9,99 €
…Вы нашли среди вещей своего отца старую аудиокассету и потрепанный дневник. И застыли от ужаса. Потому что, читая пожелтевшие страницы, поняли: ваш отец был причастен к самому громкому преступлению последних 30 лет. А с магнитной пленки доносится инструкция преступников, диктующая, куда им должны привезти деньги. И читает ее… ваш детский голос! Для Сонэ Тосии, преуспевающего портного, эта запись звучит как похоронный набат. Особенно когда он получает по почте визитку журналиста местной газеты. Тосия понимает: об этой истории какимто образом прознали, и теперь его имя будет безжалостно вываляно в грязи. Как спасти свою честь, как обезопасить от позора маленькую дочь? И Тосия решает разобраться сам, что же произошло 30 лет назад, когда преступная группа устроила самое большое покушение на убийство в истории Японии…
Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:
Seitenzahl: 528
Tsumi no koe © 2019 Takeshi Shiota.
© Лазарева Д.С., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. «Издательство «Эксмо», 2021
Низкий гул, звучавший словно в самом сердце, заглушил посторонние звуки.
Ткань, которую он разложил на гладильной доске, была спокойного серого цвета и чуть блестела. Взяв распылитель с водой, Сонэ Тосия, окидывая взглядом состояние ткани, несколько раз сбрызнул ее.
Обтягивающий грудь, зауженный в талии – костюм для упорного и в то же время скромного мужчины. Настоящий британский стиль. Многие клиенты отдавали предпочтение легким и удобным итальянским костюмам, но для Тосии самыми изысканными оставались не подвластные моде «англичане».
Он взялся за деревянную ручку парового утюга, которая от въевшейся в нее грязи приобрела коричневатый оттенок, и стал водить им по куску необходимой для изготовления одного костюма ткани размером 3,2 метра. «Усадка» – это распрямление материала, полученного из оптовой фирмы, первый этап в процессе изготовления костюма. Паровой утюг, использовавшийся еще с давних времен, с помощью шланга был соединен с маленьким резервуаром с водой.
Гладильная доска была вакуумного типа: впитывая тепло и пар, она сохраняла ткань ровной и гладкой. Подобно внезапно включающемуся среди ночи холодильнику, доска начинала гудеть, моментально поглощая окружающие звуки. Уличный шум совершенно не проникал внутрь мастерской.
Видя перед собой всего лишь цельный кусок ткани, представлять силуэт будущего костюма – наслаждение для портного, его привилегия. В последнее время появились ателье, небрежно относящиеся к подготовительному этапу, но для Тосии «усадка» была не хлопотной обузой, а процессом первостепенной важности.
Через час, прогладив ткань с лицевой и изнаночной стороны, он перекинул ее через вешалку-перекладину. Выключив утюг, похлопал себя по пояснице. Хотел было передохнуть, но, забеспокоившись о том, все ли в порядке в ателье, которое он на некоторое время оставил без внимания, покинул мастерскую и прошел туда.
Окинул взглядом пустое ателье. Площадь в 25 цубо[1] – вполне достаточно для фирмы, управляемой индивидуальным предпринимателем. На витрине и в центре ателье были развешаны костюмы и образцы тканей, а по обеим стенам с восточной и западной сторон выставлено около тысячи их видов.
На смартфоне, оставленном на прилавке, мигал зеленый огонек, извещающий о получении сообщений по электронной почте. Среди переполнявшего ящик «Входящие» рекламного мусора бросилось в глаза письмо с темой «Просьба». От мамы.
Вечером Тосия должен был навестить маму, и в этот раз она попросила его принести альбом и фотографии. Может быть, будет разбирать их? Он представил себе мать, у которой имелось слишком много свободного времени, и по его губам пробежала легкая улыбка. Отправив короткий ответ, посмотрел на высветившееся на экране время. Начало третьего. До вечера еще есть время. Но Тосия привык решать текущие вопросы сразу же, иначе потом не мог сосредоточиться на работе. Такой уж у него характер. Он опять вернулся в матерскую и поднялся на второй этаж.
Прошло 33 года с тех пор, как его отец Мицуо открыл в жилом квартале северной части Киото ателье «Костюмы на заказ Сонэ». Тосия с трехлетнего возраста жил в этом доме, служившем одновременно ателье. Каждый раз, когда он слышал, как сильно скрипит лестница, как бы тихо он ни старался наступать на ступени, или видел неудобный тесный туалет, он чувствовал древность и дряхлость, которые невозможно было скрыть.
В период бурного экономического подъема[2] вдоль главной улицы, проходившей рядом со станцией, вырастали спроектированные знаменитыми архитекторами элегантные здания, которые в качестве фирменного знака престижных районов неоднократно украшали первые страницы местных журналов, в то время как старые здания и магазины исчезали, подобно зубам, выпадающим из слабых десен. Но ателье «Костюмы на заказ Сонэ», как качающийся маятник, оставалось неподвластно времени: оно не пыталось соответствовать новым веяниям и в то же время сумело выжить.
Тосия, скрипя половицами, поднялся на второй этаж. Его тут же обдало волной настолько горячего воздуха, что он начал задыхаться и моментально покрылся потом. Тосия родился и вырос в Киото, поэтому не придирался к его климатическим особенностям, но все же с нетерпением ждал окончания лета.
Комната матери располагалась в конце коридора, шедшего от лестницы. Тосия открыл тонкую дверь: в комнате было еще жарче, и он не смог сдержать раздражения. Включив свет, нажал кнопку «Пуск» на висевшем рядом пульте. Сонно загудел кондиционер. Сложив руки веером, Тосия направил на лицо струю спасительного воздуха-ветра и еще раз оглядел простую и аккуратную комнату.
Четыре дня назад за едой мать начала кашлять кровью. Тосия отвел ее в гостиную, а жена Ами сразу же позвонила на номер 119[3]. Забеспокоившись при виде необычно встревоженных родителей, двухлетняя Сиори зарыдала, и завтрак превратился в поле битвы. Как ни странно, наиболее спокойной осталась сама больная, проявившая необыкновенную твердость, утешая Сиори и отгоняя от нее сына.
После обследования был поставлен диагноз «язва желудка» и назначено двухнедельное лечение в больнице. Вспомнив, как неожиданно скончался от субарахноидального кровоизлияния отец, Тосия не на шутку встревожился, но, когда врач заверил его в том, что жизни матери ничего не угрожает, немного успокоился.
Фотоальбом, за которым он пришел, должен был лежать в ящике телефонной тумбочки; правда, сейчас на ней стоял аудиоплеер. Тосия, наклонившись, выдвинул нижний и самый большой ящик. В нем лежали большие коричневые конверты, ножницы, которыми пользовался отец, пуговицы, шариковые ручки. Вероятно, все это было оставлено в память об отце, но находилось в не свойственном матери беспорядке.
И тут Тосия увидел в глубине тонкую картонную коробку, сильно смятую и потерявшую форму. Подумав, что в ней могут быть отцовские рабочие инструменты, он взял ее в руки. Однако, открыв квадратную крышку, увидел кассету и черную кожаную тетрадь, лежащие в прозрачном пластиковом контейнере.
– Это еще что такое? – удивленно произнес Тосия, открыв тетрадь.
Выгоревшие листы были исписаны по-английски. Темно-синие чернила указывали на то, что, скорее всего, использовалась авторучка. Тетрадь выглядела довольно старой. Какая связь может быть между отцом, который всю свою жизнь был портным, и этим английским текстом?
Тосия попытался что-то прочитать, но тут было слишком много непонятных слов, а длинные предложения словно имели целью запутать читателя, поэтому решимость его быстро угасла. И хотя Тосия сгорал от нетерпения узнать, о чем же там написано, до вечера он вряд ли управился бы.
Вместо этого Тосия решил послушать кассету. Тем более что прямо перед ним стоял старый плеер. Верхняя половина кассеты была белого цвета, нижняя – зеленого: напоминание об эпохе Сёва[4]. Белая часть, похоже, предназначалась для надписи, но та отсутствовала.
Тосия поставил кассету стороной А и нажал кнопку воспроизведения. Раздался неприятный звук, а затем послышался шум. Заговорили двое – мужчина и женщина. Тосия сразу определил, что мужской голос принадлежал отцу. Ласковый женский голос вкрадчиво похвалил зажигалку отца. Громко зазвучало вступление к популярной японской песне, послышались аплодисменты и звуки бубна.
Происходило это, по всей видимости, в баре. Когда отец был в хорошем расположении духа, он брал с собой в бар еще маленького Тосию, и тот высказывал хозяйке все свои жалобы, о которых молчал дома. Нахлынули воспоминания, Тосия расслабился.
На мгновение звук прервался, и раздался голос поющего мальчика: «Я, я засмеюсь…»
– А, Кадзами Синго[5], – улыбнулся Тосия. Несмотря на детский голос, он понял, что тот принадлежал ему.
Продолжилось неуверенное пение, сопровождавшееся женскими возгласами и звуками бубна. Временами оно прерывалось, но в целом было довольно вдохновенным. По окончании «певцу» был оказан теплый прием, и на этом запись закончилась.
