Да, это твое имя, не так ли? – зло усмехается он.

Леви никогда не называл меня Аннабель. Для него я всегда была Бель. Это будто означало, что он видит меня другой. Настоящей. Значит, я ошибалась. Для него Аннабель Андерсон такое же разочарование, как и для всех.

– Да, – тихо отвечаю я. – Ты прав.

– Чего ты хочешь? У меня нет на тебя времени. – Он постукивает ногой, отводя взгляд.

Раньше у него всегда было на меня время. Что я сделала?

Мой внутренний голос шепчет: «Ты просто недостаточно хороша для него. Открой глаза, папа всегда прав».

– Я-я… – Мой голос дрожит. – …просто хотела спросить, почему ты больше не хочешь общаться со мной? Знаю, тебе сейчас грустно, но, может, я смогу помочь?

– Ты? – Он усмехается, качая головой. – Никогда.

Слезы наворачиваются на глаза, но я сдерживаю их. Как Леви может так говорить? Мы всегда помогали друг другу. Это не тот мальчик, который всегда мне улыбался. Даже его плечи стали выглядеть иначе. На них словно лег груз всего человечества.

Резко во мне поднимается злость из-за того, как он со мной разговаривает. Я могу выдержать такой неприятный тон от отца, но не собираюсь выслушивать его от других.

– Знаешь что? Отлично! Ведь я помогаю только своим друзьям. – Может, эти слова произведут на него эффект и он одумается?

– Перестань помогать другим. Помоги себе. – Он разворачивается и, сделав шаг, снова останавливается. – Мне твоя помощь не нужна. Мне никто не нужен. Я справлюсь сам.

Гнев и обида ползут по моей коже, вызывая зуд. Мне кажется, меня пнули в живот, выбив весь воздух. Леви уходит, и я собираю всю свою гордость, которая валяется осколками на асфальте, крича ему вслед:

– Ты прав, для тебя я теперь только Аннабель и никак иначе!

– Отлично! Тогда буду звать тебя Бель.

* * *

Я помню, что все изменилось, когда нам было десять лет. Примерно тогда давление отца стало сильнее. С каждым годом он был требовательнее, а я – отстраненнее. Леви всегда смотрел на меня глазами, полными надежды и веры. Но потом мы оба сломались: он погряз в своем горе, а я – в страхе и неуверенности. Мне казалось, что десятилетняя девочка не может принести радость в жизнь мальчика, ведь она не могла порадовать даже родного отца.

Недостаточна. Для всех.

Глава 2

Леви

Мой отец нечасто общается со мной, поэтому его телефонный звонок в это субботнее утро застал меня врасплох. Я уже давно не жду его внимания, ведь дни Генри Кеннета наполнены самыми разными заботами: на завтрак – бизнес, на обед – политика, на ужин – благотворительность, а на десерт – выпивка и игра в покер. Сами понимаете, что для меня в этом меню не остается места.

Я подхожу к его кабинету и делаю несколько вдохов и выдохов, не понимая, почему у меня все еще учащается пульс перед каждым нашим разговором. Давно пора смириться и принять положение вещей, на которое никто из нас не может повлиять.

Постучав в дверь, я жду его высокомерного «Войдите», которое прозвучит через три… два… один…

– Войдите!

Как можно непринужденнее я захожу в кабинет, пытаясь не выдавать своего волнения. Отец сидит за столом из красного дерева, уставившись в бумаги, и совершенно никак не реагирует на мое присутствие. Его волосы такого же русого цвета, как у меня, идеально уложены. Он одет в белую рубашку и один из тысячи костюмов, сшитых на заказ. В кабинете царит безупречный порядок и пахнет чем-то цитрусовым. Свет из панорамных окон играет на хрустальной люстре, отбрасывая множество солнечных зайчиков на стены. Если бы я не знал, что владелец этой комнаты такой же холодный, как Северный Ледовитый океан, то подумал бы, что здесь довольно приятная атмосфера. Но нет, несмотря на внешнюю красоту кабинета, я не могу чувствовать себя в нем комфортно.

Решив первым прервать это затяжное молчание, я говорю:

– Здравствуй, папа.

Он медленно отрывает взгляд от бумаг и бросает его в мою сторону, осматривая с головы до ног и оценивая внешний вид своего сына. Конечно, семейство Кеннет должно быть идеальным как внутри, так и снаружи, но только для окружающих.

Удовлетворившись моим внешним видом, он отвечает:

– Привет, Леви. Ты был у матери.

Утверждение, а не вопрос. Отец вообще редко задает вопросы – он не спрашивает, а требует. Ставит задачи и ждет результата.

– Да, был. Было бы странно не прийти к ней в день ее собственной смерти, не думаешь? Мы мило поболтали. Прости, но привет от тебя не передал, да она и не спрашивала.

