Солнцеворот желаний E-Book

Даша Пар

• Herausgeber: АСТ
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Магическое равновесие
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 495

Beschreibung

Близится Зимнее солнцестояние. Столица замерла, предчувствуя неизбежное. Сон на двоих грозится быть исполненным, а значит, наступает эпоха раскола. Первый шаг к исполнению жестокого пророчества сделан – Сделка заключена. Белая драконица Селеста и король Никлос, запутавшись в сетях своих желаний, даже не подозревают, что их жизнями ловко манипулирует кукловод, жаждущий изменить природный баланс сил. И только один человек способен это остановить. Но сможет ли он успеть, прежде чем случится непоправимое?..

Leseprobe

Даша Пар Солнцеворот желаний

Магическое равновесие

© Пар Д., 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Глава 1 Инструменты войны

Селеста

Побережье было отравлено. Отрава висела в воздухе и с каждой набегавшей волной билась о песчано-галечный берег, забивалась между камней, вгрызалась в почву. Устремлялась глубоко вниз с подземными водами, текла по водопроводным трубам к домам и уличным колонкам, выбиралась на поверхность маленькими ручейками и полноводной рекой Сиц. Она впивалась в кожу вместе с ветром, выискивая малейшую царапину, рану, предпочитая нежность рта, влажность глаз и сухость носовых пазух. От нее немилосердно чесалась кожа. До невыносимого раздражения, от которого становилось еще хуже. Она любила кровь. Ведь с ней приходили новые муки, от которых не было ни сна, ни покоя.

Имя этой проказы было – морская соль.

Все началось постепенно, без резкого перехода. Колокола Собора святой Клэрии молчали, и колодец желаний не исполнил тревожную песнь о надвигающейся беде. Ненастный сентябрь с его бесконечными дождями и пронзительными ветрами сменился октябрем, который не менее усердно принялся поливать столицу ливнями, укутывая в густой туман. Все прекратилось за несколько дней. Установилась необычайно теплая погода, температура поднялась выше пятнадцати градусов, казалось, что наступило настоящее бабье лето. Но если в первые дни горожане радовались неожиданному теплу, то уже к концу октября заподозрили неладное. Стали жаловаться на изменившийся вкус воды.

Питавшие город подземные источники переполнились морской солью, и она вышла на поверхность, отравив колодцы и городские колонки. В город пришла жажда.

Сначала ученые из Академии общих наук говорили, что это кратковременное явление, вызванное нестабильной погодой и тем жутким событием, случившимся после Осеннего равноденствия. Гигантская волна вызвала дисбаланс солей в море, а последовавшие штормы изменили состав почвы, смешав соль и песок, легко добравшись до подземных вод.

«Это пройдет», – говорили они.

Служащие Клэрии и ушлые торговцы наладили поставки пресной воды из отдаленных от берегов маленьких городов и деревень. Воду стали раздавать на центральных площадях столицы – по четыре литра на человека в день. А продавцы в переулках и крытых рынках выставляли ее за серебро. Через неделю – уже за золото.

Жара тем временем усиливалась. А вместе с ней – и жажда. Сам воздух менялся, превращаясь в густое марево, от которого жителей рвало и клонило в сон. Оно вызывало спутанность сознания, вспышки гнева и бреда, видения грязную пену на губах. Соль добралась даже до дворца, и прислуге пришлось вывешивать на окна и двери марлевые полотнища, чтобы задержать заразу.

Следующим ударом по стройной теории стало стремительное распространение соли вглубь континента. Все дальше и дальше приходилось забираться возничим за свежей водой, все больше бочек отправляли, не хватало суток, чтобы доставить ежедневную партию.

Становилось ясно, что это не временное явление. Нет, нет и нет. Если не работают магические опреснители, если нельзя заболевших исцелить магией, а воздух – очистить от соли, значит, дело не в нарушении природного баланса. Дело в них. В русалках.

И на передовую вышла я.

* * *

От холодного ветра краснеют глаза, сохнут губы. И это несмотря на защиту ариуса, что как цепной пес стоит на страже моего здоровья. Но ветер куда цепче. Словно тысячи маленьких мошек, он безжалостно вгрызается в кожу, забираясь под одежку, чтобы полакомиться чистой плотью. Я стараюсь хотя бы раз в несколько дней летать вглубь королевства, чтобы окунуться в хрустальные и прозрачные озера, смывая очередную порцию соли. Даже шкуру не меняю, в обратном полете чувствуя, как падают капли воды с очищенной чешуи.

Людям и иным созданиям такая роскошь недоступна. Разве только богачам, которые через порталы ушли в даласские санатории, что на другом конце континента. Там вода нетронута. Русалок хватило только на клэрийское побережье. Нам от этого не легче.

В предрассветных сумерках теряется молоко прибрежной линии. Нам видны только слабые волны, набегающие на мокрую гальку. Здесь тихо. Ветер вновь взметнул собранную в пучок прическу, опять наполнив рот соленой слюной.

Я сплюнула на камни вязкую гадость, и тотчас услужливая рука подставила бутылку с питьевой водой. Состояние, когда от влажности сыреет одежда, а от соли становится дубовым даже шелк, я называю мокрой сухостью. Оксюморон, но как иначе обозвать бесконечную жажду среди воды?

Мы дошли до того самого места, с которого все началось. Здесь подводный король увидел голову дочери. Здесь началась война. И здесь самая высокая концентрация отравы. Словно из океана проложили трубы с солью, чтобы дрянь точно прошла по всему берегу и поднялась выше, до дворца, что, как громадная каменная глыба, черная на сером фоне, нависает над прибрежными скалами.

Остановившись, я запрятала огрубевшие руки под мышки и недовольно поджала губы, наблюдая, как сгущаются на стремительно сереющем небе тучи. Погода портится. Она ярится, словно хищная птица, что клекочет по вечерам в королевском парке, нагоняя тоску. Уже начались приготовления к долгожданному буремесяцу. Он в этом году запаздывает, но каждый день мы спускаемся на этот берег ради него. И будем приходить, пока не случится первый настоящий шторм.

Постучав маленьким каблучком сапога по гальке, сбивая камешек, приставший к набойке, я вытянула руки, стягивая тонкие грубые перчатки с пальцев и отдавая стоящему рядом Никлосу. Мы молчим. В эти минуты на этом месте ни слова не срывается с наших уст. Это и не нужно. Ритуал, возникший всего пару недель назад, устоялся до последней запятой, становясь тупой рутиной.

Сначала я. Потом он.

Выйдя вперед, разминая затекшую шею, потираю вмиг онемевшие пальцы. Судорога придет позже. Пока только маленькие колючки шастают по холодным венам, но огонь вызывать нельзя. Он мешает. Он дарит покой, а в этом деле нужны расшатанные нервы. Я должна взбеситься или испугаться, дойти до точки, и все это – без единого проблеска эмоции. Все внутри.

Зажмуриваюсь и осторожно опускаюсь вниз, прямо на мокрую гальку. Мужские брюки и тяжелая кожаная куртка, отороченная лисьим мехом, немного спасают от холода осенней земли. Запускаю руки в песок как можно глубже и стискиваю зубы. Мне нужно вызвать внутреннюю дрожь, что, как тонкая ниточка, тянется от головы до пят. Она вызывает неприятное ощущение в коленках, прохаживаясь по голеням и бедрам, застревая в области плеч, напрягая тренированный живот и стискивая и без того усталую шею.

Вот и пришла первая судорога. А вместе с ней из меня, как из источника, спустился под землю ариус. Ниточка разошлась тысячей канатных нитей. А потом и миллионом тончайших – в сотни раз тоньше женского волоса – ниточек. Они, как шустрые змейки, расползлись по пляжу, заскользили вверх и вниз вдоль берега. Внутренним взором вижу, как нити набирают скорость, разлетаясь спасительной волной, сжигающей соль.

Белая вспышка изнутри ослепила глаза, и я пошатнулась, заваливаясь набок. Меня поддержали мужские руки. Король не дал упасть и помог подняться, осторожно придерживая за локоток. В глазах все еще белым-бело, но уже проступают тени. В горле совсем пересохло, слепо тянусь за бутылкой, и Ник вновь приходит на помощь: сам прислоняет горлышко к потрескавшимся губам и ждет, пока напьюсь.

Отрываясь от опустевшей бутылки, прозревая, вижу его внимательный, почти отеческий взгляд. Он переживает за меня. С каждым разом процедура дается все сложнее и сложнее. Будто русалки за сутки накапливают мощь, чтобы чуть сильнее ударить.

Пока я выдерживаю удар. Воздух на глазах свежеет, уходит полупрозрачная дрожь, пропадает въедливый запах сгнивших морских водорослей, а с неба падают первые капли дождя. Наша надежда. Буремесяц – единственный способ смыть соль и спасти прибрежные города. Если осада продолжится, моих сил не хватит, а значит, весной некуда будет сажать посевы. Окончательное засоление почвы приведет к неурожаю и голоду.

