Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Азбука
- Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
- Serie: The Big Book
- Sprache: Russisch
- Veröffentlichungsjahr: 2020
Впервые на русском — уникальный продукт коллективного творчества: книга, написанная современным классиком Корнелией Функе по мотивам знаменитого фильма "оскаровского" лауреата Гильермо дель Торо "Лабиринт Фавна" и проиллюстрированная мастером сказочной иллюстрации Алленом Уильямсом. В этой фантазии поистине эпического размаха читатель встретит мифических трикстеров и кровожадных чудовищ, жестоких солдат и отважных мятежников, и потерянную принцессу, не теряющую надежды отыскать дорогу домой… Слово — самой Корнелии Функе: "Гильермо с самого начала объяснил, что не хочет получить простой пересказ фильма; он ждал от меня большего. Я же не хотела менять ни единого мгновения, ведь по-моему, этот фильм — совершенство. Поэтому я предложила добавить десять эпизодов, рассказывающих предысторию ключевых моментов фильма, — Гильермо назвал их интерлюдиями. Все остальное — магия. Наверное, нужно сказать еще вот о чем. Это — первая книга, написанная мною по-английски. Чего только ни найдешь в лабиринтах…"
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 219
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Оглавление
Cornelia Funke and Guillermo del Toro
PAN'S LABYRINTH: THE LABYRINTH OF THE FAUN
Copyright © 2019 by Guillermo del Toro
Illustrations by Allen Williams
All rights reserved
Перевод с английского Майи Лахути
Оформление обложки Виктории Манацковой
Торо Г. дель, Функе К.
Лабиринт Фавна : роман / Гильермо дель Торо, Корнелия Функе ; ил. А. Уильямса ; пер. с англ. М. Лахути. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2020. (The Big Book).
ISBN 978-5-389-17870-0
12+
Впервые на русском — уникальный продукт коллективного творчества: книга, написанная современным классиком Корнелией Функе по мотивам знаменитого фильма оскаровского лауреата Гильермо дель Торо «Лабиринт Фавна» и проиллюстрированная мастером сказочной иллюстрации Алленом Уильямсом. В этой фантазии поистине эпического размаха читатель встретит мифических трикстеров и кровожадных чудовищ, жестоких солдат, и отважных мятежников, и потерянную принцессу, не теряющую надежды отыскать дорогу домой…
Слово — самой Корнелии Функе:
«Гильермо с самого начала объяснил, что не хочет получить простой пересказ фильма; он ждал от меня большего. Я же не хотела менять ни единого мгновения, ведь, по-моему, этот фильм — совершенство. Поэтому я предложила добавить десять эпизодов, рассказывающих предысторию ключевых моментов фильма, — Гильермо назвал их интерлюдиями.
Все остальное — магия.
Наверное, нужно сказать еще вот о чем. Это — первая книга, написанная мною по-английски. Чего только не найдешь в лабиринтах…»
© М. Д. Лахути, перевод, 2020
© Издание на русском языке,оформление.ООО «Издательская Группа„Азбука-Аттикус“», 2020Издательство АЗБУКА®
Письмо в издательство HARPER COLLINS
Всем знакомо, как часто экранизации разочаровывают нас, потому что образ на экране ни в какое сравнение не идет с теми образами, что возникли у нас в голове при чтении книги. А что будет, если писателя попросят сделать обратное — превратить любимый фильм в книгу?
Постер к фильму «Лабиринт Фавна» висел у меня на стене задолго до того, как Гильермо дель Торо предложил мне преобразовать его волшебные образы в слова. Я с самого первого просмотра убеждена, что этот фильм — идеальный образец того, на что способна человеческая фантазия. «Лабиринт Фавна» с огромной силой доказывает, что фантазия может быть в одно и то же время поэтической и политической и что она — прекрасный инструмент, позволяющий выразить фантастическую реальность нашей жизни.