Я пытаюсь говорить как можно беззаботнее, но чувствую, как во мне закипает кровь. Гнев на него и на самого себя начинает поглощать меня. Этот день никогда не был для него настолько важен, чтобы отложить свои дела. Смотря в его глаза, которые не отражают никаких эмоций, я думаю о том, что они такие же голубые, как мои. Это абсолютно не радует, потому что мне кажется, что когда-нибудь я стану таким же холодным, как и он. Если уже не стал. Отец не виноват в смерти мамы. Именно я являюсь тем, кто несет на себе этот груз.

Чудовище.

Усмехаюсь про себя и вспоминаю наш разговор с Бель. Только она могла после рыданий в туалете выйти и съязвить мне, обозвав чудовищем. Должен признать – один-ноль в ее пользу. Я даже не знаю, зачем вообще там стоял, подпирая стену на протяжении получаса, как какой-то охранник. Абсолютно точно не для того, чтобы сделать ее день еще хуже, но… как обычно, не получилось.

– Я бы попросил тебя следить за языком. Никто не говорит, что ты не должен был ходить к ней. Я просто переживаю за тебя в этот день. – Вздыхая, папа качает головой. – Каждый день, – уверенно добавляет он.

На секунду мне кажется, что не все потеряно, но потом я опять встречаюсь с его ледяным взглядом.

– Ты только для этого меня позвал или у тебя есть что-то еще? – безразлично спрашиваю я.

– Тебе уже девятнадцать, а это значит, что ты можешь присутствовать на собраниях акционеров и набираться опыта. Также у нас проходит множество благотворительных и спонсорских мероприятий, которые тебе не мешало бы посещать, чтобы люди знали моего сына в лицо. Понимали, кто будет во главе следующим. – Он смотрит на меня в ожидании ответа. Ответа, в котором уверен.

Я давно смирился и принял положение дел, поэтому его предложение не стало для меня неожиданностью. Нет, не предложение – он не предлагает и не дает мне выбор. Он четко говорит, что от меня требуется.

Возвращаясь из своих мыслей, я отвечаю:

– Хорошо. Дай знать, когда я буду нужен. Я свободен?

– Да, и не впадай в крайности. Сегодня особенный день.

Особенный день, который он проводит, сидя в кабинете за работой, а не в единственном месте, где ему положено быть.

В качестве ответа я просто киваю и направляюсь к двери. Обернувшись в последний раз, вижу, что он вернулся к своему занятию и опять смотрит во множество бумаг на столе.

Не произнося ни слова, выхожу из кабинета и иду к выходу из дома. Здесь слишком душно, слишком много вины, которая накрывает с головой, слишком много воспоминаний, связанных с мамой, слишком больно. Просто слишком.

Я пытаюсь как можно скорее добраться до улицы, чтобы вдохнуть свежий воздух, потому что чувствую, как грудь начинает спирать, и в ней остается слишком мало места для легких. Для сердца.

Этот дом невероятно большой для единственных двух людей, которые здесь проживают. Он выполнен в викторианском стиле – мама лично выбирала и заказывала каждую деталь интерьера, начиная от цвета стен и полов, заканчивая мебелью и предметами декора. Она вложила сюда свою душу, наполняя каждую комнату теплом и уютом, но все это ушло вместе с ней. Как и часть меня.

Я буквально выбегаю из дома и наконец делаю глубокий вдох, закрывая глаза. Простояв так несколько минут, чувствую, как дыхание начинает выравниваться, а ритм сердца замедляется. Этого мало – мне нужно очистить свои мысли и вновь обрести контроль над собой. Поэтому я направляюсь в единственное место, которое приводит меня в чувство на протяжении многих лет. К ущелью Эйвон.

Дорога не занимает много времени: в Бристоле все находится относительно рядом. Чтобы подняться к Клифтонскому мосту, мне приходится оставить машину и продолжить путь пешком. Забираясь все выше и выше, я ощущаю, как усиливается ветер и затихает шум города. Мое место находится не на самом мосту, а недалеко от смотровой площадки, выше. Отсюда открывается потрясающий вид, в котором можно раствориться и на мгновение почувствовать себя живым.

Меня поражает сила этого места, величие этой архитектуры. Возможно, именно поэтому я никогда не был против того, чтобы в будущем возглавить компанию отца. GK Group занимается архитектурой и строительством театров, резиденций и зданий, которые не должны нарушать исторический вид городов. Безусловно, в их направления входит и постройка современных сооружений, но мой интерес вызывают те проекты, где я могу почувствовать энергетику и изучить историю строения.

Приближаясь к моему месту, я вижу ее. Бель. Почему именно в этот день судьба решила сыграть со мной злую шутку?

Запрокидывая голову и поднимая взгляд к небу, я усмехаюсь и шепчу:

– Неплохо сыграно.

