Непоследние слова E-Book

Михаил Ходорковский

• Herausgeber: Freedom Letters
• Kategorie: Geisteswissenschaft
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2023

Seitenzahl: 308

Beschreibung

В современной России едва ли не единственным местом, где ещё звучит свободное слово, остаётся клетка в зале суда. Из неё подсудимые обращаются со своим последним словом, используя эту единственную возможность, чтобы заявить о самом важном. Осудить войну, не поддаться страху, противостоять лжи и насилию, поддержать других. Последние слова — это больше, чем политическая декларация, больше, чем свидетельство личного мужества. Именно они создают самый пронзительный портрет эпохи. Наш сборник «Непоследние слова» — голос свободных людей несвободной страны. «Мою внутреннюю свободу никому не отнять. Она живёт в слове, она будет жить благодаря гласности, когда это будут читать и слышать тысячи людей. Эта свобода уже продолжается с каждым неравнодушным человеком, который слышит нас в этой стране, — говорила в 2012 году на процессе по делу Pussy Riot Мария Алёхина. — Я верю, что именно честность и гласность, жажда правды сделают всех нас немного свободнее. Мы это увидим». И чем больше сжимается пространство свободы, тем дороже и весомее каждое последнее слово, пробивающее стену молчания. Они — наше лекарство против страха, дающее надежду на исцеление.

Leseprobe

№ 13

Михаил Ходорковский

Алексей Навальный

Олег Навальный

Мария Алёхина

Надежда Толоконникова

Екатерина Самуцевич

Александра Духанина

Алексей Полихович

Алексей Гаскаров

Ильдар Дадин

Егор Жуков

Константин Котов

Виктор Филинков

Илья Шакурский

Василий Куксов

Мария Дубовик

Кирилл Серебренников

Алексей Малобродский

Светлана Прокопьева

Юлия Галямина

Анастасия Шевченко

Ольга Мисик

Люся Штейн

Маслаг Ужахов

Зарифа Саутиева

Армен Арамян

Алла Гутникова

Владимир Метёлкин

Наталья Тышкевич

Никита Уваров

Андрей Пивоваров

Иван Сафронов

Алексей Горинов

Илья Яшин

Мария Пономаренко

Дмитрий Иванов

Андрей Новашов

Дмитрий Глуховский

Михаил Кригер

Дмитрий Василец

Владимир Кара-Мурза

НЕПОСЛЕДНИЕСЛОВА

Речи обвиняемых и политзаключённых

Freedom Letters2023

1. После окончания прений сторон председательствующий предоставляет подсудимому последнее слово. Никакие вопросы к подсудимому во время его последнего слова не допускаются.

2. Суд не может ограничивать продолжительность последнего слова подсудимого определённым временем.

Ст. 293 Уголовно-процессуального кодекса РФ

От издателя

История Freedom Letters только начинается. Но я уверен, что эта книга станет для нас одной из самых важных.

Эту книгу редактировал я сам и после каждой главы всё больше осознавал, какой ужас нас всех настигал, на какое дно мы шаг за шагом погружались. А ведь нас всех предупреждали — и Ходорковский, и Навальный, и Толоконникова.

Слышали ли мы? Услышим ли сейчас?

Герои — настоящие герои страны! — этой книги сидят за нашу свободу и наше будущее.

«Непоследние слова» — важнейшее свидетельство происходивших и происходящих с нами событий. Эти речи будут изучать в школах.

Книга завершается словами «Продолжение следует». Реалист скажет: да, конечно, будет ещё много судилищ, и нужно публиковать новые и новые последние слова.

Оптимист скажет: продолжение может быть и другим. Все, кто фабриковал дела, пытал подследственных и заключённых, выносил неправомерные приговоры — окажутся по ту сторону решётки.

И такое продолжение тоже вероятно.

Свободу политическим заключённым!

Георгий Урушадзе

От составителя

Приучение к молчанию даётся не сразу. Сначала прибегаешь к иносказаниям, исключаешь опасные слова. Затем, когда и буквы попадают под подозрение, заменяешь на звёздочки или точки. Наконец, обходишься пустым листом.

Иллюстрацией к этим стадиям онемения могли бы стать плакаты, с которыми после 24 февраля выходили на протесты: «А. С. Пушкин. Евгений Онегин. Глава Х. Стих 1», «Нет < >», «*** *****». Но забирают всех.

За год по всей стране задержали больше 20 000 человек, пытавшихся выразить свою антивоенную позицию. Штрафы, административные аресты и больше полутысячи уголовных дел. По новым статьям — за «фейки» и «дискредитацию» российской армии — осуждены уже свыше сотни человек. На сроки до восьми с половиной лет.

В списке политзаключённых, который с 2009 года вел Правозащитный центр «Мемориал», а после его ликвидации продолжает проект «Поддержка политзаключённых. Мемориал», — почти 600 имен. Но реальное число политзеков гораздо больше, убеждены правозащитники. Список постоянно обновляется, пополняясь новыми узниками совести и сокращаясь при вычете освободившихся из заключения. Но прирост всё больше. Некоторые, как Алексей Навальный или Мария Алёхина, включаются в список повторно, после возбуждения против них новых уголовных дел.

В современной России страха, военной цензуры и самоцензуры едва ли не единственным местом, где ещё звучит свободное слово, остаётся клетка в зале суда.

Из неё подсудимые обращаются с последним своим словом. Не прося о снисхождении и не рассчитывая на справедливость суда — но используя эту единственную возможность, чтобы заявить о самом важном. Осудить войну и назвать настоящих преступников. Не поддаваться страху, противостоять лжи и насилию, поддержать других.

Михаил Ходорковский в своём последнем слове в 2010 году предрекал, что вынесенный по делу ЮКОСа приговор «станет частью истории России и будет формировать её для будущих поколений». Заданные тогда правила судебных процессов — слепых к очевидным фальсификациям обвинения и глухих к любым доводам защиты — поставят на конвейер. Само слово «правосудие» употребимо теперь только в кавычках.

«Я не боюсь и призываю вас не бояться», — говорил Навальный в первом своём суде в 2014-м. И будет повторять вновь, вынырнув из комы и вернувшись в свою страну, встретившую его с наручниками в 2021-м.

«Мою внутреннюю свободу никому не отнять. Она живёт в слове, она будет жить благодаря гласности, когда это будут читать и слышать тысячи людей. Эта свобода уже продолжается с каждым неравнодушным человеком, который слышит нас в этой стране, — говорила в 2012 году на процессе по делу Pussy Riot Мария Алёхина. — Я верю, что именно честность и гласность, жажда правды сделают всех нас немного свободнее. Мы это увидим».