Тосия вспомнил, что в то время у отца были короткие волосы. В последние годы его жизни в них была заметна седина, но тогда ему было, наверное, лет тридцать. Тосия подумал, что время от времени отец, должно быть, слушал эту кассету. Перед ним всплыло лицо Сиори, и защемило сердце.
Он уже собрался вытащить кассету, как опять раздался неприятный треск, а затем: «Авто-бусная оста-новка, Дзё-нангу, скамейка…»
Это тоже был его детский голос, тот же, что исполнял песню Кадзами Синго.
– «В направлении Киото проехать по линии Итиго… два километра, автобусная остановка, Дзёнангу, скамейка, сесть сзади…»
Запись оборвалась.
– Это еще что?
Опять – так же, как и когда он просматривал тетрадь – его пронзило странное чувство; видимо, сказывалось почти полное отсутствие посторонних шумов. Ему почудился какой-то тихий звук, но шел ли он откуда-то с улицы, или его издавала поврежденная кассета, понять было невозможно. Во всяком случае, Тосия совершенно не помнил, чтобы на записи могло быть что-то подобное.
Слово «дзёнангу» тут же превратилось в название синтоистского храма в Фусими[6]. «Скамейка, сзади» – задняя часть скамейки на ближайшей автобусной остановке. Поначалу Тосия решил, что эта запись – часть детской игры в кладоискателей, но его не оставляло ощущение, что голос звучит неестественно и записан так явно специально. По крайней мере, обычным желанием запечатлеть милые детские фразочки здесь и не пахло.
Тосия быстро прокрутил кассету в ускоренном режиме, чтобы убедиться, не записано ли на ней что-то еще, но больше ничего не было. Он еще раз перелистал страницы черной кожаной тетради, размышляя о том, что, наверное, слишком серьезно к этому отнесся…
«Гинга» «Мандо»
Неожиданно наткнувшись на эти слова, Тосия замер. На последнем развороте обнаружились надписи на японском языке. На левой странице – «Гинга», на правой – «Мандо». Оба – известные в Японии производители кондитерских изделий. Аккуратно были обозначены выручка, количество сотрудников, имена президентов обеих компаний. А это-то здесь зачем и почему?.. Короче, ничего не поймешь, пока не прочитаешь предшествующий английский текст.
Однако когда он закрыл тетрадь, в его памяти всплыло дело «Гин-Ман». Это было нашумевшее дело, охватившее район Кансай[7], когда Тосия был ребенком. Он и сейчас ясно помнил портрет мужчины с лисьими глазами. Отец и английский текст, английский текст и производители кондитерских изделий, отец и производители кондитерских изделий… Ни одно из этих сочетаний не имело никакого смысла. Существует ли какая-то связь между тетрадью и кассетой?
Благодаря кондиционеру вспотевшая спина охладилась.
Совершенно забыв про альбом, который просила мать, Тосия с зажатой в руках тетрадью выбежал из комнаты. Спустившись по скрипящим ступеням лестницы, вернулся в мастерскую и, открыв дверь, тут же прошел в ателье. Бросился к стоящему на стойке массивному ноутбуку и быстро заработал мышкой.
Вбив в поисковике дело «Гин-Ман» и кликая на появившиеся ссылки, Тосия пробегал глазами по тексту. Похоже, что это дело было значительно более запутанное, чем он думал.
Тосия считал, что все ограничилось лишь подбрасыванием на полки магазинов сладостей с добавленным в них ядом, но оказалось, что это переросло в серьезное происшествие, начавшееся с похищения главы компании «Гинга», за которым последовал масштабный шантаж производителей продуктов питания и кондитерских изделий. Примерно через полтора года после похищения главы компании преступная группировка объявила о прекращении преследования кондитеров и исчезла. А в феврале 2000 года дело о череде преступлений было полностью закрыто по истечении срока давности.
Вдруг палец Тосии, прокручивавший экран, застыл.
«Для контактов с потерпевшими компаниями преступниками использовались кассеты с записями женских и детских голосов».
Сердце Тосии учащенно забилось, по коже пробежал мороз, а потом в ней словно открылись все поры. Компьютерная мышь в ладони тут же стала скользкой от пота.
Чтобы услышать кассету, которую использовали преступники, он прошерстил кучу сайтов. До сих пор, хотя с того времени прошел 31 год, в Сети хранилось большое количество подобных материалов. Однако то, что он искал, никак не попадалось, и раздражение в нем усиливалось. Наконец шестой по счету открылась какая-то документальная программа. Зазвучала запись голоса мальчика, используемая для шантажа производителя продуктов питания «Хоуп».
– «В направлении Киото проехать по линии Итиго… два километра, автобусная остановка, Дзёнангу, скамейка, сесть сзади».
Тосия, как одержимый, снова и снова прокручивал эту запись. Может быть, все-таки будет какое-то отличие? Он неотступно думал об этом, продолжая нажимать на воспроизведение. Однако и текст, и внешние звуки были абсолютно одинаковыми. По мере того как Тосия прослушивал запись, подозрения перерастали в уверенность.
Не обращая внимания на льющийся со лба пот, он возвел глаза к небу.
Это был его собственный голос.
Звучал низкий, мрачный смех.
Трое взрослых подуставших мужчин приличного возраста, одетых в костюмы, сидели в ряд на диване, устремив глаза на телевизор. На экране корчился от боли студент, вывихнувший палец, ударившись им о дверь собственного дома. Подбежавшая к нему взволнованная бабушка вывихнула палец, ударившись им о спину внука.
В комнате опять раздался мрачный смех. Одним из тех, кому он принадлежал, был Акуцу Эйдзи, который, пытаясь сдерживаться, делал заметки.
Телевизионная компания в Осаке. В глубине этажа, на котором располагался рекламный отдел, словно тайная комната, затерялось помещение для журналистов. Туда приходили и сотрудники отделов культуры общенациональных газет, такие как Акуцу, но в основном собирались журналисты из спортивных изданий, пишущие о жизни звезд. Вот и сейчас находившиеся слева от Акуцу двое мужчин были коллегами из спортивных газет.
– Тацута-сан-то как хороша…
Это со своей обычной улыбкой произнес коротко стриженный мужчина из рекламного отдела; их основной обязанностью был контроль за написанием текстов журналистами.
– Да… лет пятнадцать назад она была чертовски привлекательна.
– А сейчас жалкое зрелище, не так ли? Но эта роль неожиданно может оказаться для нее перспективной, – стараясь не обидеть собеседника, возразил репортер из спортивной газеты. Тацута, о которой шла речь, была актрисой, исполнявшей роль бабушки, вывихнувшей палец, и Акуцу тоже помнил, какой она была пухленькой.
Уже шла последняя декада августа. На октябрь было запланировано начало показа ночного комедийного сериала, и сейчас в комнате проходил первый закрытый просмотр отснятого материала. Правда, журналистов собралось всего ничего – как раз эти трое мужчин, сидевших на диване.
Ну, вроде на двадцать пять строчек материала получается…
Акуцу придумал оставшиеся две, и теперь в его голове окончательно оформился текст материала, состоящий из четырех абзацев. Оставалось попросить прислать по электронной почте рекламные фотографии. Он уже решил, что сразу поедет домой, а по пути съест говяжью котлету под пивко в своем любимом ресторанчике европейской кухни…
Журналист протянул руку за стаканом с холодным зеленым чаем, стоящим на низком столике, и в этот момент в его сумке, лежащей на полу, завибрировал смартфон. На экране высветилось «Отдел культуры». Извинившись, Акуцу встал и, выходя, провел пальцем по экрану.
– Прошу прощения за беспокойство…
Звонил заведующий отделом шоу-бизнеса Томита. Он был просто потрясающим начальником и никогда не выказывал свое превосходство. Всегда в хорошем настроении, независимо от того, пил он алкоголь или нет, готовился ли опубликовать сенсационную новость или, наоборот, его кто-то опережал.
Выйдя из комнаты, Акуцу спросил:
– Что-то случилось?
– Тут звонил Тории-сан…
Услышав это имя, Акуцу приложил правую руку ко лбу, физически и морально готовясь к тому, что Томита скажет дальше. Тории заведовал отделом происшествий, и его имя всплывало в первую очередь, когда в редакции заходила речь о криминальных репортажах.
– Он просил немедленно прийти в отдел городских новостей.
Слова, которые и ожидал услышать Акуцу, прозвучали неуверенно.
– Алло, ты меня слышишь? – В голосе Томиты ясно слышалось сочувствие.
– А что, нужен именно я? Может быть, кто-то другой свободен…
– Он назвал тебя.
– И что, других вариантов нет?
– Нет. Пока.
В том, как ловко он закончил разговор, не было уже никаких признаков недавнего сочувствия. Вздохнув, Акуцу в гневе дернул дверную ручку.
