Сделка E-Book

Эль Кеннеди

• Herausgeber: АСТ
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Serie: Звезды Мейнстрима
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2023

Seitenzahl: 515

Beschreibung

Ханна Уэллс наконец‑то встретила парня, который заводит ее по‑настоящему. Она вполне уверена в себе, но все, что касается секса и соблазнения, для нее тайна за семью печатями. И если она хочет добиться внимания Джастина Кола, местной футбольной звезды, то ей придется выйти из своей зоны комфорта и согласиться стать репетитором для капитана хоккейной команды в обмен на фальшивое свидание. Гаррет Грэхем хочет только одного — стать профессиональным хоккеистом. Но на пути к его цели стоит существенное препятствие — успеваемость. Если для решения этой проблемы ему всего лишь нужно помочь одной саркастичной брюнетке, он только за. Но когда один неожиданный поцелуй ведет к самой сумасшедшей связи в их жизни, Гаррет понимает, что фальшивых отношений недостаточно. Теперь ему предстоит доказать Ханне, что мужчина, которого она хочет по‑настоящему, очень похож на него.

Leseprobe

Эль Кеннеди Сделка

Elle Kennedy

THE DEAL

© 2015 by Elle Kennedy

© Славянская А., перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Глава 1

Ханна

Он даже не подозревает о моем существовании.

В тысячный раз за последние сорок пять минут я тайком поглядываю на Джастина Кола. Он так красив, что у меня дух перехватывает. Хотя в этом случае мне следовало бы придумать другое определение – мои друзья мужского пола утверждают, что мужчинам не нравится, когда их называют красивыми.

Но, черт побери, просто невозможно как-то иначе описать мужественные черты его лица и проникновенный взгляд карих глаз. Сегодня на нем бейсболка, но я знаю, что она скрывает густые темные волосы, такие шелковистые и мягкие на ощупь, что хочется запустить в них пальцы.

За пять лет, прошедших с того жуткого дня, когда меня изнасиловали, мое сердце сильно забилось только дважды.

Но первый парень бросил меня.

А второй просто не замечал.

В аудитории, стоя за кафедрой, профессор Толберт произносит речь, которую я бы назвала «речью обманутых надежд». Уже третью за шесть недель.

Сюрприз, сюрприз! Семьдесят процентов группы получили на промежуточном экзамене оценку С-плюс [1]или ниже.

А я? Я получила высший балл. Я бы соврала, если б сказала, что большая красная А, обведенная кружком, не стала для меня полным шоком. Все, что я сделала, пытаясь выполнить задание, – это настрочила бесконечный поток чепухи.

Предполагалось, что такой предмет, как этика, окажется легким и приятным. Препод, который вел ее, раздавал нам множество тупых тестов, а завершающий так называемый «экзамен» состоял из эссе на тему «Моральная дилемма и ваш собственный выбор».

Но за две недели до начала семестра профессор Лейн неожиданно умер от сердечного приступа. Болтали, что домработница нашла его на полу в ванной, голого. Жаль мужика.

К счастью (конечно, это шутка), появилась некая Памела Толберт и взяла курс Лейна. Она новичок в Брайаре, потому входит в круг тех преподов, которые хотят заставить студентов работать вместе и «включаться» в материал. В каком-нибудь фильме она могла бы сыграть роль молодой амбициозной учительницы, которая приходит в некую школу в небогатом, перенаселенном микрорайоне, ставит все с ног на голову, и вдруг подростки откладывают в сторону свои калашниковы и сразу хватаются за карандаши, а потом в конце ползут титры, где сообщается, что все ученики поступили в Гарвард, или еще какая-нибудь фигня. Хилари Суонк за эту роль тут же получает «Оскар».[2]

Только у нас тут не кино снимают, так что Толберт добилась одного: теперь ее все ненавидят. Кажется, она искренне не понимает, почему никто не стремится получать высокие баллы по ее предмету.

Подсказка: потому что она предлагает темы, по которым обычно пишут выпускные работы.

– Всем, кто не написал эссе или получил С-минус или ниже, я готова предложить пересдачу. – Толберт морщит нос, как будто не понимает, зачем это вообще надо.

Что за слово она произнесла – «готова», кажется? Да, точно. Я слышала, что толпы студентов ходят жаловаться на нее своим кураторам, и подозреваю, что именно администрация вынуждает ее устроить для всех пересдачу. Когда больше половины курса проваливает экзамен, особенно если речь идет не о каких-то бездельниках, все это плохо сказывается на репутации университета. Экзамен завалили даже круглые отличники вроде Нелл, которая сидит рядом со мной и дуется.

– Тем, кто выберет пересдачу, будет выставлена средняя оценка по двум работам. Если же у кого-то вторая оценка будет ниже, то в зачет пойдет первая, – заканчивает Толберт.

– Просто не верится, что ты получила А, – шепчет мне Нелл.

Она так расстроена, что мне даже ее жалко. Нас с ней ничего не связывает, мы даже не близкие подруги, но поскольку с сентября выбрали места по соседству, то, вполне естественно, уже успели узнать друг друга. Нелл учится на медицинском, и я знаю, что она из сверхпреуспевающей семьи, которая вымажет ее дегтем и вываляет в перьях, если узнает результаты этого экзамена.

– Мне тоже, – шепчу я. – Честное слово. Почитай мою писанину. Там же сплошная чушь.

– А что, можно? – Нелл преисполняется энтузиазмом. – Полезно будет знать, что тиранша считает работой на отлично.

– Сегодня же вечером перешлю тебе на почту, – обещаю я.

Едва Толберт отпускает нас, аудитория тут же заполняется шумом «а давайте-ка уберемся к черту подальше отсюда». Захлопываются ноуты, тетради падают в рюкзаки, студенты вскакивают со своих мест.

Джастин Кол останавливается у двери, чтобы с кем-то поговорить, и мой взгляд устремляется к нему, как реактивный снаряд. Он прекрасен.

Я уже рассказывала о том, как он красив?

Я смотрю на его совершенный профиль, и у меня потеют ладони. Парень учится в Брайаре с этого года – перевелся из какого-то колледжа, не знаю, из какого именно, – и уже успел стать общепризнанной звездой футбола в качестве принимающего, но он сильно отличается от других спортсменов. Например, не шляется по территории с высокомерной ухмылкой избранника божьего и не появляется каждый день в обнимку с новой девчонкой. Я видела, как он шутил и смеялся, стоя в компании своих товарищей по команде, и при этом в нем чувствовались интеллект и сила. Возможно, он далеко не так прост, как кажется. И из-за этого мне еще отчаяннее хочется получше узнать его.

Я не особо жалую качков, но в нем есть нечто такое, что превращает меня в набитую дуру.

– Опять принялась за старое.

Насмешливый голос Нелл заставляет меня покраснеть. Она уже не раз ловила меня на том, как я таращусь на Джастина, и она одна из немногих, кому я призналась в своей слабости.

Элли, моя соседка по комнате, тоже знает, а вот другие мои друзья? Нет, черт побери. Большинство из них учится на музыкальном или на актерском, так что мы тут все знатоки искусства. Или, может, эмоциональной сферы. Их всех – кроме Элли, которая с первого курса вязнет в то разгорающихся, то затухающих отношениях с однокурсником, – хлебом не корми, только дай обсмеять элиту Брайара. Обычно это происходит без меня (мне нравится думать, что я выше сплетен), но… взглянем правде в глаза. Большинство популярных студентов – и правда идиоты.

За примером далеко ходить не надо: Гаррет Грэхем, еще одна спортивная звезда на нашем курсе. У этого придурка такой вид, будто университет принадлежит ему. Думаю, в какой-то мере это так. Ему достаточно щелкнуть пальцами, и рядом с ним мгновенно появляется готовая на все девица – прыгает ему на колени или сует свой язык ему в глотку.

Однако сегодня Гаррет не выглядит СПКЧ. Все уже вышли из аудитории, в том числе и Толберт, а он сидит на своем месте, вцепившись руками в тест.[3]

Наверное, он тоже не сдал, но мне его не жалко. Брайар прославился двумя вещами: хоккеем и футболом, что не особо шокирует, если учесть, что Массачусетс – это родной дом для Patriots и Bruins [4]. Спортсмены, играющие за наш университет, обычно пополняют ряды профессионалов, и за время учебы им все преподносится на серебряном блюдечке, в том числе и оценки.

Так что да, может, я не лишена мстительности, но я торжествую от мысли, что Толберт «завалила» капитана нашей хоккейной команды-чемпиона.

– Не хочешь перехватить чего-нибудь в «Кофе-Хат»? – спрашивает Нелл, собирая учебники.

– Не могу. У меня через двадцать минут репетиция. – Я встаю, но уходить не спешу. – Ты иди. Мне нужно еще проверить расписание. Не могу вспомнить, когда у меня следующая консультация.

