Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Можно ли любить свою родину, если поступки твоих соотечественников идут вразрез с принципами, на которых тебя растили и воспитывали? Что делать, если кажется, что от тебя ничего не зависит? Кто виноват в том, что государственная граница становится линией фронта, друзья и близкие – жертвами войны? Авторы рассказов – призёры и лауреаты престижных конкурсов и премий, в том числе международных; они представляют разные страны (не только Россию и Украину) и даже разные континенты. Писатели задают вопросы – и помогают своим читателям найти ответы. Сборник рекомендуется читателям от 10 до 14 лет.
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 100
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
№ 39
Когда составляется сборник, в котором освещается и рассматривается какая-либо непростая тема, то подразумевается, что в нём будут представлены разные точки зрения на проблему, разные авторские позиции, и выводы будут сделаны тоже разные.
Но есть такие темы, по поводу которых не может быть двух или трёх мнений.
Авторы этих рассказов живут по ту и другую (и даже по третью) сторону границы. Точка зрения на текущие события у каждого своя. Каждый писатель ищет свой подход к теме, по-своему её освещает. Но отношение к ней у всех одинаковое. И позиция у всех – общая.
Мы против агрессии. Мы против насилия. Мы против войны.
Коле О.
Потому что невозможно уже; и так столько всего, каждый день — то одно, то другое! Сегодня, например, стиральную машину прорвало, а тут ещё Ульяна совсем ничего не соображает, как будто и не занимались с ней два месяца — прямо белый лист! Софья Павловна сидела с ней, сидела — лишних полчаса, потому что она привыкла, чтобы результат! А Ульяна — никак! Но потом всё же перевела с грехом пополам последнее предложение. А Софья Павловна как вышла из зума — оказалось, вся квартира в пене! Что же это такое с этой машинкой! Пока убирала — суп убежал; а потом ещё и Миша со своей математикой!
Нет, в целом сейчас стало лучше, конечно. Весной было ужасно — ссорились с Ксенией каждый вечер, да ещё при ребёнке! Ксения, конечно, считает, что мать дура и ничего не соображает. Хотя Софья Павловна прекрасно освоила зум, у неё двенадцать учеников! Между прочим, не всем в её возрасте даётся это дистанционное обучение, а она — научилась! И её ценят ученики, между прочим. В отличие от родной дочери. А ведь ещё и борщ свари, и постирай!
А Ксения придёт с работы — и начинается! Неужели хотя бы вечером нельзя просто отдохнуть! Упрекает, что у Софьи Павловны работает телевизор, и что она ему верит. Да можно подумать! Софья Павловна прекрасно понимает, что по телевизору всё врут. Но надо же хотя бы что-то слушать! Можно подумать, у Ксении в ютубе не врут. Понятно только одно — ничего не понятно, правды не узнать. Но Ксения опять за своё! Да тут ещё Миша как спросит что-нибудь… а она ответит! Ребёнок потом вот как ляпнет что-нибудь в своей школе, проблем не оберёшься. Счастье ещё, что пока всё обходится.
— Миша, твоё дело сейчас — не лезть во всё это, а учиться хорошо, — объясняет ему Софья Павловна.
Но он разве слушает! И давно пора отбирать у него телефон по вечерам, и так у мальчика внимание рассеянное, не может сосредоточиться ни на чём…
В общем, весной было и правда тяжело; а летом Софья Павловна уехала на дачу, занялась огородничеством. Миша был сначала при ней, бегал босиком, стал спать нормально. И даже три книги прочитал по собственному желанию, вот что значит — плохой интернет на даче! А потом Ксения его забрала на море. Софья Павловна же говорит, что всё в порядке, нечего паниковать! Вот и на море съездили, вернулись загорелые все!
Да и Ксении море, судя по всему, пошло на пользу; а может, и походы её к психологу дают свои плоды. Мать не слушает — а чужому человеку деньги платит. Хотя, кажется, не зря. Софья Павловна понимает, что это необходимо — ей и самой таблетки от тревожности очень помогли. Она понимает — химические процессы в организме. И даже понимает, что если бы лет пятнадцать назад можно было вот так пойти к психологу… Всё могло бы быть иначе.
