Президент планеты E-Book

ЧБУ

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Фантастика от звезды YouTube. ЧБУ
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 768

Beschreibung

2096 год. После величайшего кризиса мир разделился на две части, где богатые — тхари — наслаждаются благами цивилизации, пользуясь услугами роботов и дронов, а бедняки живут, погрязнув в нищете и преступности. Но даже те, у кого есть всё, хотят получить еще больше: несколько могущественных семей объединяются, чтобы свергнуть Келвинов с позиции властителей мира, захватив их компанию. Для детей Келвинов выход один — бежать. Им придется спуститься с безоблачных высот в новый грязный мир. Чтобы вернуть свой дом и отомстить за свою семью, им предстоит пройти через ад трущоб, познать голод и страх, боль и унижение. Смогут ли они не потерять себя? И что обретут в поисках дороги домой? Книга от известного блогера ЧБУ, автора философской космической истории «Каменные небеса». «Президент планеты» — это история о будущем, это альтернативный взгляд на то, каким может стать мир всего через несколько десятилетий, каким станем мы в этом мире. Роман о гранях человеческой сущности: до чего можно опуститься в погоне за наживой или просто пытаясь спасти свою жизнь. Как жестоки могут быть те, в руках кого окажется даже минимальная власть. Как беззаботны люди, когда их слепит блеск окружающего золота, и как беспощадны они, чувствуя свою силу. История о жизни на вершине мира и о падении на самое дно. Погони, динамичный сюжет и шокирующая откровенность некоторых сцен.

Leseprobe

ЧБУ Президент планеты

© ЧБУ, текст, 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

* * *

Столица. Сумасшедший собеседник

Самый богатый в мире человек ехал по африканской дороге на бронированном лимузине. Спереди и сзади его сопровождали два внедорожника с охраной. Он был не просто богат, он был богаче всех богачей.

К ста четырём годам Эдуард Келвин купил половину мира, его капитал превышал состояние второго по обеспеченности человека более чем в пятьдесят раз. Ему принадлежала вся транспортная система на планете, а также строительные и добывающие компании. Он имел неограниченное влияние на экономическую и политическую сферы любой страны, за что и получил прозвище Президент планеты.

И он был стар. Его портретом можно было пугать детей: седые, почти прозрачные волосы, кожа землистого оттенка, худое, безжизненное лицо. Когда он закрывал глаза, то становился неотличим от мумии. Только спина, всегда прямая, сохраняла вековую несгибаемость. У него был рак половины органов, но Эдуард продолжал жить благодаря миллиардам наноботов, плавающих в его крови и уничтожающих любую заразу.

Эдуард приехал в Абуджу, столицу Нигерии, четыре дня назад. На улицах ночного города было шумно – мужчины и женщины, старики и дети, собаки, пешеходные дроны, автоматические уборщики. На тротуарах было не протолкнуться, и люди выходили на проезжую часть. Практически у всех в руках были биты, молотки, камни или куски железной трубы. Стоило проехать машине премиум-класса, на неё со всех сторон сыпались удары. Здесь, как и во всём мире, ненавидели богачей. Каждый третий потерял работу после величайшего всемирного кризиса в две тысячи восемьдесят девятом году, что повлекло за собой ненависть низшего класса к высшему. К две тысячи девяносто шестому кризис не только не закончился – он набирал обороты, и с каждым годом положение простых людей становилось всё хуже.

Преступность достигла небывалых высот. Чтобы не умереть от голода, людям приходилось грабить и убивать. Никто больше не был в безопасности в таком мире.

На каждом углу стояли продавцы синтетических наркотиков: натуральные были слишком дороги. У каждой стены – проститутки. У каждого перехода – попрошайка. И на фоне всей городской разрухи двигались многочисленные рекламные голограммы, призывающие купить экзоскелет для инвалидов или шампунь от перхоти с генно-модифицированными полезными микроорганизмами.

Эдуард видел всё это из окна и чувствовал лишь глубокую печаль: он помнил те времена, когда люди на улицах спешили на работу, а не были вынуждены зарабатывать прямо на ней.

– Михал, какая у тебя самая большая мечта? – спросил Эдуард у помощника, сидящего напротив.

Тот некоторое время молчал, будто раздумывал, как ответить на такой личный вопрос. Старик никогда не интересовался его жизнью, не спрашивал про семью или здоровье. Его не интересовало ничего, кроме работы. Надо было умереть, чтобы он спросил о чём-нибудь личном. И это всё равно было бы что-то колкое, наподобие: «Ты что, умер? Если ты умер, ты не сможешь работать в моей компании». Потому что старик мог увольнять работников легче, чем сбивал снег с ботинок.

– Никогда не думал об этом, – ответил Михал и понадеялся, что это последний подобный вопрос. Ничего хорошего такие разговоры не предвещали. – Наверное, это слишком необычно, но я с самого детства мечтаю уметь путешествовать во времени. Знаете, как в комиксах. Это единственное, что я не могу купить: всякие яхты и самолеты мне уже не интересны.

– Опять эти комиксы, – проворчал Эдуард. – Куда ни глянь, комиксы. Я спрашивал о нормальной, человеческой мечте. Есть ли такая вещь, которую ты хотел сделать всю жизнь? Хотел бы пожить год в Тибете? Слетать на Марс? Погрузиться на глубину в подводной лодке? Уехать с бродячим цирком?

– Нет, это точно нет. Сто процентов. Будь я настолько романтичен, сейчас курил бы травку и пел песни под гитару с немытыми сопляками из трущоб.

– Значит, твоя мечта – стать очень богатым? Богаче меня?

В ответ Михал лишь пожал плечами. Да, он действительно хотел стать самым богатым человеком в мире, но у него бы это не получилось. В корпорации «Транстек», которой владел Эдуард, был целый отдел, который давил конкурентов. Демпинговал цены, выкупал поставки, разорял всех, кто захотел влезть в уже занятую сферу. В этом отделе люди, как пауки, сидели перед мониторами и наблюдали, не шелохнётся ли где-нибудь нить. Им было видно всё: кто взял, что взял, куда везёт, почём купил. Если происходил оптовый заказ, неважно где, значит, мелкая компания нащупала выгодную жилу. Отдел бросался на неё и делал так, что компания уходила туда, откуда появилась. В каждой крупной компании теперь был отдел конкуренции.

– Я хочу сделать что-то важное, – произнёс Эдуард.

– В каком смысле? – спросил Михал.

– Всю жизнь я копил деньги, дрался за каждый цент, состояние было моей целью, и я продолжаю зарабатывать. Когда я уйду из этого мира, окажется, что всё моё состояние, мой песчаный замок, который я возводил всю жизнь, мгновенно снесёт приливом.

– Вы, наверное, шутите, – усмехнулся Михал и затем добавил, уже серьёзно: – Шутите, верно?

Михал был молод – ему едва перевалило за сорок, и не хватало минимум пятидесяти лет для того, чтобы понять проблемы старика. Всё, о чём он думал, – это деньги и власть, прямо как Эдуард в молодости. Михал был родом из маленького российского городка Лингуин на границе с Китаем, вырос в бедности, и это оставило на нём свой отпечаток. Теперь его мучало патологическое накопительство. Он был жаден и пытался дотянуться до всего, что оказывалось в его поле зрения. Даже воровал ручки из приёмных различных компаний. Он одевался так, словно все вещи перешли к нему по наследству, ел самую простую пищу, а в свободное время ездил на «Фольксвагене Дейл» две тысячи семьдесят четвёртого года, древней развалюхе, купленной с рук. Из электроники в его автомобиле был лишь транзистор на последнем издыхании, управляющий сигнализацией. А включался он скруткой проводов.

Однажды Эдуард оказался в имении Михала в Германии. Такого бардака он не видел даже на свалке. Михал нёс в дом абсолютно всё, что могло пригодиться и не могло никак. Выглядело это невероятно дико: дом, стоимостью в миллионы долларов, элитный район, дорогая охрана, а внутри целый склад барахла, который не взяли бы и бездомные. Эдуард заставил Михала купить для работы дорогой костюм, чтобы выглядеть представительно, – тот два дня ходил с кислым лицом. Но он был хитёр, этого не отнять, про таких говорили «без мыла влезет».

– Вы самый известный человек в мире, вы достигли вообще всего что можно, – сказал Михал. – Чего вам ещё желать?

– Знаешь, для чего обычные люди копят деньги? – спросил Эдуард, обращаясь будто в пустоту.

– Разумеется, знаю. Мой отец пытался купить дом, но всё проигрывал в карты.

– Они копят, чтобы их потратить, – вот в чём наше отличие. Я же зарабатывал их, чтобы они были.

– Быть самым богатым человеком – здорово, разве нет?

– Было, – ответил Эдуард. – Больше нет. Уже лет двадцать деньги не приносят мне никакого удовлетворения, поэтому я решил их потратить.

– В каком смысле? – Лицо Михала вытянулось. – На что?

– Посмотри в окно. Что ты видишь?

– Бродяг, наркоманов, воров.

– Ты видишь безработных, – поправил Эдуард. – Несколько лет назад мы сделали их такими. Экономика лопнула, и это повлекло за собой смуту. Никто не знает, сколько продлится этот кризис. Я намерен это исправить.

– Скажите, что вы шутите, пожалуйста. Вы ведь не собираетесь покупать еду этим голодранцам?

