Мозг вне возраста. Протоколы и свидетельства людей, победивших Альцгеймер E-Book

Дэйл Е. Бредесен

• Herausgeber: АСТ
• Kategorie: Ratgeber
• Serie: Достоверная медицина
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2023

Seitenzahl: 284

Beschreibung

В книге собраны личные истории людей, которым поставили диагноз «болезнь Альцгеймера» и которые смогли излечиться от ее симптомов. Герои книги расскажут, какую роль в лечении играет метаболизм, физическая нагрузка и диета. На какой стадии болезни еще не поздно начать лечение? Какие исследования нужно пройти перед тем, как приступить к лечению и можно ли победить наследственную предрасположенность к болезни Альцгеймера?

Leseprobe

Дэйл Е. Бредесен Мозг вне возраста. Протоколы и свидетельства людей, победивших Альцгеймер

© Д.Бредесен, текст, 2021

© И.Мизинина, перевод, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

* * *

Эта книга посвящена Деборе, Кристин, Джулии, Марси, Салли, Эдварду и Фрэнку: ваши смелость, усердие и широта взглядов проложили дорогу для того, чтобы выжили миллионы, – спасибо вам от всех нас.

Ни издатель, ни автор не дают профессиональных советов и не предоставляют услуг заинтересованному читателю. Идеи, процедуры и предложения, содержащиеся в этой книге, не имеют своей целью замену консультации у вашего врача. Все, связанное с вашим здоровьем, требует медицинского наблюдения. Ни автор, ни издатель не несут ответственности за любой вред, якобы нанесенный какой-либо информацией или какими-либо предложениями, содержащимися в этой книге.

Введение. Сложности перевода

Если вы хотите идти быстрее, идите один.

Если вы хотите идти дальше, идите вместе.

Африканская пословица

Представьте себе, будто вам сказали, что у вас болезнь Альцгеймера. Поскольку это довольно распространенное заболевание, есть большой шанс, что это случится с кем-то, кого вы любите или кого люблю я. Теперь представьте, что вместо заключения о том, что надежды нет, вам говорят, что это легко лечится и что вы не утеряете нормальных когнитивных способностей. Более того, ваши дети будут уверены в том, что они сами, их дети и все последующие поколения вашей семьи могут избежать болезни Альцгеймера. Такой поворот судьбы изменит всю вашу жизнь и отразится на последующих поколениях. Это и было целью перевода исследований, которыми мы с коллегами занимались более тридцати лет, в терапевтический подход.

Вы помните, когда вы впервые услышали о неизлечимой болезни, которая наконец стала излечимой? На протяжении своей истории мы, люди, побеждали одну болезнь за другой часто с помощью биохимических исследований, иногда изучая разрозненные сообщения о клинических случаях в традиционной медицине, а также посредством прочих вещей, связанных со слепой удачей. Однако вне зависимости от методики каждая победа над болезнью сначала кажется чудом: смертельный приговор вдруг отменяется для тысяч или даже миллионов людей, – каждый получает надежду на выздоровление и на будущее. События такого рода символизируют один из наиболее приятных аспектов того, что значит быть человеком, и они никогда не перестают вдохновлять меня.

В 1940-х годах у подростка Наджива из индийской деревни вдруг началась лихорадка, возникла головная боль, и он впал в бессознательное состояние. На повозке, запряженной волами, его отвезли в город, где доктор поставил диагноз: бактериальный менингит. В то время считалось, что это заболевание быстро приводит к смерти. Однако на сей раз доктор сказал родителям Наджива: «Еще неделю назад я ничего не мог бы сделать для вашего сына, но из Англии только что прибыло новое лекарство. Называется пенициллин». Наджив полностью вылечился, и это более чем важно для всех нас: его сын сейчас один из самых талантливых из всех известных мне исследователей в области биомедицины, работа которого дает надежду на эффективное антивирусное лечение – не только COVID-19, заражение которым сейчас приобрело масштаб пандемии, но и других последующих коронавирусных пандемий. Это блистательный успех в деле спасения жизни на Земле.

Разработка Эдвардом Дженнером первой вакцины против оспы (считается, что Дженнер спас больше жизней, чем любой другой человек в истории человечества), или открытие Бантингом и Бестом инсулина (что спасло миллионы людей с диабетом), или применение Дэвидом Хо тройной терапии для эффективного лечения ВИЧ – каждый из этих первооткрывателей отвоевал надежду у безысходности, каждый оказал влияние на реальность, в которой мы живем изо дня в день, создал бесконечные возможности, прежде не существовавшие, и безвозвратно изменил будущее.

Семерых излечившихся, о которых вы прочитаете в этой книге, тоже можно назвать первооткрывателями.

Вы услышите рассказ Кристин – самого первого человека, который принял наш протокол («нулевой пациент»). Она видела, как мать скатывается в деменцию, и доктор тогда сказал Кристин, что ее ожидает та же судьба, а надежды на лечение нет. Что чувствует каждый из нас, слыша такие слова от врача?