Еще одна фишка курса Толберт – это две получасовые консультации каждую неделю, которые мы обязаны посещать. Единственный положительный момент состоит в том, что их ведет ассистентка Дана, а она обладает всеми теми качествами, которых недостает Толберт. Например, чувством юмора.

– Ладно, – вздыхает Нелл. – Увидимся позже.

– До встречи, – говорю ей вслед.

При звуке моего голоса Джастин останавливается в дверях и поворачивает голову.

О! Боже! Мой!

Я ничего не могу сделать с ярким румянцем, заливающим мне щеки. Это наш первый зрительный контакт, и я не знаю, как реагировать. Сказать «привет»? Помахать? Улыбнуться?

В конечном итоге я едва заметно киваю. Вот так. Равнодушно и небрежно, как и подобает искушенной студентке.

Мое сердце спотыкается, когда уголок рта Джастина слегка приподнимается в улыбке. Он кивает в ответ и уходит.

Я таращусь на пустой дверной проем. Пульс скачет галопом. Ничего себе! После шести недель, что мы дышали одним и тем же спертым воздухом в этой аудитории, он наконец-то заметил меня!

Я жалею, что не отважилась пойти за ним. Может, даже пригласить выпить кофе. Или поужинать. Или пригласить на бранч… Стоп, а у людей нашего возраста может быть бранч?

Мои ноги будто приросли к блестящему ламинату.

Потому что я трусиха. Да, черт побери, я трусливая курица. Я в ужасе, что он скажет «нет», но мне еще страшнее от того, что он скажет «да».

Когда я начала учиться в колледже, то уже стабилизировалась. Беда осталась позади, моя бдительность ослабла. Я была готова к тому, чтобы снова ходить на свидания, и я ходила. Я встречалась с несколькими парнями, но никто, кроме Девона, моего бывшего, не заставлял мое тело так реагировать, как делает это Джастин Кол, что дико меня пугает.

«Маленькими шажками».

Вот именно. Маленькими шажками. Это был любимый совет моего психотерапевта, и я не могу отрицать, что эта стратегия во многом помогла мне. «Сосредоточься на маленьких победах», – всегда мне советовала Кэрол.

Итак… сегодняшняя маленькая победа. Я кивнула Джастину, и он улыбнулся мне. На следующей лекции я, наверное, улыбнусь в ответ. А еще на следующей возьму на себя инициативу насчет кофе, ужина или бранча.

Я глубоко вздыхаю и иду по проходу, пестуя в себе чувство крохотной, но все же победы.

Маленькими шажками.

Гаррет

Я не сдал.

Я, черт побери, не сдал.

Пятнадцать лет Тимоти Лейн раздавал А как леденцы. И надо же такому случиться, чтобы именно в тот год, когда я записываюсь на этот курс, «мотор» Лейна заглохнет, а я упрусь в эту Памелу Толберт.

Заявляю совершенно официально. Эта женщина – мой заклятый враг. От одного вида этого вычурного почерка – ее писанина заполняет каждый свободный дюйм на полях моей работы – мне хочется превратиться в Невероятного Халка и разорвать листы на мелкие кусочки.

По большинству других предметов я дотягиваю до А, но по этике у меня выходит F. В сочетании с С-плюс по истории Испании средний балл падает до С-минус.

А мне нужно С-плюс, чтобы оставаться в команде.

Обычно у меня нет никаких проблем с тем, чтобы поддерживать средний балл на нужном уровне. Несмотря на то, что думают окружающие, я совсем не тупой качок. Хотя пусть думают, я не против. В частности, девчонки. Кажется, они сдвинуты на мечте трахнуть мускулистого дикаря, который только на одно и годен. А что до меня, то я не ищу ничего серьезного, меня вполне устраивают случайные перепихи с телками, которых интересует только мой член. Зато остается больше времени для хоккея.

Но никакого хоккея не будет, если я не получу нужный балл. Знаете, что в Брайаре хуже всего? Наш декан требует совершенства и в учебе, и в спорте. В других колледжах к спортсменам более снисходительны, а в Брайаре проводится политика нулевой терпимости.

Чертова Толберт. Еще в самом начале занятий я подходил к ней и просил дополнительные баллы, и она своим гнусавым голоском велела мне посещать консультации и встречи исследовательской группы. Что я и делаю. В общем, мне остается только найти какого-нибудь вундеркинда, чтобы он надел маску с моим лицом и вместо меня отправился на пересдачу… иначе мне конец.

Мое раздражение выражается в довольно громком стоне, и краем глаза я вижу, как кто-то удивленно вздрагивает.

Я тоже вздрагиваю, потому что думал, что барахтаюсь в своей беде в одиночестве. Девчонка, которая обычно сидит на последнем ряду, идет по проходу к столу Толберт.

Мэнди?

Марти?

Я не могу вспомнить, как ее зовут. Наверное, потому что я так и не удосужился узнать. А она клевая. Гораздо симпатичнее, чем я думал. Милое личико, темные волосы, соблазнительная фигурка – черт, как же получилось, что я раньше ее не замечал?

Зато сейчас заметил. Узкие джинсы обтягивают круглую аппетитную попку, которая так и кричит: «Ущипни меня!» Пуловер с угловым вырезом подчеркивает впечатляющий бюст. У меня нет времени восхищаться всеми этими прелестями, так как девчонка замечает мой взгляд и хмурится.

– У тебя все в порядке? – спрашивает она, глядя на меня в упор.

Я бурчу себе под нос. Я не в том настроении, чтобы вести беседы.

У нее изгибается одна бровь.

– Прости, это был английский?

Я комкаю свою работу и с грохотом отодвигаюсь на стуле.

– Я сказал, что все нормально.

– Что ж, хорошо. – Она пожимает плечами и идет дальше.

Девчонка подходит к доске, на которой вывешено наше расписание, а я надеваю куртку с логотипом университетской хоккейной команды, пихаю бумаги в рюкзак и застегиваю на нем молнию.

Темноволосая девица поворачивается, чтобы уйти. Мона? Молли? Похоже, имя точно начинается на М, но вот остальная его часть для меня тайна. У нее в руке ее работа, но я даже не пытаюсь разглядеть оценку, так как уверен, что она тоже завалила экзамен.

Я пропускаю ее вперед и иду следом. Можно было бы сказать, что во мне проснулся джентльмен, но это было бы ложью, просто хочу еще раз взглянуть на ее попку, потому что она у нее чертовски аппетитная. Шагая вслед за ней, я вдруг понимаю, какая же девчонка маленькая! Я на одну ступеньку ниже ее, но все равно вижу ее макушку.

Когда мы подходим к двери, она спотыкается на абсолютно ровном месте, и ее книги с грохотом падают на пол.

– Черт. Какая же я неуклюжая.

Девчонка опускается на колени. Я тоже опускаюсь на колени, потому что, вопреки моему предыдущему заявлению, я могу вести себя по-джентльменски, когда хочу, а сейчас джентльменский поступок – это помочь ей собрать книги.

– Ой, не надо, я сама справлюсь, – настаивает она.

Но моя рука уже схватила ее экзаменационную работу, а челюсть отвисла, когда я увидел оценку.

– Проклятье! Ты написала на отлично? – спрашиваю я.

Она смущенно улыбается.

– Ага. Я была уверена, что не сдам.

– Ну и дела. – У меня такое чувство, будто я налетел на Стивена, мать его, Хокинга и он помахал у меня перед носом тайнами Вселенной. – Можно почитать?[5]

Ее бровь опять изгибается.

– Тебе не кажется, что это уже нахальство? Ведь мы даже не знакомы.

Я закатываю глаза.

– Я же не прошу тебя раздеться, детка, я просто хочу взглянуть на твою экзаменационную работу.

– Детка? Прощай, нахальство, здравствуй, бесцеремонность.

– Ты бы предпочла мисс? А может, мэм? Я бы обратился к тебе по имени, только не знаю, как тебя зовут.

– Естественно, не знаешь. – Она вздыхает. – Меня зовут Ханной. – Она делает многозначительную паузу. – Гаррет.

Ясно, я был о-о-очень далеко от «М».

От моего внимания не укрывается, с каким подтекстом она произносит мое имя, как бы говоря: «Ха! А вот я твое, придурок, знаю!»

Девчонка собирает оставшиеся учебники и встает, но я не могу отдать ее работу, вместо этого я тоже поднимаюсь и начинаю листать страницы. Мое настроение опускается ниже плинтуса, потому что если Толберт жаждет получить вот такой анализ, то мне конец. Ведь я же не просто так оказался на историческом: я имею дело с фактами. С черным и белым. Вот это случилось тогда-то и тогда-то вот с этим человеком, и вот вам результат.