Само собой, задача мне казалась невыполнимой. Писатели очень хорошо знают, насколько иногда бессильны слова и насколько больше способен выразить один-единственный зрительный образ. Все слои смысла, которые мы с трудом передаем словами, образы показывают легко и без усилий. А музыка! Гильермо в своих фильмах использует музыку так же виртуозно, как и кинокамеру. Ну разве я смогу найти слова, которые заменят и звук, и видеоряд?
Есть в невыполнимых задачах некая неотразимость. Мы знаем, что будем жалеть всю оставшуюся жизнь, если хотя бы не попробуем их решить.
При работе над книгой я не заглядывала в сценарий. Я смотрела фильм, кадр за кадром, секунду за секундой. Я исследовала саму ткань киноповествования и от этого еще больше восхищалась мастерством ткача. Я составила целый список вопросов и обсудила их за обедом с Гильермо, чтобы убедиться, правильно ли я понимаю состояние души персонажей, жесты и взгляды актеров, символику реквизита (у меня до сих пор хранится клешня краба, которого мы ели).
Гильермо с самого начала объяснил, что не хочетполучить простой пересказ фильма; он ждал от меня большего. Я же не хотела менять ни единого мгновения, ведь, по-моему, этот фильм — совершенство. Поэтому я предложила добавить десять эпизодов, рассказывающих предысторию ключевых моментов фильма, — Гильермо назвал их интерлюдиями.
Все остальное — магия.
Я была очарована, околдована. Из путешествия по лабиринту гениального рассказчика я принесла с собой неисчислимые сокровища творческого вдохновения.
Постой, Корнелия! Наверное, нужно сказать еще вот о чем. Это первая книга, написанная мною по-английски. Чего только не найдешь в лабиринтах...
Корнелия Функе
Посвящается Альфонсо Фуэнтесу и его команде, которая спасла от лесного пожара «Вулси» в Калифорнии мой дом, мои деревья, моих осликов, мои воспоминания и мои записные книжки.
К. Ф.
Посвящается К. — разгадке всех загадок, путеводной нити к выходу из Лабиринта.
Г. д. Т.
Пролог
Говорят, в стародавние времена жила-была принцесса в подземном царстве, где нет ни лжи, ни боли. Принцесса Моанна мечтала о мире людей. Она представляла себе ясное голубое небо и бесконечный океан облаков, представляла солнце, траву и вкус дождя... Однажды принцесса ускользнула от дворцовой стражи и пришла в наш мир. Солнце стерло ее воспоминания. Принцесса забыла, кто она и откуда. Она странствовала по свету, страдала от холода и болезней. И в конце концов умерла.
Ее отец, король подземной страны, неустанно искал свою дочь. Он знал, что душа Моанны бессмертна, и надеялся, что когда-нибудь она вернется.
В другом теле, в другое время. Быть может, в другой стране.
Он будет ждать.
До последнего вздоха.
До конца времен.
1
Фея в лесу
В стародавние времена был на севере Испании лес — такой древний, что он помнил истории, забытые людьми. Деревья уходили корнями глубоко в поросшую мхом землю, задевая кости мертвецов, а ветвями доставали до звезд.
Так много потеряно, так много утрачено, шелестела листва, а под деревьями по грунтовой дороге, проложенной среди мха и папоротников, ехали три черных автомобиля.
Но все, что потеряно, можно отыскать снова, шептали деревья.
Шел тысяча девятьсот сорок четвертый год. В одной из машин сидела рядом с беременной матерью девочка. Она не понимала, о чем шепчут деревья. Девочку звали Офелия, и, хотя ей было всего тринадцать лет, она знала, что такое потери. Год назад погиб ее отец. Офелия так тосковала по нему, что иногда ей казалось, у нее вместо сердца — пустая шкатулка, где заперто эхо ее боли. Она часто гадала, чувствует ли мама то же самое, но не могла ничего понять по бледному лицу матери.
— Бела, как снег, румяна, как кровь, черна, как уголь, — говорил, бывало, отец, с нежностью глядя на маму. — Офелия, ты так на нее похожа!
