Метро 2035: Царица ночи E-Book

Ирина Баранова

• Herausgeber: АСТ
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Вселенная метро 2035
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 343

Beschreibung

Зима 2033 года. Постъядерный Петербург погрузился в хаос войны… В непролазных кущах Ботанического сада, укрытая от посторонних взглядов набирает силы ещё одна опасность нового мира. Симбиоз больного разума талантливого учёного и мутировавшего растения явил на свет аномалию гораздо страшнее, чем звероподобные существа и Блокадник с Кондуктором. Новая сущность уже готова заявить о своих правах на власть. И есть всего лишь один шанс предотвратить неминуемую опасность. Алекс Грин и Векс принимают решение им воспользоваться…

Leseprobe

Ирина Баранова, Константин Бенев Метро 2035. Царица ночи

© Глуховский Д.А., 2018

© Баранова И.В., 2018

© Бенев К.И., 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

* * *

Посвящается нашим так рано ушедшим друзьям

Часть первая «Так вот ты какой, цветочек аленький…»

Пролог

Октябрь 2018 года. Город Санкт-Петербург, Аптекарский остров

Тишина мертвого города обманчива. Тут сухое дерево тревожно ноет на ветру, кварталом дальше хрипло тявкнула собака, осыпался кирпич под лапами огромной птицы. Она смахнула крыльями слой пыли с развалин многоэтажки и с шумом улетела прочь. А вот скрипнула, приоткрываясь, дверь парадного, и в проеме показалась большая лохматая голова. Кот, а скорее дальний потомок обычного домашнего Василия, выросший до размеров средней собаки. Животное навострило уши, повело носом и, чихнув, исчезло в проеме. Что не так? Шаги человеческие.

– Тише, ты! – прошипел Виктор сквозь зубы. – Хочешь, чтобы нас заметил кто?

– Да кто нас заметит?! – удивился паренек, шедший сзади. – Тут уже сто лет никто не ходит, сам знаешь, все давным-давно вынесли.

– Вань, помолчал бы ты, – это подал голос Федор, третий из парней, замыкавший группу, осторожно пробирающуюся посередине улицы.

Люди. Город уже отвык от них – живых, шумных, вечно куда-то спешащих. Теперь они ему чужие. Родные в виде истлевших костяков навсегда остались там, где их застигла смерть. Мертвые не доставляют беспокойства, и город охраняет их покой. Такой знакомый до последнего булыжника, родной, свой в доску город… Для живых он стал врагом. Провалы в никуда, падающие стены, стаи озверевших псов, радиация… И самый злейший враг – он сам себе – голодный человек, укрывшийся в подземельях, со страхом пробирающийся по улицам за хабаром.

Эту троицу поманила Легенда.

Разговоры о том, что под оранжереями Ботанического сада скрывается большое бомбоубежище, Виктор Лазарев впервые услышал в детстве, бабка как-то проговорилась, а ей доверять можно – всю жизнь саду посвятила. Но сколько он потом не пытал ее, молчала, как партизан на допросе: не говорила такого, и все тут, сам – де, выдумал. Второй раз, совсем уж неожиданно, услышал про этот бомбарь во время учебы в универе. Говорили, что еще после последней войны, в сороковых, Сталин дал указание: построить убежище для спасения редких растений и уникальных научных разработок. На случай ядерной бомбардировки. Может, пригодился бомбарь? Успели там что укрыть, да и оборудование наверняка не тронуто. Если бы найти все это… Даже представить страшно, сколько теперь все это стоит! Разыскать легендарный бомбарь стало для Лазарева идеей фикс. Он прислушивался к разговорам и слухам, которые ходили между людьми, анализировал их, и, в конце концов, сделал для себя вывод, что никто и ничего про этот таинственный бункер не знал. Кроме него, получается, Виктора Лазарева.

Ваньку и Федора долго уговаривать не пришлось: эти двое всегда с удовольствием принимали участие в каждой авантюре друга. Сначала хотели выбраться тайно: брат Ивана был каптенармусом, про химзу они с ним договорились. А уж попасть на поверхность для знающих людей не проблема. Но тут неожиданно всплыла новость, удачно придуманная и запущенная Виктором на всякий случай, о схроне ГО в районе станции, и Виктор уговорил начальника отправить на поиски схрона именно их.

– Слышь, Витек, а ты точно уверен, что мы найдем его? – не унимался Иван.

– Не был бы уверен – не пошел бы! – отрезал Виктор. – Тебя никто с собой насильно не тащил. Мог бы оставаться рядом со своим папенькой.

Ванька смутился и опустил голову.

Где-то сзади, у реки, прокричала чайка. Путники невольно поежились: уж больно зловещим показался им этот крик. Слухи о чайках-людоедах уже ходили по станциям. Существование подобных монстров казалось невероятным, поэтому истории про них быстро попали в разряд потешных анекдотов. Но сейчас почему-то смеяться никому не захотелось. Наоборот, все трое, одновременно и независимо друг от друга, возжелали поскорее закончить с экспедицией и вернуться домой, на Петроградскую…

Птица вновь издала истошный крик, который неожиданно резко оборвался… И тут же раздался плеск воды, словно нечто большое упало в реку за домами.

– Сбил кто-то, – шепотом произнес один из ребят.

Виктор поднял руку вверх.

– Все. Дошли.

Впереди виднелись полуразрушенные оранжереи Ботанического сада. Без ухода Ботаничка пришла в запустение, но погибших, сухих или упавших на землю деревьев, как ни странно, не замечалось. Если так, то вполне возможно, что в самой глубине сада до сих пор шевелит сама по себе руками-ветками легендарная Шива. Только вот пугать теперь некого…

Тройка медленно двигалась вглубь парка, озираясь по сторонам. Осень щедро раскрасила и его, и весь Аптекарский остров в кроваво-багровый цвет. Словно никогда и не было у нее ни зеленой, ни желтой, ни какой другой краски. Может, от этого буйства красного, или еще от чего, было довольно неуютно, но, тем не менее, пока никакой опасности не наблюдалось. Еще совсем немного, и они будут у цели.

– Ребят, вы внимание обратили? – Федор поежился, словно за шиворот ему свалился ежик со всеми его иголками, – Тут же все тропическое вроде, а вот не вымерзло. Как так?

