Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Азбука
- Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
- Serie: The Big Book
- Sprache: Russisch
- Veröffentlichungsjahr: 2021
Земля стала полем боя для двух инопланетных цивилизаций, и человечество не уцелело в этой войне. А теперь не только летательные аппараты чудовищных горгонцев и сверхтехнологичные штурмовые отряды сайферов угрожают последнему бастиону людей. Кажется, сама вселенная ополчилась против горстки выживших, которые один за другим, не выдержав отчаяния, сводят счеты с жизнью или превращаются в «серых людей», лишившихся всего человеческого. Но однажды во главе смельчаков встает подросток по имени Этан, который в разразившемся апокалипсисе потерял память, зато обнаружил в себе непостижимые способности, дающие земной цивилизации последний шанс на спасение.
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 712
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Robert McCammonTHE BORDERCopyright © 2015 by The McCammon CorporationAll rights reserved
Публикуется с разрешения автора и его литературных агентов, Donald Maass Literary Agency (США) при содействии Агентства Александра Корженевского (Россия).
Перевод с английского Виктории Яковлевой
Оформление обложки Ильи Кучмы
Маккаммон Р.
Граница : роман / Роберт Маккаммон ; пер. с англ. В. Яковлевой. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2021. — (The Big Book).
ISBN 978-5-389-20348-8
16+
Земля стала полем боя для двух инопланетных цивилизаций, и человечество не уцелело в этой войне. А теперь не только летательные аппараты чудовищных горгонцев и сверхтехнологичные штурмовые отряды сайферов угрожают последнему бастиону людей. Кажется, сама вселенная ополчилась против горстки выживших, которые один за другим, не выдержав отчаяния, сводят счеты с жизнью или превращаются в «серых людей», лишившихся всего человеческого.
Но однажды во главе смельчаков встает подросток по имени Этан, который в разразившемся апокалипсисе потерял память, зато обнаружил в себе непостижимые способности, дающие земной цивилизации последний шанс на спасение.
© В. Г. Яковлева, перевод, 2021
© Издание на русском языке, оформление.ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2021Издательство АЗБУКА®
Моему дяде Карлосу посвящается
Глава 1
Бегущий мальчишка очутился прямо под дождем.
На него неожиданно обрушился ливень жалящих капель. Несколько секунд — и свирепый шквал превратился в настоящую бурю: казалось, в тело впиваются сотни горячих иголок. Оглянувшись на бегу, мальчишка разглядел сквозь подвижную пелену дождя вздымающиеся вдали к небу горные вершины. В отравленный воздух взлетали огромные, величиной с дом, обломки скал, падали на землю и разлетались на множество кувыркающихся в воздухе осколков. Над вершинами то и дело сверкали синие, как электрические искры, молнии, способные и в самом смелом сердце поселить жуткий страх, а человек слабый давно бы упал на колени.
Мальчишка продолжал бежать сквозь дождь.
Перед ним раскинулось широкое, без конца и края, поле. Совершенно бесплодное и пустое. Земля превратилась в сплошную грязь, в которой вязли ноги. На ногах были кроссовки, некогда белые. Он не помнил, откуда они взялись и когда он их надел. Не помнил, откуда взялись и грязные джинсы, и не менее грязная темно-красная рубаха с оторванным правым рукавом. Да и вообще он мало чего помнил.
Он знал только одно: надо бежать. Бежать и надеяться, что сегодня он останется в живых.
Да, память его была похожа на бьющийся на ветру флаг, изорванный в клочья, но он прекрасно помнил, что же оставил у себя за спиной. Он помнил, что находится в штате Колорадо. Он понимал, почему эти горы, древние, как само время, разлетаются сейчас на куски с острыми краями. Понимал, что означают эти синие молнии и почему скоро появятся выбросы ярко-красного пламени, рвущегося к разъяренному небу. Там идет война. Противники нашли еще один участок границы, за который надо драться. И все, что находится между ними, будет уничтожено.
Он бежал, тяжело дыша жарким и влажным воздухом, насквозь промокший от пота и хлещущего дождя, который только усиливался.
Ноги его окончательно увязли в грязи. Грязь липла к обуви, он стал чаще спотыкаться, пока наконец не упал прямо ей в объятия. Липкая и горячая грязь залепила ему лицо и ноздри. Весь черный, он с трудом приподнялся на колени. Сквозь завесу дождя он разглядел с обеих сторон от себя, слева и справа бескрайнего поля какое-то движение и понял, что одна из армий продвигается вперед.
Мальчишка снова распластался в грязи. Он лежал как мертвец, только сердце бешено колотилось в груди, заходясь от жуткого страха. Хотелось полностью скрыться под слоем грязи, погрузиться в нее с головой и тем самым защититься от надвигающейся опасности; он свернулся калачиком и лежал не двигаясь, как только что родившееся дитя, потрясенное открывшимся перед ним новым миром.
Он и раньше их видел. Да-да, где-то он уже видел их. Но разум отказывался служить ему. Видно, столкнулся с чем-то таким, что наполовину отшибло ему мозги, и приходилось вслепую нащупывать хоть что-нибудь в памяти. Слева и справа он видел размытые пятна фигур, они двигались по полю, как вихри серого дыма, словно бесформенные, но смертоносные призраки.
Он лежал неподвижно, вцепившись пальцами в землю, словно боялся, что его сейчас зашвырнут в небытие.
Вдруг он увидел, что одно из пятен остановилось и приняло более четкие очертания; фигура застыла всего в нескольких футах слева, пристально глядя прямо на него.
Мальчику ничего не оставалось, как тоже смотреть, обратив в его сторону заляпанное грязью лицо. Здесь ему нечем было защититься. Нигде он не мог найти защиты. Синие глаза мальчишки смотрели в невыразительное плоское лицо этого существа — или это была маска, забрало шлема, а может, что-то еще. Существо было тощее, как скелет, ростом около семи футов. Внешне похожее на человека: две руки и две ноги. Руки в черных перчатках, на каждой по пять пальцев. На ногах, вполне схожих с человечьими, черные сапоги. Было ли это искусственно сконструированное существо, рожденное ли из яйца или из чрева матери, мальчик не знал и догадаться не мог. Черный, плотно обтягивающий фигуру костюм закрывал его полностью, не позволяя увидеть ни дюйма плоти, и весь был прошит тонкими прожилками, в которых пульсировала темно-красная жидкость. Существо, казалось, не дышало.
Оно было вооружено. Оружие черного цвета, но выглядело мясистым. Двуствольное, и от него к телу тянулись трубочки, в которых пульсировала какая-то жидкость.
Оружие было прижато к бедру существа, стволы направлены на мальчишку. Палец лежал на остроконечном отростке, который мог быть спусковым крючком.
Мальчик понял, что смерть его совсем близко.
По воздуху прокатилась некая вибрация. Звука почти не было, дрожь ощущалась телом, и на шее зашевелились волоски. По коже побежали мурашки, а непокорные каштановые волосы на голове словно прилипли к ней: он знал, что должно случиться сейчас, хотя и не понимал, откуда он это знает.
Существо оглянулось, потом посмотрело вверх. Остальные размытые, призрачные фигуры тоже остановили передвижение и обрели плоть. Как по команде, задрали головы, одновременно поднимая оружие навстречу врагу.
Сквозь шум падающего дождя мальчик расслышал некий звук. Он тоже посмотрел вверх, вглядываясь в подвижную пелену падающих капель; из низко нависших желтых туч выплыло то, что испускало этот звук, похожий на тихое шуршание механизма наручных часов или тиканье часового механизма бомбы замедленного действия.
Оно обладало поистине огромными размерами: треугольной формы, со сторонами не менее двухсот футов и покрытое, как шкура какого-нибудь доисторического хищника, бурыми, желтыми и черными пятнами. Тонкое как бритва, без единого бортового отверстия или щели, оно целиком состояло из мышц. Оно молча скользило по воздуху, и это молчание казалось мальчику исполненным вселяющей мистический ужас силой. От кончиков его расправленных крыльев тянулись назад желтые хвосты потревоженного воздуха, а на брюхе пульсировали четыре синих искрящихся глаза размером с крышку канализационного люка.
Воздушное судно продолжало медленно и почти без единого звука скользить по воздуху, и вдруг одно из стоящих на земле существ открыло огонь. Из стволов его оружия ударил двойной язык пламени — впрочем, не совсем пламени, в центре каждого ослепительно-красного языка виднелся раскаленный добела стержень — и взвился в сторону корабля. Но достичь цели он не успел: из мясистого — или металлического — корпуса вырвалась синяя искра и с той же легкостью, с какой мокрые пальцы гасят горящую спичку, задула оба языка вместе с несущими разрушение стержнями.