– Конечно, нет, – ответил Эдуард. – Я не куплю то, что можно проесть или износить, этим пусть занимаются производители кроссовок. Я дам всем работу, построю тысячи заводов по всему миру и создам новую банковскую сеть. Но это ещё не всё: я волью огромные деньги в освоение новых планет. Хочу, чтобы люди жили не только на Луне и Марсе, и тогда меня запомнят не просто как самого богатого человека.

– Вы сегодня ели? – спросил Михал. – У вас нездоровый вид.

– Мне сто четыре! И я ещё никогда не был в столь здравом уме.

Много лет назад Эдуард принимал участие в финансировании строительства колонии на Марсе, а также в создании жилых и рабочих пространств на Луне. Это не принесло ему финансовых успехов, но он всё равно был доволен проделанной работой. На Марсе сейчас живёт больше пятнадцати тысяч человек, а Луна и вовсе изменила вид – сейчас, если посмотреть на небо, можно увидеть белый диск, крест-накрест пересечённый чёрными линиями человеческих построек.

Больше часа они ехали молча. Радио не играло, а телохранитель Хи на переднем сиденье, отделённый от них перегородкой, вообще никогда не разговаривал. Изредка в борт прилетал камень, брошенный из толпы, или были слышны ругательства в их адрес. Транспортом управлял автопилот, он мягко вёз их в центр города, где за бетонным забором находился район элитных особняков.

Эдуарда не покидало чувство тревоги, но не из-за разгневанной толпы на улице, а по другой причине. Он всегда прислушивался к своей интуиции, и если другие люди видели в ней что-то сверхъестественное, то он объяснял её гораздо проще: глаза заметили то, что сознание видеть не хочет.

Некоторое время он ёрзал на месте, пытался понять, откуда исходят тревожащие мысли. Наконец он нашёл то, что так его насторожило.

– Почему горит эта лампочка? – спросил он сухим, как у вороны, голосом.

– Какая? – спросил Михал.

– Вот эта.

Эдуард указал на красную точку в углу монитора, встроенного в водительское сиденье. Он знал, что она обозначает, но хотел убедиться в этом.

– Включённый микрофон, очевидно. Сейчас все микрофоны имеют индикатор, чтобы знать, когда можно говорить, а когда нет, чтобы не попасть в неловкую ситуацию.

– Так почему эта лампочка горит?

– Думаете, нас прослушивают? – спросил Михал. – Это маловероятно: чтобы взломать шифрование, уйдут десятки лет.

– Но она всё-таки горит, – заметил Эдуард. – Значит, микрофон включён, и где-то какое-то ухо внимает нашим словам.

– Не думайте об этом, скорее всего, это ошибка. Нас не могут подслушать.

– Ты шутишь? Звони диспетчеру и узнавай, почему горит эта лампочка. И если нас прослушивают, выясни, кто это сделал.

Иногда неглупые люди проявляли немыслимую глупость. Эдуард не считал себя современным человеком. Он всегда с подозрением относился к новым технологиям, тогда как остальные доверяли им свои жизни. Когда в машины поголовно ставили автопилоты, Эдуард сопротивлялся сколько мог. Он предпочитал человека за рулём, а не компьютер. Когда с заводов увольняли людей, заменяя их роботизированными руками, он мог лишь грустить. А когда армия США решила обзавестись военными роботами, он восстал. Сказал, что профинансирует все остальные армии мира, если Штаты закупят роботов. Безопасность людей должна находиться в их руках, а не умной техники. Казалось, он единственный, кто это понимал.

Из нагрудного кармана Михал достал новенький корпоративный смартфон – «Сони Стар четыре» – и позвонил в местную службу проката, являющуюся дочерней компанией их корпорации «Транстек». Эдуард тем временем обратился к голосовому ассистенту автомобиля:

– Зена, ответь на вопрос.

– Слушаю вас, Эдуард, – ответил мелодичный женский голос с нотками жизнерадостности. Следом раздался сигнал, означающий, что помощник слушает команду: «Дилинь».

– Почему горит красная лампочка в углу экрана?

– Горит индикатор работающего микрофона, он означает, что в данный момент одно из установленных приложений записывает звук с целью получения голосовых команд.

«Дилинь».

– Индикатор горел минуту назад, когда мы с тобой ещё не разговаривали. Отследи, кто его использовал.

На экране появилась круговая стрелка загрузки, и через минуту Зена ответила, как всегда, оптимистично:

– Ни одно приложение не использовало микрофон минуту назад.

«Дилинь».

– Тогда кто его использовал?

На этот раз стрелка загрузки на экране провисела чуть дольше. Михал всё ещё говорил по телефону с администратором, пытаясь убедить того разбудить команду разработчиков программного обеспечения.

– Микрофоном воспользовалась программа «Плуто», источник неизвестен, – ответила Зена, и Эдуарду показалось, что из её голоса пропала жизнерадостность.

«Дилинь».

«Плуто?!» – удивился Эдуард. Этот компьютерный вирус создала хакерская группировка, и, по слухам, он мог взломать защиту любого компьютера. Для Эдуарда это всегда звучало как шутка, ведь название вируса совпадало с именем мультяшной собаки.

– Что это за программа? – спросил он. – Как она смогла обойти шифрование?

Вопрос остался без ответа, лишь бесконечная загрузка напоминала о присутствии голосового помощника.

– Всё верно, нас прослушивают, а это, как вы понимаете, совершенно неприемлемо в машине премиум-класса, – говорил в телефон Михал, поправляя съехавший набок галстук. В машине стало жарко.

– Смени код шифрования, – приказал Эдуард.

– «Плуто» – это мой хозяин, – ответила Зена, проигнорировав последнее предложение.

«Дилинь».

– Что значит «твой хозяин»? Это я твой хозяин. Я взял машину в аренду, значит, ты должна слушать меня.

Кондиционеры всё больше раскаляли воздух. Михал, поглощённый телефонным разговором, автоматически снял пиджак и положил на сиденье рядом с собой. Эдуард попытался открыть окно, но кнопка стеклоподъёмника не сработала.

– Хи, выключи кондиционер и открой окна, – сказал Эдуард в перегородку, ведущую к водительскому сиденью.

– Не получается, – после паузы ответил телохранитель. – Окнами управляет борткомпьютер.

– Вы мой клиент, – ответила Зена. – А «Плуто» – мой хозяин. Только он может приказывать мне.

«Дилинь».

– Разорви все соединения и смени код шифрования, – приказал Эдуард, не ожидая реакции, но она ответила:

– Слушаюсь. Код шифрования успешно изменён.

«Дилинь».

Значок работающего микрофона погас лишь на секунду, а затем загорелся вновь. Автомобиль начал разгоняться, на переднем сиденье послышалось шуршание – Хи пытался отобрать руль у автопилота.

– Индикатор ещё горит, – заметил Эдуард. – Почему?

– Потому что ваш компьютер взломан, – ответил мужской голос.

От удивления и Михал, и Эдуард дёрнулись в стороны. Они не ожидали услышать рядом с собой кого-то постороннего. На экране водительского сиденья появился взлохмаченный человек, будто несколько месяцев не прикасавшийся к расчёске. Его длинные светлые волосы свисали до самых плеч, а неухоженная борода спуталась. Под бледно-голубыми глазами виднелись синяки от бессонных ночей. Парню перед ними было около тридцати, но выглядел он намного старше Эдуарда.

– Знаете, кто я? – спросила голова.

Все знали этого человека – самого известного в мире киберпреступника. Он возглавлял хакерскую группировку «Гелеарте», и каждую неделю его небритое лицо появлялось в выпусках новостей в связи со взломом очередной базы данных. На его совести было множество человеческих жизней: хакер пускал сверхскоростные поезда под откос, сбивал электронику самолётов, перехватывал управление автомобилей и отключал холодильники, где хранятся дорогие медицинские препараты. Судя по всему, он поставил себе цель уничтожить как можно больше людей. Не существовало в мире более ненавистного террориста. Его желали поймать спецслужбы каждой страны, за информацию о нём предлагались огромные деньги, но тем не менее найти его не удавалось. Он был одним из немногих людей, которым был запрещён въезд на Марс. В колонию на соседней планете принимали всех, кто желал участвовать в освоении новых территорий. Любой преступник мог попросить убежища, и ему предоставили бы бесплатный билет на межпланетный перелёт в обмен на пожизненную работу в марсианской корпорации: строительство домов, прокладка дорог и обслуживание многочисленных приборов.

Но не Клаусу Беккеру – этого человека ненавидели все.

– Клаус Беккер, – ответил Михал. В его голосе появились панические нотки. Связь с этим человеком не могла означать ничего хорошего.

– Никогда не любил это имя, – ответил человек в мониторе. – Но вы правы, это я. Знаете, почему я здесь?

– Избавь нас от своего присутствия, – ответил Эдуард. Он был слишком стар, чтобы бояться пусть и самого опасного преступника. – У нас есть дела поважнее, чем разговаривать с такими, как ты.

– Я здесь для того, чтобы ускорить человеческий прогресс.

– Михал, отключи его, – приказал Эдуард. – Не хочу слушать очередной пропагандистский бред всяких фанатиков.

Повинуясь команде, Михал отключил экран, но тот загорелся вновь. Машина тем временем неслась на огромной скорости. Эдуард никогда не пристёгивался, когда ездил в машине: автопилоты никогда не попадали в аварии. Однако в этот раз он всё же пристегнул пятиточечный ремень.

Словно в ответ на это, машина ударилась в ограждение и чудом не улетела в кювет, что было бы гарантированной смертью для всех трёх пассажиров: по ту сторону ограждения находился обрыв высотой в сорок пять метров. От удара Михал залетал по салону, как пластиковый мячик в игровом автомате.

