Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Азбука
- Kategorie: Krimi
- Serie: Звезды мирового детектива
- Sprache: Russisch
- Veröffentlichungsjahr: 2021
Бьянка и Микаэль переезжают из Стокгольма в небольшой шведский городок, чтобы с чистого листа начать новую жизнь в доме своей мечты. Тихое уединенное место, чудесный сад, в котором играют их дети, уютный дворик… Но довольно скоро идиллическая картина счастливой семейной жизни покрывается паутиной трещин и затем рушится в одночасье, а жизнь семьи раскалывается на две части: до катастрофы и после… "Не самые хорошие соседи" – психологический триллер о тонкой грани между добром и злом, в котором Эдвардссон, как и в романе "Почти нормальная семья", вновь ставит вопросы, на которые нет однозначного ответа. Насколько вы честны с теми, кто вас окружает? Хорошо ли вы знаете друг друга? И насколько вы можете друг другу доверять? Впервые на русском языке!
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 380
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Mattias Edvardsson
GODA GRANNAR
Copyright © Mattias Edvardsson 2020
Published by agreement with Ahlander Agency All rights reserved
Перевод со шведского Аси ЛаврушиСерийное оформление Вадима ПожидаеваОформление обложки Виктории Манацковой
Эдвардссон М.
Не самые хорошие соседи : роман / Маттиас Эдвардссон ; пер. со швед. А Лавруши. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2021. — (Звезды мирового детектива).
ISBN 978-5-389-19717-6
16+
Бьянка и Микаэль переезжают из Стокгольма в небольшой шведский городок, чтобы с чистого листа начать новую жизнь в доме своей мечты. Тихое, уединенное место, чудесный сад, в котором играют их дети, уютный дворик… Но довольно скоро идиллическая картина счастливой семейной жизни покрывается паутиной трещин и затем рушится в одночасье, а жизнь семьи раскалывается на две части: до катастрофы и после… «Не самые хорошие соседи» — психологический триллер о тонкой грани между добром и злом, в котором Эдвардссон, как и в романе «Почти нормальная семья», вновь ставит вопросы, на которые нет однозначного ответа. Насколько вы честны с теми, кто вас окружает? Хорошо ли вы знаете друг друга? И насколько вы можете друг другу доверять?
Впервые на русском языке!
А. Лавруша, перевод, 2021
© Издание на русском языке, оформление.ООО «Издательская Группа„Азбука-Аттикус“», 2021Издательство АЗБУКА®
Это роман. Любое сходство с реальными соседями или жилыми районами случайно
Good fences make good neighbors.
Robert Frost1
1 Сосед хорош, когда забор хороший. Роберт Фрост(англ.).
1. Mикаэль
После катастрофыПятница, 13 октября 2017 года
Я открываю дверь и тут же слышу сирену. Слоняющиеся на школьном дворе ученики, заметив меня, машут руками:
— Хороших выходных!
Закрепляю спортивную сумку на багажнике, ноутбук в чехле кладу в переднюю корзину. Через минуту я уже в туннеле под «большой» дорогой, отпускаю педали, и ветер обдувает мне лицо. На краю тротуара сидят две подружки Беллы по детскому саду. Прикрывая ладонями рты, они ухают, как совы. Звук отражается в туннеле эхом, и девчонки хохочут.
На подъеме мышцы ноют от напряжения, но я сбавляю скорость, только когда меня пробивает пот. На поле для игр лежит забытый кожаный мяч, ветер раскачивает качели на детской площадке. Я здороваюсь с хозяйкой пуделя, который задрал лапу у фонарного столба.
Звук сирен приближается. Смотрю по сторонам, но отблесков синих спецсигналов не вижу. У нас здесь нет автомобильного проезда, утопающий в зелени коттеджный поселок окружен только пешеходными и велосипедными дорожками. Это, кстати, одна из причин, почему мы переехали в Чёпинге2. Дети тут добираются в школу и к друзьям на велосипедах и могут вообще не следить за дорогой.
Глубоко вдыхаю. Прохладный осенний воздух заполняет легкие. Свобода, впереди выходные, никаких обязательных дел. Я давно мечтал отпустить все и просто ощутить, что я есть. Буду общаться с семьей. Захочу — потрачу пару часов и подстригу изгородь, как обещал. Впрочем, это легко подождет до весны.
На повороте замечаю ближайших соседей — Оке и Гун-Бритт. Идут рука об руку, быстрыми шагами. Я не видел их несколько дней. Здесь всегда так — с ранней осени и до поздней весны все закрывается и все исчезают. И только в апреле снова начинается какое-то шевеление — рассеиваются холодные туманы, воздух пахнет пыльцой, во дворах появляются щедро смазанные солнцезащитным кремом дети с мячами и самокатами, у всех на головах бейсболки. Тарахтит первая газонокосилка. В садах фланируют приклеенные к телефонам мамы в крутых солнечных очках и папы с рыхлыми животами, вываливающимися из слишком узких шорт. На три месяца коттеджный поселок превращается в курорт с батутами и надувными бассейнами. Кажется, будто прибавили громкость, а дни становятся длиннее. И так до августа, пока не начинается школа. А дальше — ветры, листопад, ранние сумерки, дожди и тишина. Все живое и цветущее забывается, и не верится, что когда-нибудь снова станет светло.
Вот и наши соседи-пенсионеры запирают за собой калитку — уже слишком темно, чтобы оставлять ее открытой. Оке немного задерживается на улице, он готовит сад к зиме, дорожки вымыты, все углы вычищены от паутины, садовая мебель обтянута пленкой с аккуратностью, которой позавидовал бы любой музейный работник. В окне тут же появляется любопытная физиономия Гун-Бритт. Она бдительно следит за всем, что происходит в саду. Ни один листик не пролетит мимо незамеченным.
— Добрый вечер! — кричит Гун-Бритт, когда я подъезжаю ближе.
Я сомневаюсь: остановиться поговорить или проехать. Больше всего мне хочется поскорее оказаться дома. Но тут из калитки на велодорожку выходит Оке, и все-таки приходится затормозить.
— Вы слышали удар? — спрашивает он.
— Похоже, там авария, — сообщает Гун-Бритт.
Я снимаю одну ногу с педали и опираюсь на нее.
— Авария?
— Вы же слышали сирены? — спрашивает Оке, а Гун-Бритт жестом изображает витающий у нас над головой звук.
— Это где-то рядом?
— Кто его поймет, — отвечает Оке и кивает в сторону нашего дома. — Звук вроде шел с той стороны.
— Скорее всего, с «большой» дороги, — добавляет Гун-Бритт.
Все называют так окружную Е60, у которой расположены супермаркет «Ика» и магазин алкогольных напитков «Системболагет». Она выходит на E6, где начинаются просторы Сконе с небоскребом Турнинг-Торсо на западе и шпилем Лундского собора на востоке.
