Позолота E-Book

Marissa Meyer

• Herausgeber: АСТ
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Позолота
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2023

Seitenzahl: 588

Beschreibung

Давным-давно Серильда, дочь бедного мельника, получила нежданный подарок от бога лжи — талант сочинять удивительные, завораживающие истории, в которых, кажется, нет ни слова правды. Одна из ее диковинных выдумок привлекла внимание жуткого Ольхового Короля и его свиты. И вот Серильда заперта в страшном замке и должна превратить солому в золото… Иначе ее ждет смерть. Она в отчаянии, но некий таинственный юноша предлагает помощь… Разумеется, не просто так. Вскоре Серильда узнает, что стены ужасного замка хранят немало тайн. Например, тайну одного древнего проклятия. Тот, кто разгадает ее, положит конец власти Ольхового Короля и Дикой Охоты…

Leseprobe

Марисса Мейер Позолота

Copyright © 2021 by Rampion Books, Inc.

©Е. Мигунова, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2022

* * *

Посвящается Джилл и Лиз.

Мы вместе вот уже десять лет и пятнадцать книг.

Ваша поддержка, помощь и дружба ценнее любого золота.

Так и быть.

Расскажу вам историю, расскажу, как все было на самом деле.

Первое, что нужно знать: вины моего отца в том не было. Или невезения, или обмана. И уж точно, никакого проклятия. Я знаю, кое-кто пытается обвинять его, да только он к этому почти никакого отношения не имеет.

И еще вот что скажу: нет в этом и одной только моей вины. Или невезения, или обмана. И уж точно, никакого проклятия.

Ну, ладно.

Немного обмана, пожалуй, было, но совсем чуть-чуть.

Но лучше я начну с начала. С настоящего начала.

Началась эта история девятнадцать лет назад в день зимнего солнцестояния, во время редкой Незакатной Луны.

Хотя точнее было бы сказать, что началось все в стародавние времена, когда чудовища еще свободно проходили сквозь завесу, которая теперь отделяет их от смертных, и демоны иной раз влюблялись.

Но для моего рассказа важно, что началось все во время Незакатной Луны. Небо было мрачно-серое, а над землей, предвещая бурю, разносился леденящий душу вой гончих псов и топот копыт. Дикую Охоту видали здесь и прежде, но в тот год она явилась не только за пропащими грешниками, никчемными пропойцами, да непослушными детьми, которые озорничали в самое неподходящее время. Другим был тот год – ведь Незакатная Луна наступает лишь тогда, когда зимнее солнцестояние совпадает с самым что ни на есть полным полнолунием.

Это единственная ночь, когда великим богам приходится принимать звериное обличье. Они становятся огромными. Мощными. И поймать их почти невозможно. Но, если повезет, если ты будешь достаточно ловким и поймаешь такую добычу, бог исполнит твое желание.

Вот чего искал в ту роковую ночь Ольховый Король. Собаки выли и ярились, преследуя одно из таких чудовищных созданий. Ольховый Король выстрелил из лука, и его стрела пронзила громадное золотое крыло зверя. Король был уверен, что его желание исполнится.

Но зверь, хоть и был ранен, с поразительной силой и ловкостью вырвался из кольца гончих и скрылся в чаще Ясеневого леса. Псы бросились в погоню, но чудовище исчезло, дело близилось к рассвету, и охоту пришлось прекратить.

Над снежным покрывалом едва забрезжил утренний свет, и молодой мельник, проснувшись рано, отправился на реку, чтобы проверить, не стала ли река и не вмерзло ли мельничное колесо в лед. Тут-то он и увидел чудовище, прятавшееся в тени колеса. Оно очень ослабело и, наверное, давно бы умерло, если бы боги могли умирать. Из окровавленных перьев торчала стрела с золотым наконечником.

Мельник очень испугался, но все-таки растерял не всю свою храбрость. Он подошел ближе, с трудом обломил и вытащил стрелу. Едва он это сделал, как зверь превратился в бога историй. Поблагодарив мельника за помощь, он сказал, что исполнит одно его желание.

Долго думал мельник, что попросить, и в конце концов признался, что недавно полюбил девушку из деревни – добросердечную и свободную духом. Он хотел, чтобы бог даровал им дитя, здоровое и крепкое.

Бог кивнул и сказал, что выполнит желание.

На будущий год, к зимнему солнцестоянию мельник женился на девушке из деревни, и родилась у них дочь. Девочка была здоровой и крепкой – бог историй не обманул мельника.

Но у каждой истории есть две стороны. Герой и злодей. Тьма и свет. Благословение и проклятие. Мельник не знал, что бог историй был также и богом лжи. Богом-шутником.

Вместе с благословением от «крестного» девочка получила особую отметину – глаза, которым нельзя доверять, с радужными оболочками, черными, как сама тьма, и окруженными золотым ободком с восемью тоненькими золотыми спицами. Колесо рока и фортуны – а оно, как вам хорошо известно, является величайшим обманом на свете.

Такие странные глаза подсказывали каждому, кто их видел, что этого ребенка коснулась древняя магия. Пока девочка росла, суеверные жители деревни старались избегать ее – из-за странного взгляда и череды несчастий, которые, казалось, следовали за ней по пятам: зимой – ужасные метели, летом – засуха, болезни, поражавшие посевы, скот, который то и дело терялся. Однажды ночью исчезла даже ее мать…

Разумеется, проще всего было обвинить во всех этих ужасных событиях странного, оставшегося без матери ребенка с жуткими глазами.

Самой предосудительной была, пожалуй, привычка, которая появилась у девочки, едва она пролепетала первые слова. Она без удержу плела небылицы, выдумывала невероятные, диковинные истории. Ее язык будто не отличал правду от лжи. Со временем она научилась извлекать из своих историй выгоду. Но, хотя другие дети были в восторге от ее рассказов – прихотливых и полных очарования, – взрослым это пришлось не по нраву.

Они называли ее нечестивой, презренной лгуньей, а всем известно, что такие люди ничуть не лучше убийц или тех, кто вечно напрашивается на угощение, но никогда не платит за выпивку. Одним словом, ребенок был проклят, и все это знали.

…Но вот теперь боюсь, не ввела ли я вас в заблуждение, едва успев начать свой рассказ.

Оглядываясь назад, могу допустить, что в чем-то мой отец все-таки был виноват. Наверное, ему следовало понимать – нельзя соглашаться, чтобы бог исполнял твое желание.

Но с другой стороны… а вы бы не согласились?

Первый день Нового Года Снежная луна

Глава 1

Фрау Зауэр была ведьмой. Самой настоящей – не в том смысле, какой вкладывают в это слово иные вредные людишки, описывая малоприятную и неухоженную женщину (впрочем, фрау Зауэр именно так и выглядела). Нет, Серильда была убеждена: во фрау Зауэр таятся древние силы, и каждое новолуние она наслаждается, общаясь во мраке с духами полей.

Доказательств было маловато. Скорее, догадки. Но кем же еще могла быть старая учительница, с таким скверным характером и желтоватыми, острыми зубками? (Честно – только присмотритесь, и сами увидите, они у нее как иголки, особенно, если свет падает с нужной стороны, или когда она, как обычно, ворчит на своих несчастных воспитанников.) Жители городка, разумеется, обвиняли Серильду в каждой мелкой неудаче, но она-то знала, что ни при чем. Если кого и следовало винить, так только фрау Зауэр.

Наверняка она готовит зелья из ногтей с пальцев ног и держит фамильяра – горного тритона, скользкого и противного. Такой ей как раз подошел бы.

Нет, нет, нет! Вы все неправильно поняли. Серильде очень нравились горные тритоны. Она ни за что не пожелала бы им такого ужаса – оказаться духовно связанным с жуткой старухой.

– Серильда, – заговорила фрау Зауэр, бросив на нее злобный взгляд. Во всяком случае, Серильда предполагала, что злобный взгляд был брошен. Видеть ведьму она в этот момент не могла, потому что скромно потупила глаза и смотрела на грязный школьный пол.

– Ты, – продолжала учительница медленно и язвительно, – не дитя бога Вирдита. Как и любого другого из древних богов, если на то пошло. Твой отец – человек уважаемый, почтенный, но он не спасал никаких мифических существ, раненных во время Дикой Охоты! Истории, которые ты рассказываешь детям… Эти истории… они…

Нелепы?

Абсурдны?

Довольно забавны?

– Вредны! – выпалила фрау Зауэр, забрызгав Серильду слюной. – Чему они учат? Внушают им, что ты не такая как все? А твои басни – дар богов? Наш долг прививать детям добродетели – честность и смирение! Они слушали тебя всего час, а ты умудрилась перечеркнуть все, над чем я трудилась целый год!

