Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Азбука
- Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
- Serie: Звезды новой фэнтези
- Sprache: Russisch
- Veröffentlichungsjahr: 2023
Прошло пять лет после загадочных событий, описанных в «Хрониках Нетесаного трона». Все говорит о том, что Аннурская империя близится к закату. Опустошительная война и гражданские беспорядки ослабили державную власть. Почти полностью уничтожено элитное воинское подразделение, летавшее на гигантских ястребах, — гордость и слава империи. Закрылись врата, с помощью которых потомки династии Малкенианов могли мгновенно перемещаться в любую точку мира. Император, желая восстановить численность крылатого воинства, посылает экспедицию на поиски легендарного гнездовья боевых ястребов. Опасный путь ведет через земли, где все живое гибнет или подвергается страшным изменениям. Шансов уцелеть в этом походе крайне мало, как и времени на то, чтобы вернуть державе былую мощь, но действовать надо быстро, ведь на окраине империи пробудился древний могущественный враг... И тут в Рассветный дворец является монах, требующий высочайшей аудиенции. Он уверяет, что ему известен ключ к чудесным вратам. Однако этот хитрый человек слишком дорого продает свое тайное знание... «На руинах империи» — первая книга новой трилогии-фэнтези Брайана Стейвли «Пепел Нетесаного трона». Впервые на русском!
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 1186
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Brian Staveley
THE EMPIRE’S RUIN
Copyright © Brian Staveley, 2021
Map artwork by Isaac Stewart
All rights reserved
Published by permission of the author and his literary agents, Liza Dawson Associates (USA) via Igor Korzhenevskiy of Alexander Korzhenevski Agency (Russia).
Перевод с английского Галины Соловьевой
Серийное оформление Виктории Манацковой
Оформление обложки Татьяны Павловой
Иллюстрация на обложке Виталия Еклериса
Стейвли Б.Пепел Нетесаного трона. Кн. 1 : На руинах империи : роман / Брайан Стейвли ; пер. с англ. Г. Соловьевой. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2023. — (Звезды новой фэнтези).
ISBN 978-5-389-23774-2
16+
Прошло пять лет после загадочных событий, описанных в «Хрониках Нетесаного трона». Все говорит о том, что Аннурская империя близится к закату. Опустошительная война и гражданские беспорядки ослабили державную власть. Почти полностью уничтожено элитное воинское подразделение, летавшее на гигантских ястребах, — гордость и слава империи. Закрылись врата, с помощью которых потомки династии Малкенианов могли мгновенно перемещаться в любую точку мира.
Император, желая восстановить численность крылатого воинства, посылает экспедицию на поиски легендарного гнездовья боевых ястребов. Опасный путь ведет через земли, где все живое гибнет или подвергается страшным изменениям. Шансов уцелеть в этом походе крайне мало, как и времени на то, чтобы вернуть державе былую мощь, но действовать надо быстро, ведь на окраине империи пробудился древний могущественный враг... И тут в Рассветный дворец является монах, требующий высочайшей аудиенции. Он уверяет, что ему известен ключ к чудесным вратам. Однако этот хитрый человек слишком дорого продает свое тайное знание...
«На руинах империи» — первая книга новой трилогии-фэнтези Брайана Стейвли «Пепел Нетесаного трона».
Впервые на русском!
© Г. В. Соловьева, перевод, 2023
© Издание на русском языке, оформление.ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2023Издательство Азбука®
Феликсу, помогавшему мне с чудовищами
1
На мосту было пусто.
Сначала они беззвучно, темной кляксой на звездном поле, пронеслись над водой широкого канала, едва не задев головы подгнивших деревянных статуй на мосту. Гвенна Шарп не сводила глаз c моста у Пивного рынка, высматривала силуэты соратников по крылу — Талала и Кворы, которых предполагалось подхватить на пролете.
— Сучье дело, — буркнула она. — Джак, новый заход.
По плану все было просто. Дождь, за недели раздувший каналы и затопивший нижние этажи деревянных построек, ненадолго прекратился. Хоть один вылет, не оскальзываясь на когтях, без теплых жирных капель в лицо, без дождевой пелены, сквозь которую в двух шагах ничего не разглядишь. Понятное дело, накладки случаются и в ясные ночи: перекрытые улицы, неожиданный обход стражи; а то малявка, которой давно пора бы в постель, выглянет из окна, заметит двоих в черном с мечами в заплечных ножнах и позовет папу с мамой... В мире и в лучшие времена нет порядка, а теперь времена не из лучших. Ее люди могли опоздать на точку по одной из тысячи причин, поэтому до четвертого или пятого захода Гвенна особо не тревожилась. К двенадцатому она дозрела до того, чтобы посадить птицу прямо посреди драного моста и пойти вышибать дверь за дверью.
— Еще круг? — спросил Быстрый Джак.
Пилот сидел на спине огромной птицы, пристегнутый к седлу, а Гвенна, стоя на выставленном вперед когте кеттрала, свешивалась вниз на прикрепленной к лапе страховке. В такой позиции руки оставались свободны для лука или меча; чтобы при необходимости запалить и сбросить взрывснаряд; подхватить и удержать раненого товарища, пока птица уносит их в безопасное место. Только некого было ни убивать, ни подхватывать.
Она глубоко вздохнула и немедля о том пожалела: Домбанг насквозь пропах дохлой рыбой, гнильем, дымом, горелым сахарным тростником, сточными водами — запах забивал ноздри. Гвенна велела себе не спешить, продумать все толком.
— Нет, — ответила она, поразмыслив. — Поднимаемся.
— Спиральный поиск?
Никто, кроме кеттрал, с места Гвенны не услышал бы голоса пилота. Гвенна еще помнила вылеты кадетских лет, когда удары крыльев и завихрения воздуха рвали в клочья любой звук. Но с тех пор минули годы, она прошла Пробу, выпила священное Халово яйцо, приобрела невиданную остроту восприятия и силу. Сейчас она прекрасно слышала Джака, хотя голос звучал отдаленно, как эхо. Она его и чуяла — запах пота вливался в городские миазмы вместе с едкостью размазанной по бледному лицу сажи, отсыревшей седельной кожи, и сквозь все это пробивался приторный запашок беспокойства, напоминавший Гвенне, что ей тоже не по себе.
— Да, — ответила она. — По узкой спирали. И забирай к западу.
Птица легла на крыло.
Анник Френча на соседнем когте подвинулась, легко развернулась в сбруе, подстроившись к маневру. Ее тревоги — если Анник тревожилась — Гвенна не чуяла. И голову дала бы на отсечение, что и не увидит. Лучница устроилась на сбруе, как девочка на качелях, одной рукой держа плечо лука, другой придерживая стрелу на тетиве. Анник и сама напоминала Гвенне лук: такая же тонкая, убийственная сила — а иначе как убийственной ее и назвать нельзя, — стянутая в напряженную неподвижность. Подстреленный ею человек не успевал споткнуться, схватиться за древко, а Анник уже накладывала новую стрелу, и ее голубые глаза высматривали, кого бы еще пристрелить в этом мире. Гвенна больше десяти лет летала, дралась, проходила на волосок от смерти рядом с этим бойцом. Они ссали в один горшок, пили из одного меха, проливали кровь на один клочок земли, но к ее самообладанию Гвенна так и не привыкла. Стоило взглянуть на Анник, ей вспоминались все собственные несовершенства: недостаток хладнокровия и расчетливости, дисциплины, выдержки... Вечно она не готова...
Неудивительно, что и шнурок, стягивавший копну ее рыжих волос, выбрал это самое время, чтобы развязаться. Волосы хлестали по лицу, свисали на глаза, отвлекали. Анник волосы не мешали — та раз в неделю макала голову в ведро, после чего начисто выбривала поясным ножом. Из-за этого Анник походила на пятнадцатилетнего мальчишку, только Гвенна не видела подростков, способных бы за сто шагов расщепить стрелой тростинку.
— Если точка провалена, — напомнила снайперша, — они залягут на дно до завтрашней ночи, а там выйдут на запасную.
— По-твоему, похоже, что она провалена?
Лучница смотрела на город под собой.
— С воздуха не все видно.
— Вот-вот. В частности, не видно Талала и Кворы, дери их Кент.
— Порядок действий им известен: оставаться в укрытии до выхода на запасный пункт.
Гвенна плюнула в темноту и проследила, как ветер разносит плевок.
— Если их не взяли.
— Не вижу оснований полагать, что их взяли.
— Не вижу оснований полагать, что нет.
— Они кеттрал.
— Кеттрал умирают, как все, стоит только загнать в них кусок стали поострее и провернуть.
— Ты собираешься всю ночь кружить над городом? — Анник укоризненно покачала головой. — Домбанг слишком велик, ты не высмотришь двоих среди пятидесяти тысяч. Тем более не зная, где искать.
Она была права. Охренеть как права.
Там, где требовалось действовать по правилам, соблюдать устав, решать с холодной головой, Анник никогда, никогда не ошибалась. И притом почему-то — Гвенна до сих пор не спала ночами, гадая, как это вышло, — командовать крылом досталось ей, а не Анник. А значит, это Гвенна, а не Анник потеряла двух бойцов — двух друзей — в открытой клоаке этого города.
