Три последних дня E-Book

Анна Литвинова

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Krimi
• Serie: Две звезды Российского детектива
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 385

Beschreibung

Не ожидала Таня Садовникова такого от мамы! Приехали вместе на респектабельный курорт Карловы Вары, а там родительница окунулась в любовь, как девчонка. С Мирославом Крассом Юлия Николаевна познакомилась еще в молодости, но тогда иностранец загадочно исчез, чтобы эффектно появиться спустя много лет. Ах, как красиво он ухаживал! Увез возлюбленную сначала в морской круиз, а потом на уютный островок в Карибском море. Вот только Таня не поверила в сказочную любовь и попросила отчима, бывшего мужа Юлии Николаевны полковника Ходасевича проверить Мирослава по своим каналам. Тот узнал: Красс был замешан в дерзких ограблениях музеев, и это далеко не все в его «послужном списке». Что же Мирослав затеял на этот раз и зачем ему понадобилась Танина мама? Боясь узнать об этом из криминальных новостей, Садовникова спешно вылетает на Карибы…

Leseprobe

Анна и Сергей Литвиновы Три последних дня

Москва. Таня Садовникова

Таня любила его – как никого в жизни.

Красив и мужествен, словно античный бог. Образован. Хорошо воспитан. А еще остроумный, заботливый, всегда неожиданный.

Когда Стас пригласил ее на первое свидание, Садовникова не сомневалась: поведет ее в шикарный ресторан – а как иначе?

Однако они оказались в крошечном восточном кафе. По интерьеру ближе к столовке, официанты – мрачные, небрежно одетые джигиты. Ее платье с открытой спиной и высокие каблуки смотрелись здесь совсем неуместно. Но что в убогой кафешке была за еда! Нежнейший, истекающий соком шашлык. А закуски! Тоненькие, будто из кружева, баклажаны с изысканной начинкой. Фантастического вкуса домашний сыр. Вино, рядом с которым меркли любые французские…

– Как ты раскопал это место? – в восхищении вымолвила Татьяна.

А молодой человек серьезно ответил:

– Но тебя ведь дорогим рестораном не удивить.

Отвернулся от неряшливой продавщицы, что навязывала посетителям помятые розы, и лукаво добавил:

– И цветами тоже.

Махнул официантам – и перед Татьяной появилась огромная корзина. А в ней контрабандное грузинское вино, гранаты – каждый весом по килограмму, виноград – размером, больше походивший на сливы.

Давно за ней не ухаживали столь эффектно. И если честно, давно не ухаживали вообще. Вся жизнь вертелась вокруг работы, магазинов, фитнеса, заграничных отпусков, посиделок с подружками, случайных и недолгих романов. Мужчины – настоящего, на всю жизнь! – Садовникова не нашла до сих пор.

С красавцем спецназовцем Александром (познакомились во время последних Таниных приключений на Кубе) тоже не сложилось. Слишком они оказались разные. Тот пусть милый, но вояка до мозга костей. Солдат, не знающий слов любви. Постоянно по командировкам. К тому же зарабатывал совсем скудно. А развлекаться за Танин счет гордец отказывался. Вот и приходилось проводить вечера в кино или в дешевых кафешках. Однако подобный всегда одинаковый досуг Садовниковой быстро надоел – слава богу, давно не студентка.

– Ты, Танька, к мужикам слишком требовательна, – ставили диагноз подружки. – Подавай тебе обязательно умных, красивых, обеспеченных, спортивных. А ведь не девочка уже – пора планку снижать.

Только мама продолжала убеждать: ты, дочка, красавица и умница. Найдешь еще своего принца. Самого лучшего в мире. Просто подожди немного.

Таня пока не знакомила Стаса с Юлией Николаевной, но не сомневалась: мамуле он понравится. Не очень богат, но горд. Молод, однако не по годам мудр.

Несколько месяцев Садовникова была просто беспечно счастлива. Романтичные вечера, жаркие ночи. Уик-энды – в Санкт-Петербурге, Париже, на загадочном Валааме. Причем платил – хоть за Фонтанку, хоть за Елисейские Поля – всегда Станислав, а когда она предложила в духе времени разделить расходы, спокойно откликнулся:

– Женщина, не надо глупостей.

Хотя зарплата у него – уж Татьяна-то знала прекрасно! – самая обычная, средняя по Москве.

Откуда знала? Потому что работали вместе. Молодой, недавно после института (не какого-нибудь, а университета Лос-Анджелеса) парень пришел в рекламное агентство под ее начало.

Обычно с новичками (Татьяна знала прекрасно!) одна морока. Практической пользы – ноль, зато амбиций море. Но Станислав оказался не чета прочим. Идеи его действительно были свежи, необычны, ярки. Таня сразу начала привлекать молодого специалиста к всеобщим мозговым штурмам. Ну, а однажды задержались вечером в офисе. Вдвоем. Случайное касание, взгляды встретились. И закипел очень быстро – не легкая интрижка, а настоящий роман.

«Красивая пара» – называли их в агентстве. Одна лишь Танина ассистентка укоризненно качала головой. Неустанно капала Садовниковой на мозг: перспективы-то у вашего союза какие? Стасик твой младше, ты ему – шефиня. Да еще, докладывала, мужчина Таниной мечты охотно юниц-стажерок на бизнес-ланчи выводит, когда начальницы в офисе нет.

– Ты думаешь, я к стажеркам буду ревновать? – хохотала Татьяна.

И поручала Станиславу все более ответственных, придирчивых, сложных клиентов. А когда агентство пригласили участвовать в фантастическом тендере – кусок пирога ценою во многие миллионы! – конечно же, подключила любимого человека к разработке концепции.

Задача перед ними стояла вывести на рынок новую марку чипсов. Заказчик был готов вложить в ее продвижение огромные деньги – сто миллионов долларов. Но требовал, чтобы товар его в первый же год обогнал «Принглз» и «Лэйз», вместе взятые.

Голову ломали беспрерывно в офисе, даже во время сладких вечеров-ночей. Идей неплохих возникла целая череда, но все они, огорчалась Татьяна, всего лишь достойные. А вовсе не гениальные.

И вот Садовникову наконец осенило.

Как многие озарения, эффектнейший ход придумался совершенно неожиданно. Часов в девять вечера после рабочего дня. За рулем, когда она стояла в глухой пробке на пути в фитнес-клуб.

Поддерживать в форме тело – когда у тебя молодой любовник – безусловно, важно. Однако Таня считала, что работа все же важнее. Потому выкинула из головы спортивный зал, наплевала на суровые нововведения в правилах движения – лихо развернулась через двойную сплошную. И помчалась обратно в офис.

Охранник, карауливший вход, удивленно вскинулся:

– Татьяна Валерьевна, вы же сказали, что тренироваться поедете!

– Стасик здесь еще? – бросила она на ходу.

– Д-да… – Страж отчего-то смутился.

А Таня даже лифта ждать не стала. Прыгая через две ступеньки, помчалась на третий этаж, в кабинет подчиненного. Когда уже шла по коридору, услышала: во владениях любовника звонит телефон. Потом только поняла: охранник, добрая душа, проявлял мужскую солидарность.

Однако она бежала к Стасу настолько быстро, что замести следы ее любовник не успел. Застала, словно в плохом анекдоте: он в распахнутой рубашке, брюки тоже расстегнуты. Ну и стажерка – восемнадцатилетняя, наглая. Девица даже не смутилась – поглядывала на Татьяну почти с вызовом.

Тем сумасшедшая любовь и завершилась.

Сцены ревности Таня устраивать не стала.

Заявление об увольнении по собственному желанию, что на следующее утро с покаянным лицом протянул ей Стас, тоже не подписала. Тихо произнесла:

– Успеешь еще уволиться. Сначала – глобальный тендер.

– Таня, я… я просто идиот, – склонил он голову. – Я… Может быть, мы…

– Стас, все потом, – отмахнулась она. – Мне вчера в голову идея пришла. Слушай!

– Танечка… – вновь перебил ее Стас, и лицо его посветлело. – Я думал, ты не захочешь меня видеть.

– Я действительно не хочу тебя видеть, – пожала она плечами. – Но тендер без твоих мозгов нам не взять.

И уже безо всякой романтики в личных отношениях они продолжили сотрудничать.