Видя, что мне лучше, Никлос отпускает мое плечо и отходит к воде, к полосе прибоя, куда набегают мелкие волны. Уже виднеются и первые суровые барашки штормовых волн. Они пока еще резвятся вдалеке, разбиваясь о природные волнорезы, щедро усеявшие северную половину побережья. Но скоро ветер усилится, наберется зимней мощи, и к вечеру зарядит проливной дождь, поднимется уровень воды, с крыш побегут серебристо-серые ручьи, до краев наполняя заранее подготовленные бочки.

Этого дождя ждали несколько недель. С того самого дня, когда стало ясно, что происходит. Вот уж не думали жители города, что будут мечтать о буремесяце. Однако даже он не пришел бы, не будь рядом со мной черного короля.

Я уничтожаю соль. Он призывает бурю.

Вот и сейчас, откинув полы теплого пальто, стянув толстые кожаные перчатки, Ник настраивается на пение черных волн и делает шаг вперед. Как черный бог, он не проваливается в воду, а поднимается над ней. Кажется, будто Никлос идет по волнам, как по берегу, но на самом деле он ступает по черноте расплывающегося кляксой нориуса.

Небо и светлеет, и темнеет одновременно. Тусклые рассветные краски насыщаются густыми тонами, и я замечаю, как высоко поднимаются далекие волны. Это его работа. Чувствую слабый укол тревоги. Прежде Нику не удавалось призвать шторм. Его сила была физической, как и моя. Но все меняется. Стремительный прогресс короля виден невооруженным глазом. Лишь только он вздымает руки к небу, выше поднимаясь над морем, как в ответ раздается трескучий гром, и наверху появляется сотня мелких вспышек.

Поднимается ветер, я выше задираю ворот куртки, вновь натягиваю перчатки на грязные от мокрого песка руки и прячу их под мышки. Щурясь от холода, отступаю вглубь пляжа, к отвесным скалам. Скоро волны совсем разойдутся и дойдут сюда, в крепкую пену взбиваясь о камень. Но к тому моменту нас здесь уже не будет.

Я наблюдаю за Ником. Маленькая фигура на фоне блеклого неба. И какая же мощь в ней сокрыта…

Волны поднимаются выше. Теперь они с грохотом обрушиваются на берег, заворачиваясь пушистым кружевом, забираясь все глубже и глубже, подбираясь к скалам. От высокой влажности я продрогла. Глаза слипаются, уже не сопротивляюсь очередному зевку, от которого чуть челюсть не свернула. Усталость подбирается, как теплое, махровое одеяло. Сказываются гонка со временем, недосып и не только.

Опускаюсь на корточки, прислонившись к холодному камню, и лишь на мгновение прикрываю глаза. Сквозь ресницы наблюдаю, как по небу шире расползается чернильная клякса и будто щекочет бока небесных угрей, разражаясь сверкающими вспышками. Веки тяжелеют, голова клонится к груди, и я почти погружаюсь в сон, когда чувствую прикосновение воды к сапогам. А потом меня медленно, как на облачке, поднимают вверх, и я только пальцами успеваю мазнуть по очередной поднявшейся волне. От попавших на лицо брызг защипало кожу. Просыпаюсь, вяло растирая щеки, пока нориус подтягивает меня к замершему в воздухе Никлосу.

Он устал так же, как и я. Его гонка даже хуже моей – до сегодняшнего дня он не видел прогресса. Небо упорно сопротивлялось его силе, оставаясь почти по-летнему жарким и безоблачным. Но сегодня чаша весов склонилась в пользу короля, и он с мрачным удовлетворением наблюдал за разыгрывающимся штормовым представлением.

Обхватив меня за талию, он ненадолго задерживается в воздухе, чтобы мы оба могли насладиться грозовым концертом, чувствуя, как поднимаются волоски на коже от мощнейших разрядов молний. Закладывает уши и немного болит голова – ждать осталось недолго.

Мы входим во дворец в момент, когда раскат сменяется барабанной дробью дождя. Как будто лопнули небесные плотины – вода пошла сплошным потоком, вмиг разлившись по карнизам и стокам веселыми ручьями. Повеяло долгожданной прохладой.

* * *

Полутемная комната кажется милее всего на этом свете. Она манит тишиной и обещает покой, стоит только прикрыть глаза. Выйдя из ванной и расчесывая пальцами мокрые волосы, я подошла к окну и чуть отодвинула штору. Сквозь серые тучи вниз спускались крутые струи дождя, а деревья перед дворцом слабо клонились к земле. Шторм не вышел на берег, оставшись бушевать где-то среди высоких, черных волн, у самого горизонта.

Море опустело. Ни единой русалки. Даже ше́лки ушли на глубину – их мертвая кожа растворялась от солевых потоков, и они разлагались на глазах. Мы остались беззащитными, и только сторожевые дымчатые линии, что, как решетка на черных сваях, стояли под водой, предупреждали в случае атаки. За три недели их тревожили трижды, но так, на пробу. Просто чтобы поиграть на наших нервах.

Штора опустилась вниз, а я взъерошила волосы, подсушивая их жаром. Им это не на пользу, но я не хотела ложиться с мокрой головой. Особенно зная, что за мной наблюдают сквозь приоткрытую дверь.

Он знает, что я скоро приду к нему.

Свет из соседней спальни просачивается сквозь тонкую щель между штор, прочерчивая линию передо мной, будто создавая белое препятствие на пути к двуспальной кровати с опущенным пологом. Я слышу шелест простыней и слабый скрип пружины матраса. Развязываю завязки на атласном халате, бросаю его под ноги и легко переступаю черту, на мгновение словно вспыхивая красным, прежде чем погрузиться во тьму.

Мягкое постельное белье приятно холодит кожу, разгоряченную после душа. Я опускаю голову на подушку и тотчас закрываю глаза в надежде скорее погрузиться в сон и поспать хотя бы пару часов. В тот же миг мужская рука опускается на мою талию. Никлос прижимается к спине и будто прячет нос, как в детской колыбели, утыкаясь в мою шею. И начинается волшебство.

Проклятье нашего положения в том, что наши экзерсисы с ариусом и нориусом после сентябрьского разрыва теперь как бег с препятствием у астматиков. И если Никлос в силу опыта и более мощной основы нориуса способен управиться с последствиями, то я каждый день играю с огнем. Ариус высасывает из меня все соки, и без подзарядки я становлюсь ни на что не годной. А мне нужна эта сила. Без белой тьмы я просижу в этой золоченой клетке до скончания веков.

– Скажи лишь слово – и я отпущу тебя, – шепчет король, чувствуя, как я одеревенела в своей неподвижности и стремлении исчезнуть. Затекли плечи, сдавило грудь, хочется сделать глубокий вдох, а вместо этого зажимаю в кулаке край подушки и упрямо не открываю глаз.

Ник не тронет меня. Больше нет. После того, что случилось в ту ночь, он ни разу не прикоснулся ко мне. И даже в эту постель я пришла по своему желанию. Это я хочу зарядиться от связи ариуса и нориуса, что уже сплелись в тысячи кос под потолком кровати, путаясь между столбиков и зарываясь в тончайшую ткань полога.

– Ты же знаешь, почему я здесь.

– А ты сама знаешь, почему?

* * *

Пробуждение тягостно, как топкое молоко. Будто и не спала, а продолжала сражаться со своими демонами. Открываю глаза – и будто ночь на дворе, хотя часы показывают почти двенадцать дня. Значит, я проспала часов пять или шесть. Хороший результат. Высунув язык, поводила из стороны в сторону. Нет привкуса соли, а значит, то, что сделал Ник, сработало.

Выбираясь наружу, слышу монотонный стук дождя по стеклу. Босая иду к окну и раздвигаю шторы, впуская тусклый молочный свет, в котором танцуют мельчайшие песчинки. Обернувшись, вижу, что кровать пуста. Король всегда уходит первым. Он не хочет, чтобы я испытывала стыд. Мы спим вместе и порознь и официально даже помолвлены, несмотря на мой траур по погибшему мужу, который жив и находится в эльфийском лесу.

Подняв колокольчик, вызвала прислугу. Световой день короток, а мне так много нужно успеть до вечернего бала в честь начала буремесяца. Никлос будто знал, что именно сегодня удастся переменить погоду и призвать первый шторм. Он о многом теперь ведает, и я знаю, отчего это происходит.

