Двадцать Восьмая Книга - Guido Pagliarino - E-Book

Двадцать Восьмая Книга E-Book

Guido Pagliarino

0,0
5,49 €

-100%
Sammeln Sie Punkte in unserem Gutscheinprogramm und kaufen Sie E-Books und Hörbücher mit bis zu 100% Rabatt.
Mehr erfahren.
Beschreibung

По ряду благоприятных обстоятельств археологическая экспедиция, которая отправилась за совсем иными находками, обнаружила документ на арамейском языке, написанный на папирусе, который при датировании на древность методом радиоуглерода 14 оказался составленным двадцать веков назад… За романом, действие которого развивается в основном по стопам этого документа, идет послесловие с соответствующими примечаниями историко-критического характера. Помимо этого, роман дополнен многочисленными историко-социальными примечаниями о еврейской обстановке и нравах 2000 лет назад во времена Иисуса из Назарета в период римской оккупации.
Исторический роман. По ряду благоприятных обстоятельств археологическая экспедиция, которая отправилась за совсем иными находками, обнаружила документ на арамейском языке, написанный на папирусе, который при датировании на древность методом радиоуглерода 14 оказался составленным двадцать веков назад. Почти столько же лет он пролежал в Индии в штольне без доступа воздуха, и поэтому, несмотря на крайнюю хрупкость документов на папирусе, дошел до нашего времени почти нетронутым. Но как же этот папирус оказался в Индии, раз из анализа текста вытекает, что речь идет о сочинении, составленном в Галилее и Иудее в течение 28-50 годов I века? А точнее о дневнике, который вел Левий Матфей, бывший одним из сторонников, следовавших за Иисусом из Назарета? И как он попал почти сразу на индийский полуостров, проповедовавший индуизм и буддизм? И не только: этот документ может оказаться утраченным евангельским текстом, о котором писал в начале II века Папия Иерапольский в письме, где, кроме упоминания о евангелиях на греческом языке, которые будут признаны каноническими в «Мураториевом каноне» и в документе Иринея «Против ересей» приблизительно в 180 году, прелат цитирует евангелие, написанное «на языке иудеев», то есть на еврейском либо на арамейском. К тому же, не только епископ Папия говорил об этом утраченном тексте, о нем писали и ученые древности Ириней Лионский и Евсевий Кесарийский. За романом, действие которого развивается в основном по стопам этого документа, идет послесловие с соответствующими примечаниями историко-критического характера. Помимо этого, роман дополнен многочисленными историко-социальными примечаниями о еврейской обстановке и нравах 2000 лет назад во времена Иисуса из Назарета в период римской оккупации.
PUBLISHER: TEKTIME

Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:

Android
iOS
von Legimi
zertifizierten E-Readern

Seitenzahl: 309

Bewertungen
0,0
0
0
0
0
0
Mehr Informationen
Mehr Informationen
Legimi prüft nicht, ob Rezensionen von Nutzern stammen, die den betreffenden Titel tatsächlich gekauft oder gelesen/gehört haben. Wir entfernen aber gefälschte Rezensionen.



Copyright © 2019 Гуидо Пальярино

Все права защищены

Опубликовано издательством Тектайм

Тектайм С.р.л.с. – ул. Армандо Фьоретти, 17 - 05030 Монтефранко (ТР)

Гуидо Пальярино

Двадцать восьмая книга

- Одно предание доновозаветных времен -

Роман

Перевод с итальянского на русский Татьяны Кузнецовой

Издано и предоставляется в продажу издательством Тектайм

Copyright © 2019 Гуидо Пальярино

На все права, литературные, кинематографические, радиовещательные, сети интернет и соотносимые с какими бы то ни было средствами информации, а также на права на перевод на любые языки распространяется copyright © автора.

Обложка выполнена автором при помощи электронных средств.

Оглавление

ПРЕДИСЛОВИЕ

ЭПИГРАФИЧЕСКАЯ ССЫЛКА

ЕВАНГЕЛИЕ НА АРАМЕЙСКОМ ЯЗЫКЕ ОТ ЛЕВИЯ МАТФЕЯ

Часть первая

Часть вторая

Часть третья

Часть четвертая

Часть пятая

Часть шестая

ПОСЛЕСЛОВИЕ Гуидо Пальярино

ПРЕДИСЛОВИЕ

Прошло почти пять лет со дня нашей находки, и наконец, не без волнения, представляю сегодня этот мой скромный перевод с арамейского языка на итальянский исторического первоисточника, который считался утраченным.

Во время нашей первой экспедиции в Индию, в ходе обследования места археологических раскопок, я со своими сотрудниками обнаружил одну штольню, в которой сохранились свитки с текстом первого евангелия, о котором имелись сведения и которое вскоре после его переписывания оказалось утраченным; речь идет о евангелии от Матфея на арамейском языке, написанном в I веке христианского летосчисления, что подтверждается его рукописью в свитке, который был подвергнут анализу на древность при помощи метода датирования радиоуглеродом 14, а точнее, согласно анализу текста, он был написан в период с 28 по 50 год того же века. Труд хорошо сохранился, хотя написан на такой легко повредимой основе как лист папируса, благодаря очень необычным условиям отсутствия воздуха в том месте, где он лежал. Полагаю,  в силу правдоподобия, что текст полный, в отличие от большей части приблизительно 5200 копий новозаветных книг, имеющихся доселе в нашем распоряжении, к тому же раннего периода, II и III веков; и действительно, самый древний документ пока — «папирус Райлендса» приблизительно 120 года. Прежде чем публиковать, я пожелал быть уверенным в разумных рамках, что речь идет именно об том документе, который цитировали в древности Папий Иерапольский, Ириней Лионский и Евсевий Кесарийский. В конечном итоге я пришел к выводу, что речь в самом деле идет об том самом евангелии, более того, как можно заключить из анализа текста, о протоевангелии в порядке написания. Мои сотрудники не без энтузиазма спросили: когда-нибудь церковь внесет его в Новый Завет, и доведет таким образом число новозаветных книг до двадцати восьми и вместе с этим увеличит количество канонических евангелий до пяти? Лично я не думаю: хотя подлинность его, по моему мнению, доказана, остается факт, что, как подтвердит любой специалист по истории церкви, новозаветный канон установлен не провозглашениями епископов или первосвященников, а тем, что с первых веков все церкви пользовались двадцатью семью книгами, а апокрифические писания повсеместно считались и считаются текстами, которые читают только в некоторых из церквей, то есть им не хватает так называемого «церковного одобрения», которое состоит в убежденности всей совокупностиа теперь вновь найденном евангелии.