Серильда поморщилась. Когда ей показалось, что поток обвинений фрау Зауэр иссяк, она сделала глубокий вдох, готовясь защищаться. В конце концов, это всего лишь история, да и что фрау Зауэр об этом знает? Может быть, отец Серильды и правда спас бога лжи в ту ночь зимнего солнцестояния? Он сам рассказывал ей, когда она была маленькой. И она сверялась с астрономическими картами! В тот год действительно была Незакатная Луна, и этой зимой наступит снова.

Но до этого события еще почти год. Целый год, чтобы придумывать восхитительные, фантастические сказки, внушать страх и пугать этих маленьких гусят, которым волей-неволей приходится ходить в эту бездушную школу.

Бедняжки.

– Фрау Зауэр…

– Ни слова!

Серильда закрыла рот.

– Довольно! Я на всю жизнь наслушалась твоей кощунственной болтовни! – прорычала ведьма и злобно запыхтела. – Ах, почему боги не избавят меня от такой ученицы?!

Серильда прочистила горло и попыталась продолжить разговор спокойно и миролюбиво:

– Вообще-то, я уже не ученица. Вы забыли, наверное, что я помогаю здесь, добровольно трачу на это свое время. Так что я скорее помощница, чем ученица. И… вероятно, мое присутствие вам чем-то полезно, вы ведь не говорили мне, чтобы я больше не приходила. Пока не говорили…

Она подняла глаза, заискивающе улыбаясь.

Ведьма ей не нравилась, и она отлично знала, что фрау Зауэр тоже ее недолюбливает. Но навещать школьную детвору, помогать им с уроками, рассказывать истории, которых фрау Зауэр не слышала, – это были те немногие вещи, которые приносили радость. Если бы фрау Зауэр велела ей больше не появляться, Серильду бы это очень расстроило. Только дети – все пятеро – не видели в ней то, что омрачает жизнь их безупречного и уважаемого общества.

Скажем больше, мало кто из горожан вообще осмеливался смотреть на Серильду. Их пугали золотые искры в ее глазах. Иногда ей казалось, что бог не случайно отметил ее: нельзя смотреть людям в глаза, когда врешь. Однако Серильда без труда могла выдержать чей угодно взгляд – и неважно, врала она при этом или нет. А вот другим обитателям городка сложно было отвечать ей тем же.

Всем, кроме детей.

* * *

…Не может она от них уйти. Они нужны ей. И ей нравилось думать, что и она, возможно, тоже им нужна.

А еще, если фрау Зауэр ее выгонит, придется искать работу в городке – а там, насколько Серильда знала, требовались только… пряхи.

Гадость.

Но лицо фрау Зауэр оставалось мрачным. Холодным. Едва ли не злобным. Мешочек кожи под ее левым глазом подергивался – верный признак того, что Серильда зашла слишком далеко.

Резко взмахнув рукой, фрау Зауэр схватила лежащий на учительском столе ивовый прут и взмахнула им. Серильда отпрянула – инстинктивное движение, появившиеся за годы, когда она была ученицей. Уже несколько лет ее не хлестали по тыльным сторонам ладоней, но она до сих пор вздрагивала при виде прута. До сих пор помнила слова, которые ее заставляли повторять при каждом ударе.

Ложь – это зло.

Ложь – дело демонов.

Мои истории лживы, следовательно, я лгунья.

Было не так уж больно, хуже другое: если люди не верят, что ты говоришь правду, они перестают тебе верить и в остальном. Они не верят, что ты не воруешь. Не верят, что ты не жульничаешь. Не верят, что ты можешь быть ответственной и заботливой. Тень падает на всю твою репутацию, и это казалось Серильде очень несправедливым.

– Серильда Моллер, не думай, что я не смогу выбить из тебя дурь, раз уж ты выросла, – сказала фрау Зауэр. – Бывших учениц у меня не бывает.

Серильда опустила голову.

– Простите. Это больше не повторится.

Ведьма посмотрела на нее исподлобья.

– К несчастью, мы обе знаем, что это просто еще одна ложь.

Глава 2

Выйдя из школы, Серильда плотнее закуталась в плащ. Еще оставался час дневного света – уйма времени, чтобы добраться до мельницы, – но эта зима выдалась самой холодной на ее памяти. Снега было почти по колено, а санные колеи превратились в опасные, скользкие ледяные дорожки. Башмаки и чулки промокнут задолго до того, как она окажется дома. Серильда заранее ежилась при мысли об этом и мечтала поскорее очутиться у огня, который отец развел в очаге, с миской дымящегося бульона, который она будет пить, грея онемевшие пальцы. Зимние возвращения домой из школы были единственным временем, когда Серильда жалела, что они живут так далеко от города.

Набравшись храбрости, она набросила капюшон на голову и устремилась вперед. Опустив голову пониже, скрестив на груди руки, она старалась шагать быстрее, но при этом не поскользнуться на льду, предательски присыпанном свежевыпавшим, легким, как пух, снежком. В морозном воздухе тянуло дымом из труб – в окрестных домах топили печи.

Нового снегопада вечером не предвиделось, небо очистилось от грозных серых туч. Снежная Луна будет видна во всей красе и, хотя это полнолуние не столь значительно, как в сочетании с солнцестоянием, Серильда предвкушала настоящее чудо – полную луну в первую ночь нового года.

Мир полон маленьких чудес, надо только захотеть их найти. А Серильда всегда этого хотела.

– Охота, как и все мы, будет праздновать поворот года, – прошептала она, чтобы отвлечься и не стучать зубами от холода. – Демоны пронесутся над землей, а потом станут пировать, есть дичь, которую добудут, и пить глинтвейн, приправленный кровью…

Что-то сильно ударило Серильду в спину между лопатками. Вскрикнув, она обернулась, поскользнулась и с размаху уселась в сугроб, как на подушку.

– Попала! – раздался восторженный вопль Анны, потом – крики и взрывы смеха.

Дети, хохоча, появились из укрытий – пять фигурок, закутанных в несколько слоев шерсти и меха, выпрыгивали из-за стволов, тележных колес и разросшихся кустов, покрытых сосульками.

– Почему ты так долго? – спросил Фриш. Рукой в варежке он держал наготове снежок, а Анна, чуть в стороне, поспешно лепила следующий. – Мы почти час тебя ждали. Никель уже начал ныть, что обморозится!

– Очень уж тут холодно, – отозвался близнец Фриша Никель, прыгая с ноги на ногу.

– Ой, заткнись. Вон, даже детка не жалуется, а ты скрипишь, как несмазанное колесо.

Пятилетняя Гердрут, самая младшая, повернувшись к Фришу, недовольно нахмурилась.

– Я не детка! – крикнула она и метнула в него снежок. Прицелилась она точно, но снежок не долетел, а с унылым плюх шлепнулся у ног мальчика.

– Да я же просто для примера, – заявил Фриш, в его устах это было почти извинение. – Я знаю, что ты вот-вот станешь старшей сестрой, и все такое.

Это мгновенно погасило гнев Гердрут, и девочка, задрав нос, гордо фыркнула. В компании детей ее считали малышкой не только из-за возраста. Уж очень мала она была для своих лет – хорошенькая, как кукла, с россыпью веснушек на круглых щеках и морковно-рыжими кудряшками, которые невозможно пригладить, – хоть и старалась не отставать, подражая Анне во всех ее проделках.

– Главное, мы все продрогли, – сказал Ханс. – Так что нечего изображать подбитого лебедя.

В свои одиннадцать Ханс был в компании старшим. Он любил верховодить, и в школе поддерживал свой статус вожака и защитника, а остальные охотно соглашались.

– Говори за себя, – возразила Анна и, как следует замахнувшись, запустила новым снежком в тележное колесо, валявшееся на обочине. – Я вот не замерзла.

– Только потому, что целый час расстреливала колеса, – пробурчал Никель.

Анна широко улыбнулась, продемонстрировав отсутствие нескольких зубов, и перекувыркнулась. Гердрут восторженно пискнула – из всех акробатических трюков она пока освоила только кувырки, – и поспешила следом за подругой.

– И зачем же вы столько времени караулили меня в засаде? – спросил Серильда. – Разве дома вас не ждет натопленный очаг?

Гердрут остановилась, широко расставив ноги, к ее кудряшкам прилип снег.

– Мы ждали, когда ты доскажешь историю до конца! – Она больше всех любила страшные сказки, хотя слушала их, уткнувшись носом Хансу в плечо. – Про Дикую Охоту, бога лжи и…

– Ну уж нет, – решительно покачала головой Серильда. – Нет, нет, нет. Фрау Зауэр меня снова отругала, так что это было в последний раз. Больше никаких сказок. Теперь вы от меня будете слышать только скучные новости и самые обычные, всем известные вещи. Знаете ли вы, например, что, сыграв на цимбалах три определенные ноты, можно призвать демона?