Когда её будут судить вновь, за акцию в защиту Навального, она скажет на новом своём процессе: «Прошло почти десять лет. Уголовка за политику перестала быть шок-контентом, а стала частью утренних новостей. Тогда был скандал — три девочки в клетке за песню против Путина, теперь эти три девочки — это каждый житель России».

Наш сборник «Непоследние слова» — голос свободных людей несвободной страны. Людей очень разных, известных и никому не ведомых до того, как их речь, вырвавшись из клетки в зале суда, не попала прямо нам в сердце. Школьник Никита Уваров и 63-летний правозащитник Михаил Кригер, студент Дмитрий Иванов и режиссёр Кирилл Серебренников, политики, журналисты, рабочие, программисты… всего 41 имя.

Последнее слово каждого — это больше, чем политическая декларация, больше, чем свидетельство личного мужества. Именно они создают самый пронзительный портрет эпохи. И будущие поколения будут изучать её не по лживым дворцовым хроникам или переписанным учебникам истории, а вот по этим речам нынешних политзеков.

Их последнее слово — это всё чаще не только гражданское, общечеловеческое или политическое, но и мощное художественное высказывание. В самых разных формах и жанрах. Кирилл Серебренников выстраивает его как акростих. Двадцатилетний Самариддин Раджабов зачитывает рэп. Говорит стихами 70-летний ингушский старейшина Маслаг Ужахов. Редактор студенческого журнала DOXA Алла Гутникова выступает с философским эссе, где «говорит голосами» Махмуда Джарвиша и Лао-Цзы, еврейских мудрецов и советских диссидентов, Эдит Пиаф и Марка Робена, Булата Окуджавы и Геннадия Головатого, героев Хемингуэя и Кафки. Чтобы через них, эти голоса, прийти к заключению: «Свобода — это процесс, в ходе которого вы развиваете привычку быть недоступным для рабства».

Сами поступки и речи подсудимых вдохновляют художников и поэтов, музыкантов и режиссёров. Фигурантам дела «Сети» посвящает свою песню «Это пройдёт» солист группы «Порнофильмы» Владимир Котляров. Рэпер Оксимирон выпустит клип «Ветер перемен» о фигурантах «московского дела» с сэмплами голоса Раджабова. А последнее слово Марии Алёхиной на процессе по делу Pussy Riot будет положено на музыку композитором Ильёй Демуцким. Это произведение, так и названное — The Closing Statement of the Accused («Последнее слово подсудимой»), представят на центральной площади Болоньи в исполнении симфонического оркестра и звезды итальянской оперы Клары Каланны.

Клетка в судебном зале становится трибуной не только для выражения позиции самого подсудимого, но местом выступления «от имени подавленных страхом репрессий соотечественников», как скажет муниципальный депутат Алексей Горинов.

И чем больше сжимается пространство свободы, тем дороже и весомее каждое последнее слово, пробивающее стену молчания. Они — наше лекарство против страха, дающее надежду на исцеление.

Тексты «последних слов» приводятся по личным записям составителя и расшифровке видео судебных заседаний, выложенных на YouTube, а также по материалам телеканала «Дождь», SOTA, Медиазоны, ОВД-Инфо, «Новой газеты», «Нового времени», журнала DOXA, The New Times, русской службы BBC, Радио «Свобода», МБХ-медиа, сайтов Правозащитного центра «Мемориал», navalny.com, Rupression.com, Fortanga.org, телеграм-каналов групп поддержки политзаключённых и героев нашего сборника.

ДЕЛО ЮКОСа

Уголовное преследование совладельцев ОАО «Нефтяная компания ЮКОС», крупнейшей на тот момент в России компании по капитализации (свыше $30 млрд), начато в 2003 году.

Ключевые фигуранты — председатель правления компании Михаил Ходорковский и глава совета директоров группы МЕНАТЕП (основного акционера ЮКОСа) Платон Лебедев. Обвинения предъявлены по статьям о хищениях, неуплате налогов и других преступлениях (всего по семи статьям УК РФ). Помимо Ходорковского и Лебедева, по делу ЮКОСа обвинялись более 30 человек.

Поводом к преследованию могло послужить выступление Михаила Ходорковского на встрече представителей крупного бизнеса с Владимиром Путиным 19 февраля 2003 года. Ходорковский открыто заявил о коррупции в госкомпании «Роснефть», что вызвало явное недовольство президента — «Роснефть» входила в сферу интересов близкого ему Игоря Сечина (в 2000–2008 гг. — сотрудник администрации президента, с 2004 возглавил совет директоров «Роснефти», с мая 2008 — вице-премьер, курирующий топливно-энергетическую сферу). Путин жёстко ответил Ходорковскому, напомнив о проблемах ЮКОСа с налогами, и поинтересовался, как эта компания получила «сверхзапасы».

Позднее, в интервью британской газете The Sunday Times Ходорковский обвинит в организации его уголовного преследования Игоря Сечина.

Путинское напоминание Ходорковскому «о проблемах с налогами» получает развитие — министерство по налогам и сборам организует проверку ЮКОСа за 2000–2003 годы, по итогам которой на компанию налагаются крупнейшие в истории страны штрафы. Всего, с учётом штрафов и пеней, а также претензий к дочерним структурам, общая сумма налоговых претензий к компании составила почти 703 млрд рублей ($25 млрд по тогдашнему курсу).

Попутно возбуждается уголовное дело о хищениях и уклонении от уплаты налогов подконтрольными ЮКОСу структурами. В рамках этого дела 2 июля 2003 года задерживают и заключают под стражу Платона Лебедева, 29 октября — Михаила Ходорковского. 31 мая 2005 года выносится приговор: по 9 лет лишения свободы каждому, суд второй инстанции уменьшит срок на год.

В декабре 2004 года для взыскания налогов принудительно продаётся с торгов основной актив ЮКОСа — 79,79% акций ОАО «Юганскнефтегаз». Покупателем становится ООО «Байкал Финанс Групп», зарегистрированное за две недели до аукциона в Твери по одному адресу с рюмочной «Лондон». Сразу после выгодного приобретения компанию «Байкал Финанс Групп» покупает возглавляемая Сечиным «Роснефть».

