Книжные хроники Анимант Крамб E-Book

Lin Rina

• Herausgeber: Freedom
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Вселенная Анимант Крамб
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 759

Beschreibung

Англия, 1890 год. Эпоха, в которой женщине из высшего общества негоже добиваться успеха наравне с мужчинами. Тугие корсеты, балы и светские беседы – вот и все прелести девичьей жизни. Но юная Анимант обожает читать. На страницах книг она путешествует по свету, сочиняет мелодии, развязывает войну... Делает все то, чего была лишена из-за дурацких стереотипов. Однако у Анимант появляется отличный шанс проявить себя: месяц в Лондоне, где ее ждет мистер Рид – язвительный молодой человек, который ищет себе помощницу. Анимант предстоит столкнуться со сложными задачами, узнать, какие тайны скрываются за дверями огромной библиотеки. И наверняка здесь девушка встретит любовь, о которой прежде знала лишь понаслышке. Вот только ей стоит прислушаться к собственному сердцу, чтобы не совершить непоправимую ошибку...

Leseprobe

Лин Рина Книжные хроники Анимант Крамб

Посвящается Доре, потому что по твоим венам текут слова и мечты

Lin Rina

Animant Crumbs Staubchronik

* * *

Published by arrangement with Ferly Umschlagdesign: Marie Graßhoff Bildmaterial: Shutterstock Titelschrift, Widmung und Initialen: Lin Rina

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Copyright © 2017 by Drachenmond Verlag GmbH

© Москаленко К., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2021

Пролог

Я мысленно проклинала маму, пока, прислонившись к мраморной колонне, любезно смеялась, мечтая, чтобы в словах моего собеседника было побольше смысла.

– Но белый медведь сказал: «Я барон Мюнхгаузен!» и затем откусил пингвину голову, – продолжал он, а я, к сожалению, выпила недостаточно пунша, чтобы делать вид, что его шутка смешная.

Он довольно красив, но его внешний вид такой нелепый. Что бы ни диктовала мода, мужчинам не стоит надевать сиреневые жилеты. Это выглядит очень странно.

– Вы совсем не смеетесь, – отметил он со свойственным ему остроумием, и мне захотелось вздохнуть от его наивности. Но не получилось, просто не хватило воздуха.

Мой корсет был настолько туго затянут, что я практически не могла дышать, а ноги просто подкашивались из-за недостаточного кровообращения.

Мэри-Энн так зашнуровала его, чтобы я влезла в это светло-голубое нечто, называемое вечерним платьем, которое мама купила в Лондоне, и выглядела привлекательно для сельских богатых холостяков. Мама сказала, что такая шнуровка сейчас на пике моды в Лондоне и все молодые девушки щеголяют так. Но для меня это было невыносимо, и я боялась, что умру от недостатка кислорода, если отойду от окна.

Мне казалось совершенно бессмысленным подстраивать тело под одежду, а не одежду под тело.

Но что я понимала? Я была всего лишь ленивой, бесполезной девчонкой, от которой требовалось очаровывать молодых людей светло-голубой тафтой, чтобы они не обращали внимания на мой скверный характер.

Молодой человек по-прежнему выжидающе смотрел на меня.

– Эта история абсурдна, – начала я, намереваясь сделать именно то, что мама мне всегда говорила не делать. Стала его поучать. А молодым людям совершенно не нравилось, когда женщина, которую они хотели убедить в том, что она самая желанная партия в этом зале, знала это лучше, чем они сами. – Не упоминая того, что животные не могут говорить, хотя это простительно, поскольку это якобы шутка, но я не могу поверить, что белый медведь может сделать что-то подобное, – продолжила я, но меня резко прервали.

– Ну… думаю, что белый медведь достаточно сильный, чтоб откусить пингвину голову. Он же хищник, в конце концов, – высказался задетый моими словами молодой человек, которого звали то ли Хилтон, то ли Милтон, и упер руки в бока, чтобы скрыть свою неуверенность.

– Да, – ответила я. – Но не думаю, что он дошел бы с северного до южного полушария только для того, чтобы подискутировать с пингвином о шарообразном яйце.

Милтон, или Хилтон, весьма глуповато посмотрел на меня, а затем, к счастью для нас двоих, заметил знакомого. Он кратко представил нас друг другу, формально извинился передо мной и ушел.

Бедная деревенщина.

Когда я осталась одна, обвиняющий голос мамы в моей голове предупредил, что я проживу всю жизнь в одиночестве и зачахну от тоски.

При этом я не была одинока. Она отправляла меня на бесконечные и скучные званые вечера и балы, на которых мне приходилось поддерживать только бессмысленные беседы. В основном с людьми, которые считали себя образованными, потому что когда-то посмотрели на обложку книги и теперь подшучивали над смущением других.

И это вместо того, чтобы сидеть дома в своем старом кресле и следить за мыслями блестящих умов. Мужчины уже были в моей жизни, и я наслаждалась каждым моментом, проведенным с ними. На страницах книг я расследовала преступления, используя технику сравнения отпечатков пальцев, которые у каждого человека были такими же уникальными, как снежинки. Я захватывала города, строя лошадь из дерева и прячась в ней. Следила за литературными дискуссиями, историческими изложениями, изучала человека, его разум и душу. Я путешествовала по миру за восемьдесят дней, училась строить самолеты, сочиняла мелодии, развязывала войну.

Но мама считала это глупостью. Вышивание, вот занятие для девушки моего класса.

Я вздохнула про себя.

Кто только так решил?

1 Глава первая, в которой мой дядя пришел в гости

– Она выставила его посмешищем, Чарльз! Бесцеремонно открыла рот и выдала свои заумные фразочки, – жаловалась мама отцу, на что я закатила глаза. Она всегда так драматизирует.

– Каждый раз, когда с ней разговаривает молодой человек, она все портит. Почему она не может помолчать, как все остальные девушки? – продолжала мама, и я могла представить, как она бегает по комнате туда-сюда, положив одну руку на грудь, а другой размахивает в воздухе. – Джулия Гудман, тихая девушка, и в семнадцать лет была уже помолвлена. Или старшая из сестер Бордли. Она знала, в какой момент лучше промолчать, и в восемнадцать лет вышла замуж! – Она глубоко вдохнула. Я, конечно, этого не слышала, но знала, что она это сделала.

Отец, напротив, вероятно, облокотился на камин или стол, молчал и задавался тем же вопросом, что и я: почему она всегда говорит о молчаливых девушках, но сама никогда не молчит.

– Твоя невоспитанная дочь сидит весь день на чердаке в старом кресле и запоем читает книги вместо того, чтобы учиться правильно себя вести! – резко сказала она, и я представила, как отец хмурится.

– Ани знает, как себя вести, дорогая! – отец встал на мою защиту, и я рассмеялась.

Из-за онемевшей правой ноги я попыталась поменять позу, не отрывая уха от вентиляционной решетки камина, тянущейся от кухни через кабинет отца до чердака.

– И почему она тогда этого не делает? – воскликнула мама, и я тихо застонала, потому что знала, к чему все это приведет. – Ей уже девятнадцать, Чарльз. Девятнадцать! Постепенно я начинаю думать, что она попросту не может вести нормальную жизнь. Одни книги, книги, книги. И через пару лет она станет старой девой, которую никто не возьмет в жены, потому что все ее молодые годы прошли на старом грязном чердаке! – начала всхлипывать мама, и отец забормотал слова утешения.

Я подняла голову и ударилась затылком. Мама просто излишне беспокоилась о вещах, которые казались мне совершенно неважными. Она думала, что замужество и ведение хозяйства – это величайшее счастье каждой молодой девушки.

Но только не мое. И что с того, если у меня не будет мужа? Возможно, я не стану богатой, не обзаведусь каретой и не смогу каждые полгода обновлять гардероб, но открытые библиотеки были бесплатными, и там я буду определенно счастливее, чем рядом с глупым мужчиной в шикарном доме.

Я смахнула пыль с юбки, поправила блузку и убрала со лба прядь волос, выбившуюся из прически.

С тоской я взглянула на свое старое кресло, темно-зеленый бархат которого был немного потертым на подлокотниках и которое моя мама убрала много лет назад, потому что оно казалось ей слишком потрепанным.

Но для меня оно было связано с хорошими воспоминаниями, как и книги.

Больше всего мне хотелось устроиться на его продавленных пружинах, открыть начатую книгу и просто забыть, что снаружи существуют мир, общество и мать-сваха.

