Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Азбука
- Kategorie: Krimi
- Serie: Звезды мирового детектива
- Sprache: Russisch
- Veröffentlichungsjahr: 2021
Прикованный к инвалидному креслу гениальный криминалист Линкольн Райм вместе со своей ученицей и помощницей Амелией Сакс расследуют необычное дело: после неудавшегося покушения наемный убийца продолжает преследовать старшеклассницу из Гарлема. Кто и зачем охотится на обычную школьницу, которая пишет курсовую о своем предке — бывшем рабе Чарльзе Синглтоне, боровшемся за права афроамериканцев? Единственная зацепка, оставленная на месте покушения, — двенадцатая карта Таро «Повешенный». Вместе со своей командой Райм и Сакс пытаются просчитать очередной шаг наемника и вместе с тем выясняют, что же случилось июльской ночью 1868 года, когда Синглтон был арестован. Какую мучительную тайну он скрывал?
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 592
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Jeffery Deaver
THE TWELFTH CARD
Copyright © 2005, Gunner Publications LLC
All rights reserved
Перевод с английского Владислава Полещикова
Серийное оформление Вадима Пожидаева
Оформление обложки Андрея Саукова
Дивер Дж.
Двенадцатая карта : роман / Джеффри Дивер ; пер. с англ. В. Полещикова. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2021. — (Звезды мирового детектива).
ISBN 978-5-389-20241-2
16+
Прикованный к инвалидному креслу гениальный криминалист Линкольн Райм вместе со своей ученицей и помощницей Амелией Сакс расследуют необычное дело: после неудавшегося покушения наемный убийца продолжает преследовать старшеклассницу из Гарлема. Кто и зачем охотится на обычную школьницу, которая пишет курсовую о своем предке — бывшем рабе Чарльзе Синглтоне, боровшемся за права афроамериканцев? Единственная зацепка, оставленная на месте покушения, — двенадцатая карта Таро «Повешенный». Вместе со своей командой Райм и Сакс пытаются просчитать очередной шаг наемника и вместе с тем выясняют, что же случилось июльской ночью 1868 года, когда Синглтон был арестован. Какую мучительную тайну он скрывал?
© В. И. Полещиков, перевод, 2009
© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательская Группа
„Азбука-Аттикус“», 2021
Издательство АЗБУКА®
Памяти Кристофера Рива,образца мужества, символа надежды
Есть родственники, а есть предки; предков ты выбираешь сам. На их ценностях строится твоя личность.
Ральф Эллисон
Глава 1
Пот и слезы заливают лицо. Он бежит навстречу свободе, бежит что есть сил.
— Вон он! Сюда!
Бывший раб не знает, откуда донесся крик. Сзади? Слева? Справа? С верхних этажей обветшалых домов по обеим сторонам грязной улицы?
Июльский зной густ, как парафиновое масло. Худой человек прыгает через кучу конского навоза. В этой части города никто не убирает. Рядом с поддоном, высоко заставленным бочками, Чарльз Синглтон останавливается, чтобы перевести дух.
Гремит выстрел. Мимо. Звук переносит его на войну: он, в пыльном синем мундире, ловит на мушку солдат в пыльных серых мундирах, целящихся в него. Бесконечные часы выматывающего безумия.
Быстрее, быстрее. Снова выстрелы, снова мимо.
— Держи его! Пять долларов золотом за поимку!
Однако редкие прохожие — по большей части ирландцы-тряпичники и строительные рабочие — не рвутся ловить дюжего негра с пугающей решимостью на лице. К тому же обещание награды прозвучало из уст городского констебля, а значит, это всего лишь пустые слова.
У малярной мастерской на Двадцать третьей улице Чарльз резко сворачивает. Поскальзывается на мокрых булыжниках и с размаху падает на мостовую. Из-за угла появляется верховой полицейский, замахивается дубинкой. В следующий миг...
«В следующий миг?..»
Что же дальше?
Что с ним случилось потом?
Шестнадцатилетняя Женева Сеттл попыталась провернуть ручку на аппарате для чтения микрофиш, но безуспешно — она дошла до последнего кадра. Девушка убрала на место кассету со статьей из «Иллюстрированного еженедельника для цветных» от 23 июля 1868 года и принялась рыться в пыльной коробке, переживая, что не сможет выяснить дальнейшую судьбу своего предка. По опыту она знала, что исторические архивы, касающиеся американской «черной» истории, далеко не полны, а то и вообще утрачены.
Где же тогда искать продолжение?
Да, вот... Она нашла нужную кассету, аккуратно зарядила ее в старенький аппарат и начала нетерпеливо вращать ручку, ища продолжение статьи об отчаянном побеге Чарльза.
Богатое воображение и читательский опыт помогли оживить сухой репортерский отчет о погоне за бывшим рабом по грязным нью-йоркским улочкам позапрошлого века. Женеву не оставляло чувство, что на самом деле она там и тогда, а не здесь и сейчас — почти сто сорок лет спустя, в библиотеке на безлюдном пятом этаже Музея афроамериканской истории и культуры на Пятьдесят пятой улице в центре Манхэттена.
Она крутила ручку, глядя, как на экране мелькают зернистые кадры, и в конце концов наткнулась на статью под заголовком:
ПОЗОР!
ПРЕСТУПЛЕНИЕ ВОЛЬНООТПУЩЕННИКА
ВЕТЕРАН ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ ЧАРЛЬЗ СИНГЛТОНПРЕДАЕТ НАШЕ ОБЩЕЕ ДЕЛО СВОИМ ВОПИЮЩИМ ПОСТУПКОМ
Статью сопровождала фотография двадцативосьмилетнего Чарльза Синглтона в форме солдата Гражданской войны. Рослый, с большими руками, плотно облегающий мундир подчеркивает могучую мускулатуру. Толстые губы, высокие скулы, кожа довольно темная.
Вглядевшись в неулыбчивое лицо и спокойные пронзительные глаза, Женева решила, что между ними определенно есть сходство. Форма головы, черты лица, насыщенный оттенок кожи. Хотя сложением они отличались просто разительно. Женева Сеттл — настоящая худышка — крысеныш, как обзывали ее девчонки из квартала Делано.
Она как раз собралась читать дальше, когда послышался непонятный шум.
Какой-то щелчок в помещении за спиной. Дверной шпингалет? Раздались и замерли чьи-то шаги. Еще шаг. И опять тишина.
Женева обернулась, но никого не увидела.
Ощутив холодок страха, она тут же постаралась взять себя в руки. В излишней нервозности виноваты дурные воспоминания, и только. Как, например, драки с девчонками из квартала Делано во дворе за школой или тот раз, когда Тония Браун со своей бандой из квартала Сент-Николас затащили ее в переулок и отколошматили так, что выбили коренной зуб. Мальчишки могли облапать, мальчишки могли унизить, но кровь пускали девчонки.
А ну-ка навалим ей! Давай, прессуй эту сучку!..
Снова шаги — остановка.
И тишина.
Мрачная, затхлая, молчаливая — сама атмосфера этого места не способствовала успокоению. Вдобавок во вторник, в четверть девятого, здесь не было ни души. Туристы еще спали или только усаживались завтракать, поэтому официально музей был закрыт, но библиотеку открывали в восемь. Женева уже ждала, когда пришли отпирать двери, — так ей не терпелось прочитать эту статью. Сейчас она сидела в кабинке в конце большого зала, уставленного безликими манекенами в одеждах девятнадцатого столетия и увешанного картинами: мужчины в причудливых шляпах, женщины в чепцах, лошади на тонких ногах.
Еще шаг — тишина.
Может, уйти? Посидеть пока с библиотекарем — доктором Бэрри? Дождаться, когда этот крадущийся ублюдок отсюда свалит?
Невидимый посетитель за спиной усмехнулся.
Веселый такой смешок, ничего жуткого.
Затем донесся голос:
— Отлично. Я еще позвоню.
Хлопнула крышка мобильника.
Теперь ясно, почему он все время останавливался — просто слушал, что говорит собеседник на другом конце.
Ну вот, подруга, не стоило волноваться. Когда люди смеются или болтают по сотовому, они не опасны. Он шагал медленно, потому что все так делают, когда разговаривают по телефону. Хотя каким надо быть уродом, чтобы пользоваться мобильником в библиотеке?
Женева повернулась обратно к экрану: «Ну что, Чарльз, сумел ты от них уйти? Очень надеюсь».
Однако беглецу удалось вскочить; вместо того чтобы мужественно признать свой проступок, он трусливо побежал дальше.
«Вот тебе и объективное освещение», — со злостью подумала девушка.
На какое-то время он оторвался от преследователей. Но его преимущество оставалось недолгим. Негр-коммивояжер заметил беглеца с порога одного дома и призвал того остановиться во имя торжества справедливости, присовокупив, что осведомлен о преступлении мистера Синглтона, бросающем тень на всех цветных граждан страны. После чего добропорядочный сын своей нации, некто Уокер Лоукс, швырнул в мистера Синглтона кирпич. Однако...
Чарльз увертывается от запущенного в него снаряда и, обернувшись к коммивояжеру, кричит: «Я невиновен! Я не делал того, в чем меня обвиняют!»
История вновь захватила воображение Женевы, и документальная хроника ожила в красках.
Лоукс не внимает оправданиям вольноотпущенника. Он выбегает на середину улицы и зовет полицейских, кричит, что беглец направляется к докам.
Сердце Чарльза обливается кровью, из головы не выходит образ жены Вайолет и сына Джошуа, но он продолжает бежать.
Летит, не жалея ног, в отчаянном рывке к свободе.
За спиной слышен галоп конной полиции. Впереди тоже показывается группа всадников с офицером во главе. В руке у него пистолет.
— Стой! Стой! Ни с места, Чарльз Синглтон! Я капитан-детектив Уильям Симс. Второй день тебя ищу!
Вольноотпущенник подчиняется. Его широкие плечи опущены, мускулистые руки повисли, грудь тяжело вздымается каждый раз, как он со свистом втягивает влажный вонючий воздух Гудзона. Рядом контора буксирщиков, а на реке в обе стороны, насколько хватает глаз, торчат жерди мачт. Их сотни, и каждая манит обещанием свободы. Все еще задыхаясь, Чарльз приваливается к большому щиту с рекламой почтовой компании «Свифтшур экспресс». Смотрит на приближающегося полицейского, слушая громкое цоканье копыт о булыжники мостовой.
