Тебя убьют первым E-Book

Анна Литвинова

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Krimi
• Serie: Знаменитый тандем Российского детектива
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 289

Beschreibung

На юбилей внуки преподнесли Владиславу Иноземцеву и его старому другу Радию Рыжову — ракетчикам, стоявшим у истоков эпохи освоения космоса — поистине царский подарок: поездку на Байконур, где прошла их молодость. Но путешествие в прошлое получилось нерадостным: и город, и космодром в плачевном состоянии. А потом случилось непоправимое — убили бывшего сослуживца Радия, собиравшегося передать ему некие секретные сведения. И это оказалось не последним преступлением, которое придется раскрыть внучке Иноземцева Вике. Вот только связаны ли убийства с космонавтикой?

Leseprobe

Анна и Сергей Литвиновы Тебя убьют первым

© Литвинова А.В., Литвинов С.В., 2020

© Оформление ООО «Издательство «Эксмо», 2020

* * *

Вдохновлено реальными событиями.

В то же время авторы строго предупреждают: всякое сходство или совпадение описанных в романе событий с реальными происшествиями, а его персонажей с ныне живущими или жившими людьми является целиком и полностью непреднамеренным и случайным.

Вика

По-настоящему эта история началась, когда Радий толкнул дверь квартиры и мы увидели на полу в луже крови тело Талгата… Или, может быть, несколькими днями раньше, когда я сошла с поезда на перроне станции Тюратам и увидела прекрасное лицо Дениса?.. Или, скорее, еще раньше, когда я (шел еще стылый февраль) приехала в Москву и мне за полночь вдруг позвонил сводный братец Сенька…

Февраль. Наши дни. Москва

Вот уж не думала, что в возрасте 20+ у меня появится отец.

И бабуля с дедулей. И – сводный братик ровно моего возраста.

Папаня, Юрий Владиславович Иноземцев, правда, пребывал от меня крайне далеко. Он, как оказалось, профессор, славист, преподает русский-литературу в универе в своей Калифорнийщине. Хотя мы по видеосвязи регулярно с ним толкуем – и даже с женой его новой, натуральной американкой. И с детками его, моими единокровными братьями-сестрами, которые, как и мачеха, по-русски ни бум-бум, приходится мне с ними свой инглиш тренировать.

Зато все прочие родственники – в относительной доступности. Особенно по масштабам нашей страны. Я сама в Поволжье, в городе М. проживаю. Они – в столице, в белокаменной нашей. Но всего-то ночь на поезде – и вот она, Москва златоглавая.

И так вышло, что я со своими новообретенными родаками даже, типа, подружилась. Наверное, сказалось, что я теперь по жизни одна как перст. Мама – умерла, бабушку мою Жанну убили давным-давно. Любимой прабабки не стало лет двадцать тому. И человек, которого я считала своим отцом и который обо мне заботился, Виктор Шербинский – за ними в страну теней последовал. А вдобавок ко всему во время моей отсидки в СИЗО мой женишок Ярослав подло меня предал.

Поневоле при таком раскладе будешь искать, к кому прислониться.

Но когда с москвичами общаешься, ведь главное, я давно поняла, – ничего не просить. Быть им ровней. А у меня собственная гордость имеется. И богатство – квартира в Москве. Подарок прежнего моего отца, Шербинского, международника-переводчика-собкора. Да, именно прежнего отца – который, как впоследствии оказалось, и не отец мне вовсе. Но об этом позже. И это еще, кстати, следовало уточнить-проверить.

Так вот, квартирка моя столичная, хоть однокомнатная, зато в понтовом месте. У метро «Рижская», прямо на проспекте Мира, в сталинском доме. Правда, очень неприятные ассоциации она у меня стала в последнее время вызывать[1]. Поэтому я ее сдавать наладилась. Но сдача – дело такое. Постоянного пригляда требует. Не все риелтору поручишь. Вот и сейчас: нашла мне моя Янина вроде нормальных жильцов – в Останкино работают, на телевидении, типа. Да только там началось: пьянки, гулянки, крики, ор, мат. Соседи замучились участкового вызывать. Пришлось телевизионщикам от постоя отказывать. А с новыми претендентами, я сказала, сама буду кастинг устраивать. Вот и пришлось через риелторшу собеседования-просмотры на субботу назначать, а самой из М. в Первопрестольную ехать, чтобы выбрать среди многочисленных кандидатов в арендаторы подходящих.

Но нет худа без добра: заодно повидаюсь со всеми родными. Не просто приеду в златоглавую, как бедная провинциальная родственница, типа, к бабушке-деду погостить. Прибуду к себе домой и вроде как по делам. А заодно с новоявленными родственниками встретиться.

У меня особенно с дедом Владиславом Иноземцевым отношения сложились. Я его «дед Влад» называю и на «ты». Может, мы так душевно близки стали оттого, что он, как и я, неприкаянный. Жена его вторая лет семь как умерла. Первая супруга, Галина (и моя, типа, бабка по крови), которая когда-то первой советской космонавткой стать готовилась, давно его бросила, имеет второго мужа-старичка и на деда внимания не обращает. Живет дед Влад один-одинешенек в квартире где-то в районе Ленинского проспекта. Сам ведет хозяйство, варит куриный бульон на неделю. В квартире – идеальный порядок, ни пылинки, ни соринки. Поддерживает себя. Приезжают к нему только несколько дипломников и диссертантов из Бауманки – он их школит. Внук его родной Арсений (мой полубрат) особенно его визитами не балует. Сын его единственный (и мой отец), как я уже говорила, далеко, в своей Калифорнийщине.