В комнату, постучавшись, вереницей вошли слуги. Девушки, что сопроводили в ванную комнату, а потом в малую гардеробную, официанты с подносами еды, портной и мой личный секретарь, кэрр Август Бол. Красный дракон. Я выбрала его из десятка претендентов за исключительное спокойствие и почти безразличие к тому, кто я такая. Не самый лучший кандидат, по словам Богарта, но мне не хотелось видеть в своем окружении ставленников тайной канцелярии или сподвижников короля. Август произвел впечатление человека равнодушного, без страстей и карьерных устремлений. Он сам был удивлен моим выбором, но по своим талантам и умениям отлично подходил для своей роли. И если шпионил, то делал это спустя рукава, не стремясь лезть в мои дела. Так это выглядело для других.

Закончив с утренними процедурами и облачившись в темно-серое платье с глухим воротом, вышла в гостевую комнату, где предпочитала завтрак совмещать с планированием дня. Я давно отказалась участвовать в королевских застольях, выбирая сон вместо раннего подъема. А вот Его Величество спокойно поднимался в восемь утра и через полчаса уже руководил министрами и чиновниками, послами и аристократией.

– Кэрр Август, чем порадуете сегодня? Видели, какой дождь за окном? Настоящий ливень! Мы его так долго ждали…

Бол не выделялся ни ростом, ни внешностью: почти бесцветные короткие волосы, уложенные как по линейке, редкие усики, мягкие губы и серые глаза. Как мой секретарь он, несмотря на невысокое происхождение, был обязан украсить одежду символами белого дракона. Однако кроме серой брошки с королевским гербом и белой печатки на безымянном пальце краснокрылый ничем не выделил свое положение, оставаясь абсолютно невыразительным среди пестрой королевской аристократии. И только близкое знакомство раскрывало его истинную природу – наблюдательность и верность идеалам справедливости. Именно из-за этих качеств и из-за одного оставшегося тайным поручительства я и выбрала его.

Дождавшись, пока я примусь за кашу с румяными тостами, он опустился за стол напротив меня и вытащил небольшой ежедневник, в который заносил мое плотное расписание.

– Да, Ваше Высочество, дождь порадовал жителей города. Уже к десяти все бочки переполнились, и горожане вытащили ведра и тазы, стремясь собрать как можно больше пресной воды. Как заметила моя кухарка, сегодняшний день стал днем чистоты, и сейчас каждая хозяйка стремится перестирать все наряды и белье. Мыло и щелочь распроданы, взлетели цены на щетки и мочалки. День стирки.

Я прыснула со смеху, и Август улыбнулся в ответ. Он развернул последнюю страницу ежедневника, показав мне запись. Дождавшись моего кивка, стер ее ластиком.

Значит, это будет сегодня, во время бала. Хорошие новости.

– Люди радуются, что шторм не вышел на берег, но и беспокоятся, надолго ли пришла буря.

– Если начался буремесяц, то он уже не прекратится до самого зимнего солнцестояния, – проворчала я негромко, звучно скользнув ложкой по дну тарелки. Подоспевший слуга забрал посуду и выложил блинчики со сметаной и икрой.

– Однако вернемся к делам. Через час Вас ожидает Совет Женевры. Вопросы, связанные с городским детским домом и сбором средств на благотворительность на вечернем празднике. Кэрра Милан просила разрешения не присутствовать на балу – ей снова нездоровится.

«Вот дурная девчонка!» – я недовольно прикусила губу, но сдержалась. Пару недель назад я уже пыталась устроить допрос Богарту, почему его прелестная жена подозрительно плохо выглядит и часто болеет, однако успеха не достигла. Тогда привлекла короля и даже добилась врачебного осмотра Милан. На девушке не оказалось ни царапины. Она была здорова и телом, и душой.

После этого я получила настоящую взбучку от Никлоса за вмешательство в личные дела канцлера и устроенный переполох. А Милан на время даже соизволила немного расслабиться, уступив розовым и голубым тонам в одежде и отказавшись от длинных рукавов и воротников. Но это быстро прошло, и драконица вновь скатывается в отшельничество. Я уже собиралась лично сопроводить ее в монастырь, чтобы с ней побеседовала настоятельница Собора святой Клэрии.

– Также будет примерка вечернего платья. Маркл недоволен вашими предпочтениями, однако получил внушение и не будет больше ставить препоны. Он переделал наряд с учетом ваших пожеланий.

– Отлично. А то я уже переживала, не придется ли сменить стилиста, настолько вольно Маркл обращается с моим гардеробом в мое отсутствие, – я широко улыбнулась, отставляя пустые тарелки и пододвигая к себе чашку кофе.

За приоткрывшимися перед официантами дверями раздавались голоса, кто-то оживленно беседовал, направляясь в личные покои короля. Я нервно сглотнула, будто испугавшись, что Никлос может прочесть мои мысли и догадаться, что сегодня затевается.

Неправильно истолковав мой взгляд, секретарь пояснил:

– Кэрр Се́дов планирует отправиться в новую экспедицию, сразу как кончится зима. Они с Его Величеством обсуждают возможные варианты.

С тех пор как переехала в женские королевские покои, соединенные с мужскими сквозной дверью, я постоянно была в курсе дел Никлоса. Так же, как и он – в курсе моих. Мы, хоть и старались лишний раз не контактировать, как две планеты, кружили друг вокруг друга, постоянно сталкиваясь. И я не знаю, насколько эти столкновения были случайны.

– Больница?

– Да, Ваше Высочество, сразу после примерки Вас будет ожидать карета в город. Правда, посещение накладывается на обед, но я уже распорядился, чтобы его отвезли прямо туда. Думаю, пяти часов хватит, чтобы успеть к началу бала?

Я согласно кивнула, расправляясь с остатками завтрака. А Август перечислил приблизительный список дел на завтра и на ближайшую неделю. Сплошная благотворительность и немного личного времени, которое я тратила на настоящие дела.

Теперь, когда Винелия Барбская сидит в тюрьме в ожидании суда, ее место занял некий Коргус Барбарский – толстый и чересчур шумный бирюзовый дракон, слишком превозносящий свой талант и презирающий женский взгляд на искусство. Он отказался от всех придумок Винелии, полностью переделав на свой вкус программу королевских развлечений. Было тяжело его осаживать, но кто, если не я? Король самоустранился от дворцовых вопросов, легко скинув их на меня, а сам теперь днями и ночами заседает в Совете и проводит время в библиотеках и рядом со своим новым другом.

Война с подводниками, грозившая вылиться в кровопролитные сражения и бои не на жизнь, а на смерть, обернулась соревнованием в терпении и выносливости. Кто первый сдастся? Русалки, запертые под водой, окруженные сторожевыми псами ше́лки и вынужденные скрывать своего короля, зная, что Никлос разыскивает его, чтобы окончательно уничтожить подводный народ? Или же наземные создания, подвергающиеся соленой болезни, из-за которой не взойдет будущий урожай и придет голод?

Война с высокими ставками. И многое зависит от меня.

Глава 2 Операция исцеления

Селеста

За занавесками кареты виднеется город, укутанный дождливой вуалью. Воздух наполнился влагой, а небо – серо-сизыми облаками, что, будто бархатное покрывало, накрыли собой высокие, с башенками, крыши городских домов. С пригорка столица видна как на ладони – узкие шпили здания оперы, тусклый блеск округлой крыши собора, тонкая, извилистая вязь улочек рабочих кварталов и широкие, блестящие до белизны проспекты главных улиц.

Город блестит тонкими струями дождя, сверху донизу он окутан молочной пеной тумана, который, как горячий пар, поднимается ввысь. Сырость вползает сквозь рассохшиеся ставни окон, забирается поверх низких порогов. Если присмотреться, можно заметить, как торопливо закладывают ограждения вокруг главной водной артерии города – реки Сиц, готовясь к грядущему наводнению. Сейчас уровень воды на привычной отметке, но если сила Ника действительно призвала буремесяц, это недолго продлится.

Дорога вывела нас к верхним районам города. Сто лет назад здесь была окраина, а еще раньше – больница, имевшая тогда лишь главный корпус. Она считалась оздоровительной лечебницей; ее обширная территория была обсажена липами и тополями. От былой роскоши остались только небольшие скверы, уместившиеся среди пятиэтажных массивных построек, да основное здание все еще несет в себе черты прежней архитектуры.

Карета, миновав расторопно открытые перед нами ворота, проехав по брусчатке, остановилась у лестницы напротив входных дверей. Оттуда уже торопливо выходила сестра Месария, приставленная ко мне в сопровождающие. Мой телохранитель Аксель дэ’Бутье открыл передо мной дверцу и помог спуститься. Он чем-то напоминал Владиса и совсем не походил на сгинувшего в неизвестности Ниркеса, чем полностью устроил короля и Богарта.

Аксель всюду следовал за мной, однако не переходил границ и, если я требовала уединения, оставался в тени и не лез в мои дела. Вот и сейчас он отстал от нас на несколько метров, а сестра Месария немного расслабилась, без привычного напряжения оглядываясь на него.

