Дождись меня в нашем саду E-Book

Ульяна Черкасова

• Herausgeber: Кислород / Kislorod
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Золотые земли
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 360

Beschreibung

Второй том дилогии «Наш сад» в полюбившемся читателям мире «Золотых земель»! Яростный огонь оставляет после себя лишь пепелище... Велга Буривой готовится к свадьбе с князем Матеушем. В королевском замке собираются важные гости, среди которых и Белый Ворон, пришедший за жизнью королевы. Белому нужно быть осторожным, но что, если возникшие чувства помешают исполнить заказ?

Leseprobe

МОСКВА2024

ПРОЛОГ

Рдзения, Твердов

Месяц червень

— Везде эта рыбёха.

Корчма «Пьяная русалка» стояла недалеко от причала в Твердове. Белый Ворон вместе с Вадзимом забрели в неё впервые, но воняло там ровно так же, как и в любой другой корчме, что в Старгороде, что в Златоборске, что в Совине, — по́том, пивом и рыбой.

— Ага. — Белый скривился, оглядываясь на стойку корчмы. — Рыба надоела, но я бы и ей сейчас был рад. А денег всё равно хватит только на репу! — прорычал он. — Чтобы нормально пожрать, нужно сначала убить королеву. Иначе хрен нам заплатит эта Буривой.

— Тише, — зашипел на него Вадзим. — Хочешь, чтобы Тихая стража нас прямо тут загребла?

— Да что забыла Тихая стража в такой дыре?

«Пьяная русалка» в Твердове была не хуже и не лучше того же «Кабанчика» в Старгороде. Она так же стояла вдали от людных улиц, так же притягивала небогатых посетителей и была такой же шумной, не очень чистой, не очень грязной и не очень дорогой. Тайной службе королевы в таком месте и вправду делать было нечего, впрочем, как и её врагам.

Настоящие опасности для правительницы Рдзении Венцеславы Белозерской таились где-то там, внутри стен её замка, стоявшего высоко на холме и потому заметного из любой точки города. Белый намеренно выбрал столик у окна, чтобы издалека рассмотреть замок. Он и прежде бывал в Твердове, брал пару заказов. Где-то на городском кладбище благодаря ему появились могилы судьи, отказавшегося брать взятку и отправившего чьего-то сынка на виселицу, и старого богатого купца, который всё никак не желал оставить свою молодую жёнушку счастливой вдовой.

Но ни в первый, ни во второй раз Белый даже близко не подходил к стенам королевского замка: незачем было.

— У Тихой стражи везде есть уши, — негромко произнёс Вадзим. — На то она и Тихая. Следит за врагами королевства отовсюду. А потом хоп — и ты в подземельях замка.

— В подземельях, говоришь. — Белый хмыкнул, не отводя глаз от древних тёмных каменных стен, возвышавшихся над городом. — Хоть так бы оказаться внутри замка.

Впрочем, туда каждый день входило столько слуг, что затеряться, пожалуй, было несложно.

— Тогда будет тебе и рыба, и мясо...

— Ох, богиня, ты всё про еду, — вздохнул Вадзим. — А я про рыб!

Оторвавшись от окна, Белый наконец посмотрел на гусляра. Тот с кислым выражением лица ткнул на полустёртое изображение на стене.

— Ну рыба, — приглядевшись, заключил Белый.

— Так это не съедобная рыба.

— А какая ещё?

— То есть съедобная, но не совсем... богиня, вот поэтому я и попёрся за тобой проследить, будет ли исполнен договор. У тебя вместо башки репа. — Он покачал головой, поджимая губы. — Это рыба с родового знака Белозерских. Не узнаёшь, что ли? В Старгороде они на каждом шагу.

Рыба действительно была нарисована так дурно, да ещё и стёрлась за годы существования корчмы, что принять её можно было как за щуку из ухи, которую здесь подавали, так и за ту самую «Пьяную русалку». Художник, которого наняли выполнить работу, явно был то ли не очень одарён, то ли не слишком старателен, то ли мертвецки пьян.

— И вправду... рыба Белозерских. И что с того?

— С того, что правят-то в Рдзении не Белозерские, а Вышеславичи. Венцеслава, считай, хоть и Белозерская от рождения, но вышла замуж и взяла имя мужа... она, считай, на престоле сидеть будет недолго ещё. Пока сынок не войдёт в право...

— А он, может, никогда и не войдёт, — вдруг прозвучало прямо над их головами.

Белый и Вадзим одновременно обернулись. К ним подошёл усатый хозяин корчмы. В утреннее время посетителей в «Русалке» было мало, и он заметно скучал.

— Как просили. Каша из репы. — Он поставил на стол две миски и без спросу присел за стол.

Обычно Белый предпочитал есть один. Он вообще не любил чужаков, а разговаривать с ними и вовсе казалось каждый раз испытанием похуже тех, что устраивала им в детстве матушка. Но, покосившись на Вадзима, он решил, что гнать хозяина не стоило. Мало ли что любопытного он мог рассказать.

— А почему ты, уважаемый, так говоришь про принца? — Белый подвинул к себе миску и опустил взгляд.

Люди не любили, когда он смотрел на них пристально. Глаза у него были бледные, холодные. Галка называла их рыбьими. Мёртвыми. Даже ей не нравилось, когда Белый слишком долго смотрел на неё. Впрочем, не то чтобы на Галку слишком хотелось смотреть. Теперь-то, пожалуй, на неё и вовсе противно взглянуть. Учитывая жару, тело сестры, наверное, уже опухло и начало разлагаться.

— Так все знают, — пожал плечами хозяин корчмы, — что принц проклят.

Его усы, кажется, от желания посплетничать готовы были уползти, так сильно он задёргал губами.

— Проклят? — переспросил Вадзим.

— Проклят! — радостно подтвердил усач.

— Прямо-таки проклят? — хмыкнул Белый.

— Прямо-таки проклят. Весь замок, но принц в особенности.

— Чародеями?

— Может, и ими. Вы же знаете...

— Что? — одновременно вырвалось у Белого и Вадзима.

Они переглянулись. Кажется, им повезло. Хозяин «Русалки» скучал и определённо любил посплетничать. Пусть даже он расскажет откровенную чушь, какой делятся на местном торге глупые бабы, а всё же лучше знать местные слухи. В работе Воронов порой может пригодиться любая мелочь.

— Ну так... королева наша... Белая Лебёдушка... в общем, много лет назад, когда была ещё девицей, ну, до Совинского пожара, вышла замуж за колдуна...

— Погоди, — проговорил, чавкая, Вадзим, — вроде как за Охотника. Кажись, даже за главу ордена.

— Да, но он оказался колдуном.

— Охотник оказался колдуном?

— Казнили его за колдовство, — развёл руками усач.

Но и на это Вадзиму было что возразить. Он нахмурился, плюхнул ложку в кашу и с сомнением посмотрел на хозяина. Белый усмехнулся. Пусть гусляр был пьяницей, но не дураком. Своё дело он знал хорошо, а дело его не только песни горланить да на гуслях бренчать. Вадзим находил заказчиков для Воронов, а вместе с заказчиками — и все важные и не очень слухи о них. Кто, с кем, кого и когда — всё может оказаться важным в ремесле наёмного убийцы.

— Насколько я помню, — Вадзим повёл пальцами, точно перебирая струны, — дело было так. Венцеславу Белозерскую выдали замуж за главу Охотников как раз перед Совинским пожаром, когда началась охота на ведьм. А потом Белозерские вроде как быстро подсуетились, запросили у короля позволение на развод для Венцеславы...

— Потому что муж оказался колдуном, — закивал усач, — он в ответе за пожар вместе с остальными колдунами...

— Пусть так, — неохотно согласился Вадзим. — Но при чём тут принц?

— Так Венцеслава тут же выскочила замуж за принца Карла, родила ему наследника...

— И?

— Первенец их умер при рождении. Говорят, повитухи от ужаса едва в окно не выбросились, когда увидели младенца.

— Почему?

— Он был какой-то… — Усач, видимо, наконец-то вспомнил, про кого говорил, потому что оглянулся через плечо.