Но Мэри-Энн позвала обедать, и мне пришлось отложить свое желание.

Громко простонав, я зажала тоненький роман под мышкой, приподняла подол юбки и спустилась по крутой лестнице на второй этаж.

Наш дом был больше, чем нужно. По крайней мере, мне так казалось. Я любила маленькие комнаты и стены, которые дарят чувство безопасности. Моя мама, наоборот, хотела простора, и ей не нравилось, когда какой-либо предмет мебели стоял не на своем месте, заставляя комнату выглядеть меньше.

Чтобы не помешать родителям и не быть услышанной, я тихо прокралась мимо кабинета отца, но в этот самый момент дверь открылась.

– Ани! – удивленно сказал отец, а мама поспешно прошла мимо него и, ухватив под руку, подтолкнула меня в холл с заговорщической улыбкой на губах. Меня привела в замешательство эта внезапная смена настроения. Разве она не плакала и не злилась на меня совсем недавно?

– Ты не угадаешь, кто сегодня заходил к нам. Он притворился, что пришел к твоему отцу, но я уверена, что он был здесь из-за тебя, – прошептала мама, и я сразу поняла, о ком идет речь. Джордж Михелс. Мамин новый кандидат в мужья. Впрочем, это все равно было безнадежно.

– О, и кто же это был? Неужели мистер Михелс! – воскликнула я чересчур восторженно, и мамина ухмылка пропала с лица. Если за годы, проведенные со мной в качестве дочери, она чему-то и научилась, так это распознавать иронию.

– Анимант! Веришь или нет, но этот мужчина может стать твоим, и ты будешь жить в достатке, – сказала она, неодобрительно нахмурив брови.

Я прикусила нижнюю губу, чтобы сдержать смех. Мистер Михелс был хорошим парнем, но таким же умным, как кусок хлеба, и при этом настолько неуклюжим, что регулярно запинался о собственные ноги.

– Он ковыряется в носу, когда ему кажется, что никто не смотрит, – сказала я, пока мы спускались на первый этаж. И я это не выдумала.

– Анимант! – возмутилась мама, а отец фыркнул, но взял себя в руки, как только мама резко посмотрела на него.

– Он хорошо выглядит и зарабатывает три тысячи фунтов в год. Не нужно быть такими язвительными, – упрекнула она нас, убрала руку и прошла последние ступеньки в одиночестве, прежде чем исчезнуть в гостиной. Края ее подъюбника зашелестели, аккомпанируя гневному уходу, что должно было показать нам, насколько невежественными мы выглядели в ее глазах.

Я только пожала плечами, а отец усмехнулся. Хотя он и не считал, что юной леди подобает оставаться одинокой, все же время от времени потешался над безуспешными попытками моей мамы всеми силами заставить меня приобщиться к мужскому миру.

Он был убежден, что однажды это настигнет меня, и, как и сердце любой другой юной девушки, мое растает для какого-нибудь молодого человека, который будет искать моего общества.

Пока что мне не хватает стимула, сказал он как-то маме, на что я, стоя у печной трубы, только покачала головой. Я не могла себе представить, каким должен быть этот стимул.

Точно не деньги. Конечно, я не знаю, каково быть по-настоящему бедной, но даже без мужа мое наследство обеспечило бы меня до глубокой старости. Если только пневмония не настигнет меня раньше.

И не социальный статус. Мне не нравились общественные мероприятия, званые вечера, балы и тем более благородное позерство дворян. Меня не интересовали титулы или интриги высшего общества, где я чувствовала себя не в своей тарелке.

Единственное, что оставалось для меня загадкой, – это любовь. Я читала о ней, следила за витиеватой необузданностью и пульсирующими сердцами в стихах и рассказах, но не понимала ее. Разве возможно найти человека, который являлся бы твоей родственной душой? На планете миллионы людей, и какова вероятность встретить предназначенного только тебе?

Мама утверждала, что, если захотеть, можно стать счастливой с любым мужчиной. Но, видимо, мне не очень этого хотелось, потому что я не могла представить, чтобы хоть с кем-то из ее кандидатов смогла бы притворяться заинтересованной в разговоре более получаса.

Но действительно ли дело было во мне или, может быть, все-таки в мужчинах, с которыми я встречалась до сих пор?

Молча я села в гостиной с мамой, решив, что такие умозаключения совершенно бессмысленны и никуда меня не приведут.

Поэтому раскрыла книгу о путешествии Джексона Троуга в Индию, которую купила за три пенни в книжном магазине на Гарднер-стрит. За свою цену она была довольно большой. Я была как раз на том месте, где он скопил достаточно денег для переправы и сел на небольшое торговое судно, капитан которого показался мне очень подозрительным.

– Анимант, – мама обратилась ко мне, и я моргнула, возвращаясь из истории в реальность. – Просто не могу понять. Чего ты хочешь? – Она хотела знать, а я лишь скептически подняла брови.

– Хочу почитать в тишине, мама, – ответила я, хотя и понимала, что это не тот ответ, который она хотела услышать. Ее вопрос касался моего будущего, типа мужчин, которые бы мне понравились, и занятий, которые были бы интересны. Но мне надоело обсуждать это, и в большинстве случаев я уклонялась от ее вопросов, намеренно неправильно понимая их.

Мама снова громко вздохнула, и я увидела, как ее лоб медленно краснел, пока она пыталась подавить гнев и отчаяние.

– Но что насчет завтра или послезавтра? – Она продолжила свое наступление. – Что будет в следующем году или через два года? – Ее голос звучал спокойно, но в то же время немного сдавленно. Мне даже стало ее жаль, ведь она так старалась, но все же не могла меня понять.

– Не волнуйся, мама, – ласково произнесла я и вновь вернулась к книге, ощущая гладкий и прохладный бумажный переплет. – Книги никогда не закончатся, – успокаивающе добавила я, ожидая вздоха, который обязательно должен последовать за этой фразой.

Он прозвучал громче, чем я ожидала, но был заглушен Мэри-Энн, которая позвала нас к столу.

Обед начался в тишине. Отец произнес застольную молитву и положил себе целую тарелку картофеля и тыквы. Мама надулась и демонстративно ела мало, чтобы подчеркнуть, насколько сильно ее нервы пострадали из-за моего поведения, а я прочитала о жалком состоянии каюты, в которой Джексон Троуг должен был провести следующие несколько недель.

– Тебе даже за едой нужно читать? – упрекнула меня мама, и я сразу же захлопнула книгу.

– Прости, мама. Мне было любопытно узнать о развитии событий, – заявила я, выпрямив спину. Я уже достаточно разозлила ее сегодня, так что стоило проявить хотя бы чуточку смирения.

Она что-то пробормотала и отодвинула от себя тарелку, словно даже смотреть на еду было для нее чересчур, на что я молча вздохнула и взяла кусок ягненка.

Это был тот момент, когда мир погрузился в тиканье часов и каждый думал о том, что он мог сказать, чтобы положить конец гнетущей тишине.

Нас спас звонок в дверь.

– Кто это может быть? – воскликнула мама, мгновенно просияв, и подняла голову, чтобы выглянуть в коридор через полузакрытую дверь. – Ты кого-то ждешь? – обратилась она к отцу, оставляя попытки вывихнуть себе шею, так как со своего места она бы все равно никогда не увидела дверь.

– Насколько я знаю, нет, – дожевав и вытерев масло с усов, ответил отец.

Глаза мамы внезапно засветились, словно кто-то зажег свечу, и ее взгляд переместился на меня.

– А ты? – выжидательно спросила она, и я закатила глаза.

– Мама! – предостерегла я ее. – Возможно, это пришел почтальон или мистер Смит, потому что Долли снова вывихнула сустав, – сказала я, и свет в ее глазах потух из-за моих догадок, а сама она обиженно надула губы.

– Надеюсь, этого не произошло. Я запланировала поездку на море, и мне нужно запрячь Долли, потому что ее мех хорошо сочетается с моим вечерним платьем, – сразу же начала она, хотя я только предположила. В коридоре голос Мэри-Энн стал громче.

– Сэр, ваше пальто. Я прошу вас, сэр… – пыталась она уговорить кого-то, но, видимо, не получилось. Вскоре дверь распахнулась, и в комнату ворвался высокий, бородатый мужчина в мокром пальто и с цилиндром на голове. Его синий фланелевый шарф в клетку развевался из-за сквозняка. Мужчина раскинул руки.

