Чужая роза E-Book

Делия Росси

• Herausgeber: АСТ
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Чародейки
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 496

Beschreibung

За два года, проведенных в Ветерии, я успела понять, что от аристократов этого мира лучше держаться подальше. Но что делать, если путь домой лежит через особняк герцога Абьери? И как быть, если сам Алессандро Абьери проявляет ко мне странный интерес? А ведь я не одна, у меня на руках ребенок, ради которого я готова на все. Стать личной служанкой герцога? Прикоснуться к его тайнам? Преодолеть собственные чувства? Обещаю, я со всем этим справлюсь, как и с остальными ловушками судьбы. А сердце... Что ж, я справлюсь и с ним тоже. Наверное.

Leseprobe

Делия Росси Чужая роза

© Д. Росси, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

* * *

Глава 1

Алессия Пьезе

Монета упала на темную брусчатку. Тихий металлический звон заставил меня оторваться от разглядывания каменных львов Абьери и опустить глаза. Медный динар вращался прямо у моего подола. Тусклый, потертый, прошедший через многие сотни рук, он крутился все медленнее, пока не остановился и не упал плашмя на пыльный камень.

Я прихлопнула монету ладонью, быстро сунула ее в карман и посмотрела вслед уходящему мужчине в черном. Среднего роста, худощавый, из-под потертого берета выглядывают темные вьющиеся волосы. Одет небогато. Что заставило его кинуть мне динар? За то время, что прожила в Ветерии, я уже успела узнать, что ее жители не отличаются излишним милосердием, да и побирушек не жалуют. Кьер, полкьера – вот и все, что мне удавалось собрать за день, не считая ругательств и насмешек. А тут – целый динар. Поразительная щедрость! Жаль только, что моей проблемы этим не решить.

Я покосилась на невозмутимые каменные морды, украшающие ворота герцогского дворца, и вздохнула.

– Молчите? – прошептала на родном языке. – Не хотите выдавать своих секретов?

В глазах одного из львов мелькнул алый отблеск, но стоило присмотреться, как он тут же пропал. Нет, не торопились магические охранники дворца раскрывать свои тайны. Не хотели делиться ими с чужаками. Вот уже три недели я разглядывала неподвижные мраморные изваяния, но так и не приблизилась к тому, ради чего оказалась в Ветерии. Что скажешь? Невезение…

Ветер донес из траттории аромат запеченного с травами мяса, и живот свело от голода, а перед глазами проплыли заманчивые видения: куски аппетитной свинины, сочащиеся жирным соком ребрышки, золотистая полента, политые соусом каперини. Я представила все это так отчетливо, что рот наполнился горькой слюной, а желудок обиженно заурчал. Да, не часто ему перепадает поесть досыта.

Грохот колес заставил меня отвлечься от грустных мыслей.

– Франческо! – послышался громкий окрик, и я увидела подъехавшую к воротам крытую повозку. На козлах сидел худой светловолосый мужчина с острым, как осколок стекла, лицом. – Где тебя носит, бездельник? – недовольно проворчал он. – Открывай скорей!

– Чего кричишь, Лоренцо? Нетерпеливый какой! Похоже, ты из материнского лона сам в руки повитухи выпрыгнул? – насмешливо ответил ему стражник, крупный детина в яркой желто-синей форме. Он, не торопясь, вышел из караулки, поднял шлагбаум, преграждающий въезд под каменные своды ворот, и громко спросил: – А что, Лоренцо, как в Адуе погодка? Говорят, дожди зарядили?

– Льет не переставая, света белого не видно, – неохотно ответил Лоренцо и злобно прикрикнул на лошадей: – Ну? Чего встали? Пошли!

Повозка с гулким грохотом проехала под сводами ворот и скрылась во дворе, а стражник опустил полосатый шлагбаум и покосился в мою сторону. На лице его мелькнуло раздумье.

– Все сидишь? – крикнул он мне. – Не боишься ньора герцога прогневать?

Я молча качнула головой и отвернулась.

– А ты рожу-то не вороти, – не унимался стражник. – Здесь побирушкам не место. Иди отсюда.

Он махнул рукой, сопровождая свои слова пренебрежительным жестом, и презрительно поджал губы.

Ох, как же мне хотелось сказать этому мужлану пару ласковых, но я не могла позволить себе такой роскоши, поэтому просто опустила глаза и уставилась на свои стоптанные туфли.

– Ты слышала? – повысил голос стражник.

Он вразвалку двинулся ко мне, заложив большие пальцы рук за пояс и неся вперед свое пузо, как таран.

– Ну? Пошла отсюда!

Стражник навис надо мной, в нос ударил запах чеснока, и я не выдержала. Подняла голову и с вызовом посмотрела в рыхлое, ноздреватое лицо.

– Чего глазюки вылупила? – в голосе мужчины послышался испуг. – Ишь ты, желтые, как у кошки. Ну что ты на меня смотришь? Разжалобить хочешь? Или приворожить?

Он некрасиво оттопырил нижнюю губу и торопливо перекрестился.

– Со мной святые Аброзио и Винченцо, – тихо пробормотал стражник и уже громче добавил: – Иди отсюда, ведьма, нечего у окон ньора герцога торчать.

– Нет. – Я упрямо помотала головой.

– Что ты сказала?

Двойной подбородок стражника дернулся, а за ним колыхнулся и перетянутый двухцветным поясом живот.

– Я никуда не уйду, – повторила я, надеясь, что стражник не обратит внимания на мой акцент. – И я не ведьма. Навере – свободный город. Тут любой может делать то, что хочет. Закон герцогства.

– Так ты еще и чужестранка? – не оправдал моих ожиданий толстяк. – Гляди-ка, говорить толком не научилась, а законы знает.

Огромный, плотно обтянутый желтым сукном живот колыхался перед глазами, вызывая желание отодвинуться подальше, но я только выше вскинула голову и продолжала пристально смотреть на мужчину.

– Я никуда не уйду. – Голос звучал твердо. Так, словно я в своем праве. Знаю я этих ветерийцев, стоит дать слабину, показать неуверенность – и стражник меня прогонит.

Ветер снова донес аромат мяса и специй, юркий воробей вспрыгнул на дворцовую ограду, часы на колокольне мелодично звякнули. Я по-прежнему смотрела в выпуклые рыбьи глаза нависшего надо мной мужчины. Прошла минута, другая, и стражник сдался. Он выругался, еле слышно пробормотал что-то о настырных ведьмах и о том, куда бы он их всех сослал, а потом вернулся в караулку, и на площади снова воцарилась сонная тишина, нарушаемая лишь однообразным воркованием голубей да скрипом старого платана, растущего у стен галереи.

Алессандро Абьери

Нищенка была странной. Серая юбка – ветхая, открывающая стройные ноги в старых стоптанных туфлях; скрученные в низкий узел медные волосы, слегка удлиненное лицо, красивое дерзкой, тревожащей душу красотой, тонкие загорелые руки, выглядывающие из куцых рукавов рубашки.

Каждое утро нищенка приходила на площадь Варезе и усаживалась прямо напротив его особняка, а потом раскладывала на темных камнях застиранный платок и замирала, уставившись на одного из мраморных львов, охраняющих вход в ворота. В отличие от обычных нищих, эта вела себя тихо: не хватала за руки проходящих мимо жителей Навере, не причитала, не выпрашивала денег. Просто сидела и смотрела на каменного стража – отрешенная, обособленная ото всех невидимой стеной, застывшая в каком-то своем, недоступном для других мире.

Ей подавали. Немного, несколько полкьеров, иногда доброхоты кидали и кьеры, видимо, как и он, привлеченные необычным лицом и странными, цепляющими душу глазами. Пару раз он видел, как с нищенкой пытались заговорить, но та ни на кого не реагировала – неподвижная и словно закованная в броню своего молчания, она сидела, не шелохнувшись, и пристально смотрела на каменного льва. Почему-то всегда – на левого, с отбитым во времена Ардельского восстания носом. Странная девушка. Что она забыла у его ворот?

Алессандро уперся ладонями в дубовую раму и вгляделся в отрешенное лицо. Расстояние было приличным, но он отчетливо видел ровные темные брови, высокий лоб, ниточку пробора в густых волосах, загорелую кожу, потрескавшиеся пухлые губы. И глаза – яркие, большие, похожие на куски янтаря, в которых отражалось жаркое солнце Ветерии. Они сияли ровным теплым светом и манили, тревожили, будоражили что-то внутри, словно молодое игристое перне.

Алессандро поморщился. Какое ему, герцогу Абьери, дело до немытой оборванки? Почему он не может выкинуть ее из головы?

Он наблюдал за ней уже пятый день, и его не отпускало странное, ноющее чувство. Хотелось подойти к бродяжке, поднять ту за руки и заглянуть в осколки янтаря, по какой-то случайности оказавшиеся в ее глазах. Алессандро и сам не мог объяснить зачем, но вот хотелось, и все тут. Глупая, ничем не оправданная блажь.

Тихий стук в дверь заставил его отвлечься.

– Ньор герцог, принесли кольцо от мэтра Фабьени.

Джунио поклонился, изображая почтительность, но Абьери не обольщался. Черные, крупные, как веренские маслины, глаза слуги блестели непокорным духом истинного сына Адуи.

– Скажи, я сейчас спущусь.

– Да, ньор герцог.

