Вечники. Книга воды E-Book

Елена Булганова

• Herausgeber: Росмэн / Rosman
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Вечники
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 386

Beschreibung

Первая книга фэнтези-серии, вошедшая в шорт-лист VII сезона литературного конкурса "Новая детская книга". Когда-то давно Лида Весна уцелела в страшной катастрофе и с тех пор жила самой обычной жизнью. Но, приехав в маленький городок под Санкт-Петербургом, девушка знакомится с теми, кто обладает то ли потрясающим даром, то ли чудовищным проклятием… а кроме того, узнает, что тоже владеет сверхспособностями. Теперь Лиде нужно понять главное – кому можно довериться, а от кого следует бежать сломя голову, если ей дорога ставшая такой необычной жизнь.

Leseprobe

В серии «Вечники» вышли книги:

Книга воды

Книга огня

Книга земли

МОСКВАРОСМЭН2023

Тихая южная ночь взорвалась внезапно.

Только что мирно стучали по шпалам колеса, устало поскрипывали вагоны и свет миллиардов звезд не мог рассеять предрассветную бархатную мглу.

А потом небо стало зеркалом, и в нем заплясал огонь. Поблекли созвездия, и только луна, неестественно раздутая, мертвенно-сизая, стояла в высоте с упорством последнего выжившего солдата. Бесстрастно взирала она, как уцелевшие в катастрофе борются за жизни, свои и чужие. Эти люди мечтали на рассвете увидеть море. Теперь они жаждали лишь одного: выбраться из пылающих вагонов.

Израненная женщина бежала по насыпи, крепко прижимая к себе липкое от крови тельце ребенка. Взгляд ее был прикован к скудной россыпи огоньков в низине. Там были люди, была жизнь. Сельчане уже проснулись от грохота, все больше окошек загоралось в домах, все громче лаяли взбудораженные псы. Там конечно же найдутся врачи, больница, помощь.

Выбравшись на дорогу, женщина вскинула голову, на глаз измеряя расстояние до цели. Теперь село казалось дальше, а сил оставалось все меньше. Женщина позволила себе на миг остановиться и заботливо поправить обмякшее тело дочки с болтающимися, словно у тряпичной куклы, ногами и руками. Все еще можно поправить, если добраться поскорей.

Сухопарая фигура вынырнула из тьмы и деловито зашагала в сторону женщины. Сердце матери забилось в надежде — она так уверовала в чудесную помощь, что готова была ждать ее от любого случайного прохожего. Ее лишь немного смущала мысль о том, что фигура движется неестественно быстро. Пара мгновений — и вот она уже рядом.

Это была пожилая сельчанка с блеклым лицом и неприбранными со сна седыми лохмами. Глаза ее мерцали во тьме, как гибнущие звезды, и в них отражался ночной пожар. Постанывали болотные сапоги до колен, развевался от быстрой ходьбы пропахший костром и потом дождевик. Под ним для тепла были поддеты куртка-косуха и плотные рейтузы. Шарф в крупную клетку плотно укутывал тощую шею.

Было что-то пугающее в этой ночной страннице, и в другой ситуации мать первым делом укрыла бы от нее свое сокровище, дочь. Но сейчас любая странность дарила надежду на чудо. Женщина бросилась старухе наперерез.

Та глянула мельком на несчастную мать, ничего не спросила и лишь ступила в сторону, пытаясь ее обойти. Но женщина не собиралась так просто сдаваться.

— Бога ради, помогите мне! — взмолилась эта обычно насмешливая атеистка.

— Прости, милая, сейчас я слишком спешу, — откликнулась старуха хриплым и неловким голосом, как будто до этого момента ей годами приходилось молчать. — Иди в село, отыщи там помощь.

— Я не дойду! — в отчаянии крикнула мать. — А моя дочь умирает!

Словно в подтверждение этих слов она медленно осела на землю, и старухе с явной неохотой пришлось подхватить ребенка. Отведя пальцем слипшиеся кудри, она заглянула в застывшее лицо малышки и покачала головой.

— Помогите ей, — прошептала женщина, обнимая тощие ноги старухи. — Я знаю, вы можете. Просто сделайте это!

— Зачем ты просишь об этом, глупая? Твоя дочь юна и невинна, она войдет в новый мир легче, чем раскаленный нож входит в холодное желтое масло. Позаботься лучше о себе. У тебя еще могут быть дети. Если хорошенько подлечиться, конечно.

— Нет! — крикнула мать. — Мне не нужны другие дети!

— Подумай-ка получше, дорогая. Не обрекай ее на судьбу, может, тысячекратно более горькую, чем ранняя смерть. У всего в мире есть цена…

Но женщина не желала ее слушать. Она понимала лишь одно — старуха почти согласна ей помочь, и жарко целовала ее сапоги.

— Что ж, воля твоя, — вздохнула та. – Крещена ли малышка?

— Нет!

— В крайней ситуации крестить ребенка может и тот, кто не имеет священного сана. Здесь есть мать, умирающее дитя и я — его крестная. И вот я крещу тебя, дитя, во имя…

Дальнейшего женщина уже не услышала. Вкус железа во рту стал невыносим, звезды погасли, темнота погребла ее под своей свинцовой тяжестью.

Она очнулась на скрипучей кровати в палате с деревянными стенами и низким желтым потолком. В распахнутые окна вливался запах сопревших на солнцепеке трав. Смуглая темноглазая медсестра улыбнулась ей и проворковала ласково:

— Ну, вот мы и открыли глазки. Значит, скоро встанем на ножки.

— Где мой ребенок?! — в ужасе оглядываясь, выдохнула женщина.

— Ой, да шо ж вы так волнуетесь? На всю больницу прям караул кричите. Сейчас выгляну в коридор да покличу.

Она ненадолго скрылась за дверью и вновь появилась, ведя за руку малышку с пылающими от беготни и смеха щеками. Мать разглядывала ее так, словно не доверяла собственным глазам. Платье, сандалии и даже бант в волосах были чужие, но это была ее дочь. Девочка радостно бросилась к матери.

— А почему она не в кровати?

— Тю, с какой стати? — удивилась медсестра. — На тихий час мы ее в сестринской укладывали, а сейчас-то ужинать пора.

— Разве она не ранена? Не нуждается в лечении?

— Да не царапинки нема! — заверила девушка. — У ней вся одежка была в крови, вот вы и спужались. И хорошо, что прибежали сюда, прямо к доктору на операционный стол. А то осталась бы ваша доча… ой, да вы отдыхайте, а то мне от врача нагорит, — спохватилась она. — А мы в столовку побежим, пока всё без нас не съели, ага, Лидуня-красуня?

— Да, — чуточку снисходительно отвечала ей девочка.

Лида Весна ощутила себя изгоем раньше, чем пошла в первый класс. Все началось в тот несчастный год, который сначала забрал у них бабушку, а потом при крушении поезда серьезно пострадала мать. Когда они уже поздней осенью вернулись в Питер, стылая погода и затяжные дожди разбудили едва зажившие раны. И не было больше рядом улыбчивых докторов и красивых ласковых медсестричек, твердивших, что все обязательно будет хорошо. А те врачи, к которым теперь обращалась мать, хмурились и намекали, что очень скоро ее ждет инвалидное кресло. Чтобы освободить время для лечебных процедур, Вере пришлось устроить дочку в садик.

Поначалу все складывалось просто отлично. Воспитательницы были добры и откровенно любовались хорошенькой складной девочкой. Дети охотно звали новенькую в свои игры. Все изменилось, когда Вера впервые оставила дочку на полный день. После обеда послушная Лида скинула платье и нырнула под одеяло. Она не спала, но тихо лежала с закрытыми глазами, привыкая к новой обстановке. И вдруг из разных концов спальной комнаты с двух кроватей донесся громкий рев.

Прибежала воспитательница, и красные от рыданий мальчик и девочка, тыча пальчиками в сторону новенькой, заявили, что она пугает их и не дает уснуть. Воспитательница, оторванная от долгожданного обеда, раздраженно нависла над Лидой:

— Что ты тут учудила? Корчила рожи? Страшилки рассказывала?

Лида отчаянно затрясла головой: нет, ничего подобного она не делала. На следующий день рев повторился, и воспитательницы стали на время сна выносить кроватку Лиды в игровую комнату. Для других детей она немедленно превратилась в персону загадочную и подозрительную, играть ее больше не звали.