— Чарльз Синглтон, ты арестован по обвинению в грабеже. Либо сдашься сам, либо мы тебя скрутим. Так и так окажешься в кандалах. Будешь рыпаться — пеняй на себя.
— Меня обвинили в преступлении, которого я не совершал.
— Повторяю: сдавайся или умри. Другого выбора у тебя нет.
— Нет, сэр. У меня еще есть выбор! — выкрикивает Чарльз и бросается в сторону дока.
— Стой! Стрелять буду! — кричит вдогонку детектив Симс.
Но беглец перескакивает через поручни пирса — так скакун атакующей конницы берет частокол. На мгновение он как будто зависает в воздухе, затем кувырком обрушивается в мутные воды Гудзона, что-то неразборчиво бормоча: может, возносит молитву Иисусу или клянется в любви жене и ребенку. Никто из преследователей не слышит, что это за слова.
В пятидесяти футах от аппарата для чтения микрофиш сорокаоднолетний Томпсон Бойд еще чуть ближе продвинулся к девушке.
Натянув на лицо вязаную спортивную шапочку, он подогнал прорези по глазам и убедился, что барабан револьвера не заклинивает. Все уже проверено, но в таком деле лучше перестраховаться. Засунув револьвер в карман, он вытащил из-под плаща увесистую дубинку.
Томпсон стоял за книжными стеллажами, отделяющими его от столов с аппаратами для чтения микрофишей. Пальцами в латексных перчатках он надавил на глаза, в которых сегодня с утра была особенно острая резь, и заморгал от боли.
Потом огляделся, в очередной раз убеждаясь, что вокруг никого.
Никакой охраны — что здесь, что внизу на входе. Ни одной камеры наблюдения или журнала для записи посетителей. Замечательно. Хотя без мелких накладок не обошлось. В помещении царила гробовая тишина, и Томпсону не удалось скрыть от девушки свое приближение. Она наверняка уже знает, что в зале есть кто-то еще, и могла насторожиться. Поэтому, войдя в это крыло библиотеки и заперев за собой дверь, он сразу же отчетливо хохотнул.
Томпсон Бойд перестал смеяться несколько лет назад, но, как истинный мастер своего дела, отлично знал, в чем сила хорошего настроения и как его можно использовать. Достаточно коротко усмехнуться, произнести пару приятных прощальных слов, щелкнуть крышкой мобильника, и жертва успокоится.
Уловка, похоже, сработала. Девушка сидела, уставившись на экран, быстро сжимая и разжимая руки, явно взволнованная чтением.
Бойд еще на несколько шагов сократил расстояние.
И снова замер, услышав, как она отодвигается от стола, скрипя ножками стула по линолеуму. Затем раздались шаги. Неужели уходит? Нет. Судя по звукам, она включила питьевой фонтанчик и сделала несколько глотков. Затем, сняв с полок книги, стопкой поставила их на стол. После короткой паузы жертва вернулась к полкам, чтобы выбрать еще несколько книг. Глухое «бух», и вторая кипа легла на стол. Наконец стул снова скрипнул, когда она усаживалась. Затем тишина.
Томпсон выглянул из-за полок. Девушка сидела и читала одну из дюжины книг, которые нагромоздила перед собой на столе.
Держа в левой руке пакетик с презервативами, перочинным ножом и мотком клейкой ленты, а правой сжимая дубинку, Томпсон пошел вперед.
Теперь он подкрадывался к ней из-за спины, все ближе и ближе — двадцать футов, пятнадцать.
Десять футов. Теперь, даже если она вскочит и побежит, он сможет ее достать: выбьет колено или оглушит ударом по голове.
Восемь футов, пять...
Он остановился и беззвучно положил «набор насильника» на соседнюю полку. Поудобнее обхватил рукоять и высоко занес для удара полированную дубовую биту.
Девушка увлеченно читала, не подозревая о нависшей опасности.
Томпсон со всей силы обрушил биту на обтянутую вязаной шапочкой голову девушки. Оглушительный хруст... Удар болью отозвался в руках.
Но что-то в звуке и ощущении от контакта было неправильно.
В чем дело?
Томпсон Бойд отскочил назад, глядя, как тело падает на пол... и разваливается на части.
Торс манекена повалился в одну сторону, голова в другую. Какое-то мгновение Томпсон завороженно смотрел перед собой. Затем повернул голову и увидел нижнюю часть манекена с накинутым на нее бальным платьем — одним из экспонатов выставки женской одежды периода после Гражданской войны.
О нет...
Каким-то образом догадавшись, что он представляет угрозу, девушка сделала вид, будто берет с полок книги, а на самом деле разобрала манекен, напялила на него свои свитер и шапочку и усадила все это за стол.
Но где же она сама?
Вместо ответа Томпсон Бойд услышал быстрые шаги, удаляющиеся в сторону пожарного выхода. Сунув дубинку под плащ, он выхватил револьвер и бросился вдогонку.
Глава 2
Женева Сеттл бежала. Спасалась бегством. Как ее предок Чарльз Синглтон. Хватая ртом воздух. Как Чарльз.
Увы, она не могла похвастаться тем достоинством, с каким ее предок держался во время погони сто сорок лет назад. В бешеной панике, всхлипывая и зовя на помощь, Женева налетела на стену, ободрав тыльную часть руки.
Держи крысеныша! Вон она, вон она! Костлявая сучка!
Мысль о лифте пугала: настоящая западня. Девушка метнулась к пожарному выходу, с разбега открыла плечом дверь. От удара Женева задохнулась, перед глазами сверкнула желтая вспышка. Не сбавляя скорости, девушка выскочила на площадку четвертого этажа и дернула ручку на себя. Но двери запасных выходов с лестницы не открываются — надо бежать на первый этаж.
Ловя ртом воздух, она понеслась вниз но ступенькам, думая: «Ну почему? Что ему надо?»
«Костлявая сучка на нас и смотреть не хочет...»
Пистолет... Вот что ее насторожило. Женева Сеттл с бандитами не водилась, однако нельзя учиться в школе имени Лэнгстона Хьюза, в самом сердце Гарлема, и ничего не знать об оружии. Когда раздался щелчок — совсем не как от закрываемого мобильника, — она сразу подумала, что своим благодушным смехом мужчина просто пытается ее обмануть. Готовая в любой момент броситься наутек, Женева сделала вид, будто направляется к питьевому фонтанчику. Сквозь книжные полки она заметила голову с натянутой на лицо лыжной маской. Поняв, что если не удержать его внимание на столике с аппаратом для микрофиш, то проскочить к двери не удастся, она с грохотом бросила на стол прихваченные с собой книги, переодела ближайший манекен в свой свитер и шапочку и усадила куклу на стул. Потом стала ждать, когда он приблизится; и как только он подошел — проскользнула мимо него к выходу.
Накати ей! Вздуй эту сучку!..
Женева оставила позади очередной этаж.
Сверху раздался звук бегущих шагов. Господи Исусе! Он ее нагонял! Тоже нырнул на лестницу и теперь был всего в одном пролете у нее за спиной. Чувствуя, как от усилий деревенеют ноги, поддерживая саднящую руку, Женева неслась вниз по ступеням, но шаги преследователя раздавались все ближе.
В самом низу она проскочила сразу четыре ступеньки и, неловко приземлившись, налетела на шершавую бетонную стену. Морщась от боли, девушка с трудом поднялась на ноги; шаги сверху приближались, по стене шахты скакала тень.
Женева бросилась к двери и оторопела, увидев обмотанный цепью засов.
О нет-нет-нет... Цепи на дверях пожарного выхода запрещены, но это не значит, что служащие музея не воспользуются ими для защиты от воров. А может, преследователь заранее намотал цепь, чтобы перекрыть ей выход. И вот она здесь — в темной каменной западне. Но что, если цепь только для вида?
Есть только один способ узнать, подруга!
Разбежавшись, Женева толкнулась в створку.
Дверь распахнулась.
Слава тебе...
Внезапно уши наполнил оглушительный рев, полоснул болью по сердцу. Женева закричала. Неужели ей прострелили голову? Нет, всего лишь сигнализация зашлась воем почище, чем Кишины малолетние братцы. Вот и улица. Захлопнув за собой дверь, девушка огляделась, решая, куда бежать — направо, налево...
А ну-ка навалим ей! Давай, прессуй эту сучку!..
Бросилась направо, на Пятьдесят пятую улицу, и нырнула в толпу спешащих на работу людей. Кто-то взглянул на нее с тревогой, кто-то с опаской, большинство же просто не обратили внимания. Снова взвыла сирена — это преследователь выскочил из дверей. Он попытается скрыться или продолжит погоню?
Женева бежала по улице в сторону Киш, которая стояла на краю тротуара со стаканчиком кофе в одной руке, а другой пыталась зажечь на ветру сигарету. У ее одноклассницы были темная, цвета мокко, кожа, аккуратный лиловый макияж и целый каскад светлых нарощенных косичек. Ровесница Женевы, Киш была на целую голову выше, с округлыми упругими формами, округлыми там, где надо: большие груди, широкие бедра, немного жирка. Она ждала Женеву на улице, так как музеи ее не интересовали, как, впрочем, и любые другие здания, где запрещалось курить.
— Жен! — Киш швырнула бумажный стаканчик на дорогу и бросилась навстречу подруге. — Чего стряслось? На тебе лица нет.
— Там... в библиотеке... — У Женевы перехватывало дыхание, к горлу волной подкатывала тошнота. — Один тип... на меня напал.
— Вот хрень! — Лакиша резко обернулась. — Где он?
— Не знаю... бежал вдогонку...
— Спокойно, подруга. Надо отсюда валить. Давай-ка бегом.
Рослая одноклассница, которая давно прогуливала физкультуру и уже два года как курила, запыхтела рядом с Женевой, ритмично взмахивая руками.
Они успели пробежать полквартала, когда Женева, постепенно сбавляя темп, остановилась.
— Бросай якорь, подруга.
— Да ты с ума спятила, Жен?
Паника отпустила, и на смену пришло новое чувство.
— Бежим, подруга! — Киш задыхалась. — Шевели задницей!
Но Женева Сеттл уже все решила. Ее страх перешел в злость: «Ну нет, просто так этот подлец не отвертится». Она посмотрела вдоль улицы в одну сторону, в другую и, увидев то, что искала — как раз у входа в переулок, откуда минуту назад неслась со всех ног, — без колебаний зашагала обратно.