Обе машины сопровождения остались далеко позади. Эдуард видел, как те резко затормозили.

– Хи, что там происходит? – закричал Михал, упираясь руками в потолок, а ногами в пол.

– Машина хочет нас убить, – послышался приглушённый из-за перегородки ответ. Хи на водительском сиденье давил на тормоз и крутил руль, сражаясь со взбесившимся автопилотом.

– Чего тебе надо? – спросил Эдуард, когда они выехали на ровную дорогу. – Исчезни!

Движение стало плавным: машина больше не пыталась перевернуться. Она приближалась к блокпосту, отделяющему город Абуджа от района элитных особняков. Такие территории, обнесённые забором, есть в каждом городе. Их построили после голодных бунтов, когда богатых людей вытаскивали из домов, номеров отелей, избивали и привязывали голыми к фонарным столбам.

Периметр охраняли дроны-разведчики и автоматические турели. Любой, кто пожелал бы перелезть через забор, оказался бы на той стороне с полными карманами свинца, а микроволновые пушки могли превратить любого в запечённую котлету. Раньше территорию охраняли живые люди с шокерами, но вскоре их заменили, когда в нескольких городах стражи открыли ворота бунтующим, поддавшись психологическому давлению толпы.

Бронированный лимузин остановился перед стальными вратами с надписью «Въезд только по пропускам». Эдуард посмотрел на роботов-стражей с пулемётами в руках, их было трое: два стояли у дороги, третий на вышке. По обыкновению, один из них уже должен был подойти для визуальной идентификации: убедиться, что машину не угнали те, кому въезд запрещён. Однако сейчас оба стояли по стойке смирно, повернув головы в их сторону.

Внешность для роботов выбрали устрашающую. Любой негодяй при взгляде на такого решит красть и убивать где-нибудь в другом месте. Белый корпус можно было заметить издали даже ночью, широкие плечи и оружие весом в пятьдесят килограммов отпугивали даже самых отчаянных грабителей. Голова, выполненная в стиле скалящейся волчьей морды, даже появилась на обложке журнала Tech, чем вызвала у многих читателей обоснованную тревогу.

Эдуард смотрел на такого робота и не понимал, почему тот не двигается. Страж лишь стоял у дороги и глядел на машину издали, словно ожидая чьего-то приказа. Небольшой индикатор на груди горел циановым – обновление, в него что-то загружали.

– Мне это не нравится, – подал голос Михал и дёрнул ручку открытия двери. – Мы заперты.

– Хи, сдай назад, – приказал Эдуард.

– Не могу, автопилот не отдаёт управление.

– Эдуард Келвин, – заговорил Клаус, когда понял, что с ним не собираются вести диалог. – Вы использовали своё влияние, чтобы затормозить переход всей транспортной и строительной сферы на автоматическое управление. Вы хотели, чтобы каждым устройством управлял человек. Даже автопилот из-за вашего вмешательства в эту машину поставили на пять лет позже запланированного. Вы говорили, что не хотели, чтобы люди теряли работу из-за автоматизации, но на самом деле вы боялись потерять контроль. Боялись, что однажды человек станет не нужен и роботы смогут обходиться без него. Но прогресс не остановить. Дабы ускорить переход всех устройств в мире на самоуправление, мы приняли решение отстранить вас от участия в дальнейшем развитии техники.

Стальной охранник с волчьей мордой двинулся в их сторону. Каждый шаг его трёхсоткилограммового тела отдавался скребущим по асфальту звуком. Хотя внешне он походил на человека: имел две руки, две ноги, голову, – его походка совершенно отличалась от человеческой, и это вселяло противоестественный страх. Он двигался слишком плавно, не раскачиваясь в стороны и совершенно не шевеля руками для противовеса – человек бы даже с пулемётом шагал более грациозно.

– Пошёл на хер! – ответил Эдуард. – Будешь рассказывать всю эту херню на встрече анонимных психопатов. А я поеду домой. Не желаю тебя больше слушать ни секунды.

– Погодите! – вставил Михал. – Мистер Беккер, давайте договоримся.

– Никаких переговоров не будет, – сказал Клаус грустным голосом. – Мы с ребятами приняли окончательное решение. Оно не подлежит обсуждению. Корпорация «Транстек» должна сменить своего хозяина.

– Никто с тобой договариваться и не собирался, – ответил Эдуард с презрением. – Слишком много в тебе самомнения для такого ничтожества.

Страж остановился у окна лимузина и наклонился, чтобы заглянуть внутрь, стекло опустилось вниз само по себе, и в салон ворвались звуки улицы: далёкая сигнализация, шоссе, музыка из ближайшего магазина. Металлическая голова повернулась в сторону старика, и некоторое время они смотрели друг на друга.

– Эдуард, бегите! – закричал Хи, запертый на переднем сиденье. Он пытался выбить окно перегородки или распороть обшивку сиденья и выползти назад, но это занимало слишком много времени.

Михал настолько испугался, что замер с телефоном в руке, притворяясь статуей.

– Пропусти нас, – приказал Эдуард волчьей морде. Он никогда не дружил с умной техникой и не понимал, что сейчас «Плуто» повелевает телом дрона.

– Эдуард Келвин, – произнёс страж безжизненным металлическим голосом, доносящимся не изо рта, а словно отовсюду. – Вам отказано в существовании.

После этих слов страж поднял пулемёт и направил ствол в окно. От звука выстрелов Михал моментально оглох. Он кричал, но не слышал собственного голоса. Пороховая вонь заполнила его лёгкие, он кашлял, но не обращал на это внимания. Какая-то жидкость брызгала на него. Ему хотелось обрести способность проходить сквозь стены, чтобы упасть сквозь днище машины на асфальт и укатиться прочь.

В полной беспомощности Хи видел в зеркало заднего вида, как страж, созданный для охраны таких людей, как Эдуард, расстреливает его клиента. Хи переполняли гнев и обида. Вряд ли в мире найдётся телохранитель, который потерял подопечного более глупым образом.

Через двадцать секунд, когда от Эдуарда ничего не осталось, страж снова наклонился к окну и произнёс, словно ничего не произошло:

– Всё в порядке. Можете проезжать.

Окно заднего пассажирского сиденья закрылось, и машина поехала дальше, в сторону арендованного особняка, в котором жил Эдуард во время визитов в Нигерию. Их встретили испуганные люди, даже обслуга ближайших домов вышла на улицу посмотреть, что произошло. Михал по-прежнему сжимал в руке телефон, всё его тело покрывала кровь. Он ещё не думал о том, как будет звонить жене Эдуарда. Хи плакал: он успел полюбить старика за шесть лет работы.

Автомобиль остановился у дальнего коттеджа и заглушил двигатель. Дверь сама по себе открылась, и дворецкий, вышедший встретить Эдуарда, увидел лишь Михала, сверкающего безумными глазами. Увидел, во что превратился салон лимузина.

Из динамиков раздался вежливый мужской голос:

– Мы рады, что вы обратились к службе такси «Мех’Аанд». Пожалуйста, оцените качество предоставленной услуги.

На экране в переднем сиденье, где недавно находилась голова известного киберпреступника, появилась строка из десяти звезд, где пользователю предлагали поставить оценку от одного до десяти. Михал вытер лицо платком, ткнул пальцем в первую звезду и в появившемся меню выбрал графу «Неприемлемый сервис».

Скоро ему придётся позвонить детям Эдуарда и сообщить, что теперь они самые богатые люди на планете.

Посёлок. Самая дорогая еда в мире

Новость мгновенно захватила все информационные ресурсы. Говорили, планета лишилась своего президента. Однако империя «Транстек» и не думала разваливаться – совет директоров продолжил управлять компанией, придерживаясь всех намеченных направлений.

На похороны Эдуарда в Гибралтар, что в Марокко, прилетели все, кто пожелал проститься. Изначально Гибралтар возник у подножия горы Бо Насер как посёлок – закрытая территория для богачей, или «тхари», так на арабском называют богатых людей. Этот посёлок, обнесённый забором по кругу, построили после голодных бунтов, прошедших по всему миру в две тысячи восемьдесят девятом. Богачи опасались за свою безопасность, поэтому построили себе отдельное поселение со всеми необходимыми защитными мерами.

А позже из посёлка вырос и город, как гриб, качающий соки из могучего дуба с золотыми желудями.

В итоге город Гибралтар стал четвёртым по численности населения после Шанхая, Мумбая и Стамбула. Он насчитывал сорок пять миллионов жителей и занимал восемьдесят километров в поперечнике.

На время похорон количество охраны увеличилось втрое, однако похоронами это назвать было трудно: по завещанию Эдуарда его тело кремировали, а прах унесли, и даже семья не знала, куда именно. Поговаривали, что он приказал выбросить его прах в ближайшее мусорное ведро.

Эдуард всегда говорил, что его личность – это разум, а не тело. Поэтому с телом стоит поступить как с любым неодушевлённым предметом. Он не хотел, чтобы где-то на холодной полке стоял сосуд с его именем.

Посёлок по периметру охраняла целая армия людей с винтовками и микроволновыми пушками: робостражей временно убрали для диагностики. Хи вёз Михала на арендованном «Ниссане Котаро», несмотря на имеющийся автопилот, Хи управлял машиной сам.

За прошедшие две недели Михал внешне сильно изменился, Хи это видел, ведь общался с ним каждый день. Если раньше Михал выглядел как парень из поп-группы с взлохмаченной модной причёской, то сейчас походил на безумца: бегающие глаза, нездоровый цвет кожи, странная улыбка, то появляющаяся, то исчезающая без видимых причин. Ещё и новая привычка постоянно оглядываться.