– А так… Мало ли чудес теперь? Не вымерзло и не вымерзло, что-то может и вымерзло… Тише!

Слышали ли остальные сейчас то, что услышал он, Виктор? Тихий шорох, словно ниоткуда, шепот, зовущий за собой… Звуки из его детского кошмара, сна, преследовавшего много лет и не дававшего расслабиться даже под землей. Звук, который завораживал, которому не было сил сопротивляться…

* * *

Майский день был совсем по-летнему солнечным и теплым. В Ботаничке с экскурсиями завал – после долгой зимы и сменившей ее затяжной холодной и мокрой весны народ потянулся на природу.

– Благодаря деятельности нового директора Сада, уже в 1824 году было выстроено каре из двадцати пяти оранжерей общей протяженностью… – экскурсовод рассказывал очередной группе историю создания Ботанического Сада.

Туристы внимательно слушали, лишь изредка отвлекаясь на очередную проходящую мимо группу таких же, как и они, страждущих приобщиться к прекрасному. Никто не заметил, что от толпы отделился маленький мальчик. Ему просто стало скучно: вокруг столько интересного, а рассказ такой нудный… Запахи, яркие краски, звуки… Он прислушался… Что-то шуршащее, скользящее… Словно вода, бегущая между камнями… Набирающая силу…

Звуки исходили из оранжереи, и он недолго думая направился туда.

– Сегодня, в День города, на территории нашего Сада расцветет «Царица ночи». Такое случается лишь раз в год. На растении появляется всего один, но очень крупный цветок. Он расцветет всего на одну ночь, а к утру уже увянет, – рассказывал экскурсовод, но ребенок не слышал его. Звуки – вот что его сейчас занимало. Они становились все четче, все громче. Мальчик, расталкивая толпу, пробивался вперед, еще чуть-чуть – и он будет у цели…

Вдруг резко потемнело, и его сбил с ног обжигающе жаркий поток ветра. Жар пробирал до костей, заполняя все внутри огнем и ужасом, было больно, очень больно: словно тысячи маленьких ножичков кромсали его тельце. Его одежда намокла, пропиталась липкой теплой кровью… А звуки… Они заполнили все вокруг, накрыли с головой….

Мальчик, собрав все оставшиеся силы, закричал…

* * *

Виктор пропустил вперед друзей, а сам сделал шаг в сторону зияющего мрачной чернильной темнотой входа в оранжерею. Шаг, другой… И вдруг что-то ослепляюще ярко вспыхнуло впереди. Он инстинктивно прикрыл рукой глаза, недолго постоял и осторожно раздвинул пальцы. И увидел его… Необыкновенной красоты цветок! Ярко-желтые лепестки излучали теплоту. Тоненькие волоски, коих было тысячи, плавно двигались, как бы приглашая: «Иди сюда!». Сильно, заглушая все остальные ароматы, запахло ванилью. Блаженство и покой. Виктор повернулся, чтобы позвать друзей и…Что-то хрустнуло под ногами. Он испугался, шагнул в сторону, но, поскользнувшись, не удержался и всем телом упал прямо на чудесный цветок. И тут же миллионы мелких иголок впились в него. Парень истошно заорал…

«Отряд не заметил потери бойца»… Ни Федору, ни Ивану в голову не могло прийти, что командир отступит от маршрута, поэтому, услышав крики, они не сразу поняли, откуда это. Пока разобрались, пока добежали… Секунды уходили, а с ними, казалось, и жизнь. Боль была невыносимой, пыльца растения забила нос и рот, лишая возможности нормально дышать. Когда друзья увидели его, Виктор уже хрипел.

– Тащи его! – Федор попытался ухватить друга за руку, но стебли прочно удерживали свою добычу. – А, чтоб тебя! Да как же это…

– Е…, да он весь в крови!

Пара минут – и вот уже не разобрать, где своя кровь, а где кровь друга…

– Живой?

– Да вроде дышит… Сходили за хлебушком. Что делать-то теперь будем?

– Что, что… Тащить. Давай сначала к стене, подальше от этой страшилищи, а потом надо найти что-нибудь типа носилок. И делать ноги отсюда!

– Да что мы тут найдем?! – Ванька не удержался, закричал.

– Постой. Я видел – там дверь валялась. Самое оно.

Внезапно за спиной послышалось рычание.

Виктор приоткрыл глаза…

За спинами ребят стояли собаки. Пока псов было лишь несколько, но к ним со всех сторон приближались еще и еще…

Собаки внимательно смотрели на своих жертв желтыми голодными глазами. Было ясно – для себя они все уже решили, и у людей не было ни малейшего шанса.

– Мать твою… за ногу… – обреченно произнес Федор.

Он только и успел подумать, что надо бы хоть что-то взять в руки, защититься, когда вожак стаи рыкнул, и свора накинулась на жертву…

Виктор оцепенел. На его глазах собаки рвали в клочья его друзей. Бились за каждый кусок, отталкивая друг друга, вгрызаясь в спины сородичей, выгрызая собственную плоть. Те, что были слабее, поспешили унести ноги, некоторые вылизывали смоченную кровью землю. Псы жадно глотали куски теплого мяса. Мяса, которое только что было его друзьями. Из перекушенной артерии брызнула кровь, несколько капель попали на лицо… Виктора обожгло, хотелось быстро смыть это, или хотя бы стереть, но тело было словно парализовано. Казалось, что высшие силы решили посмеяться над ним, в последние минуты жизни сделав невольным зрителем жестокой пьесы…

Все было кончено в считанные минуты.

Вожак стаи медленно подошел к Виктору, посмотрел в полные ужаса глаза, поднес пасть к лицу. От запаха крови парня замутило… Неожиданно огромная псина заскулила, сделала шаг назад, а потом истошно завыла… Спустя секунду к нему присоединились остальные. Собаки выли, словно оплакивая убиенных ими. А потом, когда странный ритуал был исполнен, повернулись и скрылись в зарослях.