В то же мгновение дрожащий от страха мальчишка увидел, как стоящие на земле существа обернули оружие к летающему чудовищу и принялись беспорядочно палить... сотни ослепительных языков пламени пришельцев все чаще и чаще устремлялись вверх, но немедленно гасились скачущей по небу шипящей синей искрой.
Мальчик прекрасно понимал, что происходит на его глазах, но вот откуда у него взялось это знание — понятия не имел. Сознание его отзывалось на такие вещи, которые он едва ли мог услышать или понять. Ему казалось, что он уже проделал долгий путь, но вот откуда начал — он не помнил.
Он все это знал, хотя не мог припомнить ни собственного имени, ни откуда и куда он бежит, ни где его родители. «Эти вооруженные существа... это бойцы сайферов, — думал он. — А летательным аппаратом в небе... управляют горгонцы».
Так их назвали люди. Настоящие их имена неизвестны. А сами они молчат, и молчание их непостижимо.
Синяя искра все еще прыгала и плясала, с чуть ли не презрительной лихостью уничтожая раскаленные добела языки пламени. Дождь продолжал поливать землю, в небе клубились желтые облака. Сайферские бойцы один за другим опускали свое бесполезное оружие и, завибрировав, снова превращались в размытые в воздухе пятна, чтобы затем исчезнуть, и мальчик неожиданно остался в грязном поле один. Над ним парил чудовищный летательный аппарат, глядя на землю синими пульсирующими глазами. Мальчишка чувствовал себя крохотной букашкой на ветровом стекле автомобиля, которую вот-вот размажут по поверхности. Он напружинился, собираясь вскочить и бежать дальше, насколько хватит сил, бежать по этой грязи и под этим ливнем, но вдруг летательный аппарат, набирая скорость, проплыл мимо, и мальчик почувствовал, что воздействие его энергии по мере удаления тает. Во рту ощущался привкус грязи и ржавчины. Послышался резкий шипящий звук — так ветчина шипит на горячей сковородке; он посмотрел вслед удаляющемуся аппарату и увидел бьющие из его подбрюшья разряды синей, как электрическая искра, энергии. Небольшие взрывы — вспышки черной материи — обозначили точечные удары по сайферам, даже когда те становились почти невидимыми.
Мальчик кое-как встал на ноги и побежал через поле прочь, подальше от продолжающегося сражения. Капли дождя стучали по голове и плечам, но на этот раз он поклялся себе, что больше не упадет.
Сквозь дождь и грязь он мчался к желтому туману, висевшему над горизонтом. На бегу перепрыгивал через дымящиеся воронки, на дне которых лежали какие-то предметы, обгоревшие до черноты и искривленные, словно старые корни деревьев. Запаленные легкие болели, будто от ударов тяжелыми кулаками; мальчик закашлялся, выплюнув струйку красной крови, но не остановился.
Вдруг из тумана прямо перед ним появилось больше десятка сайферских бойцов, все худые и в черном одеянии, скроенном из несуществующего на Земле материала. И все вооружены; оружие, казалось, является продолжением их тел. На всех были черные безликие маски; насколько было известно мальчику, именно так могут выглядеть лица роботов. Не успел он сменить направление, как почувствовал, что кто-то с металлическим бряканьем, словно дергая струны пианино в высоком регистре, приближается к нему сзади. Он резко свернул влево и нырнул в свежую воронку, а над его убежищем на огромной скорости пронеслись раскаленные добела голубые шары плотного огня, и в сторону сайферских солдат протянулись сверкающие, похожие на пылающую колючую проволоку плети. Мальчик подполз к краю воронки и увидел, что новым оружием сайферы изорваны в клочья, и, хотя кое-кто из них своими энергетическими ружьями отбил несколько огненных шаров или успел раствориться в тумане, бой закончился в считаные секунды. На забрызганном черными кляксами поле валялись все еще дергающиеся руки и ноги, а огненные шары, словно горящие яростью глаза, шарили в желтом тумане в поисках новых жертв.
Вдруг в воронке рядом с ним кто-то зашевелился. И снова волоски на шее встали у него дыбом, а сердце усиленно застучало.
Прямо напротив, на другой стороне воронки, сайферский солдат тянулся к своему оторванному от него энергетическому ружью, которое, сморщившись и зачахнув, как умирающая плоть, валялось в нескольких футах от хозяина. Пальцы в черных перчатках скребли землю в попытках вновь обрести ссохшееся оружие, но достать уже никак не могли, поскольку еще один удар почти пополам разрубил его самого. Ноги в сапогах еще дергались, в тщетных усилиях пытались оттолкнуться от искореженной земли. В брюшной полости поблескивали черные внутренности с красными и желтыми прожилками, как в тельцах кузнечиков, которых мальчик помнил, хотя и не знал откуда. Он чуял едкий запах, похожий на запах жидкости, которой выстреливает кузнечик на пальцы того, кто грубо с ним обращается. Только этот запах был как минимум вдвое крепче. В луже такой жидкости и лежал этот воин. Он все пытался дотянуться до своего оружия, но разорванное тело уже не слушалось.
Мальчик заговорил, и собственный голос показался ему совсем незнакомым.
— А я-то думал, что все вы такие прочные, — сказал он.
Безликое существо продолжало изо всех сил тянуться за оружием. Мальчик присел на корточки, помня о других солдатах и о летающих аппаратах, любой из которых мог легко оторвать ему голову, и осмелился прикоснуться к энергетическому ружью. Оно показалось ему липким, как резина, долго пролежавшая под палящим солнцем. Жидкость из его трубок течь уже перестала. То, что недавно было грозным оружием, прямо на глазах съеживалось, словно втягиваясь само в себя. Похожая на паука лапа солдата едва не дотянулась до лодыжки мальчика, и ему стало страшно: на мгновение он представил себе, что тот сейчас схватит его за ногу и боль парализует тело. Держась подальше от страшной руки, он вылез из воронки и снова побежал, понимая, что сидение на месте смерти подобно.
Еще он понял, что ему очень хочется жить. Понял, что ему необходимо выжить, что, пока не поздно, нужно поскорее найти безопасное местечко и укрыться в нем.
Мальчик бежал, и дождь хлестал его по лицу. Дышать стало совсем тяжело, он закашлялся, отплевываясь кровью. Его продолжали мучить вопросы, кто он такой, откуда родом, но ни одного ответа у него не было. Он совсем ничего не помнил. Помнил только, как бежал через поле, как будто сознание его было когда-то и кем-то выключено, а потом включено снова нажатием дрожащей руки на выключатель. Есть ли у него отец? Мать? Брат или сестра? Есть ли свой дом? В памяти пусто, нет даже самой бледной тени ответа на эти вопросы.
Ему было очень больно. Болело все: и легкие, и сердце, и желудок, да и кости тоже. Такое чувство, будто его разобрали на части, а потом снова собрали, но кое-как. Прямо как в той старой идиотской песенке о том, как берцовую кость соединили с голенью, и о прочей чепухе в этом духе; ему казалось, что его берцовая кость приделана к ключице, а голень к заднице. Все в нем будто перемешалось, но, как ни странно, бежал он довольно легко. И в данный момент этого было достаточно.
Чудовищный треугольник все еще продолжал летать над ним. Мальчик поднял голову и увидел, как из отвратительных желтых облаков выскользнул огромный, пестрый, как доисторическая рептилия, горгонский аппарат. Синими, как электрическая искра, выбросами энергии он продолжал вести огонь, поражая невидимые фигуры врага на земле. Для мальчика было очевидно, что он сам был для этого монстра таким ничтожным, что на него не стоило тратить даже одной, несущей верную гибель искорки.
Неожиданно ярко-синие молнии стали бить направо и налево, словно в поисках каких-то иных целей. Корабль горгонцев как будто дрожал от страха, и через несколько секунд мальчик увидел почему.
С обеих сторон в него полетели тонкие, черные как смоль снаряды длиной около двадцати футов. Всего их было десять штук, и двигались они быстро и беззвучно. Четыре из них сразу оказались поражены и взорвались, превратившись в летящие черные ленты, но у остальных шести вдруг отросли зубы и когти — они вцепились в плоть горгонского корабля и, обратившись в лоснящихся прожорливых пауков, принялись расторопно рвать зубами и когтями его пятнистую шкуру, пытаясь проникнуть внутрь.
