Империя Тигвердов. Невеста для бастарда E-Book

Тереза Тур

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Колдовские миры
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 416

Beschreibung

Никогда не знаешь, что больше пригодится в жизни – высшее образование или умение печь блины. Никогда не знаешь, что больше пригодится твоему сыну. Английский или фехтование, которым он занялся из-за аварии. Никогда не знаешь, где найдешь свое счастье. И где потеряешь – тоже не знаешь. Меня зовут Вероника Лиззард. Фамилия вымышленная, признаюсь в этом честно, потому что врать в империи Тигвердов бесполезно. Особенно милорду Верду, Имперскому палачу и бастарду императора. Он сильный маг и чувствует ложь. И только однажды он ошибется и потеряет свое счастье. Но это будет нескоро. А пока нам еще только предстоит встретиться, взломав грань миров. И, пересилив привычное одиночество, полюбить друг друга.

Leseprobe

Тур Тереза Империя Тигвердов. Невеста для бастарда

Глава 1

– Уважаемые, мне как-то странно озадачиваться вопросами дисциплины. Вы, похоже, не до конца осознали, куда поступили! Это Академия МВД, если кто еще не понял. Вы поступили, чтобы учиться – вот и учитесь!

Моя мама называла подобный тон голоса «специальным, учительским» и кривилась, если слышала его в моем исполнении. А что – получалось весьма и весьма мерзко, кто ж спорит. Все во имя педагогического процесса!

Первая лекция по истории России, которую я преподавала в нашем замечательном вузе, проходила классически – первый курс традиционно пытался кому-то что-то доказать, а преподаватели, в том числе и я, их традиционно строили. Как говаривал мой научный руководитель в Большом Университете, который я заканчивала:

– Аспирант – это зародыш специалиста, а вы, студенты первого курса… Я даже боюсь предположить, кто вы относительно разумности.

Но мы в свое время хотя бы добровольно признавали свое несовершенство. А эти красавцы и красавицы. Личности… Мало знаем, практически ничего не умеем… А гонору…

Вообще, никто особо не любит брать первый курс… Как выражается мой папенька: «И тут каждый суслик начинает из себя агронома корчить». Так что строить студиозов приходится жестоко, чтобы потом не отчислять. Хотя некоторые экземпляры попадаются на редкость непонятливые и, кстати, искренне считающие, что им кто-то что-то должен. Казалось бы, должны понимать, куда поступили. Название вуза – Академия Министерства внутренних дел – говорит само за себя. Не… Не говорит.

Вот на мою лекцию по истории родной страны девушка-красавица явилась с флаконом лака для ногтей. Ну, еще бы – когда же ей их красить. На мое возмущение мне высокомерно ответствовали, что она же меня слушает…

Это она зря. Преподаватель – он ведь тоже человек. Злонравный и злопамятный. Когда его вынуждают, он старательно и умеючи выносит мозг студентам… Вот и у меня кандидатка на отчисление появилась…

Первое сентября, однако…

И так сколько лет подряд? Двенадцать уже… Ох, люблю я свою работу. Ладно, вдохнули и поехали дальше сеять разумное, доброе, вечное…

Откуда там есть пошла земля русская?..

В этом году у меня все так же, все те же, все то же. Первый курс нескольких факультетов. У будущих теперь уже полицейских, следователей и экспертов традиционно много русской истории. У меня, соответственно, часов. И мои любимые заочники – уже трудящиеся на ниве правопорядка товарищи, которым резко понадобилось высшее образование. У них сейчас установочная сессия – у меня по пять пар в день на этой неделе. И все лекционные.

Домой я ехала, ощущая себя тем самым бессмертным пони, образ которого так любят тиражировать в Интернете. Поэтому машину вела аккуратно. Наверное, излишне. Все знакомые мужского пола меня критикуют за стиль вождения – трогаюсь не резко, стараюсь всех пропустить.

Перед самым поворотом на родную улицу у меня из-за спины выскочил черный грязный «УАЗ Патриот». Резко взвизгнули тормоза, водитель вывернул руль – и поставил машину перед моей.

Я даже тронуться не успела.

Сердце клокотало где-то в области горла, руки потряхивало.

Заглушила мотор, достала ключи из замка зажигания, вытащила телефон – если что, позвоню знакомым дэпээсникам.

В окно моего небольшого и уютного «пыжика» постучали.

– Денис Юрьевич! – разозлилась я. – Что за шутки?!

И я выскочила навстречу своему старому-старому знакомому. Давно это было. Первые заочники в первый год работы. И я, искренне считающая, что важнее хороших знаний по истории родной страны быть ничего попросту не может. А еще у меня есть одна отличительная черта: если я волнуюсь, или переживаю, или просто чувствую себя дискомфортно, то поток слов из меня идет… нескончаемый и частично неосознанный… На той приснопамятной лекции чувствовала я себя, понятно, не очень уверенно. А что? Несколько групп – человек девяносто – взрослых дяденек и тетенек, смотревших на мои словесные экзерсисы широко открытыми глазами, в которых читалась тоска и раздражение. От этого я начала злиться и под конец лекции вспомнила, что не проверила присутствующих и отсутствующих. Подняла старосту, выяснила, что в аудитории нет трех студентов, и впала в окончательную патетику.

– Как можно! – возопила я. – У вас первая лекция!!! Я не могу понять, что может помешать прийти на лекцию, если уж вы решили учиться?! Я требую серьезного отношения к учебе. И передайте, пожалуйста, тем, кого сегодня не было, что зачета по своему предмету я им не поставлю! Ни при каких условиях!!!

На этом я удалилась к первокурсникам.

Посредине лекции раздался осторожный стук. Я распахнула дверь.

– Вероника Евгеньевна… Там… к вам, – со странными интонациями проговорила наша лаборантка и припустила по коридору прочь.

Я вышла, огляделась и обомлела. В нашем достаточно узком и неярко освещенном коридоре обнаружились люди размером с мой двустворчатый шкаф. В количестве трех штук. С автоматами, в бронежилетах. С черными закрученными шапочками на макушке. Несколько долгих-долгих секунд я смотрела на них в священном ужасе. И вдруг поняла, что они смотрят на меня с теми же чувствами. Потом один из них решился и шагнул вперед. Я с трудом удержалась от визга.

– Вероника Евгеньевна! Что нам делать с зачетом? – очень жалобно протянул самый смелый.

– А?! – на редкость умно получилось у меня.

– Нам староста позвонила. Сказала, что нам зачета не видать. Мы к командиру подходили еще утром – а у нас охранение… И мы ему говорим: у нас история. А он нам и отвечает…

– Денис, заткнись… – вмешался еще один шкаф.

– Нет, мы вам не скажем, что он говорил про вашу историю… А потом староста позвонила – и мы к нему опять пошли. И он говорит…

– Денис, – снова остановил оратора сослуживец.

– Да понял я, понял, – отмахнулся от него тот, кто говорил. – Мы все-таки отпросились – и к вам!

– Это хорошо, что ко мне… – Я по-прежнему была в прострации, но, кажется, поняла – своим настроем я напугала сотрудников доблестных правоохранительных органов так же, как они меня своим явлением с автоматами…

– А вот что нам теперь с зачетом делать?