Виктор смотрел вслед стае, силы медленно покидали его. Еще немного, и он потеряет сознание…

Интермедия первая Как грибы с горохом воевали, или сказка, рассказанная на ночь

«Сказку рассказать? Кхм… Не особо я рассказчик-то… Да и в голову что-то ничего не лезет. Ладно… Только это скорее быль, чем обычная сказка. Что такое быль? От слова «было». Случилось все, значит, взаправду. Не выдумка, то есть. Вот так вот. А сказка, как известно, ложь. Да в ней намек, добрым молодцам – урок. А какой тут урок – вам самим решать. Если по мне, так теперь «Боржоми» пить поздно, почки давно отвалились. «Боржоми» что такое? Вода была когда-то такая, лечились ею. По мне – редкая гадость, но люди любили. В Грузии городок есть… Или был уже, наверное. Вот там ее и добывали. Как откуда? Из-под земли, откуда еще. Про Грузию рассказать? А что про нее рассказывать? Вы у Ираклия спросите, он, вроде, у нас грузин. Не был там, правда, никогда, но грузин, раз фамилия на «швили». Все, хватит вопросов, слушать будем? Будем, тогда поехали.

Как там обычно начинается? Давным-давно, жили-были… Долго ли, коротко ли… Вам, лучше знать, короче. Давно это было уже. Жили тогда люди и не тужили. Под землей от радиации не прятались, солнышка не боялись, строили дома и дворцы, и вообще, имели все, что хотели.

Ах, вы все это и без меня знаете? Чего тогда привязались – сказку им? Не хотите слушать – марш спать! Что, хотите? Мне продолжать? То-то же, оглоеды…

На чем остановились? Что люди жили наверху? И имели все, что хотели? Так? И, само собой, считали себя всемогущими и на земле самыми главными. И совсем не думали, что не одни они такие умные, и что если кто-то не умеет говорить или передвигаться, то это не значит, что он не живой и ничего не чувствует. Не все, конечно, некоторые знали, что и растения говорят, и животные. Не так, как люди, но говорят. И сами с ними тоже разговаривали. Но таких совсем мало было. Не верите мне? Если честно, я и сам не особо верю. Но мало ли какие чудеса случаются? Мы своим куцым умишком много чего понять не в силах, уж поверьте мне, старику.

Так вот. Город наш, Петербург, когда-то столицей был, самым главным городом в стране, то есть. Само собой, его и украсить хотели получше, и диковинок чудны́х сюда со всего света везли. Диковинки разные бывают, есть вещи, а есть деревья, цветы, звери, опять же. Такие, что в других странах есть, а у нас не водятся. Поэтому и диковинка, удивительные, значит. Вот велел царь свести в столицу со всего света такие диковинные травы да цветы и посадить их в специальном месте, на огороде. Огород назвали Аптекарским. Вот почему Аптекарский – не знаю, не спрашивайте. Может, вначале там только лечебные травки разводили, и больше ничего не было, может, еще что. Не знаю, короче. Как давно это было? Да лет четыреста назад… Митька! Срань тропическая! Еще раз свистнешь в помещении – ухи оторву! Дивно ему… Почему свистеть нельзя? Примета такая, говорят, денег не будет… Нельзя, короче, и все тут! О чем я, значит? Ну, сначала это был огород, небольшой совсем. Но растения, кусты, деревья там разные все везли и везли. И с Севера, и из теплых стран. Стали для них строить теплицы, оранжереи, чтоб не замерзли они у нас. Не для всех, конечно, северным наши холода нипочем, а вот на юге зимы нету, там всегда тепло, замерзнут они у нас без укрытия. Так и превратился огород в сад. И назвали его Ботаническим. Ботаника – наука такая, про растения, название от этого слова и пошло. Парк получился огромным: были там и редкие нежные орхидеи, и раскидистые пальмы, и прекрасные лотосы, и огромные кувшинки, у которых на листьях по три человека спокойно уместятся. Думаешь, не бывает таких? А что, орхидеи, которые всю местную живность подъели, бывают? Ну да, для вас это-то как раз не в диковинку. Так вот, мелюзга, в ТО время как раз огромными были кувшинки, а вот орхидеи росли дома в горшках, питались водичкой и радовали хозяев красивыми цветочками. Не верите? А так и было! Мир сейчас просто другой, все другое стало… Вот, значит… Были в Ботаническом саду лианы, папоротники, невиданные деревья, яркие цветы, и все это благоухало, ну, пахло, то есть, хорошо, приятно очень, поражало воображение, а иногда и пугало. Были там и кактусы. А среди них самый прекрасный и самый старый – Царица ночи. Ее цветами приезжали любоваться со всего света, такие они красивые, и пахли обалденно. Но цвели всего одну ночь.

И вот случилась беда… Довы… да, довыступались люди. Мерялись, мерялись пипи… Кхм… Ну, спорили, значит, кто сильнее, и доспорились, уничтожили и себя, и все вокруг. Ну, это вы и без меня знаете. Все уничтожили.

Кроме, получается, Ботанического сада. И вот что вы так на меня смотрите? Раз он до сих пор есть, то значит, уцелел тогда. Почему? Лично я не знаю. И никто не знает, это я вам точно говорю. Может, просто повезло? Но что имеем, то и имеем: не погиб, не сгорел, не вымерз. Только вот какое дело… Вроде глянешь – кажись, и не изменилось ничего. И орхидеи цветут, и лианы вьются, да только не так все, как раньше было! Другим сад стал, совсем другим… Страшным. Стали люди говорить, что он словно живой, словно наблюдает за людьми, присматривается. Кто сам не видел этого – смеялся, не верил, а кто бывал там, отказывался идти опять. Страх был так велик, что люди не срубили на дрова ни одного дерева.

Да что вы со своим «почему» пристали? Говорю: я не знаю! И никто не знает, что такое с ним произошло. Может, потому как дрянь особенную на нас какую сбросили? Теперь же не спросишь никого, кто бросал, сами, чай, давно сгнили.

Что прицепились? Страшно? Эх, вы, мелочь пузатая… Я тоже, когда маленьким был, страшилки любил. Все любили. «В черном-черном доме жил черный-черный человек»… Ладно, ладно, расскажу. Но – чур, потом, а то эту сказку никогда не закончу.