Неизвестно откуда и кем по воздушному судну было выпущено еще шесть алчных снарядов. Два из них опять были сбиты, но остальные четыре снова превратились в таких же черных, лоснящихся пауков, которые прорвались к цели и вцепились в плоть, если можно так ее назвать, врага. Отдельные куски горгонского корабля начали отваливаться, открывая темно-красное мясо с похожими на шестигранные путепроводы жилами. Снаряды-пауки все быстрей и быстрей делали свою кровожадную работу, используя когти и зубы, в то время как по всем направлениям безумно и беспорядочно рассыпались синие молнии. Когда разряд энергии с шипением ударил в землю футах в сорока справа, мальчишка от страха присел, но все равно не мог оторвать взор от омерзительного паучьего пира в плоти гибнущего гиганта.
А горгонский корабль погибал в прямом смысле этого слова. Корпус его дрожал и корчился, а сайферские пауки вгрызались все глубже, прорываясь к таинственному сердцу этого чудовища. Из десятков ран текла темно-красная жидкость. Куски судна, судорожно корчась и извиваясь, продолжали падать на землю. Летательный аппарат пронзительно закричал. Звук невыносимо резал слух, это было нечто среднее между скрипом ногтей по классной доске и дребезжанием древесной гадюки.
Чтобы не слышать этого, пришлось закрыть уши ладонями, но звук проникал сквозь любое препятствие, и у мальчика подогнулись коленки. Отвалился еще один огромный кусок воздушного судна и, рассеивая фонтаны темной жидкости, полетел на землю. А внутри открывшейся полости вовсю шло пиршество паукообразных хищников, которые рвали мясо врага и, работая когтями и клыками, способными, как мальчику казалось, разгрызть и порвать все, что угодно, включая металл и железобетон, прорывались все дальше по внутренним коридорам судна. Горгонский корабль накренился вправо, вываливая изнутри огромные куски мяса и выливая массы жидкости — все, что не успели пожрать сайферские пауки.
А пронзительный вопль машины все не стихал, даже когда корабль рухнул на землю. Пауки облепили дрожащую шкуру. Мальчик повернулся и бросился наутек.
Он не знал, где еще можно подыскать безопасное место. Душераздирающий визг постепенно стих. «Один—ноль в пользу сайферов», — подумал он, убегая все дальше сквозь желтый туман. И вдруг оказался на потрескавшейся железобетонной площадке.
Он увидел, что стоит на автостоянке. Вокруг него в уплотнившемся воздухе виднелись ржавые и изрядно потрепанные корпуса восьми брошенных машин. Дождь перестал. Вода заполняла трещины, воронки, всюду виднелись лужи. Прямо перед ним располагалось длинное строение из красного кирпича с полностью выбитыми окнами. Слева — покосившиеся футбольные ворота, за ними — заросшее травой футбольное поле. Трибуны для зрителей разрушились и провалились. На стоянке сохранился знак, доблестно провозглашающий послание из прошлого.
Черными буквами на нем было написано: «Средняя школа Этана Гейнса». А под ними шли буквы красного цвета, съемные: «Старшеклассники игр ют 4–6 ап еля Ч нджелинг».
Вдруг мальчик увидел, что слева к нему через футбольное поле приближаются нечеткие пятна. Солдаты сайферов. Вот они остановились, за несколько секунд обрели свои телесные формы и опять быстро двинулись вперед. Он прикинул, что в приближающейся к нему темной волне где-то сорок–пятьдесят сайферов. Мальчик рванул было вправо, но тут же понял, что спастись от них не успеет, догнать его им не составит большого труда. Тогда он упал на бетон и юркнул под раскуроченный грузовичок-пикап некогда черного цвета, но теперь, по большей части из-за ржавчины, красноватый, а на разбитом заднем стекле его все еще оставалась наклейка: «Денвер бронкос».
Темные тени сайферов ступили на площадку парковки. Солдаты, похоже, были на марше, меняли позицию. Мальчик всем телом вжался в твердый потрескавшийся бетон. Если хоть один из них почует, что он здесь...
Но что-то такое было уже на подходе...
Мальчик нутром чувствовал это, судя по тому, как побежали мурашки по всему телу. В этом протухшем воздухе он ощущал приближение некоей пульсирующей энергии. Из своего убежища ему были видны ноги некоторых материализовавшихся солдат; они стояли неподвижно — видимо, тоже чуяли приближение пока еще неведомой силы.
Стояла тишина, прерываемая лишь капелью стекающей с автомобилей воды. Потом сверху послышался шум, напоминающий шелест ветра; казалось, что-то пролетело мимо них, и вспышка синего света осветила площадку стоянки. Мальчик зажмурился, и все пропало.
Он, моргая, ждал, что будет дальше. Перед глазами мелькали какие-то пятна. Кое-кто из солдат снова вздумал превратиться в неясное пятно, другие оставались как есть, на виду, но стояли неподвижно и настороже, а возможно, просто остолбенели.
Грузовичок над мальчиком вдруг зашевелился.
Он содрогнулся, да так, что заскрипели, застонали его ржавые стыки и раны, и мальчик услышал, как эхом откликнулись такими же стонами и скрипами остальные автомобили по всей стоянке. Нижняя часть корпуса грузовичка стала меняться, металл внезапно покрылся красными и бурыми чешуйками, а заплесневелые шины превратились в приземистые, тоже чешуйчатые лапы, из которых торчали острые красные шипы с блестящими черными кончиками.
Мальчишка догадался, что старый грузовичок оживает.
Буквально через несколько секунд он увидел над своей головой колышущееся брюхо. Вся фигура над ним ширилась и уплотнялась, издавая при этом звуки, напоминающие щелканье соединяющихся суставов в сочетании с металлическим скрипом — это металл превращался в кости, а те обрастали плотью.
Перепуганный до смерти, парнишка выкатился из-под этого зверя и, стоя на четвереньках, увидел, что он теперь находится не на автостоянке с брошенными автомобилями, а в каком-то зверинце с чудовищами, которые, казалось, явились из самых мрачных глубин ночного кошмара.
Мальчик понял, что ослепительно-синий луч энергии, испускаемый пролетевшим над ним неизвестным существом, обладает способностью творить из мертвой материи жизнь. Жизнь, которую он сотворил здесь из ржавых и брошенных корпусов мертвых машин, либо рождена в виде реальных живых существ царства горгонцев, либо создана воображением предводителя этих пришельцев из чуждого мира.
Над железобетонной площадкой восставали крупные, мощные фигуры чудовищ. И среди них находился маленький мальчик, в окружении этих когтистых лап, ног, ощетинившихся острыми красно-черными шипами. Чудища ворочали рогатыми многоглазыми головами с разинутыми пастями, оглядывая поле битвы. И вот тут-то сайферские бойцы открыли огонь.
Хлесткими бичами по площадке заметались спирали потустороннего пламени, избивая и сжигая только что рожденную плоть этих монстров. Одни из них ревели и выли, сотрясая лапами землю, другие с немыслимой скоростью рванулись вперед, атакуя солдат. Пораженный ужасом мальчик наблюдал, как эти создания горгонцев мечутся то вправо, то влево, размахивая шипастыми и когтистыми лапами и врезаясь в толпы бойцов. Он заметил, что у одного из самых мускулистых чудовищ в том месте, где плечи переходят в шею, на красноватой чешуе виднеется наклейка «Денвер бронкос», как раз под защищенной броней плотью, словно выцветший остаток земной татуировки.
Солдаты палили напропалую, и покрытая чешуей плоть дымилась и горела, а чудовища давили, рвали на куски, топтали тощие длинные фигуры в черной униформе — внутренности с запахом сока кузнечика летели по воздуху и, разбрасывая во все стороны брызги, шлепались на землю. Увенчанная тремя рогами голова одного из чудовищ с шестью глубоко посаженными багровыми глазами вспыхнула от попадания выстрела, и существо с визгом заметалось по площадке стоянки, слепо нанося удары направо и налево, в то время как его шишковатая морда таяла, как серый воск.
Сайферы были сокрушены, сломлены и раздавлены под лапами этих монстров, кроме тех, кто быстро развоплотился, превратившись в размытое пятно, но некоторые стояли до конца и позиций не сдавали, продолжая вести огонь по чудовищам до тех пор, пока монстры не разорвали их в клочья, сочащиеся влагой. Кто на четырех лапах, кто на двух, монстры бросились преследовать отступающих солдат. Три издыхающие бестии горгонцев остались лежать на бетонной площадке, пожираемые пламенем, исторгнутым из оружия сайферских воинов, и с пронзительными воплями тщетно пытались сбить его в попытке спастись от неминуемой смерти. Одно из этих чудовищ встало на колени, повернуло пылающую треугольную голову на толстой шее, и черные как уголь глаза отыскали мальчика, который, крадучись, пятился прочь. Но вот глаза монстра потухли — пламя еще пробегало по его чешуе и шипам, — он повалился на спину и издох.
