Белый Клык E-Book

Джек Лондон

• Herausgeber: David De Angelis
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Sprache: Russisch

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Родившись в диких землях ледяного Юкона, волчонок «Белый Клык» вскоре познает суровые законы природы, становясь все свирепее и независимее в борьбе за выживание. Однако глубоко внутри него запрятаны далекие воспоминания о привязанности и любви - сможет ли он снова научиться доверять человеку?

Leseprobe

БЕЛЫЙ ФАНГ

ДЖЕК ЛОНДОН

1906

Перевод и издание 2024 года Дэвида Де Анджелиса

Все права защищены

Содержание

ЧАСТЬ 1

Глава 1. Мясной след

Глава 2. Волчица

Глава 3. Голодный крик

ЧАСТЬ 2

Глава 1. Битва за клыки

Глава 2. Логово

Глава 3. Серый детеныш

Глава 4. Стена мира

Глава 5. Закон мяса

ЧАСТЬ 3

Глава 1. Создатели огня

Глава 2. Привязанность

Глава 3. Изгой

Глава 4. Тропа богов

Глава 5. Завет

Глава 6. Голод

ЧАСТЬ 4

Глава 1. Враг своего рода

Глава 2. Безумный бог

Глава 3. Царствование ненависти

Глава 4. Цепляющаяся смерть

Глава 5. Неукротимый

Глава 6. Мастер любви

ЧАСТЬ 5

Глава 1. Длинная тропа

Глава 2. Южные земли

Глава 3. Владения бога

Глава 4. Зов добра

Глава 5. Спящий волк

ЧАСТЬ 1

Глава 1. Мясной след

По обе стороны замерзшего водотока нахмурился темный еловый лес. Деревья, с которых недавний ветер содрал белый покров инея, в угасающем свете казались склонившимися друг к другу, черными и зловещими. Над землей царило безмолвие. Сама земля была пустынна, безжизненна, без движения, так одинока и холодна, что в ней не было даже духа печали. В нем был намек на смех, но смех более страшный, чем любая печаль, - смех, невеселый, как улыбка сфинкса, холодный, как мороз, и мрачный, как непогрешимость. Это была властная и непостижимая мудрость вечности, смеющаяся над тщетностью жизни и жизненных усилий. Это была Дикость, дикая, промерзшая до костей Дикость Северных земель.

Но жизнь была, она была за границами земли и вела себя вызывающе. Внизу по замерзшему водотоку трудилась вереница волчьих собак. Их щетинистая шерсть была покрыта инеем. Их дыхание застывало в воздухе, когда выходило из пасти, вырываясь наружу в виде паров, которые оседали на шерсти их тел и превращались в кристаллы инея. На собаках была кожаная упряжь, а кожаные шлейки крепили их к саням, которые тащились позади. Сани были без полозьев. Они были сделаны из прочной бересты и всей своей поверхностью лежали на снегу. Передняя часть саней была задрана вверх, как свиток, чтобы проталкивать вниз и под бору мягкий снег, который накатывал на них, как волна. На санях, надежно привязанный, лежал длинный и узкий продолговатый ящик. На санях были и другие вещи - одеяла, топор, кофейник и сковородка; но на видном месте, занимая большую часть пространства, стоял длинный и узкий продолговатый ящик.

Впереди собак, на широких снегоступах, трудился человек. Сзади саней трудился второй человек. На санях, в ящике, лежал третий человек, чей труд был окончен, - человек, которого Дикие покорили и избили до того, что он больше не мог ни двигаться, ни бороться. Диким не свойственно любить движение. Жизнь для него - преступление, ведь жизнь - это движение, а Дикий всегда стремится уничтожить движение. Он замораживает воду, чтобы она не уходила в море; он выжимает сок из деревьев, пока они не застывают в своих могучих сердцах; и самым свирепым и ужасным образом Дикий преследует и подавляет в покорности человека - человека, самого беспокойного в жизни, вечно восстающего против диктата, согласно которому любое движение в конце концов должно привести к прекращению движения.