На прогулках одинокая девочка держалась поближе к воспитателям. Пристраивалась рядом с беседкой и ковырялась в песке. Как все отверженные дети, во время игры она втягивала голову в плечи и низко наклонялась к земле. И однажды услышала разговор воспитательницы и няни прямо над головой. Те, вероятно, сочли, что если у ребенка заняты руки, то отключается и слух, или попросту не заметили ее, так что говорили в полный голос.

— Не могу объяснить, — жаловалась воспитательница, — но меня до жути пугает эта Весна. Вот так посмотришь — славная, послушная малышка, а коснусь ее — и аж в жар кидает. Ладно я, но ведь и дети ее боятся.

— Должно быть, карма отвратительная, — со знанием дела поддержала беседу няня. — Родовое проклятие. Вон мать совсем молодая, а еле ноги таскает, отца и в помине нет.

— Ох, перейти бы мне с этой группы на младшую, пока нервы целы, от греха подальше, — громко вздохнула в ответ воспитательница.

Подобное раз за разом повторялось во дворе, в бассейне, в кружке лепки и рисования. Всегда находились дети, которые, едва познакомившись с Лидой, вдруг начинали от нее шарахаться.

Бывало и иначе. Некоторые ребята охотно играли с новой подругой, но их очень скоро утаскивали прочь встревоженные родители. А уже на следующий день дети обходили Лиду стороной, бормоча себе под нос одно и то же:

— Мне мама не разрешает с тобой водиться.

И всего через год из веселой и открытой девочки Лидочка Весна превратилась в мрачное и нелюдимое существо. На прогулке она всегда искала уголок подальше от людей, мать не раз вытаскивала ее из колючих кустов или глубоких оврагов. Если кто-то из детей подходил к ней и звал играть, Лида косилась на него из-под пушистой челки и сердито бурчала:

— Не хочу я с тобой играть. Уходи.

Еще через год Вера провожала дочь в первый класс. С немыслимым мужеством она постаралась в этот день обойтись без костылей, отлично понимая, какое неизгладимое впечатление произведут эти жутковатые приспособления на будущих одноклассников дочери. Путь до школы занял почти час. Лида молча шагала рядом, подстраивалась под натужный, с частыми остановками ход матери, и нещадно терзала пальцами головки багровых астр. От школы она не ждала ничего хорошего.

В школьном дворе Вера приклеилась спиной к железной ограде и велела себе улыбаться. Она смотрела на трогательных девочек с огромными букетами, на взволнованных, но отважных мальчиков и всей душой желала, чтобы они стали для дочери хорошими друзьями. Ну разве ее Лида этого не заслуживает? Потом перевела отяжелевший от боли взгляд на учительницу и подумала:

«Слишком стара. Уследит ли за всеми? Но конечно, и опыт колоссальный».

Дети, словно кидаясь с головой в воду, спешили познакомиться и подружиться. Но только не Лида, которая к своим семи четко усвоила, что любое знакомство всегда заканчивается плохо. Она изображала слепоглухонемую до того момента, пока учительница Надежда Юрьевна не возглавила их робкую колонну на пути в класс.

Первая же девочка, которой было предложено сесть за одну парту с Лидой, немедленно заныла, размазывая слезы по пухлым щекам:

— Не хочу с ней сидеть, она даже не разговаривает! Она страшная!

Лида вскинула голову и в упор посмотрела на учительницу, словно говоря: «Да, вот такая я ужасная. И что вы со мной будете делать?»

За сорок лет в школе Надежда Юрьевна повидала сотни детских трагедий и всегда немедленно вступала в незримый бой на стороне изгоя. Но сейчас она мучительно не могла сообразить, чем может отталкивать детей эта девочка, такая милая и грустная. Она пробежала взглядом по лицам ребят и выловила-таки восхищенные мальчишеские глаза.

— Что ж, Света, ты, возможно, потеряла шанс приобрести замечательную подругу на всю жизнь, — сказала учительница. — А с Лидой сядет Алеша Санин.

Самый маленький в классе мальчик распахнул рот от изумления, подергал себя за уши, словно сомневаясь, что они все услышали верно, а потом, забыв на полу ранец, бросился штурмовать стул рядом с Лидой.

В целом первые месяцы в школе не принесли девочке ни потрясений, ни особой радости. Она жила, отгородившись от всех невидимой, но крепкой завесой, раз и навсегда решив, что ее жизнь — это когда дома, с мамой, а остальное нужно лишь перетерпеть. Правда, и дома бывало несладко. Все чаще, возвращаясь из школы, Лида находила маму на диване стонущей от боли.

— Нужно сдаваться, — сквозь зубы приговаривала Вера. — Ложиться в больницу, чтоб меня малость подлатали. А то что я за мать такая: снова обед не приготовила. Сегодня же позвоню сестре — пусть приедет, поживет с тобой, пока меня ставят на ноги.

Но звонок сестре по неведомым причинам каждый раз откладывался. Понемногу Лида сама научилась и обед варить, и прибираться, и ходить по магазинам не просто с бумажкой в руках, а с четким планом в голове, что и из чего она собирается готовить.

— Сегодня у нас — проверка прописей, — объявила Надежда Юрьевна в начале второго урока. — На отметку.

Класс взволнованно загалдел — в первом полугодии им оценок еще не ставили. Лиду бросило в жар: она вспомнила, что к прописям вчера даже не прикасалась. А когда ей было выписывать строчки, если маме стало так плохо, что пришлось вызывать «скорую»? И врачи хотели забрать ее в больницу, но Вера категорически заявила, что ей не с кем оставить дочку. А вечером, собравшись с духом, все же позвонила сестре…

Лида испытала настоящее отчаяние. Она всей душой привязалась к своей первой учительнице и очень боялась ее разочаровать. Вдруг та, как воспитательницы в детском саду, возненавидит ее? Она была готова украдкой сунуть тетрадку под парту и соврать, что забыла дома — все лучше, чем сдавать без домашки. Но опоздала: учительница уже стояла рядом с ее партой и заглядывала в тетрадь.

— Хорошо, Лидочка, молодец, — как гром с неба, прозвучал ее добрый ровный голос. Надежда Юрьевна никогда не упускала случая похвалить нелюдимую девочку. — Вижу, постаралась — написано очень аккуратно. Твердая пятерка.

И ушла смотреть другие тетради. А Лида осталась недоумевать по поводу случившегося. Что это было? Издевка? Или она вчера сделала задание, а потом об этом забыла? Или произошло какое-то волшебство? Ведь почерк в прописях совсем не похож на ее обычные скачущие каракули. Случайно взгляд Лиды упал на неприметного соседа по парте — тот, как обычно, завесился русой челкой и почти уткнулся носом в парту. Его левая щека цветом напоминала свеклу в разрезе.

«Что это с ним?» — мимоходом удивилась Лида.

В следующем году ее сосед больше не появился. И все оставшиеся три года начальной школы Лида по большей части просидела за партой одна, чему была очень рада.

Остались позади экзамены за девятый класс, и тем же вечером Вера объявила дочери, что собирается сказать ей нечто важное. К тому времени на смену костылям уже давно пришла инвалидная коляска, с которой Вера обращалась, как с домашним питомцем: то покрикивала, мол, занимает много места да еще смеет скрипеть, то грозилась вышвырнуть на помойку, едва в ней исчезнет необходимость. А то разговаривала вполне дружески, называла Любашей и протирала специальной тряпочкой.

Сейчас мать сидела на кровати, соорудив из подушек нечто вроде трона. Лида опустилась на краешек стула и приготовилась слушать.

— Дочь моя, — торжественно начала Вера, — нас ждут великие перемены. Мы с тобой должны за лето сплавить эту нашу квартирку в надежные руки и купить что-то очень хорошее и просторное в пригороде.

— Зачем? — поразилась Лида, дитя центра, считавшая жутковатой жизнь на окраинах города, а уж пригороды воспринимавшая и вовсе как заповедники доисторического быта. — Нам и тут места хватает.

— Тебе — да, а вот Любаша недовольна. — Вера дружески потрепала истертое колесо. — Она просится пожить на природе.

— Мам, ну хорош прикалываться! Вечно ты со своими шуточками.