Никто не обращал на них внимания, но хозяин «Русалки» всё равно понизил голос и продолжил:

— Первенец был проклят чародеями. Ну сами понимаете. Прадед Карла уничтожил Совиную башню и всех чародеев, а сама Венцеслава отправила мужа-колдуна на костёр. В общем, чародеи имели на них зуб. Вот и прокляли их первенца. Говорят, он родился с копытами, шерстью и горящими глазами. И сразу с зубами.

— Клыками, — буркнул Белый, едва сдерживая ухмылку, но усач тут же подхватил:

— Да! Тоже слышал об этом?

Пришлось дёрнуть плечами, чтобы не отвечать.

— Ну вот, ребёнок Карла и Венцеславы родился настоящим чудовищем и то ли сразу же умер, настолько его уродства были опасны для жизни, то ли был умерщвлён... Ну, сами понимаете, кто ж такое проклятое существо оставит на белом свете?

— Конечно, — закивал Белый, упорно глядя в кашу, — таких сразу надо... к Морене.

— Ох, Создатель. — Усач осенил себя священным знамением.

Белый жевал, не чувствуя вкуса. Таких, как он, сразу отправляли к Морене... на службу. Таких, как Галка. Как Ворона. И как Грач.

Забавно, так по-злому забавно получилось, что из всех Воронов выжили только братья, а сёстры покоились теперь под маками. И убили их свои же.

Зная Грача, стоило ожидать, что он однажды всё же придёт за Белым. Рано или поздно. По той или иной причине.

— Так при чём тут принц... какой там сейчас?

— Рогволод.

— Рогволод, ага. Так что с ним?

— Говорят, он тоже проклят. Как и все дети Венцеславы. После того первенца у неё ещё дети были. Двое. Тоже умерли, но слухи ходят, будто не до конца...

— Это как? — удивился Вадзим.

— В подземельях замка якобы есть ход прямо к реке. А у нас на реке, несмотря на Охотников, вечно утопленники водятся. Мы их русалками называем. Люди шепчутся, якобы это всё королевские отпрыски. Венцеслава рожает чудовищ, их сносят в подземелья замка, а оттуда они уже в реку...

Белый потерял всякое участие в беседе и сосредоточился на каше. Было невкусно, но в животе уже давно было пусто. Он потратил несколько дней, чтобы найти жильё для матушки. Порой старуха становилась настолько своенравной, что угодить ей казалось невозможным. Вот и в этот раз она то не желала жить в одной избе с многодетной матерью, то, наоборот, требовала поселить с кем-нибудь, чтобы не оставаться в одиночестве, то ещё чего. А денег у Белого не осталось ни на что, кроме старой хибары рыбака на самом отшибе в предместьях Твердова.

Воронам нужно было найти новый дом. Новое пристанище. И новых Воронят, если старых вернуть не получится. Братство с гибелью Галки и побегом Грача почти прекратило своё существование. Белый, как самый старший, теперь считал необходимым восстановить порядок.

К разговору Вадзима и хозяина «Русалки» он прислушивался вполуха. Пожалуй, подобные слухи ходили почти о любом короле и королеве: род проклят, все умрут, государство обречено. Матеуша Белозерского в Старгороде тоже считали про́клятым, потому что он был горбат и, как говорили, одноглаз.

Матеуш Белозерский...

— Вот я о чём и говорю, — прошептал Вадзим, когда они снова остались за столом вдвоём.

— О чём?

— Везде родовые знаки Белозерских, хотя принц-то из рода Вышеславичей. Даже зовут его в честь деда, князя Белозерского. Считай, всё родственники королевы захватили.

— А тебе какое дело?

— Да никакого. Просто бесит.

Эти рыбы Белозерских и вправду раздражали. Само имя их раздражало. А больше всех — горбатый, прокля́тый урод Матеуш Белозерский, который должен был, как говорили все в городе, скоро жениться на Велге Буривой.

— Выполним договор и можно вообще не возвращаться в Твердов и не видеть этих их рыб.

И Велгу Буривой тоже бы лучше никогда не видеть.

Вадзим печально вздохнул.

— Что? — Белый наконец поднял голову от пустой миски.

Вадзим, как ни странно, так и не притронулся к каше с тех пор, как ушёл хозяин корчмы.

— Да вспомнил, сколько денег мы должны «Весёлому кабанчику».

— Ты работаешь на братство убийц, но переживаешь, что не заплатил долг какой-то корчме?

— Во-первых, не какой-то корчме, а «Весёлому кабанчику»! — возмутился Вадзим. — Там... знаешь, душевно, по-свойски уже как-то. Почти как дома.

— Не очень-то похоже на наш дом. У нас дома череп на ветке, безумная старуха, закопанная на заднем дворе сестра...

— Я про свой дом, а не про твой, Белый. У меня-то есть настоящая семья: родители, сёстры. Однажды сам, может, женюсь. Так что по себе не суди.

— Это на ком ты женишься?

— Да хоть на Милке.

— На ком?

— На подавальщице из «Весёлого кабанчика». Она такая...

— Язвительная, злобная зараза, — кисло напомнил Белый.

— Ага. — Во взгляде гусляра неожиданно возникло нечто мечтательное, что сделало его и без того неумное лицо совсем глупым. — Хорошая баба...

— Ясно всё с тобой. — Белый поднялся, потирая запястье левой руки. Шрамы от договоров жгли, напоминая о невыполненной работе.

— Что со мной ясно?

— Зачем ты вдруг долг решил вернуть.

— Да это потому, что у меня в «Кабанчике» волынка осталась. Боюсь, как бы они её не продали в уплату. Хорошая волынка. Я её в кости выиграл у одного фарадала.

— Ага. — Белый перекинул суму через плечо. — Повторяй себе почаще... про волынку.

Вадзим хотел возразить, но вдруг запнулся:

— А это что за хер? — Он приподнялся, выглядывая в окно. — Ба-а! Какие люди!

— Кто там?

— Сам посмотри.

«Пьяная русалка» стояла на берегу так, что открывался неплохой вид на реку Тасму. По ней то и дело проплывали рыбацкие лодки и торговые суда. Но вот скренорские драккары сюда заходили редко, потому и привлекли внимание не только Вадзима, но и прохожих на берегу.

Белый пригляделся к проплывавшему судну. Вытянутый нос с завитком, яркие паруса. И знаки Ниенсканса.

— Это что... жених Велги? — прищурился Белый. — Который самый первый?

Морду этого ублюдка Белый надолго запомнил, особенно когда эту морду бил.

— Что он тут забыл?

— Приехал на свадьбу бывшей невесты? — предположил Вадзим. — Но нам же это на руку. Ха-ха. — Он вдруг хрюкнул. — На руку, понял, да? Потому что у тебя на руке шрам из-за договора на жизнь этого горе-жениха.

Невольно захотелось снова почесать перемотанное запястье.

— Да, — кивнул Белый. — На руку. В таком случае получится выполнить сразу оба договора.

Удачно всё сложилось. Искать скренорцев обычно — что пытаться найти иголку в стоге сена. Они никогда не остаются надолго на одном месте, вечно в пути.

Теперь же Белый мог сделать всё сразу.

— Главное не забывай, какого именно жениха Велги тебе нужно убить, — с издёвкой проговорил Вадзим. — Нового не тронь.

— Думаешь, я перепутаю горбатого князя со скренорским воякой? Только если буду вусмерть пьян.

— Думаю, ты хочешь убить того, кто скоро насладится брачным ложем Велги.

Белый скривился и промолчал. Обращать внимание на глупые шутки не имело никакого смысла.

Скренорцы скрылись из виду, и Белый снова присел, но глаз от окна не отвёл. И снова всё его внимание привлёк замок на холме и серые, издалека походившие на рыбью чешую камни высоких крепких стен.

Рыбы. Где Белозерские, там повсюду их родовые знаки — рыба и озеро.

Пальцы по старой привычке коснулись рукояти ножа, пробежались по чешуе. Это всегда помогало привести мысли в порядок. Но теперь что-то изменилось. Внутри ворочалось нечто ледяное, разъярённое. Оно сжималось в узел, рычало.