Мальчик распрямился и, спотыкаясь, снова побежал.
Ему хватало сил только для того, чтобы держаться на ногах. А войдя во мглу желтого тумана, он понял, что ему ни в коем случае нельзя — он просто не должен — упасть. За спиной слышался рев монстров, но уже довольно далеко, и мальчик летел вперед, почти не чуя земли под своими грязными кроссовками. Твердый бетон под ногами кончился, и теперь он снова бежал по грязному, заросшему буйной травой полю. По пути то и дело попадались искореженные, дымящиеся тела сайферских солдат — здесь тоже, видно, недавно кипел бой. «Один—ноль в пользу горгонцев», — снова подумал мальчик.
Он не пробежал и сотни ярдов, когда понял, что кто-то быстро его догоняет.
Оглядываться было страшно. И замедлять бег он тоже боялся. Жутко думать о том, что на этом грязном поле его в любой момент могут убить.
Кто таков его невидимый преследователь, мальчик не знал, но чувствовал, что он гонится по пятам и уже совсем близко.
Все-таки не выдержав, он оглянулся, чтобы выяснить, кто его догоняет, как вдруг из тумана показался всадник на серой в яблоках лошади и, не успел мальчишка дать стрекача вправо, железной хваткой вцепился в его руку. Ноги мальчика оторвались от земли, он взлетел вверх...
— Ну-ка полезай ко мне! — пророкотал грубый человеческий голос.
Мальчик устроился за спиной мужчины и крепко обхватил его за талию; на мужчине с левой стороны висела наплечная кобура, а в ней что-то очень похожее на автомат системы «узи». Неся на спине двух всадников, лошадь поскакала по полю, оставив далеко позади горгонских чудовищ, воющих, как потрескавшиеся погребальные колокола в последний день мироздания.
Глава 2
Но этот день не стал последним днем мироздания.
В этот день по календарю был четверг, десятое мая. Может быть, кто-то и хотел, чтобы он стал последним днем мироздания, и даже молился, чтобы это поскорее случилось, и проливал по этому поводу горькие слезы, но были и те, кто за этим днем готовился встретить следующий, поэтому мальчик и оказался на спине лошади, несущей всадников к крепости.
В штате Колорадо, на южной оконечности города Форт-Коллинз, на дороге, ведущей к вершине холма, стоял старенький, потрепанный знак, на котором была изображена стилизованная эмблема с крадущейся пантерой и потускневшей тисненой надписью медью: «„Пантер-Ридж“, меблированные комнаты». А на самом верху, откуда открывался прекрасный вид на окрестности, расположились и сами меблированные комнаты. Находились они в четырех кирпичных строениях песочного цвета с выкрашенными в серый цвет балкончиками и раздвижными стеклянными дверями. После экономического спада 2007 года гостиница «Пантер-Ридж», построенная в 1990 году и некогда желанная для любого жизнелюбивого холостяка, переживала тяжелые времена, и владеющая ею инвестиционная компания продала ее другой компании, после чего жизнь как самой гостиницы, так и ее владельцев пошла под откос. Но мальчишка об этом ничего не знал. Он видел лишь четыре унылых здания, окруженные пятнадцатифутовой стеной из скрепленных раствором валунов и увенчанной густыми витками колючей проволоки. На все стороны света — восточную и западную, северную и южную — смотрели крытые рубероидом деревянные сторожевые башни. Мальчик не мог не заметить установленных на каждой башне крупнокалиберных пулеметов на станинах с вращающейся осью. Лошадь со всадниками продолжала путь по дороге на север, и на южной башне взвился зеленый сигнальный флаг. Вот перед ними приоткрылись внутрь большие деревянные ворота, обитые железными листами.
Как только проход оказался достаточно широк, лошадь галопом проскочила внутрь, и сразу несколько мужчин и женщин, открывших тяжелые ворота, плотно их захлопнули. И быстренько заблокировали ее двумя толстыми деревянными брусами, вставив их в железные скобы на двери и в проделанные в стене пазы. К этому времени подбежавший будто специально для этого дюжий мужчина уже успел снять мальчишку с лошади. Лицо здоровяка обрамляла борода, на руках были кожаные перчатки, и держал он мальчишку перед собой, будто это не живой человек, а мешок с мусором; он бегом потащил свою ношу по двору, вошел в одно из зданий и спустился по лестнице. Там он открыл какую-то дверь, чуть ли не швырнул его внутрь и снова затворил дверь. Мальчик услышал, как в замке с лязгом поворачивается ключ.
Только через несколько секунд до него дошло, что его упрятали в тюремную камеру.
Пол в ней был застелен белым исцарапанным линолеумом. Окрашенные в желтовато-серый тон стены тоже были покрыты глубокими царапинами. Такое впечатление, подумал мальчишка, что эти отметины оставлены чьими-то когтями. Кроме того, на стенах виднелись дырки от пуль. Деревянная дверь, как и ворота в стене, была укреплена металлическими листами. А раздвижные балконные двери закрыты листовым железом и обмотаны колючей проволокой. Маленькое квадратное окошко пропускало скудный свет. Мебели не было вообще. Светильники все были сорваны, впрочем, какая разница, электричество здесь все равно отсутствовало, и свисающие провода лишь напоминали о том, что оно было когда-то. На стенах и на полу виднелись какие-то светло-бурые пятна — очень может быть, следы крови.
— Нормально, — произнес мальчик вслух, просто для того, чтобы услышать собственный голос.
Но это значило для него нечто большее. «Нормально». Если ему удалось перебежать через грязное поле, удрать со стоянки, где его окружали горгонцы с сайферами, значит он останется жить. Несмотря на то что он понятия не имел, кто он такой и откуда взялся, у него есть инстинкт выживания. Стало быть... «нормально». «Нормально» — это еще и потому, что он хотя бы попал к людям, пусть даже его собираются сунуть в котел, сварить и съесть, но... впрочем, не следовало так думать, такой исход нормальным назвать нельзя, и он стал думать о другом. Главное, он находится среди людей, разве не так? «Нормально», потому что сейчас — именно в данный момент — он чувствовал себя в безопасности, находясь в этой крохотной тюремной камере без мебели, и сейчас ему не надо никуда бежать; он очень устал, все тело болит, но сидеть здесь и ждать, что будет дальше, для него «нормально».
Долго дожидаться, что будет дальше, ему не пришлось. Буквально через несколько минут снова послышался лязг ключа в замке. Сердце застучало быстрее. Он напрягся, подвинулся по полу к стенке и, прислонясь к ней спиной, приготовился. Дверь открылась, и в тускло освещенную комнату вошли трое. У одного в руке была старинная черная сумка, какая бывает у врачей, а в другой — горящая керосиновая лампа, которой он, войдя, осветил мальчика. Двое других были вооружены пистолетами-пулеметами, стволы которых они наставили на мальчишку.
Дверь за ними закрылась, и в замке щелкнул ключ.
— Встань, — скомандовал один из тех, кто был с оружием. — Раздевайся.
— Что? — растерянно переспросил мальчик; после бега он еще был слегка заторможен.
— Вставай, говорю, — рявкнул тот, — и скидывай свои тряпки.
Мальчик поднялся на ноги. Говорил с ним тот самый, который закинул его к себе на лошадь. На вид мужчине было около сорока лет, он обладал средним телосложением, но физически был явно очень силен. На суровом лице выделялся ястребиный нос, глубоко посаженные темно-карие глаза смотрели настороженно. Он производил впечатление человека, который не знает, что такое улыбка. Казалось, улыбка способна разломить его лицо пополам. На нем были линялые джинсы, коричневые рабочие ботинки, серая рубаха с закатанными рукавами, а на голове замызганная темно-синяя бейсболка. Лицо заросло каштановой с проседью бородой. С левого плеча свисала кобура для ношения его смертоносного оружия. На левом запястье — видавшие виды часы без стекла.
— Смелее, сынок, — мягко проговорил человек с врачебной сумкой.
Он был старше остальных, ему было где-то за шестьдесят; седовласый и чисто выбритый, худой и одетый куда более опрятно, чем его спутники: на нем была синяя рубашка и выцветшие брюки защитного цвета. Видно было, что он старается придерживаться привычек прежней жизни. Лицо его, наверное, некогда было дружелюбным и открытым, но теперь выглядело напряженным и сосредоточенным. Мальчик заметил и у него на поясе кобуру с револьвером, а часы на руке, похоже, оставались в рабочем состоянии.