Работа в тандеме, что удивительно, даже при отсутствии любви ладилась. Очень хорошо дополняли они друг друга – не только, оказывается, в постели, в творческом смысле тоже.

Только вот ехать в Нью-Йорк – представлять концепцию большому боссу, мистеру Крамли – Татьяна отказалась категорически. Станислав отправился в город огромных возможностей один.

* * *

Она наблюдала за тем, как проходит презентация, в режиме онлайн. Выглядел Стас, надо признать, потрясающе. Уверенный в себе, холеный. Безупречно подстрижен, белизна рубашки оттеняется эффектным галстуком. Костюм сидит – будто дорогой портной постарался (хотя покупали его вместе с Таней в довольно заурядном магазине).

Во главе стола восседал большой босс, мистер Крамли. Окружала его многочисленная свита: заместители, исполнители. Настоящий Вавилон – американцы, европейцы, азиаты. Лучшие рекламные умы мира. За панорамными окнами головного офиса сверкала витринами Мэдисон-авеню.

Конкуренция жестокая – за лакомый контракт боролись двадцать филиалов.

В том числе российский офис, представлять который должна была она.

Садовникова забыла, что давно дала себе зарок не хмуриться, беречь лицо от морщин. Сдвинула брови, прикусила губу…

Верная помощница сочувственно прошелестела:

– Танюшка… ох, как бы ты там смотрелась!

– Да уж неплохо бы! – буркнула Татьяна.

Однако за ошибки – особенно в делах любовных – приходится расплачиваться.

* * *

Рекламировать чипсы сложнее всего. На машине – на любой! – можно ездить, с помощью туши – визуально увеличивать ресницы, пивом – поднять себе настроение. А какой толк от чипсов? Сплошные глутаматы натрия, другие вредные добавки, избыток соли и грандиозное количество калорий. Если уж рискуешь врать об их полезности – нужно делать сие чрезвычайно убедительно.

…Ролик, что представил на высокий суд Станислав, выглядел именно так.

Снят он был в парке. На экране – множество людей с отрешенными лицами пинают деревья. Выполняют свою бессмысленную работу старательно. Не отвлекаются. Пинок, еще пинок. Далее следует крупный план героя – забавного, ослепительно рыжего парня. Тот тоже послушно бьет ногой по дереву. Один раз, другой. Потом вдруг останавливается. Говорит – сам себе:

– А зачем я это делаю? Почему я должен быть, как все?

Он повышает голос:

– Почему я должен, как все, – есть вредные, отвратительные на вкус чипсы?

Прочие актеры начинают оглядываться на него, а парень произносит еще громче:

– Я хочу настоящей еды! Чипсов из натурального картофеля! Богатых витаминами, минералами!!

Все больше и больше народу внимает его речам, а главный герой уже кричит:

– Я хочу есть только качественный продукт, и я его получу! Чипсы «Принлэйз» – лучшее, что изобрел человек!..

Выглядел актер чрезвычайно убедительно (Таня лично руководила кастингом). Массовка тоже не подкачала. Да и прочие составляющие – музыка, свет, звук, костюмы – оказались выше всяких похвал.

Танина помощница, тоже наблюдавшая за презентацией, даже выдохнула:

– Сильно! – И с детской обидой обратилась к Садовниковой: – Но совершенно нечестно. Это ведь все вы придумали! А представляет – Стасик!!

Она с ненавистью посмотрела на экран.

Татьяна тоже не сводила глаз с картинки. Внимательно вглядывалась в лица большого жюри. Ловила ускользающий взор большого босса… Ага. Некоторые (очень немногие) – поняли. Остальные пока пребывают в восхищении.

Дядечка, сидящий справа от мистера Крамли (по виду – первый его заместитель), вкрадчиво спрашивает Станислава:

– Интересное решение. И кто же автор концепции?

– It’s me[1], – скромно улыбается молодой человек.

– Ну какая сволочь! – выдыхает ассистентка.

А на устах предателя расцветает победительная улыбка.

Тут в разговор наконец вступает шеф, господин Крамли. Он смотрит прямо Стасу в глаза и сухо произносит:

– Ты, мать твою, историю рекламы в институте изучал?

– Чего он сказал?.. – помощница озадаченно смотрит на Татьяну.

– Кажется, непечатное, – хмыкает Садовникова.

А большой человек повышает голос. Говорит он по-английски – Таня для помощницы с удовольствием переводит:

– Тебя подставили, парень! Если б ты имел хоть толику мозгов – ты бы об этом догадался! Кто ж тебя так, а? Кому ты насолил?..

Лицо Стаса скомкано в недоумении.

Свита мистера Крамли тоже в смущении – люди переглядываются, что-то шепчут друг другу.

А Таня неприкрыто ликует.

Полезно иногда бывает познакомиться с творческим наследием босса. Того самого легендарного мистера Крамли, который в рекламе с семнадцати лет. Начинал в ЮАР, в никому не известной фирме. Пришел туда мальчиком с улицы, без образования, без опыта. Однако осмелился нахально заявить начальникам: «Все, что вы делаете, – полная лажа!»

Те оказались людьми неглупыми. Предложили:

– Сделай лучше.

Тогда – тридцать пять лет тому назад – мистер Крамли и придумал рекламную концепцию. Не для чипсов, правда, для бургеров. Но все прочее полностью совпадает. Парк. Массовка, что бессмысленно пинает деревья. Восставший против бредового занятия главный герой. Его реплики. Даже слоган: «Лучшее, что изобрел человек!»

В ЮАР в начале восьмидесятых прошлого века эта реклама прогремела. Попала на Каннский фестиваль, отхватила приз. Однако ни в Европу, ни в Америку бренд не вышел, потому мировой популярности находка юного тогда мистера Крамли не снискала. Лично ему, правда, помогла сделать стремительную карьеру.

Только Стас ничего о том не знал.

Таня и себе, конечно, жизнь испортила. Пусть сама не участвовала в презентации, творческим директором московского офиса ей после такого фиаско уже не быть. Не уйдешь сама – выгонят.

Ничего. Дело того стоило. А в столице полно рекламных агентств, что будут счастливы заполучить ее в штат. Тем более многие знают, зачем она подставила звездного мальчика Станислава.

Его карьера теперь уж точно погибла безвозвратно.

А она – выкарабкается.

* * *

Испания. Горы Альпухаррос

Водить автобусы совсем не мечта поэта. Но что остается делать, когда в стране кризис, а жена – как ворона? Чем старше становится, тем чаще требует драгоценные блестящие камушки. А он своей el amor отказать не мог.

Зарплату, правда, платили хорошую. Маршрут красивейший, от горной деревеньки Тревеллез до Капилейры и дальше, в Гранаду. Ущелья, горы, пронзительный воздух, дремлющие по обочинам облака. Дорога опасная (в прошлом году из их сельца четверо на своих машинах разбились насмерть), но он, пусть водил неповоротливый автобус, ни разу в авариях не бывал. Изучил уже на родной дороге каждый поворот, выбоинку, малейший изгиб. Даже – высший шик – при встречных разъездах проезжал точнехонько по краю обочины, ни единого камушка в пропасть не сбрасывал.

В Капилейре, откуда был родом, все разумные люди предпочитали ездить на его автобусе. Пусть не очень быстро, зато всегда надежно и точно по расписанию.

Где-то в больших городах, далеких странах, он знал, на маршрутах водителю помогают кондукторы. У них в горах подобных излишеств нет: на входе – касса, самому приходится принимать деньги, выдавать сдачу и билет. Местные уже знали: водитель любит, когда дают ему под расчет, специально собирали монетки. А с туристами, да, приходилось возиться. Крупные купюры суют, по-испански не понимают. Зато наблюдать за ними интересно.

В последние годы в их скромную Капилейру (560 человек населения!) много народу приезжать стало. Хайкеры, байкеры. Альпинисты ночевали – утром уходили покорять трехтысячник Мулансен, до него от деревни пятнадцать километров на машине, а потом пять часов пешком. В буддийский центр, что тоже был неподалеку, йоги со всего света зачастили. Как везде, путешествующих пенсионеров полно. Ходят, горным воздухом дышат, вечерами угасают над morcilla[2] да пивом.

