Лисы округа Хансон E-Book

Ксения Хан

• Herausgeber: Черным-бело / Chernym-belo
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Охотники за мирами
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 600

Beschreibung

Кван Тэун, детектив из столичного округа Хансон, сталкивается с серией загадочных убийств. Тэун подозревает, что в городе появился убийца-психопат. Расследование выводит его на Шин Харин, таинственную женщину, которая оказывается кумихо. В тенях Хансона прячутся мифические существа: демоны, оборотни, мстительные духи. Расследование дела Тэуна становится все запутаннее. Тэун и Харин должны не только разгадать мотивы убийцы, но и понять, как мистические силы влияют на происходящее в городе. Тайны прошлого, месть длиною в несколько веков и лисица-оборотень — добро пожаловать в мистический Хансон! Новинка! «Лисы округа Хансон» — одиночный детективный фэнтези-роман Ксении Хан, автора цикла «Дракон и Тигр». Детектив-бунтарь расследует загадочные убийства в современной Корее в компании лисицы-кумихо. Современность, азиатское фэнтези, корейская мифология, любовный треугольник, юмор, приключения и детективное расследование! Действие «Лисов округа Хансон» разворачивается в октябре 2024 года, спустя 400 с лишним лет после «Дракона и Тигра». Вас встретят совершенно новые персонажи и... старые знакомые.

Leseprobe

Ксения Хан Лисы округа Хансон

© Ксения Хан, текст, 2024

© Оформление. ООО Издательство «Эксмо», 2024

Иллюстрация на обложке AkiShyCat

Внутренние иллюстрации akirabe

Карта на форзаце Мура. your cat’s religion

Дизайн обложки и макета Е. Петровой

Во внутреннем оформлении использованы иллюстрации: © Viktoriia Ablohina, Olga 777, Pikovit, backUp / Shutterstock.com

* * *

Маше за бесконечную веру в эту историю.

Насте за самые мудрые слова поддержки.

– Ты уж извини, сынок. Порой выживает не тот, кто умеет жить.

К тому же какой Канзас Сити Шаффл без трупа?

«Счастливое число Слевина»

Папка № 1. Кумихо

Всё лучшее случается неожиданно когда ты падаешь с моста в реку.

Файл 1. «Гость» реки Хан

Хансон, Корейская Федерация, 2024 год

Подозреваемый Кон Емин бежит вдоль железнодорожных путей в пригороде Хансона. Тэун гонится за ним уже минут десять и от внезапного кардио совсем не в восторге: он, вообще-то, планировал схватить этого скользкого типа у дома, где вёл наблюдение почти полгода. Но Кон Емин сделал ноги, едва заметил полицейскую машину у СиЮ… И теперь Тэун преследует его посреди бела дня, выкрикивая вслед проклятия вперемешку с мольбами.

– Тормози уже! – орёт Тэун, едва не задыхаясь.

Надо было поменяться с Юнсу – так нет же, Тэун решил, что будет круто самолично повязать Кон Емина и привести в участок под фанфары. Теперь вот гонится за беглецом, рискуя отбить себе обе почки.

– Ты меня схва-атишь! – кричит в ответ Кон Емин. Он несётся к мосту через дорогу и взбегает по лестнице из тысячи тысяч ступенек.

– Твою же… Издеваешься?! – Тэун останавливается в нескольких футах от моста, упирается ладонями в колени: дыхалку спирает так, что хочется выблевать лёгкие, ноги дрожат. Точно ли Тэуну нужен этот придурок? Может, сам он как-нибудь поймается, пусть его кто другой ловит, поспортивнее детектива Квана? – Я тебя всё равно достану, уродина! Лучше сдайся по собственному!

– «По собственному»? Ты меня увольнять собрался, тупой детектив? – доносится до Тэуна уже с моста. – Я ни в чём не виноват, у тебя на меня ничего нет!

– Раз не виноват, какого квисина[1] тогда убегаешь? – злится Тэун. Голова трещит, сердце вот-вот оторвётся от сосудов и сползёт вдоль позвоночника. Надо было Юнсу звать сразу же.

– Так ты меня побьёшь! – жалуется Кон Емин.

Тэун вынужден согласиться: в прошлый раз, когда у него не было прямых доказательств, он приехал на место работы Кон Емина и «немножечко очень сильно» ему врезал. Тэуна наказали, отстранили от дела на месяц. За короткий срок расследование с места не сдвинулось, зато Тэун в свободное от работы время нашёл себе новое хобби и выискивал в полях за городом любые следы, способные подтвердить вину Кон Емина.

Полгода назад в Ыджонбу, северном пригороде Хансона, обнаружили тело старшеклассницы. Её избили, а затем отрезали волосы и убили – три ножевых ранения в живот. На Кон Емина, мелкого сотрудника финансовой конторы, ничто не указывало, кроме того, что убитой девушке он приходился сводным братом. Детектив Кван Тэун перерыл носом всю землю, чтобы связать имя этого ублюдка с жертвой, и когда вернулся к делу после отстранения, то принёс начальнику прямые доказательства в дополнение к имеющимся косвенным: в доме Кон Емина был найден пакет с волосами убитой.

Теперь Кван Тэун, полицейский второго повышенного ранга столичного округа Хансон, наблюдает, как мелкий ублюдок Кон Емин несётся по мосту через железную дорогу, и понятия не имеет, как будет догонять его на своих двоих. Вот что с людьми делает страх быть пойманным: в них просыпаются суперспособности. Кон Емин, например, пробудил в себе Флэша[2] и обрёл сверхскорость – иначе объяснить, почему щуплый коротышка обгоняет двухметрового молодого детектива, Тэун не может.

– Будешь убегать, я в тебя выстрелю! – угрожает Кон Емину Тэун. Тот тормозит на середине моста, и Тэун смотрит на него, не двигаясь с места. «Пожалуйста, – думает он, – пусть этот урод сам спустится, я не хочу тащиться за ним по ступеням…»

Кон Емин вдруг перегибается через ограду на мосту и свешивается вниз наполовину.

– Эй, ты чего это, не дури! – кричит Тэун и всё-таки срывается с места, но даже добежать до лестницы не успевает: Кон Емин, издав неблагородный визг, прыгает с моста на рельсы скоростных поездов. Раздаётся противный хруст, затем крик, который перекрывается гудком приближающегося поезда.

Перепрыгивая через рельсы и запинаясь о шпалы, Тэун бежит к Кон Емину. Визжит тормозами поезд, орёт не своим голосом глупец, решивший, что прыжок с десяти футов на рельсы убьёт его.

«Кто прыгает со второго этажа? Двенадцатый нужен минимум!»

В последний момент Тэун успевает перелететь через железнодорожный путь, схватить стонущего Кон Емина и бросить его лицом в гальку в пяти футах от скоростного поезда.

«В Пусан едет, зомби перевозит», – невольно думает Тэун, считая проносящиеся мимо вагоны, и тут же бьёт себя по лбу. Он лежит спиной на земле, рядом с ним носом в гальку рыдает живой Кон Емин.

– Раньше надо было раскаиваться, – бурчит Тэун, приподнимаясь на локтях. Все почки себе отбил, как и думал… – До того, как решил сестру убить. Ну ты и урод, сам бы тебя прикончил.

– Чего тогда из-под поезда вытащил? – ревёт неблагодарный Кон Емин, баюкая левую руку. У него нос разбит и всё лицо заплыло, а ещё, судя по тому, как сипло он дышит, сломаны рёбра. Поделом.

– Тебя судить будут и наказание назначат, – поясняет Тэун. – Столько людей мечтает тебе в рожу плюнуть, а ты помирать собрался! Зачем лишать своих поклонников великой радости тебя прилюдно загнобить, а?

Тэун садится, вытаскивает из кармана куртки телефон. Экран разбился, этого ещё не хватало. Тэун набирает напарника.

– Юнсу? Приезжай на станцию Сангсимни, надо нашего беглеца забрать. И вызови скорую.

* * *

Хансон, Корейская Федерация, октябрь 1998 года

Во сне очертания предметов всегда размываются, границы стираются. Тэун каждый раз видит одно и то же, но всё равно никак не может понять, сколько бы ни гадал: что он выдумал, а что пережил на самом деле дождливой ночью в середине октября 1998 года?

Папа ведёт машину, мама смотрит в окно и сердится на ливень, хлынувший ближе к вечеру. По радио играет популярная песня, Тэун слышит её третий раз и даже немножечко подпевает. Он сидит на заднем сиденье непристёгнутый: по всем правилам дети в машине должны вести себя спокойно и не мешать взрослым, но Тэуну не нравится ремень безопасности.

Папа говорит, что с утра ему нужно будет уехать, мама снова ругается. Тэун бьёт коленкой в спинку папиного сиденья, чтоб он извинился перед мамой, папа тоже злится. Они выезжают на мост, продолжая ссориться. На мосту темно и скользко.