На смуглом лице блеснули белые зубы, и Джунио бесшумно исчез за широкими дверями, а он повернулся и с удивлением понял, что картинка за окном изменилась. Площадь Варезе, памятник Велиасу Красивому, сытые голуби, деловито расхаживающие по темным плитам – все это было. А нищенки, всего минуту назад подпирающей стену галереи Авецци, не было.

– Куда она делась?

Гумер, его адский пес, тихо зарычал. В злобных алых глазах мелькнуло пламя, и Алессандро замер, ощущая странную пустоту.

– Да какая разница? – рассердился он.

Далась ему эта девка? Что за странная прихоть? Не хватало еще думать о какой-то оборванке. Но внутри засело неприятное неудовлетворение, и он зачем-то приложил руку к груди – туда, где ощущалась непонятная пустота. Постоял так немного, а потом резким движением задернул штору, возвращая комнату в полумрак, и пошел к выходу. Гумер неслышно скользнул следом.

Коридор окутал прохладой. Под гулкими сводами прокатилось эхо шагов. Яркие фрески, написанные почти два века назад, показались тусклыми и уродливыми, и Алессандро прибавил шаг, торопясь избавиться от засевшего внутри глухого недовольства.

Стоило спуститься по лестнице, как навстречу кинулся парнишка в традиционной зеленой одежде ювелиров. Стражники сопровождения остались на месте.

– Ньор герцог. – Посыльный низко поклонился, протягивая небольшой футляр. – Мэтр Фабьени велел передать, что все исполнено точно по вашему эскизу.

Парень поднял взгляд, и в карих глазах мелькнуло хорошо знакомое Алессандро нездоровое любопытство. Он давно уже к нему привык и научился не обращать внимания на досужие сплетни, но сегодня все вызывало глухое раздражение, в том числе и чужое внимание.

Он открыл коробочку и равнодушно уставился на сверкающий в бархатной синеве бриллиант. Россыпь сапфиров, окружающих камень, оттеняла холодным сиянием многочисленные грани. Золотая оправа казалась тяжелой и внушительной.

– Ньор герцог, если вам что-то не нравится, – взволнованно произнес подмастерье Фабьени, уловив его недовольство, – мэтр обязательно все переделает, только скажите.

– Меня все устраивает, – закрыв футляр, ответил Алессандро. – Вот, возьми за труды.

Он протянул парню пару динариев.

– Покорнейше благодарю, ньор герцог, – снова низко поклонился тот и попятился к выходу, не переставая кланяться, но Абьери уже забыл о посыльном, продолжая разглядывать кольцо. «Бриллиант семейства Фалько, ньор герцог, самый крупный бриллиант во всей Ветерии, – снова всплыл в голове голос ювелира. – Подобного нет даже в императорской сокровищнице».

Что ж, верно. Камень, принадлежавший погибшему Пьетро Фалько, был единственным в своем роде и довольно древним. На протяжении столетий за ним тянулась кровавая цепочка убийств и загадочных смертей, впрочем, это только увеличивало его ценность. «Белое проклятие» – так прозвали бриллиант суеверные ветерийцы, но он проверил, никаких проклятий на камне не было. Всего лишь толика магии, присущая любому драгоценному камню, да несколько простых заклинаний сохранности.

Алессандро поднес кольцо ближе, рассматривая игру света в тонких фигурных гранях, и отстраненно подумал, что сделал весьма удачное приобретение. Сто семнадцать каратов, золото без примесей, сапфиры чистой воды.

Абьери захлопнул крышку и небрежно убрал футляр в карман. На душе было пусто и холодно. И почему-то снова вспомнился яркий янтарь загадочных глаз. Мадонна… Далась ему эта нищенка?

Алессия Пьезе

Пронзительный плач я услышала от самого перекрестка.

Улицы Ваенезе и Ардеи петляли по всему Навере, то разбегаясь, то устремляясь навстречу друг другу, чтобы слиться в тесном объятии сразу за площадью Варезе и тут же отпрянуть, как пойманные обманутым мужем любовники. И сейчас, оказавшись в отчаянном переплетении их рук, я уловила крик Беттины и почувствовала, как гулко забилось сердце.

– Никак не унимается, ньора Алессия, ревет и ревет, уж и не знаю, чего ей надобно! – частил семенящий рядом Фабио – сын вдовы, у которой я снимала угол. – И горячая вся, аж рукам жарко.

Горячая… Святая Лючия, только бы не скарлатина и не корь! В этом проклятом мире их попросту не умеют лечить. Окуривают больных серой и какими-то травами, и если кто и выживает, то не благодаря искусству врачей, а скорее, вопреки.

Юбка путалась в ногах, мешала идти, тянула назад, к равнодушному взгляду каменных львов Абьери, но я, подхватив ветхую ткань повыше, изо всех сил побежала к низкому, вросшему в камень Ваенезе домику ньоры Арелли.

– Ах, ньора Алессия, кричит и кричит, никакого сладу с ней нет, – встретила меня на пороге хозяйка – полная, громкоголосая ньора с добродушным круглым лицом и толстыми темными косами, уложенными вокруг головы горделивой короной. – Я уж и не знала, что делать, вот, Фабио за вами послала.

Она говорила что-то еще, но я ее не слышала. Рванула на себя низкую дверь, кинулась к лоскутному одеялу, прикрывающему соломенный тюфяк, и подхватила заходящуюся плачем Беттину. Даже через толстую ткань рубашки руки обожгло жаром. А внутри разлился холод – страшный, парализующий, мешающий думать и дышать.

– Тихо, маленькая, тихо.

Громкий плач прекратился, Беттина, не открывая глаз, обняла меня за шею и тихонько всхлипывала – тонко, как напуганный щенок.

Святая Лючия!

Я прижала девочку к себе и выглянула из комнаты.

– Что, ньора Алессия? Лекаря? – поняла меня ньора Арелли. – А денег-то у вас хватит? Может, лучше старуху Чиллиту позвать? Та недорого возьмет. Нет? Ну ладно. Фабио, сынок, беги к лекарю Бранелли, да не задерживайся и по сторонам не глазей, а то знаю я тебя!

Ньора притворно нахмурилась и замахнулась на сына полотенцем.

– Чего стоишь? Бегом!

Фабио зыркнул на мать круглыми, как черные виноградины, глазами и сорвался с места, а я плотнее прижала к себе Беттину и принялась расхаживать по малюсенькой комнатушке, покачивая девочку и молясь, чтобы доктор пришел как можно скорее.

Минуты тянулись медленно. Маленькое тельце в моих руках казалось нестерпимо горячим, а дыхание, вырывающееся из влажных губ, было хриплым и частым.

– Тихо, Беттина, не бойся. Все будет хорошо.

Как же мне хотелось в это верить! Если я потеряю Беттину… Нет, я не могу. Не могу. Нельзя об этом даже думать. Она поправится. Обязательно поправится.

– Я рядом, малышка, я с тобой. Потерпи. Скоро тебе станет легче.

– Вот, ньор лекарь, здесь, – послышался голос ньоры Арелли, и в комнату, пригнувшись, вошел невысокий худощавый ньор в традиционной черной верте и широких шерстяных штанах.

Память услужливо подсунула схожую картинку – суетливый ньор Перделли, кровь на простынях, бледное лицо Джованны…

– Положите девочку, ньора, и отойдите, – сказал доктор, и во взгляде, которым он окинул мою одежду, я разглядела презрительное удивление.

Что ж, вид у меня и правда неважный.

Я осторожно наклонилась и попыталась уложить Беттину, но та тут же снова расплакалась и вцепилась в мои лохмотья с недетской силой.

– Тихо, родная… Тихо.

– Я сказал, положите ребенка, – недовольно процедил доктор, наблюдая, как малышка заходится плачем.

Мне с трудом удалось оторвать от себя горячие ручки и отступить на шаг назад. Плач стал громче.

Доктор открыл свой саквояж, достал трубку и маленькую ложечку, отстранил меня и склонился над Беттиной, осматривая покрасневшее от натуги лицо, потом ловко сунул в маленький рот ложку, нахмурился, вытащил ее, постоял немного, разглядывая малышку, пощупал ее живот, приложил трубку к груди, пару минут слушал и наконец распрямился.

– Карилльская лихорадка, – не глядя на меня, объявил он. – Лекарства от нее нет. Если в течение трех дней девочке не станет лучше, она умрет.

«Увы, я сделал все, что мог, – прозвучал в голове совсем другой голос. – Слишком слабый организм, она была обречена с самого начала».

Я провела ладонью по лбу, стирая горькие воспоминания, а доктор убрал в саквояж свою трубку, отправил Фабио сполоснуть ложку и повернулся ко мне.

– С вас пять динариев, ньора.

Маленькие пуговицы глаз смотрели равнодушно и отстраненно.

Я достала из кармана узелок и отсчитала монеты, но не отдала их.

– Жар… Как его сбить? – с трудом подбирая слова, спросила доктора.

– Можете приготовить отвар сычьего корня и поить девочку каждые два часа, – ответил тот и отвел взгляд. – Не уверен, что поможет, но это все же лучше, чем ничего. Всего доброго, – забрав деньги, поторопился попрощаться доктор и покинул дом.

– Святые Аброзио и Винченцо, вот напасть какая! – осенила себя крестом ньора Арелли. – Бедная малышка!

Ньора принялась причитать, поминая святых покровителей Навере, а я сунула Фабио десять кьеров и отправила его к живущей неподалеку травнице. Все-таки хорошо, что тот странный ньор кинул мне динар. Можно будет купить для Беттины козьего молока.

