Пастух - Итан Кросс - E-Book

Пастух E-Book

Итан Кросс

0,0
5,99 €

-100%
Sammeln Sie Punkte in unserem Gutscheinprogramm und kaufen Sie E-Books und Hörbücher mit bis zu 100% Rabatt.
Mehr erfahren.
Beschreibung

Детектив в отставке Маркус Уильямс мечтал о тихой жизни в провинции... но вместо этого вынужден выслеживать Фрэнсиса Акермана — жестокого серийного убийцу, выскальзывающего из любых капканов и никогда не останавливающегося на пути к очередной намеченной жертве. Но порой монстр — далеко не самое страшное. Идя по следу Акермана, Уильямс случайно узнает о тайной организации, цель которой — без суда и следствия расправляться с особо опасными преступниками. Но разве каждый человек, что бы он ни совершил, не имеет права предстать перед судом? И какую роль участники организации уготовили бывшему детективу и серийному убийце?

Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:

EPUB
MOBI

Seitenzahl: 448

Bewertungen
0,0
0
0
0
0
0
Mehr Informationen
Mehr Informationen
Legimi prüft nicht, ob Rezensionen von Nutzern stammen, die den betreffenden Titel tatsächlich gekauft oder gelesen/gehört haben. Wir entfernen aber gefälschte Rezensionen.



Итан Кросс Пастух

Ethan Cross

THE SHEPHERD

© Aaron Brown, 2011

© Перевод. И. Моничев, 2020

© Издание на русском языке AST Publishers, 2022

* * *

Моей красавице жене Джине посвящается…

От автора

Прежде всего я хотел бы сказать об огромном множестве людей, которые помогали мне и поддерживали меня как в реализации этого проекта, так и в моей повседневной жизни в целом, – их слишком много, чтобы перечислить здесь всех. В первую очередь это моя чудесная жена Джина, которая терпела мои причуды и поддерживала меня в стремлении к исполнению этой мечты. Я также хотел бы поблагодарить других членов моей семьи за их помощь и слова ободрения, в особенности тех, которые стали моими первыми читателями и редакторами (да, Тереза, я упоминаю твое имя, как и обещал).

Но есть еще и большая группа людей в издательском деле, без которых этот проект невозможно было бы осуществить. Если этот роман окажется хоть сколько-нибудь успешным, это станет в большой степени заслугой моего редактора, издателя и друга Лу Ароники, который помог мне поднять мое творчество на новый, более высокий уровень. Спасибо тебе, Лу, за твое терпение и мудрость!

Огромной благодарности заслуживают также мои агенты Дэнни Баррор и Хедер Баррор – за то, что рискнули связаться с никому не известным автором, а еще мой друг и деловой партнер Стэн Тремблей, который помог познакомить с романом «Пастух» широкий круг читателей.

Большое спасибо редактору рукописи Стивену Манчестеру, который осуществил необходимую шлифовку текста. Еще мне хотелось бы поблагодарить своих коллег-писателей, которые помогли мне встать на литературную стезю и отважно двинуться по ней в путь: Джереми Робинсона, Эндрю Гросса, Эйджея Хартли, Джеймса Скотта Белла, Карен Дионне, Джеймса Роллинса, Трэвиса Трэшера, Эндрю Петерсона, Стивена Джеймса, Д. Б. Хенсона, Джереми Бернса, Брайана Уилера и многих других. Я также хочу выразить свою благодарность Международной ассоциации авторов триллеров. Без МААТа, коллективных наставлений и мудрости ее членов я бы и близко не подошел к осуществлению своей мечты.

Большое спасибо также сотрудникам правоохранительных органов в целом, но в особенности тем, кто оказывал непосредственное содействие моей исследовательской работе, в том числе патрульным из штата Колорадо Тому Кирнсу, Дж. Р. Джонсону, специальному агенту по надзору из АТФ[1] Ричарду Чеко. Спасибо за предоставленные записи Рою Хейзелвуду, Стивену Дж. Мичоду, Джону Дугласу, Марку Олшейкеру, Питеру Вронски, Найджелу Кауторну и многим другим, кто помог мне получить представление о мыслительном процессе убийцы.

Я приношу извинения жителям Ашертона в штате Техас, чей городок я сначала сделал объектом литературного вымысла, а потом поджег.

Еще я хотел бы поблагодарить тех двоих людей, которые поддержали меня, когда я еще только собирался провести бесчисленные часы за работой по созданию этого романа, – и в первую очередь моего друга и собрата по литературному труду Брайана Уилера, заставившего меня поверить в себя и свои способности, а также мою бывшую учительницу Нэнси Ванметер, постоянно твердившую мне: «Продолжай писать».

Я наверняка забыл упомянуть кого-то еще, кто оказал мне ту или иную помощь, поэтому я просто говорю спасибо всем этим незаметным героям. Уверен, те, кого я имею в виду, меня поняли. Не вижу ничего плохого в таком способе выражения благодарности – более того, вероятно, он и является наилучшим.

Часть первая. Стадо

Глава 1

Джим Морган смотрел, как отражение проблескового маячка патрульной машины пляшет в оконных стеклах расположенной на отшибе заправочной станции. Он напряг зрение, чтобы разглядеть внутренности здания за странными и зловещими тенями. Хотя в сообщении диспетчера упоминалось лишь об обычном ограблении, иррациональный, но всепоглощающий страх по какой-то причине проник на периферию его сознания. Он не смог бы объяснить, что его вызвало – инстинкт полицейского, интуиция, предчувствие, – но знал: что-то здесь не так. Он сделал глубокий вдох, а потом намеренно долгий выдох и, выйдя из автомобиля, не без усилия отогнал неприятное предчувствие.

Джим отметил про себя отсутствие на небе луны. Темнота казалась плотной, непроницаемой и бесконечной за пределами света, исходившего от патрульной машины, и его отражения в окнах заправки. Создавалось впечатление, что он оказался на самом краю мира и во всей вселенной больше ничего не существовало. Стоило ему перевести взгляд на заправку, как предчувствие снова им овладело.

Он не мог установить источник страха, и это еще больше его пугало. Для Джима наихудшей разновидностью страха был тот, у которого не было определения. Поддавшись беспокойству, он решил было позвонить домой, жене Эмили и их дочери, но, посмотрев на часы, передумал. Он не хотел их будить.

Его напарник Том Делейн спросил:

– С тобой все в порядке? Выглядишь так, словно кто-то помочился тебе в миску с кукурузными хлопьями.

– Я в норме. Давай покончим с этим делом. Мне уже давно пора спать, и я просто хочу поскорее вернуться домой.

Озабоченное выражение не исчезло с лица Тома, но он лишь кивнул и пошел к двери заправки. Ни один из них не достал оружие, поскольку из сообщения диспетчера они знали, что грабитель уже покинул место преступления. Тем не менее необходимо было составить положенный в таких случаях рапорт, да и работник заправки, как им показалось, уж очень торопил с помощью.

Когда они вошли, Джим уловил смутный запах чего-то знакомого, но не смог определить, чего именно. Он отогнал дурные мысли и сосредоточился на стоявшей перед ними задаче. Первым делом он оглядел помещение. Стойка с кассой была расположена у дальней стены параллельно двери. За ней сидел мужчина с темными волосами и холодными серыми глазами. Черная футболка плотно натянулась у него на груди, и под ней угадывалась хорошо развитая мускулатура. Мужчина молчал и лишь равнодушно смотрел на полицейских.

Когда их взгляды встретились, Джим инстинктивно переместил руку поближе к пистолету в висевшей на боку кобуре.

– Прекрасная сегодня ночка, не правда ли? – произнес наконец работник заправки. – Темнота просто… давит. Словно имеет вес.