А на его автобусе по соседним деревенькам разъезжают. Особенно часто в Тревеллез ездили – местечко не самое уникальное, стандартный набор горных видов. Зато объявили себя ушлые местные жители «столицей хамона». На центральной площади с десяток магазинчиков, и в каждом под потолком – сотни и сотни копченых свиных окороков. Туристы как увидят – визжат восторженно, фотографируются. А самые неразумные в качестве сувенира окорока покупают. Водитель всегда про себя хихикал. Представлял, каково путешественникам будет таскать за собой свиную ногу весь остаток поездки. А потом еще требовать, чтобы вместе с нею пустили в самолет!

Но над туристами он хотя и посмеивался, но относился к ним, кормильцам, доброжелательно. Пусть шумные, зато деньги приносят всей их деревне. Поводы для размышлений дают. Есть что в собственном блоге записать – он, как все современные люди, его вел: «Почему русские всегда жалуются, что на горных дорогах их тошнит – но при этом обязательно пьют в пути пиво?» Или: «В действиях американцев никакой логики – носят футболки с рекламой organic food, но всю дорогу лопают гамбургеры».

А иногда попадались совершенные оригиналы. Как, например, сегодня.

В родной Капилейре в автобус залез один. Мужчина в годах, подтянутый, высокий, внешности европейской. Попросил на хорошем испанском билет до Тревеллеза, протянул два евро. (Водитель отсчитал тридцать восемь центов сдачи.) Испанец? Нет, в речи пусть легчайший, но есть акцент. Англичанин? Вряд ли, очень смугл. Серб, болгарин? Не похоже. Слишком для выходца из Восточной Европы сдержан.

Явно не местный, но на упоительные виды за окном – ноль внимания, хотя обычно народ по салону бегает, выгодный ракурс ищет. А у этого, кажется, даже фотоаппарата нет.

Сидит весь в мыслях своих, с кислым видом. Оживился странный путник единственный раз. Когда в Бубийоне, следующей после Капилейры деревеньке, в автобус вошла семейка Санчес, мамаша и дочка. Обе, благо время уже обеденное, поддатенькие, громкоголосые, одеты, как всегда, в черное, рыжие волосы встрепаны ветром.

– Милок, ты сегодня задержался на целую минуту! – жеманно приветствовала водителя младшенькая.

– Mas rapido, mi querido, llegamos tarde[3]! – озабоченно произнесла старшая.

Хотя он им много раз по-соседски советовал: хотите успевать на работу (трудились обе в Тревеллезе официантками) – выезжайте автобусом на полчаса раньше.

Дамы оплатили проезд, прошли через весь салон, развалились на пятиместном заднем сиденье (мамаша – прямо в сабо, но замечания ей водитель делать не стал: все равно неисправима).

А странный турист обернулся со своего третьего ряда и уставился на женщин.

– Ola! – кокетливо улыбнулась ему старшенькая.

Санчес-младшая (считала себя еще красоткой хоть куда) надменно фыркнула:

– Тебе чего, дедуля?

– Простите, дамы, – покаянно откликнулся мужчина.

Однако продолжал прожигать мамашу с дочкой внимательным взором.

«Чего ему до них?» – задался вопросом водитель.

И вдруг услышал, как путник очень явственно сказал:

– Эврика! Они ведь всегда были на одно лицо! Что тогда – что сейчас. Теперь, правда, обе старухи…

– Кто еще тут старуха? – нахмурилась мамаша.

Странный незнакомец не ответил. Отвернулся от женщин. По лицу бродила счастливая, немного сумасшедшая улыбка.

А водитель подумал: «Все-таки странные у меня на маршруте появляются люди…»

* * *

Карибские острова. Глэдис Хэйл

Ее многие считали странной, но Глэдис на всех плевала. Считала, когда бедный чудит, его называют глупцом. А богатых вроде нее именуют законодателями моды. Причуды же – если их, конечно, грамотно подать – становятся прекрасным поводом для пиара.

Пробовали, например, смеяться над ее домом. Мол, купила вместо особняка (как положено женщине более чем обеспеченной) почти развалины. Старый форт. А она в прессу дала пару карточек с выгодного ракурса: на одной сторожевая башня надменно нависает над морским берегом. На второй – крепостная стена с развевающимся флагом.

И пожалуйста, очень быстро подражать ей начали. Строить новодел в виде старинных фортов, смех! Но разве может даже самый талантливый архитектор воспроизвести архитектуру давних веков? К тому же современные строительные материалы, пусть искусственно состаренные, – совсем не то, что древние камни.

А когда немого дворецкого на работу взяла? Мало того, что насмешничали, еще крик подняли: Глэдис эксплуатирует инвалидов! Но однажды попала она с верным холопом в аварию, машина загорелась, двери заклинило. Любая нормальная прислуга в подобной ситуации впадает в глупую панику. А ее дворецкий присутствие духа сохранил, окна разбил, хозяйку оттащил в сторону, прежде чем машина взорвалась. Тоже теперь народ завидует, пытается верного вассала переманить.

«Глэдис. Ты слишком сильная, это тебя не красит», – укорял ее бывший муж.

Но если б она была слабой – разве смогла бы стать тем, кто есть? Без родительского наследства, без всякой поддержки выбиться в люди? Первая работа ее была – кошмар! – горячие сосиски на улице продавать. А теперь она хозяйка крупной компании. Журналисты охотно верят в красивую сказку: мол, сначала торговала в передвижной палатке. Накопила денег – наняла помощников, купила еще пару торговых точек. И по ступенечке, по шажку – к нынешним ее миллионам.

Не совсем, конечно, правда. Хотя пахала она всегда как вол, безо всяких отдушин, на маникюр впервые сходила, когда тридцать лет исполнилось.

Но от честного «купи-продай» до реального богатства, увы, огромная пропасть.

И она, Глэдис, придумала – сама! – как ее преодолеть.

Мало того, что план разработала и осуществила. Куда больше гордилась тем, что смогла сохранить, приумножить состояние. И не попалась.

А теперь, в свои сорок с хвостиком, действительно она могла позволить себе все. Одевалась у лучших модельеров, занималась фитнесом с личным инструктором. Покупала только очень дорогие натуральные продукты. Путешествовала по миру, появлялась в свете с эффектными, мускулистыми мальчиками. Причем те – предмет особой гордости! – вовсе не воспринимали ее как старуху. Мало того, что за собой следила тщательно, еще старалась молодой душой оставаться. Могла протанцевать целую ночь, совершила восхождение на Килиманджаро, постоянно платила штрафы за превышение скорости.

Но в свой тайный мир не пускала никого. Общалась с ними только наедине. Разглядывала их — при свете дня и в легких сумерках, ранним утром и при искусственном свете. Все остальное в мире, она считала, имеет свои изъяны. Одни ее сокровища – совершенны.

Разве смотрелись бы они в антураже пусть самого роскошного, но стандартного нового особняка? Совсем иное дело, в стенах старинной, повидавшей многое крепости.

Иногда, правда, ее охватывал страх: что найдется кто-то еще более умный и проницательный, нежели она сама. И он сможет подобрать ключ к ее тайне. А самое страшное будет, если тедвое – давний, мимолетный любовник (он же подельник) и гражданский муж – встретятся. Вероятность, конечно, мала на планете с населением в шесть миллиардов. Но ведь в мире иногда происходят даже самые дикие случайности.

Что ж. Оставалось лишь надеяться, что ей повезет.

* * *

Москва. Таня Садовникова

Ох, ну чего, казалось бы, сложного?

Любой психолог научит, что из-за мужиков расстраиваться не нужно. Не стоят они того! Любовные разочарования из сердца следует безжалостно изгонять, на хандру душевные силы не тратить. И вообще: жизнь одна, самцов – много.

Но, сколько ни внушала себе Татьяна позитивных мыслей, получалось как с диетой. Знаешь, что нельзя конфету, но все равно съедаешь. Сначала одну, потом вторую… Здесь она тоже понимала, что не о чем горевать, Стас – ничтожество и предатель. Но ничего с собою сделать не могла. Или уже будильник в биологических часах включился? Оглушительно трезвонил каждый раз, когда очередной поклонник не становился мужем и отцом?

Расставание со Стасом проходило, пожалуй, тяжелее всех ее расставаний. Слишком тот был (точнее, казался) совершенным. Слишком искренне она поверила в его поклонение, что будет с ним счастлива. Всегда…

Если б еще работой можно было отвлечься!