– Сюрприз! – воскликнул он приятным голосом, и я так резко вскочила, что позади меня чуть не упал стул.

– Дядя Альфред! – взвизгнула я так, как совсем не подобает даме, и кинулась в его объятия, словно маленький ребенок.

Тут в комнату протиснулась Мэри-Энн, которая так некстати встала на моем пути, тем самым оборвав мою спонтанную реакцию, и я осознала, что уже не ребенок и что мама убьет меня, если на моей шелковой блузке останутся капли дождя.

– Альфред! – воскликнул отец. – Какой приятный сюрприз. Что привело тебя к нам?

Дядя Альфред стянул шарф с шеи и отдал его Мэри-Энн.

– Всего парочка дел. Ничего важного, – объяснил он, расстегивая тяжелое пальто, и я поняла, что в Лондоне было холоднее, чем в деревне.

Мы, конечно, не жили в деревне. Но если сравнить наш маленький городок с таким, как Лондон, то его вполне можно назвать сельской местностью.

Дядя Альфред подал пальто бедной Мэри-Энн, которая едва не утонула под огромной кучей ткани, после чего осторожно вышла из комнаты.

– Садись. Угощайся. Мэри-Энн принесет тебе приборы, – предложила ему мама и засмеялась, хотя мы все видели, что она расстроена. Но причиной был не дядя Альфред, а только ее большие надежды, возлагаемые на гостя, который в идеале должен был оказаться брачного возраста и, конечно же, не членом семьи.

Но дядя находился в слишком хорошем настроении, чтобы заметить морщинки в уголках ее рта, и отодвинул стул рядом с моим отцом. От его тяжести филигранная мебель из красного дерева опасно скрипнула, и мама незаметно сжала пальцы у себя на коленях. Она молча молилась, чтобы вес моего дяди не причинил вреда ее любимым стульям.

Дядю Альфреда нельзя было назвать действительно толстым. Но он был большим, как и мой отец, и от природы имел широкий крестец, как у портовых рабочих. Затем к этому прибавилось немного богатства, и он стал мужчиной крепкого телосложения. Отец, напротив, выглядел довольно худощавым. Он пошел в свою маму, в то время как брат унаследовал черты отца.

И я любила дядю Альфреда. Он был забавным и остроумным и мог бы легко стать героем романа. В детстве я впитывала с открытым ртом и широко распахнутыми глазами каждое его слово, каждую историю. Он рассказывал о других странах, городах и постройках, о людях и их культуре. Обо всем, о чем я могла только мечтать и читать.

Между тем, хоть он и остепенился, нашел жену и занял высокий пост в Лондонском Королевском университете, он не утратил прозорливости и остроумия.

– Анимант, – обратился он после того, как обменялся с мамой парой фраз о здоровье и семье, а Мэри-Энн принесла ему приборы. – Девочка, что ты читаешь? – спросил он и положил в тарелку овощи, мясо и картофель.

Я робко улыбнулась. Весь мир знал, что мне нравится читать и что я не делаю ничего другого, но очень немногие спрашивали, что я читаю в данный момент. Даже мой отец в какой-то момент перестал спрашивать меня названия, которые менялись так же быстро, как время суток.

– Дискуссию о современной математике и ее влиянии на наш взгляд на физические законы, доклад о создании фондовой биржи в Америке в 1792 году и роман о путешествии Джексона Троуга в Индию, – прочитала я названия, и дядя Альфред залился смехом.

Папа тоже засмеялся, просто потому, что ему было приятно разделить веселое настроение брата, а мама смотрела на меня так, будто я только что заявила, что могу вылечить холеру. Я не переставала улыбаться, не понимая, почему они смеются, и незаметно притянула книгу с края стола, переложив ее к себе на колени, чтобы мои пальцы могли за нее цепляться.

– Ты просто невероятна, Ани! – фыркнул дядя, и я предположила, что это был комплимент. – Я знаю не так много людей, которые так много читают, – добавил он, и на этот раз я отчетливо расслышала одобрительный тон. Я смущенно пожала плечами, потому что не могла справиться с неожиданной похвалой, и попыталась взять себя в руки, чтобы не залиться краской.

– Я удивлена, что ты знаешь людей, которые много читают, – язвительно отреагировала мама, которой даже в моих мечтах не пришло бы в голову похвалить меня за это. Сделай она так, и я, возможно, сжалилась бы и была любезнее с выбранными ею зятьями.

– Ох, например, один мужчина из Новой Зеландии читал все, что попадалось ему под руки, а когда ничего не было, писал сам, – начал рассказывать дядя Альфред и положил вилку, полную еды, в рот. – И еще этот библиотекарь в Лондоне, который… – пробормотал он в перерыве между мясом и картошкой, и его светящиеся глаза внезапно потемнели, а над ними нависли густые брови. – Ох, этот парень! – злобно зарычал он и вцепился зубами в кусок мяса. Затем глубоко вздохнул, стряхнув с себя внезапную ярость, и постарался придать себе спокойное выражение лица.

– Все в порядке? – уточнил отец, пока разрезал третий кусок мяса, и дядя Альфред раздраженно кивнул.

– Ах, – отмахнулся он, и три пары глаз выжидательно посмотрели на него. Он пробудил наше любопытство. Дядя перевел взгляд с отца на маму и меня, а потом вновь обвел нас всех глазами. – Просто небольшие проблемы с персоналом, – сухо объяснил он и крепче сжал столовые приборы. – Которые, однако, сводят меня с ума! – энергично добавил он, и я немного забеспокоилась. Обычно мой дядя был жизнерадостным человеком, беспокойство было ему не к лицу.

– Ешь, Анимант, – шепотом приказала мне мама, я перестала цепляться за книгу на коленях и, не отрывая взгляда от дяди, взяла в руки столовые приборы.

– Он доставляет тебе неприятности? – спросил отец, а дядя Альфред фыркнул, но снова начал есть, что уже было хорошим знаком.

– Неприятности – не то слово, Чарльз, – отозвался он, помахав вилкой. – Узколобый бюрократишка этот библиотекарь! – выругался он, и мама вздрогнула от такого грубого выбора слов, что заставило меня улыбнуться, а лицо дяди Альфреда бледнело все больше и больше. – Вы бы видели его, – сказал он, усмехнувшись. – В этих нелепых очках для чтения, в выглаженных рубашках и с шилом в заднице. Он библиотекарь в Королевском университете, и у него столько дел, что ему нужен помощник. Но все выпускники отделения литературы, которые соглашаются на эту работу, увольняются через несколько дней или же посланы им в ад. Никто не отвечает его требованиям, никто не сможет ответить его требованиям, и я скоро буду готов платить кому-то двойную плату, чтобы он остался на работе.

– Он что, такой властный? – осторожно уточнила мама, на что дядя рассмеялся.

– Нет, просто странный и помешанный на работе. Если бы я не знал, что домработница здания для персонала постоянно ругалась на его беспорядок, я бы сказал, что он даже спит на книгах. – Дядя Альфред вытер картофелем масло от тыквы и положил себе в рот. Масло потекло по его бороде, и он стал похож на уличного рабочего.

Я попыталась не думать о том, как выглядела моя комната, и наколола тыкву на вилку. Все книги, которые не помещались на полку, складывались под кровать. Можно сказать, что и я давно сплю на книгах.

Хотя… вообще-то так нельзя. В конце концов, я была молодой девушкой с жаждой знаний, а не старомодным, странным, старым библиотекарем.

– Если бы руководство университета не стояло у меня над душой, это бы и не обсуждалось. Мы бы спокойно сели вместе, и я бы прочитал лекцию этому юнцу, – весело сказал дядя, а я задумалась над словом «юнец», потому что оно не соответствовало образу библиотекаря в моей голове. В моем представлении они не бывали молодыми.

– Чем я могу тебе помочь? – спросил отец, ведь готовность прийти на помощь всегда была его сильной стороной. Впрочем, если посмотреть с точки зрения моей матери, то можно посчитать эту сторону слабой, потому что из-за нее он надолго покидал дом, а мама потом либо скучала до смерти, либо, чтобы скрасить день, начинала представлять мою скорую свадьбу в мельчайших подробностях.

– Не беспокойся об этом, – ответил дядя Альфред. – Я уж найду кого-то, кто так же любит книги, как и этот ненормальный библиотекарь, – засмеялся он, вытирая салфеткой бороду.