Джим не мог понять логики заявления, в котором давящая темнота ассоциировалась с прекрасной ночью, и не стал бы доверять человеку, в чьем уме эти два понятия сочетались друг с другом. Но смысл высказывания, очевидно, остался не замеченным его напарником. Том лишь вскинул брови и медленно ответил:

– Хорошо. – И, помолчав, спросил: – Это вы сообщили об ограблении?

– Нет, – ответил мужчина. – Я сообщил об убийстве.

Услышав эти слова, Джим почувствовал, как у него перехватило дыхание. Он положил руку на кобуру, но не стал доставать из нее полуавтоматический девятимиллиметровый «глок».

– Кто убит? – спросил Том.

Заправщик не ответил, и, хотя Джим не мог быть в этом уверен, ему показалось, что на лице мужчины мелькнула едва заметная ухмылка. Вместо ответа работник заправки подался вперед и перевел взгляд на один из проходов между полками с товаром. Джим проследил за его взглядом, и открывшаяся перед ним жуткая картина, застигнув его врасплох, обрушилась одновременно на все органы чувств.

Убитый лежал в конце прохода, раздетый догола. Кровь виднелась повсюду. Многочисленные порезы покрывали все его тело, но самые глубокие колотые раны были сосредоточены вокруг сердца, легких и половых органов. Глаза были выколоты.

Без дальнейших колебаний оба полицейских выхватили оружие и нацелили его на странного человека за стойкой. Том сделал шаг вперед и велел:

– Положите обе руки так, чтобы я мог их видеть.

Подозреваемый даже не попытался вынуть руки из-под стойки. Единственным его движением стало появление на лице улыбки или, скорее, зловещей ухмылки, в которой не было ни веселья, ни радости, ни тепла. Она была холодной и заставила Джима почувствовать себя мухой, попавшей в паутину.

Том сделал еще один шаг вперед и повторил приказ, но снова безрезультатно. Теперь он находился на расстоянии не более трех футов от стойки. Джим, наоборот, сделал шаг назад и хотел крикнуть Тому, что тот слишком приблизился к возможному убийце. Но мысль об этом исчезла, как только мужчина за стойкой заговорил спокойным, но в то же время повелительным тоном:

– Вам нравится? Это моя версия убийств, совершенных Андреем Чикатило, ростовским потрошителем из России. Вам, вероятно, о нем ничего не известно. Пока вам рассказывали истории о президентах Линкольне и Вашингтоне, я усваивал уроки, преподанные миру Джеком-потрошителем, Альбертом Фишем, Эдом Гейном и Зодиаком. И это только некоторые из почитаемых мною отцов-основателей. – Убийца быстро переводил взгляд с одного на другого. – Вы, парни, не узнаете меня, верно?

Том закричал с еще большей яростью:

– Мне плевать, кто вы… Просто поднимите обе руки за голову. Немедленно!

Убийца бросил на Тома совершенно невозмутимый взгляд и сказал:

– Вы могли бы проявить ко мне немного больше уважения. В конце концов, я своего рода знаменитость. Моя фамилия Акерман.

Джим почувствовал, как у него снова перехватило дыхание. Едва увидев мужчину, он подумал, что его лицо ему смутно знакомо. Теперь же, когда его мозг лихорадочно заработал, он понял почему. Он видел лицо этого человека по телевизору в двухчасовой специальной программе на одном из новостных телеканалов. Джим постарался вспомнить название программы – что-то вроде «Эксперимента с безумием». Точное название он забыл, но помнил описание самого мужчины и его чудовищных преступлений. В телепередаче показали монстра, которого могла породить лишь фантазия самых изощренных сценаристов Голливуда, но никак не человека из плоти и крови, существовавшего в реальной жизни.

Том снова повторил свой ультиматум, но на этот раз произнес слова мягче, словно уговаривая душевнобольного прекратить сопротивление и сдаться.

– Поднимите свои руки так, чтобы я мог их видеть. Я сосчитаю до трех, а потом…

– На вашем месте я бы не стал совершать поспешных поступков, офицер. Если не будете осторожны, я выстрелю и разнесу моей маленькой заложнице ее хорошенькую мордашку.

– Какой заложнице?

Акерман перевел взгляд с Тома на Джима.

– Той, что сидит под этой стойкой. Мой обрез приставлен к ее правому виску. Я ее как следует изуродую, уж поверьте мне на слово. Мне приходилось такое видеть. Не слишком приятное зрелище. И я прекрасно знаю, о чем вы думаете. Вы считаете, что я блефую. – Он снова повернулся к Тому. – А еще вы думаете, что, даже если я говорю правду, вы сможете всадить мне пулю между глаз до того, как я выстрелю. Но это станет вашей ошибкой. Мой палец лежит на спуске, и как только ваш кусок свинца ударит в меня, мои мышцы среагируют, и ее голова размажется по внутренней части стойки. А потому, джентльмены, мне кажется, что у нас возникло мексиканское противостояние. – Акерман глубоко вдохнул и продолжил своим медоточивым тоном:

– Ну разве не забавно? День у вас обоих начался, как и любой другой. Вы поцеловали на прощание любимых, насладились чашечкой кофе, может, пролистали утреннюю газету, но даже не подозревали, что сегодняшний день станет самым важным в вашей жизни. Сегодня тот день, когда сбудется или разрушится все, о чем вы говорили или что делали, все, за что выступали или во что верили. В какой-то момент нам всем приходится выбирать, стать ли героем, злодеем или отойти в сторону, оставшись одной из овец. Это один из таких моментов, джентльмены.

Я предоставлю вам обоим возможность выбрать. Вы можете сейчас же уйти отсюда и продолжать жить как ни в чем не бывало. Может, за стойкой есть заложница, которую я безжалостно пристрелю, как только вы выйдете в ту дверь, а может, и нет. Вы можете поймать меня и прославиться, а можете умереть при попытке это сделать. Вы ни в чем не можете быть уверены, но в том-то и заключается вся прелесть этой ситуации, верно? Ни в чем нет смысла. Добро не торжествует над злом. Есть только случайность и смерть. Вам не повезло, когда вы ответили на этот вызов. А джентльмену, лежащему в проходе, не повезло сегодня дежурить. Нам всем нравится считать себя чертовски развитыми, гораздо лучше и умнее остальных представителей животного мира. Но знаете что? – Акерман оглядел обоих мужчин так, словно был голодным зверем, а они должны стать его ужином, потом понизил голос. – В конечном счете, какими бы иллюзиями собственного величия мы себя ни ослепляли, мы все либо охотники, либо предмет охоты, либо хищники, либо добыча. Жизнь, джентльмены, – это одна большая игра. Победители выживают, а проигравшие гниют заживо. Выбор, который мы каждый раз делаем, определяет нашу судьбу… Итак, делайте свой выбор.

Джим стоял в напряженной позе, повергнутый в транс безумцем, расположившимся за стойкой. Акерман произнес свою речь со страстью, словно был политическим деятелем, выступавшим перед избирателями и отстаивавшим самые благородные цели. Джим никогда прежде не видел, чтобы человек, на которого были нацелены два пистолета, оставался к этому совершенно равнодушным. Он ничего не боялся. Страх был так же неведом Акерману, как представление о самолете неандертальцу. Более того, этот человек, похоже, считал, что полностью контролирует ситуацию. Несмотря на пистолет в руке, осознание этого заставило Джима почувствовать себя совершенно беззащитным.

Голос Тома стал хриплым, в нем отчетливо слышалась дрожь.

– Нет никакой заложницы, – сказал он. – На заправке нет других машин. Так что поднимите руки, чтобы я их видел, или, клянусь богом, я действительно всажу вам пулю точно между глаз.