– Ты это выдумала, – недоверчиво протянул Никель.

– Вот и нет. Это правда. Спроси любого. О! Кстати, единственный способ убить упыря-нахцерера – засунуть ему в рот камень. Тогда он не сможет сам себя сожрать, пока ты рубишь ему голову.

– Да, такие полезные сведения могут пригодиться, – сказал Фриш, хитро улыбаясь.

Они с братом были похожи как две капли воды – голубые глаза, пушистые светлые волосы, подбородки с ямочками, – но понять, где кто, было нетрудно. Фриш вечно искал приключений, а Никель, казалось, стыдился, что они родственники.

Серильда серьезно кивнула.

– Моя задача – подготовить вас к взрослой жизни.

– Фу, – сказал Ханс. – Решила поиграть в училку, да?

– Я и есть ваша учительница.

– Никакая ты не учительница. Ты просто помогаешь фрау Зауэр. Да и то, она только потому тебе позволяет, что ты можешь утихомирить малышей, а у нее не получается.

– Это ты про нас? – спросил Никель, указывая на себя и остальных. – Это мы-то малыши?

– Нам почти столько же лет, что и тебе! – добавил Фриш.

Ханс фыркнул.

– Вам по девять лет. Младше на целых два года. Это же целая вечность!

– Не ровно два года, – сказал Никель и начал загибать пальцы. – У нас день рождения в августе, а у тебя…

– Хорошо, хорошо, – прервала Серильда, которая уже много раз слышала эти споры. – Для меня вы все еще маленькие, и мне пора всерьез задуматься о вашем образовании. Хватит забивать себе головы ерундой. Боюсь, время сказок закончилось.

Ее слова были встречены хором умоляющих стонов и нытья. Фриш даже упал лицом в снег и замолотил ногами в истерике – может, подражая Гердрут в ее плохие минуты, а может, и нет.

– На этот раз я говорила серьезно, – сказала Серильда, нахмурившись.

– Ну да, конечно, – и Анна расхохоталась. Она перестала кувыркаться и сейчас проверяла на прочность молодую липу, повиснув на одной из нижних ветвей и болтая ногами. – Все, как в прошлый раз. И в позапрошлый.

– Сейчас я не шучу.

Дети уставились на нее, не зная, верить или нет.

И это справедливо, решила Серильда. Сколько уже раз она говорила им, что больше не станет рассказывать истории? Нет, она твердо решила, что станет образцовой учительницей. Благовоспитанной и безупречной. Вот только решимости никогда надолго не хватало…

Еще одна ложь, – как и сказала фрау Зауэр.

– Но, Серильда, – заговорил Фриш, подползая к ней на коленях и жалобно глядя на нее широко открытыми глазами, – зимой в Мерхенфельде такая скука. Что же мы будем делать без твоих сказок?

– Остается только работа, – пробормотал Ханс. – Корзины плести, да землю пахать.

– И прясть, – добавила Анна с тяжелым вздохом, а потом, закинув ноги наверх и согнув в коленях, обхватила ими ветку, так что руки и косички теперь болтались в воздухе. Дерево угрожающе скрипело, но девочка не обращала на это внимания. – Прясть, прясть, прясть…

Из всех детей, подумала Серильда, Анна больше всех похожа на нее, особенно после того, как стала заплетать длинные темные волосы в две косы. Серильда почти всю жизнь так причесывалась. Однако смуглая кожа Анны была заметно темнее, чем у Серильды, а волосы еще недостаточно отросли. Да еще во рту не хватало молочных зубов… и лишь некоторые из них выпали естественным путем.

А еще они обе терпеть не могли прясть – тяжелый монотонный труд. Анну стали обучать семейному ремеслу с восьми лет. Узнав об этом, Серильда посочувствовала ей, назвав это занятие tedium incarnate[1]. Странные слова целую неделю не сходили у детей с языка. Это забавляло Серильду и приводило в бешенство ведьму – та потратила целый час, читая нотации о том, как важен честный труд.

– Пожалуйста, Серильда, – подхватила Гердрут. – Твои истории… Мне кажется, они похожи на труд пряхи. Ты тоже делаешь что-то прекрасное из ничего.

– Ах, Гердрут! До чего необычное сравнение! – воскликнула Серильда, пораженная тем, что девочка нашла такую метафору. За это она и любила детей. Они всегда могли чем-нибудь удивить.

– Ты права, Герди, – заметил Ханс. – Истории Серильды превращают нашу тоскливую жизнь во что-то необычное. Как будто… Как будто из соломы прядут золото.

– Твои бы слова да богам в уши, – хмыкнула Серильда, подняв глаза к небу, которое быстро темнело. – О, если бы я умела прясть золото из соломы! Пользы было бы куда больше, чем если… прясть глупые истории. Засорять вам головы, как говорит фрау Зауэр.

– Проклятая фрау Зауэр! – выпалил Фриш. Услышав грубость, брат бросил на него предостерегающий взгляд.

– Фриш, следи за языком, – сказала Серильда, чувствуя, что обязана сделать замечание, хотя и была благодарна, что мальчик встал на ее защиту.

– Нет, ну правда. В сказках нет ничего плохого. А она просто завидует, потому что все ее истории – про королей, которые давным-давно умерли, да про их противных потомков. Она знать не знает, что такое хорошая сказка – и не узнает, даже если та выскочит и укусит ее.

Дети хохотали, пока ветка, на которой висела Анна, не хрустнула, и девочка не свалилась в сугроб.

Ахнув, Серильда бросилась к ней.

– Анна!

– Пока жива! – ответила Анна. Это была ее любимая фраза, и произносить ее приходилось часто. Выпутавшись из ветвей, Анна села в снегу и улыбнулась.

– Спасибо Сольвильде, что насыпала столько снега с небес – мне было мягко падать.

Смеясь, она помотала головой, на плечи ей посыпались хлопья снега. Отряхнувшись, она лукаво посмотрела на Серильду:

– Ты ведь расскажешь нам конец истории, правда?

Серильда хотела нахмуриться, но вышло неубедительно – у нее не очень хорошо получалось оставаться взрослой и солидной с детьми.

– Вот упрямцы. И, вынуждена признать, уговаривать умеете, – она тяжело вздохнула. – Ладно, ладно уж. Коротенькую историю – потому что, сами знаете, сегодня вечером начнется Охота, и мы с вами должны успеть разойтись по домам. Идите-ка за мной.

Она решительно направилась по снегу к небольшой рощице, где землю устилали сухие сосновые иголки, а свисающие ветви хоть немного защищали от холода. Сгоравшие от нетерпения дети расселись вокруг, выбирая места среди корней и прижимаясь друг к другу, чтобы согреться.

– Расскажи нам еще о боге лжи! – попросила Гердрут, подсев к Хансу – вдруг станет страшно.

Серильда покачала головой.

– У меня есть другая история, ее я вам сейчас и расскажу. Она из тех, в которых говорится о полнолунии. – Она указала на горизонт, на только что взошедшую луну, светлую, как летняя солома. – Эта история тоже о Дикой Охоте, которая на черных как ночь скакунах, в сопровождении адских гончих проносится по нашим полям в полнолуния. Сейчас предводителем Охоты стал жестокий Эрлкинг, Ольховый Король. Но когда-то, сотни лет назад Охоту вела за собой его возлюбленная, великая охотница Перхта.

Ее слушали очень внимательно. Дети с сияющими глазами, приоткрыв рты, наклонялись все ближе. Серильда разрумянилась от волнения, несмотря на холод. Она дрожала от предвкушения, потому что, пока слова не срывались с языка, она и сама не всегда знала, какие повороты примет рассказ. Часто она удивлялась не меньше, чем ее слушатели. Отчасти именно поэтому ее так и тянуло рассказывать истории. Она не знала, что будет в конце, не знала, что случится дальше. Для нее самой это было таким же приключением, как и для детей.

– Эрлкинг и Перхта безумно любили друг друга, – продолжала она. – Их страсть могла вызвать молнию, которая обрушивалась с небес. Когда Эрлкинг смотрел на свою свирепую подругу, его черное сердце волновалось – да так, что в океанах начинался шторм, а в горах сходили лавины.

Дети дружно поморщились. Они терпеть не могли упоминаний о романтике и любви – даже застенчивый Никель и мечтательная Гердрут (хотя, подозревала Серильда, втайне им это нравилось).

– Однако у них была одна проблема. Перхта отчаянно мечтала о ребенке, но у Темных в крови больше смерти, чем жизни, поэтому детей у них не бывает. Так что ее желание было несбыточным… По крайней мере, так думала Перхта, – глаза Серильды загорелись, сюжет истории начал разворачиваться перед ней.