И вот, стал сад другим, словно живым. Но что там на самом деле происходило, не знал никто, боялись люди туда ходить. А в саду действительно происходили странные вещи. Все растения в один прекрасный момент собрались на совет. Совсем как люди. Вы-то уж теперь знаете, что деревья с кустами ходить умеют. Так вот, пришли они все к Царице, как самой старой и уважаемой в саду. И стали говорить, что теперь пришло их время, пора-де выгнать человека с их территории. Вспомнили старые обиды, как ломали люди ветки, рвали цветы, топтали и унижали. Но нашлись и те, кто вступился за людей, вспомнил, что много и хорошего человек для них сделал. Да вот хотя бы сюда, в Ботанический сад, перевез. Кто знает, может именно поэтому-то они все и живы остались? Укрывал их, опять же, поливал, ухаживал. Долго спорили, а Царица все молчала и слушала. Все ждали: а что она скажет? Долго молчала Царица, а потом возьми и заяви: поскольку я тут самая старшая, самая умная и красивая, то повелеваю – оставить человека в покое, ничем ему не вредить, и даже во всем помогать! Он нам, цветам и деревьям, еще сгодится! И начался тут такой бедлам! Каждое растение имело свой голос и свое мнение, и каждый хотел, чтоб его выслушали. И тут Царица ножкой ка-ак топнет! Нет, нету у нее никаких ног, откуда у цветка ноги?! Просто выражение есть такое – топнуть ногой. То есть приказать. Так вот, Царица и говорит: я тут главная, меня Царицей назвали, и все, кто против меня, – мои враги! Кто-то, конечно, возмутился: чего-де этот кактус себе позволяет? Подумаешь, цветок с иголками! Другие, наоборот, поддержали ее, признали авторитет. Бузить, само собой, начали кувшинки да лотосы, давно они Царице завидовали: как же, вот ничуть не хуже цветут, и красотой и редкостью удались, а народ ломится смотреть на какую-то там колючку-переростка, которая и цветет-то всего раз в году! Поддержали их лишайники да елки с соснами, у них к человеку свои счеты имелись. Ну а все кактусы, лианы и пальмы за Царицу горой встали. Сначала просто ругались, первенство оспаривали. А потом… Потом началась настоящая война! Кактусы кололи колючками, лианы душили, пальмы кидались орехами. Ели да сосны тоже не отставали, тоже свои колючки в ход пустили, смолой противника клеили да в бассейны к кувшинкам кидали, где те топили противника… Долго война шла. Победила Царица своих противников: как поняли те, что сильнее она, решили сами подчиниться, а то так недалеко и совсем пропасть. Было бы из-за чего! Давно это было, сейчас в саду тишь да благодать, своим хорошо, а чужие давно знают – туда лучше не соваться. Ну и мы с тех пор безбедно жить стали: сад охраняет нас, еду дает. Мы его тоже не забываем, ухаживаем, удобряем. И всем хорошо.

Вот такая сказка. Что, говоришь, сам придумал все? Конечно, придумал чуток, кто ж знает, как они там воевали? Но в остальном все – чистейшая правда. А теперь – спать всем! Про черного человека рассказать? Нет уж, сейчас поздно, завтра, все завтра».

Глава первая Хранитель Ее Величества

10 ноября 2033 года, утро. Станция метро Петроградская

Еще сегодня утром Виктор Михайлович Лазарев, Хранитель, второе лицо на станции Петроградская, не мог даже вообразить, что жизнь выкинет с ним такой удивительный финт.

Утро было вполне обычным, и никто бы не сказал, что обратный отсчет уже пошел, часики тикают. И это никоим образом не было связано с тем сном, что привиделся Виктору перед пробуждением. Сон был настолько яркий, всамделишный, что, проснувшись, Хранитель никак не мог прийти в себя: граница между тем и этим миром истончилась, практически стерлась, и было не ясно, пережил он все это на самом деле или только во сне.

* * *

Главная Оранжерея уже светилась ярким пятном в глубине Леса. Царица ждала своих жрецов, верных пажей. Ждала поклонения. Монахи Апокалипсиса встали у дверей Главного Входа. Тишина… Лишь звуки потрескивающего пламени. Царица любит тишину.

Становится темнее. Свет от факелов уже вовсе не разгоняет мрак, Лес будто намеренно сгущает краски, нагоняет таинственности.

Сейчас… Еще мгновенье, и она заговорит, запоет свою песню…

В тишине слышно, как стучат сердца вновь избранных. Вновь представленных… Так было бы правильнее.

Стоп! Вот оно! Зашуршало, словно воды горной реки побежали по высохшему руслу… Царица начала свой монолог. Шум нарастал…

Идеальная, геометрически правильная форма цветка…Кто же тебя создал? Неужели Господь Бог постарался? Иглы начали свой безумный магический хоровод. Цветок раскрыл свои лепестки, словно приглашая к себе, маня, завлекая… Одновременно воздух наполнился сладким до приторности, сводящим с ума запахом…

«Монахи» незаметно натянули на лицо респираторы… Боятся? Вполне возможно. То, что выделывала сейчас Царица, походило на гипнотический сеанс. Хранитель поймал себя на мысли, что и сам непроизвольно сделал несколько шагов в сторону растения…

Что это с ним? Один из юнцов вышел из толпы и медленно пошел в Оранжерею.

Стоять!!! Но слова застряли в горле, а сам он, словно парализованный, не смог сдвинуться с места… Как и все остальные.

Не было криков, пыльца растения – сильный анальгетик, так что жертва, скорее всего, даже не почувствовала боли. Было лишь удивление в глазах, когда иголки рвали на части худенькое тельце…

Обратно шли молча. Кровавое действо, свидетелями которого они стали, на всех подействовало по-разному. Когда прошел паралич, кого-то стало выворачивать наизнанку, кто-то забился в истерике, а кто-то так и остался стоять, оцепеневший от ужаса. Потом, когда первый шок прошел, на смену пришло осознание произошедшего, и юнцы заметно оживились. Еще бы! Смерть прошла совсем рядом, даже задела краешком косы! Но ты жив! И теперь уже не просто избранный, а самый что ни на есть Избранный! Впереди коленопреклонение перед Смотрителем и… Впереди целая жизнь!