— А ты не критикуй мать. Моя северная сестрица выразила желание пожить с нами. И очень своевременно, потому что я сейчас немного сдала позиции. Временно, само собой.

— Что? — ахнула Лида. — Опять эта адская тетка из Мурманска? Да никогда!

Тетя Муза, старшая и сводная сестра матери, уже приезжала один раз, когда Лида училась в первом классе. Из того визита девочка хорошо запомнила, какие ужасные сны рождаются под воздействием чудовищного храпа с соседней кровати. А еще то, как тетка сказала ей на кухне, разливая по тарелкам густой багровый борщ: «Ты уже большая девочка, Лидия, и в состоянии понять, что болезни даются нам за грехи. Твоя мама стала калекой, потому что родила тебя, не будучи замужем».

Лида тогда метнула в нее чашку с горячим чаем, и через пару дней — мать едва успела вернуться из больницы — тетки простыл и след. Девочка очень рассчитывала, что навсегда.

— Она больше не станет расстраивать твой сон, — заверила мать, которой Лида изложила лишь часть претензий к родственнице. — В нашем новом доме у каждого будет своя комната. А без Музы нам не обойтись.

— Что ты, мам, обойдемся! Я сама могу ухаживать за тобой. А если ты меня стесняешься, то пойду работать и найму сиделку. Это ведь лучше, чем тетка!

— Так, яйцо, прекрати учить свою курицу, — нахмурилась Вера. — Если ты куда и пойдешь, то только в десятый класс тамошней школы. И будешь жить нормальной жизнью юного цветущего создания. А мы тут с сестрой по-родственному решим наши проблемы. Без всяких зловредных сиделок. Тетушка наша вовсе не плоха, просто заморозилась маленько на своем севере. И кстати, она прибудет с внуком семи годков от роду.

Девушка в отчаянии закатила глаза. Значит, все уже решено. Без нее.

— В коем души не чает и считает самым выдающимся ребенком тысячелетия. А по мне, так будет здорово снова услышать детский смех.

— Ха-ха, — выдавила Лида.

— И твой тоже. Прямо вижу в своем воображении, как вы станете играть и беситься и разносить в щепки наш уютный загородный домик… который нам еще предстоит найти.

То лето оказалось самым суматошным в жизни Лиды. Но все же через два месяца им удалось обменять квартиру на Петроградской стороне на небольшой, чуточку кособокий, потерявшийся среди одичалых яблонь дом в пригороде.

Понадобились героические усилия, чтобы перебраться туда со всеми вещами и растащить их по двум этажам новой обители. Ни с одной живой душой в Питере Лида не простилась, никому не пожаловалась на трудности переезда. Некому было жаловаться.

Первую ночь на новом месте она провела почти без сна, боязливо затаившись под одеялом и слушая скрипы и стоны дома-старичка. К этим надоедливым жалобам несмело присоединялось повизгивание мебели, втиснутой в непривычно узкое пространство, и заговорщический шепот деревьев за окном. Белые ночи уже миновали, а без рекламного зарева ночного города было жутковато, словно в склепе. Заснула Лида только под утро, почему-то успев подумать напоследок: «Не слететь бы завтра спросонок с лестницы».

Она проспала почти до полудня. Вскочила, сбежала заполошно вниз, мучаясь чувством вины, а там Вера, умытая и причесанная, готовила на кухне обед, почти лежа грудью на столе и подперев себя со всех сторон табуретками.

— Мама, зачем? — возмутилась Лида. — Я сейчас сама все приготовлю, а ты возвращайся в постель. Или в кресло.

— Ничего подобного, — отозвалась Вера, победно потрясая ножом. — До начала учебного года ты будешь только гулять, смотреть город и всячески развлекаться. А Любочка пусть пока остынет от моего тела.

— А что насчет тетки?

— Те-те-чки, ты собиралась сказать? Им со Славиком удалось достать билеты только на тридцатое августа. Пока насладимся жизнью вдвоем. Но я надеюсь поменьше видеть тебя до начала сентября, усекла?

Лида усекла и сразу после обеда отправилась на первую обзорную экскурсию. Город был ей интересен, поскольку врага стоит знать в лицо. Мир вокруг пока что казался опасным и чужим, словно другая планета. Но к школе она должна освоиться. Кажется, тут есть большой парк и заповедный лес. Когда от нее в очередной раз начнут шарахаться одноклассники, эти места могут стать надежным убежищем.

За пару часов прогулки Лида честно осмотрела и парк, и озёра, и центр города. А потом, утомившись от духоты — август выдался жарким, — достигла той границы, где лишь кованая ограда отделяла парк от леса-заповедника. Местные жители уже подсуетились и проделали в ограде удобные проходы, одним из них девушка и воспользовалась. И побрела, куда глаза глядели, по утоптанной каменистой тропинке.

Здесь было прохладнее, чем в парке. Тропинка, широкая вначале, скоро начала истончаться и делиться. Лес был исхожен вдоль и поперек, совсем ручной, ничуточки не страшный. И Лида придумала от скуки себе задание — отыскать краткий путь до своего нового дома, чтобы не таскаться всякий раз в обход через железнодорожный переезд. Шум электричек стал для нее надежным ориентиром.

Земля под ногами все больше пружинила и сочилась влагой. Болото давно осушили, загнали под слой грунта, насадили деревья, но оно все еще здесь, мечтает вырваться наружу и снова собирать смертельный урожай. Чмокает под ногами, словно облизывается. Лида сама не заметила, в какой момент ощутила тревогу. Электрички больше не шумели: возможно, перерыв в расписании? Вряд ли она заблудилась, поскольку не сходила с тропы. И могла в любой момент вернуться по ней назад. Но отступать от цели девушке не хотелось, да и слишком далек был обратный путь. А силы — на исходе.

Справа в гуще деревьев то и дело раздавался странный звук, будто вдруг распахивалась огромная заржавевшая дверь. И всякий раз Лида останавливалась и всматривалась в лес, словно надеясь эту дверь увидеть.

Потом вдоль тропы, совсем узкой, потянулась стена сухой травы выше человеческого роста. И у Лиды вдруг появилось крайне неприятное ощущение: там, за гигантской травой, кто-то следовал крадучись ее курсом. Несколько раз хрустнула ветка, прошуршал выбитый из лунки камень, в просвете между травяными зарослями мелькнуло что-то темное, большое.

«Так, немедленно возвращаться».

Она с клацающими от испуга зубами выбралась из этой кошмарной травы. Немного постояла, стараясь взять себя в руки. И торопливо зашагала в обратном направлении.

На повороте Лида обнаружила молодого человека, сидящего на поваленном стволе метрах в трех от тропы. Он обеими руками растирал правую щиколотку. Его всклокоченные волосы закрывали покрасневшее от напряжения лицо, и Лида уже собиралась проскочить мимо, но хитрый темный глаз из-под челки глянул на нее в упор, а насмешливый голос произнес:

— Снова хотите не заметить попавшего в беду?

— А разве вы здесь уже сидели? — вежливо осведомилась девушка.

— Конечно. Но вы так целеустремленно шагали вперед…

— И что с вами случилось?

— Я подвернул ногу и теперь обречен на мучительную смерть в лесу, — с готовностью сообщил парень. — До зимы сюда едва ли кто сунется — топкое место. Кроме кабанов, конечно. А зимой мой обглоданный скелет обнаружат лыжники.

— Зачем так мрачно? Забыли дома телефон?

— Никогда не брал его на пробежку. Ничто не должно отвлекать человека от его главного дела.

— Мне жаль, — вздохнула Лида. — Потому что я свой точно забыла. Но я могу при случае рассказать кому-нибудь о вашей участи. Может, вас еще успеют спасти.

— Это едва ли. Потому что вы тоже не дойдете. Эта тропа ведет не в сторону цивилизации.

— Как? — растерялась Лида. — Я же все время шла прямо. Специально, чтобы не заблудиться.

Парень вежливо хмыкнул:

— Вы, девушка, наверно, редко бывали в лесу. Он умеет дурачить новичков. Вот и вы попались. Если пойдете по тропе, то окажетесь у разрушенного моста. Перейти его все равно не сможете, придется или возвращаться обратно, или долго прыгать с кочки на кочку по полузатопленной местности.

— А куда идти-то? — совсем скисла девушка.

— Спасете обреченного? Поможете ему сделать первые шаги к жизни?