Черт, ведь это не только мое место. Когда-то оно было нашим. Нас водили сюда еще детьми. Отдалившись от группы, мы случайно забрели сюда и просидели тут около часа, разговаривая обо всем и ни о чем до тех пор, пока нашу пропажу не заметили.

Именно здесь я почувствовал, что она другая: со своими странностями, слишком правильная, но в то же время обладающая необузданной энергией, которая всегда плескалась в ее в глазах, но никогда не выходила наружу. Бель была одновременно холодной и горячей. Мне хотелось вытащить наружу ее скрытое пламя, потому что я был уверен, что она загорится ярче всех звезд. Но вместо этого я наблюдал за тем, как с каждым годом в ее глазах становилось все меньше огня и больше печали. Она медленно затухала, а я ничего не мог с этим сделать, потому что в тот момент в моей собственной душе образовалась дыра. И мне не хотелось тянуть Бель за собой.

Мы не могли помочь друг другу, будучи еще детьми, потому что мне нужно было ее тепло, а ей – моя вера. Поэтому мне пришлось выбрать путь, который был, возможно, ужасным, возможно, болезненным. Но я всегда знал, что смогу сделать так, чтобы каждый из нас существовал в своем мире.

Не могу сказать, что мое решение было верным, ведь, несмотря на то, что я стал ее врагом, она оставалась моей одержимостью. Мои веки тяжелеют от воспоминаний прошлых лет.

* * *

Сегодня день рождения Бель, ей пятнадцать.

Пятый год подряд, когда я не имею права поздравить ее.

Пятый год подряд, когда я веду себя как придурок.

Пятый год подряд, когда ее улыбка направлена не на меня.

«И ты это заслужил», – шепчет вина внутри меня.

«Да», – соглашаюсь с ней.

Страх и вина стали если не близнецами, то дальними родственниками, которые живут во мне и отравляют жизнь. Одно чувство стало продолжением второго. Ощущение их внутри меня настолько интенсивное, что вина становится почти наркотиком, который требуется для напоминания о том, кто я есть. А страх – это не та эмоция, которую можно легко преодолеть, даже если мне хочется от нее избавиться.

Я боюсь. Боюсь, что стану для нее не спасательным кругом, а балластом, который потянет на дно.

Поэтому я продолжаю стоять и смотреть, как Бель утопает в теплых (на мой взгляд, даже слишком теплых) объятиях своего друга Лиама.

Черт.

Я ударяюсь головой о шкафчик и оглядываюсь, чтобы проверить, не привлек ли к себе внимание. Злость и агрессия текут по моим венам, заставляя сердце перекачивать все эти дерьмовые эмоции.

Я хочу получить сто ударов плетью, лишь бы уже наконец-то изменить свое отношение к Бель и перестать чувствовать потребность, которая каждый раз заставляет меня к ней приблизиться.

Мои шаги быстрые и резкие, почти на грани бега.

Остановись!

Поздно.

Я толкаю плечом Лиама, и он отшатывается от Бель. Наконец-то между ними появляется расстояние.

Дышать становится легче.

– Ой, как неловко! Видимо, я задумался. – За эти годы я стал профессиональным актером.

Лиам сканирует меня презрительным взглядом, а Бель выглядит так, словно ей залили в рот кислоту.

– Тебе есть чем думать? – спрашивает Лиам.

Я игнорирую его и встречаюсь взглядом с Бель, теряясь в глубине зелени ее глаз. Мне хочется каждый раз вступать с ней в стычки, хотя бы только для того, чтобы помнить этот цвет. Тысяча вопросов висит в воздухе между нами, но никто не произносит ни слова.

«Просто уйди и промолчи!» – кричит мне здравая половина мозга.

«Давай, ты сможешь опять сыграть свою роль», – шепчет больная часть меня.

– Тебе отец разрешил обниматься с парнями после уроков? – Я указываю пальцем на выход из школы. – О… посмотри, а вот и он. Ждет момента, когда сможет сделать твой день рождения лучше.

Страх искажает черты ее лица, а я готов пропустить себя через мясорубку.

Она оглядывается, но, конечно же, там никого нет. С тяжелым выдохом Бель возвращает взгляд ко мне, и теперь в ее глазах играют языки пламени.

– Закрой рот! – восклицает она.

– Обязательно, Бель. Надеюсь, в свои пятнадцать ты перестанешь оглядываться через плечо. Если только не с целью найти меня. Я всегда за твоей спиной. – Я произношу эти ядовитые слова и сразу же хочу вырвать себе язык.

Я действительно всегда за ее спиной, но не для угрозы, а чтобы поймать, когда она будет падать.

– Пошел к черту, – шипит она, и блеск ее глаз завораживает. – И не называй меня так!