Правда, сверху Домбанг не походил на клоаку. С воздуха видны были только красные фонарики да кухонные костры, теплый свет человеческого жилья и — по крайней мере, в эту ночь — холодный блеск отраженных в каналах звезд. В сотне шагов выше города теплый влажный ветер разгонял городской смрад. Можете малость расслабиться, воздушный дозор. Никто не всадит стрелу в человека на когте уходящей в небо птицы. Никто не оглушит ударом по голове, чтобы потом принести брыкающуюся жертву здешним кровожадным богам. С высоты Гвенна почти не улавливала запах ужаса, исходящий от городских улиц и домов.
Беда в том, что двое ее кеттрал были не в небе.
Она изучала план города. Джак неторопливыми кругами поднимал их над опрятной деревянной застройкой Северного мыса. Кварталы здесь не слишком отличались друг от друга: черепичные крыши, нависшие над каналами узкие балкончики, вывихнутые коленца улиц; однообразие нарушал только темный безобразный шрам на месте снесенного мятежниками храма Интарры. Застроить пустое место никто не потрудился. Даже развалин не разобрали.
— Куда бы ты пошел, Талал? — бормотала себе под нос Гвенна. — Где бы ты спрятался?
Нет, это неправильные вопросы.
Если двое кеттрал прячутся, с ними все в порядке. Правда, у Кворы есть склонность сначала убить, а уж после выяснять, что к чему, но с клинками она обращаться умеет — еще как умеет, а Талал не позволит ей резать те глотки, которые желательно оставить в целости. Саму Гвенну он не раз и не два удерживал от глупостей. Если они, как предположила Анник, залегли на дно, волноваться не о чем. А тогда нет нужды в спиральном поиске, и в сетевом поиске, и вообще в каком-либо поиске в этом, поцелуй его Кент, городе. Опасаться следует, если они в плену, а пленников домбангские мятежники могли доставить только в одно из двух мест. Кораблекрушение надежнее, но тогда им пришлось бы пройти к югу через Весенний мост, мимо памятника Гоку Ми, заложить крюк на север по острову Утонувшей Кобылы — слишком долгий переход, чтобы тащить по нему опасных пленников. А тогда остается...
— Джак, — окликнула Гвенна, — давай к Баням. Заходи с юго-востока.
— Нарушим приказ, — заметила Анник (по голосу судя, ее это не слишком волновало).
— Приказ долбоклюва Фрома... — качнула головой Гвенна.
— Адмирала, командующего домбангским театром.
— Домбанг — не театр, а отхожая дыра. И что б в нем понимал Фром, ни разу не сходивший с корабля, поцелуй его Кент?
— Однако мы рискуем...
— Да в задницу этот риск. В мире остался один кеттрал — тот, что под нами.
— Потому нам и отдали такой приказ. Если птицу захватят...
— На высоте ста шагов?
— С высоты ста шагов никого не спасешь.
— Значит, спустимся.
— И подвергнем опасности птицу.
— Сраный святой Хал, Анник, а где нет опасности? Работа у нас такая. — Гвенна махнула рукой на багряные огоньки Домбанга. — Каждый второй в этом городе готов нас выпотрошить, едва увидев, а остальные подождут ровно столько, чтобы принести в жертву своим жадным до крови божкам. Хочешь безопасности — вари пиво, паши землю или, Хал побери, иди в галантерейщики.
— Галантерейщики? — подняла бровь Анник.
— Модными шляпками торгуй. Шей шляпки.
Гвенна стиснула челюсти, нехотя прикусила язык. Она просто от беспокойства злится. Но от этого не легче.
— Слушай, — помолчав, заговорила она, — ты, скорее всего, права. Вероятно, Талал с Кворой засели на чердаке или наливаются квеем в какой-нибудь здешней дыре. Завтра мы их вытащим, и я буду чувствовать себя полной дурой, что здесь торчала. Ну и ладно. Не впервой. Но если они в плену, я должна об этом узнать до того, как их уволокут в Бани. Иначе нам их уже не видать.
— По уставу...
— Устав сочинял чинуша, для которого риск — погадить, когда нет шелковой подтирки под рукой.
— Не чинуша, а император.
Гвенна мотнула головой:
— У императора особые глаза, диковинные шрамы и высоченная башня, но летать ей не доводилось. Она ни хрена не понимает в птицах, в сражениях, в Домбанге. Она просто трусит остаться без последнего кеттрала, а Фром из-за этого уже сидит у меня в печенках.
— Твое крыло, тебе и решать, — пожала плечами снайперша.
Гвенна сердито отдувалась. Она не в первый раз пренебрегала приказами адмирала Фрома. Адмирал... начищенные пуговицы и напомаженные усы. Правда, их дело в Домбанге, пожалуй, само по себе безнадежно, но она не подпишет себе приговор, слушая этого болвана. И уж точно не станет ради него рисковать жизнью своих людей.
Она снова всмотрелась в город внизу.
— Спускайся, Джак. До самых крыш.
Домбанг представлял собой путаницу переулков, мостов, набережных, причалов, каналов (словно сброшенный с высоты город расплескало по мутным протокам дельты), но она заранее выучила карту наизусть и теперь легко отыскала темную заиленную чашу Старой гавани, утыканную темными корпусами брошенных судов, и посреди нее — большую нескладную Арену, на которой в честь домбангских богов проливалась кровь горожан. Во дворе пристроенной к Арене тюрьмы-казармы горели редкие факелы. При их свете Гвенна рассмотрела полдюжины Достойных, учившихся крошить друг друга на рагу.
От Старой гавани Джак повернул на северо-восток, через площадь Гока Ми с пустоглазой каменной статуей, потом к северо-западу, над старинными многоколонными особняками Первого острова, над покачивающимися на якорях баржами со сладким тростником, к сверкающим огням Золотого берега с его линией покатых крыш. Путь, который для пешего или гребца на узкой лодочке был бы долог и скучен, кеттрал проделали, расслабившись в ремнях сбруи над проносящимся внизу городом.
Не то чтобы Гвенна сумела расслабиться. Ее пальцы, сами собой подобравшись к поясу со взрывснарядами, проверяли фитили, пересчитывали запалы. Глаза до боли вглядывались в каждую тень, в каждый уголок.
Их предупреждали, что Домбанг по ночам оживает: весь город высыпает поесть и выпить, поплясать под музыку при свете фонариков. Очевидно, описание составляли до переворота, отправившего все прежнее жизнеустройство на свалку.
Домбанг присоединился к Аннурской империи поздно и поневоле, а когда империя стала рассыпаться, первым вернул себе независимость. Во всяком случае, независимость провозгласила большая часть населения. Хотя далеко не все пришли в восторг от возвращения старых обычаев, исконной веры. В сущности, удивляться этому не приходилось, поскольку старая вера требовала оставлять людей в дельте в жертву богам. За двести лет аннурского правления многие оценили такие новшества, как суд, веротерпимость и торговля с внешним миром.
Все это означало, что Домбанг вел две войны: одну с Аннурской империей, а вторую — с самим собой. И первая была достаточно кровопролитной, но вторая бросила брата на брата, обратила детей против родителей, стравила старых друзей. Конечно, все это было пять лет назад. За это время аннурцев в живых не осталось — ни солдат, ни поселившихся в городе чиновников; немного выжило и домбангцев с аннурскими корнями: купцов с чужими именами, каменщиков с неподходящим цветом волос, рыбаков с неправильным выговором и разрезом глаз. Одни сгорели в собственных постелях, других перерезали на Арене, а большую часть, связанными и истекающими кровью, оставили в дельте на съедение богам. Гвенна богов не видела, зато насмотрелась на крокодилов, змей и ягуаров. В дельте реки Ширван хватало способов умереть без помощи высших сил. Самые жестокие казни приберегали для дерзнувших поддержать империю домбангцев — их, содрав кожу, бросали умирать от яда змей и пауков. Нанесенные войной раны не закрылись и за пять лет. Мало кто выходил по ночам из дома. А если выходил, то не один. И не безоружным.
Что весьма облегчало осмотр улиц и водных путей. Гвенна быстрым взглядом охватывала целые площади. Она видела ночью не хуже совы. С пятидесяти шагов могла рассмотреть одежду, лицо, рукоять плохо припрятанного клинка. Кеттрал недаром поклонялись Халу — богу тьмы.
Кучка пошатывающихся гуляк пробиралась по переулкам. Гвенна велела Джаку дважды пройти над баржей, поднимавшейся по каналу Као. Первый остров патрулировали зеленые рубашки. Ни Талала, ни Кворы.
— Ну и хрен с ними, — сказала Гвенна, поудобнее устраиваясь в упряжи. — Похоже, они в самом деле где-то залегли.
Анник не отозвалась. Другая на ее месте взглянула бы самодовольно или с облегчением — снайперша вовсе не изменилась в лице. И не отвела взгляда с переулка под собой.
— Джак, — сказала Гвенна, — проверим еще Бани и уходим.