Джима заявление Тома не убедило, как не подействовало оно и на Акермана. Он понимал, что Акерман, скорее всего, спрятал свой автомобиль позади заправки, чтобы изобразить заправщика. Если какая-то женщина остановилась здесь, он мог отогнать туда же и ее машину. Нельзя было сбрасывать со счетов и вероятность того, что Акерман привез заложницу в своей машине. Джим не был уверен, упустил ли его напарник из вида подобный сценарий или действия Тома были просто следствием отчаянной попытки положить конец этой ситуации. Как бы то ни было, она не сработала. Джим понимал: Акерман не позволит всему этому так просто закончиться и устроит настоящий хаос. Он прочитал это в глазах убийцы.

Акерман вздохнул.

– Что ж, милая, они не верят в твое существование. Почему бы тебе не крикнуть специально для них?

При последнем слове Акермана передняя часть стойки словно взорвалась, разметав щепки деревянной шрапнели во все стороны. Пуля, выпущенная из обреза, угодила Тому в левый бок. Брызги крови попали Джиму в лицо, а его напарник упал на покрытый линолеумом пол.

Джим нырнул в ближайший проход между стеллажами. Через секунду второй выстрел разметал выставленные на полке упаковки с чипсами «Доритос». Джим быстро поднялся и дважды выстрелил в сторону стойки, но почти сразу же ответный выстрел заставил его снова спрятаться за стеллажом.

Он слышал, как Том кричал и ругался. Наверное, подумал Джим, он потерял пистолет в этой неразберихе. А Том от боли, видимо, впал в полубессознательное состояние, поскольку уже не пытался спрятаться. Джим понимал, что напарник не выживет, если он немедленно не прекратит перестрелку и не вызовет подмогу.

– Полицейский ранен. Пришлите медиков, – сказал он в микрофон портативной рации.

Он не стал называть свою фамилию или объяснять, где находится. Рация посылала специальный код, распознаваемый диспетчером, а система джи-пи-эс в патрульной машине поможет вспомогательным силам определить его местоположение. Но он знал и другое: если сейчас же ничего не предпринять, к моменту прибытия подкрепления они с Томом будут мертвы.

Он старался полностью сфокусироваться на своей задаче, но не мог заставить себя не думать о жене и дочери. Увижу ли я их еще раз? Увижу ли, как растет дочка? Он представлял себе, как отбросит золотистые локоны с лица дочери и поцелует ее в лоб. Вспоминал, как сияли от радости ее глаза, когда она сидела у него на коленях, а он читал ей вслух. Он думал о жене, целовавшей его на прощание и просившей быть осторожнее. Вспоминал, как держал ее в объятиях, когда его кожа соприкасалась с ее и он запускал пальцы в ее черные волосы.

Я должен быть сильным. Я обязан вернуться домой, к ним. Он хотел убедить себя, что непременно увидит их снова, но лучше было пока отбросить эти мысли. В тот момент он бы все отдал за единственную возможность их обнять.

Запах пороха, смешавшийся с ароматами жидкостей для стирки и мытья окон, ударил ему в нос, вызвав головокружение. Или причиной этого стал повышенный адреналин в крови? Как бы то ни было, Джим чувствовал себя так, словно попал во вращавшийся барабан стиральной машины. Он попытался взять себя в руки, но испытывал безотчетный ужас и не представлял, что делать дальше.

Он понимал, что погибнет, если бросится к стойке, поэтому решил добраться до конца прохода и, если повезет, застать Акермана врасплох. К тому же чем больше было расстояние между ними, тем большим становилось и преимущество девятимиллиметрового пистолета перед менее точно стреляющим обрезом.

Стараясь двигаться как можно тише, он прошел между полками. Добравшись до противоположного конца стеллажа, осторожно заглянул в параллельный проход. Чисто. Метнулся к следующему торцу стеллажей. Пока все в порядке.

В маленьком помещении заправочной станции было всего четыре ряда полок с продуктами. А это означало, что если он доберется до очередного торца стеллажей не замеченный Акерманом, то получит отличный вид на укрытие своего противника.

Джим проверил, насколько безопасен следующий проход, и уже собирался быстро переместиться к его началу, когда до него донесся странный тихий звук, исходивший откуда-то с полок. Он не сразу смог определить природу звука, но потом понял, что это, судя по всему, самопроизвольно распылялась какая-то жидкость из пробитого пулей баллончика. Одновременно стали громче слышны стоны Тома. Раненый полицейский звал на помощь, но его слова были почти неразборчивы.

– У твоего приятеля выдался скверный день, офицер. Он сделал выбор – остаться и бороться, хотя, я полагаю, у вас практически не было других вариантов. Такие дела. Твой партнер оказался прав. У меня не было никакой заложницы. Зато сейчас у меня есть заложник, и ему уже не выбраться отсюда живым. Однако тебе я дам возможность выйти за дверь, сесть в машину и оставить это место, как будто ничего не случилось и тебе всего лишь приснился кошмарный сон. Если же останешься, может, сумеешь остановить меня и спасти друга. Но давай будем честными. Я играю в эту игру гораздо лучше тебя. Если ты задержишься, скорее всего, умрете вы оба. Выбор снова за тобой, офицер.

Джим заскрежетал зубами. Акерман, по всей видимости, хорошо владел ситуацией. Так что шансов подкрасться к сумасшедшему сзади не было. Он знал, что Акерман прав. Никогда прежде он не попадал в подобное положение, и никогда прежде ему не приходилось участвовать в каких-то реальных боевых операциях, если не считать нескольких громких задержаний автомобилей и освобождения заложников, захваченных в придорожном кафе, несколько лет назад. Но тогда он был всего лишь одним из двадцати полицейских, прибывших на место преступления. Он участвовал в расследовании убийств, но ни разу не ввязывался в перестрелку с убийцей. А на счету его противника – многочисленные жертвы, среди которых и представители правоохранительных органов. Убийца победил в перестрелке с ним, перехитрил его, но Джим знал, что никогда не бросит друга в беде.

Том Делейн казался чересчур импульсивным и часто вел себя неразумно, но в последние девять лет он был надежным напарником Джима и его лучшим другом. В тот день, когда Эмили родила, Том пришел к ним, раздавая сигары и светясь улыбкой, словно гордый дядюшка. Том стал единственным человеком, способным утешить Джима после похорон его отца. Напарник помогал ему в самые трудные моменты его жизни, никогда не прося ничего взамен.

– Вернись, чтобы я мог хорошенько тебя разглядеть, и тогда я тебе отвечу, – произнес он без малейшей дрожи в голосе.

– Хорошо, офицер, но только не говори, что я тебя не предупреждал.

Джим никак не отреагировал на эти слова: он уже начал перемещаться – миновал средний проход, низко пригибаясь и стараясь определить местонахождение Акермана по звукам его голоса. Если инстинкт его не подведет, Акерман будет поджидать его у торца третьего ряда полок.

Добравшись до конца прохода, он осторожно выглянул из-за угла, но и теперь не увидел убийцу. Том лежал, распластавшись на полу, всего в нескольких футах от него. Джим медленно высунулся из прохода, но по-прежнему не видел Акермана. Он уже собирался дотянуться до Тома, когда услышал, как чиркнула спичка. В какую-то долю секунды он заметил влажную линию, протянувшуюся от угла стойки к месту, где лежал Том, принюхался и понял, что звук, который он услышал чуть раньше, исходил от баллончика для заправки зажигалок. Прежде чем Джим успел что-то предпринять, из-за стойки показалась рука и уронила спичку на линию, обозначенную жидкостью. Полоса бензина вспыхнула, мелькнула синяя искра, потом огонь приобрел красные и желтые оттенки. В одно мгновение пламя достигло Тома и охватило его.

Отчаянные крики заполнили помещение заправки, отражаясь от стен и оконных стекол. Звуки накладывались друг на друга, сталкиваясь и создавая эффект хора обреченных на смерть. Джим потерял способность мыслить рационально и действовал, подчиняясь только эмоциям. Он выронил пистолет, сдернул с себя куртку и принялся сбивать ею пламя в последней отчаянной попытке спасти друга. Но после нескольких взмахов его куртку тоже охватило красно-желтое пламя, и он бросил ее на линолеум рядом с телом Тома.