Когда Акуцу вернулся с телевидения в отдел культуры газеты «Дайнити», Томиты уже не было. Шеф – образец соблюдения норм, предписанных Министерством здравоохранения, труда и благосостояния в отношении ухода с работы, когда все дела закончены, – привлекателен для подчиненных. Но когда у тебя возникает сильное желание пожаловаться, а кресло начальника пустует, это вызывает разочарование. Акуцу, положив сумку на свое место, вышел из комнаты.
Отдел культуры находился этажом ниже остальных отделов редакции. Из-за того, что в обычное время его сотрудники были ограждены от надутых физиономий грозных начальников и постоянного ора накануне дедлайнов, каждый раз, поднимаясь по этой покрытой линолеумом лестнице, Акуцу чувствовал стресс. Сейчас он машинально щелкал ручкой, которую держал в руке.
Помимо отдела городских новостей, на верхнем этаже располагались экономический, спортивный и финансовый отделы, и, хотя формально они были разделены, между ними отсутствовали перегородки, и все пространство было переполнено суетливо снующими людьми. Акуцу работал здесь 13 лет. И все эти годы, когда перед ним возникала эта картина, у него постоянно возникало желание побыстрее вернуться домой.
Акуцу робко направился в отдел городских новостей, располагавшийся ближе всех ко входу. Приветствуя взглядом коллег, занятых телефонными интервью и копированием, он замедлил шаг, подходя к Тории, который, сидя на диване, обсасывал сушеного кальмара. Волосы его были разделены старомодным пробором, что часто можно увидеть на черно-белых фотографиях. И в том, что касается профессиональной этики, он тоже застрял в прошлом.
– Что-то ты поздно…
Без тени улыбки Тории достал изо рта сушеного кальмара. А когда Акуцу в свою очередь приветливо улыбнулся, показал кончиком кальмара в направлении переговорной.
С восточной и западной сторон этажа было по одной переговорной. Акуцу с Тории вошли в комнату меньшего размера, которой в основном пользовались сотрудники отдела городских новостей. Кроме стоявшего посередине длинного стола, внутри были лишь стулья и белая доска, а из-за отсутствия окон было душно, как в комнате для допроса.
Включив свет, Тории сел на стул напротив Акуцу.
– Сериалом занимаешься? – Опять кладя в рот сушеного кальмара, он бросил перед Акуцу скрепленные степлером листы А4.
– Пока только смотрел видео в пресс-центре.
– Материал получится?
– Ну, наверное…
– Да… Хорошая у тебя работа! Это все, что ты сделал сегодня?
Такого рода едким замечаниям Акуцу нередко подвергался во время совместных ночных дежурств. В связи с появлением термина «харассмент» даже начальство стало избегать слишком прямых высказываний, но Тории продолжал плыть против течения. Он относился к типу людей прошлой эпохи, опьяненных собой.
Акуцу, не дав вразумительного ответа, опустил глаза на листы бумаги, лежавшие перед ним. Заголовок на первом листе гласил: «Обитатели бездны (временное название)».
– Итоговый проект года. Проще говоря, специальный выпуск нераскрытых дел эпох Сёва и Хэйсэй[8].
Было указано планируемое количество публикаций (5–10), а внизу написано: «Дело “Гин-Ман”. Правда через 31 год». У Акуцу появилось неприятное предчувствие.
– Осакская главная редакция займется делом «Гин-Ман».
– «Гин-Ман»?
Глядя на просматривающего план Акуцу, Тории, подавшись вперед, произнес:
– Ну как? Интересно ведь, правда?
– Нет… По-моему, это ужасно.
– Именно. Ужасно. Настолько, что хочется попросить помощи не только у кошки, но и у иваси[9]. Поэтому я и хочу подключить тебя к этому делу.
– Подождите! Я же ниже, чем иваси.
Акуцу поднял голову, чуть было не сказав, что это не шутка. Для «изнеженного человека» заниматься таким крупным делом под руководством Тории – настоящая катастрофа.
– Но… у меня сейчас много другой работы…
– Хочешь сказать, что занят?
С самого начала работы в редакции Тории не вылезал с мест происшествий и, пройдя через позицию руководителя группы репортеров, работавших в полиции префектуры Осака, занял пост редактора отдела происшествий в отделе городских новостей. Наверное, немного найдется людей, которые смогут ссылаться на занятость перед подобным человеком. В комнате, которая окончательно превратилась в допросную, Акуцу молчал, воспользовавшись правом не отвечать на вопросы.
– Нечего молчать. Я уже поговорил с Томитой.
– Что? Уже поговорили?
Это был удар, нанесенный из-за спины своим же. Сердце Акуцу было разбито. От одной мысли о том, что впереди его ждут нелегкие деньки, он почувствовал слабость в теле, как во время простуды.
– Посмотри-ка следующую страницу плана.
Похоже, Тории решил незамедлительно приступить к работе. Акуцу послушно перелистнул страницу.
Дело о похищении Фредди Хайнекена…
– Имеется в виду компания-производитель пива «Хайнекен»?
– Ты разве не слышал о деле, связанном с похищением главы этой компании?
– …Извините.
Тории нарочито тяжело вздохнул и, сунув в рот сушеного кальмара, кивнул, что также могло означать: «Давай, читай!». Акуцу смущенно опустил голову и стал просматривать материал.
В ноябре 1983 года в Амстердаме группой местных молодых людей были похищены Фредди Хайнекен – управляющий компанией «Хайнекен», мирового пивного бренда – и его водитель. Через три недели в обмен на сумму 35 миллионов гульденов (на тот момент примерно 2 миллиарда иен) оба были освобождены. В течение года трое из преступной группировки были арестованы полицией, установившей место, где держали похищенных, но, несмотря на задержание еще двух организаторов преступления в Париже в феврале 1984 года, местонахождение большей части полученной денежной суммы до сих пор не известно…
Действительно, происшествие серьезное, но было непонятно, как оно связано с делом «Гин-Ман», а также с осакским репортером из отдела культуры. Заметив, что Акуцу сидит с непонимающим видом, Тории достал изо рта сушеного кальмара и заговорил:
– Президент компании «Гинга» был похищен через четыре месяца после дела «Хайнекен».
– Что? Между «Гинга» и «Хайнекен» есть связь?
– Посмотри третью страницу.
Акуцу понимал, что относится к тому типу людей, кому легко заговорить зубы, – но с взволнованным выражением лица перевернул страницу.
Там было напечатано содержание записей, сделанных репортером брюссельского бюро. В них говорилось о «человеке, который после дела о похищении Хайнекена и освобождения заложников в течение некоторого времени под видом полицейского агента собирал сведения вокруг места происшествия». Велика вероятность того, что этот человек – «мужчина-азиат, проживающий в Лондоне», и, по словам хозяина китайского ресторана в Амстердаме, по всей видимости, «хорошо знаком с китайским кварталом Лондона». До ареста преступников им также интересовалась местная полиция.
Записи, несомненно, интересные, но информации слишком мало. Акуцу посмотрел на Тории взглядом, требующим разъяснений.
– Записи, скорее всего, сделаны в восьмидесятых годах, а репортера уже нет в живых.
– То есть это все, что есть?
– Да. Кстати, за исключением фильма, информации на японском языке, касающейся похищения Хайнекена, почти нет.
– А на английском?
– В Сети вроде есть несколько статей, но в основном все на голландском.
– Понятно…
Получается, ему придется писать материал на основе такой ерундовой информации? Акуцу не имел никакого понятия, где можно разузнать что-нибудь более стоящее. Единственное, в чем он был уверен, это отсутствие среди его знакомых голландцев.
– За границей, когда случается похищение, необязательно выезжает полиция. Довольно часты случаи, когда члены семьи передают деньги преступникам, и те отпускают заложников.
– Да, я слышал об этом.
– В Лондоне существуют компании, занимающиеся управлением рисками, и есть люди, которые ведут переговоры.
– Да, они на всем пытаются делать деньги.
– Я слышал, что репортер из европейского бюро знает бывшего сотрудника этой компании, который когда-то вел переговоры. – Тории проглотил ставшего совсем маленьким сушеного кальмара. – Но он, кажется, на какое-то время уедет в командировку в Шотландию, и в Лондоне его не будет. Одним словом… Акуцу, ты уже понял, к чему я это говорю?
– Нет. Что вы имеете в виду?
– У тебя же вроде экзамен по английскому на первый уровень сдан?
Акуцу, наконец уловивший скрытый умысел Тории, пришел в ужас от собственной наивности.
– На неполный первый уровень. К тому же сдавал я его в студенческие годы.
– Но это же, наверное, почти то же самое…
– Нет, совсем не то же самое. Те, у кого есть неполный первый уровень, занимаются несколько лет, прежде чем сдают на первый.
– Ты что, себя все еще новичком считаешь? Уже ведь больше десяти лет прошло со студенческой поры.
– Но я все это время совсем не занимался. Наоборот, если б сдавал сейчас, то и неполный первый не сдал бы.
Эта командировка, несомненно, придумана для того, чтобы с помощью интервью с человеком, проводящим переговоры с похитителями, который не имеет никакого отношения к этому делу, приукрасить довольно серый проект. В общем, полная чепуха. Именно поэтому был выбран репортер из отдела культуры, у которого явно имеется масса свободного времени.