Эта история отучила меня говорить слово «никогда». И фразу: «Ни при каких обстоятельствах». Эти самые обстоятельства, как я уяснила с тех пор для себя, бывают очень и очень разные.

И вот сейчас один из этих бывших заочников внимательно и печально смотрел на меня.

– Ника… Вот ты… Ты во что вляпалась? – спросил у меня командир РУБОПа. Непривычно серьезно. Таким он был только на той самой встрече в коридоре нашего учебного заведения. Потом – сколько себя помню – он все время улыбался, когда видел меня.

Он стоял передо мной – рослый, сильный. Черноглазый, темноволосый, с резкими чертами лица, классически-перебитым носом боксера и… замечательным компанейским характером. С особой нежностью очень сильного человека ко всем, кого он считал «своими».

Я посмотрела на него внимательно и недовольно поджала губы. Как-то я не привыкла, чтобы мои студенты, пусть даже и бывшие, пусть и нынче занимающие такой пост, называли меня на «ты» и по имени.

– Хмуришься?

– Злюсь, Денис Юрьевич. Вы же знаете, как я аварий боюсь. И знаете – почему. Так весь этот цирк – зачем?

– До меня дошли слухи. Нехорошие такие слухи. Очень авторитетные люди – нашим они точно не по зубам – разыскивают женщину, у которой внезапно появился мальчик лет четырнадцати. Мальчик светловолосый, сероглазый. Ведет себя очень по-взрослому, из-за этого кажется старше своего возраста. И, самое главное, примета есть – небольшой шрамик над верхней губой. Слева.

Я молчала, судорожно соображая, что же мне делать дальше.

– Мальчишку и всех, кого обнаружат рядом, приказано убрать. Да так, чтобы никаких следов… Ничего мне не расскажешь?

Отрицательно покачала головой.

– Угу. И почему похожего ребенка я видел в твоей квартире рядом с твоим сыном, тоже промолчишь? И почему просила меня документы на этого ребенка сваять, тоже объяснять не будешь? Кстати, твой сын тоже светловолосый. Не боишься, что их попутают?

– Вы засветили свой интерес?

– Нет. Я забегался – и не успел в ЗАГС съездить.

– Спасибо, – выдохнула я с облегчением.

– Ника. Давай я договорюсь со своими – тебя с сыном отвезут куда-нибудь подальше…

– А Рэм?

– Кто?

– Второй мальчик? Которого разыскивают.

– Боюсь, что ни ты, ни я, ни кто-то еще… Его все равно найдут. И… – Он замер.

– Спасибо. Я поеду, пожалуй.

– Ты понимаешь, я сделать ничего не смогу. Если наших привлечь – еще быстрее найдут. Кто-нибудь сдаст. И к отцу твоему нельзя по тем же самым соображениям. Сольют информацию о тебе.

– Я понимаю. Спасибо, что предупредил.

– Ты не передумаешь? – обреченно проговорил он.

– Нет. Не могу.

– Тогда… Никому ничего не говори. Не укрывайся у тех, кого хоть как-то можно связать с тобой или с мальчиками. Машину поменять тебе надо. С этим я, пожалуй, помогу. Давай ключи от своей. Отгоню куда-нибудь подальше. В лес.

– Что с родителями делать? Их тоже надо предупредить.

– Я постараюсь. Только очень и очень потом. Когда будет безопасно. Теперь слушай. Выйдете из дома, сядете на маршрутку, которая едет по Таллинскому шоссе до Горелово. Там я оставлю серую старенькую «Ауди-80». Документы будут в бардачке. Возьми ключи.

Он назвал улицу, номера машины.

– Ты все-таки решил помочь, – посмотрела я на бывшего студента. Ничем мне, в принципе, не обязанного. Отношений между нами тоже особых не было. Приятельствовали – не больше…

– Я не люблю хоронить хороших людей. Если бы ты знала, Ника, как я ненавижу кладбища… Только жаль, что сделать больше не могу…

– Ты и так сделал много.

– Только поезжайте туда, где вас никогда не было. Телефоны – свой и детские – дома оставь. Ноутбук. Карты банковские тоже. Деньги… Только наличка. Вот – держи. Немного. Что есть. С Богом…

Он обнял меня, забрал ключи. Выдал мою сумку с переднего сиденья. Сел за руль моего «пыжика», поерзал, отодвигая кресло.

– Жуть какая! Как ты тут помещаешься? – сказал он в открытое окно.

Сдал назад.

– Кто же тебе этот мальчик? – задал он вопрос, понимая, что я не отвечу, и уехал.

Его огромный «УАЗ» так и остался на перекрестке, особо не прижатый к обочине.

Я покачала головой и отправилась домой через банк. Надо было снять всю наличку.

– Ваше сиятельство, – сказала я, как только открыла дверь дома, – вас, похоже, обнаружили. Как будем скрываться? Нам надо такое место, которое никак нельзя было бы связать с вами или со мной…

Глава 2

Ночь. Глухая, черная осенняя ночь. Дорога, которая из-за темени кажется жутковатой. Нервный, дергающийся свет фар встречных машин. И дикое нервное напряжение. Ощущаю себя дичью, которую загоняют охотники. И ладно бы была одна… Но на заднем сиденье сопят мальчики – заснули. Один мой. Другой – тоже, наверное, теперь мой. По крайней мере, я не смогла отдать его тем, кто за ним охотится. Как его мать не смогла в свое время пройти мимо покореженной машины, в которой умирал маленький ребенок. Мой ребенок.

Мелкий, мерно моросящий дождь упрямо и как-то жалобно просился внутрь машины. Дворники работали с трудом и скрипом. Я внимательно смотрела на дорогу, старалась ни о чем не думать, но мысли все равно текли, унося в воспоминания…

Виктор всегда любил скорость, адреналин и риск. Поэтому и машину мой бывший муж всегда водил так, словно речь шла о выигрыше в «Формуле-1». Молодой, красивый, спортивный, с насмешливым прищуром синих глаз. Из очень обеспеченной семьи. Насмешливое фырканье в моем исполнении в день нашего знакомства он воспринял как вызов. А вызов ему кидать не смели. Никто. Осада была недолгой. Я по прошествии лет отмечаю это со стыдом. Романтика, чтоб ее… Кипящая страсть. Дурь молодости.

Получилось все закономерно – крайне беременная невеста в девятнадцать лет. Поджатые губы моих родителей. Вся семья Виктора, включая его самого, практически в трансе – они познакомились с моим папенькой. А он в гневе… Это не то, что я бы рекомендовала для долгой и счастливой жизни. Полковник ФСБ на генеральской должности… Он объявил торжественно: свадьбе быть. Внука ему рожать. Так все и получилось. Моя мама – честь ей и хвала – бросила все дела, но в университете я практически ни дня не пропустила. Кстати, рожать меня увозили с родного исторического факультета. Сразу после сдачи последнего экзамена летней сессии…

А когда Павлику было почти два года, мы попали в аварию. Виктор вел «бэху» в своей обычной манере.

– Кольцевая – это для того, чтобы погонять! – говорил муж как раз в тот момент, когда мы вынеслись со стороны города и встраивались в поток машин. – Скорость – классная, двести. Смотри, как офигенски получилось, зад чуть закинуло. А ты чего плетешься!!!! Нет, смотри, выпрутся на Кольцевую и плетутся!