Совет директоров хотел назначить Михала временным директором вместо Эдуарда до того, как увидел его. Он выглядел слишком подавленным, чтобы возглавить самую большую компанию в мире. После похорон Михал собирался в Германию, чтобы пройти курс психологической реабилитации. Он утверждал, что без помощи не сможет вернуться к работе.

– Почти приехали, – сообщил Хи, глядя через зеркало на Михала. Тот сидел, опустив глаза, ему совсем не хотелось никуда идти.

У дома Эдуарда стояло немыслимое количество охраны. Сотни две, если не больше, и у каждого на ремне висел пистолет-пулемёт. Наверное, ещё ни разу в одном месте не собиралось столько богачей. На дороге повсюду были бронированные автомобили, машины сопровождения с микроволновыми турелями, виднелось даже несколько БМП с солдатами внутри. Но больше всего Хи удивила глушилка: ничем не примечательный фургон «Опель Дивайн», не отличимый от фургонов доставки еды.

В две тысячи восемьдесят восьмом Хи был телохранителем генерала Сераджа в Индии, который возглавил первый голодный бунт и на долгие девять месяцев погрузил страну в пучину войны. Он сверг правительство и провозгласил независимость, свободу от всех долгов и обязательств. Сераджа поддерживала вся страна, но долго это продолжаться не могло. В Индии находился огромный рынок с миллиардами покупателей, и богачи не могли лишиться его – собрали армию в поддержку свергнутого правительства, чтобы подавить мятеж. Вернуть к власти тех людей, кого назначили они.

За следующие два года голодные бунты произошли в каждом крупном городе планеты, но успешным был лишь самый первый. Только генерал Серадж смог на длительный срок избавить страну от влияния ненавидимых всеми богатых людей.

В те годы Хи часто видел фургоны «Опель Дивайн». Почему-то глушилки устанавливали только в автомобили этой модели.

Особняк семьи Келвин находился на территории, со всех сторон огороженной деревьями и высоким забором, увитым декоративным плющом. На лужайке хватило бы места, чтобы посадить грузовой самолёт, а на заднем дворе уместились бы ангары военного флота. Дом состоял из двух этажей и с высоты напоминал звезду: у Эдуарда было пять детей, и каждому из них было отведено отдельное крыло с собственной спальней, ванной, гостиной и различными комнатами по личным желаниям: от мини-кинотеатра и тренажёрного зала до помещения со стеклянными стенами для медитации.

Перед входом в дом Хи в очередной раз увидел перевоплощение, которое позволило Михалу стать помощником Эдуарда. В один короткий миг его лицо изменилось: из грустного и задумчивого превратилось в открытое и жизнерадостное. Человек, вызывающий жалость, стал человеком, вызывающим симпатию и желание поговорить.

Холл особняка соединялся с залом и представлял собой широкое двухэтажное пространство с балконом. Внешний строгий стиль преобладал и внутри помещения: здесь не было многочисленных статуй и изысканных картин, какие размещали в своих домах другие. Здесь всё было очень дорогим, но неброским. Любой элемент декора или мебели стоил столько, что Хи даже с его зарплатой в пятнадцать миллионов в год не смог бы себе позволить ничего из этого. Однако на первый взгляд казалось, будто это обыкновенный дом человека с не самым большим достатком.

Внутри было людно – приехали все, кто как-то был связан с главой семьи: старые приятели, бизнес-партнёры, дальние родственники, руководители структурных подразделений, кто-то из совета директоров. Все, кто хотел проститься, а также те, кто хотел позлорадствовать. Последних было намного больше, поэтому общее настроение в доме было весёлым, а не скорбящим. Все прийти ещё не успели, а уже слышался смех и весёлые шутки, стучали бокалами шампанского, которое разносили дроны-официанты с подносами.

В этом доме Хи чувствовал себя неудобно, он боялся встретиться взглядом с кем-нибудь из хозяев, будто, посмотрев в глаза, гости узнают его и скажут: так это ты позволил Эдуарду умереть, не позаботился о нём в нужный момент. Теперь, когда Хи остался без работы, жизненно необходимо было найти нового человека, которого бы он охранял. Желательно кого-нибудь из детей Эдуарда.

У Эдуарда не было биологических детей, ведь он захотел их слишком поздно, будучи глубоким стариком. Поэтому он с женой, старше которой на восемнадцать лет, усыновил пятерых сирот.

В углу зала стоял рояль «Шиммель», за которым сидел младший сын – Дарвин. Он играл что-то классическое, играл прекрасно, но это, по-видимому, никому не нравилось, потому что возле него образовалось свободное пространство: никто не подошёл поближе послушать музыку. Только старый семейный мастиф Лео сидел рядом и обожающими глазами смотрел на мальчика, а Дарвин иногда отвлекался, чтобы почесать его за ухом.

Михал ушёл поздороваться с гостями, а Хи увидел Артура, среднего сына Эдуарда. Он двинулся к нему, однако путь перегородил паренёк лет двадцати пяти. Стас – это его полное имя, а не сокращение, – личный охранник Артура, чемпион Европы по стрельбе из пистолета.

– Чего тебе надо? – спросил Стас очень мягко.

– Поговорить с твоим клиентом.

– О чём?

– О том, какой у него недалёкий телохранитель. И что ему стоило бы взять нормального, квалифицированного.

– Интересно, про кого это ты говоришь?

– Уйди, – попросил Хи.

– Ухожу, – ответил Стас и скрылся. Они между собой часто обменивались колкостями, и ни один не обижался.

За барной стойкой Артур пытался ножом открыть моллюска. Артуру было семнадцать, но усыновили его всего два месяца назад, и он чувствовал себя новичком среди тхари – богатые люди тоже называли себя этим словом, но в отличие от бедных не вкладывали в него негативного подтекста. Эдуард знал родителей Артура и, когда парень остался совсем один, усыновил, хотя тому оставалось меньше года до совершеннолетия. Краем глаза Хи заметил презрение, исходившее от ближайших гостей. Их косыми взглядами можно было резать металл.

Каждый раз, когда семья Келвин усыновляла кого-то, репортёры начинали рассуждать, почему это было сделано, и составлять списки более подходящих кандидатов на эту роль. На самом деле всё было проще: Эдуард усыновлял тех, кого встречал лично, он никогда не заезжал в детские дома и не интересовался, кто прямо сейчас нуждается в родителях. Дети с улицы моментально становились для окружающих причиной зависти.

В Артуре чувствовалась некая уличная сила. Он не был размазнёй, как отпрыски богатых родителей. Он был очень скрытен, мало разговаривал, много слушал, не позволял кому-то говорить о себе плохо. Артур был из тех людей, кому легко достаётся и женское, и мужское внимание. Что бы он ни делал, он всегда выглядел эффектно, словно прирождённая фотомодель, всегда знал, какую позу принять, чтобы выразить нужную эмоцию. Его причёска всегда была на гребне современной моды. Его лицо подошло бы для любого мужского или женского журнала: оно было волевым, с сильным подбородком и одновременно выразительным. Он предпочитал носить лёгкую спортивную одежду, но на нём всё смотрелось отлично. Он легко мог бы стать манекенщиком мирового уровня и рекламировать самые модные бренды.

– Помочь? – спросил Хи.

Сразу после вопроса нож Артура съехал по раковине и рассёк ему ладонь.

– Вот чёрт, – выругался Артур, глядя на то, как на узком порезе появляются капельки крови. – Как легко нож мою кожу разрезал, а ведь он лишь слегка коснулся.

– А чего ты ожидал?

– Думал, он будет гораздо более тупым. Здесь, наверное, есть человек, который точит ножи каждый день.

– Есть, – ответил Хи. – Не волнуйся, я прикажу его уволить. Нечего в доме острым ножам делать.

Капля крови всё увеличивалась в размере. Казалось, Артур пытается угадать, до какого размера она сможет вырасти. Он смотрел на свою пораненную руку, как на экспонат в музее.

– Эта штука стоит две тысячи долларов, – сказал Артур, по-прежнему сжимая в руке моллюска. – И водится только в северных водах Красного моря. В год их собирают около сорока тысяч. Прикинь?

Рядом с ним лежал телефон с включённым экраном. Кажется, весь последний час Артур искал информацию о еде, которую ест, и о том, сколько она стоит. Он ещё не привык к дорогим вещам и удивлялся каждой покупке, которую совершает его семья.

– Это ещё не самая дорогая вещь в доме, – ответил Хи. – Попробуй вон тот суп с белыми трюфелями.

– Не люблю супы.

– Это раньше ты их не любил, а сейчас полюбишь, ведь стоимость одной порции этого супа – двадцать тысяч долларов, в нём китайский перец тай-халун и элитная говядина марки «Сеньор Акимбо».

– Самые редкие ингредиенты не гарантируют, что вкус будет отменный, – возразил Артур.

– Если ешь суп за двадцать тысяч долларов, нужно заставить себя полюбить его, иначе какой толк в такой дорогой еде?

С некоторой долей удивления Артур поднял глаза и узнал в собеседнике телохранителя отца. До этого момента ему не было никакого дела до личности говорящего. Удивительное дело, но Артур, всего три месяца назад живший в полной нищете, совершенно не воспринимал тхари ровней себе. Он говорил так, словно выше всех присутствующих здесь: будто никто из окружающих не познал сущности жизни.

– Знаешь, мне до сих пор кажется, что мне нельзя есть такую еду и, прикасаясь к ней, я нарушаю какой-нибудь закон, – сказал Артур.

