Тэсса на краю земли E-Book

Тата Алатова

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Serie: Дом на краю земли. Уютный мир Таты Алатовой
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2024

Seitenzahl: 387

Beschreibung

Тата Алатова — уникальный автор, настоящий экспериментатор, который смело жонглирует разными жанрами и в каждом выступает блестяще. Каждая новая история — непременный восторг, откровение и целое открытие. Но главное, что определяет всё творчество Алатовой — стремление подарить каждому удовольствие от прочтения и просто хорошее настроение. «Тэсса на краю земли» — первая книга трилогии про Нью-Ньюлин и его обитателей. Это уютная, обволакивающая история, написанная в жанре мистического реализма. По определению читателей, мир Нью-Ньюлина — что-то вроде Муми-далена 18+. Все персонажи — люди с необычными способностями и с какой-то точки зрения настоящие монстры, которым нет места в мире людей. Но отверженные большим миром, они находят приют на самом краю земли, в никому не известной деревушке, и ведут здесь тихую, вполне обычную (по местным меркам) жизнь. Читателю эти «чудовища» предстают с совсем другой стороны — это добрые, трогательные люди, которые наконец-то нашли свой дом и могут быть самими собой.

Leseprobe

Тата Алатова Тэсса на краю земли

Иллюстрация на обложке RÉMICH

Карта Татьяны Николаёнок

Редактор серии Валерия Горюнова

© Алатова Т., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Глава 1

Из распахнутой пасти пахло мертвечиной и гнилью.

Тэсса попыталась задержать дыхание, но тут на нее хлынул поток воды, и в горле забурлило, а легкие вспыхнули огнем.

Задыхаясь, она быстро открыла глаза.

Утро.

Понадобилось несколько секунд, чтобы понять, где она находится.

Вытянув руку, Тэсса нажала на кнопку кофемашины, которая стояла на прикроватной тумбочке, и выдохнула.

С каждым днем просыпаться все тяжелее.

Кофемашина уютно бурчала, шторы были распахнуты, и жизнерадостные солнечные зайчики плясали на полу.

Еще один летний день в Корнуолле.

В этом году жарило так, как будто солнце забыло, что тут у них умеренный климат.

Тэсса сбросила на пол перекрученные простыни, села на кровати, дотянулась до чашки и сделала большой глоток кофе. Фанни считала кофемашину в спальне странной причудой, Тэсса же не видела другого способа получить кофе в постель.

Теперь можно было вставать.

Несколько шагов – и вот перед ней раскинулось Кельтское море (всего лишь Бристольский залив, не забывала напоминать Фанни) во всей своей первозданной красе. Дом стоял на высоком холме, и вид из окна был, пожалуй, единственной причиной, почему Тэсса выбрала реабилитацию именно здесь.

Сегодня море казалось тихим и умиротворенным, но Тэсса не купилась на это. О, она знала, на что оно способно.

Чистое небо разрезала стремительная черная точка – аэродром Лендс-Энд повез первую партию туристов к островам Силли.

Конец земли, за которым только вода и немножечко суши.

Тэссе нравилось думать, что мир заканчивается Кельтским морем, а дальше нет ничего, кроме волн и неба.

Набрав полную грудь влажного свежего воздуха, она перешла к другому окну, откуда все кладбище было как на ладони.

Так и есть: бедолага Малкольм снова разлагался под яркими лучами, покорно оставаясь в неподвижности на собственной могиле. Его бестолковая вдова Вероника опять не удосужилась отправить его под землю.

Невыносимая женщина.

Допив кофе, Тэсса сунула ноги в кроссовки и поспешила вниз. Она позже почистит зубы и умоется – чем дольше Малкольм останется на солнце, тем сильнее испортится. Трупный запах – вовсе не то, что хочется получить до завтрака.

Тэсса всегда спала одетой, старая привычка быть готовой к любым неожиданностям. В спортивных штанах и растянутой майке она вышла в сад и позволила себе насладиться остатками утренней свежести.

Миновав высокие заросли травы, где чахлые петунии робко пытались бороться за жизнь с сорняками и явно проигрывали эту битву, Тэсса обогнула дом и направилась по узкой тропинке, которую ей удалось отстоять у бурной растительности, к кладбищу.

Возле небольшой двухэтажной гостиницы для скорбящих родственников и близких стоял незнакомый обшарпанный пикап.

Похорон не было уже несколько месяцев, и Тэсса никого не ждала. Обычно те, кто собирался навестить усопших, писали ей на электронку, предупреждая о своих намерениях. Не больно-то вежливо сваливаться на людей как снег на голову, раздраженно подумала Тэсса.

Дверь пикапа распахнулась, и оттуда вывалилась массивная фигура. Мужчина в темной толстовке с капюшоном – будто он находился в злачном районе Лондона, а не на приличном деревенском кладбище.

Приблизившись, Тэсса разглядела довольно зверскую физиономию: перебитый нос, щетина, парочка старых шрамов на левой щеке и злобный взгляд близко посаженных глаз.

Вздохнув, она изобразила вежливую доброжелательность. Это было прописано в должностных обязанностях – ее предшественник, Теренс Уайт, не уставал цитировать выдержки из этого документа. Возможно, только ради того, чтобы изводить Тэссу, он и стал призраком.

– Доброе утро. Меня зовут Тэсса, и я смотритель этого кладбища, – получилось вполне бодро и приветливо, однако впечатления не произвело.

Незнакомец не шевельнулся, продолжая сверлить Тэссу тяжелым взглядом. От этого ей стало неуютно и тревожно, и, заглянув ему прямо в глаза, она ощутила, как волоски на руках встали дыбом.

Ах, вот в чем дело. Тэсса могла поклясться, что под таким взглядом люди невольно выкладывали всю правду как на духу. Она уже встречалась с подобным раньше и знала наверняка, что обладателям этой весьма сомнительной особенности жилось несладко. Их боялись и ненавидели.

– Будет уместно, – подсказала Тэсса, – если вы скажете мне, кого приехали навестить.

Полные губы дрогнули.

– Алан Райт, – неохотно буркнул детина.

– Следуйте за мной, – предложила Тэсса и зашагала в сторону могил.

На ее попечении находилось сто пятнадцать покойников, и о каждом из них она была неплохо осведомлена.

Алана Райта полтора года назад привезла его мать.

– Знаете, – сказала несчастная женщина с опухшими от слез глазами, – мне не нравится эта программа. Утешение для скорбящих, подумаешь! По мне, так правительство окончательно сбрендило, когда придумало этот проект. Мертвые не могут утешить живых.

Тэсса спросила ее, для чего же она решила похоронить сына на кладбище Вечного утешения, а не на обычном, где покойники не поднимаются из могил.

– Мой второй сын, Фрэнк, – ответила миссис Райт, – не смог попрощаться с братом. Я подумала, что, может быть, однажды он захочет его увидеть… или то, что от Алана осталось… в последний раз.

Очевидно, Фрэнк Райт захотел – спустя довольно долгое время.

– Алан там, – Тэсса указала на третий ряд могил слева, – вторая могила. Я вернусь к вам буквально через минуту.