Оказавшись примерно в квартале от музея посреди толпы спешащих на работу людей, Томпсон Бойд перешел с бега на быстрый шаг. Он был средним во всех отношениях человеком: среднего роста и веса, среднего телосложения, средней физической силы. Даже волосы были средне-каштанового оттенка. (В тюрьме ему прилепили кличку «серый статист».) Окружающие часто его просто не замечали.
И все же бежать в центре города, если, конечно, не ловишь автобус или такси, — значит притягивать к себе лишние взгляды. Поэтому Бойд сбавил темп и вскоре полностью растворился в толпе.
У перехода на перекрестке Шестой авеню и Пятьдесят третьей, дожидаясь зеленого сигнала светофора, он быстро обдумал сложившуюся ситуацию и принял решение. Сняв с себя плащ, перекинул его через руку — так, чтобы не пришлось далеко лезть за оружием, — развернулся и зашагал обратно к музею.
Томпсон Бойд никогда не отступал от прописных истин своего ремесла. Казалось бы, глупо возвращаться на место неудавшегося покушения — туда наверняка уже подтягивается полиция. Однако люди особенно уязвимы, когда вокруг полно полицейских. Нередко в такой ситуации к человеку можно подобраться поближе. Неотличимый от остальной толпы, «серый статист» Томпсон Бойд вновь направился к Музею афроамериканской истории.
Некоторые вещи иначе как чудом не назовешь.
Где-то в мозгу или в теле в ответ на мысленный или физический раздражитель — захотелось чего-нибудь выпить, или руку обожгла горячая сковородка — рождается нервный импульс, передающийся по оболочкам нейронов от одной клетки к другой. Вопреки расхожему мнению этот импульс не электрический ток, а волна возбуждения, которая складывается из кратчайших перепадов потенциала на поверхности нервных клеток. Скорость ее распространения высока — около ста двадцати метров в секунду, а сила возбуждения всегда неизменна — сигнал либо есть, либо его нет.
Когда нервный импульс достигает цели — мышц, желез, органов, — он вызывает ответ, заставляя сердце сокращаться, легкие — качать воздух, тело — танцевать, руки — двигаться, писать любовные письма, управлять космическим кораблем.
Это ли да не чудо?
Но что, если произошел сбой? Что, если ты осматривал место убийства в строящейся подземке и на тебя обрушилась балка, переломив шейный отдел всего в четырех позвонках ниже основания черепа, как это случилось с главой опергруппы Линкольном Раймом несколько лет назад?
Когда такое происходит, любые прогнозы теряют смысл.
Даже если спинной мозг остается цел, кровоизлияние в месте удара вызывает сдавливание и голодание нервных клеток. Положение усугубляется тем, что, отмирая, нейроны по неясным причинам выделяют токсичную аминокислоту, которая разрушает соседние клетки. В конце концов, если пациент выживает, поврежденные клетки оказываются намертво замурованы рубцовой тканью. И «намертво» — не преувеличение. Потому что в отличие от нейронов периферической нервной системы клетки головного и спинного мозга не восстанавливаются. Отмирая, они утрачиваются навсегда.
Бывает, что у некоторых пациентов после такого «критического события», как это тактично именуют врачи, нервные клетки, контролирующие жизненно важные органы, например сердце и легкие, продолжают функционировать, давая счастливчикам возможность жить дальше.
Вот только уместно ли тут говорить о везении?
Многие предпочли бы сразу умереть, чем страдать от бесконечных судорог, инфекций и пролежней. Добавьте сюда приступы вегетативной дисрефлексии, которые нередко заканчиваются инсультом; необъяснимые фантомные боли, от которых не избавляет ни аспирин, ни морфий...
А стоит ли говорить, как переворачивается вся твоя жизнь — все эти физиотерапевты, сиделки, респираторы, катетеры, памперсы... беспомощность и, конечно, депрессия.
Некоторые, оказавшись в таком положении, просто сдаются и мечтают о смерти. Самоубийство, конечно, выход, хотя и не всегда легкий. (Попробуйте покончить с жизнью, если всего-то и можете, что пошевелить головой.)
Другие продолжают бороться.
— Может, достаточно? — спросил Райма стройный молодой человек, одетый в слаксы, белую рубашку и бордовый галстук в цветочек.
— Нет, — прозвучал в ответ запыхавшийся голос. — Хочу еще покрутить.
Райм был пристегнут ремнями в седле хитроумного тренажера, установленного в одной из пустующих спален на втором этаже его дома по Сентрал-Парк-Уэст.
— А по-моему, тебе хватит, — парировал Том, его санитар-помощник. — Крутишь педали уже больше часа. Пульс скоро зашкалит.
— Всего лишь въезжаю на Маттерхорн. Я — Лэнс Армстронг1, — пропыхтел Райм.
— Маттерхорн не входит в число этапов на «Тур де Франс». Это гора, и на нее можно взобраться, но не на велосипеде.
— Спасибо за справку, Том. Я говорил фигурально. Далеко я укатил?
— На двадцать две мили.
— Сделаем еще восемнадцать.
— Ну уж нет, не больше пяти.
— Восемь, — не уступал Райм.
Его статный молодой помощник только поднял бровь.
— Ну хорошо.
Райму и нужно было лишь восемь. Он ликовал. Побеждать было его кредо.
Велогонка продолжалась. Мышцы приводили педали в движение — все так, однако эта деятельность сильно отличалась от обычной езды на велотренажере. Источником раздражителя, от которого по нервам распространялись импульсы, был не мозг Райма, а компьютер, связанный с мышцами его ног посредством электродов. Такое устройство называлось эргометрическим ФЭС-тренажером. Функциональная электростимуляция имитирует нервную систему с помощью компьютера, электродов и проводов, посылая в мышцы слабые электрические разряды, заставляя их реагировать так, словно они контролируются мозгом.
Для выполнения повседневных действий, будь то ходьба или пользование инструментами, метод ФЭС применяют редко. По-настоящему он полезен как терапевтическое средство для улучшения состояния пациентов с серьезными нарушениями двигательных функций.
Начать тренировки Райма подвиг пример одного человека, которым он восхищался. Актер Кристофер Рив получил еще более тяжелое увечье, когда упал с лошади. К большому удивлению медицинских светил, благодаря силе воли и упорным тренировкам Рив сумел восстановить некоторые двигательные функции и частично вернуть утраченную чувствительность. Райм несколько лет колебался, согласиться ли на рискованную экспериментальную операцию на спинном мозге, и в конце концов выбрал терапевтический курс наподобие того, который проходил Рив.
Безвременная кончина актера подхлестнула Райма с еще большим рвением следовать своему плану, а Том помог ему найти одного из лучших на востоке США специалистов по травмам позвоночника — доктора Роберта Шермана. Док составил программу занятий, включающую в себя эргометр, водную терапию и локомоторную дорожку — громоздкое приспособление с ногами-роботами, также действующее под управлением компьютера, которое фактически позволяло Райму «ходить».
Лечение дало результат. У Райма окрепли сердце и легкие. Плотность костной ткани стала такой же, как у здоровых людей его возраста. Увеличилась мышечная масса. Райм был теперь почти в той же форме, что в бытность свою главой следственного отдела при нью-йоркском управлении полиции, курировавшего подразделение по обследованию мест преступлений. В те времена он каждый день нахаживал изрядное количество миль, порой, невзирая на высокий чин, лично проводил осмотр мест преступлений, а также собирал образцы почвы, камней, бетона и сажи по всему городу, чтобы пополнить экспертные базы данных.
Благодаря упражнениям у Райма почти исчезли пролежни от долгого сидения и лежания, стабилизировались функции естественных отправлений и реже возникали мочевые инфекции. С тех пор как он начал держать режим, только однажды имел место эпизод вегетативной дисрефлексии.
Разумеется, один вопрос по-прежнему оставался открытым: помогут ли месяцы изнурительных тренировок фактически улучшить его состояние, а не только нарастить мышцы и укрепить кости? Простой тест сенсомоторных функций дал бы ему быстрый ответ. Но для этого Райму пришлось бы посетить клинику, на что у него никак не находилось свободного времени.
— Не можешь выкроить даже часок? — вопрошал его Том.
— Часок? Часок?! С каких это пор поездка в больницу занимает часок? Где ты вообще видел такую больницу, Том? В Зазеркалье или, может быть, в стране Оз?
В итоге доктор Шерман все-таки допек Райма, и тот согласился пройти обследование. Через полчаса они с Томом должны были отправиться в нью-йоркскую больницу, чтобы получить наконец заключение о том, намечаются ли положительные сдвиги.
Пока же все мысли Райма были сосредоточены на велогонке, которую следовало завершить. И поднимался он на самый что ни на есть Маттерхорн. Причем Лэнса Армстронга уже обгонял.
Когда гонка закончилась, Том снял друга с велосипеда, вымыл, облачил в белую рубашку и темные спортивные брюки. Затем усадил в коляску, и Райм покатил к кабинке лифта, чтобы спуститься в лабораторию, бывшую гостиную, где сидела рыжеволосая Амелия Сакс. Она делала опись улик по текущему делу, которое вело полицейское управление; Райма привлекли в качестве консультанта.
Ловко маневрируя на ярко-красной «Штормовой стреле» с помощью единственного подвижного пальца — безымянного на левой руке, — Райм пересек лабораторию и остановился рядом с Амелией. Она наклонилась и поцеловала его в губы, на что Линкольн ответил полной взаимностью. На мгновение оба замерли. Райм наслаждался ее физической близостью, вдыхая сладковатый цветочный запах мыла, запоминая дразнящее прикосновение локона к своей щеке.
— Далеко укатил сегодня?
— Был бы в Северном Уэчестере, если бы меня не сняли с дистанции. — Он бросил мрачный взгляд в сторону Тома.
Его помощник только подмигнул Сакс. Все как с гуся вода.
Высокая стройная Сакс была одета в темно-синий брючный костюм, который всегда носила с черной или синей блузкой. (Как говорилось в тактическом руководстве для офицеров полиции: «Контрастирующие с пиджаком рубашки и блузы представляют более четкую цель для выстрела в область груди».) Ее наряд был практичным и неброским — совсем не то, что она привыкла носить на прежней работе. До того как прийти в полицию, Амелия Сакс несколько лет была манекенщицей.
На боку, где был пристегнут автоматический «глок», пиджак слегка топорщился. Она предпочитала брюки мужского покроя, с задним карманом, в котором прятала запрещенный, но часто незаменимый инструмент — раскладной нож. На ногах, как обычно, были практичные туфли на мягкой подошве — из-за артрита при ходьбе ей нередко сводило ноги.
