Ученик E-Book

Tess Gerritsen

• Herausgeber: Азбука
• Kategorie: Abenteuer, Thriller, Horror
• Serie: Звезды мирового детектива
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2015

Seitenzahl: 424

Beschreibung

Упрятав за решетку серийного маньяка по прозвищу Хирург, детектив Джейн Риццоли надеялась навсегда забыть о том ужасе, который она пережила, попав в его ловушку. Однако при расследовании очередного убийства у нее вдруг возникает жуткое ощущение дежавю. Преступник воспроизводит некоторые детали почерка Хирурга, хотя его жертвами становятся не одинокие женщины, а семейные пары. Неужели у Хирурга появился подражатель?

Leseprobe

Оглавление

Ученик

Выходные данные

Посвящение

Благодарности

Пролог

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

Tess Gerritsen

THE APPRENTICE

Copyright ©2002 byTess Gerritsen All rights reserved

Перевод с английского И. Литвиновой

ГерритсенТ.

Ученик: роман / Тесс Герритсен ; пер. сангл. И. Литвиновой. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2015.— (Звезды ми­рового детектива).

ISBN978-5-389-10037-4

16+

Упрятав за решетку серийного маньяка по прозвищу Хирург, детектив Джейн Риццоли надеялась навсегда забыть о том ужасе, который она пережила, попав в его ловушку. Однако при расследовании очередного убийства у нее вдруг возникает жуткое ощущение дежавю. Преступник воспроизводит некоторые детали почерка Хирурга, хотя его жертвами становятся не одинокие женщины, а семейные пары. Неужели у Хирурга появился подражатель?

©И. Литвинова,перевод, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2015 Издательство АЗБУКА®

Посвящается Террине и Майку

Благодарности

На протяжении работы над книгой меня окружала замечательная команда единомышленников, которые подбадривали меня, помогали советами, подпитывали эмоциями, а иначе я не могла бы двигаться вперед. Большое спасибо моему агенту, подруге и путеводной звезде Мег Рули, а также Джейн Берки, Дону Клири и всему необыкновенному коллективу Агентства Джейн Ротрозен. Я в высшей степени признатель­на моему превосходному редактору Линде Марроу; Джине Сентрелло за ее неиссякаемый энтузиазм; Луису Мендесу, который посвящал меня в тонкости дела; Джилли Хейлпарн и Мари Кулман, которые поддержали меня в те мрачные днипосле 11 сентября и помогли благополучно вернуться домой.­ Спасибо Питеру Марсу за информацию о работе Бостонско­го управления полиции и Селине Уокер за моральную поддержку.

Особую благодарность я выражаю своему мужу Джекобу,­ который не понаслышке знает, как трудно жить с писательницей, — но все равно мы вместе.

Пролог

Сегодня я наблюдал, как умирает человек.

Этого никто не ожидал, и мне до сих пор не верится, что такая драма произошла у меня на глазах. Так много в жизни волнующих моментов, предугадать которые мы не в силах, а потому нужно учиться смаковать их, ценить, ведь они вносят разнообразие в наше монотонное существование. А мои дни тянутся особенно медленно — здесь, в этом мире за высокими стенами, где люди пронумерованы и различаются не по именам, не по Богом данным талантам, а исключительно по статьям совершенных преступлений. Мы одинаково одеты, едим одинаковую пищу, читаем одни и те же потрепанные книги из тюремной библиотеки. И дни похожи один на другой. Пока вдруг какое-нибудь происшествие не напомнит о том, что жизнь непредсказуема.

Именно это и произошло сегодня, второго августа, ко­торое выдалось невыносимо жарким и солнечным — как раз как я люблю. Пока другие потеют и шаркают по тюремному двору, словно полусонное стадо, я стою посреди спортивной площадки, подставив лицо солнцу, как ящерица, млеющая от жары. Мои глаза закрыты, так что мне не видно, как вонзается в тело нож и как жертва, пошатнувшись, падает. Но я слышу гул взволнованных голосов и открываю глаза.

