Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Азбука
- Kategorie: Krimi
- Serie: Звезды мирового детектива
- Sprache: Russisch
- Veröffentlichungsjahr: 2023
"Харри Холе вышел на лестницу и сощурился на ярком июньском солнце. ...Он чувствовал, что все находится в гармонии, в равновесии..." Так заканчивается роман "Полиция", но не история любимого героя Ю Несбё. Увы, детектив Харри обманывал сам себя — мир по-прежнему был жесток и несовершенен, и требовалась сильная рука, чтобы навести в нем хотя бы подобие порядка. Харри Холе возвращается на службу в полицию Осло, чтобы начать охоту за серийным убийцей, нападающим на тех, кто назначает свидания через сайт знакомств. След преступника приводит детектива к его собственному мрачному прошлому... Долгожданный 11-й роман из захватывающей серии о Харри Холе. Впервые на русском языке!
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 745
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Содержание
JoNesbø
TØRST
Copyright © Jo Nesbø 2017
All rights reserved
Published by agreement with Salomonsson Agency
Перевод с норвежского Екатерины Лавринайтис
Серийное оформление Вадима Пожидаева
Несбё Ю
Жажда : роман / Ю Несбё ; пер. с норв. Е. Лавринайтис. —СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2017. (Звезды мирового детектива).
ISBN 978-5-389-13229-0
16+
«Харри Холе вышел на лестницу и сощурился на ярком июньском солнце. ...Он чувствовал, что все находится в гармонии, в равновесии...» Так заканчивается роман «Полиция», но не история любимого героя Ю Несбё. Увы, детектив Харри обманывал сам себя — мир по-прежнему был жесток и несовершенен, и требовалась сильная рука, чтобы навести в нем хотя бы подобие порядка. Харри Холе возвращается на службу в полицию Осло, чтобы начать охоту за серийным убийцей, нападающим на тех, кто назначает свидания через сайт знакомств. След преступника приводит детектива к его собственному мрачному прошлому...
Долгожданный 11-й роман из захватывающей серии о Харри Холе. Впервые на русском языке!
© Е. Лавринайтис, перевод, 2017
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017 Издательство АЗБУКА®
Пролог
Он неподвижно смотрел в белое ничто.
Этим он занимался почти три года.
Его никто не видел, и он никого не видел. За исключением тех моментов, когда дверь отворялась и выпускала ровно столько пара, что на секунду становился различим силуэт обнаженного мужчины, а потом дверь затворялась и все вновь окутывал туман.
Баня уже закрывалась. Он остался один.
Потуже затянув пояс банного халата, он поднялся с деревянной скамьи, вышел к пустому бассейну и направился в раздевалку.
Ни плеска воды, льющейся из душа, ни разговоров на турецком, ни звука босых ног, шлепающих по плиткам пола. Он рассмотрел себя в зеркале и провел пальцем по все еще заметному шраму от последней операции. Немало времени потратил он на то, чтобы привыкнуть к новому лицу. Палец двигался дальше по горлу, по груди, к тому месту, где начиналась татуировка.
Он открыл навесной замок на шкафчике в раздевалке, надел брюки, накинул пальто поверх влажного банного халата, зашнуровал ботинки. Еще раз убедившись, что, кроме него, здесь никого нет, он подошел к шкафчику с кодовым навесным замком, отмеченным пятнышком синей краски. Набрал цифры 0999, снял замок и открыл дверцу. Быстро оглядел лежащий внутри большой красивый револьвер, обмотал его красным шарфом и спрятал в карман пальто. Затем достал конверт и раскрыл его. Ключ. Адрес и детальная информация.
В шкафчике лежала еще одна вещь.
Выкрашенная черной краской, железная.
Он взял ее одной рукой, поднес к свету и с восхищением начал рассматривать работу кузнеца.
Придется вымыть и очистить эту вещь, но он уже чувствовал возбуждение при мысли, что будет ею пользоваться.
Три года. Три года в белом ничто, в пустыне бессмысленных дней.
Теперь время настало. Настало время испить жизнь.
Время возвращаться.
Харри проснулся оттого, что его кто-то тряс. Он уставился в полумрак спальни. Это снова был он, он вернулся, он здесь.
— Кошмар, любимый?
Голос, раздавшийся рядом, был спокойным и теплым.
Харри повернулся к ней. Ее карие глаза изучали его. Призрак поблек и испарился.
— Я здесь, — сказала Ракель.
— А я здесь, — ответил он.
— Кто на этот раз?
— Никто, — соврал Харри и погладил ее по щеке. — Ну-ка, спи.
Он закрыл глаза. Выждал достаточно времени, чтобы быть уверенным, что она сделала то же самое. Открыл глаза и всмотрелся в ее лицо. На этот раз Харри увидел его в лесу, в болотистой местности, погруженной в белый туман, который окутывал их обоих. Он поднял руку и направил что-то в сторону Харри. Харри смог разглядеть вытатуированное лицо демона наегообнаженной груди. А потом туман сгустился и он исчез. Снова исчез.
— А я здесь, — шепотом повторил Харри Холе.
Часть I
Глава 1
Среда, вечер
Бар «Ревность» был почти пуст, и все же дышалось здесь тяжело.
Мехмет Калак разглядывал мужчину и женщину у стойки, наполняя их бокалы вином. Четверо посетителей. Третьим был мужчина, который сидел за столиком один и мелкими глотками потягивал пиво из полулитровой кружки, а четвертым — пара ковбойских сапог, торчащих из кабинки, темнота в которой периодически озарялась светом от дисплея мобильного телефона. Четверо посетителей в сентябрьский вечер в лучшем баре района Грюнерлёкка. Это никуда не годится, так не может продолжаться. Порой Мехмет задавал себе вопрос, почему он уволился с поста директора бара самого классного отеля города и стал единственным владельцем этого занюханного заведения с клиентами-алкашами. Может быть, потому, что думал: подняв цены, он сменит старую публику на тех, кого каждый хозяин рад видеть у себя, — на молодых людей, живущих по соседству, платежеспособных, не создающих проблем. А может, потому, что после расставания с девушкой ему было необходимо место, где он сможет работать до посинения. Или потому, что получил отказ от банка, после чего предложение акулы ростовщического бизнеса Даниала Бэнкса показалось привлекательным. Или просто-напросто потому, что это он решал, какую музыку ставить в баре «Ревность», а не чертов директор гостиницы, знавший всего одну мелодию — жужжание кассового аппарата. Выставить старых клиентов за дверь оказалось просто, теперь их пригрел дешевый бар в трех кварталах отсюда. Наверное, Мехмету стоит пересмотреть концепцию. Наверное, одного телевизионного экрана, по которому крутят только турецкий футбол, недостаточно для того, чтобы называться спортбаром. А что касается музыки, то, наверное, надо бы остановиться на классике: «U2» и Спрингстин для мужчин, «Coldplay» для женщин.
— У меня нечасто бывали свидания с женщинами, с которыми я познакомился в «Тиндере»1, — сказал Гейр и поставил свой бокал с белым вином на барную стойку. — Но я понял, что на этом сайте много странного.
— Правда? — спросила женщина, пряча зевок.
Блондинка, коротко стриженная. Стройная. Лет тридцати пяти, подумал Мехмет. Быстрые, немного суетливые движения. Усталые глаза. Слишком много работает и занимается спортом, так как надеется, что это создаст излишек энергии, которой ей всегда не хватает. Мехмет увидел, как Гейр поднял бокал, держа его тремя пальцами за ножку, так же как эта блондинка. На своих многочисленных свиданиях с женщинами из «Тиндера» он всегда заказывал то же, что и они, будь это виски или зеленый чай. Таким образом он хотел послать сигнал, что в этом отношении они тоже друг другу подходят.
Гейр кашлянул. С того момента, как она вошла в бар, прошло шесть минут, и Мехмет знал, что сейчас Гейр бросится в атаку.
— Ты красивее, чем на аватарке в «Тиндере», Элиса, — произнес он.
— Ты уже говорил, но все равно спасибо.
Мехмет протирал бокал и делал вид, что не слушает их разговора.
— Так расскажи мне, Элиса, чего ты хочешь в этой жизни?
Она вымученно улыбнулась:
— Мужчину, который ищет не только внешность.
— Не могу с тобой не согласиться, Элиса, лишь внутреннее содержание имеет значение.
— Это была шутка. На аватарке я выгляжу лучше, да и ты тоже, Гейр, если честно.
— Хе-хе, — произнес Гейр, застигнутый врасплох, и уставился в свой бокал. — Многие выбирают самую удачную фотку. Значит, тебе нужен мужчина. Какой именно?
— Тот, что хочет не работать и сидеть дома с тремя детьми. — Она бросила взгляд на часы.
— Хе-хе...