Полицейские потом скажут, что папа не справился с управлением, машину занесло, что был ливень – всё из-за этого. Но Тэун помнит, как в их автомобиль что-то врезалось. Кто-то. Длинное тёмное тело, распухшее от воды. Значительно позже Тэун станет видеть такие тела постоянно – как только поступит на службу в полицейское управление родного округа, тела утопленников будут преследовать его с завидной регулярностью.

Но в ночь 1998 года Тэун этого не знает. Видит только, как в лобовое стекло папиной машины врезается нечто – мокрое, скользкое, – и папа, вскрикивая, выворачивает руль вправо.

Машину выносит за ограду моста, папа и мама падают вниз, а Тэун – нет. Полицейские потом скажут, что он вывалился в открытое окно и потому выжил, но Тэун знает, что это не так. Его кто-то вытащил из машины за миг до падения.

Всё, что Тэун помнит, это рыжую вспышку перед глазами, прямо перед тем, как он потерял сознание.

– Не надо было тебя спасать!

Вот это Тэун тоже слышит, а потом проваливается в липкий холодный обморок.

Голос – звонкий, гневный. Тэун его выдумал или всё было на самом деле? Каждый раз, когда Тэун пытается разглядеть лицо своего спасителя во сне, он терпит неудачу.

* * *

– Кван! Ли! У нас новый труп. На выход.

Тэун вздрагивает, блокнот с заметками съезжает с его лица на колени, показывая миру сонные светло-карие глаза. Тэун жмурится, прогоняя мутный кошмар. Вроде прикрыл глаза всего на пять минут, а снова приснилась та злополучная ночь. Близится осень, в это время года страшное прошлое беспокоит его сильнее…

– Эй, придурок, – звучит недовольный голос прямо над Тэуном. Он снова открывает глаза.

Над Тэуном, склонив голову и нахмурившись, высится худощавая фигура Ли Юнсу. Лучший друг сегодня одет в новенькую джинсовую куртку и футболку с провокационной надписью «Будущее за романтикой». В полицейском управлении такое не приветствуется, особенно среди молодых детективов, которым нужно получить одобрение старших по службе, но Юнсу немного модник, и внешний вид для него важнее косых взглядов взрослых.

– Встаёшь, нет? – ворчит Юнсу и трясёт головой. Вьющаяся от влаги чёлка прикрывает его недовольные глаза с припухшими нижними веками.

Тэун с трудом стаскивает себя с кресла, морщится. У него в дождливые дни сводит желудок, но говорить об этом начальнику Кану, и уж тем более Юнсу, Тэун не будет.

– Идём же, – Юнсу тащит их по проходу между письменными столами и выталкивает в коридор. – Начальник говорит, у Мапхо-тэгё тело нашли, снова какой-то суицидник. Сколько их по осени находят в реке, а? Ну, серьёзно, как грибы после дождя.

У сонного Тэуна на уме другое сравнение, но он молча топает следом за лучшим другом и успевает только кивать словам напарника на каждом шагу.

– Кван, твою мать! – рявкает полицейский из ночной смены, в которого Тэун врезается, не успев среагировать. – Смотри, куда прёшь!

– Береги голову, друг, вдруг там мозги! – машет ему Тэун.

– Что сказал?!

Тэун спешит нагнать Юнсу у выхода из отделения.

Корейская Федерация занимает первое место по уровню самоубийств, и последние двадцать лет эта тенденция только растёт: суицид – основная причина смерти у людей моложе сорока и шестая причина смертности у корейцев в общем. Человека убивает общество. После него в топе смерти только рак и болезни сердца.

– Осенью всех тянет к воде, – отмечает Тэун, забираясь на переднее пассажирское в джип Юнсу. На самом деле это служебная машина, закреплена она за Тэуном, но водит всегда Юнсу. В их слаженной паре Ли Юнсу более опытный водитель, к тому же не страдающий никакими расстройствами.

Вообще-то у Тэуна нет никаких расстройств, и это только Юнсу и начальнику Кану кажется, будто детектив Кван немножечко не в себе. Но пока Юнсу не сдал его в дурку, а начальника Кана устраивает работоспособность подчинённого, все в выигрыше. Включая самого Тэуна: чем интереснее дело, тем увлекательнее детективу Квану в нём копаться.

«Вот бы какой-нибудь ненормальный выполз из переулка», – думает Тэун, глядя в боковое стекло на проносящиеся мимо него фонари с ядовитым жёлтым светом. Улицы заливает дождём с самого утра, синоптики не прогнозируют ничего хорошего на ближайшую неделю, и по радио сообщают о рекордном количестве осадков, уже выпавших в сентябре.

Погода – самая прескверная для последнего на сегодня дела, а у Тэуна всё внутри сжимается от предчувствия. Что-то грядёт. Если он скажет об этом Юнсу, тот его стукнет. Юнсу не любит, когда срабатывает чуйка Тэуна.

– Осенью всех тянет к воде. Почему именно туда? – ворчит он, переключая радиостанции. Тэун пожимает плечами. Юнсу не любит водоёмы с детства, говорит, боится купаться.

– Сегодня я могу этим заняться, – бросает Тэун чуть погодя. Он ничего не может с собой поделать: притоптывает ногой в такт льющейся из радиоприёмника музыке, настроение у него преотличное. – Ты посиди в машине, целее будешь.

– Ага, конечно, – поджимает губы Юнсу, выруливая на набережную. – Начальник Кан сказал с тебя глаз не спускать. После прошлого раза нам выговор назначили, ты забыл?

– Ты уже своё наказание отработал, – отмахивается Тэун, – это мне торчать со сверхурочными в отделении до следующего квартала.

– Вот и не надо меня отсылать при каждом удобном случае.

– Святой кимчи, это всего лишь утопленник! – Тэун фыркает, но вид серьёзного до зубного скрежета Юнсу его смешит. Он тянется к другу, хлопает его по плечу. – Ладно тебе, принцесса Пхёнган. Куда ж дурачок Ондаль без тебя пойдёт!

– Ты же в курсе, что Ондаль был настоящим героем, а принцесса Пхёнган – выдумка летописцев?[3] – замечает Юнсу и наконец паркуется на неприметной площадке рядом с Мапхо, одним из мостов через реку Хан.

По обе стороны от него вдоль всей длины на полторы тысячи метров – высокие заграждения с подсветкой. Сейчас мост сияет белым, отбрасывая на дрожащую от дождя речную воду приятные отсветы. Мапхо-тэгё по инициативе правительства назвали «мостом жизни», хотя именно с него каждый год, по равнодушным статистическим данным, прыгает до трёх сотен человек. Четверть из них погибает.

Не выжил и тот несчастный, чьё тело вытащили на берег полчаса назад. Тэун и Юнсу, переглянувшись, выходят под неприятно моросящий дождь и быстро шагают к группе речной полиции. Те выглядят встревоженными – больше обычного. Их ребята уже оцепили несколько метров набережной и расставили вдоль реки стажёров-пугал. Хотя вряд ли в такой противный вечер здесь будут прогуливаться любопытные.

Когда Тэун ныряет под красную предупредительную ленту, причина тревоги речных полицейских становится ему понятна.

У трупа нет головы.

– Ваши постарались? – шутит Тэун, обращаясь к господину Ю, ответственному за сегодняшнюю смену.

– Шутите? Такого выловили!

Господин Ю морщится и сплёвывает себе под ноги, аккурат рядом с трупом. К мёртвым у него нет ни капли сочувствия, а новый знакомый, похоже, вызывает ещё и раздражение.

Конечно, безголовое тело на самоубийцу не тянет.

Господин Ю жует в уголке рта размокшую сигарету и вслух молит святых духов, чтобы голова бедолаги обнаружилась не позже чем через день и пусть бы её оторвало при ударе об воду, – лишь бы оказалось, что мужик сам скончался.

Тэун присаживается перед трупом, чувствуя, как потеют ладони в предвкушении. Что-то грядёт! Он тоже надеется, что голову можно будет отыскать в ближайших кустах – и убедиться, что им с Юнсу в руки приплыло дело о зверском убийстве.

– Только не говори, что у тебя руки чешутся, – вздыхает Юнсу, садясь рядом с Тэуном. Тэун кивает. – Ох, вот бы хоть раз твоя чуйка нас подвела, а?..

– Не сегодня, – радостно заявляет Тэун. – У нас тут жестоко убитый человек, детектив Ли, причитать некогда.

Юнсу обречённо кивает и встаёт поприветствовать судмедэксперта, который говорит то, что Тэуну уже известно:

– Предположительно, головы бедняга лишился до того, как оказался в воде. Скорее всего, ему с этим помогли. Как вы понимаете, подобное не похоже на случайность.

