Плач смерти E-Book

Рина Харос

• Herausgeber: Like Book
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Песнопение бога
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 374

Beschreibung

Ставки растут, древнее зло пробуждается. Погрузитесь вновь в жестокий мир богов и монстров, сражайтесь на своей стороне, не давая никому преимущество, любите так, чтобы сама судьба позавидовала вам! Вторая часть трилогии повествует о жизни демона и феи, которым суждено встретиться и изменить мир. Идеальное чтение для любителей цикла «Прикосновение тьмы» Скарлетт Сент-Клэр, «Неоновых богов» Кэти Роберт, «Предания Олимпа» Рэйчел Смайт.

Leseprobe

Рина Харос Плач смерти

© Харос Р., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

– Тебе осталось не так много времени, мой мальчик, чтобы встретить любовь. Будь готов к тому, что истинная сущность не спутает судьбу с вожделением, привязанность – с похотью. Ты справишься, несмотря на то, что твое сердце на момент вашей встречи будет разбито. Не вини себя в том, чего не сможешь предотвратить. Будь готов принять удар, стань сильным, используй свой дар во благо.

– Что будет, если я не смогу заслужить ее любовь?

– Ты умрешь, мой мальчик, и это будет меньшая из всех твоих бед, поджидающих по ту сторону Забвения.

Пролог

Дарует ли судьба второй шанс на спасение души?

5-й год правления эры Дракона

Клото сидела на каменном выступе в пещере и терпеливо плела нить судьбы одного из смертных существ, что вскоре возродится на земле. Мойра тщательно перебирала тонкую золотистую прядь, разглаживая и заламывая в местах, служивших своего рода переломными моментами в судьбе. Старуха изредка кидала тоскливые взгляды на сестер, которые, крепко обняв друг друга, спали, соприкасаясь лбами. Мерцание, что пронизывало их, окутывало мойр серебряным светом, из года в год становившимся все сильнее. Истинная магия сестер пробуждалась, способная уничтожить своего прародителя – Интстроха – первое божество, воссозданное из пыли и мрака.

Клото чувствовала: скоро одна из сестер скинет оковы сна и явится к ней, чтобы повелевать нитями судьбы и переделывать те, что отдавала Смерть. Проклятые и прогнившие души Хлоя – карающая дева – делала своими вечными рабами и придавала им истинную форму порока: они становились мрачными тенями с удлиненными руками и ногами, неспособными в полной мере контролировать свои тела. Смерти нравилось наблюдать за страданиями некогда живых существ. В отличие от сестер, Алкесты и Сенсии, Хлоя славилась своим нездоровым желанием убивать, оправдывая себя тем, что делает это во имя справедливости и во благо тех, кто не сошел с верного пути.

Камо́лы – смертные титаны, души которых так искусно уничтожала Смерть, возрождались в ужасающих обличьях, предав истинную природу. Пожирая себе подобных, они уподоблялись божественным предкам, чтобы возродить новую эру и истребить орков, которые считались врагами испокон веков. Они так и не смогли смириться, что воины сильнее их. Но камо́лы не знали, что осталось всего несколько десятилетий, прежде чем они умрут, оставив после себя лишь горечь ужасающих воспоминаний, которые не дадут их душам спокойно уйти в Забвение.

Священный огонь, что пробудился пять лет назад, даровал и Вреклингу – континенту жизни и смерти, и Аванти́ну – континенту огня и пепла, безграничную власть, что удерживали в своих руках Селестия и Михаэль. Дриада, в жилах которой с рождения бушевала первородная магия отца, смогла избавиться от проклятого дара и обрести истинную сущность. Потомок дракона трепетно относился к супруге и всячески пытался ей угодить. Они возродили континенты, стерев огнем всю ненависть и пороки, укоренившиеся на землях. Дриада и дракон воссоздали могущественную державу.

Но оставалась Пра́нта – континент желаний и страхов, где еще не был выбран правитель, способный повести жителей за собой. Клото́ знала, что вскоре на этих землях возродится потомок Бальтаза́ра – одного из могущественных демонов, которому не суждено было прожить счастливую жизнь. Всю его сущность переполняли злость, ненависть, черствость, жажда власти, что не смогла искоренить даже любовь. Наоборот, это жгучее чувство только распороло швы, которые демон небрежно накладывал на свое кровоточащее сердце.

Клото́ умело перебирала старческими пальцами нить судьбы сына Бальтаза́ра, мерцающую ярким светом при каждом прикосновении, заставляя мойру щуриться. Вся прядь была в заломах и изгибах, что говорило о непростой судьбе существа, которое никогда не сможет обелить имя отца, когда-то силой хитрости желавшего умертвить правителей Вре́клинга и Аванти́на.

Бережно положив нить судьбы демона, Клото вскинула руки вверх. Вокруг ее худых запястий обвились еще две золотистые судьбы, тянущиеся друг к другу, при каждом прикосновении искрящиеся, и, шипя, разлетелись в стороны. Разные сущности, тесно связанные, но не догадывающиеся об этом.

Мойра крепко сжала обе нити и замерла, чтобы не пропустить момент, когда сможет возродить каждую. А пока ей оставалось только ждать, когда сестры проснутся и даруют освобождение, которое вскоре будет уготовано каждому смертному существу.

Глава 1

Сатана, пришедший по грешные души, или Ангел, пытающийся спасти их?

15-й год правления эры Дракона

Мулцибе́р

Я провел ладонью по лицу и устало выдохнул. Ненавидел свою сущность всей душой, но с годами научился принимать ее и использовать во благо. Магия отзывалась на любое настроение: стоило заплакать, как багровая поволока заключала тело в нежные объятия, стоило испытать злость или обиду, как острые щупальца тянулись в сторону врага, стараясь поразить его в самое сердце. Но я научился контролировать ее, контролировать свои эмоции. Выражение лица стало нечитаемым – каменная маска безразличия, скрывающая разбитую на мелкие осколки детскую душу. Мне было одиннадцать, когда начался ад.

Я был изгоем среди родных. Тот, чье имя произносили со скрежетом на зубах. Дьявол, которому не суждено было выжить. Однако у Смерти имелось другое мнение на этот счет. Когда я появился на свет, младенческого крика не последовало – лишь хриплое дыхание вырывалось из горла новорожденного. Мать, лежавшая вся в крови, кричала от осознания того, что ее ребенок умирает. Цепляя дрожащими руками кожу, царапая плоть до кровавых рытвин и пытаясь освободиться от хватки лекаря, она дернулась в мою сторону, но упала без сил, потеряв сознание. Отец кинулся к жене, восстанавливая ее здоровье своей магией, не обращая на задыхающегося ребенка никакого внимания. Уже тогда все мое нутро бушевало, желая оказаться по ту сторону Забвения. Душа заведомо знала, что они не примут меня. Не примут истинную сущность некогда желанного дитя.