Пот выступил не только на лбу, но и по всей большой, гладко выбритой голове Гейра. И скоро у него появятся круги пота под мышками на черной обтягивающей рубашке (странный выбор, ведь он не был ни особенно стройным, ни мускулистым). Гейр повертел бокал в руках.
— Именно такое чувство юмора мне по вкусу, Элиса. Но моя семья — это моя собака, и мне этого пока достаточно. Ты любишь животных?
«Tanrim2, не пора ли выложить карты на стол?» — подумал Мехмет.
— Если встречу нужного человека, я почувствую, что мы подходим друг другу здесь...
— И здесь. — Он улыбнулся, понизил голос и указал на ширинку. — Но сначала надо выяснить, подходим ли мы друг другу здесь. Что скажешь, Элиса?
Мехмет содрогнулся. Гейр ринулся в бой, и по его самоуверенности, скорее всего, будет нанесен удар.
Женщина отодвинула в сторону свой бокал, наклонилась к Гейру, и Мехмету пришлось напрячься, чтобы услышать:
— Можешь пообещать мне одну вещь, Гейр?
— Конечно. — Его взгляд и голос были оживленными, как у щенка.
— Обещай, что, после того как я сейчас выйду отсюда, ты никогда не попытаешься связаться со мной.
— Конечно.
Мехмет восхитился тем, что Гейр смог выдавить из себя улыбку.
Женщина откинулась назад:
— Это не потому, что ты похож на преследователя, Гейр, просто, видишь ли, у меня есть опыт нескольких неудачных свиданий. Один из парней начал меня преследовать. Он угрожал другим моим ухажерам. Надеюсь, ты понимаешь, что теперь я стараюсь быть осторожной.
— Понимаю. — Гейр поднял свой бокал и осушил его. — Да, мы уже говорили, что вокруг полно сумасшедших. Но не бойся, ты в безопасности. По статистике, шансов быть убитым у мужчины в четыре раза больше, чем у женщины.
— Спасибо за вино, Гейр.
— Если одному из нас троих...
Мехмет быстро отвернулся, когда Гейр показал на него пальцем.
— ...предстоит быть убитым сегодня вечером, то шансы, что это будешь ты, составляют один к восьми. Или погоди-ка, надо разделить на...
Она поднялась:
— Надеюсь, ты справишься с вычислениями. Всего хорошего.
После ее ухода Гейр какое-то время сидел, уставившись в свой бокал, и кивал в такт мелодии «Fix You», словно пытался убедить Мехмета и других возможных свидетелей, что он уже отбросил все воспоминания о случившемся и что эта женщина была трехминутной попсовой песенкой, которая забывается в один миг. Потом он, не прикоснувшись к бокалу, встал и покинул бар. Мехмет огляделся. Ковбойские сапоги и парень, домучивший свои пол-литра, тоже ушли. Он был один. И кислород опять появился. С помощью мобильного телефона Мехмет поменял плей-лист на свой. «Bad Company» с участниками групп «Free», «Mott The Hoople» и «King Crimson»3были беспроигрышнымвариантом. А с вокалом Пола Роджерса — беспроигрышным абсолютно. Мехмет увеличил громкость, и бокалы за стойкой начали позвякивать, соприкасаясь друг с другом.
Элиса шла по улице Торвальда Мейера между простыми четырехэтажными домами, где когда-то жили представители рабочего класса в бедном районе бедного города, а сейчас квадратный метр жилья здесь стоил столько же, сколько в Лондоне илиСтокгольме. Сентябрь в Осло. Наконец вернулась мгла, а раздражающе светлые летние ночи с истеричными, веселыми и безумными проявлениями жизни остались позади. В сентябре Осло вновь становится самим собой: меланхоличным, сдержанным, эффективным. Прочный фасад не без темных мест и тайн. Так же говорили и о ней, Элисе. Она ускорила шаг. Воздух был пропитан дождем, мелким дождиком, будто Господь чихнул, как заявил, силясь казаться поэтичным, один из тех, с кем она встречалась. Она уберет свой профиль из «Тиндера». Завтра же. Хватит. Хватит похотливых мужиков, которые назначали свидание в барах и своими взглядами заставляли ее чувствовать себя проституткой. Хватит чокнутых психов и преследователей, которые, устроившись поудобнее, высасывали из нее время, энергию и чувство безопасности. Хватит высокопарных неудачников, заставлявших ее думать, что она — одна из них.
Говорят, что свидания по Интернету — новый способ знакомиться с людьми, что этого больше не стоит стыдиться, что так делают все. Но это неправда. Люди знакомятся на работе, в читальном зале, у друзей, в спортивных клубах, в кафе и барах, в самолетах, автобусах и поездах. Они встречаются так, как положено, — не напрягаясь, не испытывая давления, и эти встречи создают у них романтические иллюзии о невинности, чистоте и персте судьбы. Элиса хотела окружить себя иллюзиями. Она удалит свой профиль. Она и раньше давала себе такое обещание, а теперь выполнит его, и прямо сегодня вечером.
Элиса перешла улицу Софиенберггата и достала ключ от двери подъезда рядом с овощным магазином. Она толкнула дверь, шагнула во тьму. И резко остановилась.
Их было двое.
За несколько секунд ее глаза достаточно привыкли к темноте, и она смогла рассмотреть, что у них в руках. У обоих мужчин были расстегнуты ширинки, а их члены торчали наружу.
Она попятилась, не оборачиваясь, уповая на то, что позади никого нет.
— Ох, черт, сорри...
В юном голосе смешались облегчение и извинение. Лет восемнадцать-двадцать, прикинула Элиса. Нетрезвые.
— Эй, — произнес другой, смеющийся голос, — ты обоссал мои ботинки!
— Это брызги!
Элиса плотнее закуталась в пальто и прошла мимо парней, отвернувшихся к стене.
— Здесь вам не писсуар, — бросила она.
— Сорри, не могли терпеть. Больше не повторится, блин.
Гейр быстро шагал по улице Шлеппегрельс-гате и размышлял. Совершенно неверно, что из двух мужчин и одной женщины именно у женщины шансы быть убитой составляют один к восьми, это уравнение намного сложнее. Все постоянно оказывалось намного сложнее.
Он миновал улицу Румсдалсгата, как вдруг что-то заставило его обернуться. Метрах в пятидесяти позади него шел какой-то человек. Гейр не был уверен, но разве это не тот же мужчина, что стоял на другой стороне улицы и смотрел на окна бара «Ревность», когда он выходил оттуда? Гейр ускорил шаг. Он шел на восток, в сторону района Дэлененга и шоколадной фабрики, в этой части города людей на улицах не было, только на остановке стоял автобус — наверное, опередил расписание и теперь выжидает нужное время. Гейр бросил взгляд назад. Мужчина все ещенаходился на том же расстоянии. Гейр боялся людей с темной кожей, всегда боялся, но этого мужчину он никак не мог разглядеть. Они покидали белый, реконструированный район и направлялись туда, где располагалось социальное жилье и селились иммигранты. Гейр уже видел подъезд собственного дома, до которого оставалось метров сто. Но, обернувшись, он заметил, что мужчина перешел на бег. Мысль о том, что по пятам за ним следует сомалиец, получивший глубокие душевные травмы в Могадишо, заставила его взять ноги в руки. Гейр не бегал уже много лет, и всякий раз, когда его пятки ударялись об асфальт, у него сотрясалась кора головного мозга, а картинка перед глазами начинала подергиваться. Он добежал до дому, с первой попытки вставил ключ в замок, вломился в подъезд и захлопнул за собой тяжелую деревянную дверь. Прислонился к влажному дереву, ощущая жжение в легких и мышечную боль от молочной кислоты в бедрах. Затем обернулся и выглянул через стекло в верхней частидвери. Там, на улице, он никого не увидел. Возможно, это все-таки был не сомалиец. Гейр рассмеялся. Черт возьми, надо же, каким пугливым становишься после того, как немного поболтаешь об убийствах. А что там Элиса говорила об этом преследователе?
Гейр вошел в квартиру, однако дыхание так и не восстановилось. Он достал из холодильника пиво, увидел, что окно в кухне, выходящее на улицу, распахнуто, и закрыл его. Потом прошел в кабинет и зажег лампу.
Он нажал клавишу на компьютере, и большой двадцатидюймовый монитор загорелся.
Гейр набрал в поисковой строке «Порнхаб» и «французский» и начал просматривать фотографии, пока не нашел женщину, у которой хотя бы волосы были того же цвета, что и у Элисы, и такая же прическа. В квартире были тонкие стены, поэтому, прежде чем дважды кликнуть на картинку, он воткнул наушники в гнездо компьютера. Затем расстегнул брюки и спустил их с бедер. Женщина так мало походила на Элису, что Гейр закрыл глаза и сосредоточился на ее стонах, пытаясь вообразить маленький строгий рот Элисы, ее насмешливый взгляд, ее совершенно обычную, но оттого еще более сексуальную блузку. Ему никогда не заполучить ее. Никогда. Никаким другим способом, кроме этого.