— Когда отправляемся? — спросила она у Райма.
— В больницу? Ни в коем случае!.. Тебе со мной ехать не стоит. Лучше посиди здесь, опиши собранные улики.
— Уже почти все описано. Да и не в этом дело... просто я сама так решила.
— Ну, цирк. Так и знал, что этим все кончится, — пробурчал в ответ Линкольн.
Он поискал глазами помощника, но того в поле зрения не оказалось.
В дверь позвонили. Откуда-то возник Том и пошел открывать. Через минуту он вернулся в сопровождении Лона Селитто.
— Всем привет! — Грузный, в вечно мятом костюме Селитто бодро кивнул.
Райма удивило его приподнятое настроение. Чем оно вызвано? Может, удачным арестом, новостью о перераспределении бюджета в пользу молодых офицеров... несколькими сброшенными фунтами? Вес вообще был для Лона больной темой. Линкольна, с его-то проблемами, сильно раздражали чужие стоны по поводу таких пустяков, как оплывшая талия или редеющие волосы.
Однако, как выяснилось, лейтенант находился в приподнятом настроении из-за работы. Он помахал в воздухе пачкой бумаг:
— Приговор оставили в силе.
— Вот как? Дело с ботинками?
— Точно.
Райма новость порадовала, хотя нисколько не удивила. С какой стати? Он лично собирал доказательства против убийцы — обвинение просто не могло провалиться.
А дело оказалось занятным. На острове Рузвельта — диковинном клочке суши посреди Ист-Ривер, застроенном жилыми кварталами, — нашли двух убитых дипломатов с Балкан, и у обоих недоставало по ботинку на правой ноге. Как часто бывало, когда управление сталкивалось с особенно сложным случаем, Райма пригласили подключиться к расследованию в качестве консультирующего криминалиста — так полицейские называют судебных экспертов.
Осмотр места провела Амелия Сакс; все улики были собраны и тщательно проанализированы. Однако это не дало следствию никаких ниточек для распутывания преступления. В управлении заключили, что мотивы убийства как-то связаны с европейской политикой, и дело повисло. Но закрыть его еще не успели, когда из ФБР пришла информация о найденном в аэропорту Кеннеди брошенном кейсе, в котором обнаружились документы о системах глобального позиционирования, два десятка электронных схем и мужской ботинок на правую ногу. В каблуке имелось высверленное отверстие, а в него был спрятан компьютерный чип. Райм предположил, что ботинок принадлежал к одной из разрозненных пар обуви, владельцев которых нашли на острове Рузвельта. Догадка вскоре полностью подтвердилась. Другие вещдоки из кейса также указывали на связь с убийством дипломатов.
Сразу повеяло шпионажем, замаячила тень Роберта Ладлэма. Начали распространяться всяческие теории, а ФБР вместе с Госдепом залихорадило. В управлении возник агент из Лэнгли — первый на памяти Райма случай, когда ЦРУ заинтересовалось его расследованием.
Линкольна по сей день забавляло, как досадовали федералы — любители глобальных заговоров, когда через неделю после обнаружения ботинка с чипом детектив Амелия Сакс во главе группы захвата провела задержание некоего бизнесмена из Парамуса, штат Нью-Джерси, чье представление о внешней политике ограничивалось в лучшем случае публикациями в «Ю-Эс-Эй тудей».
На основе химических анализов композитной структуры подошвы Райм доказал, что отверстие в каблуке было сделано спустя недели после убийства дипломатов. Он также выяснил, что компьютерный чип был куплен в магазине электроники «Пи-Си уэрхаус», а данные навигатора не только не представляли никакой тайны, но и были скачаны с веб-сайтов, которые не обновлялись уже года два.
Инсценировка — заключил Райм и продолжил изучать улики. Следы каменной пыли в кейсе вывели его на небольшую компанию в Нью-Джерси, производящую столовые поверхности для ванных и кухонь. Беглый просмотр распечатки телефонных звонков и покупок по кредитной карте привел к выводу, что жена подозреваемого изменяла ему с одним из дипломатов. Обманутый муж, узнав о связи жены, сговорился со своим подчиненным из камнетесного цеха, большим фанатом Тони Сопрано, и убил любовника вместе с его незадачливым компаньоном на острове Рузвельта. А затем просто подбросил улики, придав делу политическую окраску.
— «Связи» здесь налицо, вот только отнюдь не дипломатические, — сказал Райм в завершение своей эффектной речи в суде. — Налицо и козни, хотя опять же далеко не шпионские.
— Протестую, ваша честь, — устало пробормотал адвокат подсудимого.
— Протест принимается. — Судья, однако, не сумел подавить смешок.
Присяжным понадобилось сорок две минуты, чтобы вынести обвинительный приговор. Адвокаты, разумеется, подали апелляцию — какие они без этого адвокаты? — но, как только что сообщил Селитто, апелляционный суд оставил приговор в силе.
Том сказал:
— А не отпраздновать ли нам эту победу поездкой в больницу? Ты готов?
— Не наседай, — пробурчал в ответ Райм.
У Селитто запищал пейджер. Посмотрев на дисплей, лейтенант нахмурился, отцепил с ремня сотовый и набрал номер.
— Селитто. В чем дело? — Толстяк медленно закивал, одной рукой рассеянно перекатывая складки на животе. Лон недавно подсел на систему раздельного питания Аткинса, но, очевидно, бесчисленные стейки и сырые яйца не очень-то помогали. — Она не пострадала?.. А нападавший?.. Да... Нехорошо. Подождите. — Он оглядел присутствующих. — Только что поступил вызов. Кажется, Музей афроамериканской истории на Пятьдесят пятой. Жертва — совсем еще девчонка... подросток. Попытка изнасилования.
Амелию передернуло; она прямо-таки источала сочувствие. Райм отреагировал по-другому — в его мозгу автоматически возникли вопросы: сколько там возможных мест преступления? Оставил ли преступник улики? Обменялись ли они вещественными следами, если была схватка? Воспользовался ли преступник общественным транспортом или приезжал на своей машине?
Потом у него промелькнула другая мысль, высказывать которую вслух он, однако, не собирался.
— Есть повреждения? — спросила Сакс.
— Только ободранная рука. Девушка убежала, обратилась к патрульному, который все проверил, но к тому времени гада уже след простыл... Так вы едете осматривать место?
Сакс уставилась на Райма:
— Я знаю, что ты скажешь: дел у нас под завязку.
В последнее время нехватка кадров ощущалась по всему нью-йоркскому управлению. Людей перебрасывали с рутинных дежурств на антитеррористические задания — в ФБР поступило несколько анонимных сообщений, что на местные заведения, принадлежащие евреям, готовятся бомбовые атаки. (Все это напоминало Райму рассказы Амелии, которые та слышала от своего деда, про жизнь в предвоенной Германии. Тесть ее деда служил в берлинской уголовной полиции, и правительство регулярно забирало у него людей, оправдываясь необходимостью защищать национальные интересы.) Из-за нехватки личного состава Райма загрузили, как никогда. Сейчас они с Сакс вели два «беловоротничковых» расследования, один вооруженный грабеж и нераскрытое убийство трехгодичной давности.
— Точно — под завязку, — подтвердил Райм.
— То дождь идет, то ливень хлещет, — обобщил Селитто и насупил брови. — Странное какое-то выражение.
— Должно быть: «Закапал дождь — жди ливня». Народная мудрость. — Райм слегка наклонил голову. — Рад бы помочь. Честно. Но что с остальными делами? К тому же вы смотрите на часы? Мне скоро пора на прием... к врачу, между прочим.
— Да ладно тебе, Линк, — сказал Селитто. — Этот случай серьезнее остальных. Жертва — ребенок. Нападавший — гад конченый... охотится на подростков. Подумай, скольких молоденьких девочек мы спасем. Ты же знаешь, как с этим в Нью-Йорке: если объявился педофил-насильник, начальство ни в чем не откажет — только бы его взять. Все остальное неактуально.
— Пятое текущее расследование... — пробурчал Райм. Он немного выждал, слушая повисшую тишину, затем как бы нехотя добавил: — Сколько ей лет?
— Шестнадцать. Линк, ради всего святого.
Вздох... пауза...
— Ну хорошо, я согласен.
— Правда? — удивился Селитто.
— Каким несговорчивым меня все считают! — Райм насмешливо закатил глаза. — Видно, успел подмочить репутацию. Вот, Лон, еще одно избитое выражение тебе в копилку. Я только хотел подчеркнуть, что не стоит забывать о приоритетах. Но полагаю, вы правы: это дело важнее других.
Очередную паузу нарушил Том:
— Твоя уступчивость никак не связана с тем, что теперь придется отложить поездку в больницу?
— Разумеется, нет. И в мыслях не было. Впрочем, раз уж ты об этом упомянул, думаю, запись следует отменить. Правильно рассуждаешь, Том.
— Ничего я не рассуждал! Да ты все подстроил!
Что верно, то верно, подумал Райм. А вслух возмутился:
— Я?! Тебя послушать, так это я бросаюсь на людей посреди Манхэттена!
— Ну-ну. Ты прекрасно понимаешь. Можно пройти обследование и вернуться еще до того, как Амелия отработает место.
— Том, врачам только попадись — до вечера не отпустят.
— Я созвонюсь с доктором Шерманом, чтобы перенесли запись, — предложила Амелия.
— Отменили то есть. Какой смысл переносить? Неизвестно, сколько времени уйдет на расследование.
— Я перенесу запись, — твердо повторила она.
— Недели на две, на три.
— Я узнаю, когда у него следующее окно, — настаивала Амелия.
Однако Линкольна не так легко было переупрямить.
— Больница подождет. Сейчас мы имеем разгуливающего на свободе насильника. Мало ли что у него на уме. Наверняка выбирает себе новую жертву. Том, позвони Мэлу Куперу, пусть срочно едет сюда. Каждая минута нашего промедления — подарок для преступника. Эй, Лон, как тебе такая формулировка? Всем штампам штамп! Советую взять на заметку.
Глава 3
Инстинкт.
У патрульных он обостряется до своего рода шестого чувства. По тому, как человек держится, опытный патрульный безошибочно определит, что у того с собой пушка. И дело здесь не в весе оружия, а в той власти, которую оно дает.
А еще в риске быть взятым с поличным. В Нью-Йорке незаконное ношение чревато тюремным сроком. Попался с оружием — ступай на отсидку.