Тэун, не вставая, поднимает голову – капли усиливающегося дождя текут ему в приоткрытый рот и заливают глаза, так что приходится часто моргать. Лицо судмедэксперта под капюшоном плаща кажется зелёным, словно его тошнит.

– На прошлой неделе в порту Ёданпхо рыбаки выловили похожее тело. Там у мужчины недоставало руки.

Господин Ю свистит, Юнсу ругается вполголоса.

– Так что? У нас завёлся Франкенштейн? – шутит Тэун. Яркий свет с моста отражается в его белоснежной широкой улыбке, и Юнсу привычно вздыхает.

– Вы уже осмотрели окрестности? – спрашивает он у господина Ю, пока Тэун прыгает вокруг трупа с лицом ребёнка в пекарне Пэрис Багет.

– Естественно, – ворчит господин Ю. – Ничего интересного, головы нет. Но мы завтра с моими парнями прочешем реку вдоль моста и в радиусе сотни метров вокруг него. Не думаю, правда, что голова этого неудачника всплывёт так же, как его тело.

– Ещё один такой калека, и можно заводить серию, – кивает Тэун с делано-серьёзным видом, потом оборачивается к Юнсу и подмигивает.

– Ради Тангуна[4], не начинай, – шипит Юнсу сквозь зубы. Его безголовые трупы не вдохновляют, а воодушевление немного двинутого напарника тревожит. Вдохновение Кван Тэуна сулит одни проблемы всему отделению Хансонского округа.

– Мужчина средних лет, судя по рукам, – монотонно вещает судмедэксперт. – Офисный клерк, судя по костюму. Голову словно оторвали – рана рваная, хребет переломан, два шейных позвонка – видите? – торчат, как будто голову от тела, ну, оторвали.

– Под ногтями уже смотрели? – прерывает его Тэун, и незнакомый с ним эксперт осекается.

– Да, – цедит он, – там речной ил и, вероятно, эпидермис с его же ладони. Руки окоченели и распухли, правая сжата, видите?

– А-га, – кивает Тэун. – Что же он там прятал такое?

– Ничего.

– Уверены? А вы внимательно осмотрели?

– Детектив Кван! – вмешивается Юнсу и дёргает Тэуна за локоть. – Дай профессионалам делать их работу, хорошо? Уверен, господин эксперт предоставит нам полный отчёт чуть позже.

Судмедэксперт уже побагровел, и Тэун только теперь заметил исходящее от него напряжение.

– Хорошо, ноль вопросов, – соглашается Тэун. – Заключение ждём завтра к обеду.

Он отходит от трупа, успевая хлопнуть раздражённого эксперта по плечу. Тот бросает ему вслед грубость.

Тэун почти счастлив.

– Придурок, – вонзается ему в спину.

– Согласен, – поддакивает господин Ю.

Юнсу со вздохом ведёт Тэуна обратно к машине.

– Ты в курсе, как тебя называют в нашем окружении? – спрашивает он. Тэун кивает.

– Выродок. Нет? Шерлок. В смысле, нет? Это же правда! У меня ни одного висяка, мы с тобой все дела закрываем быстрее прочих!

– Наркоман с синдромом отмены, – констатирует Юнсу, залезая в авто.

– Длинноватое прозвище, – отвечает Тэун запоздало. Он уже открыл дверь со своей стороны, но завис, внезапно почувствовав пробежавший по спине холодок. Знакомое ощущение тяжести опускается на дно его желудка, разбухает там и пульсирует.

– Что? – хмурится Юнсу. – Нет-нет-нет, только не говори мне…

– Надо осмотреться, – отмахивается Тэун и отходит от машины на два шага. За спиной у него подстриженный газон парковой зоны, в правую сторону змеится набережная и упирается в мост, в левую бежит гравийная дорожка для велосипедистов.

– Тут уже всё прочесали! – стонет Юнсу, но выбирается из салона нагретой машины и бредёт за Тэуном с обреченным видом. – Квисин с тобой. Веди, Моисей! – бормочет он, пока тот шагает к мосту.

Тэуна тянет, нет, тащит вперёд ощущение, похожее на дежавю, абсолютно знакомое и оттого понятное. Оно всегда настигает внезапно: сперва по всему телу пробегает дрожь, словно Тэуну вдруг стало холодно, потом чувство оседает в желудке и пульсирует там. Мастер Ильсан, старый учитель Тэуна и Юнсу по тхэквондо, говорил, что у Тэуна мощный энергетический резервуар, дань-тянь. Он-то и помогает детективу Квану реагировать на незначительные искажения реальности, которые приводят к цели. Тэун аккуратно зовёт это интуицией.

И сейчас она подсказывает ему дорогу.

Тэун сворачивает у самого моста в тень и идёт к канализационному люку в бетонной плите на месте стыка мостовой с подпорной стенкой, исписанной граффити. Он останавливается, всматривается в темноту. Тут пахнет сыростью и речным илом, а ещё, кажется, железом. Если Тэун закроет глаза и позволит пульсации захватить всё тело, то увидит это место так чётко, словно он уже бывал здесь раньше. Дождь прекратится, здесь будет другая ночь, ясная и безветренная, а на плите будут только потёртые временем рисунки, которые через несколько часов окропятся кровью.

Тэун светит фонариком смартфона себе под ноги, потом поднимает телефон выше. В круге неяркого света появляются оранжевая надпись «БигБэнг», портрет растрёпанного парня в солнцезащитных очках и – размазанное пятно крови. Не очень крупное, всего фут в диаметре. След от брошенной сюда отрезанной головы? Возможно.

– Что там? – спрашивает Юнсу за спиной Тэуна. Тэун делает шаг в сторону, позволяя напарнику увидеть всё своими глазами. Юнсу охает. – Твою же…

– Думаю, голову нашему парню оторвали где-то поблизости, – спокойно говорит Тэун. – Не в воде, вероятно. А потом приволокли к реке безголовое тело и сбросили. Голова была где-то тут, её почему-то бросили в сторону, как ненужную вещь. Голова ударилась в плиту и отскочила куда-нибудь… – Он отодвигает носком кроссовка пучок травы и указывает в землю, где видны капли крови. – Сюда.

– Начальник будет счастлив, – заявляет Юнсу.

– Думаешь?

– Тангун с тобой, нет, конечно. Я не стану говорить ему, как ты это обнаружил. Мы же не хотим, чтобы тебя снова отправили на МРТ головного мозга.

Тэун хмыкает.

– Это всё чуйка.

– Это всё безумие, – отрезает не впечатлённый Юнсу и вздыхает снова. – Я зову господина Ю и остальных. Похоже, нам предстоит бессонная ночь. Опять.

Он уходит за полицейскими и судмедэкспертом, Тэун осматривается, шаря фонариком по земле в поисках новых улик. Как правило, его «чувство» проходит, стоит ему наткнуться на след, но сейчас, отчего-то, оно лишь усилилось. «Необычно», – думает Тэун и шагает туда-сюда, ведомый своим ощущением. Желудок сводит, будто к пупку привязали ниточку и дёргают. «Неприятно», – раздражается Тэун. Он поднимает глаза, оглядывая утонувшую в тени набережную, и в дрожащем свете фонарика замечает рыжую вспышку на склоне у моста.

«Лиса?..»

Крик Юнсу заставляет Тэуна оглянуться, а когда он поворачивается обратно, там уже никого нет.

«Показалось, похоже».

Файл 2. Однорукий должник

Осматривать безголовый труп Тэун приезжает ранним утром, но сперва заглядывает в своё отделение. Тут ещё дежурит ночная смена, хмурые коллеги кидают на широкого улыбающегося детектива Квана косые взгляды.

– Говорят, ты вчера опять жмурика выловил, – растягивая каждое слово в притворно-ленивой манере, бросает со своего места Со Чжун. Улыбка сползает с лица Тэуна.

Он подходит к своему столу рядом с Со Чжуном и щёлкает языком.

– Тц, а ты ещё нос не успел в моё дело сунуть, а?

– Ой, больно мне надо возиться с очередным суицидником, – фыркает Со Чжун.

Он старше Тэуна и Юнсу на два года, и когда они поступили на службу, Со Чжун был их наставником… три месяца. Потом не выдержал и попросил перевести детектива Квана в другой отдел. Юнсу мог бы остаться в команде Со Чжуна, но ушёл следом за Тэуном под начало следователя Кана. Того повысили через полгода: благодаря Тэуну и Юнсу он раскрыл два дела подряд, и Со Чжун с тех пор точил зуб на Тэуна.

– Да-да, очередной утопленник, – кивает Тэун, старательно скрывая улыбку. – Сонбэ[5], твоё пренебрежение ранит меня в самое сердце! Разве я не был твоим любимым хубэ[6]?

Он стучит себя в грудь, и Со Чжун весь кривится.

– Ты меня не интересуешь, придурок, – грубит он и встаёт с места. – Я ухожу. Не трогай на моём столе ничего, руки оторву.