В углу тюремного двора истекает кровью человек. Осталь­ные разбредаются по сторонам, привычно нацепляя маску равнодушия: «Ничего не вижу, ничего не знаю».

Я один подхожу к лежащему человеку.

Какое-то мгновение я просто стою и смотрю на него свер­ху вниз. Его глаза открыты и пока видят — хотя бы мой черный силуэт на фоне сияющего неба. Он молод, у него совсем светлые волосы, а бородка едва ли гуще пушка. Он открывает рот, и наружу вырываются пузырьки розовой пены. Кровавое пятно растекается на его груди.

Я опускаюсь на колени возле него, разрываю на нем рубаху,­ оголяя рану чуть левее грудины. Лезвие ножа прошло прямо между ребер и явно задело легкое, а может, и предсердие. Рана смертельная, и он это знает. Он пытается заговорить сомной, его губы беззвучно шевелятся, глаза пытаются поймать­фокус. Он хочет, чтобы я наклонился ближе — возможно, чтобы услышать какое-нибудь предсмертное признание, но меня совершенно не интересует то, что он хочет сказать.

Гораздо больше меня занимает его рана. Его кровь.

Я хорошо знаю, что такое кровь. Я знаю ее вплоть до мель­чайших элементов. Через мои руки прошло бессчетное количество пробирок с кровью, я имел возможность любоваться всеми оттенками ее красного цвета. Я гонял ее по центрифу­гам, сортируя по двухцветным пакетикам клетки, отделяя желтоватую сыворотку. Мне знаком ее блеск, ее шелковистая­ текстура. Я видел, как атласным потоком струится она из свежего надреза на коже.

Кровь сочится из его груди, словно божественная вода из святого источника. Я прижимаю ладонь к ране, окуная ее в теплую жижу, и кровь покрывает мою руку, словно алая перчатка. Он думает, что я пытаюсь помочь ему, и в его глазах вспыхивает искорка благодарности. Скорее всего, в короткой жизни парня было совсем мало доброты; какая ирония судьбы — меня вдруг ошибочно приняли за благодетеля.

У меня за спиной раздается шарканье сапог и слышится грубый окрик: «Назад! Всем назад!»

Кто-то хватает меня за рубашку и оттаскивает прочьот умирающего. Во дворе пыль столбом, воздух наполненкриками и бранью — наше стадо загоняют в угол. Орудие убийства — нож — остается валяться на земле. Охрана требует ответов, но никто ничего не видел, никто ничего не знает.

Как всегда.

Я держусь чуть в стороне от остальных; меня здесь побаиваются. Поднимаю руку, с которой все еще капает кровь умершего, и вдыхаю ее сладковатый, с примесью металла запах. По одному только запаху я могу определить, что это молодая кровь, вытекшая из молодой плоти.

Заключенные таращат на меня глаза, и пропасть между нами становится еще шире. Они знают, что я другой; они всегда это чувствовали. Даже эти отъявленные злодеи поглядывают на меня с опаской, потому что понимают, кто я та­кой и на что способен. Я вглядываюсь в их лица, пытаясь отыскать среди них кровного брата, под стать мне. И не нахожу его даже здесь, в этом скопище монстров.

Но он существует. Я знаю, что не одинок на этой земле.

Где-то есть единомышленник. И он ждет меня.

1

Уже слетались мухи. За четыре часа на жаркой мостовой юж­ного Бостона растерзанная плоть успела поджариться и теперь источала особые запахи, которые, словно гонг к обеду, созывали насекомых. Хотя то, что осталось от тела, было накрыто простыней, стервятникам еще было чем поживиться. В радиусе тридцати футов были разбросаны ошметки мозга и прочие останки. Кусок скальпа застрял на втором этаже до­ма, зацепившись за цветочный ящик, а лохмотья кожи приклеились к припаркованным автомобилям.