Это было нечто новое, незнакомое. Желание убить казалось ясным, очень понятным. Но никогда прежде оно не отдавало таким... отчаянием.

От берега несло сыростью, тиной, гнилью.

В рассказы про утопцев легко было поверить. В воде впрямь будто что-то сгнило. И вряд ли это что-то было похоже на пьяную, заигрывающую с посетителями корчмы русалку, нарисованную над входной дверью.

— Надо поискать этот проход от реки в замок, — задумчиво произнёс Белый.

— А чудищ не боишься? Если в подземельях и вправду водится нечисть...

— А меч мне на что?

— Ты наёмный убийца, а не охотник на чудищ, Белый. Если надеешься, что утопцы побрезгуют твоей плотью, завидев твою паскудную морду, то это ты зря.

— Справлюсь, — пожал плечами Белый. — Так ты со мной?

— Не-е, я не дурак, — отмахнулся Вадзим.

Они одновременно снова посмотрели на замок.

— Я тут прикинул хер к носу. — Вадзим скривил лицо, явно старательно размышляя. — Думаю, надо сначала разобраться с этим скренорским гостем. Потому что, когда разберёмся с королевой, надо будет драпать из города.

— Значит, сначала разберусь с... лендр... ландр...

— Лендрманом, — подсказал Вадзим. — Ты чё, налакался уже?

— Ни капли в рот не брал.

— Значит, просто головой сильно бился?

— Тебя тоже, может, ударить?

Вадзим с сиплым эх махнул на него рукой:

— В общем, сначала разберись с лендрманом Инглайвом. А потом, как говорится, плоть — земле...

— Душу — зиме.

ГЛАВА 1

Встану я, благословясь,

лягу я, перекрестясь.

Заговор от поруба

Рдзения, правый берег Модры

Грач сел на окно.

Он не успел издать ни звука, только приземлился, как Мишка залаял, а Велга завизжала. Она сорвалась с места, кинулась к двери. Та распахнулась — и в клеть влетел побледневший Хотьжер:

— Господица!

Велга нырнула ему за спину, выглянула из-за плеча. Птица пропала.

— Господица...

Дружинник выглядел удивлённым, даже испуганным. Но поспешил взять себя в руки:

— Тебя что-то напугало?

— Там был грач. — Велге стало ужасно стыдно, она поняла, что со всей силы вцепилась в руку Хотьжера, поэтому поспешно отпустила его и отошла в сторону, тревожно оглаживая подол платья.

Мишка всё тявкал на опустевший подоконник, пока она не взяла его на руки. Щенок уже стал тяжёлым, но прижимать его к себе было приятно — это успокаивало и прогоняло дурные мысли. Пожалуй, теперь только рядом с Мишкой и Хотьжером Велга ощущала себя в безопасности.

Она уселась обратно в кресло, стараясь не смотреть ни на Хотьжера, ни на распахнутое окно. Невозможно было жить, опасаясь даже открытых окон в спальне, что располагалась под самой крышей.

— Ты, господица, испугалась... птицы?

— Во́роны — чародеи, — напомнила она, уставившись куда-то между ушами Мишки.

Щенок довольно тряс задней лапой, пока она чесала его пузо.

— Я помню, — осторожно произнёс Хотьжер.

Он прошёл к окну, выглянул на улицу. Стоял жаркий день, во дворе постоялого двора шумели, готовились к отъезду.

Дружинник в задумчивости оглянулся на Велгу и потянулся к ставням, плотно их закрыл.

В клети стало серо, только тусклый свет проникал сквозь щели. Велга наконец подняла взгляд на Хотьжера. Он был немногим старше неё. Очень спокойный, сдержанный. Никогда не получалось понять, о чём он думал. Впрочем, не то чтобы Велга задавалась этим вопросом.

— Спасибо, — произнесла она тихо.

— Тебе не стоит бояться Воронов, пока я с тобой... господица.

— Что ты сделаешь против чародеев? Грач спалил заживо скренорцев прямо у меня на глазах. Наш дворец сгорел из-за Воронов. А Белый убил моих родителей. Да он...

— Мне не сравниться с Воронами, господица. — Хотьжер потупил взгляд. — Но я сделаю всё возможное, отдам жизнь, если потребуется, чтобы защитить тебя.

— Одной твоей жизни не хватит... — Велга запнулась, прикусив губу. — Прости.

Она опустила Мишку на пол, отчего тот недовольно запищал, и поднялась из кресла.

Хотьжер слегка опустил голову в поклоне:

— Не стоит извиняться передо мной. Я всего лишь...

— Нет, — перебила его Велга.

Теребя кисточку пояса, она пыталась подобрать слова, которые могли всё исправить. Прежде ей не приходилось просить прощения у тех, кто ниже её по происхождению. У матери и отца, у старших братьев, пару раз у нянюшки, которая всё же была роднёй — да, но никогда у тех, кто не являлся ей ровней.

Да и сейчас извиняться не было нужды. Велга сказала правду. Во́роны — опасные убийцы, чародеи. Один дружинник не смог бы с ними справиться. Вся стража Буривоев не смогла совладать с Белым Вороном и Грачом, когда те пришли за Велгой и Кастусем.

— Ты права, господица. Я всего лишь человек, не чародей. Это опасно — надеяться только на мою помощь. Я попрошу князя выделить ещё одного человека для твоей охраны.

Велга так и не нашлась, что возразить, Хотьжер поклонился и вышел из клети.

Она снова осталась одна.

Из-за закрытых ставень раздавались приглушённые голоса конюхов и слуг.

На постоялом дворе они потеряли уже несколько дней. После каждого перехода Матеуш проводил много времени в постели. Он просил Велгу отправиться по реке, но она наотрез отказалась. Там, в водах рек, связанных со Старгородом и болотами вокруг Щижа, мог снова оказаться Щур. Велга несколько дней изучала карты, пытаясь понять, как далеко от Старгорода мог добраться хозяин рек. Тасма, на берегу которой стоял Твердов, протекала вдали от болот и не имела никаких связей с Калиной или Вышней, но страх оказался сильнее. И Велга настояла на том, чтобы отправиться по суше.

Матеуш же ненавидел перемещаться в повозках. После целого дня в пути у него ныло всё тело. Он запирался в клети, оставляя с собой только котов и холопа, который делал ему перевязки. Пожалуй, окажись вместе с ними чародей, способный унять боли, всё прошло бы куда быстрее.

Но попробуй найди чародея так близко к левому берегу Модры.

В самом начале пути Велге удалось подслушать разговор Матеуша с его писцом:

— Мельцу Тёмную видели в Щиже. Но это было давно. Пока отправим людей...

— Значит, найдите других чародеев.

— Князь, мы едем в Твердов...

— Знахарку, ведунью, шамана, волхва...

— Никто не осмелится отправиться в столицу. Там Тихая стража и...

— Они будут под моей защитой. Никто не посмеет тронуть моего чародея.

— Тихая стража...

— Королева всё знает.

Королева Венцеслава. С тех пор как Велга согласилась выйти замуж за её младшего брата, каждый день так или иначе ей приходилось слышать о Белой Лебёдушке, правительнице Рдзении.

Отец ненавидел Венцеславу. Впрочем, он не любил никого из рода Белозерских. Узнай Кажимеж Буривой, что единственная дочь собирается взять имя врагов, пришёл бы в бешенство. С родной сестрой, вышедшей несколько лет назад за того же Матеуша Белозерского, он почти не разговаривал.

Велга, подпитываемая ненавистью родителей, презирала тётку Далибору. Но теперь она была бы счастлива увидеть даже её. Но все, кроме младшего брата, отныне лежали в земле. И только Велга могла позаботиться о роде Буривоев.

Мишка положил лапу Велге на ногу, требуя внимания. Она наклонилась и рассеянно погладила его за ухом.

Под крышей что-то зашуршало. Велга вздрогнула.

«Голуби… это просто голуби», — успокаивала она себя.

Звук повторился. Он стал громче, настойчивее.

«Голуби».

Велга облизнула губы, взглянув наверх.