— Кажется, приближаются, — замечает Оке.
Мы втроем прислушиваемся. Он прав, сирены воют громче.
— Ничего удивительного, люди же носятся как сумасшедшие, — сокрушается Гун-Бритт. — Но вы не волнуйтесь, Бьянка с детьми вернулась полчаса назад.
Бьянка. Дети.
В груди у меня что-то сжимается.
— О’кей. — Я быстро сажусь в седло и успеваю услышать слова Гун-Бритт:
— Хороших выходных.
Оставшуюся часть пути мои мысли перескакивают с одной на другую. Бьянка должна была забрать детей и купить продукты, но сейчас они уже дома. В безопасности. Вильям сидит на диване со своим айпадом, а Белла помогает Бьянке на кухне.
Отраженный стенами домов звук сирены становится еще громче. Мои бедра отяжелели, икры сводит судорога. До дома метров двадцать. За забором раздается собачий лай, и в ту же секунду я понимаю, что сирены смолкли.
Я сворачиваю за угол, вижу наш двор, и тут в глаза мне бьет яркий мигающий синий свет. В нем тонет все — асфальт, живая изгородь и невысокий штакетник.
Дыхание перехватывает. Ноги продолжают крутить педали. Я слезаю с велосипеда и иду прямо на этот синий свет.
На земле лежит красный велосипед. Он сплющен, колеса искорежены, руль торчит вверх. Рядом стоит Жаклин Селандер из пятнадцатого дома. У нее белое лицо, а на губах застыл крик.
У нашей живой изгороди из туи припаркована «скорая», рядом на корточках сидят два врача в зеленых халатах. На асфальте перед ними лежит Бьянка. Моя любимая жена.
2Чёпинге — провинциальный городок в Швеции. — Здесь и далее примеч. ред.
2. Микаэль
До катастрофыЛето 2015 года
Впервые я увидел Фабиана и Жаклин Селандер сразу после того, как мы переехали. На тех выходных Белле исполнилось три, и я решил установить в машину новое детское кресло, которое купил по бросовой цене в магазине «Блокет». Солнце жарило мне загривок, и сам я плавился, как сыр, втиснувшись наполовину в салон и мучаясь с ремнем безопасности, который оказался на несколько сантиметров шире, чем предназначенная для него прорезь. Ругательства из меня так и сыпались. Я не заметил, как кто-то подошел сзади.
— Новый «Р-дизайн», да?
Ремень выскользнул из рук, и чертово детское кресло опрокинулось набок. Когда мне удалось наконец извлечь собственное тело с заднего сиденья и вытереть пот со лба, я увидел мальчишку в шортах на подтяжках и кепке с логотипом «БМВ». Он стоял у ворот и рассматривал машину.
— Спортивная модель, — ответил я.
— Да знаю я, — ответил парень. — «Р-дизайн».
Сколько ему? Двенадцать, тринадцать?
— Дизельный двигатель, — сказал он, — подключаемый гибрид, так?
— Видимо, так, — кивнул я.
— Не «видимо», а точно.
На самом деле я торопился, но мне не хотелось показаться невежливым.
— Меня зовут Фабиан, — произнес парень, — я тоже живу в этом дворе.
Жилой массив на окраине Чёпинге был поделен на маленькие кварталы, каждый из которых представлял собой большой заасфальтированный квадратный двор, по сторонам которого располагались четыре более или менее одинаковых коттеджа, построенные в первой половине семидесятых. У каждого квартала было собственное премилое название, связанное с топонимами из книг Астрид Линдгрен: Бюллербю, Леннеберга, Сальткрока, Чёрсбэрсдален. Мы поселились на Горластой улице, и когда я сообщил детям, что отныне мы будем жить там же, где и «Лотта с Горластой улицы», они сначала ничего не поняли.
— Тогда будем соседями, — ответил я мальчику по имени Фабиан.
— О’кей, — ответил он и погладил бампер «вольво», как будто он был живым. — Вам надо было купить «БМВ». Больше опций за те же деньги.
Я рассмеялся, но мальчишка выглядел совершенно серьезным.
— У «БМВ-530», — сказал он, — двести семьдесят лошадей. А у этой сколько?
— Не помню.
Машина для меня — транспортное средство. Все, что мне нужно, — более или менее нейтральный цвет и вместительный багажник.
— Двести пятнадцать, — сказал мальчик.
Он свое дело знал.
Я уже собрался снова полезть в салон с детским креслом, как появилась женщина:
— Вот ты где, Фабиан!
Она как будто испускала какое-то сияние. Сильный загар подчеркивал длинные ноги, короткие шорты, белые зубы и небесно-голубые глаза.
— Ему нравятся машины, — сообщила она.
— Я уже это понял.
— Мне нравится «БМВ», — уточнил Фабиан.
Женщина, которая, видимо, была его матерью, рассмеялась и протянула руку с длинными розовыми ногтями.
— Значит, это вы переехали? Ноль-восемь3, как я слышала?
Ноль-восемь? Неужели еще так говорят? У меня нет ни одного знакомого, у кого остался бы стационарный телефон, скоро телефонные коды станут такой же древностью, как вращающиеся диски и бакелитовые трубки.
— Ну да, но... — промямлил я и вытер ладонь о шорты, чтобы поздороваться. — Микки.
— Меня зовут Жаклин. Мы с Фабианом живем в пятнадцатом доме.
Она показала на дом, к которому вела подъездная дорожка, между плитками которой пробивались сорняки, а метровый забор не мешало бы покрасить. На фасаде висела подкова, китайский колокольчик и серебряные цифры: единица и слегка покосившаяся пятерка.
Металлический номер на нашем доме я уже открутил. Так потребовала Бьянка. Она согласилась жить в тринадцатом доме только при условии, что я сразу же уберу со стены табличку с этим несчастливым числом.
— Надеюсь, вам здесь понравится, — произнесла наша новая соседка. — У вас ведь тоже есть дети, да?
Я кивнул. По моему лбу катились капли пота, футболка прилипла к подмышкам.
— Белле только что исполнилось три, а Вильяму шесть.
Фабиан и его мама переглянулись.
— Нам надо идти, — сказала Жаклин, кивнув мальчику. — Увидимся!
Она шла быстрыми шагами, Фабиан семенил рядом, стараясь не отставать. У ворот своего дома она остановилась, оглянулась и посмотрела на меня. Я улыбнулся в ответ.
Потом установил наконец кресло на место и сразу пошел в дом, чтобы рассказать о соседях Бьянке.
— Жаклин Селандер? Бывшая модель. Она жила в США.
— Откуда ты знаешь? — спросил я.
Бьянка склонила голову набок и показалась мне точно такой же, какой была восемь лет назад, когда меня сразили ее веснушки и ямочки на щеках.
— Из интернета, любимый.
— Ты проверяла соседей?
Она рассмеялась:
— А ты как думал? Уехать за шестьдесят миль4 и не выяснить, кто живет рядом?!