Документ я поделил на части, принимая во внимание, согласно анализу текста, вероятный порядок написания.

В конце страниц я включил несколько историко-социальных примечаний, посчитав их полезными читателю-неспециалисту.

П. Г.

ЭПИГРАФИЧЕСКАЯ ССЫЛКА

«Матфей записал беседы Иисуса по-еврейски, переводил их кто как мог».1

(Письмо Папии, епископа Иерапольского, ученика Иоанна, – Иоанна Евангелиста? – умер приблизительно в 120-130 гг. н.э.)

«Матфей издал у евреев на их собственном языке писание Евангелия».2

(Ириней Лионский, умер около 200 г. н.э., ученик Поликарпа Смирнского, бывшего в свою очередь учеником апостола Иоанна, в «Против ересей».)

«Пантен, один из таких, дошел до индийцев и, говорят, нашел у местных жителей, познавших Христа, принесенное к ним еще до его прибытия Евангелие от Матфея. Христа проповедовал им Варфоломей, один из апостолов; он оставил им Евангелие от Матфея, написанное еврейскими буквами».3

(Евсевий Кесарийский, умер предположительно в 339 либо в 340 гг. н.э., в «Церковной истории», V, 9,1; 10,1)

ЕВАНГЕЛИЕ НА АРАМЕЙСКОМ ЯЗЫКЕ ОТ ЛЕВИЯ МАТФЕЯ

Часть первая

Я надумал записать речения и деяния равви Иисуса. Я сказал об этом Учителю, и он не воспротивился: «Я знаю, что тебе знакомы Тора, Невиим и Ктувим4 и что ты знаешь историю и увлекаешься сочинением стихов и повествований», — сказал он мне с улыбкой после того, как согласно кивнул головой.

Зов я услышал совсем недавно. Всего несколько дней назад я был мытарем, собирал подати от имени Рима-захватчика, и часть из них оставалась мне, в моей суме, не только установленный процент, а чуть больше, чуть подправив отчетность: так делают все. Поэтому деньги у меня водились, а до презрения моих соотечественников мне никакого дела не было; а к тому же те же самые соотечественники не брезговали тайком забегать ко мне, чтобы я одолжил им деньжат, когда им надо было на посев или на свадьбу; и я отвечал на их презрение, нагоняя проценты.

Я Левий Матфей Бар5-Алфей, грешник.

Тем утром, когда я сидел в своей лавке на площади в Капернауме6 и собирался как обычно проверить и внести в книги куплю-продажу товаров и сбор податей на них, вдруг вижу от Иордана приближается великая толпа. Впереди всех Иисус из Назарета. Я был наслышан о нем с детства, ведь я тоже назарянин. Он мне всегда казался самым обыкновенным простолюдином, я и позабыл о нем до того дня, когда несколько месяцев назад он объявился тут. Я к нему не подошел. По наслышке от людей на площади я посчитал его лентяем, который не захотел продолжать отцовское строительное ремесло, а принялся по примеру многих других лжепророков ходить да побираться, выдавая в обмен заумные мудрые изречения да фиглярские уловки. Народ и впрямь верил, что он настоящие чудеса вершит, да ведь, знамо дело, невежи всему верят. Вот и тогда шедший вместе с ним в ту минуту народ громко кричал, что он только что исцелил паралитика; да только один в толпе, ученый книжник, вовсе того не кричал, а молча качал головой с вовсе не дружелюбным выражением на лице.

Книжники — народ такой, что от них лучше держаться подальше, люди довольно влиятельные, если часом невзлюбят кого, много зла могут причинить. Живут при священниках, а те слушают их толкования Закона. Обычно они из секты фарисеев, с которой их сближает педантичное соблюдение обрядности. Много веков назад во времена вавилонского изгнания книжники хранили литературное религиозное наследие израильтян и передавали его ученикам из поколения в поколение до тех пор, пока опять же в их кругах, то ли пять, то ли шесть веков назад, не записали Закон на бумаге. Так они стали официальными хранителями древних отцовских традиций, и кое-кто из них стал членом законодательного и религиозного собрания Израиля — синедриона. По крайней мере теоретически они могут быть выходцами из любых общественных слоев, возвысившись благодаря учению, как это бывает в основном у фарисеев, прослойка богословов делится на семь школ, главенствуют среди которых две: школа Гиллеля, она проповедует милосердие, и школа Шаммая, та презирает не фарисеев. Еще одна кучка власть предержащих, можно даже сказать самых могущественных, — саддукеи. Они объявили себя потомками древнего великого жреца Садока. Это израильские аристократы, и по праву рождения входят в священническую касту; но интересуются они больше политикой, чем религией; и вправду, в отличие от фарисеев, они не верят в жизнь после смерти. Как я узнал от учеников, за короткое время Учитель встал супротив всех трех кучек.