Однако из рекламного агентства – сразу после скандала с глобальной презентацией – Татьяна ушла по собственному желанию. Предложения о новой работе, конечно, были. Но, к сожалению, совсем не те, когда соглашаешься мгновенно, уже на следующий день знакомишься с личной секретаршей и обустраиваешь кабинет. Звали ее пока что в рекламные фирмы помельче, с зарплатой самой заурядной. Нет бы предложить – одному из лучших в стране спецов! – возглавить российский филиал крупного западного агентства. Или пригласить ее в Нью-Йорк, в команду Тони Грейнджера. Или хотя бы бонусами, вроде автомобиля с личным шофером, соблазнить.

Однако или в рекламе кризис, или она, Татьяна Садовникова, стареет, выпадает из обоймы. Что тоже совсем не повод для радости.

На сей раз даже давно испытанное средство спасения от хандры – поход к хорошему косметологу – не сработал. Таня поведала мастеру: сейчас, мол, в работе пауза, могу заняться собой на полную катушку. А косметологиня откликнулась гневной речью. Кожа у вас увядает, тургор снижается, глубина морщин увеличивается. Самое время для серьезных аппаратных процедур, не говоря уже о том, что надо гиалуронку с ботоксом поколоть.

Катастрофа на всех фронтах.

Как, интересно, иные пенсионеры умудряются – в одиноких квартирках, с грошовой пенсией, с кучей болячек – сохранять оптимизм? Взять, например, ее маму, Юлию Николаевну. Та, конечно, не совсем еще бабка, но морщины с Таниными не сравнить. Ботокс маме явно не поможет, только пластика. Устроить личную жизнь она тоже давно не пытается. Пару раз в месяц поругается для тонуса с бывшим мужем – вот и все общение с сильным полом. Пенсия несерьезная (впрочем, она гордячка, у дочери денег не берет). Опять же диагнозов медицинских у мамули огромный список. Таня, когда Юлия Николаевна ей жаловалась, особенно не прислушивалась, но, кажется, у матери в наличии гастрит, колит, цистит, не говоря уже о давлении, больных ногах и мигрени.

Однако голос ее всегда бодр. На помощь тоже готова явиться по первому зову. Только заикнись, что соскучилась по блинчикам или надо окна в квартире вымыть, примчится мигом.

Впрочем, Садовникова-младшая (еще со студенческих времен повелось) маму никогда в свою личную жизнь не пускала. Однажды попросишь блинчиков, другой раз – суп сварить, и вот уже мать околачивается в твоей квартире ежевечерне, бесконечно зудит на тему правильного питания, переставляет по своему вкусу мебель. А главное, учит, с кем встречаться, где работать, когда рожать детей и как вообще жить.

Пусть уж лучше она свою энергию в другие русла направляет. Посещает врачей, общается с подружками-клушками. Или самому своему любимому занятию предается: с несправедливостью борется, бюрократию пробивает.

Юлия Николаевна регулярно докладывала дочери о громких победах. То по просьбе соседок-мамаш она добилась, чтоб в подъезде построили пандус для детских колясок. То исключительно ее стараниями в доме капитальный ремонт делают – с заменой лифтов и окон.

Сегодня тоже мама позвонила возбужденная, радостная. Даже вечного вопроса: «Замуж не собираешься, наконец?» – не задала. Сразу принялась хвастаться:

– Представляешь, добила я их все-таки!

– Кого? – вяло поинтересовалась Татьяна.

Она валялась на диване – книжка оказалась скучна, телевизор, как всегда, туп. Пить в одиночестве не хотелось. Пусть мамины подвиги не самая интересная тема, но все-таки хоть голос родной.

– Чинуш равнодушных! – довольным голосом доложила Юлия Николаевна. – Кому только я не писала! В Минздрав, в московский департамент здравоохранения. С главным врачом поликлиники встречалась несколько раз. В благотворительные фонды обращалась. Ну и, наконец-то, восторжествовала справедливость, – она сделала драматическую паузу.

– Министром здравоохранения назначили тебя? – хмыкнула Таня.

– Ох, дочь, все бы тебе над матерью насмешничать! – отмахнулась Юлия Николаевна. И торжественно, будто номинацию на «Оскар» объявляла, закончила: – В нашей районной поликлинике поставили гастроскоп!

Тут уж Садовникова захохотала в голос.

А мать обиженно произнесла:

– Ничего смешного. Аппаратура такого уровня обычно только в серьезных больницах имеется. А я мало что его для районной поликлиники выбила, еще и самый современный достать удалось. «Олимпус». Поле зрения расширено до ста двадцати процентов.

– Да, это сильно. – Татьяна постаралась стать серьезной. Но от вопроса не удержалась: – Только тебе от этого какая польза?

– Как ты не понимаешь?! – горячо заговорила Юлия Николаевна. – Раньше ведь приходилось на гастроскопию в диагностический центр ездить. Сначала записываться, потом ждать до двух месяцев! А диагноз иногда надо незамедлительно поставить! К тому же добираться туда четыре остановки на метро, а потом еще три – на автобусе. Многим пенсионерам это тяжело.

– Мам, ну, я ж говорила тысячу раз: если гастроскопию сделать надо, звони мне! – проворчала Татьяна. – Я тебя и в хорошую поликлинику запишу, и оплачу все, естественно.

– Спасибо, Танечка, – мамин голос потеплел. – Но ты пойми: я не о себе забочусь. О других – бабушках одиноких, им помочь некому. Не у всех ведь есть такие замечательные дочки, как у меня…

– Добрая ты, мама, – хмыкнула Садовникова. – А толку? Зарплату за благотворительность не платят, даже спасибо тебе бабки небось не сказали – они все воспринимают как должное.

– Что ж, и пусть! – патетически воскликнула маман. – Главное, я сама знаю, что людям пользу принесла!

«Вот ведь энтузиастка!» – с оттенком зависти подумала Татьяна.

Сама она никак не могла себя заставить заботиться о ближних. Помочь, конечно, рада – но как? Благотворительные вечеринки, знала прекрасно, устраиваются обычно напоказ. А деньги, что с помпой собираются для сирот, часто достаются мошенникам. Однажды она отдала малообеспеченной соседке свой старый, но еще очень приличный компьютер. А та (сама слышала!) потом жаловалась всем, кто слушать желал, что Таня одарила ее «жутким барахлом».

Конечно, Таня могла бы тоже задаться целью найти тех, кто действительно нуждается в помощи. Но как-то все дела, дела…

Может, потому небеса и наказывают ее? За эгоизм, небрежение к чужим бедам, бесконечную и бессмысленную гонку: чтоб все выше зарплата, все престижней машина, экзотичней – курорты?

Настроение окончательно испортилось. Надо же было ей в придачу к неприятностям на любовном фронте еще и начать самоедством заниматься! Голова разболелась, заснуть ночью Таня никак не могла. Вертелась в одинокой постели, считала овец, слонов, убеждала себя, что руки-ноги расслаблены. Не помогало ничего – даже секретный, «шпионский» способ, коему ее научил любимый отчим, Валерочка. К тому же под балконом, будто назло, сигнализация на чьей-то машине квакала. Монотонно, негромко, но чрезвычайно противно. А спать в кондиционированном воздухе Садовникова не любила.

Попробовала от надоедливых звуков подушкой укрыться – жарко. Все же захлопнула окно, включила кондиционер и сразу чихать начала.

Вышла на балкон, вычислила нарушителя спокойствия, не удивилась – как всегда, серая соседская «Нексия». Вечно с ней проблемы: то хозяин (джигит Арсен) на газоне свой транспорт припаркует. То встанет во второй ряд – и Танину машину запрет. Еще одна забава – явиться посреди глухой ночи и врубить на беду всему подъезду горские напевы. А сегодня вот кваканье.

– Тоже не спишь? – услышала Таня.

Обернулась, увидела: на соседнем балконе стоит соседка, пожилая тетя Валя в байковом халатике поверх ночной рубашки. Держится за виски, причитает:

– Китайская пытка какая-то, уже трясет всю! – И робко предложила: – Может, зайти к Арсену? Попросить, чтобы выключил?

– В три часа ночи? С ума сошли, тетя Валя, – вздохнула в ответ Садовникова.