Но спереди и сзади, не дрогнув и не отступив, трудились двое мужчин, которые еще не были мертвы. Их тела были покрыты мехом и кожей мягкого дубления. Ресницы, щеки и губы были так покрыты кристаллами застывшего дыхания, что лиц было не разглядеть. Из-за этого они казались призрачными масками, гробовщиками в призрачном мире на похоронах какого-то призрака. Но под всем этим они были людьми, проникающими в страну запустения, насмешек и молчания, ничтожными авантюристами, готовыми на колоссальные приключения, противостоящими мощи мира, столь же далекого, чуждого и не имеющего пульса, как космические бездны.

Они шли молча, сберегая дыхание для работы своих тел. Со всех сторон стояла тишина, давящая на них ощутимым присутствием. Она воздействовала на их разум, как многочисленные атмосферы морских глубин воздействуют на тело ныряльщика. Она давила на них тяжестью бесконечной необъятности и непреложного указа. Оно загнало их в самые отдаленные глубины их собственного разума, выдавливая из них, как сок из винограда, все ложные пылкие чувства, превозношения и неоправданные самооценки человеческой души, пока они не стали считать себя конечными и малыми, частичками и мотыльками, движущимися со слабой хитростью и малой мудростью среди игры и взаимодействия великих слепых элементов и сил.

Прошел час, второй. Бледный свет короткого бессолнечного дня уже начал меркнуть, когда в тихом воздухе раздался слабый далекий крик. Он стремительно взмыл ввысь, пока не достиг самой верхней ноты, где затих, дрожа и напрягаясь, а затем медленно угас. Возможно, это был плач потерянной души, если бы в нем не было печальной ярости и голодной жажды. Передний мужчина повернул голову, пока его глаза не встретились с глазами того, кто стоял позади. И тогда через узкую продолговатую ложу каждый кивнул другому.

Раздался второй крик, пронзивший тишину игольчатым пронзительным криком. Оба мужчины определили, откуда он доносится. Он был сзади, где-то на снежном просторе, который они только что преодолели. Раздался третий, ответный крик, тоже сзади и слева от второго.

"Они преследуют нас, Билл, - сказал человек, стоявший впереди.

Его голос звучал хрипло и нереально, и говорил он с явным усилием.

"Мяса мало", - ответил его товарищ. "Я уже несколько дней не видел кроличьих следов".

После этого они больше не разговаривали, хотя их слух чутко улавливал охотничьи крики, раздававшиеся позади них.

С наступлением темноты они завели собак в ельник на краю водоема и разбили лагерь. Гроб, стоявший у костра, служил сиденьем и столом. Волкодавы, сгрудившиеся по дальнюю сторону костра, рычали и переругивались между собой, но не проявляли никакого желания удрать в темноту.

"Мне кажется, Генри, что они держатся очень близко к лагерю", - заметил Билл.

Генри, сидевший на корточках над огнем и прикладывавший к кофейнику кусочек льда, кивнул. Он заговорил только после того, как уселся на гроб и принялся за еду.

"Они знают, где их шкуры в безопасности", - сказал он. "Они скорее съедят еду, чем станут едой. Они довольно мудры, эти собаки".

Билл покачал головой. "О, я не знаю".

Его товарищ с любопытством посмотрел на него. "Впервые слышу, чтобы ты говорил о том, что они не мудры".

"Генри, - сказал другой, неторопливо поедая бобы, - ты случайно не заметил, как залаяли эти собаки, когда я их кормил?"

"Они порезали больше, чем обычно", - признал Генри.

"Сколько у нас собак, Генри?"

"Шесть".

"Ну, Генри... " Билл остановился на мгновение, чтобы его слова приобрели большую значимость. "Как я уже говорил, Генри, у нас шесть собак. Я достал из мешка шесть рыбин. Я дал по одной рыбе каждой собаке, и, Генри, мне не хватило одной рыбы".