Вы прочитаете рассказ Деборы, которая страдала, наблюдая за тем, как ее любимые отец и бабушка умирают от Альцгеймера, а затем она пережила настоящий ужас, заметив у себя те же симптомы и задумавшись о том, что́ унаследуют ее дети.

Вы узнаете об Эдварде, которому сказали, что нужно закрыть бизнес и привести дела в порядок.

И о Марси, у которой скопилось множество штрафов за парковку, потому что она не могла вспомнить, как оплачивать ее в паркоматах.

И о медсестре-инструкторе Салли, которая рассказывала студентам, что эффективного лечения от болезни Альцгеймера не существует, а затем сама заболела и не дала положительных результатов, участвуя в испытании лекарственных препаратов.

И о Фрэнке, который планировал написать книгу, хронологически фиксирующую его собственный путь к деменции.

И наконец, о Джулии, которая спросила опытного невролога, не может ли тот помочь ей избежать ухудшения в будущем, и услышала: «Удачи вам в этом».

Мысли, волнения, эмоции и окончательный триумф, испытанные выжившими, описаны здесь с такой глубиной чувств, которую способны передать лишь те, кто перенес заболевание и смог это выразить.

Все эти первооткрыватели всё еще участвуют в испытании. Они прошли позитронно-эмиссионную и магнитно-резонансную томографии, изучили истории своих семей и прогнозы докторов, пытливых и неленивых, которые помогли им найти новое решение, выявив скрытые причины когнитивного упадка и проявив настойчивость в соблюдении лечебного протокола.

Благодаря этим первым излечившимся сейчас виден путь для миллионов нуждающихся как в профилактике, так и в лечении когнитивного упадка. Наши первооткрыватели меняют наш образ мысли относительно заболеваний такого рода, наше отношение к предотвращению и лечению болезни Альцгеймера и предшествующих ей состояний, таких как УКН (умеренные когнитивные нарушения) и СКН (субъективные когнитивные нарушения).

Но почему мы шли к этому так долго? Болезнь Альцгеймера была впервые описана в 1906 году, однако первые люди, выжившие после лечения, появились лишь в 2012 году, то есть столетие спустя. Почему так поздно? Фундаментальная разница между тем, как пациентов лечили с 1906-го по 2012 год (к несчастью, этим методом в основном всё еще пользуются до сих пор), и тем лечением, которое применяли ко всем выздоровевшим, очевидна: при всех прежних курсах лечения пациенты получали жесткое предписание принимать препарат арисепт (Aricept), который никак не влияет на причины, вызывающие когнитивное расстройство.

В противовес этому каждого преодолевшего болезнь Альцгеймера и исследовали на наличие факторов, вызвавших само заболевание. Затем для влияния на эти факторы был разработан индивидуальный, точный медицинский протокол, названный нами РеКОД (ReCODE) (для лечения когнитивного упадка).

Некоторые пациенты имели не выявленные инфекции. Например, у Марси, как вы узнаете из ее истории, была не выявленная инфекция от укуса клеща – довольно распространенного вида Ehrlichia, – и лечение ее наряду с другими множественными факторами оказалось важным для получения отличного результата. Салли подвергалась воздействию микотоксинов (токсинов, которые производят некоторые виды плесени), и устранение их стало существенной частью успеха.

Каждый из излечившихся, голос которых вы «услышите», имел разный набор факторов, поэтому оптимальный протокол для всех тоже был разным.

Понимание того, что сложные хронические заболевания, такие как болезнь Альцгеймера, нужно лечить, исследовав все скрытые факторы, кажется очевидным. Попытки лечить болезнь Альцгеймера вслепую подобны попыткам посадить космическую капсулу на Луне, задав ей произвольное направление и скрестив пальцы. Однако в этом и заключается стандартная методика многих центров по лечению Альцгеймера во всем мире. Почему?

Ответ содержится в африканской пословице: «Если вы хотите идти быстрее, идите один. Если вы хотите идти дальше, идите вместе». Это прекрасный совет во многих случаях, но что будет, когда вы идете вместе и вам, действительно, нужно пойти далеко, а вы идете в неправильном направлении? Тогда вы вместе окажетесь от цели дальше, чем были в начале пути, и будете уходить от нее всё дальше и дальше. К тому же проблему усугубляет то, что группа, с которой вы вместе двигаетесь, пытается убедить себя, что идет в правильном направлении, несмотря на все доказательства того, что это не так. Более того, все члены группы связали источники своего существования с этим неверным направлением: с поисками основного финансирования, с разработкой лекарств, с успехами фармацевтики, с важными для карьеры публикациями, с биотехническими открытиями, с получением грантов, с культом самовосхваления и т. д. И курс фактически невозможно изменить. То, что в идеале начиналось как наука и медицина, трансформировалось в политику, а в политике правда – слабое оружие.

Есть хорошая новость (на самом деле очень хорошая), которая заключается в том, что исследование, на котором основывается лечение болезни Альцгеймера, является фундаментальным, воспроизводимым и даже элегантным. О патологии, эпидемиологии, микробиологии и биохимии болезни Альцгеймера известно много, и эти сведения опубликованы в более чем 100 000 биомедицинских докладах. А потому у нас есть инструменты, необходимые для игры в шахматы с дьявольским Альцгеймером: исследования основательны, данные точны, следовательно, мы много знаем о стратегии дьявола и его ходах, но перевод всех этих данных в эффективное лечение и профилактический протокол оборачивается неудачей. К несчастью.