И вот тот книжник, остановившись прямо напротив меня, повернулся к Иисусу с его учениками и давай кричать во весь голос: «Богохульство! Этот грешник сказал паралитику “да простятся тебе грехи твои”. Богохульство! Он, простолюдин, ставит себя наравне с Всевышним.» Я, выказывая полное согласие, угодливо улыбнулся. Тогда Учитель вышел из толпы и подошел к нам. Я-то думал, что он намерен лаяться с книжником, но он на него и не взглянул, а подошел поближе и поглядел мне в глаза. «Как же так? — беспокойно подумал я. — На того, кто при всем честном народе набросился на него, он не серчает, а на меня за одну только улыбку взъелся?!» Да только корить он меня вовсе не стал; а приказал мне мягким голосом: «Матфей, пойдем со мной». Так вот, у меня все никак в голове не укладывается, у меня, делового человека, привыкшего отдавать приказы, не хватило духа не повиноваться: сердце мое рассудило лучше него, и почки мои испытали огромный восторг7. Поскольку почти подошло время обеда, я, воодушевленный и счастливый, поручил своему помощнику сидеть в налоговой лавке и пригласил Иисуса с учениками к себе домой тут неподалеку.

Когда мы сидели за столом под навесом моего жилища, пришло несколько гостей из торговцев на площади, они снабжали местную римскую центурию и поэтому считались, как и мы, мытари, предателями и грешниками, которым нет прощения. Я давно привык принимать их за вознаграждение: мой дом выходил на площадь и из-под навеса они могли приглядывать за своими лавками в перерыве во время обеда. Как правило обеды у меня всегда были обильными, как у всех зажиточных людей в отличие от малоимущих, которые только за ужином едят более сытную еду. Большие застолья — одна из самых приятных вещей жизни, и, по правде говоря, теперь мне их не хватает. В тот день на столе тоже стояли среди прочего хорошая говядина и баранина, бурдюки отличного вина; не то, что там, где столуются всей гурьбой, где дорогого мяса почти никогда не увидишь, а только хлеб, рыбу, зелень, супы, молоко да сыр, и где вино пьют помаленьку. Иисус с учениками пришел в город после долгого и тяжкого пути, они устали и проголодались; так что, как только уселись на циновки, воздали обеду по заслугам. Но вскоре нас прервал тот же книжник, он кое с кем из своих сторонников проходил мимо моего дома, Учитель считает, что проходил специально: «А, вот он опять», — сказал нам Учитель, слегка улыбнувшись, как только увидел книжника. Книжник, как только поравнялся с нами, воскликнул, а на нас не глядел и спешил пройти мимо: «Как же так, он есть и пьет в компании мытарей и других грешников?!»  А Иисус, вновь посерьезнев, ему вслед: «Не здоровым нужен врач, а больным! Не праведным, а грешникам нужно милосердие! Выучите, что говорит изречение из Книги: Ибо Я милости хочу, а не жертвы8; и я пришел не к праведникам взывать, а к грешникам. Лекарство есть дух Всевышнего, который несет прощение и указывает дорогу к добру, отсекает у растения злые побеги, выпрямляет покривившееся древо, надрезает и освобождает от болезнетворных жидкостей». Те противные рожи в открытую завозмущались, и пока они удалялись, до нас донеслось: «Выставляет себя посланником Всевышнего! Богохульство!»; и, шагая дальше, нашептывали друг дружке что-то на ухо и то один, то другой украдкой оборачивались и сердито смотрели на нас: я не сумел расслышать недобрых угроз, которые они наверняка произносили.

Так предначертал Всевышний, что пообедать тогда спокойно не получилось. Вскоре подошли к моему навесу несколько особо ревностных учеников пророка Иоанна, которого называли Крестителем, истовые блюстители Закона, которые, по слухам, к тому времени сколотили свою братию. Я их сразу узнал, их и впрямь в городе все хорошо знали, все-то и ходят да цепляются ко всем из-за пустяков. Им, наверное, кто-то рассказал о моем приглашении. К нам они тоже придрались из-за обеда: «Да как же! — стали они корить Иисуса словами одного из них и буравили нас злющими взглядами. — В эти святые дни мы набожнейше постимся, а твои ученики не постятся?!» Что до меня, я бы просто крикнул тому дураку с его приятелями: «Да занимайтесь вы своими делами, дурачье поганое!», но Учитель спокойно улыбнулся и кротко ответил: «Быть не может, что приглашенные на свадьбу сидят в трауре, пока жених с ними. Будут поститься, когда жениха от них заберут. Кто когда ставит заплату на ветхое платье?! Ваши обычаи как уже прохудившееся платье. Начни его латать новой заплатой, и еще больше дыра прорвется. Да и вино молодое в старые и уж потертые бурдюки не льют, а то они порвутся из-за застаревшего брожения, придется их выбрасывать и вино выливать. А молодое-то вино льют в новые крепкие бурдюки, тогда и старые останутся целы». «В Законе ничего подобного не писано!» — жестко отозвался один из приставал. Ушли они со страшным негодованием на физиономиях.

Мы позднее обсудили слова Иисуса и заключили, что да, он высказывает новые идеи, но старые тоже не заслуживают, чтобы их совсем отбрасывали. А вот все еще мы спрашиваем себя, что означает, что жениха от приглашенных однажды заберут. Иисус себя имел в виду? Он думает пуститься в путь один? Женится и бросит нас? Что же он хоть нам-то прямо не скажет?!