"Вы неправильно посчитали".

"У нас шесть собак", - бесстрастно повторил другой. "Я вытащил шесть рыб. Одному уху не досталось ни одной рыбы. Я потом вернулся к мешку и достал его рыбу".

"У нас всего шесть собак, - сказал Генри.

"Генри, - продолжал Билл. "Не скажу, что все они были собаками, но семеро из них поймали рыбу".

Генри перестал есть, чтобы взглянуть на огонь и пересчитать собак.

"Теперь их всего шесть, - сказал он.

"Я видел, как второй убегал по снегу", - объявил Билл с холодной позитивностью. "Я видел семь".

Генри с сожалением посмотрел на него и сказал: "Я буду очень рад, когда эта поездка закончится".

"Что вы имеете в виду?" потребовал Билл.

"Я имею в виду, что этот груз действует вам на нервы и что вы начинаете прозревать".

"Я так и подумал, - серьезно ответил Билл. "И когда я увидел, как она убегает по снегу, я посмотрел на снег и увидел ее следы. Потом я пересчитал собак, и их осталось шесть. Следы и сейчас там, на снегу. Хотите посмотреть на них? Я покажу вам их".

Генри ничего не ответил, но молча ел, пока, закончив трапезу, не запил ее последней чашкой кофе. Он вытер рот тыльной стороной ладони и сказал:

"Значит, вы думаете, как это было..."

Его прервал донесшийся откуда-то из темноты протяжный вопль, полный тоски. Он остановился, чтобы прислушаться, а затем закончил фразу взмахом руки в сторону крика: "Один из них?"

Билл кивнул. "Я бы предпочел думать именно так, а не иначе. Вы же сами заметили, какой ряд сделали собаки".

Крики за криками и ответные крики превращали тишину в бедлам. Со всех сторон доносились крики, а собаки выдавали свой страх, прижимаясь друг к другу и прижимаясь к огню так близко, что их шерсть опалялась от жара. Билл подбросил еще дров, а затем раскурил свою трубку.

"Мне кажется, что ты немного опустился в рот", - сказал Генри.

"Генри... " Он некоторое время задумчиво сосал свою трубку, прежде чем продолжить. "Генри, я подумал, что ему повезло больше, чем тебе и мне".

Он указал на третьего человека движением большого пальца вниз на ящик, на котором они сидели.

"Ты и я, Генри, когда умрем, нам повезет, если на наши туши навалят столько камней, что собаки нас не тронут".

"Но у нас нет людей, денег и всего остального, как у него", - возразил Генри. "Похороны на расстоянии - это то, что мы с вами точно не можем себе позволить".

"Что меня удивляет, Генри, так это то, что такой парень, как этот, который является лордом или кем-то вроде него в своей стране и которому никогда не приходилось беспокоиться ни о пропитании, ни об одеялах, зачем он приперся на забытый Богом край земли - вот чего я точно не могу понять".

"Он мог бы дожить до глубокой старости, если бы остался дома, - согласился Генри.

Билл открыл было рот, чтобы заговорить, но передумал. Вместо этого он указал на стену тьмы, которая давила на них со всех сторон. В абсолютной черноте не было ни малейшего намека на форму; виднелась лишь пара глаз, сверкающих, как живые угли. Генри указал головой на вторую пару и третью. Вокруг их лагеря образовался круг из сверкающих глаз. То и дело пара глаз двигалась или исчезала, чтобы через мгновение появиться вновь.

Беспокойство собак нарастало, и в порыве внезапного страха они бросились к ближнему краю костра, прижимаясь и ползая по ногам мужчин. Во время драки одну из собак опрокинули на край костра, и она завопила от боли и страха, когда в воздухе запахло паленой шерстью. От этой суматохи круг глаз на мгновение беспокойно задвигался и даже немного отстранился, но, когда собаки затихли, снова успокоился.