Голос разума был слаб перед ужасом. Глаза бегали по потолку. Кто там? Грач? Он ещё птица или уже человек? Зачем он пришёл? Чтобы убить её? Украсть? Предупредить? Он друг или враг?

Велга не хотела проверять. Она хотела оказаться в безопасности.

Она мечтала перестать бояться. Она желала увидеть врагов своей семьи в могилах.

Шорох повторился. Что-то острое царапнуло по потолку.

Велга резко опустила Мишку на пол, встала и торопливо проследовала к выходу. Рука её дрожала, когда она толкнула дверь.

Хотьжер стоял за порогом.

— Господица...

— Я к князю, — бросила через плечо Велга.

Разговаривать с дружинником всегда было как-то неловко. Наверное, потому что она уже однажды обманула его, сбежав к Воронам. Теперь Хотьжер глаз с неё не спускал, ни на шаг не отходил. Это было ещё мучительнее, чем в детстве, когда за маленькой господицей Буривой присматривала строгая нянюшка и не разрешала бегать по лужам с остальными ребятишками, кидаться яблоками и камнями, плеваться, кричать, громко говорить и лазить по крышам. Всё это было не положено знатной господице. Единственной дочери Буривоев пристало ходить чинно, говорить тихо и вести себя скромно.

Вот и теперь, когда князь приставил Хотьжера гриднем к своей невесте, Велга ощущала себя не господицей с собственным телохранителем, а маленькой провинившейся девочкой, которой никто не доверял принимать собственные решения и которая обязана была следить за каждым своим шагом, за каждым словом.

Даже в пределах постоялого двора, где-то на тракте в Твердов, Велгу не оставляли одну за пределами спальни.

У двери в покои князя Хотьжер всё же остановился, кивнул гридню, сторожившему Матеуша.

Велга постучала. Ей открыл холоп, имени которого она никак не могла запомнить.

Из темноты вынырнула Пчёлка. Мишка, следовавший до этого за хозяйкой, с радостным визгом погнался за кошкой.

— Велга? — послышался слабый голос из полумрака клети.

Она оглянулась на лестницу, по которой, нелепо перебирая непослушными, резко вытянувшимися лапами, убегал следом за Пчёлкой Мишка, но остановилась. Коты князя обычно не трогали щенка, только порой, чтобы не приставал, могли ударить мягкой лапой по голове.

— Я здесь, князь, — рассеянно откликнулась Велга. — Да озарит Создатель твой путь.

— Да не опалит он тебя.

Решимость и раздражение в Велге немного поутихли.

Но стоило окунуться в тягучие тени, витавшие в покоях князя, как стало душно, а сердце начало бешено биться. Они теряли время. Каждую лучину, проведённую не в дороге, они всё дальше оказывались от Белого Ворона и его цели.

— Нам нужно ехать дальше. — Она остановилась у изножья постели, скрестив руки на груди. — Солнце уже высоко.

Матеуш лежал под одеялом, облокотившись на груду пышных подушек, на груди у него, свернувшись клубочком, лежал Пушок, в ногах — Мурзик. Лицо князя было не различить в полумраке, но голос прозвучал жалобно:

— Может, останемся до завтра?

— Время идёт, — повторила, сдвинув брови, Велга. Она с трудом сдержалась, чтобы не топнуть ногой.

Это всегда работало с отцом, когда он временами пытался бывать строгим с единственной дочерью. Наслушавшись проповедей Пресветлых Братьев, он пытался приучить Велгу то к смирению, то к скромности, и порой новые ленты и бусины приходилось добывать слезами и мольбами.

— Милая девочка, мне нездоровится...

— Потому что ты лежишь в духоте. А на улице прекрасная погода, светит солнце, ветерок. Даже не жарко. Прокатишься, и тебе станет лучше.

Стоило сделать голос помягче, а выражение лица помилее, но Велга прожигала жениха взглядом. Верно, только темнота и скрывала всю силу её раздражения.

— Но...

— Мы теряем время.

— А зачем вообще спешить? — плаксиво протянул Матеуш и своей длинной, худой, какой-то по-птичьи хрупкой рукой коснулся лица, потёр лоб.

Пушок у него на коленях беспокойно заворочался, оглядываясь на хозяина.

Велга прикусила губу, подбирая слова.

— Ты как будто не хочешь ехать в столицу. Разве ты не ждёшь нашей свадьбы?

— Ох... да, конечно, дорогая, конечно...

Если бы понадобилось, так Велга бы ещё и пустила слезу. Она научилась этому искусству, уговаривая батюшку то купить дорогой шёлк, то принять её сторону в споре с матерью.

Но Матеуш сдался.

— Прости, я понимаю, как скажешь, — проговорил он. — Велю всем готовиться к отъезду. Ты...

Велга недослушала, вылетела из клети.

— Полепа! — позвала она. — Полепа, собирайся.

Холопка, приставленная князем, и так старалась не разбирать сундуки. Велга то и дело торопила её, дёргала. Ей не терпелось скорее отправиться в дорогу.

Вот и в этот раз она собралась едва ли не быстрее всех остальных.

Во дворе и на дороге, где выстроился обоз, стоял шум. Звенели бубенцы, шумелки — все возможные обереги от духов. Сегодня они должны были наконец пересечь Модру и оказаться на её левом берегу. Там, где создания Нави были беспощадны к простым людям.

Приближение их обоза теперь можно было заслышать издалека: лошадей и все повозки обвешали бубенцами. Десятник Мистак лично проследил, чтобы никто не остался без оберега.

Для Велги принесли целый ларец с подвесками на выбор. Перебирая украшения, она оглянулась на свой скромный сундук с вещами. Князь хоть и подарил ей новые платья, сапоги и плащ, но пошить много нарядов просто не успели. В полупустом сундуке лежала мошна, в которой уже давно хранились височные кольца Буривоев.

Теперь Велга могла не бояться их надевать.

— Полепа, достань мою мошну из сундука.

Полепа выполнила приказ, высыпала из мошны височные кольца и, разглядев на них волны и ветви, подняла на госпожу удивлённый взгляд.

— Помоги надеть, — велела Велга, скривив губы, предчувствуя неприятные вопросы. — Да, это знаки моего рода, Буривоев. И что?

— Не в этом дело, господица, — растерянно шлёпая губами, словно рыба, выброшенная на берег, пролепетала холопка. — Тут... вот.

И она протянула скрученную бересту:

— Клянусь, этого не было, когда я собирала вещи. Кто-то подложил.

С недоверием Велга развернула бересту.

«Останусь пока здесь. Если нужна, спроси у хозяина двора Оксану. Мельця».

Пальцы скомкали бересту раньше, чем Велга успела подумать. Она забегала глазами по окнам постоялого двора, ожидая увидеть знакомые лица. Чародейка была здесь. И Змай, скорее всего, где-то рядом. Зачем они её преследовали? Что задумали?

— Всё хорошо? — Полепа вытаращила глаза. — Господица, там дурные новости, да?

— Нет! — резко перебила её Велга. — Всё хорошо. Помоги надеть височные кольца.

Она смяла бересту ещё сильнее, надеясь, что разобрать написанное больше ни у кого не получится, и спрятала в мошну.

— Ты так побледнела...

— Глупости. Так, ерунда, — пробормотала Велга и взяла себя в руки. Нельзя показывать свои чувства. Давно пора выучить этот урок. — Помоги, наконец.

Раздался знакомый весёлый звон — и висков коснулся холодный металл.

— Их носила моя бабушка, когда вышла замуж, — зачем-то рассказала Велга Полепе. — Чтобы не забывать, какого она рода.

Тем более что Буривоев было всего два человека: Велга и Кастусь. Младшего брата пришлось оставить в усадьбе Матеуша, и Велга могла лишь молиться за его жизнь. Венцеслава потеряла Воронов с их договорами, но что ей стоило подослать других убийц? Нет, королева должна была умереть, чтобы Кастусь и Велга остались жить.

К повозке подошёл десятник по имени Мистак. Он был бородатый, взъерошенный, с сухим, точно выжженным на солнце, лицом. Пожалуй, сороки могли бы случайно принять его за соломенное чучело. Обвешанный оберегами, гремел он почти так же.