В работе Ханны полно теоретического дерьма, она расписывает, как философы отреагировали бы на различные нравственные дилеммы.

– Спасибо. – Я отдаю ей бумаги, затем цепляюсь большими пальцами за ремень своих джинсов. – Эй, послушай. Ты… могла бы… – Я пожимаю плечами. – Знаешь…

Ее губы дергаются, как будто девчонка сдерживает улыбку.

– Между прочим, я не знаю.

Я вздыхаю.

– Ты подтянешь меня?

В ее зеленых глазах – очень темного оттенка зеленого, я в жизни такого не видел, да еще и в обрамлении густых темных ресниц, – удивление сменяется скепсисом.

– Я заплачу, – поспешно добавляю я.

– О. Хм. Ну да, конечно, заплатишь, как же иначе. Но… – Она качает головой. – Извини. Не смогу.

Я стараюсь не показать своего разочарования.

– Да ладно тебе, сделай одолжение. Если я провалю пересдачу, мой средний балл рухнет. Ну, пожалуйста, а? – Я одаряю ее улыбкой, той самой, при которой на щеках появляются ямочки и от которой девчонки всегда млеют.

– Это всегда срабатывает? – с любопытством спрашивает Ханна.

– Что?

– Да вот эта застенчивая улыбочка маленького мальчика. Она всегда помогает тебе добиться своего?

– Всегда, – без колебаний отвечаю я.

– Почти всегда, – поправляет она меня. – Послушай, мне жаль, но у меня действительно нет времени. Я и работаю, и учусь, к тому же приближается зимний конкурс и у меня будет еще меньше времени.

– Зимний конкурс? – тупо переспрашиваю я.

– Ой, забыла. Поскольку это к хоккею не относится, то находится вне поля твоего зрения.

– И кто тут у нас бесцеремонный? Ты же даже не знаешь меня.

Ханна секунду молчит, потом вздыхает.

– Я учусь на музыкальном, ясно? Искусствоведческий факультет каждый год устраивает два главных конкурса: зимний и весенний. Победитель получает премию в пять тысяч долларов. Это очень серьезное мероприятие. На него приезжают важные люди со всей страны. Агенты, продюсеры звукозаписывающих компаний, искатели талантов. Так что я бы и рада тебе помочь…

– Но не поможешь, – бурчу я. – У тебя, как я погляжу, даже нет желания разговаривать со мной.

Ее легкое передергивание плечами в стиле «ты меня достал» чертовски раздражает.

– Мне надо на репетицию. Мне жаль, что ты завалил этот предмет, но, если тебе от этого станет лучше, я напомню, что завалили все.

Я прищуриваюсь.

– Но не ты.

– Ничего не поделаешь. Толберт, кажется, впечатлилась моей писаниной. Это подарок свыше.

– Ну а я тоже хочу подарок. Пожалуйста, научи меня выдавать такую же фигню, ты же в этом профи.

Я уже готов упасть на колени и умолять ее, но Ханна уже стоит у двери.

– Ведь ты знаешь, что есть исследовательские группы, да? – спрашивает она. – Я могу дать тебе номер…

– Я уже туда хожу, – бормочу я.

– А. Ну, тогда я мало чем могу тебе помочь. Удачи на пересдаче. Детка.

Ханна выходит за дверь, а я в ярости смотрю ей вслед. Просто не верится! Любая девчонка в колледже отрезала бы себе руку, лишь бы мне помочь. А эта? Бежит прочь, словно я попросил ее убить кошку, чтобы принести жертву сатане.

В общем, я там же, где и был до того, как Ханна-не-с-буквы-М дала мне искорку надежды.

В полном обломе.

Глава 2

Гаррет

Когда я возвращаюсь после занятия исследовательской группы и захожу в гостиную, обнаруживаю, что мои соседи пьяные в стельку. Журнальный столик завален пустыми пивными банками, тут же валяется почти высосанная бутылка «Джека», которая, насколько мне известно, принадлежит Логану, потому что он исповедует философию «пиво только для телок». Его слова, не мои.

Логан и Такер ожесточенно сражаются в Ice Pro, их взгляды прикованы к экрану, и они исступленно жмут на кнопки. Увидев меня в дверях, Логан слегка косится в мою сторону, и эти доли секунды обходятся ему очень дорого.

– Черт, да! – вопит Так, когда его защитник кистевым ударом посылает шайбу мимо вратаря Логана, и табло загорается.

– Мать твою! – Логан ставит игру на паузу и мрачно смотрит на меня. – Какого хрена, Джи? Я из-за тебя лоханулся.

Я не отвечаю, потому что мое внимание привлекает полуголая парочка в углу, устроившая там секс-сессию. Дин в своем репертуаре. С голым торсом и босой, он развалился в кресле, а на нем верхом сидит какая-то блондиночка в кружевном черном бюстгальтере и шортиках в обтяжку и трется о его пах.

Дин смотрит на меня темно-синими глазами поверх плеча девушки и ухмыляется.

– Грэхем! Какого черта, где ты был? – невнятно вопрошает Дин.

Я не успеваю отреагировать на этот пьяный лепет, так как он снова принимается целовать блондинку.

Почему-то Дину нравится трахаться где угодно, только не в своей комнате. Серьезно. Когда бы я его ни видел, он всегда занимается каким-нибудь непотребством. На столешнице в кухне, на диване в гостиной, на столе в столовой – этот идиот использует для таких дел каждый сантиметр нашего дома, который мы арендуем на четверых за пределами кампуса. Он, как кобель, набрасывается на все, что движется, и ничуть этого не стесняется.

Хотя куда я лезу. Я сам далеко не монах, да и Логан с Таком тоже. Что можно сказать? Все хоккеисты – озабоченные ублюдки. Когда мы не на льду, нас можно найти в объятиях наших фанаток, одной или сразу парочки. Или даже трех, если тебя зовут Такер, а на дворе канун прошлого Нового года.

– Я уже час отправляю тебе эсэмэски, старик, – сообщает мне Логан.

Он всей своей массой подается вперед и смахивает со столика бутылку из-под виски. Логан самый настоящий боец, я с лучшим защитником не играл. А еще он отличный друг. Его имя Джон, но мы все зовем его по фамилии, потому что так проще не перепутать его с Такером, которого тоже зовут Джон. К счастью, Дин – просто Дин, так что нам не приходится звать его по фамилии. А фамилия у него еще та, язык сломаешь: Хейворд-Ди Лаурентис.

– Я серьезно, где тебя черти носили? – ворчит Логан.

– В исследовательской группе. – Я беру со стола банку Bud Light и дергаю за колечко. – А что за сюрприз, о котором ты все время трепался?

Я всегда могу определить, в каком состоянии Логан, по грамматическим ошибкам в его сообщениях. Сегодня он был пьян в хлам, потому что мне пришлось влезть в шкуру Шерлока Холмса, чтобы расшифровать его сообщения. «Српрз» означало «сюрприз». А вот чтобы расшифровать «Тсюсза», потребовалось больше времени, но думаю, что он имел в виду «тащи сюда свою задницу». Хотя кто его знает.

Взгромоздившись на диван, Логан улыбается так широко, что даже странно, как у него не отваливается челюсть. Он поднимает большой палец, тычет им вверх и говорит:

– Иди наверх и посмотри сам.

Я прищуриваюсь.

– А зачем? Кто там?

Логан хмыкает.

– Не скажу, чтобы не портить сюрприз.

– Почему-то у меня такое чувство, что вы затеяли какую-то гадость.

– Господи, – встревает Такер. – У тебя, Джи, серьезные проблемы с доверием.

– И кто это говорит – та задница, которая в первый день семестра оставила в моей комнате живого скунса.

Такер усмехается.

– Ой, да ладно, Бандит – само очарование. Это был подарок тебе на возвращение с каникул.

Я показываю ему средний палец.

– Как же, от твоего подарка было чертовски трудно избавиться. – Я мрачно смотрю на него, потому что хорошо помню, как трое парней из службы по контролю за вредителями «дескунсили» мою комнату.

– Черт побери, – стонет Логан. – Да иди же ты туда, наконец. Поверь мне, потом скажешь за это «спасибо».

Они обмениваются понимающими взглядами, и меня немного отпускает. Только это не значит, что я полностью теряю бдительность: с этими придурками никогда нельзя расслабляться.

По дороге я прихватываю еще две банки пива. Во время сезона я много не пью, но тренер дал нам неделю отпуска для сдачи экзамена. Так что у нас осталось еще два свободных дня. Мои товарищи по команде могут без проблем «уговорить» двенадцать банок, а на следующий день играть как чемпионы. Везет же ублюдкам. А я? Даже от легкого кайфа у меня поутру начинает шуметь в голове, а на коньках я передвигаюсь, как малолетка, осваивающий свою первую пару «Бауэров».