Ещё до завершения процесса по первому уголовному делу против Ходорковского и Лебедева возбуждается второе. Новое обвинение им предъявят в феврале 2007 года, по двум эпизодам. Первый — о хищении в 1988 году акций дочерних структур Восточной нефтяной компании путём обмена их на бумаги ЮКОСа. Второй — хищение нефти у дочерних структур ЮКОСа и легализация полученной от её продажи выручки.

На процессе по этому делу одним из свидетелей защиты выступил бывший премьер-министр РФ Михаил Касьянов. Он показал, что методы работы в компании ЮКОС находились в русле общепринятой тогда практики — всем нефтяным компаниям были свойственны вертикальная интеграция, применение трансфертного ценообразования и использование зон льготного налогообложения.

Выступая в суде, Касьянов дал и такие показания:

«Когда началось напряжение между президентом Путиным и компанией ЮКОС, [...] я обратился к Путину и попросил его объяснить происходящее. [...] Он сказал примерно следующее: что компания ЮКОС финансировала не только политические партии СПС и „Яблоко“, которые он, президент Путин, разрешил финансировать, но также финансировала и коммунистическую партию, которую он, президент Путин, не разрешал финансировать».

Приговор: по 14 лет лишения свободы, кассационная инстанция уменьшила срок на год. В 2012 году президиум Мосгорсуда снизил срок заключения до 11 лет. 20 декабря 2013 года Путин подписал указ о помиловании Михаила Ходорковского, который в тот же день покинул колонию и вылетел в Европу.

В январе 2014 года пленум Верховного суда снизил срок наказания Платону Лебедеву до фактически отбытого и постановил освободить его.

В 2011 году Европейский суд по правам человека в своём решении усмотрел процедурные нарушения при аресте Ходорковского и Лебедева, установил факты унижения человеческого достоинства при содержании под стражей. Постановлением 2020 года ЕСПЧ определил, что Ходорковский и Лебедев были осуждены за деяния, которые не являлись преступлением, но не счёл процесс политически мотивированным.

Amnesty International признала Платона Лебедева и Михаила Ходорковского узниками совести, Правозащитный центр «Мемориал» — политзаключёнными.

«Приговор по этому делу станет частью истории России»

Последнее слово Михаила Ходорковского

2 ноября 2010 года

Уважаемый суд! Уважаемые присутствующие!

Сегодня для меня очередная возможность оглянуться назад. Я вспоминаю октябрь 2003 года. Последний мой день на свободе. Через несколько недель после ареста мне сообщили, что президент Путин решил: я должен буду «хлебать баланду» восемь лет. Тогда в это было сложно поверить.

С тех пор прошло уже семь лет. Семь лет — достаточно большой срок, а в тюрьме — особенно. У всех нас было время многое переоценить и переосмыслить. Судя по смыслу выступления прокуроров: «дайте им 14 лет» и «наплюйте на прежние судебные решения», за эти годы меня опасаться стали больше, а закон уважать — ещё меньше. В первый раз они хоть озаботились предварительно отменить мешающие им судебные акты. Теперь решили — и так сойдёт, тем более что отменять теперь потребовалось бы не два, как в прошлый раз, а 60 судебных решений. Я не хочу сейчас возвращаться к юридической стороне дела. Все, кто хотел что-то понять, давно всё поняли. Я думаю, признания вины от меня никто всерьёз и не ждет. Вряд ли сегодня кто-нибудь поверит мне, если я скажу, что похитил всю нефть в своей собственной компании. Но также никто не верит, что в московском суде возможен оправдательный приговор по делу ЮКОСа.

Тем не менее, я хочу сказать о надежде. Надежда — главное в жизни.

Я помню конец 80-х годов прошлого века. Тогда мне было 25. Наша страна жила надеждой на свободу, на то, что мы сможем добиться счастья для себя и для своих детей. Отчасти надежда осуществилась, отчасти — нет. Наверное, за то, что надежда осуществилась не до конца и не для всех, несёт ответственность всё наше поколение, и я в том числе.

Я помню и конец прошлого десятилетия. Тогда мне было 35. Мы строили лучшую в России нефтяную компанию. Мы возводили спорткомплексы и дома культуры, прокладывали дороги, доразведывали и разрабатывали десятки новых месторождений, начали освоение Восточно-Сибирских запасов, внедряли новые технологии, — в общем, делали то, чем сегодня гордится «Роснефть», получившая ЮКОС. Благодаря значительному увеличению добычи нефти, в том числе и в результате наших успехов, стране удалось воспользоваться благоприятной нефтяной конъюнктурой. У нас у всех появилась надежда, что период потрясений, смуты — позади, что в условиях огромными трудами и жертвами достигнутой стабильности мы сможем спокойно строить новую жизнь, великую страну.

Увы, и эта надежда пока не оправдалась. Стабильность стала похожа на застой. Общество замерло. Хотя надежда пока живёт. Живёт даже здесь, в зале Хамовнического суда, когда мне уже почти пятьдесят.

С приходом нового президента, а с того времени прошло уже больше двух лет, у многих моих сограждан тоже вновь появилась надежда. Надежда, что Россия всё же станет современной страной с развитым гражданским обществом. Обществом, свободным от чиновничьего беспредела, от коррупции, от несправедливости и от беззакония. Ясно, что это не могло случиться само собой, за один день. Но и делать вид, что мы развиваемся, а на самом деле — стоять на месте и пятиться назад, пусть и под личиной благородного консерватизма, — уже невозможно и просто опасно для страны. Невозможно мириться с тем, что люди, называющие себя патриотами, так отчаянно сопротивляются любому изменению, ограничивающему их кормушки и вседозволенность. Достаточно вспомнить судьбу поправки к 108-й статье УПК РФ — арест предпринимателей, или чиновничьи декларации о доходах. А ведь именно саботаж реформ лишает нашу страну перспектив. Это не патриотизм, а лицемерие. Мне стыдно смотреть, как некоторые в прошлом уважаемые мной люди пытаются оправдать бюрократический произвол и беззаконие. Они обменивают свою репутацию на спокойную жизнь в рамках сложившейся системы, на привилегии и подачки. К счастью, такие — не все, и других всё больше.

Я горжусь тем, что среди тысяч сотрудников ЮКОСа за 7 лет гонений не нашлось тех, кто согласился бы стать лжесвидетелем, продать душу и совесть. Десятки человек испытали на себе угрозы, были оторваны от родных и близких, брошены в застенки. Некоторых пытали, об этом стало известно в ходе процесса. Но, теряя здоровье и годы жизни, люди сохранили то, что сочли для себя главным, — человеческое достоинство.