И она свернула направо – к Малкольму.

По какой-то причине Фрэнк Райт потопал за ней.

Тэсса поспешно развернулась к нему.

– Понимаете, – быстро сказала она, – зомби – создания ночи. В темное время суток они выглядят весьма пристойно, но стоит солнечному свету их коснуться, как запускается процесс трупного разложения. Я думаю, вам не стоит смотреть на Малкольма до того, как вы встретитесь с Аланом. Уверяю вас, что ночью все будет выглядеть иначе.

– Ничего, – ответил Райт. У него был низкий хрипловатый голос. – Я хочу взглянуть на этого мертвеца при свете дня. Чтобы не питать лишних иллюзий.

Тэсса кивнула и снова пошла по тропинке. Что же, здравомыслия членам этой семьи было не занимать.

– Зомби только выглядят как люди, – сообщила она на ходу. – У них есть фантомная память, и они способны поддержать беседу. Но они не люди. Вы правы, это важно помнить.

– Для чего же, – услышала она за спиной, – все это?

– Горе разрушает, – заученно ответила Тэсса, – и если есть возможность хоть немного облегчить страдания, глупо этим не пользоваться. Даже если это всего лишь иллюзия.

Малкольм встретил ее кротким взглядом. Наверняка при жизни он был приятным человеком и оставался таким же и после смерти. Терпкий гнилостный запах уже распространялся вокруг него, а фиолетовые пятна покрывали кожу.

– Малкольм Смит, – четко велела Тэсса, – возвращайся под землю и оставайся в покое, пока тебя снова не призовут.

– Это противоестественно, – заметил Райт, глядя на то, как Малкольм погружается в свою могилу. Сухая земля мягко расступилась, поглощая его в себя.

– И все же вы здесь, – пожала плечами Тэсса. – Полагаю, вам нужна будет комната?

Устроив Фрэнка Райта в гостиничном номере, Тэсса вернулась домой, наскоро умылась и почистила зубы. Неодобрительно посмотрела на свое отражение и решила, что можно обойтись без мытья головы. В конце концов, вряд ли кто-то будет разглядывать ее волосы.

После чего она прошла на кухню и налила две миски молока. С ними она поднялась наверх, в башенку. В круглой пыльной комнате жил призрак бывшего смотрителя кладбища.

– Доброе утро, Теренс! – воскликнула Тэсса и поставила первую миску на колченогий столик возле его кресла-качалки.

Старик вязал свой бесконечный шарф (за этим занятием он и умер) и не стал поднимать к ней лицо, только проворчал добродушно:

– Содержание могил в безукоризненном порядке – вот предмет неустанной заботы, Тэсса!

– Ни одного сорняка на вверенной мне территории, – отрапортовала она, зная, что если промолчит, то Теренс может впасть в беспокойство и, чего доброго, последовать за ней в управление.

Фанни от призраков была не в восторге.

После этого Тэсса толкнула дверь в соседнюю комнатку, где обитали всемирно известные корнуэльские пикси.

Вообще-то им полагалось жить в лесу, но это семейство предпочитало чердак со всеми удобствами. Возможно, в этих краях для них больше не осталось свободного от туристов уголка.

Сделав несколько шагов, Тэсса резко выбросила руку назад и не глядя поймала зловредную Кэги, которая каждое утро норовила напасть на нее исподтишка. Всякие создания, большие и малые, сто раз подумали бы, прежде чем связываться с Тэссой, но Кэги было все нипочем.

Заверещав и затрепыхавшись в стиснувшем ее кулаке, пикси изо всех сил старалась освободиться. Тэсса хмыкнула и выпустила ее, не расплескав ни капли молока.

– И вам доброе утро, – оставляя блюдечко на подоконнике, пробормотала она.

Покончив с утренними ритуалами, Тэсса сбежала по лестнице вниз, сунула в карманы все тех же спортивных штанов ключи и мобильник и вышла на улицу, не потрудившись закрыть за собой дверь.

В деревушке Нью-Ньюлин жило всего сорок два человека, и домушников среди них не водилось.

Настоящий Ньюлин располагался всего в одиннадцати милях отсюда. Несколько десятилетий назад его житель Сэммуэль Вуттон забрал свою семью и перебрался западнее, сменив воды Ла-Манша на Бристольский залив. Однажды чаша его терпения просто лопнула, и ярость на туристов, заполонивших Корнуолл, заставила покинуть дом. Сильнее всего его взбесило то, что рыболовство, которое всю жизнь кормило его, превратилось в фестивальную приманку для бездельников.

Но поскольку Сэм Вуттон и сам был тем еще лодырем, то далеко он не ушел, зато потратил все свои сбережения на хорошего специалиста, который создал неплохую защиту Нью-Ньюлина, отводя взоры от этого пятачка побережья. Об этом Вуттон рассказывал с самым важным видом, и Тэсса все гадала: как же он столько денег накопил? Профессионалы подобного уровня если и существовали в природе, то должны были стоить несколько состояний. Как бы то ни было, но факт есть факт: только тот, кто совершенно точно знал, куда хочет попасть, мог найти их деревню.

Тэссе то и дело приходилось выбираться на юго-западную трассу, чтобы встретить катафалки, водители которых не понимали, куда ехать дальше.

Очевидно, что у Фрэнка Райта была недюжинная целеустремленность, раз он смог приехать сюда без провожатого.

Кладбище Вечного утешения открылось лет десять назад, и к немногим обитателям Нью-Ньюлина присоединились те, кто желал жить возле родных могил.

Например, эта бестолковая Вероника, почти каждую ночь забывавшая отправить Малкольма под землю.

Здесь жили те, кому некуда было больше идти.

Звеня связкой ключей, Тэсса открыла дверь в управление («Администрация Нью-Ньюлина» – гласила вывеска на фасаде) и вошла внутрь.

Это были их с Фанни владения.

По правде говоря, на двоих работы тут не было, и Тэсса сама придумала дополнительную должность (секретарь), а зарплату выдавала из собственного кармана.

Она поступала так вовсе не по доброте душевной, а лишь ради того, чтобы окончательно не одичать в компании зомби и пикси.

Общение с живыми людьми входило в ее реабилитационную программу, а жители Нью-Ньюлина все как один отличались крайней нелюдимостью.

Открыв нараспашку оба окна в их единственном кабинете, Тэсса прошла за свой стол и включила компьютер, к которому не прикасалась уже несколько месяцев.

«Алан Райт», – набрала она в своем покойницком каталоге.

Программа утешительных кладбищ считалась экспериментальной, и правительственные социальные институты требовали множества разного рода отчетов, поэтому Тэссе приходилось вести подробные записи.

Досье, мигнув, медленно открылось на стареньком экране.

Алан Райт погиб в 22 года, ДТП, место рождения – Бристоль, студент тамошнего университета.

Свернув досье, Тэсса подключилась к полицейским архивам. Фрэнков Райтов тут было немало, но тех, кто родился в Бристоле, – гораздо меньше.

