Манифест Нового времени E-Book

Andrej Poleev

• Herausgeber: epubli
• Kategorie: Geisteswissenschaft
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2019

Seitenzahl: 72

Beschreibung

Является ли христианство богоборчеством, свергающим предшествующие и последующие религии и их богов, а Иисус Христос – богоборцем, свергнувшим эллинских богов с Олимпа, вопрос неоднозначный. С одной стороны, да, поскольку формально происходит эдипальное замещение. С другой стороны нет, поскольку с отменой прежних религий и богов новая религия не устанавливается, а Иисус Христос провозглашается частью универсальной сущности, её персонификацией, воплощающейся в человеке. В итоге бог снисходит до человека, а стремящийся к богу человек возвышается к нему, и ничего сверхестественного, никакой мистики в этом не усматривается. Христианство воздвигает не идол, а идеал, достойный восхищения и подражания, но отнюдь не обожествления, и таким образом исключение превращает в норму поведения. В этой наглядности и понятности поведенческих мотивов новозаветных персонажей заключается истинная жизненность христианского учения.

Leseprobe

Манифест Нового времени

Пролог.Не от мира сего.Мы родились, чтоб сказку сделать былью.Судите, и не судимы будете.Церковь сатаны.Эпилог.Примечания.Собрание.

Пролог.

С осознанием того, что весь мир лежит во зле, от которого нет сил и нет возможности избавиться, что этот ужас не прекратится до конца жизни и до скончания веков, явилась идея основания Нового времени1–2. Точкой отсчёта Нового летоисчисления стало рождение Нового человека, которому предназначалось спасти мир, дать ему свет разума и в этом свете вечную жизнь. Надежд на совершение подобного чуда от властей века сего к тому времени уже не осталось, поскольку мудрость мира сего обратилась в безумие3–5, отчего было избрано немудрое мира, чтобы посрамить мудрых; немощное мира, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее, чтобы упразднить значащее6. Мир, каким его познали основатели христианского учения, был ветхозаветным (не только в Иудее, но и в других близлежащих странах), его основания обветшали, и в ожидании обрушения этого старого мира им предстояло основать Новый мир согласно Новому завету7–8. 

Во исполнение ветхозаветных пророчеств, чудотворное основание Нового времени состоялось с рождением и жизнью Иисуса Христа, его же обоснование произошло post factum, когда содержание этого события подверглось осмыслению. Соответственно этому, в Новом завете объединены биографические пересказы, интерпретации пересказываемых биографических фактов, и пророчества о грядущих событиях в свете происшедшего. 

В связи со сказанным, называть Иисуса Христа пророком Нового времени было бы неверно, поскольку оно наступило с его первым пришествием; второе же пришествие, основание Царства божия и воцарение во веки веков завещается им же. Завещание же сводится к соблюдению данных им заповедей и распространению христианского учения, чтобы подготовить всё человечество к его второму приходу. 

Здесь, в этом завещании, заключается предопределение будущего, которое есть его неизбежное следствие. Является ли оно самосбывающимся предсказанием? Отнюдь нет, скорее, установленной закономерностью истории, которая определяется историями, возникающими в ней. В этом смысле несущественны реальность или вымышленность Иисуса Христа, поскольку он был, есть и будет, а если бы его не было, его следовало бы придумать9. Лица, появляющиеся в истории, появляются не случайно, а согласно исторической логике, и там, где она этого требует, свято место пусто не бывает, наполняясь соответствующим содержанием. Поэтому данное обстоятельство касается как первого пришествия, в котором он был поруган, так и второго пришествия, когда он восстанет во славе своей и восторжествует над врагами и смертью10–17. Иначе говоря, второе пришествие – это развитие сюжета Нового завета, который есть письмо в будущее, совершающееся в наши дни.  

Не от мира сего.