Когда мы вернемся к графику шесть тренировок в неделю, мое потребление алкоголя снизится до обычного предела – один и пять. Одна порция вечером после тренировки, пять – после игры. Никаких исключений.

Я собираюсь в полной мере воспользоваться оставшимся у меня временем.

Вооружившись пивом, я иду наверх в свою комнату. В хозяйскую спальню. Чтобы захватить ее, я не стал мелочиться и разыграл козырь «я ваш капитан». И, поверьте мне, эта комната стоила споров с товарищами. Ведь при ней есть своя ванная, детка.

Дверь в комнату приоткрыта, и это тут же снова переключает меня в режим подозрительности. Я осторожно смотрю вверх, чтобы убедиться, что с притолоки на меня ничто не обрушится, затем легонько толкаю ее и медленно протискиваюсь, готовый к засаде.

Засада меня и поджидает.

Только это скорее визуальная засада, потому что цыпочка на моей кровати выглядит так, будто сошла с каталога Victoria’s Secret.

Послушайте, я же мужик. Я не знаю названий половины той фигни, что на ней надето. Я вижу белое кружево, розовые бантики и много открытого тела. И я счастлив.

– Долго же ты не шел. – Кендалл призывно улыбается мне, как бы говоря: «Сейчас я сделаю тебя счастливым, большой мальчик», и мой член реагирует соответственно, мгновенно увеличившись в размерах. – Я сказала себе, что подожду еще пять минут и уйду.

– Значит, я успел. – Я оглядываю сексуальный наряд и спрашиваю: – Что, детка, это для меня?

Ее голубые глаза соблазнительно темнеют.

– Ты и сам это знаешь, жеребец.

Я отлично понимаю, что наш разговор напоминает диалог героев дрянной порнухи. Но когда мужчина входит в свою спальню и обнаруживает там женщину вот в таком виде? Он готов играть тот спектакль, который она предлагает, пусть даже ему для этого приходится изображать разносчика, доставляющего пиццу какой-нибудь ТКХТ.[6]

Мы с Кендалл подцепили друг друга летом – почти все разъехались на каникулы, так что выбор у нас обоих был небольшой. Мы пару раз сходили в бар, а потом все завертелось само собой, и я уже вовсю тусовался с горячей девочкой из сестринского [7] общества. Но наши отношения выдохлись еще до начала семестра, и до сегодняшнего дня я с Кендалл больше не виделся: все общение ограничивалось несколькими непристойными эсэмэсками.

– Я решила, что тебе, может, захочется повеселиться перед началом тренировок, – тянет она, теребя наманикюренным пальчиком крошечный розовый бантик на бюстгальтере.

– Правильно решила.

Ее губы растягиваются в улыбку, и она поднимается на колени. Проклятье, ее сиськи буквально вываливаются из этой кружевной штуковины.

– Иди сюда, – манит меня пальчиком Кендалл.

Не теряя времени я шагаю к ней. Ведь… как-никак… я мужчина.

– Мне кажется, ты слишком одет, – замечает она, оттягивая пояс на моих джинсах и отстегивая пуговицу. Затем расстегивает молнию, и вот уже мой «друг» в ее ласковой руке. Я давно не занимался стиркой, и заниматься этой нудятиной мне совсем не хочется, поэтому я хожу без нижнего белья. И судя по тому, как загораются глаза Кендалл, она это в полной мере одобряет.

Когда она обхватывает мой член пальцами, я непроизвольно издаю стон. О да. Нет ничего приятнее, чем чувствовать там женскую руку.

Нет, я ошибаюсь. В дело вступает язык Кендалл, и вот это, черт побери, значительно приятнее, чем рука.

* * *

Час спустя Кендалл уютно устраивается рядом со мной и кладет голову мне на грудь. Ее белье и моя одежда раскиданы по полу, там же валяются два вскрытых пакетика от презервативов и тюбик со смазкой, который нам даже не понадобилось открывать.

Сопение Кендалл у меня под боком заставляет меня напрячься, но я не могу оттолкнуть девушку и потребовать, чтобы она катилась куда подальше, тем более после тех огромных усилий, что она вложила в это обольщение.

Однако это тоже вызывает у меня тревогу.

Ведь женщины не наряжаются в дорогое белье ради простого перепиха, верно же? Я отвечаю себе «нет», и следующие слова Кендалл подтверждают мои невеселые предположения.

– Я так скучала по тебе, малыш.

Моя первая мысль: «Черт».

Вторая: «Зачем?»

Потому что за все время наших отношений Кендалл не делала ни единой попытки узнать меня поближе. Если мы не трахались, она безостановочно говорила о себе. Нет, правда, с момента нашей встречи она, кажется, не задала мне ни одного личного вопроса.

– Гм… – Я пытаюсь найти слова, такой набор слов, чтобы он не состоял из «я», «тоже» и «скучал». – Я был занят. Ты же знаешь, экзамены.

– Само собой. Мы же учимся в одном колледже. Я тоже готовилась. – Теперь в ее голосе слышится недовольство. – А ты по мне скучал?

Чтоб ее. Что я должен ответить на это? Я не собираюсь врать, потому что моя ложь введет ее в заблуждение. Но я не могу поступить как полный говнюк и признаться в том, что я ни разу даже не вспомнил о ней.

Кендалл садится и прищуривается.

– Гаррет, ответ может быть либо «да», либо «нет». Ты. Скучал. По. Мне?

Мой взгляд мечется к окну. Ага, я на втором этаже и реально прикидываю, как выпрыгнуть в окно. Видите, как сильно я хочу избежать этого разговора.

Мое молчание говорит о многом, и неожиданно Кендалл соскакивает с кровати и принимается собирать свои вещи.

– О господи! Какой же ты мудак! Скажи, Гаррет, я тебе совсем безразлична?

Я встаю и тянусь за своими джинсами.

– Ты мне не безразлична, – возражаю я. – Но…

Она сердито натягивает трусики.

– Что но?

– Но я думал, что мы оба уже определились с нашими отношениями. Я не хочу ничего серьезного. – Я устремляю на нее пристальный взгляд. – Я говорил тебе об этом с самого начала.

Выражение на ее лице смягчается, Кендалл закусывает губу.

– Знаю, но… я просто подумала.

Я точно знаю, что она подумала: что я безумно влюблюсь в нее и наши случайные перепихи трансформируются в гребаный «Дневник памяти».

Если честно, я не знаю, почему я так хочу устанавливать основные правила. По собственному опыту могу сказать: ни одна женщина не пойдет на случайные отношения, если будет считать, что они так и останутся случайными. Она может говорить что угодно, убеждать себя в своей независимости и приверженности сексу без каких-либо обязательств, но в душе всегда надеется на нечто более глубокое и даже молится об этом.

И тут вваливаюсь я, злодей в ее романтической истории, и безжалостно протыкаю воздушный шарик надежды, несмотря на то что я никогда не лгал насчет своих намерений и ни разу не обманывал ее.

– Моя жизнь – это хоккей, – резко говорю я. – Я тренируюсь шесть дней в неделю, играю двадцать игр за год или даже больше, если учитывать матчи после сезона. У меня нет времени на постоянные отношения, Кендалл. А ты заслуживаешь гораздо большего, чем я могу тебе дать.

Ее глаза становятся печальными.

– Я больше не хочу встреч от раза к разу. Я хочу быть твоей девушкой.

Еще одно «зачем» едва не слетает с моих губ, но я успеваю прикусить язык. Если бы я видел у нее другой интерес ко мне, кроме плотского, я, может, и поверил бы ей, но, так как такого интереса не было, у меня непроизвольно возникает вопрос, а не хочет ли Кендалл постоянных отношений со мной только потому, что я являюсь для нее чем-то вроде символа некоего статуса.

Я сглатываю раздражение и выдаю еще одно неуклюжее извинение:

– Прости. Но именно так и обстоят дела.

Я застегиваю молнию на джинсах, а она начинает собирать свою одежду. Хотя «одежда», конечно, сильно сказано, потому что это нижнее белье и плащ. Теперь понятно, почему, когда я вернулся домой, Логан и Такер ржали, как идиоты. Если девица заявляется к тебе в плащике, всем сразу ясно, что под ним ничего нет.

– Я больше не могу с тобой встречаться, – наконец говорит она, ловя мой взгляд. – Если все продолжится в таком духе, я только сильнее привяжусь к тебе.

С этим не поспоришь, вот я и не пытаюсь.

– Но нам было весело, правда?

После секундной паузы Кендалл улыбается.

– Да, было весело.

Она подходит ко мне, поднимается на цыпочки и целует меня. Я целую ее в ответ, но не так страстно, как раньше. Просто чмокаю. Вежливо. Наша связь изжила себя, и я не склонен снова ее реанимировать.