– Анимант, например, – шепнула мне мама, и я сделала вид, что не услышала ее, потому что в этих словах был явный намек.

Но отец все прекрасно расслышал. Он глубоко вздохнул, и его глаза расширились, когда ему в голову пришла идея.

– А почему бы и нет? – спросил он, повернувшись к брату, и дядя Альфред с сомнением посмотрел на него, думая, что отец просто шутит.

Но он не шутил. Ничто на лице отца не указывало на то, что он был несерьезен, напротив, весь его вид говорил о том, что идею он считал хорошей. На мгновение мое сердце остановилось, потому что от испуга я случайно раскусила горошину перца, спрятавшуюся в овощах. Все во рту сжалось, но я старалась внешне сохранить самообладание.

– Она, конечно, не училась в университете, но в книгах уж точно разбирается. – Отец начал объяснять свою идею, но мама не дала ему продолжить.

– Ты сошел с ума? Она молодая девушка из высшего общества, а ты предлагаешь ей идти работать? – отрезала она, и ее лоб покраснел от гнева. – Будет скандал!

– Не будет, дорогая, – попытался успокоить ее отец. – Когда она покинет дом, ей придется пользоваться своими мозгами.

– Но она будет одна в Лондоне, – продолжала мама, но дядя Альфред перебил ее.

– Она не будет одна, Шарлотта, – возразил он и с сомнением добавил: – Она будет жить со мной и Лиллиан.

Отец изумленно поднял на брата взгляд.

– Ты поддерживаешь мою идею? – удивленно спросил он, и у меня закружилась голова.

Только что всерьез заговорили о том, чтобы отправить меня в Лондон и чтобы я работала там в библиотеке? Было ли это вообще правильным?

Мысль о том, что мне придется проводить время за глупой работой вместо того, чтобы просто сидеть в своем кресле и читать, определенно не радовала меня. Но если это значит, что мне надо будет ехать в Лондон, узнать новое и хотя бы на какое-то время избежать маминых планов на мою свадьбу, то предложение было действительно заманчивым.

– Твоя дочь умна и не сдастся быстро. Она стала бы идеальной альтернативой моей предыдущей стратегии. А если все-таки ничего не получится, то я хотя бы немного позлю этого библиотекаря. – Дядя Альфред заговорщически понизил голос, и отец рассмеялся.

– Никто не будет никого злить! Особенно меня, – подчеркнула мама. – Она остается здесь. У нее общественные обязательства. Она не объект для опытов, который можно отвезти в Лондон и заставить работать, только чтобы посмотреть, что из этого выйдет! – Ее руки сжались в кулаки, и я ждала, что она ударит ими по столу, как аукционист своим молотком.

Раз, два, три. Продано. Анимант Крамб, за три тысячи фунтов в год молодому человеку со светлыми усами и в уродливом сиреневом жилете.

Я отогнала прочь глупые мысли, вызвавшие у меня неприятные мурашки, и положила столовые приборы обратно на тарелку.

Не сидеть же мне и не ждать до тех пор, пока мама измотает меня так сильно, что я в конце концов уступлю ее настойчивости и выйду замуж, только чтобы она успокоилась. Мне эта идея пришлась не по душе, и я даже была готова немного поработать, лишь бы убежать от этого на некоторое время.

– Это ненадолго, – отозвался дядя Альфред, морщась от упрямства своей невестки. – Даже месяц длится весьма долго рядом с этим человеком.

– Нет! – воскликнула мама и демонстративно встала со стула, поцарапав им пол. – Она не поедет в Лондон! И это мое последнее слово!

2 Глава вторая, в которой мое кресло переехало в Лондон

Я сидела в карете и перебирала перчатки, которые держала в руках, поглаживая их гладкую кожу, чтобы успокоиться.

За окном проносились золотые поля, разноцветные деревья, листья которых уже начали опадать. Передо мной открывался сказочный осенний пейзаж, который сейчас, к сожалению, не могла оценить по достоинству.

Я направлялась в Лондон. Трудно было в это поверить. Мама не соглашалась, кричала, ругалась до тех пор, пока отец не отвел ее в сторону, а после исчез с ней и дядей Альфредом в гостиной.

Всего мгновение я просидела на стуле в столовой, пока не вскочила и не бросилась за ними, чтобы подслушать, о чем они говорят за закрытой дверью.

– Представь, какие открываются возможности. Сколько людей она там встретит, – сказал отец, но мама перебила его.

– Но Чарльз, – жалобно начала она, и я знала, какой у нее сейчас вид. Умоляющий, заискивающий, который всегда переубеждал отца.

Но в этот раз это не возымело эффекта.

– Шарлотта, званые вечера в большом Лондоне, возможно, даже балы при королевском дворе. Молодые люди с титулом и славой, смекалкой и умом. Всего один месяц, дорогая, и у нее закружится голова от всех знатных поклонников, между которыми ей придется выбирать.

Я испуганно вздохнула. Это предложение действительно исходило от моего отца? Когда в этом вопросе он перешел на сторону матери? Я не понимала, быть мне в ярости или в шоке.

Даже мама была поражена и не издавала ни звука.

– Вы не обязаны кому-то говорить об этом. Мы просто скажем, что она поехала к Лиллиан, чтобы та не была одна, пока мне выдалась особенно загруженная неделя. Кто будет искать скрытый смысл в том, что Анимант поехала в Лондон к своему дяде? – добавил дядя Альфред. – Да и Генри. Он будет рад увидеться с сестрой.

Я слышала, как вздохнула мама. Этот вздох был явным знаком того, что отец и дядя Альфред победили и мне разрешат поехать в Лондон.

– Один месяц! – строго повторила она. – И только если она выдержит этот месяц. В чем я сильно сомневаюсь.

Я отошла от двери, сделав пару шагов назад, и осторожно присела на нижние ступеньки.

Потому что пришло время подумать над тем, чего я действительно хочу. Хочу ли я поехать в Лондон и стать помощницей странного библиотекаря? Была ли перспектива небольшой свободы достаточной причиной, чтобы отказаться от привычной жизни и уехать в другой город?

Званые вечера не волновали меня, упоминание многочисленных собеседников, от которых я сбегала, тоже не вызывали эйфории.

Но с другой стороны, мысль о том, чтобы отказаться и остаться здесь, задевала мою гордость. Мама утверждала, что я не продержусь и месяца. Она считала, что я наивна и простодушна, потому что до сих пор мне никогда не приходилось проявлять себя, и все остальные видели во мне бедного, кроткого ребенка. Если я откажусь, у них будет полное право так думать и моя гордость будет уязвлена.

Поэтому я согласилась, наслаждаясь раздражением на лице мамы, которая втайне надеялась, что я приму решение в пользу ее званых вечеров, а не Лондона. Но на это она могла надеяться долго.

Два дня ушло на то, чтобы собрать вещи и чтобы мама осталась довольной выбором этих вещей. Дядя Альфред остановился в комнате для гостей, но днем все время проводил с отцом, и потому у меня не было возможности расспросить его о Лондоне и библиотеке.

Над нами что-то прогремело, и дядя Альфред резко проснулся.

– Что это было? – сонно спросил он, и я нервно поджала губы.

– Всего лишь мое кресло! – ответила я, и дядя покачал головой, почесывая бороду.

– Зачем тебе понадобилось тащить с собой это старье? – улыбнувшись, поинтересовался он.

– Оно принадлежит мне. И я опозорила бы всех своих предков, если бы не была немного эксцентричной, – уверенно произнесла я, и дядя Альфред громко рассмеялся.

– Ты права, Ани! Как обычно, – сказал он, и я улыбнулась.

В семье Крамб было много эксцентриков, и, когда я увидела семейные деревья других семей, поняла, что их было даже слишком много. Моя двоюродная бабушка питала слабость к огромным шляпам, у троюродного брата был талант рассказывать истории, но никогда не заканчивать их, а мой дед всегда утверждал, что его мать служила адмиралом на флоте.

В отличие от них я всего лишь путешествую вместе со своим креслом.

По пути мы сделали две остановки. Первый раз, чтобы пообедать в прекрасном маленьком трактире, а во второй – на пятичасовой чай.

Дядя Альфред рассказал мне о своих недавних поездках в Европу, о любви Лиллиан к немецкому хлебу и что мы прекрасно проведем время в Лондоне.