Бестолково же я рассуждал в мои первые часы ученичества! Обед у нас был в самом разгаре, как прибежал глава капернаумской синагоги Иаир, упал на колени у Учителя за спиной и проговорил ему, запыхавшись, склонив голову и сложив руки: «Моя дочь умирает, но, если ты придешь и возложишь не нее свою руку, она будет жить». Сдается мне, что до него дошла весть об излечении паралитика. Но прямо в тот же момент прибежал его слуга и закричал, и в самом деле совсем не пощадив чувств: «Она умерла!» Иаир вскочил на ноги и испустил вопль; но, вспомнив о своей высокой должности, тут же взял себя в руки и… сказал Иисусу такое, что мне показалось уж вовсе глупостью: «Если ты пожелаешь, она оживет!» Возвратить жизнь есть нечто гораздо большее, чем излечить больного: я подумал, что Учитель наверняка оказался в страшно затруднительном положении. А он спокойно встал из-за стола и пошел вместе с Иаиром; а мы за ним, нам сильно любопытно. И вот еще. Пока шли, одна женщина, которая, все знали, двенадцать лет страдала от беспрестанного кровотечения из матки, и поэтому на богослужения церковная община ее не пускала, потому что нечиста как все женщины во время менструации, она приблизилась к нему сзади, протолкавшись через идущую за ним толпу, и тронула его за накидку. Равви, не обернувшись, спросил, но в лице его никакого допроса не было: «Кто ко мне прикоснулся?» Должно быть, уже заметил несчастную. Потом обернулся и просто сказал ей: «Смелее, дочь моя, твоя вера исцелила тебя»; и она и вправду выздоровела: «Да, перестало!» — с великой радостью воскликнула она. «Пойди сразу же помойся, — посоветовал ей Учитель, — а потом сходи к женатому священнику, да не вдовцу, пусть его жена осмотрит тебя, и пусть он объявит всенародно, что ты чиста, и допустит тебя к молитве в храме». Через добрых полчаса мы дошли до дома главы синагоги, стоял дом довольно далеко. К моему сожалению Иисус взял с собой в дом только Симона, Иакова и Иоанна и, входя, он сказал нам остальным подождать его на заднем дворе перед служебной дверью; поэтому все, что случилось в доме мне рассказали потом те соученики, когда вышли. Учитель увидел в доме флейтистов, которых только что позвали, чтобы они аккомпанировали погребальным молитвам, услышал, как они по обычаю громко и скорбно причитают, и приказал им: «Выйдите, ведь девочка жива, она всего лишь спит». А те, народ к трауру привычный и вовсе не сочувствующий, кроме как за плату, стали над ним насмехаться: «Великий целитель пожаловал!»; «…глянь-ка, ну и дуралей!»; «На лету во всем разбирается, а? Башковитый мужик!» Тут вмешался Иаир и непочтительно вытолкал вон этих мужланов, да и свою родню со слугами в придачу, те сгрудились вокруг Иисуса и создалась толкотня; потом он снова взмолился к нему, чтобы он воскресил его дочь, девчонке, как мне сказали, с виду было лет двенадцать. Учитель, не теряя времени, взял руку усопшей в свои ладони, приказал ей встать, и… она встала! Он приказал принести ей поесть и сразу же, даже не остановившись, чтобы хотя бы выслушать благодарности и хвалу Иаира, вышел через заднюю дверь, которая выходила к огородам и где мы ждали его. Я, когда узнал, что девочка снова жива, был потрясен. Весть о случае в доме вмиг разнеслась по городу, хотя наш равви, как я давно понял, не желает восторгов жадной всего лишь до сенсаций толпы; хотя Учитель скромно прошел задним двором, его заметил поводырь двух слепцов и сразу же устремился за нами вместе со своими слепцами, которые стали оглушительно взывать: «Сын Давидов, сжалься над нами!» так, что весь народ сбежался. Когда мы опять садились за стол в моем доме, — а толпа все также назойливо увязалась за нами — слепые наконец осмелились приблизиться. Учитель спросил их: «Думаете, что я могу вылечить вас?» Те в голос ему ответили: «Да, Господи»; а Иисус: «Так будь по вашей вере», и они прозрели. Потом он попросил толпу разойтись, а слепцам велел не болтать направо и налево о прозрении, но они еще совсем недалеко отошли, а уже рассказывали во все горло новость всем, кто им встречался. Так подошли другие люди и, не дав нам продолжить едва возобновленный обед, предъявили Иисусу бесноватого немого; и Учитель снова сжалился и изгнал беса немоты, и вернул бедняге дар слова; но несколько фарисеев-шамаитов — они подходили шпионить — разнесли слух около дома, что Иисусу помог черт: портят праздник еще одни, шамаиты, поборники строгости! И вот ученик Симон Бар-Иона здорово разозлился из-за того, что напали на Учителя, а к тому же, наверное, из-за того, что был голоден и хотел дообедать спокойно, а парень он был крепкий и всегда носил с собой длинную палку, чтобы усмирять толпу, и запальчиво спросил Иисуса, ни стоит ли ему «отходить всех дубинкой по их окаянным спинам». Учитель унял его: «Только и добьешься, что посадят тебя за решетку да высекут за драку, а клевете конца не положишь; более того, скажут, что это их черт поколотил за то, что они были правы: нет, Симон, не побоями грешников обращают». Наконец-то мы спокойно отобедали; равви сразу же объявил своим ученикам, что они покинут город на следующий день, и я сделал выбор, не сходя с места, пойти с ним, поручить моим родственникам управлять домом и заботиться о моей жене. Я взял с собой часть денег, которые у меня были в доме, чтобы внести их на нужды нашей братии. Моя жена почти закричала на меня: «Этот колдун околдовал тебя, чтобы сделать своим слугой, и чтобы ты отдал ему наши деньги! Все эти слепцы да паралитики его сообщники; да мертвая девка еще… ох, ну и остолоп же ты! Иаир со своей семьей подыгрывал, ты что, не понял?! А иначе почему этот плут не захотел, чтобы ты в дом входил, а?» Я думаю, что до знакомства с Учителем я поколотил бы ее, но встреча с Иисусом смягчила мой нрав, и так, я просто не ответил Саре, а вышел из дома, и даже дверью не хлопнул. Мы с моей женой давным-давно уже не в ладах были, я даже подумывал развестись с ней; а помимо этого, Сара — бесплодная юдоль, даже сына мне не дала; но теперь, когда ушел я, прогонять ее нет нужды. Я присоединился к Учителю с его учениками в доме братьев-рыбаков Симона и Андрея, где все остановились. На следующее утро мы отправились в путь.