– С учетом сказанного. – В ее глазах появляется лукавый блеск. – Дай знать, если передумаешь.

– Ты будешь первой, кому я позвоню, – обещаю я.

– Вот и хорошо.

Она еще раз целует меня и уходит, а я стою, удивленный тем, как же просто все получилось. Я готовился к битве, но, если не считать мимолетной вспышки гнева, Кендалл приняла ситуацию достойно.

Вот если бы все женщины были такими же покладистыми, как она.

Не сравнить с Ханной.

От секса у меня обычно просыпается аппетит, поэтому я спускаюсь вниз на поиски еды. Я с радостью обнаруживаю остатки риса и жареной курицы – спасибо Таку, нашему повару: остальные не сумели бы и воды вскипятить, не устроив пожар. Такер вырос в Техасе, где жил без отца, с матерью, которая еще в детстве и научила его готовить.

На кухне я усаживаюсь за стойку, засовываю в рот кусок курицы, и тут входит Логан. На нем только клетчатые боксеры.

При виде меня он изгибает бровь.

– Эй. А я думал, что до завтра тебя уже не увижу. Думал, ты будешь ОУТ.

– ОУТ? – спрашиваю я с полным ртом. Логану нравится строить аббревиатуры в надежде, что они войдут в наш сленг, но я редко понимаю, о чем он говорит.

Он усмехается.

– Очень усердно трахаться.

Я закатываю глаза и принимаюсь за рис.

– А что, Блонди уже ушла?

– Ага. – Я прожевываю, прежде чем продолжить. – Она знает положение вещей.

А положение таково: никаких постоянных отношений и уж точно никаких ночевок в моей кровати.

Логан опирается локтями на стойку и меняет тему.

– Жду не дождусь предстоящей игры в выходные. – Его голубые глаза азартно блестят. – Ты слыхал? Отстранение Бракстона закончилось.

Вот это привлекает мое внимание.

– Нет, черт. Так в субботу он играет?

– Естественно. – Логан аж сияет от радости. – Я обязательно впечатаю эту рожу в борт.

Грег Бракстон – звезда левого крыла команды колледжа Сент-Энтони и самый настоящий кусок дерьма. Эта гадина реализует на льду свои садистские наклонности, и, когда наши команды встретились на матче перед началом сезона, «благодаря» его усилиям одного из наших защитников, второкурсника, увезли со сломанной рукой на скорой. Бракстона отстранили на три игры, хотя я бы навсегда запретил этому психу играть в студенческих командах.

– Если понадобится снести его, я буду рядом с тобой, – обещаю я.

– Я на тебя рассчитываю. Кстати, на следующей неделе к нам приедет «Иствуд».

Мне и в самом деле следует больше внимания уделять расписанию. Колледж Иствуд – номер два в нашей ассоциации (второй после нас, естественно), и наши матчи всегда превращаются в событие, которое заставляет понервничать.

Черт, до меня вдруг доходит, что, если я не сдам этику, в игре с «Иствудом» я на лед не выйду.

– Проклятье, – бормочу я.

Логан тащит с моей тарелки кусок курицы и кладет в рот.

– Что?

Я ничего еще не говорил ребятам о ситуации со средним баллом, так как надеялся, что оценка за экзамен по этике ничего не испортит, но сейчас, похоже, признание неизбежно.

Я со вздохом начинаю рассказывать Логану о F по этике и о том, что это значит для команды.

– Брось этот курс, – тут же советует он.

– Не могу, все сроки вышли.

– Дерьмо.

– Угу.

Мы мрачно переглядываемся, затем Логан плюхается на табурет рядом со мной и пробегает ладонью по волосам.

– Значит, тебе придется подготовиться, старик. Не щадить своей задницы и получить чертово отлично у этой мегеры. Ты нам нужен, Джи.

– Знаю. – Я в ярости стискиваю вилку, потом отбрасываю ее, так как аппетит пропал. Я впервые возглавил команду, а быть капитаном – это большая честь, особенно если помнить, что я учусь на младших курсах. Предполагается, что я должен пойти по стопам своего предшественника и привести команду к следующему чемпионату страны. Но как, дьявол побери, я смогу это делать, если меня не выпустят на лед?

– У меня тут репетиторша появилась, – говорю я ему. – Она до жути гениальная.

– Хорошо. Заплати ей, сколько скажет. Я в доле, если надо.

Я не могу удержаться от улыбки.

– Ого. Ты предлагаешь мне часть своих милых, милых денежек? Должно быть, ты и в самом деле хочешь, чтобы я играл.

– В точку. Я забочусь о нашей мечте, старик. Ты и я в толстовках Bruins. Забыл?

Должен признаться, это чертовски приятная мечта. С тех пор как на первом курсе мы с Логаном оказались соседями по комнате, мы с ним только об этом и говорим. Я ни минуты не сомневаюсь в том, что после окончания колледжа стану профессионалом. Не сомневаюсь я и в том, что Логан тоже пройдет отбор. Он быстрее молнии, а на льду – самый настоящий зверь.

– Давай, Джи, разбирайся с этим чертовым средним баллом, – приказывает он. – Иначе я надеру тебе задницу.

– Скорее, это тренер сделает. – Я выдавливаю из себя улыбку. – Не беспокойся. Я работаю над этим.

– Вот и отлично. – Логан хватает еще один кусок курицы и выходит из кухни.

Я быстро заглатываю остатки еды и поднимаюсь наверх за своим телефоном. Пора усилить давление на Ханну-не-с-буквы-М.

Глава 3

Ханна

– Я действительно считаю, что ты должна петь последнюю ноту в ми мажор, среднюю ноту в ми мажор, – настаивает Кэсс. Он, как заезженная пластинка, выдает один и тот же неразумный совет каждый раз, когда мы заканчиваем наш дуэт.

Вообще-то я пацифистка. Я не верю в то, что кулаки помогут решить проблему. Я думаю, что спланированные битвы – это варварство, сама идея войны вызывает у меня тошноту.

И все же я очень близка к тому, чтобы врезать Кэссиди Доновану по роже.

– В такой тональности это слишком низко для меня. – Мой голос звучит твердо, но я не могу скрыть досаду.

Кэсс раздраженно проводит рукой по волнистым волосам и поворачивается к Мэри-Джейн, которая неловко ерзает на табурете у пианино.

– Эм-Джи, ты же знаешь, что я прав, – говорит он ей с мольбой в голосе. – Ведь получится сногсшибательно, если мы с Ханной закончим в унисон, а не будем петь в гармонию.

– Нет, эффект будет сильнее, если мы как раз будем петь именно так, – возражаю я.

Я уже готова рвать на себе волосы. Я точно знаю, куда гнет Кэсс. Он хочет закончить песню на своей ноте. Он несет эту пургу с тех пор, как мы решили вместе выступать на зимнем конкурсе, и делает все возможное, чтобы выделить свой голос, а мой задвинуть на второй план.

Если бы я знала, что за чертова примадонна этот Кэсс, я бы в жизни не согласилась на дуэт. Но этот болван решил показаться в своем истинном свете только после того, как мы начали репетировать, а сейчас уже поздно идти на попятный. Я слишком много времени отдала дуэту, и, если честно, песня мне очень нравится. Мэри-Джейн написала действительно великолепное произведение, и у меня нет ни малейшего желания подводить ее. Кроме того, я точно знаю, что на факультете больше предпочитают дуэты, чем сольные выступления: последние четыре раза побеждали как раз дуэты. Судьи просто тащатся от сложных гармоний, а в нашем произведении их тьма-тьмущая.

– Эм-Джи? – наседает Кэсс.

– М-м?

Я вижу, как Мэри-Джейн, маленькая блондинка, тает под его магнетическим взглядом. Так уж Кэсс действует на женщин. Он до ужаса красив, и голос у него феноменальный. К сожалению, Кэсс прекрасно знает о своих достоинствах и бессовестно использует их.

– Может, Кэсс и прав, – тихо говорит Мэри-Джейн. Она избегает моего взгляда, понимая, что предает меня. – Ханна, а почему бы не попробовать ми мажор? Давайте сделаем это хотя бы один раз и решим, что лучше.

«Бенедикт Арнольд!» – хочется кричать мне, но я молчу. Как и я, Мэри-Джейн вынуждена выслушивать дикие требования Кэсса и его «блестящие» идеи, так что я не могу осуждать ее за попытку найти компромисс.[8]

– Замечательно, – бурчу я. – Давайте попробуем.

Глаза Кэсса загораются торжеством, правда ненадолго, потому что после первой же попытки становится ясно, что его предложение никуда не годится. Для меня нота слишком низка, и, вместо того чтобы подчеркнуть яркий баритон Кэсса, своим неуклюжим звучанием я оттягиваю все внимание на себя.