– Не беспокойся, – тянет Тэун, провожая его довольным взглядом. – Больно мне надо копаться в твоих скучных бумажках. Сколько пьяниц за смену поймал, сонбэ?

Со Чжун пинает мусорный бак и покидает отделение полиции.

Значит, нисколько. Опять дневная смена отнимает хлеб у ночной, так и запишем.

Тэун осматривается. Пока сонные коллеги оставляют свои места, раздражённо ворчат и делают вид, что лучезарный детектив Кван не вызывает у них озлобленной гримасы на лице – чего такой бодрый каждое утро? Приходит на работу, как ребёнок к Хансон-лэнд, – Тэун с удовольствием потягивается. Он почти не спал этой ночью, метался по постели, прикидывая все вероятности нового дела. И потому припёрся в отделение ни свет ни заря. Юнсу приедет только через сорок минут – по телефону они связались полчаса назад, напарник ещё завтракал и кормил кота. У Тэуна есть время привести мысли в порядок и прикинуть дальнейшие действия.

Первым делом он заглянет в бюро судебно-медицинской экспертизы и выведет из себя… то есть подробно расспросит судмедэксперта о теле господина Кима. Если Тэун прав и голову несчастному в самом деле оторвали, то… где им с Юнсу следует искать место убийства? Далеко ли от реки? Близко ли? Господин Ю сегодня будет прочесывать побережье и если обнаружит что-то столь же примечательное, как кровавый след на плите под мостом, то даст знать Тэуну в первую очередь. Нет, он позвонит Юнсу. Напарник договорился, что связываться будут с ним, а не с детективом Кваном.

Детективу Квану никто не звонил без особой, веской на то причины. Разве что Ингён… Кстати, вчера от неё не было ни одного сообщения. Замоталась на съёмках, должно быть. Тэун позвонит ей позже, как только разберётся с текучкой.

Он жмурится несколько раз, чешет затылок.

Вчера ему привиделся лисий хвост, но он не придал этому никакого значения, хотя всё его нутро кричало о том, что за зверем надо было пойти и посмотреть, так ли хорошо работает хвалебная Тэунова интуиция.

– Бред, – говорит Тэун сам себе и прижимает ладони к лицу. – Ещё и за лисицами бегать. Я же не в отлове диких животных работаю.

– Ты сам как животное, – неожиданно раздаётся справа, и Тэун, повернувшись, упирается взглядом в начальника Кана. Тот высится над Тэуном статуей Тонджо Великого[7]. И вид у него, как у короля прошлого, серьёзный до зубовного скрежета.

– Что я сделал? – тут же реагирует Тэун и натягивает самую невинную улыбку в своём арсенале.

– Испортил мне день, – привычно бросает начальник Кан, – своим видом растрёпанным с утра пораньше. Чего тут расселся, не спится?

– Не спится, – кивает Тэун. – По поводу вчерашнего трупа…

– Хоть бы в порядок себя привёл! – поучает начальник. – Почему опять в этом ужасном свитере? Постирать одежду не думал? Вон на рукавах грязь! Я тебя вчера в этом прикиде видел – у тебя другие вещи есть? Чистые.

– Пуджанни-им[8], – тянет Тэун. – Не ругайтесь так, вам нельзя нервничать в вашем возрасте. Я вам в прошлом месяце витамины покупал, вы их разве не пьёте?

– Кван, заткнись.

– Ладно.

Начальник Кан смеривает Тэуна внимательным взглядом и вздыхает, прикладывая руку ко лбу, будто его мучает мигрень.

– Квисин с тобой, детектив. Не был бы ты таким талантливым дураком, давно бы сослал тебя в Пусан, с рыбаками разбираться и мафию местную пугать… Что вчера нашли необычного?

Тэун моргает.

– Не хитри, – цыкает начальник, – мне Юнсу уже донёс, что ты опять обнаружил то, что от глаз полицейских ускользнуло. Ну?

– Там кровь была… – подбирает слова Тэун, зная, что его выкрутасы начальника бесят. Он никогда не может объяснить, как находит улики, которые следователи не замечают, в местах, где те быть не должны вовсе.

Причина раздражения начальника Кана понятна: однажды Тэун представил улику как доказательство в деле об убийстве молодой женщины на окраине города, но нашёл он её в доме директора агентства недвижимости, где работала жертва. Пробрался туда Тэун ночью и без ордера, повинуясь своему чутью, и за незаконное вторжение сторона защиты его чуть не сожрала. Дело едва не развалилось, у обвинения не было подтверждающих показаний – прокурор рвал и метал, грозясь уволить Тэуна и всё его отделение, начиная с начальника Кана. Пришлось выкручиваться в короткие сроки, и, если бы не Юнсу, Тэун давно бы работал дежурным в каком-нибудь захудалом отделении в Намъянджу. Юнсу тогда вовремя отыскал свидетеля, бухгалтера из агентства, который уже хотел линять из страны. Дело они выиграли, но Тэуну был предъявлен строгий выговор. Не первый на его памяти – и не последний.

– Не в доме местного чиновника, я надеюсь? – бурчит начальник Кан.

– Под мостом, – мотает головой Тэун.

– Уже хорошо. Тогда вопрос к полицейским реки Ханган, как они не заметили следов. Дальше?

– Дальше… – Лису видел. Не говорить же об этом? Начальник и без того на взводе. – Проследил, чтоб судмедэксперт собрал материал, поговорил с господином Ю.

– Дальше.

– Поехал домой с Юнсу. В смысле, он подбросил меня и уехал к себе. Мы не живём вместе, если что.

– Надо полагать! – гаркает начальник. – Юнсу, конечно, святой, но не настолько, чтобы терпеть тебя круглые сутки.

– А вот это обидно, пуджанним. – Тэун поджимает губы, строя скорбную мину на обломках порушенной самооценки.

Начальник фыркает.

– Не расклеишься, – отрезает он. – Принимайся за работу, раз пришёл. В бюро ехать нет надобности – господин Ким только взялся за твоего друга. Доложит после обеда.

– Но, начальник! – ахает Тэун. Он-то надеялся услышать что-то хорошее примерно через полчаса, как раз, когда Юнсу подъедет в офис…

– Не капризничай. Попробуй пока написать отчёт по вчерашнему дню. Так, для разнообразия. Полезно, знаешь ли.

Начальник уходит в свой «аквариум» – огороженную стеклом площадь кабинета двадцать на двадцать футов – и показательно хлопает дверью, аж стены дребезжат. Проводив его взглядом, Тэун протяжно вздыхает. Отчётность – самая нелюбимая часть его работы, и при должной удаче он отлынивает от неё до последнего. Кажется, утро перестаёт быть таким замечательным, как Тэун надеялся.

Он корпит над бумагами, когда в офис приезжает Юнсу. Напарник садится справа от Тэуна, смахивает со своего компьютера пыль и кивает:

– Господин Ю звонил.

Тэун подпрыгивает на месте.

– Не копошись, пока рано радоваться, – осаживает Юнсу. – Вдоль берега ничего не нашли, следов крови нигде нет, головы, как ты понимаешь, тоже. Я пообщался вчера с нашими коллегами из речного, они говорят, что голову могло унести по течению ещё ниже, искать будут у Нодыльсома. Может, её прибило к острову.

– Нет её в реке, – отрезает Тэун и склоняется к Юнсу. – Говорю тебе, тело в реку уже без головы бросили. Про Ёданпхо уже слышал? Там руку так и не нашли.

– Руку могло ко дну прибить, застряла в водорослях, мусоре каком-то… В конце концов, морские твари её обглодали.

– Поедем узнать? Поедем.

Лицо Юнсу вытягивается, он распахивает заспанные глаза – даже морда Стича на его сегодняшней футболке морщится.

– Тэун, это в Инчхоне…

– Нам всё равно ничего по телу не сообщат до обеда, – радуется Тэун, не скрывая. Сидеть в четырёх стенах ему уже наскучило, не прошло и часа от начала его рабочего дня. – Давай, детектив Ли. Надо проверить зацепку.

– Нас инчхонский отдел по голове не погладит.

– А мы их разрешения спрашивать не станем.

Юнсу стонет.

– Если там ничего не будет, я тебя прибью, – ворчит он, вставая с кресла.

– Я куплю тебе осьминога в кунжутном масле.

– Терпеть не могу осьминогов!

– Хорошо. – Тэун тоже поднимается и идёт к выходу вперёд Юнсу, на ходу кивая приходящим в офис коллегам. – Что ты хочешь? Чогетан[9]?

Они покидают отделение полиции хмурым утром, хотя на душе у Тэуна царит радостное предвкушение новой головоломки, которую он желает разгадать как можно скорее.