Совсем скоро на нее вновь смотрела зверская физиономия нового постояльца – о, эти выразительные полицейские снимки. Анфас. Профиль.

Райт оказался убийцей. Что ж, всегда приятно знать, с кем именно имеешь дело.

Райту полгода назад исполнилось двадцать семь – на десять лет меньше, чем Тэссе, а выглядел он куда старше. Но у него была тяжелая жизнь, а Тэсса из-за некоторых особенностей своего организма старела медленнее обычных людей. На секунду она задумалась: если их поставить рядом, будут ли они выглядеть ровесниками?

Потом вновь сосредоточилась на мониторе.

Семь лет заключения в бристольской тюрьме за непредумышленное убийство. Неудивительно, что Фрэнк Райт пропустил похороны брата.

Тэссе доводилось бывать в этом исправительном учреждении в районе Хорфилд – там царил полный бардак. Наркотики, насилие, самоубийства и драки. Несколько лет назад тюрьма была признана одной из самых небезопасных. Можно было считать чудом, что человек с таким взглядом вообще там выжил.

Впрочем, тут же признала Тэсса, открыв материалы дела, чудес все еще не бывает.

Райт был профессиональным борцом боев без правил и убил соперника на ринге. Защита пыталась квалифицировать это как самозащиту, но присяжные решили иначе.

В тюрьме Райт не терял времени даром и обучился на сантехника и электрика.

Понятно. Один сын умный, а другой сантехник.

Впрочем, умников в Нью-Ньюлине хватало, а сантехников – нет.

Погрузившись в чтение судебных документов, Тэсса крупно вздрогнула от хлопка двери.

Фанни влетела в управление, против обыкновения взъерошенная и взволнованная. Сиреневые лосины на длинных кривых ногах, опасные для жизни каблуки и короткое голубое платье находились в дисгармонии с вытаращенными глазами и грубым, будто из дерева вытесанным лицом. Природа щедро одарила Фанни шестью футами роста, но забыла добавить ее высокой фигуре хоть немножно волнующих форм, поскупилась она и на красоту, вместо этого с горсткой отсыпав доброты и терпения.

– Этот… этот… тип… – выпалила Фанни и упала на диван. – Тэсса, я как будто была под гипнозом! Клянусь, мой рот словно жил сам по себе. О, детка, заткнись, кричал мозг, а язык просто молол без остановки. Я ему все как на духу выложила!

– Ты не принесла завтрак? – огорчилась Тэсса.

Каждое утро Фанни появлялась с сияющей улыбкой на ярко накрашенных губах и чем-нибудь съедобным. Это могли быть тосты, или овсянка, или яйца всмятку, или оладьи…

Вот черт.

Тэсса сглотнула.

– Новый постоялец! – завопила Фанни и замолчала, потому что дверь хлопнула снова.

Фрэнк Райт вошел в кабинет и замер посредине, разглядывая потрясенную Фанни, диван с горой подушечек, фарфоровую горку, лазоревые занавески, иранский ковер и сонную Тэссу за компьютером – гнездо на голове, старенькая майка, невыразительные глаза неопределенного грязно-серого цвета, выдающийся нос и летние веснушки на голых плечах.

– Эм, – несколько озадаченно произнес Райт, – как мне найти полицейское управление? Здесь же есть полиция… или что-то вроде.

Все бывшие заключенные избегали общения с полицией как огня, но этот был из другого теста.

– Присаживайтесь, – вежливо указала на стул перед собой Тэсса и закрыла программу, а потом ткнула пальцем в табличку на столе: – Видите? Вы прямо посреди полицейского участка.

– Шериф деревни Нью-Ньюлин Т. Тарлтон, – прочитал Фрэнк Райт едва не по слогам и нахмурился. – Мы что, на Диком Западе?

Он был высок и широкоплеч, и Тэссу раздражало, что приходилось задирать голову, разговаривая с ним.

– Не нависайте надо мной, – рявкнула она, – сядьте уже наконец.

Он моргнул и неожиданно послушался.

– Официально я констебль поселения Нью-Ньюлин и числюсь при департаменте полиции и преступности Западного Корнуолла, – пояснила Тэсса неохотно.

Должность констебля казалась унизительной, но ей все еще нравилось состоять на службе. Такое становится образом жизни.

– Я хочу написать заявление, – заявил Райт.

– Да неужели? – развеселилась Тэсса. – Вы приехали меньше часа назад и уже столкнулись с разгулом преступности в Нью-Ньюлине? Это просто невероятно.

– Смотритель местного кладбища превышает свои полномочия.

Тэсса посмотрела на Фанни за его спиной. Та пыталась дышать медленно, но приступ неумолимо надвигался. Вот черт.

Где-то среди ее далеких предков затерялся один баньши, и в минуты паники из Фанни (а боялась она примерно всего на свете) исторгался такой жуткий вопль, что содрогался не только Нью-Ньюлин, но и аэродром Лендс-Энд.

Именно по этой причине Фанни покинула Лондон, где безуспешно пыталась построить карьеру исполнительницы экзотических танцев, и спряталась от стрессов в крохотной деревушке.

– В гостинице для скорбящих родственников и близких живет совершенно посторонний человек, – гнул свою линию Райт, – это административное нарушение.

Сантехник, убийца и сутяжник. Какое очаровательное сочетание.

– Пишите свое заявление, – бросила Тэсса, вручила Райту листок бумаги и вскочила на ноги. Она стянула с кресла голубой плед и накинула его на голову Фанни, обняла ее изо всех сил и твердо заверила: – Все хорошо. Тебе совершенно ничто не грозит.

Райт таращился на них во все глаза.

Продолжая держать Фанни в руках, Тэсса подняла ее с дивана и повела в сторону бывшей кладовки, которую они в подобных случаях использовали как тихую комнату.

На самый крайний случай там была хотя бы звукоизоляция.

Не то чтобы она спасала, но немного смягчала звуковую волну, после которой жители Нью-Ньюлина страдали бессонницей и головными болями.

– Ты в безопасности, – уверенно говорила Тэсса, – я обо всем позабочусь. Ты же мне веришь?

В тихой комнате она устроила Фанни в специальном кресле, которое тут же упруго обволокло ее тело, и шепнула на ухо:

– Это всего лишь мелкий жалобщик. В крайнем случае я просто отрублю ему голову и сброшу тело в море.

Из-под голубого пледа раздался то ли всхлип, то ли смешок.

– Оставайся здесь, пока тебе не станет лучше, – попросила Тэсса и плотно закрыла за собой тяжелую дверь.

– У меня вопрос, – произнес Райт, корпя над своим заявлением.

У кого бы их после такого представления не было? Тэсса уже собралась объяснять про некоторые генетические затруднения Фанни, но Райт спросил о другом:

– Ради всего святого, почему этот юноша надел женское платье?

Семь лет в тюрьме, терпеливо напомнила себе Тэсса. За это время забудешь не только анатомию, но и хорошие манеры.

– Разумеется, это женщина, – спокойно ответила она, – которая борется за свои мечты изо всех сил.

И она показала ему коробку с надписью «Сбор денег на грудь для Фанни».