Он чуть сильнее, чем было необходимо, выкрутил руль, пошел на обгон – и мы цепанули тот самый автомобильчик, водитель которого взбесил моего мужа.

Я кричала, сын хрипел, железки и пластмасски сминались. Скрежет. Визг шин. Машина словно попала в водоворот, собрав на себя все проезжающие автомобили…

Когда все закончилось, я не могла пошевелиться. Голова была расплющена о подушку безопасности, из носа шла кровь. Ног и позвоночника, по ощущениям, не было вовсе. Только боль. И самое страшное, я уже не слышала дыхания сына.

– Помогите… Пожалуйста… – Я не могла кричать. Я могла едва слышно хрипеть. – Во имя всего святого, помогите…

Впервые за последние двенадцать лет я не испытывала паники, снова и снова вспоминая то, что произошло дальше… Наконец-то я могла с уверенностью сказать сама себе: «Нет, Ника, тебе не померещилось, ты не была в обмороке, все, что ты вспоминаешь сейчас, было на самом деле!» Легче не стало, наоборот, проблем прибавилось, и все-таки осознавать, что с тобой все в порядке, – ни с чем не сравнимое удовольствие! До сего момента эти воспоминания мучили и терзали… Смутными сомнениями…

Дверь машины вырвали, словно она была из бумаги. До сих пор в мельчайших подробностях помню длинные, легкие, будто прозрачные пальцы, тяжелые кольца, узкий рукав, закрывающий руку до костяшек… Помню, как сверкнуло золото вышивки, отражаясь в темно-карих глазах. Огромных, внимательных и… очень грустных. Золотые искорки, правильные черты лица, волны мягких каштановых волос, тонкая талия, перехваченная широким поясом со странным, но очень красивым узором, который почему-то отделился от хрупкой фигуры и поплыл на меня… Все это медленно исчезало из сознания…

– Сын… – все же шевельнулись мои губы, – сын…

– Надо же. Тоже мальчик. Сколько ему? – доброжелательно поинтересовалась незнакомка, словно мы встретились не в покореженной машине, а на какой-нибудь встрече новоиспеченных мамаш.

– Два. Скоро будет…

– Будет, – кивнула женщина. – Обязательно будет. Как и моему.

Я не видела, что она делает, слышала только мелодичное пришептывание на непонятном языке.

Потом заплакал Паша – горько и обиженно. Перепугано. Но сильно.

– Так, – тяжело дыша, проговорила женщина. – Все. Времени доработать до конца нет, но ничего. Шпагу в руки возьмет – и все разработается. Теперь вы. А то покалеченной маме без ног тяжело будет за таким сильным мальчиком бегать…

На мой лоб опускается теплая ладонь. Раздается мелодия непонятных слов – только более громкая, требовательная. Боль отпускает.

– Вот так-то лучше, – тихо говорит женщина. Внимательно, с каким-то печальным любопытством долго смотрит на меня. –   Зачем вам такой мужчина?

И она брезгливо кивает на потерявшего сознание Виктора.

– У него только лоб разбит – и все. Он, в отличие от вас с сыном, остался бы жив. И даже не покалечился особо. Зачем рядом мужчина, который не защищает свою семью ценой собственной жизни? Оставь его. И шпагу дай сыну с первых шагов – разрабатывайте кисть. Не могу я задерживаться… Пора.

И она исчезла.

В тот же день, как только нас отпустили из больницы, а сотрудники ДПС и МЧС все никак не могли поверить, что мы с сыном не пострадали, я собрала вещи. Пренебрегла объяснениями, упреками свекрови – как же, ее мальчик под следствием, а я бегу – и ушла.

Виктор особо не расстроился.

– Любви между нами особой не было, – пожал он плечами. – По залету – это и есть по залету… Да и скучная ты. Драйва с тобой рядом никакого. Ботан.

Я смотрела на него и не понимала себя. Чем я думала? Где были мои глаза? Рядом со мной был мальчишка, который не умел ценить жизнь – ни свою, ни чужую. Ни даже жизнь своего сына.

Отец помог отделаться моему экс-супругу условным сроком – мне досталась квартира. Преподавать в Академии МВД я стала, будучи еще аспиранткой, потом защитила кандидатскую диссертацию. В восемь лет отвела Пашку на фехтование. Брали мальчишек постарше, но я уговорила. И через несколько лет сын выиграл первенство города, потом стал третьим в своей категории на России и попал в первую десятку олимпийского резерва. И понеслось… Соревнования, тренировки, репетиторы почти по всем предметам, чтобы не отставать в школе. Спасибо родителям – и моим, и Виктора: лагеря, мастер-классы и очень дорогую экипировку они брали на себя. Объяснять никому ничего, слава богу, мне ни разу не пришлось. Паша так был увлечен этим видом спорта, что все были уверены – заниматься фехтованием захотел он сам.

Я редко приходила на соревнования. Почему-то мне это причиняло боль… Каждый раз, когда наблюдала за тем, как легко, грациозно, на самом деле молниеносно сын делал выпад и неестественно выворачивал кисть… Почему-то лично для меня это выглядело как в замедленной съемке. Я снова слышала голос… Видела тонкие руки. Золотые искорки в темно-карих глазах. На меня снова плыл замысловатый узор, отделившись от тонкой талии. Снова охватывал ужас, холодели ладони и болела голова.

А через двенадцать лет после аварии ко мне в дверь постучалась измученная и раненая женщина. Это была она. Та, что спасла сына и меня на Кольцевой. Только на этот раз она была в черном брючном костюме. Волосы стянуты в хвост, миндалевидные глаза чуть подведены. Но почему-то именно этот современный вид показался мне маскировкой. Это была она, но ощущение, что именно тогда, много лет назад, я видела ее такой, какой она и должна быть, не проходило. Рядом с ней стоял бледный мальчик – Пашкин ровесник. И, когда странная гостья попросила помочь выжить ее сыну, как она помогла тогда моему, я помчалась на кухню за перекисью и бинтами, а когда вернулась – ее уже не было. Не обращая внимания на двух мальчишек, настороженно косящихся друг на друга, не обращая внимания на Пашку, который кричал про проход с радужной оболочкой, в котором исчезла незнакомка, – я села на пол и заплакала. Вся тяжесть этих лет вдруг отпустила сразу. При этом вопросов стало больше, чем ответов… Нет, я не сумасшедшая – эта женщина действительно была там, во время аварии. И да – я сумасшедшая, – потому что в моем коридоре появилась и исчезла женщина… А потом заговорил этот странный мальчик. Тихо, медленно и очень серьезно.

И вот я скрываюсь с двумя четырнадцатилетними мальчишками…

Сначала мы попетляли вдоль Кольцевой, выехать на нее у меня не хватало духа – проскочили Волхонским шоссе до Пулковского, там постояли в пробке до Гатчины. Потом неслись прочь, прочь от города по Киевскому шоссе. Доехали до неприметного поворота на Москву. Еще в городе мне пришло на ум странное название – Яжелбицы. Вот уж где я никогда не была… Там я решила свернуть с трассы.