– Ваше Высочество, мы вас так ждали! В детское отделение угодили сразу два ребенка. Маленькая девочка и мальчик, которого родители оставили у служебного входа, завернув в тонкое одеялко и вложив в руку кулек с хлебом. Обоих сразила солевая болезнь…

– …и магические лекарства не работают, – со вздохом заканчиваю я, переступая порог больницы и окунаясь в неповторимую смесь едких химозных ароматов с примесью цитрусовых ноток. Прямо напротив входа красуется огромное лимонное дерево, все обвешанное разноцветными атласными ленточками. Среди больных и их близких бытует поверье, что ленты на этом дереве способны принести покой и выздоровление, поэтому их вплетают в тонкие веточки, а из созревших лимонов сестры варят компот.

Минуем распашные двери, поднимаемся по широкой полукруглой лестнице на второй этаж и по узкому коридору переходим в детское крыло. Стены здесь изрисованы маленькими зверушками и любопытными персонажами детских книг. На подоконниках – горшки с цветами, на окнах цветастые занавески, чуть колыхающиеся из-за неплотно прикрытых ставней.

Перед тем как зайти в палату, спрашиваю у Месарии:

– Как самочувствие Таси и Вендра? Им уже лучше?

– То, что вы делаете, – настоящее чудо! Оба здоровы и завтра вернутся домой.

Даже после моего десятого визита сестра Месария считает ариус проявлением божественной силы. Она видит во мне нечто бо́льшее, чем я есть. Вот и сейчас чуть ли не в рот заглядывает, трепетно потирая руки, будто с трудом удерживаясь, чтобы не осенить меня знаком святой Клэрии.

Эта обескураживающая потребность видеть во мне воскресшую святую порядком утомляла. Но у меня не было иного выхода, кроме как мягко останавливать попытки коснуться моих волос, дотронуться до рук или вытянуть хотя бы ниточку из платья.

– Действительно, отличные новости, – кивнула я, и девушка открыла передо мной дверь в палату. Гул детских голосов разом смолк, стоило переступить порог.

– Это принцесса Селеста! Принцесса Селеста! Святая, святая пришла! – после секундной тишины загомонила детвора, поднимаясь над койками и подтягивая к горлу тонкие одеяльца. Здесь было около двадцати ребятишек в возрасте от четырех до двенадцати лет. Все они – серые драконы, пострадавшие от воздействия соли. По тем или иным причинам им не хватило питьевой воды, и они пили загрязненную из колодцев и городских колонок.

Самое верное исцеление – правильное питание и чистая вода – было им недоступно. В результате отравление зашло так далеко, что ребята попали сюда. Некоторые семьи заражались целиком, и в итоге часть детей остались сиротами.

Перед выездом в больницу я в очередной раз обсуждала возможность открытия небольшого королевского приюта для таких обездоленных. Я считала, что будет правильным дать им кров и шанс устроиться в будущем. Небольшая компенсация за их потери. Совет Женевры меня не поддержал, но я знала, к кому обратиться, чтобы исполнить задуманное, так что они были вынуждены уступить.

– Ох, ребята, я же просила называть меня просто Селестой или Сэлли, зачем нам такие официальные прозвища, а?

Дети наперебой заголосили: «Сэлли, Сэлли, расскажи сказку про принцессу-дракона, про короля и морское чудовище», а я обходила вокруг каждого, проверяя самочувствие, да и просто стараясь уделить внимание. То коснусь вихрастой макушки, то щелкну по носу, кого-то поцелую в лоб, кому-то леденец вытащу из-за пазухи. У вновь поступившей задержалась, опускаясь на край постели и прикладывая холодную руку к покрытому испариной лбу.

Девочка была крошечная, бледненькая и серая от усталости. Она совсем не реагировала на общий шум палаты, а дети, заметив, как я посерьезнела, притихли, словно мышки, наблюдая за мной. Подошедшая Месария покачала головой, поправляя сползшее одеяло.

– Чудо, что ее вообще нашли. Она из заброшенного квартала, что неподалеку от больницы. Когда была ночь Трезубцев и костей, там возник пожар, и старые дома рухнули, а новые строить было недосуг. Да и поговаривают всякое о тех местах…

– Всякое? – спрашиваю я, взяв руку девочки и проверяя пульс. Совсем слабенький, жизнь едва теплится в ней.

– Ну… про этих, как их там, морвиусов… Ее и нашли потому, что городская стража совершала обход и случайно наткнулась на занятую квартиру. Видимо, ее родители не смогли устроиться после пожара и заняли пустующий дом.

«Ну да, повезло…», – невесело подумала про себя, закрывая глаза. Месария тотчас умолкла и почтительно отошла в сторону, звучно издав «Тсссс!», чтобы и дети не мешали. Внутренним взором я настроилась на белую тьму, и ариус тотчас отозвался, выползая из меня и устремляясь к девочке. Я пыталась заставить его проникнуть под кожу малышки, чтобы запустить процесс исцеления. Делала это не первый раз, но постоянно терпела неудачу.

Прикусив губу, нахмурилась, будто стараясь вытянуть из себя как можно больше тьмы и впустить ее в ребенка, однако ариус только обволакивал дитя и вовсе не стремился проникнуть внутрь. Он не понимал, чего я хочу. Увы, но и в этот раз я потерпела поражение.

Мотнув головой, с сожалением отпустила ариус и обратилась к единственному работающему методу. Выудив из-под рукава платья небольшую заостренную, как кошачий коготь, иглу, с силой провела по собственному запястью, а затем аналогичным образом поступила с рукой девочки. Медсестра и дети не видели происходящего – нас скрывал белый дым, и почти варварское лечение оставалось только на моей совести.

Я прижала запястье к руке ребенка – и тотчас проснулся ариус, опутывая наши руки толстыми нитями и от них забираясь в рану девочки, отправляясь в путешествие под ее кожей. Не знаю, почему, но это был единственный способ лечить невидимые глазу раны.

Вот и сейчас кожа ребенка мягко засветилась нежно-серебряным светом, пробивающим плотный туман ариуса, вызывая восхищенные восклицания остальной ребятни. Ариус рассеялся, и их глазам предстал почти полностью здоровый ребенок, спящий глубоким целебным сном. Аналогичным образом поступила я и с мальчиком, и хотя после процедуры меня шатало от переутомления, была довольна собой и тем, что за раз смогла помочь сразу двоим.

В этот раз пришлось обойтись без сказки – я была слишком измотана исцелением. Однако шоколадные печенья с королевской кухни сгладили разочарование детей, а новые книжки довершили их восторг. Те, кто постарше, обязательно устроят вечером книжный сеанс, отыгрывая на импровизированной сцене особо полюбившиеся истории.

Завтра или послезавтра выберу подходящие комнаты во дворце, куда сироты переберутся после окончательного выздоровления. У них будет нормальная жизнь, они получат и образование, и работу, и даже шанс поступить в академию при должном старании. Отчасти я чувствовала вину за то, что с ними приключилось. Уйди я в море – не было бы солевой болезни…

Последний раз оглядев наполненную звонкими детскими голосами палату, с улыбкой помахала веселящимся ребятам и напоследок выпустила в воздух тающих бабочек. А выйдя наружу, бросилась к окну и распахнула его, вывалившись наполовину, подставляя разгоряченное лицо освежающим струям воды.

– Не стоило вам так выкладываться, кэрра Селеста, – скупо заметил подошедший Аксель. Мужчина прислонился к стенке, скучающим взглядом провожая спешащих мимо медсестер.

– Предлагаешь бросить их? Дать умереть, когда в моих силах помочь?

– Если Вас эта помощь убивает – какой в ней смысл? Вы важнее всех этих детей.

Я упрямо стиснула зубы, возвращаясь обратно, с противным скрипом закрывая окно. Обтерев носовым платком лицо, ненадолго склонила голову, прижимая ладонь к горячей шее, чувствуя, как сильно бьется жилка у виска, отзываясь тупой затылочной болью.

Мы слишком мало времени проводим вместе. Не будь присутствие Никлоса столь невыносимым, я бы сопровождала его каждый час, питаясь связью нориуса и ариуса, усиливая свой дар. Увы, но я не могла перешагнуть через себя, ведь каждый взгляд на короля будил воспоминания о том, что он сделал. И о том, что намеревался сделать. Лежать с ним в одной постели невыносимо, но это единственное, на что я готова была пойти, чтобы укрепить ариус.

Отлипнув от стены, телохранитель намеревался сказать что-то еще видимо, поторопить с возвращением во дворец, – однако выглянувший из-за поворота доктор Флар дэ’Мор нарушил эти планы. Рядом с ним шла низкорослая медсестра, держащая в руках медицинский халат моего размера. Это означало только одно – случилась трагедия.