И его больше нет.
Они ехали уже много часов, оставив далеко позади все, что знала Офелия. Все глубже в этот нескончаемый лес, к человеку, которого мама выбрала новым отцом для своей дочери. Офелия про себя звала его Волком. Ей не хотелось о нем думать, но даже деревья вокруг словно шептали его имя.
Из дома Офелия смогла забрать несколько книг, ничего больше. Сейчас она стискивала пальцами книгу, лежащую у нее на коленях, и тихонько гладила обложку. А когда раскрывала книгу, страницы казались ослепительно-белыми в глубокой лесной тени, и слова, напечатанные на них, дарили утешение. Буквы были как чьи-то следы на снегу — на огромной белой равнине, не тронутой болью, не изуродованной воспоминаниями, которые и хранить больно, и отпустить невозможно, такие они любимые.
— Офелия, зачем ты набрала с собой столько книг? Мы будем жить в деревне!
В дороге мама побледнела сильнее обычного. Ее измучили и поездка, и малыш, которого она носила. Мама вырвала книгу из рук Офелии. Утешительные слова смолкли.
— Офелия, ты уже слишком большая, чтобы читать сказки! Пора смотреть на реальный мир.
Мамин голос — как будто надтреснутый колокольчик. Он так не звучал, когда папа был жив.
— Ах, мы опоздаем! — вздохнула мама, прижимая к губам платок. — Он будет сердиться.
Он...
Мама застонала. Офелия схватила водителя за плечо.
— Остановите машину! — крикнула она. — Видите, маме плохо!
Водитель что-то буркнул и заглушил мотор. Волки, вот кто они все, эти солдаты, которые их сопровождают. Волки-людоеды. Мама говорила, что сказки отвлекают от реального мира, но Офелия-то знала. Сказки рассказали ей всю правду о настоящем мире.
Они обе выбрались из машины. Мама нетвердыми шагами отошла к обочине, и ее стошнило в заросли папоротника. Папоротник здесь рос густо, словно целое море перистых листьев, а из этого моря росли серые стволы, словно подводные твари поднялись со дна морского и выглядывают наружу.
Две другие машины остановились тоже. Среди деревьев замелькали серые мундиры. Офелия чувствовала, что лесу это не нравится. Серрано, командир отряда, подошел к маме и спросил, как она себя чувствует. Он был рослый и грузный, говорил очень громко и носил свой мундир, как театральный костюм. Все тем же надтреснутым голосом мама попросила воды. Офелия прошла немного вперед по дороге.
Вода, шептали деревья. Земля. Солнце.
Папоротники задевали платье Офелии зелеными пальцами. Под ногу попался камень. Офелия посмотрела вниз. Камень был серый, как солдатские шинели. Он лежал прямо посреди дороги, как будто его специально там положили. За спиной у Офелии маму снова рвало. Почему женщины болеют, когда приводят в мир детей?
Офелия нагнулась и подняла камень. Он оброс мхом, но, когда Офелия счистила мох, оказалось, что камень гладкий и плоский, а на нем вырезан глаз.
Человеческий глаз.
Офелия осмотрелась.
И увидела три источенных временем каменных столба, полускрытых высокими папоротниками. По серому камню вились затейливые резные узоры. На среднем столбе можно было разглядеть лицо, задумчиво вглядывающееся в глубину леса. Офелия не удержалась — сошла с дороги и шагнула к камню, хотя туфли сразу промокли от росы, а к платью прицепились колючие репьи.
На лице был всего один глаз. Будто в головоломке не хватает одного кусочка и она ждет, когда ее соберут до конца.
Офелия крепче сжала каменный глаз в руке и подошла вплотную.