– У Эрлкинга гнилое сердце, но даже оно разрывалось, ведь его любимая чахла от того, что у нее не было ребенка. Она так плакала, что ее слезы орошали поля, подобно потокам дождя. Так стонала, что ее крики разносились над холмами подобно раскатам грома. Не в силах видеть ее страдания, Ольховый Король отправился на край света к Эостригу, богу плодородия. Он умолял поместить дитя в утробу Перхты. Но Эостриг, владыка любой новой жизни, увидел, что в Перхте жестокости больше, чем материнской любви, и боги не решились доверить ей ребенка. Никакие мольбы Эрлкинга не смогли их поколебать.

Ольховый Король скакал к себе через пустоши, боясь представить, как огорчится любимая.

Но вот, случилось ему ехать через Ясеневый лес… – Серильда остановилась и заглянула в глаза каждому из детей, потому что эти слова должны были вызвать у них особый трепет. Ясеневый лес был местом действия многих историй, не только тех, что рассказывала она. Он был источником такого множества народных сказок, ужасов и суеверий, что и не счесть – особенно здесь, в Мерхенфельде. Ясеневый лес лежал к северу от их небольшого городка, всего в нескольких минутах, если ехать через поля, и его зловещее присутствие местные жители ощущали с раннего детства. Кого из здешних малышей не пугали существами, живущими в том лесу, – дурашливыми и озорными, а иногда подлыми и жестокими?

Дети слушали как завороженные. История Серильды была теперь не просто еще одной сказкой о Перхте и Ольховом Короле. Она подошла к самому порогу их дома.

– Эрлкинг ехал через Ясеневый лес, как вдруг услышал очень неприятные звуки. Всхлипывание. Рев. Мокрые, хлюпающие, мерзкие звуки, которые чаще всегда бывают связаны с мокрыми, хлюпающими, мерзкими… детьми. И тут он увидел малявку – жалкое крошечное существо, которое едва держалось на коротеньких ножках. Это был ребенок, мальчик. С головы до ног в грязи, весь исцарапанный, он жалобно пищал и звал мать. Тогда-то Эрлкингу и пришла в голову коварная мысль.

Серильда улыбнулась, и дети заулыбались в ответ, они начали догадываться, к чему идет дело. Или так им казалось.

– Итак, Ольховый Король поднял мальчика за грязную рубашонку и сунул в один из больших седельных мешков. И поскакал в замок Грейвенстоун, где ждала Перхта.

Он показал любимой мальчонку, и от ее радости даже солнце засияло ярче. Шли месяцы, Перхта нянчилась с малышом и обожала его, как только может обожать королева. Она брала его на прогулки к мертвым болотам, что лежат в самой чаще. Купала в серных источниках, шила одежду из лучших шкур, добытых ею на охоте – из меха рогатого зайца – кроленя и оперения щетинистого петушка. Она укачивала его на ветвях ивы, баюкала и пела колыбельные. Мальчик даже получил собственную адскую гончую, чтобы ездить на ней – так он мог участвовать в ежемесячных охотах приемной матери. Перхта была очень довольна.

Но через несколько лет Эрлкинг стал замечать, что возлюбленная снова загрустила. Однажды ночью он спросил, что ее печалит, и Перхта с горестным плачем указала на своего малютку-сына – который был уже не малюткой, а поджарым, крепким и сильным мальчишкой – и промолвила: «Больше всего на свете я хотела младенца, своего малыша. Но увы – создание, что сейчас передо мной, больше не малыш. Это мальчик, и скоро он станет мужчиной. Мне он больше не нужен».

Никель ахнул от ужаса при мысли, что мать, которая явно любила своего ребенка, могла такое сказать. Он был чувствительным мальчиком и, возможно, слышал от Серильды не так уж много старых сказок, в которых родители, и родные, и приемные, не чаяли, как избавиться от потомства.

– И вот, Ольховый Король заманил мальчика обратно в лес, сказав, что хочет поупражняться в стрельбе из лука и принести домой дичи для пиршества. Но, когда они углубились в чащу, Эрлкинг вынул из-за пояса длинный охотничий нож, подкрался к мальчику сзади…

Дети в ужасе отпрянули. Гердрут уткнулась лицом Хансу в подмышку.

– …перерезал ему горло и оставил его умирать в холодном ручье…

Серильда подождала, пока утихнут шок и недовольство, и только тогда продолжила.

– Затем Эрлкинг отправился на поиски новой добычи. На этот раз ему нужен был не дикий зверь, а еще одно человеческое дитя, чтобы отдать любимой. И с тех пор Эрлкинг забирает заблудившихся детей и уносит в свой замок.

Глава 3

Серильда едва не превратилась в сосульку, когда наконец увидела за полем золотой отблеск на снегу – свет в окошке ее дома. Полная луна ярко светила в ночи. Серильда различила вдалеке домик, притулившуюся к нему мельницу и мельничное колесо на реке Сорге. Почувствовав уютный запах дыма, она с новыми силами поспешила через поле.

Безопасность. Тепло. Дом.

Серильда распахнула дверь и, с облегчением вздохнув, вошла. Опираясь о дверной косяк, сбросила с ног промокшие башмаки и, сняв чулки, швырнула их через всю комнату, так что они упали у самого очага.

– Как же… я… з-закоченела.

Отец, штопавший у камина носки, так и подскочил:

– Где ты пропадала? Уже больше часа, как солнце зашло!

– Из-з-звини, папочка, – пробормотала она, повесила плащ на крючок у двери, сняла шарф и села рядом с ним.

– А варежки где? Только не говори, что снова потеряла.

– Не потеряла, – выдохнула она, придвигая второй стул поближе к огню.

Положив ногу на ногу, Серильда принялась растирать пальцы и вскоре снова стала их чувствовать.

– Засиделась допоздна с детьми. Не хотела отпускать их одних по темноте, поэтому проводила каждого до дома. А близнецы живут на другом берегу реки, вот и пришлось тащиться обратно, а потом… Ох, как же хорошо дома!

Отец нахмурился. Он был еще не старым, но от вечного беспокойства на его лице давно появились морщины. Возможно, дело было в том, что он растил ребенка один… Или в сплетнях и слухах, ходивших в городке, а может, мельник просто был из тех, кто тревожится по любому поводу. В детстве Серильда забавлялась, рассказывая отцу истории о своих опасных проделках. Он приходил в ужас, а она – в восторг, и только потом, смеясь, признавалась, что все выдумала.

Теперь-то она понимала, что не очень хорошо поступала с тем, кого любила больше всех на свете.

– А варежки? – повторил отец.

– Обменяла на семена волшебного одуванчика, – сказала она.

Отец укоризненно посмотрел на нее. Серильда смущенно улыбнулась:

– Варежки я отдала Гердрут. Дашь воды? Ужасно пить хочется.

Отец покачал головой, и что-то ворча, подошел к ведру, в которое набирали снег и оставляли таять у печи. Взяв с каминной полки ковшик, он зачерпнул воды и протянул дочке. Вода была ледяной, и Серильда почувствовала во рту привкус зимы.

Вернувшись к камину, отец помешал в котелке, висевшем над огнем.

– Не люблю, когда ты в полнолуние гуляешь одна. Знаешь ведь, что бывает. Дети пропадают.

Серильда не смогла удержаться от улыбки. Долгие годы она слышала эти слова, они-то и вдохновили ее на сегодняшнюю сказку.

– Я уже не ребенок.

– Не только дети исчезают. Даже взрослых мужчин находили – они были не в себе и бормотали что-то про гоблинов и русалок. Как ты можешь думать, будто в такие ночи снаружи безопасно? Я-то надеялся, что воспитал тебя разумной.

Серильда улыбнулась ему. Они оба знали, что это было за воспитание – непрерывный поток предостережений и суеверий, которые скорее разжигали фантазию, чем учили осторожности.

– Со мной все в порядке. Никто меня не похитил, никакой упырь не утащил. Да и кому я нужна-то, честно говоря?

Отец мрачно уставился на нее:

– Любой упырь был бы счастлив заполучить тебя.

Серильда прижала к щекам отца ледяные пальцы. Он вздрогнул, но не отстранился и позволил дочери наклонить его голову и поцеловать в лоб.

– Если кто-нибудь из них заглянет на огонек, – сказала она, отпуская его, – я передам им твои слова.

– Все бы тебе шутить, а это ведь не шутки. В следующий раз, если поймешь, что можешь задержаться в полнолуние, возьми лошадь.

Серильда не стала напоминать отцу, что их старый Зелиг давно уже может считаться недвижимостью, а не лошадью. Вряд ли ему удастся обогнать Дикую Охоту.