Цель достигнута, и я удаляюсь по коридору с чувством тошноты и желанием броситься с небоскреба. Мне нужно сделать лишь один шаг, чтобы пойти к ней навстречу. Попытаться вернуть ее в свою жизнь. Но вместо этого я продолжаю тонуть в одиночестве, потому что так проще и безопаснее. В первую очередь для нее.

– С днем рождения, Бель. Сияй с каждым годом сильнее. – Мой шепот никто не слышит.

* * *

Я задевал Бель разными обидными фразами, но никогда не пересекал черту: сердце не выдержало бы ее слез, пролитых из-за меня. Моя агрессия всегда была каким-то извращенным способом сопротивления все еще теплым чувствам, которые она умудряется вызывать во мне. Я никогда не испытывал к ней ненависти, лишь усердно пытался внушить это себе, чтобы держаться от нее подальше.

Ведь мне не за что ее ненавидеть. А вот себя есть за что.

Бель сидит лицом к ущелью и что-то пишет в блокноте. Остановившись в нескольких шагах от нее, я задерживаю дыхание, чтобы произвести на девушку нужный эффект. Сократив оставшееся расстояние, оказываюсь прямо у нее за спиной, после чего наклоняюсь и шепчу ей на ухо:

– Скучала по мне, Бель?

Она подпрыгивает так резко, что я буквально в последнюю секунду уворачиваюсь от того, чтобы ее плечо не сломало мне нос. Встав на ноги и поймав равновесие, Бель смотрит на меня своими огромными глазами, которые, кажется, готовы просверлить во мне дыру. Ее щеки начинают краснеть от злости, когда к ней приходит осознание того, кто стоит перед ней. Каштановые волосы развеваются на ветру, руки сжаты в кулаки, а дыхание сбивается. Вот они – ее эмоции. Ее истинная натура.

Она делает шаг ко мне и ударяет меня ладонью в грудь.

– Ты совсем больной? Или просто играешь эту роль? У меня чуть сердце не остановилось, я уже успела себя похоронить. Я подумала, что это какой-то маньяк, который хочет отрезать мне пальцы и съесть их на ужин! – С каждым словом она все больше повышает голос, ее лицо уже пунцово-красное. Если это не лучший момент моего дня, то я не знаю, что это.

– Маньяк? Отрезать пальцы? – Я пытаюсь сдержать смех и улыбку, которые так и рвутся наружу. Нельзя допустить, чтобы мой серьезный и непробиваемый образ был разрушен из-за ее сумасшествия.

– Ох, заткнись. Ты же прекрасно знаешь, что обычно все так и происходит. – Она продолжает смотреть на меня так, будто ожидает, что я действительно с ней соглашусь.

– Знаю? Кто я, по-твоему, раз знаю такие подробности? Маньяк? – Наклоняюсь и тихо произношу около ее уха: – Но знаешь, что намного интереснее? Откуда эти подробности знаешь ты?

Ее аромат окутывает меня, и кажется, что он начинает перекрывать мне кислород.

Боже. Я думал, что все будет проще.

– Это факты. Чистые факты, которые знают все. Если ты забыл, то мой папа работает в полиции, – отвечает она на выдохе, жестикулируя рукой перед моим лицом.

Я отстраняюсь от нее, пока мозг не перестал нормально функционировать, после чего говорю:

– Ты права. Как я мог забыть, что такой человек, как ты, основывается только на фактах и прочем рациональном дерьме? О, конечно, твой папа. Детектив Андерсон все еще пытается привить свою педантичность, от которой тебя тошнит?

– Пошел ты! – выплевывает она со злостью, а из ее глаз чуть ли не летят искры.

Я наслаждаюсь каждой ее эмоцией, и мой член сразу же реагирует на это. Великолепно.

Бель пытается обойти меня, но я хватаю ее за руку. Секунду мы молча смотрим друг на друга, пребывая в шоке от моего действия. Вероятно, мама посылает с небес какие-то сигналы, призывая меня наконец-то перестать быть мудаком, потому что, когда Бель хочет сделать шаг назад, я говорю:

– Останься.

– Что? – Она растерянно хлопает глазами, определенно думая о том, что я тронулся рассудком.

– Останься. Ты не должна уходить отсюда только потому, что тут появился я. Обещаю, что не скажу тебе ни слова и не потревожу.

Осознавая, что все еще держу Бель за руку, резко отпускаю ее и делаю шаг назад.

– Хорошо, – медленно говорит она, будто ожидая того, что где-то есть подвох. – Я останусь, но не дай бог, из твоего рта вылетит хоть еще одно слово. Держи все свои дурацкие комментарии при себе. – Она грозит мне указательным пальцем.

Я просто киваю, сдерживая усмешку.