Больше всего на свете та мечтала избавиться от набивных лифчиков: плоская грудь оскорбляла ее даже больше, чем кривые ноги.

Что же, у каждого свои устремления.

К чести Райта, он не позволил себе никаких скабрезных замечаний, только молча покачал головой и снова погрузился в свою писанину.

Тэсса ждала, пока он закончит, легко покачиваясь в кресле и взирая на потолок.

Когда заявление было готово, она приняла его из рук Райта и внимательно прочитала.

– Прекрасно изложено, Фрэнк, – одобрила она, – весьма убедительно.

– Я только что заявил вам на вас, – отметил он с удовлетворением.

– Полагаю, это юридический казус, – хмыкнула Тэсса. – Но мы его легко решим. Я просто оштрафую сама себя, – и она быстро заполнила квитанцию, положив ее перед Райтом. – И немедленно оплачу этот штраф, – к квитанции присоединился подписанный чек.

Ее собеседник некоторое время молча взирал на обе бумажки. Казалось, он что-то решал для себя.

– Я хочу видеть главу этой дыры, – наконец изрек он, – старосту или как его.

– Конечно, – широко улыбнулась ему Тэсса и перевернула табличку.

«Мэр деревни Нью-Ньюлин Т. Тарлтон» – было написано там.

Брови Райта поползли вверх.

– Мэр? – переспросил он.

– Так написано на этой табличке.

– Есть ли тут хоть какие-то должности, которые вы не занимаете?

– Вы познали все мои грани, Фрэнк.

– Сомневаюсь, – процедил он и еще раз посмотрел на табличку. – Тарлтон. Тэсса Тарлтон, – он прокатал ее имя на языке медленно и очень задумчиво.

– Я рада, что вы запомнили, как меня зовут.

– Та самая Тэсса Тарлтон?

Она могла бы ему солгать – сил противостоять его взгляду хватило бы.

Но Райту понадобилось бы всего нескольких минут, чтобы загуглить ее.

– Полагаю, что да, – просто ответила Тэсса.

– Инквизитор Тэсса Тарлтон?

– Инквизитор на пенсии. Мы, как балерины, рано уходим на покой.

Райт откинулся на спинку стула, с интересом уставившись на Тэссу. Казалось, будто он увидел ее впервые.

– Мало кто из инквизиторов работает дольше пяти лет на оперативной работе, – проронил он, – иначе они просто сходят с ума.

– Вы удивительно хорошо информированы. Да, примерно пять лет, а потом долгие годы за бумажками и подготовкой новых кадров.

– Вы были действующим инквизитором пятнадцать лет. Абсолютный рекорд.

– Возможно, вы знаете, чем это закончилось, – предположила Тэсса.

Ее куратор говорил, что следует принять это и простить себя.

С первым пунктом Тэсса худо-бедно справлялась, а со вторым получалось так себе.

– Безумие, накрывшее Лондон, – в глазах Райта вспыхнули искорки. Выглядело это немного маньячно.

– Мы называем это нервным срывом, – даже спустя два года ей так и не удалось произнести это спокойно. Голос предательски дрогнул, и Тэсса постаралась взять себя в руки. – Здесь я на реабилитации.

Райт подался вперед, сграбастал свое заявление и смял его огромной лапищей. А потом выбросил в мусорку вместе с квитанцией и штрафом. Его губы раздвинулись в недоброй улыбке.

– Рад познакомиться с вами, Тэсса Тарлтон, – хрипло сказал он.

* * *

В ту минуту, когда табличка перевернулась, а надпись «шериф деревни Нью-Ньюлин Т. Тарлтон» сменилась на «мэр деревни Нью-Ньюлин Т. Тарлтон», Фрэнку Райту вдруг очень захотелось перевернуться точно так же.

Стать чем-то другим.

Не убийцей, бывшим заключенным и профессиональным драчуном. Не человеком без дома, семьи и дела. А кем-то, кого если не уважают, то хотя бы не презирают. Впрочем, чудес не бывает, это он знал наверняка.

Он пришел в эту контору, которая не походила ни на полицейский участок, ни на административное учреждение, чтобы написать заявление на женщину – смотрителя кладбища. Сложно было точно сказать, что его толкнуло на такой поступок – точно не любовь к правилам или какая-то там гражданская ответственность.

Возможно, его задела ее расслабленность – женщина явно только проснулась и даже еще не причесалась, и шагала по кладбищу, как хозяйки шагают по своим апартаментам. Она явно и абсолютно была дома.

Это было мелочно и глупо, и бессмысленно, но на секунду ему захотелось внести сумятицу в ее безмятежность, и Фрэнк поддался этому порыву.

Кто знал, что именно она примет его заявление.

Кто знал, что она окажется человеком, чье прошлое куда хуже прошлого Фрэнка.

И удивительным образом их сближало.

Глава 2

Камила Фрост, главный редактор и единственный сотрудник ежедневного издания «Расследования Нью-Ньюлина», который она лично печатала на цветном принтере в сорока экземплярах, не была склонна к ранним пробуждениям.

Однако в это утро она проснулась задолго до полудня от того звенящего напряжения, которым всякий раз наполнялся воздух, когда Фанни собиралась завыть.

От воя Фанни не было спасения, но Камила все равно потянулась к тумбочке, чтобы взять оттуда беруши.

У каждого жителя деревни они всегда были под рукой.

Они не спасали от ужаса, который охватывал при вое, но голова на следующий день болела чуть меньше.

Плотно засунув в уши беруши, Камила накрыла голову одеялом, свернулась клубочком и пообещала себе положить несколько фунтов в коробочку с надписью «Сбор денег на грудь для Фанни», если Фанни сейчас заткнется.

Однако прошло уже несколько минут, но вокруг было по-прежнему тихо. А под одеялом становилось все жарче.

Тогда Камила высунула голову из кокона и прислушалась.

Из открытого окна было слышно жужжание насекомых в саду, где-то далеко пролетел крохотный самолет, везущий туристов к островам Силли, тяжело и ровно вздыхало море.

Тэсса Тарлтон, стало быть, вовремя засунула Фанни в голубой плед.

По крайней мере, последние два раза ей весьма ловко удавался этот трюк.

Наверняка это что-то инквизиторское.

В целом Тэсса была способна на удивительные поступки.

Например, она смогла сделать невозможное – впервые со дня основания Нью-Ньюлина собрать всех его жителей в одном месте и в одно время.

Они покинули свои уютные дома и вышли на улицу, чтобы написать петицию против Тэссы Тарлтон.

О том, что совет графства собирается прислать им инквизитора, пусть даже и бывшего, первой прознала невыносимая Бренда Ловетт, немолодая вдова, у которой в администрации работала какая-то подруга.

А когда люди узнали, что это не просто какой-то инквизитор, а та самая Тэсса Тарлтон, наславшая безумие на Лондон, Нью-Ньюлин вышел из берегов.

Дебора и Билли Милн, чей дом, по слухам, был полон самыми разными сокровищами, заявили о том, что надо писать обращение в совет графства.