– Тихо, маленькая, тихо, – укачивая девочку, беззвучно шептала в такт своим шагам. – Я никому не дам тебя в обиду. Ты обязательно поправишься.

Алессандро Абьери

Алессандро беспокойно ходил по просторному кабинету. На душе было пасмурно. Четвертый день площадь Варезе жила собственной жизнью, привычно шаркая сотнями ног бездельников-горожан и воркуя невыносимым любовным угаром толстых наверейских голубей, и только одной составляющей этой жизни не хватало – нищенки. Оборванка исчезла. Она не появлялась уже четыре дня, и все эти четыре дня его мучило неприятное, как прокисшее вино, чувство. И темная магия снова набирала силу, питаемая его недовольством, а с ней и Гумер становился злее и беспощаднее, и сложнее поддавался контролю. Мадонна! До Ночи Синего Сартона еще десять дней, а ему все тяжелее держать себя в руках.

Алессандро остановился и обвел взглядом до мелочей знакомый кабинет. Массивный палисандровый стол – творение знаменитого Бротто, затканные яркими цветами шторы, глубокие кресла с обитыми бархатом подлокотниками, большой, на всю комнату, льенский ковер, сотканный руками знаменитых островных мастериц, изящная бронзовая люстра с цветными веранскими плафонами. Дорогая обстановка комнаты неожиданно показалась потускневшей, как фальшивая позолота.

Алессандро устало потер глаза и снова принялся ходить из угла в угол.

Пять портретов герцогов Абьери кисти Джованни Сарелли и его ученика Бенито Готти провожали его своими глазами, отсчитывая пройденные им пьеды. Десять, двадцать, тридцать, пятьдесят… Когда счет перевалил за сотню, в двери постучали.

– Ньор герцог, письмо от ньора Скорцио.

Джунио неслышно просочился в кабинет и положил на стол запечатанный конверт. В комнате повеяло мятной туалетной водой. Гумер недовольно дернул ухом.

– Посыльный спрашивает, ждать ли ответ?

Слуга состроил серьезную физиономию, но быстрый взгляд смешливых глаз все испортил.

– Что-то ты подозрительно весел, – прищурился Абьери. – Опять у Норины ночевал?

– Ну что вы, ньор герцог, я про Норину и думать забыл! После вашего-то внушения.

Джунио сокрушенно вздохнул и опустил голову, скрывая плутоватую улыбку.

– Смотри, если и эта понесет – жениться заставлю, так и знай!

– Ох, хозяин, пощадите! В мире слишком много прекрасных женщин, чтобы довольствоваться одной! – патетично воскликнул Джунио, и смазливое лицо украсила обаятельная улыбка.

«Знает, что хорош, сукин сын, и пользуется этим без зазрения совести», – мелькнуло в голове, но он ничего не сказал, только посмотрел на слугу, и тот мигом перестал улыбаться. В черных глазах застыла настороженность. Что ж, как бы ни был бесшабашен Джунио, хозяина он побаивался. Впрочем, как и все остальные.

Алессандро пересек кабинет, взял письмо и сломал печать.

Мелкий убористый почерк покрывал надушенный лист почти целиком, и он словно вживую услышал высокий угодливый голос. «Дражайший герцог Абьери, – назойливо звучал тот. – Я всесторонне изучил Ваш вопрос и пришел к выводу, что Ваша магия слишком необычна и не поддается постороннему вмешательству. К тому же постигшее Вас несчастье напрямую связано с нарушением бессрочной родовой клятвы, а подобные случаи не предусматривают никаких условий отмены наказания. К сожалению, его величество король Велиас был слишком категоричен и не оставил никакой лазейки для изменения судьбы нарушителя, даже если тот нарушил клятву, действуя во благо…»

– Так что сказать, ответ писать будете или как? – отвлек его вопрос слуги.

– Да, пусть посыльный подождет, – кивнул Алессандро, возвращаясь к затейливым росчеркам магистра Скорцио.

Тот был верен себе – изъяснялся долго и пространно, хотя все сводилось к одному – помочь ему он не мог.

«Я хочу просить высочайшего разрешения поделиться Вашей проблемой с одним из моих старых друзей, магистром Эрверо, и выразить надежду, что вместе мы сумеем найти средства, которые могли бы облегчить Ваше состояние», – писал старый маг.

Алессандро дочитал до конца, свернул послание пополам и сунул в ящик стола, а потом взял перо и за пару минут набросал ответ.

– Отдай посыльному, – запечатав конверт, протянул его слуге. – И скажи Мартине, чтобы убралась в кабинете, дьявол знает что такое – все грязью заросло.

Раздражение все-таки нашло выход, прорвалось, подняло с души осевшее было недовольство.

– Слушаюсь, ньор герцог, – легко отозвался Джунио, блеснул улыбкой и мгновенно исчез, как и любой слуга, нюхом чуя плохое настроение хозяина.

Алессандро отложил перо и задумался. Джунио служит у него почти три года и за это время успел разобраться в его характере лучше, чем Марио, проведший рядом без малого десять. Но только Марио был искренне к нему привязан, а этот вертопрах, кроме женских юбок, ничего вокруг не видит, так и норовит за какой-нибудь хорошенькой девицей приударить.

Абьери поморщился. Нашел же о чем думать.

Он подошел к окну и кинул взгляд на неспешную жизнь Варезе – просто так, по привычке, ни на что не надеясь. Синее небо Навере, кресты Аверанского собора, каменные столбы Абруццо, крытая галерея Авецци, а у одной из ее колонн… Мадонна! Вид знакомой фигуры в застиранной серой юбке заставил сердце дрогнуть и застучать в ритме форланы. Да что там? Он и сам готов был повторить несколько па народного танца, и именно это заставило его отпрянуть от фигурного переплета и тихо выругаться.

Проклятье! Далась ему эта нищенка?

Вот только что-то тянуло, ворочалось в душе, звало, и он не выдержал. Позвонил в колокольчик и бросил прибежавшему на зов слуге:

– Внизу у галереи сидит нищенка.

– Прикажете прогнать? – с готовностью вскинулся Джунио.

– Нет. Приведи ее ко мне.

– Слушаюсь, хозяин, – в похожих на маслины глазах мелькнуло любопытство.

– Чего ждешь? Бегом!

Джунио скрылся за дверью, а он тяжело опустился в дальнее кресло и положил руки на обитые бархатом подлокотники. Внутри появилось странное предвкушение.

– Вызывали, ньор герцог? – послышался от двери голос Мартины.

– Зайди, – поморщился он и повернулся к служанке. – Ты убирала сегодня у меня в кабинете?

– Да, ньор герцог. – Голос Мартины дрогнул.

– Тогда почему здесь пыльно?

– Простите, ньор герцог, – покраснела служанка, и ее большие голубые глаза наполнились слезами.

Абьери беззвучно выругался. Как же ему надоела эта глупая трусость служанки. Вечно норовит разреветься. Можно подумать, он при ней младенцев живьем ест или черные мессы устраивает.

Он посмотрел на невысокую, ладно скроенную девушку и поморщился. Сейчас ему уже казалось неважным, как выглядит кабинет и мнимую ли пыль он увидел или настоящую. Внутри бурлило странное нетерпение, помноженное на любопытство, и Алессандро сам не мог понять, откуда это все взялось. Слишком давно он не испытывал подобных чувств. Слишком давно его жизнь стала однообразной и пресной. Возможно, он сам себя обманывает и ожидает от встречи с оборванкой того, чего не сможет получить? А что он собирается получить? Каких откровений ждет от убогой нищенки? Чем она смогла привлечь его внимание?

«Тайной, – ответил кто-то внутри его. – Тайной, заключенной в янтарных глазах».

– Я все уберу, ньор герцог, – напомнила о себе Мартина, и он отвлекся от размышлений и посмотрел на девушку. Вот уж у кого никаких тайн, все на лице написано. И настороженность, и глупая наивность, и привычка к частым слезам.

Он усмехнулся и уже собирался отправить служанку вниз, но в этот самый момент дверь открылась, пропуская нищенку и вошедшего за ней Джунио, и он тут же забыл и о Мартине, и о мнимой или настоящей пыли, да и о своих словах.

Заклинание личины заслонило истинный облик, скрыв Алессандро за спинкой кресла, а взгляд зацепился за мягко мерцающий янтарь, и та тревога, что засела в душе, наконец приобрела осязаемые черты. Чужестранка. Девушка с загадочными глазами была иноземкой, он понял это сразу, как только она вошла.

«Шпионка? Воровка? Ведьма? Кто мог ее послать? Сарелли? Джетто? Или северные герцогства?»

Въевшаяся в плоть и кровь привычка никому не верить заставляла анализировать происходящее и искать ответ. А янтарный взгляд манил своими тайнами, дразнил тревожным блеском, рушил выставленные барьеры и ломал иллюзию, за которой он скрывался.

Алессандро укрепил щиты. Ничего, сейчас он все узнает. И кто она такая, и что делает под окнами его дома. Узнает, и тогда тайна перестанет быть тайной, и он сможет вновь вернуться к своему обыденному существованию.