Мне кое-что рассказали о родственниках Иисуса. Мой соученик Иаков Бар-Клеопа сказал мне, что сам он Учителю родня: зародился он в чреве Марии, жены Клеопы, который приходился родней покойному Иосифу из Назарета, отцу Учителя. Он добавил, что у Клеопы с Марией родился еще один сын, Иосиф младший, который в отличие от Иакова предпочел не ходить за равви, а живет в Назарете и заправляет мастерской, которая раньше принадлежала Иисусу, а до него его отцу Иосифу старшему. Другие родственники Иисуса — Симон и Иуда, сыновья Фаддея и Исмерии, которая приходится родней Анне, маме Марии из Назарета, и потому она родня и Учителю. Иуда Бар-Фаддей тоже ученик Иисуса, а вот Симон, сказали мне, как и молодой Иосиф Бар-Клеопа, вовсе не поддался чарам Учителя, и оба они считают его сумасбродом и судачат о нем.

Мы исходили города и деревни. Вчера равви исцелил некую Марию, в чреве которой обитало семь похотливых бесов, оттого ей каждодневно приходилось совокупляться с кучей мужиков и все ей не хватало. Муж развелся с ней, но, зная, что в ней черт сидит, из жалости не потребовал приговорить ее к смерти за прелюбодейство, а прогнал ее в тайне. Она вела бродячую жизнь, перебиваясь подаяниями от мужчин, с которыми грешила, и пользовалась дурной славой. Вчера она предстала пред Иисусом неожиданно, когда мы ужинали. Учитель сидел с несколькими учениками под навесом в доме некоего Симона, фарисея-шамаита, который пригласил его к себе с согласия членов своей секты, чтобы лучше понять, что Учитель о них думает, и сразу же понял его очень хорошо: Иисус, отвечая на конкретный вопрос хозяина дома, без колебаний ответил ему: «Вы считаете себя святошами, потому что придерживаетесь религиозной обрядности, и по-вашему любой не фарисей — грешник, вы называете их живущими на земле, потому что говорите, что только вы воскреснете, а все остальные так и будут лежать в могилах вечным сном9; а я говорю вам, что раскаявшийся грешник гораздо выше вас, не кающихся, и что преисподняя будет ждать вас вечно, если не начнете думать иначе».

Наш равви никогда не сомневается в своих словах. Я ни разу не слышал, чтобы он проповедовал или укорял, начиная со слов «может быть» или «кажется мне», которые в народе употребляют часто. Он ни в чем не порочен, не боится осуждения или реакции тех, кого клеймит, мысль его тверда, а учение его настолько высоко, что невозможно добросовестному человеку удивиться его убеждениям и силе его слова.

Прямо в тот момент грешница, которая должно быть видела, как он вошел, пролезла и бросилась на колени перед Учителем, окропив ему ноги слезами. Вытерла ноги своими же волосами и давай смазывать их душистым маслом, которое принесла с собой. На лице фарисея Симона появилось выражение отвращения: для него эта женщина была одной из самых дурных на земле. Он что-то прошептал на ухо двум книжниками из своей секты, которые сидели на циновках по бокам от него. Те взглянули на Иисуса и покачали головами. Как он потом объяснил, должно быть подумали, что он не умеет отличить грешницу от порядочной женщины, а потому учителем он слывет незаслуженно. Наш равви сурово обратился к нему: «Симон, посмотри внимательно на эту женщину. Я к тебе в гости пришел, а ты из презрения ко мне не подал мне как водится воды ноги помыть и тряпицы вытереть их; она же вымыла мне ноги слезами и вытерла волосами, то есть от всей души. Еще меньше ты позаботился приказать слугам смазать мне волосы душистым маслом, она же смазала мне ноги духами со всеми их благовониями, которые купила специально для меня. Поскольку любовь ее велика, прощаются ей все ее грехи и освобождается она от бесов неуемной страсти. А вот тому, кто любит мало, мало и прощается». И он улыбнулся и обратился к женщине: «Мария, грехи твои прощаются тебе. За твою веру ты спасена. Ступай с миром». Те ханжи с нами за столом, естественно, завозмущались: «Это кем он себя выставляет, грехи отпускать?» — молвил один из них, сидевший рядом с хозяином дома; «Уж не считает ли себя самим Всевышним этот грешник?!» — произнес второй, сидевший поближе к нашему равви; «Богохульство! Богохульство!» — стали многие поддакивать. Хозяин довольно грубо выпроводил вон Иисуса, нас и женщину: слуги вытолкали нас, и мы оказались на улице. А Мария та, как только мы вышли, совершенно спокойно, будто не перенесла только что оскорблений и тычков, поцеловала Иисусу руки и спросила, можно ли ей пойти с ним. Иисус ответил ей, тоже очень спокойно в отличие от нас: «Женщинам еще слишком рано, но через год можешь присоединиться ко мне в Капернауме, если у тебя еще будет желание».