Мы садимся около большого валуна, опершись на него спиной. Никто из нас не произносит ни слова, но это не угнетающая тишина, а умиротворяющая. Есть люди, с которыми приятно молчать – с ними просто достаточно быть рядом.

Я откидываю голову, закрываю глаза и теряю счет времени. Не знаю, сколько мы так сидим, но в один момент я чувствую, что на мои колени что-то приземляется. Опустив взгляд, вижу фиолетовый блокнот и ручку. Открываю его на странице, где написано:

«Ты обещал не произносить ни слова, но это не запрещает тебе их написать. Почему ты здесь?»

Сначала я усмехаюсь про себя из-за ее находчивости, но потом возвращаюсь к вопросу и снова чувствую боль в сердце. Рефлекторно рука потирает левую сторону груди. На секунду мне хочется проигнорировать ее вопрос, но почему-то я ничего не могу поделать со своими пальцами, которые уже держат ручку и пишут ответ:

«Сегодня день смерти мамы, а это единственное место, где я не чувствую вину за то, что жив».

Закончив, я передаю ей блокнот, и она сразу же устремляет взгляд на мой ответ. Сердце стучит слишком быстро в этот момент. Чувствую, как пот выступает на лбу, а руки становятся холодными. Я никогда не говорил с ней об этом.

Черт.

Я вообще ни с кем не говорил об этом. Мое дыхание становится прерывистым. Нет, нет, нет, не нужно было ей говорить.

Это все изначально было плохой идеей, я не должен изливать ей здесь свою душу. Не должен подпускать ближе, ведь это вызовет привыкание.

Из мыслей меня вырывает очередное прикосновение. Мне приходится собраться с духом, прежде чем взглянуть на ее ответ:

«Я знаю, мне очень жаль. Я готова разделить твою боль».

Ее рука касается моей и мягко сжимает.

Глава 3

Леви

Мы сидим на нашем месте примерно два часа, а может, и больше, в полной тишине. Я все еще смотрю на ее слова:

«Я готова разделить твою боль».

Они эхом отдаются в моей голове, раз за разом. Я могу даже представить голос и интонацию, с которой она могла это сказать, но не сказала. Написала. Возможно, это тот способ общения, который может нам подойти.

Слова продолжают крутиться в моей голове. Я чувствую ее тепло рядом со своим телом – запах лимона и апельсина окутывает меня с ног до головы. Или грейпфрута и мандарина. Или, черт возьми, чего бы то ни было. Он проникает мне под кожу, забираясь в самые отдаленные участки. Мне жарко. Я нагреваюсь изнутри, но не понимаю, что все это значит и как с этим бороться.

Повернув голову, я вижу, что она смотрит на небо. Вернее, мне показалось, что она смотрит – на самом деле ее глаза закрыты. Мое дыхание учащается, когда взгляд скользит вниз по ее аккуратному лицу, пухлым губам, которые приоткрываются, но затем плотно сжимаются.

Она чувствует мой взгляд?

Мои глаза путешествуют дальше по ее тонкой шее, которая чуть дергается, когда она сглатывает. Ее ключицы – гребаное произведение искусства. Они настолько изящны, что Ренуар возбудился бы за считаные секунды, будь она его музой. Ее грудь поднимается и опускается в такт дыханию, но слишком быстро. Она дышит прерывисто.

О, Бель определенно чувствует мой взгляд, теперь я в этом уверен. И по какой-то невиданной причине в моей груди появляется трепет оттого, что я на нее так влияю.

Но самое главное то, что она влияет на меня намного больше. И это пугает. Мой разум затуманен – это вызывает гнев. На нее, на самого себя. Она ничего не сделала, но опять забирается внутрь меня и пытается ухватиться своими руками за то, что я не собираюсь показывать ни единой душе.

Я рычу и вскакиваю на ноги.

Она вздрагивает, открывает глаза и устремляет взгляд на меня.

– Вставай, – говорю я сквозь стиснутые зубы. Челюсть напряжена до боли в висках. – Я отвезу тебя домой, уже поздно и темно.

Что. Я. Несу. Вот оно: доказательство того, что все здравомыслящие клетки в моем теле находятся явно не в мозге. Серое вещество быстрым темпом превращается в розовое, а точнее – в фиолетовое. В точно такой же цвет, как этот чертов блокнот.

Бель встает, не произнося ни слова. Почему она молчит? Хочется ли мне, чтобы она что-то сказала?

Нет, не хочется, – уверяю я себя.

Она поднимает блокнот и засовывает его в сумку, после чего разворачивается, откидывает густые каштановые волосы и легкой, непринужденной походкой направляется в сторону парковки.

Что ж, уходит она по-королевски.

Я следую за ней, но держусь на расстоянии. И наконец-то мое тело немного расслабляется. В легкие начинает поступать кислород, а не запах цитрусовых.

Спасибо.