Детектив Джейн Риццоли никогда не жаловалась на желудок, но даже ей пришлось остановиться; закрыв глаза и сжав кулаки, она злилась на себя за минутную слабость. Дер­жись. Держись. Она была единственной женщиной-детекти­вом в отделе убийств Бостонского полицейского управления­ и знала, что постоянно находится под безжалостным прицелом критики со стороны коллег. Любой ее промах, как и три­умф, неизменно привлекал всеобщее внимание. Ее партнер Барри Фрост уже успел умять свой завтрак и теперь сидел в прохладном салоне автомобиля, уронив голову на колени и ожидая, пока уляжется буря в животе. Но она не могла себе­позволить поддаться тошноте. Она была единственным пред­ставителем власти на месте происшествия, и толпа, собравшаяся по ту сторону ленты полицейского оцепления, внима­тельно наблюдала за ней, отмечая каждый ее шаг, каждую ме­лочь в ее внешнем облике. Она знала, что выглядит моложе своих тридцати четырех лет, и старалась держаться строго и официально. Недостаток роста она компенсировала прямым­ взглядом, а широкие плечи добавляли ей солидности. Она уже научилась доминировать на месте расследования, и не в последнюю очередь благодаря своей дотошности.

Но эта жара явно подрывала ее решительный настрой. Де­журство она начала в своем обычном блейзере и узких брюках, с тщательно уложенной прической. Теперь же блейзер был снят, блузка помялась, а влажный воздух превратил ее темные волосы в копну непослушных кудряшек. Она чувствовала себя словно в западне, зажатая запахами, мухами и палящим солнцем. Сосредоточиться было невозможно. Тем более что на нее были устремлены сотни глаз.

Ее внимание привлекли громкие голоса. Мужчина в рубашке и галстуке пытался пробиться через оцепление и спорил с полицейским:

— Послушайте, мне надо попасть на конференцию, вы понимаете? Я уже и так на час опоздал. Вы оцепили мою машину этой чертовой лентой и теперь заявляете, что мне нель­зя ехать. Это моя собственность, черт возьми!

— Здесь место преступления, сэр.

— Но это же несчастный случай!

— Мы еще не установили точно.

— Вам что, целый день для этого нужен? — кипятился мужчина. — Почему вы не обращаете на нас внимания? Вся округа слышала, как это произошло!

Риццоли подошла к мужчине, который уже обливался по­том. Было половина двенадцатого, и солнце, приближаясь к зениту, просто неистовствовало.

— Что именно вы слышали, сэр? — спросила она.

Мужчина фыркнул:

— То же самое, что и все остальные.

— Громкий удар?

— Да. Примерно в половине восьмого. Я как раз выходил­ из душа. Выглянул в окно, а он там лежит, на тротуаре. Вы сами видите, здесь опасный поворот. Эти сумасшедшие водители вылетают из-за угла, словно летучие мыши из преисподней. Его, должно быть, сбил грузовик.

— Вы видели грузовик? — оживилась Риццоли.

— Нет.

— Может, слышали?

— Нет.

— И легковую машину тоже не видели?

— Легковушка, грузовик, какая разница? — Он пожал плечами. — Все равно это наезд.

Ничего нового она не узнала: то же самое повторяли и с де­сяток его соседей. Где-то между четвертью и половинойвось­мого утра на улице раздался громкий удар. Самого столк­новения никто не видел. Люди просто слышали шум, а потом­обнаружили тело мужчины. Риццоли уже обдумала иотверг­ла версию о прыжке с крыши. Все дома в округе были двухэтажными, и такая высота никак не могла объяснить столь катастрофические увечья. Точно так же она не обнаружила и следов взрыва, который мог бы порвать тело в клочья.

— Послушайте, теперь я могу забрать свою машину? — не унимался мужчина. — Вон тот зеленый «форд».

— Тот, у которого кузов обляпан мозгами?

— Да.

— А вы сами-то как думаете? — резко бросила Риццоли и отошла в сторону, присоединившись к судмедэксперту, который, сидя на корточках, обследовал асфальт. — Люди здеськакие-то чудные, — сказала она. — Всем наплевать на убитого. И похоже, никто его не знает.