Гейр остановился. Открыл глаза. Выпустил из рук свой член, почувствовав, как вздыбились волосы на затылке от дуновения холодного воздуха за спиной. Из двери, которую он плотно закрыл за собой. Он поднял руку, чтобы снять наушники, хотя знал, что уже слишком поздно.
Элиса накинула цепочку на дверь, сбросила в коридоре туфли и, как обычно, провела рукой по фотографии сбоку от зеркала, на которой была запечатлена вместе с Ингвиль, дочкой ее тети. Смысл этого ритуала был ей не до конца ясен, но, видимо, он отвечал на какую-то глубинную человеческую потребность, как отвечают истории о том, что ждет нас после смерти. Элиса вошла в гостиную своей маленькой, но принадлежащей ей на правах собственности уютной двухкомнатной квартиры и улеглась на диван. Она проверила телефон. Сообщение с работы о переносе завтрашней утренней встречи. Парню, с которым Элиса виделась сегодня вечером, она не сказала о том, что работает адвокатом пострадавшей стороны в делах об изнасилованиях. И что его статистика, говорившая, что мужчин убивают чаще, была всего лишь полуправдой. В преступлениях на сексуальной почве вероятность того, что жертвой станет женщина, в четыре раза выше. В частности, по этой причине, купив квартиру, Элиса первым делом сменила замки и установила дверную цепочку, что было совершенно не по-норвежски, и она до сих пор не слишком ловко управлялась с этой конструкцией.
Она открыла «Тиндер». Сайт утверждал, что у нее совместимость с тремя мужчинами, профили которых она сегодня вечером отложила вправо. Вот что прекрасно: с ними не надо было встречаться, достаточно просто знать, что они существуют и хотят с ней познакомиться. Может быть, она все-таки позволит себе последний письменный флирт с двумя участниками этой виртуальной троицы, перед тем как полностью стереть свой профиль и удалить приложение?
Нет. Стереть сейчас.
Она вошла в меню, заполнила графы, и наконец на экране появился вопрос, действительно ли она хочет удалить свой профиль.
Элиса посмотрела на указательный палец. Он дрожал. Господи, неужели у нее развилась зависимость? Зависимость от подтверждения того, что существует некто, совершенно не догадывающийся о том, кто она или какая она, во всяком случае некто, кому она интересна такой, какая она есть. По крайней мере, какая она есть на аватарке. Полная зависимость или легкая? Это она запросто выяснит, если сейчас же сотрет свой профиль и пообещает себе месяц не пользоваться «Тиндером». Один месяц, а если это ей не удастся, значит с ней что-то не так. Дрожащий палец приблизился к клавише «удалить».
Если у нее все-таки имеется так называемая зависимость, насколько это опасно? Каждому из нас надо ощущать, что у нас кто-то есть и что мы есть у кого-то. Элиса читала, что грудные дети могут умереть при отсутствии минимального тактильного контакта. Она сомневалась, что это правда, но, с другой стороны, какой смысл жить, если живешь только для себя, ради работы,пожирающей тебя, и ради друзей, связи с которыми, честно говоря, она поддерживала преимущественно из чувства долга, а также потому, что гложущий страх одиночества был хуже их утомительных жалоб на детей и мужей или на отсутствие минимум одной из этих составляющих. А вдруг ее мужчина как раз сейчас находится в «Тиндере»? В общем, хорошо, последний раз. Первую появившуюся фотографию она отложила влево. В мусорное ведро, в группу «Я тебя не хочу». То же и со второй. И с третьей.
Мысли ее блуждали. Она ходила на лекцию, где психолог, близко общавшийся с некоторыми наиболее опасными насильниками в стране, рассказывал, что мужчины совершают убийства из-за секса, денег и власти, а женщины — из ревности и страха.
Она остановилась на очередном изображении. Что-то в узком лице было ей смутно знакомо, несмотря на нечеткий и темноватый снимок. Такое происходило и раньше, «Тиндер» сводил людей, которые были очень близко друг от друга. И по сведениям «Тиндера», этот мужчина находился в каком-нибудь километре от нее; более того, исходя из известных ей данных, он мог проживать в том же квартале, что и она. Размытость фотографиисвидетельствовала о том, что он, во всяком случае, не изучал советы о правильной тактике поведения в «Тиндере», а это само по себе — плюс. Его сообщение было простым: «Привет». Никаких попыток выделиться. И если уж без особой фантазии, то точно с уверенностью в себе. Да, ей бы определенно понравилось, если бы на какой-нибудь вечеринке к ней подошел мужчина и просто сказал «привет», глядя на нее спокойным твердым взглядом, говорившим: «Ты готова зайти дальше?»
Элиса переместила фотографию вправо. В группу «Мне любопытно, кто ты».
И тут же ее айфон радостно звякнул, сообщив, что найдена еще одна совместимость.
Гейр тяжело задышал носом.
Он натянул брюки и медленно повернулся на стуле.
Комнату освещал только монитор, и в его свете были видны туловище и руки человека, стоявшего позади. Лица Гейр не различал, только белые руки, что-то протягивавшие ему. Черный кожаный ремень. С петлей на конце.
Человек сделал шаг вперед, и Гейр машинально подался назад.
— Ты знаешь единственное, что, как мне кажется, примитивнее тебя? — прошептал голос в темноте, пока руки протягивали ремень.
Гейр сглотнул.
— Сука, — произнес голос. — Чертова сука, с которой ты пообещал делать все, что положено. Которая срет на полу в кухне, потому что ее никто не в состоянии выгулять.
Гейр кашлянул:
— Но, Кари...
— Идите погуляйте. И не трогай меня, когда будешь ложиться.
Гейр взял собачий ошейник, и дверь за женщиной захлопнулась.
Он сидел в темноте и моргал.
Девять, подумал он. Двое мужчин и одна женщина, одно убийство. Шанс того, что жертвой станет женщина, составляет один к девяти, а не один к восьми.
Мехмет осторожно ехал на старом «БМВ» из центра по направлению к району Хельсос, к виллам, видам на фьорд и более чистому воздуху. Он свернул на тихую, сонную улочку и увидел, что у гаража перед домом стоит черный «Ауди Р8». Мехмет сбросил скорость и на мгновение задумался, не дать ли снова газу, не продолжить ли движение. Он знал, что это будет всего лишь отсрочкой. С другой стороны, именно это ему и было нужно. Отсрочка. Но Бэнкс снова найдет его, а сейчас, возможно, настал нужный момент: темно, тихо и никаких свидетелей. Мехмет припарковался у тротуара. Он открыл бардачок и посмотрел на предмет, который положил туда несколько дней назад, предполагая, что возникнет как раз такая ситуация. Мехмет убрал предмет в карман пиджака и сделал вдох. Затем вышел из машины и направился к дому.
Дверца «ауди» распахнулась, и из машины выбрался Даниал Бэнкс. Когда они встречались в ресторане «Жемчужина Индии», Мехмет знал, что пакистанское имя и английская фамилия, скорее всего, такая же фальшивка, как и автограф этого человека на так называемом документе, который они подписали. Однако наличные в чемодане, который он передвинул через стол, были очень даже настоящими.
Галька перед гаражом скрипела под подошвами Мехмета.
— Хороший дом, — сказал Даниал Бэнкс, прислонившись к машине и сложив руки на груди. — Твой банк не захотел принять его в качестве залога?
— Я тут снимаю, — ответил Мехмет. — Подвальный этаж.
— Вот не повезло мне, — протянул Бэнкс. Он был намного ниже Мехмета, но когда поигрывал бицепсами под пиджаком, так не казалось. — Ведь тогда нам нет смысла сжигать его дотла,чтобы ты получил деньги по страховке и вернул свой долг, верно?
— Никакого смысла.
— И тебе не повезло, потому что это означает, что мне придется применить болезненные методы. Хочешь узнать какие?
— А ты не хочешь сначала узнать, могу ли я расплатиться?
Бэнкс покачал головой и вынул из кармана некий предмет:
— Срок платежа истек три дня назад, а я ведь говорил, что пунктуальность — это все. Чтобы не только ты, но и остальные мои заемщики знали, что подобное неприемлемо, мне придется реагировать, не делая исключений.
Он поднес предмет к свету гаражного фонаря. У Мехмета перехватило дыхание.
— Понимаю, что это не особенно оригинально, — сказал Бэнкс и склонил голову набок, разглядывая кусачки. — Однако это действует.
— Но...
— Можешь выбрать палец. Большинство предпочитает мизинец на левой руке.