— Конечно, спасу, куда деваться, — вздохнула Лида и шагнула ближе.

— Хорошо. — Молодой человек, охнув, поднялся на ноги и оперся на плечо девушки. Тяжело оперся, не понарошку.

Лида поморщилась, но стерпела. Она очень хотела домой, лес-обманщик сделался ей ненавистен. Парень, хромая, сразу повел ее на боковую тропу, потом еще несколько раз свернул, так что у девушки скоро голова пошла кругом. Теперь вся надежда оставалась на травмированного, но опытного попутчика.

— Туристка? — спросил парень. — Меня, кстати, Андреем зовут.

— Что? Я Лида. И нет, мы сюда переехали. Жить. У нас дом в поселке.

— Вот как? Надо было предупредить. Это немного в другой стороне, но не бойся — отведу тебя прямо туда.

— А твоя нога? — Лида сама удивилась, как легко перешла с незнакомцем на «ты». Учитывая, что ее опыт вольных бесед с парнями равнялся нулю с несколькими жалкими десятыми после запятой.

— Она не посмеет спорить с хозяином, зная его свирепый нрав.

— Здорово. Но ты скажи, когда захочешь отдохнуть.

— Отдыхать, Лидочка, будем в травмпункте. Ты ведь меня не бросишь в этом лесу, где скоро останемся только мы с тобой?

— Почему это?

— Потому что надвигается большая гроза, и все в ужасе разбегаются по домам. А мы бежать не можем, верно?

— Ага. — Лида глянула вверх. Ох какая жуткая туча на половину неба! — Пойдем скорее! — взмолилась она. — Ты же знаешь, куда идти?

— Конечно. Слышишь крик электрички? Значит, там железная дорога, за которой ты живешь.

Лида прислушалась — нет, ни звука не слыхать. Может, оттого, что кровь пульсирует в висках, тащить на себе парня нелегко. Зато далекий удар грома саданул прямо по нервам.

— А знаешь, мы, пожалуй, спрячемся с тобой от грозы, — сказал задумчиво Андрей. — Тут есть одно дерево с такой густой кроной, что на нас ни капли не упадет. Сядем на мох и станем болтать, пока гроза не кончится.

— Мама с ума сойдет, — пробормотала Лида.

— Смотри сама. Направление знаешь, сориентируешься по шуму железной дороги. А я хочу остаться сухим.

— Да я тоже. И электричек я не слышу, — досадливо вздохнула Лида. — Ладно, куда идти-то?

— Позволь поведу тебя. — Андрей уже практически не хромал, возможно, расходился. Его пальцы так впились в кисть Лиды, что в другой ситуации девушка возмутилась бы, но сейчас было не до того.

Дождь все не начинался, хотя разбухшая туча провисла брюхом почти до земли. Андрей и Лида брели через чащу, спотыкаясь о корни. Парень больше ничего не говорил, даже не отвечал на вопросы, словно забыв о той, чью руку сжимал.

«Наверно, волнуется, что промокну», — успокаивала себя Лида. Но предчувствие чего-то куда более ужасного, чем гроза, уже проникало понемногу в ее сознание.

Впереди показался просвет, вроде как просека среди леса. И здесь снова была та противная трава, выстроилась круговым дозором вокруг дряхлого дерева с безвольно поникшими ветками.

— Ага, вот и милый дом, — пробормотал Андрей, тяжело втягивая ноздрями воздух, точно принюхиваясь.

— Все, я хочу вернуться. — Лида уперлась ногами в землю. — Мне нужно… туда… в другую сторону.

— Нет других сторон, — ухмыльнулся он, сжал ей плечо второй рукой так, что затрещали кости, и потащил дальше.

— Пусти меня! — заорала девушка, пытаясь вырваться.

— С чего бы это?

— Просто пусти!

— А я не хочу, — широко улыбнулся Андрей.

Сдаваться так просто Лида не собиралась, но парень упорно тащил ее в заросли сухой травы. Она уцепилась рукой за какой-то тонкий ствол.

— Так, быстро отпустил меня, гад! Иначе будет хуже.

— Правда? — уточнил Андрей, перехватывая ее запястье.

Лида в панике отшатнулась.

И вдруг Андрей замер, будто прислушиваясь к чему-то. Девушка разом воспрянула духом, завертела головой — сюда идут? Но, кажется, этот тип слушал что-то внутри себя. Лицо его сделалось испуганным и чуточку обиженным, узкие губы посерели, словно их припорошило пеплом.

— Что за?.. — пробормотал он. — Нехорошо мне…

И рухнул навзничь, увлекая за собой Лиду. Она едва успела вырвать руку из холодеющих пальцев и шустро отпрыгнула в сторону, еще не веря до конца в чудесное спасение. Хотела бежать без оглядки, но страх, что это может оказаться притворством и ловушкой, пересилил панику.

Лида осторожно приблизилась к Андрею, крепко сжимая в кулаке массивный ключ от ворот нового дома. Боязливо пару раз ткнула ногой в кроссовок, уже четко понимая, что парень окончательно и бесповоротно мертв. И только потом, рыдая от ужаса и облегчения, бросилась прочь.

Лес на этот раз оказался добр к ней и позволил почти сразу выбраться на опушку. Какие-то люди вывели ее в город, другие подвезли к отделению полиции. И здесь все завертелось мгновенно. Первым делом пришлось возвращаться в лес, теперь уже на полицейском «уазике», и девушка была бесконечно удивлена, когда без особого труда отыскала то страшное место. Настолько удивлена, что бесстрашно опознала труп и по возвращении в отделение согласилась немедленно ответить на вопросы следователя. Хотя имела полное право уехать прочь вместе с опекавшей ее врачебной бригадой.

— Ты можешь четко сказать, отчего он умер? — допытывался налитый нездоровой желчью полицейский чин. — Ударила ты его чем-то? Удачно толкнула? Не бойся, дочка, никто тебя за это не осудит. Наоборот, я лично тебе благодарность объявлю…

— Не била и не толкала.

— Вот так прям сам и упал, да? Схватил тебя и упал? Ох, счастливица! И что тебя в лес-то понесло, не слышала, что ли, про маньяка? Городской канал не смотрела?

— Вообще никакой не смотрела, — угрюмо ответила девушка. — Мы только переехали, не до того было.

— Ох, и дурочка ты везучая… показал бы тебе фотографии других жертв для острастки, да спать перестанешь. Ладно, успокойся и звони родителям, пусть за тобой приедут.

— Что? — переполошилась Лида. — Нет, зачем это, никуда я звонить не буду! У меня только мама, и она инвалид, ее нельзя беспокоить!

— Если о матери печешься, то не шляйся по лесам, — поддел ее полицейский и тут же схватился за оживший телефон. — Сделали вскрытие? И чего там? Точно сердечный приступ? Ну, дочка, везучая ты, в самом деле, — это он снова к Лиде обернулся, глянул вроде как с уважением.

А ее в этот момент волновало только одно:

— Вы слышите, я не стану звонить, мама все равно не сможет сюда приехать! Вы что, в самом деле, добить ее хотите? И вообще я домашний номер еще не выучила!

Через десять минут препирательств следователь сдался, подобрел и сам на личной машине доставил Лиду домой. По пути было достигнуто хрупкое соглашение: без особой нужды мать в известность ставить не будут, а если поставят, то лишь в присутствии врача. Связываться в случае необходимости станут по Лидиному мобильному. А она обязана, как штык, являться по вызову в отделение.

— Счастливая ты, — снова повторил на прощание мужчина. В тусклом сумеречном свете он выглядел совсем больным. — Только не обольщайся. Любое везение однажды сходит на нет.

Лида про себя усмехнулось: заканчиваться нечему, в первый раз только и повезло. Правда, по-крупному. А потом долго стояла у калитки дома, рассматривала свое лицо в маленькое зеркальце и гадала, нормально ли она выглядит, чтобы явиться перед материнским взором без угрозы себя выдать.

— Мама, скажи, что со мной не так? — этот вопрос она задала поздним вечером, когда убедилась, что опасность миновала и Вера ничего не заподозрила.

— А что с тобой не так? Ну, кроме того, что мать у тебя хуже мачехи, висит ярмом на твоей юной шее…

— Мам, ну хватит уже! И отшучиваться тоже хватит. Я ведь понимаю, не маленькая…

— И что такого ты там понимаешь? — заволновалась, заерзала на диване Вера.