Амелия Сакс вряд ли бы смогла объяснить, откуда у нее уверенность, что человек, стоящий в небрежной позе напротив Музея афроамериканской истории и культуры, вооружен. Он курил, скрестив руки на груди, и наблюдал за сценой: мигающие маячки, натянутые ограждения, полицейские наряды.
К Сакс подошел светловолосый офицер в форме. На вид совсем молодой, явно салага.
— Добрый день. Я первым прибыл на место происшествия. Меня...
Улыбаясь, Сакс негромко сказала:
— Смотри вон на ту мусорную кучу дальше по улице.
Новичок удивленно моргнул.
— Простите, не понял.
— Смотри на мусор, не на меня, — прошипела Сакс.
— Извините, детектив.
У него была аккуратная стрижка, нагрудный знак с именем: «Р. Пуласки». Новенький — ни царапинки.
Сакс показала на мусорную кучу.
— Пожми плечами.
Пуласки подчинился.
— Теперь идем туда вместе, смотрим на кучу.
— А тут кто-то...
— Улыбайся.
— Я...
— Сколько требуется полицейских, чтобы вкрутить лампочку?
— Не знаю. Сколько?
— Не важно — это шутка. Но ты смейся, как будто услышал анекдот.
Пуласки нервно хохотнул.
— Не отвлекайся.
— От мусора?
Расстегивая пиджак, Сакс сказала:
— Теперь нам не до смеха. Мы изучаем мусор.
— Зачем?..
— Смотри вперед.
— Да, верно. Мне не смешно. Я изучаю мусор.
— Вот так.
Мужчина с припрятанным пистолетом по-прежнему стоял у стены. Ему было за сорок, крепкое телосложение, короткая стрижка. Теперь Сакс видела на его боку бугор — пушка длинноствольная. Похоже, револьвер.
— Объясняю ситуацию, — негромко сказала Сакс. — Мужчина справа от нас, у стены, вооружен.
Новичок — вот молодчина! — и бровью не повел, накрепко прилип взглядом к мусорной куче.
— Налетчик? Тот самый, который напал на девочку?
— Не знаю. Важно то, что у него револьвер.
— Что будем делать?
— Идем дальше, не сводя глаз с мусорной кучи. Он решит, что нам не до него. Потом не торопясь возвращаемся. Ты остановишься и спросишь, не принести ли мне кофе. Я скажу: да. Ты повернешь назад, зайдешь так, чтобы оказаться от него справа. Он тем временем будет смотреть на меня.
— А почему он будет на вас смотреть?
Умиляющее простодушие!
— Просто будет, и все. Ты приблизишься к нему с другой стороны. Затем отвлечешь его — кашлянешь, например. Он повернется лицом к тебе, а я зайду с другого бока.
— Ясно, все понял. А мне... ну, взять его на прицел?
— Нет. Просто отвлеки его и стой рядом.
— А если он выхватит пушку?
— Вот тогда возьмешь его на прицел.
— А если станет стрелять?
— Сомневаюсь.
— Но вдруг станет?
— Тогда можешь стрелять. Как тебя зовут?
— Рональд... Рон.
— Давно в патруле?
— Три недели.
— У нас все получится, Рон. Действуем по плану.
С озабоченным видом они дошли до мусорной кучи, потом, якобы убедившись, что опасности нет, повернули обратно. Пуласки остановился и спросил:
— А что, детектив, кофе не выпьете?
Он слегка переигрывал — звездой сцены ему явно не стать, — однако в целом получилось довольно убедительно.
— Да, пожалуй.
Молодой патрульный заспешил в обратную сторону, но вдруг остановился и крикнул:
— Вам какой?
— А-а, черный, с сахаром.
— Сахара сколько?
«Черт возьми...»
— Один.
— Ясно. Пончики захватить?
Амелия многозначительно на него уставилась: все, все, остынь!
— Нет, только кофе.
Она повернулась к библиотеке, чувствуя на себе оценивающий взгляд мужчины.
«А почему он будет на вас смотреть?» — «Просто будет, и все».
Она неторопливо направилась к музею, следя за мужчиной — точнее, за его отражением в витрине. Когда тот обернулся к Пуласки, она быстро пошла на него, откинув полу пиджака, словно стрелок из вестерна, чтобы при необходимости выхватить из кобуры «глок».
— Держите руки на виду, — твердым голосом произнесла Сакс.
— Делайте, как говорит леди. — Пуласки стоял по другую сторону от мужчины, готовый вытащить пистолет.
Мужчина уставился на Сакс:
— Ловко сработано, офицер.
— Просто держите руки на виду. У вас есть при себе оружие?
— Ага. Пушка побольше той, что была у меня в три-пять.
Цифры обозначали один из нью-йоркских полицейских участков. Бывший коп. Возможно.
— Что-нибудь охраняете?
— Так точно.
— Покажите разрешение. Достаньте его левой рукой. Правой не шевелите.
Мужчина вынул бумажник. Документы на ношение и лицензия охранника выглядели настоящими. Тем не менее Сакс связалась с участком, чтобы свериться по компьютеру. Все оказалось чисто.
— Извините. — Она вернула ему документы.
— Ничего, детектив. У вас здесь, как я погляжу, расследование затевается. — Он кивнул в сторону полицейских машин, перекрывших улицу напротив входа в музей.
— Разберемся, — уклончиво бросила Сакс.
Охранник спрятал бумажник в карман.
— Я сам двенадцать лет протрубил в участке. Уволился по состоянию здоровья, но скоро начал дуреть от гражданки. — Он кивком указал на здание за спиной. — Нас здесь несколько. Охраняем отделение Американской ювелирной биржи. Камешков миллиона на два, из Иерусалима и Амстердама.
Сакс оглядела фасад. Ничего особенного — обычное офисное здание.
Мужчина усмехнулся:
— Думал, работка не бей лежачего, а оказалось, нисколько не легче, чем патрулировать улицы. Что ж, удачи вам. Рад бы помочь, но проморгал представление. — Он повернулся к новичку-патрульному и кивнул в сторону Сакс. — На задании она для тебя не «леди», а «детектив».
Пуласки ответил смущенным взглядом, хотя урок, судя по всему, воспринял всерьез. Сакс и сама бы чуть позже сделала ему замечание.
— Виноват...
«Ты не знал, зато теперь в курсе», — вспомнилось Сакс. Едва ли не главный принцип в натаскивании молодых офицеров.
Когда они направились обратно к музею, охранник крикнул вдогонку:
— Эй, молодой?
Пуласки обернулся.
— Ты забыл принести кофе!
У входа в музей, разговаривая с сержантом, стоял Лон Селитто. Он глянул на именной знак молодого патрульного и спросил:
— Пуласки, вы первым прибыли на место?
— Так точно, сэр.
— Рассказывайте.
Прочистив горло, новобранец указал в сторону переулка.
— Я занимал позицию на другой стороне улицы, примерно вон там, в соответствии с плановым заданием. Приблизительно в восемь тридцать жертва, афроамериканка женского пола, шестнадцати лет, обратилась ко мне, чтобы сделать...
— Можно попроще — своими словами, — прервала его Сакс.
— Да, конечно. В общем, я стоял примерно вон там, и тут ко мне подходит девчушка, сама не своя. Зовут ее Женева Сеттл, старшеклассница. Здесь была на пятом этаже — готовила какой-то доклад для школы. — Он указал на здание музея. — И тут этот громила на нее набросился. Белый, рост — метр восемьдесят, на лицо натянута лыжная маска. Собирался ее изнасиловать.
— Ты это откуда взял? — спросил Селитто.
— Нашел «набор насильника» в библиотеке.
— Ты что, его открывал? — хмурясь, спросила Сакс.
— Только ручкой поддел, пальцами не прикасался.
— Хорошо. Продолжай.
— Девушка бросается к пожарному выходу, сбегает по лестнице в переулок. Преступник ее преследует, но, оказавшись снаружи, поворачивает в другую сторону.
— Кто-нибудь видел, как он уходил? — спросил Селитто.
— Нет, сэр.
Селитто огляделся:
— Ты устанавливал периметр?
— Так точно, сэр.
— Слишком близко — надо отодвинуть подальше. Запомни: репортеры липучие, как пиявки.
— Слушаюсь, детектив.
«Ты не знал. Зато теперь в курсе».
Пуласки заспешил отодвигать границы периметра.
— Где девочка? — спросила Сакс у сержанта — коренастого латиноамериканца с седой шевелюрой.
— Ее вместе с подругой забрал патрульный экипаж — повезли в ближайший участок. Оттуда она сможет позвонить родителям. — Осеннее солнце яркими бликами играло на его золотых перстнях. — Потом их вроде бы должны отвезти к капитану Райму. — Сержант рассмеялся. — А она сметливая. Знаете, чего отчудила?
— Что?
— Почувствовала неладное — взяла манекен и натянула на него свой свитер и шапочку. Налетчик купился. А девчонка выиграла время, чтобы сбежать.
Сакс рассмеялась:
— И ей только шестнадцать? Да уж, сметливая.
— Ты займись осмотром, а я опрошу свидетелей, — сказал ей Селитто.
Чуть поодаль, сбившись в кучку, стояли несколько полицейских — один в форме и двое в штатском. Селитто разослал их искать свидетелей среди прохожих, а также в магазинчиках и офисах по соседству. Еще несколько человек он отправил опрашивать уличных продавцов — одни уже торговали кофе и пончиками, другие только расставляли лотки с хот-догами, булочками, шаурмой и фалафелями в пите.
Автомобильный гудок заставил Амелию обернуться. Прибыл фургон с оборудованием для сбора улик.
— Детектив! — поприветствовал ее вышедший из-за руля водитель.
Сакс кивнула ему и напарнику. С этими двумя ей уже приходилось работать на выездах. Сняв пиджак и отцепив кобуру с пистолетом, она облачилась в белый защитный костюм, после чего вновь пристегнула «глок», памятуя наставление Райма: «Поиск ведите тщательно, но и глядите в оба».
— Подсобите? — Она взяла металлический чемоданчик с оборудованием для сбора и транспортировки улик.
— А как же. — Один из вновь прибывших технарей подхватил два оставшихся чемодана.
Сакс как раз успела надеть на голову наушники с микрофоном и подключить шнур к рации, когда с «оттеснения прессы» вернулся Рон Пуласки и повел следователей в библиотеку. Выйдя из лифта на пятом этаже, группа повернула направо к двустворчатой двери, над которой значилось: «Зал Букера Т. Вашингтона».