Владелец единственного магазина Кевин Бенгли целую неделю ходил полупрозрачным – он всегда становился невидимкой от испуга.

– Инквизитор, а? – тревожно спрашивал он каждого покупателя, переступавшего порог магазинчика «У Кенни».

Даже отшельник Эрл Дауни покинул свой уединенный домик на холме, чтобы спуститься в деревню и поставить подпись на петиции.

К слову сказать, эту петицию совет графства перенаправил обратно в Нью-Ньюлин, и она стала первым документом, который открыла Тэсса Тарлтон, прибыв на новое место службы.

Камила, зевая, встала с кровати и, чертыхаясь, побрела на кухню, чтобы сварить себе кофе.

Сегодняшний номер «Расследований Нью-Ньюлина» уже был распечатан и стопкой лежал на кухонном столе.

«Пора ли включать мелодраму для Одри?» – гласил крупный заголовок на единственной странице издания. Так главный редактор (она же верстальщик, дизайнер, фотограф и журналист) приглашала жителей деревни к обсуждению.

Лето выдалось жарким, и дождя давно не было, но на случай засухи у них была Одри.

Щелкнув зажигалкой, Камила закурила и велела себе просыпаться быстрее.

Пора было наведаться в управление и узнать, что же так разволновало Фанни этим утром.

Тэсса ждала, что вот-вот появится Камила Фрост – та никогда не упускала случая раздобыть контент для «Расследований Нью-Ньюлина», но, к ее досаде, на пороге управления образовалась невыносимая Бренда Ловетт.

Она была в ярком цветочном платье, которое, как мешок, прятало ее круглое сдобное тело, в соломенной шляпе с широкими полями, из-под которой воинствующе сверкали круглые совиные глаза. Этот взгляд не предвещал ничего доброго.

Из карманов Бренды торчали садовые перчатки.

– Вот дерьмо, – одними губами прошептала Тэсса Фрэнку Райту, который по-прежнему сидел в кресле напротив.

До этого он добрых пять минут в полном молчании таращился на нее, как на диковинную зверушку, а Тэсса таращилась на него, потому что делать ей все равно особо было нечего.

Инквизиторский орден был очень закрытым – никаких пресс-конференций, пресс-релизов, прозрачности и отчетности. Поэтому слухов о нем плодилось великое множество, и к таким взглядам Тэсса давно привыкла. Однажды она с большим интересом прочитала статью в интернете, где говорилось, что у инквизиторов каждое полнолуние отрастали новые конечности.

– А рога? – спросила она тогда у своего куратора. – А копыта? А хвост?

Бренда Ловетт сделала несколько шагов вперед и увидела Фрэнка Райта. К новичкам в Нью-Ньюлине традиционно относились как к прокаженным, которые приносили с собой болезни и проклятия, поэтому Тэсса поспешила ее успокоить.

– Это постоялец, – сказала она, – он приехал навестить брата и надолго у нас не задержится. Доброе утро, Бренда. Вы пришли к мэру или шерифу?

– И к тому, и к другому, – сразу утратив интерес к Фрэнку, ответила Бренда свирепо. – Я пришла написать жалобу на Джона Хиченса и потребовать правосудия.

– Какое же злодеяние он совершил на этот раз? – оживилась Тэсса.

Невыносимая Бренда Ловетт и сварливый Джон Хиченс были, как и всякие соседи, смертельными врагами. Их супруги мирно покоились на кладбище Вечного утешения, но вот уже больше года их никто не навещал. Живые были заняты сварами.

В прошлом месяце, например, Джон Хиченс обвинял Бренду в том, что она под покровом ночи передвинула их общий забор на целых полтора дюйма.

Так Тэсса и обнаружила, что в Нью-Ньюлине нет никаких планов межевания, а границы земельных участков не установлены и не занесены в кадастр. Жители просто занимали тот кусок суши, который им казался наиболее симпатичным.

И следующие несколько недель ее можно было увидеть с рулеткой и лазерным дальномером, что вызвало у нью-ньюлинцев бурную волну раздражения и даже негодования.

Камила Фрост развернула в своем издании яростную полемику о том, что свободная деревня оказалась во власти неуместной бюрократии и опасного крючкотворства.

Джон Хиченс, из-за кляузы которого все это и началось, целых три дня не выходил из дома, но прокисшее молоко и вой тринадцати кошек выгнали его наконец в магазинчик «У Кенни».

– Значит, двигаем заборы, да? – приветствовал его тогда Кевин Бенгли, всегда чутко выражавший настроение всего Нью-Ньюлина.

И сейчас Тэсса, ни на миг не утратившая ощущения пронзительного взгляда Фрэнка Райта на себе, ждала: что же опять приключилось между невыносимой Брендой и сварливым Джоном.

– Джон Хиченс отравил моих кур, – сообщила Бренда голосом, исполненным трагизма и ярости.

Фрэнк Райт ухмыльнулся немного издевательски.

Серьезно, спрашивал его ехидный взгляд, вот чем теперь занята Тэсса Тарлтон?

Дохлыми курами?

Она ни за что бы в этом не призналась, но где-то в глубинах ее души рос робкий росток признательности к невыносимой Бренде и сварливому Джону.

Без них жизнь в Нью-Ньюлине была бы куда скучнее.

– Что же, Фрэнк, – Тэсса выключила компьютер и поднялась, – было приятно с вами познакомиться. Если ночью вам понадобится помощь для извлечения вашего брата из могилы, то мой дом прямо рядом с кладбищем. И добро пожаловать в Нью-Ньюлин.

Бренда оглушительно фыркнула.

Кевин Бенгли печально смотрел на свое отражение в зеркале.

Снова он немного просвечивал. Совсем чуть-чуть, читать сквозь него газету не получилось бы, но очертания полок с продуктами за спиной можно было увидеть.

Нельзя быть таким трусом, огорченно сказал себе Кевин.

Еще больше удручало то, что степень его трусости мог увидеть каждый.

Когда он был еще мальчиком, папа частенько говорил о том, что проблемы с прозрачностью пройдут, как только Кевин станет взрослым.

И вот, посмотрите, ему уже целых двадцать три года, а на месте физиономии просвечивает банка с томатами. Белокурый ангелочек с самой трусливой душой на свете.

В эту минуту дверь в магазинчик «У Кенни» хлопнула, Кевин подпрыгнул и увидел Камилу Фрост, редактора «Расследований Нью-Ньюлина».

Она казалась сонной, утро не было ее любимым временем, но даже сейчас Камила щеголяла полным макияжем, аккуратной укладкой и широкой улыбкой.

Она была безупречной, но Кевину всегда становилось холодно рядом с ней.

В руках Камила держала стопку листов – новый выпуск «Расследований».

Магазинчик «У Кенни» был к тому же почтовым отделением и центром всех коммуникаций Нью-Ньюлина. Сюда доставляли онлайн-покупки, отсюда раздавался интернет.

Эллиот Новелл, молочник, почтальон и любовник, от которого Камила вот уже второй год пыталась избавиться, позже должен будет забрать «Расследования» и разнести их по почтовым ящикам.