Какая-то часть его здравого смысла, оказавшаяся сейчас на задворках сознания, подсказывала, что его друг и многолетний напарник обречен и с этим ничего нельзя поделать, но страх заглушал рассудок. Его собственные крики добавились к какофонии страдания.

Прошла, как ему показалось, целая вечность, прежде чем конвульсии Тома наконец прекратились и осталось только пламя. Запах горелой плоти распространился вокруг Джима, добавляя сумятицы к уже бушевавшему в его голове водовороту мыслей. Смесь ужаса, горя и злости захлестнула его. Он сидел на коленях, оплакивая друга и понимая, что станет следующей жертвой. Уже некоторое время он ощущал у себя за спиной стоявшего в проходе человека с обрезом. Акерман использовал Тома для отвлекающего маневра, и его замысел увенчался успехом.

Голос Джима дрожал, слезы бежали по щекам.

– Почему ты это сделал? Ты вызвал нас сюда, чтобы убить. Почему?

– Почему? – переспросил Акерман. – Извечный вопрос, верно? С самого начала существования человечества мы все отчаянно ищем ответ на единственный вопрос: почему? Что ж, боюсь, мне нечего тебе ответить, кроме одного: просто потому, что я вот такой. Одни люди создают шедевры живописи, другие становятся докторами, юристами, мясниками, пекарями или свечных дел мастерами. А я – хищник, убийца. Жизнь – игра, и мне нравится играть. Но я еще не закончил играть с тобой. Отдай мне свой бумажник.

– Мой бумажник?

Сильный удар по затылку стал первым ответом на его вопрос.

– Да, твой бумажник, пожалуйста, и немедленно.

Джим подчинился, и Акерман забрал требуемое. Убийца рылся в содержимом бумажника, останавливаясь, чтобы получше рассмотреть сначала водительское удостоверение, а потом слегка помятую семейную фотографию.

– А у тебя прекрасная семья, Джим Морган. Я бы с удовольствием с ними познакомился.

– Не смей даже смотреть на них! – вскричал Джим, бросившись на убийцу своего лучшего друга.

Акерман воспользовался прикладом своего обреза как дубинкой и одним ударом уложил его на пол. Затем начал избивать, пока кровь не хлынула из нескольких крупных ран на лице. Джим ощущал, как каждый новый удар разрывает его плоть, но не в силах был сделать хоть что-нибудь, чтобы этому помешать.

Через некоторое время удары прекратились. Акерман стоял над ним, нацелив на него обрез.

– Я всего лишь хотел позабавиться с тобой, прежде чем прикончить, но теперь… Думаю, у меня появилась идея получше. – Акерман зашел за стойку и достал из-под нее какую-то бутылочку и обрывок ткани, не спуская при этом глаз с Джима.

Джим в агонии корчился на полу, глядя, как Акерман льет часть жидкости из бутылочки на ткань. Зрение его помутилось от стоявших в глазах слез. Он ощущал во рту вкус собственной крови и по-прежнему улавливал едкий дым, исходивший от обгоревших останков Тома. Мозг не успевал обрабатывать лавину информации, поступавшую от органов чувств, и его сознание готово было отключиться. Акерман присел рядом на колени и накрыл ему рот тряпкой. Джим пытался бороться, но тщетно. Через несколько секунд он поддался воздействию химиката и погрузился во тьму.

* * *

Проснувшись, Джим огляделся по сторонам и понял, что находится дома. Поначалу он подумал, что весь ужас на заправочной станции был лишь кошмарным сном, но, когда увидел жену и дочь, чувство облегчения испарилось, как теплый выдох в зимний день.

Его жена Эмили и их маленькая дочка Эшли сидели в другом конце гостиной. Стулья, принесенные из столовой, были поставлены так, чтобы Эмили и Эшли находились к нему лицом. Они были связаны, их рты заклеены обрывками упаковочной ленты. Спутанные волосы, намокшие от пота и слез, прилипли ко лбу.

– Эшли! – Джим хотел броситься к ней, но веревки удержали его на месте. Попытка освободиться привела лишь к тому, что они болезненно впились ему в кожу.

Он посмотрел на жену. Ее черные волосы падали на лицо, искаженное страхом. Светлая кожа, унаследованная ею от необычной пары – бабушки-американки ирландского происхождения и дедушки-японца, – сильно покраснела. Джим вспомнил бесчисленные моменты, когда осторожно проводил пальцами по ее гладкому, нежному лицу. Она ненавидела свою белую кожу, жалуясь, что быстро обгорает на солнце, он же просто обожал ее молочный цвет, напоминавший ему тончайший фарфор. Ему всегда казалось, что он ее недостоин. И хотя ему никак не удавалось подобрать слова, чтобы сказать ей об этом, он чувствовал себя счастливейшим из мужчин, потому что ему повезло на ней жениться.

Слезы катились по его щекам, сердце разрывалось. И ему хотелось вырвать сердце из груди монстра, надругавшегося над его семьей. Хотелось сжечь его так же, как этот убийца расправился с Томом, показать психопату ад, в который он непременно попадет.

Пока он задыхался от бессильной ярости, Эмили привлекла его внимание и глазами сделала знак посмотреть направо. Он проследил за ее взглядом и встретился с холодными серыми глазами маньяка.

Держа в руке обрез, Акерман встал и подошел к Джиму сбоку.

– Пора просыпаться, – сказал он и похлопал Джима по плечу. – Мы тут сладко спали, папочка, но готовы приступить к ночным развлечениям.

Акерман зашел сзади и склонился к самому уху Джима.

– У тебя действительно прекрасная семья, Джим. Ты устроил себе хорошую жизнь. Отличный дом, самая очаровательная маленькая дочурка, какую я только встречал, а твоя жена… Скажу тебе так, парень: она великолепна. Причем я говорю это не в вульгарном или грубом смысле, Джим. Говорю тебе честно: она красивая женщина. Напоминает мне одну из кинозвезд прошлого, со своими черными волосами и бледной кожей. Знаешь, из тридцатых или сороковых годов, когда весь мир был еще черно-белым. Как бы то ни было, я просто имею в виду, что ты очень счастливый человек.

Джим скрежетал зубами, его трясло от бешенства. Он хотел крикнуть, чтобы Акерман заткнулся и убирался к черту, но боялся сделать что-то, что подыграло бы извращенным фантазиям умалишенного. А потому просто оставался неподвижным, молясь про себя, чтобы его любимые девочки вышли живыми из этой жуткой передряги. Его не волновало, что случится с ним самим. Если суждено умереть ради их спасения, то так тому и быть, но он молил Бога спасти жену и дочь.

– Что ты думаешь о смерти, Джим? Ты веришь, что вся жизнь проносится в одно мгновение перед нашим внутренним взором? Что в последний момент мы словно проживаем ее заново? А как насчет пресловутого света в конце туннеля? На это ты купишься? И какого ты мнения о духовных аспектах смерти? Ты веришь, что после того, как я убью членов твоей семьи, они отправятся в гораздо лучший мир?

Джим не мог больше сдерживать свою ярость. У него не было сил слушать праздные рассуждения убийцы. Он начал конвульсивно дергаться, стараясь освободить конечности от пут. Он кричал во всю силу легких, не произнося при этом ни слова. Всего английского языка не хватило бы, чтобы передать охватившие его эмоции. Его крики были чем-то более древним, чем слова, чем-то более первобытным.

Джим перестал кричать лишь через несколько долгих минут. Он с каждым вздохом с силой втягивал в себя воздух, его ноздри бешено раздувались.

Акерман потрепал его по плечу.

– Все в порядке, Джим. Мне понятна твоя боль.