— За этим дверями все и произошло.
Сакс и двое экспертов открыли чемоданчики и начали вынимать оборудование. Пуласки тем временем продолжал:
— Уверен, что налетчик вошел через них. Из зала есть еще выход — пожарная лестница. Но снаружи на нее не попадешь, а двери внизу не взломаны. Так вот, он входит здесь, запирает за собой дверь и подкрадывается к девочке. А ускользнула она через пожарный выход.
— Кто тебе открыл? — спросила Сакс.
— Дон Бэрри — главный библиотекарь.
— Он вошел с тобой?
— Нет.
— Где он сейчас?
— В кабинете на третьем этаже. Я тут подумал: а что, если это кто-нибудь из своих? Ну, понимаете. Так вот, я попросил его приготовить список всех белых мужчин — сотрудников музея — и пометить, кто где находился в момент нападения.
— Хорошо. — Сакс и сама планировала это сделать.
— Он пообещал принести список, как только все проверит.
— Ладно, скажи, что там внутри.
— Девочка сидела у аппарата для чтения микрофиш — направо за углом. Сразу увидите.
Пуласки указал в дальний конец большого зала, заставленного высокими стеллажами. Дальше начиналась экспозиция: манекены в старинных одеждах, картины на стенах, шкатулки с украшениями, кошельки, обувь, пряжки... Типичная музейная рухлядь — смотришь на нее и думаешь, в каком ресторанчике приземлиться, после того как насытишься культурной программой.
— Как здесь с охраной? — Сакс оглядела потолок в поисках камер наблюдения.
— Полный ноль: ни видеокамер, ни охранников, ни журнала для записи посетителей. Входи — не хочу.
— Проще и быть не может, да, Пуласки?
— Да, мэ... Да, детектив.
Сакс хотела было сказать, что «мэм», в отличие от «леди», звучит нормально, но не знала, как объяснить разницу.
— Вопрос: ты закрыл двери пожарного выхода внизу?
— Нет, оставил открытыми.
— Значит, здесь может быть еще горячо.
— Горячо?
— Преступник может вернуться.
— Я...
— Твоей ошибки здесь нет, Пуласки. Я просто должна быть в курсе.
— Ну... да, наверное, может и вернуться.
— Ладно, оставайся у дверей и слушай.
— Что слушать?
— Ну, например, если в меня будут стрелять. Хотя лучше, если ты сначала услышишь, как кто-то подкрадывается или передергивает затвор.
— В смысле — остаюсь прикрывать?
Сакс подмигнула и вошла в зал.
Значит, она собирает улики, размышлял Томпсон Бойд, наблюдая, как женщина внимательно осматривает пол, ищет отпечатки, следы и прочее, что в таких случаях положено искать. Он ничуть не беспокоился, зная, что сработал, как всегда, чисто.
Томпсон стоял у окна на шестом этаже здания напротив музея. Когда девчонка сбежала, он обогнул пару кварталов, вернулся, вошел в дом на противоположной стороне Пятьдесят пятой улицы и занял там наблюдательный пост.
Несколько минут назад ему представилась другая возможность убить девчонку: она разговаривала с полицейскими на улице, прямо у входа в музей. Но вокруг было слишком много полиции. Он успел сфотографировать ее мобильником, прежде чем их с подругой усадили в патрульную машину. Кроме того, здесь оставалось одно незавершенное дело.
Еще с тюремных времен Томпсон разбирался в полицейских, легко определял, кто лентяй, кто трус, а кто глупый и легковерный. Видел он и талантливых, проницательных копов, таких, которые могли представлять опасность.
Как эта женщина, за которой он сейчас наблюдал.
В очередной раз прокапав вечно саднящие глаза, он поймал себя на мысли, что женщина-детектив возбуждает в нем любопытство. Она осматривала место преступления с какой-то набожной сосредоточенностью; такое лицо иногда бывало у его матери в церкви.
Женщина-детектив скрылась из виду, но Томпсон, тихонечко насвистывая, по-прежнему смотрел в окно. Наконец она появилась снова. Он отметил про себя, с какой точностью она все делает: как осторожно ступает, как аккуратно прикасается ко всему, чтобы случайно не уничтожить улики. Красотой и фигурой она могла бы завести любого мужчину; даже комбинезон не мешал представить, какое роскошное у нее тело. Конечно, сейчас Томпсону было не до того, и все же, глядя, как она работает, он чувствовал внутри какое-то неясное наслаждение.
Внезапно в сознании промелькнуло что-то из далекого прошлого... Томпсон нахмурился, глядя, как женщина ходит туда-сюда, туда-сюда... Да, вот оно. Ритм напомнил ему движения рогатых гремучников, которых показывал ему отец, когда они вместе охотились или гуляли в песках вокруг трейлера, в котором жили около Амарилло в Техасе.
«Смотри хорошенько, сынок. Видишь? Красавицы, да? Но не вздумай к ним подходить. Один поцелуй смерти — и ты мертвец».
Томпсон привалился к стене, продолжая смотреть, как женщина в белом комбинезоне методично вышагивает по библиотечному залу — взад-вперед, взад-вперед.
Глава 4
— Как успехи, Сакс?
— Хорошо.
Она как раз заканчивала «ходить по сетке» — выражение, означающее осмотр места преступления по принципу стрижки газона. Сначала движешься из конца в конец в одном направлении и возвращаешься тем же путем, забирая чуть в сторону. Затем все повторяется, только идти надо перпендикулярно прежнему курсу. При этом осматриваешь все пространство: сверху вниз, от пола до потолка. Таким образом ни один сантиметр, ни один ракурс не остается без внимания. Существует несколько способов обследования мест преступлений, но Райм всегда настаивал на методе сетки.
— Что значит «хорошо»? — с некоторым раздражением спросил Райм. Обобщений или, в его терминологии, «мягких» оценок он не признавал.
— Преступник оставил «набор насильника», — ответила Сакс.
Поскольку канал связи предназначался для того, чтобы обеспечить виртуальное присутствие Райма на месте преступления, они пренебрегали обычными правилами радиопереговоров, как, например, оканчивать реплику словом «прием».
— Неужели? Все равно что оставить кошелек с документами. Что там?
— Вообще-то, набор вполне типичный: рулон клейкой ленты, ножик, презервативы. Есть одна чудная деталь: карта таро. Знаешь, такая картинка с изображением висельника.
— Интересно, настоящий извращенец или прикидывается? — размышлял вслух Райм. Многие убийцы, в том числе «вашингтонские снайперы», застрелившие в две тысячи втором году десять человек, оставляли на местах преступлений карты таро.
Сакс продолжила:
— Что радует, так это аккуратненький полиэтиленовый пакетик, в который все упаковано.
— Прекрасно.
Преступники нередко пользуются перчатками, но частенько забывают про свои «пальчики» на предметах, которые приносят с собой. Так, насильников уже не раз находили по выброшенным оберткам от презервативов. Человек, которого они ищут, мог протереть ножик и все остальное, но забыть про пакет.
Она опустила «набор» в бумажный пакет для улик и отложила его в сторону. Для сохранности собранного материала бумажные мешки во многом практичнее пластиковых.
— Лежал на книжной полке недалеко от того места, где сидела девочка. Сейчас проверю на скрытые отпечатки.
Она обсыпала полки флуоресцентным порошком, надела очки с оранжевыми стеклами и включила фонарь специального освещения — технология, позволяющая рассмотреть невидимые невооруженным глазом следы крови, спермы и отпечатки пальцев. Поводив лампой вверх-вниз, Сакс сообщила:
— Отпечатков нет, видны следы латексных перчаток.
— Что ж, хорошо. По двум причинам, — лекторским тоном отозвался Райм, очевидно решив проверить коллегу на догадливость.
По двум? Первую она поняла сразу: если найдется перчатка, то они снимут отпечатки с внутренней стороны пальцев — о чем преступники тоже частенько забывали. Но что второе?
Она задала вопрос Райму.
— Элементарно. Он, скорее всего, судим, и, когда мы найдем отпечаток, система его быстро определит.
Федеральная интегрированная система автоматизированной идентификации отпечатков пальцев (IAFIS) вместе с аналогичной системой штата представляли собой электронные базы данных, способные определить совпадения с образцом за считаные минуты, а не за дни или даже недели, как при проверке вручную.
— Да, понятно. — Сакс немного расстроилась, что завалила экзамен.
— Что еще подразумевалось под «хорошо»?
— Вчера вечером здесь тщательно вычистили пол.
— А нападение произошло сегодня с утра. У тебя нетронутое поле, чтобы снять отпечатки подошв.
— Да. Здесь отчетливые следы.
Опустившись на колени, Сакс сняла электростатическое изображение следов мужской обуви. Отпечатки вели к столу, за которым сидела Женева. В одном месте нападавший переминался, готовясь к удару. Затем бросился догонять жертву к двери пожарного выхода. Кроме него, сюда заходил только Рон Пуласки, но начищенные до блеска форменные ботинки оставили совсем иной отпечаток.
Сакс рассказала Райму, как девочка воспользовалась манекеном, чтобы отвлечь киллера и сбежать. Райм одобрительно хохотнул.
— Он нанес ей, ну, то есть манекену, очень сильный удар. Тупым предметом. Настолько сильный, что расколол пластик под мягкой вязаной шапочкой. Потом, видимо, пришел в ярость оттого, что его надули, и расколошматил аппарат для чтения микрофиш.
— Тупым предметом, — повторил Райм. — Можешь снять отпечаток вмятины?
В бытность свою главой отдела по обследованию мест преступлений, еще до травмы, Райм составил несколько баз данных для идентификации собранных улик и трасологической экспертизы отпечатков. Один из файлов содержал сотни изображений следов, которые оставляет на коже и предметах тупое орудие, будь то монтировка, человеческая кость или кусок льда. Внимательно изучив манекен и осколки аппарата, Сакс ответила:
— Нет, Райм, я ничего не вижу. Шапочка, которую Женева надела на ма...
— Женева?
— Так ее зовут.
— Хорошо. Продолжай.