– Думаю, Ханна должна придерживаться изначальной тональности. – Мэри-Джейн смотрит на Кэсса и закусывает губу, как будто боится его бурной реакции.

Хотя Кэсс и заносчив, он не дурак.

– Замечательно, – резко бросает он. – Пусть будет по-твоему, Ханна.

Я скрежещу зубами.

– Спасибо.

К счастью, наш час заканчивается, а это означает, что репетиционную займут первокурсники. Мне так хочется побыстрее убраться отсюда, что я быстро собираю ноты и накидываю куртку. Чем меньше времени я проведу в обществе Кэсса, тем лучше.

Господи, я просто не выношу его.

А ведь нам – какая ирония – предстоит исполнять очень эмоциональную любовную песню.

– Завтра в то же время? – Он выжидательно смотрит на меня.

– Нет, ты забыл, что завтра у нас на четыре? По вторникам я работаю вечером.

На его лице отражается недовольство.

– Ты же понимаешь, мы бы уже давно подготовили эту песню, если бы у тебя было более… удобное расписание.

Я изгибаю бровь.

– Сказал парень, который отказывается репетировать по выходным. А я, так уж получилось, свободна вечером в субботу и в воскресенье.

Кэсс поджимает губы и уходит прочь, не сказав ни слова.

Мудак.

Я слышу позади себя тяжелый вздох. Я поворачиваюсь и понимаю, что Мэри-Джейн все еще сидит за пианино и все еще кусает губу.

– Прости, Ханна, – тихо говорит она. – Когда я попросила вас спеть мою песню, я не представляла, что с Кэссом будет так трудно.

Я вижу, как сильно она расстроена, и моя досада улетучивается.

– Эй, ты здесь ни при чем, – говорю я ей. – Я тоже не думала, что Кэсс окажется таким придурком, но поет он потрясающе, так что давай сосредоточимся на этом, ладно?

– Ты тоже великолепная певица. Поэтому-то я и выбрала вас двоих. Я не могла представить, у кого еще получится вдохнуть жизнь в эту песню, понимаешь?

Я улыбаюсь ей. Она и в самом деле милая девчонка, а еще одна из самых талантливых композиторов, которых я когда-либо встречала. На конкурсах должны исполняться только произведения, созданные студентами композиторского отделения, и я планировала выбрать одну из песен Мэри-Джейн еще до того, как она предложила мне свое новое сочинение.

– Обещаю тебе, Эм-Джи, мы будем репетировать твою песню до полного изнеможения. И игнорировать бредовые истерики Кэсса. Думаю, ему нравится спорить просто ради спора.

Она смеется.

– Да, наверное. До завтра?

– Ага. Ровно в четыре.

Я машу ей и выхожу на улицу.

Больше всего в Брайаре я люблю кампус. Старинные здания, увитые плющом, соединены друг с другом вымощенными брусчаткой дорожками. По обеим сторонам дорожек растут раскидистые вязы и стоят кованые скамейки. Этот университет – один из старейших в стране, и среди его выпускников числятся десятки влиятельных персон, в том числе и не один президент.

Но самое главное достоинство Брайара – это его безопасность. Честное слово, уровень преступности равен почти нулю, и все это благодаря стремлению декана Фэрроу защитить своих студентов. Администрация вкладывает в безопасность кучу денег, устанавливая в стратегически правильных местах камеры наблюдения и оплачивая труд охранников, которые круглые сутки патрулируют территорию. Нет, мы не чувствуем себя как в тюрьме. Ребята из охраны очень дружелюбные, и нам никак не мешают. Я практически и не замечаю их присутствия на территории кампуса.

Мое общежитие в пяти минутах ходьбы от музыкального корпуса, и я облегченно вздыхаю, когда прохожу через массивные дубовые двери Бристоль-Хауса. День получился долгим, и мне хочется принять горячий душ и забраться в кровать.

Помещение, которое мы делим с Элли, скорее похоже на номер люкс, чем на обычную для общежития комнату, в этом и заключается преимущество быть старшекурсником. У нас две спальни, одна маленькая общая комната и даже крохотная кухонька. Один недостаток – это общий санузел, которым мы пользуемся вместе с еще четырьмя девочками с нашего этажа. К счастью, никого из них нельзя назвать неряхами, поэтому унитаз и ванная у нас сияют чистотой.

– Эй, а ты поздно. – В мою комнату заглядывает соседка. В руке у нее стакан с соломинкой, через которую она потягивает нечто зеленое, комковатое и на вид ужасно неприятное. Правда, я уже привыкла к такому зрелищу. Элли «насыщается витаминами» последние две недели, а это означает, что каждое утро меня будит оглушающий вой блендера, в котором она готовит себе на день свою мерзкую жижу.

– У меня была репетиция. – Я сбрасываю обувь, кидаю куртку на кровать и принимаюсь раздеваться, несмотря на то что Элли все еще стоит в дверях.

Когда-то я стеснялась делать это в ее присутствии. На первом курсе мы с ней жили в одной комнате, и первые несколько недель я переодевалась под одеялом или ждала, когда Элли выйдет. Но жизнь в студенческом общежитии тем и отличается, что ты лишаешься уединенности, и остается только смириться с этим. Я хорошо помню, как в первое время меня смущали голые сиськи Элли. Но у этой девчонки напрочь отсутствует стыдливость, и, когда она заметила мой ошарашенный взгляд, она просто подмигнула мне и сказала: «Хороши, а?»

После этого я перестала заморачиваться с переодеванием в кровати.

– Так, слушай…

Это небрежное вступление настораживает меня. Мы с Элли живем вместе уже два года, достаточно долго, чтобы уяснить: когда она начинает предложение с «Так, слушай», дальше обычно следует то, что слышать мне не хочется.

– М-м? – произношу я, заворачиваясь в халат.

– В среду вечером в Сигма-Хаусе тусовка. – В ее голубых глазах появляется непреклонный блеск. – Ты идешь со мной.

Я издаю стон.

– Вечеринка братства? Не пойду.

– Еще как пойдешь, – настаивает она, складывая руки на груди. – Экзамены закончились, так что отговориться тебе нечем. К тому же ты обещала, что в этом году попробуешь стать более общительной.

Я действительно обещала, но есть одно «но». Я не люблю вечеринки.

Меня изнасиловали на вечеринке.

Господи, как же я ненавижу это слово. Изнасилование. Это одно из немногих слов в родном языке, от которого переворачивается все нутро. От него возникают такие же ощущения, как при мощном ударе в лицо или когда тебе на голову выливают ведро ледяной воды. Оно уродливо и вносит страшный разлад в жизнь, а я изо всех сил стараюсь держать свое существование под контролем. Я преодолела то, что со мной произошло. Поверьте мне, продралась.

Я знаю, что моей вины в этом нет. Знаю, что никого не просила об этом и не делала ничего, чтобы спровоцировать. Случившееся не лишило меня веры в людей и не породило страх перед всеми мужчинами. Многолетняя терапия помогла мне увидеть, что бремя вины лежит исключительно на нем. Что-то не так было с ним. Не со мной. Совсем не со мной. А самый главный урок состоит в том, что я поняла: я не жертва, я выжившая.

Однако я не могу утверждать, что нападение не изменило меня. Как раз напротив, изменило кардинально. Теперь у меня есть повод носить с собой газовый баллончик, а на мобильнике установлен быстрый набор «911». Теперь у меня есть причина не пить на людях и не принимать алкогольные напитки ни от кого, даже от Элли. Всегда есть вероятность, что она невольно подаст мне стакан, в который было что-то подмешано.

И у меня есть еще причина, почему я не хожу на многие вечеринки. Думаю, это моя версия ПТСР. Что-нибудь совершенно безобидное – звук, запах или вид чего-то – может пробудить во мне воспоминания и вытолкнуть их на поверхность. Я слышу грохот музыки, громкие голоса и раскатистый хохот, чувствую застоявшийся пивной дух и запах пота. Я нахожусь в толпе. И вдруг в одно мгновение оказываюсь в том времени, когда мне пятнадцать, на вечеринке у Мелиссы Майер, и опять погружаюсь в свой собственный кошмар.[9]

Тон Элли смягчается, когда она видит на моем лице отчаяние.

– Мы же уже ходили на вечеринки, Хан-Хан. Все будет как всегда. Я с тебя глаз не спущу, и мы обе не выпьем ни капли. Обещаю.

От стыда у меня сводит желудок. От стыда, от сожаления и отчасти от благоговейного восторга: честное слово, Элли невероятный друг. Ведь она не обязана оставаться трезвой и бдительно охранять меня только ради моего комфорта, однако она именно так и поступает, когда мы с ней вместе куда-то идем, и я искренне люблю ее за это.

И одновременно мне мерзко от того, что ей приходится делать все это.