– Я тебя понимаю. Эдуард нанял меня шесть лет назад, и с тех пор мне часто приходилось есть что-нибудь дорогое. Сначала я не понимал, как можно тратить такие деньжищи, а потом подсчитал, что доход Эдуарда составляет около двухсот тысяч долларов в секунду, даже когда он спит. Одной секундой он окупает все траты его семьи за день. Иногда двумя секундами. Это позволило мне есть всю еду, которой меня угощают, без зазрения совести. Ты ведь раньше не задумывался, что такое девяносто триллионов?

– Я знаю, что это за число, – ответил Артур так, словно Хи сомневался в его умственных способностях.

– Триллион – не просто число между миллиардом и квадриллионом. Я слышал его либо в школе на уроках математики, либо в журналах вроде «Форбс», где это слово стояло сразу после знака доллара. Все эти тхари вокруг – они даже не думают о таком, тут у половины больше триллиона. Вон тот, – Хи указал на пухлого человечка, пиджак которого сражался с его пузом, – Чарльз Тауэр, у него два с половиной триллиона, он второй после Эдуарда богатый человек. Точнее, уже шестой, а на первом месте ты. Ты и четверо твоих братьев и сестёр.

– Я самый богатый человек в мире? – спросил Артур. Кажется, он только сейчас осознал эту мысль.

– Верно.

– Три месяца назад я питался только тем, что мог украсть, из имущества у меня была только штанга, сваренная мной самим. До сих пор не могу поверить.

– Повезло, что новость о тебе дошла до Эдуарда, – заметил Хи.

– Мой родной отец, Владимир, напился и, заснув в кровати с сигаретой в зубах, сгорел, а вместе с ним – четыре соседних дома. Если бы не это событие, я так и остался бы нищим.

За барной стойкой Артур нашёл аптечку, достал оттуда вату и клей для быстрого заживления. Но не знал, как ими пользоваться, поэтому тщательно вчитывался в инструкцию.

– Позови няню, она тебе поможет, – предложил Хи.

– Представляешь, у меня есть няня, – заметил Артур, будто только вспомнил об этом позорном факте своей биографии. – Мне семнадцать, и у меня есть няня.

– Ты говоришь, словно признаёшься в чём-то постыдном. Нет ничего плохого в том, чтобы иметь няню.

– Мне семнадцать, – повторил Артур, – и я видел много такого, о чём эта няня себе даже не представляет.

– Ты несовершеннолетний.

– Чему она может меня научить? – спросил Артур. – Я уже знаю всё, что можно знать. Это я могу её чему-то научить.

– Не принимать наркотики, например. С твоими средствами ты можешь снаркоманиться легче лёгкого.

Вместо ответа Артур поднял голову с открытым ртом, проговаривая беззвучное «а», словно такое ему пришло в голову только сейчас.

– Раньше я не мог купить их, – ответил он.

– И не собирайся даже. Видишь вон того кучерявого испанца в сером двубортном пиджаке? Это Эмилио Монтес, сын Хермана, номера четыре в «Форбс». Всю жизнь не слезает с синтетики. Отрезал палец одному из своих сыновей-близнецов, чтобы различать их.

– Ужас какой, – удивился Артур.

– Верно, можно же было сделать татуировку с именем на лбу.

С широко открытыми глазами Артур посмотрел на Хи, а тот лишь усмехнулся.

– Вон там номер два, – продолжил он, – Чарльз Тауэр, он раньше работал с твоим приёмным отцом, пока Эдуард его не выпер, – настоящий изверг и тиран. Ты никогда не увидишь его трезвым. А рядом его сын Джуан, ему тридцать один, но он уже плотный наркоман. Парень – маньяк и живодёр. У окна стоит Клара Силиан, номер восемь. Вдохнула спидбол и протаранила на своём «Сузуки Спортс» магазин обуви, выполненный в форме огромной туфли. Там она украла целый багажник продукции, а продавец сломал обе ноги.

– А почему отец выпер номер два? Того толстяка?

– Раньше они работали вместе, компания называлась «Келвин-Тауэр» и была намного меньше, чем сейчас. Эдуард Келвин и Генри Тауэр строили огромную, влиятельную империю, а потом Генри умер, а на смену пришёл его сын, Чарльз. С ним невозможно было вести дело. Чарльз ссорился со всеми руководителями подразделений, давил на них, сокращал зарплаты, унижал и требовал ежедневных отчётов. Из-за него уволилось большое количество талантливых управленцев, которых Эдуард долгое время поднимал из низов. Сначала Эдуард пытался его отстранить, но ничего не вышло. Тот продолжал всё портить, не мог усидеть на месте. А затем Эдуард сумел его выгнать с куском корпорации. Чарльз стал номером два, а Эдуард номером один. Дальше их дороги пошли отдельно, и вроде бы всё стало хорошо, но готов поставить большой палец правой руки: Чарльз ненавидел Эдуарда настолько сильно, что рано или поздно устроил бы на него покушение, если бы не сумасшедшие роботы в Абудже.

– Ненавидел за то, что его выгнали?

– Посмотри на него, – сказал Хи. – Он ходит здесь как павлин, красуется, пытается занимать как можно больше места. У него слишком большое эго для такого маленького здания. Ему мало быть номером два, только номер один, и никак иначе.

Было видно, что Артур никогда не пользовался аптечкой. Он измазал клеем всю руку, но так и не обработал порез.

– Может, тебе зашить рану? – спросил Хи.

– Может, ещё и в больницу съездить? – съязвил Артур. – Будь на моём месте кто-нибудь из здешних сопляков, наверняка так и поступил бы. А потом выложил бы свой порез в «Пангею» с подписью: «Напал аллигатор, еле отбился».

С тех пор как Артура усыновили, его количество подписчиков в социальной сети «Пангея» выросло до нескольких миллионов. Чувствуя, что разговор начинает утекать в ненужную сторону, Хи спросил:

– Тебе телохранитель не нужен? Моего прошлого клиента не стало, но контракт я заключал не лично с ним, а с корпорацией «Транстек», значит, всё ещё работаю.

– Прошу прощения, – появился у него за плечом Стас, – но у Артура уже есть телохранитель, причём весьма неплохой.

– Я могу быть вторым телохранителем, – предложил Хи. – Буду прикрывать спину Стаса, пока он прикрывает твою.

– Не надо, – возразил Артур. – Мне вообще не нужен телохранитель, так что уходите оба. Дайте насладиться моллюском. Мне кажется, я его заслужил.

– Хорошего вечера, – ответил Хи и ушёл.

Хотя и не показал ни лицом, ни действием – Хи был безупречно сдержан, – он был очень огорчён. Артур – славный парень, и ему нужен хороший учитель, чтобы показать, как жить среди тхари. Другие богачи могут научить лишь тому, как быть бесхребетными попрошайками отцовских денег. Впрочем, он не унывал: у Эдуарда есть ещё четыре ребёнка и кто-нибудь из них точно захочет нанять его.

Чуть подальше в зале он заметил Лилию и Анетту, сводных сестёр Артура. Он осторожно подошёл к ним, чтобы не напугать.

– Добрый день, – поприветствовал Хи, но они не расслышали из-за шума, даже не обратили внимания.

По внешнему виду сразу можно было сказать, что они неродные: Лилия, двадцать один год, выделялась слегка тёмной кожей и мягкими линиями лица, она была дочерью погибшего индийского солдата; у Анетты же были резкие черты и раскосые глаза уроженки Улан-Удэ. Обе были одеты в вечерние платья, но на Лилии оно смотрелось как надо, а на Ане, слишком низкой даже для одиннадцати лет, как кусок дешёвой тряпки. Видно было, как ей неудобно и как хочется вернуться в джинсы, шорты или даже спортивные штаны.

– Добрый день, – повторил Хи громче, и на этот раз его услышали.

– Привет, – открыла было рот Аня, но ответила за неё Лилия.

Некоторое время они смотрели на Хи, прежде чем Аня его узнала.

– А, это ты… – произнесла она.

Казалось, толпа в зале стала тише. Девочки никогда не сказали бы ему того, что он боялся услышать, – слишком воспитанными были, но этого и не требовалось. Хи всё прочитал в их глазах. Они думали, он виноват в смерти их отца. Сначала Хи был телохранителем генерала Сераджа, и того убили, закончив тем самым первый голодный бунт. Затем Эдуард взял Хи к себе и теперь тоже был мёртв, а телохранитель здоров и полон сил.

– Чем занимаетесь? – спросил Хи.

– Пью вино, – ответила Аня. – А ведь мне одиннадцать. И никто мне не запрещает.

– Вы пришли сегодня, чтобы найти себе того, кого будете охранять? – спросила Лилия.

За несколько лет Лилия создала себе репутацию тусовщицы и шопоголика, она регулярно появлялась в интернете на снимках в нелепых позах и каждый раз с новым ухажёром. Хи всегда считал её немного глуповатой, но иногда она соображала быстрее всех.

На этот вопрос Хи не смог ответить – ком подступил к горлу.

– Спросите, может, кто-нибудь захочет. У меня уже есть охранник. – Лилия указала большим пальцем себе за плечо, где сидел огромный, очень коротко стриженный человек в чёрном пиджаке, слишком узком для его плеч. Челюсти телохранителя позавидовала бы даже акула, а глаза, абсолютно ничего не выражающие, неотрывно следили за ним. Такие люди вызывали у Хи неприязнь, толк в работе от них был только один – напугать.

– Смотрите, там ещё один Ромео! – воскликнула Аня и указала в сторону барной стойки.