— Ну, я раньше считала себя уродиной. Думала, в моей внешности есть что-то гадкое и это всех отталкивает. Я даже в зеркало лишний раз боялась глянуть. Но вроде ничего такого. Почему же от меня все вечно шарахаются?

— Да кто от тебя шарахается, что ты?!

— Все. Ну, почти все. И не делай вид, что не понимаешь, ты вечно напрягаешься, когда я говорю об этом. Мам, скажи мне…

— Хорошо, — вдруг сдалась Вера. — Я скажу, только, чур, не отправляй свою единственную мать в дурку. И лучше присядь.

Лида, сама напуганная материнским энтузиазмом — ведь столько раз заводила с ней подобные разговоры, и ноль результатов, — поспешно опустилась на край дивана.

— В общем, сама знаешь, когда тебе было пять лет, мы с тобой поехали на море, в Анапу, и по пути поезд сошел с рельсов. Ты что-нибудь помнишь об этом?

— Да не особо. Только больницу, и как медсестры со мной играли, а я все к тебе просилась. Я еще фильм в Интернете потом смотрела о той катастрофе. А что?

— Я говорила тебе, что ты совсем не пострадала, но это… не вполне правда. У тебя… в общем, много чего было сломано. — Тут Вера тяжело перевела дух, и Лида начала жалеть о заведенном разговоре. — Я не стала ждать, когда до нас доберется помощь, и побежала в ближайшее село. По пути встретила женщину, молила ее о помощи, а потом… отключилась, что ли. Очнулась уже в больнице на следующий день, и тебя привели ко мне целую и невредимую.

Лида вытаращилась на мать, пытаясь подловить ее на коварной улыбочке. Потом возмутилась:

— Ну, мам, опять твои шуточки! И что, после этого меня все стали бояться? Типа я в зомби превратилась?

— Ну, персонал больницы тебя просто обожал, — улыбнулась, вспоминая, Вера. — Я как-то тоже никаких страхов не ощущаю. По-моему, у кого-то просто слишком бурное воображение.

— И есть в кого, — пробормотала девушка. — Ну, а что хоть то была за женщина? Которую ты умоляла?

— Да, знаешь, такая обыкновенная старушенция, в резиновых сапогах и в куртке-косухе. Наверняка с внука сняла.

— Ой, да ну тебя, мама! — Лида рассерженно вскочила на ноги. — Никогда серьезного разговора от тебя не дождешься. Пойду лучше суп варить.

— Давай-давай, хлопотунья ты моя, — одобрила Вера. Она с самого начала рассчитывала на то, что дочка не поверит. Но все-таки пусть знает. На всякий непредвиденный случай.

Тетка объявилась на рассвете. Она за девять лет еще больше располнела и превратилась в шар на коротких ножках. Маленькая головка с прилизанными волосами тонула во многоступенчатой, как ракета-носитель, шее. К тетке жался тощий мальчик с узким хмурым личиком и крепко стиснутыми губами.

— Не встретили на станции, так могли бы хоть с постелей подняться к нашему приезду, — попеняла тетка с порога. — Полчаса во двор ломились, пока сами засов не отыскали.

Старше Веры на десять лет, она по виду годилась ей, субтильной и моложавой, в матери. И шпынять младшую привыкла с юности.

— Ох, прости, Муза, полночи из-за грозы не спали, вот и сморило под утро, — сокрушалась с постели Вера.

— Здрасте, тетя Муза, — нейтральным тоном отметилась Лида, свешиваясь с площадки второго этажа. — А тебя Славик зовут, да?

Мальчишка только хмуро на нее зыркнул.

— Ну, показывай, племяшка, где мы в этих хоромах жить будем! — распорядилась тетка Муза.

Лида показала, и это вылилось в новую волну недовольства. Оказывается, тетка рассчитывала, что у внука будет отдельная комната.

— Откуда ж ей тут взяться, Муза, — снова оправдывалась Вера. — Я, правда, как царица, целый этаж заняла, но ведь наверх мне не забраться. Я и не видела его даже, этот верхний этаж. Лидуша в мансарде. А у тебя комната огромная, можно ширмами ее разделить, а со временем так и стенку поставить.

— Славуле в мансарде очень понравилось, — подметила как бы ненароком тетка. — Может, вы с Лидой внизу разместитесь, а мы, уж так и быть, займем второй этаж? Хоть я давно и не девочка по ступенькам бегать…

— Нет, — разволновалась и нахмурилась Вера. — У Лиды должна быть своя комната, она ведь учится.

— Странно как-то получается, — тетка Муза поджала единственное, что у нее было тонким, — губы. — Делаем вам одолжение, бросаем родное жилье, а нас загоняют в какой-то собачий угол даже без извинений.

— Извини, Муза, если тут все так плохо, то удерживать тебя силой мы не станем.

Тетка сразу притихла, наверно, ее пока не тянуло обратно на север.

Последний вечер перед началом учебного года прошел для Лиды печально. Тетка без передышки высказывала матери претензии, на улице серо и сыро, все к школе заранее приготовлено, заняться нечем. Ближе к полуночи она задремала, но почти сразу проснулась от непривычных звуков за стеной. Там кто-то громко всхлипывал и икал. Сквозь створки окна тянуло сигаретным дымком.

Лида выглянула в окошко: внизу среди голых яблонь прохаживалась тетка с сигаретой в зубах. Наверно, накрутила себя и теперь не могла заснуть. Девушка окликать ее не стала, закуталась в халат и пошла проведать племянника.

Мальчик обнаружился на диване, в скрюченном состоянии и с подушкой на голове. Одеяло съехало на пол, посиневшие от холода ноги ребенка нервно скребли по простыне. Он без устали издавал жалобные звуки.

— Эй, ты чего? — окликнула его Лида. — Слав? Болит у тебя что-то? Тетку… бабушку позвать?

— Уходи, — неразборчиво прохныкал мальчик сквозь подушку и поджал ноги.

— Ничего себе, раскомандовался! Давай-ка повежливей: я тут живу и я старше. Намек ясен?

Всхлип.

— Боишься идти завтра в школу, что ли? — постаралась угадать Лида. Вот она точно боялась. — Брось, первый класс — это здорово. Тебе понравится. Никаких обязательств и полно новых друзей. — «Ну не семейное же на нас проклятие, в самом деле». — А первая учительница всегда самая лучшая.

Она подняла с пола одеяло и попыталась извлечь мальчишку из-под подушки. Это оказалось ошибкой — он бешено заверещал на весь дом. Влетевшая в дверь тетка застала Лиду оцепеневшей с одеялом в руках: она понятия не имела, что дети способны так вопить.

— Что ты с ним делаешь?! — тетка все равно орала громче. — Славульчик, она что, ударила тебя? Сказала плохие слова?

«О нет, у меня дежавю!»

Мальчик скинул подушку и, рыдая, ткнул пальцем в сторону Лиды:

— Пусть она уйдет! Пусть уйдет!

— Да что она тебе сделала, роднуля моя?

— Она страшная! Я боюсь, боюсь, боюсь!

Под ногами затрясся пол, и Лида догадалась, что это мама, проснувшись, стучит костылем в потолок, не понимая, что творится наверху. И ринулась вниз.

— Что случилось? Пожар? — Это был главный страх матери в их новом деревянном доме.

— Нет, мам, успокойся. Славик остался в комнате один и чего-то испугался. Я пыталась успокоить, а он как заорет!

— Вера, да что же это?! — Гигантским колобком скатилась с лестницы разъяренная тетка. — На какую погибель вы нас сюда зазвали?

— Какую еще погибель, Муза, успокойся!

— Я думала, твоя-то переросла, повзрослела. Ан нет: только я за порог, пошла и давай запугивать бедного малыша. Славульчик даже посинел весь, едва судороги не начались. Ну скажи ты ей: меня на дух не выносит, пусть хоть ребенка не трогает!

— Да кто трогает твоего внука? — перебила ее Вера. — Лида просто хотела его успокоить, пока ты воздухом дышала! А он, наверно, не привык еще к новому месту, вот и разревелся.

— Говорю тебе, она запугала малыша! Небось из-за комнаты! Поперек горла мы ей пришлись! — тетка орала в голос и тыкала в Лиду жирным пальцем.