Дриады, желающие вернуть мою душу из Забвения, балансирующую между жизнью и смертью, не заметили, как в распахнутое окно влетел темный сгусток магии. Любое существо могло благословить каждого родившегося ребенка, но только в том случае, если он сделает первый вздох и закричит. Наяды, которых позвали родители перед родами, стояли в углу комнаты, сложив руки на груди и раздраженно цокая.

– Вы не спасете мальчишку своей грязной магией.

Голос одной из наяд напоминал бурлящий водопад. Она вскинула полный презрения взгляд на дриад, которые, опешив, перестали колдовать над моим посиневшим телом.

– И что же ты предлагаешь сделать? – почти выплюнув слова в лицо наяды, произнесла одна из дриад, попутно смахнув прилипшую ко лбу прядь зеленоватых волос.

– Отдайте нам дитя.

Тем временем темный сгусток магии, который медленно скользил по телу, юркнул в мой раскрытый детский рот. Пока дриады и наяды сверлили друг друга ненавидящими взглядами, детский крик наконец рассек тишину.

Отец, вскинув голову, с застывшим ужасом на лице произнес:

– Дьявол… дьявол… дитя порока и тьмы…

В подтверждение его слов из моей головы начали появляться остроконечные рога, за спиной распахнулись перепончатые крылья, чуть подрагивая в такт хаотичным движениям. Крик, заполонивший комнату, до сих пор отголосками прошлого звучит в голове.

Когда родители узнали, что у них родился дьявол, они отреклись от меня, отослали в один из дворцов, погибающих в болотистой трясине. Мать, умоляя отца этого не делать, падала на колени и ревела, глядя, как дитя увозят. Ее возлюбленный, словно каменное изваяние, распахивал белоснежные крылья и преграждал женщине путь каждый раз, когда она пыталась дотянуться до меня, спрятать, оставить рядом. Для того чтобы сослать сына в неизвестность, им потребовалось десять лет.

Уже три года я жил отшельником вдали от родителей, но разъедающее чувство обиды и горечи не покидало душу.

С самого детства твердили, что я – дитя порока и тьмы, что мне уготованы страшные испытания и муки на предсмертном одре. Но из раза в раз я задавался вопросом – что такого мог сделать десятилетний ребенок, существовавший все эти годы затворником, чтобы родной отец ненавидел его?

Мои родители были ангелами – душами умерших богов, вымолившими у Смерти второй шанс. Хлоя смилостивилась и даровала им жизнь, но в обмен они пожертвовали всеми воспоминаниями, которые хранили их разум и сердце. Лишь любовь осталась в их душах и помогла найти друг друга на земле. Родители испытывали то самое чувство, которое не было подвластно дьяволу: он мог управлять лишь пороками и желаниями смертных и чудовищ.

Что такое любовь? Я пытался найти ответ, но из раза в раз натыкался на непроходимую стену, которая омрачала сердце. И лишь в тот вечер, когда сбежал из дворца, смог получить ответы на свои вопросы.

Родителям все равно. Им было все равно, когда проснулся мой дар, было все равно, когда я впервые опробовал силу, убив стаю Стимфали́йских птиц. За несколько дней до случившегося я узнал, что родители ждут ребенка. Девочку-ангела. Аста́рту. Чувство радости, которое испытал сначала, сменилось на презрение и ненависть, но не к новорожденной сестре, а к тем, кто бросил меня. Отец, который до этого изредка все-таки мог заговорить со мной, теперь просто игнорировал мои слова, считая порочное дитя пустым местом, не стоящим никакого внимания. Мать оказывала чуть больше внимания, а затем полностью переключилась на сестру, которая улюлюкала и дергала ногами на руках женщины. Родители так были рады рождению дочери, что не заметили, как аура окутывала ее нутро, как голубого оттенка глаза покрывались темной поволокой. Они не чувствовали запаха разложения, исходящего от тела младенца. Белоснежная кожа, золотистые локоны, небольшие крылья с бирюзовым вкраплением, вторившие оттенку волос. Ангел во плоти, дьявол по происхождению.

Я не мог смотреть на любовь родителей и сестры, чувствуя себя лишним. С момента рождения сестры я стал изгоем, которому оставались считаные часы, дни, недели до того, как отошлют, словно прокаженного, прочь, чтобы не мешал идиллии, воцарившейся в семье. Отец стал часто поднимать на меня руку, когда я оказывался рядом с сестрой, чтобы почувствовать и попробовать истребить тьму, разрастающуюся в детском теле с каждым днем все сильнее. Мать не возражала мужу, боясь попасть под горячую руку. В такие моменты она лишь брала сестру в свои объятия и уходила из комнаты, неслышно прикрывая дверь.

Но в одну из ночей я услышал детский плач, смешивающийся с хриплым смехом – настолько жутким, что по коже пробежали мурашки. Прислушавшись, понял, что в доме все спали. Я слез с кровати и вышел из комнаты, направившись в покои сестры. Лунный свет сквозь окна освещал темный коридор, на стенах висели гобелены с изображением богов, истребленных во время войны и имена которых приписали к лику святых. Афродита, Дионис, Фемида, Гермес и многие дети Олимпа – все они лишь картинки, застывшие, натянутые на раму полотна с краской, без души. Смерть не дала им шанс на возрождение, посчитав, что они будут нужнее в ее царстве, подобно лучу солнечного света. Я осторожно, но уверенно продолжал идти вперед под пристальными взглядами умерших богов, хотя все тело тряслось от волнения и какого-то ужаса, к которому уже был готов.

Дойдя до комнаты сестры, трясущимися руками обхватил дверную ручку и резко распахнул створку, застыв на пороге. Темная материя, напоминающая волкообразную дымку, нависла над Аста́ртой и питалась ее страхом. Тварь, оскалив прогнившие зубы, с которых стекала темная жидкость, издала лающий смех, когда девочка вновь всхлипнула и попыталась прикрыть глаза маленькими ручками. Мое тело трясло от страха, но я нашел в себе силы и вошел в комнату, споткнувшись об игрушку, чем привлек внимание твари. Она медленно повернула голову в мою сторону и улыбнулась. Пар вырвался из ее ноздрей, обдав комнату запахом смрада и разложения. Острые когтистые лапы вцепились в стену и начали драть краску, которая летела на сестру, хороня под слоем пыли. Тварь издевалась, зная, что я не представляю для нее никакой опасности. Моя магия еще не пробудилась в полную силу. Сестра завозилась и вновь издала протяжный крик, который в этот раз разбудил родителей. Тварь, прижав обезображенную лапу ко рту, приказала молчать и скрылась в распахнутое окно.