Разумеется. Я поцеловал ее в шею.
— Что ты еще выяснила, Лисбет Саландер?5
— Не много. Пожилую пару из двенадцатого номера зовут Оке и Гун-Бритт. Похоже, типичные представители поколения сороковых. Гун-Бритт любит танцевальную музыку, вместо фотографии у нее в профиле «Фейсбука» цветок. Оке вроде бы в социальных сетях нет.
— Ясно.
Я всегда жил в многоквартирных домах и никогда не понимал необходимости знать, кто твои соседи, но Бьянка была уверена, что в районе с отдельными коттеджами все обстоит иначе. Здесь не удастся избежать общения с соседями.
— Я нашла пару фотографий Жаклин Селандер. Она, кажется, больше времени прожила за границей, чем в Швеции. Живет, судя по всему, одна, то есть с сыном, в доме номер пятнадцать.
— А в четырнадцатом кто? — спросил я.
— Некий Ула Нильсон, мой ровесник. Ведет, судя по всему, замкнутый образ жизни. Но... — Она сделала небольшую паузу и округлила глаза, показывая, что обнаружила нечто сенсационное. — Он есть в Криминальном реестре.
— Что? Он преступник?
Ведь в реестр попадают только преступники?
— Не факт, — ответила Бьянка. — Но его судили за применение насилия.
— Ты читала приговор?
— Естественно. Нам ведь жить среди этих людей. Ты, любимый, дитя бетона. И не представляешь, как все устроено в таких местах.
— Нам надо было купить дом в Лапландии, — улыбнулся я.
— Я была бы не против. Если бы не дикий холод в тех местах.
Я вздохнул. Как это похоже на Бьянку, вечно она без необходимости перестраховывается, безопасность для нее как наркотик. Хотя сейчас, конечно, основания для беспокойства есть — мы же оказались в совершенно новом месте и ни одну собаку здесь не знаем.
Нам пришлось переехать по нескольким причинам, и я обязан поддерживать хороший настрой. Это мой долг перед Бьянкой. И детьми.
Сконе6 — наш новый старт. И нам его ничто не испортит, во всяком случае — не соседи.
— Все будет хорошо, — сказала Бьянка и накрыла ладонью мою руку. — Я не хотела тебя пугать. Горластая улица, тринадцать. Разве может здесь что-нибудь пойти не так?
308 — код стационарных телефонов Стокгольма.
4 Шведская миля равна 10 км.
5Лисбет Саландер — вымышленный персонаж, девушка-хакер, героиня серии книг шведского писателя Стига Ларссона.
6Сконе — провинция на юге Швеции.
3. Mикаэль
После катастрофыПятница, 13 октября 2017 года
Развернувшись, «скорая» выезжает на «большую» дорогу, и сразу же снова включается сирена.
Я стою в оглушающей тишине посреди гигантской пропасти, в которой исчезают время и пространство. Сирена унесла с собой все звуки и свет, небо стало черным. Все остановилось. Единственное, что я вижу, — взгляды соседей, опустошенные страхом, который вот-вот обратится в панику.
— Мама! Мама!
Из калитки выбегают Белла и Вильям, без обуви, только в носках. Я наклоняюсь обнять детей.
— Что случилось? — спрашивает Вильям. — Где мама?
Все переворачивается. Я не знаю, за что хвататься.
— Маму сбила машина.
— Что?
Белла отчаянно плачет.
— Ее повезли в больницу, — говорю я и прижимаю к себе сына и дочь.
В груди что-то рвется, я не могу дышать. На общем дворе стоят окаменев Жаклин и Фабиан, они в шоке. К ним подбегает Ула.
— Мама... — всхлипывает Белла. — Я не хочу, чтобы мама умерла.
— Она же не умрет, да, папа? — спрашивает Вильям.
Я чувствую их страх всем своим телом. Этого не может быть.
— А куда она поехала?
— Ей надо было в супермаркет, — говорит Вильям, — минут на десять. Я пообещал присмотреть за Беллой.
— Я думал, вы уже там были!
— Да, но мама забыла фету.
Я встаю, мир вокруг шатается. Держу детей за руки и иду как слепой.
— Мы поедем за «скорой».
Ключи от «вольво» у меня в кармане.
— Вы же не возьмете с собой детей? — произносит Жаклин.
Лучше бы она молчала. Это она сбила Бьянку. Я не могу ее видеть.
— Оставьте их здесь, — подхватывает Ула и уже собирается взять Беллу за руку, но я отталкиваю детей от него:
— Ни за что!
На лице Беллы гримаса плача.
— Мы тоже поедем, — говорит Вильям.
Я не могу решить. Я был на станции скорой помощи в Лунде. Не всякий взрослый такое выдержит, и уж точно не ребенок.
— Я вас люблю, — шепчу я, наклонившись к детям. — Но вам, наверное, лучше подождать дома.
Я разрываюсь между желанием, чтобы они были рядом и я мог их успокоить, и пониманием, что для них лучше остаться и никуда не ездить.
— Я позвоню Гун-Бритт, — говорю я. — Они с Оке пока побудут с вами. А я скоро вернусь.
— Хорошо, — отвечает Вильям и берет сестру за руку.
— Мама тоже вернется? — тревожно спрашивает Белла.
Я обнимаю их и пытаюсь успокоить.
Когда я сажусь в машину, ко мне подходит Жаклин. Ее движения замедленны. Она моргает, сглатывает, подносит руку ко рту.
— Я... я... это произошло так быстро. Она просто появилась из ниоткуда.
Мне нечего сказать. Я закрываю дверь и включаю двигатель. Когда машина трогается, Уле приходится отойти в сторону. Я разворачиваюсь, и из зеркала заднего вида на меня смотрят растерянные лица детей. Они машут мне; машина, миновав живую изгородь из туи, выезжает на «большую» дорогу.
Я нажимаю на газ.
Руки дрожат, колени подпрыгивают. Вижу только асфальт впереди, чуть дальше все словно стерто. В голове страшная картина. Закрытые глаза Бьянки, посиневшие губы, опухшие раны и ссадины.
Склонившись к рулю, выезжаю на трассу. Отчаянно сигналю «фиату», который собирался перестроиться в мою полосу, когда я со свистом проносился мимо. Вынимаю мобильник и набираю Гун-Бритт. Каким-то странным образом мне удается объяснить, что случилось. Телефон замолкает.
— Алло? Вы слышите?
— Подождите, — говорит Гун-Бритт и зовет Оке. Видимо, она прикрыла телефон рукой, слышно как издалека. Говорит, что она «так и знала».
Что, черт возьми, она могла знать?
— Жаклин наверняка была пьяной, — громко раздается у меня в ухе. — Как думаете?!
— Она слишком быстро ехала.
Все жители Горластой улицы заезжают в общий двор медленно, как улитки. Все, кроме Жаклин.