До Станции оставалось совсем ничего, как вдруг послышался протяжный вой и рычание. Обычное дело, учитывая близость проспекта. На все, что произошло потом, судьба отвела считанные секунды, растянувшиеся для Хранителя на долгие часы. Как в замедленной съемке.

Вот у одного из юнцов появился в руках клинок… Какая сволочь пропустила его в Лес с оружием?

– Етить!!! – Виктор бросился к парню, понимая, что уже не успеет…

Вот клинок вгрызается в ветку лианы, что метнулась в сторону парня. Брызнул сок, ветка скорчилась от боли, изогнулась, и сразу же Лес пришел в движение. Мальки запаниковали, и вот уже ножи появились в руках еще у двух мальчишек…

– Идиоты!

Все идиоты, дебилы, недоноски! И он дебил! Раз проворонил такое!

Монахи спешно пытались загасить пламя факелов: теперь каждая мелочь могла показаться Лесу угрозой, направленной в его сторону.

Схватив за шкирку ближайшего к нему паренька, Хранитель попытался отнять нож, но не тут-то было: мальчишка извернулся ужом и вырвался, но убежать не сумел, шлепнулся благодаря мастерски поставленной подножке.

– Ах ты, гаденыш! – Хранитель рывком поставил его на ноги, одновременно выворачивая кисть. Нож выпал.

И в этот момент началось… Сначала из глубины леса послышался нарастающий шум. Будто разом зашуршали тысячи листьев. Словно великан отправился на прогулку… Задрожала земля.

– А-а-а… Черт! Что уставились? – рявкнул он на испуганных подростков. – К вестибюлю! Бегом! Быстрее!!!

Солнце еще не встало, и в предрассветном сумраке вход на станцию едва просматривался. Только бы успеть добежать, только бы… Тычки, пинки, пара крепких фраз сделали свое дело: народ наконец-то опомнился. И побежал. Только бы успеть, только бы успеть…

Сзади послышался крик ужаса… И тут же оборвался. Это лианы выхватили из толпы своего обидчика и теперь рвали его на части.

– Не останавливаться! Иначе все тут останемся!

Неожиданно земля под ногами разошлась, словно ее разрезали острым ножом на две половинки. Кто-то успел проскочить, а вот тех, кто остался позади, накрыло листьями папоротника, заглушившего истошные крики о помощи. Корни, словно ножи гигантской мясорубки, рубили и перемешивали то, что еще недавно было человеком…

Последний рывок… Те, кому удалось спастись, вбежали в помещение вестибюля станции. Двери захлопнулись за ними, перерубая корни деревьев.

* * *

Стук в дверь вернул Хранителя в реальность. С минуту он приходил в себя, прогоняя из мыслей остатки ночного кошмара, пока в дверь не постучали еще раз. Уже настойчивее.

– Виктор Михайлович?

Голос был тихий, тон угодливо-подобострастный, казалось, говоривший боялся побеспокоить или, господи упаси, разгневать того, кто находился сейчас в бывшей подсобке, переоборудованной под жилье. Макс… Посыльный от начальства. Виктор вестового недолюбливал, его манеры раздражали, но сейчас этот пидаренок появился очень кстати.

– Сейчас…

Скрипнул диван, щелкнул выключатель… Виктор зажмурился – единственная лампочка под самым потолком горела вполнакала, но после кромешной темноты и этот свет раздражал.

Хранитель накинул куртку, внимательно осмотрел себя в зеркало (редкая вещь, тем более, что не какой-то там осколок, а даже не треснутое целое зеркало в изящной раме) и остался доволен. Пусть афганка и не новая, видавшая виды, но настоящая, и сидит на нем как влитая, и это несмотря на пару-тройку лишних килограммов и небольшой «пивной» животик. Глаза с прищуром. Темно-синие, они замечательно подходят к его темным волосам и бледному лицу. Он пригладил волосы расческой и улыбнулся своему отражению.

Виктор открыл дверь.

Спина парня, покорно ждавшего у порога, согнулась в поклоне. Хранитель не сомневался: в этой позе Максик стоял с того самого момента, как стукнул ему в дверь. Любит парень вылизывать чужие попы, особенно если это попы начальственные. Что ж, каждый делает карьеру, как может. Ну да и пес с ним, с этим Максом, его половая трагедия.

– Роман Ильич просил вам передать, – парень сделал шаг, намереваясь войти внутрь.

– Не нужно, я сам.

Виктор решительно взял поднос. Ого, тяжеленький. И что там у нас?

– Роман Ильич просил передать, что это Ваш завтрак, и что на сегодня он отменил Совет, можете приходить прямо на церемонию.

А вот это – сюрприз! На подносе, помимо праздничного набора, который полагался всем, стояла кастрюлька с гороховой кашей – завтрак.

Виктор снял с подноса салфетку. Настоящую, с вышивкой по краю, чисто выстиранную, подкрахмаленную и поглаженную. Ну, Роман Ильич… Пустячок, а приятно. Интересно, он изображает заботу или вот на самом деле такой радетельный? Сам Хранитель не доверял начальнику ни на йоту: слишком много между ними всего, слишком все запущено. Он сам, будь он на месте Романа Ильича, попытался бы от себя избавиться. Только, как говорила покойница бабушка, – бодливой корове бог рога не дал: руки у начальничка связаны, да еще и как крепко-то. И досточтимый Роман Ильич про это очень хорошо знает. Хотя… Может, Виктор все это придумал, и Ромаша в Хранителе души не чает? Да только ему-то, Виктору, какое до этого дело? Смотритель мешает ему – это главное.

Мысли о том, что его недооценивают, появились совсем некстати и изрядно подпортили Хранителю аппетит. Они, мысли эти, не были неожиданными или новыми, наоборот, изводили Виктора с тех самых пор, как он осознал себя именно тем, кем и являлся на самом деле – истинным хозяином станции, тем, от кого зависит благополучие, да и сама жизнь в этой богом забытой дыре. Хранителем.