Поскольку мы все последовали этим необдуманным путем, в стороне осталось целое поле методов лечения Альцгеймера и рекомендаций по профилактике заболевания! Эксперты советуют нам не проверять свой генетический статус в отношении ApoE4 – самого распространенного генетического риска для болезни Альцгеймера, потому что мы все равно не можем с этим «ничего» сделать. Но спросите более 3000 человек на веб-сайте ApoE4.Info, которые делятся своими стратегиями по профилактике (подавляющее большинство их являются теми или иными вариантами разработанного нами РеКОД-протокола). Эксперты утверждают, что «ничего нельзя предотвратить, повернуть вспять или задержать в болезни Альцгеймера». Однако прошедшие экспертную оценку публикации множества групп противоречат этому утверждению[1].

Нам говорят, что легкие когнитивные проблемы – это «скорее всего, не Альцгеймер, поэтому не стоит волноваться… а если у вас болезнь Альцгеймера, то с этим все равно ничего нельзя сделать, поэтому нет смысла обращаться к врачу в начальной стадии». А делать нужно наоборот: на самом деле скрыто протекающие изменения в нашем мозге начинаются за двадцать лет до диагностирования болезни Альцгеймера, и есть огромное количество мер, которые можно предпринять как для профилактики, так и для излечения – именно это и доказали перенесшие заболевание. Чем раньше вы начнете, тем быстрее достигнете улучшений. И даже если вы ощущаете легкие когнитивные расстройства, не связанные с Альцгеймером, вы, конечно, все равно захотите успешно излечить их!

Итак, многим из нас говорили, что проблемы с памятью – это «просто часть нормального старения», а это позволяет болезни Альцгеймера незаметно подкрасться и задерживает крайне необходимое лечение. Доктор обычно каждый год говорит: «Приходите через годик, вы в порядке», пока наконец однажды он не заявит: «О, это болезнь Альцгеймера, у нас нет от нее лечения, кроме таблеток, которые не помогают». Я настойчиво подчеркиваю: когда у вас правильная профилактика или лечение, ваше старение не сопровождается когнитивными проблемами. Так называемая «возрастная потеря памяти» означает, что что-то идет не так. Сейчас мы умеем выявлять факторы и эффективно работать с ними – раньше и лучше – и сделать деменцию редким заболеванием, каким она и должна быть.

Убеждение в том, что потеря памяти – это просто часть нормального старения, настолько распространено, что тормозит диагностику и ведет к заблуждению: один из пациентов, который пришел ко мне с «проблемами пожилого возраста», сам был отличным доктором, у которого оказалась болезнь Альцгеймера, подтвержденная позитронно-эмиссионной томографией (ПЭТ) амилоида, ПЭТ фтордезоксиглюкозы (ФДГ) (анализ, измеряющий потребление глюкозы мозгом), магнитно-резонансное исследование (МРТ), а также изученная семейная история и генетическая предрасположенность к ApoE4. Несмотря на все эти данные, ему сказали, что у него просто легкие изменения в памяти, связанные с возрастом! Однако его анализы показали, что если мы не начнем эффективного вмешательства, то он окажется в доме престарелых. Слава богу, сейчас он в порядке.

Эксперты, утверждающие, что нет смысла проверять нашу генетику, поскольку с этим ничего не поделаешь, и что потеря памяти – это всего лишь часть нормального старения, как правило, не говорят нам, пожалуй, самого важного: детям любого, кто страдает от потери памяти, жизненно необходимо пройти обследование по достижении ими возраста сорока лет и начать следовать целевому профилактическому протоколу, так чтобы предотвратить потерю памяти в последующих поколениях. Но когда в последний раз ваш доктор объяснял вам это и предлагал всем вашим детям пройти обследование?

Все, что касается оценки, профилактики и лечения когнитивных нарушений, находится где-то на задворках, и не только наши доктора не говорят нам об этом, но и мы сами не реагируем на это. Не могу сосчитать, сколько раз я слышал от пациента: «Да я еще ничего, вот мой супруг/супруга осознает себя не так хорошо». Есть старая шутка об одной пожилой паре. Муж по имени Боб говорит жене Сейди: «Я крайне обеспокоен твоей памятью, поэтому хочу устроить для тебя проверку. Пойди на кухню и приготовь мне глазунью из двух яиц, хашбрауны, три кусочка бекона и чашку черного кофе». Сейди смеется: «Это же легко», – и спешит на кухню. Боб слышит, как гремят сковородки и кастрюли, а через пятнадцать минут появляется Сейди с гордым видом несущая вазочку с парфе, затейливо украшенным взбитыми сливками и орешками. Боб бросает на жену недоуменный взгляд и произносит: «Э, да ты забыла вишенку!»