Однако, как бы я ни старалась перевести тему на библиотеку, мою новую работу или же неприятного библиотекаря, у дяди Альфреда каждый раз получалось выкрутиться, и только на восьмой раз он, наконец, сдался.

Он явно не хотел об этом рассказывать, что одновременно злило меня и интриговало. Все же он пообещал позаботиться о том, чтобы завтра утром все уже было готово. И мне следовало довольствоваться этим. Пока что.

Мы приехали в Лондон вскоре после захода солнца, и я мало что могла разглядеть на темных улицах, которые слабо освещались фонарями, поскольку фонарщики еще не закончили обход. Только когда мы доехали до центра и приблизились к территории университета, улицы стали шире и светлее, и я смогла полюбоваться мрачными высокими домами, прижавшимися друг к другу так близко, словно таким образом холод не доберется до них.

Конечно, я уже бывала в Лондоне, но это первый раз, когда я приехала сюда без родителей, и, хотя воздух был не таким чистым, как в пригороде, он пах для меня свободой и бесконечным количеством новых возможностей.

Тетя Лиллиан встретила нас у двери, когда мы на затекших ногах вылезли из кареты, и, увидев меня, удивленно засмеялась.

– Анимант! – радостно воскликнула она и заключила меня в свои объятия, как только я поднялась по трем ступеням к входной двери и шагнула к ней в теплый коридор.

В Лондоне было морозно, поэтому создавалось впечатление, что здесь зима гораздо ближе, чем у нас.

– С чего такая честь? – спросила она, и от улыбки вокруг ее глаз появились морщинки. Тетя держала меня на расстоянии вытянутой руки и пристально разглядывала.

– Дядя Альфред хочет нанять меня помощницей библиотекаря, – беззаботно ответила я, и ее глаза сначала расширились, а затем в них появился гнев.

– Ты хочешь бросить ее на съедение этому чудовищу? – возмутилась она, когда ее муж вошел в дверь, и уперла худые руки в тонкую талию.

– Не волнуйся, любимая. Маленькая Ани разнесет его в пух и прах, – невозмутимо произнес он, расстегивая пальто и снимая с себя толстые слои одежды.

– Ты-ы-ы… – начала ругаться тетя Лиллиан, грозя пальцем, но затем покачала головой и только тихо вздохнула. – Ах, иди сюда, мой авантюрист! – Ее голос смягчился, она подошла к нему и упала в его медвежьи объятия.

Они были совершенно разными, и все же казались словно созданными друг для друга. Он был большим и коренастым, она – маленькой и хрупкой. У него были темные волосы и загорелая кожа, а она светилась, как ангел, с белокурыми волосами и кожей такой же светлой, как мрамор.

Только чувство юмора у них совпадало, и это, вероятно, было причиной, по которой они так хорошо понимали друг друга.

Я расстегнула свое пальто и подала его молчаливому пожилому господину, который протянул руку за моей одеждой. Мы обменялись вежливыми кивками, и тогда я снова обратила свое внимание на тетю.

– Еда уже готова, Альфред, – сказала она и многозначительно приподняла брови, – и гость, который настаивает на том, чтобы переговорить с тобой сегодня, – улыбнувшись, добавила она.

– Гость, ого, – сказал дядя Альфред, и тетя Лиллиан игриво ткнула его в бок.

– Вы голодны? – теперь тетя обратила внимание и на меня.

Теперь, когда мы, наконец, приехали, я почувствовала усталость в теле и пустоту в желудке. Кроме того, я бы никогда не сказала «нет» хорошей еде.

Столовая по размеру уступала нашей. Да и остальные комнаты тоже, но это было связано не с недостатком денег у моего дяди, а с недостатком места на улицах Лондона.

Тетя шла впереди, я следом, а дядя перемолвился еще парой слов с дворецким, чтобы он позаботился о нашем багаже.

Я так проголодалась, что мне не хотелось тратить время еще и на переодевание, и моя тетя, казалось, не видела в этом никаких проблем. С ней и моим дядей все было более непринужденно, чем дома с родителями. Мама тут же заставила бы меня подняться наверх и надеть что-то миловидное, если бы имелась хоть малейшая надежда, что нам нанесет визит молодой неженатый мужчина.

И это действительно так. Неожиданно я встретилась взглядом с парой медовых глаз, и мне пришлось постараться, чтобы объемное платье моей тети не подтолкнуло меня в объятия этого мужчины. Тем не менее я все равно споткнулась и схватилась за столик, чтобы восстановить равновесие.

– Простите, – пробормотала я, игнорируя руку мужчины, которую он с готовностью протянул, чтобы поймать меня, если это потребуется.

– Ничего страшного, – ответил он мне тихим, но твердым голосом, и я взглянула на него, как испуганный кролик.

Мужчина, стоящий передо мной, был молод, слегка за двадцать, с темно-русыми волосами средней длины, что придавало ему дерзкий вид. Черты его лица были ровными, челюсть – угловатой, а губы привлекали внимание, хотя я не могла сказать почему.

Тяжелые шаги дяди по паркету оторвали меня от созерцания незнакомца и вернули к действительности. Мне удалось вынести в голове неожиданную для себя окончательную оценку внешности этого молодого человека: он выглядел слишком хорошо, чтобы не впечатлить меня хотя бы немного.

– Уинстон! – воскликнул дядя с широкой улыбкой. – Друг мой, я думал, ты уже на полпути в Глазго.

Собеседник тоже улыбнулся и сделал шаг вперед, чтобы пожать руку моему дяде.

– Уезжаю только завтра утром, Альфред. Поэтому я позволил себе побеспокоить тебя в этот час.

– А-а, – отмахнулся дядя Альфред, и тут до него дошло, что я по-прежнему стою рядом с двумя мужчинами, прижатая к стене.

– Ох, точно, – начал дядя, отступив в сторону, чтобы у меня и моей юбки было больше места. – Ани, позволь представить тебе этого молодого человека. Уинстон Бойль, новый юрисконсульт моего отдела. – При этих словах вышеупомянутый мистер Бойль вежливо кивнул, лукаво улыбнувшись уголком рта. – Уинстон, это моя племянница Анимант Крамб. Она приехала со мной в Лондон, чтобы стать помощницей библиотекаря.

При этих словах улыбка мистера Бойля сползла с его лица, и он удивленно поднял брови.

– Как? В этой библиотеке? С мистером Ридом? – растерянно спросил он, и я постепенно начала волноваться.

– Насколько страшным должен быть этот человек, что все так испуганно реагируют, когда речь заходит о нем? – как можно беззаботнее спросила я и мягко улыбнулась, чтобы не выдать своих чувств. Если бы я не воспринимала все это с юмором, то в итоге, возможно, и испугалась бы, но решила не позволять себя запугивать. Маму только обрадуется, если я брошу все и приползу обратно домой. Но я не доставлю ей такого удовольствия.

– Он не страшный, – поспешил успокоить меня мистер Бойль и, увидев мою улыбку, тоже вновь улыбнулся. – Скорее… сложный.

Я подняла одну бровь, слегка наклонила голову и решила воспользоваться возможностью выудить все из красавца мистера Бойля.

Если никто другой не хочет отвечать на мои вопросы, то придется это сделать ему.

– Сначала садись и поешь, – мягким голосом прервала мои мысли тетя Лиллиан и протянула мне руку, чтобы я села рядом с ней. – Вы все еще можете говорить за столом.

Я улыбнулась ей, хотя и вздохнула про себя, приподняла подол юбки и прошла между дядей Альфредом и мистером Бойлем, которые охотно освободили мне путь.

Моя мама никогда бы не прервала меня, если бы я беседовала с симпатичным молодым человеком. Но такова была жизнь, на каждую ситуацию найдется исключение.

Мы сели за стол, дядя Альфред произнес застольную молитву, и тучная женщина в кружевном чепчике принесла миску с густым рагу, разложив его нам по тарелкам.

Как только я взяла ложку, сразу же обратилась к мистеру Бойлю.

– Мистер Бойль, – тихим голосом произнесла я, высоко подняв голову, но при этом не задирая подбородок, как постоянно говорила делать мне мама при разговоре с молодыми людьми. – Я права, полагая, что вы лично знаете этого мистера Рида? – прямо спросила я, и мистер Бойль, жуя, кивнул.

– Так и есть, мисс Крамб, – очаровательно ответил он, и его необычные губы изогнулись в легкой усмешке. – Если проводить столько же времени в библиотеке, сколько и я, то нельзя не встретиться с этим господином лично.