Джим ощущал себя побежденным и беспомощным, а ему необходимо было оставаться сильным и способным мыслить. Он не видел никакой возможности спастись. Они жили на отшибе среди леса, где некому было услышать его крики. Но потом он вспомнил, что его обязательно будут искать. Вспомогательное подразделение приедет на заправочную станцию. Они обнаружат тело Тома и поймут, что я исчез. Скоро они наведаются в мой дом. Да, но сколько времени это займет? Сколько времени уже прошло? Ему необходимо задержать убийцу. Пусть продолжает говорить.

– Зачем ты это делаешь?

Акерман прищурился.

– Зачем? Но ведь мы уже это обсудили. Ты когда-нибудь слышал о старом правиле 10/90? Оно гласит, что жизнь лишь на десять процентов состоит из того, что с нами происходит, и на девяносто – из того, как мы на это реагируем. Вот что имеет значение. Не так уж важно думать о том, что происходит с тобой и твоей семьей. Все постоянно ноют: «Почему именно я? Почему это случилось со мной?» Они считают концом света, когда их машина стоимостью в сорок тысяч долларов не заводится и они опаздывают на свою непыльную работу в офисе, дающую возможность оплатить семейный отдых на Гавайях. Но им незнакомо значение слова «боль». Так что не надо здесь ныть, Джим. Причина не имеет значения. Тебе необходимо сосредоточиться на том, что делать в создавшемся положении: как спасти их, каким образом остановить меня.

Акерман снова наклонился к Джиму – так низко, что тот почувствовал горячее дыхание убийцы на своей шее.

– Я открою тебе один маленький секрет. Я искал кого-то для игры… Достойного соперника. Я хочу, чтобы ты победил меня. – Акерман достал пистолет Джима из-за своего брючного ремня и положил его ему на колени. – Вот тебе правила игры. Давай назовем ее… «Двое по цене одного». Двое из вас умрут здесь этой ночью. Мне все равно, кто именно. Если ты застрелишься первым, я прикончу твою дочь. Если ты нарушишь правила или откажешься играть, то я заставлю тебя смотреть, как буду убивать твою жену и ребенка. Причем я стану делать это медленно. Они будут молиться о быстрой смерти, а ты пожалеешь, что сам сразу их не прикончил. Конечно, ты можешь застрелить их обеих, чтобы уцелеть самому, но мне почему-то не верится в такое развитие событий. Если убьешь жену, можешь покончить с собой или позволить мне убить тебя. Как бы то ни было, но в соответствии с таким сценарием в живых останется дочь. После того как я покину твой дом, я наберу 911 и вызову их сюда. У нее, возможно, возникнут эмоциональные проблемы, но в целом она будет в полном порядке.

Но прежде чем мы начнем, я хочу, чтобы ты хорошенько усвоил самое важное: какой бы вариант ты ни выбрал, что бы ни предпочел делать или не делать, двое из вас не выйдут из этого дома живыми. Но ты наверняка не захочешь, чтобы я сам выполнил за тебя всю работу. Уж можешь поверить моему чутью. Я знаю, ты думаешь, что они когда-нибудь обнаружат беспорядок на заправке и приедут сюда за тобой. Уверяю тебя: я принял такую возможность во внимание, так что у нас предостаточно времени закончить нашу маленькую игру. А теперь начнем.

Акерман разрезал веревки, связывающие руки Джима. Тот знал, что должен делать. У него появился шанс, и он им воспользовался – схватил свой пистолет и повернулся, чтобы направить ствол на маньяка. Но убийца был готов к этому. Он выбил пистолет из руки Джима, а затем обрушил приклад ружья ему на переносицу. После чего нацелил обрез на Эшли.

* * *

Джим успел только выкрикнуть «НЕТ!», прежде чем дом сотряс звук выстрела. Он не хотел смотреть в ту сторону и зажмурил глаза, хотя прекрасно понимал всю невозможность таким образом избавиться от чудовища, явившегося из ночных кошмаров в реальный мир. Он снова открыл глаза, и сердце у него забилось быстрее, когда он увидел, что пуля пробила пол, а дочь по-прежнему жива.

– Теперь ты готов играть по правилам?

Слезы потекли из глаз Джима.

– Я сделаю все, что захочешь. Я сыграю в твою игру… Только не трогай их.

– Отлично. Я дам тебе еще один шанс. Но если ты снова выкинешь какой-нибудь фокус, я могу устать от этой игры и начать другую. И она понравится тебе еще меньше, чем эта. Давай продолжим. – Акерман снова бросил пистолет ему на колени.

На сей раз Джим не сразу взял его. Мысли вихрем проносились у него в голове. Должен быть какой-то выход из этого положения. Я же опытный полицейский. И должен найти способ спасти свою семью. Но что я могу сделать? Маньяк направил обрез мне в затылок, и если я опять не подчинюсь, мы все погибнем. Где-то в глубине его сознания единственно возможный путь начал обретать очертания, но он отогнал от себя эту мысль. Это было бы слишком ужасно. Он не мог позволить себе даже думать об этом. И все же думал.

Когда Джим посмотрел в глаза своей жене, он понял, что она думает о том же самом. Если лишь одному из них троих суждено выжить, пусть это будет Эшли. В глазах Эмили отражалось то, о чем она думала. Я люблю тебя. Я все понимаю. И пусть будет так. Его жена, любовь всей его жизни, женщина, с которой он хотел встретить старость, кивнула и закрыла глаза.

Джим взял пистолет и поднял дрожащую руку. Положил палец на спусковой крючок, но не смог заставить себя нажать на него и опустил оружие. Как я могу застрелить любимую женщину? И он снова стал отчаянно искать альтернативу. Единственным способом спасти дочь было убить ее мать. Идея начала приобретать очертания, хотя на это ушло немало времени.

Он снова поднял пистолет. Он знал, что ничего не может решать без согласия жены, но она ясно выразила ему свои чувства. Ее храбрость и решительность позволили ему сделать то, что было неизбежно. Он прицелился и нажал на спуск.

* * *

Джим рыдал, закрыв лицо руками. Молча молился и просил у Бога прощения. Ему хотелось как можно скорее положить конец этой боли, но вера подсказывала, что самоубийство не позволит ему встретиться с женой в ином мире. Для него была невыносима мысль о вечности без нее. Пистолет выпал из его руки и с металлическим стуком ударился о паркет.

Акерман наклонился и разрезал веревку, стягивавшую ноги Джима.

– Прекрасно исполнено. Давай теперь перейдем к другой игре. Ее мы назовем… «Легкий или трудный способ». Я позволю тебе самому выбрать, как ты умрешь. Вариант номер один – выстрел из ружья в затылок. Это будет быстро и безболезненно, и ты погибнешь наверняка. Вариант номер два заключается в том, что я позволю тебе бежать через заднюю дверь. Разумеется, свою дочку ты оставишь здесь, но об этом даже не беспокойся. На самом деле выбора у тебя нет. Если не побежишь, я снесу тебе пулей голову, и она так или иначе останется со мной. Но вообще-то мне нет дела до твоей дочери. Мне гораздо интереснее играть с тобой.

Я дам тебе какое-то время, чтобы спрятаться, а потом приду и найду тебя. И не воспользуюсь ружьем. Пущу в ход нож. Таким образом, ты не умрешь быстро. Напротив, ты познаешь самую страшную смерть, какую я только могу избрать для тебя, но, конечно, остается шанс, что я тебя не найду или что тебе удастся со мной справиться. Вот решение, которое тебе нужно принять. Сдашься сразу и положишь конец своим страданиям или же вцепишься в надежду на спасение и встретишь самую мучительную смерть? У тебя всего тридцать секунд, чтобы все обдумать…

Бросив последний долгий взгляд на свою маленькую дочку, Джим поднялся и направился к задней двери. Он не хотел бросать Эшли, но еще больше не хотел, чтобы она видела его смерть. Акерман был прав. У него не было выбора. Его сознание переполняла одна безмолвно кричавшая мысль: месть! О своей жизни он больше не беспокоился, как не волновал его и способ, которым его убьют, но маньяк дал ему шанс отомстить за смерть жены, и он попробует им воспользоваться. Он вышел из задней двери дома и быстро побежал в поджидавшие его объятия темного леса.