Мехмет почувствовал, как забурлили чувства. Его переполнял гнев, и грудь поднялась, когда он втянул воздух в легкие.
— У меня есть решение получше, Бэнкс.
— Вот как?
— Я понимаю, что это не особенно оригинально, — произнес Мехмет, опустил правую руку в карман пиджака, вынул то, что там лежало, и протянул это Бэнксу, держа обеими руками. — Однако это действует.
Бэнкс удивленно посмотрел на него. Медленно кивнул.
— Ты прав, — сказал он, взял пачку купюр, которую протягивал ему Мехмет, и снял с нее резинку.
— Это покроет очередной взнос и колебание курса кроны, — уточнил Мехмет. — Ну давай уже пересчитывай.
Звоночек.
Совместимость в «Тиндере».
Триумфальный звон телефона, когда кто-то, кого ты уже отправил направо, отправляет направо твою фотографию.
В голове у Элисы зашумело, сердце понеслось галопом.
Ей было знакомо хорошо известное воздействие звука поисковика совместимости в «Тиндере»: учащенное сердцебиение как следствие возбуждения. Этот звук высвобождал целый ряд гормонов счастья, от которых тоже может возникнуть зависимость. Но сердце ее застучало не поэтому.
Дело в том, что этот звоночек издал не ее телефон.
Но он звякнул в тот же миг, когда она перенесла фотографию вправо. Фотографию человека, который, по сведениям «Тиндера», находился от нее на расстоянии меньше километра.
Элиса посмотрела на закрытую дверь в спальню и сглотнула.
Должно быть, звук донесся из соседней квартиры. Здесь живет много одиноких людей, много потенциальных пользователей «Тиндера». А сейчас везде стояла полная тишина, даже этажомниже, где у девчонок вечеринка была в полном разгаре, когда Элиса уходила из дому. Но существует всего один способ избавиться от воображаемых чудовищ — посмотреть им в лицо.
Элиса поднялась с дивана и сделала четыре шага, отделявшие ее от двери в спальню. Она помедлила. В голове у нее пронеслась информация из нескольких дел о нападении, над которыми она работала.
Потом она собралась и открыла дверь.
Она стояла в дверях и судорожно ловила ртом воздух. Потому что воздуха не было. Во всяком случае, ей не удавалось его вдохнуть.
Над кроватью горел свет, и первое, что она увидела, — подошвы ковбойских сапог, закинутых на спинку кровати, джинсы и пару длинных перекрещенных ног. Мужчина, лежавший на кровати, выглядел как на аватарке: в темноте, почти не в фокусе. Но он расстегнул на себе рубашку и обнажил грудь. А на груди было нарисовано или вытатуировано лицо. Именно оно приковаловзгляд Элисы. Беззвучно кричащее лицо. Как будто оно застрялои пыталось вырваться наружу. Элиса тоже не смогла закричать.
Когда человек, лежавший на кровати, поднял глаза, свет экрана мобильного телефона упал ему на лицо.
— Вот мы и встретились снова, Элиса, — прошептал он.
Услышав этот голос, она поняла, почему фотография профиля показалась ей знакомой. Цвет волос изменился. А лицо, должно быть, подверглось операции, на нем еще виднелись следы швов.
Он поднял руку и положил что-то в рот.
Элиса неотрывно смотрела на него, отступая назад. Потом она развернулась и втянула в легкие воздух, зная, что этот воздух надо потратить на бег, а не на крик. До входной двери было всего пять, максимум шесть шагов. Она услышала, как скрипнула кровать, но ему предстояло проделать более длинный путь. Если только ей удастся выскочить на лестницу, она закричит, и придет помощь. Очутившись в коридоре, у входной двери, она повернула ручку и толкнула дверь, но дверь не хотела открываться полностью. Цепочка. Элиса захлопнула дверь и взялась за цепочку, но слишком медленно, как в кошмарном сне, понимая, что ужеслишком поздно. Что-то закрыло ей рот, и ее потащило назад. В отчаянии Элиса высунула руку через входную дверь над цепочкой, ухватилась за внешнюю фрамугу, попыталась закричать, но большая, пахнущая никотином рука слишком крепко зажимала ей рот. Потом ее оторвало от косяка, и дверь захлопнулась у нее перед носом. Над ухом раздался шепот:
— Я тебе не понравился? Ты тоже не так хороша, как на фотографии с сайта, детка. Нам надо познакомиться получше, ведь в прошлый раз н-нам это не удалось.
Голос. И почти незаметное заикание. Однажды она уже слышала его. Элиса стала брыкаться, пытаясь высвободиться, но ее как будто зажало в тиски. Он волок ее мимо зеркала, положив голову ей на плечо.
— Не твоя вина, что меня осудили, Элиса, доказательств было предостаточно. Я здесь не поэтому. Поверишь ли ты, если я скажу, что это случайность? — Он улыбнулся.
Элиса уставилась на его рот. Его зубные протезы из железа, выкрашенные в черный цвет и снабженные острыми клыками на верхней и нижней челюсти, напоминали лисьи капканы.
Они тихо поскрипывали, когда он раскрывал рот, — наверное, были на пружинах.
Теперь она вспомнила подробности того дела. Фотографии с места преступления. И поняла, что скоро умрет.
Тогда он укусил.
Элиса Хермансен попыталась заорать в его ладонь, увидев, как из ее шеи брызнула струя крови.
Он снова поднял голову и посмотрел в зеркало. Ее кровь стекала по его бровям и челке на подбородок.
— Вот это я называю с-совместимостью, детка, — прошептал он.
И снова укусил.
У Элисы закружилась голова. Сейчас он держал ее совсем не крепко. Мог и не держать, потому что парализующий холод и незнакомый мрак окутали пространство вокруг и внутри Элисы. Она высвободила руку и протянула ее к фотографии у зеркала. Попыталась коснуться карточки, но не смогла дотянуться кончиками пальцев.
1«Тиндер» — сайт знакомств.
2 Боже мой (тур.).
3«Free», «Mott The Hoople», «King Crimson» —британские рок-группы 1960–1970-х гг.
Глава 2
Четверг, первая половина дня
Яркий утренний свет падал в окна гостиной и проникал в коридор.
Следователь по особо важным делам Катрина Братт в молчаливой задумчивости стояла перед зеркалом и разглядывала фотографию, воткнутую в раму. На ней женщина и маленькая девочка сидели в обнимку на камнях. У обеих мокрые волосы, обе обмотаны большими полотенцами, словно только что искупались нежарким норвежским летом и пытаются согреться, прижимаясь друг к другу. Но теперь их кое-что разделяло. Их разделила струйка крови, сбежавшая по поверхности зеркала черезфотографию, прямо между двумя улыбающимися лицами. У Катрины Братт не было детей. Возможно, однажды она захочет детей, но не сейчас. Сейчас она — недавно разведенная женщина, нацеленная на карьеру, и ей это нравится. Разве нет?
Услышав тихое покашливание, Катрина подняла голову и встретилась взглядом с человеком, лицо которого было покрыто шрамами, а линия волос на выпуклом лбу начиналась на удивление высоко. Трульс Бернтсен.
— В чем дело, инспектор? — спросила она.
Его лицо скривилось после ее намеренного напоминания о том, что, несмотря на пятнадцать лет службы в полиции, он все еще оставался в низком чине инспектора первого класса и по этой причине — и ряду других причин — никогда не смог бы занять должность следователя в отделе по расследованию убийств. Если бы его не устроил туда друг детства, начальник полиции Микаэль Бельман.
Бернтсен пожал плечами:
— Да в общем, ни в чем. Это ведь вы ведете расследование. — Он посмотрел на нее холодным собачьим взглядом, покорным и злобным одновременно.
— Опросите соседей, — сказала Братт. — Начните с тех, что живут этажом ниже. Нам особенно интересно знать, что они слышали и видели вчера и сегодня ночью. Но поскольку Элиса Хермансен жила одна, мы также хотим знать, с какими мужчинами она общалась.
— То есть вы полагаете, что это сделал мужчина и что они были знакомы прежде?
Только сейчас она заметила молодого человека, паренька, стоявшего рядом с Бернтсеном. Открытое лицо, светлые волосы. Красавчик.
— Андерс Виллер, приступил к работе сегодня.
Голос у него был высоким и звонким, глаза улыбались, и Катрина подумала, что он наверняка осознает силу своего очарования. Характеристика, написанная его бывшим начальником в Управлении полиции Тромсё, выглядела как настоящее признание в любви. Но в этом не было ничего странного, так как послужной список Виллера подтверждал изложенное в характеристике. Самые высокие оценки на экзаменах в Полицейской академии, которую он окончил два года назад, и хорошие результаты в должности так называемого инспектора второго класса с полномочиями следователя в Тромсё.