Отец вбежал в комнату первый и, увидев, как дочь кричит и пытается отдышаться от клубов пыли, отшвырнул меня в стену и прижал локоть к горлу, перекрыв дыхание. Я пытался ослабить хватку, но он лишь сильнее надавил на кадык, заставив рвано задышать. Мать, вбежавшая следом, вскрикнула и побежала к дочери, разгребая руками засохшую краску со стен.

– Ты пытался убить мою дочь, никчемный демон, – прошипел отец.

– Я б… бы никог… гда не прит… тронулся…

– Врешь! – закричал отец и резко убрал руку от моего горла.

Я рухнул на пол и схватился пальцами за шею, пытаясь сделать глубокий вдох, от которого закашлялся. Затуманенным взглядом наблюдал, как ревущая мать прижимала к себе сестру, всхлипывающую на ее руках и смотрящую на меня темным, почти что озлобленным взглядом, где таилась ненависть всего мира. Я почувствовал в этот момент удар в грудь, болезненно отозвавшийся по всему телу.

Отец, стоя напротив меня, воссоздал из магии хлыст, который рассекал воздух при каждом взмахе. Не веря в происходящее и посмотрев на свою грудь, я сглотнул горькую слюну, увидев, как через разорванную рубашку проявилась полоса крови. Отец замахнулся еще раз и еще, нанося удары. Я крепко сжал челюсти и вскинул голову вверх, приказывая самому себе не плакать.

Тринадцать ударов плетью пришлось по моему телу. Рубашка напиталась теплой жидкостью, стекающей к ногам, образуя на полу алые разводы. Мать крепко прижимала сестру к груди, стараясь не смотреть в нашу сторону. Отец откинул плеть и с ревом приказал мне выметаться.

Чтобы выплеснуть магию, бурлящую под кожей, я сбежал в лес, где на поляне выклевывали язык и глаза Стимфали́йские птицы существу, которое напоминало ламию, – лишь кончик хвоста, лежащий чуть поодаль, подтвердил мои догадки. Они синхронно вскинули головы, почувствовав запах моей крови, и яростно захлопали крыльями, готовясь к нападению. Это послужило последней каплей. Плотина, которую я столько лет возводил, удерживая магию, дала трещину. Крылья, распахнувшись, с корнем вырвали пару кустарников. Алая дымка заволокла глаза, откуда теплой струйкой начала стекать кровь. Руки сжались в кулаки, и ударная волна магии пробежалась по поляне, заставляя птиц биться в агонии. Их тела с треском разламывались, ребра прорывались сквозь перья, распахиваясь, словно цветок. Я не принадлежал себе, магия взяла контроль над моим телом и силами. Лишь когда разум начал проясняться спустя долгие минуты, я вскрикнул и рухнул на землю, окинув поляну затуманенным взглядом. Пять распотрошенных птиц лежали рядом друг с другом, головы и крылья были вывернуты под углом, широко распахнутые глаза устремлены в небо. Спустя мгновение меня вырвало. Наутро отец нашел умерщвленных птиц, и бо́льших причин ему и не надо было – я стал убийцей, который может уничтожить не только монстров, но и собственную сестру. Мне было всего десять лет.

Я не позволил воспоминаниям взять верх, мчался сквозь сгущающиеся сумерки и редко кидал беглый взгляд назад, убеждая, что за мной никто не следует. Уханье сов, шелест деревьев, потрескивание веток под моими ногами – звуки должны были успокаивать, убаюкивать в лесных объятиях, но страх только сильнее проникал в душу и обхватывал сердце своими щупальцами. Легкие горели огнем, бок кололо. Прислонившись к дереву рукой, я чуть нагнулся и попытался отдышаться. Только сейчас понял, что все звуки стихли, даже ветер не играл с листвой. Моя неокрепшая магия бурлила по венам, создавая щит. Тихий трескучий голос послышался за спиной. Я резко повернулся и вскинул руку, направляя силу на источник звука. Дерево, стоящее поодаль, вспыхнуло багровым пламенем, затрещало и повалилось. За ним в лохмотьях стояла женщина лет сорока – руки опущены, босые ноги, волнистые волосы пшеничного цвета, скрывающие половину лица.

– Кто ты? Что тебе надо? – громко спросил я, игнорируя голос разума, заставляющий молчать и бежать со всех ног.

– Подойди ко мне, мой мальчик, я не обижу тебя.

Глазами я начал искать пути отступления, но болотного цвета магия стрелой достигла и сковала тело. Закричав, я почувствовал, как что-то мягкое коснулось рта. Мои глаза расширились в ужасе от увиденного.

Эхса́. Паук, достигающий двадцати сантиметров в длину. Его белоснежное пушистое тело было покрыто острыми волосками, с которых стекал яд. Четыре пары глаз устремились на меня. Паук, не обращая внимания на мои мычания и попытки вырваться, плел паутину вокруг рта и спрыгнул на землю лишь после того, как убедился, что я не смогу издать ни звука. Незнакомка щелкнула пальцами, и насекомое осело на траву кучкой пепла.

Женщина бесшумно направилась в мою сторону. Вместо ног у нее было облако золотистого пара, на котором она чуть покачивалась в такт движениям.

Джинн.

Остановившись в нескольких сантиметрах, она осторожно обхватила мое лицо руками, будто боялась причинить боль.

– Мальчик, так отчаянно веривший в любовь. Мужчина, чье сердце так отчаянно будет требовать покоя. Дьявол, которому уготована великая судьба. Не бойся меня, я всего лишь хочу помочь. – По-матерински нежно проведя по моей щеке большим пальцем, она тихо спросила: – Могу ли я доверять тебе?

Моргнул, поняв, что незнакомка хочет, чтобы я молчал. Та тепло улыбнулась, схватила паутину и дернула на себя. От неприятных ощущений я сморщился и поводил губами в стороны, прогоняя боль. Я посмотрел на женщину, задавая немой вопрос.

– Я боялась, что ты вновь закричишь. Прости за это, – джинн провела подушечками пальцев по моим воспаленным губам и тихо выдохнула, понурив голову, – прости. Ты мог разбудить Аба́асы.

– Что вам нужно? – проигнорировав предостережение женщины, с упреком спросил я.

– Я всего лишь хочу помочь.

– Разве я нуждаюсь в помощи?

– Да. Каждый нуждается в этом, но боится признаться сам себе. Мы можем найти спасение друг в друге. Твой дар не позволит мне солгать. Проверь, если так будет угодно.

– Я окутан вашей магией, словно ядовитой паутиной, – процедил сквозь зубы я, стараясь не смотреть в глаза в попытке оставить незамеченным стыдливый румянец, окрасивший лицо.

– Прости, – спохватившись, женщина рассеяла магию, и я рухнул на колени. Зашипев, посмотрел на нее исподлобья, но промолчал. Я с силой надавливал на рот, стараясь стереть остатки паутины тыльной стороной ладони. Женщина протянула свою руку, желая, чтобы я узнал ее истинные мотивы и мысли. Долю секунды изучал ее серебристую кожу. Мотнув головой, встал с колен и обхватил пальцы женщины в приветствии, не призывая магии. Та улыбнулась кончиками губ и обхватила мою ладонь, чуть сжав.