– Ладно, – соглашаюсь я не только ради ее блага, но и ради своего. Я действительно обещала ей, что буду больше общаться. Однако я также обещала самой себе, что в этом году попробую что-нибудь новенькое. Умерю бдительность и перестану шарахаться от незнакомцев. В моем представлении студенческая вечеринка – это не самое хорошее времяпрепровождение, хотя кто знает, может, мне там понравится.

Элли сияет:

– О-го-го! Мне даже не пришлось вытаскивать козырь!

– Какой козырь? – с подозрением спрашиваю я.

Ее губы растягиваются в улыбке.

– Там будет Джастин.

У меня тут же ускоряется пульс.

– Откуда ты знаешь?

– Мы с Шоном столкнулись с ним в столовой, и он сам нам сказал. Думаю, туда набежит немало наших тупоголовых.

Я хмурюсь.

– Он не тупоголовый.

– Ах, поглядите-ка на нашу умницу, как она защищает футболиста. Погоди, дай я выгляну в окошко, не летают ли в небе свиньи.

– Ха-ха.

– Серьезно, Хан, это действительно ненормально. Только пойми меня правильно. Я полностью за, если ты влюбишься в кого-нибудь. Ведь, кажется, прошел год с тех пор, как вы с Девоном разбежались? Просто я не могу понять, как тебя угораздило втрескаться в качка.

По спине пробегает холодок, мне становится неуютно.

– Джастин… он не такой, как остальные. Он другой.

– Сказала девушка, которая не обменялась с ним и парой слов.

– Он другой, – настаиваю я. – Джастин спокойный и серьезный, и, судя по тому, что я вижу, он, в отличие от товарищей по команде, не бегает за каждой юбкой. К тому же он умный – на прошлой неделе я видела, как он читает Хемингуэя.

– Вероятно, это из списка обязательной литературы.

– Хемингуэя в списке нет.

Элли прищуривается.

– Откуда ты знаешь?

Я чувствую, как краснею.

– На днях в аудитории одна девочка спросила его об этом, и он ответил, что Хемингуэй его любимый писатель.

– О боже. Теперь ты подслушиваешь его разговоры? А ты опасная! – Элли вздыхает. – Ладно, проехали. В среду вечером ты даже побеседуешь с этим парнем.

– Может быть, – уклончиво говорю я. – Если представится возможность.

– Я сама предоставлю тебе эту возможность. Серьезно. Мы не уйдем оттуда, пока ты не поговоришь с Джастином. Мне плевать, если это будет всего лишь «Привет, как дела?». Главное, чтобы ты заговорила с ним. Capiche? – [10] Я усмехаюсь. – Capiche? – строгим голосом повторяет она.

Я обреченно вздыхаю.

– Capiche.

– Вот и хорошо. А теперь быстро иди в душ, мы еще успеем перед сном посмотреть пару серий «Безумцев».

– Одну серию. Я так устала, что на большее меня не хватит. – Я улыбаюсь ей. – Capiche?

– Capiche, – хихикает она и танцующим шагом выходит из комнаты.

Посмеиваясь, я собираю все необходимое для душа, но тут меня снова отвлекают: в моей сумке начинает по-кошачьи истошно вопить мобильник. Я выбрала для сообщений этот рингтон потому, что душераздирающий вой звучит достаточно раздражающе, чтобы привлечь мое внимание.

Я кладу туалетные принадлежности на комод, роюсь в сумке в поисках телефона, затем просматриваю сообщение на экране.

Привет, это Гаррет. Хочу еще раз подтвердить детали: расписание консультаций.

Вот черт.

Даже не знаю, смеяться или плакать. Вцепился как клещ. Сейчас он у меня получит. Вздыхая, я быстро набираю текст, короткий и совсем не любезный.

Я: Откуда у тебя этот номер?

Он: Изучил списки иссл. гр.

Вот черт. Я писала заявление в начале семестра, еще до того как Кэсс решил, что мы будем репетировать по понедельникам и средам именно в то время, когда собираются исследовательские группы.

Следующее сообщение приходит прежде, чем я успеваю ответить. Если кто-то и утверждает, что по тексту эсэмэски нельзя определить тон пишущего, то он ошибается. Потому что у Гаррета тон раздраженный.

Он: Если бы ты соизволила явиться на иссл. гр., мне бы не пришлось писать тебе.

Я: А ты вообще не должен писать мне. Я бы предпочла вообще ничего от тебя не получать.

Он: Что надо, чтоб ты сказала «да»?

Я: Абсолютно ничего.

Он: Отлично. Значит, ты работаешь бесплатно.

Мне не удается сдержать стон.

Я: Не дождешься.

Он: Как насчет звтр вечером? Я свободен в восемь.

Я: Не смогу. У меня испанка. Очень заразная. Я спасаю тебе жизнь, придурок.

Он: О, благодарю за заботу. Но у меня иммунитет к пандемии, которая с 1918 по 1919 г. угробила 40 млн чел.

Я: Откуда такие познания в пандемиях?

Он: Я же на историческом, детка. Я знаю массу бесполезных фактов.

Опять эта «детка». Ну, погоди. Пора кончать с этим, а то еще он вздумает флиртовать.

Я: Была рада поболтать. Удачи на пересдаче.

Проходит несколько секунд, но Гаррет не отвечает, и я мысленно похлопываю себя по плечу и хвалю за то, что так ловко отделалась от него.

Я уже собираюсь выходить из комнаты, когда телефон диким воплем извещает меня о том, что пришло мультимедийное сообщение. Вопреки здравому смыслу, загружаю изображение и через мгновение вижу на экране голую грудь. В смысле мужскую. Гладкая загорелая кожа, рельефная мускулатура и самые твердые шесть кубиков брюшного пресса, которые мне когда-либо приходилось видеть.

Я не выдерживаю и громко фыркаю.

Я: ЧЗЧ. Ты прислал мне фото своей груди?[11]

Он: Ага. Сработало?

Я: Чтобы меня вывернуло? Да. Успех!

Он: Я меняю твое восприятие. Пытаюсь подмазаться к тебе.

Я: Фи. Подмазывайся к к.-н. другому. ЗЫ: я выложу фото на мой-брай.

Я, естественно, имею в виду «МойБрайар», наш университетский эквивалент «Фейсбука», в котором есть аккаунты девяноста пяти процентов студентов.[12]

Он: Флаг в руки. Куча телок с удовольствием разместит это в своих базах данных.

Я: Забудь этот номер, придурок. Я серьезно.

Не дожидаясь ответа, я бросаю телефон на кровать и иду в душ.

Глава 4

Ханна

Университет Брайар находится в пяти милях от городка Гастингс, штат Массачусетс. В Гастингсе всего одна главная улица и около двух десятков магазинов и ресторанов. Городок настолько миниатюрный, что даже удивительно, как мне удалось найти там работу на неполный день. Я постоянно благодарю за это свою счастливую звезду, потому что большинство студентов, мечтающих работать во время учебного года, вынуждены ездить в Бостон и тратить на дорогу около часа туда и обратно. У меня же дорога занимает всего десять минут на автобусе или пять на машине, и вот я уже на месте, в кафе «У Деллы», где я с первого курса работаю официанткой.

Сегодня мне повезло: я доехала на машине. У нас договоренность с Трейси, девочкой, которая живет на моем этаже. Трейси позволяет мне пользоваться ее машиной, если она ей не нужна, а я возвращаю ее с полным баком. Это очень выгодная сделка, особенно зимой, когда все вокруг превращается в сплошной каток.

Я не очень люблю свою работу, но и не ненавижу ее. Платят хорошо, от кампуса недалеко, так что грех жаловаться.

Беру свои слова назад: сегодня у меня есть все основания для жалоб. Потому что за полчаса до окончания моей смены я обнаруживаю в кабинке Гаррета Грэхема.

Честное слово.

А этот парень умеет капитулировать?

У меня нет желания подходить к нему, но и выбора у меня тоже нет. Лиза, другая официантка в этой смене, обслуживает группу преподавателей, расположившихся за столиком на противоположном конце зала, а мой босс, Делла, за небесно-голубой стойкой раскладывает на тарелки пирог с орехом пекан для трех первокурсниц, сидящих перед ней на высоких табуретах.

Я стискиваю зубы и направляюсь к Гаррету. Я специально демонстрирую недовольство, когда встречаюсь с взглядом его блестящих серых глаз. Он проводит рукой по коротким темным волосам, и на его лице вспыхивает кривоватая ухмылка.

– Привет, Ханна. Забавно видеть тебя здесь.

– Ага, забавно, – фыркаю я, доставая из кармана фартука блокнот. – Что желаешь?

– Репетитора.

– Извини, но в меню такого нет. – Я мило улыбаюсь. – Зато у нас очень вкусный пирог с пеканом.