— Идите вперед, Бернтсен, — велела Катрина.
Тот зашаркал ногами по коридору, словно выражая пассивный протест против приказов начальницы-женщины, которая к тому же моложе его.
— Добро пожаловать, — сказала Катрина, протягивая пареньку руку. — Приношу свои извинения за то, что мы не были на месте и не приняли тебя как следует в твой первый день.
— Мертвые имеют преимущество перед живыми, — произнес Виллер.
Катрина узнала слова Харри Холе. Она заметила, что Виллер внимательно смотрит на ее руку, и сообразила, что до сих пор не сняла латексные перчатки.
— Они не прикасались ни к чему ужасному, — сказала она.
Виллер улыбнулся. Белые зубы. Десять дополнительных баллов.
— У меня аллергия на латекс, — ответил он.
Минус двадцать баллов.
— Ладно, Виллер, — произнесла Катрина Братт, по-прежнему протягивая ему руку. — Эти перчатки без присыпки, они произведены без использования аллергенных и эндотоксиновых материалов, и, если ты будешь работать в отделе по расследованию убийств, тебе придется надевать их довольно часто. Но конечно, мы можем перевести тебя в отдел экономических преступлений или...
— Ну уж нет, — рассмеялся он и пожал ей руку.
Она почувствовала, как по латексу растеклось тепло.
— Меня зовут Катрина Братт, я руковожу расследованием этого дела.
— Я знаю. Вы работали в группе Харри Холе.
— В группе Харри Холе?
— В Котельной.
Катрина кивнула. Она никогда не думала о них как о группе Харри Холе, это была всего лишь маленькая следственная группа из трех человек, созданная по особому случаю, чтобы вести независимое расследование убийств полицейских... Хотя название, конечно, все объясняло. После этого Харри вернулся в Полицейскую академию в качестве преподавателя, Бьёрн — в Брюн, в криминалистический отдел, а она сама — в отдел по расследованию убийств, где стала старшим следователем.
Глаза Виллера светились и по-прежнему улыбались.
— Жалко, что Харри Холе не...
— Жалко, что сейчас у нас нет времени поболтать, Виллер, нам надо убийство расследовать. Иди с Бернтсеном, слушай и учись.
Андерс Виллер криво улыбнулся:
— Вы хотите сказать, что инспектор Бернтсен может многому меня научить?
Братт приподняла бровь. Молодой, самоуверенный, бесстрашный. Это хорошо, но она понадеялась, что он не станет очередным подражателем Харри Холе.
Трульс Бернтсен нажал большим пальцем кнопку звонка, услышал, как за дверью в квартиру загудело, подумал, что пора прекращать обкусывать ногти, и отнял руку от кнопки.
Когда он пошел к Микаэлю и попросил перевести его в отдел убийств, Микаэль поинтересовался, зачем ему это надо. И Трульс прямо ответил: он хочет находиться немного выше в пищевой цепочке и при этом не работать до посинения. Любой другой начальник полиции, естественно, вышвырнул бы Трульса за дверь, но этот не мог. Эти двое слишком много знали друг о друге. Когда они были молоды, их связывало некое подобие дружбы, а позже — общая польза, которая объединяет рыбу-прилипалу и акулу. Но сейчас их намертво связывали общие грехи и обещания молчать о них. Именно поэтому Трульсу Бернтсену даже не приходилось задумываться, выдвигая свои требования.
Однако он начал сомневаться, насколько устраивают его эти притязания. В отделе убийств было две категории сотрудников: следователи и аналитики. И когда начальник подразделения Гуннар Хаген сказал, что Трульс может сам выбирать, кем быть, Трульс понял, что едва ли его предназначение состоит в том, чтобы нести ответственность. В общем-то, это его устраивало. Но все же он был вынужден признать, что ему резало слух, когда старший следователь Катрина Братт, показывая ему отдел, постоянно называла его «инспектор» и особенно долго объясняла, как работает кофейный автомат.
Дверь открылась. На пороге стояли три молоденькие девушки и смотрели на него с выражением ужаса на лице. Наверняка они знали, что случилось.
— Полиция, — сказал Трульс, предъявляя удостоверение. — У меня есть несколько вопросов. Вы слышали что-нибудь между...
— Вопросов, на которые мы надеемся получить у вас ответы, — раздался голос у него за спиной.
Новичок. Виллер. Трульс заметил, что девичьи лица стали менее испуганными и даже почти засияли.
— Конечно, — кивнула та, что отперла дверь. — Вы знаете, кто... кто сделал...это?
— Об этом мы, конечно, ничего вам не скажем, — ответил Трульс.
— Но вот что мы можем сказать, — подхватил Виллер. — У вас совершенно нет причин бояться. Можно я угадаю? Наверное, вы студентки и вместе снимаете квартиру?
— Да, — произнесли они хором, будто каждая хотела ответить первой.
— А можно нам войти?
Трульс подумал, что у Виллера такая же белозубая улыбка, как и у Микаэля Бельмана.
Девушки провели их в гостиную. Две из них быстро собрали со стола пустые пивные бутылки и бокалы и исчезли.
— У нас здесь вчера была вечеринка, — сказала та, что отперла дверь, извиняющимся тоном. — Это ужасно.
Трульс не понял, что она имела в виду: убийство соседки или то, что во время убийства они здесь веселились.
— Слышали ли вы что-нибудь вчера вечером между девятью и полуночью? — спросил Трульс.
Девушка отрицательно покачала головой:
— Если бы Эльса...
— Элиса, — поправил ее Виллер, который вытащил блокнот и ручку.
Трульс подумал, что ему тоже стоило взять с собой блокнот и ручку. Он кашлянул:
— У вашей соседки был постоянный парень?
— Не знаю, — ответила девушка.
— Спасибо, это все, — сказал Трульс и повернулся к двери, собираясь уходить.
В этот момент в комнату вернулись две другие девушки.
— Возможно, нам стоит послушать, что они могут рассказать, — заметил Виллер. — Ваша подруга говорит, что вчера ничего не слышала и что не знает мужчин, с которыми Элиса Хермансен встречалась регулярно или в последнее время. Можете что-нибудь добавить?
Девушки посмотрели друг на друга, а потом повернулись к полицейским и одновременно покачали белокурыми головами. Трульс видел, что все их внимание отдано молодому следователю. Его это не беспокоило, он привык быть незаметным. Привыкк легкому покалыванию в груди, которое возникало в те мгновения, когда в старших классах школы в Манглеруде Улла наконец обращалась к нему, но только для того, чтобы поинтересоваться, где Микаэль. Или — поскольку это происходило до эпохи мобильных телефонов — может ли он передать Микаэлю тоили другое. Однажды Трульс ответил, что это может быть затруднительно, поскольку Микаэль отправился в поход с подружкой. Не потому, что это было правдой, а потому, что он желал хотя бы один раз увидеть ту же боль, свою боль, в ее глазах.
— Когда вы в последний раз видели Элису? — спросил Виллер.
Три девушки снова переглянулись.
— Мы ее не видели, но...
Одна из них хихикнула и испуганно прикрыла рот, поняв,насколько это неуместно. Девушка, открывшая дверь, кашлянула:
— Энрике звонил сегодня утром и сказал, что он и Альф писали в подъезде, когда уходили домой.
— Ну это уже чересчур, — фыркнула самая крупная из них.
— Они просто слегка перебрали, — пояснила третья и снова хихикнула.
Девушка, открывшая дверь, бросила на своих подруг строгий взгляд, призывая их к порядку.
— В общем, пока они там стояли, в подъезд зашла женщина, и они позвонили, чтобы извиниться, на тот случай если их поведение выставило нас в дурном свете.
— Как мило с их стороны, — сказал Виллер. — И они думают, что эта женщина...
— Онизнают. Они прочитали в Интернете, что «женщина лет тридцати убита», увидели фотографию нашего дома, погуглили и нашли в Сети ее фотку в одной из газет.
Трульс хрюкнул. Он ненавидел журналистов. Чертовы падальщики, все до одного. Он подошел к окну и выглянул на улицу. И там, за полицейской лентой оцепления, стояли они, к их камерам были привинчены большие объективы, напоминавшие Трульсу клювы грифов, когда репортеры приставляли их к лицу в надежде на мгновение узреть труп, который будут выносить из дома. Рядом с ожидающей «скорой» стоял мужчина в зелено-желто-красной растаманской шапке и беседовал с одетыми в белое ассистентами-криминалистами. Бьёрн Хольм из криминалистического отдела. Он кивнул своим людям и снова зашел в здание. Он как-то странно сутулился и сгибался, как будто у него болел живот, и Трульсу стало интересно, уж не связано ли это с тем, что, по слухам, ходившим в отделе, Катрина Братт недавно порвала с этим круглолицым уроженцем Тутена с рыбьими глазами. Отлично. Значит, кто-то еще почувствовал, что такое быть растерзанным на куски. Звонкий голос Виллера звучал будто издалека:
— Итак, их зовут Энрике и...