На серой поверхности прямыми штрихами был обозначен нос. Чуть ниже — разинутый рот с обломками зубов. Офелия попятилась, и тут изо рта статуи выглянуло крылатое существо, тощее, словно сделанное из прутиков, и наставило на девочку длинные дрожащие усики. Высунув наружу лапки, как у насекомого, существо взбежало вверх по столбу. Оно было размером больше, чем ладонь Офелии. Замерев на макушке истукана, существо замахало передними лапками. Офелия улыбнулась. Она так давно не улыбалась, что губы отвыкли.
— Ты кто? — шепотом спросила Офелия.
Существо снова взмахнуло передними лапками и тихонько застрекотало. Может, это сверчок? А как выглядят сверчки? Или это стрекоза? Офелия выросла в городе, среди стен, сложенных из камня. У тех стен не было ни глаз, ни лиц. И они не разевали рты.
— Офелия!
Существо расправило крылышки и полетело прочь. Офелия смотрела ему вслед.
Мама стояла на дороге, совсем близко, а рядом с ней — офицер Серрано.
— Посмотри на свои туфли! — воскликнула мама с мягким укором.
Теперь она почти всегда говорила так.
Офелия посмотрела. Туфли промокли и были облеплены грязью, но Офелия до сих пор чувствовала на губах улыбку.
— Я видела фею! — сказала она.
Да, точно, это существо — наверняка фея.
Но мама не слушала.
Маму звали Кармен Кардосо. Вдова в тридцать два года, она уже не помнила, как это — смотреть на что-нибудь без страха и отвращения. Она видела одно: мир отнял у нее любимого и перемолол в прах. Кармен Кардосо любила свою дочь, любила сильно, и потому снова вышла замуж. Миром правят мужчины — дочка пока еще этого не понимает, — и только мужчина может уберечь их обеих. Мама Офелии, сама того не зная, тоже верила в сказку. Самую опасную из всех: о том, что явится принц и спасет ее.
Зато это знало крылатое существо, что дожидалось Офелию в разинутом рту каменного истукана. Существо знало многое, но это была не фея. Во всяком случае, не такая, как мы представляем фей. Ее истинное имя знал только ее хозяин. В Волшебном королевстве, если знаешь имя, становишься хозяином того, кто это имя носит.
Сидя на ветке ели, существо смотрело, как Офелия с мамой снова усаживаются в машину, чтобы продолжить путь. Существо давно ждало эту девочку. Девочку, которая так много потеряла и должна потерять еще больше, чтобы вновь обрести то, что принадлежит ей по праву. Помочь ей нелегко, но хозяин приказал, а он не прощает, если нарушают его приказы. О нет!
Машины поехали дальше, унося с собой девочку, ее маму и нерожденного малыша. А существо, которое Офелия назвала феей, расправило прозрачные крылышки, поджало шесть тощих лапок и полетело следом.
2
Все обличья зла
Зло редко проявляется сразу. Поначалу это всего только шепот. Взгляд. Маленькое предательство. Потом оно растет, пускает корни — все еще невидимое, незаметное. Только в сказках зло имеет явное обличье. Большие злые волки, жестокие короли, демоны, черти...
Офелия знала, что тот, кого ей скоро придется звать отцом, — плохой человек. Он улыбается, как циклоп, которого называют «оханкану», а глаза у него безжалостные, словно чудовища куэлье и нуберу1 — Офелия о них читала в книгах. А мама не видит его истинного облика. Случается, люди слепнут, когда взрослеют. Может быть, Кармен Кардосо не замечает волчьей улыбки, потому что капитан Видаль красив и всегда безупречно одет — в парадной форме, сапогах и перчатках. Маме необходима защита, и потому, наверное, она принимает его кровожадность за отвагу, а грубость — за силу.
Капитан Видаль посмотрел на свои карманные часы. Трещина в стекле изуродовала циферблат, но стрелки все еще показывали время, и сейчас они свидетельствовали, что машины запаздывают.
— Пятнадцать минут, — пробормотал Видаль.
Как всякое чудовище — и как Смерть, — он был всегда пунктуален.