Небо начинало сереть, когда я увидела указатель на нужный поворот. Дорога была такая, что казалось – по ней только что отработала эскадрилья тяжелых бомбардировщиков. Мы проехали через уже проснувшуюся деревеньку, постояли, пропуская стадо коров. Еще километров двадцать. Рассвет. И у меня резко стали слипаться глаза, машину повело. Я прижалась к обочине, вышла, ежась от холода. Где-то в машине был термос с кофе, который я сварила еще в Питере. Надо было бы достать. Но на заднем сиденье спали мальчишки – будить их было жалко.

Я огляделась – на пригорке виднелось несколько покосившихся домиков. Дымков над ними не было, мне стало интересно – что это такое. Я прошла по дороге немного вперед. И обнаружила замызганный указатель, на котором было написано «Большие Язвищи». Стрелка указывала на те самые домики, которые и привлекли мое внимание. Хмыкнула, мне здесь уже нравилось.

– Мама! – раздался от машины крик Паши.

– Что? – закричала я в ответ – и быстрым шагом направилась обратно. – Что-то случилось?

– Ты чего так пугаешь! – возмутился сын. – Мы проснулись – тебя нет!

– Доброе утро, – улыбнулась я всклокоченным, заспанным мальчишкам.

– Доброе! – улыбнулся мне в ответ Рэм.

Паша лишь недовольно зыркнул.

– Я увидела неподалеку несколько домиков, по виду заброшенных. Жаль, что нельзя узнать точно, есть там кто-то или нет.

– Почему же нельзя? – отозвался Рэм. – Можно.

Он замолчал. Глаза его замерли, рассматривая что-то нам неведомое.

– Там нет людей, – наконец сказал он.

– Как ты это сделал? – изумился мой сын.

– Ничего сложного, – отмахнулся Рэм. – Я хорошо чувствую живых.

– Как-то странно звучит, ты не находишь? – уставился на него Паша.

– Может, все это обсудим попозже? Я бы упала где-нибудь, – выступила я с предложением. – Часиков на несколько.

– Ладно. Поехали посмотрим! – предложил Паша. – Все равно надо место искать, отдохнуть. А в идеале и на ночь задержаться.

– Да, – согласилась я. – Было бы неплохо. Это не гостиница, тут документов не спросят.

Мы тронулись. Съехали с асфальта на грунтовку. Проехали километра три – оказывается, домики были достаточно далеко от дороги. Добрались до этих самых Больших Язвищ. Сначала мимо нас потянулись поникшие, покосившиеся деревянные дома, серыми тенями притаившиеся на пригорке. Деревня была пуста. Потом мы спустились в низинку. Там стоял одинокий домик, которого как раз не было видно с дороги.

Паша рассмеялся, сказал, что мы – как Дядя Федор, пес и кот. Только коровы не хватает…

Тут мы и вышли. Мне мальчишки достали спальник. Я зашла в дом – и как стояла, так и рухнула. Проспала целый день. Когда проснулась, то обнаружила, что мальчишки вполне себе обжились.

Они натаскали воды – нашли старое ведро в сарае и колодец посреди деревни. Собрали все, чем можно было протопить печь. Открыли консервы, заварили кипятком макароны.

Когда я открыла глаза, то поняла, что в домике тепло. Но темновато. Ребята прошлись по заброшенной деревне. В дома особо не лезли, но в сараях обнаружили много чего интересного. В частности, свечи, которые сейчас и горели в комнатке, которую мы заняли.

Мне выдали миску с едой и кружку с чаем. И как только я поела, то тут же угодила на военный совет, который устроили мальчишки.

– Мам, – высказывался Павел. – Я тебя все равно не понимаю. Если Рэму грозит опасность – надо ехать к дедушке. Он поможет.

– Меня предупредили, что это бессмысленно, – тяжело вздохнула я.

– Но бежать, бросив все… Это тоже как-то неправильно, – пожал плечами сын.

– Я думаю, вам стоит оставить меня здесь, а самим возвращаться, – вмешался Рэм. – Пусть вас укроют. А меня надо предоставить моей судьбе.

Я внимательно посмотрела на него. По возрасту ему было столько же, сколько и Паше. Но по ощущениям он был намного его старше. Взрослее. И печальнее.

Сын вопросительно смотрел на меня. Он склонялся к мысли согласиться с Рэмом. Тем более тот сам предложил… Я разумом и отчаянно бьющимся внутри инстинктом самосохранения понимала, что поступить подло – это выход. Это способ выжить. Не метаться по неизвестности самой. Не рисковать Пашей.

Но отчего-то я не могла. Может, потому, что помнила хрип и затухающее дыхание своего ребенка в той проклятой аварии. А потом его крик – крик заново родившегося человека.

– Нет. Мы никого нигде не оставим. Мы будем действовать по тому плану, который придумали в Питере.

– Тогда ознакомьте меня с ним, – пробурчал мой ребенок. – А то вы меня, как маленького, разводите. Сорвали с тренировки… а ведь ты, мама, знаешь, как для меня важен сейчас каждый день! У меня отбор в молодежную сборную на носу. А я тут с вами в какой-то дыре!

– Паш, выхода не было, – ответила я сыну.

– Это я уже понял. Но тогда уж рассказывайте все как есть, – приказал мой ребенок. – А то, мамочка, твои сказки о том, что это сын подруги, которая попала в больницу, а ее ребенку жить негде… Это просто унизительно…

Теперь мы переглянулись с Рэмом.

– Прошу прощения за обман, – сказал юный герцог, глядя на Пашку. – Моя мать обратилась за помощью к вашей только потому, что нам больше не к кому было идти. Я сожалею, что это подвергло ваши жизни опасности.

– И кто ты такой? Или надо обращаться на «вы»?

– Я – Геральд Аден Моэ, герцог Рэйм. Моя мать – правящая герцогиня Рэймская. Я ее единственный наследник. Несколько недель назад случилась попытка государственного переворота. Мой отец, консорт, погиб, но дал нам с матерью возможность покинуть дворец.

– Очешуеть, – выдохнул мой сын.

Интересно… Недовольно на него посмотрела не только я, но и Рэм.

– Да ладно вам, – пробурчал Паша.

– А если все же обратиться за помощью? – спросила я.

– Я не знаю, кому можно доверять. К тому же у меня приказ матери: скрываться. Она взяла на себя расследование – выясняет, кто пытался нас уничтожить. Кроме того, ей надо взять герцогство под свою руку. Как ни обидно звучит, у нее одной – если она не будет переживать за мою жизнь и безопасность – это получится лучше…

– Значит, мы скрываемся, – подвела я итог. – И развязываем руки герцогине для решительных действий. И надеемся, что…

Я осеклась.

– Мать жива… Я ее чувствую, – прошептал Рэм.

– Герцог… Герцогиня. Принц-консорт. Почему я один понимаю, как это бредово звучит?! Вы еще скажите, что в том мире есть магия! – возмутился Паша.

– Есть, – смущенно улыбнулся Рэм.

Паша издевательски зафыркал.

– Мама, а вот почему ты ему веришь? – сказал он наконец. – И про его мир, и про мать-герцогиню. И даже про магию. Без обид, Рэм, но звучит так, будто все мы – готовые клиенты для дурки.