Итак, если вы вместе с супругом (или супругой) страдаете потерей памяти, это не означает, что вам не нужно обследоваться, это означает, что обследоваться необходимо обоим! И представьте себе: пары, в которых оба соблюдают протокол, часто помогают друг другу в этом, облегчая друг другу лечение.

Эксперты также заверяют нас, что «вот-вот появятся многообещающие препараты». Мы слышим об этом в течение десятилетий: в 1980-м нам говорили, что к 1990 году уже будет эффективное лекарство, в 1990 году нам говорили, что что-то выпустят к 2000 году и т. д. Свыше четырехсот клинических испытаний провалились. Поскольку общий курс взят на амилоид, который накапливается в мозге у пациентов с болезнью Альцгеймера, миллиарды долларов тратятся на разработку и тестирование антител («маб» – сокращение для моноклональных антител[2]), которые уничтожают амилоид. Препараты такого рода один за другим терпят неудачу, не улучшая интеллектуальные способности пациентов с болезнью Альцгеймера: бапинейзумаб (Bapineuzumab), соланезумаб (Solanezumab), затем гренезумаб (Crenezumab), гантенерумаб (Gantenerumab) и самый новый – адуканумаб (Aducanumab).

Многие годы адуканумаб считался самым многообещающим лекарством для лечения болезни Альцгеймера, и это привело к повышению стоимости акций выпускающей его фармацевтической компании «Биоген» (Biogen) на миллиарды долларов. Это неудивительно, потому что по-настоящему успешный препарат от болезни Альцгеймера (в котором, бесспорно, есть крайняя необходимость), вероятно, и должен быть лекарством на сто миллиардов долларов. Однако в какой момент финансовые ставки стали такими высокими, если выводы и анализы, требующиеся для установления точных результатов у пациентов, весьма туманны? В какой момент прибыль от продажи препарата обернулась крахом для пациента? Вы можете судить об этом сами: после провала двух клинических испытаний FDA[3] (Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов в США) отказалась одобрить адуканумаб. Обычно этот факт означает прекращение применения, как это уже было со многими другими препаратами. Но очень трудно не принимать во внимание возможность получения ста миллиардов долларов, поэтому специалист по статистике, нанятый компанией «Биоген», «пересмотрел» данные. О чудо! Статистик «Биогена» обнаружил то, чего не заметили внешние, независимые статистики: адуканумаб все же следует одобрить. (Вскоре после «пересмотра» статистик ушел из компании. Он заявил, что никакого «пересмотра» не делалось.)

Почему же решили, что лекарство нужно одобрить? Явно не потому, что оно воздействовало на интеллектуальные возможности пациентов: никто и не предполагает, что адуканумаб улучшает состояние у пациентов с болезнью Альцгеймера. Аргумент заключается в другом: возможно, оно слегка замедляет когнитивные ухудшения. В одном из исследований оно не дало эффекта и в другом тоже, однако в третьем исследовании при определенной дозе оно все же вызвало замедление упадка. Таким образом, лекарство не имеет или почти не имеет эффекта. Однако этого оказалось достаточно, чтобы компания «Биоген» начала активно действовать. Я имею в виду ее требование, чтобы FDA пересмотрела свое решение.

FDA согласилась с требованием «Биогена» о пересмотре, но еще до ознакомления ее специалистов с внешними обзорами, FDA выпустила заявление, подобное дымовому сигналу, где говорилось о том, что лекарство будет одобрено, потому что «существуют серьезные доказательства эффективности применения, позволяющие поддержать одобрение»[4]. Как вы отлично представляете, акции «Биогена» взлетели, прибавив двадцать миллиардов долларов к стоимости компании! Однако всего через два дня (едва успели испариться пузырьки от шампанского) группа экспертов не присоединилась к требованиям «Биогена» и резко раскритиковала FDA за «дымовой сигнал», который указывал на грядущее одобрение; члены группы в подавляющем большинстве проголосовали за то, чтобы рекомендовать FDA отказаться от одобрения препарата. Это привело к падению акций «Биогена» на 30 %, а стоимость компании снизилась на девятнадцать миллиардов долларов. С такими огромными финансовыми потерями (а они были еще и до получения результата в отношении того же препарата) адуканумаб угрожает стать Берни Мейдоффом среди лекарств от болезни Альцгеймера[5].

Если вы думаете, что заявление FDA о будущем одобрении, сделанном до того, как специалисты занялись анализом, плохо пахнет, то приготовьтесь нюхать нечто еще более неприятное: сделав неожиданный шаг, FDA, которое обычно выпускает два разных обзора по каждому препарату-кандидату (один от самого FDA – с претензией на беспристрастность, конечно, – другой от компании, явно заинтересованной в одобрении), соединила эти два отчета в один! Такой ход заставляет хохотать и качать головой даже видавших виды торговцев подержанными автомобилями.

Но и это еще не все: несмотря на явно негативные рекомендации экспертов, провалившиеся испытания и предыдущий отказ, FDA все еще может одобрить адуканумаб (да, вы всё правильно прочитали), игнорируя серьезную критику группы экспертов. На самом деле некоторые организации выступают за одобрение, несмотря на отсутствие доказанной эффективности; как говорится: «Окей, я знаю, что этот парашют не раскроется, но я хочу взять его в любом случае. И я заплачу за него сто миллиардов долларов».