Почти весь народ веками верит в пришествие Мессии Всевышнего. Уже только саддукеи да фарисеи, приближенные к храму и к синедриону, со своими последователями принимают священническое положение, по которому небеса10 поддерживают Израиль, только если он придерживается Моисеевых заповедей буквально, заставить соблюдать которые с абсолютной строгостью является долгом священников вплоть до непримиримости, это положение, по которому сами священники стоят во главе Израиля. Все остальные придерживаются более мессианского положения, по которому Всевышний в свое время заключил договор с царем Давидом, пообещав ему оберегать его потомков до порождения последнего, самого великого и самого великодушного из царей, Мессии. Многие полагают, что именно наш равви и есть помазанник, обещанный писаниями, царь, который поведет Израиль ко владычеству всем светом и создаст всесветно бескрайнее царство мира, и я тоже так думаю. Вот почему те двое слепцов называли его сыном Давидовым и Господом. Но до победы сделать еще надо много; вчера он нам сказал: «Велика жатвенная нива, да работников мало. А потому молитесь хозяину нивы, чтобы послал работников». Скорее всего он хотел дать нам понять, что войска, чтобы завоевать власть, у нас еще нет. Вот мы и молились. Иисус сделает нас своими министрами? Вот повышение-то было бы, из презренного мытаря да в царские министры! Представляю себе, какую обморочную рожу состроила бы моя жена, буйная дура, если бы узнала! Узнала бы от других, знамо дело, я-то ее уж впрямь с собой не оставил бы, эту заносчивую бестолочь. Когда я стал говорить с другими учениками о завоевании царства и о нашем назначении министрами, на их лицах появились очень довольные улыбки; но не у всех, на лице Иоанна улыбка не появилась; более того, юнец взглянул на нас с некоторым снисхождением, а потом сказал: «Учитель завоевывает мирным путем». Странный парень, скажу я вам; в его возрасте, к тому же, не пристало бы ему позволять себе так смотреть на нас!

Часть вторая

Равви с несколькими из нас в Иерусалиме, молятся в храме. Воспользуюсь случаем, чтобы записать, как я сам обещал себе, предыдущие деяния и всенародные речения Иисуса Бар-Иосифа так, как мне пересказали их мои соученики.

Раз мы с ним из одного села11, я знал, что до двадцати трех лет он помогал отцу Иосифу из Вифлеема, строителю12. Оттого, что работы в маленьком Назарете было очень мало, большую часть своих заказов он выполнял в Сепфорисе, в полутора часах ходьбы от Назарета, город тот римляне, еще когда завоевывали нашу землю, разрушили, но четверть века назад тетрарх Галилеи Ирод Антипа решил его восстановить по греко-романским архитектурным нормам, и дал ремесленникам много работы. Сегодня это большой город, и продолжает расти, там театр на шесть тысяч мест, исходная точка всей культуры Галилеи, мастерские, магазины, общественные здания, кредитные лавки, бани для омовения для евреев, термы для патрициев. Поскольку в Сепфорисе больше всего говорят по-гречески, Иисус выучил этот язык хорошо13.

Мне сказали, что Учитель начал свою общественную деятельность в тридцать три года, лет через тридцать после смерти царя Ирода14, на пятнадцатый год царствования Тиберия-Цезаря15 и на третий год после назначения Понтия Пилата правителем Иудеи16. Он бросил свое занятие десять лет назад после смерти своего отца. Когда он молился Всевышнему, чем занимался он постоянно, он услышал в своем сердце глас Божий, который приказывал ему оставить Назарет и идти в Иерусалим, чтобы повысить свою ученость. Так, он поручил заботиться о матери Марии и управлять мастерской Иуде Бар-Фаддею и Иосифу с Иаковом Бар-Клеопе, они уже были подмастерьями у его отца. Десяток лет он учился в священном городе в знаменитой фарисейской школе, которую основал равви Гиллель, который, как известно, проповедует не только не делать никому зла, а к тому же делать ближнему как можно больше добра, за исключением, естественно, врагов, а в их числе самаритян и римских оккупантов17.