— О господи, — произносит Гун-Бритт. — Бьянка!
Я прошу ее поскорее пойти к нам, присмотреть за детьми и не подпускать к ним Жаклин и Улу. Обещаю позвонить, как только что-то выясню.
— Я буду молиться за Бьянку, — говорит Гун-Бритт.
Заезжаю в Лунд на повороте у «Новы» и дальше по Северному кольцу. При виде меня водители притормаживают, гадая, что случилось. Минутная встряска, отзвук драмы среди будней. Через пять секунд они, как обычно, едут дальше, а вот моя жизнь остановилась.
Как она могла не заметить Бьянку? В общем дворе невозможно никого сбить.
В следующее мгновение я сам уже еду так быстро, что теряю контроль и машина задевает поребрик. Парктроник пищит, и я не удерживаюсь от ругательств.
Внезапно я вижу перед собой указатель приемного отделения «скорой». Быстро поворачиваю руль и выезжаю на узкую встречку. Парень с бакенбардами и в вязаной шапке успевает отскочить от края тротуара, иначе я бы его протаранил.
Он возмущенно жестикулирует, но мне сейчас не до этого. Припарковавшись в кармане, я отстегиваю ремень безопасности.
Несчастный случай.
Это должен быть несчастный случай.
4. Микаэль
До катастрофыЛето 2015 года
Мы с Бьянкой мечтали о доме. Когда родилась Белла, стало понятно, что в квартире на Кунгсхольмене скоро станет тесно. Да и город больше не привлекал. Все, что казалось соблазнительным (развлечения, ночная жизнь, ритм городской жизни), теперь только отнимало силы и заставляло нервничать. Бьянка хотела, чтобы дети выросли в собственном доме, в тихом пригороде, так же как это было у нее. Мы посмотрели варианты за городом — всюду требовались миллионные взносы, а мы не были готовы отдавать за жилье семьдесят процентов месячного бюджета.
Вспомнили о Сконе. Ни у нее, ни у меня там никого не было, но нам нравились необъятные просторы тех мест и близость к границе с остальным миром. Мне казалось, что жизнь на юге страны течет немного медленнее. Самореализация и карьера там не так важны, можно просто наслаждаться каждым днем.
— Сконе? Мне там всегда нравилось, — сказала Бьянка.
Чёпинге мы выбрали отчасти по финансовым соображениям и в какой-то мере из-за работы. Во-первых, цены на недвижимость там оставались вполне подъемными, а во-вторых, я потерял работу в Стокгольме, а школа в Чёпинге искала учителя физкультуры.
Со Стокгольмом нас больше ничего не связывало. Родители умерли, работы не было. Мои старые друзья жили в Гётеборге, а Бьянка уже давно почти не общалась со своей сестрой. Мы стали родителями, так или иначе надо было что-то менять, вступать в новую фазу. Почему бы не сделать это на новом месте?
Это было что-то вроде приключения. Сжечь мосты и начать все сначала.
И мы поехали смотреть дом в сконской глубинке к западу от Лунда, о существовании которой я не подозревал все мои сорок лет. В доме было все, что нужно, и даже больше. Бьянка часто повторяла, что главное — планировка, а не число квадратных метров. Она понимала все тонкости — десять лет работы риелтором не прошли даром.
— Возможно, понадобится поменять пороги, но, согласитесь, у дома есть все шансы стать домом мечты, — сказал нам маклер.
Бьянка согласилась.
— А как соседи? — спросила она.
— Никаких проблем, — засмеялся маклер.
Он, наверное, подумал, что она пошутила.
— Все здешние жители — простые, скромные люди.
В машине Бьянка положила руку мне на бедро:
— Ну что, делаем первый взнос?
Дом ей очень нравился. Конечно, надо поменять кухню, покрасить стены и отциклевать в гостиной паркет в елочку. У пожилого мужчины, который жил в доме раньше, была жесткошерстная такса, которая поцарапала пол. Собаку похоронили под едва заметным деревянным крестом где-то в глубине сада. Сам хозяин таксы умер несколько месяцев назад, и его, как заверил маклер, похоронили не на участке, а где-то в другом месте.
В общем, в первые выходные после праздника летнего солнцестояния в нашей новой гостиной уже стояли коробки с вещами. В детских я скотчем прикрепил на окна простыни, пока мы не поменяем жалюзи.
— Нам здесь будет хорошо, — сказала Бьянка и обняла меня на маленькой деревянной лестнице за стеклянной дверью в сад.
— Тут так тихо, — сказал я. — Слышишь?
Ни проезжающих машин, ни голосов — только ветер шелестит листвой.
Ночью мы занимались любовью, как раньше, еще до рождения детей, такого у нас не было целую вечность. Новая эра. Новый дом, новое место, новый воздух.
Бьянка громко застонала. Закрыла изумрудно-зеленые глаза.
— Детей разбудишь! — прошептал я в ее потную шею.
— Ну и пусть, — выдохнула Бьянка.
— А если соседей? — рассмеялся я.
На следующий день, когда мы все играли в саду в пятнашки, Белла споткнулась и упала. Я подул ей на колено и убрал с него травинку.
— Пластырь, — заканючила Белла.
Я пошел в дом рыться в коробках, а Бьянка и дети продолжили играть. Я перерыл половину нашего имущества, но ничего не нашел и вернулся в сад слегка раздраженный. У калитки стояли новые соседи. Жаклин и ее сын.
— Извините, если побеспокоили. Мы только хотели поздороваться, — сказала Жаклин.
Из-за дома выбежали Белла и Вильям, Бьянка их догоняла.
— Запятнала! — крикнула моя жена. — Теперь Вильям!
Она заметила гостей только после того, как я кашлянул.
— Ой! — воскликнула она с улыбкой и остановилась рядом со мной.
Вильям ее тут же запятнал.
— Это Жаклин и Фабиан, — сказал я. — Они живут в пятнадцатом доме.
Бьянка поздоровалась, а Жаклин протянула пакет с коричными булочками:
— Они из супермаркета, сама я, увы, пеку плохо.
— Не стоило, что вы... — произнесла Бьянка.
Жаклин улыбнулась.
— А почему вы говорите «запятнала»? — спросил Фабиан.
На нем были те же штаны на подтяжках, застиранная футболка и кепка с логотипом «БМВ» — сильный контраст с платьем Жаклин, открытым, блестящим и почти прозрачным.
— Потому что это так называется, — ответил Вильям. — Игра в пятнашки.
Фабиан посмотрел на него как на дурака:
— Она называется «догонялки».
— Она может называться по-разному, — заметила Жаклин.
Я подтвердил:
— Когда я был маленький, мы говорили «ловитки».
Фабиан посмотрел на меня так же, как только что смотрел на Вильяма.
— Ну, не будем вам больше мешать, — сказала Жаклин.
Я сказал, что они не мешают.