Те, кто начинал это позорное дело, — Бирюков, Каримов и другие, — тогда презрительно называли нас «коммерсантами», считали быдлом, готовым на всё, чтобы защитить своё благополучие, избежать тюрьмы.

Прошли годы. И кто оказался быдлом? Кто ради денег и из трусости перед начальством врал, пытал, брал заложников? И это они называли «государевым делом»! Мне стыдно за своё государство.

Ваша честь, я думаю, мы все прекрасно понимаем: значение нашего процесса выходит далеко за пределы наших с Платоном судеб, и даже судеб всех тех, кто безвинно пострадал в ходе масштабной расправы над ЮКОСом, тех, кого я оказался не в состоянии защитить, но о ком я не забываю, помню каждый день.

Спросим себя: что сегодня думает предприниматель, высококлассный организатор производства, просто образованный, творческий человек, глядя на наш процесс и полагая абсолютно предсказуемым его результат? Очевидный вывод думающего человека страшен своей простотой: силовая бюрократия может всё. Права частной собственности нет. Прав у человека при столкновении с «системой» вообще нет. Будучи даже закреплёнными в законе, права не защищаются судом. Потому что суд либо тоже боится, либо является частью «системы». Стоит ли удивляться, что думающие люди не стремятся к самореализации здесь, у нас, в России?

Кто будет модернизировать экономику? Прокуроры? Милиционеры? Чекисты? Такую модернизацию уже пробовали — не получилось. Водородную бомбу и даже ракету сделать смогли, а вот свой хороший, современный телевизор, свой дешёвый, конкурентный, современный автомобиль, свой современный мобильник и ещё кучу современных товаров — до сих пор не можем. Зато научились красиво демонстрировать производимые у нас чужие, устаревшие модели и редкие разработки российских изобретателей, которые если и найдут где применение, то не у нас, за границей. Что случилось с прошлогодними президентскими инициативами в области промышленной политики? Похоронены? А ведь они — реальный шанс слезть с сырьевой иглы. Почему похоронены? А потому, что для их реализации стране нужен не один Королёв и не один Сахаров под крылом всемогущего Берии и его миллионного войска, а сотни тысяч королёвых и сахаровых, защищенных справедливыми и понятными законами и независимыми судами, которые дадут этим законам жизнь, а не место на пыльной полке, как в своё время — Конституции 1937 года. Где эти королёвы и сахаровы сегодня? Уехали? Готовятся уехать? Опять ушли во внутреннюю эмиграцию? Или спрятались среди серых бюрократов, чтобы не попасть под каток «системы»?

Мы, граждане России, патриоты своей страны, — можем и должны это изменить. Как сможет Москва стать финансовым центром Евразии, если наши прокуроры в публичном процессе прямо и недвусмысленно, как 20 или 50 лет назад, призывают признать стремление к увеличению производства и капитализации частной компании — преступно-корыстной целью, за которую надо сажать на 14 лет? Если по одному приговору компания, заплатив налогов больше всех в стране, — а ЮКОС заплатил больше всех в стране, кроме «Газпрома», — оказывается, недоплатила налоги. А по второму, который здесь, в зале суда предлагается принять, — очевидно, что предмета для налогообложения вообще не было, потому что его украли! Страна, которая мирится с тем, что силовая бюрократия в своих интересах, а вовсе не в интересах страны, держит по тюрьмам, вместо и вместе с преступниками, десятки, если уже не сотни тысяч талантливых предпринимателей, управленцев, простых граждан, — это больная страна. Государство, уничтожающее свои лучшие компании, готовые стать мировыми чемпионами, государство, презирающее своих граждан, государство, доверяющее только бюрократам и спецслужбам, — это больное государство.

Надежда — главный движитель больших реформ и преобразований, она залог их успеха. Если она угаснет, если сменится глухим разочарованием, — кто и что сможет вывести нашу Россию из нового застоя? Я не преувеличу, если скажу, что за исходом этого процесса следят миллионы глаз по всей стране, да и по всему миру. Следят с надеждой, что Россия всё-таки станет страной свободы и закона, где закон будет выше чиновника. Где поддержка оппозиционных партий перестанет быть поводом для репрессий, где спецслужбы будут защищать народ и закон, а не бюрократию от народа и от закона, где права человека не станут больше зависеть от настроения царя, доброго или злого, где, наоборот, власть будет действительно зависеть от граждан, а суд — только от права и от Бога или, если хотите, называйте это совестью.

Я верю, так — будет. Я совсем не идеальный человек, но я — человек идеи. Мне, как и любому, тяжело жить в тюрьме и не хочется здесь умереть. Но если потребуется — у меня не будет колебаний. Моя вера стоит моей жизни. Думаю, я это доказал. А ваша, уважаемые господа оппоненты? Во что вы верите? В правоту начальства? В деньги? В безнаказанность «системы»? Я не знаю, вам решать.

Ваша честь! В ваших руках гораздо больше, чем две судьбы. Здесь и сейчас решается судьба каждого гражданина нашей страны. Тех граждан, которые на улицах Москвы и Читы, Питера и Томска, иных городов и посёлков рассчитывают не стать жертвой милицейского беззакония. Тех, кто завёл свой бизнес, построил дом, добился успеха и хочет, чтобы это досталось его детям, а не рейдерам в погонах. Тех, кто хочет честно исполнять свой долг за справедливую зарплату, не ожидая ежеминутно, что будет под любым предлогом уволен коррумпированным начальством. Не в нас с Платоном дело, во всяком случае — не только в нас. Дело в надежде для многих наших сограждан. В надежде на то, что суд завтра сможет защитить их права, если каким-то очередным бюрократам-чиновникам придёт в голову эти права нагло и демонстративно нарушить. Я знаю, есть люди, я называл их в процессе, которые хотят нас оставить в тюрьме. Оставить навсегда! В общем, они это особо не скрывают, публично напоминая о существовании «вечного» дела ЮКОСа. Почему не скрывают? А потому что хотят показать: они выше закона, они всегда добьются того, «что задумали». Пока, правда, они добились обратного: из нас — в общем, совершенно обычных людей — они сделали символ борьбы с произволом. Это получилось. Это не наша заслуга — их. Тем не менее, им необходим обвинительный приговор, чтобы не стать «козлами отпущения». Я хочу надеяться, что суд с честью выдержит их психологическое давление. А давление будет, мы все знаем, как и через кого оно будет происходить. Я хочу, чтобы независимый суд стал реальностью и буднями моей страны, чтобы слова о «самом справедливом суде в мире», рождённые в «совке», перестали столь же иронично звучать сегодня. Чтобы мы не оставили в наследство нашим детям и внукам опаснейшие символы тоталитаризма.