Мать вся подобралась на кровати, сильно побледнела и заговорила тем спокойно-ледяным голосом, который всегда был для Лиды самым страшным наказанием:

— Муза, вспомни, ты говоришь о моей дочери. Кажется, я начинаю жалеть, что затеяла все это… может, нам с тобой и впрямь лучше жить в разных городах, как прежде.

— Да, я тоже считаю, что нам с внуком стоит подумать о возвращении домой, — с пафосом изрекла тетка. — Я была морально готова к роли сиделки, но не к ненависти и травле.

Вера, подавив тяжкий вздох, подняла взгляд на застывшую в углу Лиду и проговорила тихо, явно пытаясь подать пример крикливой сестрице:

— Дочь, иди в постель, завтра первый школьный день. А мы тут сами пошепчемся о наших делах.

— Нет уж, я тоже пойду, — прорычала тетка. — Чтоб она там на малыше зло сорвала, что ли? Не допущу! Завтра все обсудим, Вера.

Уснуть Лиде удалось нескоро.

Но наступило утро, яркое и теплое, подарок для тех, кто мечтал о первом школьном дне. Лида порадовалась уже тому, что не придется надевать на линейку старый плащ, переживший последнюю стирку с большими потерями. И с удовольствием натянула новый джемпер и темно-синюю юбку в крупную складку.

За стеной тетка шумно возилась с внуком, готовила его к началу школьной жизни. И даже приволокла наверх завтрак, заодно подчеркивая свое незавидное положение в доме. Но Лида была этому только рада: можно нормально перекусить в материнской компании. Еду она собрала на поднос и подсела к Вере на диван. Мать улыбалась и отказывалась в такое чудесное утро говорить о плохом.

— Почему нельзя отослать ее обратно на север? — не удержалась Лида. — Вместе с психованным внучком? Ну какая нам от них польза, кроме нервотрепки?

— Лида, ша! — прикрикнула на дочь Вера. — Этой проблемы для нас сегодня не существует. Сейчас я желаю дождаться твоего возвращения домой и услышать, какая у тебя отличная новая школа, душевные учителя и что все поголовно хотят с тобой дружить.

— Вот это вряд ли, мама!

— А я могу поспорить, что будет именно так! Этот городок кажется мне чуточку волшебным. В нем наверняка с людьми случается то, что они меньше всего в жизни ждали!

— Мамуля, какая ты мечтательница! — вздохнула Лида.

Да уж, меньше всего она ожидала нападения маньяка в первый же день после переезда. И того, что ее будут бояться до истерик теперь и в собственном доме. Наверняка школа превзойдет все ожидания. Но это лишь ее проблемы. И сегодня за обедом мать услышит самую фантастическую и прекрасную версию событий. Что бы там ни произошло на самом деле.

Школьный двор был обнесен высоким забором, нежно-салатовым и трогательно обвешанным всевозможных размеров и конструкций кормушками для птиц. Лида пришла сюда заранее, чтобы поменьше мельтешить на людях. Отыскала укромное местечко за пожарной лестницей, прислонилась спиной к нагретым солнцем кирпичам и замерла в тревожном ожидании.

Понемногу двор заполнялся, оживал, расцветал всеми видами осенних жертвенных букетов. Лида ловила обрывки разговоров, сполохи взглядов, взрывы смеха. И не спешила покидать свое убежище.

Но ее все-таки обнаружили. Девочка почти на голову ниже ее ростом, с тонкими прядками волос шафранового цвета, выпавшими на высокий лоб из-под массивной роговой заколки, приблизилась несмело, а спросила и вовсе шепотом:

— Ты ведь в десятом «А» будешь учиться?

— Откуда знаешь? — удивилась Лида.

— Классная велела тебя привести. Мы уже строимся на линейку. Не бойся, у нас новеньких не обижают.

— Да не боюсь я!

Знала бы эта пигалица, что разговаривает с губительницей местного маньяка!

— А моя подруга в другую школу перешла, — спешила раскрыть карты блондиночка. — Ты можешь в классе сесть со мной, ну, если хочешь, конечно.

— Хочу, — вздохнула Лида, прикидывая, через сколько дней эта девчушка сбежит от нее с воплями под любым предлогом и даже без такового.

— Меня Мила зовут, — несмело произнесла та.

— Я — Лида. А полное имя — Людмила, да?

— Нет, Мелания. Папина придумка.

— Отличное имя…

— Пойдем к нашим? — спросила девочка.

— Давай.

«Может, ее придется защищать», — подумала Лида на ходу, косясь покровительственно сверху вниз на светлую макушку одноклассницы. Она никогда не смела признаться себе, как сильно нуждается в дружбе.

Десятый класс «А» обосновался под большим дубом в центре двора. Стояли монолитно, плечо к плечу, спинами ко всему прочему школьному мирку.

— Алеша пришел, — робко удивилась Мила, привставая на ходу на цыпочки. — Наверно, с Маратом за компанию.

Лида на рост не жаловалась и сразу разглядела: центром притяжения ребят являлся очень высокий, анорексичного вида парень, подпирающий спиной ствол дуба. Его зачесанные назад блестящие волосы были настолько черны, что лицо в их обрамлении выглядело пугающе бледным. Тонкий нос, скулы и выпяченный подбородок казались настолько острыми, что Лида даже поморщилась: от одного взгляда будто невидимым лезвием полоснуло. В темных глазах за густыми ресницами плескалось холодное высокомерие. Зауженный палево-серый пиджак поверх черной рубашки мало походил на школьную форму.

«Мажор местного разлива, — скривилась Лида, с некоторым усилием отклеивая от парня взгляд. — Ишь, выделывается! Школы покруче для него не нашлось?»

Второй, стоящий рядом, был, судя по всему, того же поля ягода, но вел себя иначе. Одетый с небрежным лоском в фирменный джинсовый костюм, загорелый до черноты, он улыбался непрерывно и всем сразу, охотно отзывался на каждое обращение, одаривал собеседника сияющим взглядом синих веселых глаз.

«Два мажора, а один еще и позер в придачу», — подвела печальный итог Лида. Симпатичный позер, надо признать.

— Ну, и кто из них кто?

— Который черный — Марат, — шепотом отозвалась Мила. — Но у нас его все Вороном зовут.

— В точку, — одобрила Лида. Она старалась не таращиться на парней, рассеянно оглядывая шумный двор.

— А второй — Алексей. Они дружат. Но Алеша у нас не учится больше.

— Выгнали после девятого?

— Нет, что ты! Он всегда был отличником. Но девятый заканчивал экстерном.

— Почему это? — Лида спросила, а сама задумалась: хорошая ведь идея. Если не сложится с новой школой, можно будет уйти в экстернат. И за мамой ухаживать легче. Главное — вытурить тетку поскорее.

Мила чуть помедлила с ответом, словно сомневалась в его достоверности. Похоже, эта девушка привыкла отвечать за каждое свое слово.

— Ну, он спортом всерьез занимается, его вроде в юношескую сборную по плаванию приглашали. А в прошлом году он с семьей за границей жил и тренировался.

Лида подавила тяжкий вздох: она надеялась, что в этом городишке одноклассники окажутся малость попроще.

Потом ее саму вдруг обнаружили, втянули в круг, закидали вопросами. Но странное дело: отвечать, когда рядом стоит Мила и чуть касается ее худеньким плечом, оказалось совсем не страшно

— Весна? — тот, кого звали Алексеем, прервал разговор с другом и оглянулся на девушку. — Знакомая фамилия. Мы не встречались?

— Не помню, — отвечала Лида, не поворачивая головы. Парень и в самом деле казался ей смутно знакомым, но разглядывать было нельзя: все тут же решат, что втрескалась, уж слишком он… в общем, слишком.

— Ну, вспомнишь, скажи, — хохотнул он ей в спину.

— Ага, непременно, — небрежным тоном Лида дала понять, что и секунды не потратит на подобную ерунду.

А парень уже переключился на Милу.

— Ты, помню, котят собираешь? — спросил он, склоняясь над ней, как над ребенком. — Я тебе привез одного симпатягу из Анжу.

И раскрыл ладонь. Там притаился котенок из черного сверкающего камня, со стеклянными глазами и с белыми натуральными усишками.

— Спасибо, — пискнула Мила, осторожно снимая с чужой ладони свой подарок.