– Мы так с тобой похожи.

– Не вижу сходства, – вырвав руку из хватки, я воссоздал вокруг себя щит и пошел дальше вглубь леса, желая провести эту ночь в одиночестве. Спиной чувствовал, что женщина последовала за мной.

– Я желаю, чтобы меня любили, чтобы во мне нуждались. Разве мы не похожи, Мулцибе́р?

На долю секунды я замедлил шаг, но, спохватившись, мотнул головой и направился обратно в сторону замка, и вправду боясь потревожить Аба́аса. Пройдя несколько метров, не услышал характерных шагов за спиной и, обернувшись, увидел, что джинн парила над землей, пристально глядя мне вслед. Фыркнув, протянул руку и кивнул головой в сторону выхода из леса, который прямой дорогой вел ко дворцу.

– Идете? Не оставлять же вас здесь одну посреди ночи.

Лицо женщины сначала исказилось в недоумении, но затем на нем расцвела полная благодарности улыбка, так что уголки моих губ непроизвольно дрогнули. Джинн, подплыв и чуть подрагивая, оказалась рядом и крепко обхватила мои пальцы, чуть сжав.

– Спасибо.

Я пожал плечами и пошел вперед, подстраиваясь под темп женщины, стараясь не сильно ускорять шаг. Вопрос о том, откуда незнакомка знала мое имя, я так и не задал.

Джойс

Я безмолвно следовала за мальчиком. Была близка к тому, чтобы покончить жизнь самоубийством, обратить магию против себя, дабы она пропитала тело ядом, который медленно и мучительно уничтожил бы все изнутри. Но страх, исходящий от ребенка, заполонил собой всю поляну и не дал совершить опрометчивый шаг. Не в силах сделать свою жизнь лучше, я обязана помочь тому, кто этого заслуживает.

Маленькое хрупкое тельце металось меж деревьев, ярко сияющие сапфировые глаза искали кого-то в темноте. Магия ребенка багровой дымкой струилась и обволакивала мальчика, стараясь воссоздать невидимый щит. Но я прожила достаточно, чтобы понять, что страх, наполняющий сердце и душу ребенка, был вызван не чем иным, как одиночеством. Мальчик боялся вновь оказаться ненужным, выброшенным на берег, словно рыба, хватающая жалкими рваными вздохами воздух. Он способен продлить существование на несколько мгновений, после чего наступит тьма, поглощающая всецело.

Все, ради чего жила, было обманом. Все, ради чего прислуживала, оказалось не чем иным, как рабством. Меня заманивали ласковым словом и теплым объятием в свои капканы те, которым нужно одно – моя магия, способная исполнить самые заветные желания.

Но этот ребенок… я чувствовала, как растет его сила, слышала ее зов, но мальчик противился, считал себя чудовищем, которому не место среди других существ. Лишь призвав магию, обнажавшую истинную сущность и природу, с ужасом осознала, что на нем была метка Смерти. Вопреки всем законам, дитя должно было умереть – его душа несколько долгих минут пребывала в Забвении, что сказалось на ребенке. Он должен был родиться ангелом, но Смерть решила обыграть всех, сделав мальчишку своим прислужником.

Я двинулась чуть ближе, скрываясь меж деревьев. Мягко ступая по траве, на ощупь продвигалась дальше, стараясь дышать как можно тише. Внезапный звук ломающейся сухой ветки заполнил собой поляну. Я почувствовала, как мальчик остановился, со страхом вглядываясь в темноту.

– Ну же, призови магию, покажи, чего ты на самом деле стоишь, – произнесла я одними губами, выпрямилась и собрала магию в кулаки, зная, что мальчик воспользуется своей силой. Но не для демонстрации могущества, о котором он пока не догадывался. Им двигало одно – сохранить жизнь любой ценой. Даже если для этого придется убить.

Багровая магия, похожая на остроконечные стрелы, пронзила дерево, где я скрывалась. Передо мной стоял испуганный мальчик лет тринадцати с угольно-темными волосами, сквозь которые прорывались небольшие рога. Сапфирового оттенка глаза бегло рыскали по моему телу, пытаясь почувствовать опасность, пухлые губы были плотно сжаты, отчего ямочка на подбородке выделялась еще сильнее.

Он так был похож на моего ребенка. Я не смогла спасти собственное дитя, но считала себя обязанной помочь тому, кто потерялся в темноте и одиночестве.

– Мы почти пришли, – пробормотал мальчик и зевнул, прикрыв рот кулаком. Его шаги замедлялись, он то и дело спотыкался.

– Ты утомился, – констатировала я и сбавила шаг, поравнявшись с мальчиком. Хотела было прикоснуться, чтобы приободрить, но он отпрянул от меня, как от огня, который может уничтожить, но не согреть. Мулцибе́р обхватил свое хрупкое тельце руками и спрятал голову в приподнятые плечи. Я прижала ладони к себе, чтобы побороть желание вновь прикоснуться к ребенку, – прости, не должна была…

– Все хорошо, просто я не привык к… подобному.

– Тебя не обнимают?

В ответ была тишина, оказавшаяся красноречивее слов.

Спустя пару минут мы вышли на поляну, посреди которой расположилась крепость. Ее колонны выстроены из темного мрамора, пологая крыша сплошь усеяна остроконечными пиками, спасающими от незваных гостей. Окна покрыты темным материалом, не позволяющим разглядеть то, что происходило внутри. Тонкая дымка багровой магии клубилась по земле, устилая каждый участок. Сила Мулцибе́ра струилась вокруг дворца, уходя вдаль.

Я чуть повернула голову и встретилась глазами с Мулцибе́ром, наблюдавшим за мной с примесью лукавства и опасения.

– Для чего это?

– Чтобы знать страхи, желания и пороки каждого. Я дьявол, и в этом моя сила, – Мулцибе́р пожал худощавыми плечами и пошел дальше. Магия, струившаяся вокруг него, на мгновение задержалась в воздухе, чуть колыхаясь. Была готова поклясться, что она изучает меня.

– Домой, – повысив голос, произнес Мулцибе́р.

Дымка чуть встрепенулась и стремглав нагнала дьявола, зашипев от удовольствия. Она любила своего хозяина, оберегала его, несмотря на то что тот считал ее своим проклятием. Я побрела в крепость, по пути гадая, кому были адресованы последние слова Мулцибе́ра – мне или магии, которая готова уничтожить любого, кто посмеет обидеть ребенка.