– Потому что его мать-герцогиня нас с тобой спасла много лет назад. И спасла – как я понимаю – при помощи магии. А теперь наша очередь отдавать свой долг.

Сын какое-то время смотрел обалдело. Потом стал что-то вспоминать. Потом соображать.

– Получается, что наша задача – не попасться, – кивнул он.

– Именно, – ответил сын герцогини.

– Тогда рассказывайте, что вы придумали, – потребовал Пашка.

– Пока ничего, – печально вздохнула я. – К сожалению.

Глава 3

Мы пекли картошку, попутно объясняя герцогскому сыну, что вот такие черные практически угли – ни с чем не сравнимое, изумительно вкусное лакомство. С учетом добавления соли, конечно.

Рэм пробовал осторожно. Потом распробовал… Согласился, что вкусно.

Вечер удался. Если забыть причину, по которой мы оказались в деревне Большие Язвищи, то можно было представить себя семьей, выехавшей из города на пикник. Буквально «на травку, потрогать козявку»[1].

Осенний, чуть горький воздух… Свежесть, которую хочется вдыхать. Это время года пахло для меня несбывшимися надеждами, уже практически сгоревшими в костре вместе с опавшими листьями… Но это все будет чуточку позже, когда ветер сорвет яркие листья, пообещав им путешествие в теплые края вслед за птицами, и – как водится – обманет.

А пока… Холодная ночь. Яркие звезды. И полная бесприютность. Осень…

– Расскажи нам о своем мире, – попросил Паша.

– Мой мир… – задумчиво проговорил Рэм. – Это мир магии. И магов. И – не в обиду будет сказано вам – мы более трепетно относимся к природе. И никогда бы не позволили себе так загрязнять то, чем мы дышим.

– С лозунгами Гринписа все понятно, – поморщился Паша. – Расскажи лучше о магии.

– Мы используем силу стихий. Воды, воздуха, огня и земли. Я, например, прошу о помощи землю – это моя стихия. Потом я напитываю силой слово – и отдаю приказ. И получаю то, что мне необходимо.

– А магичить у нас ты можешь?

– Могу, но это будет тяжело. Стихии в этом мире практически не откликаются. Они словно умерли. Или спят.

– Так… А что у тебя за страна?

– Герцогство Рэймское, – гордо объявил Рэм. – Мы богаты и независимы. Наша страна расположена в горах, виды потрясающие. У нас лучшие в мире ювелиры. Исключительные виноградники на южных склонах. Мы производим знаменитое рэймское вино. И гномий самогон.

– Что? Самогон? – воскликнула я.

– У вас есть гномы? – обалдел Паша.

– Гномов у нас нет, – рассмеялся Рэм. – Их вообще нет, по крайней мере, в нашем мире. Но есть легенды, что когда-то они обитали у нас в горах. И оставили нам уникальные способы обработки драгоценных камней. И непревзойденный рецепт очень крепкого спиртного напитка, который и носит название – гномий самогон. На самом деле там несколько раз особым образом перебраживают и перегоняют остатки производства вина – косточки, шмых… Но эффект, говорят, непревзойденный. И даже император Тигверд пьет именно наш гномий самогон. Правда, в последнее время, его вывозят только контрабандой.

– Почему? – стало интересно мне.

– Новый виток конфликта с Империей, – пожал плечами Рэм. – Они же завоеватели. Без пролитой крови во славу их оружия им жизнь немила. Им несколько десятков маленьких стран по их границам – как кость в горле. Сколько существует Империя Тигвердов, столько длится это противостояние. Только мы им не по зубам. И богаты, и местоположение страны уникально – в горах нас не взять!

– А ты все это откуда знаешь? – поинтересовался Паша.

– Ты смеешься? Я же наследник. Политическая география, экономика, военное дело. Фехтование, верховая езда и танцы – так, в виде развлечения.

– Офонареть!

– Расскажи нам еще про свое герцогство, – попросила я, бросив укоризненный взгляд на сына. Все-таки своей любовью к молодежному жаргону раздражал он меня несказанно.

Рэм с благодарностью посмотрел на меня и продолжил:

– Со всего света к нам ездят на воды – поправить здоровье. Даже высокомерные имперцы предпочитают отдыхать у нас. Я покажу вам плато, водопады и… – Рэм вспомнил, что он беглец, осекся и замолчал.

– Обязательно покажешь, – улыбнулся ему Паша. – Как только отпинаемся – а отпинаемся мы обязательно, – так сразу к вам. Отдыхать. И отвязываться!

Юный герцог невесело улыбнулся, но согласно кивнул.

– А по горным рекам летом у вас сплавляются?

– Нет, – удивленно ответил Рэм. – А как это?

– О, брат! Это клево, спроси у мамы. Даже ей понравилось.

– Понравилось, – не стала спорить я. – Мы были этим летом в горах, в Адыгее. И на такой сплав меня Паша подбил. Лодка надувная, резиновая, мы в спасательных жилетах. И река бурлит, несет тебя, как щепку. Незабываемо.

– У нас бы дамы на такое не решились, – проворчал Рэм. – Но для вас, я думаю, мы такой отдых организуем.

– А помнишь, как мы потом с камня в воду прыгали? – счастливо улыбнулся сын.

– Разве у вас в горных реках вода не ледяная?

– Конечно, ледяная, – удивленно посмотрел на него Паша.

– Тогда – зачем?

– Ты не понимаешь? В этом же самый кайф! Ну, ничего, потом поймешь, когда прыгать сам будешь.

– Кстати, нас в тот момент еще и фотографировали. Кадры получились – исключительные, – добавила я.

– Все-таки у нас такие сумасшедшие виды отдыха не приняты, – с удивлением посмотрел на нас Рэм. – Все… чинно. Пешие прогулки, верховая езда.

– Круто, – восхитился Паша. – Я вот все хотел верховой ездой заняться серьезно – мне нравится. Но… И времени не хватает. Занятия фехтованием у меня шесть раз в неделю. Плюс сборы, плюс соревнования. Да и стоит это удовольствие… Не по-детски.

– Ты на юге, пока мы были в отпуске две недели, с лошади не слезал, – покачала я головой, – так что не прибедняйся.

– Почему не слезал? – возмутился Паша. – Я ведь и кушал, и спал. Да и мы по реке сплавились. И на водопадах были. А то, что ты в беседке сидела на ферме и книжку читала, пока я занимался, так это ты лошадей боишься. Кто ж тебе виноват.

– Не то чтобы я боялась, – не согласилась я под насмешливым взглядом сына, – просто я не понимаю удовольствия в отбитой пятой точке. И предпочитаю пешие прогулки. И танцы.

Рэм, услышав от меня про пятую точку, посмотрел недоуменно, словно не поверив, что я могла произнести такое.

– Все же вы совсем другие… – проговорил он наконец. – И отношения у вас… проще. И слова вы так не подбираете, как положено… у нас.

– И это плохо? – Паша насторожился.

– Не знаю… Но таким отношениям, как у тебя с мамой, я просто завидую.

– А разве у тебя… – опешил Паша.