— Вы собираетесь меня убить? — задал мальчик вопрос этому старику.
— Если понадобится, — ответил за него человек с суровым лицом. — Давай снимай свои шмотки. Да пошевеливайся.
Третий, чернобородый, худой и бледный, продолжал стоять возле двери. Мальчик догадался, что тот занял эту позицию, чтобы удобнее было держать его на мушке и в случае чего стрелять. Он стал раздеваться, но быстро не получалось: болели все кости, он так устал, что, казалось, готов был проспать хоть целый год. Наконец избавился от одежды; она валялась вокруг него на полу, а он стоял неподвижно, в то время как все трое пристально разглядывали его в свете керосиновой лампы.
— Откуда у тебя эти синяки? — тихо спросил доктор.
Мальчик опустил голову и посмотрел на себя. Прежде он как-то не думал об этом. Через всю грудь от плеча до плеча тянулся сплошной, почти черный кровоподтек. Почерневшие синяки усеяли и его бока, такие же нашлись и на животе, и на бедрах. И хотя он совершенно не помнил, откуда они взялись, но теперь ему стало ясно, почему у него болит все тело и почему он все время плюет кровью. Это следы ударов, причем очень сильных.
— Повернись, пожалуйста, кругом, — сказал врач. — Посмотрим на твою спину.
Мальчик повиновался. Стоящий у двери чернобородый негромко крякнул, а человек с суровым лицом полушепотом что-то проговорил третьему.
— Спрашиваю еще раз, — сказал врач. — Откуда у тебя эти ушибы?
— Не знаю, — последовал недоуменно-изумленный ответ опять повернувшегося к ним лицом мальчика.
— Ушиб на спине и вдоль позвоночника почти такой же серьезный, как на груди. У тебя очень тяжелые травмы. Ты явно попал в какую-то страшную передрягу... не просто, скажем, скатился кубарем с лестницы или упал и ободрал коленку. Я хочу сказать... удары были очень жестокими.
Он шагнул вперед и посветил мальчику в глаза.
— Осторожнее, док! — предостерегающе повысил голос человек с суровым лицом.
Он направил ствол своего «узи» мальчику прямо в живот, и видно было: случись что, рука у него не дрогнет.
— Кровью плюешь?
— Да, сэр.
— Неудивительно. Но меня удивляет вот что: у тебя нет разрывов в легких и ты все еще можешь дышать. А как со слухом, все в порядке?
— У меня звенело в ушах. Но сейчас, кажется, прошло. Больше не звенит.
— Гм... Интересно. Я думаю, что ты подвергся... ну не знаю... нет, сейчас я ничего не могу об этом сказать.
Он изобразил на лице жиденькую улыбочку, от которой по лицу пошли морщинки; на большее, видимо, был не способен.
— А можно мне снова одеться?
— Погоди, еще рановато. Вытяни, пожалуйста, руки в стороны.
Мальчик послушно сделал, что просят.
Доктор передал медицинскую сумку человеку с суровым лицом и снова приблизился к мальчику. Тщательно осветил лампой все тело — похоже, искал на нем какие-то подробности. Исследуя огромный черный кровоподтек на груди, он нахмурился.
— Можешь опустить руки, — сказал он, и мальчик повиновался.
Потом врач потянулся назад и открыл свою медицинскую сумку. Достал шприц для подкожных уколов, снял колпачок.
— Дай мне, пожалуйста, левую руку, — сказал он.
— А зачем? — неуверенно проговорил мальчик.
— Это физиологический соляной раствор.
— Нет, я спрашиваю, зачем это нужно? — снова спросил мальчик, на этот раз с некоторым раздражением.
— Нам надо кое-что проверить, — ответил врач, — убедиться в том, полностью ты человеческое существо или нет. В чужеродной крови соляной раствор вызывает реакцию. Повышает ее температуру. А потом бывают... в общем, разные штуки. Левую руку, пожалуйста.
— Я человек, — сказал мальчик.
— Делай, что тебе велят, — буркнул человек с суровым лицом. — Мы не хотим пристрелить тебя ни за что.
— Хорошо, — сказал мальчик, выдавил скупую улыбку и протянул левую руку. — Пожалуйста.
Игла вонзилась в вену. Врач сделал шаг назад. Двое других взяли оружие на изготовку. Врач засек по своим часам время. Прошло что-то около минуты.
— Дейв, — сказал врач, глядя на человека с суровым лицом. — Думаю, он чист.
— Уверен?
Врач внимательно посмотрел мальчику в лицо. Его синие ясные глаза окружал ореол мелких морщинок.
— Узелков никаких не вижу. Никаких аномалий, новообразований. Реакции на раствор тоже нет. Давайте послушаем сердце, проверим давление.
Доктор достал из сумки стетоскоп, послушал, как бьется сердце мальчика, измерил ему давление.
— Все нормально, — сказал он. — Учитывая его обстоятельства.
— А что скажете о кровоподтеках?
— Да, — произнес врач, — вот именно... ну что тут про них можно сказать. — Это прозвучало утверждением, а не вопросом. — А как тебя зовут, сынок?
Мальчик не знал, что ответить. Он очень устал, все тело болело, во рту еще ощущался привкус крови. Как зовут? Ответа на этот вопрос у него не было. Трое мужчин ожидали. Нет, уж лучше что-то сказать им. И вдруг он вспомнил имя, которое видел совсем недавно.
— Этан Гейнс, — сказал он.
— Правда? — Дейв склонил голову в сторону. — Забавно получается. Наш наблюдатель видел в бинокль, как ты бежал к автомобильной стоянке возле той самой средней школы. Забавное в том, что и школа эта Этана Гейнса. Была то есть. Так как же тебя все-таки зовут, а, парень?
Мальчик пожал плечами.
— Я думаю, — сказал врач, — он просто не помнит, как его зовут. Парень получил какой-то страшный удар. Возможно, в результате взрыва. Так действует ударная волна. А где твои родители? — спросил он мальчика.
— Не знаю, — хмуро ответил тот. — Мне кажется, я недавно проснулся, неожиданно. И побежал. И больше ничего не помню. Я знаю, что я сейчас в штате Колорадо... в Форт-Коллинсе, да? Но вот все остальное...
Он заморгал и оглядел свою маленькую тюрьму.
— А для чего эта комната? — спросил он. — И что значит... ну что вы говорили про то, что чужеродная кровь... нагревается?
— Об этом поговорим потом, — сказал Дейв. — А сейчас вопросы задаем мы... например, откуда ты здесь взялся?
Терпение мальчика кончилось. Ему уже было все равно, тычет этот человек в него стволом «узи» или нет. Выставив вперед подбородок, он решительно шагнул вперед — и оба ствола дернулись за ним вслед.
— Я же сказал вам, — синие глаза мальчика гневно сверкнули, — я не помню, кто я и откуда. Помню только, как я бежал. Я бежал от этих...А они дрались между собой. И наверху, над моей головой. И внизу, вокруг меня.
Он замолчал, чтобы вдохнуть воздуха в больные легкие, и продолжил:
— Я также не знаю, кто вы такие. Я очень рад, что вы спасли меня оттуда, где я был, но мне не нравится, когда в меня тычут пушками. Ни вы, ни эти сайферы... — несколько секунд он для внушительности помолчал и только потом добавил: — Сэр.
Мужчины опустили стволы. Дейв бросил на доктора быстрый взгляд; тот с едва заметной довольной улыбкой сделал шаг в сторону.
— Ну что ж, Этан, — сказал он. — Теперь, пожалуй, ты можешь одеться. А что касается вопроса, кто мы такие... меня зовут Джон Дуглас. В прежней жизни я был детским хирургом. А теперь главным образом торговец аспирином. А это Дейв Маккейн, — он указал на человека с суровым лицом, потом на его товарища, — и Роджер Пелл.
— Очень приятно, здравствуйте, — сказал Этан всем троим.
И принялся одеваться... сначала грязные белые носки, трусы, все в таком плохом состоянии, что трудно даже представить, потом заляпанные грязью джинсы, не менее испачканную темно-красную рубаху с оторванным правым рукавом и покрытые ссохшейся грязью кроссовки. Сунул руки в карманы джинсов, надеясь найти хоть что-нибудь, что могло подсказать ответы на заданные вопросы, но ничего не обнаружил.
— И этой одежды я тоже не помню, — сообщил он.