– Кэрра Селеста! – почти фамильярно, учитывая разницу в статусе, воскликнул доктор, однако для наших устоявшихся отношений такое обращение было простительно.

Невысокий, пухлый серый дракон был одним из немногих, кто с блеском окончил Академию общих наук по медицинскому профилю, а после дополнил образование в обычном медицинском вузе. Обладая пытливым умом и железными нервами, а также гибкостью и некой долей изворотливости, он сумел стать заместителем директора единственной городской больницы для драконов. После ареста директора во время весенних событий он занял ведущее место и вот уже четыре месяца с чувством и тактом руководит данным заведением.

Именно к нему я и обратилась со своей странной просьбой из-за того, что Никлос был категорически против моего обучения в стенах академии. Так что только практика у достойного человека оказалась единственным вариантом моего медицинского образования. Я должна была постичь науку исцеления. И сделать это максимально быстро, учитывая, как мало времени мне было отведено.

– Дэр Флар, рада Вас видеть. Вижу, нас ждет операция?

– Час назад поступил пациент со вспоротым животом. На него упало дерево, – кивнул доктор, пока медсестра помогала мне надеть халат и покрыть волосы косынкой. Стоявший рядом Аксель недовольно заворчал, хмуря брови. Он считал, что должна участвовать в таких низменных вещах, как вскрытие человека. Даже если это спасет чью-то жизнь.

Вот и сейчас, когда мы заторопились в операционный зал, он перехватил меня за локоть, шепча:

– Помните, Ваши силы не безграничны.

Однако я вывернулась и, смерив его свирепым взглядом, вынудила отступить, сама же нагнала спешащих Флара и медсестру, на ходу выслушивая инструкции. По сути, моя единственная задача – наблюдать и запоминать. Во время операции доктор будет озвучивать все, что делает, попутно показывая мне «внутренний мир» дракона, чтобы я наглядно понимала, что и как работает.

Перед операционной мы обмыли руки в чистой воде, протерли спиртом, а две помогающие медсестры закрыли наши лица масками. Как объяснил Флар, эти нововведения появились благодаря реформе короля Вернона, допустившего многих талантливых простолюдинов в стены высших заведений, тем самым подтолкнув науку к множеству открытий.

Зайдя следом за хирургом, я на мгновение задержалась, прикрывая глаза и настраиваясь на нужный лад. Нельзя видеть перед собой человека. Нельзя позволить его боли забраться ко мне в душу, иначе ничем не смогу ему помочь.

Так странно: глядя в голубые глаза пострадавшего, вижу перед собой Райво в тот момент, когда ему вспороли грудь и вытащили сердце. Я слышу крик, чувствую запах крови. Стоящая рядом медсестра пытается что-то сказать, но я хватаю ее за запястье и сжимаю, чтобы молчала. Я уже в порядке. Уже здесь и слышу слова доктора, вижу, как аккуратно, но уверенно вытаскивают обломки из тела раненого, как к его губам прикладывают смоченную морийской травой тряпку и как он медленно погружается в очередной сон без сновидений. Я рядом и в тот момент, когда врач взмахом руки требует подойти ближе и показывает, как разошлись края легкого, со стороны кажущегося просто пористой слизью. Это все, что могу увидеть. Разные оттенки красного, синего и черного, и кажется, внутри шевелятся слизняки в такт ускоренному биению сердца. А может, это мое бешеное сердцебиение?

Движения хирурга завораживают своей точностью и скоростью, и я теряю нить происходящего, будто окунаясь в густой красный туман. В воздухе стоит невообразимая вонь – одна из веток вспорола живот и пробила его насквозь, вывалив содержимое. Кишечник разорван, пострадали печень и почки. Доктор Флар сухим, безэмоциональным голосом перечисляет травмированные органы, споро проходясь по каждой ране специальным магическим прибором, подсвечивающим то, что скрывается за внешними повреждениями. И таким же тоном врач констатирует:

– С учетом всех травм и не имея возможности провести ускоренную магическую операцию по сшиванию внутренних органов, дальнейшие действия считаю бессмысленной тратой времени, продлевающей агонию пострадавшего. Пациент не переживет операцию. На этом все.

– Что? – воскликнула я, очнувшись. Подняв голову, удивленно уставилась на доктора. – Что вы имеете в виду? Вы не хотите даже попробовать его спасти?!

Флар стягивает с лица маску и устало смотрит на меня.

– У него задеты почти все важные органы. Порвано легкое, кишечник на лоскуты порезан, одну почку даже не сошьешь – от нее ничего не осталось. Я уж не говорю о печени! Все, что мы сделаем, только продлит его страдания. Он истечет кровью задолго до конца операции.

– Он серый дракон. Как и вы. Хотя бы попробуйте! – тихо, но упрямо возразила я ему, наклоняя голову, будто бык, собравшийся идти на таран. В операционной стало тихо.

– Ваше Высочество, я пытаюсь сказать, что даже с переливанием крови, что в восьми из десяти случаев приводит к отторжению, у нас не хватит времени, чтобы успеть все зашить. Он умрет на операционном столе в ближайшие несколько минут, – почти вкрадчиво и невероятно мягко ответил врач. Его лицо смягчилось, и он, пожевав губами, окинул залитую кровью поверхность стола и лежащего человека. – Это неизбежность нашей работы. Мы не всем можем помочь.

– Ошибаетесь, – хрипло ответила я ему, плечами отодвигая молчащих медсестер и касаясь плеч спящего мужчины. – Говорите, что делать. Я сама его спасу.

В ответ на мои слова показался ариус. Не сразу, но доктор заговорил. И под его чутким руководством я направила белую тьму в открытые раны пациента.

* * *

Из операционной я буквально вывалилась и тотчас опустилась на один из диванчиков. У меня не осталось сил, даже чтобы смыть пот с лица и кровь с рук, поэтому девушкам пришлось взять заботу обо мне на себя. Они обмыли мне щеки, лоб и шею, обтерли руки, помогли стянуть испачканный кровью халат и довели до комнаты отдыха, где, укутав в теплое одеяло, выдали еще и чашку с шиповником и лимоном. Прикрыв глаза и грея пальцы о край чашки, я с наслаждением погрузилась в полудрему, опустошенная, убаюканная тихим переливчатым шелестом дождя.

Не знаю, сколько времени провела в операционной, сколько часов потребовалось, чтобы смогла завершить начатое под руководством оживившегося доктора, который, когда я успешно сшила ариусом самые серьезные повреждения, сам приступил к операции. Вдвоем мы действовали почти синхронно, и нам удалось заштопать и соединить все, даже кишечник, который ветвился странной изогнутой линией в моих руках. Это было нечто невероятное, и впервые в жизни я была полностью довольна тем, что сделала. Нет, сегодня я не освоила ничего нового, но закрепила то, что уже знала. Более того, благодаря мне крупные повреждения были закрыты без использования швов, а значит, никаких перевязок и никакой вероятности заражения. И даже переливание крови прошло успешно! Когда мужчина очнется, только общая слабость будет напоминать ему о том, что с ним приключилось.

После сделанного я не чувствовала ног, а в руках ощущала странное онемение. И почти потеряла связь с ариусом – настолько сильно выложилась сегодня в операционной и с теми детьми. Теперь могла только надеяться, что сила Никлоса перебьет магию подводников и соль не вернется на землю.

Пока я предавалась вялым размышлениям, меня разыскал взвинченный до предела Аксель. Его не пустили в операционную, а когда операция закончилась, мы покинули комнату через другие двери, и телохранитель не знал, что я уже освободилась. Теперь он жутко переживал и все повторял, что бал вот-вот начнется, а мы еще в городе, а я совсем не в себе, раз решилась оперировать ариусом, тем самым полностью себя измотав. Ему даже пришлось взять меня на руки и собственноручно отнести в карету через задние ворота, чтобы люди не увидели меня в таком состоянии.

Дождь к вечеру вновь распоясался, усилившись до мощного ливня, бившего по телу, как миллионы тончайших стрел. Оказавшись в карете, мы почти не слышали друг друга – настолько оглушительно барабанило по крыше, – так что я отмахнулась от очередных бессмысленных слов Акселя и погрузилась в неглубокий сон, прерываемый каждой встречной кочкой.

По мере приближения к дворцу мне становилось легче. Будто тоненькие ниточки между мной и Ником вступали в связь, гуляя по моим нервам, высвобождая из-под гнета усталости. Я посвежела, а щеки порозовели, и я даже повеселела, из-под прикрытых глаз наблюдая, как зло перебирает пальцами по обивке кресла телохранитель.