– Фанни-то? – приветствовал Камилу Кевин, все еще испытывая сильное беспокойство по этому поводу.

– Обошлось, – успокоила его Камила, делая вид, что не замечает легкой прозрачности Кевина, и он был ей за это благодарен.

– Хм, – Кевин посмотрел на заголовок издания – «Пора ли включать мелодраму для Одри?», – тебе не кажется, что мы относимся к девочке чересчур потребительски?

– Каждый должен приносить пользу обществу, – прохладно ответила Камила, которая недолюбливала Одри, считая ее бездельницей.

– Да, но прошлый раз нам пришлось включать для нее «Титаник», – он поежился, не желая вспоминать о том, что и сам в тот вечер рыдал как дитя.

– Как ты думаешь, что случилось сегодня с Фанни? – перевела тему Камила.

– О, что угодно, – мягко рассмеялся Кевин, – ты же знаешь, какая она.

– Зря Тэсса Тарлтон дала ей жилье и работу, – поморщилась Камила, – глядишь, Фанни и не задержалась бы здесь надолго.

Кевин изумленно уставился на нее. Для него Нью-Ньюлин стал безопасным убежищем, и он верил в то, что и для других тоже.

– Ты ведь не всерьез это говоришь! – воскликнул он расстроенно.

– Боже, – досадливо воскликнула Камила, не желая ссориться с Кевином, – ну, разумеется, нет. Фанни ведь такая милая!

Он сделал вид, что не заметил ее сарказма.

Стоя на коленях перед дохлыми курицами, Тэсса старательно принюхивалась.

– Гадость, – оценила ее усилия невыносимая Бренда.

Сварливый Джон Хиченс топтался здесь же, во дворе дома Бренды, где одиннадцать мертвых тушек рядком лежали на траве.

Он уже раз пять сообщил о том, что не имеет к этим трупикам ни малейшего отношения, и если бы он действительно хотел кого-то отравить, то выбрал бы себе цель покрупнее, – и при этом весьма выразительно поглядывал в сторону своей сердитой соседки.

– Вы правы, – произнесла Тэсса, выпрямляясь. – Это не отравление.

– Как это не отравление? – оскорбилась Бренда. – От чего еще они могли умереть все скопом?

– Принесите мне, пожалуйста, нож, – попросила Тэсса, игнорируя ее клокочущее возмущение.

– Нож? – Бренда буквально раздулась от гнева. – Может, вам еще ружье принести? Я не держу дома оружие, хотя, кажется, пора начинать.

– Обычный кухонный нож, – терпеливо объяснила Тэсса, – я же не прошу у вас мачете!

– Ах, такой нож, – Бренда обожгла Джона взглядом, преисполненным презрения, и пошла в дом.

Джон немедленно двинулся в наступление:

– Эта женщина несет полный бред, Тэсса. Для чего мне убивать ее кур? Да я даже ради супа не смог бы прирезать ни одну из них!

Он был высоким и худым, а волосы у него росли клочками – клочок на голове, на бороде, в носу.

Бренда была вдвое ниже и вдвое шире его.

– Мы во всем разберемся, Джон, – ответила ему Тэсса.

Всякий в Нью-Ньюлине знал, что сварливый Джон любит всех созданий божьих, кроме людей. Он был из тех любителей природы, кто даже комара не мог прихлопнуть.

Нет, пакости Джон делал исключительно себе подобным.

Вернулась Бренда, осторожно держа кухонный нож в руках с таким видом, будто несла бомбу.

– Ради бога, Бренда, – рассмеялась Тэсса, взяла у нее нож и одним сильным ударом разрезала куриную тушку на две половинки.

В жарком летнем воздухе потек сладкий запах крови.

Более крупному существу достаточно было бы нанести всего лишь надрез, но что взять с курицы.

Тэсса прищурилась, сосредоточившись на предсмертных эманациях бестолковой птицы, а потом нахмурилась.

– Как интересно, – сказала она, поднимаясь с колен. – Я бы сказала, Бренда, что ваши курицы умерли от ужаса.

– Что? – потрясенно воскликнул Джон, пока его соседка молча таращилась на Тэссу с таким видом, будто не могла понять, что она имеет в виду. – Разве есть что-то, способное напугать глупую курицу?

– Потрясающе, правда? – живо откликнулась Тэсса и прикусила язык. Ни к чему так уж бурно радоваться.

* * *

Отшельник Эрл Дауни разочарованно покачивался в кресле-качалке, гадая, из-за чего собиралась взвыть Фанни и из-за чего она передумала?

Сюда, в его маленький дом на холме, стоявший в отдалении от других домов, новости доходили медленно.

Это было ужасно, и Эрл никому бы в таком не признался: но он любил, когда в деревне приключалось что-то драматическое. Например, вопль баньши.

Тогда чат Нью-Ньюлина взрывался сообщениями, доктор Картер носился от одного соседа к другому, Тэсса из ленивой засони переходила в инквизиторский режим, а Кенни становился совершенно прозрачным. Очень весело.

Зевнув, Эрл натянул повыше плед.

Скучный, скучный обычный день в Нью-Ньюлине.

Хорошо бы завтра Камила написала в своих «Расследованиях» все подробности.

И рассыпала побольше жареных фактов.

Глава 3

Фанни проснулась с ломотой в висках, что всегда случалось после того, как Тэсса блокировала ее вой. В кладовке вовсю работал кондиционер, и, несмотря на теплый голубой плед, Фанни слегка озябла.

Некоторое время она полежала неподвижно, пытаясь сообразить, что ее разбудило.

Потом из соседней комнаты послышался громкий голос:

– Тэсса? Фанни? Никого нет?

Фанни едва не застонала, уткнувшись лицом в обивку мягкого кресла.

Проныра Камила Фрост примчалась в управление, чтобы разнюхать свежие сплетни для своих гадких «Расследований Нью-Ньюлина». Издание то и дело нападало на Тэссу, и это выводило Фанни из себя.

Она засунула руку в карман кресла под подлокотником, где Тэсса всегда оставляла для нее шоколадку, и постаралась не слишком шуршать фантиком.

Если прикинуться мертвой, то Камила уберется прочь?

Однако послышался цокот каблуков, и в следующее мгновение в дверь постучали:

– Фанни, ты здесь?

Некоторые люди хуже липучек.

Фанни меланхолично жевала шоколадку и думала о том, что для человека, который провел все отрочество, пряча себя под капюшонами и балахонами, она прошла долгий путь.

Гены баньши пробудились в подростковом возрасте, а ведь не сказать, что и до этого было просто. Пришлось покинуть крохотный родной городок, потому что все его жители возненавидели страшилу Фанни в одночасье. Тогда казалось хорошей идеей перебраться в шумный Лондон, где так легко затеряться среди миллионов других людей. Там запуганная девочка пропала безвозвратно, зато появилась яркая и веселая Фанни. Да, нестандартная, но больше она не прятала себя, выбрав раз и навсегда яркий макияж и откровенные наряды, которые смотрелись на ее прямой, как доска, фигуре дико и странно. Но Фанни считала, что это часть ее шарма.