— Нет-нет, — засмеялись девушки, — Хенрик. И Альф.
Трульс поймал взгляд Виллера и кивнул в сторону двери.
— Большое спасибо, девушки, это все, — сказал Виллер. — Кстати, можно я запишу телефоны?
Девушки посмотрели на него с чем-то вроде наслаждения, смешанного с ужасом.
— Хенрика и Альфа, — добавил он, криво улыбнувшись.
Катрина стояла в спальне за спиной у судмедэксперта, сидевшей на корточках у кровати. Элиса Хермансен лежала на спине на стеганом одеяле. Но кровь растеклась по белой блузке так, что было понятно: когда лилась кровь, женщина стояла. Почти наверняка она стояла перед зеркалом в коридоре: там ковер настолько пропитался кровью, что намертво прилип к паркету. Следы крови между коридором и спальней, а также скромное ее количество в кровати говорили о том, что сердце Элисы прекратило биться еще в коридоре. Исходя из температуры тела и rigor mortis4, судмедэксперт определила, что смерть наступила между двадцатью тремя и часом ночи и что причиной смерти точно явилась кровопотеря, поскольку сонная артерия была проколота в одном или нескольких местах сбоку на шее прямо над левым плечом.
Брюки и трусы были стянуты до лодыжек.
— Я взяла соскобы с ногтей, но невооруженным глазом никаких следов кожи не обнаружила, — сказала судмедэксперт.
— Когда это вы начали работать за криминалистов? — спросила Катрина.
— Когда Бьёрн нас попросил, — ответила та. — Он умеет просить.
— Вот как? А другие повреждения?
— У нее царапина на левом предплечье и деревянная заноза на внутренней стороне указательного пальца.
— Следы насилия?
— Никаких видимых следов повреждения в области половых органов, но это... — Она рассматривала живот жертвы через лупу. Катрина заглянула в нее и увидела тонкую прозрачную полоску. — Это может быть слюной ее или кого-нибудь другого, но больше похоже на предэякулят или семя.
— Будем надеяться, — пробормотала Катрина.
—Надеятьсяна изнасилование? — В комнату вошел Бьёрн Хольм и встал за спиной у Катрины.
— Если это было изнасилование, все свидетельствует о том, что оно произошло после смерти, — сказала она, не оборачиваясь. — Так что она все равно ничего не почувствовала. И я хочу получить немного семени.
— Я шучу, — тихо произнес Бьёрн на своем теплом тутенском диалекте.
Катрина закрыла глаза. Естественно, он знал, что в таких случаях семя — это ключ к разгадке. И естественно, он пытался подшучивать, пытался разрядить то странное, болезненное напряжение, которое существовало между ними все три месяца, прошедшие с того времени, как она съехала. Она пыталась вести себятак же, только у нее не получалось.
Судмедэксперт посмотрела на них снизу вверх.
— Я здесь закончила, — сказала она, поправляя хиджаб.
— «Скорая» здесь, мои люди вынесут тело, — сказал Бьёрн. — Спасибо за помощь, Захра.
Судмедэксперт кивнула и поспешила к выходу, словно она тоже ощутила напряжение.
— Ну и?.. — спросила Катрина и заставила себя посмотреть на Бьёрна.
Заставила себя не реагировать на пристальный взгляд, скорее грустный, чем действительно умоляющий.
— Да особо нечего сказать, — произнес Бьёрн и почесал пышные рыжие бакенбарды, выступающие из-под шапки-растаманки.
Катрина ждала, надеясь, что они все еще обсуждают убийство.
— Судя по всему, она не слишком заботилась о чистоте. Мы обнаружили волосы нескольких людей, преимущественно мужчин, но вряд ли все они были здесь вчера вечером.
— Она была адвокатом пострадавшей стороны, — сказала Катрина. — Одинокая женщина на такой ответственной работе, вполне возможно, не придавала первостепенного значения чистоте, в отличие от тебя.
Он легко улыбнулся, не вступая с ней в спор. И Катрина снова почувствовала укол нечистой совести, которую ему всегда удавалось пробудить у нее. Конечно, они никогда не ссорились из-за уборки, потому что Бьёрн всегда быстро мыл посуду, лестницу, стиральную машину, ванную, сушилку без всяких упреков или обсуждений. То же и в других случаях. Ни одной чертовой ссоры за весь год, что они прожили вместе, — он этого всегда избегал. А когда она больше не могла выдерживать, он был рядом,внимательный, самоотверженный, неутомимый, как чертова раздражающая машина, и чем выше он возводил этот пьедестал, тем больше она ощущала себя идиотской принцессой.
— Откуда ты знаешь, что эти волосы мужские? — вздохнула она.
— Одинокая женщина на ответственной работе... — произнес Бьёрн, не глядя на нее.
Катрина сложила руки на груди:
— Что ты пытаешься сказать, Бьёрн?
— А? — Его бледное лицо слегка порозовело, а глаза выпучились больше обычного.
— Что я во всех вижу себя? Хорошо, если хочешь знать...
— Нет! — Бьёрн выставил руки перед собой, словно обороняясь. — Я не это имел в виду! Это просто неудачная шутка.
Катрина знала, что должна испытывать сочувствие. И в общем,она его испытывала. Но не то сочувствие, когда хочется кого-то обнять. Ее сочувствие более походило на презрение — презрение,которое пробуждало в ней желание ударить его, унизить. И именно потому, что она не хотела видеть Бьёрна Хольма, этого замечательного мужчину, униженным, она ушла от него. Катрина Братт сделала вдох.
— Значит, мужские?
— Почти все волосы короткие, — сказал Бьёрн. — Посмотрим, подтвердит ли это экспертиза. В любом случае у нас достаточно ДНК, чтобы на какое-то время занять Институт судебной медицины.
— Хорошо, — кивнула Катрина и снова повернулась к трупу. — Есть какие-то мысли насчет того, что он воткнул в нее? Иличем он ее исколол: на ней множество близко расположенных уколов.
Теперь, когда они вернулись к разговорам о работе, Бьёрн явно испытал облегчение. «Черт, какая же я испорченная», — подумала Катрина.
— Ну, это не так-то легко разглядеть, но раны составляют рисунок, — сказал он. — Точнее, два рисунка.
— Да?
Бьёрн подошел к трупу и указал на шею под короткими белокурыми волосами:
— Видишь, уколы образуют две немного вытянутые полуокружности, соединяющиеся друг с другом здесь и здесь.
Катрина склонила голову набок:
— Когда ты так говоришь...
— Как укус.
— Вот черт! — вырвалось у Катрины. — Зверь?
— Кто знает. Подумай: кожа сжимается и сворачивается в складку, когда сходятся верхняя и нижняя челюсти. И тогда остается след, как здесь... — Бьёрн Хольм достал из кармана кусочек полупрозрачной бумаги, и Катрина сразу узнала упаковку от бутербродов, которые он каждое утро готовил перед выходом на работу. На ней были углубления той же овальной формы. Он поднес бумагу к уколам на шее. — Во всяком случае, похоже на укус тутенца.
— Человек не может так прокусить шею.
— Согласен. Но этот отпечаток похож на человеческий.
Катрина облизала губы:
— Существуют люди, которые затачивают зубы.
— Если это зубы, то мы, возможно, найдем слюну у ран. Так или иначе, если они стояли на ковре в коридоре, когда он ее укусил, то следы говорят нам, что он стоял позади нее и что он выше ростом.
— Судмедэксперт ничего не нашла у нее под ногтями, поэтому я думаю, что он крепко держал ее, — сказала Катрина. — Сильный, среднего или выше среднего роста мужчина с зубами хищника.
Они стояли и молча смотрели на труп. Как стоит молодаяпара на художественной выставке, размышляя над увиденным, чтобы вскоре впечатлить друг друга своими рассуждениями, подумала Катрина. С той только разницей, что Бьёрн не стремился никого впечатлить. А вот она — да.
Катрина услышала шаги в коридоре.
— Сюда больше никому не входить! — прокричала она.
— Просто хотели сообщить, что дома были жильцы всего лишь двух квартир и никто из них ничего не видел и не слышал, — раздался высокий голос Виллера. — Но я только что разговаривал с двумя парнями, которые видели, как Элиса Хермансен возвращалась домой. Они говорят, она была одна.
— А эти парни...
— Ранее не привлекались и имеют чек из такси, который подтверждает, что они уехали отсюда около двадцати трех тридцати. Они сказали, что она застукала их, когда они писали в подъезде. Привезти их на допрос?
— Это не они сделали, но допросить их можно.