— Вы будете здесь что-нибудь менять? — спросила она, обводя взглядом сад.
— Думаю, да, — ответил я. — Но это подождет до следующего лета.
— Конечно. У вас, наверное, много дел. Так всегда после переезда.
— Это наш первый дом, — объяснила Бьянка. — Раньше мы жили только в квартирах, так что сад — это действительно нечто совсем новое для нас. Но разумеется, все всегда хочется переделать по-своему.
— Не трогайте вон ту яблоню! — махнул рукой Фабиан.
Мы с Бьянкой посмотрели на узловатое дерево в углу сада со стороны улицы.
— Это было любимое дерево Бенгта, — сказал Фабиан. — Он посадил его, когда построил дом, в семьдесят шестом году. Яблоне столько же лет, сколько моей маме.
Щеки Жаклин слегка порозовели. Я отвернулся. Она была такая красивая, что я не мог смотреть на нее в присутствии Бьянки. На ней как бы не было ни единого нейтрального места, на котором можно было бы спокойно остановить взгляд.
— Фабиан был очень близок с Бенгтом, который жил здесь раньше, — добавила Жаклин. — Он был для Фабиана как родной дедушка.
— Понятно, — произнесла Бьянка.
Фабиан подозрительно на нас покосился:
— Почему вы сюда переехали?
— Фабиан! — одернула его Жаклин и извинилась: — Он иногда бывает слишком любопытным.
— Любопытство — это хорошо, — ответил я. — Оно позволяет научиться чему-то новому.
— Верно, — сказала Бьянка и толкнула меня локтем.
Я нередко поддразнивал ее из-за страсти к всевозможным расследованиям.
— Но все-таки почему вы сюда переехали? — нетерпеливо повторил Фабиан.
— Я буду работать в здешней школе.
Жаклин просияла:
— Вы учитель?
— Физкультуры.
— Вот как!
Белла вспомнила про пластырь, а Бьянка знала, в какой из многочисленных коробок он лежит.
— Вы много тренируетесь? — спросила Жаклин.
Она осмотрела меня с головы до ног так пристально, что я покраснел, и Жаклин отвела взгляд.
— Не столько, сколько хотел бы. Все успеть трудно.
— Думаете? — улыбнулась Жаклин.
— Тогда вы, наверное, будете моим учителем, — предположил Фабиан.
— Надеюсь.
— Ну, мало ли.
— Фабиан пойдет осенью в эту школу. В седьмой класс. Не могу поверить, что мой мальчик уже старшеклассник.
Ее глаза блеснули. В том, как они с сыном смотрели друг на друга, было что-то особенное, но я не мог понять, что именно.
— Ну, теперь нам действительно пора, — сказала Жаклин и открыла калитку.
— Хорошего дня! — ответил я.
— И спасибо за булочки! — добавила Бьянка, которая наконец отыскала упаковку пластыря.
— Пустяки! До свиданья! — Жаклин помахала рукой из-за забора.
— Кажутся вполне приятными, — прокомментировала Бьянка.
Я поцеловал ее в щеку:
— Да, более чем. Но я надеюсь, что мне не придется работать в классе у Фабиана. Учить соседа — не самый лучший расклад.
Бьянка рассмеялась:
— А я тебя предупреждала. В таких местах это обычное дело. Сохранять анонимность тебе отныне не удастся.
— Так, фасад мы сейчас трогать не будем! — заявил я.
— Конечно не будем. Мы просто побелим комнаты — три спальни и кухню.
Краска уже стояла во дворе.
— А пятнашек больше не будет? — спросил выбежавший из-за дома Вильям.
— Мы с папой идем красить стены в доме, — ответила Бьянка. — А вы пока сами немного поиграйте.
Я уже поднял ведро с краской, когда калитка за моей спиной снова открылась.
— Здравствуйте, здравствуйте!
Женщина лет семидесяти с любопытством глазела по сторонам.
— Я хотела сказать только: «Добро пожаловать на Горластую улицу!» — произнесла она и протянула руку. — Гун-Бритт, живу в доме напротив.
Пожав руку Бьянке, она заговорила, понизив голос:
— Я подумала, что вам стоит познакомиться с кем-то еще из нашего квартала. Тут не все такие, как эти. — Она сделала легкий кивок в сторону дома Жаклин и Фабиана и продолжила: — Но в целом здесь очень славно. Все помогают и заботятся друг о друге. Уверена, вам у нас понравится.
Я видел, что Бьянка с трудом сдерживается. Она такое не выносит. Проблемы с соседями, сказала она однажды, — это как рулетка: никогда не знаешь, что выпадет. Она никогда не любила выставлять напоказ свою жизнь и оберегала личное пространство. Одним из достоинств нового дома были как раз высокая изгородь из туи и калитка.
— У нас обо всех сложилось очень хорошее впечатление, — произнес я и улыбнулся немного шире, чем требовалось.
— Да-да, не буду вам мешать, — сказала Гун-Бритт. — Я понимаю, сколько всего вам нужно сделать.
Но уходить она при этом не торопилась. И только когда я снова взялся за ведро с краской, Гун-Бритт повернулась к калитке со словами:
— Ну что ж, пойду! Увидимся.
Едва дождавшись, пока она скрылась из вида, Бьянка подошла к калитке и потрогала задвижку:
— Может, повесим здесь замок, как думаешь?
5. Микаэль
После катастрофыПятница, 13 октября 2017 года
Холл в приемном покое станции скорой помощи пульсирует скрытым отчаянием. Ожидающие смотрят в пол. Беспокойное постукивание ногой, тихие всхлипывания в носовой платок, приступы кашля, переходящие в хриплые рыдания. Медсестра в белом халате открывает передо мной дверь:
— Вы муж Бьянки Андерсон?
— Да. Где она? Что с ней?
— Идите за мной, — велит медсестра; я иду за ней по коридору в маленькую комнату, где стоят два простых стула.
— Когда я смогу увидеть жену?
— С ней сейчас врачи. Они придут сюда и проинформируют вас обо всем, как только будет возможность.
Неизвестность пугает, ноги подкашиваются, по спине бегают мурашки. Что сейчас чувствует Бьянка? Должен быть какой-то способ помочь ей.
— Посидите пока, — предлагает медсестра. — Хотите пить?
У нее мягкий голос, но лица нет. Я вижу только белую фигуру, исчезающую в дверном проеме. Как привидение. Она быстро возвращается с чашкой теплой воды.
— Пожалуйста.
Я проливаю половину на пол — так сильно дрожат руки. Рот онемел, я не могу шевелить губами.
— Она поправится, — говорю я.
По-другому даже думать нельзя.
Медсестра вздыхает, и я впервые различаю ее глаза. Они блестят от волнения.
Час назад Бьянка была такой же бессмертной, как и все, кто меня окружает. Мысль о том, что ее может не стать, была так далека, что в нее едва верилось. Теперь все иначе. Одно мгновение — и все изменилось.