Она уже различала вдали здание, словно растолкавшее плечами окрестные крыши.
Пока верховные жрецы не додумались до безумной Арены, Пурпурные бани были самым большим строением Домбанга: огромное роскошное здание из красного дерева, тридцати шагов в высоту, более ста в длину, с десятками бассейнов — маленьких, на одного человека, и таких, в которые можно было запустить десяток лодок. Больше века властные и богатые горожане собирались здесь, в святилище прохладных вод и теплого пара. Теперь не собирались. За время Двенадцатидневной войны мятежники захватили Бани и превратили их в крепость с казармами, плацами, тюрьмой. Одни осушенные бассейны служили площадками для учебных боев, другие, накрытые металлическими решетками, стали камерами для приговоренных.
Первым делом Гвенна разнесла бы все это хорошим взрывом, но в столице опасались, что масштабное и явное вмешательство империи оттолкнет колеблющихся — тех, кто до сих пор разрывается между верностью Аннуру и мятежниками. Поэтому со времени прибытия в Домбанг их крыло действовало скрытно: отравления, диверсии, убийства с крыш... так палец незаметно давит на чашу весов в надежде качнуть их в пользу Аннура. Анник и Талалу — снайперу и личу — такая работа была в самый раз. Гвенна, увы, не была ни снайпером, ни личем. Она начинала мастером-подрывником и до сих пор полагала, что единственный способ разобраться с Домбангом — это спалить весь Кентом драный город, сровняв его с водой.
Огонь решает все.
Захватившие Бани солдаты немало порушили. Снесли все постройки на сто шагов вокруг, порубили деревянные каркасы на дрова, а дрова скормили огромным чугунным жаровням, горевшим во всех концах огромного здания. Гвенна видала оборонительные позиции и похуже этой. Здесь даже ночью было светло, и часовых хватало. Правда, все часовые стояли внутри огненного кольца, притупляя и без того скудное ночное зрение. Глупо, но среди людей полно глупцов.
Джак провел птицу в облет Бань — раз, другой, третий. Гвенна разглядывала солдат. Захвати зеленые рубашки двоих кеттрал, все здесь были бы взбудоражены, взволнованы, перепуганы. Но нет, часовые сонно глядели прямо перед собой, отупев от скуки и не замечая за светом костров наворачивающего ленивые круги огромного коршуна-людоеда.
— Так и держи, Джак, — заговорила Гвенна. — Повисим еще немножко, убедимся, что наших друзей эти мерзавцы не притащат, а уж потом прямо на корабль.
Она понемногу расслабилась в сбруе. За десять с лишним лет полетов Гвенна научилась наслаждаться движением: мягким покачиванием, плавными взмахами крыльев. На домбангских улицах стоял липкий зной, а в сотне шагов выше теплый ветерок приятно перебирал волосы. На корабле она, конечно, получит выговор от Талала. «Я ценю заботу, — скажет он, — но ты слишком много тревожишься». А она ему ответит, что в другой раз, если потеряется, пусть выпутывается как знает. Они поехидничают немножко за кувшином пива, и делу конец. Снова увернулись от смерти, впереди еще одно утро, чтобы проснуться и продолжать бой.
— Ладно, — сказала она наконец. — Валим отсюда. Надо бы вздремнуть, прежде чем опять тащиться за этими придурками.
— Это точно, — согласился пилот.
Но он еще не договорил, когда теплый ветер вдруг обернулся ознобом, пробрал мурашками.
— Погоди-ка, — велела Гвенна и оглянулась на снайпершу. — Анник, ты...
Она осеклась. Анник вместо ответа шевельнула бровью.
Сдерживая колотящееся сердце, Гвенна вся обратилась во внимание. Это чувство было ей знакомо: готовность, смешанная с ужасом. С тех пор как выпила Халово яйцо, она сотню раз такое испытывала. Это был опыт тела — предчувствие, независимое от хитроумного рассудка.
— Держать позицию, — скомандовала Гвенна.
Она прикрыла глаза, распутывая паутину запахов и звуков, неосязаемые нити, составлявшие мир. Вонь отхожих мест со стоком прямиком в каналы, запах немытых тел; вот потянуло плесенью отсыревшего белья, а вот чистый запах свежераспиленного дерева — светлый аромат смолы. Она почти улавливала отдельные разговоры, бормотание сотен и тысяч голосов — двое мужчин спорят у очага, что-то недовольно бурчит женщина, командир одергивает часовых, а вот, на самом краю слуха, брань. Яростная, как шипение разъяренной кошки, убийственная брань.
— ...Я тебе, Шаэлево отродье, хрен вместо сосиски зажарю и в зубы вобью, тупица драный...
Квора.
Гвенна вся напряглась и тут же расслабилась, как всегда перед боем.
— С востока, — угрюмо сказала она. — Восток-северо-восток. Захвачены.
Анник не усомнилась. Знала, что слух у Гвенны острее.
— Как будем действовать?
— Джак, — окликнула Гвенна, — заложи петлю на полмили. Так, чтобы зайти к ним за спину, и быстро. Анник, когда придет время, снимешь охрану Кворы и Талала.
— Они точно оба там?
Гвенна втянула воздух носом. Уверенности не было, но она обойдется и так.
— Ты, главное, убей всех, кого надо.
Она вытянула из кошеля на поясе длинную трубочку дымовухи.
— Перехватим их на открытой площадке перед Банями. Джак, берем наших на лету. Птицу не сажай. Дымовая завеса прикроет отход.
— Сбруи на них нет, — напомнил пилот. — Если связаны, не сумеют забраться на когти.
— И не надо. У меня две руки, по одной на каждого.
— Тяжелые, — деловито заметила Анник. — Талал особенно.
Гвенна кивнула, повращала плечами, постаравшись не замечать хруста суставов — обычное дело.
Талал, в отличие от многих киринских личей, в бою полагался не только на свои загадочные силы. Он был на полголовы выше Гвенны, с крепкими плечами и грудью, с мощными ногами. Два года назад, когда они работали в Кровавых Городах, он у нее на глазах ухватился за передок телеги — с верхом нагруженной кирпичами — и проволок ее на пятьдесят шагов, чтобы перегородить въезд на мост. Он весь сплошные мускулы да шрамы. Поднять его — что мешок с мокрым песком, а в другой руке еще будет болтаться Квора...
Гвенна попрочнее утвердилась на когте.
— Нам бы только их вытащить. Четверть мили продержусь, а там Джак посадит птицу на крышу.
— Я могла бы взять Квору, — предложила Анник.
— Мне нужнее твой лук, — покачала головой Гвенна.
Задумка, если сравнивать с другими ее планами, была не из худших. С другой стороны, ее умная голова, случалось, выдавала и полное дерьмо. В этот раз, по крайней мере, на их стороне высота, внезапность, темнота, взрывчатка и здоровенная птица.
«Все должно сработать».
От этой мысли стало еще беспокойней — Гвенна давно отучилась доверять слову «должно».
Джак вел птицу по кругу, прижимаясь к самым скатам крыш. Им оставалось несколько сотен шагов, когда конвой из темноты переулка вступил в красноватый свет факелов перед Банями. Десять человек — все мужчины — двигались сомкнутым строем. Кое-кто смотрел вперед, но большинство были заняты пленниками. Гвенна не могла знать, как те попались, но, похоже, серьезных ранений ни Квора, ни Талал не получили. Во всяком случае, на ногах держались, а Квора, хоть и припадала на правую, продолжала проклинать на все корки окруживших ее солдат.
— А тебе я, кукла безмозглая, язык через жопу выдерну...
На одного безоружного пленника со связанными руками приходилось пятеро конвоиров, но от них несло не торжеством, а злобой и блевотно-сладким страхом. Видно, кеттрал, прежде чем их скрутили, успели перерезать несколько глоток. Один кольнул Квору острием копья. Женщина, вместо того чтобы отпрянуть, уперлась спиной в острую сталь. Наверняка ей было больно, но тупым упрямством Квора не уступала Гвенне, а это, как признавала сама Гвенна, говорило о многом.
— Подбери свой вислый хрен, говнюк, — рыкнула Квора. — Кишка тонка закончить дело.
Глупая подначка. Эти домбангцы, хоть и рядились в выбеленные солнцем мундиры, настоящими солдатами не были. Многие почти мальчишки. Может, им и доводилось вышибать двери, чтобы приволочь к верховным жрецам перепуганных горожан. Может, и обращаться с копьем их кое-как обучили, но сейчас им было страшно, а от страха люди делаются опасными, непредсказуемыми. Кто-нибудь запросто может дернуться и вогнать пленнице наконечник под ребра. Гвенна мысленно напомнила им, что в Домбанге кровь дорого стоит, потому что здешним богам требуется.живая жертва.
— Талал, Квора, — произнесла Гвенна (голоса она не повышала: охрана не услышит, а кеттрал должны). — Готовьтесь, будем вас вытаскивать.
Квора не расслышала ее за собственным криком, а лич чуть не обернулся, но вовремя спохватился — незачем настораживать конвой, — прислушался и кивнул.
— Квора, — сказал он, — нас выдернут на пролете.