– Короче говоря, я посылаю тебя в Лондон. Прежде всего, тебе нужно расспросить бывшего переговорщика о похищениях предпринимателей. А затем найти того азиата с записей.
Акуцу не поверил своим ушам. Конечно, и раньше в своей работе ему приходилось терпеть разные несправедливости, но это уже перебор. Скорее всего, на этот проект неожиданно выделили большой бюджет, поэтому и решили отправить в Лондон журналиста, чья основная цель – интервью с бывшим переговорщиком. Ну, а поиск азиата и тому подобное – всего лишь дополнение, чтобы журналист не расслаблялся. Но в любом случае Акуцу, которому необходимо будет представить записанное интервью, придется задавать вопросы на ломаном английском… В подобной командировке расслабиться точно не удастся.
– Прошло уже больше тридцати лет… Разве возможно найти того азиата?
– Откуда такие мрачные мысли? Зато если найдешь его, это будет сенсация!
– Этого азиата интересовало только дело Хайнекена. Мне кажется, вероятность того, что здесь существует какая-то связь с делом «Гин-Ман», довольно мала.
– Слушай, вот ты готовишь материал по бездарному сериалу, так? Задача репортера из отдела культуры – написать об этом интересно, правда? Вот и тут никто не ожидает от тебя серьезной статьи. Так, легкий жанр…
Давая понять, что разговор окончен, Тории поднялся, выключил свет и вышел из комнаты. Теперь к повседневной работе добавится еще написание материала для этого проекта… Похоже, в ближайшее время на выходные можно не рассчитывать.
Глядя из темной комнаты вслед выходящему Тории, Акуцу решил, что сегодня он точно съест говяжью котлету и выпьет «Хайнекена».
В полном соответствии с информацией из путеводителя, небо Лондона было темным.
Когда Акуцу, сев на экспресс в аэропорту Хитроу, прибыл на станцию «Паддингтон», ему тяжело было даже встать с места. Глубокой ночью он вылетел из аэропорта Кансай[10], сделал пересадку в Международном аэропорту Хамад в Дохе и после примерно 20 часов путешествия наконец добрался до Англии.
Особенно утомительным был перелет из аэропорта Кансай в Доху. Сидевший рядом европеец, словно это само по себе подразумевалось, монополизировал подлокотник, смотрел фильмы и смеялся, а потом захрапел. Сидевший впереди пассажир, тоже не стесняясь, откинул спинку своего кресла, и почти все время, за исключением взлета и посадки, колени Акуцу больно упирались в нее.
Акуцу шел по отнюдь не ровному тротуару. Колеса его чемодана издавали неприятный звук, а идущие широкими шагами люди то и дело обгоняли его. Пройдя по городу всего лишь десять минут, он понял, что лондонцы практически не обращают внимания на сигналы светофора.
Благодаря точной карте, распечатанной в Японии, Акуцу, нигде не плутая, благополучно добрался до отеля. Вокруг по обе стороны дороги рядами стояли белоснежные, в европейском стиле, жилые дома, а круглые колонны и симметрично расположенные прямоугольные окна усиливали ощущение пребывания в Европе, и были они настолько красивы, что возникало желание взять в руки кисть и написать картину.
Акуцу не понял и половины из того, что быстро проговорил портье, но ему удалось и оплатить депозит, и без труда зарегистрироваться. Он не был доволен номером, который оказался настолько тесным, что не получилось даже разложить полностью чемодан, но после того, как путешественник принял горячий душ, его настроение немного улучшилось.
Закончив распаковывать вещи, Акуцу достал из кожаного рюкзака папку-держатель. Вытащил из нее тетрадь и посмотрел на наручные часы. Было только начало второго. До запланированной встречи оставалось еще немного времени.
Тетрадь он начал вести с тех пор, как был включен в группу, занимающуюся делом «Гин-Ман». Как правило, каждый репортер, начинающий участвовать в особом проекте, заводит специальную тетрадь. Конечно, на компьютере печатать быстрее, но, для того чтобы информация лучше укладывалась в голове, Акуцу имел обыкновение аккуратно вести записи своей любимой ручкой.
Дело «Гин-Ман» началось с того, как вечером 18 марта 1984 года из собственного дома в городе Нисиномия префектуры Хёго был похищен глава компании «Гинга» Кикути Масаёси. На протяжении примерно полутора лет, до того как 12 августа 1985 года было сделано заключительное заявление преступной группировки, производители кондитерских изделий и продуктов питания, имеющие основные офисы и филиалы в районе Кансай, один за другим получали неоднократные угрозы; дошло даже до покушений на их жизнь.
В общей сложности фирм, получавших по очереди угрозы, было шесть: «Гинга», «Матаити сёкухин», «Мандо сэйка», «Хоуп сёкухин», «Хатоя» и «Сэццуя». О преступных действиях в отношении «Матаити сёкухин» стало известно уже после того, как начали поступать угрозы в адрес «Мандо сэйка», поэтому делу дали название «Гин-Ман», но эти две компании действительно понесли огромные потери. Что касается «Гинга», то, после того как был похищен ее глава, устраивались поджоги в компаниях-партнерах, поступали угрозы, дошло даже до слухов о проведении нечестных сделок, и все это в итоге сильно навредило репутации компании. Кондитерские изделия производства «Мандо сэйка» с добавленной в них синильной кислотой в большом количестве подбрасывали не только в районе Кансай, но и в Токио и Нагое[11], и компания была вынуждена убрать всю свою продукцию с полок магазинов. Было остановлено производство, многие внештатные сотрудники были уволены. Акции предприятия, которые перед самым началом этих событий стоили почти 700 иен, в конце года упали до 400 иен. Обе компании совершенно несправедливо оказались в глубочайшем кризисе.
Прошло более тридцати лет, но дело это не забыто и по сей день. Причина, наверное, кроется в том, что оно приняло такой оборот, которому может позавидовать иной детективный роман-бестселлер. Развернувшееся и зашедшее в тупик противостояние между преступной группировкой и полицией во время передачи наличных денег; написанные на кансайском диалекте[12] письма с угрозами и письменными вызовами, распространявшиеся с использованием средств массовой информации; вызывающий неприятные чувства портрет мужчины с лисьими глазами; бросившие кучу вещей и бесследно исчезнувшие преступники… Происшествие в духе театральной постановки, подобного которому не было не только в истории Сёва, но и во всей криминальной истории страны.
Просмотрев записи, Акуцу вздохнул. С какой стороны ни взгляни, он совсем не тот человек, который способен вести расследование этого дела. Он с удовольствием передал бы его, если б вдруг нашелся кто-то, желающий принять это задание. Полмесяца назад ему и в голову не могло прийти, что для журналистского расследования он отправится в Англию…
Акуцу опять опустил глаза в тетрадь. В деле о похищении был один момент, который не давал ему покоя.
Почему все-таки похитили взрослого человека?
31 год назад, 18 марта, примерно 9 часов вечера. В том году стояла небывало холодная зима, температура воздуха была ниже обычной на 7–8 градусов, и даже многие районы Западной Японии накрывали обильные снегопады. И с наступлением марта не прекращались пронизывающие ледяные ветра, а в день похищения моросил холодный дождь.
В семье Кикути было шесть человек: сам Масаёси, его жена, трое детей и мать. Мать по имени Фусаё жила в соседнем отдельном доме. В момент похищения Масаёси его старший сын, ученик 5-го класса начальной школы[13], и средняя дочь дошкольного возраста находились на втором этаже в ванной, жена и старшая дочь-второклассница – в спальне на том же этаже, Фусаё – в своем доме.
Нападавших было двое. Один, мужчина средних лет, держал в руках ружье; второй, молодой, – пистолет. Оба были маленького роста, в балаклавах и одинакового цвета куртках. В тетради у Акуцу первый был записан как А, второй – как Б.
Используя стремянку, они проникли на территорию через живую изгородь со стороны дома Фусаё, в котором не было охранной сигнализации. Разбив стеклянную дверь черного входа, вошли внутрь. «Всем сидеть тихо!» Преступник А направил ружье на Фусаё, которая смотрела в гостиной только что начавшийся сериал. Преступник Б имевшейся у него виниловой веревкой и электрическим шнуром из гостиной связал запястья и лодыжки Фусаё и начал требовать у нее рассказать, где находится ключ от соседнего дома Масаёси. Они заклеили ей глаза и рот скотчем, а уходя, обрезали телефонный и телевизионный провода.
Проникнув в дом Кикути со стороны подсобной комнаты, похитители прежде всего направились в спальню на втором этаже, где находились жена и старшая дочь. На крик старшей дочери Мисако один из преступников произнес: «Мисако-тян[14], успокойся». Мать с дочерью, которым преступник Б обмотал запястья скотчем, были заперты в находившемся в глубине туалете.