Она останавливается около моей машины и ждет. Черт, эта девушка еще пару часов назад боялась, что ее пальцы съедят на ужин. А сейчас она покорно, с невозмутимым видом стоит и готовится к тому, что я отвезу ее домой. Ни единого слова против. Ни единого замешательства в глазах.

Что это? Доверие?

Мы каждый раз общаемся так, будто готовы убить друг друга на месте. Я мог бы спокойно выбросить ее сладкий зад где-нибудь около обочины на съедение волкам.

Интересно, в наших лесах водятся волки?

Сконцентрируйся.

Почему она все еще мне доверяет, если порой я не доверяю сам себе?

Она ждет, когда я открою ей дверь. И я, черт возьми, открываю. Гребаный джентльмен.

Бель садится в машину и тянется к ручке, чтобы захлопнуть дверь, но я ее опережаю и закрываю сам. Оббегаю капот и сажусь внутрь. Мне требуется пара минут, чтобы собраться с мыслями.

– Пристегнись, – указываю я и жду, пока она пристегнет ремень безопасности, после чего с глубоким выдохом трогаюсь с места.

Едем мы также в полнейшей тишине. Боковым зрением я вижу, как она жует щеку и нервно перебирает пальцы, надавливая подушечкой большого на остальные. Почему она начала нервничать? Мы даже не разговаривали. Десять минут назад она была абсолютно спокойна.

– Ты нервничаешь, – констатирую факт, потому что не хочу, чтобы она придумывала отговорки.

– Что?

Она заговорила. Наконец-то.

– Ты нервничаешь. – Поворачиваю голову и смотрю прямо ей в глаза. И сейчас там полнейшая паника. Нет того спокойствия, что было раньше.

– Кхм. – Она откашливается, прежде чем произнести: – Я должна была вернуться домой несколько часов назад.

Просто великолепно, мать вашу. Ее отец оторвет мне яйца прямо на их чертовой подъездной дорожке.

– Почему ты не ушла?

– Потому что не хотела, – пожимает плечами она.

Я тоже не хотел, чтобы она уходила.

– Но ты могла бы прийти домой вовремя. Сейчас ты переживаешь, что опоздала, хотя сама решила остаться. Это же не из-за меня? – Последнюю фразу я бросаю с усмешкой, но в глубине души надеюсь, что из-за меня.

– Тебе когда-то говорили, что у тебя мания величия? – огрызается она. – Не только тебе хорошо в том месте, и это чудо, что мы смогли просуществовать там вместе так долго. И я была рада. – Она прерывает свой нескончаемый поток слов, и ее голос смягчается: – Я была действительно рада составить тебе компанию в этот день. Но сегодня мне тоже было тяжело. Поэтому я и оказалась там.

Она была рада составить мне компанию.

И как мне с этим теперь работать? Я всегда мог справиться с тем, что она мне не рада. Но как обращаться с тем, что она рада моей компании?

Я понятия не имею.

– Хорошо, – единственное, что мне удается выдавить из себя.

Мы едем еще несколько минут, после чего останавливаемся около ее дома.

Я смотрю вперед, она – в боковое окно. Никто не шевелится.

Что нужно делать в таких ситуациях? Может быть, есть какое-то пособие для чайников «Как обращаться с девушкой, которая соблазнительна, как грех, но ты полный придурок и ведешь себя с ней как настоящее дерьмо?»

Мое лицо бы изобразили на обложке этой книги.

– Спасибо, что подвез, Леви. – Бель прерывает тишину и смотрит на меня.

Когда она начинает тянуться к дверной ручке, я наклоняюсь и перехватываю ее ладонь. Мы смотрим на наши руки, а затем поднимаем глаза друг на друга.

Я прочищаю горло, прежде чем заговорить.

– Спасибо. – Мой голос растерял всю уверенность. – Спасибо, что была со мной.

Она ничего не говорит, а я продолжаю смотреть в эти бездонные зеленые глаза. Они пленяют меня, заковывают в наручники, и именно поэтому, наверное, мне все еще не удается отпустить ее запястье, где я чувствую учащенный пульс.

Она первая прерывает зрительный контакт и отвечает:

– Не за что, ты тоже в какой-то степени мне помог. Я не была одинока.

Я тоже.

– У тебя все будет в порядке? – Я делаю паузу. – Не будет проблем с тем, что ты опоздала?

Бель опять жует щеку, а затем отвечает:

– Не знаю, но я смогу с этим справиться.

Почему мне не хочется, чтобы она с этим справлялась? Вернее, намного лучше, если Бель сможет с этим справиться. Я просто не хочу, чтобы ей приходилось это делать.

Мы опять погружаемся в тишину, продолжая смотреть друг на друга со множеством противоречивых эмоций в глазах.