Проклятый червяк! Засел внутри и гложет, гложет. И плевать ему на все уговоры – убеждения, что на славу падки лишь дурачки, что истинная власть не любит публичности, что глупо обижаться, что тебе не воздают должных почестей. У червяка своя логика: вот, смотри, эти люди обязаны тебе всем, а благодарности от них никакой. И все потому, что тогда, пятнадцать лет назад, один из вас – Роман Ильич – уже был начальником станции, а второй – это ты, господин-товарищ Лазарев, – всего лишь Витькой, Виктором или, для своих, Ботаником, Ботаном, студентом-недоучкой с подмоченной репутацией.

* * *

Как ни старался Хранитель тянуть время, смаковать каждый кусок нехитрой еды, с завтраком он все равно покончил быстро. Так же быстро исчезли с подноса и деликатесы.

Но на подносе помимо всего стоял еще и небольшой щербатый чайник! И Хранитель знал, что туда налито.

– Кофе, – он блаженно зажмурился.

На Петроградской не голодали. Да, еда была не бог весть какая, и рацион скудненький, но Ботаничка исправно снабжала их почти всем необходимым, только вот настоящий, довоенный, кофе, как и чай, были редкостью. Может, и росли они когда-то на территории Сада, но, наверное, просто не сумели приспособиться к новым условиям. По крайней мере, ничего даже отдаленно похожего на чайные кусты или кофейные деревья Виктор на территории Ботанички не встречал, поэтому обходились, как все, тем, что принесут сверху, или травками. Давно еще, лет пять назад, петроградцам повезло набрести на нетронутый продуктовый склад. Хорошо они тогда поживились, но все уже закончилось, а вот кофе – остался. Ильич, тут надо отдать ему должное, распорядился выдавать его только по большим праздникам. И сам, насколько верным было сарафанное радио, служебным положением не пользовался и в обычные дни к напитку – ни-ни.

Больше так вот не везло, кофе, в зернах или растворимый, попадался, конечно, но не такими огромными партиями. Да и качество оставляло желать лучшего.

Глава вторая День Первого Цветения

10–11 ноября 2033 года. Станция метро Петроградская, Ботанический сад

Виктор посмотрел на часы (еще один, помимо зеркала, раритет, привет из прошлого мира). До начала церемонии два часа. Может, заскочить в лабораторию? Поколдовать немного? Или хоть почитать ту книгу, что вчера принес ему Кот? Не болтаться же, на самом деле, эти два часа по платформе? И у себя в четырех стенах сидеть тоже не хотелось.

Вообще-то Хранитель любил гулять по станции, но только ночью, когда можно было насладиться тишиной. Тут никогда не было архитектурных излишеств – белые стены, белый же потолок, черные двери, отделяющие платформу от путей. Торжественно и очень интеллигентно. Пусть сейчас Петроградская выглядела совсем не так, как в лучшие свои годы: и стены, и потолок потемнели, вернуть им прежнюю белизну не смогла бы даже самая тщательная уборка; разномастные, штопаные-перештопаные палатки, «домики» из досок в один-два этажа, веревки с выстиранным бельем – ничего из этого не прибавляло ей красоты, но это был его дом, и, если присмотреться, в этом кажущемся хаосе был свой четкий порядок. В каком-то смысле им повезло: в момент катастрофы на станции навечно остановились оба поезда, и двери к путям оказались открыты. Начальство сразу решило, что отдавать вагоны под жилье будет слишком жирно, поэтому их приспособили под хозяйственные нужды, школу и медпункт. Да и к лучшему: Хранитель вот вообще не представлял, как можно жить в вагонах, если двери в них никогда не закрывались.

Петроградская, обычно полутемная и полупустая, на редких гостей производила впечатление неухоженной и малообитаемой. Это до Катастрофы станция была фактически в центре города, а сейчас она оказалась на периферии Большого метро, до которого теперь было как пешком до Парижа (или раком до Пекина, кому как больше нравится) в прежние времена, если учитывать все прелести подобного путешествия верхом. Да и под землей было не легче: путь преграждала затопленная Горьковская. А дальше по ветке на север и вообще было невесть что. Недостроенный туннель от Выборгской через Сапсониевскую и Ботаническую был чистым и безопасным, но пользовали его мало: кому надо переться сюда, на край географии? Разве что челнокам, но и то своим, проверенным, которые знают, что тут можно взять, что продать. Среди остальных станция слыла мало что бедной, а еще и с обитателями, которые немного «ку-ку». Ну, не совсем обычные. Конечно, веганцы тоже были не совсем обычными, вроде, по слухам, и вовсе не люди. А вот эти как бы и не отличались ничем, но уж больно тихие, а в тихом омуте, все знают, черти водятся.

Обитателям Петроградской такая слава была на руку. мало кому из посторонних было известно, что и бедность, и темнота, и неухоженность – лишь ширма, мимикрия, защитная реакция. Вместе с товарами челноки приносили и новости о Большом метро. Событий было много, но до жути однообразных, умещающихся в одно слово: война. За ресурсы, за пространство. За право жить. Нет уж… Пусть все будут уверены – взять с них нечего, а сама станция, как территория, пригодная для жизни, не стоит и капельки тех усилий, что надо потратить на ее завоевание. Слава Царице!

Совсем иное – День Первого Цветения. Посторонний немало бы удивился тому чудесному преображению, которое произошло и со станцией и с ее обитателями. Петроградская благоухала, причем в прямом смысле: Ботаничка поставляла людям не только необходимые продукты, но и цветы. В обычные дни в них надобности не было, но этот день был особенный. И как в прошлом украшали храмы на великие праздники, так и сейчас украшали станцию, превращая ее в своеобразное Святилище. Посвященное ей, Царице. Сам предмет поклонения, вернее, его изображение, красовался на стене, и был по данному случаю отмыт от вездесущей копоти. От грязи и копоти были отмыты и обитатели Петроградской: банный день накануне праздника был обязателен для всех без исключения. И последний штрих: лампы, обычно горящие вполнакала, по случаю праздника сияли на полную мощность.

Конечно же, день был нерабочий, и от людей на платформе было не протолкнуться.

– Виктор Михайлович, идите к нам!

Маша, местная кокетка и красавица. Усиленно строит ему глазки. А что, жених он завидный, при положении. Так что девушку понять вполне можно.

– Машенька, староват я для вашей компании.