Алессия Пьезе

Внутри дворец оказался еще больше, чем виделся снаружи. Я понимала, что герцог небеден, но даже представить не могла, насколько. Роскошь дома Абьери поражала воображение. Просторный атриум украшали яркие фрески и мраморные скульптуры. С высокого потолка свисала огромная бронзовая люстра с разноцветными магическими плафонами, справа, у стены, журчал звонкими струями фигурный фонтан. Обнаженные мраморные девушки, склонившиеся над его каменной чашей, полоскали в ней свои длинные, искусно вырезанные резцом скульптора волосы, а вода стекала по их совершенным телам, создавая иллюзию настоящей живой плоти. В центре зала торжественно спускалась на красные плиты пола белоснежная лестница.

– Ну, чего застыла? Идем, – поторопил слуга, и его взгляд прошелся по моей фигуре, безошибочно определяя под ветхими лохмотьями грудь, талию и бедра. – Ньор герцог ждать не любит, – добавил он, и в темных глазах загорелся огонек, который, увы, был мне слишком хорошо знаком.

Я беззвучно выругалась. Еще один бабник на мою голову!

Ветерийские мужчины в большинстве своем очень любвеобильны и никогда не откажутся выразить восхищение женской красотой хлестким словечком или свистом. Но если для большинства на этом все и заканчивается, то особо настырные норовят ущипнуть понравившуюся девушку или даже зажать в темном углу, надеясь сорвать поцелуй. Правда, у меня с такими разговор короткий – коленом между ног и бежать как можно быстрее.

Я посмотрела на идущего рядом парня. Высокий, хорошо сложенный, темные волосы вьются легкой волной, лицо смазливое, смуглое, из-под густых бровей задорно сверкают похожие на крупные веренские маслины глаза.

– Как зовут милую ньору? – ускоряя шаг, блеснул белозубой улыбкой мой провожатый.

Я промолчала. Знать бы, как долго еще идти…

– Не хочешь говорить? – проявил догадливость парень. – А вот меня Джунио звать. Джунио Скала.

Мне достался еще один заинтересованный взгляд, но уже в следующий миг слуга посерьезнел и коротко постучал в богато украшенную позолотой дверь. А потом резко подтолкнул меня вперед, отчего я запнулась о порог и влетела в комнату, едва не растянувшись на темно-красном ковре.

– Вот, ньор герцог, доставил, как и приказывали, – остановившись рядом, отчитался парень, и мне захотелось изо всех сил наступить ему на ногу, чтобы стереть с наглой физиономии довольную улыбку. Но я сдержалась. Только голову вскинула, не желая смущаться из-за собственной неловкости.

– Свободен, – послышалось из глубокого кресла, стоящего рядом с большим письменным столом. Герцог не посчитал нужным повернуться, и меня разобрало любопытство. Интересно, как выглядит самый богатый человек Ветерии? И зачем он позвал меня в свой дом?

– Мартина, ты тоже можешь идти, – голос ньора был низким, приятного тембра, с легкой, чувственной хрипотцой. – И в следующий раз постарайся тщательнее вытирать пыль, – добавил герцог.

Я оглянулась и заметила вжавшуюся в стену рядом с дверью девушку. Та была хорошенькой, но чересчур перепуганной и бледной. Она со страхом глядела на огромного черного дога, растянувшегося рядом с креслом, и губы ее мелко дрожали.

– Джунио, возьми письма, их нужно отправить немедленно, – прозвучал очередной приказ.

– Да, ньор герцог, – откликнулся слуга.

Он выступил вперед, забрал со стола пачку конвертов и вышел, бросив напоследок пламенный взгляд в мою сторону. И чего, спрашивается, неймется? Служанка тоже посмотрела на меня, а потом неслышно выскользнула из комнаты и тихонько прикрыла за собой дверь. В ее больших, влажных от недавних слез глазах застыло недоумение. Казалось, девушка не могла понять, что понадобилось герцогу от какой-то нищенки. Хотелось бы и мне узнать ответ на этот вопрос…

Я окинула кабинет внимательным взглядом. Красиво, немного мрачно, предметы обстановки дорогие и тяжеловесные, окна плотно зашторены, за исключением одного – того, что рядом с письменным столом. Свет из него падал на полированную поверхность, подчеркивая рисунок дерева, и скользил дальше, к позолоченным корешкам многочисленных книг. Я насчитала четыре шкафа, полностью заставленных дорогими фолиантами, каждый из которых стоил целое состояние. В Ветерии определить стоимость письменных изданий можно было по переплету. Мягкий бумажный говорил о небольшой цене, кожаный стоил дороже, а вот книги с позолотой могли позволить себе только настоящие богачи.

– Назови свое имя, – неожиданно нарушил молчание герцог, и его рука на подлокотнике едва заметно дрогнула.

Я прикусила губу, рассматривая темно-синее сукно рукава, сверкнувший кровавым блеском перстень, длинные пальцы с идеально отполированными ногтями. Интересно, ньор так и будет сидеть ко мне спиной? Не хочет оскорблять свой взор видом моих обносков? Тогда зачем позвал?

– Ты слышала, что я сказал?

Герцог чуть подался вперед, и я увидела гордый профиль истинного ветерийского аристократа, длинные темные волосы, спадающие на воротник белоснежной рубашки, смуглую щеку с сизым отливом слегка отросшей щетины, высокий лоб.

– Ты что, глухая? Или немая? – резко спросил герцог, а дог повернул голову и посмотрел на меня умными черными глазами, в которых на миг промелькнули алые сполохи. Занятный песик.

– Ну?

Ньор рывком поднялся и повернулся ко мне, а я невольно отшатнулась, пораженная его видом. Правда, тут же взяла себя в руки и постаралась не глазеть слишком явно на сгусток темного тумана, покрывающий всю правую половину смуглого лица. Черный, мерцающий, он походил на маску, в прорези которой сверкал драгоценным камнем ярко-синий глаз. Второй, неприкрытый, был гораздо светлее.

– Отвечай, – отчеканил герцог, и я очнулась. – Назови свое имя.

– Алессия Пьезе.

– Что ты делаешь в Навере?

Я видела, как шевелятся губы, точнее, та их часть, что не была скрыта призрачной повязкой, и думала, как объяснить этому настырному ньору, кто я такая, и при этом не выдать своей тайны. Если герцог не добьется ответа, он ведь может и личного мага позвать… А что, если он сам маг? В Ветерии многие аристократы обладают силой.

Я коротко поклонилась и сказала:

– Я хочу здесь жить.

– Вот, значит, как, – в низком голосе прозвучали странные нотки. Словно бы герцог пытался что-то для себя решить. – И давно ты побираешься?

Я отрицательно качнула головой.

– Значит, недавно?

Ньор смотрел пристально, и под его взглядом я чувствовала себя неуютно. И почему-то особенно жалкими показались старая юбка, застиранная рубашка и стоптанные, сбитые о камни Анирских гор туфли. Я закусила изнутри щеку и выше вскинула голову. Мне нечего стыдиться. Да, сейчас я бедна, но это ничего не значит. Вещи вообще ничего не значат. Какая разница, что на тебе надето – дорогая бархатная верта или убогая рубаха? Главное то, что под ними. Сердце. Душа. Ум, в конце концов.

Я незаметно покосилась на Абьери. Кто бы мне сказал еще несколько лет назад, что однажды придется стоять перед каким-то стародавним герцогом и чувствовать себя так неловко из-за убогой одежды…

– Сколько тебе лет? – последовал очередной вопрос.

– Двадцать шесть.

В синих глазах промелькнуло недоумение:

– Уверена?

– Да, ньор герцог.

– Выглядишь моложе. Родители живы?

Я отрицательно качнула головой, постаравшись задушить шевельнувшуюся тоску.

– Муж? Семья? Нет?

Нет. Никого нет. Никого, кроме малышки Беттины.

Я снова отрицательно качнула головой, стараясь не показывать своих эмоций, и уставилась на висящий над столом портрет. На нем был изображен довольно красивый мужчина в черной бархатной верте. Рядом с картиной висели в ряд еще четыре, по две с каждой стороны. В спесивых гордых лицах угадывалось определенное фамильное сходство. Явно предки нынешнего герцога.

Пока я изучала семейство Абьери, ньор отвернулся и медленно подошел к окну. Высокий – гораздо выше обычных ветерийцев, широкоплечий, с узкими бедрами и длинными ногами, он выглядел настоящим красавцем. Вот только лицо… Почему он носит магическую маску?

В Навере и соседних областях чего только не болтали о внешности герцога Абьери. Некоторые говорили, что у ньора проказа, другие утверждали, что он потерял свою красоту из-за какого-то ритуала, а большинство было уверено, что герцог специально напускает побольше таинственности, чтобы запугать жителей Навере. Но зачем?

Впрочем, за год, проведенный в Ветерии, я успела понять, что тут не всегда можно найти ответы на простые, казалось бы, вопросы.

Я поправила волосы и посмотрела на дога. Тот ответил мне долгим пристальным взглядом, а потом бесшумно поднялся и подошел к хозяину. Черная шерсть пса тускло блестела, поджарое тело казалось сильным и натренированным, как у хорошо обученного убийцы, острые уши стояли торчком, выдавая настороженную недоверчивость.

Герцог опустил руку на холку дога и повернулся ко мне открытой половиной лица.

– Грамотой владеешь? Нет? – понял он мой отрицательный жест, и уголок его губ дернулся, словно этот ответ не удовлетворил герцога. – Почему ты приходишь к моему дому? Разве не знаешь, что попрошайкам здесь не место?