Она просто сказала:

– С удовольствием, если тебе так будет спокойнее. А теперь давай ужинать. Пахнет так, что слюнки текут.

Он взял с полки две деревянные миски.

– А вот это правильно, умница ты моя. Лучше лечь пораньше и заснуть задолго до полуночи.

* * *

Наступила полночь, Дикая Охота мчалась по полям…

Когда Серильда среди ночи открыла глаза, в ее ушах звучали эти слова. Огонь в очаге догорел, но угли еще тлели и едва заметно светились. Кровать Серильды, сколько та себя помнила, стояла в первой комнате, в углу. Отец спал в задней части дома, у его комнаты и мельницы была общая стена. Серильда услышала громкий храп отца, и сначала подумала, что он-то ее и разбудил.

В очаге разломилось и рухнуло полено, подняв фонтан искр. Затем раздался звук – очень далекий. Серильда могла бы подумать, что ей почудилось, если бы не почувствовала, как по спине будто провели ледяным пальцем.

Вой.

Похож на волчий, а волки тут не редкость. Соседи много сил клали на то, чтобы защитить свой скот от рыщущих поблизости хищников.

Но в этом вое слышалось что-то другое.

Что-то жуткое.

Что-то дикое.

– Адские гончие, – шепнула Серильда сама себе. – Охота.

Она долго сидела, напряженно вслушиваясь и вглядываясь в темноту, и пыталась понять, приближаются звуки или удаляются… Но слышала только потрескивание огня и громкий храп из соседней комнаты.

Серильда уже решила, что все это ей приснилось. Мысли, как всегда, блуждали где-то далеко… Она снова улеглась и натянула одеяло до подбородка, но глаза не закрыла. Она смотрела на дверь – сквозь щели пробивался лунный свет.

Снова вой, и почти сразу еще… Она опять села на постели. Сердце в груди колотилось как бешеное. Звук был громкий, намного громче, чем в первый раз. Дикая Охота приближалась.

Серильда заставила себя снова лечь и крепко зажмурилась. Она знала, что теперь не уснет, но нужно притвориться. Слишком много она знала историй о местных жителях, которых Охота соблазнила, выманила из постели… А наутро их находили на опушке леса продрогшими, в одних ночных рубашках. Другие, не такие везучие, пропадали навсегда. Удача была не слишком благосклонна к Серильде, значит, рисковать не стоит.

Она поклялась себе, что останется на месте, будет лежать неподвижно и почти не дышать, пока кавалькада призраков не унесется прочь. Пусть ищут другого бедолагу, какого-нибудь крестьянина. А ее тяга к приключениям не так велика.

Серильда свернулась калачиком, вцепилась в одеяло и стала дожидаться конца ночи. Какую замечательную историю она расскажет детям! Конечно, Дикая Охота – самая настоящая, я ее слышала собственными…

– Нет, Таволга! Сюда! – пронзительный девичий голосок дрожал.

Глаза Серильды распахнулись сами собой. Слова прозвучали так отчетливо… Голос раздавался за окном, у которого стояла ее кровать. В начале зимы отец заколотил окно досками, чтобы не выпускать из дома тепло.

Голос раздался снова, и звучал еще более испуганно:

– Скорее! Они близко!

О стену что-то ударилось.

– Я пытаюсь, – заскулил другой женский голос. – Тут закрыто!

Они были так близко, что, казалось, если бы можно было протянуть руку сквозь стену, Серильда коснулась бы их.

Было ясно, что незнакомки – кем бы они ни были – пытались забраться в погреб. Пытались спрятаться.

За ними охотились.

Серильда не успела подумать или усомниться, не уловка ли это коварных Охотников, чтобы выманить добычу. Выманить ее из безопасной уютной постели. Откинув одеяло, она вскочила и бросилась к двери. В мгновение ока набросила плащ поверх ночной рубашки, сунула ноги в еще сырые башмаки. Схватила с полки фонарь и, немного повозившись, зажгла фитиль.

Как только она распахнула дверь, на нее обрушились порыв ветра, едва не сбивший ее с ног, заряд снега и чей-то удивленный вскрик. Рядом с дверью в погреб к стене дома жались две фигурки, обхватив друг друга длинными руками. Их огромные глаза, моргая, смотрели на нее.

Серильда была ошеломлена не меньше, чем они. Она сразу поняла, что здесь кто-то есть, но не ожидала, что это будет не кто-то, а… что-то.

Эти существа не были людьми. Во всяком случае, не вполне людьми. Глазищи как бездонные черные омуты, лица нежные и бледные, как бересклетов цвет, а уши длинные, заостренные и немного пушистые, как у лисы. Ноги и руки – как длинные и гибкие ветви, их кожа в свете фонаря казалась золотистой и смуглой. Стояла середина зимы, но одежда – меховые лоскутки – мало что прикрывала. Чуть больше, чем требует чувство стыдливости. Волосы коротко острижены и растрепаны, а приглядевшись, Серильда с пьянящим благоговейным трепетом поняла, что это и не волосы вовсе, а пучки лишайника и мха.

– Моховицы… – выдохнула она. Сколько ни сочиняла Серильда историй о темных существах, о духах природы, о призраках и упырях, сама она встречала лишь обыкновенных, скучных людей.

Одна из моховиц вскочила на ноги, пытаясь заслонить другую.

– Мы не воры, – пронзительно сказала она. – И ничего не просим, кроме убежища.

Серильда вздрогнула. Она знала, что люди питают к лесному народцу глубокое недоверие. Этих существ считали странными: изредка признавали полезными, но куда чаще – ворами и убийцами. Жена пекаря по сей день уверяла, что ее старший ребенок – подменыш. (Подменыш или нет, но этот ребенок давно вырос, счастливо женился и сам стал отцом четверых отпрысков.)

Над полями снова пронесся вой, теперь казалось, что он звучит со всех сторон. Серильда вздрогнула и огляделась, но, хотя поля за мельницей были ярко освещены полной луной, никаких признаков Охоты она не увидела.

– Сныть, нужно уходить, – сказала та, что поменьше ростом, вскочила на ноги и схватила другую за руку. – Они близко.

Та, что звали Сныть, яростно закивала, не сводя с Серильды глаз.

– Тогда в реку. Скрыть свой запах – наша единственная надежда.

Взявшись за руки, они собрались уходить.

– Погодите! – воскликнула Серильда. – Погодите.

Поставив фонарь у двери в погреб, она нагнулась и сунула руку под доску, за которой отец хранил ключ. Руки онемели от холода, но на то, чтобы отпереть замок и распахнуть широкую дверь в погреб, потребовался всего миг. Моховицы настороженно смотрели на нее.

– Река сейчас течет медленно и уже наполовину покрыта льдом. Она вас не защитит. Забирайтесь в подпол, да передайте мне снизу луковку. Натру луком дверь – надеюсь, он отобьет ваш запах.

Существа молча смотрели на нее. Серильда была готова к тому, что они посмеются над ее нелепыми попытками помочь им. Они – лесной народ. Что им жалкие человеческие потуги?

Но Сныть молча кивнула. Моховица, что была поменьше ростом (Таволга, если Серильда верно расслышала), спустилась в темный погреб и протянула оттуда луковицу. Не было произнесено ни слова благодарности – вообще ни единого слова.

Как только обе оказались внутри, Серильда захлопнула дверь и снова повесила замок. Очистила луковицу от шелухи, натерла ею края люка. Глаза защипало. А Серильда старалась перестать тревожиться из-за всяких мелочей – например, из-за того, что на двери погреба лежал снег, а теперь его нет, и из-за того, что следы моховиц приведут адских гончих прямо к ее дому…

Следы… Отпечатки ног…

Обернувшись, она посмотрела на поле, боясь увидеть на снегу две дорожки следов, ведущие к ее дому. Но ничего не увидела. Все казалось нереальным, и, если бы глаза не слезились от едкого лука, Серильда решила бы, что все это ей снится. Размахнувшись, она швырнула луковицу как можно дальше, и та со всплеском упала в реку.

В следующее мгновение Серильда услышала рычание.

Глава 4

Они бросились на нее, как сама смерть – налетели с рычанием и лаем.

Они были вдвое больше любой охотничьей собаки, какую Серильда могла себе представить. Концы острых ушей доставали ей до плеч. Но тела были тощими, поджарыми, а выпирающие ребра, казалось, вот-вот должны были прорвать стоящую дыбом шерсть. С вываленных языков и торчащих клыков тянулись нити густой слюны. Страшнее всего был ослепительный свет – он пробивался из их пастей, ноздрей и глаз. Светилась даже покрытая коростой шкура в тех местах, где она особенно туго обтягивала кости. Как будто в них текла не кровь, а огонь Ферлорена.