На парковке он замирает, прислушиваясь к себе. Снова его дёргает за пупок неприятное чувство узнавания – только Тэун понятия не имеет, на что так откликается его дань-тянь. Он резко оборачивается, но натыкается на удивлённо остановившегося Юнсу.

– Что?

– Не знаю, какое-то чувство…

Тэун шарит глазами по парковке, уже забитой машинами полицейского управления. Здание отделения, бюро экспертизы, утопающее в зелени, ярко-зелёная вывеска «Сэвэн илэвэн» на углу… Что-то он упорно не замечает, что-то ускользает из его поля зрения.

– Ничего, неважно, – бормочет Тэун, наконец, и садится в машину первым, едва отзывается сигнализация. В боковом зеркале, между беседкой для курения и фонарным столбом, мелькает рыжее пятно, но тут же пропадает в тени переулка.

Юнсу ворчит, выворачивая с парковки, Тэун не может отделаться от ощущения, что его водят за нос. Кто или что – он не понимает, и оттого злится сильнее.

Машину с номерами полиции округа Хансон провожает взглядом девушка с тёмно-рыжими, почти красными волосами.

– Твою мать, – ругается она сквозь зубы. – Да что не так с этим красивым придурком?

* * *

В Инчхоне на удивление солнечно. С моря задувает приятный осенний ветер, чайки кричат у пирса, рыбный рынок уже кишит разговорчивыми бабулями и дедулями, вовсю работают мелкие щиктаны[10] на берегу. Из залива в порт возвращаются корабли и рыбацкие лодки. Рыбаки разгружают богатый утренний улов.

Юнсу и Тэун приезжают на побережье к полудню, и первым делом отправляются на пристань расспросить местных о происшествии. Собирать слухи – один из этапов их привычной процедуры расследования, и тут уже блистает социальными навыками Тэун. Юнсу предпочитает подождать в стороне: общаться с бабушками и помогать им, пока ненавязчиво спрашивает о последних происшествиях. Тэун же прёт напролом и шагает прямиком к уставшим рыбакам.

– Доброго дня, аджосси[11]! – здоровается он с одним из них, в потертой шляпе с узкими полями и неприметной куртке. Тот выпрямляется, оставляя в стороне мокрую сеть, освобождённую от рыбы – ту уже сгрузили в бочки и катят их в сторону грузовиков. – Я детектив Кван из округа Хансон, хотел расспросить вас о…

– Были тут ваши коллеги, – отрезает рыбак, даже не глядя на удостоверение в руках Тэуна, и вновь сосредотачивает внимание на сетке. – Вы бы договаривались между собой, а то шастаете без передышки, то один спросит, то второй… Работать мешаете.

– Так я помогу! – Тэун хватает сетку с одного конца и ловко перебирает её в руке, складывая несколько неуклюже.

– Айщ, не лезь, если не знаешь, что делать, – отбивается рыбак. Он цепляется пальцами за край сетки, выворачивает её, резко смахивая капли воды и окатывая Тэуна пахнущей рыбой моросью. – Вот так надо, сперва края найди, потом только середину складывай, понял?

– Ага, – кивает Тэун. – С краёв, как пазл.

– Чего?

– Ничего, учусь у вас хорошему делу! – Тэун лучезарно улыбается и помогает мужчине со второй сетью. Тот уже не возражает так рьяно, и они управляются вдвоём быстрее. – Может, мне в рыбаки пойти, раз с расследованиями не выходит, аджосси, как думаете?

Рыбак окидывает Тэуна хмурым взглядом и вздыхает.

– Квисин с тобой, – говорит он после паузы. – Что хотел?

Тэун обмахивает руки от воды, не скрывая торжественной улыбки.

– Спасибо, аджосси! Скажите, у вас же тут недавно мертвеца выловили без руки?

Рыбак качает головой, поля шляпы скрывают его угрюмые глаза, окаймлённые узором морщин, что сеть в его руках.

– Не мертвец, а Гу Санхун, – отвечает он спустя мгновение. – Уважать мёртвых надо, пацан, по имени звать. Его тело два дня как сожгли, жена с сыном оплакать не успели, а ты – «мертвец»!

– Так точно, – безропотно кивает Тэун. – Вы его знали, да?

– Конечно знал! Мы с ним в море ходили тысячу раз, твоей жизни не хватит, чтоб сосчитать! Хороший был человек, опытный рыбак, море знал, как свои пять пальцев. И за что его так…

Тэун терпеливо ждёт, пока мужчина выговорится, и только потом осторожно подталкивает его к сути:

– Кто его обнаружил? Видели что-то необычное? Может, господин Гу вёл себя как-то странно перед смертью?

– Да обычный он был! – раздражённо отвечает рыбак. – Вечером накануне говорил, что в выходные повезёт жену в Хансон, к сыну. Сын его бухгалтером работает в какой-то конторе приличной, Санхун так им гордился, постоянно о нём говорил, не заткнёшь. Только никуда они с женой не поехали. Наутро обнаружили его в лодке вот прямо тут, на пирсе. Лежал, весь белый, глаза распахнутые, выцветшие, будто Санхун враз ослеп. И руки нет, обрубок вместо неё. Словно акула откусила по плечо.

– И крови не было? – подмечает Тэун. Рыбак осекается, замирает. Ветер треплет его старую шляпу и торчащие из-под неё жёсткие волосы с проседью, собранные в короткий хвост у самой шеи.

– Не было. Следователь какой-то, кто первым сюда приехал, сказал, что его не здесь убили.

– Сразу же определили, что его убили? – Тэун хмурится, осматривая торчащий в залив пирс прямо за спиной рыбака. – Может, ему руку в самом деле акула отгрызла, вдруг он в море ночью выходил.

– Пацан, – перебивает его рыбак, даже замахивается, будто хочет отвесить оплеуху, как собственному сыну. – Мы в море в одиночку не ходим, правила есть. Санхун приличным был человеком, никогда бы так опрометчиво поступать не стал.

– Что же тогда он делал ранним утром на берегу? – щурится Тэун, на всякий случай делая шаг назад от мужчины. Тот жует нижнюю губу. Видимо, этот вопрос ему уже задавали, и ответа он так и не нашёл.

– Пришёл раньше меня, – бурчит он. – Приготовиться хотел, лодку проверить.

– Раз крови не было, умер господин Гу не у лодки, – гнёт своё Тэун. – И, вы говорите, он белый был совсем? Может, обескровленный?

Рыбак смотрит на Тэуна обиженно, как ребёнок, который не хочет слышать о том, что игрушки не могут разговаривать, а киринов[12] не существует.

– Мне-то почём знать, – бурчит он. – Ты тут детектив-умник, вот и гадай сам.

– За умника спасибо, – кланяется Тэун и добавляет учтивым голосом: – И за помощь в расследовании. Я обязательно найду причину, по которой умер господин Гу и сообщу вам, как только мне всё станет известно.

Рыбак с подозрением качает головой.

– А вот коллега твой другими словами со мной прощался. Сказал, что они постараются выяснить, кто убил Санхуна.

Тэун согласно кивает.

– Мой начальник учил меня не делать поспешных выводов. Но я точно всё выясню, даю слово.

– А хвастаться тебя тоже начальник учил? – поджимает губы рыбак. Тэун вытягивается во весь свой немалый рост, вскидывая подбородок.

– Нет, аджосси, хвастаться я сам научился. Опыт не позволяет вас без ответов оставить.

– Вот же…

Тэун снова кланяется, берёт у рыбака номер телефона на случай новых сведений и идёт к пирсу, осмотреться внимательнее. Там его уже поджидает Юнсу.

– Ты рыбу чистил? – ахает Тэун. Юнсу вытирает руки салфеткой, от него тянет характерным запахом тины и, отчего-то, грибов.

– Одной милой бабушке было трудно разделать сома, – отвечает Юнсу и только теперь позволяет себе скривиться. Он не любит морепродукты, и запах рыбы ему не нравится, так что теперь Юнсу вздрагивает всем телом, бросая салфетку в пакет с мусором, который лежит у его ног.

– Ну какой же ты хороший внук, Ли Юнсу, – Тэун хлопает друга по плечу, Юнсу морщится.

– Не начинай. Зато я узнал кое-что.

– Я тоже.

– Ты первый.

Они идут вдоль пирса, рассматривая под ногами старые бетонные плиты, выбеленные на солнце, покрытые слоем морской соли. У Тэуна в животе урчит от голода, да ещё и это несчастное ощущение приближения чего-то, чему он не может пока дать названия, беспокойно возится где-то на дне желудка.

– Господин Гу Санхун, рыбак, обнаружен ранним утром в своей лодке у этого пирса, – рапортует Тэун, гоня прочь неприятное чувство. Срочно надо поесть. Омуккук[13]. Жареного кальмара. Кимчи чиге[14] со скумбрией.

– Ага, руки нет, это мы знаем, – подталкивает Юнсу.

– Мне сказали, он был белым, крови не было.