Эх, Маша, Маша. Хороша ты, да не наша… Нет среди вас, милые и не очень девушки, для него достойной пары, нет. Не родилась еще. Поэтому с семьей и потомством придется подождать. Только если время провести. Вам-то это, дорогие мои, зачем? Да и ему не особо охота допускать до себя чужих. Раньше для этих целей у него была Люська, Люсинда, незаменимая и всегда верная. Несмотря ни на что. Только нет ее, года три как уже нет. Пропала, и не нашли.

* * *

Импровизированная трибуна буквально утопала в цветах. До праздничного действа оставался еще час с небольшим, но народ уже начал понемногу кучковаться, рассаживаться, кто на принесенные с собой табуреты и стулья, а кто и прямо на пол.

Сценарий торжества был установлен пятнадцать лет назад, и с тех пор не менялся. Сначала на трибуну поднимутся члены Совета, чинно рассядутся по своим местам. Спустя пару минут появится Смотритель. Постаревший и поседевший, чуток обрюзгший, по мнению Виктора – чуток же поглупевший – как-никак, но возраст, почти шестьдесят, удобный для всех начальник Петроградской. Когда-нибудь, возможно, он и превратится в свадебного генерала, но пока еще крепко держит станцию. Смотрителя любят, уважают, к его мнению прислушиваются, поэтому при появлении все (в том числе и те, кто на трибуне) повскакивают со своих мест, приветствуя его. Словно никогда не видели… И Виктор тоже будет хлопать в ладоши вместе со всеми. Хоть при этом и скрипеть зубами от злости и негодования. А потом будет проповедь. Торжественное приветствие, если правильно, но Лазарев предпочитал называть это проповедью. Она затянется не меньше, чем на час: не блиставший в обычной жизни красноречием, тут Роман Ильич преображался. Кто бы сказал, что Смотритель может быть настолько велеречивым? А потом он произнесет свое извечное: «А теперь, дети мои», и начнется представление новообращенных. Это еще с час. И только потом все пойдут на праздничный обед. А он, Хранитель, отправится наверх, в Ботанический сад, отрекомендовать Царице очередное поколение ее верных слуг. И именно ради этого представления и была затеяна вся байда.

На поклон шли те, кому в прошедшем году исполнилось четырнадцать. Кто первый предложил эту идею, Виктор уже и не помнит, но обычай прижился, с его же легкой руки получил громкое название – инициация, вступление во взрослую жизнь, и очень ему нравился. Сам Хранитель бывал в Ботаничке чуть ли не ежедневно, но то была работа. А тут – развлечение.

Все было продумано до мелочей – и маршрут, и оформление действа, и подготовка юнцов к походу. Нужно ли было все это? Хранитель до сих пор не мог ответить на этот вопрос, но от факта, что после похода к Царице люди меняются, никуда не деться.

* * *

Погода была что надо, легкий мороз подобрал воду, что всю последнюю неделю щедро лилась сверху в виде дождя, изредка разбавляемого мокрым снегом. Теперь остатки этого снега блестели по краям замерзших луж, словно крупицы сахара на стакане с коктейлем в прежние времена. Было светло: луна, цыганское солнышко, сияла на полную катушку.

Подростки поеживались от холода и старались не смотреть вверх, где был не привычный потолок, а такое бездонное и страшное небо. Первый шок прошел, и сейчас они активно крутили головами в разные стороны. А посмотреть было на что. О прошлой катастрофе тут напоминали лишь проржавевшие насквозь автомобили на проезжей части Каменноостровского проспекта. Дома на противоположной стороне улицы обветшали и частично разрушились, но скорее от времени и отсутствия должного ухода, нежели от внешнего воздействия, поэтому в неверном свете луны-обманщицы казались живыми. Именно живыми – наполненными жизнью, а не мертвыми коробками, коими были на самом деле. Подросткам было этого не понять, они не видели раньше ничего подобного, а Виктор всегда ждал: вот в глубине какой-нибудь квартиры зажжется свет, потом еще и еще, потом скрипнет дверь парадного… Наваждение. Оно рассеется без следа, стоит только повернуть голову и взглянуть на другую сторону проспекта. Хотя другой-то как раз и не было. От слова вообще. Вместо нее был лес, или, правильнее сказать, разросшийся до размеров хорошего леса Ботанический сад. Медленно, но неуклонно сад отвоевывал у города метр за метром, квартал за кварталом. Лианы, эти ползучие порождения ада, оплетали дома, вырывали оконные рамы, разрезали крыши… Дикий, дремучий, пугающий своей необыкновенной красотой и буйством красок, лес возвращался в свои законные владения. Но теперь он был совсем не тот, что когда-то открылся людям, впервые попавшим на берега реки Карповки. Сразу и не поймешь – то ли рай для ботаника, то ли путевка ему в сумасшедший дом. Линней бы вот точняк умом чокнулся, увидев, как почила в бозе его теория видов. А на пару с ним, однозначно, и Дарвин… Такая вот веселая компания титулованных психов.

Пока сад еще не перебрался через дорогу, видимо проспект был слишком широк для него. Только надолго ли?

Говорят, время движется по спирали. Если так, то эта спираль, в конце концов, получилась дьявольски извращенной: мир вернулся к начальной точке, только на этом уровне природа больше не хочет иметь дело с человеком. Достал!..

* * *

Конечно, можно было вывести группу не на Каменостровский проспект, а через другой выход. Но тогда новообращенным ни за что бы не оценить той первобытной мощи, которую сейчас являл собой Ботанический сад и перед которой они были, есть и всегда будут никто и звать никак.

Хранитель в последний раз внимательно осмотрел отряд, представляющий собой весьма комичное зрелище: богатырским сложением никто из деток не удался, химза была не по размеру, чувствовали они себя в ней явно неуютно, но пыжились изо всех сил, стараясь не показать волнения и страха. Эх, вот ржачно, а смеяться никак нельзя, поймут неправильно: для них-то все очень серьезно и торжественно, вдруг обидятся? А кто знает, может именно эти юнцы когда-нибудь первыми и присягнут ему?