"Генри, это позорное несчастье - остаться без боеприпасов".

Билл докурил трубку и помогал своему товарищу расстилать на еловых ветвях мех и одеяло, которые тот разложил на снегу перед ужином. Генри хмыкнул и принялся расстегивать мокасины.

"Сколько патронов, по вашим словам, у вас осталось?" - спросил он.

"Три", - последовал ответ. "А я бы хотел, чтобы их было триста. Тогда бы я показал им, за что, черт побери!"

Он сердито потряс кулаком, глядя на сверкающие глаза, и принялся надежно подпирать мокасины перед огнем.

"Хотелось бы, чтобы это похолодание закончилось, - продолжил он. "Вот уже две недели на улице пятьдесят градусов ниже нуля. И лучше бы я никогда не начинал это путешествие, Генри. Мне все это не нравится. Я чувствую себя не в своей тарелке. А пока я загадываю желание, я бы хотел, чтобы путешествие закончилось, и мы с тобой сидели бы сейчас у костра в Форте Мак-Герри и играли в криббидж - вот чего я хочу".

Генри хмыкнул и забрался в постель. Когда он задремал, его разбудил голос товарища.

"Скажи, Генри, тот, который пришел и поймал рыбу, почему собаки не набросились на него? Вот что меня беспокоит".

"Ты слишком много беспокоишься, Билл", - сонно ответил он. "Ты никогда не был таким раньше. Просто заткнись и спи, и утром ты будешь в полном порядке. У тебя кислый желудок, вот что тебя беспокоит".

Мужчины спали, тяжело дыша, бок о бок, под одним покрывалом. Костер угас, и сверкающие глаза приблизились к кругу, который они образовали вокруг лагеря. Собаки в страхе сбились в кучу, то и дело угрожающе рыча при приближении пары глаз. Однажды их вопль стал настолько громким, что Билл проснулся. Он осторожно встал с кровати, чтобы не потревожить сон товарища, и подбросил в костер побольше дров. По мере того как он разгорался, круг глаз все больше отдалялся. Он случайно взглянул на сгрудившихся собак. Он протер глаза и посмотрел на них более пристально. Затем он снова залез под одеяла.

"Генри", - сказал он. "О, Генри".

Генри застонал, переходя от сна к бодрствованию, и потребовал: "Что случилось?"

"Ничего, - последовал ответ, - только их снова семь. Я только что посчитал".

Генри подтвердил получение информации ворчанием, перешедшим в храп, и снова погрузился в сон.

Утром Генри проснулся первым и поднял своего спутника с постели. До рассвета оставалось еще три часа, хотя было уже шесть часов; в темноте Генри занялся приготовлением завтрака, а Билл свернул одеяла и приготовил сани к укладке.

"Скажи, Генри, - неожиданно спросил он, - сколько, ты говоришь, у нас собак?"

"Шесть".

"Неправильно, - торжествующе провозгласил Билл.

"Опять семь?" спросил Генри.

"Нет, пять; одного уже нет".

"Черт возьми!" в гневе воскликнул Генри, оставив стряпню, чтобы пойти пересчитать собак.

"Ты прав, Билл, - заключил он. "Толстяк ушел".

"Как только он начал работать, то понесся как молния. Я не мог видеть его из-за дыма".

"Никаких шансов", - заключил Генри. "Они просто проглотили меня живьем. Готов поспорить, что он вопил, когда входил в их глотки, черт бы их побрал!"

"Он всегда был глупым псом, - сказал Билл.

"Но ни одна глупая собака не должна быть настолько глупа, чтобы пойти и покончить с собой таким образом". Он окинул остальных членов команды умозрительным взглядом, мгновенно подытожившим основные черты каждого животного. "Держу пари, никто из остальных так не поступит".

"Дубинкой их от огня не отгонишь", - согласился Билл. "Я всегда думал, что с Толстяком что-то не так".