* * *

Без малого полгода пришлось выстраивать доверительные отношения с мальчиком. Его косые взгляды в мою сторону, плотно сжатые губы, некая скованность в движениях говорили о том, что он не верил мне и не мог осознать до конца, кто я такая и что делала в ту ночь в лесу. Я была благодарна Мулцибе́ру за то, что он не задавал лишних вопросов, позволяя проживать в его доме. Все в крепости оказалось чуждо – стены, потолки и ковры, устланные полы не выражали уюта, поленья в камине потрескивали с некой злобой, будто им претила сама мысль дарить свет и тепло чужим.

Мулцибе́р выделил мне комнату рядом со своей. Большие панорамные окна выходили на лес, скрывающий внутри сущий кошмар и непроглядную тьму, которую не мог пробить ни один солнечный луч. Кровать из ясеня, покрытая лаком, стояла напротив окна, по обе стороны висели бежевые плотные шторы. Туалетный столик был усеян различными колбочками и склянками, названия веществ внутри которых написаны на неизвестном мне языке. Небольшое трюмо расположилось в углу, на нем стояла тарелка с нарезанным сыром и вяленым мясом и кувшин со свежей водой. Больше в комнате ничего не было.

Когда я впервые оказалась в крепости, нестерпимо хотелось окунуться в железную лохань с горячей водой и смыть с себя остатки дурных мыслей, которые лезли в голову. Мулцибе́р, как и полагается хозяину, проводил меня до комнаты, приоткрыл дверь и впустил внутрь. На мой умоляющий взгляд и безмолвный вопрос о том, где можно искупаться, он сухо ответил:

– Крепость чувствует любое желание, которое испытывает гость в тот или иной момент. Стоит лишь подумать, и оно тут же исполнится.

– Ты сотворил эту магию сам? Один?

– Да.

Не сказав больше ни слова, Мулцибе́р развернулся на пятках и стремительно начал исчезать в темном коридоре. Прикрыв за собой дверь, я тихо ступала по прохладному полу, произнося едва слышно:

– Мне необходима лохань с горячей водой, чтобы выкинуть все мысли из головы.

В ответ на просьбу одна из стен начала слабо подсвечиваться лиловым отблеском, после чего появилась небольшая деревянная дверь. Приоткрыв ее, ахнула – в несколько метров железная лохань, до краев наполненная горячей водой, откуда шел пар, несколько небольших баночек, внутри которых колыхалась жидкость серебристого, золотистого и янтарного цветов, кусочек лавандового мыла, лежащий на краю.

– Спасибо.

Пол подо мной немного дрогнул. Дом принял благодарность. И меня.

Горячая вода помогла вынырнуть из водоворота воспоминаний. Обтеревшись полотенцем и намазав кожу отваром ромашки и мака для крепкого сна, прошлась вдоль кровати, едва касаясь пальцами мягкого одеяла. Могла спокойно принимать облик смертного, используя вместо дымки ноги. С ними чувствовала себя незащищенной, но в крепости я была в безопасности.

Вздрогнула от внезапного стука в дверь. Сердце бешено забилось в груди, но я нашла силы подойти и открыть ее. Дернув на себя створку, увидела на пороге Мулцибе́ра, который сонно потирал глаза и зевал. Встретившись со мной взглядом, он стыдливо произнес:

– Не могу уснуть.

Я улыбнулась и отодвинулась в сторону, пропуская мальчика в комнату. Тот несколькими шагами пересек ее и залез на кровать, укрывшись одеялом почти что с головой. Лишь глаза светились противоестественным блеском.

– Вы… вы расскажете мне… сказку? – запинаясь, произнес ребенок. Я чувствовала стыд, исходивший от него, словно голодный зверь. Он хотел иметь друга, ощущать поддержку, но боялся признаться в этом самому себе.

– Конечно, мой мальчик. Про что ты хочешь услышать?

Я прилегла рядом и по-матерински опустила одеяло с лица, подтолкнув его под шею. Магия ребенка замурчала, принимая мою заботу. Она так же, как и Мулцибе́р, изголодалась по чувствам, которые окрыляли и давали надежду, помогая пережить самые темные времена.

– Мне без разницы. Что сами захотите.

– Что ж… – Я укрыла ноги одеялом, облокотилась спиной о кроватный щиток и притянула мальчика к себе, чуть приобняв за плечи. – Незадолго до того, как Зевс и Посейдон воссоздали континенты, на свете жила маленькая фея, которая питалась пыльцой и пила росу. Ее магия была сильнейшей из всех, что знал свет. Сердце феи, полное отваги, доброты и милосердия, служило светом для тех, кто потерялся во тьме. Она помогала богам воссоздавать континенты, наделяла души людей и чудовищ светом, которые они сами же и сгубили своей жестокостью, алчностью и завистью. Две расы, так отличающиеся, но до боли похожие, начали истреблять друг друга, ведомые злым роком судьбы. Фея металась, словно загнанный в клетку зверь, силясь помирить людей и чудовищ, но все было напрасно. Каждое ее движение, каждое слово было приравнено к предательству. Единственное, что фея могла сделать для предотвращения войны, – спасти невинную жизнь, а затем умереть. Обратившись к богам, она попросила изменить внешность и сделать ее сиреной, чтобы перед смертью она смогла познать, каково это – стать частью моря. Ее молитвы и просьбы были услышаны. Боги даровали ей такую возможность, но ограничили во времени. Фея в облике сирены направилась в море, нашла корабль, который попал в шторм, и спасла дочь купца, путешествующую вместе с отцом. Смертный рассказал об этой вести на своем континенте, тем самым доказав, что чудовища – не враги, что среди них, равно как и среди смертных, есть милосердные создания. Спустя час фея, добравшись до суши и приняв истинный облик, погибла. Но ее свет, который, подобно тысяче фейерверков, ослепил собой все континенты, даровал надежду на светлое будущее.

– А еще? Можно еще одну сказку? – Мулцибе́р чуть подался вперед, вглядываясь в мое лицо с той наивностью, которая присуща всем детям.

– Отдыхай, а я посижу рядом, пока сон не примет тебя в свои объятия. А завтра, если захочешь, расскажу еще одну сказку.

И он захотел. Он прибегал ко мне неделю, слушая сказки о чудовищах, жертвовавших собой ради благой цели или любви, которая была им непостижима. На третий день мальчик спросил, как меня зовут, и я ответила, осознав, что так и не представилась.

На девятый день Мулцибе́р попросил рассказать еще, но я, сглотнув ком, образовавшийся в горле, тихо произнесла:

– Девятая история еще не дописана, мой мальчик.

– Кем? Кем не дописана, Джойс?

– Самой жизнью.

Глава 2

Такая драгоценность, как сострадание, к сожалению, дана не каждому.

20-й год правления эры Драконов

Мулцибе́р

– Вставай и продолжай сражаться! Я не потерплю слабости! Вставай! Ты можешь больше! – Резкий удар по спине волной боли прокатился по телу.