Но и сейчас неплохо; прекрасно они живут втроём. По осени они с дочерью будто негласно договорились — «мы об этом не говорим». И стало легче, и атмосфера в доме очистилась. И Софья Павловна на радостях нахватала учеников — двенадцать человек, всем нужен английский! А деньги никогда не лишние, неизвестно ещё, что впереди будет.
Да и потом — мало ли проблем! Вот, стиральная машина, опять же… — и пена наружу, прямо из ванной выползла в коридор, как живая!
— Мама, ты же мне десятый раз об этом говоришь, об этой пене. Давай я завтра вызову мастера, он всё проверит!
Ксения сидит в одном наушнике, понятно — ей там, значит, интереснее. Но про Мишины «двойки» она всё-таки услышала, конечно, и понимает — надо что-то делать! Математика — такое дело, запустишь — потом не догнать!
— Мам, а ведь у нас Пётр есть, — вдруг сказала Ксения. — Давай я ему позвоню, договорюсь? Он же блестяще занимается с детьми, именно с гуманитариями. Его все хвалят.
— Какой Пётр? — не поняла сначала Софья Павловна.
— Ну, какой. Папин. Он с десятого класса учеников берёт, и отзывы такие хорошие.
Софья Павловна на миг замерла, не донеся ложку до рта. Потом продолжила ужин. Осторожно прожевала, проглотила.
— Подожди… но как… Пётр? Он же… Он же — там?
Внутри зашевелилось снова то самое, весеннее, — но мы же об этом не будем сейчас говорить, правда, Ксения? Мы же сейчас — не будем?
— Там, — ответила она. — Ну и что! Какая разница — зум же работает. У Петра по всему миру ученики, и в Канаде есть.
— А ты откуда знаешь? — не поняла Софья Павловна.
— Ну, как, — Ксения вдруг занервничала, бухнула в чай три ложки сахару. — Вообще-то он мне родственник… по отцу, знаешь ли. Мы иногда разговариваем.
— И как у них там? — осторожно спросила Софья Павловна, потому что не спросить было нельзя.
— Нормально всё, — дипломатично ответила Ксения.
К Софье Павловне вернулся вкус еды. Значит, и правда — не нужно ни о чём говорить, нормально всё. Просто — нужен учитель по математике, и тут как раз есть Пётр.
…Удивительно, что этот мальчик уже такой взрослый, преподаёт… Сколько ему сейчас — семнадцать? А, он же в двухтысячном родился, как раз говорили — ровесник тысячелетия! Значит, уже двадцать два. Софья Павловна давно уже не интересуется делами бывшего мужа, а вот Ксения молодец, звонит… брату. Ну да, младшему брату.
«Молодец», — с удовлетворением подумала Софья Павловна.
Потому что — как бы ни было, а есть родственники, и она ничего против не имеет, никаких обид, никаких… «А ведь это я про себя подумала — молодец, — усмехнулась Софья Павловна, — не держу никакой фиги в кармане. Пускай занимаются, если он такой хороший учитель! К тому же — наверняка выйдет дешевле, да и ему копейка не лишняя».
… И Мише не обязательно знать, что его учитель — в Одессе. Дядя и дядя; зум и зум — какая разница?
— А как ему платить? Разве туда переводы уходят? — спросила она.
— С этим я разберусь, — ответила Ксения. — Не переживай, найду способ.
И зря Софья Павловна боялась! Сначала посидела рядом на всякий случай, послушала — нет, только скобки и дроби, да ещё так забавно — на примере кубиков лего, смешных котов и сосисок. Миша прямо бежит к компьютеру, когда урок! А Софья Павловна стала думать, как бы ей этих котов пристроить к английскому — видно же, как детям нравится. Понятно, почему у Петра ученики по всему миру, молодец парень!
К тому же — русский язык у него прекрасный, чистейший, никакого акцента. Только в окошке зума подписано — «Петро». Но Миша ничего об этом не спрашивает.
Поначалу Софье Павловне хотелось спросить — как у вас там? Как вы, как папа?.. Но — её всегда удерживал даже не страх, а неловкость. Ну, при чём тут!.. Она-то в чём виновата? Правда, Пётр просто кивал — и она так же отвечала ему, и была благодарна, что ничего не нужно говорить. Чего там говорить? Нормально всё, она же видит!