— Вороном назови, — посоветовал кто-то из заднего ряда. Пронесся легкой рябью беззлобный смешок. Мила судорожно вздохнула и попыталась скрыть вспыхнувшее лицо.

— А это тебе, на долгую память. — Парень, оказывается, с Лидой еще не закончил. Он коснулся пальцев девушки чем-то холодным, и та инстинктивно отдернула руку. — Да не пугайся ты так.

— Не люблю прикосновений, — сердито пробормотала она и перевела взгляд на презент — брелок в виде Эйфелевой башни, весь усыпанный красными камушками. Алеша тряс его за цепочку, заставляя переливаться в солнечных лучах.

— Спасибо, у меня такой есть, — небрежно отстранилась Лида. — Их в Париже на каждом шагу втюхивают.

В Париже она никогда не была, но догадаться было не трудно.

— Точно, — согласился парень и не глядя вручил сувенир какой-то девчонке рядом. Та так и заверещала от счастья. — Бедные студенты торгуют, приходится брать.

— Анна Рейновна идет, — сказал кто-то, и все непроизвольно подтянулись.

Классной руководительницей десятого «А» оказалась женщина неопределенных лет с угловатой фигурой и мелкими чертами лица. Она быстро ходила, порывисто двигалась, по-птичьи вертела головой, пересчитывая учеников. Но за внешней суетливостью Лида сразу угадала железную хватку. И совсем успокоилась: в классах с такими учителями не бывает бардака.

— Рада вас видеть, дорогие. Совсем, совсем взрослые. Алеша, надумал к нам вернуться? Вот славно бы было.

— Нет, Анна Рейновна, — тряхнул каштановыми кудрями парень. — Просто соскучился. Позволите посидеть на паре уроков?

— Буду рада, — с чувством ответила классная. — Приходи когда захочешь. Ну что, на линейку становись?

Дурачась и толкаясь, все ринулись отвоевывать себе места в центре двора. Лида на ходу оглянулась: двое мажоров так и стояли у дуба, разговаривали, сблизив головы, но уже не улыбались и не дурачились. Впрочем, Лиде трудно было представить, чтобы недобрые темные губы Ворона изогнулись в легкомысленной улыбке. Сейчас его лицо и вовсе превратилось в маску скорби. Алексей заглядывал другу в глаза, хлопал по плечу — утешал, что ли?

«Да какие проблемы могут быть у этих богатеньких красавцев?»

Школа изнутри ей понравилась. Не такая просторная и современная, как прежняя, питерская, она уютно пахла ремонтом, вдоль стен протянулись бесчисленные стенды с рисунками, фотоработами, заметками о достижениях учащихся. И мраморная доска с фамилиями тех, кто погиб в Оте­чественную войну, в Афганистане, в Чечне. В общем, было немного как в музее, гулко и торжественно в коридорах, зато вполне по-домашнему в небольших классах.

Мила сразу привела Лиду за свою третью парту у окна и предложила выбрать место. Лида выбрала ближе к проходу, и, кажется, Мила была ей за это благодарна. Сев у окошка, эта солнечная девочка сразу обратила бледное лицо к высоко стоящему в небе солнцу, словно искала у него подпитки.

— Ну что, вспомнила? — Чужое дыхание щекотнуло Лидино ухо.

Оглянувшись, она убедилась, что два самых заметных парня в классе заняли парту сразу за ними. И резко мотнула головой.

После неизбежного урока Мира следующий был вроде как вводный. Классная скрупулезно припоминала каждому его слабые места, в ответ все клялись подтянуться. Потом еще два урока: английский и химия, но до занятий дело так и не дошло, говорили больше об учебниках и прочей ерунде. А потом оказалось, что старшим классам можно расходиться по домам, потому что в рекреационном зале и в столовой еще не закончен ремонт. И все галдящей толпой вывалили наружу.

Мила отправилась провожать новую подругу через парк, и еще до озера Лида узнала все ее сокровенные тайны, главной из которых была трагическая любовь к Марату Вельшину по прозвищу Ворон. Мила грустно полагала, что это навсегда, потому что несла это сладкое проклятие с пятого класса, и за все время не сумела найти ничего и никого, чтобы переключиться.

— Сочувствую, — вздохнула Лида.

— Ты, может, и сама в него влюбишься, — понурилась Мила. — Ворон — он такой. Затягивает чем-то.

— Перестанешь тогда со мной общаться? — Лида не посмела употребить непривычное для нее слово «дружить».

— Ой да прямо! В него половина класса влюблена, а я со всеми нормально общаюсь. Все равно ведь он никого не выделяет. Но тебя — может. Ты очень красивая, — серьезно и без грамма зависти произнесла Мила. — Но я это переживу, клянусь.

— А вообще он с кем встречается?

— С тетеньками, — хмыкнула Мила. — Ну, то есть с девицами далеко не школьного возраста. Они же наверняка не в курсе, что он только в десятом.

— А этот… друг его… Алексей? — И сердце как-то подозрительно скакнуло на этом невинном вопросе.

— Не знаю, — честно призналась Мила. — Он такой… вроде как всеобщий приятель. Любую может в кино позвать или в кафе, она навоображает себе — и никакого продолжения.

— И в него, конечно, влюблена вторая половина класса?

— Ясное дело, других-то вариантов нет.

Остальные парни в классе, общим числом пятнадцать, в самом деле не произвели на Лиду ни малейшего впечатления.

— У них еще игра есть, — продолжала вводить в курс дела Мила. — Какая-нибудь девчонка начнет виснуть, например, на Марате — Алеша тут же оказывает ей знаки внимания. Она не выдерживает и переключается — и все, оба ее игнорят. Ну, то есть, была такая игра, ведь теперь Санин не учится с нами. А жаль, было весело.

— С тобой тоже так играли?

— Да, было, — бледные губы Милы дрогнули в печальной улыбке. — Но ничего не вышло. Знаешь, я сама бы рада… но нет. Заклинило — и не переклинить.

— Да, ясно, — согласилась Лида, довольная уже тем, что подруга не требует ответных признаний. Потому что признаваться было не в чем.

На середине каменного мостика они расстались. Лида заторопилась домой, на ходу предвкушая, как порадует рассказом маму: школа хорошая, классная не вредная, одноклассники на первый взгляд кажутся адекватными. И этот город с его дивным парком ей почти уже нравится. Но про то, что у нее вроде как появилась подруга, Лида решила пока не говорить — слишком горьким был прежний многолетний опыт. Необходимо выждать хотя бы неделю.

А дома бушевал скандал. Лида услыхала еще с улицы: на одной тягучей ноте подвывал мальчишка, взбешенной совой ухала тетка. Девушка влетела в дом, трясясь от злости, готовая немедленно вытолкать родственницу взашей.

Вера сидела на диване, опершись на подушку, бледная, но с решительным выражением на лице.

«Да тетка ее даже в кресло до сих пор не пересадила!» — мысленно ахнула Лида. Утром она сама хотела это сделать, но мать отмахнулась, велев сосредоточиться на первом учебном дне.

— Уж верно люди говорят: не делай добра — не получишь зла, — вела свою партию тетка. — Вера, я потрясена тем, что ты перестала чуять в нас родную кровь. Славичек целый день плачет и жалуется на больную головку, его даже отпустили со школьной линейки. И это его первый день в школе!

— Что ты хочешь, Муза? — устало проговорила мать.

— Хочу напомнить тебе, Вера, что мы — родня твоя, а не наемная прислуга с довеском. Не хочу говорить плохого, но твоя дочь пугает Славу. Он не может спать с ней за стенкой. К тому же я, пардон, храплю, поскольку организм максимально изношен. Мальчик привык иметь свою комнату.

— Хватит! — с порога объявила Лида. — Занимайте весь второй этаж, я перееду вниз — и покончим на этом.

— Нет, так не пойдет, — встрепенулась Вера, кажется, ужасно довольная подоспевшей подмогой в лице дочери. — Ты тут Золушку из себя не изображай.

— Золушка как раз жила на чердаке, — хмыкнула Лида.

— Вот, даже у нее было отдельное жилье. В конце концов мы можем переделать чулан под жилую комнату, поставить перегородку или что-то в этом роде.

— Обязательно поставим, — заверила Лида. — А пока я просто поживу здесь с тобой.