Примерно полгода назад, вдохновленный иными идеями, Иисус присоединился к братии пророка Иоанна по прозвищу Креститель, который бросил свой скит в пустыне и стал проповедовать всенародно, и тот сотворил над ним покаянное крещение. Иоанн крестит на манер ессеев из Кумрана около Мертвого моря, у которых он побывал в ранней молодости, хотя уже не входит в их братство из-за всяких расхождений во взглядах, прежде всего из-за того, когда придет Мессия и кто он будет таков: по мнению ессеев придут даже три помазанника: священник, царь и пророк, а не как всегда считали, что будет только один Мессия. Помимо прочего, разгорелись жесткие споры из-за того, кого считать праведником: по мнению кумранитов главное входить в состав секты, а если не состоишь в секте, будь ты хоть благородных кровей, а все равно сын зла. Фанатики! В целом, обычаи у них крайне строгие вплоть до безжалостности, а все же диковинные; например, тому, кто вступает в секту, запрещают жениться, в отличие от обычаев в Израиле, где все мужчины женятся как правило до двадцати лет; и хоть и правда, что в Кумране могут принять в секту и уже женатых, все-таки их считают менее благородными, нежели других. А к тому же, тех, у кого имеются физические недостатки, ессеи считают грешниками или сыновьями грешников, и только за это чают людьми коварными: в этом ессеи придерживаются религиозной традиции, доведенной до крайности, которую сохранили фарисеи-книжники: такое отношение противно подходу нашего равви и Иоанна, которые в этом случае отказались от таких обычаев и не видят в физических недостатках и в хвори печатей греха. Короче, учение и обряды ессеев ведут к крайностям в нормах физической чистоты, которые соблюдают фарисеи и которые в свою очередь идут по стопам тех иудеев, которые вот уже много веков как удалились от остального народа в протест против господства чужеземного царя Антиоха-Эпифана и его преемников; но по мнению кумранитов фарисеи все равно прокляты небесами, потому что, дескать, те недостаточно строги, а кроме того, претендуют управлять народом при помощи своей морали, а не сидят гордо в сторонке как сами ессеи; и подумать только, что Иисус наоборот бранит некоторых фарисеев как раз по обратной причине, считая их слишком формальными и не питающими любви к ближнему! Да, есть огромная разница между любящим Иисусом и этими ненавидящими всех ессеями. Что до Иоанна, мне кажется, что он стоит где-то посредине, потому как безгрешен и жаждет справедливости, как и наш Учитель, но чуток не так милосерден к грешникам, которых все же считает заслуживающими прощения, если они покаются. Как Иисус рассказал моим соученикам, кумраниты, в отличие от всех нас евреев, которые устраивают ужин в память об освобождении нашего народа от египетского рабства только на Пасху, собираются на торжественный ужин с благословением хлеба и вина каждый день. К тому же у ессеев-кумранитов, которые в этом случае блюдут древние обычаи, по которым в каждой религиозной группе равви собирает вокруг себя двенадцать советников-сотрудников, помощников у великого учителя именно двенадцать: как двенадцать племен Израиля, если не считать племени Левия, который в отличие от других не был наделен в свое время землями в управление, а взамен получил священнический сан. К тому же ессеи верят в предопределение, в отличие от Иисуса и от Иоанна, которые призывают прикладывать старание и бранят того, кто не любит ближнего. Нелепо верить, что ты предуготовлен! Какие заслуги тогда будут у того, кто любит, какая вина будет у того, кто ненавидит? По мнению ессеев, представьте себе, заслуга, а также знак их божественного предначертания быть спасенными, есть любить один другого только строго в их кругу и ненавидеть также строго всех тех, кто не с ними; средь всяких проклятий не ессеям, которых считают порождениями беса, они произносят даже вот что: «Когда ты возопишь в небу, да не будь у Бога жалости к тебе, да не прости он тебя, изгладив злодеяния твои». В речах и в писаниях они используют выражения «сыны света» и «сыны тьмы», и хоть и верно, что речь идет о символических выражениях, которые имеются во всех культурах, как я уже узнал из текстов, которые в прошлом собрал в свою домашнюю библиотеку, совсем по иному истолковывает секта эти слова по сравнению с нами: по разумению ессеев все, кроме них самих, — «сыны тьмы», то есть и последователи Иоанна тоже, а также мы, ученики Иисуса, а мы в отличие от них считаем «сыном тьмы» не всякого, кто входит в другие группы, а только того, кто поистине творит зло; да что говорить, для этих фанатиков значение имеет лишь принадлежность, а не намерения сердца добрые или злые. Иоанн в отличие от своих старых сотоварищей из Кумрана вовсе не ждет в конце Дня ненависти, когда все не ессеи будут истреблены Всевышним, и не проклинает грешников, а только ругает их, правда крепко, к какому бы слою они ни принадлежали, и зовет их покаяться и проявить это через крещение. И наконец секта ессеев в отличие от нас и от последователей Крестителя занимается предсказаниями, астрологией и колдовством: Иисус узнал от Иоанна и передал моим соученикам, что у ессеев хранятся в числе текстов в их огромной библиотеке в Кумране пресловутые сочинения гадательно-колдовского характера «Песнь царю Ионафану», «Предсказания по грозе», «Заклинание против злых духов на талисман», «Физиогномический гороскоп», «Грядет эпоха света» и даже книга «Он любил свои телесные выделения»!18 Однако от ессеев Иоанн сохранил их строгость существования, ограничивая себя во всем в жизни, более того, Креститель даже строже них, поскольку в его питании укоренился запрет Моисея принимать в пищу кровь вплоть до того, что он отказался от мяса животных, даже если они были заколоты так, что дарованные Всевышним жизнетворные соки высвободились: он ест саранчу, чистейшую пищу согласно Левиту, потому что она бескровна. Кое-кто говорит, что саранча даже приятна на вкус, особенно жареная; может оно и так, я ни разу не осмелился взять ее в рот и постараюсь не есть, потому как, по правде говоря, мне она довольно противна.