Знаю. Еще как знаю! Вот только поделать ничего не могу. Старуха Лючия сказала, что единственный путь домой лежит через особняк герцога Абьери, и я намерена была его найти, несмотря ни на что.

– Ну? – нетерпеливо переспросил мужчина.

Я потупилась, скрывая мысли от излишне проницательных синих глаз.

– Нравится бездельничать? – резко спросил ньор. Казалось, его что-то разозлило. – Работать никогда не пробовала?

Внутри вскипела злость. Еще как пробовала! Все два года своей новой жизни я только и делала, что работала не покладая рук! И в траттории – разносчицей, и в домах небогатых горожан убирала, и даже на виноградники в сезон урожая нанималась. Да только вырученных денег едва хватало на съем жилья и еду.

Впрочем, побираться я не поэтому стала. Лючия велела держаться поближе к дому Абьери, а как это сделать, если герцогу ни прислуга, ни поденщицы не нужны? Я поначалу пыталась устроиться, но меня никто и слушать не стал, даже на порог не пустили. Вот и пришлось околачиваться рядом с особняком и выжидать, пытаясь отыскать хоть какую-то возможность проникнуть внутрь.

– Отвечай, – резко приказал герцог, и я на ломаном ветерийском попробовала объяснить, что и рада бы работать, да никто не берет.

– Так уж и никто?

Темный сапфир в туманной прорези сверкнул холодным блеском. Дог едва заметно шевельнул ушами.

– Откуда ты? – последовал очередной вопрос.

– Из Саритии.

В комнате стало тихо. Герцог молчал, я тоже молчала. С каждой минутой это молчание казалось все более тягостным, и я постаралась не думать о стоящем напротив мужчине, а переключилась на слова Лючии. «Львы Абьери – начало пути, золотые ворота – его первая лида. Камень перемен должна ты найти, с ним перейдешь через кольца Арида…» Жаль, что старуха толком ничего не объяснила. «Когда увидишь камень, сама поймешь, что это он», – только и сказала она в ответ на мои настойчивые расспросы. Лючия изрекала свои пророчества только в стихотворной форме. Нет рифмы – нет ответа, говорила старая ведьма. «Небо само решает, кому и что поведать», – пожимала костлявыми плечами Лючия и куталась в старую шаль.

– Что ж, я могу дать тебе работу, – нарушил тишину кабинета герцог. – Проверим, действительно ли ты в ней нуждаешься или просто морочишь мне голову.

Я недоверчиво посмотрела на ньора. Он собирается дать мне работу? Святая Лючия! Странное милосердие. Интересно, можно ли считать это подсказкой судьбы? Зачем герцогу помогать обычной нищенке?

Я пристально разглядывала не скрытые маской идеальные черты, пытаясь понять, в чем подвох, а герцог дернул шнур звонка, и вскоре в кабинете появился тот самый слуга, что привел меня в дом.

– Джунио, – посмотрел на него герцог. – Отведи эту девушку к Альде, пусть пристроит ее куда-нибудь. И переоденет, чтобы я этих лохмотьев больше не видел.

– Да, ньор герцог.

Парень зыркнул на меня, и в его глазах я прочитала все тот же проклятый мужской интерес.

– Иди, – Абьери снова отвернулся к окну, словно разом устав от моего общества, и сложил руки за спиной четким военным жестом, от которого в памяти мгновенно всплыли воспоминания прошлого. Я словно воочию увидела отца, парадный зеленый китель, строгое волевое лицо…

– Чего застыла? Идем, – шепотом поторопил меня Джунио, и я очнулась.

Действительно, надо уходить.

Тонкий ковер скрадывал шаги, дверь тихо открылась и так же бесшумно закрылась за моей спиной, и мы со слугой оказались в пустом, отдающем гулким эхом коридоре.

– Повезло тебе, – идя рядом со мной, разглагольствовал Джунио. – Видать, понравилась ты ньору герцогу, раз он тебя на работу взял. Хотя хозяин чужаков не любит, в доме только проверенные люди. А у тебя небось и рекомендаций из гильдии нет?

Парень прищурился, словно пытался прочитать ответ по моему лицу, и понимающе усмехнулся. Похоже, Джунио принадлежал к тем людям, которым не особо важны ответы собеседника. Такие, как он, готовы составить собственное мнение о чем и о ком угодно.

– Сразу видно, что нет, – кивнул он сам себе и добавил: – Ты, главное, с ньорой Альдой не спорь, она тут всем заправляет и хозяину обо всем докладывает, так что не вздумай ее обманывать, сразу выгонит, не посмотрит, что тебя сам ньор герцог взял.

Я молча шла вперед, стараясь запомнить расположение комнат. Так, на всякий случай. Как и большинство ветерийских особняков, дворец Абьери был построен по образцу старинных авед, в которых парадная часть дома отделялась от жилых помещений и хозяйственных построек внутренним двором с непременными фонтанами и садом. Мы миновали несколько залов, прошли через атриум и свернули направо, к ассольдо, в котором обычно располагались подсобные помещения и кухня.

– Ну вот и пришли, – жизнерадостно сообщил Джунио, толкая широкие двери, за которыми оказался длинный шумный зал. Гул голосов, аромат жарящегося мяса, стук ножей, звуки льющейся воды – жизнь кухни кипела громко, как вода в плохо закрытом чайнике.

– Мария, ньору Альду не видела? – спросил Джунио пробегающую мимо девчушку с большой медной кастрюлей в руках.

– Она во дворе, – ответила служанка и помчалась дальше, а я смотрела, как мелькает ее длинная синяя юбка, попутно отмечая все, мимо чего она пролетала. Огромный деревянный стол в центре длинного зала, большая печь с исходящими паром сковородами и чанами, плетеные корзины с овощами, связки лука, жестяные плошки с зеленью.

– Мария, долго тебя ждать? – раздался сердитый оклик.

Пышная темноволосая ньора шмякнула на стол связку битых птиц и повернулась к летящей навстречу девчушке.

– Вот, ньора Сильвия.

Мария протянула пустую кастрюлю и улыбнулась, отчего на румяных щеках заиграли ямочки.

– Идем, чего застыла? – дернул меня за руку Джунио. – Надо найти ньору Альду.

Он потянул меня за собой, и мы быстро пересекли кухню, а потом прошли под сводами низкой двери и шагнули на плиты небольшого заднего двора. Здесь, так же как и в хозяйском внутреннем дворике, росли деревья и говорливо журчал фонтанчик, а вдоль стен шла крытая галерея, ведущая к подсобным постройкам. Невысокие колонны выстроились длинным рядом, полукруглые арки опирались каменными ладонями о деревянные перила решетчатого ограждения, прохладный мрамор гулко отсчитывал наши шаги. Мы с Джунио успели дойти до распахнутой настежь двери, за которой виднелись огромные бочки и пузатые кувшины, когда я заметила застывшую перед статуей святой Лючии высокую худощавую ньору, с ног до головы одетую в черное. Глаза ее были прикрыты, руки – сложены перед грудью в молитвенном жесте, а на строгом бледном лице сверкали слезы. Она истово молилась местной покровительнице женщин и детей.

– Ньора майресса! – окликнул ньору Джунио, и мне стало неловко.

Ясно же, что мы пришли не вовремя. Вряд ли домоправительнице понравится, что кто-то увидел ее в таком состоянии. Но Джунио, похоже, не обладал особой тонкостью души.

– Ньора Альда, я вам новую работницу привел, – жизнерадостно доложил он повернувшейся к нам женщине. – Ньор герцог велел найти для нее какое-нибудь дело и выдать нормальную одежду.

– Дело? – переспросила майресса, рассматривая меня прозрачными, удивительно светлыми для ветерийки глазами.

Я буквально кожей ощущала ее холодный взгляд, в котором еще видны были следы недавних слез, и понимала, что ньора пытается решить, с какой стати герцог озаботился моим трудоустройством.

– Как зовут? – спросила наконец она.

– Алессия Пьезе.

– Что ты умеешь?

– Все, что скажете.

От волнения мой акцент усилился, и Альда это заметила.

– Так ты еще и чужеземка?

Темные брови приподнялись в брезгливом недоумении. Ох уж эта ветерийская уверенность в том, что веты – высшая раса, тогда как все остальные – просто пыль под ногами.

– Да, ньора.

– Что ж, возможно, это и к лучшему. Кто много болтает, тот мало работает, – на тонких губах майрессы появилась холодная усмешка. – Джунио, возвращайся к хозяину, а ты иди за мной, – велела ньора. – Покажу, где будешь жить, и выдам одежду. Ну что еще? – нахмурилась она, когда я попыталась объяснить, что не одна. – Ребенок?

В светлых глазах мелькнула какая-то эмоция, разобрать которую я не смогла. Ньора бросила взгляд на статую святой Лючии, да так и застыла, словно забыв и про меня, и про свой вопрос. Ветер донес из-за каменной стены женские голоса и раскатистый мужской смех, следом долетел звон церковного колокола, но потом все стихло, и только стрекот цикад разбавлял сонную тишину галереи.

– Значит, у тебя есть ребенок, – снова повторила майресса. Ее худые, с выступающими венами руки как-то странно дернулись. – Джунио, я сказала, что ты можешь идти, – резко бросила она застывшему в тени колонны слуге.

– Меня здесь уже нет, – жизнерадостно улыбнулся парень и вразвалочку двинулся к двери кухни.