Тетка громко ухнула и удалилась вверх по лестнице, волоча за собой распухшего от слез внука. Мальчишка с площадки второго этажа метнул на Лиду взгляд, полный пугливого отвращения.

— Сейчас отдышусь и начну переносить вещи, — сказала девушка, без сил бухаясь на диван в ногах у матери. — А то она их в окошко повышвыривает. И давай уже, мам, выползай из кровати, сколько можно валяться.

Они привычно играли с Верой в старую игру: будто та только из-за лени не встает с постели сама.

— Ну нет уж, сперва рассказ о новой школе, — заупрямилась мать, осторожно массируя затекшие от неудобного положения ноги и поясницу. — Иначе проваляюсь до вечера и потребую ужин в постель.

Лида пересилила себя, уняла злую дрожь в голосе и начала рассказывать, отыскивая в памяти те самые фразы, что так тщательно составляла по дороге домой. И внутренне ликовала, видя, как расцветает от ее рассказа Вера, как, широко распахнув глаза, взволнованно уточняет каждую положительную деталь: значит, учительница понравилась? И ребята? Третья парта у окна — романтическое местечко, верно?

Лида и сама не заметила, в какой момент сболтнула сдуру о двух парнях, которых невозможно не заметить. И конечно же мать торжественно продекламировала:

— Пора пришла — она влюбилась.

— Да ну тебя, мам! — вспыхнула Лида.

— Это не я, а Пушкин!

— Ну вас с Пушкиным, значит. Там в них и так все поголовно влюблены, а я не желаю быть в массовке.

— Забивай сразу обоих, с кем-то одним уж точно повезет, — со знанием дела кивнула Вера. — Слава богу, красавицей выросла.

— Все, мамуль, давай обедать!

И Лида понеслась инспектировать кухню. Тетка, надо отдать ей должное, приготовила борщ и котлеты, потушила в духовке овощи, да и переставила все на кухне куда более осмысленно и функционально. Так что до вечера девушка управилась со всеми делами: перетащила вниз свои носильные вещи и кресло-кровать, оставив прочую мебель в теткино владение.

Вера следила за переездом скорбными глазами. Но Лида в глубине души была довольна: хоть не придется теперь прислушиваться по ночам — спит ли мама, не вертится ли от боли на своей кровати. Как апогей всех трудов над новым спальным местом Лида повесила на гвоздик любимую картину — «Неизвестную» Крамского. Эта репродукция в самодельной пластиковой раме висела, по уверениям матери, еще над ее колыбелькой.

Ночью спалось плохо. Тяжело дышала во сне мать, ворочалась, искала положение для искореженных костей. Даже через потолок были слышны выводимые теткой рулады. Лида в сотый раз крутанулась на кровати — и вдруг вспомнила. Ну конечно, ведь они с Алешей учились в первом классе! Только тогда он был совсем мелкий, до слез застенчивый и еще не научился так великолепно улыбаться. Зато однажды здорово выручил Лиду… спас от первой в жизни двойки… или что-то в этом роде… Додумать не успела — провалилась в сон.

Второе сентября удержало ясную и теплую погоду. Лида шла через парк и улыбалась, а парк в ответ ласково щурился на нее сквозь рыжие ресницы. На подходе к мостику, изогнувшему каменную спину подобно драчливому коту, ее обогнали два бегуна, парень и девушка, оглянулись и одарили белозубыми улыбками. А потом остановились чуть поодаль за мостом и уставились дружно в ее сторону.

«Чего это они вылупились?»

Лида мысленно проинспектировала себя. Одежда и прическа, кажется, в порядке. Проходя мимо, девушка и сама задержала взгляд на бегунах. А посмотреть было на что.

Парень был огненно-рыж, горбонос, с глазами цвета кипящего шоколада, и глядел он на Лиду с высоты своих двух с лишним метров внимательно и вдумчиво, словно прикидывал, на что она может сгодиться. Поджарое тело перевито мышцами. От него веяло убийственной мощью.

Девушка, восточного или южного типа, была достаточно высока, но на фоне своего огромного друга выглядела крохой. Две пушистые косы переброшены на грудь, темные глаза с поволокой загадочно и влажно сияют из-под припухлых век. Ее алый спортивный костюм пламенел в молочной дымке утра, но еще ярче горел румянец на смуг­лых скулах.

Девушка казалась до невозможности знакомой. Как будто Лиде приходилось видеть ее каждый день, но совсем в иной обстановке. Дойдя до следующего моста, Лида позволила себе оглянуться, но парочка уже продолжила свой размеренный бег.

«Ну что за напасть, теперь снова придется мучиться — вспоминать. Просто какой-то город забытых людей».

Помучившись немного и так ничего и не вспомнив, Лида рассудила, что лучше и вовсе выбросить и головы этих двоих с их непонятными взглядами и улыбками. Мало ли что примерещится с недосыпу и в малознакомой местности!

В школе она легко отыскала нужный класс и очень обрадовалась, увидав от двери, как с третьей парты у окна ей призывно машет узкой ладошкой Мила. Значит, солнечная девочка еще не прониклась к ней отвращением. Но на подходе Лида неприятно удивилась тому, что за партой позади них взволнованно ерзает прилизанная полноватая девочка. Ворона рядом не наблюдалось, но его рюкзак висел на спинке соседнего стула.

— Что она тут делает? — прошептала Лида на ухо новой подруге.

Мила глянула озадаченно:

— Ну… сидит. Санин ведь не будет с нами учиться, я говорила.

Странно, эта информация совершенно не удержалась в Лидином сознании. Она почему-то была уверена, что первым делом увидит в школе Алешу и, возможно, даже признает мимоходом факт их прежнего знакомства.

— Тебе стоило туда сесть, не ей, — сказала она.

Но Мила покачала головой:

— Нет, не стоило. Мне еще школу, знаешь ли, заканчивать нужно. — И уткнулась взглядом в учебник.

Второй школьный день уже полностью утратил атмосферу праздничной новизны. Незнакомые учителя тягали Лиду к доске и прощупывали иезуитскими приемчиками ее знания, впрочем, не такие уж плохие. Она поймала на себе несколько неприязненных взглядов новых одноклассниц и едва не была скинута орущей толпой с крутой лестницы по пути в буфет.

После шестого урока она вышла из школы одна — Мила осталась на вводное собрание фотокружка. От утреннего солнца не осталось и следа, небо сковала серая корка дожденосных облаков. Девушка лениво размышляла о забытом доме зонтике, когда вдруг заметила Алексея. Он стоял в закутке возле спортивного зала и с повышенным вниманием разглядывал тучи над головой. Ноги сами принесли Лиду к его убежищу раньше, чем она успела подумать об уместности такого поступка.

— Привет, Алеша, а я вспомнила, откуда ты меня знаешь. — Так, теперь еще и язык самолично принимает решения.

Парень глянул на нее озадаченно. Но все-таки одарил своей фирменной улыбкой:

— О, а я даже не надеялся. Я ведь тогда на стул едва забирался.

— Не всегда сам. Тебя учительница пару раз подсаживала, — безжалостно уточнила Лида. — Но теперь вроде нарастил пару сантиметров.

— Нарастишь тут, когда каждое утро висишь на дверце шкафа с гантелями на ногах!

— Странно, что ты с такими навыками занялся плаванием, а не, к примеру, альпинизмом.

Алеша со смешком развел руками:

— Так преимуществ больше. А я жажду славы.

— И кстати, спасибо за ту домашку. — Лида затаила дыхание в ожидании: помнит ли? Он, кажется, помнил.

— Да не за что, делов-то!

— А с какой стати ты вообще полез в мои прописи? Ну, в смысле, мы ведь даже не разговаривали с тобой никогда.

— Да так, услышал на перемене, что будет проверка, и решил выяснить, как у тебя дела. Заглянул, а там пусто.

— Ты бы хоть не так старался, что ли. А то навел красоту! Учительница наверняка заметила, что почерк не мой.

— Я очень старался не стараться, — заверил ее Алеша. — Наверно, плохо получилось, времени-то было в обрез.

— Она, конечно, все поняла, но промолчала: хотела, чтобы у меня были друзья. От меня ведь все шарахались, если помнишь. Кроме тебя.

— Еще бы не шарахаться.

Кровь толчком прилила к Лидиным щекам.