— Господица Велга, — он быстро оглядел её, — вижу, вы тоже готовы... Полепа...

Он приметил обереги на холопке, хотел уже пройти дальше, но Велга его окликнула:

— Что, без оберегов дальше совсем никак?

— Сегодня перейдём мост на Твердовском тракте. — Мистак глядел неизменно хмуро, точно всегда готовился к нападению. — А дальше вокруг Совина уже небезопасно. Да и в Твердове немногим лучше.

— Я думала, Охотники обосновались в столице. Разве там небезопасно?

— На левом берегу нигде и никогда не бывает безопасно, — помотал головой Мистак. — Духи Нави повсюду. Охотников на них не хватит.

Люди вокруг повозки вдруг расступились, и с постоялого двора показался князь. Матеуш шёл понурив голову, не глядя по сторонам. Гридни помогли ему забраться в повозку, Хотьжер подставил руку Велге. Рядом села Полепа. Она лучше всех, как оказалось, ладила с княжескими котами, а Матеуш настаивал, чтобы они всегда ездили с ним. На дно повозки, придавив всем трём ноги, лёг Мишка. Для щенка он стал уже тяжёлый и, судя по всему, должен был вырасти крупным.

Наконец они тронулись. Велга оглянулась напоследок, опасаясь заметить Мельцу и Змая. Зачем они сюда приехали? На левом берегу для чародеев было слишком опасно, они туда всё равно не пойдут. Так зачем им Велга на этот раз? Выкупа за неё не получишь.

Постоялый двор, название которого она даже не пыталась запомнить, скрылся за другими домами. Впереди их ждал Карлов мост, а дальше и столица. Их ждала Белая Лебёдушка.

Велга от нетерпения ёрзала на месте, вытягивая шею. Повозку трясло на неровной дороге, но лучше уж было мучиться в пути, чем оставаться на постоялом дворе.

Каждую лучину Велга теряла... что? Возможность увидеть смерть королевы своими глазами? Увидеть ещё раз Войчеха? А если да, если она желала увидеть его, то зачем? Чтобы велеть Хотьжеру отрубить ему голову? Или чтобы расплатиться за заказ? Чтобы кинуть ему в лицо обвинения? Сказать, как омерзительно, как противно ей даже вспоминать его прикосновения и поцелуи? Что собственная кожа теперь словно пахнет кровью? Там, где его пальцы касались шеи, плеч, груди, бёдер, — повсюду словно остались кровавые разводы, которые никак не оттереть и не смыть.

— Ты в порядке, моя девочка? — озабоченно спросил Матеуш, заглядывая ей в лицо.

Рассеянно, не до конца понимая вопроса, Велга закивала. Внутри неё всё бурлило от волнения. Наконец-то они покидали спорные земли Старгородского княжества. Дальше, за рекой, начиналась настоящая Рдзения.

— Там же не говорят по-ратиславски? — спросила Полепа, заглядывая в корзинку, в которой сидел Пушок.

— Где? — отозвался Матеуш.

Велга поймала на себе внимательный взгляд Хотьжера, который ехал верхом рядом с их повозкой. Она поспешно отвернулась. Дружинник и вправду был немногим лучше нянюшки. Разве что поговорить с ним было не о чем.

— В Рдзении.

Князь поджал губы.

— Мы и сейчас в Рдзении, — проговорил он, но так тихо, что за топотом копыт и скрипом колёс трудно было различить его мягкий голос.

Велга бросила обеспокоенный взгляд на Полепу. Впрочем, холопка тут же стала нравиться ей чуть больше прежнего.

— Старгород это Старгород, — поспешила сказать она. — Не обижайся, князь, но мы никогда не были ни ратиславцами, ни рдзенцами.

— Старгород это Старгород, — отвернувшись в сторону, повторил Матеуш. — А между тем город поклялся в верности рдзенской короне.

— Но между тем, — передразнила его Велга, придвигаясь ближе к его лицу, — Старгород древнее Совина, Твердова и уж тем более Златоборска. Его основа раньше всех.

Матеуш бросил на неё мрачный взгляд, но не выдержал, заметив её хитрую улыбку, и тоже улыбнулся в ответ:

— Ты настоящая дочь Старгорода...

— Это какая же? — всё так же игриво его задевая, спросила Велга.

— Спесивая, заносчивая, упрямая, корыстная...

— Как ты можешь обвинять меня в корысти?! — возмутилась Велга. — У меня в сундуке вещей меньше, чем у любого твоего дружинника.

— Ладно, ладно. — Матеуш прыснул и поднял руки, точно сдаваясь на её милость. — Не корыстная...

Впрочем, и бескорыстной назвать Велгу было нельзя. Она едва удержала на лице улыбку. Матеуш искренне ждал их свадьбу. Все чувства его, все слова — всё было искренним. Она же выходила за него ради спасения собственной жизни. Ради власти. Ради княжеского имени.

В Старгороде все звали Матеуша чудовищем и проклятым уродцем.

Но кто из них был чудовищем после этого?

— Так что насчёт рдзенского языка? — напомнила Полепа. — Там, наверное, по-ратиславски никто и словечка не знает?

— Рдзенский и ратиславский мало чем отличаются, — успокоил их Матеуш. — Разберётесь.

— Я свободно говорю по-рдзенски, — произнесла Велга. — А тебе, Полепа, не привыкать, ты же из Старгорода.

— Я особо с иноземцами не общалась никогда, — пожала плечами холопка. — А у нас на дворе все как-то по-ратиславски привыкли...

Дорога повернула, и Велга даже подпрыгнула на месте.

— Карлов мост! — воскликнула она.

— Осторожнее, дорогая, не упади. — Матеуш коснулся её руки, уговаривая присесть.

Но Велга, удерживая равновесие, вытянула шею, изо всех сил стараясь разглядеть длинный каменный мост, перекинутый через Модру. Полепа тоже закрутилась на месте.

— Вот это замки! — ахнула холопка.

— Потише, прошу, — вздохнул Матеуш. — У меня так болит голова...

— Это смотровые башни, — поправил Хотьжер. — На правом берегу стоит дозор, чтобы не пропустить навьих тварей.

— А русалки? Водяные? — Велга не отрывала глаз от моста.

Она в жизни не видела столь величественных и огромных строений из камня. В Старгороде в основном строили из дерева.

Длинный каменный мост был заметен издалека. Реку переходили недалеко от места, где сливались Модра и Тасма.

— И русалки, и водяные не отходят далеко от берега, — объяснил вместо Хотьжера Матеуш. — А вот другие твари часто пытаются пересечь реку.

— В Твердове же есть свой орден Охотников.

Повозка наехала на кочку, подскочила, и Велга, взвизгнув, полетала назад. Матеуш не успел её подхватить.

— Ай! — Она ударилась локтем о спинку.

— Осторожнее, милая, — прошептал он так расстроенно, словно ударился сам.

— Всё в порядке. — Потирая ушибленное место, Велга села ровнее.

Обоз выехал на пустынный высокий берег Модры, с которого было отлично видно и Карлов мост, и рдзенские земли, и сторожевые башни на правой стороне реки.

На левом берегу, казалось, вовсе не было людей.

— Орден не справляется со всей нечистью, — пояснил Матеуш. — Со времён Совинского пожара духи стали кровожадными, беспощадными. Ордену удаётся только отгонять их подальше от городов и деревень. Чтобы истребить всю нечисть, понадобятся годы и тысячи и тысячи обученных воинов.

— Что мешает это сделать?

— Пустая казна.

Велга выгнула брови.

— Торговля сильно пострадала после пожара. В Твердов неохотно идут корабли и караваны. Поэтому нам так нужен путь через Старгород по Вышне. Поэтому так важно выиграть в торговой войне с Ратиславией. Если ратиславцы продолжат насаждать свои условия, мы потеряем слишком много денег.

Вот зачем отец хотел женить Кастуся на ратиславской княжне. Всё ради торговли и низких пошлин. Велга отвернулась, спеша скрыть своё удивление. Вся её семья, получается, погибла из-за торговой войны. Сначала братья утонули в реке, после были убиты отец с матерью. И всё из-за денег. Из-за рдзенской казны.