Да, они опоздали, как и боялась Кармен. Приехали позже назначенного срока на старую мельницу, где Видаль разместил свою штаб-квартиру. Видаль ненавидел лес. Он ненавидел все неупорядоченное, а деревья еще и помогали скрываться людям, на которых Видаль вел охоту. Люди сражались против тьмы, которой Видаль служил и поклонялся, и он приехал в этот древний лес, чтобы их сломить. О да, новый отец Офелии любил ломать кости тем, кого считал слабыми, любил проливать кровь и приносить новый порядок в ничтожный, безалаберный мир.
Он встречал машины с улыбкой.
Но Офелия видела презрение в его глазах, когда капитан приветствовал их во дворе мельницы, где раньше толпились крестьяне из окрестных деревень с мешками зерна. А мама улыбнулась ему в ответ и позволила Волку потрогать ее огромный живот, в котором рос его ребенок. Она подчинилась, когда капитан усадил ее в кресло на колесиках, словно сломанную куклу. Офелия наблюдала за ними с заднего сиденья автомобиля. Ей было противно, что нужно пожать Волку руку — так велела мама. Но в конце концов Офелия все-таки вылезла наружу. Нельзя же оставлять маму с ним одну! Офелия прижимала книги к груди, словно щит из бумаги и слов.
— Офелия. — Волк вытолкнул ее имя между тонких губ, как будто нечто такое же сломанное, как ее мама, и уставился на протянутую навстречу левую руку.
— Не та рука, Офелия, — тихо проговорил он. — Запомни.
Его черные кожаные перчатки скрипнули, когда он стиснул руку Офелии, словно капкан браконьера. И сразу повернулся спиной, словно уже забыл о ней.
— Мерседес! — окликнул он девушку, которая помогала солдатам разгружать машину. — Забери багаж!
Мерседес была худая и бледная, с волосами цвета воронова крыла и большими темными глазами. Офелия подумала, что она — как принцесса, переодетая крестьянкой. Или, может быть, колдунья. Только Офелия не могла понять, добрая или злая.
Мерседес и солдаты отнесли мамины чемоданы в дом. Офелии он показался грустным, каким-то потерянным, словно тосковал по тем временам, когда на мельнице мололи зерно. Сейчас вокруг замшелых каменных стен толпились солдаты, как саранча. Палатки и военные грузовики заполонили все пространство двора между конюшней, амбаром и самим домом — бывшей мельницей.
Серые шинели, печальный старый дом и лес, полный теней... Офелия так тосковала по родному дому, что трудно было дышать. Но и там не дом, потому что там нет папы. Слезы подступили к глазам, и тут Офелия заметила, как между сваленными в сторонке мешками сверкнули на солнце прозрачные крылышки, словно сделанные из тончайшего стекла.
Это была фея.
Офелия, забыв свои беды, бросилась за ней, а фея полетела прямо к роще за мельницей. Крошечное создание мчалось так быстро, что Офелия на бегу споткнулась и выронила книги. Пока она их поднимала и отряхивала обложки, фея присела на ствол ближайшего дерева.
О да, она должна дождаться девочку. Обязательно нужно, чтобы девочка последовала за ней.
Погодите... Нет! Девочка снова остановилась.
Офелия рассматривала огромную каменную арку, вдруг возникшую между деревьями. От арки в обе стороны тянулись древние стены, а сверху смотрела рогатая голова с пустыми глазами и раззявленным ртом, будто хотела проглотить весь мир. Под взглядом этих глаз все исчезло: мельница, солдаты, Волк, даже мама Офелии. Полуразрушенные стены словно звали: «Входи!» Чуть ниже головы виднелись высеченные в камне полустертые буквы, но Офелия не знала, что они означают.
In consiliis nostris fatum nostrum est, гласила надпись.
«В нашем выборе — наша судьба».