* * *

После ухода Джима на кухне когда-то тихого дома, где жил полицейский с семьей, Фрэнсис Акерман-младший снял телефонную трубку и набрал номер. Мужчина на другом конце линии ответил после пятого гудка.

– Здравствуйте. Это говорит отец Джозеф. Чем могу служить?

– Простите меня, святой отец, ибо я согрешил.

Какое-то время в трубке молчали.

– Вы меня слышите, падре?

Мужчина, к которому он обращался, тихо вздохнул.

– Да, я тебя слушаю, Фрэнсис.

– Я уже убил троих сегодня вечером и собираюсь прикончить еще одного… Полицейского.

– Зачем ты мне звонишь? Или это еще одна из твоих игр?

– Нет. Я просто… Мне просто нужно с кем-то поговорить. А вы единственный, кто у меня есть. – Он зажмурился, сдерживая слезы. – Я так устал, святой отец!

– Через Господа нашего ты можешь обрести покой, но тебе нужно самому захотеть этого.

– Я не верю в вашего бога. Мне не нужны ни ваши небеса, ни ваш ад. Я только очень хочу спать. Хочу тьмы. Забытья. Сделать так, будто я никогда не существовал.

– Так не получится. Настанет и для тебя Судный день, веришь ты в Бога или нет. Но еще не поздно, Фрэнсис. Обрети веру. Я могу тебе помочь. Я могу…

– Никто не может мне помочь. Я зашел слишком далеко, чтобы заслужить прощение.

– Все заслуживают прощения. – После некоторого колебания отец Джозеф добавил: – Ты не можешь винить только своего отца за то, каким ты стал.

Подумав об отце, Акерман бессознательно потер шрамы на кистях рук и предплечьях. В его голове все еще звучал голос, шепот в темноте. Мы сыграем с тобой в игру, Фрэнсис… Убей ее… Убей ее, и боль пройдет…

– В какой-то момент ты должен взять на себя ответственность за свои поступки, – сказал священник. – Он мог направить тебя на этот путь, но ты сам решил пойти по нему. Сейчас ты должен захотеть остановиться.

– Я не могу остановиться. Я такой, какой я есть. Я чудовище.

– Я тебе не верю. Тебя бы так не тянуло ко мне, если бы какая-то часть тебя не желала стать лучше.

– Не думайте, что понимаете меня, падре. Не имеет значения, чего я хочу. Мне бы хотелось стать нормальным человеком, но я не таков. И никогда уже таким не стану. Я сломлен, и никто не может вернуть мне силы. Кроме того, я лишь даю людям то, чего они хотят.

– Никто этого не хочет.

– Конечно же хотят. Знаете, сколько писем я получал, когда находился в закрытой больнице? Им нужен злодей. Они зачарованы мной. Я для них бог. Хотя, возможно, не для всех. Многим нужно видеть таких, как я, чтобы ощутить себя нормальными людьми, несмотря на темноту, царящую в их собственных душах. И если какому-то копу повезет и он убьет меня, это не будет иметь никакого значения. Я буду жить вечно. Меня станут изучать на семинарах по психологии. Мне начнут подражать. Обо мне напишут книги, снимут документальные фильмы. Чем дольше я буду оставаться на свободе, чем больше жертв будет на моем счету, чем более чудовищными будут мои преступления… тем большей будет моя слава.

– Знаешь, что может действительно сделать тебя живой легендой? Коренной поворот в твоей жизни. Подумай об этом. Люди станут по-настоящему восхищаться тобой как человеком, который делал то, что делал ты, но все же нашел путь к свету. Ты можешь быть злодеем и героем. В Писании сказано: «На небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии»[2]. Есть путь к вечной жизни, Фрэнк. Я могу показать тебе его. Могу помочь. Нужно только, чтобы ты доверился мне.

– Спокойной ночи, падре.

– Подожди. Не надо…

Акерман положил трубку на место, вытер слезы и посмотрел на часы. Он допускал возможность того, что офицер улизнет от него, но пока это никому не удавалось. Он был слишком искусен в своих делах.

Он найдет своего нового приятеля и сдержит данное ему слово. Джим умрет медленной смертью. Он будет кричать, пока его легкие не наполнятся кровью и он не захлебнется жидкостью, которая прежде несла жизнь по его венам. Но в конечном счете смерть Джима будет ничем по сравнению с потерей им силы духа, а он знал, что уже сломал этого человека. Он заставил его по-новому осознать и оценить все воспринимавшееся им как данность, а затем забрал это у него.

Акерман положил обрез на кухонный стол и достал охотничий нож из ножен на боку. Потом стал медленно вращать его, любуясь лезвием. Он предвкушал страдание, которое вскоре собирался причинить. Он станет продлевать и впитывать каждый момент агонии Джима и своего экстаза. А потом, в самом конце, когда каждый незабываемый крик будет исторгнут и все приемы пыток испробованы, он отнимет у Джима жизнь.

* * *

Фрэнсис Акерман зашел в придорожный ресторан и занял место за стойкой.

Мгновение спустя рядом появилась официантка.

– Что желаете заказать, мистер?

Он пристально посмотрел ей в глаза.

– Кофе и бифштекс.

Она сделала запись в своем блокнотике.

– Как вам приготовить стейк?

– С кровью.

– Печеный картофель, салат?

– Просто стейк и кофе, пожалуйста.

Затем он переключился на экран телевизора, закрепленного на стене. Что-то привлекло его внимание, и он попросил официантку сделать звук погромче.

– Прошлой ночью произошло жестокое убийство, потрясшее весь штат Колорадо. Жертвами стали трое мужчин, включая двух полицейских. Четвертая жертва сейчас находится в больнице с огнестрельным ранением в голову, но, как ожидается, ей удастся поправиться.

Он подался вперед. Удастся поправиться? Изображение стоявшего на возвышении представителя полиции штата сменило лицо ведущего программы новостей. В титрах внизу экрана значилось: «Майор Кристиан Стейнхофф, начальник патрульной службы Колорадо». Акерман постарался запомнить имя и фамилию. Сильно потевший полисмен сказал:

– Медики считают, что Эмили Морган поправится. К ней уже вернулось сознание. Другие подробности мы сообщим позже, но, по словам миссис Морган, напавший на них преступник, описание внешности которого совпадает с внешностью Фрэнсиса Акермана-младшего, вынудил ее мужа выбирать, сохранить ли жизнь ей или их дочери. Основываясь на данных, полученных на раннем этапе расследования, мы пришли к выводу, что только сообразительность патрульного Джима Моргана спасла его жену. – Коп на экране сделал глоток воды из стакана и продолжил: – Несколько недель назад офицер Морган и его напарник офицер Том Делейн приехали на вызов в связи с инцидентом, в котором молодая женщина получила огнестрельное ранение в голову. Изначальной причиной вызова была семейная ссора, но, приехав на место происшествия, они обнаружили тело женщины, лежавшей в луже собственной крови. Они подумали, что она мертва, однако при дальнейшем осмотре пострадавшая оказалась жива. Молодую женщину пытались убить из пистолета двадцать второго калибра, направив ствол под углом, но пуля срикошетила от ее черепа. От удара она потеряла сознание, но рана оказалась несмертельной.

Ранение в голову, полученное Эмили Морган, почти идентично ранению той женщины, хотя в предыдущем случае выстрел был произведен из оружия меньшего калибра. Как выяснилось, офицер Морган в тот день посетил тир для полицейских, и в его пистолете остались более дешевые пули, используемые для тренировок, с меньшим содержанием пороха. Хотя еще рано говорить о чем-либо с уверенностью, мы полагаем, что офицеру Моргану удалось воссоздать предыдущую ситуацию, чтобы спасти от смерти и жену, и дочь. Хотя миссис Морган лишилась фрагмента черепа и уха и в настоящее время медики занимаются опухолью, возникшей на поверхности ее мозга, нет сомнений в полном выздоровлении пострадавшей. Сейчас она находится под нашей защитой.