Вдруг он почувствовал, будто внутри у него что-то сломалось. Так неожиданно, и так тихо, и вместе с тем похоже на внутренний крик. Он ведь хотел сказать: «Я не помню, кто купил мне эту одежду», но эта мысль быстро рассеялась. Он задрожал, поднял правую руку и прижал ко лбу, словно пальцами хотел нащупать воспоминания, которых там не было; глаза его горели, дыхание в горле перехватило, и куда ни повернись — всюду непробиваемая стена.
— Да черт возьми, — сказал Дейв Маккейн, — я тоже иногда забываю, как меня зовут. — Теперь он говорил гораздо спокойнее, без прежней резкости в слегка дрожащем голосе, и, чтобы это было не так заметно, он прокашлялся. — Время нынче такое. Верно говорю, док?
— Точно, — отозвался Джон Дуглас.
Он протянул руку и коснулся руки Этана. Прикосновение вышло ласковое, как у настоящего детского хирурга.
— Что и говорить, время такое... — сказал он.
Этан сморгнул слезы и кивнул. Слезами делу не поможешь, они не воодушевят на победу в битвах и не исправят ошибок.
— Она тоже захочет на него посмотреть, — сказал Дейв, глядя на доктора. — Если, конечно, ты на сто процентов уверен...
— Да, я совершенно уверен. Этан, можешь звать меня Джей-Ди, ты не против?
— Нет, сэр.
— Вот и хорошо. Давайте-ка выбираться из этой норы.
Его вывели, закрыв за ним обитую железом дверь, на окутанный желтым туманом свет божий. Там его встретили люди, с полдюжины, не больше; все в заплатанной, застиранной одежде, они дожидались итога происходившей внутри драмы — и, как только Этан появился, отступили к лестнице.
— Сюда, — сказал Джей-Ди, указывая Этану налево.
Они вышли к площадке стоянки автомобилей возле нижних зданий. Дождь перестал, и сквозь желтые тучи прорывались жаркие солнечные лучи. В атмосфере пахло электричеством, как перед грозой. Воздух был насыщен влагой, дышалось тяжело. Не чувствовалось даже самого легкого ветерка. Этан прошел за тремя мужчинами через стоянку, мимо заброшенных теннисных кортов и заваленного мусором плавательного бассейна, в дальнем конце которого, в самой глубокой части, поблескивала лишь небольшая лужица дождевой воды. Он видел, что здесь, под защитой самодельной маленькой крепости, собрались люди самых разных поколений. Некоторые женщины держали на руках маленьких детей; были дети и постарше, а также подростки, юноши и так далее, до совсем уже престарелых, старичков и старух, которым, вероятно, уже перевалило за семьдесят. Некоторые работали, крепкие мужчины обтесывали стволы деревьев и укладывали в аккуратные штабеля, другие трудились на внешних стенах, укрепляли поврежденные их участки или занимались чем-то другим — мало ли найдется работы на благо общества, члены которого живут в крепости. Большинство обитателей, увидев их, приостанавливали работу и провожали взглядами проходящего мимо Этана и ведущих его людей. Все были худы и двигались медленно, словно сонные мухи, глаза на невыразительных лицах были пусты, но они тоже, как и сам Этан, сумели выжить. Этан насчитал восемь лошадок, щиплющих чахлую травку в загоне на склоне каменистого холма, почти у самой его вершины. Неподалеку стоял небольшой деревянный амбар, которого явно не было во времена гостиничных номеров. В условиях, когда нет бензина, быстро передвигаться было возможно, лишь используя реальную лошадиную силу.
— Теперь вот сюда, — сказал Джей-Ди, указав еще на одну лестницу, ведущую в центральное здание комплекса.
На стенах здания красовались лозунги, написанные красной, белой и синей краской, и среди этих немых восклицаний были, например, такие: «Мы не умрем», «Это наша Земля», «Завтра будет еще один день». Интересно, подумал Этан, живы ли те люди, которые это писали.
Он стал подниматься по ступенькам вслед за Джей-Ди, а Дейв Маккейн и Роджер Пелл следовали за ним; на втором этаже доктор остановился перед дверью с номером 227 и постучал. Не успела она открыться, как над их головами с визгом что-то пролетело, но так быстро, что разглядеть оказалось невозможно, в сознании осталось лишь мгновенное впечатление промелькнувшего в воздухе и тут же скрывшегося треугольника, покрытого желтыми и бурыми пятнами, и все сразу присели, кроме самого Этана; во-первых, он слишком устал бегать, а во-вторых, считал, что, если ему суждено умереть сегодня, значит такова его доля и прятаться от нее он не намерен.
Дверь открылась, и из-за нее выглянул худощавый мертвенно-бледный человек с густой рыжей шевелюрой и такой же рыжеватой бородой. На носу его были скрепленные изолентой очки. Сквозь увеличительные линзы на пришедших смотрели серые глаза. Одет он был в грязный комбинезон и рубашку в коричневую клетку, а в руке держал планшет с зажатым листком желтой бумаги, на котором Этан успел разглядеть какие-то черточки и цифры. Из левого уголка рта у него торчал изрядно обгрызенный карандаш.
— Добрый день, Гэри, — поздоровался Джей-Ди и показал на Этана. — У нас новенький.
Внимательным взглядом увеличенных очками глаз Гэри принялся внимательно изучать Этана. Рыжеватые брови его поползли вверх.
— Что, шлепнулся в грязь? — спросил он.
Этан кивнул.
— У нас что, новенький? — послышался женский голос из-за спины Гэри, у которого, как и у Джона Дугласа, на поясе висела кобура с револьвером. — Ну-ка, ну-ка, дайте мне посмотреть.
Гэри посторонился. Джей-Ди позволил Этану первым войти в квартиру. В комнате за письменным столом сидела женщина, а у нее за спиной на стене висела большая картина в экспрессионистском стиле: по широкому полю мчались дикие кони. За выходящей на балкон большой раздвижной дверью, стекла которой были укреплены клейкой лентой крест-накрест, в отдалении виднелись горы, которые совсем недавно на глазах Этана рвались на куски. Пол был застелен темно-красным ковром, на котором стояли еще два стула, низенький столик и обитый коричневой тканью диван. Мебель выглядела так, будто ее доставили из магазина подержанных вещей, тем не менее она создавала в комнате ощущение уюта. Впрочем, возможно, и нет. Возле другой стены виднелась стойка с тремя винтовками, одна из них с оптическим прицелом. Здесь и там были расставлены керосиновые лампы, несколько штук, все с неярко горящими фитилями. С другой стороны письменного стола сидела на стуле еще одна женщина, а перед ней лежал такой же, как у Гэри, планшет с закрепленным на нем желтым, исписанным цифрами листком бумаги. Очевидно, здесь проходила не просто встреча, а обсуждение неких проблем, связанных с числами, а когда Этан приблизился к столу, его охватило отчетливое чувство, что цифры эти оставляют желать много лучшего.
Обе женщины встали, словно перед ними стоял человек, вполне достойный такой чести. Может, и так, подумал Этан, хотя бы за то, что оказался здесь, а не погиб от горгонских чудовищ или сайферских бойцов. Та, что сидела за столом у стены, была старше своей подруги. На ней была бледно-синяя блузка и серые брюки, а шею украшало ожерелье из бирюзы с серебряным распятием посередине.
— И кто же это к нам пришел? — спросила она.
Темно-карие глаза ее сузились, и она метнула быстрый взгляд на Джей-Ди.
— Он человек, — ответил доктор на обращенный к нему немой вопрос.
Но в голосе его прозвучало кое-что еще. «Насколько я могу судить» — вот что услышал в его ответе Этан.
— Впрочем, у нас есть одна маленькая проблема. Он не знает...
— Меня зовут Этан Гейнс, — быстро вставил мальчик, и Джей-Ди так и не закончил свою мысль.
— ...про себя почти ничего, — вывернулся доктор.
В комнату вошли Дейв с Роджером, и Гэри закрыл за ними дверь. Шум работы снаружи теперь слышался приглушенно.
— Этан не знает, откуда он и кто его родители. Пока он для нас... скажем так... загадка.
— Ханна наблюдала за ним в бинокль, — добавил Дейв.
Говорил он уже не так грубо, как прежде, но тон оставался довольно резким. Дейв стащил с головы бейсболку, под которой прятал вихрастую каштановую шевелюру, тронутую на висках сединой.
— Ну вот я и решил съездить и поймать его, — добавил он. — Сообщить тебе или еще кому-нибудь не было времени.
— Смельчак или безумец, как прикажешь тебя называть? — слегка раздраженным тоном осведомилась у Дейва женщина за столом; видно было, что она ценила его жизнь гораздо больше, чем эту его отчаянную вылазку на поле боя.
Она снова посмотрела на мальчика.