Мы с ньорой Альдой остались вдвоем. День выдался жарким, но под каменными сводами стояла приятная прохлада. Цикады стрекотали все громче. Я с волнением ждала решения майрессы. Только бы она разрешила Беттине жить вместе со мной! Только бы все получилось.

– Ребенок в городе?

Я кивнула, а ньора посмотрела на меня более пристально, словно пыталась заглянуть в самую душу и прочитать все мои тайны. Напрасный труд. Нечего было читать, да и незачем.

– Сколько ему?

– Год. Это девочка.

Я невольно улыбнулась, представив свою кроху, а по бледному лицу майрессы скользнула тень.

– Что ж, – придя к какому-то решению, сказала ньора Альда. – Придется тебе ее оставить. У нас тут не приют.

– Ньора, пожалуйста!

Я с мольбой протянула руки, невольно копируя недавний жест самой майрессы, и настойчиво повторила:

– Беттина очень мала. Она не выживет без меня!

Я вглядывалась в бескровное лицо, надеясь достучаться до сердца ньоры, но светлые глаза смотрели холодно, а губы были сжаты так плотно, что напоминали тонкую нить.

– Отдай ее в какую-нибудь семью. Герцог щедро платит своим слугам, – ответила ньора. – Если будешь хорошо трудиться, тебе хватит денег на содержание дочери. И довольно об этом. Идем.

Ньора Альда резко повернулась, и ее черные юбки взметнулись, открывая худые ноги в плотных чулках.

– Не отставай, – на ходу обронила она и пошла к двери кухни.

Мне не оставалось ничего другого, как поспешить следом.

Глава 2

Комнатушка, которую мне выделили, была маленькой и темной, но выбирать не приходилось. Альда не обманула. Она дала мне несколько динаров в счет будущего жалованья, и я договорилась с ньорой Арелли, что та присмотрит за моей девочкой. Кто бы знал, как тяжело мне было оставлять Беттину! Я целовала ее круглые щечки, не отрываясь, смотрела в темные, похожие на крупные вишни глаза, а она, словно все понимая, плакала и цеплялась за мое новое платье своими ручками, да так, что у меня сердце останавливалось от боли. Не помню, как сумела отдать девочку ньоре Арелли, как вышла из низкого домика, как добрела до герцогского дворца. На душе было так тяжко, что хотелось громко кричать от несправедливости этого проклятого мира, в который занесла меня злая судьба, но я только сильнее стискивала зубы и упрямо переставляла ноги. Ничего. Я справлюсь. Я найду выход, и мы с Беттиной вернемся домой. Надо только внимательно наблюдать за происходящим во дворце и постараться понять, где искать камень перемен.

Тот первый день, когда я переступила порог дома Абьери, остался в моей памяти размытым серым пятном, из которого выступали лишь отдельные разрозненные фрагменты. Низкое полукруглое окно, узкая кровать, сундук у стены, длинный полутемный коридор, гулкий каменный пол, скрип двери. Громкий храп за стеной.

Соседние комнаты занимали две сестры – Маддалена и Лаура, уроженки Арны, одной из северных областей Ветерии. Молодые, смешливые девушки работали на кухне и приходили поздно, почти за полночь, а вставали рано, чуть свет, когда небо в узком окошке едва заметно серело на востоке. Правда, я поднималась еще раньше. Одевалась при свете магической лампы, натягивала темное платье и фартук, заправляла волосы под белую косынку и спешила выскользнуть из комнаты, чтобы успеть до начала работы пройтись по двору и понаблюдать за окнами верхних этажей. Все, что было внизу, я успела рассмотреть в те короткие мгновения, в которые бывала свободна, но в герцогские покои мне пока ходу не было. Правда, я изо всех сил старалась придумать, как туда попасть. Доступ в комнаты Абьери имели только несколько человек – горничная, личный слуга и майресса. А меня ньора Альда определила в судомойки. Должность эта была нелегкой, учитывая количество живущих в доме работников и слуг, но платили хорошо, да и кормили щедро. Я даже смогла вспомнить, каково это – есть досыта. «Слишком уж ты худосочная, – глядя на меня, неодобрительно ворчала кухарка. – И ешь мало, как благородная. Давай добавки положу, чего зря ложкой по пустой тарелке елозишь?» И никакие мои возражения не действовали. Добрая женщина была уверена, что если как следует меня откормить, то я стану настоящей красавицей. «На личико-то ты просто загляденье, а если в грудях и бедрах раздашься, так и вовсе цены тебе не будет». После этих слов кухонные работницы одобрительно кивали и принимались громко выражать согласие, с интересом наблюдая за тем, как я подношу ко рту очередную ложку. Правда, рано или поздно перерыв заканчивался и мы снова торопились вернуться к работе. Кто вставал к плите, кто – к огромному разделочному столу, а я с пятью другими служанками возвращалась в судомойню – узкую комнату, примыкающую к кухне. Вдоль одной из ее стен шел длинный ряд каменных раковин, в которых никогда не переводились горы грязной посуды, кастрюль и сковород. В воздухе стояла влажность и отвратительно пахло черным мылом, но работающие со мной женщины давно не обращали внимания ни на неудобства, ни на тяжелый, выматывающий труд, ни на скудное освещение.

Я наблюдала, как они смеются и перекидываются шуточками, видела потные лица, распаренные руки, ловко оттирающие жир с посуды и копоть с огромных кастрюль, ловила любопытные взгляды и слушала откровенные истории чужих любовных утех, но сама не торопилась делиться с «товарками» историей своей жизни, отговариваясь незнанием языка.

Нет, за последний год я научилась отлично понимать чужую речь, вот только говорила неважно. Никак не могла избавиться от чудовищного акцента.

– Куда ты мылом елозишь, бедовая? – посмотрела на меня Козима – крупная жилистая ньора с приметливыми черными глазами. – Разве не знаешь, что медь нужно содой с лимонным соком оттирать? Вот, смотри.

Она выхватила у меня из рук большой ковш, зачерпнула из плошки нужную смесь и несколькими быстрыми движениями отчистила закопченное дно.

– Видишь?

– Да.

– Держи. Всему тебя учить надо, чарита, – переделав на простонародный манер слово чужестранка, усмехнулась Козима.

Я только улыбнулась в ответ и взялась за очередную кастрюлю, алеющую потеками томатного соуса.

– Дочка-то твоя поправилась? – спросила Бьянка, тихая пожилая женщина с худощавым телом ребенка и лицом Мадонны.

– Да. Она лучше.

Моя девочка была еще слаба, но я больше не боялась, что болезнь вернется. Доктор сказал, что те, кто победил лихорадку, никогда не болеют ею вновь.

– Мой Джунито в детстве часто болел, – поделилась Бьянка. – А теперь вон какой красавец вырос.

– Ну да, красавец, ни одной девки в округе не пропустит, – хмыкнула Козима. – И как его ньор герцог терпит?

– Ньор герцог ценит Джунито, – вспыхнула Бьянка, а до меня дошло, что слуга герцога Джунио – ее сын. – Мой мальчик никакой работы не боится.

На милом лице проступила упрямая решимость защитить своего ребенка от злых языков.

– Да ладно тебе, чего ты разошлась? Ну, чисто тигрица! Тихая-тихая, а за своего тигренка убить готова, – усмехнулась Козима и повернулась ко мне. – Значит, прошла лихоманка? Это хорошо, не каждому удается выжить. Кормить твою девочку нужно получше, чтобы сил набралась.

– Ты давай дочке козье молоко, смешанное с отваром каристянки, любая хворь отступит, – посоветовала Кончита. – Когда мой Джованни болотную сыпь подхватил, так я только этим его и выходила. Уж сколько динаров потратила, не счесть, каждый день святой Лючии молилась. Выздоровел мой мальчик – и месяца не прошло.

Она принялась в подробностях рассказывать о болезни сына, а я оттирала со дна большой сковороды пригоревший жир и наблюдала за женщинами. Крепкие, среднего роста, темноволосые и кареглазые, они были настоящими ветерийками. Просторные синие юбки не скрывали крутых бедер, серые полотняные блузки выставляли напоказ богатство груди, а черные косы прятались под белыми косынками, но только на время работы. В праздники и в выходные жительницы Навере делали затейливые прически, укладывая волосы вокруг головы высокой короной, и крепили на затылке кружевные покрывала, красиво оттеняющие смуглую оливковую кожу и яркие белки глаз. Помню, когда впервые попала в столицу герцогства, меня поразило, как достойно выглядят простолюдинки. Белоснежные рубахи, разноцветные шерстяные юбки с обязательным ярким фартуком, плотные корсажи, подчеркивающие фигуру, тонкие головные покрывала. Правда, потом я поняла, что это была праздничная одежда, а в будни женщины одевались гораздо скромнее, но все равно обязательно подчеркивали свои роскошные формы.

– Козима, а ты не слышала, ньор герцог в Адую поедет?

Вопрос Кончиты заставил меня отвлечься от размышлений и прислушаться.

– Витто говорил, ньор герцог в этом году отложил поездку. Якобы из-за непогоды, которую придворный маг предсказал.

– Да много они понимают, эти предсказатели, – презрительно хмыкнула Кончита, но ее голос утонул в грохоте упавшей на пол сковороды.

– О, Мадонна! – выкрикнула стоящая у соседней раковины Бьянка и отскочила в сторону. – Дрина, ты нас без ног оставить хочешь?