– Почему мы такие, Леви? – еле слышно спрашивает Бель.

Я слишком долго думаю над ответом, ведь единственное, что хочется сказать: «Потому что я глуп. Потому что пристрастился к одиночеству. Потому что я хочу тебя вернуть, но боюсь».

– Потому что я от тебя отказался. – Моя грудь болит от каждого вдоха.

Бель ничего не отвечает, выходит из машины и направляется к дому.

А я ее не останавливаю.

Два-ноль в ее пользу.

Глава 4

Аннабель

Около семи утра в понедельник я бегу на тренировку, которая начнется через пять минут. В моем распоряжении будет полтора часа, чтобы полностью раствориться в балете, прежде чем отправиться на математику, вызывающую тошноту.

С вечера субботы тело совершенно меня не слушается, все валится из рук, а в голове полный бардак. В моих мыслях постоянно прокручиваются все события: мы около ущелья, наша переписка. Если, конечно, три предложения можно назвать перепиской. Его взгляд, который расплавлял каждую кость в моем теле.

Наверное, Леви думал, что сможет остаться незамеченным, когда прожигал меня своими голубыми глазами. Но, черт возьми, как можно не почувствовать, что вас бросили на раскаленные угли? Хочу отдать себе должное: я отлично держалась и не подавала виду.

По крайней мере, мне хочется в это верить.

Он проводил меня домой. Леви-гребаный-Кеннет проводил меня домой! Мне казалось, что я находилась в какой-то параллельной вселенной, где парень открывает мне дверь автомобиля. Потому что если бы это была наша вселенная, он переехал бы меня на своем «Ауди» и уехал в закат.

«У тебя все будет в порядке?»

Конечно же, нет. И это не имеет никакого отношения к тому, что мне пришлось где-то час терпеть оглушающие крики папы из-за того, что я ослушалась его. И, о мой бог, опоздала домой. Как и сказала, я могу с этим справиться. С чем Аннабель Андерсон не может справиться, так это с какой-то потусторонней версией Леви Кеннета.

Мне хочется найти у себя в голове какую-то кнопку по типу «очистить кэш», чтобы просто перестать так часто думать об этом.

Я возвращаюсь из своих мыслей и замечаю, что стою в пачке в раздевалке балетного класса. Превосходно, теперь мне удается не замечать происходящее вокруг.

Твою мать, Аннабель, возьми себя в руки.

* * *

Тренировка проходит просто ужасно. Мое тело существует отдельно от разума. Не знаю, сколько раз я чуть не заехала в лицо своему партнеру Лиаму локтем или ногой.

– Что с тобой, красавица? – спрашивает он, когда я стою у окна и пытаюсь прийти в себя, прежде чем пойти в раздевалку.

Его волнение можно понять, ведь мы лучшая пара класса. Наши движения всегда идеально синхронизированы, в них есть легкость, но в то же время твердость и уверенность. Сегодня же все мои мышцы будто налиты свинцом. Я была недостаточно хороша и подвела его. Стыд и обида на саму себя накрывают меня с головой.

– Все в порядке, – вру я. – Прости, Лиам, мне очень жаль. Я подвела тебя. Знаю, ты очень усердно работаешь ради поступления. Мне нужно быть более собранной. Обещаю, этого больше не повторится, я…

В руках появляется дрожь, и я нервно пытаюсь пригладить волосы, хотя они собраны в идеальный пучок.

– Аннабель, ты чего? Все в порядке. Ты ведь человек, невозможно быть всегда на высоте. У всех нас случаются взлеты и падения, это нормально. Ненормально стремиться к недостижимому совершенству, которого не существует, и ругать себя за каждую ошибку. – Он берет мои руки в свои, вздыхая. – Я знаю, что ты талантливая балерина. Ты трудишься больше всех, несмотря на то, что, возможно, тебе даже не удастся поступить. Не цени себя меньше, чем ты стоишь. Иногда, как бы мы ни старались заставить наше тело и эмоции работать на нас, все равно ничего не выходит. Это и отличает людей от роботов.

Лиам не только мой партнер, но и друг. Он знает о моих разногласиях с отцом по поводу колледжа, но не знает, насколько все плохо.

– Спасибо, – хриплю я. – Правда спасибо. – Прочищаю горло и вздыхаю, пытаясь успокоиться. – Ты хороший друг, Лиам.

Я обнимаю парня, затем запрокидываю голову, чтобы посмотреть в его глаза.

– И лучший партнер на свете.

– О, я знаю это, детка. – Он смеется и обнимает меня, затем подхватывает и немного кружит.

Я хихикаю в ответ.

Лиам все еще держит меня в руках, когда я поворачиваю голову к открытой двери. Мое веселье тут же испаряется.

Леви стоит в коридоре и смотрит прямо на нас, а точнее, на руки Лиама, которые, по ощущениям, находятся прямо у меня под задницей.