Хранитель отдал команду двигаться, и маленький отряд вступил под покровы Леса. Виктор не раз и не два ходил этим маршрутом, да и вообще в саду проводил чуть ли не больше времени, чем на станции, и каждый раз на память приходил фильм из детства, «Сказка о Потерянном Времени». Тот самый, где дети-старички попали в дремучий волшебный лес. Для него Сад всегда, с самого начала, был таким же волшебным лесом. Тут, посреди чащи он всегда чувствовал себя маленьким мальчиком, беззащитным перед грозной стихией. И обмирал от восторга!

Расстояние, которое предстояло пройти отряду, было не малым, но за свою жизнь люди могли не беспокоиться: нечисть, наводнившая Питер в последние годы, обходила Лес стороной, а если кто и рисковал нарушить его границы, то съедался еще на дальних подступах: орхидеи, наследники наперстянки, достойно продолжали ее кровавое дело.

Виктору нравилось в Лесу. Пожалуй, это был его единственный друг, понимающий и не способный на предательство. И еще: у Леса было одно удивительно свойство – почти всегда приятная, ароматная, чуть прохладная осень. А когда за его пределами бушевала гроза или солнце выжигало все вокруг, тут просто лил дождь или было по-летнему тепло и комфортно. Конечно, все это легко можно было бы объяснить «с научной точки зрения», но тогда бы исчезло ощущение сказки, поэтому Хранитель оставил за собой право просто удивляться, не забивая себе голову ненужными мыслями.

Где-то вдали громко охнула птица, и ей сразу же ответили криками и воем.

Виктор поднял руку, останавливая шествие: правила шоу предписывали нагнать на испытуемых побольше страху. Крики стихли, и отряд продолжил движение. Теперь тишину Леса нарушал лишь шелест листьев под ногами и потрескивание факелов. Факельное шествие – идея неугомонного Смотрителя. Виктор сначала воспротивился: с огнем в лес? Но потом уступил. И не прогадал: все-таки было в этом неровном свете что-то первобытное, дикое, и это как нельзя лучше соответствовало моменту. Потрескивание горящей смолы, длинные тени, угольная чернота за пределами досягаемости огня… Атмосферно! От фонариков такого эффекта не дождешься.

Ильич вообще любил нововведения. Похвально, конечно. Если бы иногда от них, нововведений этих, не тянуло за версту откровенным маразмом. Хотя, что взять с человека, который последний раз был на поверхности как раз два десятка лет назад, перед тем как спуститься в метро на всю оставшуюся жизнь?..

Хранитель специально поставил людей в цепочку: новообращенные должны в полной мере ощутить свое одиночество в этом мире, чтоб потом по достоинству оценить то, что дарует им Царица. Сам он шел замыкающим: проводники тут были не нужны, тропинка была одна, никаких развилок не предусматривалось: везде был непроходимый лес. Впереди шли сопровождающие. В шутку прозванные Смотрителем Монахами Апокалипсиса, они не переставая бубнили одним им известную молитву во славу Царицы. И это опять же было частью ритуала. Текст был произвольным – читай хоть «Отче Наш», лишь бы было непонятно и жутко.

Вопрос, каким путем водить новообращенных на поклон к Царице, не вставал никогда: он, Сад, сам проложил этот маршрут, вернее, оставил для людей тропу, по которой туда можно было добраться. Иногда Хранителю казалось, что деревья читают его мысли, угадывают желания. Разумные растения? Для любого жителя Петроградской в этом не было ничего удивительного, а для Виктора, сына и внука сотрудников Ботанического сада, тем более, но лишь до определенного предела. Поэтому какая-то часть его мозга отказывалась верить, сопротивлялась, не желала признавать эти бездушные палки равными ему, человеку. Только вот как ни крути, это ничегошеньки не меняло!

А посему маршрут от станции до Ботанического сада можно было смело считать совместным творением его, Хранителя, и Леса, и не разобрать, кто из них был в этом тандеме главным.

Избушка на курьих ножках возникла на пути, как всегда, неожиданно. Казалось, дом действительно сказочный, и передвигается по Лесу, как ему заблагорассудится. Он так же, как и все вокруг, был обвит лианами, но совсем не походил на бесформенную кучу из стеблей и листьев. Мощные бетонные опоры, на которых держался дом, окаменелые панцири виноградных улиток, особым образом сложенные у их основания (работа уже не Леса, но людей) – вот вам и полная иллюзия куриных ног. Вьющиеся плети тихонько шевелились, и со стороны казалось, что дом переминается с ноги на ногу. А что если произнести это сказочное: «Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом»? Шальная мысль ушла, как и появилась, оставив послевкусие в виде легкого разочарования: не время для хулиганства, даже такого невинного. Положение, мать его ети, обязывает… Хотя и не только положение. Неизвестно, чем может обернуться подобная шутка, и если поворот огромного дома на сто восемьдесят градусов начисто исключался, то вот появление местной постъядерной Бабы Яги – совсем нет. Кто знает, на какие шутки способен Лес? Захотели поиграться – получите, распишитесь, уплачено. Тем более что дом производил впечатление вполне обитаемого, и если верхние этажи полностью утопали в растительности, то в окошках первого на «подоконниках» стояли «цветы в горшках», тихонько, как от легкого ветра, колыхались лианы – «занавески». И… «гвоздь программы»: массивные «дубовые» двери-ворота, увитые хвощем-хамелеоном, – его стебли и листья не только постоянно меняли цвет, но еще и люминесцировали в придачу. Эффект получался убойный: казалось, что двери открываются, а некоторые с испуга умудрялись еще и услышать поскрипывание несмазанных петель. Конечно, никаких ворот тут не было и в помине, по крайней мере, в тот момент, когда дом строился и сдавался в эксплуатацию. И Хранителю очень бы хотелось так думать. Но кто за это поручится? Кто скажет, что створки дверей, которые с успехом изображает дуб-пластун, не откроются со скрипом и незабвенная Баба Яга не появится на крыльце?.. Игра воображения? А может быть, реальность? Хранитель передернул плечами: уже сколько раз он проходил тут, но привыкнуть к зрелищу и относиться к нему спокойно, без мурашек, не мог.

Мужчина посмотрел на юнцов. Те, плотно прижавшись друг к другу, не отрываясь смотрели на Избушку. Зацепило… Виктор позволил себе улыбнуться.