Как это ни странно, но антитела, предназначенные для снижения уровня амилоида, могут стать довольно ценным компонентом в лечении болезни Альцгеймера, если их использовать совершенно по-другому: вместо того чтобы пытаться убрать амилоид, не устраняя при этом различные факторы, которые заставляют мозг его вырабатывать – хронические инфекции, предиабет, повреждение сосудов, токсины и т. д., – использовать антитела для снижения амилоида после устранения этих различных факторов и оптимизации метаболизма. Вот тогда это имеет смысл.

Как вы видите, преобразование исследований болезни Альцгеймера в эффективное лечение и профилактику не удалось, и по этой причине рекомендации для тех, кто находится в группе риска или уже имеет симптомы, имеют мало смысла. Будущее предполагает фундаментально иной подход, направленный на определение всех факторов, способствующих когнитивному упадку, и затем ведущий к выработке персонализированной и точной медицинской методики. Этот подход дал результат у первых переживших болезнь, количество которых сейчас исчисляется многими сотнями. Раньше я не предлагал этот новый подход и не отвергал классические методы работы с болезнью Альцгеймера, но после тридцати лет исследований мне стало ясно, что старый подход не имеет смысла.

Урок Диснейленда

Поступив в колледж, я восхищался мозгом и, изучив его анатомию, психологию и химию, захотел понять, как заболевания вроде Альцгеймера, Паркинсона или Хантингтона влияют на его нормальную работу. Когда мозг подвергается влиянию различных болезней, то в работе нашей нервной системы начинают происходить удивительные вещи: некоторые люди полностью теряют способность засыпать – это спорадическая фатальная инсомния; другие двигают конечностями во время сна, часто травмируя при этом супруга, – это поведенческое расстройство быстрого сна; у третьих вдруг развивается убеждение в том, что кто-то заменил ее/его супруга/супругу, – это синдром Капгра.

На самом деле медицинское образование убеждает в печальной реальности работы с пациентами, имеющими заболевания мозга. Термин «врачеватель» с трудом можно использовать в неврологии, ведь доктор здесь чаще всего ставит диагноз, а не лечит. Медицинская школа по акушерству дает нам счастливых матерей и чудесных малышей; торакальная хирургия исцеляет сердце; и даже в онкологии есть люди, излечившиеся от рака. Но я понимал, почему мои одногруппники не хотели становиться неврологами: быть врачом-мозговедом – на 99 % значит не лечить людей, а ставить диагнозы, знание которых не поможет им избавиться от болезни Альцгеймера, болезни Лу Герига, лобно-височной деменции и т. д. Мы беспомощно наблюдаем, как прямо на наших глазах сбой в работе нервной системы лишает пациента его личности. Стало ясно, что самые большие неудачи медицины связаны с этими нейродегенеративными заболеваниями. Я надеялся, что, став ученым в области неврологии, я больше узнаю о них и пролью немного света на причины их возникновения.

Парадоксально, но специалисты в области неврологии учили меня готовиться к неудачам. Они просто повторяли, как попугаи: «При болезни Альцгеймера ничего нельзя предотвратить, излечить или приостановить». И это считалось фундаментальным принципом, который не оспаривался. Греческий философ Эпиктет говорил: «Невозможно начать изучение того, что, как ты думаешь, уже знаешь». Таким образом, мы концентрировались на диагностике, на нейроанатомии и нейрофизиологии, на нейрохимии и нейрогенетике – на всем, за исключением новых подходов в терапии. Со временем я отказался от идеи исцеления и сконцентрировался на желании стать неврологом.

После многих лет обучения я так проникся мыслью о том, что нейрогенеративные болезни являются терминальными и не подлежат лечению, что решил стать экспертом по неудачам. Как говорил Уолт Дисней, есть два типа людей: люди «да, если» и люди «нет, потому что»[6]. Люди «нет, потому что» всегда назовут тебе множество причин, почему новая идея обречена на провал, в то время как люди «да, если» укажут на то, что если вы примете в расчет некоторые особые моменты, то ваша идея, возможно, приведет к успеху. Так родился Диснейленд, так люди высадились на Луну, создали Интернет и совершили другие важные открытия.

Я понимал, что стал человеком «нет, потому что», специалистом, вооруженным мириадами великолепно отточенных, сложных технических и научно запутанных деталей, объясняющих, почему ничего нельзя сделать для тех, кто страдает от болезни Альцгеймера. Я стал посвященным в духовный сан служителем Церкви Нет Надежды. Я объяснял всем страдающим членам семьи, что император Альцгеймер носит одежды невозможности, и, хотя мы не видим его, как профессионал, я могу заверить, что он на самом деле находится здесь. Сказать, что такая работа угнетает, – это ничего не сказать.