– Нет-нет! – стал оправдываться юный герцог, наткнувшийся еще и на мой недовольный взгляд. – Вы не подумайте… Мы с мамой. И с отцом…

У него перехватило дыхание – он вспомнил, что отец погиб, а мать рискует собой, чтобы вернуть себе обратно свою страну.

Мы все замолчали, уставившись в золотисто-алые угли костра.

– Отец и мать – самые близкие мне люди. Но… мама никогда не забывала сама и не давала забыть другим, что она прежде всего герцогиня Рэймская. А я прежде всего ее наследник.

– И как это проявлялось? – спросил Паша.

– У нас все жестче, чем у вас. Не так, конечно, как в Османском ханстве или в той же Империи Тигвердов, но… Такие посиделки у костра с моей мамой попросту невозможны. Или… сплав на лодке. Да и разговоры ни о чем – как вы их называете – по душам? Такое тоже сложно представить. И я никогда не думал, что это так… тепло.

Крупные сияющие алмазы звезд смотрели на нас, троих беглецов, и сочувственно подмигивали.

– Кажется, что в этом мире не осталось никого, кроме нас троих, – прошептал Паша.

– А скрываться надо там, где много народу, – задумчиво протянула я. – Знаете, по принципу листьев в лесу: когда их неисчислимое количество, сложно найти нужный.

– Может, в Москву? – предложил Паша.

– Здраво, – уважительно посмотрела я на сына. – Столица нашей родины… Там людей столько, что вполне могут пропасть и еще трое.

– Столица – это хорошо, – проговорил Рэм. – Только если преследователи поняли, что я в этом мире, то меня тут найдут. Дело времени. Причем не слишком долгого. Но идея с какой-нибудь столицей…

– Ты не забывай. Нам еще и легализоваться надо, – скривилась я.

– Это я помню.

– А если пойти от противного… – начал размышлять Паша. – Рэм, вот где тебя искать никогда не будут?

– Не знаю, – растерянно сказал юный герцог.

– Ну… Есть место, которое ты настолько терпеть не можешь, что никогда бы туда не сунулся?

– Империя Тигвердов, – не задумываясь, отрапортовал наследник Рэймского герцогства. – Наши восточные соседи.

– Вот, – подвел итог Паша. – Значит, нам туда и надо.

– Постой, – попыталась остановить я сына в его замыслах. – Это же соседняя страна. Рэма могут опознать. А проблемы с языком… А одежда. И мы с тобой, сын, не умеем себя держать, как там положено…

– Последнее как раз не проблема, – заявил Рэм. – Спины вы держите ровно, если Павел последит за речью и за манерами по отношению к вам, миледи, то… Все вполне может получиться. К тому же если мы прибудем в столицу Империи откуда-нибудь из Западной провинции, то наше легкое несоответствие и акцент спишут на провинциальность. Касательно того, что меня опознают… У нас не так распространены фотографии, как у вас. В газетах разве что. Но я уверен, что там мой портрет не печатали. Особенно в имперских. Они вообще интересуются лишь собой.

– Не то чтобы меня волновали средства массовой информации, – хмыкнула я. – Скорее, служба безопасности. Разведка. Вот у них твои портреты точно имеются. Как и изображения правящих домов по всему миру.

– Разведку еще надо заинтересовать, – скривился Рэм. – И потом. Я могу слегка изменить внешность. Стать больше похожим на Павла и вас. Главное, когда мы встретим мага…

– Не пропалиться! – радостно поддержал его мой сын.

– Да… – вздохнула я. – И ничего в Штирлице не выдаст советского разведчика, кроме буденовки, парашюта и кирзовых сапог.

– А? – не понял мой сын.

– Ты за речью следить будешь, говорю? – пояснила я ему. – Тебе же русским языком объясняли – говоришь без молодежного жаргона!

– А кто такой Штирлиц? – поинтересовался Рэм.

– Разведчик, – хором ответили мы с Пашей.

– Кино такое есть, – добавил мой сын. – Классное!

Мы с Рэмом зарычали синхронным хором.

– Хорошее, – поправился мой невозможный отпрыск.

– Жаль, что у нас фильмов нет, – покачал головой Рэм. – Это ваше изобретение. Как и Интернет.

Я вздохнула. Как бы мне хотелось уверенно сказать вслед за Пашей: как только все закончится – и непременно хорошо, – так мы сразу… И гостить в герцогство, и смотреть фильмы, и обязательно «Семнадцать мгновений весны». И на шашлыки… Обязательно настоять, чтобы мама Рэма к нам присоединилась. Положено это там у них, не положено – не важно…

– Все это будет, – словно прочитав мои мысли, серьезно сказал Паша. – Не переживай.

– Только надо хорошо все обдумать, – отозвался Рэм. – И просчитать.

Мое материнское сердце дрогнуло от гордости. «Надо же… Взрослые совсем!» А вслух я сказала:

– Тогда давайте просчитывать. Что нам надо? Знание языка, манер.

– Одежда, – добавил Паша. – Легенда.

– В смысле? – опять не понял нас юный герцог.

– Легенда – это то, что мы будем рассказывать всем. Кто мы, откуда мы, как нас зовут, – пояснил Паша.

– А как мы будем выкручиваться с документами? Паспорта, подорожные, виды на жительство. Что нам может потребоваться?

– Это все как раз решаемо, – покачал головой юный герцог. – Дворяне Империи имеют право путешествовать по своим надобностям, не отчитываясь ни перед кем. По крайней мере, официально. Знание языка – дело наживное. В саквояже, который мама оставила, есть кристаллы с заклинанием на изучение любого языка. На имперский – он весьма отличается от вашего – я их настрою легко. Я говорю по-имперски.

– Класс! – восхитился Паша. – Мне бы такой на английский. Особенно когда мы неправильные глаголы сдаем.

– Молчи уже, ленивец! – возмутилась я. Нелюбовь сына к изучению иностранных языков меня всегда раздражала.

Рэм посмотрел на нас снисходительно, как взрослый на расшалившихся детей, и продолжил:

– Что касается одежды и, кстати говоря, денег, то это все есть в саквояже. Остается главная, на мой взгляд, проблема.

– Какая? – спросила я.

– Что нам делать с вашими волосами?

И юный герцог недовольно уставился на меня.

– А что с ними не так?

Я как раз перед первым сентября приводила себя в порядок после отпуска. И стрижку свеженькую делала, любимое каре длиною до плеч, и мелирование, чтобы кое-где прорезавшуюся седину скрыть.

– У нас так не ходят, – пояснил мне Рэм. – Женщины волосы, по-моему, вообще не стригут. И таких прядей ни у кого я не видел.

– Точно, – сказала я. – Рэм, ты умница, что обратил внимание.

– Только что нам теперь делать? – спросил Паша.

– Надо посмотреть, что у мамы в саквояже есть. Может, что-то и удастся использовать. Я бытовой магией до такой степени, чтобы отрастить волосы нужной длины, не владею.

– Ладно, – поднялась я. – Костер прогорел, мы вроде определились. Пошли спать. Утро вечера мудренее. Завтра начнем готовиться.

Утро началось с того, что я почувствовала себя как-то странно. Голова была не моя – по крайней мере, слушаться меня и отрываться от пола, на который мы и покидали спальники, она не собиралась. Я попыталась хотя бы повертеть ею, но уткнулась в волосы.