Серильда даже вскрикнуть не успела, когда одна из этих зверюг бросилась на нее, клацнув зубами перед самым лицом. Огромные лапы ударили ее по плечам. Она упала в снег, закрыв лицо руками. Пес, широко расставив лапы, навис над ней, воняя серой и гнилью.

К ее удивлению, тварь не впилась в нее зубами, а замерла в ожидании. Дрожа, Серильда осмелилась посмотреть в щель между пальцами. Пес, сверкнув глазами, потянул воздух носом, в кожаных ноздрях полыхнул свет. Что-то мокрое капнуло Серильде на лицо. Ахнув, она попыталась вытереться и, не удержавшись, всхлипнула.

– Оставь ее, – скомандовал голос, тихий, но властный.

Пес отскочил, оставив на снегу дрожащую, задыхающуюся Серильду. Она вскочила и метнулась назад к дому. Схватив стоявшую у стены лопату, стремительно, с отчаянно бьющимся сердцем, повернулась, готовая дать отпор. Но адских гончих рядом не оказалось.

На том самом месте, где она только что лежала, неподвижно стоял конь. Серильда растерянно смотрела на него. Это был вороной жеребец, под его лоснящейся шкурой бугрились мышцы, из ноздрей вырывались струи пара.

Всадник, залитый лунным светом, был красив и в то же время ужасен. Бледная с серебристым отливом кожа, глаза цвета тонкого льда над глубоким озером и длинные черные волосы, свободно падавшие на плечи. На нем были великолепные кожаные доспехи, два пояса с несколькими кинжалами, ножами и изогнутым рогом. За плечом – колчан со стрелами. Он был похож на короля – властный, подчинивший себе чудовище, на котором сидел верхом. Уверенный, что любой с трепетом и почтением склонится перед ним.

Он был опасен.

Он был великолепен.

Он был не один.

Поодаль стояли еще дюжины две скакунов – вороные, черные как смоль, но с белоснежными гривами и хвостами. На спине у каждого сидел всадник – мужчины и женщины, молодые и старые, одни в прекрасных одеждах, другие – в лохмотьях. Некоторые из них были призраками. Это Серильда поняла сразу – их нечеткие силуэты расплывались на фоне ночного неба.

Остальные были Темными. Глядя на их неземную красоту, ошибиться было невозможно – это были бессмертные демоны, давным-давно сбежавшие из Ферлорена, от их хозяина, бога смерти. И все они смотрели на нее. Гончие тоже. Повинуясь приказу хозяина, они отошли и с голодным видом бродили поодаль.

Серильда снова посмотрела на всадника, возглавлявшего Охоту. Она знала, кто перед ней, но даже в мыслях не осмеливалась поминать его имя, опасаясь, что может оказаться права.

Он пристально смотрел на нее, сквозь нее взглядом, каким смотрят на блохастую шавку, посмевшую украсть чужой ужин.

– В какую сторону они пошли?

Серильда вздрогнула. Этот голос… Полный спокойствия, пронизывающий. Если бы всадник не ограничился простым вопросом, а снизошел до того, чтобы, например, почитать ей стихи, она уже была бы околдована.

Однако она обнаружила, что может стряхнуть с себя очарование. Ей помогла мысль о моховицах, сидевших в подполе в нескольких футах от нее, и об отце, который, как она надеялась, крепко спал в доме. Она осталась одна и, будто в капкан попала, привлекла внимание этого странного создания, скорее демона, чем человека.

Аккуратно поставив лопату на место, Серильда спросила:

– В какую сторону кто пошел, сударь?

Потому что, конечно же, он был из знатных, занимал высокое положение. Король, подсказал ей разум, и Серильда умолкла. Это просто… не укладывалось в голове.

Его светлые глаза сузились. Вопрос надолго повис между ними в ледяном воздухе, и Серильда начала дрожать от холода. Под плащом на ней была только ночная рубашка, пальцы на ногах быстро немели.

Эрл… – нет, охотник, так она будет его называть. Охотник не ответил. Серильда была разочарована, ведь если бы он сказал: «моховицы», она могла бы задать ему новые вопросы. Зачем он охотится на лесной народец? Что ему от них нужно? Это ведь не звери, которых можно убить и обезглавить, а шкурами украсить замок. Она очень надеялась, что это в его намерения не входит. При одной мысли о чем-то подобном сводило живот.

Но охотник ничего не говорил, только смотрел ей в глаза, а конь его замер в полной, неестественной неподвижности.

Не в силах больше выдерживать молчание – вообще никакое, но особенно молчание в окружении призраков и духов, Серильда испуганно вскрикнула.

– О, простите меня! Я мешаю вам проехать? Простите… – она отступила назад и присела в реверансе, взмахнув рукой. – Не обращайте на меня внимания. Мне просто нужно кое-что собрать тут в полночь, но я подожду, пока вы проедете.

Охотник не двинулся с места. Еще несколько коней, встав полукругом, постукивали копытами по снегу и нетерпеливо фыркали.

После мучительно долгой паузы охотник заговорил:

– Не хочешь ли к нам присоединиться?

Серильда вздрогнула. Трудно было понять, что это – приглашение или угроза, но сама мысль о том, чтобы присоединиться к этой кошмарной компании и участвовать в продолжении Охоты вызвала ужас. Отвечая, она старалась не заикаться:

– Я бесполезна для вас, сударь. Никогда не училась охоте и ничего не умею, даже в седле не могу как следует держаться. Лучше уж вы поезжайте, а я останусь и займусь своими делами, соберу кое-что.

Охотник склонил голову, и в его холодном взгляде Серильда впервые заметила что-то новое. Нечто вроде любопытства. К ее большому удивлению, он перекинул ногу через седло и – Серильда ахнуть не успела – соскочил на землю прямо перед ней.

По сравнению с большинством девушек в деревне Серильда была высокой, но Эрлки… охотник оказался выше на целую голову. Необычной была вся его фигура – длинная и тонкая, как водяной тростник. Хотя, пожалуй, уместнее было бы уподобить его мечу. Серильда тяжело сглотнула, когда он шагнул к ней.

– Расскажи-ка мне, – сказал он негромко, – чем это ты занята в такой час, в такую ночь?

Одно жуткое мгновение Серильда не могла произнести ни слова. Язык не слушался ее, в голове было пусто. Слова не шли на ум. Там, где обычно роились выдумки, сказки и истории, не было ничего. Такого с ней еще не случалось.

Все равно, что прясть золото из соломы.

Охотник насмешливо склонил голову. Понял, что поймал ее. Теперь он снова спросит, где моховицы. И что она ему скажет, кроме правды? Что еще она может ответить?

Думай. Думай…

– Ты, помнится, сказала, что хочешь… что-то собрать? – подсказал он тоном, в котором легко было услышать искреннее расположение и любопытство. Но это была хитрость, ловушка.

Серильде удалось оторвать от него взгляд и посмотреть на поле, где вечером она протоптала дорожку в снегу, когда мчалась домой. Из слякоти торчало несколько сломанных и пожелтевших стебельков ржи.

– Солому! – ответила она, почти закричала, так что охотник слегка отпрянул. – Солому я собираю, сударь! Что же еще?

Брови охотника сдвинулись к переносице.

– В новогоднюю ночь? Под Снежной луной?

– А что же… Конечно. Лучшее время для этого. Я имею в виду… не обязательно, чтобы это был новый год, но… в полнолуние. Иначе солома не годится! Из нее тогда не спрясть… – она запнулась, а потом продолжила: – не спрясть… золото.

Сказав эту нелепицу, она еще и дерзко улыбнулась. Но охотник в ответ не улыбнулся. Он испытующе смотрел на нее, подозрительно, но… с интересом.

Чтобы хоть как-то укрыться от его проницательного взгляда, да и от холода, Серильда обхватила себя руками. Ее начала бить дрожь, зубы стучали. Наконец, охотник снова заговорил, но сказал совсем не то, чего она ожидала или на что надеялась:

– На тебе печать Хульды.

У нее екнуло сердце.

– Хульды?

– Бога труда.

Серильда уставилась на него. Разумеется, она знала, кто такой Хульда. В конце концов, богов всего семь – не так уж сложно запомнить. Хульда был богом, отвечавшим в основном за славный честный труд, как сказала бы фрау Зауэр. От крестьянских работ до плотницкого дела – и уж пряхам-то он, наверняка, покровительствовал.

Она надеялась, что ночной мрак скроет ее странные глаза с золотыми колесами в них, но у охотника зрение было острое, как у совы.