Потом я решил отказаться от безнадежности нейродегенеративных клиник (я двадцать лет не принимал пациентов) и учредить лабораторию по изучению фундаментальных биохимических механизмов, ведущих к смерти клеток мозга и синаптических связей. Что идет не так? Как это начинается? Почему болезнь так распространена? У меня была мысль вернуться в клинику, если мы с моей лабораторной группой сможем найти что-то обещающее.

Итак, хорошие и плохие новости одни и те же: поскольку о болезни Альцгеймера опубликовано уже более 100 000 работ, можно, в сущности, отвергнуть любую новую теорию на основании того, что об этом уже говорили. Действительно, почти невозможно выступить с теорией, которая бы соответствовала всем многочисленным данным, которые уже опубликовали. Быть может, Альцгеймер и вправду заболевание, не поддающееся успешному лечению?

Я думал о будущем, о том моменте, когда через пятьдесят или сто лет движения по дороге какая-нибудь группа найдет точную модель болезни Альцгеймера, которая прояснит многочисленные и различные открытия при исследованиях – от эпидемиологических и генетических до патологических – и критически осмыслит и предскажет эффективное лечение, а также объяснит многочисленные неудачи. Что будет у этой группы из того, чего не было у нас? Какой шаблон она сумеет разрушить, который мы не разрушили?

Все предшествующие теории объясняли лишь маленькие фрагменты общей картины (некоторые моменты, связанные с генетикой, что-то из патологии, что-то из эпидемиологии, например), но ни одна не соответствовала вышеупомянутым открытиям. И что более важно, ни одна не привела к эффективному лечению.

Успешная теория, по нашему мнению, должна объяснять:

• Почему существует такое множество факторов риска, казалось бы, не имеющих отношения к болезни: от снижения уровня витамина Д, снижения уровня эстрогена, хронических инфекций, высокого гомоцистеина, сердечно-сосудистых заболеваний, апноэ во сне, систематического воспаления до воздействия ртути и т. д.?

• Почему у некоторых людей образовывается большое количество амилоида, характерного для болезни Альцгеймера, но при этом у них нет когнитивных нарушений, в то время как другие страдают от снижения интеллекта при меньшем количестве амилоида или вообще при его отсутствии?

• Как наличие ApoE4 – генетического риска, характерного для 75 миллионов американцев, – создает такой риск для развития?

• Почему риск развития болезни Альцгеймера резко возрастает с возрастом?

• Почему болезнь Альцгеймера начинается в определенном месте мозга – часто в специфической зоне височной доли – и затем распространяется?

• Почему болезнь Альцгеймера связана с пластичными областями мозга – областями, отвечающими за обучение и память?

• Почему лекарственные препараты не помогают в лечении Альцгеймера?

• И самое важное: как успешно лечить болезнь Альцгеймера?

Включим ускоренную «перемотку» нескольких десятилетий наблюдения за тем, как клетки мозга умирают в чашечках Петри, использования дрозофил для создания «альцдрозогеймера» и трансгенных мышей для создания «мышегеймера», тестирования многих тысяч компонентов для выявления оптимального лекарства-кандидата… Тысячи и тысячи экспериментов, которые привели нас к шокирующим выводам.

Сердце и душа болезни Альцгеймера – ее основная природа – это хроническая или повторяющаясянедостаточность. Не просто недостаточность вроде дефицита витамина С, приводящая к цинге, неправильно свернутые протеины, или амилоид, или тау, или прионы, или активные формы кислорода, – то есть тех медиаторов, ответственных за недостаточность в других случаях, а, скорее, недостаточность нейропластичности сети, что меняет обучаемость и память. Это что-то подобное тому, как вся страна погружается в рецессию: существует много потенциальных факторов, и, чтобы выйти из рецессии, нужно их выявить и устранить.

• Для нормального функционирования нейропластичности сети требуется наличие многих факторов: от гормонов до питательных веществ, от факторов роста до насыщения крови кислородом и энергии; но для эффективной работы нужно также, чтобы отсутствовали инфекции, токсины и воспаление.

• Амилоид и тау, которых обвиняли в болезни Альцгеймера, на самом деле являются частью защитной реакции на проблемы, возникающие из-за недостаточности, и, следовательно, бить по ним лекарствами не поможет, если вы сначала не идентифицируете и не решите различные проблемы и не снизите тем самым недостаточность.

Эти выводы предполагают совершенно иную стратегию, отличную от всего, что использовалось ранее. Вместо лечения одним препаратом, который назначают всем, нам нужно «перевести стрелки»: исследовать каждого человека по всем параметрам, важным для функционирования сети, – гормоны, питательные вещества, инфекции и т. д. И затем лечить то, что оказалось неоптимальным. Так, в 2011 году мы начали первое всестороннее испытание в отношении болезни Альцгеймера. К несчастью, мы не получили разрешения IRB (Институциональный наблюдательный совет, который определяет, можно ли проводить клинические испытания на людях), потому что мы предлагали новый тип клинического испытания, который должен был тестировать алгоритм, персональный подход в зависимости от причины когнитивного нарушения, а не заниматься испытанием одного препарата. Запрет IRB выбил нас из колеи: как мы могли убедиться, что находимся на верном пути?