– Руку отняли где-то в другом месте, сюда уже труп притащили, – делает вывод Юнсу.

– Местный отдел решил, что его убили.

– А ты?

– Я тоже склоняюсь к этому мнению, – хмуро говорит Тэун и трёт живот под свитером. Жарко, хотя с залива задувает влажный прохладный воздух. Его вдруг бросает в жар, на лбу под длинной густой чёлкой проступает испарина, а следом и весь он мгновенно покрывается потом.

– Бабушки, с которыми я беседовал, говорят о злых духах, – тянет Юнсу, не замечая, как Тэун зеленеет. Тошнит ещё, с чего бы? Надо поесть, вот и всё. Нечего раскисать от голода, не впервые ведь… – Знаешь, что они между собой обсуждают? Что погибший душу морскому дьяволу продал, вот и поплатился, мол, время его пришло, и он руку отдал в уплату долга.

– Морскому дьяволу? – бездумно повторяет Тэун. В ушах стучит, кровь приливает к лицу. Давление, что ли, ещё подскочило? Да в чём дело, что не так с его телом?..

– Мульгвисину, – поясняет Юнсу. Он подходит к ограде пирса, указывает куда-то в море. Тэун упирается грудью в ограждение, почти виснет на нём. – Морскому духу. Местные жители многим морским тварям молятся, о погоде просят хорошей, об улове. Бабушки считают, господина Гу злые духи утащили и руку ему откусили и съели. Слишком удачливым был, не в меру. И улов всегда хороший, даже когда другие из моря приходят с пустыми сетями, и сын-то в престижный университет поступил, а потом в крутую компанию устроился… Вроде в «Хан Груп». Ты слушаешь?

Тэун кивает, но зря: его совсем ведёт, и он переваливается через ограду. В глазах темнеет, крик Юнсу тонет в завывании ветра и шипении волн. Водная гладь приближается быстрее, чем Тэун успевает отреагировать, и он погружается в холодную пучину.

«Хорошо, тут не мелко», – думает он напоследок, – но Юнсу меня не вытащит, он плавать не умеет».

С этой невесёлой мыслью Тэун отключается.

– Зря я тебя спасла, сопляк! – слышит он в следующее мгновение и открывает глаза. Голос до боли знакомый, аж слух режет.

Над ним, закрывая головой небо, склоняется девушка. Тёмно-рыжие волосы облепили щеки и шею, пухлые губы выделяются на фоне бледной кожи. Красивая до безумия – Тэун умер, похоже, раз видит такую богиню.

У неё жёлтые глаза с продольными зрачками.

«О, – думает Тэун бесхитростно, – лиса. Нашёл».

Файл 3. Рога в «подкове»

За пару дней до описываемых событий

Харин мчится вдоль автострады, ругая весь свет. Если бы при ней были прежние силы, она бы обернулась лисой и вмиг добралась до нужного ей места, но теперь, в условиях ограничений, она вынуждена пользоваться обычным транспортом, а потом рулит вдоль автострады на любимой тачке навстречу мусорной свалке. Потом весь салон провоняет тухлятиной, спасибо-пожалуйста.

В голове крутится приставучая иностранная песня, которую Джи напевал несколько лет назад. Квисин бы побрал этого любителя клубов – Харин всё ещё слышит его «что говорит лиса, что говорит лиса, динь-дилинь-дилинь».

На повороте из города её заносит: гнев застилает глаза, и Харин не сразу замечает, что дорога виляет вправо.

Впереди маячит вывеска круглосуточного магазина, редкий огонёк в непроглядной темноте на подъезде к мусорной свалке, устроенной людьми, которые ничего не смыслят в сохранении природы. Воняет, человеческие отходы смешиваются с запахами, идущими от заводов, выстроенных широкой полосой чуть западнее того места, куда Харин направляется.

Джи просил её быть осмотрительнее, но сегодня произошло что-то из ряда вон, поэтому Харин несётся сломя голову в самый центр мусорной «подковы». Нелегальные свалки стали заполнять территорию Корейской Федерации с тех пор, как Китай запретил ввоз иностранного вторсырья, чем в своё время активно пользовалось местное правительство. Теперь не только Хансон, но и рисовые поля в фермерской части страны утопают в мусоре.

Кажется, у свалки сменился хозяин: прежний владелец хоть как-то сдерживал количество отходов, поступающих на полигон в Уйсонг, а теперь гора из пластика, строительного и прочего мусора здесь выросла раз в пятьдесят.

От раздумий о судьбе свалки Харин отвлекает сигнал входящего сообщения.

«Спишь?» – высвечивается на экране смартфона. Харин фыркает: вот тебя-то сейчас не хватало.

«Чего надо, быстро», – пишет она короткий ответ, и мгновенно получает длинное сообщение:

«Видела музыкальную премию? Мы выиграли, я тебя хотел на афтепати позвать, мы с ребятами собираемся отметить у себя, по-домашнему».

Харин стискивает руль одной рукой и набирает ответ другой: «Прости, не сегодня. Рада за вас, ты молодец».

«Мы», – сигналит собеседник.

«Других я не знаю, но ты точно молодец. Всё, отключаюсь, некогда».

Харин останавливается у гряды «подковы», вылезает из машины и осматривается. Принюхивается. Из-за газа, образующегося в недрах мусорной горы, сложно разобрать другие запахи, но звериный нюх выискивает среди тянущихся вдоль горы слоёв вони тот, что привёл её к этому ужасному месту.

Слева шумит река Нактон, и слабый сырой аромат доносится сюда еле слышно, смешиваясь сперва с запахом фермерских угодий – химикаты снова испортят негодующим крестьянам урожай, тц, – но благодаря ему Харин улавливает едва заметный след. Фу, кто додумался прятать труп в мусоре? Такое только людям на ум могло прийти, квисины поступают по-другому. Что-то здесь нечисто.

Харин медленно идёт вглубь свалки. И без того слабый свет трёх фонарей у заграждения не достаёт до центра «подковы», но лисице не нужны человеческие приспособления, чтобы видеть в ночи лучше, чем днём. Она доходит до торчащего из мусора ржавого бока какого-то пикапа и замирает. Здесь.

Пахнет сладко и горько. Пахнет смертью, насильственной и жестокой. У неё свой аромат, его ни с чем не спутаешь, если хоть раз видел, как умирает на твоих глазах живое существо от рук другого, такого же, существа.

Харин ищет подсказки: оставшийся от убийцы шаг, отметину потной ладони на кузове старого авто, капли густой чёрной крови. В том, что мертвец, притащивший Харин сюда, – квисин, она не сомневается. Убил его кто? Другой квисин? Что за ерунда, они не поступают так со своими… Сожрать заплутавшего пьяницу, утащить маленького ребёнка в лес и извратить его сущность, лишить разума вдову, уже сгорающую от горя, или утянуть на дно водоёма подростка с разбитым сердцем – вот как поступают квисины. Они не убивают друг друга, тем более не прячут трупы в груде человеческих отходов.

У злых духов тоже есть гордость, она превышает людскую в разы.

Харин трогает языком душный воздух. Гореть тут всё будет через неделю-две, точно – пахнет газом так сильно, что ни о чём думать не получается. Заткнуть бы нос и свалить отсюда, оставив других монстров разбираться с проблемой.

Но нет, ей же больше всех надо копаться в мусоре…

Харин старается дышать через раз, и прыгает на кузов тачки. Та натужно скрипит и нехотя наклоняется к земле. Харин использует вспыхнувшие за спиной хвосты, чтобы освободить пикап из цепкой хватки прочего хлама. Медленно поддавшись напору, автомобиль с грохотом валится на землю вместе с пластиком, сдутыми шинами и железными балками. Харин прыгает в образовавшуюся нишу, откуда тут же вырывается на свободу жуткий смрад.

«Нашла».

Скрюченное тело синнока[15] притулилось в мусорной яме. Харин ахнула бы, но издаёт только скрипящий крик. Священное животное смотрит на неё широко распахнутым глазом, второй слипся от ссохшейся крови. Его бледно-жёлтая шкура покрыта пятнами крови и грязью, она свалялась и облепила рёбра, словно из зверя высосали не только жизнь, но и кровь. У него нет рогов – похоже, это косуля.

«Тот, кто сделал это, заслуживает самой ужасной смерти», – думает Харин с подступающей к горлу паникой. Убийство священного оленя карается и в этом мире, и в загробном, и убийца, если он знал об этом, безумец самой жестокой масти.

Харин ныряет в мгновенно сгустившуюся темноту – глаз оленя потух, но всё равно вызывает в ней глубинный страх. Она никогда не видела мёртвого синнока, да и живого ей довелось встретить всего раз – в горах недалеко от Уйсонга.

Может ли это быть тот самый олень, она не знает и старается об этом не гадать понапрасну – станет только хуже.