Зато как я приезжаю, дед Влад аж сияет. Начинается чай, тортики. Истории про Королева, Гагарина, первых космонавтов – он их всех знал, и близко. Рассказы про то, как он на Байконур на первые запуски ездил.

А уж если они вдруг со вторым старым хрычом сталкиваются – другом юности (и по совместительству вторым дедом Арсения), Рыжовым Радием Ефремовичем, – там вообще тарарам начинается. Да еще если эти два старикана слегка подопьют! Шутки, веселье, подколки, рассказы бесконечные. Энергии и магнетизма у них побольше, чем у иных двадцатилетних.

И у другого старца, «дяди Радия» (как я его иногда называю), отношение ко мне тоже особое. Его крови хоть во мне и нет ни капельки, зато (он не раз это мне говорил, да я и сама на фото видела) очень я похожа на свою собственную бабушку Жанну. Ту, которую Радий беззаветно любил и которую (как он считает) предал. И винится. И она была убита в самом молодом и нежном возрасте, еще в 1959 году. А я за ее гибель спустя много лет отомстила, но сама потом за то поплатилась[2].

В общем, не успела я в пятницу поздно вечером, после самолета из М., аэроэкспресса и метро, в мою столичную квартирку ввалиться – да что там вечером, ночь была на дворе! – звонок. Кто там? Мой странный полубрат, единокровный Арсений.

– Прибыла?

Я не стала его выспрашивать, откуда знает. Подумаешь, бином Ньютона! У меня на телефоне геопозиция выставлена, и для соцсетей она доступна. Значит, все видели, кому интересно: я путешествую, прибыла в златоглавую. Усмехнулась:

– Следишь за мной, большой брат?

– Ага, слежу, мелкая ты моя сестренка.

– Чего звонишь?

– Надо повстречаться, обсудить кое-что.

– Что вдруг?

– Дело есть.

– А по телефону или мессенджеру нельзя?

– Лучше глаза в глаза.

– Я завтра, в субботу, весь день занята. – Не буду я ему, естественно, говорить, чем занимаюсь, но у меня последний претендент на квартиру, Янина сказала, на восемь вечера записан. – А послезавтра, в воскресенье с утра, к деду Владу в гости иду. И вечером – назад, домой в М. лечу. Плотный график, извини.

– Давай тогда завтра вечером. Или ночью.

– Ты-то, понятное дело, сова. А мне за что страдать?

– Да ладно, ты что, пивасика не хочешь с любимым братиком дернуть?

– Только я никуда не поеду. Тем более к тебе в твое Братцево.

– Не Братцево, а Братеево, периферийный ты человек.

– Это все равно. Приезжай на Рижскую, в моем доме есть какое-то заведение.

– Принято!

В доме, где у меня квартира, действительно имелось кафе, и вечно (окно мое во двор) воняло мне запахами кухни. И все время вывески менялись – не выдерживали конкуренции или аренды столичной сумасшедшей. Сперва было что-то японское, потом аглицкий паб, теперь нечто с понтом итальянское.

Ладно, все равно надо мне где-то завтра ужинать, не готовить же самой (и жевать потом в одиночестве на кухне). А тут хоть с Сенькой поболтаем. Он у меня забавный.

Как вообще получилось, что он стал моим полубратом?

Мамочка моя Валентина, несчастная, любимая, высокоталантливая, широко шагающая, полжизни проработала в Москве журналисткой. (Остальные полжизни перебивалась и растила меня в М.) Как раз лучшие ее годы выпали на самый излет и угар советчины – семидесятые, восьмидесятые. А известно, что тогда в среде творческой интеллигенции творилось. Сплошной промискуитет. Никаких сдерживающих центров. Ни религии, ни веры – ничего. И парткомов уже не боялись. Все трахались со всеми.

А мамочка моя была – ох, штучка хоть куда. Красивая, задорная, веселая, раскрепощенная. Ее многие, могу себе представить, да, очень многие добивались. Но она (как дура – самокритично говорила она сама про себя) влюбилась без памяти и на всю жизнь в Шербинского. Человека, которого я всегда, до последнего времени, почитала своим отцом. Лет на двадцать ее старше, лощеный, холеный. Пара языков в бэкграунде, собкорский пункт в Париже. Но, беда, был Шербинский женат. И от супруги уходить не хотел. Боялся – карьера пострадает, да там и жена болела, и дочери росли. Короче, морочил матери моей голову.

Но на мамочку мою, конечно, и другие самцы слетались, как мухи на мед. И ухаживали, и рассыпались перед ней, расстилались, ниц падали. А Шербинского и рядом-то часто не бывало. То он за мир во Франции борется, то с Острова Свободы очерки шлет, то в пылающем Лаосе корреспонденции пишет. И в то время Юрий Иноземцев, сын деда Влада и бабки Гали, тоже журналюга тогда, молодой, красивый как бог, румяный, талантливый, в нее влюбился. Добивался изо всех сил. Обещал все бросить, из семьи уйти.

А у него у самого тоже жена была. Звали Мария. И она, эта Мария – дочка того самого дяди Радия, который моего деда Влада – первый и закадычный друг.