Доктор Эшфорд Тирни даже не поднял на нее глаз, продолжая осматривать дорогу. Сквозь редкие седые пряди блес­тел его взмокший от пота череп. Никогда еще она не виделадоктора Тирни таким старым и уставшим. Пытаясь встать, онв молчаливом призыве о помощи протянул ей руку. Она взя­ла его за руку и почувствовала, как скрипят его усталые кос­ти и пораженные артритом суставы. Этот пожилой джентльмен, южанин, родом из Джорджии, никогда не симпатизиро­вал грубоватым бостонским манерам Риццоли, а она в своюочередь недолюбливала его за формализм. Пожалуй, их свя­зывали только трупы, которые проходили через руки докто­ра Тирни. Но сейчас, помогая ему подняться, она вдруг поймала себя на мысли, что тронута его немощью, и почему-то сразу вспомнила своего деда, у которого была любимой внучкой — возможно, потому, что он узнавал в ней себя, такого же гордого и хваткого. Она помнила, как помогала ему вставать с инвалидного кресла, как безвольно лежала у нее на плече его парализованная после инсульта рука. Даже такие могучие мужчины, как Альдо Риццоли, бессильны против времени, которое безжалостно калечит их кости и суставы. То же самое происходило и с доктором Тирни.

— Таким «висяком» только карьеру завершать, — сказал он, достав из кармана носовой платок и утирая пот со лба. — Придете на вечеринку по случаю моего ухода на пенсию, детектив?

— Э-э... какую еще вечеринку? — спросила Риццоли.

— Ту самую, которую вы все готовите для меня в качестве­ сюрприза.

Она вздохнула. И призналась:

— Конечно приду.

— Ха. Я всегда знал, что от вас можно получить прямой ответ. Так она состоится на следующей неделе?

— Через две недели. И я вам ничего не говорила, идет?

— Я рад, что вы сказали. — Он опустил взгляд. — Честно говоря, не очень-то люблю сюрпризы.

— Ну и что же мы здесь имеем, док? Наезд?

— Похоже, удар произошел на этом месте.

Риццоли посмотрела на большую лужу крови. После чего­перевела взгляд на покрытое простыней тело, которое лежало на тротуаре на расстоянии в добрых двенадцать футов.

— Вы хотите сказать, что сначала он ударился о землю здесь, а потом отскочил туда? — спросила она.

— Похоже на то.

— Тогда это должен быть огромный грузовик, судя по разбросу останков.

— Не грузовик, — загадочно произнес Тирни.

Он двинулся вдоль тротуара, не отрывая взгляда от асфальта.

Риццоли следовала за ним, отмахиваясь от назойливых мух. Тирни остановился шагах в тридцати и указал на сероватый ком у обочины.

— Еще фрагменты мозга, — заметил он.

— Так это не мог быть грузовик?

— Нет. И вообще не автомобиль.

— А как же следы шин на рубашке жертвы?

Тирни выпрямился и обвел глазами улицу, тротуары, здания.

— Вы не находите ничего удивительного в этом месте, детектив?

— Нет, кроме того, что здесь лежит мертвый парень, у которого вышибло мозги.

— Посмотрите на место столкновения. — Тирни жестомуказал на тот участок дороги, который недавно осматривал. —Видите, как беспорядочно разбросаны части тела?

— Да. Его разнесло по всей округе. Место столкновения в самом центре.

— Правильно.

— Это оживленная улица, — сказала Риццоли. — Автомобили действительно вылетают из-за того угла на высокой скорости. Кроме того, на рубашке жертвы видны следы протектора.

— Давайте-ка еще разок посмотрим на эти отметины.

Пока они шли к трупу, к ним присоединился Барри Фрост,который наконец вылез из машины. Вид у него был неважный.

— Боже, о боже, — стонал он.

— С тобой все в порядке? — участливо спросила Риццоли.­

— Думаешь, я мог подцепить что-то вроде желудочного гриппа?

— Или того хуже.