Я никогда не заботилась о прикосновениях и заигрываниях Лиама, мы очень давно с ним дружим. И у меня ни разу не возникало сомнений, что за этим может скрываться что-то большее. Я думаю, в какой-то степени это просто образ Лиама, которому он пытается соответствовать.

Команда по плаванию проходит мимо Леви, но он все еще стоит и не следует за ними – его взгляд сканирует нас. Руки сжаты в кулаки. Грудная клетка расширяется от каждого глубокого вдоха. Один из его друзей по команде останавливается и похлопывает Леви по плечу, что-то тихо говоря на ухо.

Я осторожно выбираюсь из объятий Лиама, но остаюсь на месте. Еще секунду мы с Кеннетом смотрим друг на друга, а затем Леви сбрасывает руку парня, отворачивается и широкими шагами уходит прочь.

Я же остаюсь прикованной к месту. Лиам трогает меня за плечо и говорит:

– Давай, Аннабель, пойдем. Скоро начнется урок, и если мы опоздаем, то мисс Грант высосет из нас душу.

«Со мной уже это сделали», – хочу сказать я, но молчу.

* * *

Урок математики – это худшее, что может случиться сегодня или в любой другой день. Я ненавижу числа, цифры, а также знаки умножения, деления, уравнения, задачи и все прочее дерьмо. Каждый урок мисс Грант начинает с разминки, как она это называет. Я же называю это поездкой в ад. Каждый раз она вызывает несколько человек к доске, где они под ее диктовку должны записать и вычислить значение различных примеров в уме. Нельзя делать абсолютно никаких письменных заметок.

Как думаете, насколько успешно я справляюсь с этой разминкой? Правильно, я позорюсь каждый долбаный раз. Обычно смешки в классе начинаются еще до того, как я успеваю дойти до доски, потому что даже одноклассники подозревают, что мой лучший друг – это калькулятор.

Абсолютно не помогает ситуации то, что в моем классе по математике на протяжении всех лет сидит парень с хронически недовольным выражением лица. Леви силен во всех этих формулах, графиках и прочей ереси. Неудивительно, ведь он собирается стать архитектором. Это не балет, где от математики требуется лишь счет такта.

У Леви острый ум, наблюдательный глаз и до ужаса красивое телосложение пловца. Последняя черта никак не относится к его математическим способностям. Каждое утро, я вижу, как он вальсирует в сторону школьного бассейна, чтобы усовершенствовать свою… плавучесть?

Боже, Андерсон, опять не о том думаешь.

Я вздыхаю и начинаю молиться всевозможным богам, чтобы сегодня выбор мисс Грант пал не на меня.

– Всем добрый день, – улыбается она.

За этой улыбкой скрывается дьявол, я уверена.

– Сегодня, как обычно, начнем с нашей любимой разминки.

Да-да, определенно любимой.

Я жую свою щеку, на которой скоро не останется живого места, и нервно жду ее следующих слов.

Дорогой Бог, если ты существуешь, молю тебя – избавь меня от этого. Помоги мне, и тогда я обещаю убрать из своего лексикона фразу «черт возьми».

– Аннабель Андерсон, прошу, продемонстрируйте нам свои таланты.

Черт возьми. Недорогой Бог, на всех правах оставляю эту фразу себе.

Глава 5

Леви

Я сижу на уроке и пытаюсь угомонить свои разбушевавшиеся нервы. Гнев переполняет меня с того момента, как я увидел, что этот ублюдок Лиам обнимает и трогает ее своими руками. Руками, которые следовало бы вырвать из его гребаных плеч. Прикасался к ней там, куда я даже смотреть иногда боялся ради своей же безопасности и сохранения контроля. Она улыбалась ему так, как никогда не улыбалась мне.

Ну, ты и не ее друг.

Непонятно, кем мы друг другу приходимся. Но почему-то когда я стоял там и смотрел, как ее маленькое хрупкое тело исчезает в его объятиях, моя кровь превращалась в лаву.

Я не ревную. Я не ревную. Просто хочу его убить.

Во мне появляется неизвестная кровожадность при мыслях о том, что он может прикасаться к ней, разделять ее радость или грусть, оказывать ей поддержку и помогать поверить в себя. В то время как я совершенно бессилен, потому что являюсь размытым пятном в ее жизни. Мне известно о Бель достаточно много, но одновременно мало. Я старался всегда быть в курсе событий ее жизни, но мне хочется знать больше. Быть тем, кому она сможет довериться и подарить одну из своих искренних улыбок.

Итак, методом глубоких размышлений и психоанализа я прихожу к выводу, что хочу перестать быть тупицей и сделать шаг навстречу Аннабель Андерсон. Только есть проблема: она имеет полное право от меня отвернуться.