Она однажды пыталась ругаться с джигитом и потерпела сокрушительное поражение. Тот орал на нее, будто бай на служанку. А ночью к нему домой заявишься – вообще убьет.

Татьяна вернулась в квартиру, грустно подумала: «Что-то совсем я никчемная… Маман, вон, с целыми департаментами воюет, и успешно. А я даже с наглым соседом справиться не могу».

Однако – какие могла – меры все же приняла. И уже через четверть часа забылась в блаженном сне.

А разбудили ее в восемь утра истеричные крики на гортанном восточном языке.

– Чтоб тебя! – простонала Татьяна.

Выскочила из постели, подкралась к балконной двери, осторожно выглянула на улицу.

Арсен метался возле своей машины.

Все четыре колеса ее были спущены (ниппели Татьяна заботливо положила на капот). На капот же она высыпала все имевшиеся в доме (с трудом добытые!) запасы гречки. Судя по глубоким царапинам когтей – их было видно даже с третьего этажа, угощение окрестным птицам понравилось.

– Узнаю, кто это сделал, своими руками зарежу!!! – Арсен, явно в расчете на проснувшихся соседей, перешел на русский язык.

– Попробуй! – прячась за занавеской, злорадно улыбнулась Татьяна.

Настроение, на удивление, было шикарным.

Каждому, наверно, свое. Мама счастлива, когда людям поможет. А она гадость сделала – и тоже довольна. Впрочем, соседи, уставшие от выходок нахального горца, наверняка будут ей благодарны.

Таня закрыла все окна, включила кондиционер, вырубила телефоны, уютно устроилась под одеялом и с чистой совестью приготовилась спать минимум до полудня.

Однако уже в десять ее разбудил звонок в дверь.

Она попыталась укрыться под подушкой, но трезвонили назойливо, требовательно, потом еще стучать начали. Неужели Арсен вычислил преступника и явился разбираться?!

Садовникова накинула халат, прошлепала в коридор, рявкнула:

– Кто?

– Таня, немедленно открой! – приказали ей из-за двери.

Бог ты мой: мама! Что ей надо в такую рань?

Таня распахнула врата и напустилась на Юлию Николаевну:

– Мам, я, между прочим, сплю! И вообще, что за манера…

Не договорила. Вдруг заметила: лицо у Юлии Николаевны выглядит нереально, просто сумасшедше счастливым. Чего еще она добилась вдобавок к гастроскопу для родной поликлиники? Томографа?

А мама триумфально провозгласила:

– Таня. Ты сейчас упадешь. Представляешь – мне выделили квоту!

– На что?

– На лечение! За границей!

– Господи, кто выделил?

– Позволь мне пройти, – царственно произнесла Юлия Николаевна.

Прошла на кухню, устроилась за столом, велела:

– Чайник поставь.

Хотя обычно сама начинала хлопотать.

Таня, ухмыляясь, исполнила приказ. Уселась напротив матери. Велела:

– Ну, колись!

И та обстоятельно начала:

– Я тебе рассказывала по поводу гастроскопа. Большую работу пришлось проделать, обращаться во многие организации, фонды. Везде, конечно, оставляла контакты свои, анонимные обращения чиновники не рассматривают. И вот из поликлиники позвонили, спрашивают, у вас гастрит есть? Я растерялась, да, говорю, но зачем это вам? А они объясняют: мне путевка выделена! Оказывается, тем, кто на учете по желудочно-кишечным заболеваниям, положено! Раз в три года, путевка социальная, не только в Кисловодск, Ессентуки – еще в Венгрию, Чехию, даже в Баден-Баден! Но путевок, конечно, мало очень, распределяют исключительно по своим. А я ж запугала чиновничью братию – вот они и решили отправить меня с глаз долой!

– Куда, в Кисловодск?

– Нет, – гордо произнесла маман. – Я же сказала тебе: за границу. В Карловы Вары.

– Да ладно! – Таня против воли заразилась ее энтузиазмом.

– Клянусь! Уже все документы передали!

– Покажи, – велела дочь.

Юлия Николаевна гордо продемонстрировала пластиковую папку. Все чин чином: анкета на получение визы, электронный билет до Праги, ваучер на двухнедельное проживание в какой-то гостинице «Village».

Таня наморщила лоб:

– Не помню, где там такая. Я, правда, в Карловых Варах давно была…

– Я посмотрела уже – Интернетом, слава богу, пользоваться умею, – похвасталась маман. – От центра недалеко, двадцать минут на машине. А до автобусной остановки – две минуты пешком.

Таня хмыкнула, потянулась за ваучером:

– Подожди, а звездочек сколько?

– Нисколько, – вздохнула Юлия Николаевна. – Это даже не гостиница – называется пансион. Но с виду чистенько. Разве, – добавила почему-то обиженно, – мне люкс на халяву дадут? Путевка-то социальная…

– Кошмар, – проговорила Татьяна.

– Таня, от государства нашего хоть шерсти клок! – назидательно произнесла Юлия Николаевна.

– Мамуль, я, правда, в Варах особенно не лечилась… но там, по-моему, воду целебную надо три раза в день пить. Все источники, естественно, в центре города. Ты что, каждый раз будешь из гостиницы на автобусе ездить?

– Ну… буду утром приезжать. Гулять по городу. А вечером – обратно.

– А процедуры? Ванны всякие, массажи?.. Тоже в городе? После них, между прочим, надо обязательно отдыхать. В постели минимум полчаса.

– А, обойдусь! Главное – вода!..

– Нет уж, мама. – Таня брезгливо отбросила ваучер. – В эту дыру я тебя не отпущу!

– Таня, дареному коню в зубы не смотрят.

– Если хочешь лечиться – езжай… езжай, допустим, в «Дом Павлова» (Таня вспомнила название гостиницы, куда возил ее Вернер[4]). За путевку я, разумеется, заплачу.

– Не возьму я у тебя ничего. Тем более ты сама сейчас без работы, – мгновенно откликнулась маман.

Лицо сразу стало упрямое, гордое.

Садовникова вздохнула – изучила уже досконально мамин характер. Одалживаться та действительно не любила – даже у родной дочки.

Но отпускать ее в пансион под названием «Деревня»?..

И Таня сама не поняла, как с языка сорвалось:

– А давай в Карловы Вары вместе поедем!

– Ты… ты… – мамины губы задрожали. – Ты шутишь?

Вместе отдыхать они последний раз ездили, когда Татьяна закончила восьмой класс. И почти все время ругались. У Тани появился поклонник – мальчик из числа отдыхающих, Юлия Николаевна постоянно пеняла, что возвращается в номер дочь поздно, и однажды – о, ужас! – от нее попахивало пивом.

– Да почему же шучу. Я пока не работаю, деньги, к счастью, есть. Желудком, правда, не страдаю, но на водах можно нервы поправить. Мне не помешает.

– Ты… ты действительно хочешь поехать в Карловы Вары со мной? – недоверчиво спросила мать.

– Ну, да! Да! – Таня уже стала жалеть о своем порыве. Однако мужественно закончила: – Естественно, с тобой. Только не в пансион «Village», конечно. Я подберу нормальный отель.

– Что же, путевка, получается, пропадет?..

– Билет твой используем. А ваучер на гостиницу отдай какой-нибудь бабке из очереди на гастроскопию.

– А как она будет дорогу оплачивать?!

– Господи, мама! Ну, отдай ваучер вместе с билетом! Я другие куплю! Да, действительно, лучше полетим бизнес-классом!.. И не до Праги, оттуда ехать еще сто километров, – прямо до Карловых Вар.

И увидела: по маминой щеке покатилась слезинка. Вечно напряженное, грозноватое лицо смягчилось. Юлия Николаевна обняла дочку, чмокнула в щеку, вымолвила:

– Танюшка! Хороший ты у меня человечек!..

И горячо заверила:

– Ты не пожалеешь! Вместе гулять будем, болтать – как болтали, когда ты маленькая была!

«Ох, не умереть бы мне в этих Варах с тоски!» – безнадежно подумала Татьяна.

Но отступать уже было поздно.

* * *

Отчим позвонил ей тем же вечером.

– Танюшка, ты не заболела? – В его голосе звучала неприкрытая тревога.

– Да нет, Валерочка, с чего ты взял? – усмехнулась Татьяна.