Ваша честь, я готов понять, что вам очень непросто, может быть, даже страшно. Я желаю вам мужества.

Все понимают, что ваш приговор по этому делу — каким бы он ни был — станет частью истории России. Более того, он будет её формировать для будущих поколений. И вы это понимаете лучше многих. Все имена останутся в истории — и обвинителей, и судей — так же, как они остались в истории после печально известных советских процессов.

ДЕЛО PUSSY RIOT

Дело против трёх участниц феминистской панк-группы Pussy Riot — Марии Алёхиной, Надежды Толоконниковой и Екатерины Самуцевич, обвиненных в «хулиганстве по мотивам религиозной ненависти, совершённом группой лиц по предварительному сговору».

Мария Алёхина — 1988 г. р., художница-акционистка. На момент задержания — студентка 4-го курса Института журналистики и литературного творчества, мама 5-летнего сына. Участвовала в акциях Greenpeace по спасению заказника «Большой Утриш», в акциях по защите озера Байкал и Химкинского леса. Проводила волонтёрские творческие и развивающие занятия с пациентами детской психиатрической больницы.

Надежда Толоконникова — 1989 г. р., окончила школу с золотой медалью и музыкальную школу, на момент задержания студентка 5-го курса Философского факультета МГУ и мама 4-летней дочери, участвовала в акциях в защиту Химкинского леса.

Екатерина Самуцевич — 1982 г. р., окончила Московский энергетический институт, работала программистом в оборонном концерне; в 2009 г. окончила Московскую школу фотографии и мультимедиа им. Родченко.

21 февраля 2012 года пять участниц Pussy Riot (две из них остались неназванными) в разноцветных балаклавах, скрывавших их лица, провели акцию в московском соборе Христа Спасителя, которую они назвали панк-молебном «Богородица, Путина прогони».

Выступление продлилось 41 секунду — оно было прервано охранниками храма, выдворившими девушек из церкви. В тот же день в интернете появилось смонтированное видео панк-молебна с наложением студийной аудиозаписи. Участницы акции были объявлены в розыск. 4 марта задержали, а затем арестовали Марию Алёхину и Надежду Толоконникову, 15 марта — Екатерину Самуцевич.

Дело Pussy Riot получило беспрецедентный резонанс: по оценкам мониторингового агентства NewsEffector, его освещали 86% мировых СМИ. В защиту Pussy Riot высказались десятки знаменитостей, устраивались представления, выставки и концерты, им посвящали стихи и песни.

Столь же беспрецедентна была и развернутая российскими государственными СМИ и «православными активистами» контркампания.

Процесс по делу Pussy Riot дал толчок преследованиям за «оскорбление чувств верующих» — статья была введена в уголовный кодекс РФ в 2013 году.

Владимир Путин за три дня до рассмотрения кассационных жалоб публично одобрил вынесенный по делу приговор с реальными сроками лишения свободы: «Вопреки моим ожиданиям, дело стали раскручивать и докатили до суда, а суд залепил им двушечку… Я здесь ни при чём. Они этого хотели, они это получили».

Европейский суд по правам человека своим решением 2018 года обязал российские власти выплатить трём участницам Pussy Riot 48 тысяч евро компенсации по делу о панк-молебне.

Amnesty International признала Марию Алёхину, Надежду Толоконникову и Екатерину Самуцевич узниками совести, Правозащитный центр «Мемориал» — политзаключёнными.

Приговор: по 2 года лишения свободы каждой, суд второй инстанции заменил Екатерине Самуцевич реальный срок заключения на условный. В декабре 2013 года, за 2 месяца до истечения назначенного им срока, Толоконникова и Алёхина вышли на свободу по амнистии, объявленной в связи с 20-летием российской конституции.

«Хочется рыдать, глядя на то, как приёмы средневековой инквизиции воцаряются в правоохранительной и судебной системах»

Последнее слово Надежды Толоконниковой

8 августа 2012 года

Кто виноват в том, что произошло выступление в храме Христа Спасителя и последовавший за концертом процесс над нами? Виновата авторитарная политическая система. То, чем занимается группа Pussy Riot, — это оппозиционное искусство, или же политика, обратившаяся к формам, разработанным искусством. В любом случае, это род гражданской деятельности в условиях подавления корпоративной государственной системой базовых прав человека, его гражданских и политических свобод.

Многие люди, с которых с начала нулевых неумолимо и методично сдирают кожу планомерным уничтожением свобод, теперь взбунтовались. Мы искали настоящих искренности и простоты и нашли их в юродстве панк-выступления. Страстность, откровенность, наивность выше лицемерия, лукавства и напускной благопристойности, маскирующей преступления. Первые лица государства стоят в храме с «правильными» лицами, но, лукавя, грешат куда больше нашего.

Мы делали наши политические панк-концерты, потому что в российской госсистеме царит такая закостенелость, закрытость и кастовость, а проводимая политика подчинена лишь узким корпоративным интересам настолько, что нам от одного российского воздуха больно. Нас это категорически не устраивает, заставляет действовать и жить политически. Использование принудительных силовых методов для регулирования социальных процессов. Ситуация, когда важнейшие политические институты, дисциплинарные структуры государства — силовые органы, армия, полиция, спецслужбы и соответствующие им средства обеспечения политической стабильности — тюрьмы, превентивные задержания, механизмы жёсткого контроля за поведением граждан.

Нас не устраивает также вынужденная гражданская пассивность большей части населения, а также полное доминирование структур исполнительной власти над законодательной и судебной.

Кроме того, нас искренне раздражает основанный на страхе и скандально низкий уровень политической культуры, который, этот уровень, сознательно поддерживается госсистемой и её пособниками… Посмотрите, что говорит патриарх Кирилл: «Православные не ходят на митинги». Нас раздражает скандально низкая слабость горизонтальных связей внутри общества.