Через три урока Софья Павловна уже оставила их в покое. Мише купили хорошие наушники, проводные, правда, — по случаю удалось со скидкой, — но звук отличный; и ровный, спокойный голос Петра из динамика уже не доносился. Только Мишино хихиканье. И потом — он принёс из школы первую «четвёрту» за самостоятельную!
Что ни говори, у Петра — педагогический талант. И как хорошо, что у Софьи Павловны нет никаких предрассудков!
— Ба! — позвал вдруг Миша. — Чего-то сломалось!
Софья Павловна наскоро вытерла руки, побежала в комнату. Миша показывал на новые наушники — что-то там перемкнуло, а вот нечего провод жевать! Ещё ведь и током долбануть может, сколько можно повторять!
— Ничего, вы позанимайтесь пока так, без наушников! Вечером мама разберётся, — Софья Павловна выдернула штекер. Включился динамик, Пётр кивнул, улыбнулся ей и продолжил строить башню из кубиков.
— …И потом эту башню делишь на семь частей. Сколько получилось?
Пётр продолжал урок, но окончание фразы вдруг потонуло в необычном звуке. Как будто где-то там отправлялась электричка — прямо из квартиры Петра, с таким нарастающим воем…
— Что это?!. — Софья Павловна бросилась.
— Да вы не пугайтесь, тёть Сонь, это тревога. Я сейчас, в коридор только переберусь.
…Софья Павловна как будто бы выключилась. Она тупо смотрела в экран, как в телевизор: там Петро с ноутом переходит в коридор, садится на приготовленную табуретку.
Потом тихо вышла на кухню и закрыла за собой дверь.
— Мама, что случилось? Что?!. — испугалась Ксения. Хорошо, что она вернулась пораньше! Миша ещё занимался, смеялся из комнаты — в ответе у него выходило полтора кота.
— Ксень… значит, всё это — на самом деле? На самом — деле? Это?..
Софья Павловна не могла подобрать слова, не могла объяснить. Понимала только, что самое страшное было — не рёв сирены воздушной тревоги, а то спокойствие, с которым Петро перешёл в коридор. И как он продолжил заниматься с мальчиком… с мальчиком, который в России.
Софье Павловне хотелось сейчас одного — чтобы пришли наконец слёзы. Но их почему-то не было.
Мама так и сказала, этими самыми словами, она мастер. Хотя это, конечно, не её слова, она всё повторяет за своей Дашук, вот и сейчас. Лиза думала, мама и не захочет те слова повторять, очень уж нелегко они ей дались. Но вот прошло время, и они снова тут, с ними.
Лиза помнила тот момент. Вот приходит в гости тётя Дашук, вот снимает свою дублёнку, садится в кухне за стол. Мама молча наливает ей чай — заварку из плошки с длинной ручкой, кипяток из чайника, как всегда. Они смотрят каждая в свою чашку. И тут Дашук говорит:
— И грянула немота!
Мама закашлялась.
— Ладно-ладно, чего ты! — сказала Дашук и похлопала её по спине. — Теперь и такой опыт у нас будет.
— Да? — сказала мама и сняла очки. Она всегда их снимает, когда хочет что-то спросить. — А вот зачем нам такой опыт? Нет, вот скажи! Ты такая умная, ты всё время ищешь во всём хорошее. Скажи, зачем?
Кажется, мама говорила такими словами, хотя Лиза точно не уверена. Если судить по голосу, то совсем не такими, грубее. Но в том-то и дело, что этого Лиза уже не могла вспомнить. Вот слова про немоту помнит, а остальное — нет.
Мама долго спрашивала подругу, для чего, для чего же им и этот опыт, что им с ним делать, и как жить дальше, и для чего жить, и для чего надо было рожать детей, и работать, и о чём-то думать. Думать — это мама любит больше всего, и если она спрашивает, для чего думать, — дело плохо, похоже. И правда, плохо было, мама даже расплакалась. И продолжала говорить, а по лицу текли слёзы.
— Ладно-ладно, ты чего, — испуганно сказала Дашук. — У тебя же не умер никто, не надо так.
— Не умер? — спросила мама. — Как это — не умер? Да там целыми домами выкашивает, а ты говоришь — не умер.