Вот только он решил, что видит колесо прялки. Серильда хотела сказать правду – что отмечена вовсе не богом труда, а богом лжи. И знак, который он видит, символизирует колесо судьбы и везения – или невезения, что с ней случалось гораздо чаще. И ошибиться было очень легко…

Но она вовремя сообразила, что такая деталь придаст правдоподобия ее вранью, поэтому просто пожала плечами, немного смущаясь от предположения, будто она владеет какой-то магией.

– Да, – отозвалась она внезапно севшим голосом. – Хульда благословил меня еще до моего рождения.

– С какой целью?

– Матушка моя была талантливой белошвейкой, – снова солгала Серильда. – Она сшила и подарила Хульде прекрасный плащ, который так ему понравился, что он пообещал наделить ее первенца чудеснейшей способностью.

– Прясть золото из соломы, – протянул охотник голосом, полным недоверия.

Серильда кивнула.

– Я мало кому об этом рассказываю, чтобы не пробуждать в девушках зависть, а в мужчинах жадность. Надеюсь, сударь, вы сохраните мою тайну?

Охотник удивился, затем шагнул ближе, и воздух вокруг Серильды стал неподвижным и очень, очень холодным. Она почувствовала прикосновение настоящей стужи и лишь тогда сообразила, что при дыхании из его рта не вырывались облачка пара.

К ее шее под подбородком прижалось что-то острое. Серильда судорожно вздохнула. Конечно, она должна была заметить, как он достает оружие, но не заметила и не почувствовала, чтобы он вообще двигался. А теперь он стоял, приставив к ее горлу охотничий нож.

– Спрошу еще раз, – сказал он почти нежно, – где лесные твари?

Глава 5

Серильда, хоть и выдержала ледяной взгляд охотника, чувствовала себя уязвимой и беззащитной. Но ее язык, дурацкий лживый язык, продолжал болтать.

– Сударь, – сказала она с легким сочувствием, словно ей неловко было объяснять очевидные вещи такому опытному охотнику, – лесные твари водятся в Ясеневом лесу, к западу от Большого Дуба. И еще… немного севернее, кажется. Так люди говорят.

Впервые на лице охотника промелькнуло нечто, похожее на вспышку гнева. Гнева и неуверенности. Он не мог понять, разыгрывает она его или говорит правду.

Серильда подняла руку и осторожно коснулась пальцами его запястья. Охотник вздрогнул от неожиданности. Она же вздрогнула от того, какой его кожа оказалась на ощупь. Ее пальцы давно окоченели, но все-таки в них текла теплая кровь. А вот кожа охотника была будто покрыта инеем.

Он молча убрал нож от ее шеи.

– Не хочу показаться непочтительной, – продолжила Серильда, – но мне и правда пора заняться делом. Луна скоро зайдет, и солома уже не будет такой податливой. А я люблю работать с самым лучшим материалом.

Не дожидаясь ответа, Серильда вытряхнула снег из ведра, снова подхватила лопату. С высоко поднятой головой она прошла мимо охотника и его коня, и направилась в поле. Другие охотники расступились, пропуская ее, и Серильда принялась разгребать снег, из-под которого показалась стерня – унылые стебли, оставшиеся после осенней жатвы.

Ничего похожего на золото.

В какую нелепую ложь это превращалось…

Но Серильда знала: хочешь убедить кого-то в том, что говоришь правду, – твердо верь в это сама. И она принялась невозмутимо выдергивать замерзшие стебли и складывать в ведро. Некоторое время слышались только шелест сухих стеблей, да время от времени стук лошадиных копыт и низкое рычание гончих.

Затем раздался высокий скрипучий голос:

– Я слышала о пряхах, получивших благословение Хульды.

Серильда посмотрела на всадницу, которая оказалась к ней ближе всего – бледную, немного расплывающуюся по краям, с косой, венцом уложенной на голове. На ней были короткие штаны и кожаные доспехи, спереди на куртке расплылось зловещее темно-красное пятно. Крови было очень много – и натекла она из глубокой раны на шее призрачной женщины.

На миг всадница задержала на Серильде бесстрастный, равнодушный взгляд и обратилась к своему повелителю:

– Верю, что она говорит правду.

Охотник не обратил внимания на ее слова. Серильда услышала, как снег слегка скрипнул под его сапогами – и вот он уже оказался рядом с ней. Она опустила глаза, полностью сосредоточившись на том, чем была занята. Стебли соломы резали ладони, под ногти уже набилась грязь. Почему только она не прихватила варежки? И тут же вспомнила, что отдала их Гердрут. Ну и вид у нее сейчас, наверное…

Собирать солому, чтобы превратить ее в золото. В самом деле, Серильда. Из всех глупостей и нелепостей, которые ты могла ляпнуть…

– Приятно узнать, что благословение Хульды не пропало даром, – певуче произнес охотник. – Этот дар и вправду редкое сокровище.

Серильда обернулась, но охотник уже отошел. Гибкий, как пятнистая рысь, он вскочил в седло. Конь фыркнул. Не глядя на Серильду, охотник подал знак спутникам. Они исчезли так же, как появились – грохот копыт, шквал снега и льда, завывание адских гончих. Грозовая туча, зловещая и потрескивающая, промчалась по полю. И никого – только сверкающий снег и полная луна, целующая горизонт.

Серильда тяжело вздохнула, не веря, что удача ей не изменила. Она пережила встречу с Дикой Охотой. Врала в лицо самому Эрлкингу! Никто мне не поверит, подумала она. Вот где настоящая трагедия!

Она подождала, когда вернутся обычные ночные звуки – скрип застывших веток, успокаивающее журчание реки, далекое уханье совы. Наконец, взяв фонарь, она решилась открыть дверь подпола. Моховицы появились в проеме, таращась на Серильду так, будто она стала синего цвета. Впрочем, стоял такой холод, что, может, она и правда посинела.

Серидьда попыталась улыбнуться, но это трудно, если зубы стучат.

– С вами теперь все будет в порядке? Сможете вернуться в лес, отыщете путь?

Высокая моховица Сныть обиженно усмехнулась.

– Это вы, люди, вечно теряетесь, а не мы.

– Я не хотела вас обидеть, – Серильда окинула глазами их легкую одежду из клочков меха. – Ох, и замерзли же вы, поди.

Сныть не ответила, она испытующе смотрела на Серильду – с любопытством и раздражением.

– Ты спасла нам жизнь, рискуя своей. Зачем?

Сердце Серильды радостно дрогнуло. Ее поступок выглядел героическим! Но героям полагается быть скромными, поэтому она просто пожала плечами.

– Мне показалось, что это неправильно – преследовать вас, словно вы дикие звери. А кстати, чего охотники от вас хотели?

Ответила ей Таволга, преодолевая застенчивость:

– Эрлкинг испокон веку охотится на лесной народ, и на всю нашу волшебную родню.

– Он считает это забавой, – продолжала Сныть. – Видно, если столько времени охотиться, голова обычного оленя уже не кажется достойным трофеем.

Серильда потрясенно уставилась на них.

– Он собирался вас убить?

Обе моховицы посмотрели на нее, как на дурочку. Но Серильда-то думала, что Охота гонится за ними, просто чтобы поймать. Возможно, в чем-то это было бы даже хуже. Но убивать таких нежных, изящных созданий ради забавы? Она почувствовала отвращение.

– Мы можем защититься от Охоты, скрыться от их собак, – объяснила Сныть. – Им ни за что не найти нас, пока мы под защитой Лесной Бабушки. Но мы с сестрой не успели вернуться до наступления темноты.

– Рада, что сумела помочь, – улыбнулась Серильда. – Можете прятаться в моем подполе, когда пожелаете.

– Мы в долгу перед тобой, – сказала Таволга.

Серильда замотала головой.

– И слышать не хочу. Поверьте, приключение стоило риска.

Моховицы переглянулись, и Серильда поняла, что они недовольны. Сныть решительно подошла, крутя что-то на пальце, и хмуро посмотрела на нее.

– Любая магия требует оплаты, чтобы между нашими мирами сохранялось равновесие. Примешь ли ты это подношение в уплату за помощь, которую оказала мне этой ночью?

Совсем растерявшись, Серильда подставила ладонь и моховица уронила на нее кольцо.

– Что ты, в этом нет необходимости… К тому же, я не творила магию.

Неуловимо птичьим движением Сныть склонила голову набок:

– Ты уверена?

Не успела Серильда ответить, как к ней подошла Таволга и сняла с шеи тонкую цепочку.

– Примешь ли ты это подношение в уплату за помощь, которую оказала мне этой ночью? – повторила она за сестрой.