Ей нравился Фрост, всегда жизнерадостный и безропотный, но видеть его таким нытиком было невыносимо. Она похлопала его по плечу и по-матерински улыбнулась. Фрос­ту, казалось, было приятно такое нежное участие, пусть даже со стороны Риццоли, которая никак не годилась на роль матери.

— В следующий раз я прихвачу для тебя пакет, чтобы ты мог блевать спокойно, — пообещала она.

— Знаешь, — продолжал он, семеня за ней, — мне все-та­ки кажется, что это грипп...

Они подошли к трупу. Тирни, преодолевая сопротивление­ суставов, присел на корточки и откинул простыню. Фрост побелел и отпрянул. Риццоли с трудом поборола инстинк­тивное желание сделать то же самое.

Туловище было разорвано на две части, примерно на уров­не пупка. Верхняя половина в бежевой рубашке из хлопка растянулась с востока на запад. Нижняя часть — в голубых джинсах — лежала в направлении с севера на юг. Половинки соединялись обрывками кожи и мышц. Внутренние органывалялись рядом мягкой бесформенной массой. В черепе, рас­коловшемся от удара, зияла огромная дыра, из которой и вы­тек мозг.

— Молодой мужчина, упитанный, предположительно ла­тиноамериканского или средиземноморского происхождения, возраст от двадцати до тридцати лет, — произнес Тирни. — Очевидны повреждения грудного отдела позвоночника, ребер, ключиц и черепа.

— Так это все-таки мог быть грузовик? — продолжала допытываться Риццоли.

— Конечно, нельзя исключать вероятность того, что грузовик мог нанести столь многочисленные и тяжелые травмы. — Тирни пристально посмотрел на детектива. — Но такой грузовик еще поискать надо. Или вы видели нечто подобное?

— К сожалению, нет, — призналась она.

Фросту наконец удалось выдавить из себя комментарий:

— Знаете, мне кажется, что это не следы шин.

Риццоли вгляделась в темные потеки на рубашке жертвы и, коснувшись пальцем одного из пятен, стала изучать его отпечаток на латексе перчатки. Какое-то время она молчала, переваривая новую информацию.

— Ты прав, — сказала она. — Это не след шины. Это смазка.­

Она выпрямилась и оглядела дорогу. На асфальте не было­следов торможения, как не было ни битого стекла, ни облом­ков пластика, которые неизбежно должны были бы остаться после такого столкновения.

На какое-то мгновение все замолчали. И многозначитель­но переглянулись, когда единственно возможное объяснение­ осенило всех одновременно. Словно в подтверждение внезапной догадки над головой с ревом пролетел самолет. Риццоли покосилась вслед «Боингу-747», шедшему на посадку в международный аэропорт Логан, в пяти милях к северо-востоку.

— О боже, — вздохнул Фрост, щурясь от солнца. — Какая­ жуткая смерть. Скажите, что он был уже мертв, когда падал.

— Не исключено, — успокоил его Тирни и добавил: — Я бы предположил, что он сорвался, когда самолет выпустил­ шасси. Если, конечно, это был прибывающий самолет.

— Ну да, — согласилась Риццоли. — Сколько нелегалов пытаются любым способом выбраться из страны. — Она посмотрела на смуглое лицо жертвы. — Итак, предположим, он выпал из самолета, летевшего из Южной Америки...

— Самолет летел на высоте не менее тридцати тысяч футов, — уточнил Тирни. — Ниши колес шасси не герметизиру­ются. Этот парень, должно быть, пострадал от декомпрессии.­Да плюс еще мороз. Даже в разгар лета температуры на такой­высоте чрезвычайно низкие. Несколько часов в таких условиях — и наступает гипотермия, от недостатка кислорода человек теряет сознание. А может, его раздавило еще в тот момент, когда убрали шасси после взлета. Во всяком случае, путешествие в нише шасси ни к чему хорошему привести не могло.

Писк пейджера Риццоли прервал лекцию судмедэксперта. Монолог действительно грозил перерасти в лекцию, поскольку Тирни оседлал своего конька. Риццоли взглянула на высветившийся номер абонента, но не узнала его. Разве что бросился в глаза междугородный код Ньютона. Она достала сотовый телефон и набрала номер.