И это была эпитафия мертвой собаки на тропе Нортленда - менее скудная, чем эпитафия многих других собак и многих людей.

Глава 2. Волчица

Позавтракав и пристегнув к саням тонкий походный костюм, мужчины отвернулись от веселого костра и вышли в темноту. Сразу же раздались истошные крики, которые сквозь темноту и холод взывали друг к другу, и им отвечали. Разговоры прекратились. Рассвет наступил в девять часов. В полдень небо на юге окрасилось в розовый цвет и обозначило место, где между меридиональным солнцем и северным миром находилась выпуклость земли. Но розовый цвет быстро угас. Оставшийся серый дневной свет продержался до трех часов, а затем и он померк, и на одинокую и безмолвную землю опустилась пелена арктической ночи.

С наступлением темноты охотничьи крики справа, слева и сзади становились все ближе - настолько, что не раз вызывали приступы страха у трудившихся собак, повергая их в кратковременную панику.

По окончании одной из таких паник, когда они с Генри вернули собак на след, Билл сказал:

"Хотелось бы, чтобы они где-нибудь заигрались и ушли, оставив нас в покое".

"Они ужасно действуют на нервы", - посочувствовал Генри.

Они больше не разговаривали, пока не разбили лагерь.

Генри нагнулся и добавлял лед в котелок с фасолью, когда его испугал звук удара, восклицание Билла и резкий крик боли, донесшийся от собак. Он выпрямился и успел увидеть, как по снегу в темноте исчезает смутная фигура. Затем он увидел Билла, стоящего среди собак, наполовину торжествующего, наполовину оскалившегося, в одной руке у него была крепкая дубина, в другой - хвост и часть туловища запеченного на солнце лосося.

"Половину она забрала, - объявил он, - но и мне досталось. Вы слышали, как он визжал?"

"На что это было похоже?" спросил Генри.

"Я не мог видеть. Но у него было четыре ноги, рот и шерсть, и он выглядел как любая собака".

"Наверное, это прирученный волк".

"Она чертовски ручная, что бы это ни было, приходит сюда во время кормежки и получает свою порцию рыбы".

В тот вечер, когда ужин был закончен и они уселись на продолговатый ящик и затянулись трубками, круг блестящих глаз придвинулся еще ближе, чем прежде.

"Я бы хотел, чтобы они превратились в лосей или что-то вроде того и ушли, оставив нас в покое", - сказал Билл.

Генри хмыкнул с интонацией, в которой не было ни капли сочувствия, и четверть часа они сидели молча, Генри смотрел на огонь, а Билл - на круг глаз, который горел в темноте за светом костра.

"Хотел бы я, чтобы мы сейчас ехали в Мак-Герри, - снова начал он.

"Заткнись со своими желаниями и криками", - сердито буркнул Генри. "У тебя в желудке кислятина. Вот что тебя мучает. Проглоти ложечку соды, и ты станешь слаще и приятнее в общении".

Утром Генри был разбужен пылкими богохульствами, исходившими из уст Билла. Генри приподнялся на локте и посмотрел на своего товарища, стоявшего среди собак у пополненного костра, его руки были подняты в знак протеста, а лицо искажено страстью.

"Привет!" позвал Генри. "Что случилось?"

"Лягушка ушла", - последовал ответ.

"Нет".

"Я говорю вам "да".

Генри выскочил из одеял и бросился к собакам. Он тщательно пересчитал их, а затем присоединился к своему напарнику, проклиная силу Дикого, лишившего их еще одной собаки.

"Лягушонок был самым сильным псом из всей своры, - наконец произнес Билл.

"И собака у него была не дура", - добавил Генри.

Так была записана вторая эпитафия за два дня.