Она положила на ладонь Серильды цепочку с небольшим овальным медальоном. Оба украшения сияли золотом в лунном свете. Настоящим золотом. Дорогие, должно быть, вещицы… Но откуда они у лесного народца? Серильда всегда была уверена, что богатство и вообще вещи им не нужны. Одержимость человечества золотом и драгоценными камнями казалась им отвратительной, отталкивающей. Может, поэтому они с такой легкостью и отдают эти вещи… Для Серильды и ее отца это было настоящее сокровище. Ничего подобного она никогда и в руках не держала.

И все-таки…

Снова помотав головой, она протянула украшения назад.

– Я не могу это взять. Спасибо, но… вам помог бы любой. И платы за это не требуется.

В улыбке Сныти мелькнула снисходительность.

– Плохо ты знаешь людей, если веришь в это, – кисло произнесла она. Потом кивнула на подарки. – Если не примешь подношения, значит, долг не выплачен, и нам придется оставаться у тебя в услужении, пока не расплатимся, – ее глаза предостерегающе потемнели. – Мы предпочли бы, чтобы ты взяла подарки.

Серильда зажала украшения в кулаке.

– Тогда спасибо, – сказала она. – Долг выплачен.

Моховицы кивнули, и у Серильды возникло странное чувство, будто между ними заключена сделка. Заключена и подписана кровью – такой серьезный и торжественный был этот момент.

Желая прогнать возникшее напряжение, Серильда протянула к лесным девам руки.

– Мне кажется, я будто породнилась с вами. Обнимемся?

Таволга вытаращила круглые глазищи. А Сныть зарычала. Напряжение и не подумало исчезнуть. Серильда отдернула руки.

– Хотя нет. Это было бы странно.

– Мы пойдем, – сказала Сныть. – Бабушка будет волноваться.

Словно пугливые косули, они побежали в сторону реки и скрылись с глаз.

– Клянусь старыми богами, ну и ночка, – пробормотала Серильда и постучала башмаками о стену, чтобы стряхнуть снег.

В доме ее встретил храп. Отец спал, как сурок, и ничего не заметил. Серильда сняла плащ и со вздохом села к очагу. Подбросила кусок болотного торфа, чтобы огонь не погас. Потом придвинулась ближе к очагу и при свете тлеющих углей стала разглядывать свои награды.

Золотое кольцо.

Золотой медальон.

Когда на них упал свет, Серильда заметила на кольце знак. Герб, вроде тех, что благородные господа ставят на восковые печати. Чтобы разглядеть рисунок, Серильде пришлось напрячься. На гербе был изображен татцельвурм – огромный мифический зверь, похожий на змея с кошачьей головой. Его гибкое тело обвивало букву «Р». Никогда прежде Серильда не видела ничего похожего.

Подцепив ногтем застежку, она открыла медальон. Раздался щелчок, и от восторга у нее перехватило дыхание. Она ожидала, что медальон внутри пустой, но там оказался крохотный портрет – самой тонкой работы, какую только можно представить. На портрете была изображена прелестная девочка – совсем еще ребенок, ровесница Анны, если не младше. Она, наверное, была принцессой или герцогиней, или кем-то таким же важным и знатным – золотые локоны перевиты нитями жемчуга, нежные щеки, высокий кружевной воротник. Царственно приподнятый подбородок и озорной блеск в глазах.

Защелкнув крышку медальона, Серильда надела цепочку с медальоном на шею, и кольцо на палец. Вздохнула и полезла под одеяло. Теперь у нее есть доказательства того, что произошло ночью, но утешительного в этом мало. Если она покажет кому-нибудь эти вещицы, люди решат, что они краденые. Жить с репутацией выдумщицы и врушки совсем не сладко. А уж прослыть воровкой…

Серильда лежала без сна, зажав в кулаке медальон и глядя на то, как золотистые пятна и тени мечутся по потолку.

Глава 6

Иногда Серильда часами размышляла над подтверждениями. Над маленькими знаками и ключиками, которые могли подтвердить правдивость истории, преодолеть разрыв между фантазией и реальностью, связать их воедино.

Какие у нее доказательства того, что она отмечена Вирдитом, богом историй и удачи? Истории, которые рассказывал ей на ночь отец? Но она ни разу не спросила, правдивы они или нет. Золотые колеса в ее черных глазах? Ее неудержимый язык? Мать, которая не интересовалась тем, как растет ее дочь, и которая ушла, даже не попрощавшись?

А что доказывает, что Эрлкинг убивает детей, заблудившихся в лесу? Совсем немногое – в основном, слухи да сказки. Слухи о призрачной фигуре, которая крадется среди деревьев, прислушиваясь к испуганным крикам ребенка. Нечасто, но почти в каждом поколении на опушке леса находили маленькое тельце, исклеванное во́ронами до неузнаваемости. Но родители всегда узнавали своего пропавшего ребенка, даже десять лет спустя. Даже, если от него остался только скелет.

Правда, в последние годы такого не случалось, так что вряд ли можно считать это доказательством. Суеверные бредни.

Однако теперь все иначе. Какие у Серильды доказательства, что она спасла двух моховиц, за которыми гналась Дикая Охота?

Золотое кольцо и цепочка, которая к утру нагрелась у нее на груди.

Истоптанная стерня на поле, где она расчищала снег лопатой.

Открытая дверь в подпол осталась незапертой, от дерева все еще пахло сырым луком.

Но ни следа, – вдруг поразилась она, – ни следа копыт на заснеженном поле. Снег оставался таким же девственным, как накануне вечером, когда она возвращалась домой. Единственные следы принадлежали ей самой. Никаких напоминаний о полуночных гостях – никаких отпечатков изящных ножек моховиц, тяжелых копыт или лап гончих, похожих на волчьи. Только нежная, нетронутая белизна, весело сверкающая в лучах утреннего солнца.

Вскоре оказалось, что в том, что у нее есть доказательства, нет ничего хорошего. Серильда рассказала отцу все, как было, ничего не утаив. Он слушал, жадно, едва ли не с ужасом. В почтительном молчании разглядывал кольцо с печаткой и портрет в медальоне. Сходил посмотреть на дверь подпола. Долго стоял на пороге, пристально глядя на пустой горизонт, за которым лежал Ясеневый лес.

Потом, когда Серильда почувствовала, что больше не вынесет молчания, он засмеялся. В его безудержном добродушном смехе слышалось что-то еще, но она не могла понять, что это. Паника? Страх?

– Я уж думал, – заговорил он, вытирая глаза, – что перестал быть таким легковерным. Ну, Серильда, – он обхватил ее лицо грубыми ладонями. – Как ты можешь рассказывать такое и даже не улыбнуться? Чуть не подловила меня, в который уже раз. Где ты это взяла, только честно? – Он подцепил пальцем медальон, висевший у нее на шее. Вспоминая события прошедшей ночи, Серильда побледнела, но сейчас кровь снова хлынула ей в лицо. – Неужели паренек какой подарил? Ты, верно, приглянулась кому-то в городке, а мне рассказать боишься.

Попятившись, Серильда спрятала медальон под платье. Велико было искушение попробовать еще раз. Настоять. Отец должен поверить. Ведь на этот раз все было на самом деле. Это случилось. Она не солгала. И она непременно предприняла бы еще одну попытку, если бы не страх, мелькнувший в его взгляде. Отец волнуется за нее. За его деланым смехом скрывается ужас от того, что ее рассказ может оказаться правдой.

Нет, этого Серильда не хотела. Хватит с него тревог и страхов.

– Да что ты, конечно, нет. Никому я не приглянулась. И разве ты видел хоть раз, чтобы я оробела? – она пожала плечами. – Если хочешь знать правду, кольцо я нашла привязанным к поганке в ведьмином кольце, а медальон украла у буки, который живет в реке.

Отец расхохотался.

– Да уж, в это я скорее поверю!

Он вернулся в дом, и Серильда в самой глубине сердца поняла, что, раз уж отец не поверил, не поверит никто. Слишком много выдумок от нее слышали. Наверное, это и к лучшему, подумала она. Если бы то, что произошло, не было правдой, она бы не постеснялась это приукрасить. Она очень любила приукрашивать.

– Кстати, о молодых парнях! – крикнул отец в открытую дверь. – Чуть не забыл! Томас Линдбек согласился помочь мне весной управляться на мельнице.

Серильду словно под дых ударили, когда она услышала это имя.

– Томас Линдбек? – переспросила она, бросаясь в дом. – Брат Ханса? Зачем? Ты раньше не нанимал помощников!

– Старею. Вот и подумал, что неплохо, чтобы молодой здоровый парень был на подхвате, тяжести таскал, и все такое.

Серильда нахмурилась.

– Тебе всего сорок.

Отец, оторвавшись от разжигания огня, с досадой поднял на нее глаза. Со вздохом поставил кочергу и повернулся к ней, отряхивая руки.