Кто-то из солдат подтолкнул его тупым концом копья. Талал споткнулся, но Квора уже услышала.
— Когда? — коротко отозвалась она.
— Восемь, — ответила за Талала Гвенна, пронзительным голосом перекрывая свист ветра в ушах. — Семь. Шесть.
Под когтями птицы мелькали крыши. Переулки, веранды, мостки, причалы...
— Анник, — сказала Гвенна.
В темноте голубые глаза лучницы казались черными. Она выпустила первую стрелу, и сразу за ней еще две — рука так и мелькала от колчана к тетиве.
— Пять, — считала Гвенна.
Упал первый из зеленых рубашек — судя по форме, командир. Руки он прижимал к груди, словно молился.
Из горла у второго брызнула кровь.
Гвенна запалила дымовуху — длинный фитиль зашипел, заплевался искрами.
Еще один солдат вдруг сел на землю, поднял руку к торчавшей из глаза стреле и завалился на бок.
— Четыре.
Паника разметала зеленых рубашек ударом огромной волны. Люди задергались, размахивая копьями, тараща слепые в ночи глаза. Из полудесятка глоток вырвались вскрики: «Атака... в укрытие... сзади... нет!» — обрывочные, скомканные, бесполезные. Один солдат подхватил упавшего товарища, потянул от опасности, не понимая, что тот уже мертв. Другой оторвался от своих, ринулся к надежным стенам Бань. Третий остолбенел в свете факела, выкатил стеклянные глаза.
— Три.
А Талал с Кворой, наоборот, влились в суматоху, как в круг танцующих. Лич ребром стопы подсек колено ближайшему стражнику. Квора макушкой ударила в лицо другого, смяла ему нос в лепешку. Когда она отстранилась, лицо у нее казалось черным от крови на смуглой коже, но на нем светилась ухмылка.
— Два, — сказала Гвенна.
Огромные крылья взметнули порыв ветра. Кеттрал выставил вперед когти. Гвенна кинула дымовуху над головами двух кеттрал, в сторону цепи часовых перед Банями.
— «Звездочка»! — выкрикнул Талал.
— Просто дымовуха, — мотнула она головой. — Готовьтесь к...
Но Талал уже двигался: всем телом качнулся к Кворе. Руки у него были связаны, но он плечом толкнул ее в живот, отбросив в неглубокую рытвину, и накрыл собой.
Взрыв ударил Гвенну, как кирпичная стена.
Огонь расписал твердую темноту мира. Вопли и проклятия рассекли ночь. Боль вонзилась тысячью лезвий. На миг Гвенна забыла, где она; стоит, плывет или падает. Под водой? Нет, дышать можно. Снова на Островах? То-то наставник взбесится, если она завалит задание. Ветераны не знают пощады...
И тут же в ответ на первую мысль пришло мрачное понимание: «Теперь мы — ветераны. И это не учения».
Остальное вспомнилось разом, едва она забилась в поисках опоры. В руках пусто. Где мечи? Неужели выронила мечи? И тотчас поверх прежней муки пришла раскаленная добела боль — пронзила плечо, хлестнула по бедрам. Перед глазами открылась огненная труба. Гвенна скрипнула зубами, ухватила беспамятство за глотку, отшвырнула прочь.
— Не спешить! — рычала она себе. — Не спешить.
Обожженными пальцами она нащупала сбрую. Туго натянувшийся страховочный ремень на поясе уходил вверх, привязывая ее к птице. Она, щурясь, разглядела коготь и болтающуюся на своем ремне Анник — тоже вверх ногами, тоже силившуюся выправиться. Скривившись от боли, Гвенна ухватила ремень, подтянулась, сумела забросить ноги на коготь.
Король Рассвета кричал, но держался в воздухе. Гвенна сморгнула затянувший глаза туман. Да, летят, не падают.
Когда крик птицы оборвался, она услышала голос Джака: «...нас задело».
Видимо, это был конец фразы.
Ткань на спине промокла. Гвенна дотянулась рукой: так и есть, кровь.
— «Звездочка», — говорил пилот. — Нас зацепило взрывом.
— Я «звездочку» не бросала.
— Не ты, а они. Мятежники.
Понимание ударило ее под дых.
Они целый месяц снабжали верных Аннуру горожан боеприпасами. Предполагалось, что взрывчатка будет использоваться против врага, но люди попадают в плен, люди перекидываются на другую сторону, люди в панике теряют груз. Неудивительно, что в конце концов «звездочка» попала в руки зеленым рубашкам. Погано, но не удивительно.
Плечо пылало. Ощупав рану, Гвенна обнаружила застрявший в мышце горячий осколок. Снова чуть не вырубилась и снова отбросила от себя дурноту и обморок. Рука слушалась, значит мускул не перерубило, но движения скованы. Гвенна еще раз, уже осторожнее, ощупала рану. Рассмотреть не сумела, но и так было ясно: зазубренная железяка в палец длиной.
— Оставила бы ты как есть.
Анник уже взобралась на соседний коготь. Из-за черной формы и темноты не удалось рассмотреть, ранена ли лучница, но боеспособность она явно сохранила. Хорошо, потому что главный бой был впереди.
Гвенна покрепче ухватила осколок металла.
— Гвенна...
Остального она не услышала, потому что на сей раз, выдернув эту дрянь из плеча, все-таки провалилась в обморок.
Она плыла, качаясь в теплой соленой воде. Волны ласкали кожу, смывали с лица волосы. В невесомости было хорошо, лучше лучшего, будто она только теперь поняла, какое грузное, неподъемное тело день ото дня таскала по суше.
— Вот бы здесь и остаться, — пробормотала она.
Слова еще не сорвались с губ, а она уже пробудилась к ужасу этой ночи, к тяжести своего тела, вращающегося под несущейся в темноте птицей.
Гвенна судорожно вздохнула — легкие жгло огнем, — дотянулась ступней до когтя, остановила кружение, снова подтянулась на место и проверила дырку в плече. Кровь шла, но Гвенна полжизни обливалась кровью. Сознание ясное. Суставы и кости не вывернуты куда не надо. Сердце, как и следует в таком положении, отбивает сердитую дробь, а значит, нет у нее предлога отлынивать.
— Джак, — позвала она, — как Король?
— Вроде в порядке, — ответил пилот.
Судя по голосу, он остался цел, что и понятно. Он-то сидел на спине Короля Рассвета. Его укрыло от взрыва огромное тело птицы.
— Точно скажу только на земле, но движется он гладко.
И это тоже понятно. «Звездочка» и Гвенну с Анник не угробила. Нападавший запорол бросок: поторопился или промазал. Толчок, может, и разъярил птицу, но с неба не сбил. Повезло.
Конечно, то, что у зеленых рубашек вообще оказалась «звездочка», ни шиша везением не назовешь. Напортачил кто-то из Кентом драных поганцев, которым по приказу помогало ее крыло, а расплачиваться пришлось им. Гвенна на несколько ударов сердца дала волю гневу. В гневе была сила, а в силе она очень нуждалась. Потом, ощущая зубами свое горячее жадное дыхание, она заставила себя разобраться в происходящем. Король Рассвета парил над темной лагуной. Где-то позади гудели, как опрокинутый улей, Пурпурные бани: оттуда доносились приказы, вопросы, крики боли.
— Возвращаемся.
Она придержалась за птичью лапу, пока пилот закладывал крутой вираж. Впереди показались Бани — огромные, как замок, в свете сторожевых костров. Талал с Кворой должны быть на дальней, восточной стороне. Или их останки? Они-то были на земле и куда ближе к точке разрыва. Талал заметил «звездочку» и попытался укрыться, только укрытие было дерьмовое. Какой глубины та рытвина, в которую они завалились? У Гвенны загудела голова от усилия вспомнить. Она крепче ухватилась за ремни.
— Быстрее! — крикнула она наверх.
Голос ей самой показался натянутым, как слишком короткая для лука тетива.
— Как действуем? — спросил Джак.
— Второй заход по прежнему плану.
— Если у них есть еще «звездочки»...
— В этот раз будем начеку. Анник, увидишь, как кто-то поджигает запал, — стреляй. Джак, заметишь что-нибудь, уходи круто вверх, приказа не жди. В остальном все как было.
Она проверила ладони: болят, но слушаются. Если двое кеттрал ранены или без сознания, ей предстоит отстегнуться, спешиться, дотащить их до птицы и удерживать при взлете. Плечо словно кто-то полночи рубил топором. Ну и хрен с ним. После пусть рука хоть отвалится.
Быстрый Джак знал свое дело. Он заходил низко и быстро, под прикрытием Бань, и только в последний момент поднял птицу над крышей — едва-едва, чуть не задев резные золоченые статуи на карнизах. Под Гвенной мелькнули острозубые змеи и крокодилы, ягуары и рыбы с самоцветными глазами. Домбангцы расставляли таких, чтобы отгонять злых духов. Им на беду, ее крыло не было совсем уж бестелесным. Они вырвались из-за конька крыши тенью самой смерти, и Гвенне открылся хаос на площадке перед входом.