Кентавр, нервно цокая копытом, держал в руках деревянное копье с железным наконечником. Он принялся подходить ко мне, аккуратно ступая по кругу и прокручивая в руках оружие. Ярко выраженный квадратный подбородок, серые миндалевидные глаза, нос с горбинкой, который в потасовках и драках разбивали несколько раз, густая борода, доходившая до груди. Ноги и часть туловища покрывала шерсть дымчатого оттенка.

Очередной удар. Очередная волна боли. Вскрикнув, я рухнул на землю и вцепился дрожащими пальцами в траву с такой силой, что вырвал ее с корнем.

– Ты никчемный слабак. Посмотри на себя. Имея силу, могущество, магию, ты уничтожаешь себя изнутри. Ребенок, брошенный родителями. Дьявол, потерявший себя, – в голосе кентавра сквозило презрение, но я знал, что это все лишь уловка. Чудовище пыталось потянуть за те нити, которые я давно похоронил глубоко в душе. – Вставай, ничтожество, и продолжай бой.

– Заткнись, – тихо прорычал я, чувствуя, как магия обволакивает тело, застилая глаза алой пеленой.

– Повтори.

Я вскинул голову вверх, ехидно улыбнулся и провел языком по выступающим клыкам. Магия, пробудившись, бурлила по венам, напитывая тело силой.

– Я велел тебе заткнуться, Ци́ллар.

Улыбка кентавра, похожая на оскал, стала еще шире. Вскинув копье вверх, он провернул его, перекидывая из одной ладони в другую. С гулом ударив основанием по земле, Ци́ллар провел большим мохнатым пальцем по шее, показывая тем самым, что скоро мне наступит конец. Поднявшись с земли, я крепко сжал кулаки, собирая магию, чтобы нанести удар. Ее сила струилась по мне, расползаясь темно-алой сеткой вен по коже.

Я провел в воздухе рукой, образуя магией подобие меча, который плавно опустился в свободную ладонь. Резанув острием по запястью, почувствовал, как теплая жидкость стекла по коже. Удерживая меч, большим пальцем провел по ране и нарисовал на лбу узор, напоминающий чашу.

Магия на крови. Один из многих усилителей магии, подвластных дьяволу. Если ты используешь свою кровь, то множишь мощь, если врага – то забираешь часть дара себе. Теперь я мог искажать звуки, заставлять слышать чужие голоса, проникать в разум, подчинять своей воле. Мог узнавать все страхи, тайные желания и вожделения каждого, стоило только прикоснуться к собеседнику. Поначалу, когда только начинал использовать магию на крови, силы, которые она даровала, быстро исчезали. Но чем больше жертвовал собой, тем глубже она укоренялась в моей магии.

– Наконец-то ты вернулся, хиляк.

Ци́ллар подорвался и, выставив острие вперед, помчался на меня, яростно цокая копытами по земле, от ударов в разные стороны летели клочки травы. Я стоял со скучающим видом, оперевшись о меч и согнув одну ногу в колене. Когда острие копья оказалось в опасной близости от моего сердца, распахнул крылья и взмыл вверх за несколько секунд до того, как разъяренный кентавр промчался там, где прежде стоял я. Приземлившись за его спиной, материализовал рядом с собой огромного дымчатого волка, который на самом деле был вурхэ́нгсоном. В истинном обличье они практически не отличаются от человеческого трупа. После вскрытия могилы на лице нежити возникает румянец, а лицо становится здоровым. Кожные покровы приобретают нехарактерный оттенок. Живые мертвецы часто имеют пухлые черты лица, отросшие волосы. Восстать из могил могли только оборотни – те, кто принимал облик животного или птицы. Они боятся солнечного света, боярышника и освященных вещей. Только это был не обычный вурхэ́нгсон, а мертвец, связанный со мной клятвой крови. Я нашел его умирающим среди старых пней, где чудовище доживало последние минуты. Его дрожащие руки пытались вытащить кол, торчащий из сердца. Такой слуга вполне мог пригодиться, и я, недолго думая, предложил без пяти минут мертвецу сделку. Его душа, проклятая темная сущность, так хотела жить, что он принял условия. Жизнь вурхэ́нгсона теперь была в моих руках. Погибну я, погибнет и он. Его же смерть не лишит меня ничего.

Я молча вскинул руку и указал вурхэ́нгсону на кентавра. Тот, зарычав, стремглав помчался на Ци́ллара, у которого в глазах застыл животный страх. Когда до соперника оставалось около пары метров, я вскинул руку вверх, отчего мертвец, взвизгнув, встал на задние лапы и резко затормозил. Невидимый поводок на шее существа натянулся, когда волк пытался вновь кинуться на кентавра.

– Ну-ну, мальчик, конина – жесткое мясо. Я найду для тебя другое, фу.

Волк, стушевавшись, последний раз зарычал на Ци́ллара, развернулся и, подойдя ко мне, сел. Его силуэт медленно начал таять, стоило прислонить ладонь к морде, вызывая магию обратно.

– Ты сражаешься нечестно! – взревел кентавр.

– Ты давно должен был уяснить, что я мастер слабостей и пороков. Добродетель – не самая моя сильная сторона.

Ци́ллар, лязгнув зубами, кинул копье в сторону и провел пятерней по лицу, фыркнув.

– Боже, мой друг, что за манеры. Фыркают только лошадки в загоне.

Судя по взгляду, которым кентавр меня одарил, жить мне оставалось недолго. Рассмеявшись, сложил крылья за спиной, что втянулись в кожу. Ци́ллар продолжал сверлить меня взглядом, но я заметил, как его челюсти крепко сжаты в попытке скрыть улыбку. Мотнув головой, кентавр гортанно рассмеялся и направился в сторону крепости. Через плечо он громко произнес:

– Ты не ничтожество, Мулцибе́р, а один из сильнейших дьяволов, которых я тренировал. Помяни мои слова – через пять лет ты станешь Высшим и забудешь старика Ци́ллара.

– Никогда. Я никогда тебя не забуду, – шепотом произнес вслед удаляющемуся другу.

* * *

Три года назад Джойс упорством заставила меня брать уроки рукопашного боя. Женщина целыми днями напролет преследовала и пыталась образумить, что магия не всегда сможет помочь, что каждый уважающий себя демон должен уметь драться и обращаться с оружием, словно это его вторая ипостась. Поначалу я отмахивался, но спустя месяц надоедливых слов сел и обдумал слова Джойс, найдя в них толику правды.