Я придвинулась к краю стула, чтобы внимательнее слушать и показать свой интерес к этой теме.

– Мой дядя убедил меня попытать счастья в работе, но до сих пор скрывал все, что кажется мне важным в этом отношении. Наверное, вам придется простить меня за то, что я так открыто проявляю свое любопытство, – сказала я, и мистер Бойль рассмеялся, заразив этим смехом и меня.

Он оперся локтями о край стола и тоже наклонился ко мне.

– Я с радостью отвечу вам на все вопросы, которые в состоянии осветить, – заговорщически заверил он меня, а затем поднял взгляд на дядю Альфреда, словно ему пришло в голову, что не стоит давать обещания, которые, возможно, не удастся выполнить. – Если это понравится вашему дяде, – быстро добавил он, и его голос стал рассудительным.

Дядя Альфред шумно вздохнул и положил себе в рот полную рагу ложку, что задержало его ответ, и я еще больше напряглась от этой пытки.

– Говори, – наконец резко сказал он. – Пожалуйста. Тогда мне не придется обсуждать этого человека. Знаете, это плохо для моего сердца, – заявил он, и я не могла поверить ему, потому что тетя Лиллиан в этот момент начала ухмыляться, с трудом сдерживая смех.

Впрочем, мне и в голову не могло прийти, какие причины на самом деле были у дяди Альфреда, если он позволял мне утолить свое любопытство таким способом.

Медовые глаза мистера Бойля выжидательно обратились ко мне, и я с трудом сумела выбрать, какой из множества вопросов хотела задать первым.

– Мой дядя дал понять, что не может найти помощника мистеру Риду. Как вы думаете почему? – Я начала с малого, вспомнив, что была когда-то голодна, и опустила ложку в горячее рагу, пахнущее картофелем, курицей и специями.

– Хм-м, вот в чем дело, – сказал мистер Бойль, на полпути задержал свою ложку в воздухе и, собираясь с мыслями, наморщил лоб. – Я бы сказал, что это из-за требований, которые он предъявляет людям и которые никто не может удовлетворить.

– И какие же они? – выпалила я, когда мистер Бойль поднес ложку ко рту.

– Он не тратит время на то, чтобы обучить людей. Он любит отдыхать, иногда днем просто исчезает, не сказав куда, и ожидает, что вы справитесь с поставленными задачами, не получив от него инструкции. Я бы сказал, что он плохой учитель, но, несмотря на это, в результате ждет совершенства, – пояснил он, и тут ему пришло в голову еще кое-что. – О! – Его рот изогнулся в легкой улыбке. – И он не любит, когда кто-то не воспринимает его работу всерьез. Для человека, который ставит на первое место удовольствие, а не работу, нет у Рида ни единого шанса.

Это достаточно большое количество качеств, указывающих на странного, жесткого человека, рядом с которым придется приложить усилия. На случай, если мне представится возможность продержаться достаточно долго, чтобы вообще на это решиться.

По мнению мистера Бойля, если я окажусь в библиотеке и совершу ошибку, то меня сразу вышвырнут оттуда. Я никогда не работала в библиотеке.

О чем я думала? Я вообще никогда не работала! У меня нет образования, не было занятий по литературе и никакого опыта помощником библиотекаря.

Но у меня были сильные стороны, которые являются моим преимуществом. Я ориентируюсь в библиотеках. Не конкретно в этой, но я видела многие, и система всегда схожа. Я могу быстро читать, логична и старательна.

Но прежде всего я упряма.

В случае чего мистер Рид сломает о меня зубы. Если окажется, что мое решение продиктовано только упрямством и противостоянием матери, я все равно не сдамся!

Это решение укрепило меня, придало мне решимости, хотя слова мистера Бойля на самом деле должны были вогнать меня в уныние.

– Откуда вы знаете о запрете удовольствий? – спросила я.

– Это не запрет, мисс Крамб. Просто ему не нравится, когда человек предпочитает балы и званые вечера работе и появляется по утрам невыспавшимся, – пояснил он, и я не могла поверить, что показалась ему таким человеком, который любит балы и спать по утрам.

– И, отвечая на ваш вопрос. Мои близкие знакомые, те, кто попал в рабство к этому человеку, сбежали оттуда, – сказал он и рассмеялся, потому что посчитал это смешным, в отличие от меня. – Но в защиту мистера Рида стоит сказать, что все эти знакомые были абсолютными бездельниками и на самом деле это заслужили.

В этом крылась шутка, и я мягко улыбнулась, так же как и мистер Бойль.

Я думала, что ответы на мои вопросы прольют немного света. Но на деле они лишь отбросили на стены новые тени, среди которых стало даже тяжелее ориентироваться, чем в ранней темноте.

Полная картина не складывалась, и это только подстегнуло мое любопытство.

– Но, чтобы не быть несправедливым к пресловутому мистеру Риду, я готов перечислить и пару его положительных качеств, – снисходительно произнес мистер Бойль, и дядя Альфред фыркнул. У него, казалось, было совершенно другое мнение, поэтому я поднесла руку ко рту, чтобы он не увидел моего смеха.

Но мистер Бойль не заметил этого, его глаза так обворожительно блеснули, что я не могла понять, откуда взялась эта симпатия, к нему после такого короткого знакомства.

Возможно, дело в красивом лице или стильной одежде. Но у других тоже было и то и другое, и у них не получалось привлечь мое внимание.

Я улыбнулась сама себе, осознав причину: он до сих пор не сказал ничего глупого.

Мистер Бойль взял еще одну ложку рагу и продолжил свои размышления.

– Мистер Рид открыт для нового и неординарен, это можно воспринимать как его сильные качества. Он любознателен, имеет мнение по практически каждой теме или хотя бы знает книгу, на которую может сослаться, и мне нравится его стремление к прогрессу.

Я слегка кивнула и замолчала, обдумывая и пытаясь соединить все это в один образ.

– Я помог вам, мисс Крамб? – немного неуверенно спросил вдруг мистер Бойль, и я подняла на него взгляд, стараясь вновь улыбнуться.

– Конечно, мистер Бойль. Вы очень сильно мне помогли. Но, должна признаться, я все же не во всем разобралась.

– Пожалуй, вам стоит подождать встречи с ним, – рассмеялся мистер Бойль, и в его голосе была какая-то уверенность, которая убедила меня в том, что это будет интересная встреча.

После еды дядя Альфред отвел мистера Бойля в кабинет, чтобы обсудить какие-то соглашения. Однако я не успела узнать какие, потому что тетя Лиллиан поймала меня за подслушиванием, и мы разместились с ней перед камином в гостиной. Она выслушала мои истории о родителях и поездке, а затем рассказала мне о захватывающих вещах, которыми она хочет заняться со мной в Лондоне.

Я не сказала ей, что завтра иду на работу и, возможно, у меня не будет большого количества времени на экстравагантные мероприятия, и вместо этого только улыбалась, позволив ей с восхищением перечислять достопримечательности Лондона. Мужчины присоединились к нам уже довольно поздно, и было очевидно, что мистер Бойль в скором времени покинет дом.

– Как долго вы собираетесь пробыть в Лондоне, мисс Крамб? – спросил он, и я почувствовала себя польщенной от всех знаков внимания, которые он оказывал.

Мистер Бойль приблизился к дивану, на котором я сидела, и его взгляд остановился на мне. Веселый и серьезный одновременно.

Я не знала, как реагировать. Его взгляд смущал меня, потому что мне было приятно и в то же время не по себе при мысли, что под этим вопросом кроется стремление снова меня увидеть.

– Ох, даже не знаю, – неуверенно отозвалась я, думая о том, что мама настояла, чтобы мое пребывание здесь длилось не больше месяца. Но кто мог так точно это предсказать?

Дядя Альфред ухмыльнулся.

– Не беспокойся, вы еще встретитесь, – сказал он хриплым голосом, и его тон мне не понравился. Словно он пытался нас свести.

Тетя Лиллиан была не лучше.

– Через шесть дней у Кентов состоится званый вечер, – вмешалась она, поднимаясь с кресла, стоящего напротив моего, и улыбнулась мистеру Бойлю. Он улыбнулся в ответ, но его взгляд все еще блуждал по мне. Он, казалось, ожидал от меня какого-то подтверждения, но я не могла дать ему ответ, так как не понимала его намерений.