Фея исчезла. Офелия шагнула под арку, и на нее легла холодная тень. «Вернись!» — предостерегало какое-то неясное чувство, но она не вернулась. Иногда надо слушаться, а иногда — нет. Впрочем, вряд ли у Офелии был выбор. Ноги шли сами собой. Проход за аркой скоро стал таким узким, что Офелия, раскинув руки в стороны, могла дотянуться до обеих стен. На ходу она вела пальцами по изъеденному временем камню. Камень был холодный, несмотря на жару. Еще несколько шагов — и Офелия оказалась у поворота. Новый коридор вел влево, потом направо, а там еще поворот.
— Это лабиринт.
Офелия быстро обернулась.
У нее за спиной стояла Мерседес, кутаясь в шаль, словно сплетенную из вязаных листьев. Если Мерседес и колдунья, то красивая, а не скрюченная старуха, каких рисуют в книгах. Но Офелия знала из сказок, что колдуньи не всегда появляются в истинном облике.
— Просто куча старых камней, — сказала Мерседес. — Очень старых. Старше мельницы. Эти стены всегда здесь стояли, еще до нее. Не ходи сюда, заблудишься. Случалось уже. Я тебе как-нибудь расскажу, если хочешь.
— Мерседес! Тебя капитан зовет! — крикнул какой-то солдат за мельницей.
— Иду! — крикнула в ответ Мерседес.
Она улыбнулась Офелии. В ее улыбке прятались тайны, но Офелии Мерседес нравилась. Очень.
— Слышала, твой отец меня зовет. — Мерседес шагнула назад, к арке.
— Он мне не отец! — сказала ей вслед Офелия. — Не отец!
Мерседес остановилась.
Офелия бегом догнала ее, и они вместе вышли из лабиринта.
Холодные камни и рогатая морда с пустыми глазами остались позади.
— Мой отец был портным, — сказала Офелия. — Его убили на войне.
И у нее потекли слезы. Они всегда текли, когда Офелия говорила о папе. Ничего нельзя было с ними поделать.
— Он сшил мое платье и мамину блузку. Он шил самую красивую одежду на свете. Лучше, чем у принцесс в моих книгах! А капитан Видаль мне не отец!
— Да я уж поняла, — мягко проговорила Мерседес и обняла ее за плечи. — Ну пойдем, отведу тебя к маме. Она тебя, наверное, уже ищет.
Рука у Мерседес была теплая. И сильная.
— Правда, моя мама красивая? — спросила Офелия. — Только она болеет, из-за ребенка. У тебя есть брат?
— Есть, — ответила Мерседес. — Вот увидишь, когда твой братик родится, ты его полюбишь. Крепко полюбишь, никуда не денешься.
Она снова улыбнулась. В глазах у нее была грусть. Кажется, Мерседес тоже знала, что такое потеря.
Фея, сидя на каменной арке, смотрела, как они идут к мельнице: девушка и девочка, весна и лето.
Девочка еще вернется.
Фея об этом позаботится.
И очень скоро.
Как только хозяин пожелает.
1Оханкану — свирепый одноглазый великан-людоед в фольклоре Кантабрии (провинция на севере Испании). Куэлье — чудовище жуткого вида, ворующее детей, в фольклоре Кантабрии. Нуберу, или нубейро, — зловредный дух, уродливый старичок в одеждах из шкур, повелевающий облаками и штормами, в кантабрийской, галисийской и астурийской мифологии.
3
Всего-навсего мышка
Да, у Мерседес был брат. Педро — один из тех, что прятались в лесу. Они называли себя «маки», бойцы Сопротивления, и скрывались от тех самых солдат, для кого Мерседес готовила еду и стирала одежду.
Капитан Видаль со своими офицерами обсуждал планы охоты на этих людей. Мерседес принесла им хлеб, сыр и вино — так приказал капитан. Когда-то за столом, где они разложили карты местности, обедали и ужинали мельник с семьей. А сейчас на этот стол подавали смерть. Смерть и страх.
Пляшущее в очаге пламя рисовало на беленых стенах тени кинжалов и ружей. Отсветы пробегали по склоненным над картой лицам. Мерседес поставила поднос и незаметно окинула взглядом расположение войск на карте.