Мой выбор сразу пал на одного из самых сильных кентавров, проживавших на Пра́нте, и я направился на его поиски. Вурхэ́нгсон, обладавший чутким обонянием, выследил кентавра по характерному для их расы запаху сена и затхлой шкуры. Кентавры разбили небольшой лагерь около запретного леса, находившегося в нескольких километрах от крепости. Эти существа были искусными воинами и отлично скрывались среди деревьев и листвы, показываясь лишь тогда, когда сами того хотели. Вурхэ́нгсон, как только вывел меня на заветную поляну, растворился в воздухе. Я осмотрелся и не увидел никого из кентавров – лишь поляну, где стояли массивные стражи-деревья, чьи верхушки покачивались от порыва ветра. Пройдя пару шагов, осмотрелся и прислонился ладонью к коре, усмехнувшись краем губ – неподалеку от меня, буквально в десятке метров, чувствовался страх, приправленный интересом. Эмоции были не взрослого кентавра, а дитя. Продолжая удерживать ладонь на коре, я направил на страх существа багровую стрелу, остроконечник которой указал за одно из деревьев, что стояли по правую сторону от меня. Отшатнувшись, сделал пару шагов и рвано выдохнул, резко затормозив. На поляну, с другой стороны от стрелки, вышел кентавр, крепко сжимавший кулаки, грудь выпятил вперед, изумрудные глаза смотрели надменно и настороженно. Густая каштановая шерсть местами была окрашена свежей кровью. На кентавров часто устраивали охоту, чтобы сделать эликсир, позволяющий благодаря их магии усилить собственную мощь. Зачастую проигрывал тот, кто нападал, поскольку не было равных в бою этим существам. Они уступали лишь оркам, потомки которых расселились по всем континентам.

– Чего тебе, дьявольское отребье? – басом спросил кентавр, став напротив меня в нескольких метрах так, что багровая стрела уперлась в его мощную грудь.

– Я пришел просить помощи.

В подтверждение своих слов я приподнял руки, согнув их в локтях, и присел на колени. Кентавр, фыркнув, цокнул копытом по земле, горсть которой отлетела в сторону с клочком зеленой травы. Существо подошло ближе, не сводя пристального взгляда, и склонилось над моим лицом, обдав жарким дыханием. Кентавр мог убить одним ударом копыта, и я даже не успел бы сообразить, что Смерть пришла по мою душу.

– Продемонстрируй магию.

Я увидел в глазах кентавра собственное отражение – пятнадцатилетний демон, с рук которого медленно, подобно туману, начала слетать магия, окутывая поляну. Она обвивала каждое дерево и травинку, подчиняя своей мощи. Страх, который я чувствовал от дитя, теперь исходил от всех представителей этой расы. Это понял и кентавр.

– Достаточно, – его глаза сузились, когда я сжал кулаки и резким движением призвал магию обратно. – Какая помощь тебе нужна?

– Нужен самый сильный кентавр, способный обучить меня рукопашному бою и обращению с оружием.

– Что ты готов предложить взамен, демон?

– Проси все что угодно, – спокойно парировал я.

– Защиту, – молниеносно произнес кентавр.

В эту минуту за его спиной начали выходить из укрытий кентавры и кентавриды, держащие на спинах детей, которые крепко вжимались копытами в тела родителей. Существа были истощены – у кого-то выступали ребра от голода, у кого-то не хватало глаза, у кого-то из бока торчало острие копья, где рана начала покрываться гнойными нарывами.

Кентавров истребляли, когда охотники сплачивались в большие группы и нападали. Если уничтожить не удавалось, то убийцы сжигали траву, заставляя их голодать и терять силы, чтобы нанести новый удар.

– Договорились.

Я протянул ладонь кентавру, который неохотно, но протянул в ответ свою и пожал. Мы не стали скреплять нашу сделку кровью, поскольку существо и без того было ослаблено и уничтожено морально, желая защитить свое селение. Кентавр, вышедший на поляну, был вожаком стаи, имя которого – Ци́ллар. Он, тяжело вздохнув, три раза цокнул копытом по земле. В то же мгновение на поляне начали показываться шатры и потухший костер, где лежали обглоданные кости. Справа валялись трупы сородичей, что еще не успели разложиться и могли сгодиться на мясо. Магия кентавров позволяла им на короткий срок укрыть шатры от ненавистных врагов – слабая, болотного цвета дымка, похожая на оттенок верхушки деревьев, создавала своего рода непроницаемый купол.

Я вернулся в крепость, приказал обитателям наготовить еды и снести ее во двор. Те не стали задавать вопросов и, подобно стае куриц, поспешили на кухню исполнять приказ. Спустя пару часов двор был устлан множеством блюд – от фруктовых нарезок до сочно приготовленного мяса.

Вскинув руку, я погрузил поляну в сумрак, заграждая солнце магией. В полной темноте орудовал силой, заставляя парить тарелки над землей и устремляться вглубь леса к поселению кентавров. Почувствовав знакомый страх, я трясущимися руками опустил яства и отозвал дымку, судорожно начав глотать воздух. Проклятый лес подпитывался магией, словно изголодавшийся зверь. Кентавры не доверяли никому, поэтому заставить их выбраться из убежища было невозможно. Не хотелось, чтобы они почувствовали себя изгоями, от которых отмахнулись, прислав еду. Поэтому я решил сам принести пищу, чтобы сделать первый шаг навстречу возможной дружбе, где выигрывала каждая из сторон.

На следующее утро я встретил Ци́ллара на поляне. Он нервно перебирал копытами по земле, ощущая на себе пристальные взгляды прислуги, которая выбежала на улицу и рассматривала существо широко раскрытыми глазами и ртами. Я приказал им расходиться и поклонился кентавру, как только поравнялся с ним. По скованным движениям существа и некоему смущению в глазах, понял, что он хотел поблагодарить за еду. Прежде чем Ци́ллар что-то успел сказать, я мотнул головой. Он резко выдохнул и изогнул рот в подобие улыбки.

С этого дня мы начали тренировки, благодаря которым я в совершенстве овладел оружием и тактикой рукопашного боя. Взамен обучения поставлял кентаврам каждый день еду и восстанавливал купол, скрывающий поселение от незваных гостей. Разрубленные пополам тела, что полукругом лежали вокруг барьера, служили усладой для моей души. Вокруг глаз и рта охотников уже начали разрастаться рои насекомых, поедающих плоть. Руки и ноги лежали чуть поодаль. Вспоротые местными хищниками животы обрамлялись кишками и засохшей кровью.

В один из дней я вызвался проводить Ци́ллара до поселения. Мы переглянулись, когда увидели на теле трупа, плоть которого местами уже сгнила, записку.

«Будь проклят тот день, когда родился демон, отравляющий ваши земли. Вы, глупые существа, не понимали, какую честь мы оказывали, убивая. Вы жертвовали собой ради благой цели, но, к сожалению, выбрали путь бессмысленного существования, полного злости и ненависти. Будьте вы прокляты, как проклят демон, рожденный ангелами».

После этого охотники перестали появляться на наших землях, освободив кентавров от страха истребления.

* * *

После поединка у меня хватило сил только на то, чтобы окунуться в горячую воду. Нагишом завалившись на кровать, обхватил руками подушку и, уткнувшись в нее носом, моментально заснул.