– Дьявольская сковорода, выскользнула из рук, словно живая! – проворчала Дрина и наклонилась, поднимая упавшую посуду.

Женщины загалдели, обсуждая неловкость подруги, а я отставила в сторону чистую кастрюлю и взялась за следующую. А потом еще за одну, и так до тех пор, пока в судомойне окончательно не стемнело.

* * *

Утро оказалось таким же сырым, как и минувшая ночь. На кухне было темно, работницы вяло переговаривались, перебирая привезенные крестьянами овощи, из приоткрытой двери тянуло холодом. Кухарка Сильвия с грохотом переставляла на плите огромные чаны с похлебкой и сковороды с париттой. На длинном столе громоздились стопки грязных плошек. Казалось бы, день едва начался, а уже столько грязной посуды. И откуда она берется?

Я прихватила одну из стопок, обогнула корзины с капустой и нырнула в судомойню.

– Ты гляди, какая Сильвия сегодня щедрая, – увидев меня, хохотнула Козима. – На посуду не скупится. С самого утра раздает.

– А она всегда щедрая, – усмехнулась Кончита, отряхнув руки от мыльной пены и утирая потный лоб. – Никогда работы для нас не жалеет.

– Это да, – кивнула Дрина, а Бьянка улыбнулась тихой скромной улыбкой и молча забрала у меня плошки.

– Сполна отсыпает, – громким басом подтвердила Фина, крепко сбитая ньора, похожая на тугой кочан капусты. Она громко откашлялась и с удвоенной силой принялась драить чугунную сковороду. Женщины дружно рассмеялись и стали наперебой сыпать шутками о «доброте» майрессы, а я покосилась на запотевшее окно и шагнула к своему месту, но не успела до него дойти, как услышала негромкий голос:

– Алессия, приведи себя в порядок и ступай наверх, ньор герцог хочет тебя видеть.

В судомойне, за минуту до этого наполненной разговорами, смехом и звяканьем тарелок, неожиданно стало тихо. Все работницы замерли, а я оглянулась и увидела застывшую у входа ньору Альду. Майресса походила на ворону – черную, недовольную и худую. И нос у нее был точь-в-точь как у птицы.

– Ты меня слышишь? – нахмурила ньора тонкие брови, отчего между ними образовалась некрасивая глубокая складка.

– Да, ньора Альда.

Я сняла длинный грубый фартук и пригладила выбившиеся из-под косынки волосы.

– Иди, – придирчиво оглядев меня, сказала майресса и добавила, посмотрев поочередно на каждую судомойку: – А вы чего бездельничаете? Возвращайтесь к работе. Чаны сами себя не отмоют.

Женщины тут же склонились над раковинами, а я поправила складки на юбке и пошла следом за майрессой.

– Герцог сердится? – тихо спросила ньору, когда мы миновали шумную кухню и оказались в коридоре.

– С чего ты взяла?

– Он хочет меня видеть.

– А для этого обязательно сердиться? – усмехнулась майресса, и на ее лице мелькнул отблеск обычных человеческих эмоций, но она тут же снова закрылась и сухо добавила: – Ньор герцог сам тебе все скажет.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж, подошли к знакомому мне кабинету, майресса коротко постучала и, не дожидаясь ответа, открыла дверь:

– Милорд, я привела судомойку.

– Хорошо, можешь идти.

Герцог стоял у окна и смотрел на улицу, совсем как в тот раз, когда я впервые его увидела. Похоже, ему нравился вид на площадь. Дог привычно держался рядом с хозяином. Стоило мне войти, как пес внимательно оглядел меня злыми глазами, и в них снова мелькнули алые сполохи.

– Алессия, да? – повернувшись ко мне, спросил Абьери.

– Да, ньор герцог.

– И как тебе живется в моем доме, Алессия? Уже освоилась?

– Да, ньор герцог.

– А ты неразговорчива.

Я промолчала. Взгляд Абьери застыл на моем лице. Герцог смотрел пристально, не мигая, и только тьма, закрывающая половину его лица, едва заметно волновалась.

По спине пробежала дрожь. Странное дело, рядом с Абьери я испытывала одновременно и страх, и какой-то неправильный интерес, заставляющий всматриваться в черную дымку маски, тонуть в ее зловещем тумане, тянуться ближе.

– Альда тебя хвалит, говорит, ты старательная, – негромко сказал герцог, и хрипотца в его голосе стала более явственной. Я ощущала ее почти физически – мягкие вибрации отзывались в теле давно забытой магией прикосновений и будили то, что я так старательно прятала подальше.

– Ньора Альда очень добра, – стараясь избавиться от ненужных ощущений, ответила я.

– Ее похвалу сложно заслужить, – задумчиво сказал герцог и надолго замолчал.

Я тоже молчала, разглядывая его высокую крепкую фигуру, идеально сшитую верту, золотую булавку, сверкающую в кружевах воротника, сапоги из мягкой кожи натра, крупные руки, больше похожие на руки воина, чем аристократа, и сияющие кольца. Но мой взгляд как магнитом притягивало разделенное надвое лицо. Я не могла заставить себя отвести взгляд и, не отрываясь, смотрела в непривычно яркие синие глаза. Герцог неподвижно застыл напротив и глядел тяжело, с непонятной настойчивостью. И в этом было что-то неправильное. Что-то, чего не должно было случиться, но все же случилось. И меня помимо воли затягивало в воронку чужой души все глубже и глубже. «Алессия, – словно издалека прозвучал чей-то голос. – Алессия…» Сердце билось тяжело, воздух стал раскаленным и заискрил, а я смотрела в яркую синь и почти не дышала. Магия, не иначе.

Не знаю, сколько мы так стояли, объединенные нитями взглядов, но в какой-то момент Абьери разорвал их, отвернулся и подошел к окну, уставившись на площадь Варезе. Трудно сказать, что он там видел, но спина его выглядела напряженной.

– Почему ты выбрала мой дом? – разрезал тишину комнаты неожиданный вопрос.

Я вздрогнула, очнувшись от непонятного наваждения:

– Простите, ньор герцог?

– Ты могла выбрать любую другую площадь города, но появилась именно здесь, у моего дворца. Что заставило тебя прийти?

Герцог так и не повернулся, продолжая наблюдать за жизнью Варезе, а я лихорадочно придумывала ответ. Как назло, в голове не было ни одной подходящей мысли. За минувшую неделю я уже успела успокоиться и перестала опасаться подобных вопросов. Видимо, зря.

– Молчишь? – хрипотца в низком голосе приобрела угрожающий оттенок.

Дог поднялся с места и настороженно замер.

– Я не знаю, ньор герцог. Я пока не изучила город. Тут много улиц и много людей.

– Значит, просто случайность, – тихо, почти про себя, сказал Абьери и уже громче добавил: – Вот только я не верю в случайности. У судьбы не бывает ненужных героев. Каждый играет свою роль, даже самая маленькая пешка.

Он повернулся и окинул меня внимательным взглядом, проходясь по ногам, бедрам, талии, груди и останавливаясь на лице. А я почувствовала, как тяжело стало дышать, и едва устояла, придавленная этим настойчивым сканирующим взглядом. И зачем так смотреть? Зачем пытаться проникнуть в душу?

– Что ж, хорошо, – непонятно чему усмехнулся Абьери и тут же посерьезнел. Тьма колыхнулась, полностью закрыв его лицо, а спустя секунду схлынула, оставшись небольшим сгустком на правой половине. – С сегодняшнего дня ты убираешь мои личные покои. Будешь стараться, прибавлю жалованье. Альда сказала, у тебя есть дочь?

Я молча качнула головой, раздумывая, с какой стати герцог проявляет ко мне такой интерес. Или он расспрашивает майрессу обо всех своих работниках и слугах? Что-то не верится. Может, он меня в чем-то подозревает?

– Что ж, иди. Альда расскажет, что нужно делать, – велел герцог, а я не могла сдвинуться с места, пригвожденная его взглядом и горящим в нем синим огнем. – Ну? Чего стоишь? Иди, – повторил Абьери и повелительно махнул рукой.

Я отмерла и направилась к двери, и только у самого выхода вспомнила, что нужно поклониться, и обернулась. Герцог по-прежнему стоял у окна и разглядывал площадь Варезе. Дог застыл рядом с хозяином, и над его головой мерцала темная дымка. Миг – и она исчезла, заставив усомниться в том, что я ее видела.

– Не задерживайся, – снова повторил герцог, но так и не обернулся.

– Хорошо, ньор, – сказала я обтянутой темным бархатом спине и тихо выскользнула из комнаты.

* * *

Так началась новая веха в моей жизни. Теперь каждое утро я спешила на второй этаж, чтобы тихо проскользнуть в спальню герцога, раздвинуть тяжелые шторы, дождаться, пока Абьери спустится в столовую, и убраться в его покоях. Работа оказалась неожиданно сложной и имела много подводных камней, точнее, бесчисленных запретов. «Нельзя без дела попадаться герцогу на глаза, – перечисляла ньора Альда, загибая сухие пальцы, – нельзя оставаться в кабинете одной без личного слуги ньора герцога, нельзя шуметь, нельзя показывать эмоции и слезы, нельзя самой заговаривать с хозяином и ни в коем случае нельзя трогать изумрудную шкатулку, стоящую в кабинете ньора». Не знаю, что такого особенного было в этой небольшой коробочке, но строгий запрет наводил на определенные мысли. Вдруг именно в ней хранится камень перемен? Всякий раз, проводя пушистой перьевой метелкой по гладкой зеленой поверхности, я пыталась понять, как ее открыть, но Джунио, стоящий у двери, зорко следил за каждым моим шагом, и мне оставалось делать вид, что меня не интересует ни шкатулка, ни ее содержимое, и ждать подходящего момента. Вот только он все никак не наступал.