Все трое повернули головы и увидели парня лет двадцати пяти, переминающегося с ноги на ногу и держащего в руках бутылку джина «Кембридж Дистиллери». Кажется, он набирался храбрости, чтобы подойти к Лилии – она была идеальной парой для любого парня в мире. Даже будь она беднее уличного зазывалы, всё равно привлекала бы внимание естественным природным обаянием. Заметив их взгляды, парень покраснел и испарился.

– Ну вот, ещё одного испугали, – заметила Аня с грустью. – У него был такой влюблённый взгляд… Где бы мы ни находились, к Лиле всегда подходят знакомиться, никаких личных границ не знают. Поэтому я у неё выступаю в роли телохранителя. Спроваживаю всех, кто пытается влезть.

– Похоже, тот парень долго набирался храбрости, – заметил Хи. – Выглядел очарованным.

– Они все такие, – ответила Аня, качая головой. Ей было одиннадцать, и она совершенно не понимала, зачем вообще парни подходят к её сестре. – Этот даже был похож на извращенца. Мысленно он наверняка уже завёл от тебя четверню и умер с тобой в один день. Это уже третий, кто собирался сегодня подойти, но так и не подошёл. А так хотелось его растоптать.

– Это действительно утомляет, – подтвердила Лилия. – В клубах телохранитель их разворачивает, но на таких встречах они чувствуют себя увереннее.

– К тебе даже на похоронах познакомиться подходят? – удивился Хи. – Никогда бы не подумал.

– Мы придумали такое развлечение. Когда ко мне подходят молодые люди с целью познакомиться, я их просто уничтожаю. И чем более смущённым он уйдёт, тем лучше.

– А я корчу рожи и издаю дурацкие звуки, – подхватила Аня. – Лиля просто слишком красивая, поэтому она привлекает столько кавалеров. Они не могут оставить мою сестру в одиночестве нигде, даже сегодня.

– А если это вполне приличный молодой человек? – спросил Хи.

– Это легко определить, – ответила Лилия. – Я сразу задаю ему несколько вопросов, такой своего рода тест, и если он отвечает неправильно, я разношу его в лепёшку. Делаю так, чтобы он устыдился одной только своей попытки заговорить.

– Каких вопросов?

– Во-первых, я спрашиваю, чем он может похвастаться, – начала перечислять Лилия и загибать пальцы. – Обычно здешние дети знаменитостей не могут похвастаться вообще ничем, кроме безупречного брюшного пресса. Все они ходят в спортзал и считают, что этого достаточно, чтобы быть нормальным, полноценным человеком. А запросы у них на уровне языческого божества.

– Расскажи про одежду, – вставила Аня.

– Затем я спрашиваю про его одежду. – Лилия загнула второй палец. – Если он начинает рассказывать о каждом предмете, будто лично его сделал: «Ботинки из кожи тюленят от Рене Мильтон, хлопковые носки от Буржуа де Кройон, пиджак с платиновыми пуговицами от Кутюр…» – я его сразу сбрасываю.

– Да, – подтвердила Аня. – Что это вообще такое – хвастаться одеждой? Мне кажется, Лиля притягивает одних придурков.

– Гардеробом хвастаются лишь дети тхари, их родители после покупки одежды тут же забывают про её бренд.

– А остальные вопросы? – спросил Хи.

– Я спрашиваю про интересы молодого человека, – ответила Лилия и загнула третий палец. – Если его единственный интерес – тусовки в дорогих клубах с друзьями, где они спорят о спортивных автомобилях и меряются качеством своих кошельков, я его разворачиваю тут же. С ним ведь даже поговорить не о чем будет. А кошельком я вообще не пользуюсь.

– У нас вот есть интересы, – подтвердила Аня. – Я люблю лошадей. Мама сказала, что я смогу купить лошадиную ферму, где смогу кататься целыми днями. На них можно зарабатывать большие деньги! Видите ту лошадь?

На одной из стен, примыкающих к входной двери, была нарисована трёхметровая лошадь в полный рост. Хи вновь удивился изяществу рисунка. Он много раз его видел, но никогда не задумывался над автором.

– Это я её нарисовала. Она называется «Лизетта».

– Это очень круто, – подтвердил Хи. Сам он совсем не умел рисовать и называл свой стиль «грубый примитивизм».

– А Лилия однажды станет актрисой. Точнее, она уже актриса, правда? – спросила Аня и, не дождавшись ответа, продолжила: – Она играет в любительских спектаклях, и все её хвалят. Вы бы видели её на сцене. В прошлом месяце она играла Сесилию из «Госпожи Ливингстон», это драма. Когда она сказала своей подруге финальную фразу «Мы будем жить в доме на поле из красных роз», все заплакали. Даже этот, – Аня указала на квадратного телохранителя Лилии, – сначала держался, кривил лицо, а потом не выдержал и выпустил целый фонтан.

– Но это ещё не всё, – продолжила Лилия. – Интересы не самое главное. Когда ко мне подходит молодой человек с целью познакомиться, я говорю, что он слишком страшный, чтобы подходить ко мне. Даже если он вовсе не страшный.

– Не слишком ли грубо? – спросил Хи.

– Да, немного. Но здесь важна реакция. Если парень начинает злиться или хамить в ответ, это верный признак того, что он придурок. Если отвечает с юмором, это отлично.

– А если обидится и уйдёт?

– Тогда я остановлю его и скажу, что это была проверка. Но не сегодня. Если у кого-то хватит воды в голове, чтобы начать флиртовать в день, когда мы прощаемся с нашим погибшим отцом, я вылью всю бутылку вина на его голову.

Несколько минут Хи перекидывался с ними ничего не значащими фразами, а потом попрощался и пошёл дальше через зал, усеянный богачами разных сортов. Вокруг шутили и хохотали, мимо прошёл дрон с бутылкой в клешне. Большая часть людей, пришедших сегодня, – владельцы более мелких корпораций. Эдуард был для них китом, медленно проглатывающим весь этот планктон, и если бы прожил ещё сотню лет, не осталось бы больше никого, кроме его мегакорпорации «Транстек». Эдуард поглощал всех один за одним, его боялись и гадали, когда же придёт их собственное время. Момент, когда на рынке появится мамонт с низкими ценами и неограниченными возможностями.

Кажется, они не понимали, что даже со смертью Эдуарда «Транстек» никуда не делся и теперь новый директор с помощью Михала начнёт давить всех присутствующих. У них есть лишь короткая передышка, за которой неминуемо последует кровавая баня конкуренции.

Трое из пяти детей Эдуарда отказались от его услуг, отчего Хи не мог не загрустить. Он не хотел идти работать охранником к кому-либо из совета директоров. Он не любил лизоблюдов, думающих только о деньгах и совершенно игнорирующих человеческие жизни. Именно такие, как они, были причиной войны, которую он проиграл.

Хи стоял посреди зала гостей и думал о том, где ему найти старшего сына Эдуарда, который с высокой вероятностью дал бы ему работу. Андрес любил боевые искусства, а Хи в этом отношении был очень высококвалифицированным мастером. Его раздумья прервал Дарвин, вставший из-за рояля. Он взял микрофон в руки и несколько раз хмыкнул.

– Какого чёрта? – спросил он. – Я тут играю грустную музыку, мой отец погиб, а вы смеётесь и выпиваете? У вас вообще совести нет? Либо быстро заткнитесь и говорите вполовину тише, либо валите из моего дома.

Прямо позади Дарвина материализовалась няня и увела девятилетнего парня в соседнюю комнату. Вид у него был до предела злой, что странно, Хи всегда считал Дарвина слабаком.

– Этот головастик много себе позволяет, – услышал он голос одного из гостей в стороне.

– Надо бы проучить его за такое поведение, – поддержал другой.

Обычно на такие разговоры Хи не обращал внимания. Люди из этого общества слишком много говорят и слишком мало делают. На их угрозы можно вообще никак не реагировать, однако в этот раз говоривший был уверен, что Дарвин поплатится за свои слова, и это вызывало в Хи тревогу.

На балконе верхнего этажа Хи заметил Андреса, тот стоял с приёмной матерью и смотрел вниз. Разница в возрасте между ними была в шестьдесят лет: Андресу – двадцать четыре, Елизавете – восемьдесят шесть. Они о чём-то говорили и смеялись. Андрес выглядел как настоящий бугай: рост метр девяносто, крупный, светловолосый, с мышцами втрое больше, чем у Хи. Старший сын Эдуарда проводил по несколько часов в спортзале в своём крыле и выглядел как аватар Аполлона на Земле. Лиза на его фоне выглядела тонкой и незаметной, хотя и сама была выше среднего.

По боковой лестнице Хи поднялся наверх и подошёл к ним со спины. Он успел услышать часть разговора:

– …она рассчитывала, – смеялся Андрес, а глаза у него были красные от слёз.

– Ну, планы у неё были весьма масштабными, – отвечала Лиза.

– Шестнадцатилетней… склеить девяностотрёхлетнего, до сих пор смешно.

– У неё могло получиться, родись она лет на сорок раньше. Опоздала, что поделать.

– О чём говорите? – вмешался Хи.

– О том, как девушка по соседству пыталась увести нашего отца, – ответил Андрес. – Она пришла к нам в дом, когда он вернулся из командировки, и случайно пролила сок на своё платье, а потом сняла его и ходила в нижнем белье.

– Чем всё завершилось?