Разъяснение сюжетной основы Нового завета происходит a posteriori; из этого разъяснения мы узнаём, что Иисус Христос есть ходатай Нового завета, дабы вследствие смерти [Его], бывшей для искупления от преступлений, сделанных во время действия первого завета, призванные к вечному наследию получили его (т.е. наследие вечной жизни в правой вере после искупления вины и прощения)18. К этому разъяснению прибавляется простодушно и опять же в ветхозаветном духе: Ибо, где завещание, там необходимо, чтобы последовала смерть завещателя, потому что завещание действительно после умерших: оно не имеет силы, когда завещатель жив19. 

Это заявление, являясь отсебятиной, присовокуплённой к свидетельствам о жизни Иисуса Христа, противоречит всему остальному содержанию, лишь повторяя ветхозаветную ересь, отменяемую Новым заветом, и свидетельствует о живучести предрассудков20–21. В то время как в Старом завете мужеложество запрещается под страхом смерти, в текстах, прилагаемых к Новому завету оно осуждается под страхом потери вечной жизни, смысл чего тот же22–25. Однако проповедь любви к ближнему, имеющая первостепенное значение, отменяет осуждение гомосексуализма, мотивируя эту отмену также требованием не судить, чтобы не быть судимыми26–29. В Германии понимание этого пришло лишь в 1994 году от рождества Христова, до других народов всё ещё не дошло, хотя Он дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа, потому что буква убивает, а дух животворит30.

Но христианская вера – не индоктринация, в которую её превращают злоумышленники и путаники, и Новый завет есть аппеляция к разуму, а вовсе не проповедь безумия, за которое его принимают его противники31–41. Однако всем его читателям и почитателям в равной степени свойственно не вникать в суть излагаемого в нём, или принимать повествование за противоречие, опровергающее его же собственное содержание. В самом деле, не требует ли оно не работающему не есть, но жать то, над чем не трудились; жить настоящим, не заботясь о грядущем и уповая на божью милость; рабу повиноваться своему господину; подставлять другую щёку бьющему по одной; не любить мира; не любить отца, мать, сына или дочь более, нежели Иисуса Христа? И не пришёл ли он, чтобы не мир принести, но меч, разделить человека с отцом его, и дочь с матерью её, и невестку со свекровью её, объявить их всех врагами?42–45 В то время как упомянутое предсказание блестяще подтвердилось в религиозных войнах, происходивших между католиками и протестантами в средневековой Европе, требование не есть не работая уместно, разумно и справедливо, учитывая приоритет заповеди о любви ближнего своего, а также во избежание нахлебничества, которое уже тогда было распространённым явлением среди служителей религиозных культов разного толка. Да, это парадокс, понять который неспособны умы, не сильные в диалектике46, но всякое единение требует разделения, также как при сборе урожая происходит отделение пшеницы от плевел47–51. После чего следовало бы поразмышлять о том, не выведена ли философия Георга Вильгельма Фридриха Гегеля из новозаветной притчи? и не являются ли многие труды Иммануила Канта продолжением новозаветных заповедей и проповедей? и не следует ли искать начал законов Исаака Ньютона в Новом завете? Не говоря уже о благотворном влиянии Нового завета на Александра Сергеевича Пушкина, Александра Герцена, Николу Тесла и многих других людей. 

Конечно, всё это неявное содержание новозаветных текстов, равно как и проистекающие из них следствия недоступны детскому восприятию, с которым многие подходят к их рассмотрению, будучи самоуверенны в обратном. Но не сказано ли там же о них, всегда учащихся и никогда не могущих дойти до познания истины?52

„Детство человеческого мозга таково, что он не берёт простой истины; для сбитых с толку, рассеянных, смутных умов только то и понятно, чего понять нельзя, что невозможно или нелепо. Тут нечего ссылаться на толпу; литература, образованные круги, судебные места, учебные заведения, правительства и революционеры поддерживают наперерыв родовое безумие человечества. ...