Она касается тела оленя каблуком – стылое, твёрдое, словно камень. Никакой квемуль[16] не должен быть… таким. Если кто-то или что-то убивает монстра, тот исчезает, не оставив после себя в этом мире никакого материального тела. Убитого квемуля нельзя найти вот так, в горе человеческого мусора, изувеченного и забытого.

«Великие Звери, да кто мог так обойтись с синноком?..»

Переборов первую волну страха, Харин обходит тело оленя и ногами толкает его наружу. «Прочь, прочь из этого смрадного места! Тебя стоит похоронить с почестями, оплакать твою гибель, какой бы ужасной она ни была, и поставить рядом с захоронением статую в твою честь!»

Харин упирается задними лапами в железную дверь от какого-то сейфа, тяжело дышит, прикладывая силы больше, чем обычно. Она может перевернуть крыло самолёта, без труда поднять человека, огромный шкаф с собственным гардеробом, сдвинуть автомобиль… Но справиться с человеческими вещами куда проще, чем с телом священного зверя.

Приходится ухватиться за шею синнока. Харин тянет его со свалки, глотая злые слёзы. «Будь проклят тот, кто сотворил такое зло! Человек ты или квисин – тебе не жить».

У Харин уходит час на то, чтобы дотащить тело до леса, ещё не тронутого человеком. Вопрос времени, когда люди вырубят деревья и здесь и завалят это место мусором. Харин надеется, что успеет отыскать убийцу синнока и наказать его – тогда тело священного животного должно исчезнуть, и человек не сможет обнаружить на своей территории то, что ему видеть не следует никогда.

Харин копает землю голыми руками, раз при себе ничего подходящего нет, подмахивает хвостами, пока глаза застилает мокрая пелена. Пока рядом нет Джи, она может поплакать о судьбе убитого синнока – её закадычному другу не стоит видеть слёзы лисицы, которая снова не справилась с эмоциями.

Тело синнока падает в свежевырытую яму. Харин читает над ним короткую молитву и закапывает, приминая ногами землю так, чтобы никто посторонний не заметил место захоронения. На ближайшем стволе дерева Харин отросшим когтем наносит метку, по которой позже сможет найти могилу и поставить здесь какой-никакой памятник.

Вся в земле, насквозь провонявшая газами со свалки и другими отвратными запахами, она возвращается в город.

«Синнока убили пару дней назад, – думает она, устало ведя машину. – Было полнолуние, я проснулась посреди ночи от внезапного страха такой силы, что хоть вой как волк. Значит, не зря меня мучили подозрения. И не зря я сунулась на эту квисинову свалку».

Будь она сильнее, как в конце прошлого века, могла бы за пару минут преодолеть расстояние в десятки километров и оказаться в своей квартире, чтобы смыть с себя тяжесть ночи и уснуть беспокойным сном. Но о чудовищной скорости и силе пришлось забыть. С тех пор, как Харин отдала – нет, потеряла, как идиотка, – своё сокровище, она и себя потеряла.

«Но о себе ли сейчас стоит переживать?»

У синнока не было рогов, хотя то всё же был олень, не косуля – кажется, у священных косуль другой окрас; Харин не помнит этого наверняка и делает мысленную пометку расспросить обо всём Джи. Только подробности вываливать на него Харин не станет, а то этот неугомонный за её спиной кинется искать труп оленя, чтобы прочитать над ним правильную молитву и отпеть как следует.

Что ещё такого необычного можно отметить у синнока, что даст Харин подсказку?.. Кроме самого факта убийства, она ничего больше не может придумать и перебирает в памяти все известные ей случаи смерти священных зверей – или любых других монстров.

«Твою мать, – думает Харин с вновь нарастающей злостью. – Придётся идти к этому ублюдку».

Джи идея не понравится. Соваться в гнездо токкэби и раньше было для лисицы сродни самоубийству, но теперь, когда в новом веке гадёныш обзавёлся связями и отстроил себе целую империю, прикинувшись богачом, Харин в его владениях и подавно не ждёт ничего хорошего.

Но Союль – единственный из всех знакомых Харин монстров – убивал себе подобных. И только он может сказать, существует ли в этом смертном мире что-то, способное отобрать жизнь у священного оленя.

* * *

– Ты с ума сошла! – вопит Джи, вскакивая со стула. Тот падает на спинку, грохот разносится по кухне и совмещённой с ней гостиной. Рука Харин дёргается – и тушь мажет мимо ресниц, попадая на щёку. Ну, класс.

– Я слышу это от тебя уже лет… триста?

– Всего двести пятьдесят, – возмущённо пыхтит Джи с кухни и идёт к Харин в её спальню. Опирается плечом о дверной косяк, смотрит на лисицу с прищуром… Она думает, что Джи сейчас снова заведёт надоевшую песню про токкэби, но тот сваливается в свою излюбленную тему: – Я ещё не настолько старый.

– Тебе-то что? – округляет Харин глаза. – Всё равно не стареешь, а прикидываешься малолеткой, будто тебе страшно обнаружить пару возрастных морщин на личике. Шмотки таскаешь ужасные. Ты нувориш? Вчера обогатился?

– Эй!

– А что тогда одеваешься так безвкусно? Диор не сочетается с Рабан, деревенщина.

Джи открывает рот, но сдерживает себя от полного ярости крика и говорит обманчиво-нейтральным голосом:

– Они. И не должны. Сочетаться.

Харин закатывает глаза и ухмыляется. Переключить внимание Джи так легко, что эта игра надоела ей ещё два столетия назад.

– Домовой, а ведёшь себя как сын Кардашьянов, – цокает языком Харин, подначивая его сильнее. Пока Джи будет разливаться в восхищённых песнях модным домам, она ускользнёт по делу, и ёндон[17] не остановит её и не увяжется следом.

Несмотря на то что от своих прямых обязанностей Джи косит с момента своего возвращения из мира мёртвых, за Харин он цепляется с изрядной упёртостью и таскается за ней, как привязанный, едва дело запахнет жареным. А ведь они даже не семья и живут в разных домах! За собой бы присматривал, малолетка.

Харин стирает с щеки полосу туши, смотрит на себя в зеркало и, поморщившись, добавляет ещё теней поярче. Перед засранцем надо выглядеть идеально, чтобы его зоркий глаз не смог зацепиться ни за одну лишнюю деталь в её образе.

А им всего-то надо поговорить. Не драться до полусмерти, как двести лет назад, не поить друг друга отравленным соджу, как в начале прошлого века. Сколько они не виделись? Больше столетия уже, надо полагать.

И ещё бы столько же не встречаться.

Но либо Харин пойдёт наиболее коротким путём и спросит всё у Союля, либо будет копаться в этом последнем деле самостоятельно. Тангун обещал ей увольнение, вечное увольнение со своей службы, если Харин притащит ему что-то стоящее.

«Ну, смерть священного оленя явно тянет на что-то стоящее».

Харин заканчивает макияж и бросает взгляд на Джи. Тот завалился на диван в гостиной и бездумно щёлкает по ТВ-каналам. Понятно, он ждёт, когда Харин соберётся на выход – и потащится за ней в «Хан Групп».

– Останься-ка дома, – говорит Харин, вставая с кресла. Джи смахивает с дивана вечернее платье, туфли на шпильках и сумочку – вчерашний наряд, в котором Харин явилась на званый ужин, не закончившийся ничем полезным, – и хмурится.

– Отпустить тебя одну к этому гаду? Нуна[18], я не хочу снова искать тебя в Жёлтом море.

– Это было давно!

– Или вытаскивать тебя из горящей конюшни.

– А это вообще не Союль сделал!

– Но по его наводке тебя тогда деревенские нашли и сжечь пытались! – вспыхивает Джи и поднимается с места. – Встречи с ним не заканчиваются для тебя ничем хорошим!

– И для него тоже, – парирует Харин, скалясь. Однажды она пригвоздила токкэби мечом к крепостной стене и оставила висеть там три дня, пока над ним не сжалился какой-то полоумный квисин. Кажется, Союль отплатил тому бедолаге сполна. Прислал его голову Харин в подарок ко дню обращения. Миленько, ничего не скажешь.

– Слушай, мы уже не малые дети, чтобы развлекаться так, как в прежние времена, – говорит Харин, перебирая стоящие на полках сумочки. Надеть надо туфли с каблуком повыше, чтобы не смотреть на гадёныша снизу вверх, значит, сумочку она возьмёт в тон лабутенам[19]. Чёрная подойдет.

Джи трясёт головой, смахивает с лица длинные пряди волос и замечает:

– Бери красную.

– Думаешь?

– Ага. Пусть думает, у тебя там пистолет или нож отравленный спрятан.

Харин согласно кивает.

– Ну, – говорит она, оборачиваясь к Джи. – Как я выгляжу?