Амелию задело, что Райм не проявил никакого интереса к самой девочке и тому, что той пришлось пережить. Такое случалось уже не впервые. Ее часто тревожило безразличие Райма к потерпевшим, а тот всегда отвечал, что профессионалу иначе нельзя. Кому нужен пилот, который, залюбовавшись закатом или испугавшись грозы, влетает прямехонько в гору? Тоже и с полицейскими. Мысль, конечно, понятная, но для Амелии Сакс жертвы были прежде всего людьми, а преступления — не столько задачками для криминалиста, сколько вопиющей несправедливостью. Особенно если жертва — шестнадцатилетняя девочка.
Сакс собралась:
— Шапочка рассеяла силу удара в месте контакта. От аппарата тоже остались одни осколки.
Райм сказал:
— Что ж, прихвати с собой парочку образцов. На них могли остаться следы.
— Обязательно.
Сакс услышала в трубке чьи-то приглушенные голоса. И ответил Райм немного встревоженно:
— Заканчивай поскорее и возвращайся сюда.
— Почти закончила, — сказала Сакс. — Сейчас только пройдусь по сетке на пожарной лестнице... Райм, что там у тебя?
Тишина.
Когда он снова заговорил, беспокойства в его голосе только прибавилось.
— Все, Сакс, мне пора. Похоже, у меня гости.
— Кто?..
Но Райм уже отключился.
Женщина-детектив в белом комбинезоне скрылась из виду за краем окна.
Томпсона Бойда она больше не интересовала. Со своей смотровой площадки в шестидесяти футах над улицей он наблюдал за пожилым копом, который направлялся к группе свидетелей. Средних лет, грузный, в мятом костюме. Этот тип полицейских Бойд тоже хорошо знал: умом не блещет, зато хваткой отличается бульдожьей, под стать внешности. Такой будет докапываться до сути, и ничто его не остановит.
Когда толстяк кивнул вышедшему из музея высокому негру в коричневом костюме, Томпсон оставил свой пост и заспешил вниз по лестнице. На площадке первого этажа он остановился, достал из кармана револьвер и проверил, не забилось ли что между стволом и цилиндром. Может, вот такой щелчок, когда он откидывал и закрывал барабан, насторожил девушку?
И хотя сейчас вокруг не было ни души, Томпсон все проделал без единого звука.
На ошибках надо учиться.
«Все по инструкции».
Убедившись, что револьвер в порядке, Томпсон спрятал его под плащ, спустился по темному лестничному пролету в холл и вышел через дальнюю дверь на Пятьдесят шестую улицу. Потом свернул в переулок, который вывел его обратно к музею.
Выход из переулка на Пятьдесят пятую никто не охранял. Томпсон незаметно пробрался к побитому мусорному баку, из которого несло гнилью, и выглянул на улицу. Проезд уже открыли, но на тротуарах толпились десятки зевак. Полиция почти вся разъехалась. Женщина в белом комбинезоне — «поцелуй смерти» — была наверху. Перед входом стояли две патрульные машины и мини-фургон бригады криминалистов. Из полицейских оставались трое в форме, двое в штатском и помятый толстяк-детектив.
Томпсон покрепче сжал револьвер. Пуля не самое надежное средство, но иногда выбирать не приходится. И если уж стрелять, то в сердце — никак не в голову. Пуля может просто скользнуть по черепу, да и попасть не так-то легко.
Нет, только в грудь.
Томпсон скользнул взглядом по толстяку-детективу в помятом костюме — тот, опустив голову, рассматривал какой-то листок бумаги.
С каменным спокойствием Томпсон положил пистолет на левую руку, аккуратно прицелился и сделал четыре быстрых выстрела.
Первая пуля пробила бедро женщине, стоявшей на тротуаре.
Остальные настигли того, кому предназначались, — в середине его груди появились три крошечных отверстия. К тому времени как тело коснется земли, они превратятся в три кровавые розочки.
Девушки разительно отличались сложением, но Линкольн Райм сначала заметил то, как по-разному они смотрят.
Полная была одета броско, вся в блестящих побрякушках, с длинными оранжевыми ногтями. Ее взгляд плясал, как непоседливая мошкара, не задерживаясь ни на чем дольше секунды. Она обскакала глазами лабораторию: приборы, мензурки, химикаты, компьютеры, мониторы, бесконечные провода; глянула на его ноги... коляску, все время шумно жуя жвачку.
Вторая — невысокая, худенькая, похожая на мальчишку — была спокойна. Она не отрываясь смотрела на Линкольна. Один быстрый взгляд на коляску, и ее глаза вновь обратились к его лицу. Лаборатория ее не интересовала.
— Это Женева Сеттл. — Дженнифер Робинсон из патрульно-постовой службы кивнула на худышку. Женщина была хорошей знакомой Амелии Сакс и по ее просьбе привезла девушек из участка к Райму. — А это ее подруга Лакиша Скотт. Перестань жевать, Лакиша.
Девушка изобразила страдальческий вид, но жвачку вынула и сунула в сумочку, даже не потрудившись во что-нибудь завернуть.
Робинсон сказала:
— Они с Женевой вместе сегодня утром ходили в музей.
— Только я ничего не видела, — сразу предупредила Лакиша.
Райм гадал, то ли она так нервничает из-за случившегося, то ли смущается, что он калека. Наверное, и то и другое.
Женева была в серой футболке, черных мешковатых штанах и кроссовках — последняя школьная мода, догадался Райм. Селитто сообщил, что ей шестнадцать, но выглядела она моложе. У Лакиши на голове красовалась масса тонких черных и золотых косичек, затянутых так туго, что в промежутках просвечивала кожа. Женева была коротко подстрижена.
— Я объяснила им, кто вы, капитан. — Робинсон обратилась к нему по званию, которое уже несколько лет как устарело. — И что вы зададите кое-какие вопросы насчет происшествия. Женева рвалась в школу, но я сказала, что придется подождать.
— У меня сегодня контрольные, — пояснила девушка.
Лакиша только присвистнула.
Робинсон продолжала:
— Сейчас ее родителей нет в стране, возвращаются ближайшим рейсом. А в их отсутствие за ней приглядывает дядя.
— И где они? Родители? — спросил Райм.
— Отец на симпозиуме в Оксфорде.
— Он что, профессор?
Женева кивнула:
— Преподает литературу в Хантере2.
Райму стало стыдно. Надо же было так удивиться, узнав, что у девочки из Гарлема интеллигентные родители, участвующие в международной научной жизни! Больше, чем на собственную зашоренность, он досадовал на ошибочность своих выводов. Да, по одежке ей самое место в уличной банде, но ведь напали на нее, когда она сидела в библиотеке, а не шаталась по подворотням и не таращилась с утра в телевизор.
Лакиша выудила из вместительной сумочки пачку сигарет.
Райм начал было:
— Здесь...
— ...не курят, — закончил за него вошедший в комнату Том, после чего забрал пачку и запихал обратно в сумочку. Вот молодец — ничуть не смутился, что на него вдруг свалились две девушки-подростка. Он улыбнулся и спросил:
— Какую шипучку предпочитаете?
— А кофе есть? — спросила Лакиша.
— Найдется. — Том поочередно глянул на Дженнифер Робинсон и на Райма. Оба только мотнули головой.
— Я крепкий люблю, — уточнила толстушка.
— Неужели? Я тоже. — Том посмотрел на Женеву. — Ты что-нибудь будешь?
— Спасибо, нет.
Райм с тоской посмотрел на бутылку скотча, стоящую поблизости на полке. Заметив его взгляд, Том усмехнулся и исчез в кухне. От слов патрульной Робинсон легче тоже не стало.
— Мне надо возвращаться в участок, сэр.
— Э-э-э... как, уже? — Райма охватило смятение. — Вы точно не можете задержаться на некоторое время?
— Не могу, сэр. Если я понадоблюсь, позвоните. «Да, нянька сейчас бы не помешала».
Райм не верил в судьбу, иначе разглядел бы в таком положении вещей искусно подстроенное возмездие: взявшись за это дело, он избежал поездки в больницу и теперь расплачивался за уловку. Ближайшие полчаса в компании двух школьниц грозили обернуться пыткой. Общение с молодежью — совсем не его конек.
— До встречи, капитан. — Робинсон вышла за дверь.
— Да-да, — пробормотал Райм вдогонку.
Через несколько минут с подносом в руках возвратился Том. Он налил Лакише чашечку кофе, а Женеве подал кружку — судя по запаху, с горячим какао.
— Я подумал, вдруг ты все-таки не откажешься, — сказал он. — Не хочешь, можешь не пить.
— Что ж, спасибо, не откажусь.
Женева посмотрела на дымящуюся поверхность, отхлебнула глоточек-другой, опустила кружку и уставилась в пол. Затем еще несколько раз пригубила напиток.
— Все в порядке? — спросил ее Райм.
Кивок.
— У меня тоже, — сообщила Лакиша.
— Он напал на вас обеих?
— Не-а, на меня нет. — Лакиша окинула его взглядом. — Ты как тот актер, который шею сломал? — Она, причмокнув, отхлебнула кофе, добавила сахара, снова отхлебнула.
— Да, точно.
— И ты совсем ничем не можешь пошевелить?
— Не особенно.
— Вот дерьмо.
— Киш! Остынь, подруга, — шепнула Женева.
— Нет, ну вообще!..
Повисла тишина. С появления девушек прошло каких-то восемь минут, а казалось — часы. Что теперь делать? Попросить Тома, чтобы тот сбегал купить какую-нибудь настольную игру?
Конечно, надо еще задать вопросы, но Райму не хотелось самому этим заниматься. Искусством допроса он не владел. В бытность на оперативной работе он раз десять допрашивал подозреваемых, но так и не добился пресловутого момента истины, когда подопечный вдруг ломается и во всем признается. Другое дело Сакс — у нее к подобным беседам прирожденный талант. Она не раз поучала новичков, что одним неверным словом можно все загубить, называя этот эффект «загрязнением сознания», — примерно как Райм считал главным грехом следователя «загрязнение места происшествия».
— А как ты тогда управляешься с креслом? — спросила Лакиша.
— Тсс! — зашипела Женева.
— Я только спрашиваю.
— Ну и не надо.
— Да чего такого? За спрос не бьют в нос.
От прежней робости у Лакиши не осталось и следа. И не такая уж она на самом деле простая. Поначалу делает вид, будто смущается, словно вся такая наивная и ранимая, заставляет поверить, что преимущество за тобой. Сама тем временем хорошенько присматривается, взвешивает ситуацию. И стоит ей во всем разобраться, решает, можно или нет распускать язык.
Вообще-то, Райму даже полегчало, что нашлась тема для разговора. Он в деталях рассказал про блок управления коляской: как сенсорный экран, реагируя на прикосновение его безымянного пальца, способен менять направление и скорость перемещения.