— Этан, — сказала она, — меня зовут Оливия Квинтеро. Так получилось, что я здесь главная. Во всяком случае, они так считают. Ну что ж, добро пожаловать в Пантер-Ридж.
Этан кивнул. В голове у него мелькнула мысль, что ему повезло, бывают места и похуже. Например, там, за стенами. Он внимательно посмотрел на Оливию Квинтеро, лицо которой излучало уверенность и спокойствие, несгибаемую волю и целеустремленность. Наверное, поэтому все считают ее здесь главной, подумал он. Она была довольно высокого роста, сухощавого телосложения, чему способствовали и скудные пайки в крепости. Но физически хорошо развита и крепка и так же себя держала; лицо под коротко стриженными седыми волосами, открывающими высокий лоб, выглядело бесстрастным — видно, что эта женщина прекрасно владеет собой. Ей, должно быть, где-то за пятьдесят, подумал Этан, заметив, что от своих испанских предков она унаследовала смуглую кожу. Лоб ее был прорезан морщинами, в уголках глаз морщины еще глубже, но во всех других отношениях больше ничто не выдавало ее возраста — можно сказать, что она очень хорошо сохранилась. Оливия была чем-то похожа на директрису школы — а возможно, и была ею до того, как все это случилось, — у которой с юных лет успел накопиться жизненный опыт, достаточный для того, чтобы можно было позволить себе относиться ко всему легко и спокойно и прекрасно разбираться в том, что в жизни хорошо, а что плохо. Не исключено даже, что она была директрисой средней школы Этана Гейнса, кто знает? А может быть, успешно занималась бизнесом. Родилась в бедной семье, занялась продажей недвижимости и нажила состояние. Продавала дома, которые выглядели как небольшие замки, еще до того, как возникла нужда в крепостях. Откуда он знал об этих замках, Этан не помнил, поэтому махнул на это рукой: все равно прошлое его темно, как беспросветная ночь.
Он чувствовал, что она тоже смотрит на него внимательным, изучающим взглядом. А что же она видела перед собой? Грязного мальчишку лет четырнадцати-пятнадцати с копной спутанных, падающих на лоб каштановых волос, лезущих ему в глаза — голубые, как утреннее небо на ранчо, которым она владела с ныне покойным мужем Винсентом милях в двадцати к востоку отсюда, в те времена, когда мир еще не сошел с ума. Она обратила внимание и на острый нос Этана, и на подбородок, а главное — на столь же острый, почти пронизывающий насквозь взгляд. И подумала, что этот мальчик не так-то прост и далеко не глуп, к тому же, должно быть, рожден под счастливой звездой, если сумел выжить, пройдя сквозь такие испытания и хлебнув столько горя. Или же... tal vez no tan afortunado1, потому что повезло больше тем, кто рано умер со всеми своими близкими и с воспоминаниями о том, какой Земля была прежде.
Но много думать об этом не стоит, это прямая дорожка в ад, и один только Бог знает, что пережили и как настрадались все, кто здесь выжил, и сколько им еще придется страдать в будущем. В крепости растет число самоубийств. И как можно остановить человека, если он хочет покинуть этот мир, когда кругом столько оружия...
Оливия понимала: худшее — это утрата надежды. Поэтому она не имела права позволить себе, чтобы кто-то узнал, как близка она и сама была к тому, чтобы темной ночью взять пистолет, приставить ствол к виску и соединиться со своим мужем там, где наверняка лучше, чем здесь.
Но обитателям Пантер-Риджа нужен был тот, кто может возглавить их, кто способен отдавать приказы, в силах упорядочить и организовать их жизнь, сказать им, что завтра настанет новый день, и ни разу не обнаружит перед ними ни страха, ни отчаяния. И она была таким человеком, хотя в глубине души сама не знала, сколько времени еще сможет продержаться и каков в этом смысл.
— А вы кого-нибудь убивали? — вдруг задал ей вопрос Этан.
— Что? — переспросила она; этот вопрос ее слегка испугал.
— Ну, там, в той комнате, где я сидел, убивали кого-нибудь? Я там видел следы когтей и дырки от пуль в стенке. И пятна крови, кажется... Я и подумал, что туда приводили людей, чтобы их убивать.
Дейв шагнул вперед и встал между Этаном и Оливией.
— Да, мы убивали там... кое-кого. Может, они когда-то и были людьми, но, когда мы их убивали, в них оставалось мало человеческого. Это было необходимо. А потом отскребали их кровь, насколько у нас получалось. Неужели ты ничего не понял?
— Я знаю, что есть горгонцы и сайферы. Знаю, что они воюют друг с другом. И рвут в клочья весь мир. И это все. Больше я ничего не помню.
— А ты не помнишь, откуда ты это знаешь? — спросила Оливия. — Так-таки ничего и не помнишь?
— Ничего.
Оливия бросила быстрый взгляд на Джона Дугласа. Тот вскинул седые брови и пожал плечами, мол, не знаю, что и сказать. Тогда она перевела взгляд на новоприбывшего.
— Не знаю, где ты там был и как остался жив, но, мне кажется, тебе нужно многое понять и усвоить. Гораздо больше, чем ты знаешь про сайферов и горгонцев. Но ты, наверное, проголодался. Надеюсь, ты не возражаешь против лошадиного мяса?
— Не возражаю.
— Мы здесь выживаем как можем. Как-то стараемся выкручиваться, без многого обходиться. Да-да, пришлось отказаться от многого. Но мы держимся.
«Зачем? — сразу же задала она вопрос самой себе. — На что мы надеемся? Разве что-то может изменить существующий ход событий?» Но сразу же отбросила эти вопросы. Она также не видела смысла упоминать о том, как порой по вечерам на разоренную землю приходит сущий ад.
— Дейв, отведи его в столовую. Накорми и подыщи ему местечко.
— Конечно, — хладнокровно отозвался Дейв. — Со счастливым прибавлением в нашем маленьком семействе.
— А сколько всего здесь у вас человек? — спросил Этан.
— По последним подсчетам, сто двенадцать. Иногда цифра меняется, день на день не приходится.
Этан перевел взгляд на лежащий на столе желтый листок бумаги. Видно было, что цифры записывались, вычеркивались и снова быстро, коряво, нервно писались чьей-то рукой.
— Это не про количество людей, — сказала Оливия, заметив интерес Этана. — Это про наше материальное состояние дел. Мы здесь уже почти два года. Запасы подходят к концу.
— Еда и вода? — спросил Этан.
— Еда в консервах и вода в бутылях, и того и другого осталось совсем немного. Поэтому и пришлось перейти на конину, а пить дождевую воду мы опасаемся. Таково наше положение, — закончила она.
«Плохо дело», — подумал Этан. Глаза собеседницы подсказывали ему, что эту общину ждет неминуемый конец. Она словно почувствовала, что Этан обо всем догадался, и снова перевела взгляд на Дейва.
— В общем, ты понял. Отвести, накормить. До скорой встречи, Этан.
Он кивнул, Дейв с Роджером вывели его из комнаты и закрыли за собой дверь.
Джон Дуглас остался, Кэти Мэттсон снова села на стул, а Гэри Руза разглядывал свой планшет, словно в желтой бумаге с циферками читал приговор. Оливия тоже села; она поняла, что доктор остался не просто так.
— В чем дело? — спросила она.
— Интересный молодой человек, — сказал Джей-Ди.
— Страшно представить, что он перенес. Но и другие не меньше. Пару дней назад к нам пришли несколько выживших, помнишь?
— Еще бы! Выжить там не так-то просто, но все-таки возможно, — хмурясь, сказал доктор. — Я, собственно, вот о чем... Жаль, что нет более-менее приличной лаборатории. Очень хочется как-нибудь поподробнее исследовать организм Этана.
— Зачем? — спросила она и испуганно поджала губы, — Ты думаешь, не исключено, что он...
— Нет, здесь я уверен, — перебил ее Джей-Ди, — он человек и совершенно чист. Но я также думаю — и прошу тебя, пусть мои слова не выйдут за пределы этой комнаты, — я просто уверен, что его организму нанесли такой вред, что... в общем, я просто не знаю, почему он вообще способен двигаться со всеми своими ушибами и кровоподтеками на теле. У него должны быть — во всяком случае, это мое мнение — какие-то серьезные повреждения внутренних органов. Скорее всего, это взрывная волна. Просто... очень странно, что он все еще...
— Живой? — подсказала Оливия.
— Ну да, — признался Джей-Ди. — Снаружи все выглядит так, будто он получил тяжелый удар в грудь. Такой удар, который мог привести к... — Он пожал плечами. — Но точно я сказать не могу, потому что у меня нет возможности обследовать его.