Нам не нравится манипулирование госсистемой общественным мнением, с лёгкостью осуществляемое благодаря жёсткому контролю над подавляющим большинством СМИ со стороны госструктур. И, к примеру, беспрецедентно наглая и основанная на перевирании всех фактов и слов кампания против Pussy Riot, развёрнутая во всех российских СМИ, кроме редких в данной политической системе независимых, тому яркий пример. Тем не менее, я сейчас констатирую то, что данная ситуация является авторитарной, данная политическая система является авторитарной. Тем не менее, я наблюдаю некоторый крах, крах этой политической системы в отношении трёх участниц группы Pussy Riot. Потому что то, на что рассчитывала система, не сбылось, к сожалению для неё самой. Нас не осуждает вся Россия. И всё больше людей с каждым днем всё больше и больше верят нам и верят в нас и считают, что наше место на свободе, а не за решёткой. Я вижу это по тем людям, которых я встречаю. Я встречаю людей, которые представляют эту систему, которые работают в соответствующих органах. Я вижу людей, которые сидят в местах лишения свободы. И с каждым днём тех, кто поддерживает нас, желает нам удачи, скорейшего освобождения, и говорит о том, что наше политическое выступление было оправданным, всё больше и больше. Люди говорят нам: изначально мы тоже сомневались, могли ли вы это делать. Но с каждым днем всё больше и больше тех, кто говорит нам: время показывает нам то, что ваш политический жест был правильным, и вы раскрыли язвы этой политической системы, вы ударили в то самое змеиное гнездо, которое потом накинулось на вас. Эти люди пытаются облегчить нам жизнь, как только могут, и мы им очень благодарны за это. Мы благодарны всем тем людям, которые выступают в нашу поддержку на воле. Их огромное количество. Я знаю это. И я знаю, что сейчас огромное количество православных людей выступают за нас, в частности, у суда за нас молятся, молятся за находящихся в заточении участниц группы Pussy Riot. Нам показывали те маленькие книжечки, которые раздают эти православные, с содержащейся в этих книжечках молитвой о находящихся в заточении. Одно это показывает то, что нету единой социальной группы православных верующих, как пытается представить сторона обвинения. Её не существует. И сейчас всё больше верующих становится на сторону защиты группы Pussy Riot. Они полагают, что то, что мы сделали, не стоит пяти месяцев в следственном изоляторе, а тем более не стоит трёх лет лишения свободы, как хочет господин прокурор.

И с каждым днем люди всё больше и больше понимают, что, если политическая система так ополчилась на трёх девочек, которые 30 секунд выступили в храме Христа Спасителя, это означает лишь то, что эта политическая система боится правды, боится искренности и прямоты, которые несём мы с собой. Мы не лукавили ни секунду, мы не лукавили ни в одном моменте на этом процессе. А противоположная сторона лукавит слишком много, и люди это чувствуют.

Люди чувствуют правду. В правде действительно есть какое-то онтологическое, бытийное преимущество над ложью. И об этом написано в Библии. В частности, в Ветхом Завете. Пути правды всегда торжествуют в итоге над путями коварства, лукавства и лжи. И с каждым днём пути правды всё больше и больше торжествуют, несмотря на то, что мы продолжаем находиться за решёткой и, вероятно, будем находиться там ещё очень длительный срок. Вчера было выступление Мадонны, она выступала с надписью Pussy Riot на спине…

То, что мы содержимся здесь незаконно и по совершенно ложному обвинению, это видят всё больше и больше людей. И меня это потрясает. Меня потрясает то, что правда действительно торжествует над ложью, несмотря на то что физически мы здесь. Мы свободнее, чем все те люди, которые сидят напротив нас на стороне обвинения, потому что мы можем говорить всё, что хотим, и мы говорим всё, что хотим. А те люди, которые сидят там, они говорят лишь то, что допускает им политическая цензура. Они не могут говорить такие слова, как «панк-молебен „Богородица, Путина прогони!“», они не могут произносить те строчки из нашего панк-молебна, которые касаются политической системы. Может быть, они считают, что нас ещё неплохо было бы посадить ещё и за то, что мы выступаем против Путина и его системы. Но они не могут этого говорить, потому что им это запрещено. У них зашиты рты, они, к сожалению, здесь просто куклы. Я надеюсь, что они осознают это и тоже в конце концов пойдут по пути свободы, правды, искренности, потому что всё это выше статичности и напускной благопристойности и лицемерия.

Статичность и поиск истины всегда противоположны. И в данном случае мы на этом процессе видим сторону людей, которые пытаются найти какую-то истину, найти правду, и людей, которые пытаются закрепостить тех, кто хочет найти истину. Человек — это существо, которое всегда ошибается, оно несовершенно. Оно всегда стремится к мудрости, но никогда её не имеет. Именно поэтому родилась философия. Именно поэтому философ — это тот, кто любит мудрость и стремится к ней, но никогда ей не обладает. Именно это заставляет его действовать, думать и жить, в конечном счёте, так, как он живёт. И именно это заставило нас пойти в храм Христа Спасителя. И я полагаю, что христианство — то, как я его поняла, изучая Ветхий Завет и, в особенности, Новый Завет, — оно поддерживает именно поиск истины и постоянное преодоление себя, преодоление того, чем ты был раньше. Христос не зря был с блудницами. Он говорил: надо помогать тем, кто оступается, и я прощаю их. Но почему-то я не вижу этого на нашем процессе, который происходит под знаменем христианства. Мне кажется, что сторона обвинения попирает христианство!

Адвокаты отказываются от своих «потерпевших» [1]… Я трактую это именно так. Два дня назад адвокатом Таратухиным здесь была озвучена речь о том, что все должны понимать, что адвокат не солидаризуется ни в коем случае с теми людьми, которых он представляет. Соответственно, адвокату этически неудобно представлять тех людей, которые хотят посадить трёх участниц Pussy Riot. Почему они хотят посадить, я не знаю, они имеют на это право. Но я лишь указываю на то, что, видимо, адвокату стало стыдно. И эти крики, направленные в его адрес: «Позор! Палачи!», — они затронули его всё-таки. И адвокат за то, что правда и добро торжествуют всегда над ложью и злом. Также мне кажется, что какие-то высшие силы направляют речи адвокатов противоположной стороны, когда они раз за разом оговариваются, ошибаются. Они говорят про нас «потерпевшие». Это говорят фактически все адвокаты, в том числе адвокат Павлова, которая настроена к нам очень негативно. И, тем не менее, какие-то высшие силы заставляют её говорить «потерпевшие» о нас, — не про тех, кого она защищает, — про нас.