– Вдруг едешь на воды. Да еще с мамой.

– Ну… – мужественно ответила Таня. – Надо ж хоть когда-нибудь выполнять дочерний долг! Я просто мудрею, остепеняюсь.

Успокоила Валерочку, положила трубку, грустно вздохнула. Сама уже корила себя за порыв вывезти родительницу на отдых. Но не отступать же теперь! Тем более что мама немедленно взялась готовиться к поездке. В тот же день доложила дочери, что купила специальный дорожный чайничек – чтоб прямо в номере можно было перекусить. (Какой смысл – когда у них «все включено», да и в округе полно кафе?) А также сообщила Тане, что записала ее в пресловутую районную поликлинику на прием к гастроэнтерологу.

– Зачем?! – ужаснулась дочь.

– А как же! Мы ведь в санаторий едем. Обязательно выписка из истории болезни нужна.

– Ну, лично я лечиться там не собираюсь, – буркнула Татьяна. – И болезней – тем более с историей – у меня нет.

– Гастрит у тебя наверняка есть, – пригвоздила маман. – Сколько лет одной сырокопченой колбасой да корейской морковкой питаешься!

– Вот и буду лечиться тринадцатым источником.

Таня, еще когда с Вернером в Вары ездила, запомнила: целебных вод в городке двенадцать видов. А тринадцатым называют «Бехеровку», ядреный, но приятный на вкус ликер.

– Алкоголь с лечебными процедурами, чтоб ты знала, несовместим, – авторитетно заявила Юлия Николаевна.

Таня же тоскливо подумала: «Ох, совсем она меня за две недели-то изничтожит!»

Хорошо хоть два одноместных номера заказала. Мама, правда, попыталась протестовать: «Зачем? Лишние расходы!» – однако дочь была неумолима:

– Во-первых, я храплю. А во-вторых… вдруг у тебя на курорте начнется личная жизнь?

– Ох, не надо, – как-то слишком уж поспешно откликнулась Юлия Николаевна.

– Да, ладно, мам, какие твои годы?

– Нет, Танечка. Давай мы лучше твою личную жизнь устраивать будем, – вздохнула та.

…А когда – очень быстро – все приготовления остались позади и самолет оторвался от земли, Юлия Николаевна, словно между делом, поинтересовалась:

– Танюша, а какой ты нам отель все-таки заказала?

– «Империал».

– Да ты что! – Щеки Юлии Николаевны зарумянились.

– Слышала о нем? Там Ротшильд останавливался, Штраус, Мэри Пикфорд, – небрежно перечислила Таня.

– Значит, я была в хорошей компании.

– Что значит – была? – Девушка в изумлении уставилась на мать.

– Я тоже когда-то жила в Карловых Варах в гостинице «Империал».

– Ты что, там уже бывала? – недоверчиво переспросила Татьяна.

– Представь себе.

– Когда?

– Очень давно. Тебе тогда только год исполнился. Туристическая поездка. От моего КБ.

– Ну, мама, ты даешь! Я-то тебя удивить хотела. Думала: ты за границу вообще впервые едешь, – с некоторой даже обидой произнесла дочь.

– Танечка, – твердо произнесла мать, – поверь: ты меня очень удивила. И очень обрадовала.

Глаза Юлии Николаевны подернулись мечтательной поволокой.

– Боже, бывает же такое! – патетически воскликнула она. – Могла ли я подумать… тогда… что когда-нибудь моя дочь вырастет, превратится в красавицу и повезет меня лечиться за границу – да в тот же самый шикарный отель?!

Тут еще стюардесса явилась. Подала им – единственным пассажиркам бизнес-класса – шампанское. Мама осторожно взяла бокал. Произнесла с уважением:

– Хрустальный…

– А, в бизнес-классе всегда так, – отмахнулась дочь. И продолжала укорять ее: – Нет, мам. Ты сразу должна была мне сказать. Поехали бы с тобой в Швейцарию, Германию, мало ли в мире мест? А то совсем по-дурацки получается. Побывать за рубежом всего дважды в жизни, к тому же в одной стране и даже в той же самой гостинице!

– Ох, Таня… – задумчиво произнесла мать. – Зато какие у меня с этим местом связаны воспоминания!

– Ты там впервые увидела маленькие бутылочки с шампунем? – насмешливо поинтересовалась Садовникова.

– Я там совсем другую жизнь увидела, – задумчиво и почему-то печально откликнулась Юлия Николаевна.

* * *

Давно. Карловы Вары. Юля Садовникова

Юля подумать не могла, что заграница ее настолько ошеломит.

Прежде почти не сомневалась, что живет она в самой лучшей в мире стране. Великой, сильной. Ехала в Европу – на радость руководителю группы – убежденным скептиком. «Чехи, карманное государство, чем они могут удивить?»

В итоге именно ее зацепило больше всех. Юлина идеологическая крепость пала сразу и безвозвратно. А ведь Чехословакия страна народной демократии. Что же тогда творится там, где (как пишут советские газеты) правит капитал? Все, что в Карловых Варах есть толкового, построено до войны. Коммунисты только приспособили буржуазные достижения под себя.

Роскошь старинного отеля – он располагался на холме, словно парил над городом, – Юлю поразила. Черепичные крыши городка, чистенькие улицы, неведомые доселе яства – кнедлики, крокеты, сочащаяся соком баранья вырезка – наполнили сердце восторгом. А чего стоило пиво, ледяное чешское пиво в запотевших бутылках, что подавали на обед и ужин совершенно бесплатно? А садовник, усталый, мудрый, в аккуратном комбинезоне, – он колдовал в примыкающем к отелю саду над нереальной красоты розами? Перехватил ее заинтересованный взгляд, приветливо улыбнулся и вдруг преподнес ей цветок:

– Для вас, прекрасная пани!

«Кормят так себе. И размещение среднее», – ворчали более опытные члены тургруппы. Но Юля – ей было двадцать пять, и она впервые в жизни вырвалась за границу – радовалась, как дитя. Словно узник, приговоренный к смерти и внезапно получивший свободу.

«Юля, держи свои восторги при себе, – пугали ее умудренные соратницы по поездке. – А то недолго из комсомола вылететь».

Но ей – честно! – впервые в жизни было плевать на комсомол, моральный облик и что о ней подумают.

Еще свою роль сыграло то, что она только из декрета. Целый год безвылазно просидела дома с грудной дочкой, Танюшкой. Ребенок капризный, болезненный – к тому же никто ей не помогал. Мужа не было, бабушка работала, жила в другом городе. А чтоб няню взять, даже мысли не возникло. Во-первых, дорого, а главное – не принято. Раз сама в декрете сидишь, с какой стати? Все семьи, когда дети рождаются, одинаково живут: год из жизни, считай, вычеркнут, сплошные пеленки, уборки, ночной плач, бесконечные приготовления морковных и прочих рекомендуемых врачами пюре.

Жила, как все, не сомневалась: иначе не бывает. А здесь увидела, как можно жить. В изумлении разглядывала хорошо одетых, ухоженных, сияющих мамаш при младенцах-картинках. Дамочки воркуют меж собой за столиками в кафе, отпрыски, практически без присмотра, резвятся на ступеньках. А мамам вроде все равно, что дети на холодном бетоне попы отмораживают. Про специальное питание для младенцев тоже будто не слыхали – подкармливают отпрысков со своего стола. То кусочком ветчины, то огурцом маринованным. Прямо в грязные руки потомкам суют.

Юля сначала, как это увидела, в ужас пришла. Полная безответственность! Антисанитария! Однако присмотрелась: вид у юных иностранцев здоровенький, щечки розовые. И главное, что ее поразило: пусть дети крохи совсем, а ведь умеют уже сами себя развлекать! Перебирают машинки, кукол, родительского внимания абсолютно не требуют. В то время как ее Танюшка пяти минут не могла играть в одиночестве – начинала канючить, добиваться маминого внимания. В отпуск отпустила с жутким ревом, Юля, пока в такси усаживалась, чемодан в багажник грузила, слышала в открытое окно безостановочный громкий плач и растерянные бабушкины причитания: «Ну, Танечка, золотце! Мамочка же скоро вернется!»

Всю дорогу до Карловых Вар дочкин горестный голосок в ушах стоял, и Юля почти не сомневалась: тревога за ребенка будет снедать ее на протяжении всего отпуска.