– Анимант обязательно придет, – пообещала тетя Лиллиан вместо меня и тоже выжидательно обратила на меня свой взгляд.

Неуверенно положив руку на подлокотник кресла, я поднялась на ноги. Когда все в комнате стоят, невежливо продолжать сидеть.

Я была в растерянности, в то время как та часть моего разума, которая мыслила аналитически, нашла несоответствие в словах моей тети.

– Минуту. Через шесть дней? Разве дядя не сказал, что вы едете в Глазго? Какая карета сможет доехать до Шотландии и вернуться обратно за шесть дней? – выпалила я громче, чем хотела, и, несмотря на грубость, которую я себе позволила, мистер Бойль рассмеялся.

– Никакая, мисс Крамб, тут вы правы. Но дирижабль вполне справится с этим, – ответил он, и его взгляд изменился. Невольно я сменила тему и сразу почувствовала, что на сердце стало немного легче. Как будто неприятное давление, которое все присутствующие оказывали на меня, исчезло.

Мои глаза расширились, когда до меня дошли его слова. Я не могла в это поверить.

– Дирижабль? – удивленно спросила я и подошла ближе к мистеру Бойлю. – Я читала о них, но никогда не видела своими глазами.

– И что же вы читали? – поинтересовался он, и на меня нахлынула небольшая волна эйфории. Ни один мужчина моего возраста не спрашивал меня об этом.

– Трактат Луи Сандерса «О воздухоплавании» и «От строительства до полета» братьев Тилл, – ответила я и сразу вспомнила третью книгу, которая содержала подробные описания полетов на дирижабле, но, конечно, не считалась научно-популярной книгой. – И «Путешествие Клэр на Луну». – Я все же упомянула ее и стала ждать реакции мистера Бойля, надеясь, что не перестаралась. Если он не знает ни одной из этих книг, то посчитает себя невеждой. И впервые в жизни мне не хотелось, чтобы в моем присутствии мужчина чувствовал себя оскорбленным.

– Изумительно специализированная литература, – заметил мистер Бойль, а затем лукаво усмехнулся. – Особенно последнее, – снова улыбнулся он, и я недовольно скривила губы.

Мне совсем не нравилось, когда надо мной подшучивали из-за книг, которые я читала.

– Как вам конец? – спросил, однако, мистер Бойль, и я быстро пришла в себя. – Роберт выбирает Клэр и бросает ради нее полеты. Романтическая литература, подходящая, по моему мнению, молодым девушкам, – заметил он, на что я изумленно моргнула.

– Вы читали эту книгу? – поинтересовалась я, хотя это и было очевидным. Ведь он знал конец.

– Да. Так и? – вернулся он к своему вопросу, и я покачала головой.

Я точно помню, как прочитала заключение, а потом растерянно и сердито отбросила книгу на ночной столик.

– Вынуждена вас разочаровать. Мне кажется, конец ужасен, – ответила я, и теперь в изумлении от моих слов был мистер Бойль. – Женщина, которая требует от любимого отказаться от самого важного в жизни, не может любить его по-настоящему! – возмутилась я, видя, как рядом со мной тетя Лиллиан кривится в усмешке.

– Поистине необычное мнение для юной девушки, – отметил мистер Бойль, и я не вполне поняла, что именно он имел в виду. Я знала молодых девушек из своего маленького городка, и все они думали только о красивых платьях, любовных письмах, розах и другой романтической мишуре.

– Она говорит это только потому, что ничего не знает о любви, – вдруг заявила тетя Лиллиан, и ее слова ранили меня, хотя на самом деле я понимала, что она не хотела этого.

– Я читала о любви, – выдавила я из себя и скривилась, чтобы это не прозвучало слишком резко.

– Дорогая, – сказала тетя Лиллиан, мягко положив руку мне на плечо. – Иногда просто читать недостаточно.

3 Глава третья, в которой я потеряю свое сердце

Утром было так холодно, что морозный воздух задувал под кринолин[1] и сковывал ноги, хотя я и надела длинные шерстяные чулки.

Небо затянули тучи, и оно оставалось таким же темным, даже когда взошло солнце.

После утреннего туалета тетя Лиллиан помогла мне одеться, потому что из-за нервов у меня дрожали пальцы, и я вряд ли смогла бы застегнуть хотя бы одну пуговицу. Мой выбор пал на простую хлопковую кремовую блузу и темную клетчатую шерстяную юбку. И то и другое маме не понравилось бы, потому что, по ее мнению, наряд выглядел скучным и лишенным жизни. Хотя, мне кажется, она просто боялась, что мой слишком строгий вид отпугнет молодых людей, привыкших к веселой пестроте дам поместного дворянства.

Я чувствовала себя очень комфортно в этой одежде, комфортнее, чем в туго затянутых рюшах, и обрадовалась, когда тетя Лиллиан, посмотрев на меня, сказала, что я выгляжу более взрослой и зрелой. Затем она заколола мне волосы и протянула тонкие жемчужные серьги.

И, хотя я чувствовала, что одета соответствующе, в голове был беспорядок, в животе тянуло, а сердце рвалось наружу.

Дядя Альфред шел рядом со мной, он предложил мне руку, чтобы я могла держаться за него, и я была рада этой поддержке.

Мощеная дорога сначала недолго тянулась вниз по улице от дома дяди Альфреда, а затем через кованые ворота сворачивала в парк, который был частью университетского городка.

Дядя указал на несколько больших, величественных зданий из ржаво-красного и темно-серого камня и назвал их, а у меня чуть глаза не вылезли из орбит от чрезмерного изумления.

Последний раз я была здесь так давно. Тогда я прочитала «Оливера Твиста»[2], а затем провела остаток нашего пребывания в Лондоне, высматривая беспризорников. К библиотеке мы даже близко не подходили, так как родители опасались, что потеряют меня там и никогда больше не найдут.

Парк, по которому мы шли, был огромным, пронизанным яркими вымощенными дорожками, вдоль которых росли старые платаны, сбросившие уже почти все листья. Окруженный зеленью университет величественно стоял под пасмурным небом. Пышные здания с узкими колоннами, башенками и серебряными зубцами, типичными для Лондона. Сотни узких окон, большие деревянные ворота – все это излучало такую атмосферу, что я испытывала благоговение перед хранящимися здесь знаниями, о которых имела лишь небольшое представление.

Между домами толпилось много молодых людей. Было еще рано, но они уже шли в университет. На утренние лекции, в кафетерий, который находился справа от нас, или в учебные группы, которые встречались по всему кампусу и в кафе.

Библиотека располагалась в самом центре, и я благоговейно втянула воздух, когда мы шли по дорожке к главному входу.

Красивый фасад возвышался надо мной, нависая сверху, заставляя почувствовать, насколько маленькой я была.

Страх, который до этого мне более-менее удавалось подавлять, заполз в живот вместе с утренним морозом и поселил внутри чувство дискомфорта.

Я не имела понятия, как много книг находится в этом здании. Как мне могло даже подуматься, что я обладаю хотя бы малейшим представлением о всей литературе в мире?

Дядя Альфред ласково похлопал меня по плечу, по-отечески улыбнулся, а затем отпустил мою руку, чтобы открыть тяжелую дверь.

Я задержала дыхание, стараясь сохранить самообладание, и, высоко подняв голову и расправив плечи, вошла в здание.

Тишина окружила меня, когда дядя закрыл дверь, оставляя позади все внешние звуки. Ветер, шумевший в деревьях, карканье ворон, стук далеко проезжающих карет. Здесь, внутри, стояла такая тишина, что можно было услышать, как пролетает муха.

Гулкие шаги дяди эхом разнеслись по холлу, и я быстро пошла следом за ним.

Стоило мне поднять взгляд, как мое сердце замерло, я не могла поверить своим глазам. Вестибюль был просторным, бо́льшую его часть в центре занимала полукруглая кафедра выдачи из черно-коричневого дерева, за которой тихо работали два молодых человека.

За вестибюлем располагался круглый зал размером с театр, со стеклянным куполом в качестве крыши. И, хотя бесконечные резные украшения и золотые узоры наверняка были достойны внимания, мое принадлежало только книгам.

Стеллажи тянулись вдоль всей стены и изгибались, образовывая ниши, разделявшие отдельные предметные зоны. Они были такими высокими, что приходилось использовать длинную лестницу, чтобы добраться до четвертой или пятой полки. Две лестницы вели к широкому круглому проходу, где все это продолжалось.