— Детектив Корсак слушает, — ответил мужской голос.

— Это Риццоли. Вы звонили мне на пейджер?

— Вы сейчас на сотовом, детектив?

— Да.

— Можете перезвонить с городского телефона?

— В данный момент — нет. — Она понятия не имела, кто такой детектив Корсак, и ей не терпелось свернуть разговор. — Может, скажете, в чем дело?

Последовала пауза. В трубке слышались чьи-то отдаленные голоса и треск полицейской рации.

— Я здесь на месте преступления, в Ньютоне, — произнес наконец Корсак. — Думаю, вам стоит приехать и посмот­реть.

— Вам требуется помощь бостонской полиции? Я могла бы порекомендовать вам кого-то из сотрудников нашего отдела.

— Я пытался связаться с детективом Муром, но мне сказали, что он в отпуске. Поэтому я звоню вам. — Он опять сде­лал паузу, а потом добавил со значением: — Речь идет о том деле, которое вы вели с Муром прошлым летом. Понимаете, о чем я?

Теперь паузу взяла она. Риццоли было предельно ясно, что он имеет в виду. Воспоминания о том расследовании до сих пор являлись ей в ночных кошмарах.

— Продолжайте, — тихо произнесла она.

— Запишете адрес? — спросил он.

Она достала свой блокнот.

Уже через мгновение она вновь внимательно слушала доктора Тирни.

— Я видел подобные травмы у парашютистов, которые погибали из-за нераскрывшихся парашютов, — сказал он. — С такой высоты тело падает с предельной скоростью, примерно шестьдесят метров в секунду. Этого достаточно, чтобы вызвать расчленение. Что мы здесь и наблюдаем.

— Чертовски дорогая плата за то, чтобы попасть в эту страну, — заметил Фрост.

В небе опять раздался рев самолета, и его тень пронеслась­ над ними, словно гигантская птица.

Риццоли устремила взгляд в небо. Представила, как пада­ет тело с трехсотметровой высоты, как обжигает ледяной воз­дух, а потом становится теплее и стремительно приближает­ся земля.

Она посмотрела на укрытые простыней останки человека,­ который дерзнул мечтать об ином мире, о счастливом будущем.

Добро пожаловать в Америку.

Ньютонский полицейский, стоявший в оцеплении перед домом, явно был новичком и Риццоли не узнал. Он остановил ее возле заграждения и обратился к ней грубоватым тоном, вполне соответствовавшим его новенькой форме. На именной бирке значилось: РИДЖ.

— Это место преступления, мэм.

— Я детектив Риццоли, Бостонское полицейское управление. Мне нужен детектив Корсак.

— Ваше удостоверение, пожалуйста.

Она не ожидала такой просьбы — пришлось долго копать­ся в сумке в поисках удостоверения. В Бостоне едва ли не каждый постовой знал, кто она. И вот стоило ей выехать запределы своей территории, как она вынуждена подвергнуться­унизительной процедуре предъявления документа. Отыскав корочку, Риццоли ткнула ею чуть ли не в нос дотошному полицейскому.

Едва взглянув на удостоверение, он тут же залился крас­кой.

— Извините, мэм. Понимаете, тут есть одна назойливая репортерша, которая только что все-таки проскочила мимо меня. Я решил, что больше не допущу такого.

— Корсак там?

— Да, мэм.

Она обратила внимание на скопление служебных автомо­билей, среди которых выделялся белый минивэн с надписью:­ «ШТАТ МАССАЧУСЕТС, СУДЕБНО-МЕДИЦИНСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА».

— Сколько трупов? — спросила она.

— Один. Его сейчас вынесут.