Она и снедала – ровно до того момента, как Юлия вдохнула местного целебного воздуха. Прошлась по спокойным, мощенным булыжником улочкам. Почувствовала себя частью ухоженной, сытой, благополучной страны. Сразу все домашние проблемы, хлопоты, безденежье стали казаться ничтожными, несерьезными. О дочке Юля вспоминала лишь у витрины очередного детского магазина. Видела изящное детское платьице, начинала лихорадочно прикидывать, может ли себе его позволить, и отчаянно жалела, что гордая была. Нет бы, как другие ушлые туристы, взять с собой на продажу часы «Полет» и фотоаппарат «Зенит».

Карловы Вары городок необычный. Тут все, как сообщила экскурсовод, лечению подчинялось. В центре каждый второй пешеход обязательно нес с собой кружечку для воды. Впрочем, минералка (коей здесь приписывали совершенно чудотворные свойства) Юле не понравилась. Кислая, пахнет железом. В шестнадцатом веке, наверно, правильно делали: вместо того чтоб воду пить, просто в ней сидели.

Впрочем, их группе время на посещение источников и лечебные процедуры отвели минимальное. Во главе угла, как полагалось в те времена, была программа визита. Встреча с трудящимися стекольного завода «Мозер», посещение дома, где в конце девятнадцатого века проживал Карл Маркс…

– А если сбежать? – спросила Юля с новой, удивительной для себя беззаботностью у соседки по комнате.

– Не думай даже: со свету сживут, – вздохнула та.

Однако высшие силы Юлечке помогли.

После первой же кружки ледяного пива у нее жутко разболелось горло, пропал голос, поднялась температура. Руководительница группы сначала ее обвиняла, что симулянтка, но потом все же пощупала Юлин лоб. Нахмурилась, потащила ее к врачу – местному, он вел прием в отеле. Тот поставил диагноз: ангина, но постельного режима не назначил. Наоборот, велел: обязательно три раза в день – утром, в обед и вечером – ходить в недавно отстроенную галерею Гагарина. Там под крышей (уверял доктор) бьет некий совершенно уникальный горячий источник, способный исцелить боль в горле почти мгновенно.

– А, ерунда! Лучше отлежусь, и олететрин[5] буду пить, – отмахнулась от сомнительного совета Юлечка.

Однако соседка по номеру, пожилая дама, пожала плечами:

– Странная ты. У тебя шанс какой – по городу одной погулять! А ты в постели валяться собираешься.

Группу их сразу после завтрака грузили в автобус, пересчитывали и под бдительным контролем руководительницы, экскурсовода и непонятного человека, которого все считали куратором из КГБ, увозили на мероприятия.

Юля же оказалась предоставлена самой себе.

В постели, конечно, не осталась. Оделась, вышла из гостиницы. Медленно прошла через отельный парк к канатной дороге. Спустилась в город к источнику. Воду (раз назначено) честно выпила – мелкими глотками, чтоб не стошнило.

А дальше побрела по дружелюбному, чистенькому городку куда глаза глядят. Рассматривала дома, прохожих. С особым вниманием их наряды. Пыталась разобраться, что написано на плакатах на чешском языке (пока что усвоила единственное слово – POZOR, в переводе на русский – внимание). Поражалась величественной красоте отелей. Ее особенно впечатлило огромное, с шикарной лепниной, явно старинное строение. Занимало оно целую площадь и называлось почему-то гостиницей «Москва»[6].

Горло, на удивление, прошло под вечер первого же дня (против обычной простудной недели).

Однако Юля, вкусив самостоятельности, за ужином продолжала хрипеть и покашливать. И руководительница милостиво дала санкцию: завтра продолжить лечебные процедуры.

Снова канатная дорога, обжигающе горячая вода из источника, неспешная прогулка…

Чувствовала себя Юля в горном воздухе городка (или то был воздух свободы?) изумительно. С огромным удовольствием ловила на себе заинтересованные мужские взгляды – а их оказалось немало! Причем и респектабельные господа косили глазом, и молодежь. Не то что дома. Там, когда она, встрепанная, мчалась с коляской в поликлинику или на молочную кухню, джентльмены поглядывали на нее разве только с сочувствием. В очередях называли исключительно «женщиной» или «гражданкой», вообще кошмар!

Юля там, в Союзе, почти смирилась: жизнь ее кончена.

А тут вдруг выяснилось, что за границей даже старухи лет под семьдесят выглядят и ведут себя, словно юные кокетки! Что уж говорить о ней, в двадцать пять-то лет!

Девушка охотно вступила в принятую здесь игру: распрямила плечи, мгновенно освоила походку от бедра, мягко и загадочно улыбалась в ответ на мужские взоры.

Расстраивало лишь то, что одета она не то чтобы бедно, но куда тяжеловеснее и скучнее, чем местные. Костюм (единственный приличный) у нее пусть пошит по фигуре, но цвет – жутко лиловый. И туфли тупоносые, на толстом каблуке, совсем не чета изящным лодочкам, в коих щеголяют местные дамочки.

Ох, обновить бы гардероб, вернуться домой европейской, утонченной особой!

Однако денег у нее было настолько мало, что Юля в магазины даже не заходила – чтоб искушения не появлялось. Приценивалась лишь к детским платьицам для Танюшки, ну, и маме надо обязательно кожаные перчатки купить за то, что пожертвовала собственным отпуском, согласилась присмотреть за внучкой. А для себя – ни-ни.

Но, странное дело, дома, в советской стране, Юлия славилась твердым характером. Если решала чего – всегда доводила до конца. Нельзя в отпуск, значит, даже мечтать не буду. Нет денег на мясо с рынка – поживу на «синих птицах» (тощих замороженных курочках из магазина). А тут сколько ни давала себе зароков – никаких магазинов! – а все ж в один забрела. В самый, причем, оплот буржуазии, в антикварный!

Вдруг увидела в ослепительно-чистом окне черную бархатную подушечку. На ней – ожерелье. Да какое! Настоящее произведение искусства, в советских ювелирных магазинах ничего даже близко похожего не видала. По центру огромный изумруд. Далее – крошечные золотые подвески в виде сердечек. Изящно, элегантно, но в то же время настолько эффектно, богато, стильно!

Вообще-то Юля, комсомолка, девочка из семьи трудовой интеллигенции, была равнодушна к украшениям. Владела, как многие советские девушки, единственным золотым колечком (мама подарила на школьный выпускной), да ниткой искусственного жемчуга, и считала: этого достаточно. Но тут остановилась перед витриной, будто завороженная. Солнечные лучи плясали в гранях изумруда, подвески рассыпались мириадами искр… Кажется, жизнь бы за эдакую красоту отдала.

«Эй, опомнись! Даже если были бы деньги его купить, куда тебе в нем ходить – на молочную кухню?»

Попыталась отвернуться, но рука уже тянулась к входной двери.

Звякнул колокольчик. Продавец, импозантный джентльмен в черном костюме, снисходительно оглядел ее скудный наряд, сухо кивнул. А она указала пальцем на ожерелье и выпалила по-русски:

– Сколько стоит?

Теперь по лицу мужчины за прилавком разливалось уже совершенно явное неодобрение.

«Ну да. Я даже не поздоровалась. И вообще чехи не любят, когда с ними по-русски говорят… Может, он меня просто не понял?»

Юля постаралась вспомнить уроки соседки:

– Добри день, колик то стои?..

Однако продавец ответил ей почти без акцента:

– Семнадцать тысяч крон.

Юля мгновенно сникла. Абсолютно нереальная сумма. Не только для нее – для рядового чеха (или словака) тоже. Средняя зарплата по стране три тысячи крон, им говорили.

– Спасибо, – грустно вымолвила она.

Каленым железом выжигать надо внезапно вспыхнувшую страсть к изумрудам!

Но прежде чем покинуть магазин, еще раз взглянула на божественной красоты ожерелье. Не удержалась – протянула руку, коснулась исходящего зелеными искрами камня: он, ей показалось, теплый, нежный, будто ласкал ее пальцы…

А нелюбезный продавец – он не сводил с нее презрительного взгляда – вдруг произнес отчетливо:

– Не трожь его своими грязными лапами!

Резкая фраза обожгла.

– Что? – отступив от драгоценности, растерянно прошептала Юля.