Книги над книгами, страницы, слова, запах бумаги и пыли, витающий в воздухе. Я поняла, что мое сердце отныне принадлежит этому месту.

Я даже не заметила, как шагнула вперед, пока чуть не столкнулась со студентом, который несколько неуклюже маневрировал со стопкой книг к своему месту.

– Извините, – пробормотала я слишком громко для этого царства спокойствия и знаний.

Юноша только кивнул мне и сел за один из многочисленных столов, расставленных в круглом зале. Другие тоже сидели здесь, склонившись над толстыми кодексами, словарями, иностранной литературой, чертежами, и читали, писали, учили.

Будь я мужчиной, то давно сидела бы здесь и училась, впитывая в себя все знания. Как мой брат Генри. Но я не мужчина, и, несмотря на то, что на другом конце Лондона с недавних пор появился небольшой университет для женщин, учеба для них по-прежнему оставалась не особенно уважаемым занятием. Я читала, что выбор учебных предметов был весьма ограниченным, и не нашла ничего, что могло бы действительно заинтересовать меня.

Генри утверждал, что университет для женщин – шутка, и должно пройти еще много лет, прежде чем что-то изменится в этом отношении.

Я вытянула шею, переводя взгляд с одного студента на другого и пытаясь разглядеть среди них своего брата. Но его здесь не было.

Дядя Альфред слегка кашлянул рядом со мной, заставив меня вздрогнуть. Я совсем забыла, по какой причине мы сюда пришли. По правде говоря, все отошло на второй план, когда я увидела книги. Даже мой страх перед тем, что мне предстояло, уступил место бабочкам в животе.

– А вот и он, – шепнул дядя, и я посмотрела в ту сторону, куда он бегло указал.

Даже без этого жеста я бы сразу поняла, что мужчина, спускающийся по лестнице, был не кем иным, как библиотекарем.

Он разительно отличался от сгорбленных студентов с дымящимися головами. Поразительно высокий, худощавый, с прямой спиной, темноволосый и гладко выбрит. На нем был простой темно-коричневый костюм, а на кончик носа сползли очки. Ему не дать больше тридцати лет, что объясняло, почему мой дядя назвал его юнцом. Он был совсем молод для этой руководящей должности. Мужчина шагал почти беззвучно, уткнувшись носом в книгу, но его ноги так уверенно ступали по широкой лестнице, словно он совершал это уже сотни раз.

Трудно сказать, какое первое впечатление он произвел на меня. Я ожидала чего-то другого, и тем не менее он идеально вписывался в это место.

– Мистер Рид, – произнес дядя Альфред, и тот медленно оторвался от строк своей книги.

Когда он узнал в человеке, обратившемся к нему, моего дядю, я заметила, как он вздохнул, закатил глаза, но быстро прервал себя, чтобы это не было так заметно. Но я все же заметила.

– Мистер Крамб. Не ожидал, что вы так скоро вернетесь, – сказал он вежливо и вместе с тем удивленно. Его голос не соответствовал мягкому выражению лица, а выдавал напряжение и раздражение. Так же, как и у моего дяди, когда он говорил о мистере Риде. В прошлом они оба явно действовали друг другу на нервы.

– Нет? Как странно. Когда мы оба ищем одно и то же решение проблемы, – весело ответил дядя, и я услышала легкую иронию в его словах, из-за чего мне пришлось подавить смешок. – Позвольте представить, – продолжил он, положив руку мне на спину, чтобы я сделала шаг вперед. – Анимант Крамб, дочь моего брата. Выдающаяся молодая девушка, прозорливая и остроумная. Она порядочна, вежлива, и я вряд ли знаю кого-то, кто прочитал столько же книг, сколько она. Я думаю, даже вы не сможете с ней в этом сравниться. – Дядя продолжал петь мне дифирамбы, и на мгновение меня начал раздражать его выбор слов. Почему он рассказывал ему все это?

Мистер Рид снял очки, сложил их и повесил за одну дужку на вырез просто расшитого жилета. Он скептически перевел взгляд с дяди на меня, потому что тоже не понимал, к чему клонит дядя.

– И я подумал, что она будет твоей новой помощницей, – воскликнул дядя Альфред немного громко для этой святыни, и некоторые студенты повернули к нам головы. Но очевидно, все это доставляло ему слишком много удовольствия, чтобы обратить на это внимание. Он смотрел только на лицо мистера Рида, который бледнел на глазах, лишь чтобы через несколько секунд побагроветь.

– На. Пару. Слов! – прошипел мистер Рид, развернулся на каблуках и, как фельдмаршал, направился к лестнице, по которой только что спустился.

На губах дяди Альфреда появилась дьявольская усмешка, стоило библиотекарю отвернуться, и он широкими шагами последовал за ним.

Я понятия не имела, что мне делать, и просто осталась стоять на месте, пока мужчины уходили, но заметила, что сидящие вокруг студенты смотрели на меня как на белую ворону. Со стороны дяди и мистера Рида было невежливо просто оставить меня здесь, и я решительно приподняла юбку, чтобы пойти за ними.

Достигнув верхней ступеньки, я увидела, как они исчезли за дверью. Поскольку наверху никого не было, а студенты снизу не могли меня видеть, я подошла к самым стеллажам и побежала к закрытой двери так тихо, как только могла, и, стараясь успокоить учащенное дыхание, приложила к ней ухо.

– Вы ведь несерьезно! – четко услышала я мистера Рида, он был явно раздражен.

– Совершенно серьезно. За последний месяц вы отстранили, выгнали или уволили двадцать четыре помощника. С меня достаточно! – сказал дядя не менее раздраженно, а я схватилась за полку, чтобы вдохнуть недостающий из-за корсета воздух и продолжить подслушивать.

– Она женщина, мистер Крамб. И без образования. Как вы думаете, в чем будет заключаться ее работа? Приносить чай? – язвительно воскликнул библиотекарь, и я вздрогнула. Мне было неприятно услышать такие слова. Конечно, я прекрасно понимала, что никогда не займу то же положение, которое мог бы занять мужчина, но его уверенность в моей бесполезности только из-за принадлежности к женскому полу меня разозлила.

– Она амбициозна и умна, и вполне сможет выполнять задачи, которые вы ей поручите, – стал защищать меня дядя, и его голос снова стал спокойнее. – Кроме того, у вас нет выбора, мистер Рид. Или она проработает тут месяц, или я порекомендую совету финансов прекратить выделять деньги на вашу занятную машину.

Мистер Рид молчал, и я задержала дыхание от напряжения. Дядя практически шантажировал этого человека, что мне не понравилось. Я была не настолько бесцеремонна, чтобы получить работу такой ценой.

– Кроме того, она моя племянница. Значит, вы будете относиться к ней внимательнее, – добавил дядя Альфред, и это, казалось, вернуло мистера Рида в чувство.

– Ладно. Как пожелаете. Но если все это станет слишком утомительным для леди, я буду последним, кто помешает ей уехать, – проворчал он, и я едва смогла расслышать слова, потому что его голос заглушал шорох бумаги. – Она будет жить в доме для персонала? – насмешливо спросил он, на что дядя Альфред фыркнул.

– Конечно нет. Не смешите меня. Она будет жить со мной и моей женой.

– Тогда все понятно. Хорошего вам дня, и надеюсь еще долго с вами не увидеться, – недовольно произнес мистер Рид, и я чуть не задохнулась от такой грубости, хотя его голос снова приобрел более приятные нотки.

– До свидания, мистер Рид. Желаю вам того же, – ответил на его наглое высказывание дядя.

Как подслушивающий с многолетним стажем, я знала, когда разговор действительно закончился, поэтому сделала несколько торопливых шагов от двери и подошла к балюстраде, чтобы сделать вид, что оглядываю окрестности.

Позади меня резко распахнулась дверь, и я услышала тяжелые шаги дяди. Когда он положил руку мне на плечо, я повернулась к нему и придала лицу вопросительное выражение, это должно было выглядеть так, будто я не имею ни малейшего представления о том, что будет дальше.

– Что ж, формальности улажены, – сообщил он мне, выдавив улыбку, которая выглядела фальшиво. Я улыбнулась в ответ и ободряюще похлопала его по руке.

– Тогда мне можно начинать? – спросила я решительным голосом и перевела взгляд с него на мистера Рида, который резко взглянул на меня поверх очков. Он, вероятно, снова надел их во время разговора в кабинете.