Обоз повернул и направился прямо к мосту. Копыта лошадей застучали по каменной дороге.

Велга уже не пыталась скрыть удивление, разглядывая высокие сторожевые башни, решётчатые ворота и огромные каменные изваяния. Первой их встретила женщина, опустившая голову. Лицо её было прикрыто платком, на голове возлежала корона.

— Кто это?.. Королева Венцеслава?

— Святая Лаодика, — ответил Матеуш.

Велга осенила себя священным знамением, провожая взглядом жену Константина-каменолома.

С моста открывался вид на широкую, казалось бы, бескрайнюю Модру. Ветер подул сильнее, принося долгожданную прохладу. Велга задышала полной грудью, радуясь тому, как развевалось льняное платье, а платок на голове затрепетал. Она выросла у реки и привыкла проводить знойные летние дни или под сенью яблоневого сада, или у прохладной воды. Никогда до минувшей весны ей не приходилось так долго быть в пути.

Вдоль всего моста на перилах выстроились в ряд по обеим сторонам каменные изваяния людей. Они встречали путников молчаливо, точно стражи, охранявшие правый берег от духов. Их безжизненные, но такие правдоподобные лица одновременно пугали и восхищали.

— Никогда прежде не видела такого... в храмах святых изображают на фресках.

— На Благословенных островах на самом берегу стоят сотни и сотни таких изваяний людей: святых, великих правителей и прославившихся воинов. Их называют статуи, — пояснил Матеуш, и в голосе его слышалось нечто тёплое, немного снисходительное.

Велге нравилось, когда князь рассказывал истории, но часто после этого она ощущала себя совсем глупой.

— А следующий... видишь, тот мужчина с мечом и щитом? Это Вышеслав, первый из королевского рода.

— А где этот Карл? — спросила Полепа. — Которому принадлежит мост.

Велга обернулась к Матеушу:

— Мост принадлежит рдзенской короне.

— А Карл тогда кто такой? — смутилась холопка.

— Король Карл, он и начал строительство моста. Муж королевы Венцеславы.

— Это который умер? Про́клятый?

Велга резко обернулась, глянула гневно на Полепу, но та, кажется, не поняла, что сказала не так.

— Полепа, — прошептала, грозно хмурясь Велга.

— Ничего, милая, — Матеуш смущённо улыбнулся. — Я привык. Кажется, про всю мою семью говорят, будто мы прокляты.

— Но ведь... король умер. — Полепа вжала голову в плечи, обняла крепче корзину с Пушком.

— Люди часто умирают, — пожал плечами Матеуш и отвернулся в сторону, глядя на реку.

Велга тоже отвернулась, жадно разглядывая статуи на мосту.

— А духи Нави, — голос Полепы дрогнул, — они и днём опасны?

— Днём чуть меньше, — ответил державшийся рядом Хотьжер. — И пока на нас обереги, они не осмелятся приблизиться к обозу.

Он смотрел вперёд, туда, где начинался рдзенский берег. Там по двум сторонам на выезде стояли друг напротив друга король и королева. Велга успела отметить родовой знак Белозерских на одежде королевы. Венцеслава ждала её.

Карлов мост остался позади.

Но дорога до Твердова лежала ещё долгая. А время уходило. День за днём.

Визгливо мяукали три скрипучих голоса — Пчёлка, Мурзик и Пушок сидели в закрытых корзинах и явно были этим недовольны. Только мартышка на плече Матеуша с любопытством смотрела по сторонам.

— Голова раскалывается, — вздохнул князь.

Он прикрыл глаза и запрокинул голову. По лицу его скатывался пот, но губы были совсем синие.

Велга придвинулась ближе, разглядывая побледневшее лицо:

— Тебя знобит?

Матеуш едва заметно кивнул.

У всех уже давно голова разболелась от звона бубенцов. Они дребезжали целыми днями напролёт. Но Матеушу приходилось тяжелее всех. Велга осторожно коснулась его руки. Она была холодной, почти ледяной.

— Тебе нужно отдохнуть.

— Нет.

От боли он постоянно кусал губы, они покрывались корочкой, Матеуш сдирал её, губы кровоточили, за ночь немного заживали, а затем он снова кусал их в пути. И так каждый день.

— Ты была права тогда. Мы теряем время.

Вот именно. Это Велга заставила его спешить, когда он так плохо себя чувствовал. Это Велга уговорила его отправиться в Твердов. Что ей стоило дождаться выполнения договора на Трёх Холмах? Рано или поздно Вадзим принёс бы вести. Теперь же Матеуш каждый день страдал из-за неё.

— В глазах темнеет. Это пройдёт. Доберёмся до столицы, там... должны быть... у ордена Охотников должны быть...

Опасливо оглядевшись, Велга приблизилась к самому уху Матеуша:

— Тебе нужен чародей, да?

Это скрывали ото всех, и Велге тоже не следовало знать, но Матеуш не мог прожить без помощи чародеев. Он покосился на неё с недоверием, даже со страхом.

— Да, но никто не поедет на левый берег. Я справлюсь. — Он прикусил окровавленную губу. — Всё будет хорошо, родная.

— Не будет. — Велга погладила его по предплечью, сама пытаясь успокоиться. — Я знаю, где найти чародея.

— Что?..

Колёса скрипели, повозку трясло, а Матеуш до посинения сжимал край сиденья.

— Нужно разбить лагерь. — Велга приподнялась и едва не упала, когда повозка подпрыгнула на кочке.

Мишка вскочил от её толчка, и Велга упала обратно на сиденье:

— Мы не можем дальше ехать!

Возница оглянулся на Велгу, посмотрел на дорогу впереди, снова на Велгу:

— До постоялого двора недолго. До заката не успеем, но всё равно...

— Нужно остановиться, — упрямо повторила Велга.

— Девочка моя, — едва слышно позвал Матеуш, — не сто́ит...

— Сколько до постоялого двора? — Прищурившись на солнце, мелькавшее за вершинами деревьев, Велга прикинула, что до заката было ещё долго.

— Лучины четыре, может, больше.

Ей самой хотелось поспешить. Так хотелось увидеть своими глазами смерть Венцеславы Белозерской. Но...

— Останови! — произнесла Велга строго, как обрубила.

Возница сдался и потянул поводья. Повозка начала замедляться.

— Стоять! — выкрикнул возница, чтобы его смогли расслышать в начале обоза.

На дороге началась возня. Всадники из дружины оборачивались. Наконец раздался топот копыт, и, пыля по разгорячённой от летнего зноя дороге, к повозке приблизился десятник.

— Князь, это неразумно! — воскликнул Мистак. — На этом берегу не стоит разбивать лагерь.

Потирая длинными, тонкими пальцами нахмуренный лоб, Матеуш закивал:

— Я со...

— Князю требуется отдых! — перебила Велга. — И немедленно.

Мистак оглядел её с нескрываемым презрением:

— Ты, господица, не понимаешь...

— Это ты, Мистак, не понимаешь. — Щёки Велги вспыхнули от гнева. Голос стал писклявым, хотя она пыталась кричать. — Князю плохо. Он не выдержит дальнейшей дороги.

У десятника задёргались брови. Он переводил взгляд с Велги на Матеуша, но князь едва не терял сознание, беззвучно шевелил губами, верно пытаясь возразить.

— Сам разве не видишь?! — взмахнула руками Велга. — Князю нужен отдых.

— Ладно, — процедил Мистак, пнул лошадь в бок, разворачивая. — Будет тебе стоянка, господица... Но проедем ещё подальше. Знаю одно местечко на берегу.

— Что за местечко?

— Раньше там стоял погост с храмом. Земля намоленная. Всё лучше, чем совсем в голом поле.

И лошадь его рванула с места, понеслась в начало обоза. Велга возмущённо фыркнула, не сдержав раздражения. Ещё немного, и этот десятник назовёт её княгиней.

Повозка снова тронулась.

— Останови, — попросила возницу Велга. — Ненадолго. Мне нужно прогуляться.

— Что?