Спустя пару часов порывистый, внезапно возникший ветер, будто гонимый невидимой силой, распахнул настежь окно, разбив стекло. Пара осколков впились в кожу, отчего я раскрыл глаза, потеряв сон.

– Что за черт, – встав, схватил с кровати одеяло и обмотал вокруг бедер.

Ступая по осколкам, рассыпанным по полу в причудливом узоре, я взялся за подоконник и огляделся. Пара капель дождя упала на разгоряченную кожу, от которой шел едва заметный дым. Небосвод пронзила молния, гром прокатился по поляне, окружая дворец своей мощью. За окном лил дождь, из-за которого не видно было ни зги. Едва различимый плач, доносившийся со стороны леса, вызвал неприятный трепет в душе. Зажав в ладони битое стекло, щелкнул пальцами, сменив одеяло на теле темными штанами.

Тихий шепот, который нес в себе ветер, пропуская слова через стекло, позволил понять, откуда слышен плач. Призвав магию, отшвырнул вонзившиеся в кожу осколки, чувствуя, как раны на ходу начали затягиваться. Распахнув крылья, я создал вокруг себя щит, не пропускающий влагу. Вылетев в разбитое окно, стремглав помчался на плач, который с каждым взмахом становился все громче. Лавируя меж деревьев и перепрыгивая коренья, резко свернул налево и на мгновение задержался в воздухе в паре метров от земли, шумно сглотнув.

На поляне, посреди которой горело дерево, находились два сатира. Один из них прижимал тело другого, содрогаясь от рыданий. Судя по всему, это были отец и сын. Руки старого сатира безжизненно лежали на коленях молодого.

Я опустился на землю и громко кашлянул, чтобы привлечь внимание. Сатир даже не взглянул на меня, лишь закричал, задрав морду вверх, подставляя ее под дождь. Я плотно сжал губы и медленно направился к нему, как к затравленному зверю, стараясь не напугать. Подойдя, осторожно опустился на колени рядом с существом и кинул короткий взгляд на его отца. Черты лица того исказились от страха – широко распахнутые глаза, рот, открытый в безмолвном крике. Сатир поднял на меня глаза, полные боли, всхлипнул и тихо спросил:

– За что? Чем прогневал богов? Почему они забрали его, а не меня?

Даже сквозь раскаты грома я услышал его слова. Сатир был сломлен, потерян, уничтожен. Его слезы мокрыми дорожками стекали по волосатой морде, собираясь на густой бороде. Он был еще слишком молод – не старше пятнадцати лет. Существо, так рано познавшее потерю, так рано столкнувшееся со смертью.

– Позволь мне помочь. Позволь унять твою боль, – я протянул руку, с которой искрами слетала магия. Она багровыми узорами растекалась по ладони, готовая принять чужие страдания и боль, даруя в ответ покой.

– Кто ты? – сатир продолжал убаюкивать отца на руках, словно младенца. От него не шел страх, только горе, разрывающее нутро на куски.

Ком, вставший в горле, не позволял произнести ни слова. В ответ я лишь коснулся свободной рукой глаз отца сатира и забрал предсмертные муки, наблюдая за тем, как его лицо разглаживается, на губах появляется слабая улыбка. Казалось, будто он просто спит и видит сон, согревающий душу. Сатир всхлипнул и посмотрел на меня. В его глазах теперь таились страх и… благодарность?

– Я друг, – хрипло произнес я, борясь с собственной магией, которая растекалась по венам, словно яд. Ей были чужды такие чувства, как боль и страх.

– Друг… – повторил сатир более уверенным голосом, – спасибо, друг. – Уголок его губ чуть дернулся в вымученной улыбке.

– Его ударила молния?

Кивок.

– Он умер сразу?

Кивок.

– Я могу чем-то помочь тебе? – Я чуть подался вперед, убирая намокшие волосы со лба. Дождь понемногу стихал, но капли в неприятном ритме соприкасались с кожей. Я боялся открыто использовать багровую магию, ассоциирующуюся с кровью, поэтому смиренно сидел под дождем и ждал, когда сатир немного успокоится.

– Ты сможешь забрать меня? Мне некуда идти, я остался совсем один. Я… потерян. Не знаю, что делать, куда идти. – Сатир с пылом продолжил: – Могу выполнять любую работу, какую прикажешь, я выносливый! Только не оставляй одного. Кажется, что ты не причинишь мне боль.

Я остался один.

Я сломлен.

Кажется, ты не причинишь мне боль.

– Позволишь? – Я протянул руки к отцу сатира. Тот в ответ снова кивнул и протянул бездыханное тело. Ловко подхватив, я опустил его отца на землю и, проведя ладонью вдоль силуэта умершего, воссоздал вокруг существа щит, не позволяющий добраться влаге. – Я приду и похороню его, хорошо? А сейчас пойдем домой.

Я обхватил тело молодого сатира и резко встал, прижав к себе. Тот пискнул и обвил мою шею маленькими руками, дрожа. То ли его слезы, то ли дождь стекали по моей коже.

Друг.

– Я не дам тебя в обиду. Обещаю… друг.

Сатир поднял взгляд и улыбнулся. По-настоящему улыбнулся.

Вернувшись во дворец, я отнес уснувшего сатира в соседнюю комнату. Переживал, как разум существа перенесет потерю отца, но вмешиваться не хотел. Его рассудок мог не выдержать моей магии.

Осторожно закрыв за собой дверь, я вновь направился на поляну, где оставил сатира. Разведя руки в стороны, почувствовал тяжесть лопаты, которая материализовалась в ладонях. С яростью обхватив ее основание, начал втыкать острие в землю, надавливая ногой и отбрасывая комья грязи и размокшей земли в сторону.

Ты не одинок.

Ты заменил мне сына.

Я так горжусь тобой, мой мальчик.

Я тоже боюсь одиночества.

Эти слова эхом раздавались в голове. Ярость переросла в силу, которую я использовал, чтобы вырыть могилу. Когда в земле образовалась глубокая яма, кинул лопату в сторону, подошел к телу сатира, осторожно поднял и уложил в землю. Его маленькое тело все было в ожогах и волдырях, ноги и руки вывернуты. Я услышал скрежет собственных зубов, едва сдерживая слезы.

Слезы не делают тебя слабым. Милосердие не умаляет твоих достоинств.

Лишь небольшой бугорок земли напоминал о сатире, тело которого навсегда покинула жизнь. Смерть – это всего лишь начало нового пути, неизведанного, но не менее прекрасного.

Я рухнул рядом с могилой, сжал пальцами рыхлую от дождя землю, подставляя лицо каплям дождя.

– Сколько могу еще вытерпеть?

В ответ я лишь услышал раскаты грома, сопровождаемые вспышкой молнии. Боги вели со мной безмолвную беседу, суть которой я не мог понять.