Вломившись в ванную комнату, расположенную напротив, преступник А направил ружье в грудь Кикути и произнес: «Сиди тихо, не вздумай поднимать шум». Он заставил его пройти в туалетную комнату и обмотал вокруг голой поясницы полотенце. В таком виде Кикути повели в детскую, но из-за того, что один из похитителей обрезал телефонную линию, сработала сигнализация, поэтому они засуетились, и пришлось потащить его назад. Выйдя из подсобной комнаты на первом этаже и пройдя через двор дома Фусаё, преступники вместе с заложником через главные ворота вышли на улицу.
К дому тут же подъехал красный двухдверный спортивный автомобиль, и Кикути через переднее пассажирское место затолкнули на заднее сиденье. В этот момент с головы преступника Б сползла балаклава, и Кикути убедился в том, что это молодой человек. По ночному городу машина поехала в направлении Осаки.
Все средства массовой информации отправили своих журналистов в Нисиномию для освещения дела о похищении главы крупной компании, совершенном таким грубым способом. После того как на следующий день в утренних выпусках было опубликовано сообщение под заголовком «Похищение главы “Гинга”», полиция и СМИ заключили беспрецедентное информационное соглашение. Ни газеты, ни телевидение больше не давали никакой информации, и установилось неестественное молчание.
Через три дня после этого, в полдень 21 марта, сотрудником железнодорожного агентства был обнаружен Кикути Масаёси, бредущий в бессознательном состоянии по железнодорожным путям в городе Сэтцу префектуры Осака. С этого момента для компании «Гинга» начались суровые испытания…
Акуцу взглянул на часы и, удивившись, что прошло больше времени, чем он предполагал, закрыл тетрадь. Перед интервью ему еще нужно приобрести мобильный телефон.
Накинув тонкую куртку, он положил тетрадь в рюкзак.
В магазине недалеко от станции «Паддингтон» Акуцу купил мобильный телефон «Самсунг», который посоветовал ему продавец, и тут же настроил его.
Итак, начинается работа. Выйдя из магазина, он несколько раз вслух прочитал текст на английском, заранее записанный в тетради, и набрал номер человека, который в прошлом вел переговоры с похитителями, – Колина Тиллера. Уже на втором гудке ответил мужской голос.
– Господин Колин Тиллер? Меня зовут Акуцу, я журналист из японской газеты «Дайнити».
– Экуцу?.. А, коллега Масао, не так ли?
По всей видимости, он имел в виду Кидо Масао из европейского бюро.
– Да, совершенно верно. Я только что приехал в Лондон. Вы могли бы встретиться со мной?
– Конечно. Я сейчас в пабе в Сохо. Сможете приехать?
Акуцу недолго радовался тому, как понятно говорит его собеседник, – ему пришлось помучиться, чтобы правильно записать название и адрес паба. Пока он не попросил говорить чуть медленнее, Колин тараторил с одинаковой скоростью. Вспомнив также молодого человека из магазина мобильных телефонов, Акуцу пришел к выводу, что англичане – довольно дружелюбный народ.
На станции «Паддингтон» он купил карту и направился к линии метро Бейкерлу. Акуцу чрезвычайно поразило, насколько быстро двигается эскалатор. Ему страшно было даже вставать на него, а люди вокруг совершенно не обращали на это внимания. И двери в поезде открывались и закрывались жутко быстро. Не успевало прозвучать объявление «Будьте осторожны, смотрите под ноги», как двери тут же закрывались.
Ровно через десять минут Акуцу прибыл на станцию «Пикадилли-сёркус». Это был центр Лондона, рядом находились статуя Эроса и Королевская академия искусств. Выйдя на улицу, Акуцу увидел хорошо знакомые по программам японского телевидения знаменитые неоновые рекламы и опять живо ощутил, что он действительно находится в Англии.
Несмотря на дневные часы буднего дня, вокруг статуи Эроса толпились многочисленные туристы. До паба, где находился Колин, нужно было пройти примерно 300 метров в западном направлении. Мимо величественных зданий с развевающимися британскими национальными флагами проезжали красные двухэтажные автобусы и черные кебы. Наслаждаясь прекрасными видами окрестностей, Акуцу пробирался сквозь толпы людей.
Согласно объяснению Колина, паб располагался в угловом кирпичном здании, поэтому найти его удалось без труда. Яркие цветы в кашпо, которыми была украшена фронтальная часть здания, контрастировали с распахнутыми дверями из темного дерева. Акуцу, в процессе подготовки к поездке всю последнюю неделю, очень увлекся Англией и был ужасно взволнован, когда воочию увидел настоящий паб.
Внутри было лишь естественное освещение; на приличном расстоянии друг от друга стояли с пятнадцать деревянных столов. Был и второй этаж, поэтому, очевидно, паб мог вместить довольно большое количество людей; тем не менее практически все места и у стойки, и за столами были заняты. Акуцу достал из кармана куртки мобильный телефон, но в этот момент сидевший рядом за столом у окна бритоголовый европеец поднял руку.
– Тиллер-сан?
Мужчина со словами «можно просто Колин» протянул руку. Видимо, из-за высокого роста и отсутствия волос на голове было сложно определить его возраст. Акуцу, представившись как Эйдзи, сел напротив. Колин уже пил пиво. Никаких закусок перед ним не было.
Акуцу, взяв у стойки пинту «Гиннесса», вернулся к столу.
– Как вы так сразу поняли, что это я?
– У тебя был напряженный вид. В паб редко приходят люди с такими лицами.
Колин ответил совершенно непринужденно. Но хотя это прозвучало довольно убедительно, Акуцу по-прежнему беспокоился из-за того, что с самого начала за ним наблюдают.
Собравшись с духом, он вытащил тетрадь и диктофон и начал задавать вопросы, касающиеся переговоров с похитителями иностранных предпринимателей. Колин рассказал о похищении главы крупной французской корпорации, произошедшем в 1978 году около его парижского дома, а также захвате владельца агентства недвижимости в Гонконге в 1983 году. Что касается дела Хайнекена, то, по словам Колина, преступники взяли за образец похищение предпринимателя, которое случилось в 1977 году в Голландии.
– Ты знаешь экономический термин «голландская болезнь»?
Акуцу покачал головой. Колин, кивнув, положил оба локтя на стол и скрестил пальцы.
– Во время нефтяного шока семьдесят третьего года Голландия, благодаря экспорту природного газа, получила довольно высокие доходы, зарплаты рабочих выросли. Это способствовало повышению благосостояния граждан и временному обогащению.
– Временному?
– Именно. Но вследствие увеличения торгового профицита произошло чрезмерное укрепление национальной валюты, что, в свою очередь, нанесло сильный удар по экспорту. В результате промышленные отрасли пришли в упадок, а безработица выросла. Это и есть «голландская болезнь». В начале восьмидесятых годов уровень безработицы поднялся до двенадцати процентов.
Акуцу написал «Голландская болезнь» и обвел в кружок.
– Когда было совершено похищение, Голландия, несомненно, находилась в бедственном положении. Но это отнюдь не может служить оправданием.
Под рукавами футболки проступали мощные плечи Колина; было понятно, что он довольно тренирован. Наряду с бритой головой это придавало ему устрашающий вид, но в процессе разговора стало понятно, что он весьма образованный человек. Колин продолжал говорить о похищениях, которыми ему приходилось заниматься; шутливо рассказывал, что в Южной Америке особенно трудно было выяснить, кто связан с преступниками, а кто нет.
Все это было интересно, но недостаточно для написания материала. Акуцу решил попытаться обнаружить какую-нибудь связь с делом «Гин-Ман».
– Может быть, еще по одной? – указав на опустевший стакан Колина, предложил он.
– Командировочных достаточно?
– Ну, на пиво хватит.
– А больше ничего и не нужно. Я, пожалуй, тоже возьму «Гиннесса» – давненько не пил его.
Когда перед обоими вновь стояли полные стаканы, Акуцу заговорил о деле «Гин-Ман». Колин, сказав, что он слышал об этом, добавил, смеясь: «В Англии, помнится, тоже находились идиоты, которые добавляли ртуть в рождественскую индейку».
– Посмотрите, пожалуйста, вот это. – Акуцу решительно протянул те самые репортерские записи, переведенные на английский язык.
Прочитав, Колин что-то проворчал, настолько быстро, что различить слова было невозможно. Затем, повторив: «Я слышал об этом», вернул копию.
– Эйдзи, ты сегодня вечером свободен?
– Да, конечно.
– Возможно, я смогу помочь. Позвоню попозже.
Колин залпом осушил стакан и, попрощавшись, ушел. События приняли совершенно неожиданный оборот, поэтому Акуцу машинально вслух прознес:
– Что это значит? – Заметив, что диктофон все еще работает, он торопливо выключил его.
Первое, что он почувствовал, когда проснулся, была боль.
Повращав затекшими плечами, Акуцу потянул одеревеневшую спину. Часы, лежавшие рядом с подушкой, показывали 8.30 вечера. Почувствовав голод, он быстро оделся и вышел на улицу.
Акуцу было известно, что дни летом в Англии длинные, но, поскольку стоял уже конец августа, было темно. Дул осенний ветер. Двигаясь в западном направлении, минут через десять Акуцу вышел на улицу, проходившую рядом со станцией «Бэйсуотэр». Там располагалось много ресторанов и небольших магазинов, а тротуар был наводнен людьми с разным цветом кожи. Испанская, индийская, египетская кухня… В конце концов Акуцу остановил свой выбор на тайской кухне. До сих пор, посещая тайские рестораны за границей, он ни разу не пожалел об этом.