— Партизаны прячутся в лесу, потому что там их труднее выследить. — Голос Видаля не выражал никаких чувств, так же как и лицо. — Мерзавцы лучше нас знают местность. А мы перекроем выходы из леса — здесь и здесь.
Палец в черной кожаной перчатке вонзился в карту, словно снаряд.
Смотри внимательно, Мерседес. И расскажи брату, что они задумали, иначе он через неделю умрет.
— Провизию, лекарства, перевязочные материалы — все соберем у себя и будем хранить вот здесь. — Видаль ткнул пальцем в точку, обозначающую мельницу. — И они сами к нам придут.
Здесь, Мерседес! Они будут все хранить здесь.
Она не торопилась, выкладывая еду на стол и радуясь про себя, что для этих людей она — невидимка. Просто служанка, такая же часть обстановки, как стулья и огонь в очаге.
— Устроим три новых сторожевых поста — здесь, здесь и здесь.
Видаль расставил на карте три бронзовые фишки, отмечающие место. Мерседес не отрывала взгляда от его затянутых в перчатку пальцев. Она вся была глаза и уши кроликов, на которых охотятся. Тихая и незаметная, будто мышь.
— Мерседес!
Черная перчатка схватила ее за плечо. Мерседес перестала дышать.
Видаль подозрительно прищурился. Он всегда смотрит подозрительно, подумала Мерседес, стараясь успокоить сердцебиение. Ему нравилось видеть, как под его взглядом на лицах проступает страх, но она слишком часто играла в эту игру и не выдала себя. Всего-навсего мышка. Невидимка. Если он хоть на минуту подумает, что она лиса или кошка, ей конец.
— Пригласи доктора Феррейро спуститься.
— Слушаю, сеньор.
Она склонила голову, стараясь казаться ниже ростом. Большинство мужчин не любят высоких женщин. Видаль — не исключение.
Три командных пункта. А продукты и лекарства сложены в амбаре на мельнице.
Это им очень пригодится.
4
Роза на вершине темной горы
Доктор Феррейро был хороший человек, добрая душа. Офелия поняла это сразу, как только он вошел в мамину комнату. Доброта видна так же ясно, как и жестокость. Она дарит свет и тепло, вот и доктор словно был полон тепла и света.
— Это поможет вам уснуть, — сказал он маме и накапал в стакан с водой немного янтарной жидкости.
Он посоветовал маме несколько дней провести в постели, и мама не стала спорить. Кровать была деревянная, очень большая, на ней легко помещались вместе мама и Офелия. С самого приезда маме нездоровилось. Лоб у нее был влажный, весь в испарине, на прекрасном лице пролегли болезненные морщинки. Офелия волновалась за нее, но она чуть-чуть успокоилась, глядя, как руки доктора уверенно готовят лекарство.
— Две капли, не больше, — сказал он, протягивая Офелии пузырек, чтобы она закрыла крышечку. — Увидишь, ей станет лучше.
Мама с трудом отпила глоток.
— Нужно выпить все до конца, — мягко проговорил доктор. — Очень хорошо!
Голос у него был теплый, как одеяло. Офелия подумала — почему мама не влюбилась в такого человека? Он ей напоминал папу. Совсем чуть-чуть.
Офелия присела на край кровати, и тут в комнату заглянула Мерседес.
— Он требует вас к себе, — сказала она доктору.
«Он». Никто не произносил его имя — Видаль. Оно звучит, будто камень бросили в окно. Каждая буква — осколок стекла. «Капитан», так его обычно называли. Но Офелия считала, что «Волк» ему подходит больше.
— Если что, зовите меня немедленно! — сказал доктор, закрывая свой чемоданчик. — Хоть днем, хоть ночью. Вы или ваша сиделка, — прибавил он и улыбнулся Офелии.