– Слышишь, Алессия, а у тебя амири есть? – глядя, как я сметаю пыль с бронзовой люстры, спросил Джунио. Он поигрывал длинными кистями яркого пояса и сверкал белозубой улыбкой.

Амири в Ветерии называли «сердечного друга», или, попросту, любовника, и у большинства местных ньор его наличие не считалось чем-то зазорным. «Вот смотри, чарита, – объясняла мне Козима. – Муж – это для порядка, чтобы глава в доме был, чтобы имя женщине дал и детей ее под свое крыло взял. А амири – он для души, да и для тела, чего уж там, – с усмешкой добавляла она и многозначительно подмигивала. – Чтобы ночи сладкие были, чтоб суть женская в жаркой истоме пела и сердце от любви плавилось».

Судомойки любили делиться рассказами о своих амири, а я слушала их и думала о том, что в своей нынешней жизни с трудом могу представить мужчину, из-за которого будет плавиться сердце. Какая уж тут истома! После того, что было. Помимо воли вспоминалось красивое мужское лицо, блестящие карие глаза, свисающий на лоб непокорный темный вихор, толстая серебряная цепь на мускулистой шее. Сергей Горчаков. Моя первая и единственная любовь. Моя непрекращающаяся боль и непоправимая ошибка. Как я могла быть такой слепой?..

– А то, смотри, я б не прочь, – не унимался Джунио. – Где ты еще такого горячего амири найдешь?

Я взглянула на хвастливого красавчика и усмехнулась. Вот уж у кого самомнения – с огромную гору.

– Приходи сегодня ночью во двор, – не отставал слуга. – Я тебе одну звезду покажу, ее могут увидеть только любовники.

Ты смотри, какой скорый! Не успел на первое свидание позвать, а уже уверен, чем оно закончится. Привык к быстрым победам и думает, что любая готова упасть в его объятия. Вот только мне это не нужно. Мне вообще никто не нужен. Точнее, нам с Беттиной. Мы и сами проживем, безо всяких там мужчин.

Джунио уставился на меня горячим взглядом, а я отрицательно покачала головой и перешла к комоду. На нем стояли два тяжелых канделябра с магическими свечами, а между ними – та самая изумрудная шкатулка. Небольшая, плоская, с красивым золотым вензелем на крышке. Я медленно провела перьевой метелкой по таинственно мерцающему камню и попыталась рассмотреть маленький замочек. Крошечное отверстие для ключа, хитрая петелька, едва заметное углубление – так просто не откроешь, придется повозиться. Как сказал бы дядя Миша, надо хорошенько подумать. Бабушкин сосед был мастером на все руки, и в детстве я целыми днями пропадала в его гараже, наблюдая за тем, как из груды антикварного металлолома рождается настоящий «понтиак». И по мере сил помогала процессу, подавая ключи и отвертки и с радостью натирая блестящие накладки на капоте. Мне нравилось возиться с инструментами. Нравилось быть нужной. Наверное, дядя Миша чувствовал мою неприкаянность, потому и учил премудростям механики. «Это надо обмозговать», – любил повторять он в особо сложных случаях. Вот и мне нужно было обмозговать, как добраться до шкатулки. Может, попробовать спровадить Джунио из комнаты? Придумать какой-нибудь благовидный предлог…

– Странная ты, Алессия, – не унимался слуга, и я мысленно пожелала ему провалиться. – Вроде рыжие обычно горячие, а ты как ледышка с рыбьей кровью.

– Тебе какая разница? – пожала плечами в ответ. Мне не хотелось отвлекаться от главной цели и поддаваться на подначки слуги. – Не мешай мне работать.

– Работать, работать, – передразнил Джунио. – Так и будешь всю жизнь работать. Что ж, если счастья своего не понимаешь, тут уж ничего не поделаешь.

Он усмехнулся и принялся насвистывать народную песню, которую любили петь в тратториях захмелевшие простолюдины. «Маленькая бабочка, лети, лети к розе моего сердца», – слышались мне за тихой мелодией романтичные слова. Слуга сунул руки в карманы, небрежно оперся о стену, не переставая за мной наблюдать, и виртуозно свистел, а я с сожалением покосилась на шкатулку и перешла к письменному столу. Ничего. Однажды у меня появится шанс разобраться с ее содержимым. Не успела так подумать, как в коридоре послышались шаги, дверь резко открылась и на пороге кабинета появилась Альда.

– Джунио, ньор герцог велел тебе отнести письмо ньору Скапарелли и отдать лично в руки, – сказала она слуге, протягивая запечатанный воском свиток.

– Я-то пойду, – оторвался от стены красавчик. – А как же распоряжение присматривать за новенькой?

– Думаю, Алессия достаточно благоразумна, чтобы не совершать глупостей, не так ли? – со значением посмотрела на меня майресса, и я, понуждаемая ее взглядом, согласно кивнула. – Иди, хватит бездельничать, – повернувшись к Джунио, строго сказала Альда. – Знаю я тебя, готов весь день рядом с хорошенькой девушкой ошиваться. Смотри, скажу ньору герцогу, что ты к служанкам пристаешь, отправит он тебя в Адую. Будешь там свои непристойные песни коровам петь.

– Наговариваете, ньора Альда, – состроил обиженную физиономию Джунио, но тут же ослепительно улыбнулся майрессе и добавил: – Я только вас одну люблю и боготворю, зачем мне другие?

– Поговори еще, – поджала губы Альда и махнула рукой. – Иди, не тяни время. А ты, Алессия, побыстрее заканчивай с уборкой. Ньор герцог скоро позавтракает и поднимется в кабинет. Нельзя, чтобы он тебя тут увидел.

– Я почти закончила.

– Что ж, хорошо, – кивнула майресса и посмотрела на Джунио. – Ты еще здесь?

– Нет, ньора, я уже на полпути к дому ньора Скапарелли.

Слуга послал майрессе еще одну улыбку, вскинул свою бедовую голову и неслышно выскользнул за дверь. Альда, строго посмотрев на меня, вышла следом, и я наконец-то осталась одна. Что ж, такой шанс нельзя было упускать.

В одну секунду я метнулась к шкатулке, вытащила из волос тонкую шпильку, вставила ее в отверстие и попыталась повернуть, но замок оказался с секретом и не пожелал открываться. Еще одна попытка – и снова неудача.

– Ну же, давай, – тихо шептала я, стараясь разобраться с хитрым механизмом. Главное было сосредоточиться и почувствовать нужный момент. Секунда, другая. Пальцы фиксируют подходящее колебание, шпилька проворачивается в руках, и я слышу характерный щелчок, крышка приподнимается… И в тот же момент в коридоре раздаются уверенные шаги. Святая Лючия! Герцог вернулся.

Я едва успела захлопнуть шкатулку, схватить отложенную в сторону метелку и сделать вид, что сметаю пыль с чистого канделябра, как дверь распахнулась и в кабинет в сопровождении своего пса вошел Абьери. По спине пробежал холодок. Что, если герцог поймет, чем я тут занималась?

– Ты еще здесь? – в низком голосе прозвучало едва заметное недовольство.

– Простите, ньор герцог. Я уже ухожу.

Я поклонилась и сделала шаг к двери, но Абьери неожиданно заступил мне дорогу и коснулся пальцами моего подбородка, заставляя поднять голову.

– Ты боишься меня? – с непонятной настойчивостью глядя в глаза, спросил он.

– А должна? – сорвалось с моих губ, и пальцы Абьери сжались сильнее, а его взгляд стал острым, как стилет.

Знать бы еще, какой ответ он пытался отыскать в моих глазах. Тьма призрачной маски так близко… От нее веет холодом и странной, почти ощутимой магией. Она притягивает своей тайной, манит, мне даже кажется, что я слышу странный многоголосый шепот. «Алессия… Алессия…» – на разные голоса звучит у меня в ушах. Комната отдаляется, вокруг становится темно, и только Абьери и его дог остаются на месте. А голоса не умолкают, они шелестят вокруг невесомыми крыльями черных бабочек, кружат, проникают в сознание…

– Тебе плохо? – перебивает непонятную какофонию резкий вопрос герцога, и шум тут же исчезает, а кабинет приобретает свои обычные пропорции.

– Нет. Все в порядке.

Я очнулась от непонятного ступора и чуть повернула голову, вынуждая герцога меня отпустить.

– Я могу идти?

– Иди, – кивнул ньор, давая мне пройти.

Я торопливо шагнула к выходу и, только оказавшись за дверью, перевела дух. Все-таки ужасно странный человек этот Абьери. У меня от него каждый раз мурашки по коже. И главное, не поймешь, что у него на уме и почему он проявляет ко мне столько внимания.

Алессандро Абьери

Он дождался характерного щелчка закрывшейся двери и внимательно осмотрел кабинет. Ровные ряды книг, выстроенные в линейку приборы, сверкающая люстра. Все выглядело идеально. Именно так, как должно. Нет, он и хотел бы придраться, но Альда не зря хвалила нищенку. Та действительно оказалась хорошей работницей.