Он немолод. В его волосах уже видна легкая седина, а под глазами набухли мешки. В прошлом мужчина участвовал в войне против песков, лично огнем жег демонов, и теперь это пламя обитало на дне его бирюзовых зрачков. У него упрямая линия губ, вертикальная складка между бровей. Его тревога объяснима: он переживал за меня, как за свой потерянный отряд, что был утоплен в зыбучем песке полевым командиром демонов.

Но каждый раз, когда я пыталась побольше разузнать о том, с чем столкнулся мой телохранитель, он замыкался в себе, прячась за холодной маской видевшего смерть воина. Это сильно печалило, ведь я отчаянно искала человека, опытного в таких делах, с кем могла бы разделить все то, через что прошла сама.

Я видела так много смертей и так остро чувствовала собственную беспомощность и смертность, что иногда могла часами сидеть на месте, погруженная в мрачные воспоминания, в которых вновь лежала на снегу, видя сражающихся драконов в черном небе. Пронзительный ветер прорывался из прошлого в реальность, морозя грудь и сбивая дыхание. В такие моменты я деревенела. Начинало казаться, что мой поступок был бессмысленным, и я не спасла Артана, а лишь отсрочила неизбежное. Глядя на Никлоса, я не верила, что он отступит и не попытается нарушить Сделку. Признаться честно, я и сама постоянно думала, как можно вырваться на волю.

Карета останавливается у королевского крыла. Выглянув в золоченое окошко, я вижу, сколь многими красками и огнями украшены потерявшие листву деревья в саду и как ярко сияют огни хрустальных люстр из окон верхних этажей. Аксель открывает дверцу и предлагает вновь на руках отнести во дворец, но я самостоятельно спускаюсь на гравий и без посторонней помощи поднимаюсь по лестнице, не дожидаясь, пока мужчина раскроет надо мной зонтик.

Распахнулись двери, и в желтом ореоле появился секретарь Август. Его светлые, прилизанные волосы вспыхнули золотом, когда он склонил голову, а в глазах мелькнула неподдельная тревога, стоило ему разглядеть меня как следует. Он поджал губы и с укоризной глянул на Акселя, будто виня в том, что я так плохо выгляжу. Однако ни словом, ни жестом секретарь не выдал своего беспокойства. Только раскрыл ежедневник, корректируя планы, да вызвал слугу и наскоро написал записку, приказав отдать ее кэрру Богарту.

– Ради вас бал состоится на час позже. Король не может выйти к гостям без своей невесты, – сухо и по-деловому заявил он, жестом приглашая за собой. – Надеюсь, то, что вы делаете, того стоит, учитывая, что стоит на кону?

Телохранитель не был посвящен в мои планы, однако я поняла истинную подоплеку слов Августа и внутренне сжалась. Увы, я не наделена холодной прагматичностью доктора Флара, который, хоть и был в восторге от моих способностей, тем не менее, проницательно заметил, сколь много я вложила в обычного смертного. Тем самым он подчеркнул, что иногда надо делать правильный выбор, даже если он кажется жестоким.

Я промолчала, а когда мы достигли моих комнат, и вовсе велела обоим мужчинам ждать снаружи, отдавшись во власть горничных. Их опыт и расторопность не раз спасали меня от собственной неосмотрительности. Вместе мы были прекрасной командой.

Отмыв от пота, грязи и крови, они умастили кожу лавандовым маслом и нанесли на сгибы локтей, запястья и под мочками ушей духи с ароматом лилий. Покрыв мокрые волосы особым маслом и закрутив в тонкие жгутики, они дождались, пока я нагрею их до сухости. И тогда сняли заколки, распушив волосы волной крупных кудряшек, которые разделили на более мелкие гребнем с редкой резьбой.

Лицо покрыли тонким слоем крема с красящим эффектом, чтобы скрыть следы усталости. На щеки нанесли воздушные румяна, на веки – масляные тени нежно-серебристого тона, а на губы – помаду светло-розового оттенка, тем самым подчеркнув нежность моей внешности, полностью скрывая силу характера и несгибаемость в чертах лица. Никлос хотел видеть невинность белой драконицы, своей невесты. Я должна была олицетворять почти что святость, тем самым подчеркивая божественную природу ариуса в противовес грубой физической силе нориуса.

И как бы я ни противилась желаниям короля, раз за разом приходилось уступать. Однако я всегда умудрялась находить выход. Вот и сейчас, позволяя девушкам облачить меня в легкое и воздушное платье, покрытое сотней золотистых веточек и листьев, я вижу, что его основа сделана в точности так, как просила: простой каркас, удобная форма, не сковывающая движений.

В завершение водрузили на голову тонкий золотой обруч с черным камнем в центре, надо лбом. Неприятный, тяжелый, и кажется, что своими острыми гранями он вот-вот вопьется в кожу или запутается в волосах.

Я схожу с подиума, и девушки подставляют ажурные туфельки на высоком каблучке. Опираясь на руку одной из них, влезаю в туфли и разом становлюсь на полголовы выше. Последний раз покрутившись перед зеркалом, благодарю помощниц и выхожу к ожидающим мужчинам.

Время безнадежно упущено, Никлос будет недоволен, но к этому я уже привыкла. Поэтому иду прямо, с высоко поднятой головой. На губах высокомерная холодная улыбка – единственный способ отвадить нежелательных попутчиков.

– Дэр Аксель, на сегодня все, можете идти. Увидимся завтра, – отпустила я телохранителя, подходя к королевскому выходу в зал и замечая впереди высокую фигуру, окруженную деловитыми придворными. Когда мужчина отошел, секретарь почти вплотную приблизился ко мне, шепча:

– Дэра Амалия будет ожидать Вас в зоне фуршета, около розового фламинго.

Я едва заметно кивнула, и Август с поклоном удалился. Вскоре и Ник остался один. Он круто развернулся, и я увидела, как от гнева потемнели его глаза.

Мой король изволил гневаться. Мне же оставалось только принимать его гнев, уже зная, чем можно его остудить.

Глава 3 Бал во время войны

Селеста

Он смотрит на меня так требовательно, зло и яростно, что в зобу дыханье сперло, но я – сама невозмутимость. И легкость, и женственность, и почти невинность, которую он так отчаянно пытается во мне видеть. Мне пришлось быстро научиться быть такой… нежной. Но упрямой. Своевольной. Непокорной. Иначе сожрет, как самый настоящий дракон.

Я опускаюсь в глубоком реверансе и иду ему навстречу, на устах – мимолетная, воздушная, как мое платье, улыбка. За закрытыми дверями раздается гомон голосов, слышны легкая музыка, звон бокалов и смех. Но здесь все звуки глушит толстый ковер, под которым от моих шагов скрипит паркетный пол. Здесь желтый свет от потолочных ламп, тусклый, приглушенный, мягкостью уводящий обстановку коридора в тень. Теряются сюжетные картины на стенах, пропадают яркие краски, а листья на комнатных растениях выцветают до желтизны и опадают на влажную почву.

Мои руки покоятся спереди чуть ниже талии. Моя голова поднята, чтобы ловить черным камнем обруча верхний свет. Я расслаблена и, останавливаясь перед Никлосом, легко склоняюсь перед ним в очередном поклоне.

А вот он жесток в своей нетерпеливости. Дергает меня за плечо, хватает за подбородок, пристально глядя в глаза. Его голос по-змеиному холоден и отчужден, тьма звучит из его горла, разливаясь вокруг нас волнами обозленного нориуса.

– Где ты была? И не ври, что торчала в этой проклятой больнице! Не думаю, что у тебя хватает наивности считать, будто поверю в твои байки! – Ник больнее обхватывает меня за руку, сдавливая, а в ответ я нежно касаюсь его запястья и чуть забираюсь за край рубашки, касаясь выступающей напряженной жилки.

– Но, мой король, это правда. Я была в больнице, помогла детям. И участвовала в операции. Ник, почему ты не можешь поверить, что я хочу спасать людей? Помогать им хотя бы так, зная, что я во всем виновата.

Моя ответная теплота и отсутствие агрессии смягчили его, и он спустил руку на мою талию, сжимая совсем легко. Опустились брови, ушла вертикальная черта гнева, а нориус растаял без следа, как и его ярость.

– Мне тяжело без тебя, моя девочка. Каждый раз, когда ты уходишь, мне кажется, что я больше никогда не увижу тебя. Думаешь, не замечаю, как ты смотришь на меня? В твоих глазах слишком много боли и противоречий, – он обхватил мою руку и погладил, пройдясь по каждому пальчику сверху вниз. Его глаза в желтом свете совсем провалились в черноту. Она же проступала в его коже, в его сжатых губах, в том, как он водил подбородком, как опускались ресницы. Ник шевелил свободной рукой в воздухе, словно перебирая невидимые нити нориуса. С тех пор, как случился разрыв, я больше не видела его, когда король этого не хотел.