Они были повсюду. И кажется, еще и шевелились. Мое сердце ухнуло вниз, потом взлетело, затарахтев, куда-то к горлу. А потом я заорала.

Услышала шум слева и справа. Крик Паши:

– Мам, что это?!!!

– Что со мной?! – вторила я в панике.

И тут раздался смущенный голос Рэма:

– Простите меня. Это я ночью…

– Объяснения после! – зарычала я. – Прекрати это! Они шевелятся!!!

– Волосы просто растут, – пояснил юный маг. – Не бойтесь. Сейчас я что-нибудь придумаю…

Я рассматривала себя в зеркало. Старое, мутное. То, что нашлось в заброшенном доме.

Ну, что ж… Должна отметить, что у герцога Рэймского получилось неплохо. Грива роскошных волос – необычного теплого медового оттенка. Может, оттенка янтаря, с золотистым отливом на свету. Я до этого времени обходилась достаточно невнятным темно-русым оттенком, который уже несколько лет как приходилось закрашивать из-за ранней седины. Кстати, теперь она исчезла. Длину волос мы оставили по пояс, остальные обстригли, как только Рэму удалось отменить заклинание и волосы перестали расти как сумасшедшие.

Огромным минусом было то, что я понятия не имела, что делать с такой длиной волос. Косы у меня были в школе, до девятого класса, пока я еще занималась танцами. Потом я все безжалостно обстригла.

И что теперь? Как там женщины волосы носили? Без челки, но спереди изящными локонами, а остальное убирали шпильками или гребнями. Как-то так. И, надеюсь, чепцов замужние дамы не надевали, а то это будет слишком тяжело для моей и без того истерзанной нервной системы. Кстати, а где мне взять шпильки?

Я вздохнула.

– Ладно, не переживай, – сказала я Рэму, который ходил подавленный после своих ночных подвигов. Он расстроился, что перепугал меня. – Просто в следующий раз предупреждай.

Мы выяснили, что беглецу не спалось после всех наших разговоров, он и решил, что поколдовать перед сном – хорошая мысль. В результате я обзавелась нужной длиной волос, а Паша с Рэмом – поменяли оттенок своих шевелюр. И у одного, и у второго они стали такими же, как и у меня. Кроме того, Рэм чуть подправил свои черты лица. И их с моим сыном вполне можно было принять за двойняшек.

– Давайте разбираться с языком, одеждой и тем, кто мы такие, – распорядилась я после завтрака.

– Язык лучше учить во сне. Будет и эффективней, и безболезненней, – с извиняющимися интонациями проговорил Рэм.

– Хорошо, – согласились мы с Пашей. – Значит, когда мы уснем…

– Я все сделаю.

– Легенда? – спросил мой сын.

– Обедневшие дворяне из Западной провинции Империи Тигвердов, – было видно, что Рэм ночью не только колдовал, но еще и много думал. И теперь был готов представить все, что навыдумывал. – Вы – вдова… Иначе не объяснить, как вам одной разрешили уйти из дома. Да еще и вместе с сыновьями.

– Согласна, – кивнула я. – А зачем мы прибыли в столицу?

– Вы привезли нас в Роттервик, чтобы пристроить куда-нибудь. В учебное заведение. Или же на службу. Чтобы мы не прозябали в провинции. Чтобы у нас появился шанс.

– Это ты хорошо придумал, – потеребила я сережку. – Только вопрос с учебными заведениями. У вас когда начало учебного года?

– Осенью, – ответил Рэм. – Так же, как и у вас.

– Так чего же мы сорвались, когда учебный год уже начался? Логичнее было бы летом, к вступительным экзаменам.

– Вы не обязаны объяснять. И у вас не имеют права требовать объяснений, – начал Рэм.

– Допустим. Но ведь наша задача – не привлекать к себе внимания. А вот настолько глупая – даже и дворянка… Что едет пристраивать своих детей, когда все уже учатся…

– Такое может запомниться, – кивнул Паша.

– А если у вас конфликт с родственниками после смерти мужа? – обдумав, заговорил Рэм. – И вы уехали, чтобы все попробовать начать сначала…

– Вот это мне уже нравится. И можно будет упомянуть, что мы хотим подготовиться к поступлению в столичное учебное заведение на следующий год, – продолжила его мысль я.

– А какая у нас будет фамилия? И имена? – спросил Паша.

– Ваша матушка так и останется Вероникой – такое имя есть у нас, – ответил юный герцог. – Я – Рэм, а ты будешь Паулем.

Мой сын скривился:

– По-моему, звучит ужасно. – И он противно протянул: – Па-а-ауль. Фу.

– Привыкай, – отрезала я.

– Ладно, – недовольно кивнул сын. – А фамилия?

– Она может быть выдуманной. Дворяне, которые вышли из своих родов, так делают.

– Тогда Лиззард, – хмыкнул Паша.

– А при чем тут ящерица по-английски? – удивилась я.

– Ма-а-ам, ты что, не помнишь, сколько я этого зверька учил в четвертом классе. И никак запомнить не мог. Пускай будет.

Мы с Рэмом переглянулись и кивнули.

– Теперь – одежда. – Герцог потянулся за небольшим саквояжем, который оставила ему мама, когда уходила.

Я все восхищалась этим «тревожным чемоданчиком». Несмотря на его небольшие размеры, там было все! Видимо, к варианту, что нужно будет убегать и скрываться, в герцогстве подходили серьезно. Одежда, деньги, драгоценности, оружие… Трости, перчатки и всякая мелочь… Теперь же мы наблюдали, как Рэм извлекает оттуда два комплекта мужской одежды и один – женской.

– Нет, – застонал Паша, рассмотрев то, что ему придется надеть. – Только не говорите мне, что это – чулки.

– Именно так, – насмешливо хмыкнул Рэм. – Чулки и туфли. Или же чулки, на которые надевают сапоги.

А я смотрела на платье, которое предложили мне. И про себя ругалась – ну вот почему из всех вариантов моды в Империи Тигвердов было принято носить то, что как две капли воды походило на ампир начала XIX века. Нелепые платья-ночнушки с поясом под грудь. Всегда полагала, что, как только надеваешь такое, оно сразу прибавляет тебе несколько килограммов. А мне так тем более, с моей наличествующей грудью да весом, далеким от анорексии. Упорно на пять килограммов больше положенного.

Вздохнула. Попыталась одеться. Намучилась с нижним бельем. Корсет – вещь неудобная. Отметила, что в этом варианте крючки на платье, как и шнуровка на корсете, были спереди – видимо, герцогиня прекрасно понимала, что прислуга не всегда может оказаться рядом, чтобы помочь.

Оглядела себя. Расстроилась. Вспомнила, что английская актриса, которая снималась в фильме «Гордость и предубеждение», выглядела пышечкой в подобной красоте, а она была от силы сорок четвертого размера – если переводить на наши. И успокоилась.

Сделала несколько шагов. Мда… Не джинсы, что ни говори.

Вышла к мальчишкам, споткнулась у порога, наступив на подол.

– К этому всему надо привыкать, – глубокомысленно изрек Рэм, со смехом в глазах глядя на возмущенного Павла в бархатном камзольчике, штанишках по колено и беленьких чулочках.