Заказав пиво «Сингха» и горячую лапшу, открыл тетрадь. Сегодняшний день принес горькие мысли, и нужно было сделать необходимые записи.
После того как Акуцу расстался с Колином и вышел из паба, он направился в расположенный неподалеку китайский квартал. Первые этажи европейских зданий пестрели многочисленными вывесками с иероглифами; попав туда, Акуцу подумал, будто перенесся из Англии в другую страну. Возвышавшиеся с западной стороны традиционные ворота напомнили Нанкинмати[15] в Кобэ.
Однако район, заполненный туристами, был не очень подходящим местом для сбора сведений. Ни с того ни сего, не имея даже фотографии, подходить и спрашивать про азиата, который бывал здесь тридцать лет назад… Полный бред. Вероятно, то пренебрежение, с которым Акуцу уже пришлось столкнуться в кафе, – естественный результат его пребывания в неприветливом Лондоне. Он не мог не думать о том, что Тории даже в таких условиях наверняка собрал бы материал. Находясь в далекой чужой стране, Акуцу остро ощутил, как недостает ему журналистских способностей.
Наблюдая за людским потоком по ту сторону окна, он втянул в рот только что принесенную лапшу. Неожиданно странный вкус заставил его вздрогнуть.
Почему она такая сладкая?
Акуцу сразу же запил ее пивом, проворчал: «Ну, вот тебе и Лондон» и вздохнул. В этот самый момент, словно почувствовав его мрачное настроение, зазвонил телефон. Это был Колин.
– Эйдзи, ты где сейчас?
Голос Колина звучал взволнованно. Неужели узнал что-то интересное?
– В тайском ресторане рядом со станцией «Бэйсуотер».
Акуцу сообщил название ресторана, и Колин со словами «Скоро буду» дал отбой. Привыкнуть ко вкусу лапши не удалось; тем не менее в итоге Акуцу съел все без остатка. Правда, остался голодным… хотя, наверное, он слишком много требовал. Как верно говорили, к английским ресторанам необходимо заранее готовиться.
Минут через двадцать он увидел идущего по улице Колина. Войдя в ресторан, тот сел напротив Акуцу. Видимо, на улице моросил дождь, потому что футболка Колина была слегка намокшей.
– Вам не холодно?
– Да, в общем-то, нет. Это что ты ешь?
– Лапшу. Правда, я уже закончил…
– Вкусно?
– Я не стал бы рекомендовать.
Колин, рассмеявшись, позвал официанта, у которого без колебаний заказал пиво «Сингха» и жареный рис с рыбой, рядом с которым стоял значок «Остро».
– Вы не первый раз здесь?
– Прихожу иногда. Как правило, ем все, кроме лапши.
Когда принесли пиво, Колин, заявив: «Ну, будем!», залпом выпил маленький стакан. Прежде чем принесли жареный рис, он заказал вторую бутылку.
– Кстати, а почему в Японии такие выдающиеся порнозвезды?
«Зачем этот англичанин пришел встретиться со мной?» – раздраженно подумал Акуцу, но, как настоящий японец, решил поддержать разговор.
– Действительно, сегодня красивые девушки уже никого не удивляют.
– Я об этом и говорю. Много девушек с потрясающими улыбками.
Колин назвал имена нескольких актрис; половину из них Акуцу вообще не знал, но с неумело состроенной приветливой улыбкой поддакивал.
– Итак, Эйдзи, готов записывать? – Колин отодвинул в сторону абсолютно пустую тарелку и как часто делают иностранцы, пожал плечами. – Вероятно, мужчина, которого ты разыскиваешь, – китаец, живший в те времена в китайском квартале в Сохо.
– Китаец?
– Да. По просьбе голландской полиции полиция Великобритании и МИ-6[16] следили за ним, но после того как стало понятно, что он не имеет отношения к делу Хайнекена, наблюдение, похоже, сняли.
Услышав, что это был китаец, Акуцу заключил, что тот не причастен к делу «Гин-Ман», но, для того чтобы отчитаться перед Тории, продолжал записывать.
– Правда, местонахождение его неизвестно, но зато удалось установить личность женщины, с которой он встречался.
– Женщины? А при чем тут женщина?
– Она в то время была журналисткой, и полиция установила ее личность. Короче говоря, она из СМИ, как и ты. Впрочем, похоже, она не замечала, что за ней следили.
– В то время? Сейчас что-то изменилось?
– В настоящее время она преподает в университете.
– Где она живет?
– В Шеффилде.
– В Шеффилде? Где это?
– Ты не смотрел фильм «Мужской стриптиз»?[17]
Акуцу покачал головой, а Колин опять пожал плечами.
– Ну, в общем, это ближе, чем Япония.
Солнце только что взошло и теперь светило в окно поезда, окрасив окрестности в оранжевый цвет.
Наслаждаясь приятным покачиванием вагона, Акуцу встречал тихое утро. Это был поезд дальнего следования сети «Нейшнл рейл»[18]. Вагон первого класса был оборудован удобными кожаными креслами и столиками на двух и четырех человек. Кроме Акуцу, в вагоне ехал элегантный джентльмен средних лет, читающий газету, а также компания мужчин и женщин в деловых костюмах – по-видимому, бизнесмены; из примерно двадцати мест была занята только половина.
Элегантный проводник принес тарелку, на которой лежал сэндвич с колбасой; Акуцу кивком поблагодарил его. Сэндвич представлял собой два куска колбасы между тремя кусками хлеба, но, когда Акуцу попробовал его, добавив кетчупа, вопреки ожиданиям, оказалось вкусно. Завтрак вместе с неограниченными напитками входил в стоимость билета. Акуцу выпил апельсиновый сок и впервые за долгое время почувствовал умиротво-рение.
Начало сегодняшнего утра было суматошным. Акуцу вышел из отеля еще до восхода солнца и был поражен, насколько не по-летнему холодно было на улице. Съежившись, он направился к станции «Паддингтон». Это большая станция, поэтому входов в метро там несколько, в зависимости от линии. Акуцу, в соответствии с информацией, которую он выяснил накануне, воспользовавшись компьютером в отеле, пошел к линии Хаммерсмит-энд-Сити, но почему-то вход на нее оказался закрыт железной решеткой. Увидев объявление, на котором от руки было написано «Временно закрыто», Акуцу сразу подумал, уж не забастовка ли.
– Мне нужно добраться до «Кингс-Кросс», – обратился он к сотруднику, стоящему за решеткой.
Тот объяснил, что возникли неполадки в работе системы электричества, поэтому нужно воспользоваться другой линией. В панике Акуцу поймал такси, но то ли нарочно, то ли по невнимательности водитель поехал не туда. В результате, хотя он вышел заранее, чтобы прогуляться по вокзалу Кингс-Кросс, хорошо знакомой по книгам о Гарри Поттере, у него не только не осталось на это времени, но он едва успел заскочить в поезд, отправлявшийся с прилегающего вокзала Сент-Панкрас.
Звук открывшихся автоматических дверей разбудил его. Похоже, джентльмен, читавший газету, вернулся из туалета. Акуцу посмотрел на часы и, обнаружив, что проспал больше часа, удивился. Видимо, накопилась усталость. Группы в деловых костюмах уже не было.
За окном проносились освещенные солнцем сочные луга, на которых паслись многочисленные коричневые коровы. Вдали среди деревьев мелькали каменные дома с треугольными крышами. На какой-то момент Акуцу был очарован английскими пейзажами. Благодаря тому, что удалось немного вздремнуть, он чувствовал легкость в теле. Это стоило цены за билет, которую он заплатил.
После того как на станции «Лонг Итон» вышел джентльмен, а на следующей, «Дерби», – женщина средних лет, Акуцу остался один в вагоне. Был слышен только стук колес, и равнинный пейзаж показался ему слегка пустынным. Через полчаса поезд остановился на конечной остановке.
Шеффилд встретил его ясной погодой. Найдя трамвайную остановку около станции, Акуцу сел в трамвай, заплатил за проезд жизнерадостному кондуктору и сел на свободное место. Трамвай медленно двигался по рельсам, проложенным через брусчатку. Они проехали большой собор, построенный в типичном европейском стиле, но, кроме него, запоминающихся зданий в общем-то и не было, разве что иногда бросались в глаза иероглифы на рекламе, скорее всего, предназначенной для китайцев. Становилось понятно, почему город, по численности населения входящий в пятерку крупнейших городов Англии, не упоминается в путеводителях.
На остановке у университета Акуцу вышел из трамвая вместе со студентами. Небо было до прозрачности светло-голубым, но вокруг собирались коварные облака. Акуцу шел на встречу с Софи Морис, которая преподавала здесь на факультете журналистики. Он рассчитывал на «эффект неожиданности», поэтому не связался с ней заранее, но, поскольку опыта сложных интервью у него не было, он совершенно не рассчитывал на успех.