И вот Юрий Владиславович Иноземцев заделал ребеночка своей законной супруге Марии – и получился мой полубрат Арсений. И в то же самое время штурмовал-атаковал мою бедную матерь. И она ему уступила, в результате чего через девять месяцев на свет появилась я.

Мать моя Валентина, конечно, и в Юру этого тоже отчасти влюблена была. Но пробежала меж ними черная кошка, состоялся огромный скандал – и разрыв. А раз уж они разбежались, и продолжения отношений не предвиделось, мамашка моя справедливо посчитала: пусть детка в ее животе (то бишь я) будет считаться дочерью Шербинского. В самом деле, у того ведь и вес, и положение, и богатство. И мамочка моя никому-никому и никогда не говорила, что в реальности я – Иноземцева. Все всегда, и Шербинский, и я, считали, что я – его порождение. И Викой я названа, можно сказать, из эпатажа, чтобы жене законной нос утереть – в его, Виктора Шербинского, честь.

Шербинский так и ушел к праотцам с глубоким убеждением, что я его порождение, да и мне мамочка моя бедная до самой смерти ничего не говорила. И лишь потом, постфактум, как начались у меня нелегкие деньки, адвокат мне мой открыл глаза. И отец мой, оказавшийся родным, Юрий Владиславович Иноземцев, надо отдать ему должное, не отрекся от меня, в трудные времена помог.

Вот так и получилось, что у меня с братиком единокровным всего пара месяцев разница в возрасте.

Активным он был, любвеобильным – нынешний американский профессор Иноземцев!

Пиво в заведении «Макароны по-флотски» в моем московском доме, конечно, оказалось хуже, чем жигулевское у нас в М. Зато пицца четыре сыра – выше всяких похвал. Я сидела, наслаждаясь едой и покоем, и переваривала впечатления сегодняшнего дня – семерых претендентов на мое жилье. Троих я отмела сразу – довольно мутные какие-то. Двое понравились. Надо, наверное, обоим повысить цену тысячи на три, и тому, кто не испугается – не соскочит, сдать.

А вот и Сенька мой явился. Длинноволосый, как хиппи из семидесятых, и слегка не от мира сего. И с цветочками, с ума сойти.

– Как это мило с твоей стороны.

– А, я со своей расстался. Надо же кому-то внимание оказывать. А то у меня на месте нежных чувств невостребованная теперь зияет дыра.

– Чего ты так хотел со мной увидеться?

– Соскучился, сестренка.

– Не лги мне.

– Ладно, дело есть. Сейчас закажу пищу и рассыплю перед тобой бисер моего красноречия. Не забудь только повесить свои уши на гвоздь внимания. – К манере Сеньки изъясняться надо привыкнуть.

Итак, пережевывая карпаччо, Сенька изложил свою идею:

– Как ты, может быть, ведаешь, у наших благонравных, высокоумных дедов скоро юбилей. Я имею в виду не только нашего с тобой совместного дедулю Влада, но и дружбана его закадычного, а по совместительству моего грендфазера номер два, Радия-прекрасного-Ефремыча Рыжова. Ты, возможно, по причине своего слишком недолгого пребывания в семье, еще не успела познать, но они ведь у нас мало того что одногодки, еще и в одном месяце родились. Я вот и предлагаю: давай сделаем им совместный подарок. Им двоим – от нас двоих.

– Идея хорошая. А что конкретно?

– Я предлагаю подарить им тур в молодость.

– А конкретней?

– Ты же знаешь, сестрица, они у нас оба – старые ракетчики. На космодроме всю молодость проторчали. Вот я и предлагаю: давай подарим им тур на Байконур. Я узнавал, туда теперь возят космических туристов. Но не в смысле в космос запускают. Чтобы в безвоздушное пространство отлететь, немножко иные финансовые ресурсы потребны. А нам, простым людям, можно приехать на космодром, посмотреть разные площадки, стать свидетелем, как в буклете написано, уникального момента – запуска ракеты.

– Идея хорошая, – кивнула я. – Но не стары ли они оба?

– Да они еще у нас хоть куда! Вон, дед Влад прошлой осенью Болгарию посещал, на лодке в море ходил, ставриду там ловил и бычков.

– Все равно, Байконур теперь – иная страна. Чужой климат. А разволнуются при встрече с молодостью? Еще хватит кондратий, на чужой-то земле. А мы с тобой будем виноваты.

– Да, я думаю, что они, конечно, оба нуждаются в супервайзинге. Никому на аутсорсинг этот процесс передоверить нельзя, потому я предлагаю нам с тобой отправиться на космодром вместе с ними.

– И нам тоже?! Их нянчить?

– Да ладно, нянчить. Деды у нас хоть куда. Насладимся заодно незабываемым зрелищем отлета в космос, посетим исторические места, откуда начиналась дорога человечества в космос, – проговорил он, как из рекламного буклета турфирмы.

Если честно, деды, особенно Владислав (да и бабка Галина), своим космосом меня слегка заразили. Очень они им увлечены были. Столько всего рассказывали! И я уже даже сама, по своей инициативе, посматривала в ютубе то трансляцию космического запуска, то репортажи с МКС, как космонавты-астронавты там, в невесомости, едят или голову моют, то экспедиции сталкеров через пустыню в заброшенные ангары Байконура, где стоят-пылятся покинутые ракетно-космические самолеты серии «Коршун».