Я бы не стала вешать ярлыки. Мне кажется, здесь нет победителей и проигравших, потерпевших, подсудимых. Просто нам нужно, наконец, найти контакт, установить диалог, и совместный поиск истины, правды… Совместно стремиться к мудрости, совместно быть философами, а не просто стигматизировать и вешать на людей ярлыки. Это самое последнее, что может сделать человек, и Христос осуждал это.

Сейчас здесь над нами в судебном процессе происходит надругательство. Кто бы мог предположить, что человек и контролируемая им государственная система вновь и вновь способны творить абсолютное, немотивированное зло. Кто бы мог предположить, что история — в частности, ещё недавний опыт страшного большого сталинского террора — совершенно не учит. Хочется рыдать, глядя на то, как приёмы средневековой инквизиции воцаряются в правоохранительной и судебной системах Российской Федерации, которая — наша страна.

Но с момента ареста мы не можем больше рыдать, мы разучились плакать. Мы отчаянно кричали на наших панк-концертах, как могли и как умели, о беззакониях начальства и властей. Но вот у нас украли голос. Весь процесс нас отказываются слышать. Именно слышать. Слышать — это значит воспринимать, думать при этом, стремиться к мудрости, быть философами. Мне кажется, каждый человек должен в глубине души к этому стремиться, а не только человек, который прошел какой-то философский факультет. Это ничто. Само по себе формальное образование — это ничто; и адвокат Павлова постоянно пытается упрекнуть нас в недостатке образования. Мне кажется, самое главное — это стремление, стремление знать и понимать. Это то, что человек может получить сам, вне стен учебного заведения. И регалии, научные степени в данном случае ничего не значат. Человек может обладать огромным количеством знаний, но не быть при этом человеком. Пифагор говорил о том, что «многознание уму не научает».

Мы здесь, к сожалению, вынуждены это констатировать. Мы лишь декорации, элементы неживой природы, тела, доставленные в зал суда. Если наши ходатайства после многодневных просьб, уговоров и борьбы всё-таки рассматриваются, то они непременно бывают отклонены. Зато суд, к несчастью, к сожалению для нас, для этой страны, слушает прокурора, который раз за разом безнаказанно искажает все наши слова и заявления, пытаясь нивелировать их. Нарушение базового принципа состязательности сторон не скрывается и носит показательный характер. 30 июля, в первый день судебного процесса, мы представили свою реакцию на обвинительное заключение. Написанный нами текст зачитала защитник Волкова, поскольку подсудимым суд категорически отказывался тогда давать слово. Это была первая за пять месяцев тюремного заключения возможность высказаться для нас. До этого мы были в заключении, в заточении, оттуда мы не можем делать ничего: делать заявления, мы не можем снимать фильмы в СИЗО, у нас нет интернета, мы даже не можем пронести какую-то бумагу нашему адвокату, потому что и это запрещено. 30 июля мы высказались впервые. Мы призвали к контакту и диалогу, а не к борьбе и противостоянию. Мы протянули руку тем, кто зачем-то полагает нас своими врагами. В ответ над нами посмеялись, в протянутую руку плюнули. «Вы неискренни», — заявили. А зря. Не судите по себе. Мы говорили, как, впрочем, и всегда, искренне, именно то, что думаем. Мы, вероятно, по-детски наивны в своей правде, но, тем не менее, ни о чём сказанном, в том числе и в тот день, мы не жалеем. И будучи злословимы, мы не собираемся злословить взаимно. Мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся. Гонимы, но не оставлены. Открытых людей легко унижать и уничтожать, но «когда я немощен, то силен».

Слушайте нас. Нас, а не Аркадия Мамонтова о нас. Не искажайте и не перевирайте всё нами сказанное, и позволяйте нам вступить в диалог, в контакт со страной, которая, в том числе, и наша, а не только Путина и патриарха. Я, как Солженицын, верю в то, что слово в итоге разрушит бетон. Солженицын писал: «Значит, слово искренней бетона? Значит, слово — не пустяк? Так тронутся в рост благородные люди, и слово их разрушит бетон».

Я и Катя, и Маша сидим в тюрьме, в клетке. Но я не считаю, что мы потерпели поражение. Как и диссиденты не были проигравшими. Теряясь в психбольницах и тюрьмах, они выносили приговоры режиму. Искусство создания образа эпохи не знает победителей и проигравших. Так и поэты-обэриуты до конца оставались художниками, по-настоящему необъяснимо и непонятно, будучи «зачищенными» в 1937 году. Введенский писал: «Нам непонятное приятно, необъяснимое нам друг». Согласно официальному свидетельству о смерти, Александр Введенский умер 20 декабря 1941 года. Причина неизвестна. То ли дизентерия в арестантском вагоне, то ли пуля конвоя. Место — где-то на железной дороге между Воронежем и Казанью.

Pussy Riot — ученики и наследники Введенского. Его принцип плохой рифмы для нас родной. Он писал: «Бывает, что приходят на ум две рифмы: хорошая и плохая. Я выбираю плохую. Именно она и будет правильной». «Необъяснимое нам друг». Элитарные и утончённые занятия обэриутов, их поиски мысли на грани смысла воплотились окончательно ценой их жизни, унесённой бессмысленным и ничем не объяснимым Большим Террором. Ценой собственных жизней обэриуты невольно доказали, что их учение о бессмыслице и алогичности как нервах эпохи было верным. Возведя при этом художественное на уровень исторического. Цена соучастия в сотворении истории всегда непомерно велика для человека и для его жизни. Но именно в этом соучастии и заключается вся соль человеческого существования. «Быть нищим, но многих обогащать. Ничего не иметь, но всем обладать». Диссидентов-обэриутов считают умершими, но они живы. Их наказывают, но они не умирают.

А помните ли вы, за что был приговорён к смертной казни молодой Достоевский? Вся вина его заключалась в том, что он увлекся теориями социализма. На собрании дружественного кружка вольнодумцев, собиравшихся по пятницам на квартире Петрашевского, обсуждались сочинения Фурье и Жорж Санд. А на одной из последних пятниц он прочёл вслух письмо Белинского Гоголю, наполненное, по определению суда, внимание — «дерзкими выражениями против православной церкви и верховной власти». После всех приготовлений к смертной казни и после десяти «ужасных, безмерно страшных минут в ожидании смерти», как характеризовал сам Достоевский, было объявлено о перемене приговора — на 4 года каторжных работ с последующим отбыванием воинской службы в армии.