— Хорошо.
Шаги Виллера удалились.
— Она пришла одна, а никаких признаков взлома не видно, — сказал Бьёрн. — Думаешь, она добровольно его впустила?
— Только если она его хорошо знала.
— Да?
— Элиса работала адвокатом пострадавшей стороны по делам преступлений против нравственности, и ей все известно о рисках, а цепочка на входной двери выглядит довольно новой. Мне кажется, она была осторожной девочкой.
Катрина присела на корточки рядом с трупом и стала разглядывать занозу, торчащую из пальца Элисы, и царапину на предплечье.
— Адвокат потерпевшей стороны, — произнес Бьёрн. — А где?
— В «Холлумсен и Скири». Это они известили полицию, когда она не явилась на судебное заседание и не ответила на телефонный звонок. Нет ничего необычного в том, что насильники угрожают адвокатам потерпевшей стороны.
— Считаешь, один из...
— Нет, как я уже говорила, не думаю, что она кого-то впустила в квартиру. Но... — Катрина нахмурилась. — Ты согласен, что эта щепка бело-розового цвета?
Бьёрн склонился к ней:
— Во всяком случае, она белая.
— Бело-розовая, — повторила Катрина, поднимаясь. — Пойдем.
Они вышли в коридор, Катрина открыла входную дверь и указала на занозистый дверной косяк со стороны лестницы:
— Бело-розовый.
— Ну раз ты так говоришь... — протянул Бьёрн.
— Ты что, не видишь? — спросила она c недоверием.
— Исследования показывают, что женщины обычно различают больше оттенков цвета, чем мужчины.
— Ноэтоты видишь? — спросила Катрина, поднимая дверную цепочку, висящую на внутренней стороне двери.
Бьёрн нагнулся ниже. Его запах вызвал у нее испуг. Возможно, дело было просто в неожиданной близости.
— Ободранная кожа, — сказал Бьёрн.
— Царапина на предплечье. Понимаешь?
Он медленно кивнул:
— Она поцарапалась о дверную цепочку, которая, следовательно, была закрыта. Это не он ворвался в квартиру мимо нее, это она боролась за то, чтобы выбраться наружу.
— Мы в Норвегии не пользуемся дверными цепочками, мы запираем дверь на замок, и этого нам вполне достаточно. А если она впустила его в дом, если, к примеру, этот сильный мужчина был ей знаком...
— Она бы не стала возиться с дверной цепочкойпослетого, как сняла ее, чтобы впустить его. Тогда она бы чувствовала себя в безопасности. Следовательно...
— Следовательно, — перебила его Катрина, — когда она пришла домой, он уже находился в квартире.
— И она об этом не знала, — подхватил Бьёрн.
— Вот почему она закрыла дверь на цепочку: она думала, что опасность таитсяснаружи.
Катрина содрогнулась. Вот что называют восторгом, граничащим с ужасом. Чувство, возникающее у следователя, расследующего убийство, когда он внезапно начинаетвидетьипонимать.
— Харри был бы сейчас доволен тобой, — сказал Бьёрн и рассмеялся.
— Что такое? — спросила она.
— Ты покраснела.
«Я действительно испорченная», — подумала Катрина.
4 Трупное окоченение (лат.).
Глава 3
Четверг, вторая половина дня
Катрина никак не могла сосредоточиться во время пресс-конференции, на которой было сделано короткое сообщение о личности убитой, о ее возрасте, о том, где и когда был обнаружен труп, и это, пожалуй, все. На первой пресс-конференции сразу после убийства полиция обычно старается сказать как можно меньше, простоприсутствоватьво имя современной открытой демократии.
Рядом с Катриной сидел начальник отдела по расследованию убийств Гуннар Хаген. Вспышки фотоаппаратов отсвечивали от блестящей лысины в венчике темных волос, пока он читал короткие предложения, которые они сочинили вместе. Катрина была рада, что слово держал Хаген. Не то чтобы она боялась света прожекторов, но всему свое время. Ее назначили на должность следователя по особо важным делам совсем недавно, поэтому ей казалось надежнее предоставить говорить Хагену, а самой учиться, как это делать. Наблюдать, как опытному полицейскому руководителю, который больше использует язык тела и интонацию, чем факты, удается убедить окружающий мир в том, что полиция контролирует ситуацию.
Она сидела и смотрела поверх голов приблизительно тридцати журналистов, собравшихся в зале для совещаний на четвертом этаже, на картину, которая занимала всю противоположную стену. На ней были изображены обнаженные купающиеся люди,по большей части молодые щуплые мальчики. Прекрасная невинная сцена из тех времен, когда еще не все истолковывалось в худшем смысле. И сама она была ничуть не лучше, поскольку считала художника педофилом. Хаген в ответ на какой-то вопрос журналиста повторил свою мантру: «На это мы ответить не можем». Эту фразу он повторял с незначительными вариациями, чтобы она не звучала высокомерно или даже комично: «В настоящее время мы не можем это прокомментировать». Или более дружелюбно: «К этому мы еще вернемся».
Катрина слышала шуршание ручек и клавиатур, записывающих вопросы, куда более красочные, чем ответы: «Можно ли назвать состояние трупа ужасающим? Есть ли на нем признаки сексуального насилия? Есть ли у полиции подозреваемый, и если да, то был ли этот человек близок с жертвой?»
Если ответить «без комментариев» на такие спекулятивные вопросы, можно вызвать раздражение, а то и что-нибудь похуже.
В дверях в самом конце зала появился знакомый силуэт. На одном глазу этого человека красовалась черная повязка, а одетон был в мундир начальника полиции, который, как было известно Катрине, всегда висел наглаженным в шкафу в его кабинете. Микаэль Бельман. Не заходя в зал, он просто стоял и наблюдал. Катрина заметила, что Хаген тоже увидел его и немного выпрямил спину под взглядом более молодого начальника Полицейского управления.
— На этом мы закончим, — произнес пресс-секретарь.
Катрина увидела, как Бельман подал знак, что хочет поговорить с ней.
— Когда следующая пресс-конференция? — прокричала Мона До, криминальный репортер газеты «ВГ»5.
— К этому мы еще...
— Когда у нас будет новая информация, — перебил Хаген пресс-секретаря.
«Когда», отметила про себя Катрина, а не «если». Этот маленький, но важный штрих сигнализировал о том, что слуги правового государства неустанно трудятся, что мельница справедливости вращается, а поимка виновных — всего лишь вопрос времени.
— Есть что-нибудь новое? — спросил Бельман, когда они шагали через атриум здания Полицейского управления.
Прежде его почти девичья красота, подчеркнутая длинными ресницами, ухоженными, немного длинноватыми волосами и смуглой кожей с характерными пигментными пятнами, иногда производила впечатление манерности, даже слабости. Но повязка на глазу, которую, конечно, можно было принять за театральный реквизит, на деле создавала противоположное впечатление. Она создавала впечатление силы — силы человека, которого не остановить даже ценой потери глаза.
— Криминалисты обнаружили кое-что в ранах, — сказала Катрина, проходя вслед за Бельманом через шлюз приемной.
— Слюну?
— Ржавчину.
— Ржавчину?
— Да.
— Как в... — Бельман нажал на кнопку вызова лифта.
— Мы не знаем, — сказала Катрина, становясь рядом с ним.
— И вам все еще неизвестно, как преступник попал в квартиру?
— Нет. Ее замок нельзя вскрыть, и ни двери, ни окна не взломаны. По-прежнему существует вероятность того, что жертва сама впустила убийцу, но в это нам слабо верится.
— Возможно, у него был ключ.
— В этом кондоминиуме такие замки, что ключ подходит к замку на двери в подъезд и к замку квартиры. В соответствиис журналом регистрации ключей кондоминиума от квартиры Элисы Хермансен существует всего один ключ. И он был у нее. Бернтсен и Виллер опросили двоих молодых людей, которые находились в подъезде, когда она возвращалась домой, и оба совершенно уверены в том, что она сама отперла дверь, то есть она не звонила в домофон, чтобы кто-то находящийся в ее квартире открыл ей дверь в подъезд.
— Понимаю. А убийца не мог просто сделать дубликат ключей?
— В таком случае ему пришлось бы раздобыть оригинал и найти мастера, который умеет изготовлять системные ключи и не чувствует угрызений совести, делая ключи без письменного согласия кондоминиума. Это крайне маловероятно.
— Хорошо, но я хотел поговорить с тобой не об этом...
Двери лифта перед ними раскрылись, и двое полицейских, выходивших из кабины, машинально оборвали смех, увидев начальника полиции.
— Речь о Трульсе, — сказал Бельман, галантно пропустив Катрину перед собой в пустую кабину. — О Бернтсене.
— Вот как?