Первая атака, хоть и не удалась, разметала зеленых рубашек. Мужчины и женщины носились разом во все стороны, махали копьями и арбалетами, тыкали пальцами, вопили, припадали за хлипкие укрытия. «Звездочка» оставила в мягкой земле неровную дымящуюся яму, и над всем этим, словно разодранный флаг, развеивались последние клочья Гвенниной дымовухи.
Она мгновенно охватила место действия взглядом и нашла рытвину, где укрывались Талал с Кворой.
Пустую.
Проглотив проклятие, она стала шарить глазами по площадке. Зеленые рубашки уже заметили птицу. Кто-то поднял палец, готовый закричать. Голова у него рывком запрокинулась назад — в горле торчала стрела Анник. Какая-то женщина в отчаянной спешке вскинула арбалет. Лучница сняла и ее. Взрыв, видно, ударил по зеленым рубашкам не слабее, чем по птице, а они, в отличие от кеттрал, не приучены были выдерживать удары. Может, Талал с Кворой воспользовались суматохой и сбежали? Тут всего два-три десятка шагов до лабиринта домбангских переулков. Если они...
Нет.
Едва Гвенна позволила себе надежду, как увидела их. Не все зеленые рубашки потеряли голову. Двое тянули Квору под мышки, пробираясь среди суматошливо мечущихся соратников. Женщина обмякла: без сознания или близка к обмороку. Талал кое-как держался на ногах, но стражник тащил его за обвязанную вокруг шеи петлю, а еще двое двигались следом, пуская кровь из спины наконечниками копий. Самое страшное, что всем им осталось несколько шагов до дверей, а выйти на них под таким углом и на такой скорости никак не удавалось. Гвенна не успела рта открыть, чтобы окликнуть Джака, а птица уже впустую пронеслась мимо.
— Вверх, — сглотнув подступившую к горлу рвоту, приказала Гвенна. — Мы их потеряли!
— Где они? — спросил пилот, не видя со спины птицы, что творится внизу.
— Входят в Бани.
Тело тяжело навалилось на ремни, когда Джак резко повел Короля вверх. Земля уменьшалась, костры превращались в искорки, зеленые рубашки — в растревоженных букашек. Еще сотня футов, и они в безопасности.
Они-то в безопасности, только половину ее крыла, поцелуй его Кент, волокут в домбангскую крепость на пытки, допросы и, если они все это переживут, на корм богам дельты.
— Приказы? — спросил Джак.
Голос у него срывался. Не нужно быть ученым стратегом, чтобы понять, когда все оборачивается козьим трахом.
— По малому кругу на трехстах шагах.
Анник, не отнимая стрелы от тетивы, разглядывала суматоху внизу.
Гвенна перевела глаза с нее на Пурпурные бани. В другом месте только безумец выбрал бы их под штаб. Здание большое, но стены — попросту резные ширмочки между столбами-опорами, и построены, как почти все в Домбанге, не из камня, а из дерева. Решительно действуя топором, такие можно прорубить за минуту, только вот тысячи зеленых рубашек внутри и вокруг, пожалуй, стали бы возражать. А по большому счету Домбангу и не нужны были настоящие крепости, потому что крепостью им служила дельта — сотни квадратных миль грязной кровавой смерти для всякого, кто попытался бы ее пересечь. Строители Пурпурных бань не рассчитывали отражать нападения — не видели нужды.
Позволив себе безрадостно улыбнуться, Гвенна вытащила из кошеля на поясе «звездочку».
— Джак, пройди прямо над Банями.
Анник подняла бровь.
— Снесу крышу, — пояснила Гвенна.
— И что дальше?
— Дальше идем внутрь.
Гвенна подожгла запал, подождала, когда Джак пойдет на снижение, и поднесла огонек к фитилю. Она чувствовала на себе взгляд Анник, но встречаться с ней глазами не желала. Снайперша уже напоминала, что им велено обходить Бани стороной, но приказ был отдан до того, как захватили Талала и Квору. Бывает время таиться, выжидать, играть вдолгую. А бывает время запалить мир и любоваться, как он рванет.
Когда Король Рассвета спикировал к крыше, она швырнула снаряд.
Он попал рядом с коньком, скользнул по скату и застрял на резной статуе — вроде орла или коршуна. Со спины уходящего в темноту кеттрала Гвенна смотрела на сердитую россыпь искр. За миг до взрыва зажмурилась — ни к чему портить ночное зрение, — дождалась разорвавшего темноту грохота и снова открыла глаза.
Ей не доводилось бывать в Пурпурных банях, но лазутчик из приверженцев империи сделал грубые планы и наброски. Черепица — запеченная на солнце глина — крепилась к дощатой опалубке поверх толстых, как стволы, балок. «Звездочка» проломила все это огромным пылающим кулаком. Крыша между балок просела и, плюясь щепками и черепицей, съехала вниз, в дым. Внутри вскипели вопли — обломки наверняка кого-то убили, кого-то ранили, добавив безумия и без того безумной ночи. Едва ли повод для гордости: пробить дырку с дом величиной в такой хлипкой кровле, но цели ее тактика достигла. Первая атака всполошила зеленых рубашек. Дай им время, они бы опомнились, перестроились, удвоили и утроили охрану, перевели пленных в другое место, где Гвенне было бы до них не добраться. В каждом бою наступают минуты, когда необходимо бить. Она не успела подготовиться, как хотелось бы, но и выродки внизу тоже, а Гвенне чуть не всю жизнь приходилось драться без подготовки.
«Некрасивая победа, — писал в своей „Тактике“ Гендран, — тоже победа».
— Веди внутрь, Джак, — рыкнула она.
Ответ донесся не сразу.
— Что, птицу целиком?
— Целиком они лучше летают.
— Тесно будет.
— Нам повезло, что ты мастер по этой части.
— Плохое место для подбора, — покачала головой Анник.
— Может, попросим зеленых рубашек вывести наших друзей на открытый лужок с цветочками у журчащего ручейка?
— Император...
— Император пусть орет до хрипоты, но после. Мы вытаскиваем Талала с Кворой.
— Если захватят птицу...
— Анник... — Гвенна покачала головой. — Ты просто подстрели пару засранцев.
Король Рассвета лег на крыло, выправился, завис на миг в жарком ночном воздухе, и было еще мгновенье-другое передумать, отозвать приказ, составить другой план, получше. Мгновенье, как это свойственно мгновеньям, пролетело беззвучно и неудержимо. Кеттрал сложил крылья и канул вниз.
Гвенна крепче ухватилась за ремень, крепивший ее к птичьей лапе.
Мало кому из птиц или пилотов она доверила бы проделать такое. Отверстие в крыше было немногим больше кеттрала с полусложенными крыльями — то есть ему надо упасть камнем и подхватиться над самым полом. Хорошо хоть внизу было просторно, хватало места расправить крылья. И еще хорошо, что пилота лучше Джака Гвенна в жизни не видела.
И все равно...
Она прищурилась, ныряя в пролом, — из ночной темноты в пламенеющий хаос. Большая часть Бань представляла собой один большой зал, в который мог, не задев мачтами потолка, войти военный корабль. Вдоль стен неровными рядами тянулись лежаки, в самых больших осушенных бассейнах стояли общие столы, в разных местах дымили два десятка костров, и повсюду были люди, — похоже, в Бани набились четыре тысячи солдат, и теперь все они носились, орали, расхватывали оружие. Примерно такого и следует ожидать, если взрываешь крышу и влетаешь в дыру на визжащем коршуне-людоеде. В них пока что никто не стрелял — похоже, еще не поверили, что это не сон. Однако внезапность прокисает скорее молока в жаркий день. Даже самого хлюпкого солдата не ошеломишь навечно.
Гвенна окинула зал взглядом: там стена и там стена, значит восточная дверь, в которую заводили Талала с Кворой... вот она!
— Вижу их, — сказала она и, не дожидаясь приземления, стала отстегивать страховку.
Кеттрал в последний момент резко задержал падение, выставил вперед когти, как делают его малые собратья, обрушиваясь на зайца или белку. Гвенна спрыгнула с высоты в два своих роста, неловко приземлилась, перекатилась и вскочила уже с мечами в руках. Прямо перед ней очутился мужчина с недоеденным крылышком какой-то птицы в руке. Его черная борода блестела от жира, и с пальцев капало. Захваченный в разгар ужина, он даже не догадался взяться за оружие. Гвенна заколола его коротким ударом в живот и выдернула клинок прежде, чем человек упал.
— Анник, — приказала она, — прикрой меня с птицы. Джак, будь готов нас вытащить.
От Талала и Кворы ее отделял какой-нибудь десяток шагов. Десяток шагов и не меньше зеленых рубашек. Одних она срубила, других обошла. На каждый ее удар сердца приходился звон тетивы Анник и свистящий шепот резавшей воздух стрелы. Половина поднимавшихся навстречу зеленых рубашек падали, не дождавшись ее удара. Даже при таком соотношении сил это нельзя было назвать боем, и в голове у нее не в первый раз забормотал тихий голосок, утверждая, что неправильно запросто убивать столько людей.