– Слушай, – закралось у меня нехорошее подозрение. – Если сопоставлять с тем, что носили в нашем мире… То у мужчин уже были длинные брюки. А такой наряд был, скорее, для бала. Не так ли?

Рэм расхохотался:

– Конечно. Но Пауль в нем… неотразим.

– Я тебя урою! – заорал «неотразимый» Пауль.

Мы с Рэмом хором рявкнули на него:

– Следи за речью!

– Ты же теперь Пауль Лиззард, – добавил Рэм. – Вот и соответствуй!

Глава 4

На последнем совете в нашей избушке было решено появиться в городке Триммс, который находился на расстоянии одного перегона от столицы. Именно через этот городок проходил тракт, связывающий столицу с Западной провинцией. Рэм говорил, что городок шумный, многолюдный и бестолковый.

– Там ни у кого не возникнет вопросов, откуда мы взялись, – пояснил он. – Кроме того, я там был один раз. Мама была приглашена к императору Фредерику, и я пробрался с ней. Меня, правда, в этом городке и обнаружили. Отругали и отправили домой. Но путь туда, используя артефакт перехода, я построить смогу.

Артефакты перехода вообще были вещью бесценной. Они могли перенести тебя из одной точки в другую. Кроме того, наиболее мощные можно было использовать, чтобы переходить между мирами. Именно такой артефакт собирался использовать Рэм. Единственное условие – нужно было хорошо представлять себе место, в котором ты хочешь очутиться.

– А еще есть маги, которые могут сами, без артефактов, выстраивать такие порталы, – рассказывал нам Рэм. – Но это уже запредельная мощь. Мама, конечно, сильный маг, но она так не умеет. И у меня сил не хватает. Говорят, на это способен император Тигверд и его сыновья. А может, и некоторые аристократы Империи – кто их знает.

В общей сложности за разговорами и подготовкой мы пробыли в селе Большие Язвищи пять дней. Учились говорить на имперском. Рэм смог наколдовать, чтобы он записался в наш мозг, – но надо было еще не сбиваться на русский. Репетировали легенду об обедневшей дворянке-вдове и ее сыновьях. Отрабатывали манеру поведения, умение ходить в непривычной одежде. Я осваивала книксены, Пашка – поклоны. Его светлость герцог Рэйм безжалостно угорал над нами.

В последнюю ночь перед отбытием я не спала – нервничала. Мне все казалось, что стоит нам только показаться на людях, как нас немедленно схватят и поведут в жуткие казематы.

Но все прошло вполне мирно. Обыденно даже. Мы втроем вошли в радужное марево портала. «Только надо расслабиться и не сопротивляться переносу, иначе будет жутко тошнить», – учил нас Рэм.

Юный герцог перебросил нас в парк городка Триммс. Он решил, что в парке народу будет поменьше и мы не привлечем внимания. Так и получилось. Никому до нас дела не было. Мы вынырнули из портала. Оглянулись – и неспешно вышли из парка на улицу.

Нас встретил шум оживленного городка, стоящего на пересечении важных дорог. Толчея, гомон, спешащие по своим делам имперцы. И мы – еще трое, влившиеся в поток людей.

Купили места в почтовой карете, отходившей на закате.

– Не сомневайтесь, миледи! Чисто, просторно. Самое удобное прибытие в столицу! Ранним утром, – расхваливал свой товар мужчина в кассе. – Особенно для тех, кто плохо еще ориентируется в Роттервике. И гостиницу найти можно, не торопясь. И пообедать уже спокойно, без суеты.

Я скупо улыбнулась ему, протянула деньги:

– Три билета.

Мужчина принял монеты, протянул мне алые квадратные карточки, на которых были отпечатаны пункты отбытия и прибытия. И места – четвертое, пятое и шестое.

– Попутчики у вас люди спокойные, солидные – негоциант с женой и их дочь, – отчитался он мне. – В столицу по делам. По мне так, жена с дочерью решили гардероб обновить.

– Надеюсь, мы доберемся без приключений. – Я убрала билеты в сумочку.

– Что вы, миледи, – даже обиделся продавец. – Какие приключения! Как можно! Всем известно, что порядок и безопасность на дорогах под личным контролем милорда Верда, бастарда императора. А он не тот человек, который бы позволил, чтобы плохо исполнялось то, что ему поручил наш повелитель. И за порядком на дорогах следят солдаты, вышедшие в отставку. А мы спуску никому не дадим.

– Конечно-конечно, – кивнула я. – Это понятно. Но нервы…

– Не переживайте. Я когда-то служил с милордом Вердом. Он тогда только-только в чины стал входить. Так вот, смею заметить, что забота о своих людях у милорда – всегда на первом месте!

– Вы меня успокоили.

– Простите, миледи, за горячность, – поклонился мне служащий. – Мы люди простые – солдаты, политесам не наученные.

Я лишь улыбнулась. Не наученный он, как же…

– Вы позволите порекомендовать вам, где можно провести время до отбытия? – продолжил мужчина.

– Буду признательна.

– Вот. – Мне протянули карточку с адресом. – Гостиница здесь. Очень приличная. Моя сестра держит. И кормят вкусно.

Кивнув, я вышла. На улице меня встретили Пауль и Рэм.

– Матушка? – спросил Рэм.

Показала им билеты.

– А мы газеты купили, как вы и просили, – почтительно проговорил Паша.

«Надо же, он так умеет», – подумала я.

– Куда мы теперь? – спросил сын.

– Мне надо зайти в магазин женской одежды.

– Зачем? – удивился Паша.

Я посмотрела на него возмущенно. Не хватало еще объяснять собственному сыну, что платья, которые герцогиня укладывала в саквояж, шились на нее. И если в талии мы были практически одинаковыми, то в груди я попышнее. Следовательно, об удобстве говорить не приходилось.

– Так, – распорядилась я. – Мы идем в гостиницу. Мне дали карточку с адресом. Там располагаемся и заказываем обед. Вы остаетесь, а я прогуляюсь.

Гостиница оказалась уютной, хозяйка – милой и приветливой. Мы не остались в общем зале, а заказали номер наверху. Туда же я приказала подать обед. Узнав, что магазин готового женского платья располагается на этой же улице, через три дома, я туда и отправилась.

– Миледи? – удивилась мне продавщица, как только оглядела мой наряд. – Вы уверены, что вам по чину одеваться у нас?

– Да. Я хочу что-нибудь попроще. И поудобнее, – ответила я, недоумевая про себя – что такое увидела в моих нарядах девушка, чего не видела я.

Я купила себе четыре платья – все были светленькими, как на подбор. Хотя продавщица утверждала, что все они были разных цветов: кремовое, персиковое, цвета слоновой кости и цвета шампанского. У меня, конечно, не было причин ей не верить, но… По-моему, они все были бледно-желтые. И это при том, что я попросила подобрать мне что-нибудь в дорогу. Хотелось чего-нибудь серенького. Или синенького. Но что делать – надела то, что мне выдали.

А вот верхняя одежда меня порадовала. Это была пара коротких жакетов – один синий, другой – терракотовый. Хоть какие-то цвета в мире нежной пастели и аккуратных, едва заметных цветочков.