– А знаешь, чем я занимался прошлым вечером? – спрашивает он, не обращая внимания на мой сарказм.

– Угу. Забрасывал меня эсэмэсками.

Он отмахивается.

– Нет, до этого.

Я делаю вид, будто задумалась.

– Гм… Трахался с кем-нибудь из группы поддержки? Нет, трахался с девчонками из хоккейной команды. Нет, подожди, они, наверное, недостаточно тупые для тебя. Так что я возвращаюсь к своему первому предположению о чирлидерше.

– Между прочим, она – член сестринского общества, – нагло заявляет парень. – Но я спрашиваю о том, что я делал до этого. – Он изгибает темную бровь. – Кстати, меня заинтриговал твой интерес к моей половой жизни. В следующий раз, если хочешь, я опишу свою подружку во всех подробностях.

– Не хочу.

– В следующий раз, – безапелляционным тоном повторяет он, складывая руки на столе, застланном бело-голубой клетчатой скатертью.

У Гаррета длинные пальцы с короткими ногтями и слегка красными и припухшими костяшками. А не дрался ли он недавно, спрашиваю я себя и понимаю, что такие костяшки у него, вероятно, от игры в хоккей.

– Я был на занятиях исследовательской группы, – сообщает он. – Там было еще восемь человек, и знаешь, какая была самая высокая оценка? – Он выпаливает ответ прежде, чем я успеваю ответить. – С-плюс. А средний балл из всех получался D. Как, по-твоему, я смогу пересдать экзамен, если учусь с такими же тупицами, как я? Я нуждаюсь в тебе, Уэллси.

Уэллси? Это прозвище? И откуда, ради всего святого, он знает мою фамилию? Я ее не называла… черт. Проклятое заявление.

Гаррет замечает мой удивленный взгляд.

– Я много чего узнал о тебе на занятии. Раздобыл твой номер, выяснил фамилию, даже разведал, где ты работаешь.

– Поздравляю, ты самый настоящий скаут.

– Нет, просто я дотошный. Я хочу знать, с чем мне предстоит иметь дело.

– Господь всемогущий! Я не репетитор, ясно? Ищи для этого кого-нибудь еще. – Я указываю на меню перед ним. – Ты собираешься делать заказ? Если нет, тогда, пожалуйста, уходи и дай мне спокойно работать.

– Господь всемогущий! – Гаррет хмыкает, а потом с любопытством разглядывает меню. – Я буду клубный с индейкой. – Он откладывает меню и берет его снова. – И двойной чизбургер с беконом. Но без картошки. Хотя нет, я передумал – с картошкой. Да, а на гарнир луковые кольца.

У меня челюсть отвисает едва ли не до пола.

– И ты действительно собираешься все это съесть?

Он усмехается.

– Естественно. У меня растущий организм.

Растущий? Не-а. Я заметила только сейчас – наверное, потому, что раньше меня отвлекала его несносность, – что Гаррет Грэхем уже сформировался как мужчина. Никакой он не растущий организм. В нем нет ничего детского: ни в точеных чертах лица, ни в высокой рельефной фигуре. И даже в обнаженной груди, вдруг осознаю я, вспоминая то фото, что он мне отправил.

– А еще я съем кусочек того самого пирога и выпью «Доктора Пеппера». Да, и еще порцию частных уроков.

– Их в меню нет, – бодро объявляю я. – А остальное сейчас подам.

Я не даю ему времени возразить и ухожу за стойку, чтобы передать заказ Джулио, нашему повару. Спустя секунду ко мне подлетает Лиза и принимается возбужденно шептать:

– О боже! Ты знаешь, кто это, да?

– Ага.

– Это же Гаррет Грэхем.

– Знаю, – сухо говорю я. – Я же сказала «ага».

Лиза оскорблена в своих лучших чувствах.

– Да что с тобой такое? Ты так странно себя ведешь, даже не радуешься. Ведь это сам Гаррет Грэхем сидит за твоим столиком! Он разговаривал с тобой.

– Разве, черт побери? Да, его губы шевелились, но я не поняла, что он разговаривает.

Я закатываю глаза и подхожу к бару, за напитком для Гаррета. Я не смотрю в его сторону, но чувствую, что взгляд его дымчато-серых глаз следит за каждым моим движением. Наверное, он телепатически отдает мне приказ, чтобы я позанималась с ним. Что ж, ему не повезло. Я ни под каким видом не буду тратить свое свободное время, которого у меня и так мало, на университетского хоккеиста, считающего себя рок-звездой.

Лиза не отстает от меня, продолжая петь дифирамбы Грэхему. Очевидно, она не поняла мой сарказм.

– Он такой замечательный. Просто до невероятности замечательный. – Она с трудом понижает голос до шепота. – Я слышала, что в постели он великолепен.

Я хмыкаю.

– Думаю, он сам распустил о себе этот слух.

– Нет, мне рассказала Саманта Ричардсон. Она в прошлом году подцепила его на вечеринке в братстве «Тета». Говорит, лучшего секса у нее в жизни не было.[13]

Мне нечего ответить, потому что мне абсолютно плевать на половую жизнь какой-то девицы, которую я в глаза не видела. Поэтому я пожимаю плечами и протягиваю Лизе стакан с «Доктором Пеппером».

– Слушай, а почему бы тебе не обслужить его столик?

По тому, как Лиза захлебывается восторгом, можно подумать, будто я вручила ей чек на пять миллионов.

– Точно?

– Угу. Забирай.

– О господи. – Она делает шаг ко мне, как будто собирается броситься на шею. Но тут ее взгляд устремляется к Гаррету, и она решает, что стоит направить свою нечаянную радость совсем в другое место. – Я тебе должна, Хан.

Я хочу сказать ей, что как раз я у нее в долгу, но она уже спешит к кабинке, чтобы обслужить своего ненаглядного принца. Я весело наблюдаю за тем, как постепенно мрачнеет лицо Гаррета по мере приближения Лизы. Она ставит перед ним стакан, он берет его, ловит мой взгляд и слегка наклоняет голову.

Как бы говоря: тебе так просто от меня не отделаться.

Гаррет

Ей так просто от меня не отделаться.

Ясно как божий день: Ханна Уэллс редко общалась со спортсменами. Мы упрямые. И нас всех объединяет одна особенность: мы никогда не сдаемся.

Чтоб мне провалиться – я уговорю эту девчонку позаниматься со мной.

Из-за того, что Ханна передала меня другой официантке, мне приходится ждать еще одной возможности донести до нее всю важность моей просьбы. Следующие двадцать минут я вынужден терпеть откровенные заигрывания и неприкрытый интерес кудрявой брюнетки, которая обслуживает меня. Я с ней вежлив, но на заигрывания не отвечаю.

Сегодня меня интересует только Ханна, и мой взгляд следует за ней, будто приклеенный. Как бы она не сбежала, увидев, что я отвлекся. С нее станется.

Если честно, выглядит она в своей униформе очень соблазнительно. Зеленовато-голубое платьице с белым воротничком и большими пуговицами спереди, коротенький белый передничек. Прямо-таки наряд из «Бриолина», что, как мне кажется, вполне резонно, ведь кафе Деллы оформлено в стиле пятидесятых. Несложно представить Ханну в той эпохе. Она запросто вписалась бы в нее: темные, слегка волнистые волосы до плеч заколоты сбоку голубой заколкой, которая придает прическе несколько старомодный вид.[14]

Наблюдая за ней, я задаюсь вопросом, как эта девчонка жила до нашего знакомства. На занятии исследовательской группы я поспрашивал о ней, но мало что узнал. Один парень вспомнил, что она из маленького городка на Среднем Западе. Еще кто-то сказал, что на втором курсе Ханна весь год встречалась с одним парнем из музыкальной группы. Во всем остальном она для меня полная тайна.

– Принести тебе еще чего-нибудь? – пылко спрашивает меня официантка.

Девушка смотрит на меня как на знаменитость, но я привык к такому вниманию. Факт: если ты капитан хоккейной команды, которая вошла в Первый дивизион и, следовательно, выиграла два национальных чемпионата, люди знают, кто ты такой. И женщины хотят с тобой переспать.

– Нет, спасибо. Счет, пожалуйста.

– О. – Ее разочарование очевидно. – Конечно. Сейчас принесу.

Прежде чем она уходит, я задаю прямой вопрос:

– Тебе известно, когда у Ханны заканчивается смена?

Разочарование на ее лице сменяется изумлением.

– А что?

– Она из моей группы. Хочу обсудить с ней одно задание.

Брюнетка успокаивается, однако смотрит немного подозрительно.

– Она уже закончила смену, но не может уйти, пока ее стол не убран.

Я перевожу взгляд на еще один занятый стол: там сидит немолодая пара. Мужчина уже достал бумажник, а его жена, надев очки в роговой оправе, проверяет счет.