— Cчитай свои сраные благодеяния, сука, — откликнулась она, вскрывая очередную глотку.
Талал, хоть и раненый, и связанный, оказался расторопнее зеленых рубашек. Он сумел вплотную подступить к держащему конец веревки стражнику и головой разбить ему нос. Солдат, взвыв, выпустил поводок, и тогда Талал с разворота свалил его в неглубокий пустой бассейн. Второй стражник поднял копье, а опустить не успел — стрела Анник вошла ему между зубами и выбила фонтан крови из запрокинувшейся головы.
Связанными руками Талал вырвал у убитого копье, ткнул в живот третьего зеленого и оказался свободен. Но не кинулся к птице, а обернулся.
Квора лежала без чувств там, где бросил ее охранник. Талалу было не удержать и ее, и копье, но лич встал над соратницей, заслонив ее от опомнившихся зеленых рубашек.
В нескольких шагах от него Гвенна хлестнула по лицу какую-то женщину — ошарашенные домбангцы спотыкались, как младенцы, зато им не было счета, — подрезала поджилки второй и оказалась рядом.
Вблизи Талал выглядел хуже. Он берег правую ногу, а под обгоревшей формой на темной коже просматривались безобразные багровые ожоги. Один глаз заплыл, почти закрылся, а кровь из сломанного носа окрасила красным его горькую ухмылку.
— Извини.
— Чего уж там. — Гвенна перерезала веревку на его запястьях. — Сильно тебя помяло?
— Я в порядке.
Мимо просвистела еще одна стрела — кто-то за ее плечом крякнул и повалился. Гвенна рискнула оглянуться: зеленые рубашки перестраивались. Все, кого взрыв застал спящими, болтающими над миской похлебки, похватали копья и арбалеты и стягивались в круг, обступая Талала с Кворой и Гвенной. Другие подбирались к Королю Рассвета. От всех несло ужасом. Один держал копье, как факел, торчком, словно отбивался не от врага, а от темноты. Король возмущенно взвизгнул, ухватил его клювом, перекусил пополам и отшвырнул труп. Остальные, натыкаясь друг на друга, попятились подальше от острого как бритва клюва и страшных нечеловеческих глаз, но не разбежались.
Обернувшись к Талалу, Гвенна обнаружила, что тот успел взвалить Квору на плечи. Глаза женщины были закрыты, нос сломан, губа разбита, темная кожа побагровела от ссадин. Талал удержал в одной руке копье, но много ли с него проку, когда на плечах Квора?
— Пошли, — сказала Гвенна.
Махнув одной рукой на птицу, другой Гвенна отбила удар меча и проткнула мечнику горло.
Талал, кивнув, сделал шаг.
Они одолели полпути до Короля Рассвета, когда земля под ногами дрогнула, и Гвенна застыла на месте.
Перед лицом мелькнула черепица с крыши, разбилась вдребезги под ногами. За ней еще и еще. Гвенна вложила в ножны один меч, заслонила локтем голову, и вовремя: следующая черепица рубанула ее по раненому плечу и сбила на одно колено. С усилием поднявшись, Гвенна огляделась и ужаснулась: толстая балка перекрытия треснула и медленно складывалась вдвое, увлекая за собой потолок. Дерево скрипело, не выдерживая нагрузки. Черепица сыпалась градом, разбивалась, валила на пол людей.
— Скорее, Талал, — процедила она, бросаясь вперед.
Крыша грозила раздавить всех, зато давала шанс прорваться на свободу. Гвенна как раз подняла меч, когда черепица рубанула по лбу зеленую рубашку, проломив ему голову от глазницы до подбородка. Раненый нелепо попытался пристроить на место сорванный клок кожи, потом завалился навзничь в яму сухого бассейна. Теснившая их толпа солдат поредела; мужчины и женщины забивались под столы или просто сжимались в комок, защищая головы руками. Дорога к птице расчистилась. Если доберутся — они свободны: дыра в крыше стала шире. Эта проклятая ночь вела с ними азартную игру на слепую удачу.
Гвенна ненавидела расчет на удачу.
На островах, еще кадетом, она знавала старую, всю в морщинах, кеттрал, давно не летавшую на задания. Звали ее Максан, и славилась она тем, что при какой-то осаде полувековой давности одна, без оружия прошла сквозь ливень стрел, чтобы подложить заряд под крепостные ворота. Гвенна сто раз слышала ее рассказ — все его слышали, — и каждый раз у нее потели ладони.
— Но почему не бегом? — с недоуменным смешком спрашивали слушатели.
Максан каждый раз качала головой, кисло морщилась и вглядывалась куда-то молочными бельмами.
— Без толку бегать. Самый дерьмовый лучник снимет бегущего не хуже, чем шагающего.
Гвенна помнила, как покачала головой Анник: «У бегущего шансов больше».
— Шансы! — фыркала Максан. — Девочка, шансы — это про кости и карты, а не про жизнь и смерть. Лучший солдат, какого я знала, захлебнулся кровью в Антере, когда сопливый мальчишка ткнул его в грудь вилами. Какие у него были шансы? А сколько я видела болванов, выживших после глупостей, которые должны были десять раз их убить? Слушай меня, девочка, и слушай хорошенько: что будет, то будет. Двух смертей не бывать. Стрела либо попадет в тебя, либо нет. Либо ты умрешь, либо нет. Только и всего.
Подростком Гвенна считала, что с такой нелепостью даже спорить не стоит. Но с годами начинала понимать если не мудрость, то резон старухи. От всего на свете не убережешься. Даже от «почти всего» не убережешься. Когда дерьмо льет особенно густо, ты, как сказала Максан, либо гибнешь, либо нет. Эта мысль принесла с собой странное успокоение, испарившееся, едва Гвенна снова подняла глаза.
Не только крыша — проседать начала вся западная стена. Огромные опоры, словно больные, заваливались внутрь. Их повредила не «звездочка» — взрыв недотянул до толстых стволов. Но если подумать, Пурпурные бани простояли сотни лет. Сотни лет пара, жара, гнили. Кто знает, какие жучки и термиты пировали в этих столбах, да и что толку знать. Стена проминалась, как подмокшая бумага, балки трескались, преграждая им выход в небо.
Талал рядом с Гвенной споткнулся, подхватился, одной рукой попытался прикрыть Кворе голову, унося ее к птице. Со спины Короля Рассвета что-то кричал Джак. Слов Гвенна не разбирала, но и так было ясно, что он требует заканчивать с посадкой. Либо он не видел, что происходит, либо плохо соображал. Покосившаяся стена еще не обрушилась, но большая ее часть, не подпертая настилами, нависала над залом зубастой челюстью огромного зверя — сплошь щепки и острые углы шириной в целую ночь. Огонь лизал дерево, добирался до масла разбитых светильников и вспыхивал пламенными полосами. Сквозь такое птице не взлететь.
«Либо ты умрешь, — сказала, глядя на нее сквозь туман своих бельм, Максан, — либо нет».
И без того гнусное положение только ухудшил приказ Гвенны влететь в Бани на птице.
Из века в век кеттралы были главной военной тайной империи, самой опасной и самой важной. Птицы позволяли аннурцам передвигаться быстрее всех, с неба атаковать стены и крепости, вести войну средствами, недоступными малым государствам, полагавшимся только на коней, пехоту и корабли. Птицы стали тяжелейшей из потерь в гражданской войне. Схлестнувшись в самой ожесточенной за всю человеческую историю трехдневной схватке, орден кеттрал лишился своих птиц. Едва ли полдесятка спаслись и затерялись вместе с хозяевами. Аннуру остался один — Король Рассвета.
За пять лет Гвенна со своим крылом вылетала на многие десятки заданий, моталась через материки — Вашш и Эридрою, от Антеры до Анказских гор. Одна птица не шла ни в какое сравнение с сотнями кеттралов времен расцвета ордена, но и одна могла иногда повернуть течение вспять, предупредить командиров о грядущей атаке, перенести лучших военачальников на те фронты, где они были нужнее, оповестить императора о событиях в самых дальних краях ее рассыпающихся владений. Можно было без преувеличения сказать, что без Короля Аннур лишился бы городов, армий, даже целых атрепий.
«Тупая ты сука, — шипел злобный голосок в голове у Гвенны. — Тупая, тупая сука».
Она отшвырнула этот голос, растоптала его, сосредоточилась на насущном. Ненавидеть себя еще хватит времени.
— Джак! — крикнула Гвенна. — Анник! Слезайте. Королю не выбраться. Уходим пешими.
Она оглядела зал. Сотни и сотни зеленых рубашек кишели, как черви в навозе, как муравьи, как пчелы в улье. Многие в страхе перед падающими обломками и пожаром пробивались в восточный и северный концы зала, подальше от угрозы. А значит, проход на запад хоть на минуту освобождался. По крайней мере, от людей — горящие балки и обугленная черепица сыпались пуще прежнего.
Зеленые рубашки — кажется, последние двое, кому еще было дело до кеттрал, — кинулись на Талала.
Пока он неловко разворачивался им навстречу, Анник убила одного стрелой. Поясной нож Гвенны вошел в горло другому.