– Ты пахнешь лилиями, но сквозь них проступает аромат запекшейся крови. Ты исчезаешь, когда тебе вздумается, и сколько бы людей я к тебе…

– То есть ты не отрицаешь, что Аксель и Август, и служанка Пьетро, и весь проклятый Совет Женевры следят за мной? Ты просишь прозрачности, приказываешь мне быть рядом, но сам только торопишься сжать мою шею в кулаке, чтобы даже воздух – и тот был исключительно по твоей милости. В том, что ты делаешь со мной, нет свободы. Нет любви. А только узы, которые ты каждый день затягиваешь все туже.

Никлос хотел ответить, но оборвал себя и мотнул головой, будто отгоняя мух. Его взгляд скользнул к дверям, ведущим в зал, и он прислушался, улавливая нориусом происходящее там.

– Нам пора, Сэлли. Хочешь ты этого или нет, но мы и правда связаны. Навеки. Тебе придется привыкнуть к тому, что я никогда тебя не оставлю. Лучше поскорее смирись с этим.

Он перехватывает меня под локоть и ведет за собой в зал.

* * *

Новому распорядителю не хватало элегантности Винелии, он действовал грубо и в духе современных веяний. Поэтому в зале были установлены небольшие подиумы, на которых опаленные горячим красным песком демоницы устраивали игры с огнем и металлом. Они пронзали свою прозрачную песочную кожу ножами, кинжалами и острыми длинными иглами, отчего она сыпалась, как золотистый дождь, и собиралась вновь, извиваясь под огненными песчинками, падающими с неба. Аналогичная труппа развлекала гостей на основной сцене, но состояла она преимущественно из демонов-мужчин, что были способны полностью распадаться песком, перемещаясь небольшими смерчами, вызывая восторженные возгласы из зрительного зала. Коргус вместо обычно оркестра пригласил барабанный квартет, который, сидя за полупрозрачной вуалью, наполнял зал тяжелой, ритмичной музыкой. На этом фоне выделялся тонкий, пронзительный духовой инструмент, погружая красно-черную бальную залу в песочно-дымчатый дурман.

Я плотнее обхватила локоть короля и прошептала на ухо, когда он наклонился ко мне:

– Я попала в Боркамские пески? Не думала, что поражение демонов – это хороший выбор для праздника начала Буремесяца.

Ник потемнел лицом, будто под нос сунули лимон. Кажется, ему и самому не понравилось, что устроил Коргус. Он недовольно глядел на фривольные наряды выступающих демониц, почти со злостью глазел на представление демонов, будя в своей памяти настоящие жуткие смерчи, что могли скрутить летящего дракона в бараний рог, лишая воздуха и ломая кости. И это лишь малая часть того, на что были способны эти существа!

– Ты считал, я слишком придираюсь к нашему организатору, но это превзошло все мои опасения. Я говорила ему, что он чересчур вольно трактует свое положение. Он мнит себя великим, непонятым гением, но у него отсутствуют чувство такта и здравый смысл! Видишь лица военных? Они не сводят глаз с песчанников, готовясь в любой момент напасть, вздумай демон позволить себе лишнее!

– Он будет смещен с занимаемой должности. И скоро вернется Винелия.

Я даже остановилась, вынуждая и Никлоса замереть, хотя мы готовы были выйти из-за ширмы и появиться возле королевских кресел, так что Богарт уже видел нас и недоуменно переглянулся с Фредериком. Заметив мое недоумение, повелитель вновь недовольно скривился.

– Скажи спасибо Акрошу, который влез в расследование подручных канцлера и сумел докопаться до правды. Винелия абсолютно невиновна. А Ниркес вчера бежал из-под стражи, убив при этом начальника тюрьмы, что разом нивелировало все и без того ненадежные обвинения.

Я очень многое хотела сказать, припомнить все наши прежние разговоры, когда король упорствовал в своих решениях и не соглашался с моими доводами, но не стала. Не сейчас. Не теперь, когда его глаза краснеют до алого огня, а дым невидимого нориуса витает вокруг моей шеи. Он теперь легко гневается. С тех пор, как изгнал из дворца Анку.

Поэтому я лишь кивнула, а после, поддавшись порыву, приподнялась на мысочки и поцеловала небритую щеку, пальцем заправив вырвавшуюся прядь чернильных отросших волос. И Ник наклонился ко мне, разворачивая к себе и накрывая мои губы своими. Его руки обвились вокруг моей талии, а после поднялись выше, к убранным в высокую прическу волосам. Я не отстранилась, теперь это было бессмысленно. Я пыталась закрыть глаза и представить на его месте Арта, но видела лишь черноту.

Рядом раздалось негромкое покашливание, и король со стоном оторвался от меня, испепеляя взглядом непрошеного Богарта.

– Ваше Величество, пора начинать, – со всей возможной учтивостью в голосе заявил канцлер, прикладывая ладонь к груди и чуть склоняясь вперед.

Несмотря на неуместность, праздник был по-своему хорош и красив. Кроме барабанов и духовых, среди музыкальных инструментов нашлись и гитары, и необычные струнные, и скрипки, завораживающие гипнотической красотой звучания. Не сразу, но я смогла распознать знакомые мелодии в таком необычном исполнении. А Никлос выдал очередную вдохновляющую речь, поблагодарив присутствующих послов, дипломатов и аристократию за стойкость и верность Каргатскому королевству (что бы это ни значило). Он отметил, что как мы победили песчаных демонов, так и наши новые враги – русалки – будут повержены и утоплены в пучине морской. А за любую информацию о местонахождении короля-спрута будет заплачено черными алмазами. После этого по залу разнесли черное вино и продолжилось представление демонов – потомков поверженного, некогда великого народа.

Мероприятие затянулось, без конца поднимавшиеся к нам гости столицы выражали свое почтение, поздравляли с помолвкой, подтверждая преданность заключенным с нами союзам. Послов было достаточно, чтобы вернуть повелителю хорошее расположение духа: теперь он иначе воспринимал устроенное торжество, наслаждаясь громовыми звуками бури, доносившимися из специально открытых окон. Для меня праздник выглядел гротескно, слишком вычурно и нелепо, учитывая, что творилось за пределами дворца. Но Ник объяснял, что не будь торжеств, пышных приемов и великолепных балов, люди погрузятся в уныние, а это куда хуже развлечений посреди войны. Уныние вызывает у подданных опасные мысли и толкает на необдуманные поступки. Пусть лучше веселятся, как в последний раз, чем участвуют в сомнительных мероприятиях, соблазняясь словами до сих пор не истребленных морвиусов. К тому же на их глазах расцветала настоящая сказка – влюбленный сирота-король и очаровательная, как будто сошедшая с разноцветных фресок, ожившая Селеста-Клэрия, овдовевшая белая драконица. Я много раз слышала, как теперь называют слияние зеленых драконов: «Злое колдовство, дурман, отрава!» И это разбивало сердце.

Уже несколько раз я порывалась удрать в зал, видя вдалеке яркое розовое пятно в окружении других приглашенных колдунов, но Никлос тормозил мои порывы, желая видеть меня рядом. Наверное, это было связано с ариусом, который, как сорвавшийся с цепи пес, вырвался из меня, сливаясь в причудливом танце с тонкими дымовыми линиями нориуса. Они танцевали вокруг нас, то закручиваясь узорами над головами, то переплетая руки, то касаясь лиц, то забираясь под одежду, делая нас похожими на демонов, веселящихся среди людей.

Заметив искренний интерес придворных, Ник заговорщически подмигнул в ответ, и в тот же миг нориус, просочившись сквозь обивку кресел, медленно поднял нас в воздух. По взмаху королевской руки музыка смолкла и заиграла новая, более мягкая, почти интимная, наполненная гитарными переливами и торжеством одинокой скрипки. Голоса смолкли. Разношерстная масса, как загипнотизированная, расступилась вокруг центра зала, куда нас аккуратно приземлил нориус друг подле друга. Король обнимает меня за талию, я застенчиво, будто неопытная невеста, улыбаюсь, дозволяя его руке спуститься ниже, и почти утыкаюсь грудью в него, когда он теснее прижимает к себе.

В его глазах – россыпь маленьких, блестящих, почти счастливых звезд. Его ладонь суха и горяча, а в дыхании раскрывается аромат карамели и коньяка. Он нежно ведет меня рядом с собой, вычерчивая центральный круг, а когда музыка замирает, отклоняет от себя и с первым барабанным ударом резко поднимает, отчего я почти ослепла и потерялась. А нашлась уже в быстром, стремительном танце корейро, слишком прямолинейном для взыскательной публики, но тем и притягательном. В нем партнеры то расходятся в разные стороны, то плотно прижимаются, касаясь бедрами и почти сталкиваясь лицами. Он дразнится, ускоряясь настолько, насколько выдерживают танцующие, мечтающие не разрывать рук, стремящиеся сменить эти объятия на нечто более жаркое, страстное, желанное, скрытое в темных, влажных фантазиях.