У университета не имелось единого кампуса. Учебные корпуса, в которых располагались различные факультеты, разбросало по городу. По обе стороны от остановки выстроились впечатляющие кирпичные здания, и было совершенно непонятно, в каком направлении идти. Акуцу обнаружил схему территории и установил по ней расположение факультета журналистики.
Здание оказалось сравнительно новым, со стеклянными дверями. Конечно, для университета, количество студентов которого превышает 20 тысяч человек, оно было довольно небольшим. Акуцу остановился у расположенного прямо перед входом книжного магазина и стал ждать, когда начнут выходить студенты. Он собирался предварительно выяснить, что представляла собой Софи.
Первыми вышли две девушки, за ними – трое юношей и девушек: все были китайцами. Акуцу толком не сумел объяснить цель своих расспросов, поэтому не добился ничего, кроме недоуменных взглядов. Затем появились два белых молодых человека, но в руках они держали спортивные сумки и, бросив на ходу: «Мы спешим, спросите в приемной», быстро ушли.
Когда Акуцу, стоя у книжного магазина, раздумывал, не поменять ли ему тактику, он увидел еще одного студента азиатской внешности. Это был коротко постриженный молодой человек с рюкзаком за спиной. Акуцу почему-то подумал, что это японец. «Добрый день», – окликнул он, в ответ молодой человек удивленно произнес: «Здравствуйте».
– Я из газеты «Дайнити»… Вы не могли бы уделить мне немного времени?
– Неужели? Я работал в «Дайнити».
Родная речь подействовала на Акуцу успокаивающе. Вручив визитку, он рассказал, что ищет профессора Софи Морис.
– Я приехал в Лондон для журналистского расследования и неожиданно услышал про профессора Морис. Вот, решил сам убедиться, что она действительно существует.
– И поэтому специально приехали в Шеффилд? Такой долгий путь… Ну, в общем, профессор Морис действительно работает здесь, и я хожу на ее лекции.
– Какая у вас специальность?
– Я в основном занимаюсь всем, что связано со свободой слова. Изучаю вопросы цензуры, участвую в дебатах…
Бойкость молодого человека бросалась в глаза. Акуцу был совсем другим; он стал журналистом, ни о чем серьезно не задумываясь. Поэтому сейчас решил сменить тему.
– Что за человек профессор Морис? Если я неожиданно к ней нагряну, не испугается?
– Про ее личную жизнь я не знаю, но она разумный и спокойный человек. И, думаю, будет рада пообщаться с японским журналистом. А, подождите минутку… Я спрошу, где она сейчас.
Молодой человек повернулся и вошел в корпус. Акуцу подумал, что в нем есть и целеустремленность и легкость, поэтому он наверняка станет превосходным журналистом.
Юноша вернулся меньше чем через пять минут.
– Говорят, она в парке. – Он приветливо улыбнулся.
– В парке?
– Профессор Морис любит размышлять или читать в парке. Я тоже как-то встретил ее тут неподалеку. В Шеффилде нет ничего интересного, зато природа здесь богатая.
– Отсюда близко?
– Пройдете через остановку трамвая, на северо-западе будет Уэстон-парк. А к нему примыкает парк Крукс-Вэлли.
– Крукс… Повторите, пожалуйста.
– Парк Крукс-Вэлли. Там есть большой пруд… правда, на самом деле это вроде дамбы. В общем, ориентиры – пруд и детская площадка.
– Понял. Лично встречусь и поговорю с ней. Спасибо за помощь.
– Не за что. Простите, у меня тоже есть одна просьба…
– Да, пожалуйста.
– По возвращении в Японию я хотел бы расспросить вас о редакции газеты.
– Конечно. Если я вас устрою. Когда вернетесь, можете написать на почту, указанную на моей визитке.
Распрощавшись с юношей, Акуцу в приподнятом настроении пошел по солнечному городу. С каких это пор он стал чувствовать себя бодрее после разговора с молодежью? «Странно, я рассуждаю как старик…»
Хотя он и уточнил расположение парка по карте, но, уверенно шагая по улице, все-таки заблудился. Район был тихий, с широкими дорогами; наверное, здесь комфортно жить. Но университетские здания и жилые дома были очень похожи, поэтому Акуцу постепенно перестал понимать, в каком направлении двигается.
Наверное, он шел около двадцати минут. Перед большим строением в европейском стиле замедлил шаг. Архитектура здания с треугольной крышей и неровными стенами была прекрасна. Узнав, что это обычное общежитие, Акуцу был обескуражен. Как же сильно оно отличается от его университетского обиталища!
Температура повысилась, и уже с трудом припоминалось, что утром было довольно холодно; даже выступил пот. Когда Акуцу стал спускаться вниз по пологому склону, с которого открылась хорошая перспектива, с правой стороны он увидел пруд и парк с детской площадкой.
– Ну наконец-то! – радостно произнес вслух Акуцу и поспешил ко входу.
Низкие ворота зеленого цвета были распахнуты, и он тут же оказался внутри. Напротив коротко постриженного аккуратного газона виднелся пруд, возле которого сидели с удочками несколько мужчин. Действительно, назвать все это дамбой язык не повернулся бы.
Неподалеку от рыбачащих мужчин Акуцу заметил белокурую женщину, с аппетитом уплетающую сэндвич. «Это точно она», – решил он и, вытерев носовым платком пот с лица, накинул куртку.
– Прошу прощения, что помешал… Профессор Софи Морис, не так ли?
Несмотря на то что с ней неожиданно заговорил незнакомец, женщина с улыбкой кивнула. Морщины в уголках глаз и на шее выдавали ее возраст, но при этом в глазах сквозили молодость и любопытство.
– Да. У вас какое-то дело ко мне?
– Меня зовут Акуцу, я журналист из японской газеты «Дайнити».
– Я ее знаю. Крупная газета, не так ли? Вы приехали, чтобы взять интервью?
Акуцу утвердительно ответил и, спросив позволения у Софи, присел рядом. На противоположном берегу пруда высился элегантный особняк. От берега и до самого здания через газон протянулась тропинка s-образной формы, и от этого пейзажа, который вполне можно было увидеть в каком-нибудь европейском фильме, веяло достоинством и эстетизмом.
– То белое здание – что это?
– Ресторан. Посмотрите, перед ним терраса.
После того как вместо формальных вежливых фраз Акуцу высоко отозвался о величественности английских архитектурных сооружений, он тут же решил перейти к главной теме.
– Вы помните о деле, связанном с похищением главы компании-производителя пива Фредди Хайнекена?
– Конечно. Я ведь тогда работала в газете. Хотя мне не пришлось непосредственно заниматься им, но дело было интересное.
– По моим данным, был некий китаец, который расспрашивал об этом происшествии в Амстердаме. Вам что-то известно об этом?
– Китаец? Но преступниками были местные молодые люди…
– Верно, однако, будучи в Лондоне, я получил информацию, что китаец, проживавший в китайском квартале в Сохо, шпионил в Голландии, и за ним следили местная полиция, а также британская разведка МИ-6.
– Нет, я впервые слышу об этом.
У Акуцу появилось неприятное предчувствие, но он решил выложить козырь.
– Вы действительно ничего не слышали об этом? Мне ужасно неловко, но я располагаю информацией, что вас с этим китайцем связывали близкие отношения.
Софи, продолжая держать в руках сэндвич, расхохоталась.
– Кто вам сказал такую чушь? Жаль, что вы поверили и специально проделали такой путь, чтобы приехать в Шеффилд…
– Чушь?
– Именно. Это ведь произошло в восемьдесят втором или в восемьдесят третьем году, так? Мне ужасно хочется сказать, что я еще не родилась в то время, однако я все-таки воздержусь. Но то, что в то время у меня не было близких отношений с китайцем, это точно.
Глядя на абсолютно спокойную Софи, Акуцу лишь выдавил из себя:
– Ах, вот как, – и замолчал.
Чтобы найти загадочного мужчину, он проделал путь из Осаки до Шеффилда, и все зря. О чем же он будет писать? И тем более как будет оправдываться перед Тории? У него нет никакой информации… У Акуцу опустились руки.
– Извините, что не смогла помочь вам. Может, хотя бы угостить вас сэндвичем?
Софи протянула ему маленький ланчбокс. Акуцу поблагодарил ее и взял обычный кусок хлеба с беконом и огурцом. Глядя на сверкающую на солнце поверхность пруда, он подумал, что, может, ему стоит перебраться на противоположный берег и с горя выпить в том ресторане…
Действительно, для чего он приехал? В голове всплыло лицо Колина, который ел в тайском ресторане полностью за его счет… С неприятным чувством Акуцу откусил от сэндвича.
Вкуса он не почувствовал.
На этаже, где полностью убрали все перегородки, была расставлена антикварная мебель.
Сонэ Тосия, выпрямившись, смотрел на буфет из грецкого ореха. Тот был двухстворчатым, его четыре ножки – такими тонкими, что казались совершенно ненадежными, а столешница – настолько длинной, что это вызывало ощущение несоответствия. Некоторое время Тосия с удовольствием представлял, что, наверное, она идеально подойдет для того, чтобы разложить на ней рубашки.