— Уходим, — сказала она, тесня лича перед собой. — Шагай!
Анник успела отстегнуть сбрую, а Джак так и остался в седле на спине Короля Рассвета. Он зачем-то обнажил меч, хотя сражаться ему было не с кем. Гнев исказил его черты.
— Я его не брошу.
Гвенна проглотила ругательство. Она так и знала. Птица — не домашний любимчик. Король — такой же солдат, как они, а солдатам случается попасть в ловушку. Иногда и погибнуть. Она это понимала, каждый в крыле понимал, но Короля Джак вырастил из неоперившегося птенца, превратив его в величайшую птицу в истории кеттрал. Ему пилот доверял так, как не доверял никому из крыла, а это о многом говорило.
— Это приказ, Джак. Прыгай. Мы его вытащим.
Она сама не знала, правда ли это. Ясное дело, она бы вывернулась наизнанку, чтобы отбить птицу, только надежды было мало. Бани пылали, все разваливалось на хрен, и Король Рассвета застрял посреди пожара. Такая мелочь, как падающая черепица, не могла его серьезно ранить, но если рухнет Шаэлем клятая стена...
— Джак, — еще жестче повторила она. — Слезай сейчас же.
— Я с ним пролечу.
Бред, но в разгар боя людям случается сходить с ума.
— Не его вина, что он здесь. — Пилот сверлил ее глазами. — Твоя.
Слова ударили, словно кулак в лицо. Гвенна предпочла бы настоящий кулак, но нынче вечером ее предпочтения в счет не шли.
Шагах в пяти от них обрушился пылающий настил, разбросал искры. Огромная балка сбила пару бегущих рубашек: одного смяла, как соломенного, другому раздробила ноги и пригвоздила к полу тлеющим грузом. Огонь раз-другой лизнул человека, словно колебался, а потом страшной вспышкой впился в его одежду.
Упавший поймал взгляд Гвенны, протянул окровавленную руку.
— Прошу...
Она отвернулась.
— Надо уходить, — сказал Талал. — Если Джак...
Лич еще не договорил, когда что-то, ударив пилота в плечо, повалило его на бок. Гвенна сперва решил, что его подстрелили, потом разглядела соскользнувший по крылу Короля обломок черепицы. Джак цеплялся за поводья, но не удержался в седле и мешком рухнул наземь. Гвенна метнулась вперед, чтобы подхватить парня, но тот был сплошные мышцы — его тяжесть, обрушившаяся с высоты пяти шагов, вбила Гвенну в пол.
Осыпаемый ударами сверху, теснимый со всех сторон огнем, кеттрал взметнулся в воздух. Лететь ему было некуда — дым, огонь, обломки преграждали путь. Он яростно забил крыльями, взметнул золу и пыль, закружил маленький огненный смерч, обиженно вскрикнул, пролетел по всей длине Бань и свалился. Все это внезапно и нелепо напомнило Гвенне мелкую птаху, чей мир ограничен прутьями клетки. Она никогда не представляла себе кеттрала в клетке, не думала, что такое возможно. Если бы только она была права!
Короткий перелет, всего несколько взмахов крыла, — и вот уже птица для них недосягаема. Между нею и Гвенной сотни зеленых рубашек. Тысячи. С тем же успехом Король Рассвета мог быть на Островах. Или на луне.
Джак нетвердо поднялся на ноги. Черепица оторвала ему половину уха — оно висело на клочке кожи — и оставила рубленую рану на шее, но он как будто не замечал увечий. Пока Гвенна, избавившись от его тяжести, поднималась, он вытянул из ножен на спине второй меч. От него несло страхом, яростью, отчаянием.
— К западной стене, — указала она.
Верхняя половина нависла над залом, ее раскачивал ночной ветер; нижняя более или менее уцелела. Огонь обвил широкую дверь кольцом, но ожоги им были не впервой. Все равно выхода получше этого нет.
Только Джак на дверь не смотрел. Он вглядывался в глубину Бань, туда, где толпились вокруг Короля Рассвета домбангцы.
Кеттрал подскочил над землей, сгреб когтями полдесятка солдат, приземлился и снова подскочил. У пилота на шее висел маленький свисток. Джак поднес его к губам и дунул. Король дернул головой, зашарил по Баням темными глазами, и на миг Гвенна поверила, что он подлетит, как приучен. Не то чтобы это спасло положение. Птицу в дверь не протиснуть, но может, если она пробьет еще одну дыру...
Она пошарила в кошеле, нащупала «фитиль» — годится.
— Если я проломлю стену...
Подняв глаза, она увидела, что Джак несется к северу, к птице.
— Уб-блюдок! — выдохнула она, бросила снаряд обратно в кошель и снова взялась за второй меч. — Анник, прикрой меня!
Но едва она сделала первый шаг, упал, уронив Квору, Талал. Он на миг замер, уткнувшись лицом в пол, потом приподнялся на колени, ухватил бесчувственную женщину за плечо, потянул к себе. Лицо ему заливала кровь из новой раны. Зрачки слепо сжались в точки.
Бани превратились в раскаленную печь. Гвенна чувствовала, как запекается кровь у нее на лице, как жар опаляет волосы и брови, как краснеет ее светлая кожа. Дым затянул пространство, огни расплывались, каждый вдох обжигал горло и легкие. Бессчетное множество оглушительных криков обернулось подобием тишины. В десяти шагах рухнула еще одна балка.
— Анник, — прорычала Гвенна, — оглуши его!
Ей меньше всего хотелось волочь на себе еще одно тело, но если снайперша собьет Джака стрелой с тупым наконечником, Гвенна его достанет. Сумеет спасти.
Анник всадила припасенную стрелу в доски пола, выдернула из колчана другую, с тупым наконечником, наложила на тетиву, натянула и выпустила — все за один выдох Гвенны.
И опоздала.
За спиной Джака выросла троица перепуганных зеленых рубашек. «Глушилка» ударила одного из них в висок — стражник повалился, как мешок с зерном.
— Еще! — прорычала Гвенна, уже бросаясь вперед.
— «Глушилок» больше нет, — ровно и жестко ответила лучница. — Надо уходить.
— Я не брошу его один на один со всем гадским Домбангом!
Посреди фразы между ней и Джаком обрушилась пылающая мешанина обломков и отбросила ее назад. На миг весь мир стал красно-оранжевым. У нее загорелись волосы. Гвенна схватила их в горсть и рубанула мечом, отрезав целый клок. От запаха ее затошнило. И вообще было тошно. Она мрачно заслонилась от жара ладонью, прищурила пересохшие глаза, отыскала Джака — по ту сторону завала; оба клинка расплылись в стремительном движении, в бою за свою жизнь и жизнь птицы, которую он воспитывал с мальчишества.
Не может быть!
Она не знала пилота лучше Джака. Он, возможно, был лучшим в истории Гнезда — блестящим, изобретательным, хладнокровным в полете. А вот на земле он превращался в сущее бедствие: вся сила, питавшая его в воздухе, начисто испарялась. Сколько раз она видела, как Джак цепенеет в рукопашной, как его большое сильное тело отказывается исполнять приказы рассудка. За приступы паники его должны были признать негодным к службе. И признали на первой Пробе, но с тех пор времена переменились. Ветеранов почти не осталось. Гвенна не могла отказаться от лучшего в мире пилота.
«В седле он хорош, — уговаривала она себя. — В полете он — лучше не бывает».
Только сейчас он был не в седле. Он бился в дальнем конце горящего зала, со всех сторон зажатый сталью, дымом, огнем.
С каждым ударом сердца Гвенна ждала: сейчас его накроет паника, сейчас он съежится, сожмется в комок. А он, к ее удивлению, дрался так, будто никогда не знал страха, никогда не ощущал этих ледяных когтей на спине, будто всю жизнь провел в бою, в средоточии огня. Он резал этих домбангцев, как говядину, рубил мышцы и кости, словно держал в руках не меч, а мясницкий топор. Это была уже не столько отвага, сколько одержимость. В другой раз Гвенна дала бы себе мгновение изумиться, но сейчас изумляться было некогда. Он шел на смерть в попытке спасти обреченную птицу.
— Стена разваливается, — простонал Талал.
Он сумел снова взвалить Квору на плечи, хоть и шатался под ее весом, как дряхлый старик.
Гвенна глянула на нависшую над ней угрозу. Она не смогла бы сказать, откуда взялась уверенность, но весь многолетний опыт подсказывал, что стена еще не готова рухнуть. Не сейчас, не сразу.
— Я за Джаком, — сказала она. — А вы шевелитесь.
Пилот в дальнем конце зала обернулся сновидением, кровавым кошмаром. Он убивал зеленых рубашек, даже тех, кто пытался бежать, и пробирался все глубже. Сквозь гул пожара Гвенна слышала его дыхание, ловила рваные слова.
— Иду, — выдыхал он. — Держись, Король, я иду.