Акерман откинулся на спинке стула. Будь я проклят.

– Прими поздравления, Джим, – сказал он вслух. – Наверное, придется признать, что мы сыграли с тобой вничью.

Он заметил, как пожилой мужчина, сидевший рядом с ним за стойкой, застыл с ложкой картофельного пюре в руке, не донеся ее до рта. Он повернулся и увидел, что тот пристально разглядывает его. На стойке перед стариком лежала развернутая газета, в которой, несомненно, была напечатана фотография убийцы по имени Фрэнсис Акерман-младший. Пожилой мужчина дрожал, и мелкие шлепки пюре падали ему на брюки. Но он, казалось, даже не замечал этого.

Акерман вздохнул и покачал головой. Моя работа никогда не закончится, подумал он и спросил соседа за стойкой:

– Не хотите ли сыграть со мной в одну игру?

Глава 2

Маркус Уильямс резко склонил голову набок, хрустнув шейными позвонками и приводя себя в боевой настрой.

– Послушай, – сказал он. – Не моя вина, что она предпочла компанию кого-то, кто может действительно поговорить с ней, а не общаться серией ухмылок.

– Не надо со мной умничать, приятель, – отозвался ковбой, чьи ноздри раздувались, как у готового к нападению быка.

– Ты прав. Мне лучше стать тупым. Так мы сможем настроиться на одну волну.

Он заметил, как к ковбою, которого звали Глен, с дальнего конца проулка подходили двое мужчин, и услышал шаги, приближавшиеся к нему сзади. Он протянул руку и отодвинул Мэгги, загородив ее собой. Мерзавцы всегда ходят стаями. Проулок был длинным и узким, и в него не выходила ни одна дверь, через которую можно было бы сбежать, не было видно ни одного окна.

Он слышал, как один из мужчин, стоявших позади, ритмично шлепал по ладони чем-то вроде бейсбольной биты. Другой, стоявший справа от Глена, держал в руке монтировку. Еще двое и Глен, таким образом, их уже пятеро. Он знал, что по меньшей мере у пары из них имелись стволы, а у других могли быть ножи, кастеты или еще что похуже.

– Вы, парни из больших городов, считается себя чертовски умными. Я сыт по горло такими типами, как ты, которые приезжают сюда и думают, что мы здесь сборище тупиц, не умеем не только читать и писать, но даже шнурки на ботинках завязывать. Так вот, у меня для тебя новость. Мы здесь знаем кое-что другое, чему хотим тебя научить, и урок уже начинается.

Маркусу приходилось соображать быстро. Оставались считаные секунды то того, как эти типы на него набросятся. Он прекрасно понимал, что, даже если в их изначальные планы входило всего лишь избить его, схватка могла с легкостью перерасти в убийство. А еще он понимал, что, покончив с ним, они не позволят Мэгги так просто уйти. Ментальность разъяренной толпы может быть грозной силой.

По его венам разлился адреналин – тот самый, который порой помогает женщине приподнять машину, чтобы освободить попавшего под нее ребенка. Он ухватился за угол стоявшего рядом мусорного контейнера и надавил на него всем телом. Контейнер оказался почти пустым, а колеса не заедали. Это позволило Маркусу развернуть его и поставить на пути тех двоих, что приближались с дальнего конца проулка, заблокировав им дорогу.

Он осторожно подтолкнул Мэгги к одной стене, а сам встал с противоположной стороны. Он хотел отвлечь внимание нападавших на себя и оградить девушку от готовящейся схватки.

Маркус повернулся лицом к двум мужчинам, подошедшим с другой стороны. Ему показалось, что сам Глен трусоват и позволит дружкам выполнить за него всю грязную работу. Вскоре он понял, что был прав.

Первый из мужчин растянулся на асфальте, когда Маркус ботинком ударил его в грудь, сбив с ног. Он грохнулся на землю потрясенный, но не потерявший сознание. Второй мужчина перешел в нападение и нанес сильный удар стальной монтировкой Маркусу в бок. Маркус пошатнулся и едва не опустился на колени. Волна боли прокатилась по позвоночнику, но он волевым усилием заглушил ее, развернулся ко второму нападающему и вложил всю свою силу в невероятно мощный удар, нацеленный точно в центр его пухлой физиономии. Грузный противник тоже упал на спину и уже не смог бы прийти в себя без помощи нашатыря.

Первый попытался подняться на ноги, но его надежда возобновить участие в драке развеялась, когда он получил тяжелый удар ботинком в висок.

Глен держался позади, переминаясь с ноги на ногу. Маркус подумал, уж не ждет ли этот мастер поговорить, что он сам ляжет на землю и с тихим достоинством будет принимать от него удары. К этому моменту двое, приблизившиеся с другой стороны проулка, обошли стоявшее у них на пути препятствие. Маркус поднял монтировку, валявшуюся рядом с потерявшим сознание мужчиной. Понимая, что по дальности действия это оружие уступает бейсбольной бите, он все же решил им воспользоваться.

Удар достиг цели, но не стал сокрушительным. Тем не менее мгновенное замешательство сыграло свою роль, позволив Маркусу вступить в схватку с размахивавшим битой противником, прежде чем тот сумел нанести ответный удар. Левой рукой он схватился за утолщенный конец биты, а правую со свистом направил в лицо сопернику. Тот пошатнулся, выпустил биту из рук, но все же сумел ударить Маркуса в бок.

Маркус на мгновение замер, позволив оппоненту нанести второй удар в висок, подался назад, но затем ответил на него ударом только что добытой патентованной биты, изготовленной в Луисвилле. И этот мощный свинг надолго вывел противника из игры.

Маркус отметил по себя, что, поскольку Глен больше напоминал зрителя, чем бойца, перед ним оставался всего лишь один соперник. Последний из четырех подонков настороженно разглядывал его, выискивая незащищенное место. Маркус, в свою очередь, сильнее сжал в руках биту.

– Тебе лучше бить наверняка, – предупредил он.

Тот, к кому он обращался, поколебался какую-то долю секунды, после чего побежал к выходу из проулка со скоростью, казавшейся невозможной для человека его комплекции. Правильно говорят, подумал Маркус, что не узнаешь, как быстро бегаешь, пока не придется уходить от погони. Однако преследовать противника не входило в его намерения. Вместо этого он решил, что настало время разобраться с тем, кто заварил всю эту кашу. С накачанной пивом гориллой. Он повернулся и пошел туда, где по-прежнему топтался Глен. Отбросил биту, зная, что она ему больше не понадобится.

Глен пялился на него несколько затянувшихся секунд. Приходилось только гадать, собирается ли столь мужественный с виду ковбой с духом, чтобы напасть, или сейчас наделает в штаны и убежит. С дрожью в голосе Глен сказал:

– Видать, придется мне самому преподать тебе урок. – С этими словами он полез в карман и достал нож с выкидным лезвием.

Это будет забавно.

Глен сделал выпад вперед. Он действовал достаточно быстро, но все же разрезал лезвием только воздух, поскольку Маркус сумел уклониться. Он повторил удар по дуге, пытаясь задеть живот Маркуса, но тот успел отпрыгнуть назад и выгнуть спину, чтобы избежать ранения. Глен попытался нанести еще два быстрых удара, но оба оказались неудачными. При третьей попытке Маркус схватил Глена за кисть руки и изо всех сил потянул. Увлекаемый собственным весом, Глен быстро подался вперед. Вытянув руку, Маркус взял его за шиворот и заставил излишне полного ковбоя рухнуть на асфальт. Глен выронил нож, который со стуком покатился по мостовой проулка. Голова Глена тоже стукнулась о твердое покрытие, и он захрипел, когда от удара воздух вышел из его легких.