– А дедам-то поездка на Байконур, думаешь, понравится?

– Еще бы! Натурально свидание с юностью!

– По несчастью или счастью, – процитировала я, – истина проста: никогда не возвращайся в прежние места.

– Это чьи стихи? – вскинулся Сенька. – Деда Рада?

Дед Радий – он мало того, что военный ракетчик, подполковник в отставке – еще вдобавок бард, поэт, артист, с молодых лет сотрясал сцену Дома офицеров в Байконуре. Песни у него хорошие, и мне до сих пор нравится, как он поет свое и чужое.

– Темный ты человек! – сказала я. – Это Шпаликов.

– А, тоже шестидесятник, как дед. А по Байконуру – даже не сомневайся, деды получат большое впечатление, или даже откровение, или просветление. Всячески будут довольны за доставленное удовольствие.

– Ага, если выживут, – буркнула я.

Вот ведь легкомысленный и поганый мой язык! Зачем только я такие вещи вслух произносила?! Разве не ясно было мне, идиотке: даже мысль материальна, не говоря уж о слове!

– Они деды крепкие. Советские изделия. Знаешь, как тогда говорили: советское – значит, отличное.

– А какова цена вопроса?

– На одно лицо тур стоит шестьдесят пять тысяч российских рублей. Плюс дорога, но это недорого. Билет на самолет, я узнавал, обойдется тыщ в двенадцать в оба конца. Итого примерный бюджет на четверых – около трехсот тысяч. Нам с тобой, как банкующей стороне, получается по сто пятьдесят. На твое прекрасное нежное личико. И столько же на мое рыло.

– Ты с ума сошел! Дорого-то как!

– Ой, сестрица! Будет тебе прибедняться в провинциальном стиле! Тоже мне, сиротинушка! Квартиру столичную в данном сталинском доме сдаешь? Сдаешь! Пятьдесят тысяч ежемесячно – цена вопроса. Плюс на службе на своей – начальник отдела маркетинга в представительстве крупной мультинациональной фирмы – еще тысяч семьдесят заколачиваешь, плюс премии.

– А ты что, в налоговой инспекции подрабатываешь?

– Ага, почти, – хохотнул он. – Живешь одна, детей, домашних животных не имеешь – и ради родных дедов, а также собственного незабываемого удовольствия чураешься своим месячным доходом?

Я опять не стала спрашивать, откуда у Сеньки столь приближенные к реальности сведения о моих заработках – воистину, ныне, в век соцсетей и интернета, выведать о человеке можно что угодно. Но все равно подарок представлялся мне чрезмерно дорогим. Хотя, что там греха таить, завлекательным. Посмотреть своими глазами на былое величие советской славы. Глянуть на некогда абсолютно засекреченный объект с удивительной историей. Да еще и послушать невыдуманные истории из первых уст, от моих и Сенькиных дедов. И радость – я надеюсь, что радость – им доставить.

– Знаешь что, Арсений, – подытожила я, – предложение твое мне в принципе нравится. Но в существующем виде представляется довольно сырым и непроработанным, – странным образом, наслушавшись братца, я стала выражаться в его заковыристом стиле. – Особенно, что касается источников финансирования. Мы ведь с тобой – далеко не единственные родственники деда Влада и деда Рада. Есть и иные родичи, которым данная идея тоже может прийтись по сердцу. Почему бы не обратиться, в смысле краудфандинга, к отцу нашему общему, Юрию Владиславовичу? К матери твоей, Марии? К супруге бывшей деда Влада – Галине, космонавтке несостоявшейся? И потом, ты хочешь порадовать поездкой-подарком обоих своих родных дедов – и Владислава, и Радия. Но мне-то Радий не родной! С чего я должна нести на его счет равные с тобой материальные тяготы? Нет, я от деда Рада не отказываюсь, но для меня он, напомню, не дед, а всего лишь друг, пусть близкий и лучший, своего деда Влада. Поэтому я бы на твоем месте, Арсений, проработала материальные аспекты твоего плана.

– Ой, ну ты крохоборничаешь, сестрица.

– Денежки, как говорится, счет любят. И требуют ответственного к себе отношения.

Забегая вперед, хочу заметить, что в дальнейшем краудфандинге Сенька преуспел. На удивление, ни у кого из родни идея отправить старичков на Байконур отторжения не вызвала. Напротив, согласно Сене, все родственники, к кому он обращался, восклицали: что за прекрасная идея! И по части финансирования мой полубрат устроил в итоге сложную схему, в которой, к примеру, Мария (мать Сени и дочка Радия) вкладывала десятку, то есть десять тысяч – но исключительно на деда Радия, без финансирования деда Влада; широкая душа Юрий Владиславович из Америки платил за обоих дедов, родного отца и бывшего тестя; а пенсионерка и экс-супруга Владислава Галина вносила десятку на него и пятеру на друга юности Рыжова. Короче говоря, своим, как выразился Сеня, крохоборством мне удалось скостить собственное соучастие в проекте на сорок тысяч по сравнению с изначальным его предложением. И то хлеб. А главное, столь широким привлечением средств мы как бы перекладывали со своих хрупких плеч на целый коллектив родственников ответственность за нетривиальную идею пригласить престарелых дедов в опасное (для их возраста) путешествие на самый край обитаемой Ойкумены.