Вскоре мне позвонил человек, который стал нулевым пациентом. Это было весьма удивительным, поскольку мы не встречались двадцать лет. Однако, несмотря на то, что нулевой пациент – Кристин – жила в тысяче миль от меня, у нее имелся друг из Области залива в Сан-Франциско, который слышал о наших исследованиях. Кристин изменила мир болезни Альцгеймера, и вы прочитаете о том, как она это сделала и как это сделали другие шесть человек, которые расскажут вам обо всем на следующих страницах.

Часть первая. Он больше не звонит по тебе. Первые победившие болезнь Альцгеймера рассказывают свои истории

Глава 1. История Кристин. Ноль лучше, чем ничего

Необходимость есть мать изобретения.

Платон

Отчаяние есть доминатрикс разрушения.

Не Платон

Запись в дневнике, 2011

Я знаю, что сползаю к Альцгеймеру, и я в ужасе. Моя кратковременная память исчезла. Мысли улетучиваются из головы через секунду после их формирования. Я чувствую себя потерянной. У меня комок в горле. Я не могу глотать. В ушах звенит. Легкие перенасыщены кислородом. То, что я вижу эти слова в своем дневнике, говорит о реальности происходящего. Мой мозг покидает меня. Я действительно напугана. Поезд отошел от станции и катится вниз по склону без тормозов.

Я отперла ящик шкафчика и достала пакетик со снотворными таблетками, которые собирала последние два года. Я хранила их в оригинальной упаковке, чтобы следить за окончанием срока годности. Я хотела использовать их, когда придет время. Но нет, еще не время. Мне нужно кое-что сделать перед смертью. Я надеюсь лишь на то, что у меня хватит смелости это сделать и что я сделаю это до того, как перестану помнить, как и когда это сделать.

Я убрала таблетки и заперла ящик.

Этот страшный отрывок из моего дневника напоминает мне о том, как далеко я зашла. Мне больно его читать, но зато он помогает мне концентрироваться на важности следования по нужному пути. Это взгляд на мою историю является доказательством успеха РеКОДа – протокола Бредесена. Без протокола я бы не смогла выразить свои мысли, написать о них и, я уверена, что просто не была бы даже жива сегодня. Рассказ своей истории вызывает у меня смешанные чувства. Я все время откладывала написание его, потому что, вспоминая подробности и особенно переживая все заново, я начинала снова бояться. Несмотря на потрясающий успех в устранении когнитивного расстройства, ужасная мысль о нем сжимает мне горло и не дает дышать. Но у меня есть надежда: если я поделюсь своей историей, она поможет другим и, возможно, рассеет чей-нибудь скептицизм.

По происшествии нескольких недель после записи в дневнике мне стало хуже. Ощущая глубокую депрессию и предчувствуя конец, я позвонила лучшей подруге и рассказала о своих планах. Она знала, что многие годы я ухаживала за матерью, которая вела битву с болезнью Альцгеймера. Она слышала мою клятву о том, что я не заставлю свою семью пройти через это испытание, если у меня разовьется такое заболевание. Услышав мои рассуждения о конце жизни, подруга расстроилась. Она рассказала мне о враче-исследователе в Калифорнии, которого она знала и который работал над лекарством от Альцгеймера. Она связалась с доктором Бредесеном, договорилась о встрече и настояла на том, чтобы я полетела в Калифорнию. Несмотря на скептицизм, я согласилась. Я отчаянно искала способ сохранения мозга.

Институт Бака расположен высоко на холме, откуда виден холмистый пейзаж прекрасного округа Марин на севере Сан-Франциско. Я нервничала. Я не имела представления о том, какое трудное путешествие меня ожидает, но я страстно хотела попытаться сделать что-нибудь, что остановило бы прогрессирование заболевания. Администратор направил меня в кабинет доктора Бредесена. Я взяла с собой маленький блокнот, потому что знала: я забуду все, что не запишу. Я внимательно слушала доктора Бредесена, когда он с энтузиазмом описывал свои исследования – работу, которой он посвятил более тридцати лет жизни. Он спросил меня о моей ситуации и о том, что привело меня к нему. Время пролетело быстро. Мы говорили несколько часов, в течение которых он изложил свою теорию и то, что привело его к недавним открытиям. Сейчас я понимаю это, но тогда мой мозг был слишком поврежден, чтобы усваивать информацию. Однако мне была понятна простая аналогия доктора Бредесена: он сравнил поврежденный мозг с протекающей крышей, в которой имеется тридцать шесть дыр, и их нужно заделать поочередно. Он объяснил, что болезнь Альцгеймера – это не какое-то одно проявление, которое можно вылечить лекарством, это, скорее, комбинация нескольких факторов, которые приводят к заболеванию. Большинство названных им проблем соответствовало моим, правда, в то время о некоторых я даже и не думала. Я сказала доктору Бредесену, что готова следовать его рекомендациям. Я понимала: он – моя единственная надежда. Я вышла из его кабинета, полная энтузиазма, решительно настроенная во что бы то ни стало следовать протоколу. Я была готова начать сейчас же.