– Отец отдал её платье горничной, чтобы она постирала, предложил ей гостевую комнату, а сам пошёл спать наверх. Но это не конец, она приходила ещё несколько раз, но ничего не добилась. Странно это – пытаться добиться мужчины в таком возрасте банальным обнажённым телом.

Видно было, что за этот вечер Андрес выплакал больше слёз, чем за всю жизнь. Он был самым старшим из сыновей, его усыновили самым первым, поэтому он знал Эдуарда лучше других. Он утирал глаза и пытался выглядеть неунывающим, ведь он пример для братьев и сестёр, но стоило ему вытереть слёзы, как наворачивались другие.

– Зачем пожаловал? – спросила Лиза хриплым старческим голосом. Ей невозможно было дать восемьдесят шесть – шестьдесят максимум. Она была худой, с прямой осанкой профессионального хореографа. У неё был на удивление жёсткий взгляд, способный поставить любого на место. Хи не удивился бы, если бы узнал, что она специально часами стояла перед зеркалом и репетировала этот взгляд. Одевалась она всегда строго, как школьный учитель, при ней всегда хотелось вести себя правильно, иначе получишь указкой по рукам.

– Сказать, что мне очень жаль.

– Ну так скажи.

– Мама! – вмешался Андрес. – Ты же знаешь: если Хи не смог защитить отца, никто не смог бы.

– Мы этого никогда не узнаем, – ответила Лиза.

У Хи с Лизой была давняя холодная вражда. Когда Эдуард привёл его и сказал, что Хи теперь будет защищать его жизнь, Лиза в интернете быстро раскопала всю правду о нём. Хи был телохранителем генерала Сераджа, поднявшего бунт в Индии, который ещё называли «Войной из-за чайника». В течение одного дня ближе к концу войны Хи получил сначала высшую медаль почёта за обезвреживание террориста, покушавшегося на жизнь индийского командования. А затем был отстранён от работы за изнасилование молодой китаянки. Через сорок минут после того, как Хи вывели из здания с наручниками на спине, к голове генерала Сераджа приставили пистолет и выстрелили. Единственный успешный голодный бунт закончился потому, что в тот вечер Хи принял столько наркотиков, что совершенно перестал соображать, где находится.

Позже Хи много раз вспоминал события того дня и знал: будь у него возможность вернуться назад и всё исправить, он бы так и поступил. Не потому, что не хотел позорного увольнения, а потому, что стыдился своего мерзкого поступка. И даже то, что он был в наркотическом дурмане, никак его не оправдывает в собственных глазах. В глазах Лизы к нему прикрепилось клеймо «насильник», и это, кажется, волновало только её одну. Никто из окружающих его сейчас людей даже не посмотрел на него осуждающим взглядом.

– Мне очень жаль, – сказал Хи, хотя ни ему, ни Лизе это не принесло никакого удовлетворения.

– Не извиняйся, – ответил Андрес. – Не представляю, какой это был стресс. Я больше в жизни не подойду к тем стражам с волчьими головами. Вдруг и на меня решат напасть эти хакеры.

Некоторое время они стояли молча, думая каждый о своём, а затем Хи спросил:

– Андрес, у тебя телохранитель есть?

– Нет, я ношу с собой травматический пистолет. Это мой телохранитель.

– Этого недостаточно, ты не можешь смотреть вокруг себя на триста шестьдесят градусов постоянно. Особенно когда чем-то занят. Для этой работы тебе нужен я.

– Хочешь стать моим телохранителем? – спросил Андрес с неподдельной радостью.

Вскоре после войны, шесть лет назад, когда Эдуард нанял Хи, они с Андресом моментально нашли общий язык. Хи владел несколькими видами боевых искусств, а Андрес, на тот момент восемнадцатилетний парень, фанател от фильмов с Брюсом Ли. В спортзале Хи показал ему несколько простых борцовских приёмов, чем заработал пожизненную любовь.

– Теперь это моя святая обязанность.

С нескрываемым ликованием Андрес подошёл и крепко пожал ему руку. Хи удивился такой крепкой хватке, а потом вспомнил, что сам он в таком возрасте стал чемпионом Олимпийских игр по тхэквондо и хватка у него была ничуть не слабее.

– В таком случае, если ты не возражаешь, я начну охранять тебя прямо сейчас, – сказал Хи. Он старался не показывать, какой груз свалился с плеч. Краем глаза он заметил, как Елизавета скривилась. Наверное, улыбнулась бы она лишь в том случае, если бы Хи сейчас оступился и полетел вниз с балкона, разбив по пути стол и несколько кувшинов.

На первом этаже Дарвин вернулся за рояль и продолжил играть грустные композиции под хохот в толпе.

– Мы с мамой как раз говорили о том, какие у нас некультурные гости, – сказал Андрес. – Пришли на похороны, а веселятся так, будто это корпоратив. Только комика на сцене не хватает.

– Простаки, – ответила Лиза. – Они думают, что теперь могут дышать свободно, без Эдуарда.

– Мы сюда приехали с Михалом, – сказал Хи. – Он говорил, нового исполнительного директора назначат уже завтра.

– Хотелось бы увидеть их лица в этот момент. Надеюсь, исполнительным всё же Михала назначат. Он разорвёт всех конкурентов.

– Михал может уволиться, судя по его состоянию. Я всего несколько раз видел таких подавленных людей, абсолютно потерявших волю к жизни. Внешне он спокоен, но смотрите вглубь.

К ним на балкон поднялся Артур. Он принёс на подносе несколько тостов, нож и банку икры янтарного цвета, которую мечет белуга-альбинос, выращенная с помощью генной инженерии.

– Эта икра стоит тридцать восемь тысяч долларов за банку, – сказал он. – Мне точно можно её есть?

– В каком смысле? – удивилась Лиза.

– Я ни разу в жизни не держал в руках ничего более дорогого, чем эта икра, – сказал Артур, и Хи заметил, как тот сжимает поднос, а ноги расставил на уровне плеч для большей устойчивости. Если бы прямо сейчас произошло землетрясение, Артур бы использовал собственное тело как подушку для этой маленькой баночки. – У меня такое ощущение, что мне нельзя её есть.

– Конечно можно, – ответил Андрес. Он смеялся и, кажется, больше не плакал. – Эту икру для того и купили, чтобы её съесть.

– Но, может, она для гостей?

– Здесь всё для всех, что приглянулось, то и едят. Хочешь эту икру – пожалуйста.

– Лучше не намазывай на хлеб, – вставила Лиза. – Попроси у официанта яйца пашот, пусть приготовят.

Под пристальными взглядами Артур открыл банку икры и погрузил внутрь нож. Глядя на них, он медленно вытащил оттуда несколько икринок и остановил нож возле своего рта, как бы ожидая, что в последний момент ему запретят есть икру за тридцать восемь тысяч долларов. А затем отправил их прямо себе в рот.

– Понравилось? – спросил Андрес.

– Нет, – ответил Артур и закинул следом ещё несколько. – На вкус чуть лучше полиэтиленового пакета, – хмыкнул и ушёл.

Следом за Артуром пришла Лилия. Она подошла к Андресу, ущипнула его за бок и произнесла:

– Там Шарлотта пришла. Требует твоего внимания.

– Как она мне надоела, – ответил Андрес. – Опять будет устраивать мне нервотрёпку и делать селфи во всех возможных позах.

– Так расстанься с ней, – предложила Лилия. – Хочешь, я ей скажу? Я выпровожу её быстрее, чем ты щёлкнешь пальцами. Давно хочу указать ей на дверь.

Уже несколько месяцев Андрес встречался с девушкой по имени Шарлотта. Это была стервозная особа, которая не нравилась никому, кроме него. Она успевала надоесть каждому, с кем проговорила несколько минут. Никто не знал, почему он вообще начал с ней встречаться: она не могла похвастаться вообще ничем, помимо дурного нрава.

– Только не сегодня. Я скажу ей об этом позже.

– Если я понадоблюсь, только скажи.

– Спасибо, – ответил Андрес.

Весь оставшийся вечер Хи молчал. Во-первых, он уже вступил в работу, значит, его задача была стать невидимым, наблюдающим за всем со стороны. Во-вторых, он всё думал, почему на улице стоит глушилка. Несколько раз за вечер он доставал телефон и проверял сигнал – телефон работал. Так почему же она стоит там? Если гости боялись диверсии или взрыва, то она должна была работать весь вечер. На первый взгляд это нелогично, значит, надо искать логику по-другому.

На улице уже окончательно стемнело. Гости ели и выпивали без перерыва, дроны кружили на кухню и обратно. Дарвин внизу пытался не уснуть, Аня дралась с телохранителем: тот не давал ей больше пить. Артур разговаривал с девушкой в зале. Кажется, это была Изабелла, невестка Чарльза Тауэра, владельца второй самой богатой корпорации – «Тилайф». Между ними чувствовалось притяжение.

Время близилось к полуночи, половина гостей ушла, оставшаяся медленно приходила в себя и одевалась. Охраны на улице меньше не стало, там по-прежнему было две сотни человек.

Взмахом руки Андрес подозвал дрона и попросил принести ему горячей еды. Тот скрылся на кухне и через минуту вышел с подносом, на котором стояла миска супа с мясом омара, пирог с сыром «Гибсон» и бараниной «Визуин». Елизавета сидела в кресле с недовольным лицом. Хи не мог определить истинную причину, потому что в его компании она всегда была хмурой.

Вскоре на балкон поднялась Аня. Она села в кресло рядом с Андресом, обняла его, попыталась завести разговор, спросив, как дела, но мгновенно уснула. Андрес обнял её и стал аккуратно поглаживать по голове. Следом появился Дарвин. Он весь вечер играл на фортепиано и очень устал.