— Тогда делай то, что можно, — сказала Оливия, твердо глядя ему в глаза. — Понаблюдай за ним. Если окажется, что это представитель иного вида жизни... который способен пройти тест на соляной раствор... тогда мы должны узнать об этом как можно скорее. В общем, не спускай с него глаз, наблюдай, ты меня понял?
— Понял, — сказал Джей-Ди и двинулся к двери.
— И держи наготове оружие, — напомнила она и перевела все внимание на цифры сокращающихся запасов; следовало обдумать идею очередного сокращения рациона, которую предложили Кэти и Гэри, в прежней жизни бывшие бухгалтерами.
— Да уж, — тяжко вздохнул Джей-Ди и вышел из комнаты на чахленький солнечный свет.
1 Может, ему и не так повезло (исп.).
Глава 3
Дейв и Джей-Ди сидели в помещении столовой, наблюдая, как мальчик уплетает тушеную конину. Пищу здесь принимали обычно в несколько смен, чтобы не очень обременять работой трех поваров, которые старались изо всех сил, чтобы готовить из имеющихся продуктов более-менее вкусно. Еда готовилась на свежем воздухе и на открытом огне, а потом ее вносили в помещение. За тщательно запираемыми дверями продовольственного склада ряды банок с консервами таяли на глазах, а вода, которая хранилась в больших бутылях, почти совсем кончилась. Сквозь два окна столовой с заклеенными крест-накрест полосками липкой бумаги сочился чахлый дневной свет. На свободных столах стояло несколько керосиновых ламп и свечных фонарей. Помещение выглядело мрачным, несмотря на то что на одной стене кто-то написал масляной ярко-красной краской: «Мы выживем». Автор лозунга, видно, краски не жалел и писал с яростной — или отчаянной — решимостью: красные ручейки тянулись от букв до самого пола, так же как и везде крытого линолеумом.
Мальчик поглощал пищу так, словно ест последний раз в жизни. Ему выдали еще и бумажный стаканчик с тремя глотками воды, присовокупив, что это все, воды больше не будет, так что обращайся с ней аккуратно. Впрочем, тушенку из конины он проглотил в один присест.
— Ну-ка сделай глубокий вдох, — попросил его Джон Дуглас.
Этан перестал вылизывать миску и послушно вдохнул.
— Легкие больше не болят?
— Немного, как будто трудно дышать. И вот здесь больно, — ответил Этан, коснувшись середины груди, и с помощью пальцев и языка продолжил поиски последних волокон мяса в миске.
— Думаю, и на спине тоже?
— Да, немножко.
— То-то и удивительно, что немножко.
Доктор потер чистый подбородок; в отличие от остальных мужчин здесь, он старался как можно чаще бриться и даже пользовался дезодорантом. Он был очень требователен к своей внешности и привычкам, совсем как юноша, хотя успел состариться еще в том мире, который безвозвратно ушел. Сейчас это было намного труднее, тем более что не совсем ясно, с какой стати держаться стольких прежних привычек, но он был человеком строгих правил и во всем ценил аккуратность, и это свойство помогало ощущать себя тем же самым человеком, каким он был когда-то. К тому же, вероятно, способствовало тому, что он оставался в здравом уме и продолжал испытывать вкус к жизни.
— Я ожидал, — продолжал он, — что после таких травм ты едва ли сможешь ходить, не то что бегать. Но с другой стороны, ты ведь человек молодой. По виду тебе не больше пятнадцати. Тем не менее...
Доктор помолчал, не в силах прийти к какому-нибудь окончательному выводу без тщательного обследования в настоящем больничном стационаре с лабораторией, и это его очень беспокоило. Хотя он не сомневался, что мальчик — обычный человек. Почти не сомневался. Во всяком случае, тест с соляным раствором дал положительный результат, кровь парнишки не вскипела, он не превратился в какое-нибудь ощетинившееся шипами чудовище или в огромного, кошмарного на вид паука, как это случалось во время предыдущих тестов, проводившихся с другими так называемыми людьми.
— Тем не менее, — прорычал Дейв, хотя ему совсем не хотелось сейчас рычать, — все, что ты нам рассказал, парень... даже не знаю... все это хрень собачья.
В прежней жизни Дейв Маккейн был каменщиком, а еще вышибалой в одном из баров Форт-Коллинса, где играли музыку в стиле кантри. И вообще был во всех отношениях крутой мужик, всегда готовый ввязаться в любую разборку, где требуются мощный кулак и дурные манеры, да и за словом в карман не лез. Под ногтями у него всегда была траурная кайма, головы он не мыл практически никогда, грязь у него была везде, даже в складках и морщинах лица, а к своим обязанностям в этой крепости, последнем рубеже обороны, он относился очень и очень серьезно.
— Если тебе отшибло память, откуда ты знаешь про горгонцев и сайферов? Почему это не стерлось у тебя из башки?
Этан осторожно отпил из стакана глоточек. Взгляд Дейва он выдержал, глаз не отвел.
— Мне кажется, память я потерял, многого не помню, но что касается этого... я просто знаю, что у них друг с другом война.
— Тогда ты знаешь, как она началась? Ты это помнишь? Когда именно, с какого дня?
Этан сосредоточился, пытаясь вспомнить. Ничего не вышло, в голове было пусто. Он отпил еще воды и языком нащупал застрявший между зубами кусочек конины.
— Нет, этого я не помню, — признался мальчик.
— Третьего апреля, два года назад, — сказал Дейв.
Он сложил на столе руки, вспоминая, что в тот день они с женой и двумя сыновьями сидели и молились за таким же кухонным столом в маленьком домике, всего в нескольких милях отсюда, хотя теперь кажется, что это было где-то на другом краю света. Однажды утром, через пару месяцев после того, как он оказался здесь, Дейв оседлал серого в яблоках Пилигрима и выехал за пределы крепости один — может, решил испытать судьбу, а может, просто покончить с собой, пасть от руки пришельцев. Уже давно в этой местности между ними не происходило сражений, но вернуться сюда они могли в любой момент. Бои с переменным успехом шли где-то в других местах, решительного перевеса не обнаруживалось ни с той ни с другой стороны. Насколько ему было известно, та же картина наблюдалась по всей Земле.
Дейв направил Пилигрима туда, где лежал небольшой клочок земли, которым когда-то владели они вдвоем с Шерил, и добрался-таки, остановившись перед огромной воронкой, в которой валялись обгорелые останки их дома. Он увидел обломки того самого кухонного стола в глубине воронки, отвернулся, и его вырвало. Потом вскочил на лошадь и отправился в обратный путь. Вся семья его — и Шерил, и мальчики — погибла, и теперь единственным домом для него стал Пантер-Ридж. И... да, еще тогда он увидел в небе приближающийся воздушный корабль горгонцев, совсем близко скользящий в желтом небе, а это значило только одно: где-то поблизости притаились сайферские бойцы.
— Да, третьего апреля, — сказал Джей-Ди.
Он словно почувствовал, о чем думает его товарищ, и его тоже охватили воспоминания. Болезненно сжалось сердце; он было думал, что уже пережил эту боль и она никогда не вернется, но нет, ничего подобного. Боль оказалась бесконечна, она жила в душе каждого. Его жена умерла здесь, в собственной квартире, в марте, в возрасте тридцати двух лет. Умерла у него на глазах; он видел, как она постепенно теряет рассудок, зовет мать и отца, дрожит от страха, как ребенок, когда пришельцы совсем близко затевают новую битву и взрывы начинают сотрясать землю. Дебора утратила всякую надежду, отказалась от пищи и таяла, как свечка, не по дням, а по часам. Он пытался сам кормить ее с ложечки, делал для нее все, что мог, но она целыми днями лежала, глядя в заляпанный потолок, и видно было, что свет в глазах у нее померк и в душе не осталось ни капли прежней радости. В сгущающихся сумерках, при свете керосиновой лампы он сидел рядом с кроватью и держал ее за руку, а она глядела на него усталыми, помутившимися от слез глазами и время от времени умоляющим голоском задавала один и тот же вопрос: «Нас не убьют?» — так маленькая девочка испуганно обращается к отцу.
А он не знал, что ей ответить, хотя ответ был необходим. Но он так и не успел его дать... Вдруг он услышал, как с визгом и воем приближаются они, со страшным грохотом налетают на стены Пантер-Риджа, как раздаются первые винтовочные выстрелы и дробь пулеметов, а когда снова посмотрел на Дебору, она уже покинула эту землю, не смогла вынести ужаса перед тем, что на ней происходит.