Катрина уловила слабый запах лосьона после бритья. Ей уже некоторое время казалось, что мужчины перестали бриться начисто и пренебрегают косметическими средствами. Бьёрн пользовался электробритвой и не добавлял никаких запахов, а те, которые были после него... ну что сказать, в паре случаев она предпочла бы удушливый одеколон, а не их естественный запах.
— Как он осваивается?
— Бернтсен? Хорошо.
Они стояли рядом, лицом к дверям лифта, но в наступившей тишине боковым зрением Катрина уловила кривую улыбку на лице Бельмана.
— Хорошо? — наконец повторил он.
— Бернтсен исполняет порученные ему обязанности.
— Могу предположить, что их не очень много.
Катрина пожала плечами:
— У него нет опыта работы следователем. А его назначили в крупнейшее подразделение по расследованию убийств, если не считать Крипоса6. В таком случае человека, как говорится, за руль не посадишь.
Бельман кивнул и почесал подбородок.
— Вообще-то, я просто хотел удостовериться, что он справляется. Что он не... что он следует правилам игры.
— Насколько мне известно, да. — (Лифт затормозил.) — А кстати, о каких правилах игры мы говорим?
— Я просто хочу, чтобы ты приглядела за ним, Братт. У Трульса Бернтсена были тяжелые времена.
— Вы думаете о травмах, которые он получил во время взрыва?
— Я думаю о егожизни, Братт. Он немного... как бы выразиться...
— Ущербный?
Бельман хмыкнул и кивнул в сторону открывшихся дверей:
— Твой этаж, Братт.
Пока Катрина Братт шла по коридору в сторону отдела по расследованию убийств, Бельман разглядывал ее хорошо натренированный зад и дал свободу фантазии на те несколько секунд, пока не закрылись двери лифта. А потом его мысли вернулись к проблеме. Которая, естественно, представляла собой не проблему, а возможность. Но тут возникала дилемма. Микаэль получил осторожный и в крайней степени неофициальный запрос из канцелярии премьер-министра. Совершенно очевидно, что в правительстве грядут перестановки и на кону, помимо прочих, стоит пост министра юстиции. У него спрашивали, чтоон — чисто гипотетически — ответил бы, если бы ему предложили этот пост. Вначале он был ошеломлен. Но после раздумий на эту тему понял, что их выбор логичен. В должности начальника полиции Бельман не только нес ответственность за разоблачение теперь всемирно известного Убийцы полицейских, но и сам лишился глаза в пылу борьбы и в определенном смысле стал звездой национального и международного масштаба. Имеющийюридическое образование и умеющий хорошо говорить сорокалетний начальник полиции, который уже с успехом защищает столицу от убийств, наркотиков и преступности, — разве не настало время дать ему более серьезное задание? И разве так уж плохо, что он хорошо выглядит, разве это привлечетменьшеженщин в его партию? И Бельман ответил, что — чисто гипотетически — он бы согласился.
Он вышел из лифта на седьмом, последнем этаже и прошел мимо череды портретов бывших начальников полиции.
Но до тех пор пока они не определятся, он должен позаботиться о том, чтобы не подмочить свою репутацию. Чтобы Трульс не вляпался в то, что может бросить тень на него, Бельмана. Он содрогнулся при мысли о газетных заголовках: «Начальник полиции покрывает коррумпированного полицейского, своего друга».
Явившись к нему в кабинет, Трульс положил ноги на столи прямо сказал, что, если его вышвырнут из полиции, он, по крайней мере, утешится тем, что вместе с ним в пропасть полетит такой же замаранный начальник полиции. Поэтому решение удовлетворить пожелание Трульса работать в отделе по расследованию убийств далось Бельману легко. Особенно потому, что, как сейчас подтвердила Братт, на него не будут возлагать ответственных поручений и он не сможет снова во что-нибудь вляпаться.
— В кабинете сидит ваша красавица-жена, — сказала Лена, когда Микаэль Бельман вошел в свою приемную.
Лене было хорошо за шестьдесят, и, когда четыре года назад Бельман вступил в должность, первым делом она попросила неназывать ее ассистентом, как написано в обновленной должностной инструкции. Потому что она, Лена, была и будет секретарем приемной.
Улла сидела на диване у окна. Лена права, у него красивая жена. Она была гибкой и изящной, и трое родов не смогли этого изменить. Но что еще важнее, она обеспечивала ему тыл, понимая, что его карьере необходимы забота, поддержка, свобода. И что тот или иной необдуманный поступок в личной жизни объясним, если учесть, что человек живет в постоянном стрессе, вызванном сложной работой.
Была в ней какая-то неиспорченность, почти наивность, из-за которой все ее мысли и эмоции можно было прочитать у нее на лице. И сейчас он прочитал отчаяние. Поначалу Бельман подумал, уж не случилось ли чего с детьми, и уже собирался задать ей вопрос, как вдруг заметил тень злости. И он понял, что она что-то обнаружила. Опять. Проклятье.
— Ты такая серьезная, моя дорогая, — произнес он спокойно и направился к платяному шкафу, расстегивая мундир. — Это касается детей?
Улла отрицательно покачала головой. Бельман вздохнул с преувеличенным облегчением:
— Не то чтобы я не рад тебя видеть, но всегда вздрагиваю, если ты являешься без предупреждения.
Он повесил мундир в шкаф и сел в кресло напротив нее.
— Итак?
— Ты снова с ней встречался, — сказала Улла.
Он услышал, что она обдумывала, как произнесет эту фразу. И что планировала не расплакаться. Но слезы уже стояли в ее голубых глазах.
Бельман отрицательно покачал головой.
— Не отпирайся, — произнесла она глухим голосом. — Я проверила твой телефон. Ты звонил ей три раза только на этой неделе, Микаэль. Ты обещал...
— Улла... — Он потянулся через стол и взял ее за руку, но она высвободилась. — Я разговаривал с ней, потому что мне был нужен совет. Исабелла Скёйен сейчас работает советником по вопросам коммуникации в компании, которая специализируется на политическом лоббировании. Она знает политические дебри, она сама была в них. И она знает меня.
—Знает?— Лицо Уллы исказила гримаса.
— Если я... если мы собираемся сделать это, мне надо воспользоваться любыми преимуществами, чтобы бытьна голову впереди тех, кто хочет получить эту должность. Правительство, Улла. Нет ничего выше этого.
— Даже семья? — Она шмыгнула носом.
— Ты прекрасно знаешь, что я никогда не предам нашу семью...
— Никогда не предашь? — закричала Улла со всхлипыванием. — Да ты уже...
— ...и я надеюсь, что ты тоже не собираешься делать это, Улла. Во всяком случае, из-за беспочвенной ревности к женщине, с которой я обсуждаю по телефону чисто карьерные вопросы.
— Эта тетка всего лишь недолгое время была местным политиком, Микаэль. Что она может рассказать тебе?
— Помимо прочего — чегонеследует делать, если хочешь продержаться в политике. Именно этот опыт они купили, взяв ее на работу. Например, человек не должен предавать собственные идеалы. Своих близких. Свои обязанности и свою ответственность. А если человек совершает ошибку, ему следует извиниться и попытаться в следующий раз сделать все правильно. Человек может ошибаться. Но не может предавать. И я этого не сделаю, Улла. — Он снова взял ее за руку, и на этот раз она не успела ее отдернуть. — Я понимаю, что после случившегося у меня нет права просить о многом, но, если я хочу справиться, мне нужны твое доверие и поддержка. Ты должна быть уверена во мне.
— Как я смогу...
— Иди сюда.
Бельман поднялся, не выпуская из руки ее ладонь, увлек ее за собой к окну и повернул лицом к городу. Он встал позади нееи положил руки ей на плечи. Поскольку Полицейское управлениерасполагалось на вершине холма, они видели половину Осло, купающегося внизу под ними в солнечном свете.
— Хочешь ли ты быть со мной, чтобы что-то изменить, Улла? Хочешь ли ты помочь мне создать более безопасное будущее для наших детей? Для соседских детей, для этого города. Для нашей страны.
Он почувствовал по ней, что его слова возымели действие. Господи, да они и на него самого подействовали, прямо скажем, он растрогался. Хотя слова эти были более или менее точно позаимствованы из заметок, которые он делал для прессы. С тогомомента, как его спросят, не хочет ли он занять пост министра юстиции, и он согласится, и до того, как телевидение, радио и газеты начнут обрывать его телефон, чтобы получить комментарий, пройдет совсем немного времени.
После пресс-конференции Трульс Бернтсен вместе с Виллером вышел в атриум, и тут его остановила невысокая женщина.
— Мона До, «ВГ». Я видела вас раньше... — Она повернулась кспутнику Трульса. — А вы, наверное, новичок в отделе убийств?
— Точно, — улыбнулся Виллер.