— Пожалуйста, кто-то должен рассказать мне, что происходит! — Я встаю и начинаю нетвердо ходить по комнате.
— Идите сюда, — говорит медсестра. — Вам лучше сесть.
Ей приходится поддерживать меня, у меня нет сил.
— Она поехала на велосипеде за фетой, — произношу я, снова сев на стул.
Медсестра удивлена.
— В такос не кладут фету, сколько раз я ей об этом говорил!
Я проклинаю себя.
Что с нами происходит?
— А мне нравится такос с фетой, — слышу я мягкий голос медсестры.
Растираю себе виски и пытаюсь улыбнуться.
Когда-то мне нравились маленькие причуды Бьянки. Фета в такосе, ночник, который должен гореть, когда мы спим, и выключаться, когда мы занимаемся любовью, ее страх перед птицами и то, что она всегда пакует в багажник пледы, фонарики, спасательные жилеты и лопату, если мы собираемся проехать больше трех миль. То, как она зажмуривается в туннелях и на высоких мостах. И это вечное постукивание пальцев по экрану мобильника. Дурная привычка гуглить всевозможные ответы еще до того, как сформулирован вопрос.
В какой момент все эти мелочи теряют очарование и начинают раздражать? Не надо было нам переезжать в Чёпинге.
Если посмотреть назад, то все эти ее нервные реакции кажутся пугающим предостережением. Она говорила, что нужно держать дистанцию с соседями и допускать только ту степень близости, которая ограничивается просьбой вынимать почту из ящика во время отпуска.
— Вы хотите с кем-нибудь связаться? — спросила медсестра. — У вас с собой телефон?
Я достаю его из кармана.
Да, Сиенна, старшая сестра Бьянки. Нужно сообщить ей. Но как такое сказать? Ее сестре, которую я несколько лет не видел. Мы прекратили отношения и давно не выходили на связь.
— Наверное, уже поздно, — шепчу я.
Медсестра серьезно смотрит на меня.
Как несправедливо. Бьянка этого не заслуживает. Я всегда считал, что побеждает справедливость. Тот, кто совершает добро, получает добро.
Я закрываю руками лицо и в темноте начинаю задыхаться. Перед глазами яркие вспышки. Щека Бьянки на асфальте, запавшие веки и рассыпавшиеся волосы, точно золотой букет посреди черного мрака.
Я прогоняю видение, моргаю, пытаюсь представить что-нибудь другое. Ее губы сердечком и лукавый взгляд, сафари на мотороллерах вдоль моря на Сардинии, ночи под звездами. Как она все время таскала у меня свитеры и рубашки и ее запах, который я чувствовал после этого на одежде. Как мы покупали кольца и попросили выгравировать на них «Навсегда вместе». Сколько это — «навсегда»?
6. Mикаэль
До катастрофыЛето 2015 года
Несколько недель ни капли дождя. Палящее солнце и средиземноморская жара. Мы с Бьянкой стояли каждый на своей стремянке и красили стены в спальне, дети гуляли в саду.
— Мама, папа, ну когда вы закончите?
Я предложил купить им надувной бассейн.
— Не знаю, — сказала Бьянка, — чаще всего дети тонут на мелководье.
Мне пришлось загуглить, и это действительно оказалось так, хотя само число детей среди утопленников крайне невелико, тонут в основном семидесятилетние мужчины.
— Мы должны все время пить воду. Организму нужно намного больше воды, чем кажется, — сказала Бьянка и так обильно смазала детей защитным кремом, что они стали походить на маленьких гейш. — Еще два часа — и поедем на море.
Белла и Вильям заорали от радости, а Бьянка хлопнула меня по заднице, чтобы я возвращался на стремянку.
— Давай, Рембрандт. Поторопись, осталось чуть-чуть.
В заляпанных краской рабочих штанах и огромной майке, она была неотразима. Я внезапно почувствовал полную уверенность, что все обязательно сложится хорошо.
Когда мы смывали с себя растворитель из садового шланга, в глазах Бьянки мелькнула печаль.
— Папа так все это любил. Представляешь, если бы он нам сейчас помогал?
Она потеряла отца меньше года назад. Рак медленно уничтожал его тело, но он до последнего ухаживал за садом и дачей, забирался на крышу, заколачивал гвозди, чинил и красил. На нем закончилось поколение. Мои родители и родители Бьянки умерли, и мы больше не могли закрывать глаза на тот факт, что жизнь не бесконечна.
Однажды на закате, когда мы, уложив детей, расположились на террасе с игристым вином, калитка открылась и показались пенсионеры из дома напротив.
— Вечер добрый, — сказала Гун-Бритт, — как у вас тут мило!
— Ой! — воскликнул Оке. — Это не дело!
— Что — не дело?
Ему показалось, что я шучу.
— У вас же трава высохла!
Я посмотрел на пожелтевший, как в прерии, газон. После переезда голова моя была забита множеством разных проблем, и я совсем забыл, что газон нужно поливать.
— Тут запрещено использовать водопроводную воду на орошение, — сказал я.
— Да, вам нужно пробурить собственную скважину, — объявил Оке. — Не знаю, сколько раз я говорил это Бенгту, но он же никогда меня не слушал.
— Пробурим, но потом. До осени мы хотим в первую очередь закончить спальни и кухню.
— Понимаю, — ответил Оке. — Дел тут вам надолго хватит. Бенгт был во многих отношениях хороший человек, но ленив, сукин сын.
— Эй, — одернула его жена, — о мертвых плохо не говорят.
— Я слышал, вы уже познакомились с Жаклин и мальчишкой, — сказал Оке, обходя гараж и постукивая по обшивке фасада. — Мы не собираемся ничего вам рассказывать. Лучше сами составьте о них собственное представление.
— Так будет правильно, — добавила Гун-Бритт.
— Да, но мальчишка... — продолжил Оке, — боюсь, с мальчишкой все не очень хорошо.
Бьянка чуть не подавилась «кавой». У Оке была особая манера недоговаривать.
— Вы уже видели Улу? — спросила Гун-Бритт. — Он живет в четырнадцатом доме. Славный парень.
Приговор славному парню на сайте Криминального реестра она, по всей видимости, не читала.
— Тут надо все менять, — сообщил Оке, показывая на панели, которыми был обшит гараж. — Одно гнилье.
Он обращался ко мне.
— Мы собирались для начала их покрасить, — сказала Бьянка.
— Покрасить свинью помадой, — проворчал Оке.
— Однако мы пришли не за этим, — перебила его Гун-Бритт. — Мы хотим пригласить вас на традиционный праздник нашего двора.
Оке оставил в покое гараж и поднялся на террасу.
— Понимаете, мы с Гун-Бритт каждый год устраиваем праздник двора для тех, кто живет по соседству с нами. И мы всегда радуемся, когда на Горластой улице появляются новые жильцы. Мы все тут держимся вместе.