Два или три опаленных мгновения ей казалось, что он и вправду пробьется. Домбангцы, еще не опомнившиеся от внезапной атаки и перепуганные пожаром, метались врассыпную от его блестящих клинков, бросались в сухие бассейны, шарахались в стороны, валились на спину. Тех, кто не отступал, Джак убивал быстро и беспощадно. Она почти забыла, какой он большой и сильный, потому что, планируя вылеты, никогда на его силу не рассчитывала. А сейчас, глядя, как он идет по колено в крови, вспомнила его природную мощь.
Мощь, бессильную против арбалетного болта.
У нее на глазах пилот запнулся, его развернуло, из живота выросло древко. В горле у Гвенны словно застрял копейный наконечник. Джак устоял на ногах, он еще рубился, пробиваясь к Королю Рассвета.
— Иду... — булькнул он, словно ему и язык порвало стрелой.
Он и теперь мог бы выжить — у кеттрал раны заживают быстрее обычного, реже загнивают, — но зеленые рубашки, почуяв его слабость, пошли в наступление. Джак убил еще двоих, прежде чем листовидный наконечник копья выпустил ему кишки.
Король услышал его вопль и рывком повернул большую голову. В черных глазах блеснул огонь. Джак снова взревел, и с дальнего конца Бань ему ответила птица. Два крика сплелись воедино в горячечном гневе и боли. А потом кто-то сзади рубанул пилота по шее, и птичий крик остался один.
Горячая кровь забрызгала Гвенне лицо, сделала скользкими ладони. Дыхание хрипело в горле. Со всех сторон был огонь, но ей стало холодно, когда один из зеленых рубашек подхватил тело погибшего пилота и куда-то потащил. Кеттрал не так уж часто гибнут. Такой труп — важный трофей.
Половина ее души рвалась в бой. Вранье! — она рвалась в бой всей душой: метнуться в толпу и убивать, убивать, убивать, пока не придет ее черед принять копье в лицо или клинок в почку. Ее удержал голос Талала.
— С ним кончено, Гвенна, — донесся он сквозь хаос.
Она ощутила себя гранитной статуей. Чтобы повернуться и шагнуть назад, надо было переломить в себе что-то такое, что никогда уже не починишь. Иногда это и значит — быть солдатом: вся выучка, вся стратегия и тактика отступают перед способностью ломать, и ломаться, и сломанной жить дальше. Джак — не первый друг, погибший у нее на глазах. И не последний. Теперь надо думать о трех оставшихся соратниках по крылу. Она повернулась спиной к окровавленному телу, к зеленым рубашкам, к собственной ярости и пошла к тем, кого еще могла спасти.
Дверь в огне, но им это нипочем.
— Вперед! — Она махнула Талалу и Анник. — Уходите!
Анник не двинулась с места.
— Мне надо убить Короля, — сказала она.
Голубые глаза в свете пожара отливали кровью, лицо безучастно застыло. Словно собиралась подстрелить рябчика.
Полмгновения Гвенна колебалась. Снайперша, как всегда, заглянула в ледяное, застывшее сердце катастрофы. Птица наверняка обречена, но «наверняка» им недостаточно. Хуже гибели Короля может быть только одно: если домбангцы его захватят, переучат, обратят против империи. Вряд ли у них получится, и все же...
— Стреляй, — отозвалась Гвенна.
Невозможно было представить, что громадного Короля Рассвета легко убить тонкой палкой со стальным острием. Чаще всего это и было невозможно. Гвенна видела, как кеттралы возвращались с заданий, испещренные стрелами, болтами, обломками мечей и копий. Только весь этот металл втыкался им в грудь, в крылья, в лапы.
Стрела Анник сорвалась с тетивы, свистнула в воздухе, пронзила языки пламени и горящей вошла Королю в глаз. Птица раскрыла клюв для крика, но вышел только надтреснутый хрип. Отчаянный хлопок крыльев приподнял кеттрала в воздух и тяжело уронил; Король забился, как певчая птица в клетке. Анник выпустила вторую стрелу. Эта вошла в другой глаз и сквозь него — глубоко в мозг. Последний аннурский кеттрал взметнулся, сшибив десяток зеленых рубашек, и рухнул на бок. Одно крыло тщетно вскинулось в поисках опоры, а потом он содрогнулся и вытянулся, как будто поймал наконец поток, и теперь оставалось только скользить по воздуху к спасению...
— Валим отсюда на хрен, — прошипела Гвенна, бегом пускаясь к двери.
Она в несколько шагов догнала Талала, подумала, не перехватить ли у него Квору, но не стала. Снаружи, сквозь огонь, маячили тени: зеленые рубашки, успевшие выскочить из пожара, — их придется убивать. Она отметила, как ей не терпится кого-нибудь прикончить.
— Анник, за мной, — сквозь зубы бросила она. — Расчистим выход.
Снайперша подстроилась к ее шагу, обогнав лича с бесчувственной ношей. Однако на полпути к двери Анник задержалась, развернулась и стала медленно пятиться, обдуманно выпуская стрелы в хаос за спиной Талала, — прикрывала отставшего товарища. Гвенна проскочила, огонь лизнул ей лицо и волосы, а воздух Домбанга после пожара остудил грудь; ветерок омыл ее, как вода. Снова начинался дождь, но слишком слабый, чтобы залить огонь.
Трое зеленых рубашек стояли за дверью — все при оружии, явно ошарашенные. Один вздумал выставить перед собой копье. Гвенна обрубила наконечник, а копейщику проткнула горло. Она повернулась, чтобы насадить на меч женщину с темной копной волос, тут же крутнулась к лучнику, сапогом сломала ему колено, а другим раздробила гортань. Когда третье тело ударилось о землю, из дверей шагнула Анник.
— В канал! — Гвенна махнула рукой.
В извилистых руслах больше надежды, чем на улицах, особенно ночью. У них на руках боец без сознания, но кеттрал полжизни проводили в воде. Под причалами и мостами можно укрыться; лодки можно угнать, в десятки боковых проток можно свернуть...
Гвалт и шум прорезал короткий треск. Ужас расцветал в ней гнилым цветком, пока она оборачивалась к медлительной лавине огня и горящих бревен, которыми стена засыпала проход — единственный путь из Бань на свободу. Дверной проем сминался под их тяжестью, а Талал еще оставался по ту сторону, бежал, но опаздывал на четыре-пять шагов.
Для пахаря в поле пять шагов — ничто, дело нескольких движений. Для купца с товаром того меньше — многодневный путь, считай, окончен. И для солдата в конце длинного перехода шаг-другой не стоит упоминания. А вот для кеттрал они, как и пара ударов сердца, иногда решают все. По одну сторону этих нескольких шагов — свобода, и даже победа. По другую — мерзкая кровавая смерть.
Талал остался по ту сторону.
По глазам было видно, что он все понял, но не промедлил: всем телом подавшись вперед, скинул Квору с плеча и, содрогнувшись от усилия, метнул ее в проем. Талал был силен, сильнее Гвенны, но не настолько. В бросок, вынесший женщину за дверь, он, кроме мощи смертного тела, вложил и таинственную силу своего колодца, глубоко почерпнув из него ради спасительного броска.
Квора — тело вялое, как тряпка, глаза закачены под лоб — свалилась перед ними, и в тот же миг стена со стоном сложилась, рассыпала в ночь искры и рухнула.
У Гвенны в горле стояла горькая желчь. Ей почудилось, что сейчас и она свалится, только падать было не время.
Она совладала с собой, метнулась к Кворе, забросила ее себе на плечи.
— Давай в обход, зайдем с севера.
Говоря, она смотрела, как с северного конца Бань высыпают на улицу мятежники — десятки, сотни. С юга была та же картина. Когда загорелся зал, все бросились к самым очевидным выходам.
— Если зайти с того края... — снова заговорила Гвенна, но добраться туда в обход плотной толпы было невозможно.
Позади, к северу от нее, раздался крик, и почти тотчас же в мостовую у ее ног ударил арбалетный болт.
— Надо уходить, — проговорила Анник.
В ее голосе не было сожаления, вообще не было чувства.
— Я иду обратно, — ответила Гвенна. — Ты выноси Квору, а я вернусь.
Враг был в смятении, еще не опомнился от паники. Если скрыться от арбалетчиков, сквозь толпу она проскользнет незамеченной, войдет внутрь...
— Гвенна Шарп. — Голубые глаза лучницы горели огнем. — Ты не имеешь права.
Гвенна уставилась на нее. Анник никогда не говорила таким тоном.
— Отбить друга?
— Погибнуть, не закончив дела.
— Я не погибать возвращаюсь.
— Именно погибать. Ты не выдержала удара и хочешь разом со всем покончить.
У Гвенны отвисла челюсть. Она искала слов, чтобы возразить, но нашла только одно:
— Талал...
— Он солдат. Ты тоже. Выбор трудный, выбирать обязана ты.
В горле у Гвенны засела острая кость. Что угодно, только не это. Лучше уж клинок в глаз. Меч в живот. Однако в присяге кеттрал ни слова не говорилось о том, что будет легко. Она так скрипнула зубами, что показалось, сейчас раскрошатся; поправила Квору на плечах и, отвернувшись от боя, от огня, от друзей — мертвого и обреченного, — бросилась бежать в ночь.