Унылый завтрак был съеден, и четыре оставшиеся собаки были запряжены в упряжку. День повторил все предыдущие. Люди безмолвно трудились, пересекая замерзший мир. Тишину нарушали только крики преследователей, которые, невидимые, надвигались на них сзади. С наступлением ночи, в середине дня, крики становились все ближе, так как преследователи по своему обыкновению приближались, а собаки становились все более возбужденными и напуганными и устраивали панику, запутывая следы и еще больше угнетая двух мужчин.

"Ну вот, это вас, глупых тварей, исправит", - удовлетворенно сказал Билл вечером, выпрямившись во весь рост после завершения своей задачи.

Генри оставил готовку, чтобы подойти и посмотреть. Его напарник не только связал собак, но и привязал их, по индейской моде, палками. На шее каждой собаки он закрепил кожаный шнурок. К нему, так близко к шее, чтобы собака не могла вцепиться в него зубами, он привязал толстую палку длиной четыре или пять футов. Другой конец палки, в свою очередь, был прикреплен к колу в земле с помощью кожаного шнурка. Собака не могла прогрызть кожу на своем конце палки. Палка не позволяла ей добраться до кожи, скреплявшей другой конец.

Генри одобрительно кивнул головой.

"Это единственное приспособление, которое когда-либо удержит Одно Ухо, - сказал он. "Он может прогрызть кожу не хуже ножа и примерно в два раза быстрее. К утру они все будут здесь в полном порядке".

"Еще бы, - подтвердил Билл. "Если кто-то из них пропадет, я останусь без кофе".

"Они знают, что мы не заряжены на убийство", - заметил Генри перед сном, указывая на сверкающий круг, который их окружал. "Если бы мы могли сделать в них пару выстрелов, они были бы более почтительны. Они подходят ближе каждую ночь. Выбросьте свет из глаз и посмотрите внимательно - туда! Видели?"

Некоторое время двое мужчин развлекались тем, что наблюдали за движением неясных форм на краю костра. Если пристально и неотрывно смотреть туда, где в темноте горела пара глаз, то форма животного постепенно обретала очертания. Временами они даже видели, как эти формы двигаются.

Внимание мужчин привлек шум среди собак. Один из ушастых издавал быстрый, нетерпеливый скулеж, протягивая палку в сторону темноты и то и дело останавливаясь, чтобы яростно атаковать палку зубами.

"Посмотри на это, Билл, - прошептал Генри.

В свете костра незаметно, боковым движением, проскользнуло животное, похожее на собаку. Оно двигалось со смешанным недоверием и смелостью, настороженно наблюдая за мужчинами, а его внимание было приковано к собакам. Одно ухо, вытянувшись во всю длину палки, направилось к незваному гостю и жалобно заскулило.

"Этот дурак Одно Ухо, похоже, не очень-то пугается, - негромко сказал Билл.

"Это волчица, - прошептал Генри, - и это объясняет появление Фатти и Фрога. Она - приманка для стаи. Она выманивает собаку, а потом все остальные набрасываются на нее и съедают".

Огонь потрескивал. С громким треском развалилось полено. При этом звуке странное животное отпрыгнуло назад в темноту.

"Генри, я задумался", - объявил Билл.

"О чем ты думаешь?"

"Я думаю, что это был тот, кого я избивал дубинкой".

"Ни малейшего сомнения", - ответил Генри.

"И тут я хочу заметить, - продолжал Билл, - что фамильярность этого животного с кострами подозрительна и аморальна".

"Он знает наверняка больше, чем должен знать уважающий себя волк", - согласился Генри. "Волк, который знает достаточно, чтобы прийти к собакам во время кормежки, имеет опыт".

"У старого Виллана была собака, которая однажды убежала с волками", - размышляет Билл. "Я должен знать. Я застрелил его из стаи на лосином пастбище на Литтл Стик. Ол Виллан плакал как ребенок. Он сказал, что не видел его три года. Бен все это время был с волками".

"Думаю, ты не ошибся, Билл. Этот волк - собака, и он много раз ел рыбу из рук человека".

"Если у меня будет шанс, тот волк, который собака, станет просто мясом", - заявил Билл. "Мы не можем позволить себе больше терять животных".