— Спасибо за приглашение, — ответила Бьянка. — Звучит заманчиво.
— Будет замечательно, — заверил Оке.
Гун-Бритт и Оке скрылись за калиткой, мы с Бьянкой молча помахали им вслед.
— Соседи — это прекрасно, — сказала Бьянка и наполнила бокалы.
— Нам, наверное, не надо идти на этот их праздник, — предложил я.
— Ты с ума сошел? Это будет социальным самоубийством. Мы не сможем здесь дальше жить.
— Но ты же говорила...
— Дорогой, ты действительно не понимаешь, как тут все устроено. С соседями нужно соблюдать дистанцию, но ни в коем случае не следует их сторониться или выказывать неблагодарность. Так что мы пойдем на этот праздник и будем делать вид, что нам страшно весело.
Я положил голову ей на колени и рассмеялся:
— Без тебя я бы здесь и недели не справился.
Она взъерошила мне волосы:
— Ты, дорогой, без меня нигде бы не справился.
— Жалеешь, что мы переехали? — спросил я как бы шутя, хотя на самом деле это интересовало меня всерьез.
Бьянка медлила с ответом, перебирая мои волосы.
— Конечно нет. Думаю, нам тут будет очень хорошо.
Я выдохнул, но в душе все равно осталась какая-то тяжесть.
Через несколько дней я сидел в шезлонге, укрывшись в тени и пытаясь отодрать следы краски на груди, когда с улицы прибежали Вильям и Белла:
— Папа, папа! Можно мы поиграем с Фабианом?
Они подпрыгивали, глаза сверкали.
— Ну да...
— У него есть батут, — сообщил Вильям.
— Батут? — переспросила появившаяся в саду Бьянка.
Полгода назад Вильям захотел поехать в батутный парк, но, после того как Бьянка узнала из интернета, сколько людей в Швеции каждый год ломают ноги на батутах, мы решили не ехать.
На этот раз Вильям не собирался сдаваться и клянчил:
— Он совсем маленький.
Бьянка посмотрела на меня, угадывая мои мысли.
Такие решения были для нее мучительны, но она понимала, что нужно согласиться.
— Тебе лучше пойти тоже и присмотреть за ними, — велела она мне.
— О’кей.
Батут меня не волновал. А вот Фабиан... Он же слишком взрослый, чтобы водиться с Беллой и Вильямом.
— Пойдем, папа, пожалуйста! — упрашивала Белла.
— Хорошо, но ненадолго.
Я натянул футболку, и мы с детьми отправились в сад семейства Селандер.
Фабиан уже прыгал на батуте, Вильям и Белла быстро сняли сандалии и встали в очередь. Это действительно был самый маленький батут из всех, что я видел, прыгать на нем можно было только по одному.
— Надо же, здравствуйте!
На меня чуть не натолкнулась внезапно появившаяся во дворе Жаклин. Ее длинные волосы были собраны в пучок, глаза прятались за черными солнцезащитными очками. На ней не было ничего, кроме ярко-красного бикини.
— Здравствуйте, — ответил я и посмотрел в сторону.
Было трудно отвести глаза от ее неприкрытой кожи.
— Как мило, что вы заглянули. Хотите выпить? — Без тени смущения Жаклин обеими руками подняла очки на лоб, еще более обнажив тело с идеальным загаром.
Я не знал, на чем остановить взгляд.
— Спасибо, но мне нужно идти работать. — Я показал следы краски на руках.
Жаклин оглядела меня с улыбкой:
— Бедный, только и делаете, что работаете.
— Ничего, если я оставлю детей? — спросил я.
Она со смехом кивнула:
— Идите красьте! Мы тут разберемся.
Она прошла так близко от меня, что я почувствовал запах кокосового масла. На газоне возле шезлонга Жаклин сбросила шлепанцы и улеглась, вытянув блестевшее от масла тело и закинув руки за голову. Я не хотел смотреть, хотя удержаться было трудно.
— Я заберу вас через час, — сказал я Вильяму и Белле, — или сами найдете дорогу.
Они были слишком заняты, чтобы ответить.
Когда я возвращался, низко над крышами домов висело солнце, этот разрывающий небо гигантский огненный шар. По моему лицу тек пот, перед глазами мелькали красные и золотые звездочки. Солнце так сильно слепило, что я отвел глаза в сторону, и в поле зрения оказался дом номер четырнадцать, в котором жил Ула Нильссон, осужденный за применение насилия.
Это заняло секунду или две. Я моргнул и прищурился, глядя на конек крыши.
Ула смотрел на меня из окна на фронтоне. Острым пристальным взглядом. Заметив, что я его вижу, он исчез.
7. Жаклин
После катастрофыПятница, 13 октября 2017 года
Микки уехал вслед за «скорой», а я так и стою у въезда в квартал. На земле лежит красный велосипед Бьянки, руль погнут, колесо смято.
— Пожалуйста, — говорю я Фабиану. — Я не могу этого видеть.
Он поднимает велосипед. Ула помогает отнести его к тринадцатому дому.
На улице воцаряется мрачная тишина, кожу царапает холод.
— Что мы будем делать? — спрашивает Фабиан.
Мне хочется закричать. Это случилось именно сейчас, когда все уже почти наладилось.
Передо мной стоит «БМВ» с разбитым бампером. Зачем я купила этот проклятый автомобиль? На меня смотрят Белла и Вильям. Хочется обнять их, прошептать что-то утешающее, но они отстраняются, держатся вместе, они начеку.
— Мама умрет? — спрашивает Белла.
— Зачем вы ее сбили? — спрашивает Вильям.
Я молчу, у меня нет сил отвечать.
— Это был несчастный случай, мы столкнулись, я не успела затормозить.
Вильям берет сестру за руку, я иду за ними к их дому.
— Пойдем! — кричу я Фабиану и Уле, они так и стоят у въезда во двор, ничего вокруг не видя.
— Я хочу домой. — Голос Фабиана звучит тихо и слабо.
— Сейчас, мы только дождемся Гун-Бритт и Оке. — Я поворачиваюсь и зову его. — Иди сюда!
— Может, мне тоже пойти с вами? — спрашивает Ула.
— Не нужно.
Я не могу его видеть. Не хочу иметь с ним никаких дел.
— Ты уверена?
Он делает шаг вперед, но я тащу Фабиана за руку к дому, у дверей которого Вильям пытается утешить отчаявшуюся сестру. Ула так и стоит у въезда, широко раскрыв глаза.
Через пять самых долгих в моей жизни минут в дом Андерсонов врываются Гун-Бритт и Оке.
— Что тут случилось? — Гун-Бритт сжимает детей в своих объятиях; Вильям всхлипывает, а плач Беллы пронзает мне сердце.
— Там приехала полиция, — говорит Оке.
За окном идут двое молодых мужчин в форме — о чем-то болтают, показывают на двор и потягиваются.