— Один палец? — Киш глянула на свой оранжевый ноготь. — И больше ничем не можешь пошевелить?
— Не считая головы и плеч.
— Мистер Райм, — Женева смотрела на наручные часы, большие и красные, которые на ее тоненьком запястье особенно бросались в глаза, — у меня сегодня контрольные в школе. До первой всего часа два. Сколько вы нас еще продержите?
— Школа? — удивился Райм. — Сегодня тебе можно посидеть дома. Учителя поймут.
— Вообще-то, сидеть дома я не хочу сама. Мне обязательно надо сдать тесты.
— Слушай, тебе человек говорит, что можно забить на тесты, а ты фигней страдаешь!
Женева уставилась подруге в глаза:
— К тебе это не относится. Ты не вздумай прогулять.
— При чем тут «прогулять», если нам отмазку дают, — с безупречной логикой заметила толстушка.
Раздался телефонный звонок, и Райм обрадовался.
— Команда: «ответить на звонок», — проговорил он в микрофон, закрепленный на дужке около губ.
— Клево! — У Лакиши брови поползли вверх. — Смотри, Жен. Я тоже такой хочу!
Женева что-то шепнула подруге. Та в ответ закатила глаза, потом отхлебнула кофе.
— Райм! — Голос Амелии.
— Сакс, они у меня, — с нотками раздражения ответил Райм. — Женева и ее подруга. Надеюсь, ты...
— Райм! — повторила Амелия каким-то странным тоном. Что-то стряслось.
— В чем дело?
— Преступник все-таки не покинул место происшествия.
— Он что — был там?
— Ага. Либо не уходил, либо сделал петлю и вернулся.
— С тобой все в порядке?
— Да. Охотился он не за мной.
— Что случилось?
— Подобрался совсем близко. Четыре выстрела. Ранена одна женщина... а свидетеля он уложил. Имя — Дон Бэрри, был главой музейной библиотеки. Три пули прямо в сердце — умер мгновенно.
— Ты уверена, что стрелял тот же человек?
— Сто процентов. Отпечатки следов на месте, откуда велся огонь, полностью идентичны следам в библиотеке. Лон только начал допрашивать свидетеля, стоял рядом, когда это случилось.
— Лон сумел разглядеть стрелка?
— Нет. Его никто не видел. Прятался за мусорным баком. Двое патрульных, присутствовавших при осмотре, бросились помогать женщине... у нее большая кровопотеря. Стрелок смешался с толпой — просто растворился.
— Близким уже сообщили?
— Лон собирался позвонить, но у него что-то с телефоном. В итоге им позвонил сержант из группы поддержки.
— Ладно, Сакс, возвращайся и вези сюда все, что там собрала... Команда: «отключиться».
Райм поднял глаза: девушки таращились на него.
— Похоже, человек, который на тебя напал, все время был там. Или вскоре вернулся. Он застрелил библиотекаря и...
— Мистера Бэрри? — У Женевы Сеттл перехватило дыхание. Она вся напряглась, прямо-таки застыла на месте.
— Точно.
— Во дерьмо! — шепотом сказала Лакиша и закрыла глаза.
Спустя секунду Женева, плотно сжав губы и опустив голову, поставила на стол кружку с какао.
— О нет, нет...
— Сожалею, — сказал Райм. — Он был твоим другом?
Девушка помотала головой:
— Не то чтобы... Просто помогал мне с докладом. — Женева передвинулась на самый край стула. — Какая разница, друг он был или нет? Его убили, и это ужасно. — Потом зло добавила шепотом: — Ну почему? Зачем его убили?
— Думаю, потому что он был свидетелем. Мог опознать нападавшего.
— Значит, он умер из-за меня.
Райм пробормотал что-то успокаивающее: никакой ее вины нет; не она устроила на себя нападение; Бэрри просто не повезло — оказался в неудачном месте в неудачное время.
Однако его слова не возымели никакого действия. Лицо Женевы окаменело, взгляд стал холодным. Райм понятия не имел, что делать дальше. Мало того что ему пришлось терпеть рядом с собой подростков, теперь их еще надо успокаивать, отвлекать от новой трагедии. Он подкатил кресло поближе к девушкам и, собрав волю в кулак, завел какой-то ничего не значащий разговор.
Глава 5
Через двадцать минут вернулись Сакс и Селитто в компании молодого белокурого патрульного по фамилии Пуласки.
Селитто пояснил, что взял юного патрульного, чтобы помочь им принести и рассортировать собранные улики. Сам Пуласки прямо-таки светился от энтузиазма — совсем еще новичок. Его, очевидно, предупредили о состоянии Райма; молодой офицер старательно не замечал, что детектив парализован. Райм на дух не переносил такого притворства; уж лучше бесцеремонность Лакиши.
«Нет, ну вообще, во дерьмо!»
Детективы поздоровались с девушками. Пуласки взглянул на них сочувственно и дружески справился, как дела. Заметив на его пальце уже не новое обручальное кольцо, Райм сделал вывод о раннем юношеском браке. Так смотреть могут лишь те, у кого есть свои дети.
Лакиша ответила:
— Я в шоке! Какой-то козел набросился на мою подругу! Ужас! А ты как думал?
Женева только сказала, что с ней все нормально.
— За тобой сейчас присматривает кто-то из родных? — спросила ее Сакс.
— Дядя. Будет жить у нас, пока родители не вернутся из Лондона.
Взгляд Райма случайно упал на Лона Селитто. За последние два часа тот сильно переменился. От прежнего воодушевления не осталось и следа. Глаза стеклянные, весь какой-то дерганый. Райм заметил, что он поминутно трогает щеку и уже натер ее докрасна.
— Тебя что, зацепило? — спросил Райм, вспомнив, что Лон стоял рядом с убитым библиотекарем. Могло царапнуть каменной крошкой, если одна из пуль прошла навылет и ударилась в стену.
— А? Что? — До Селитто дошло, что он трет себе щеку, и его рука тут же упала. Стараясь говорить тише, чтобы не услышали девушки, он сказал: — Я был рядом с жертвой, и меня немного кровью забрызгало. Ничего, все нормально.
Однако через пару секунд он вновь принялся рассеянно тереть то же место.
Райм вспомнил обыкновение Сакс чесать в затылке или кусать ногти — навязчивая привычка коренилась в ее темпераменте, в необъяснимом метании духа, присущем большинству копов. Полицейские мучают себя сотнями разных способов. У Сакс все ограничивается мелочами, другие офицеры срываются на близких, из-за этого рушатся семьи, ожесточаются детские сердца. Некоторые кончали с собой, засунув в рот дуло служебного пистолета. Но за Лоном Селитто ничего похожего раньше не водилось.
Женева обратилась к Сакс:
— А ошибки здесь никакой нет?
— Ошибки в чем?
— Ну, насчет доктора Бэрри?
— Нет, увы. Он погиб.
Девушка стояла не шелохнувшись. Райм почти физически ощущал ее горе.
И еще злость. Глаза сузились в две яростные черные точки. Затем она глянула на часы и повернулась к Райму:
— Вы не забыли, что у меня тесты?
— Сначала покончим с кое-какими вопросами, а там будет видно. Сакс?
Закончив раскладывать улики и заполнять бумаги, Сакс взяла стул и села возле Райма. Сначала она попросила Женеву рассказать, как все произошло. Девушка объяснила, что искала статью в старом журнале и тут в библиотечный зал кто-то вошел. Послышались шаги, затем смешок, мужской голос сказал кому-то пару прощальных слов, хлопнула крышка мобильника.
Женева прищурилась.
— Послушайте-ка, а может, стоит проверить всех операторов мобильной связи в Нью-Йорке, узнать, кто звонил?
Райм усмехнулся:
— Неплохая идея. Но в Манхэттене ежесекундно говорят по сотовому около пятидесяти тысяч абонентов. Да и вряд ли он на самом деле звонил.
— Просто так шифровался? Откуда ты знаешь? — Лакиша украдкой сунула в рот две жевательные пластинки.
— Я не сказал, что знаю. Только предполагаю. Все его действия имели одну цель — заставить Женеву ослабить бдительность. На людей, разговаривающих по мобильному, редко обращают внимание.
Женева закивала.
— Точно, когда он вошел, мне сначала стало не по себе. Потом я услышала, как он разговаривает по телефону. У меня мелькнула мысль, что неприлично вести себя так в библиотеке, но страх пропал.
— Что было дальше? — спросила Сакс.
Женева рассказала, как услышала второй щелчок — вроде бы от пистолета, а потом увидела человека в лыжной маске. Как разобрала манекен и натянула на него свою одежду.
— Клево, — с гордостью вставила Лакиша. — Мозговитая у меня подруга.
Райм мысленно с ней согласился.
— Я пряталась за книжными полками, а когда он подошел к столу, бросилась к пожарному выходу.
— Ты сумела его рассмотреть? — спросила Сакс.
— Нет.
— Какого цвета была маска?
— Темного, точней не скажу.
— А остальная одежда?
— На самом деле я почти ничего не видела. Во всяком случае, ничего не помню. Меня просто прибило.
— Да уж, можно представить, — кивнула Сакс. — А когда ты стояла за стеллажами, ты за ним наблюдала? Ну, чтобы выбрать момент для побега?
Женева сдвинула брови.
— А ведь точно — смотрела. Совсем из головы вылетело. Подглядывала из-за нижних полок, дожидаясь, когда он подойдет к столу.
— Тогда, может, ты все-таки смогла еще что-нибудь разглядеть?
— Ой, и правда, кое-что вспомнила. Кажется, на ногах у него были коричневые ботинки. Точно, коричневые, только не темные, а более светлого оттенка.
— Отлично. А брюки?
— Темные, я уверена. Но видела я только отвороты.
— А запахи какие-нибудь уловила?
— Нет... хотя постойте. Да. Был какой-то сладковатый запах, вроде цветочного.
— Ладно, что дальше?
— Он подошел к стулу, раздался жуткий хруст и еще несколько звуков. Как будто что-то разбилось.
— Аппарат для микрофиш. Он его расколотил, — сказала Сакс.
— В тот момент я уже неслась к пожарному выходу. Сбежала по лестнице, на улице нашла Лакишу, и мы вместе решили бежать. Потом я подумала, что он может напасть на кого-то еще. Мы повернули назад, — Женева посмотрела на Пуласки, — и увидели вас.