Полицейский приподнял ленту заграждения, пропускаяРиццоли во двор. Щебетали птицы, в воздухе пахло свежеско­шенной травой. «Здесь тебе не южный Бостон», — подумала она. Пейзаж и в самом деле был безупречным: за аккуратно подстриженной живой изгородью открывался ухоженныйпали­садник и лужайка с ярко-зеленым газоном. Риццоли за­медлила шаг, заглядевшись на крышу дома с налетом архитектурного стиля эпохи Тюдоров. «Прямо-таки владелец английского поместья», — мелькнуло у нее в голове. Да уж, о таком доме, да в столь престижном месте честному полицейскому и мечтать было непозволительно.

— Нехилая норка, да? — крикнул ей Ридж.

— Чем этот парень зарабатывал на жизнь?

— Я слышал, он был кем-то вроде хирурга.

Хирург. Для нее это слово имело особый смысл, от него веяло ледяным холодом, пробиравшим до костей даже в такую жару. Риццоли посмотрела на входную дверь и заметила,­ что ручка двери обработана порошком для снятия отпечатков пальцев. Набрав в грудь побольше воздуха, она надела латексные перчатки, а на ноги — бумажные бахилы.

В доме ее воображение поразили натертые до блеска дубовые полы и лестница, уходившая под самый купол, от высоты которого захватывало дух. Витражное окно пропускало цветные полоски света.

Зашуршали бумажные бахилы, и в холле возникла массивная фигура старшего офицера. Его деловой костюм с акку­ратно завязанным галстуком безнадежно портили обширные­ пятна пота под мышками. Из закатанных рукавов рубашки торчали мясистые руки, поросшие темными волосами.

— Риццоли? — спросил он.

— Она самая.

Он подошел к ней для рукопожатия, но вдруг вспомнил, что уже надел перчатки, и опустил руку.

— Винс Корсак. Извините, что не мог сказать больше по телефону, но сегодня у всех есть «жучки». К нам и так уже прорвалась одна репортерша. Сука.

— Я в курсе.

— Послушайте, я понимаю, вы наверняка мучаетесь вопросом, какого черта вас сюда вызвали. Но я следил за вашей­работой в последний год. Ну, знаете, эта серия убийств поделу Хирурга. И решил, что вам будет интересно посмотретьна это.

Она почувствовала, как пересохло в горле.

— Что у вас здесь?

— Жертва в гостиной. Доктор Ричард Йигер, тридцати шести лет. Хирург-ортопед. Это его дом.

Она бросила взгляд на витражное окно.

— Я смотрю, у вас тут в Ньютоне и убийства крутые.

— Я бы с радостью отдал их все бостонской полиции. Здесь такого по определению быть не должно. А уж подобного кошмара тем более.

Корсак провел ее через холл в гостиную. Риццоли буквально ослепил яркий солнечный свет, заливавший комнату сквозь стеклянную стену высотой в два этажа. Несмотря наприсутствие криминалистов, которые до сих пор копошились­на месте преступления, комната казалась просторной и пус­той. Белые стены, блестящий деревянный пол.

И кровь. Как бы часто ни приходилось ей бывать на мес­те преступления, к виду крови она никак не могла привык­нуть. Вот и сейчас детективу казалось, будто кровавый хвост кометы отпечатался на стене, разбросав вокруг багровыебрызги. А источник этого фонтана, доктор Ричард Йигер, си­дел, привалившись к стене, со связанными за спиной руками. На нем были только боксерские трусы, ноги вытянуты вперед и обмотаны вокруг щиколоток скотчем. Голова безжизненно свесилась на грудь, заслоняя собой рану, которая и вызвала такую фатальную кровопотерю. Впрочем, Риццоли и без того было ясно, что ранение глубокое, задело и сонную артерию, и трахею. Она слишком хорошо знала последствия таких ранений и могла без труда составить картину последних мгновений жизни жертвы: вот лопается артерия,легкие наполняются кровью, бедняга пытается дышать через­поврежденную трахею. И захлебывается собственной кровью.­Пузырьки трахейной жидкости уже высохли на его голой груди. Судя по широким плечам и крепкой мускулатуре, мужчина был в хорошей физической форме и, разумеется, мог отразить любое нападение. И все же он умер со склоненной головой, в позе, выражающей полное смирение и покорность.