* * *

Владиславу Дмитриевичу Иноземцеву в последнее время стали сниться красивые сны. Он где-то прочитал, что так бывает в старости: организм яркими картинками как бы компенсирует хвори и нехватку дневных впечатлений. А может, это для того, чтобы облегчить старику будущий и уже маячащий главный переход от бытия к небытию – или, возможно, к вечной жизни.

Он даже спрашивал про приятнейшие сновидения и у жены своей бывшей, ровесницы Галины, и она подтвердила: точно, и у меня именно так все обстоит. И у дружбана лучшего, Радика Рыжова, выведывал. Ну, тот все шуточками отделывается, до сих пор порой скабрезными: да, мне, говорит, вчерась яркое снилось: как Волочкова голая передо мной на шпагат садится – в ужасе проснулся!

Но факт остается фактом: ночные видения у Владика стали зело приятны. Не Волочкова, конечно, и не каждое засыпание, но случалось. И в основном все – про молодость. И был он сам в тех снах крепким, юным, любящим и любимым. И особенно часто почему-то снился Байконур. Причем тот, самый ранний, неосвоенный, первоначальный, каким его увидел впервые Иноземцев зимой шестидесятого года. Потом он там, конечно – коль скоро судьба его накрепко связала с ракетами, – не раз и не два бывал, снова и снова. И несчастная лунная ракета при нем впервые стартовала, и «Родина» с «Коршуном».

А вот снились времена, когда космодром не называли еще ни космодромом, ни Байконуром, а был он Тюратамом и полигоном, и действовала всего одна площадка (а другая, сорок первая, была уничтожена ужасным взрывом ракеты Р-шестнадцать, где погиб его отец Флоринский), и не называлась она никаким «гагаринским стартом», потому что никто и не знал еще, и не ведал никакого Гагарина. Тогда, год с лишним, с ноября шестидесятого по январь шестьдесят второго, Владик воспринимал то время, как ссылку – да ведь так оно, в сущности, и было. Он подозревал, что наказали его негласно за связь с болгаркой Марией. Еще бы! Он секретный специалист с допуском по первой форме, а она иностранка, хоть из соцлагеря. Хорошо еще, сослали – а могли ведь и вышвырнуть с работы с волчьим билетом (и из комсомола) или даже посадить. Как бы то ни было, факт оставался фактом: его, молодого, двадцатишестилетнего перспективного инженера, отправили из Подлипок, то есть, читай, Москвы, в пустыню решать интересные (но тривиальные) рабочие моменты. Оторвали от сыночка-младенца Юрика, от великолепной любовницы, болгарки Марии, от столицы, где открывались многозальные кинотеатры, выходили широкоэкранные фильмы и в Кремле рос не по дням, а по часам величественный Дворец съездов. А там, в пустыне, на пятом научно-испытательном полигоне Минобороны он жил в общаге без удобств в комнате на четверых, питался всякой ерундой в столовке для специалистов на второй площадке, и было счастьем, если удавалось в субботу помыться в бане и удрать на попутном грузовике в городок на танцы, что устраивали на танцверанде на берегу Сыр-Дарьи.

А вот поди ж ты! Сейчас воспринималось то время как самое счастливое. И даже неудачные пуски: в ледяном декабре шестидесятого года двух собачек закинули вместо расчетного района в Китай (и подорвали корабль), а два других кабысдоха не вышли на орбиту, уронили их в Туве, а потом четверо суток искали по тайге, но нашли, и живыми, почти здоровыми. Однако все равно, какой подъем был: мы делаем великое дело, готовим запуск первого человека в космос, и скоро он будет наш, советский, и мы реально впереди всех!

Вот и в сегодняшнем предутреннем сне деду Владу вдруг привиделось: он на Байконуре. В той самой своей каморке, бараке на второй площадке, где прожил больше года. И в комнате больше никого, и он знает, что соседи в МИКе и точно в комнату не войдут. И вот он лежит будто бы на кровати, а в комнату вдруг входит Мария – такая, как она была тогда: юная, красивая, чернокудрая, полногрудая. Входит, садится к нему на койку и начинает тормошить его и приговаривать со своим очаровательным болгарским акцентом: «Влади, Влади, как же я соскучилась, как же хорошо, что я нашла тебя здесь, это было непросто, а я справилась». А он в ужасе, ведь это же сверхсекретный объект, а она иностранка, как она смогла проникнуть сюда? А она смеется: «Влади, давай скорее делать любовь», – и снимает кофточку, расстегивает бюстгальтер, обнажает свои великолепные груди и ложится на него сверху. Он высвобождается, кричит в ужасе: «Нет, как ты здесь?! Кто дал тебе пропуск?» А она смеется: «Хорошо, я скажу: да, я шпионка, мы хотим выведать, кто из вас первым полетит в космос, может, ты? Да, я всегда работала на американскую разведку, а ты, Влади, мой агент!»

И тут он просыпается – в ужасе, с напряженными чреслами, но и в разочаровании, потому что ему не двадцать шесть лет и он не молодой ракетчик на Байконуре, не готовит запуск первого советского человека в безвоздушное пространство, и даже не шпион, и нет рядом никакой Марии, тоже юной, кипучей и свежей…

Вика

Наутро в воскресенье у меня имелось в Белокаменной иное дело, однако тоже с дедами московскими связанное.