— В кусты надо сходить, — прошептала Велга, и бородатый пожилой мужик, вытаращив глаза, потянул вожжи. — Спасибо.

Она оглянулась через плечо на князя, но тому стало совсем дурно, что он даже не открыл глаза.

— Я быстро, — бросила Велга Полепе и, осторожно переступив Мишку, спустилась с повозки.

— Господица. — Хотьжер тут же оказался рядом, протянул руку. — Ты разве что огнём не дышишь...

— Что?! — Она стрельнула в него разъярённым взглядом.

— Ничего, господица. — Он опустил голову, но на щеках его появились ямочки.

Велга внимательно оглядела его с головы до ног:

— Пошли со мной.

Разговор с возницей Хотьжер явно подслушал, потому что смутился ещё сильнее:

— С тобой?

— Конечно. Вдруг на меня нападут наёмники?

Вокруг раздались смешки. У Хотьжера покраснели уши.

— И лошадь с собой возьми.

— В кусты?

Мужики, ставшие свидетелями их разговора, захохотали в голос.

— Конечно, — важно ответила Велга. — Чтобы уходить от погони.

Один из дружинников — молодой, черноглазый, до отвращения неприятный — осклабился, хлопнул Хотьжера по плечу:

— Вам, может, помощь понадобится? Могу присоединиться.

— А ты стой, где стоишь, — выгнула бровь Велга. — Без тебя справимся.

И, подобрав длинный подол, она быстро пошла по пыльной дороге, но не в сторону леса, а назад, в самый конец обоза. Велга не оборачивалась, но слышала, как застучали копыта лошади. Вслед им оглядывались, но больше ничего не спрашивали.

Наконец, отойдя подальше от остальных, Велга обернулась к Хотьжеру:

— Я могу попросить тебя кое о чём?

— О чём угодно, господица.

Губы невольно расплылись в лукавой улыбке.

— Например, оставить меня одну?

— Ни в коем случае. Моя обязанность — оберегать тебя. Но в кусты, конечно... думаю, ничего не случится.

Смущение на его лице было настолько забавным, что Велга не выдержала и рассмеялась. Юноша опустил голову, тяжело вздохнул:

— Ты позвала меня, чтобы потешаться?

— Нет. — Велга фыркнула и постаралась отбросить неуместное веселье. — Мне нужно, чтобы ты вернулся на постоялый двор и нашёл там одну женщину. Ты должен уговорить её приехать сюда. Она сможет вылечить князя.

— Целительница?

— Почти. — Велга прищурилась, гадая, насколько откровенной она может быть с Хотьжером. — Чародейка.

Глаза у Хотьжера были карие, простодушные, как у собаки. И удивление, перемешанное с испугом, даже неким протестом, он скрыть не смог.

— Чародейка? Откуда ты знаешь её?

— Не имеет значения, — вскинула бровь Велга. — Важно только, что она вылечит князя. Послушай, Хотьжер, без этой чародейки мой жених не выдержит путь до Твердова. Она нужна нам. Найди её на постоялом дворе, спроси Оксану. Она смуглая, темноволосая, носит много оберегов-шумелок. На самом деле её зовут Мельця Тёмная. Она ждёт новостей от меня.

— Поверить не могу, господица, — помотал головой Хотьжер. — Ты, оказывается, не так проста...

Что-то в его словах заставило тёплое горделивое чувство разлиться в груди. Велга важно кивнула:

— А ты думал? Тебя уже однажды провела...

— Это не так сложно, господица, — усмехнулся простодушно Хотьжер. — Я весьма доверчивый, особенно когда дело касается красивых девушек. К счастью, мне не головой работать приходится.

— И то верно. Так что не думай, а слушайся меня. Отправляйся как можно скорее и привези Мельцу. Она очень здесь нужна.

— А князь...

— Я скажу ему. Езжай.

Хотьжер поклонился, легко сел в седло.

— Я мигом.

Не дожидаясь, пока он отъедет подальше, Велга вернулась к повозке.

— Куда делся Хотьжер? — Полепа вытягивала шею, пытаясь разглядеть, что происходило в конце обоза.

— Что такое? — Матеуш едва смог открыть глаза.

— Всё хорошо, — сказала Велга. — Хотьжер скоро вернётся.

Они тронулись дальше.

Прежде чем поставили лагерь, проехали ещё пару лучин и наконец нашли подходящее место на берегу реки. Как только повозка остановилась, Велга поспешила выйти.

Она тяжело выдохнула, оглядывая берег. Над рекой уже стелился туман. Дорога пролегала ровно по краю реки. С другой стороны — поля, одинокие деревья и высокая трава. Ничто не напоминало о погосте, стоявшем здесь прежде.

— Что-то случилось, господица? — спросила Полепа.

Излишняя опека утомляла. Да и искренности в ней не ощущалось.

— Всё в порядке, — не оглядываясь ответила Велга. — Лучше помоги князю.

Матеуш тяжело выбрался из повозки, поддерживаемый гриднями. Он шатался, прикрыв глаза. Лоб сморщился. Между ног у него пронырнул Мишка, и Матеуш едва не упал.

— Осторожно! — Велга поспешила его поддержать. — Пойдём, тебе нужно отдохнуть.

— Гридни...

— Без них. Ничего не случится.

— А этот твой Хотьжер? Он куда-то делся...

— Скоро вернётся, не переживай. Пошли, пошли.

Велга махнула гридням, чтобы оставили их в покое. Пока остальные разбивали лагерь, они могли наконец остаться одни. Без лишних глаз.

— Давай сядем на берегу, — предложила виновато она.

Это из-за неё Матеушу было так плохо. Ему стоило и вправду провести ещё пару дней на постоялом дворе и набраться сил. Впрочем, вряд ли бы это исправило дело. Он болел с рождения. Только чародеи могли унять его страдания.

Если бы только получилось найти теперь чародея...

Солнце ещё виднелось из-за деревьев, но от воды тянуло прохладой. И зной дороги быстро сменился промёрзлой влагой.

— Давай здесь. — Матеуш почти упал на траву недалеко от воды.

Велга опустилась рядом.

Туман, поднимавшийся от реки, стелился над водой, подкрадывался к берегу, заливая серым киселём смарагдовую зелень летних трав. Велга поёжилась, и Матеуш тут же поспешил снять свой плащ и накинуть ей на плечи.

— Ох, ты же сам замёрзнешь.

Велга хотела снять его, но осторожные, точно птичьи лапки, руки Матеуша застегнули фибулу плаща на её груди.

— У тебя озноб.

— Мне уже лучше.

— Неправда.

Её жених был весь больной. И дело не только в горбе и разных глазах.

— Ты была права...

Голос князя шелестел, словно трава на ветру, и Велга расслышала лишь неясный шёпот.

— Что?

— Ты права, — повторил он чуть громче. — Я действительно не хочу ехать в столицу.

— Но там же твоя семья.

— Моя... сестра, — поправил Матеуш.

— Я, конечно, тоже плохо лажу с Кастусем, но он маленький мальчишка, а твоя сестра — королева.

— И я её совсем не знаю. — Он смотрел на реку так, что видно было только левый светлый глаз. Лицо его приобрело непривычное беззащитное выражение.

Матеуш был немногим старше Велги, но это легко получалось забыть не столько из-за его внешности или задумчивости, сколько из-за титула князя. Точно это прибавляло ему лет, опыта, мудрости.

За время своего правления в Старгороде Матеуш успел сделать столько, сколько иной правитель и за всю жизнь бы не успел.

— Тем более, разве не здо́рово будет лучше узнать родную сестру?

— Она не любит меня.

— Откуда ты можешь это знать, раз вы не общаетесь?

Матеуш скосил на Велгу взгляд, но промолчал, и она подсела немного ближе, повернулась спиной к реке, ощущая, как в поясницу подул холодный ветерок, и плотнее запахнула плащ.

— Знаешь, я раньше терпеть не могла Кастуся. Ты бы только видел, что у нас дома творилось. — Она улыбнулась, вспоминая их размолвки с братом.