"Но у вас всего три патрона, - возразил Генри.

"Я подожду, пока не будет уверенного выстрела", - был ответ.

Утром Генри развел огонь и приготовил завтрак под аккомпанемент храпа своего партнера.

"Ты спал слишком уютно для того, чтобы что-то делать", - сказал ему Генри, когда он отправил его завтракать. "У меня не хватило духу разбудить тебя".

Билл начал сонно есть. Он заметил, что его чашка пуста, и потянулся к котелку. Но котелок был на расстоянии вытянутой руки, рядом с Генри.

"Скажи, Генри, - мягко укорил он, - ты ничего не забыл?"

Генри с большой осторожностью огляделся по сторонам и покачал головой. Билл поднял пустую чашку.

"Вы не получите кофе", - объявил Генри.

"Не кончились?" с тревогой спросил Билл.

"Нет".

"Не думаете, что это повредит моему пищеварению?"

"Нет".

К лицу Билла прилила кровь от гнева.

"Тогда мне очень тепло и тревожно слушать ваши объяснения", - сказал он.

"Спанкер ушел, - ответил Генри.

Не торопясь, с видом человека, смирившегося с несчастьем, Билл повернул голову и со своего места пересчитал собак.

"Как это случилось?" - спросил он безразлично.

Генри пожал плечами. "Не знаю. Если только Одно Ухо не отгрызло меня. Сам он этого сделать не мог, это точно".

"Чертов прохвост". Билл говорил серьезно и медленно, без намека на гнев, бушевавший внутри. "Из-за того, что он не может сам себя перегрызть, он перегрыз Спанкера".

"Ну, в любом случае, беды Спанкера уже позади; полагаю, к этому времени он уже переварился и резвится по ландшафту в желудках двадцати разных волков", - такова была эпитафия Генри по поводу этой, последней потерянной собаки. "Выпей кофе, Билл".

Но Билл покачал головой.

"Продолжайте, - умолял Генри, поднимая котелок.

Билл отставил чашку в сторону. "Будь я проклят, если это так. Я сказал, что не буду, если пропадет хоть одна собака, и я не буду".

"Это чертовски вкусный кофе", - заманчиво сказал Генри.

Но Билл был упрям, и он съел сухой завтрак, запивая его бормотанием проклятий в адрес Одного Уха за то, что тот его разыграл.

"Ночью я свяжу их в недоступном месте, - сказал Билл, когда они вышли на тропу.

Они прошли не более ста ярдов, когда Генри, шедший впереди, наклонился и поднял что-то, с чем столкнулись его снегоступы. Было темно, и он не мог разглядеть это, но узнал на ощупь. Он отбросил его назад, так что оно ударилось о сани и подпрыгнуло, пока не налетело на снегоступы Билла.

"Возможно, это пригодится вам в вашем бизнесе", - сказал Генри.

Билл издал восклицание. Это было все, что осталось от Спанкера, - палка, которой он был привязан.

"Они съели мою шкуру и все остальное", - объявил Билл. "Палка чистая, как свисток. Они сожрали кожу с обоих концов. Они чертовски голодны, Генри, и мы с тобой угадаем, чем закончится это путешествие".

Генри вызывающе рассмеялся. "Меня еще не преследовали волки, но я пережил много худшего и сохранил свое здоровье. Для твоего сына, Билла, требуется не одна горстка этих надоедливых тварей".

"Не знаю, не знаю", - зловеще пробормотал Билл.

"Ну, вы все поймете, когда мы въедем в МакГерри".

"Я не испытываю особого энтузиазма", - упорствовал Билл.

"Ты не в себе, вот в чем дело", - догматизировал Генри. "Тебе нужен хинин, и я вколю тебе его, как только мы доберемся до Мак-Герри".