Дед мой Влад Иноземцев выглядит, с одной стороны, точь-в-точь как полубезумный профессор из голливудского фильма, реинкарнация Дока Брауна из «Назад в будущее»: сухощавый, лысенький, с венчиком развевающихся седых волос. Но при том видок у него – будто бы этот «Док Браун» оттарабанил лет двадцать в морской пехоте, причем на командных должностях. Все-таки советский космос был всегда организацией полувоенной, и даже тот, кто, вроде деда, формально в армии не служил, подпитывался на полигонах-космодромах, совещаниях и пусках воинской дисциплиной. Поэтому был Владислав Дмитриевич, вдобавок к живой безуминке и венчику волос, подтянутым, с отменной выправкой, скупым и точным в жестах.

К нему, на улицу Дмитрия Ульянова, я приехала спозаранку в воскресенье. Квартира деда подкупала огромным количеством книг и тем, что содержалась в идеальном порядке: ни пылинки, ни соринки. И это при том, что лет семь после смерти второй жены не касалась ее, насколько я могла судить, рука женщины. Однако в последнее время и дед Иноземцев стал сдавать. Кое-где от стены отставали обои. Старинная вытяжка на кухне покрылась хлопьями жирной пыли. В дальних углах комнат повисла черная паутина. Дед, по причине старости и близорукости, похоже, переставал запустение различать – а может, просто руки становились немощными. Я сделала для себя мысленную пометку, что в следующий визит в Первопрестольную следует вызвать ему профессиональную генеральную уборку (и оплатить, разумеется).

Дед мне ужасно обрадовался, потащил на кухню пить чай – тортик я привезла с собой. Хлопотал над чашками, разглагольствовал:

– Ты даже не представляешь, моя крошка, какие чудесные привилегии приносит мой возраст! Например, пить чай с каким угодно количеством сахара и съедать несчетное количество кусков торта – о фигуре мне заботиться уже поздно, да и сахарный диабет не успеет развиться. И кофе тоже можно потреблять без ограничений, потому что пониженное давление, астения, надо сдабривать. Да даже и с коньяком с утра!

– Так за чем же дело стало? Я и коньячок привезла.

– Нет-нет, хочу тебя, голубка моя, воспринимать на трезвую голову. Всю жизнь старался, если посторонняя женщина вдруг случится в доме, прежде всего, ее напоить – отчего и сам голову терял. Впрочем, увы, увы, не так часто это происходило – мы все больше работали, ковали ракетно-ядерный щит. Все время сроки поджимали, лихорадка, проверки, тесты. Было, прямо скажем, не до баб-с. А теперь они уже и не нужны. Наслаждаешься только вприглядку молодостью и красотой. Ладно, хватит ерунду нести (это я себе говорю). Пора и чаевничать.

Когда мы уселись за идеально вымытый, до белизны, столик на кухне (до него у деда руки доходили), я задала главный вопрос:

– Скажи, дед Влад! А почему вы все мне так легко поверили? Что я вам внучка? Я ведь никаких вам доказательств не представила?

Он – вот святой человек! – только развел руками:

– А зачем тебе было врать?

– И все-таки?

– Ну, раз твоя мама сказала тебе, что обрюхатил ее мой сынок – значит, она знает. Женщины ведь всегда это ведают. Вдобавок я своего Юрочку хорошо помню, какой он в молодости был. Он не то что ни одной юбки не пропускал… Там другое слово: не мог устоять перед красивой, умной женщиной. Осаждал ее и на все готов был, чтоб добиться. А твоя мама, по твоим рассказам судя и по твоему прекрасному лицу, как раз такой, очаровательной и умной, и была.

– Спасибо, конечно, но все-таки я хотела бы представить доказательства.

– Ты что, какой-нибудь тест ДНК имеешь в виду?

– Совершенно верно. В прошлый раз, когда я была у вас перед Новым годом, я с вашей, Владислав Дмитриевич, расчески в ванной пару волосков сняла.

Он юмористически схватился за голову, за свой седой венчик.

– То-то я чувствую, мне чего-то не хватает.

Дед всячески пытался сгладить неловкость ситуации, а я продолжала:

– И я сдала эти ваши волоски и свою собственную кровь на анализ в соответствующую фирму. И вот они прислали мне результат.

Я залезла в сумочку, достала конверт и распечатала его. Дед следил за моими манипуляциями с нескрываемым интересом.

– Совпадение – девяносто девять процентов и девяносто девять сотых. Я вам действительно родная.

Если честно, я сама никогда даже не сомневалась. Женщина ведь правда, как говорят, всегда чувствует, кто ее ребенка действительный отец.

И очень похоже было на мою маму Валентину, твердую и несгибаемую лисичку, заморочить голову всем, включая меня, чтобы до самой своей смерти признавать в качестве папаши Шербинского. Что ж, она хотела для своей дитятки как лучше, а в поздние восьмидесятые и девяностые лучшим отцом для меня был, конечно, не молодой неоперившийся Иноземцев, а вальяжный Шербинский.

Иноземцев-старший не мог сдержать своего умиления.

– Вот видишь… Я знал, знал!

– Вы только не подумайте! – предупредила я. – Что я на ваши хоромы хочу претендовать и другое наследство. Мне и так хорошо, и мне всего хватает. А у вас и без того – родной сын и от него трое родных внуков, включая Сеньку.

– Это ты, дорогая, – растроганным голосом произнес дед Влад, – сама и есть мое богатство и мое наследство!

Так прошел февраль.