Три года назад, занимаясь перестройкой ателье, он пришел сюда, и хозяин магазина Хорита Синдзи объяснил ему, в чем очарование антикварной мебели: «То, что сохранилось и существует больше нескольких десятков или даже сотен лет, может рассказать обо всем». Только настоящие вещи не подвластны времени. То же можно сказать и об одежде. Костюм, который ты изготовил, вложив в него свою душу, не будет пылиться в шкафу.
– Извините за ожидание.
К нему подошел Хорита, с зачесанными назад волосами с проседью, в костюме, превосходно сидящем даже на взгляд непрофессионала. Он был одноклассником отца, поэтому в этом году ему должен исполниться 61 год, но выглядел он очень молодо.
– У вас, как всегда, вещи со вкусом. – Тосия показал на буфет, на что Хорита произнес, улыбнувшись: «Я уступлю».
Магазину, все эти годы существовавшему в районе Сакё[19], в следующем году исполнится тридцать лет. На первом этаже была представлена английская антикварная мебель, на втором – мебель, произведенная в Японии. Снаружи здание было выложено кирпичом, что выглядело очень стильно.
Занявшись перестройкой ателье, Тосия, конечно же, обратился к Хорите, поскольку давно знал его; но было также нечто, что объединяло этих двух людей, – Англия. Тамошней мебели была присуща некая чопорность и в то же время грациозность, и такие же требования Тосия предъявлял к костюму.
– Пойдем со мной.
Тосия последовал за Хоритой в приемную, находившуюся в глубине магазина. Из-за приглушенного света люстр было довольно темно, но он шел и чувствовал, как бьется его сердце.
Низкий стол, стоящий в приемной размером примерно в шесть татами[20], был маленьким в соответствии с ее размером, но выглядел новым и ярким. И стоящий перед ним диван тоже был настолько сочного цвета зеленых яблок, что слепил глаза.
– Здесь все совсем не так, как в магазине.
В ответ на эти слова Тосии Хорита сделал удивленное лицо.
– Тосия-кун[21], а ты разве никогда не был здесь?
– Вообще-то, я здесь первый раз. Три года назад вы показали мне магазин и склад.
– Вот как… Ну, ты доволен покупкой?
– Да. Некоторые приходят только для того, чтобы посмотреть на письменный стол.
Хорита, улыбаясь, наливал кофе в больше подходящие для чая веджвудовские[22] чашки.
– Прости, что предлагаю тебе это в жару. Льда у меня нет.
Отец Тосии и Хорита были друзьями детства, вместе учились с начальной до старшей школы. Сохранили близкие отношения, когда начали работать, и Тосия не один раз видел Хориту, который приходил в гости в «Костюмы на заказ Сонэ». Это был воспитанный и спокойный человек, что полностью соответствовало его облику джентльмена.
– Тосия-кун, как твое ателье?
– Более-менее, но последнее время стало больше молодых клиентов.
– Похоже, новая стратегия оказалась эффективной.
– Да я не назвал бы это стратегией…
Прошло пять лет с тех пор, как умер отец. За год до его смерти Тосия получил в наследство ателье, а через год женился на своей невесте Ами. Он пытался худо-бедно вести дела, но, оставив все как есть, кормить семью было сложно. Поэтому три года назад Тосия изменил стратегию управления, вслед за этим избавился от покрытых катышками ковров и превратил ателье в европейский салон с налетом старины.
– Как Маюми-тян себя чувствует?
Хорита относился к той категории людей, которые чувствуют себя некомфортно, пока не скажут все, что считают нужным; к тому же, будучи другом детства отца, он хорошо знал маму.
– Да тоже более-менее.
Мама Тосии, Маюми, видимо, не была в восторге от перемен, которые затеял ее единственный сын, и, увидев обновленное ателье, нахмурилась: «Если в том, что ты создал, отсутствует душа, это не имеет смысла». А уж стоило Ами заговорить о том, что она хотела бы сделать ремонт и в жилой части, как отношения свекрови и невестки обострились, и возникла проблема, которая, как до этого был твердо уверен Тосия, существует исключительно в сериалах. Два года назад родилась их дочь, и хотя внешне разногласия утихли, но Тосия теперь постоянно находился меж двух огней.
– В торговле сложно добиться того, чтобы никогда не отклоняться от определенного курса, но если все разрушить и пойти совершенно в другом направлении, будет еще тяжелее. Однако если есть главное – решимость «хорошо выполнять свою работу», – то все будет нормально. Как бы то ни было, ты – сын Мицуо, поэтому я буду тебя поддерживать. Если нужно будет отремонтировать мебель, можешь обращаться, не стесняйся.
Хотя Тосии было неловко от того, что Хорита, похоже, угадал, что происходит в его семье, с другой стороны, он почувствовал облегчение, потому что ему было на чью помощь рассчитывать. Все-таки решение прийти сюда оказалось правильным, подумал Тосия, отхлебнув кофе. Однако, когда он собрался уже перейти к главному вопросу, мысль о том, что обратной дороги не будет, заставила его напрячься.
Хорита, сидя напротив с чашкой в руках, посмотрел на Тосию и, улыбнувшись, сказал:
– Конечно, это касается не только работы.
Все эти восемь дней были мучительными для Тосии. Как истолковать то, что содержится на кассете и в тетради? Невозможно представить, чтобы молчаливый, посвятивший всю свою жизнь портновскому делу отец мог быть замешан в таком деле. Но с другой стороны, наличие «вещей», имеющих отношение к делу «Гин-Ман», не давало возможности исключить это.
Естественно, Тосия не мог говорить об этом с больной матерью, да и жена, утомленная заботами о ребенке, к тому же испытывающая стресс из-за отношений со свекровью, вряд ли будет хорошим советчиком, и это только расстроит ее. А довериться чужим людям было бы слишком рискованно. Если вдруг окажется, что отец как-то связан с эти делом, на него, Тосию, всю жизнь будут показывать пальцем как на «ребенка с той кассеты», и, возможно, даже его дочь может быть оклеветана и опорочена. Чего бы это ни стоило, но Сиори он должен защитить.
Тосия попытался прочитать английский текст в тетради, воспользовавшись словарем, но не смог понять идиоматические выражения и то, как связаны между собой предложения. Он также попробовал обратиться к онлайн-переводчику, но получился неестественный японский текст, и в результате Тосии ничего не оставалось, как выкинуть белый флаг.
Нужен был кто-то, умеющий хранить секреты и при этом владеющий английским. Тосия знал только одного такого. Другого подходящего человека, кроме Хориты Синдзи, близкого друга отца, регулярно посещающего Англию с целью покупки антикварной мебели, не было.
– Хорита-сан, вы помните дело «Гин-Ман»?
– «Гин-Ман»? Парень с лисьими глазами? Он распространял сладости с синильной кислотой?
– Да, точно. А вы случайно не помните, интересовался ли этим отец?
– Даже не знаю… Слушай, это же случилось, когда ты был маленьким.
– Тридцать один год назад.
– Получается, мне было тогда тридцать лет… До того, как я открыл собственный бизнес. Это дело ведь гремело на весь Кансай, поэтому, возможно, мы его обсуждали, но точно я не помню.
Глядя на Тосию, сидевшего в нерешительности, Хорита поставил чашку на стол.
– Тосия-кун, я не хочу давить на тебя, но если тебя что-то беспокоит, скажи. Ведь Мицуо поручил мне заботиться о тебе.
Тосия вспомнил ласковый голос Хориты, который, стоя у кровати отца, скончавшегося в больничной палате городской больницы Киото, произнес: «Твой отец попросил меня позаботиться о тебе». Воспоминание об этих словах придало уверенность, и Тосия достал из сумки плеер с кассетой и черную кожаную тетрадь. Хотя он уже принял решение, сердце его забилось быстрее.
– Вчера мама попросила меня найти кое-что, и я зашел в ее комнату…
Тосия объяснил, что в ящике телефонного столика он обнаружил вещи, принадлежащие отцу; среди них была картонная коробка, где лежали плеер и тетрадь.
– Какая старая кассета! – Хорита, взяв в руки плеер, с ностальгией рассматривал вставленную в него кассету.
– Сначала идет запись того, как я пою в детстве. Но потом все меняется…
– Меняется?
– Да. В районе Фусими ведь есть храм Дзёнангу, да? Так вот, дальше на кассете мой голос объясняет что-то про скамейку на автобусной остановке около него.
– Странно… И что тебя так беспокоит?
Тосия открыл черную кожаную тетрадь.
– Все, кроме этой страницы, написано по-английски, поэтому я почти ничего не понимаю, – и только это по-японски.
– «Гинга» и «Мандо»…
– Одну минуту…
Тосия взял смартфон и вывел на экран документальную программу, посвященную делу «Гин-Ман». Затем нажал на кнопку воспроизведения.
– «В направлении Киото проехать по линии Итиго… два километра, автобусная остановка, Дзёнангу, скамейка, сесть сзади».