Если не можешь стать красоткой, то это вовсе не значит, что тебе должны быть недоступны каблуки и короткие юбки.

Но ни в Лондоне, ни в Бирмингеме, ни в Манчестере, ни в Девоне не было покоя – стресс накапливался, мир пугал Фанни, и ее психика не справлялась. Так она и кочевала с места на место, нигде надолго не задерживаясь и хватаясь за любую работу, пока в Бристоле не встретила Ричарда Вуттона.

– Я знаю место, где тебе будет хорошо, девочка, – сказал Ричард одним хреновым вечером, когда Фанни взвыла прямо в баре, где работала официанткой.

В ту минуту она чувствовала себя изможденной и ненавидела свою жалкую жизнь. Владелец бара первым делом вышвырнул ее вон, и Фанни стояла, глотая слезы, на стоянке, опираясь обеими руками о капот своей древней машины.

Человек в строгом офисном костюме был бледен и держался за голову – как и все посетители бара и другие несчастные, оказавшиеся поблизости. Он не внушал Фанни никакого доверия, но она слушала – в основном потому, что ей не хватало сил пошевелиться. А еще потому, что незваный собеседник был пронзительно, нечеловечески красив.

– Да ну? – едко отозвалась Фанни.

Тогда незнакомец открыл дверь ее машины, помог Фанни опуститься на пассажирское сиденье, а сам сел за руль. Обхватив себя руками, она устало подумала, что если нарвалась на маньяка-убийцу, то, может, это и к лучшему. Казалось, ничто не может ее ранить сильнее, чем она сама.

– Меня зовут Ричард Вуттон, – сказал этот странный тип, возясь с ключом зажигания. Машина чихала, тряслась, но не торопилась трогаться с места. – Мой отец, Сэм Вуттон, был рыбаком в Ньюлине, но однажды его так достали туристы, что он собрал вещи, взял нас с мамой и отправился на берег Бристольского залива, где море бьется о гранитные скалы. Там он основал Нью-Ньюлин, место, где можно спрятаться от всего мира.

Машина жалобно проскрипела и наконец поехала.

Фанни повернулась к Ричарду – теперь она слушала его очень внимательно.

– Это очень странное место, Нью-Ньюлин, – задумчиво, будто разговаривал сам с собой, продолжал он. – Там не слишком жалуют чужаков, плохо принимают новичков, да и с собственными соседями не ладят. Но там ты можешь быть таким, каким тебя создала природа. В детстве я мечтал уехать оттуда больше всего на свете и сделал это, как только мне исполнилось восемнадцать. Я перебрался в Бристоль, закончил здесь колледж, женился, у меня родилась дочь. Когда Мэри Лу исполнилось семь, она участвовала в соревновании по плаванию. И ушла под воду так надолго, что все страшно перепугались. Оказалось, что она прекрасно дышала под водой, – должно быть, кто-то из наших предков подцепил русалочью кровь.

– И что в этом такого? – поневоле втягиваясь в разговор, спросила Фанни. – Эта способность никому не причиняет зла.

– И тем не менее, – Ричард остановился возле хорошенького дома с лужайкой и принялся ковыряться с навигатором, вбивая туда какие-то координаты, – одноклассники преследовали Мэри Лу, требуя показать жабры. Тогда я отправил ее к деду… Когда доедете до Нью-Ньюлина, загляните в пекарню «Кудрявая овечка» и скажите моей дочери, что я скучаю.

Он улыбнулся несколько вымученно – должно быть, голова у него болела просто адски – и вышел из машины.

Согласно навигатору, от Бристоля до Нью-Ньюлина было 202 мили, которые можно было проехать за четыре часа. Фанни справилась за три с половиной.

– Фанни! – Камила все же повернула ручку замка и заглянула в кладовку. – О, ты здесь.

Как будто были другие варианты, мрачно подумала Фанни, с трудом выбираясь из кресла.

На высоченных каблуках она чувствовала себя несколько неустойчиво – от слабости мир покачивался.

Она протиснулась мимо Камилы – несмотря на жару, та была при полном макияже и с тщательно уложенной прической. Камила всегда выглядела так, будто собиралась на вечеринку.

В управлении никого не было, обычное дело. Тэсса не относилась к тем людям, кто день-деньской сидел за столом.

– Фанни, милая, – Камила следовала за ней по пятам, – этим утром в Нью-Ньюлине чувствовалось некоторое напряжение, и я сразу за тебя забеспокоилась. У тебя все хорошо, дорогая?

– Мне бы не помешал лимон, – наливая себе воды, ответила Фанни, – ты слишком сладкая.

– Но что тебя так взволновало, Фанни?

Камилу было нелегко сбить со следа.

Что ее взволновало?

Фанни вспомнила страшные глаза Фрэнка Райта, которые пронзали насквозь. Глядя в них, ты просто говорила все, что думаешь, не оставляя ничего за душой, – она, например, мигом выболтала, что живет в пансионате незаконно.

Страшные глаза на лице разбойника и убийцы.

– Один постоялец, – сказала Фанни, вдруг ощутив несвойственное ей злорадство, – тебе, Камила, было бы интересно с ним познакомиться.

Сидя на берегу, Фрэнк смотрел на Тэссу Тарлтон, которая купалась в море прямо в майке. Очевидно, она не утруждала себя переодеванием в купальник.

Тэсса Тарлтон! Великий инквизитор, наславшая безумие на Лондон.

Фрэнк помнил ее: однажды она кого-то допрашивала в бристольской тюрьме, и, несмотря на толстые стены, тошно было и заключенным, и охранникам. Кто-то блевал, кто-то стонал, кто-то матерился.

Тогда только Фрэнк чувствовал себя вполне сносно. Он вообще не сразу понял, что происходит, пока Бен-красотка, который всегда был в курсе всего, потому что спал с кем-то из тюремной администрации, не просветил его.

До этого с инквизиторами Фрэнк никогда не сталкивался, не того он был поля ягода, и в тот день почувствовал себя исключительным. Всех ломало, а его – нет.

И вот сейчас он узнал, что эта связь обоюдная: как на Фрэнка не действовала сила Тэссы Тарлтон, так на нее не действовал его чертов взгляд, от которого было столько проблем.

А уж он-то старался смотреть на нее и злобно, и угрожающе.

Тэссе Тарлтон было все равно.

Сколько раз Фрэнка били – и даже пытались совсем прихлопнуть из-за этого проклятия, – и не сосчитать.

Ухмыльнувшись, он подумал, что все еще жив, и это, несомненно, победа.

У него нет ни планов, ни денег, ни близких, зато есть свобода.

Развалившись на пляже, он закрыл глаза, наслаждаясь запахом моря, солнцем и ветром.

После вонючего заключения и переполненных камер это место было раем.

Хорфилд считалась одной из худших тюрем Британии, и семь лет там казались бесконечной пыткой. Как Фрэнк ни старался никому не смотреть в глаза, но драки вспыхивали то и дело, и больничный карцер был для него как дом родной.