Билл хмыкнул, не соглашаясь с диагнозом, и замолчал. День был похож на все предыдущие. Светало в девять часов. В двенадцать часов южный горизонт согрело невидимое солнце, а затем наступила холодная серость полудня, которая через три часа слилась с ночью.

Как раз после тщетной попытки солнца показаться Билл высунул винтовку из-под упряжи и сказал:

"Продолжай, Генри, а я пойду посмотрю, что можно увидеть".

"Тебе лучше держаться за сани", - запротестовал его напарник. "У тебя всего три патрона, и невозможно предугадать, что может случиться".

"Кто теперь квакает?" торжествующе спросил Билл.

Генри ничего не ответил и пошел дальше один, хотя часто бросал тревожные взгляды назад, в серое уединение, где исчез его напарник. Час спустя, воспользовавшись отрезами, по которым должны были идти сани, появился Билл.

"Они разбросаны по всей округе, - сказал он: "Не отстают от нас и одновременно ищут дичь. Видите ли, они уверены в нас, только знают, что им придется подождать, пока мы доберемся до них. А пока они готовы подбирать все съестное, что попадется под руку".

"Вы хотите сказать, что они уверены в нас, - резко возразил Генри.

Но Билл проигнорировал его. "Я видел некоторых из них. Они довольно худые. Они не ели уже несколько недель, я думаю, кроме Толстяка, Лягушки и Спанкера; и их так много, что далеко не уйдешь. Они удивительно худые. Ребра у них как доски, а животы прижаты к позвоночнику. Они в полном отчаянии, могу вам сказать. Они еще сойдут с ума, и тогда берегитесь".

Через несколько минут Генри, который теперь ехал позади упряжки, издал низкий предупреждающий свист. Билл обернулся и посмотрел, а затем спокойно остановил собак. Сзади, из-за последнего поворота и прямо на виду, по той самой тропе, которую они только что преодолели, рыскала мохнатая, тонущая фигура. Нос упирался в тропу, и рысь шла необычной, скользящей, легкой походкой. Когда они остановились, она замерла, вскинув голову и пристально глядя на них подрагивающими ноздрями, улавливая и изучая их запах.

"Это волчица, - ответил Билл.

Собаки улеглись на снег, и он прошел мимо них, чтобы присоединиться к своему напарнику в упряжке. Вместе они наблюдали за странным животным, которое преследовало их несколько дней и уже успело уничтожить половину их собачьей упряжки.

Внимательно осмотревшись, животное рысью прошло несколько шагов вперед. Так повторялось несколько раз, пока животное не оказалось в сотне ярдов от них. Оно остановилось, подняв голову вверх, недалеко от ели, и с помощью зрения и нюха изучало экипировку наблюдавших мужчин. Он смотрел на них со странной тоской, как собака, но в его тоске не было ни капли собачьей привязанности. Это была тоска, порожденная голодом, жестокая, как собственные клыки, беспощадная, как сам мороз.

Он был крупным для волка, его исхудалый каркас подчеркивал черты животного, которое было одним из самых крупных в своем роде.

"В плечах почти два фута с половиной", - прокомментировал Генри. "А длина, держу пари, не превышает пяти футов".

"Немного странный цвет для волка", - заметил Билл. "Я никогда не видел красного волка. По-моему, почти корица".

Животное точно не было цвета корицы. Его шерсть была настоящим волчьим плащом. Преобладающим цветом был серый, но в нем присутствовал слабый рыжеватый оттенок - оттенок, который сбивал с толку, появлялся и исчезал, был скорее иллюзией зрения: то серый, отчетливо серый, то вновь дающий намеки и проблески смутного рыжего цвета, не поддающегося классификации с точки зрения обычного опыта.

"Очень похоже на большую ездовую собаку породы хаски", - сказал Билл. "Я бы не удивился, если бы увидел, как она виляет хвостом".

"Привет, хаски!" - позвал он. "Иди сюда, как тебя там".

"Я ничуть не боюсь тебя, - рассмеялся Генри.