Сократ был обвинён в развращении молодежи своими философскими беседами и в непризнании афинских богов. Сократ обладал связью с внутренним божественным голосом, и он не был ни в коем случае богоборцем, о чем неоднократно говорил. Но для кого это имело значение, коль скоро Сократ раздражал влиятельных жителей города своим критическим, диалектическим и свободным от предрассудков мышлением? Сократ был приговорён к смертной казни. И, отказавшись бежать, хотя ученики предлагали ему, хладнокровно выпил кубок с ядом, с цикутой, и умер. А не забыли ли вы, при каких обстоятельствах завершил свой земной путь последователь апостолов Стефан? «Тогда научили они некоторых сказать: мы слышали, как он говорит хульные слова на Моисея и на Бога. И возбудили народ, и старейшин, и книжников. И на Пасху схватили его и повели в Синедрион. И представили ложных свидетелей, которые говорили: этот человек не перестает говорить хульные слова на святое место сие и на закон». Он был признан виновным и казнён побиванием камнями. Также смею надеяться, что все хорошо помнят, как иудеи говорили Христу: «Не за доброе дело хотим побить тебя камнями, но за богохульство». И, наконец, стоило бы держать в уме такую характеристику Христа: «Он одержим бесом и безумствует».

Я полагаю, что если бы начальство — цари, старейшины, президенты, премьеры, народ и судьи — хорошо знали и понимали, что значит «милости хочу, а не жертвы», то не осудили бы невиновных. Наше же начальство пока спешат лишь с осуждением, но никак не с милостью. Кстати, спасибо Дмитрию Анатольевичу Медведеву за очередной замечательный афоризм! Если свой президентский срок он обозначил лозунгом «Свобода лучше, чем несвобода», то, благодаря меткому слову Медведева, у третьего срока Путина есть хорошие шансы пройти под знаком нового афоризма: «Тюрьма лучше, чем побивание камнями».

Прошу внимательно вдуматься в следующую мысль. Она выражена Монтенем в XVI веке в «Опытах». Он писал: «Надо слишком высоко ставить свои предположения, чтобы из-за них предавать сожжению живых людей». А стоит ли живых людей осуждать и сажать в тюрьму всего лишь за предположения, ни на чем фактически не основанные, со стороны обвинения? Поскольку мы реально не питали и не питаем религиозной ненависти и вражды, нашим обвинителям ничего не остается, как прибегать к помощи лжесвидетелей. Одна из них, Иващенко Матильда, устыдилась и в суд не явилась. Остались лживые свидетельства господ Троицкого и Понкина, а также госпожи Абраменковой. И нет больше никаких доказательств наличия ненависти и вражды по материалам так называемой экспертизы, которую суд, если он честен и справедлив, должен признать доказательством недопустимым — в силу того, что это не научный, строгий и объективный текст, а грязная и лживая бумажонка времён средневековой инквизиции. Других доказательств, хоть как-то подтверждающих наличие мотива [ненависти], нет.

Выдержки из текстов песен Pussy Riot обвинение приводить стесняется, поскольку они являются живейшим доказательством отсутствия мотива. Мне очень нравится, я приведу эту выдержку, мне кажется, она очень важна. Интервью из «Русского репортера», данное нами после концерта в храме Христа: «Мы уважительно относимся к религии, православной, в частности. Именно поэтому нас возмущает, что великую светлую христианскую философию так грязно используют. Нас несёт от того, что самое прекрасное сейчас ставят раком». Нас несёт до сих пор от этого. И нам реально больно на всё это смотреть.

Отсутствие каких-либо проявлений с нашей стороны ненависти и вражды показывают ВСЕ допрошенные свидетели защиты, даже в показаниях по нашим личностям. Кроме того, помимо всех прочих характеристик, прошу учесть результаты психолого-психиатрической экспертизы, проведенной со мной по заказу следствия в СИЗО. Эксперты показали следующее: ценности, которых я придерживаюсь в жизни, это «справедливость, взаимное уважение, гуманность, равенство и свобода». Это говорил эксперт. Это был человек, который меня не знает. И, вероятно, следователь Ранченков очень бы хотел, чтобы эксперт написал что-то другое. Но, по всей видимости, людей, которые любят и ценят правду, всё-таки больше. И Библия права.

И, напоследок, мне хотелось бы процитировать песню группы Pussy Riot — потому что, как ни странно, все их песни оказались пророческими. В том числе наше пророчество о том, что «глава КГБ и главный святой ведёт протестующих в СИЗО под конвой» — это относительно нас. А то, что я хочу процитировать сейчас, это следующие строчки: «Откройте все двери, снимите погоны, почувствуйте с нами запах свободы!» Всё.

«Этот суд — не просто злая гротескная маска, это лицо разговора с человеком в нашей стране»

Последнее слово Марии Алёхиной

8 августа 2012 года

Этот процесс показателен и красноречив. Не раз ещё власть будет краснеть за него и стыдиться. Каждый его этап — это квинтэссенция беспредела. Как вышло, что наше выступление, будучи изначально небольшим и несколько нелепым актом, разрослось до огромной беды? Очевидно, что в здоровом обществе такое невозможно. Россия как государство давно напоминает насквозь больной организм. И эта болезнь взрывается c резонансом, когда задеваешь назревшие нарывы. Эта болезнь сначала долго и публично замалчивается. Но позже всегда находится разрешение через разговор. Смотрите, вот она, форма разговора, на который способна наша власть! Этот суд — не просто злая гротескная маска, это «лицо» разговора с человеком в нашей стране.

На общественном уровне для разговора о проблеме часто нужна ситуация — импульс. И интересно, что наша ситуация уже изначально деперсонифицирована. Потому что, говоря о Путине, мы имеем в виду прежде всего не Владимира Владимировича Путина, но мы имеем в виду Путина как систему, созданную им самим. Вертикаль власти, где всё управление осуществляется практически вручную. И в этой вертикали не учитывается, совершенно не учитывается мнение масс. И, что больше всего меня волнует, не учитывается мнение молодых поколений. Мы считаем, что неэффективность этого управления проявляется практически во всём.

И в этом последнем слове хочу вкратце описать мой непосредственный опыт столкновения с этой системой. Образование, из которого начинается становление личности в социуме, фактически игнорирует особенности этой личности. Отсутствует индивидуальный подход, отсутствует изучение культуры, философии, базовых знаний о гражданском обществе. Формально эти предметы есть. Но форма их преподавания наследует советский образец. И, как итог, мы имеем маргинализацию современного искусства в сознании человека, отсутствие мотивации к философскому мышлению, гендерную стереотипизацию и отметание в дальний угол позиции человека как гражданина.