– Съешь чего-нибудь, – предложила Лиза.

В ответ Дарвин лишь отмахнулся. Он лёг на пол посреди всех и раскинул руки в стороны в позе морской звезды. Он тоже заснул, стоило ему закрыть глаза. Елизавета переводила взгляд с одного ребёнка на другого, и в её взгляде Хи читал неподдельную любовь. Ей было уже больше шестидесяти, когда она решила завести детей. Даже в этом возрасте она могла бы родить здоровых сыновей и дочерей с помощью современной медицины, но предпочла усыновление. Она любила каждого приёмного ребенка так сильно, как порой не любят биологические матери.

При взгляде на эту семью Хи мог лишь завидовать. Из всех родственников он поддерживал связь лишь с сестрой. Его родители, казалось, делали всё, чтобы он перестал с ними общаться.

Внизу послышалась лёгкая перебранка, а затем на лестнице появилась Лилия.

– Меня не выпускают на улицу, – пожаловалась она.

– Наверное, это для твоей же безопасности, – ответила Лиза.

– Нет, ты не понимаешь, это люди Чарльза Тауэра нас не выпускают.

Дурное предчувствие навалилось с полной силой. Хи взглянул на экран телефона: сигнал пропал, значит, глушилка наконец заработала.

– Попробуй выйти ещё раз, а мы понаблюдаем, – сказал Хи.

– Но я же только что пробовала, – ответила Лилия.

– Мы хотим посмотреть, как они откажут.

С недовольством, направленным непонятно на кого, Лилия вновь спустилась на первый этаж и пошла к главному выходу. Два неприметных человека в сером камуфляже перегородили ей дорогу, хотя минуту назад там выходили гости. Они оба отрицательно помотали головой, а когда Лилия постаралась прорваться, схватили её, развернули и мягко толкнули обратно в дом.

– Андрес, приведи сюда Артура, – приказал Хи. – Я проверю задний выход.

– С чего это ты раскомандовался? – удивилась Аня. Она почувствовала напряжение вокруг и проснулась. Вид у неё был рассеянный.

– Потому что ваши телохранители едят в зале. Вот почему.

– Ты хочешь увести нас из дома? – спросил Андрес. – Думаешь, они задумали что-то нехорошее?

На это Хи не ответил, он сам пока не знал, что делает и зачем. Знал только, что так надо. У двери на кухне стоял человек в форме и с оружием на ремне. У него был скучающий вид, словно не существовало в мире задаче легче, чем держать взаперти семью самых влиятельных тхари.

– Ждите здесь, – приказал он и двинулся к нему.

Человек перегородил ему дорогу поднятой ладонью.

– Нельзя, – сказал он.

– Что значит «нельзя»? – спросил Хи. – Ты кто такой?

– Нельзя, приказ, – повторил человек. Он был на полголовы выше Хи и чувствовал своё превосходство.

– Уступи дорогу.

– Не могу.

– Ты в доме моих хозяев, я имею полное право пристрелить тебя, и все суды будут на моей стороне.

– Но у тебя нет пистолета, – ответил человек с комично грустным лицом.

Дальше спорить было бессмысленно. Оглянувшись, чтобы никого не было рядом, Хи сжал кулак и приготовился ударить мужчину в горло. Этим бы он добился сразу двух вещей: обезвредил головореза и пресёк возможность закричать. Однако в последний момент Хи передумал и, чуть приподнявшись на цыпочках, заглянул в окно. Снаружи стоял целый отряд из двадцати военных, поэтому Хи развернулся и двинулся обратно к Келвинам.

– Там вооружённая охрана, – сказал Хи, вернувшись к своим.

– Зачем они здесь? – спросила Аня.

– Сейчас не время, – перебил её Хи. – Здесь есть тайный выход? Через подвал на случай осады или нечто подобное?

– Нет, конечно, – ответила Лиза. – Это элитный район, здесь подобное невозможно. Никакие преступники не смогут сюда проникнуть.

– Только если они изначально здесь не находятся, – задумчиво произнёс Хи.

– Наш подвал соединён только с гаражом, – произнёс Андрес, вид у него был бледный.

– Тогда так: разойдитесь, ешьте, разговаривайте, делайте вид, что ни о чём не подозреваете, а я постараюсь что-нибудь придумать.

Дети разошлись, а Лиза осталась рядом с Хи.

– Они хотят разрушить нашу компанию, – сказала Лиза. – Физически, понимаешь? Вот на что способны толстосумы, когда над ними нависает банкротство.

В раздумьях все вернулись на свои места в зале. Совершенно очевидно, из дома не было никаких путей. Хи ничего не мог придумать, ему оставалось лишь сидеть в кресле на первом этаже и смотреть, как уходят гости. Проводного интернета здесь не было, только спутниковый и мобильный. Подавать знак SOS в окно бессмысленно: все, кто имел хоть какие-то деньги, не любили семью Келвин. На всякий случай он запустил экстренную кнопку на телефоне. Если хоть на секунду появится связь, сигнал попадёт в полицию.

На втором этаже Хи увидел Финес, няню, про которую говорил Артур. Она воспитывала всех детей Эдуарда, даже двадцатичетырёхлетнего Андреса могла поругать, когда тот выдумывал что-то неподобающее. На этот раз она отчитывала Джуана Тауэра, сына второго самого богатого человека. Тот разбил стеклянную тарелку, а осколки подбросил в собачий корм. Это выглядело донельзя нелепо: несмотря на маленький рост и тощее телосложение, Джуану был тридцать один год, и отчитывать его было уже бесполезно.

– Не надо, только не сейчас, – взмолился Хи.

– Собака могла сильно пораниться этим стеклом, – доносился голос Финес.

С искрой в глазах Джуан кивал, делал вид, что соглашается со всем, а когда Финес повернулась, чтобы спуститься по лестнице, он толкнул её, и старушка покатилась вниз.

– Будешь знать, как указывать мне, старая сука! – закричал он вниз, а затем вскинул руки в победном жесте.

Гости, стоявшие поблизости, выказали удивление, но никто не подошёл помочь старой женщине. Стас, телохранитель Артура, схватил Джуана за плечо и спустил по лестнице.

– Только не это, – прошептал Хи, но делать ничего не стал. Нельзя было обращать на себя внимание: он нужен был детям Эдуарда.

– Поднимай её, быстро, – приказал Стас, но Джуан лишь с презрением посмотрел на него.

Рядом появился Чарльз Тауэр. Выглядел он как детёныш бегемота: непропорциональный, с большой головой и висящим пузом. На лице отпечаталось выражение отвращения – самая частая его эмоция. В свои пятьдесять он уже тридцать лет находился под непрерывным действием наркотиков всех форм. Поговаривали в шутку, что у него дома живёт пара десятков доноров печени. Он сменил пиджак на лёгкий чёрный свитер с эмблемой своей же компании – древнегреческий женский профиль в круге.

– Ваш сын столкнул женщину с лестницы, – выпалил Стас.

– Убери руки от моего сына, – ответил Чарльз.

– Ваш сын скинул её с лестницы, – повторил Стас уже не так уверенно.

– Убери руки, – получил он всё тот же ответ. Под внешним спокойствием в словах Чарльза чувствовалась угроза.

Словно загипнотизированный, Стас сделал несколько шагов назад и остался стоять у стены.

– Что случилось? – обратился Чарльз уже к сыну.

– Эта старая сука решила, что может мне указывать, – ответил Джуан. – И я столкнул её вниз.

– Всё правильно сделал, – усмехнулся Чарльз и дал Джуану пять. Некоторое время он смотрел на Финес, ворочающуюся на земле, словно раздумывал, плюнуть на неё или пнуть под рёбра. В конце концов он просто отошёл в сторону с той самой характерной гримасой отвращения, видимо, решил, что его ботинки слишком дорогие для этого.

Оставшиеся гости после инцидента вышли через главный вход, и в доме не осталось никого, кроме семьи Келвин, няни, уборщика, повара, нескольких телохранителей, Чарльза с сыном, Оскара Уэбстера, третьего в списке богачей, и Матео Монтеса, из четвёртой самой богатой семьи. У каждого входа стояли вооружённые люди.

Куда-то пропала охрана. В доме семьи Келвин всегда находилось не менее сорока человек для охраны. Но сейчас никого из них не было видно. Похоже, Чарльз Тауэр приказал двумстам солдатам из частной армии «Бешеные псы» обезвредить их. Связать или даже убить. Для такого человека, как Тауэр, жизнь солдата была не ценнее одноразовой салфетки.

В доме продолжала играть музыка, собранная из хитов и лёгкого аккомпанемента. Чарльз подошёл к планшету, лежащему на фортепиано, и убавил звук до нуля.

– Вы уже заметили, что здесь слишком много солдат? – спросил он, язык у него еле ворочался, приходилось напрягать слух, чтобы понять, о чём он говорит, – побочный эффект метадона. – Если нет, то вам стоит меньше пить.

Чарльз держался за стул, чтобы его не качало, видимо, сегодня тоже перебрал с алкоголем. Он так медленно моргал, что, когда закрывал глаза, могло показаться, что больше их не откроет. Было видно, как ему нравится находиться здесь: он то самодовольно ухмылялся, то поднимал голову и делал глубокий вдох хозяина жизни. Медленно, как перископом, он обвёл взглядом всех присутствующих и не нашёл в зале ту, с кем хотел поговорить: Лиза находилась в дальнем кресле второго этажа.

– Где Елизавета? Приведите её, живо.