От быстрых круговых движений кружится голова и на лбу выступает испарина. Вокруг летают обрывки нориуса и рваные клочья ариуса, а музыка все никак не смолкнет. Жар поднимается выше – и я будто улетаю обратно в тот сон, где обрыв раздвигается перед глазами, грозясь утянуть в бездну, а удерживающая рука сменяется когтистой лапой, до крови разрывающей запястье. Миг… и перед глазами темнота, а я падаю, не выдержав быстрого ритма.

Надо мной тяжело дышит Никлос. Из его рта вырывается пламя, и черная рубашка слегка дымится. Оборвавшаяся музыка обострила ситуацию, раскалив ее добела. Ник наклоняется, чтобы помочь, а я непроизвольно шарахаюсь в сторону. Это вызывает среди придворных недоуменный шепот, от которого король моментально вспыхивает чистой злобой, льдом заморозив зал. Он обрушивает на меня нориус, поднимая наверх и притягивая к себе, в его глазах больше нет звезд – одна морозная стужа.

Наклонившись, жарко шепчет на ухо:

– Даже в бездне я найду тебя и верну себе, – тем самым подтверждая, что видение открылось и ему. После чего отпускает, криво улыбаясь окружающим и говоря:

– Нашей очаровательной принцессе стало душно. Откройте шире окна, пусть дождь войдет и покажет истинную силу буремесяца!

В ответ звонко лязгнули ставни – и в помещение влетел суровый, холодный ветер, взметнув вверх дамские платья и стащив с голов нескольких мужчин парики. Он спутал песок, сдувая с подиумов демониц, срывая пушистую пену с бокалов шампанского, роняя высокие конструкции. Следом совсем близко от дворца ударила молния, и в поднявшемся из-за замигавшего верхнего света переполохе никто не заметил исчезновения Никлоса.

Я постаралась смягчить ситуацию, жестом приказав Коргусу начать следующее представление – акробатов и клоунов на высоченных ходулях. А сама юркнула в толпу, стремясь как можно скорее убраться с глаз почтенной публики, чтобы не увязнуть в нежелательных разговорах.

И в этот миг рядом со мной, невидимый для остальных и будто сотканный из миллионов нитей тьмы, появился король. Не плоть, но дух, проекция нориуса, что ввело меня в ступор. Я и не представляла, что он так может! А Ник, воспользовавшись моим замешательством, обвил туманными руками за плечи и частично забрался под кожу, пробежавшись под ней, вызвав неприятную, горячечную истому и тяжелый вздох. Я и шагу не могла ступить, а он заговорил так тихо, что слышать могла только я:

– Я вижу – тебе не терпится сбежать от меня. Удрать из зала, уйти от надоедливых придворных и послов и забыть хоть на минуту, что ты будущая королева и все это – и есть твоя жизнь. Но мы будем вместе, хочешь ты этого или нет. Мы связаны узами Сделки, проклятьем Карга и Клэрии и моими чувствами к тебе. Ты никогда не освободишься от меня, малышка Селеста. Прекрати убегать и забудь Артана Гадельера, иначе клянусь грядущей вечностью – я найду способ его уничтожить!

Я подняла глаза на него, чувствуя, как внутренности скрутило в тугой узел, и, превозмогая нервную дрожь, ответила:

– По условиям Сделки, я ни в чем не могу отказать тебе, мой король. Однако я не могу заставить себя быть такой, как ты хочешь, а значит, наше будущее – настоящая преисподняя, в которую ты так мечтаешь сойти. Хочешь этого – протяни руку и возьми. Но не жалуйся, когда желаемое обернется разочарованием. И не жди, что я буду сидеть сложа руки, ожидая дня, когда ты придумаешь, как расправиться с моим мужем!

Пятясь, я отступила назад, чувствуя, как неприятно вытягиваются из тела ниточки нориуса, пока дымчатый силуэт окаменел на месте. В его черноте не видно было глаз, и неизвестно, о чем он думал. А когда я случайно наступила на подол платья придворной дамы, остановилась, чтобы извиниться, и обернулась назад – он вновь исчез.

Переведя дыхание и растерев плечи, я задумалась над его странной формулировкой. «Грядущая вечность» – что он имел в виду? Это наверняка связано с его пленником… или уже дорогим гостем?

Застыв на месте, я рассеянно смотрела на лица придворных, пытающихся найти ко мне подход. Когда уставилась в дальний, самый темный угол, на мгновение померещился изгнанный за крамольные слова Кукулейко. Он подмигнул и приложил палец к губам, а потом вновь слился со стеной. И это будто встряхнуло меня. Оглянувшись на позолоченные часы, висящие напротив выхода на балкон, поняла, что время уходит. И отправилась на поиски маленькой колдуньи.

Глава 4 Наука обольщения

Селеста

Разыскав розового фламинго, я увидела и Амалию в невообразимо розовом платье с юбкой-пачкой и обшитым золотистыми блесками корсетом. Она, оттопырив мизинчик, держала в руках бокал розового вина и что-то вдохновенно вещала нескольким скучающим придворным, которые из вежливости слушали ее.

– Нет, я всегда поддерживала осушение болот, но к чему это приведет, я вас спрашиваю? Нимфы, лишившись дома, воспылают к нам интересом и вылезут, чтобы пообщаться? Такие радикальные методы ничем хорошим не кончатся! – девушка прервалась, чтобы сделать глубокий глоток, а ее перебил Август Бол, стоявший чуть поодаль, от слов которого лица присутствующих окончательно вытянулись.

– Однако осушение Лясских болот способствует расширению зоны приисков. И увеличению сельских угодий местных землевладельцев, в числе которых семья Вессайеров. Они только выиграли от неудачного переворота и теперь активно продвигают те проекты, которые им выгодны. Так что, дорогая Амалия, вопрос не в том, хорошо это или плохо, а в том, когда и как глубоко. Хочешь сохранить текущий баланс? Сходи на открытые слушания, напиши пару писем от лица Магической академии о вредных последствиях осушения. Поищи выходы на Секретариат, – довольно рассудительно вещал мужчина, пока остальные как бы невзначай откланивались, боясь крамольных разговоров. Сейчас все были настороже, опасаясь влезать в политические дискуссии.

При моем приближении свет упал прямо на оживленное под воздействием черного вина лицо секретаря. Бол стушевался, запнувшись посередине фразы, и теперь ковырял фактурную ножку бокала, не зная, куда себя деть. Иногда я видела в нем больше, чем просто киснущего во дворце дракона, от скуки подавшегося ко мне в секретари.

– Амалия, ты всегда можешь написать мне письмо. Подробное, со всеми выкладками, чтобы мне было с чем идти на очередное заседание совета Женевры. Там дамы заняты исключительно пушистой и безопасной благотворительностью. Нужно расшевелить это болото… – и я негромко рассмеялась.

Словно почувствовав, что атмосфера изменилась, Август под благовидным предлогом откланялся, и мы с Малей остались наедине. Скользнув глазами по залу, выцепила несносного Акроша, в свое время имевшего дерзость обвинить меня в заключении Винелии. Он, сверкая в полутьме серебром в волосах, держался в стороне и в невообразимых количествах поглощал виски. Почувствовав на себе мой взгляд, отсалютовал бокалом. Впервые он выглядел довольным: видимо, он уже знает о полной реабилитации Винелии. Интересно, что же их связывает, раз он так рьяно взялся за доказательства ее невиновности?..

– Это какое-то дурное веселье среди разрухи. Как можно развлекаться, когда в городе люди умирают из-за отравления солью? – прошептала Амалия, подходя ко мне ближе и вставая вполоборота, чтобы не светить слишком жестким выражением на лице.

Она стеснялась своей злости, расцветшей после объявления о трагической гибели Томара. Новый глава Академии, получивший должность в результате голосования среди преподавателей, Болдер Колье, не проявлял никакой симпатии к сироте. И только моя личная просьба остановила его, когда он вздумал исключить девушку из академии из-за бесконечных экспериментов, проводимых ею втайне, чтобы найти средство освободить отца. Амалия без конца таскала редкие ингредиенты, драгоценные реторты, зелья и уникальные книги из библиотеки Томара, перешедшей к следующему ректору. Болдер считал это блажью и распущенностью и хотел проучить магичку, напоминая, что папочка не придет на помощь, случись что. Однако пришла я, а со мной он тягаться не хотел, понимая шаткость своего положения, ведь были и другие претенденты на место ректора. К примеру, оставшийся не у дел Свентр, ставивший под сомнение любое его решение.