Вот этот родич Иоанн и окрестил Иисуса в реке Иордан в момент большого наплыва народа: мне рассказали об этом Иуда из Кириафа, Андрей и юный Иоанн, они тоже тогда были учениками Иоанна. За минуту до крещения нежданно для всех Креститель обернулся к нашему равви и громко произнес: «Ты ни разу не согрешил! Тебе не нужна покаянная вода. Мне надо бы, чтобы ты меня окрестил, а ты наоборот ко мне пришел?!» Крещение состоялось лишь потому, что Иисус настоял: «Пусть пока будет так, ибо нам надо сделать все по справедливости». По мнению Андрея под «справедливостью» он имел в виду «соблюдение предначертаний Всевышнего»: он полагает, что это крещение стало для Учителя как помазание в Мессии. Он даже говорит, что услышал у себя в голове, а вместе с ним Креститель и все стоявшие вокруг, как сошел зычный голос, будто говорили с неба, как когда слетает с высей голубка и садится на землю, который произнес слова пророка Исайи: «То есть мой сын возлюбленный, которому я благоволю»19. Родственник Иисуса произнес услышанное так, что его слова эхом присоединились к словам, звучавшим у всех в головах. «Вот почему, — сказал мне Андрей, — когда намного позднее Иисус позвал меня с собой своим учеником, я присоединился к нему вместе с моим родственником Симоном». «Я тоже», — подключился младой Иоанн. Да, я думаю, что Иисус — обещанный Помазанник, царь, который освободит Израиль и поведет наш народ на завоевание земель. Иуда из Кириафа в этом уверен: по некоторым его словам я предполагаю, что он надеется стать первым министром нового царства. У молодого Иоанна свое мнение о крещении Иисуса, и я согласен с ним: «Да, — сказал он мне, — возможно крещение было помазанием, но была и иная цель — показать всему свету скромность нашего Учителя: вот-де Мессия, сполна наделенный изумительной скромностью». За всю историю Израиля царя скромного и кроткого никогда не видели. Это было бы великолепно.

Сегодня утром я узнал от Андрея, что Креститель — сын некоего Захарии и некоей Елисаветы, дочери покойной Искерии, которая была близкой родней матери Марии, мамы нашего Учителя; то есть он в свою очередь близкий родственник Иоанна Бар-Захарии. Рассказывают, что Елисавета зачала дитя уже в глубокой старости, лет сорока, она была замужем больше двадцати пяти лет и до пророка Иоанна никаких детей у нее не было; и что забеременела она лишь чудом Господним. Кое-кто, но не мы, ученики, считают, что Мессия не Иисус, а вот этот его родственник: меньше, чем за год общественной деятельности Креститель приобрел великую славу в народе. Говорят, что человек он властный, со всей духовной силой, присущей настоящему царю, хотя и носит ветхие верблюжьи шкуры, перевязанные дешевой кожаной подвязью: вроде бы он носит их, чтобы показать, что он больше не ессей, потому как по мнению этой секты речь идет о нечистом одеянии. Иуда, Андрей и юный Иоанн говорят, что однажды, до того, как Иисус примкнул к иоаннову движению, его родич крестил в Вифании и увидел, как подходят к Иордану надменные саддукеи и напыщенные фарисеи-книжники, лицо его стало синюшным, и он давай взахлеб костерить их, хоть люди они были очень влиятельные: «Змеи подколодные! Да кто надоумил вас бежать от неминуемого гнева Всевышнего? Соберите-ка лучше плоды покаяния и не думайте, что говорите истину, когда заявляете: “Авраам — отец наш”. Говорю вам, что Всевышний может породить сыновей Авраамовых вот из этих камней. Уже лежит топор возле корней деревьев, и все деревья, которые не дают плодов, будут срублены и брошены в огонь!» Они не смутились и с насмешкой спросили у него, когда подошли: «Ты что же это крестишь? Ты мессия что ли или Илия вернулся на землю, или какой другой пророк? Отвечай, чтобы мы смогли передать твой ответ тому, кто нас прислал». Тогда Иоанн сделал вид, что не уловил иронии, унял гонор и процедил: «Я всего лишь глас того, кто кричит в пустыне “готовьте пути Господни, как предвещал Исаия…”» «…но как же так ты крестишь, раз ты ни мессия, ни Илия, ни пророк? Ты как смеешь?!» — ответили они ему с презрением. Лицо у Крестителя опять вмиг побагровело, и он заорал, брызгая на них слюной: «Я крещу водой в знак покаяния, но тот, кто придет после меня, и кто был до меня, он уже среди вас, и он могущественнее меня: я не заслуживаю даже сандалий его носить или даже шнурки ему завязывать20. Я пришел крестить водой лишь затем, чтобы узнали его имя. Он будет крестить руахом21, дуновением Всевышнего, и его огнем. В руке у него сито, и с ним он пройдется по своему гумну, соберет зерно в житницу, а мякину сожжет в неугасимом пламени!» Те субъекты ушли, шипя скрытые угрозы: «Доложим, доложим: уж будь уверен, что доложим прямо так, как ты сказал». Мне казалось ясным, что Иоанн имел в виду, что настоящий Мессия — наш Учитель, но я спросил себя, что именно означает огонь: что, того, кто не примкнет к Царю-помазаннику, сожгут на костре? И отчего огонь и при добросердечном крещении? Крестимый обожжется? Я поговорил об этом с соучениками. «Нет, Матфей, — объяснил юный Иоанн, — не обожжется: в тех же Писаниях Всевышнего сравнивают с огнем, который освещает и согревает, и огонь при крещении есть, конечно же, символ его горячей любви». Он прав, сравнение имеется в Исходе, во Второзаконии и в Иезекиле: этот юноша просвещен больше, чем я думал! В любом случае, ясно, что для врагов речь идет вовсе не о добром пламени; эн, нет; вовсе нет.

После крещения наш Учитель, мучаясь от голода, удалился в пустыню размышлять и молиться. Ученики не смогли точно вспомнить на сколько дней, но сказали мне, что на довольно много, так что можно сказать, как принято выражаться, на сорок дней, также как заведено говорить «сорок лет», когда говоришь об очень долгом периоде, когда Израиль скитался по пустыне от побега из Египта до завоевания наших земель. Ясно одно, питаясь саранчой, дикими яблоками да кореньями, к тому же только после захода солнца22