Но там, где в воспоминаниях был дом, там же оставалась и матушка. Она была яркой, тёплой, точно лучилась изнутри, и на глазах Велги тут же выступили слёзы.

Тонкие пальцы князя нашли её ладонь, спрятанную под шерстью его же плаща.

— Девочка моя...

Она часто-часто заморгала, смахивая с ресниц слёзы. У неё всё лучше получалось сдерживать чувства. Каждый раз, когда внутри вдруг обрывалось что-то, а грудь распирало так, что рёбра трещали, Велга словно леденела.

И на этот раз у неё получилось взять себя в руки. Она выпрямилась, устремила взгляд куда-то через плечо Матеуша. И голос её слился воедино с холодным туманом от реки:

— Но когда я потеряла родителей, то поняла, что никого роднее для меня уже нет. Кастусь — мой брат, моя семья. Мы должны держаться друг за друга, заботиться. Родная кровь...

— Венцеслава меня ненавидит, — произнёс Матеуш. В словах не прозвучало ни обиды, ни горечи. Он просто сказал, как было на самом деле. — И всегда ненавидела, с самого рождения.

Закат сделал его лицо печальным, даже мечтательным. Золотой свет, растекавшийся из-за вершин деревьев, придал живости глазам, багрянца щекам и губам. У Матеуша были красивые волосы: длинные, золотистые, слегка волнистые. Солнечные лучи сделали их почти медовыми, такими гладкими и нежными на вид, что неожиданно захотелось к ним прикоснуться.

— Старшие сёстры часто ненавидят своих братьев из ревности. — Велга пожала плечами с наигранно равнодушным видом. — Я была любимицей матушки, пока не появился Кастусь...

— Дело не в этом. Да и матушка никогда меня не любила. — Он горько усмехнулся и наконец взглянул на Велгу. В усмешке Матеуша не было ни яда, ни издёвки, как у других. Только сожаление и печаль. — Я родился уродом. Про́клятым княжичем. У молодой, прекрасной Белой Лебёдушки, которая только-только вышла замуж за принца, у будущей королевы Рдзении не могло быть такого брата. Люди стали шептаться.

— Почему?

Не то чтобы сплетни о Матеуше Белозерском, про́клятом горбуне, не были известны Велге. Но она слышала их в Старгороде от матушки, нянюшки, от кухонных девок. Все в Старгороде ненавидели Белозерских, а больше всех их ненавидели Буривои. Так уж повелось много веков назад, когда их предки повздорили.

Другое дело — рдзенская столица, где князья Белозерские всегда обладали влиянием и властью.

— Потому что... за год до моего рождения Венцеслава развелась с первым мужем. Он был Охотником, которого обвинили в колдовстве.

— Не может быть.

— Почему же? — Матеуш впервые за долгое время искренне улыбнулся.

— Ей позволили развестись?

— Забавно, что тебя это удивило больше, чем то, что её муж оказался колдуном.

Велга растерялась:

— Просто... развод... для женщины. Её же никто после не возьмёт замуж.

— Только не Белую Лебёдушку. — И снова в бархатном голосе прозвучала горечь. — Она... Королева Венцеслава в молодости была самой завидной невестой Рдзении. Дочь королевского советника и первая красавица. Принц был счастлив на ней жениться. Да и приданое у неё, — Матеуш неожиданно лукаво взглянул на Велгу, — богатое.

— Какое же?

— Старгород.

— Старгород? — Её голос прозвучал едва слышно, нежно, словно она позвала по имени любимого. Точно губы поцеловали каждый слог: Стар-го-род.

Резкое слово. Грозно рычащее, ощетинившееся копьями из-за высоких стен детинца, горделивое, звенящее толстой мошной. Но не для неё.

Конечно, Велга знала, что двадцать пять лет назад Старгород вырвался из-под власти Ратиславии и присягнул на верность Рдзении. Но это решило вече, а не какая-то княжна, которая даже ни разу не ступала на берег Вышни.

— Но это же вече решило, что Старгороду будет лучше в Рдзении.

Отец часто говорил об этом, обычно с издёвкой или даже гневом. Тогда в городе правил посадник Великого князя — не Буривой, не Белозерский, просто какой-то доверенный ратиславского правителя. Его сбросили с Сутулого моста, когда он попытался подавить восстание.

Нянюшка говорила, в тот год реки стали багровыми от ратиславской крови. Пришли рдзенцы. Ушли ратиславцы. Старгородцы себя ни теми ни другими не считали.

— Венцеслава предложила Старгороду низкие налоги и выгодные торговые пути.

— Батюшка рассказывал что-то такое… — Велга прикусила губу, едва не проболтавшись.

— Что?

Она замотала головой.

— Что такое? — Матеуш нахмурился, видимо посчитав, что она умалчивала какой-то страшный секрет. — Прошу, расскажи. — Его взгляд стал обеспокоенным.

— Не могу повторить то, что говорил батюшка. Это неприлично, — смутилась Велга. — Но если... другими словами... это плохие торговые пути. Вече ошиблось. Я не разбираюсь в подобных вещах... так батюшка говорил.

Князь дёрнул светлыми, выгоревшими на солнце бровями.

— В некотором роде он прав. Но Рдзении нужен путь на север, а Старгород всё же рдзенский город.

— Старгород это Старгород, — неожиданно чванливо даже для самой себя произнесла Велга.

Но Матеуша это, наоборот, развеселило.

— Маленькая старгородская гордячка. — Он улыбнулся, отчего вокруг его чудных разноцветных глаз собрались мелкие морщинки, а вид хоть и стал ещё более уставшим, но наконец-то умиротворённым.

— Вовсе я не... — Велга начала говорить, но заметила его тёплую, немного насмешливую улыбку.

— Маленькая, милая старгородская княжна, — произнёс нежно, точно признание в любви, Матеуш.

— Я не княжна. — Велга оглянулась на реку, туда, где в уплотнившемся тумане потерялся соседний берег. — Буривои давно не князья.

— Но ты станешь моей княгиней. — Он придвинулся, обвил её руками со спины, положил подбородок на плечо.

Велга напряглась. Незамужней девушке неприлично было так близко находиться рядом с мужчиной — это слишком откровенно. Нет, с Войчехом было иначе. Страстно, нагло, дерзко. Но их никто не видел. Это только их секрет. Теперь же невдалеке собралась целая толпа взрослых мужчин. Что они могли подумать о Велге?

От Матеуша пахло чем-то домашним, очень простым. Наверное, хлебом. И воском. И кошачьей шерстью.

Велга замерла в его объятиях, окаменела. Но стало теплее.

— Как твоя спина?

— Лучше.

— Расскажи что-нибудь, — вдруг попросила Велга.

— Что?

— Не знаю, что угодно. Мне нравится слушать твой голос, — призналась она смущённо.

Пока одиноко вздыхали совы в полях, позади, в лагере, трещали под звонким топором дрова и гремели мужские голоса. Люди князя совсем на него не походили. Все они были шумными, бородатыми, а главное, здоровыми. Они одновременно восхищали и пугали своей силой. Велга в их окружении чувствовала себя совсем крохотной, беззащитной.

Рядом с Матеушем, наоборот, ощущался покой.

— Тебе нравится мой голос? — удивлённо переспросил Матеуш.

— Да. Что такого?

— Ничего...

Велга обернулась через плечо. Князь выглядел смущённым. Впрочем, ей тоже было неловко сидеть в объятиях мужчины.

— Расскажи о чём-нибудь, — попросила она снова.

— Не знаю, о чём говорить. — Он потупил взгляд. — Спрашивай.

Забавно было наблюдать, как её простые слова смутили взрослого мужчину. Это дарило Велге ощущение... власти.

— Тебе лучше?

— Намного.

— Ты сказал, люди шептались о твоём рождении? А что такого они говорили?

Матеуш покосился на неё чёрным глазом. Длинные волосы почти скрывали его угловатое лицо.

— Будто это из-за проклятия. Моё уродство. Венцеслава развелась с Охотником, которого обвинили в колдовстве. Потом его сослали на Холодную гору. Народ посчитал, это колдун проклял меня. За предательство его жены.

— Но ты же ей родной брат, а не сын.