Дашук закрыла глаза. Посидела молча. Сказала:
— Я говорю: у тебя лично, лично — никто не умер? Ну?
— Ну, — сказала мама. Обычно после «ну» она брала себя в руки и начинала дышать ровнее и жить немного спокойнее. Дашук это помнила, и Лиза помнила, и они обе надеялись на это «ну». Оказалось — не в этот раз. Мама всё повторяла, что как же никто не умер, и что она не понимает, как и для чего ей что-то делать дальше, и что вообще делать дальше? Лиза начала волноваться. Не так чтоб очень сильно. Хотя нет, сильно. Она просто не показывала виду, что беспокоится. А сама смотрела с опаской на тётю Дашу, на маму старалась не смотреть. Было страшно.
Дашук пошла пятнами. Она открыла форточку, достала из кармана сигареты. Мама не разрешает курить на кухне, только в крайних случаях. Ну, там, если всем уже всё равно, потому что завтра не надо на работу, а тут столько старых друзей разом встретились. Такое бывало, раза два. И тогда мама разрешала курить не на балконе. Дашук решила, что сейчас тоже крайний случай. Она курила и смотрела в окно. Долго-долго. Мама говорила уже гораздо тише, просто бормотала под нос, но от этого никому не становилось спокойнее. Лиза подумала, как ей повезло, что к ним зашла Дашук. Она не представляла, что бы делала сейчас одна с мамой. Правда, тётя Даша тоже не представляла, но с ней всё же было лучше, чем без неё.
— Куришь, что ли? — вдруг как бы очнулась мама.
Лиза вздрогнула. Это было неожиданно.
— Да вот, — хрипло сказала Дашук, — что-то захотелось.
— Ладно, — сказала мама и замолчала. В тишине она поставила чайник на огонь, открыла холодильник, порезала сыр. Налила свежий чай. Посмотрела на дочь, спросила: — Ты уроки сделала?
Лиза поняла, что всё, всё, теперь мама стала прежней, и всё скоро станет как раньше, и, может быть, даже кончится этот бесконечный кошмар, про который мама без остановки думает. Лиза переглянулась с тётей Дашук и сказала:
— Нет, мам, мне не задали.
— Ладно.
И мама стала пить чай, и Дашук тоже стала пить чай, того гляди — войдёт папа и тоже станет пить чай. Лизе захотелось пойти в свою комнату, сидеть и представлять, как жизнь снова становится той же, что была ещё месяц назад. Но она осталась на кухне, тоже налила себе чай, взяла из банки варенье ложкой. И так сидела, смотрела в кружку, на варенье на ложке — оно было похоже на мёд, такого же цвета, это бабушка сварила из своих яблок. Лиза вспомнила, как прошлым летом они ездили в сад к бабушке, как поднимали с земли ранние яблоки, складывали их в корзину и относили в дом. А потом положили немного в сумку и повезли домой. Бабушка всё переживала, что они взяли так мало, могли бы больше, куда их девать. И мама вышла из машины и сказала:
— Ладно. Как раз читала, что в хоспис просят.
И взяла всю корзину. По дороге они и правда заехали в хоспис, мама вышла, а потом вернулась с пустой корзиной. Лиза выходить не стала, совсем не хотела приближаться к дому, где умирают. Подождала маму в машине. Это было давно, потом они, конечно, бывали у бабушки, но сейчас несколько недель мама даже не звонила ей.
— Она оправдывает, — однажды объяснила она.
Лизе хотелось сказать, что папа тоже оправдывает, но мама продолжает с ним разговаривать. Однажды сказала тёте Даше:
— Ну, что теперь, разводиться? Так и живём, молчим об этом.
В остальном всё продолжалось примерно как было. Ну, как — как было. Нет, конечно. Работа у мамы кончилась, закрылась фирма, они всю бумагу покупали через украинского партнёра, теперь это стало невозможно, а почему-то наладить поставки из других стран фирма не смогла. Закрылась.
Мама недолго поискала работу, потом ещё поискала, потом стало понятно, что ищет она её уже долго. Хорошо, что у папы в его компании дела шли хорошо. Папа делает запчасти для машин, сам вытачивает. Деталей стали привозить всё меньше, поэтому люди стали больше заказывать самодельные, у папы. Так что зарабатывать он стал даже больше.