В тот момент я не вполне осознавала, что являюсь первым пациентом, испытывающим новый протокол. Я поняла это, когда узнала, что меня называют «нулевым пациентом». Позже появились другие, следующие протоколу, образовалась группа из десяти человек. Девять из нас сумели справиться с когнитивными нарушениями.

По-настоящему успешным является то, что до того дня не существовало никакого лечения когнитивных нарушений при болезни Альцгеймера. В 2014 году доктор Бредесен опубликовал результаты лечения нашей маленькой группы. С тех пор были документально подтверждены сотни случаев успешного излечения с использованием протокола Бредесена. Я горжусь, что была первой!

К концу нашей встречи в моем блокноте были записаны базовые принципы протокола, и я впервые с оптимизмом подумала, что, возможно, в будущем мой мозг заработает. Доктор Бредесен посоветовал мне следовать протоколу под медицинским наблюдением. Это оказалось проблемой. Врачи, особенно неврологи, относились к этому скептически. Обычно их подход к лечению нарушений памяти сводился к выписыванию фармацевтических препаратов, хотя они знали, что эти лекарства не дадут ничего, кроме кратковременного улучшения в каких-то случаях, и во многих вызовут серьезные побочные эффекты. У моей матери арисепт, похоже, привел к ухудшению состояния, а побочное действие было сильным. Я не хотела принимать такие препараты. Более того, к пациентам, отказывающимся пить лекарства и интересующимся альтернативными методиками, доктора часто относятся пренебрежительно, а иной раз и грубо. К счастью, я нашла семейного доктора, который не возражал попробовать протокол. Она также согласилась назначить лабораторные анализы, рекомендованные доктором Бредесеном для отслеживания моего прогресса. Я все время была на связи с доктором Бредесеном. Мы корректировали протокол, когда те или иные пищевые добавки приводили к нежелательным реакциям. Мне делали сканирование радужной оболочки глаза, чтобы определить уровень скопления амилоидных бляшек в мозге. Я сообщала доктору Бредесену, когда определенные виды деятельности, например упражнения и йога, приводили к особенно хорошей сосредоточенности.

Вот еще одна запись в дневнике, сделанная в «темные дни», когда я еще не начала протокол.

Я больше не помню цифры: ни свой номер телефона, ни номер дома, ни дни рождения членов семьи; я часто забываю, какой сейчас год. Мне кажется, что я застряла где-то в конце 1990-х. Вчера я решила, что сейчас 1978 год. Счета остаются неоплаченными, даже когда у меня есть деньги в банке. Моя кредитная история испорчена. Коммунальные службы угрожают прекратить предоставлять мне услуги. Я принимаю глупые решения, неразумно тратя день на ненужные вещи. Поехав ночью на машине, я потерялась. Я забываю имена домашних питомцев. Я ищу выключатель на той стене, где его нет! Я забыла имена внуков. Перед тем, когда они должны прийти ко мне, я подолгу смотрю на их фотографии на холодильнике и повторяю их имена и возраст, чтобы вспомнить, как только они придут. И даже это не помогает. Мой младший внук подбегает ко мне, широко расставив ручки. Я обнимаю его и, к своему ужасу, называю его именем его старшего брата. Я с трудом подбираю слова. Заменяю их более легкими. Я не могу написать слово всего из четырех букв! Я не могу нормально говорить. Я использую не те слова, произнося неправильное, но сходно звучащее слово. Я ношу в сумочке маленький словарик. Мне приходится искать простые, знакомые слова. Я теряюсь, когда еду в знакомые места и часами ищу свою припаркованную машину. Все это ужасно пугает меня.

Вниз, в кроличью нору

Два поразительных события встряхнули меня, показав, что я больше не могу заниматься бизнесом. Я летела в трансконтинентальном самолете. Как обычно, устав, я быстро заснула, но, проснувшись, я не могла вспомнить, зачем лечу в Даллас и кто меня должен встречать. Чем больше я напрягала мозг, стараясь вспомнить, тем больше я огорчалась. Я лихорадочно начала рыться в чемоданчике, чтобы найти разгадку, но там ничего не оказалось. Когда самолет сел, я купила билет домой на ближайший рейс. Через несколько недель после этого случая я находилась в офисе клиента и рассказывала группе о результатах недавней международной оценки. В середине презентации я поняла, что у меня совершенно пусто в голове. Я замерла и не могла вспомнить, о чем говорить дальше. Члены группы вежливо постукивали ручками по столу, и мне это показалось вечностью. Одна женщина попыталась оживить мою память, восстанавливая ход дискуссии. Я омертвела. Я слышала, как кровь громко стучит у меня в голове. Я не могла дышать. Я выскочила из комнаты.

В течение короткого времени я утратила способность понимать технические отчеты, не говоря уже о том, что не могла сама их написать. А ведь я имела репутацию человека, умеющего анализировать и делать работу отлично. Дальше были газеты. Я обнаружила, что перечитываю одни и те же предложения, потому что не понимаю значения того, что только что прочитала. У меня началась глубокая депрессия. Стало ясно, что я уже ни в чем не являюсь экспертом. Я прекратила работать. И я больше не могла читать книги!