В марте решили праздновать совместный день рождения деда Влада и деда Рада. Арендовали скромное кафе на задворках Ленинского. Дед Рад притащился из своего дачного поселка Черенково, где проживал безвылазно и постоянно. Пришла пара их старинных друзей, прибыла Галина, первая жена Владислава Дмитриевича. Жаль, что мой отец из своей Америки не смог приехать – семестр в самом разгаре. Но я при-мчалась из М., прямо как настоящий член семьи. И Сенька пришел, естественно.

На мероприятии мы свой подарок и огласили.

Дед Влад казался пораженным и растроганным. Только и протянул:

– Ну, вы даете…

А дед Рад – он слегка перебрал – возмутился:

– На Байконур? Опять? Что я там забыл! Я оттуда еле вырвался! Да я каждую кочку там знаю! Да там развал и катастрофа, и даже смотреть больше нечего!

Он так чистосердечно причитал и возмущался, искренний наш и открытый холерик, что Галина, экс-жена Владислава Дмитриевича и несостоявшаяся космонавтка, даже на него прикрикнула:

– Ну-ка, прекрати, Радий Ефремович! Что ты себе позволяешь? Ты что, не понимаешь, что обижаешь ребят – внука своего Арсения или вот Викусю, которые все это придумали и затеяли? И деньги с нас всех на подарок этот собрали?

И экс-подполковник Рыжов умолк в тряпочку.

А мы стали готовиться к поездке.

Ближайший пуск с Байконура намечался на четвертое апреля. К нему и стали подгадывать.

Я решила отправиться на поезде. Все-таки М. – на полдороге от столицы до Байконура, и скорый «Москва – Ташкент» как раз идет прямиком через мой город и Тюратам. Долго ехать, конечно, больше суток. Но все равно лучше, чем сначала пилить на север, на самолете во Внуково или Домодедово – из нашего города «птички» следуют только в эти аэропорты, потом переезжать в Шереметьево, оттуда следовать ровно на юго-восток, в Кзыл-Орду, и там еще часа три на машине. Замотаешься. Иное дело – под стук вагонных колес. Расслабилась, улеглась, и через тридцать часов сна, еды, неспешного чтения, глазения в окно ты на месте.

Конечно, пришлось купить «СВ», чтобы среднеазиатские пассажиры не мешали моему одиночеству своими шумами и запахами. В спальные вагоны проводники на маршруте, как говорят, чураются подсаживать безбилетников и от зайцев оберегают. Я ехала в целом вагоне совершенно одна, на все купе, и со мной они носились как с писаной торбой, плов приглашали есть.

На станцию Тюратам поезд прибывал в половине первого ночи.

Если честно, я маленько дергалась. Ночь, степь, Казахстан. Маленький разъезд. В лучшем случае, встретит, как обещано, водитель Муратбек. А если нет? Искать ночью такси, ехать самой в гостиницу? Бррр.

Но на перроне меня ждал ослепительный сюрприз.

* * *

У вагона меня встречал редкостный красавец.

И это был НЕ шофер.

Высоченный, стройный, как Аполлон. А лицо! Я, честно говоря, таких еще не видела. Нет, конечно, на экранах и на картинках, в гламуре и глянце – да. А в жизни и близко – никогда.

Он был похож на молодого Делона. Как из его рекламы одеколона в середине шестидесятых годов. Ален Делон не пьет одеколон, да.

У меня аж в зобу дыхание перехватило. И в глазах помутилось.

– Добро пожаловать на космодром, – ослепительно улыбнулся он и подхватил мой чемодан. – Как добрались?

Красавчик был в ярко-синей куртке с красочными нашивками и шевронами космических миссий. «Союз МС-11» и так далее.

Интеллигентные манеры, приятный тембр голоса. Нет, в нем, конечно, должен, просто обязан обнаружиться какой-то изъян. Не бывает так, чтобы без изъяна. Но пока я никакого несовершенства в нем не находила.

– Спасибо, доехала прекрасно, – пробормотала я.

Вообще это ужас, конечно. У меня на голове – полный кошмар. Последний раз душ принимала вчера утром. Вчера! Утром! Какими глазами он меня видит и что обо мне думает?!

Он поспешил по перрону, влача мой чемодан. Шаг у парня был широкий, и мне оставалось только семенить за ним.

– Меня зовут Денис, – на ходу вещал он, – фамилия моя Телегин, я директор фирмы БКП, или Большое космическое путешествие, и я буду сопровождать вас все дни вашего пребывания на Байконуре.

– У вас директор фирмы всех туристов лично на вокзале встречает?

– В основном, да, но предпочитаю красивых девушек.

– Спасибо, конечно. Но откуда вы заранее знали, что я красивая?

– Вы же нам скан своего паспорта присылали, – напомнил он. – Чтобы пропуск оформить.

– Да, на паспортном фото я, конечно, красавица.

– В жизни лучше.

– Ну вот, нарвалась на комплимент.

Я видела его явный ко мне мужской интерес и, даже странно, не почувствовала никакого отторжения. Напротив, мне было приятно, как в далекой юности: кокетливая игра. Как будто и не было кошмарных моих событий и великого оледенения. Или, может, я начинала оттаивать?

«Кажется, я с ним флиртую. А кто бы, спрашивается, на моем месте не стал? С таким Мистером Идеал? О боже! Скорее бы добраться в гостиницу. Привести себя в порядок, и тогда завтра… А что завтра?.. Броситься на него в решительную и безнадежную атаку? Пустить события на самотек? Неужели я мало обожглась и готова снова попробовать?»