– Ненавижу! – Лицо мужчины исказилось болезненной гримасой. – Негодяи! Оккупанты!

– Я… я вам ничего плохого не сделала.

Оправдываться явно было не лучшим решением, потому что магазинный фанатик совсем взбеленился. Выскочил из-за прилавка, грубо схватил ее за предплечье. С пеной у рта, сбиваясь с русского на чешский, разразился гневным монологом. Начал, разумеется, с Пражской весны и советских танков. Дальше перескочил на совсем непонятное. Стал вещать про какой-то бетонный замок, будто он из-за него дом свой потерял, и виноваты, конечно, во всем русские.

А она будто под гипноз попала. Шевельнуться не могла, смотрела то на злобного продавца (глаза – коричнево-красные угли), то на ожерелье (успокаивающий зеленый с золотым), чувствовала, как в груди поднимается бессильный гнев… Но противостоять или хотя бы стряхнуть с плеча чужую руку – никак не выходило.

Мимо магазина, видела она, неспешной походкой фланирует народ. Но никому из них даже в голову не приходит заглянуть в антикварную лавку. Помочь ей – униженной, беспомощной, раздавленной.

Но вдруг молодой, хорошо одетый мужчина, что проходил мимо магазинчика, перехватил ее отчаянный взгляд. Резко остановился. «Помогите!» – одними губами шепнула Юлия. И он словно услышал ее. На чужом языке, сквозь стекло. Решительно распахнул дверь в лавку. Юля взглянула на него повнимательней и едва не зажмурилась: настолько мужчина походил на ее идеал. На того самого принца, которого она ждала всю жизнь и теперь, будучи матерью-одиночкой, даже не надеялась встретить.

Умное породистое лицо. Худощавый. В очках. Костюм безупречный, рубашка – свежайшая. С виду интеллигент, но сила в нем чувствовалась. По крайней мере, мерзкий продавец тут же оборвал свой спич, отпустил Юлино плечо. Учтиво что-то произнес, адресуясь к вошедшему на неведомом девушке чешском.

Тот ответил – коротко, решительно, резко. В магазинчике будто холодом повеяло. Злобный антиквар поник, сдулся… начал бормотать – виновато, покаянно.

Юля же, наконец, избавилась от своего оцепенения. Благодарить избавителя не стала – бросилась из ювелирной лавки прочь. Спас, ярким лучом в ее жизни сверкнул, уже благо.

А когда спотыкалась на неудобных булыжниках мостовой, вдруг услышала за спиной мужской голос – причем обратился к ней человек на безупречном русском:

– Подождите! Не убегайте!

Резко остановилась, обернулась – он. Тот самый, молодой – ее спаситель. Ну надо же: по виду совершеннейший чех (или словак). А по-русски говорит совсем без акцента.

«Поблагодарить, что помог, – и бежать!» – мелькнула мысль.

Однако вместо этого Юля вдруг разрыдалась практически на плече у абсолютно незнакомого иностранца!

Опять, как в злосчастном магазине, на нее будто оторопь напала. Послушно принимала у мужчины платок, вытирала глаза, далее, будто кролик за удавом, покорно последовала за ним в подозрительного вида подвальный бар, хотя руководительница группы строжайше предупреждала: «Никаких самостоятельных контактов с иностранцами! Тем более – тет-а-тет. И никакого совместного распития спиртных напитков!»

Однако они уже сидят за столиком, перед Юлией – стакан со сваржене вино[7], новый знакомый успокаивающе гладит ее по руке… И ощущение, будто знакомы они всю жизнь. Словно всегда, с детства, со школы, этот мужчина ее защищал, опекал, спасал.

Юлия хлюпнула носом, произнесла жалобно:

– Чего он привязался ко мне?

– Из-за «Термала», – усмехнулся красавец. – У папаши Гануша больная мозоль, тут все знают.

– Папаша Гануш?

– Ну, продавец. Из ювелирного магазина.

– А что за «Термал»?

– Гостиницу у нас строят. По проекту вашего советского архитектора. Махонин его фамилия. Под стройплощадку много домов снесли, школу. Гануша в Драговицы переселили. Это… ну… – Он на секунду задумался, потом перевел: – Вроде микрорайона нового. С панельными многоэтажками. А раньше он в старинном особняке жил.

– Я-то здесь каким боком?! – никак не могла успокоиться Юлия.

– Я Ганушу так и сказал! Пусть Брежневу претензии предъявляет, не тебе! – подмигнул ее спутник. И предложил: – Да забудь ты о нем. Давай лучше знакомиться. Меня Мирослав зовут. Или, по-русски, Слава.

– Юля, – представилась она. И зачем-то добавила: – Для друзей – Джулия.

Получилось весьма лукаво, хотя никто ее уже два года, с момента, как зачала дитя и выпала из веселой студенческой жизни, на английский манер не называл. Даже Юлю теперь редко слышала – чаще именовали мамашей.

– Джулия и Мирослав… – задумчиво произнес молодой человек. Улыбнулся загадочно. Добавил: – Неплохо звучит!

– Вы что имеете в виду? – фыркнула она.

Спутник не растерялся:

– Имена супругов, конечно!

– А вы шустры! – расхохоталась Юля.

И снова иронично подумала: «Я ли это?»

Кокетничать на самом деле она не умела и не любила. Серьезную любовь к своим двадцати пяти пережила лишь одну – причем завершилась она полным разрывом. Ну, и рождением ребенка, конечно[8].

В Карловых Варах, наверно, просто воздух дурманящий, разгульный. И вино – хмельное.

«Как бы в историю не влипнуть, – забеспокоилась Юля. Но тут же себя одернула: – Да ладно, парень – культурный европеец! Что он мне сделает?!»

Постаралась вернуть разговор от скользких тем в рамки светской беседы. Отодвинула подальше стакан с дурманящим красным вином. Поинтересовалась учтиво:

– Расскажите о себе, Мирослав. Вы работаете, учитесь?

Он не ответил. Накрыл ее ладонь своей, произнес задумчиво:

– Глаза у тебя – как… пруды? Нет, прости. Я русские слова забываю уже. Как озера. Глубокие. Бездонные.

Юлия смущенно потупила взор.

А он прижал ее ладонь еще крепче. Прошептал:

– Только грустные очень. Из-за этого идиота Гануша расстроилась, да?

– Ну… наверно, – пробормотала она. Хотя про злющего продавца давно уже забыла. Сейчас ее противоречия раздирали. Одновременно было хорошо и очень страшно. Хотелось и убежать, и чтобы этот прекрасный человек оставался рядом с ней. Всегда.

Он почувствовал ее напряженность, убрал руку, спросил:

– Может быть, я тебе неприятен?

– Нет-нет, что ты! – поспешнее, чем следовало, откликнулась Юля.

А Мирослав (в голосе его звучало нескрываемое удивление) произнес:

– Надо же, как бывает. Думал, что я – трезвый человек. Взрослый. Циник даже… – Он усмехнулся. Снова прикрыл ее ладонь своей, продолжил: – А встретил тебя – и голова кругом. Хотя всегда считал, что любовь с первого взгляда – сказки, пустая романтика. Девчачьи выдумки. Но сегодня просто лицо твое увидел за стеклом. Одно только лицо – и сразу в душе все… будто оборвалось.

Юля зарделась, опустила ресницы, украдкой взглянула на парня. Не похоже, чтобы он врал. Лицо счастливое, чуть недоумевающее. Но разве достойна она – неудачница, мать-одиночка в лиловом костюме – подобного красавца? Не подвох ли это? Может, он из белоэмигрантов (вернее, потомок белоэмигрантов)? И пытается ее (вспомнила инструктаж в выездной комиссии парткома) завербовать?

– Юлечка, Джулия… – нежно, будто пробовал на вкус, произнес Мирослав.

Коснулся ее щеки – Юлю сразу будто током ударило (как в сентиментальном романе, ей-богу!).

«Да что со мной творится? – испуганно подумала она. – Какая любовь, какой ток?! Мы через два дня уезжаем в Прагу, и вообще: у меня ребенок!»

Но тут же на саму себя прикрикнула: «Да прекрати ты! Расслабься! Не дергайся! У тебя просто отпуск. Заграница, свобода. Интрижка с потрясающе красивым иностранцем. Давно пора жить именно так!»