«Рано или поздно истина всегда побеждает». А мы думаем, очень поздно и очень редко. Разум спокон века был недоступен или противен большинству. ... Действовать на людей можно только грезя их сны яснее, чем они сами грезят, а не доказывать им свои мысли так, как доказывают геометрические теоремы.“ 53

Доказательством геометрических теорем и прочими упражнениями ум только развивается, чтобы сделаться способным к восприятию не только сложных, но также простых истин, назови их божественными или научными. Что же касается грёз, то некоторые фабрики грёз действительно преуспели в деле их возбуждения54. 

Миру, также как и миру идей, свойственно развиваться55. Это трудно понять людям, мнящих себя законченным венцом творения, будучи в действительности законченными дураками. Разве Кювье и Дарвин не сотворили мир заново, повествуя о его истории? Идея развития – одна из самых простых и одновременно одна из самых трудно понимаемых, поскольку всякое развитие требует напряжения, умственых и физических усилий; лишь стояние, деградация и смерть, как правило, не требуют никаких усилий. 

Всё новое, входя в мир, отрицает старое и само подвергается отрицанию; от него требуют, чтобы оно было таким же, как и старое, отжившее, выжившее из ума. Именно поэтому всякое развитие совершается столь медленно, поскольку новое под влиянием старого, бесполезно растрачивая силы и время в борьбе за существование, преждевременно стареет, дряхлеет, теряет новизну, затем прекращается. Прогресс возможен, но условием его продвижения является понимание и принятие нового, ограждение его от нападок старого, от необходимости каждый раз расчищать место на ещё не истлевших завалах истории. Обновление мира невозможно без допущения нового56. 

Всякое размышление требует условий и усилий: без условий усилия бесплодны, без усилий благоприятнейшие условия ничто. Итак, посмотрим с высоты 21–го века на то, что людям недалёкого ума представляется детским лепетом, но в действительности свидетельством о зрелости, едва ли превзойдённой до сих пор. 

В начале было слово и т.д. по тексту – это конечно не отвлечённое заумствование или пустая игра слов: всякая история начинается с её написания57. Также был написан и Новый завет, хотя его содержание – скудное: 4 апостольских евангелия, пересказывающие друг друга, одно пророчество, рассказ об апостольских деяниях, к чему прилагаются их письма. Жизнеописание Иисуса Христа не изобилует подробностями, на фоне литературы того времени оно более чем скромное. Но что толку от мудрости мира сего, если она вся есть безумие? Новый завет – антитезис к этому безумию, его отменяющий. Какая польза от знания, употребляемого во зло, которое не есть знание, а дьявольский искус? Мы все имеем знание; но знание надмевает, а любовь назидает. Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего ещё не знает так, как должно знать. Но кто любит Бога, тому дано знание от Него – Новый завет58. Всё существенное там изложено, а невысказанное выводится индуктивно из сказанного.  

Однако за 2 тысячи лет христианской проповеди её мало кто понял, хотя её язык безъискусственен и естественность её высказываний позволяет каждому дойти до них своим умом: люби ближнего своего; трудись, принося пользу себе и другим, притом ни в чём не излишествуй, за исключением любви к ближнему своему; бери и дари; будь благочестен; показывай пример другим людям; цени истину превыше всего; не убей, не укради, если же согрешил – покайся ... Вместо того, чтобы понять и принять эти простые истины, они убивали друг друга за право быть ближе к выдуманному ими богу; понастроили хлевов для заблудших агнцев, хотя им было сказано, что в Новом Иерусалиме не будет храма, поскольку весь мир объединится одной церковью и станет единым царством божием59–60; позволили тьме книжников и нахлебников заниматься толкованием того, что не требует истолкования, и тьме лекарей лечить то, что не требует излечения, и не лечить того, кто нуждается в лечении  ... 

Истина – как вода, ушедшая в песок или испарившаяся в атмосферу: она возвращается дождём или родником. Тема омовения природы, очищения тела и души от скверны – одна из центральных в Новом завете. Возрождение к новой жизни начинается с омовения, исполненного религиозным содержанием и исполняемого по преданию. С ритуалом омовения связана метафора воскрешения к вечной жизни, преодоления тленного тела и мира, и приобщения к телу и миру нетленному.