Капли воды попали на лицо, и Фрэнк лениво приоткрыл один глаз.

Сначала он увидел голые загорелые ноги – Тэсса Тарлтон была тощей малявкой, что мало вязалось с тем образом, который он себе представлял под рвоту однокамерников. Потом он увидел розовые трусы в серый горошек, прилипшую к впалому животу майку, руки, которые прыгали над его головой, и мокрые волосы.

– Что, – спросила Тэсса Тарлтон серьезно, – могло напугать куриц до смерти?

– Чтобы бояться, – ответил Фрэнк, – надо иметь мозги. У куриц их нет.

– Вот именно, – Тэсса плюхнулась на камень рядом с ним. – Черт, одиннадцать дохлых куриц – и ни одной идеи. Я обыскала оба дома, и Бренды, и Джона, их сараи, подвалы, чердаки. Ни-че-го.

– Ты не привлечешь меня к своему расследованию, – лениво сообщил Фрэнк, – я не буду бродить по этой деревне и заглядывать всем в глаза в поисках коварного убийцы куриц.

– Кто знает. Может, злодей на курицах только тренируется.

– Это профессиональная деформация, – диагностировал Фрэнк, – тебе повсюду мерещится глобальное зло.

– Это потому, что глобальное зло повсюду. И теперь оно движется прямо к нам.

Фрэнк сел и обернулся.

К ним направлялась дамочка лет тридцати пяти, довольно симпатичная, хотя после освобождения Фрэнку все женщины казались сексуальными. Аккуратная прическа, макияж, милое голубое платье с белым воротничком. У нее были гладкие черные волосы, прямой нос и волевой подбородок.

Ничего зловещего на первый взгляд в ней не было.

– Привет! – издалека закричала она, широко улыбаясь. – Наконец-то я вас нашла!

Тэсса Тарлтон сардонически усмехнулась.

– Я Камила Фрост, – дамочка подошла ближе и протянула руку, – главный редактор издания «Расследования Нью-Ньюлина». Приятно познакомиться, Фрэнк, наша милая Фанни нас заочно познакомила, – тут она наклонилась ниже, чтобы заглянуть в его глаза, и ее улыбка исчезла, – чертова сука Фанни, чтобы она онемела во веки веков. Это Тэсса виновата, что она тут осталась. Фанни приехала на ржавой машине, месяц жила в пляжном домике и сдохла бы с голоду, если бы этот святоша Кевин Бенгли не таскал ей еду из своего магазина. О, наш добряк Кевин, в каждой бочке затычка. А Тэсса разрешила Фанни жить в пансионате и дала ей работу, вместо того чтобы прогнать отсюда взашей. Постойте-ка, разве инквизиторы не должны бороться со всякой нечистью? Как по мне, Фанни самая настоящая нечисть и есть.

Ее монолог прервал заливистый смех, и Фрэнк перевел взгляд на Тэссу, у которой даже слезы из глаз хлынули. Она вся сотрясалась от хохота, мокрые волосы-сосульки мелко дрожали, грудь ходила ходуном.

Камила отпрянула назад.

– Что за… – выдохнула она в ужасе.

Фрэнк больше на нее не смотрел, сосредоточившись на мелких морщинках вокруг глаз Тэссы.

Если она пятнадцать лет была инквизитором, то сколько ей сейчас?

– Браво, Камила, – простонала Тэсса, – прекрасная речь.

– Это какой-то гипноз? – слабым голосом спросила Камила. – Вы меня заворожили?

– Таков уж наш Фрэнк Райт, – утирая слезы, простонала Тэсса, – его взгляд почище детектора лжи будет. Стоит ему посмотреть на кого-нибудь – и вуаля! Тот становится самым честным человеком на свете.

– Бред, – холодно возразила Камила, взяв себя в руки. Однако она торопливо нацепила на нос темные очки и отвернулась. – Ничего подобного о Фанни я не думаю.

– Мы никому не скажем, Камила, – заверила ее Тэсса, – однако будет хорошо, если ты предупредишь об особенностях Фрэнка в завтрашней газете.

– Разве Фрэнк не уедет от нас уже завтра? – голос Камилы окончательно заледенел. – Кажется, он приехал кого-то навестить, и все?

– Я приехал увидеть брата, – хмуро согласился Фрэнк, переводя взгляд на море. Ему была неприятна эта сцена. Люди вообще почти всегда становятся неприятными, когда начинают говорить что думают.

– Что ж. Не могу сказать, что было приятно познакомиться. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся, – и Камила торопливо развернулась и пошла прочь. Тэсса глядела, как та карабкается вверх по узкой тропинке.

– Фанни специально не стала ее предупреждать, – заметила она задумчиво. – А Фанни добрейшей души человек. Это она за меня заступается, – добавила Тэсса доверительно. – «Расследования Нью-Ньюлина» то и дело критикуют меня как мэра и как шерифа. Странное это чувство, Фрэнк, когда тебя кто-то защищает.

– Без комментариев, – ответил он, снова укладываясь на горячий камень. – Меня никто и никогда не защищал.

– Кстати, – Тэсса подвинулась так, чтобы закрыть его от слепящего солнца. – Как насчет работы, Фрэнк? Нью-Ньюлину позарез нужен сантехник.

Все-таки она сунула нос в его досье, лениво подумал он.

И даже обрадовался этому – хорошо, когда не нужно про себя ничего объяснять.

* * *

Фанни порой и сама себе удивлялась: как это она еще не утратила любовь к людям?

Она была некрасивой, это правда, и частенько ее из-за этого обижали, что тоже было правдой.

Но ведь и Фанни время от времени причиняла другим невероятные мучения, что не шло ни в какое сравнение с ее обидами.

Она старалась изо всех сил, чтобы удержать в себе крик, но был один-единственный человек в этом мире, которому она бы провыла в самое ухо.

Безжалостная Камила Фрост, бесцеремонный репортер, которая вечно насмехалась над другими и подсвечивала, как софитами, их недостатки.

Вот бы этот зловещий и страшный Фрэнк Райт поставил ее на место.

Глава 4

Энергично взбивая венчиком тесто, Мэри Лу рассеянно слушала гневный рассказ Камилы о человеке по имени Фрэнк, чей взгляд каждого выводит на чистую воду.

– И о чем же ты говорила, когда смотрела ему в глаза? – спросила она с легким интересом.

Камила вдруг некрасиво побагровела и замолчала, оглянувшись на беззастенчиво подслушивающих Милнов.

Дебора и Билли Милн вели в крохотном Нью-Ньюлине городской образ жизни. Каждый день они заходили на поздний ланч в пекарню «Кудрявая овечка», чтобы выпить большую чашку латте, съесть по большому куску пирога и фруктовый салат. Вечерами по дороге домой Мэри Лу заносила им ужин – как правило, овощи и рыбу.

Милны были невероятно богатой и заносчивой парой оборотней-вегетарианцев.

Не из тех, кто в полнолуние превращается в волков и голышом бегает по лесам, загрызая зазевавшихся гуляк. Просто раз в месяц они обрастали густой и довольно красивой шерстью.