Маркус посмотрел на врага сверху вниз. Ему всегда очень нравились наполненные действием кинофильмы и короткие яркие фразы их героев. И хотя это было не кино, а значит, ничего подобного ремаркам из «Грязного Гарри» или «Терминатора» не могло войти в историю, он преисполнился гордости и произнес:

– Урок окончен.

* * *

– Ты в порядке? – спросила Мэгги, доставая из сумочки сотовый телефон и прикладывая его к уху. – У тебя кровь идет.

Маркус поднял руку и вытер полоску крови, вытекшей из разбитой губы, потом растер кровь между пальцами.

– Я…

Но Мэгги сделала ему знак молчать, и он понял, что она дозвонилась куда хотела. Он всегда замечал, как много можно узнать о человеке по его реакции на стрессовые или опасные ситуации. Пока она разговаривала по телефону, он следил за ее жестикуляцией, ее голосом и интонацией, за дыханием и выражением глаз. Фразы, которые она произносила, вполне могла произнести деревенская девушка, но он умел видеть глубже, чем позволяли слова, угадывал личность, скрывавшуюся за ними. Ее голос оставался совершенно спокойным. Ее тон был настойчивым, но при этом вполне деловым. Дышала она размеренно, а язык тела говорил об уверенности в себе. Ее взгляд пробежал по телам распластанных на земле громил. Он уловил в ее голосе легкую дрожь, но этого и следовало ожидать. Она напоминала ему сейчас полицейского, вызывавшего по телефону подкрепление.

– Глен и несколько его собутыльников только что напали на меня и моего друга… С нами все в порядке… Мой друг разделался с ними… Да, папа, он настоящий мужчина… Нет, ты с ним не знаком. Сейчас не время для этого. Просто приходи сюда. Мы в проулке рядом с баром… Хорошо, но только поторопись. – Она закрыла телефон и убрала его в сумочку.

Маркус увидел, что Глен попытался встать, но снова упал и замер на месте.

– Ты не думаешь, что нам следует вызвать полицию?

Мэгги улыбнулась.

– Мой отец полицейский. Вообще-то он даже местный шериф.

– О, вот это прекрасно!

– Для тебя ведь это не проблема? Многие парни бежали от меня сломя голову, когда узнавали, что мой папочка – шериф. Наверное, это их пугало.

– Меня не испугает. Я с большим уважением отношусь к тем, кто носит полицейский жетон. Я и сам коп в третьем поколении. Или вернее… Вернее сказать, что я им был.

– Но теперь уже нет?

– Нет, теперь уже нет.

Впервые за долгое время он подумал, что мог бы снова стать полицейским. Вероятно, я мог бы получить работу в качестве одного из заместителей шерифа, патрулировать местные дороги, время от времени выписывая штрафы. Это было бы невероятно далеко от того мира, который он оставил позади. Да и обращаться к бывшему работодателю с просьбой дать ему рекомендации тоже было не очень удобно.

Явно не желая продолжать этот разговор, Мэгги вздохнула и откинула с лица белокурую прядь. Бронзовый загар делал ее волосы светлее, чем они были на самом деле. Она не пользовалась косметикой и не нуждалась в ней. Надпись «Ашертон Тэп» на ее розовой футболке означала название бара, где она работала официанткой и где они познакомились в тот вечер. Он предложил проводить ее домой.

– Извини меня за все это, – сказала она. – Я знала, что Глен запал на меня, но и подумать не могла, как далеко он способен зайти.

Маркус улыбнулся. Ему трудно было поверить, что он встретил такую девушку в первый же день своего нахождения в городе. Хотя из собственного опыта он знал: то, что вначале кажется невероятным, очень часто оказывается правдой.

– Не беспокойся об этом. Я могу позаботиться о себе.

– Я успела заметить.

Он пожал плечами.

– Это все фильмы с Чаком Норрисом.

Мэгги хихикнула.

– Не пойми меня неправильно. Ты действительно выглядишь мужчиной, способным постоять за себя, но только обычно это еще ничего не значит.

– Я изучал приемы боевых единоборств и занимался боксом, когда служил в полиции. Вдобавок к этому я вообще был довольно драчливым, пока не повзрослел. Но если начистоту, то, что здесь произошло, только на треть результат моих способностей, а на две трети – везение.

Да, ему повезло. Но ему почему-то всегда везло в подобных ситуациях. Он неизменно выходил победителем в схватках с противником. И когда только чистая удача сменилась подлинным мастерством? И когда мастерство превратилось в настоящий талант? В какой-то момент он осознал, что владеет даром причинять людям боль, и это его пугало. Ему хотелось, чтобы все продолжало зависеть от везения, но в глубине души он понимал, что так все же лучше. Знал свои истинные способности.

Он заметил мерцающие огни за углом. Вскоре прямо перед ними остановился патрульный автомобиль. Пожилой мужчина с посеребренными сединой волосами и с бородкой-эспаньолкой вышел из машины. Мэгги вкратце обрисовала ситуацию тому, кто, как понял Маркус, и был ее отцом.

В конце проулка уже собралась толпа из посетителей бара. Звуки мелодии из списка сорока лучших композиций местной кавер-группы лились из дверей «Ашертон Тэп» по мере того, как все больше клиентов выходили на улицу, чтобы посмотреть на происходящее. Многие из них выглядели разочарованными, поскольку пропустили разгар драки.

Люди с неизменным интересом наблюдают за тем, как один человек причиняет боль другому. Почему нам так нравится смотреть, как люди вышибают друг другу мозги? Он не мог их осуждать. Ему нравилось наблюдать за драками не меньше, чем другим, но он все же задумывался, что было такого в человеческой природе, что заставляло людей наслаждаться зрелищем насилия и чужих страданий. Выслушав дочь, шериф подошел к Глену и рывком поставил его на ноги, а один из его заместителей занялся приятелями ковбоя.

– Тебе есть что сказать в свое оправдание?

Все еще не совсем пришедший в себя Глен ответил:

– Мы ничего такого не сделали, шериф. Мы только типа хотели поздороваться с этим парнем, приехавшим в наш город, как он начал задирать нос. Не успели оглянуться, а он уже принялся раздавать удары и пинки направо и налево. Как с цепи сорвался.

Шериф кивнул.

– Вот как, значит. Что ж, я всегда считал, что тебе следует возглавить комитет по организации приема почетных гостей города. К тому же очень мило с твоей стороны было принести бейсбольную биту и монтировку в качестве приветственных подарков. – Шериф подтолкнул Глена в сторону своего помощника. – Уведи его отсюда.

Затем он отозвал Мэгги в сторону. Минуту спустя они вернулись, и шериф сказал Маркусу:

– Извини за Глена, сынок. У этого парня ума, как у курицы. И хотя это идет вразрез с моими правилами, Мэгги убедила меня разрешить тебе проводить ее до дома. Но это не значит, что ты уже соскочил с крючка. Я хочу, чтобы ты завтра пришел ко мне в отделение и написал официальное заявление. Утром меня не будет на месте, а потому приходи после обеда. К этому времени у нас как раз появится возможность присесть и хорошенько побеседовать.

Маркусу не слишком понравилась идея такой беседы. Скорее всего, ее главной темой станет Мэгги, и какая-то часть его тела может пострадать, если он не окажет дочери шерифа должного уважения.

– Я непременно зайду к вам, сэр.

Мэгги немного неловко обняла отца, и они с Маркусом пошли дальше. После непродолжительного молчания она спросила:

– Так почему ты больше не полицейский?

Темный переулок, крик, кровь, слезы – одной стремительной волной воспоминания вернулись и обрушились на его сознание, как торнадо, оставляющий дом стоять на месте, но делающий его необитаемым.