— Я ожидала чего-то подобного, — произносит Гун-Бритт, гладя детей по голове. Руки утешают, но всем своим видом она обвиняет.
— Прекратите, — прошу я, — не сейчас.
— Но что дойдет до такого... — продолжает Гун-Бритт.
Мне приходится прикусить язык. Ради детей. И Фабиана. Оке открывает дверь полицейским, те здороваются, их лица сама серьезность. Черные ботинки и широкие ремни с дубинкой и пистолетом.
Гун-Бритт и Оке представляются.
— Мы живем рядом. Микки попросил нас присмотреть за детьми.
Один из полицейских внимательно смотрит на меня:
— А вы?
— Я тоже живу здесь.
Фабиан сидит в кресле и вращает руками одна вокруг другой, он всегда так делает, когда нервничает. Взмахивает и крутит. Я осторожно присаживаюсь на корточки рядом с ним. Не слишком близко.
— Все будет хорошо, родной.
— А если она не поправится? — говорит он.
Я делаю глубокий вдох:
— Не надо так думать.
Слышу в прихожей раскатистые голоса полицейских. Пол скрипит под их ботинками.
— Жаклин? — окликает меня первый. — Нам надо поговорить с вами.
Они видят сидящего в кресле Фабиана. Второй полицейский наклоняется к нему:
— Как ты?
Фабиан молчит. Его руки продолжают вращаться.
— Это мой сын, — объясняю я. — У него шок, он сидел рядом со мной в машине.
— Ему нужна медицинская помощь?
Полицейский без предупреждения протягивает руку, намереваясь коснуться Фабиана.
— Не трогайте его! — вскрикиваю я.
Рука повисает в воздухе, полицейский удивленно смотрит на меня.
— Он не любит телесные контакты.
Полицейский какое-то время колеблется, но потом убирает руку:
— Понятно. Не торопитесь, мы можем поговорить и после.
Они оставляют нас в гостиной вдвоем, Фабиан дышит все прерывистее. Руки все быстрее вращаются одна вокруг другой.
— Полиция! — шипит он.
— Я знаю, не бойся.
Все его тело трясется.
— Тебя могут забрать в тюрьму.
В конце концов ему приходится сесть на собственные руки, чтобы они остановились.
— Не могут, — отвечаю я. — Это был несчастный случай.
Полицейский записывает мои показания. Мы сидим за столом друг против друга в кухне Андерсонов.
— К сожалению, нам придется изъять автомобиль.
— О’кей, — киваю. — Зачем? Что вы хотите проверить?
— Таков порядок, его должны осмотреть технические специалисты.
Я долго и внимательно рассматриваю полицейского — открытое лицо, добрый взгляд.
Из-за двери доносятся всхлипывания Беллы и вопросы, которые растерянно задает Вильям и на которые у Гун-Бритт нет ответов.
Каждое их слово режет меня на части, это полный крах; мысли и чувства наталкиваются друг на друга, в глазах слезы.
— Вам известно, что с Бьянкой? Что-то серьезное?
— К сожалению, сведений об этом у нас нет, — отвечает полицейский.
Черт, что же я наделала!
Он протягивает мне стакан воды и пачку бумажных носовых платков:
— Вам сейчас тяжело, я понимаю, но я должен задать вам несколько вопросов. Что именно произошло? Что вы можете вспомнить, Жаклин?
Я закрываю глаза и впиваюсь правым указательным пальцем в тонкую кожу на левой ладони.
— Я ее не увидела.
— Она ехала на велосипеде, верно? Мы думаем, она выехала из своих ворот примерно тогда же, когда вы свернули на территорию общего двора.
— Да.
По-другому быть не может.
— Но вы ее не заметили?
— Нет.
Это не так.
— Ну или я заметила, я увидела велосипед, что-то красное, но уже было поздно. Я поздно затормозила.
Эхо удара непрерывно звучит в голове.
— Я закричала. Я помню, что я закричала. А потом затормозила.
Полицейский пишет в блокноте.
— Вы спешили?
— Нет, совсем.
— С какой скоростью вы ехали? Там довольно крутой поворот.
— Я не смотрела на... на...
— Спидометр?
— Не знаю.
Под блузкой стекает холодный пот. Я будто покидаю собственное тело, взмываю к потолку и оттуда наблюдаю за происходящим. Сидит и отвечает на вопросы полицейского совсем другой человек.
— Я не понимаю. Как я могла на нее наехать?
Полицейский снова записывает. Я пытаюсь дышать спокойнее, но при каждом вдохе в груди жжет.
— Ваш сын, Фабиан, тоже был в машине?
— Да.
— Сколько ему лет?
— Пятнадцать.
Полицейский записывает, покачивая головой. Я думаю, чтó говорить о Фабиане.
— Вам же не обязательно беседовать и с ним? Я не уверена, что он это выдержит. У него шок.
— В этом нет необходимости, — уверяет полицейский.
Я закрываю глаза и снова вижу перед собой Бьянку на велосипеде, слышу визг тормозов и удар.
— А вдруг она...
Все во мне кричит от страха.
— Послушайте... — начинает полицейский.
— Это я виновата, — всхлипываю я.
— Иногда случаются страшные вещи, в которых не виноват никто, — произносит он.
Не уверена, что он в это верит.
— Мы можем пойти домой?
Он поднимает голову:
— Еще несколько вопросов. Выдержите?
Киваю. Лучше сразу покончить с этим.
— Какие у вас отношения с Бьянкой Андерсон?
— Отношения?
Странный вопрос.
— Мы соседи.
— Вы поддерживаете с соседями тесные контакты?
— Ну да, немного. Как обычно в таких районах.
Полицейский понимающе кивает:
— То есть вы общались с семьей Андерсон?
Он произносит «общались» так, как будто вкладывает в это слово еще какой-то смысл.
— Иногда, — сдержанно отвечаю я.
О чем, собственно, он?
— Как бы вы описали ваши отношения?
— Не знаю...
Как можно описать отношения? Два года назад я бы сказала, что семья Андерсон — лучшие соседи на свете. Но с тех пор многое изменилось.
— Вы с Бьянкой дружили?
Я смотрю на него, пытаясь догадаться, что он успел узнать.
— Я бы так не сказала.
— А с Микаэлем, ее мужем?
Я вздрагиваю. Чуть-чуть, едва заметно, но наметанный взгляд полицейского, скорее всего, это фиксирует.
— Что с Микки?
Слегка качаю головой, и несколько прядей с вполне достоверной случайностью падают мне на лицо.
— Какие у вас с ним отношения? Вы часто видитесь?
С ответом я не медлю. Видимо, он уже успел побеседовать с Гун-Бритт.
— Честно говоря, я не понимаю, как это относится к делу.
Я же не отрицаю: это я сбила Бьянку. Я была невнимательна и наверняка ехала слишком быстро.