Мы спустились с перрона и подошли к старому «Мерседесу» с казахским номером. Денис открыл багажник, положил мой чемодан, а потом распахнул передо мной заднюю дверцу.

На улице было холодно, и дул резкий ветер. Пока мы шествовали от вагона, я успела замерзнуть, поэтому теплый салон «мерса» оказался подходящим местом. Салон был уютным и старым, как засаленный диван, и еще в нем неуловимо попахивало чем-то восточным. Мой провожатый уселся вперед, на пассажирское сиденье. За рулем еще присутствовал шофер.

– Муратбек, поехали, – скомандовал Денис. И, перегнувшись ко мне с переднего сиденья, включил экскурсовода. Может, он делал это от смущения? Замаскировать свой мужской интерес? – Итак, дорогая Виктория, добро пожаловать на Байконур. Именно отсюда, с железнодорожной станции Тюратам, когда-то началась история города и космодрома. Сюда зимой пятьдесят пятого года прибыли первые строители. Начальство жило в вагонах, солдаты – в палатках. Возводили здесь и город, и пусковой стол стройбатовцы, военные строители, и называлось это место НИИП-5, пятым научно-исследовательским испытательным полигоном Министерства обороны СССР. А вообще, наш город столько раз менял свои имена и названия, как ни один, наверное, в СССР и в России. Изначально его называли десятой площадкой, или объектом «Заря». Потом переименовали в поселок Ленинский. Когда в шестьдесят первом году стартовал Гагарин, в открытой печати стали называть место старта Байконуром – чтобы сбить со следа иностранные разведки, потому что реальная станция Байконур от разъезда Тюратам, куда вы прибыли, находится километрах в двухстах. Потом какое-то время, в шестидесятых, когда сюда французский президент приезжал, город именовали Звездоградом, даже знак на въезде соответсвующий стоял. Но потом назвали его довольно скучно, Ленинском, а вот теперь он, наконец, именуется Байконуром официально.

– Вы прям уже экскурсию мне начали проводить, – хихикнула я. Получилось как-то глуповато.

– Просто я очень эти места люблю и обожаю про них рассказывать.

– Это ваша родина?

– И да и нет, – уклончиво отвечал мой чичероне и не стал развивать тему.

Справа от дороги промелькнула высоченная мечеть с подсветкой, надписи на казахском языке.

– Держу пари, при советской власти этого не было, – заметила я.

– Да, мечеть – достижение последних времен. А вообще, мы находимся на территории суверенного Казахстана. Россия арендует Байконур – космодром и город – до две тысячи пятидесятого года. Сейчас мы проедем КПП и в каком-то смысле окажемся на Родине. У нас здесь российская полиция и прокуратура, и «дыпс». И российские номера на машинах с индексом «девяносто четыре». Рубли имеют хождение наряду с тенге. И мэра назначают совместным указом двух президентов.

На КПП машину остановили, охранник внимательно осмотрел салон, поинтересовался, внесена ли я в список.

Мы въехали в город. Денис вещал с переднего сиденья, полуобернувшись. Голос у него был приятный и обволакивающий, но лица его очаровательного в полутьме салона практически не было видно, и слава богу – ведь его красота меня слишком деморализовала. Следовало как-то привыкнуть и прийти в себя.

По обе стороны замелькали дома. Типичный советский городок. Четырех-, пятиэтажки, хрущобы. Кое-где светятся редкие оконца полуночников. Никаких реклам или сетевых магазинов. И ни одного дома постройки девяностых. В основном – хрущевки из панелей или силикатного кирпича. Казалось, город заснул где-то в восьмидесятых и до сих пор спит.

– Мы едем по проспекту Королева. Раньше это была прямая дорожка на космодром, ведущая от центральной площади и штаба. Но в конце восьмидесятых последний километр проспекта сделали пешеходным, появился наш собственный Арбат.

Покружив по переулкам – дома здесь сменились на сталинские, – мы выехали на площадь и подрулили к гостинице. Гостиница оказалась очень советского вида и называлась «Стартовая».

Денис бросил водителю: «Не жди, я потом пройдусь». Достал из багажника мой чемодан и проследовал со мной к администратору. И да, в лобби сидела именно администратор, а не рецепционистка – дама, крашенная в жгуче-черный цвет, с затейливой халой.

Мой гид о чем-то поговорил с ней, причем тон у него был заискивающий. Он попросил мой паспорт. Дама царила.

Наконец Денис протянул мне ключ. Ключ и на самом деле оказался ключом, а не магнитной карточкой.

– Вай-фая здесь в номерах, к сожалению, нет. Только в холле на первом этаже. Но я завтра, если хотите, куплю вам казахскую симку. Через нее интернета на время пребывания хватит.

– Очень хочу.

– Отопление у нас в городе уже отключили, но я попросил принести вам в номер обогреватель.

– Ну и дыра.

– К сожалению, это лучшая гостиница города. Есть еще так называемая французская, она по факту чуть приятней. Выглядит как трешка или максимум четверка в Париже – но там номер, на минуточку, стоит минимум триста пятьдесят евро за ночь. Хотите переехать?

– Что ж, за тридцать лет капитализма на Байконуре не смогли нормальных гостиниц построить?