Джи осматривает её с ног до головы – черная блузка с мехом, кожаная юбка до колен и чёрные туфли на высокой шпильке – и удовлетворённо хмыкает.

– Сногсшибательно. Не забудь газовый баллончик.

– Ты за кого меня принимаешь?! – злится Харин.

– Это не тебе, – машет рукой Джи, – а мне. Мне так спокойнее будет.

Харин закатывает глаза и идёт к выходу.

– Ёндон, а защищаться так и не научился, – ворчит она, запирая двери за собой и Джи. – Если так боишься его, что за мной тащишься? Я тебя не зову.

– Отвали, – огрызается Джи. – Я за тобой присматривать иду, не за ним.

Они спускаются на подземную парковку, находят машину Харин – красный «Авентадор», её любимую малышку. Выезжают на улицу в молчании, проезжают ночные кварталы тоже молча. Наконец Джи не выдерживает:

– Я порыскал по своим каналам о нём, раз уж ты не удосужилась, – говорит он. – Союль теперь влиятельнее половины страны.

– Удивил, – цедит Харин. – Редкий квисин с мозгами в наши дни будет прозябать в нищете и голоде, тем более такой древний, как Союль.

– Вот именно! – вспыхивает Джи. – Он теперь тебя не своими руками скрутит, а позовёт военный конвой и упрячет за решётку, если зубы на него оскалишь.

– Успокойся. Я тоже не та мелкая лисичка, какой была в нашу первую с ним встречу. У меня есть деньги и связи…

– Не такие, как у Союля.

Харин включает радио, лишь бы заглушить ворчание Джи. Не с его габаритами и возможной силой бояться бодигардов корпорации Хан: он высокий, под два метра, разве что долговязый и мышц почти нет. Но из драки с любым человеком он выйдет победителем даже при самом неудачном раскладе.

Из радио льётся песня молодёжной группы, Джи с удовольствием подпевает.

– Они недавно премию выиграли, в курсе? Бэм мне писал вчера, звал на афтепати.

– Ага, меня тоже звал, – кивает Харин. – Только я занята была.

– Мусор разгребала, – поддакивает Джи.

– Поговори мне тут.

Они выезжают на мост через реку Ханган, Джи выглядывает в окно, чтобы рассмотреть высотку Союля.

– Он опасен теперь во всех отношениях, – продолжает гнуть своё Джи. – Физически, финансово, юридически. Его адвокаты найдут на тебя столько компромата, если перейдёшь ему дорогу…

– Джи, малыш, – усмехается Харин, – я не собираюсь переходить ему дорогу. Я вообще не собираюсь говорить с ним ни о чём, помимо синнока.

– Но!..

– И он не станет так постыдно мне мстить. Да и за что? – Харин сворачивает на перекрёстке к Каннаму, за окном проносятся огни приближающегося делового района. В Хансоне теперь светло круглые сутки, город никогда не спит. Шумно, многолюдно. Если бы люди не творили с природой всё, что им заблагорассудится, Харин любила бы это время всей душой. Если у неё вообще есть душа, ха.

– За что? – Джи открывает бардачок и бесстыдно там роется. – Тебе перечислить в алфавитном порядке или хронологическом? Значит, вспомним историю вашего знакомства…

– С той поры много воды утекло, даже Великие Звери успели забыться.

Джи находит в бардачке солнечные очки Харин и цепляет их себе на нос. Морщится, смотрит на своё отражение в зеркало заднего вида.

– Тебе идут, – фыркает Харин.

– Да?

– Оставь себе.

Джи лучезарно улыбается ей и убирает волосы со лба дужкой очков. Такой ребёнок. И как умудрился дожить до своих веков…

К высотке с горящей под самым небом вывеской «Хан Групп» они приезжают уже за полночь, и настроение Джи снова ползёт вниз. Он выходит из машины с хмурым видом и ждёт, притопывая ногой в лакированной туфле, пока ждёт Харин.

– Можешь подождать меня здесь, раз боишься, – говорит она.

«Вот уж защитник. И в кого такой трус?»

– Нет уж, – мотает головой Джи. – Я пойду с тобой и прослежу за вами. Глядишь, на себя приму удар, если до драки дойдёт.

– Мы не будем драться, – цедит Харин. – И я не дам тебя в обиду, никто тебя не тронет.

В широком холле, освещённом ярким белым светом, пусто и тихо, только у стойки сидит охранник. Мажет сонным взглядом по Харин и Джи и ничего не спрашивает, хотя должен. Видимо, предупреждён о ночных гостях. Пока Харин ждёт, Джи осматривается с видом загнанного в угол зверя. Зря. В холле известного небоскрёба ему точно ничего не грозит, тем более что здесь нет ни обычных ловушек, ни шаманских. Воздух чистый, ничем не пахнет, хорошо работает вентиляция.

«Надо думать, клан Союля соблюдает все человеческие правила и чтит трудовой кодекс». Джи был не прав, когда решил, что Харин ничего про своего вечного соперника не узнала перед их встречей: она прошерстила все статьи с упоминанием корпорации «Хан», поспрашивала Хичжин о делах токкэби.

Поднялся он в середине прошлого века, сразу после Второй мировой, как большинство других знаменитых нынче конгломератов: его якобы дед скупил половину земли в Каннаме, когда район был трущобами, построил своё состояние на недвижимости, а потом вложился в IT-сферу.

Сейчас корпорация Союля владеет двумя крупными строительными фирмами, сетью отелей, занимает какую-то долю рынка цифровой индустрии. Денег у него и правда больше, чем у половины страны.

Ну и ладно. Харин знает, что золото мутит рассудок и людям, и духам, и ввязываться в гонку за человеческое богатство не хочет и никогда не хотела.

Хичжин сообщила, что токкэби подчиняется ещё и несколько кланов квисинов. Мафиози он, что ли? Зачем возиться с мелкими бандами? Или они ему души людей приносят в качестве подношений? Пару веков назад Союль промышлял подобным – на том они с Харин и не сошлись в очередной раз. Тогда она проиграла, и Джи нашёл лисицу у берегов Чанпо, куда её, связанную, Союль выбросил с корабля и уплыл.

Гад вонючий.

– Моя дорогая, – слышит Харин за спиной, и от знакомого голоса, низкого, надменного, её всю пробирает дрожь. Она оборачивается, чтобы встретить спустившегося в холл Хан Союля с самым высокомерным своим лицом.

– Сколько раз просила не называть меня «дорогая»! – шипит она, с места срываясь в злость. Союль проходит через турникет и останавливается напротив Харин – между ними два шага, преодолеть которые токкэби не составит труда, если он решит тут же напасть.

– У, как грубо, – притворно-обиженно отвечает Союль. – Разве так следует встречать бывшего мужа?

Запись от 1772 года

Нампхо, деревня у устья реки Тэдон в Чосоне[20]

Харин выбирается на берег, харкая морской водой. Привкус крови с илом оседает на языке, соль царапает горло. На руки больно опираться – чтобы выпутаться из верёвок, которыми её связал ублюдок Союль, прежде чем кинуть в бочку, Харин пришлось вывернуть оба запястья и сломать себе большой палец на правой руке. Теперь восстанавливаться будет два дня, не меньше. Кусок лошадиного навоза этот Союль, чтоб с него крабы кожу содрали и имуги с костей мясо всё обглодал! Кстати о последнем… Хитрый змей хоть и обернулся человеком, всё равно остался Харин должен, так что можно будет заглянуть к нему в гости, как только она придёт в себя.

Прятаться от Союля всё сложнее, хотя Великий Тангун и обещал Харин защиту. И теперь, в уплату, Харин исполняет его обязанности как проклятая. И тем не менее, она здесь: на берегу какой-то забытой всеми реки у залива Жёлтого моря, отряхивается, как псина, от воды и не может пошевелить обеими руками, потому что сама их себе покалечила. Чудесное завершение недельной вылазки в горы!

Тангун поручил Харин отыскать хосина[21] на горе Куволь, и она шаталась по горным тропам в лисьем обличье несколько дней и ночей, даже потеряв аппетит к нормальной еде: в последний день к вечеру ей захотелось свежей курицы из птичника какого-то затерявшегося в горах крестьянского поселения. Харин вернула себе человеческий вид и всю ночь просидела в углу сарая рядом с вонючим козлом, гоня от себя мысли о курином мясе. Наутро она выбралась из постройки и собралась поискать духа гор на побережье – там-то её и поймал Союль. Связал, вырубил и бросил в бочку из-под рыбы, а ту отдал рыбакам в Жёлтом море. Так Харин оказалась у реки Тэдон.

– К Тангуну этого хосина, – ругается Харин, сплёвывая кровь с губ (разбила их о крышку бочки, когда выгрызала себе путь на свободу). – Пусть сам своего тигра ищет, раз такой умный. И почему он меня от Союля не спасает, если вызвался? Вот и верь после всего божкам, как же…