Потом доктор и Мерседес ушли, и Офелия впервые осталась вдвоем с мамой в этом старом доме, где пахло холодными зимами и печалью далекого прошлого. Раньше они всегда были с мамой вдвоем. Офелии это нравилось, а потом появился Волк.
Мама прижала ее к себе.
— Моя заботливая сиделка! — С усталой, но счастливой улыбкой она подсунула руку под плечи Офелии. — Закрой дверь и потуши свет, милая.
Офелия боялась спать в этой чужой комнате, даже рядом с мамой, но она послушно встала и пошла запирать дверь. Потянувшись к задвижке, она вдруг увидела, что доктор и Мерседес все еще стоят на лестничной площадке. Офелию они не заметили. Она не хотела подслушивать, но не смогла удержаться. В конце концов, именно это детям и полагается делать. Узнать секреты взрослых — значит понять их взрослый мир и научиться выживать в нем.
— Доктор, вы должны нам помочь! — шептала Мерседес. — Пойдемте со мной, посмотрите его! У него с ногой все хуже. Рана не заживает.
— Вот все, что я смог достать, — очень тихо ответил доктор, передавая Мерседес небольшой пакет в оберточной бумаге. — Прости.
Мерседес взяла пакет, но на лице у нее было такое отчаяние, что Офелия испугалась. Мерседес казалась ей сильной. Офелия думала, что она сможет ее защитить в этом доме, полном одиночества и призраков.
— Капитан ждет вас в кабинете.
Мерседес расправила плечи, не глядя на доктора. Он стал спускаться по лестнице, ступая тяжело, словно виноватый.
Офелия застыла на месте.
Секреты. От них мир становится еще темнее, но в то же время хочется узнать больше...
Мерседес обернулась и увидела Офелию на пороге комнаты. Глаза Мерседес расширились от страха. Она торопливо спрятала пакет под шалью. Офелия наконец заставила себя шагнуть назад и поскорее заперла дверь. Хоть бы Мерседес забыла, что видела ее!
— Офелия! Иди сюда! — позвала мама.
Огонь в очаге немного рассеивал темноту. Ему помогали две мигающие свечи на каминной полке. Офелия забралась под одеяло и обхватила маму руками.
Почему они не могли и дальше жить только вдвоем? А теперь у мамы в животе толкается братик. Что, если он окажется таким же, как его отец? «Уходи! — подумала Офелия. — Оставь нас в покое! Ты нам не нужен. У мамы есть я, и я о ней забочусь».
— Господи, у тебя ноги ледяные! — сказала мама.
Она была такая теплая. Прямо горячая, но доктор вроде не особенно беспокоился из-за температуры.
Старая мельница кряхтела и потрескивала. Она не радовалась маме с Офелией. Она хотела, чтобы вернулся мельник. А может, хотела остаться одна в лесной глуши и чтобы древесные корни проломили стены, листья засыпали кровлю, чтобы камни стен и потолочные балки снова стали частью леса.
— Тебе страшно? — прошептала мама.
— Немножко, — тоже шепотом ответила Офелия.
Снова затрещали дряхлые стены. Балки вверху протяжно заскрипели, словно прогнулись под чьей-то тяжестью. Офелия теснее прижалась к маме. Мама поцеловала волосы Офелии — такие же черные, как у нее самой.
— Это ничего, милая. Просто ветер. Здесь ночью все по-другому. В городе слышно машины, трамваи. А здесь дома старые, вот и скрипят...
Снова скрип. На этот раз они обе прислушались.
— Как будто стены разговаривают, да? — Мама ни разу так не обнимала Офелию с тех пор, как узнала, что ждет ребенка. — Завтра! Завтра я тебе кое-что подарю. Это будет сюрприз.
— Сюрприз? — Офелия всматривалась в мамино бледное лицо.
— Да.
В маминых объятиях Офелия чувствовала себя в безопасности. Впервые с тех пор, как... С тех пор, как погиб папа. С тех пор, как мама встретила Волка.
— Это книга? — спросила Офелия.