Двое санитаров морга уже приготовили носилки и теперь стояли возле трупа, примеряясь, как лучше взяться за окоче­невшее тело.

— Когда медэксперт осмотрела его в десять утра, — сказал­Корсак, — было зафиксировано изменение цвета кожи и пол­ное трупное окоченение. На основании этого она сделала вы­вод, что смерть наступила между полуночью и тремя часами утра.

— Кто его нашел?

— Его медсестра. Когда сегодня утром он не явился в клинику и при этом не отвечал на телефонные звонки, она приехала сюда, чтобы проверить, не случилось ли чего. Это было около девяти утра. Следов присутствия жены не обнаружено.

Риццоли вопросительно взглянула на Корсака:

— Жены?

— Да, Гейл Йигер, тридцати одного года. Она исчезла.

Озноб, который ощутила Риццоли на пороге дома Йигера, вновь дал о себе знать.

— Похищение?

— Я просто сказал, что она исчезла.

Риццоли уставилась на Ричарда Йигера. Его мускулистое­ тело никак не вязалось со смертью.

— Расскажите мне об этих людях, об их браке.

— Счастливая пара. Так все говорят.

— Как всегда, — усмехнулась Риццоли.

— В данном случае, похоже, это правда. Они поженились­ всего два года назад. В прошлом году купили этот дом. Она работает операционной сестрой в его клинике, так что у них общий круг друзей, общие интересы.

— Слишком много общего.

— Да, я понимаю, что вы имеете в виду. Я бы рехнулся, если б моя жена торчала рядом целый день. Но они, кажется, прекрасно ладили. В прошлом месяце он взял отпуск на две недели, просто чтобы побыть с ней дома после кончины ее матери. Сколько, по-вашему, заколачивает хирург-ортопед­ за две недели, а? Пятнадцать, двадцать тысяч баксов? Дороговато за утешение супруги.

— Должно быть, она в этом нуждалась.

Корсак пожал плечами:

— Все равно.

— Выходит, вы не видите причин, почему она могла уйти от него.

— И уж тем более прикончить его, — добавил он.

Риццоли еще раз посмотрела на высокие окна гостиной. Деревья и кустарники плотной стеной окружали дом, полностью загораживая его от соседских взглядов.

— Вы сказали, что смерть наступила между полуночью и тремя утра.

— Да.

— Соседи что-нибудь слышали?

— Соседи слева — в Париже. О-ля-ля. Соседи справа креп­ко спали всю ночь.

— Есть следы вторжения?

— Да, через кухонное окно. Сетка вырезана. В цветнике следы подошв одиннадцатого размера. Эти же отпечатки, но уже в крови, в гостиной.

Он достал из кармана носовой платок и промокнул влажный лоб. Корсак был одним из тех несчастных, кому дезодоранты были слабыми помощниками. Всего за несколько минут, пока они разговаривали, круги у него под мышками стали еще заметнее.

— Ладно, давай отдирать его от стенки, — сказал один из санитаров. — Завалим его сначала на простыню.

— Осторожнее голову! Она отваливается!

— О боже!

Риццоли и Корсак молча наблюдали за тем, как доктора Йигера укладывают на одноразовую простыню. Труп окоченел, застыв в позе под прямым углом, и санитары долго спорили, как разместить его на носилках.

Риццоли вдруг заметила обрывок чего-то белого, валявшийся на полу — там, где только что находился труп. Она присела на корточки и подняла заинтересовавший ее предмет, оказавшийся осколком фарфора.

— Разбитая чашка, — сказал Корсак.

— Что?

— Рядом с жертвой были чашка и молочник. Похоже, упа­ли у него с коленей или что-то в этом роде. Мы их уже упако­вали, чтобы исследовать на предмет отпечатков. — Он заметил ее недоуменный взгляд и пожал плечами. — Не спрашивайте меня.

— Символический артефакт?

— Да. Ритуальное чаепитие для мертвеца.

Риццоли смотрела на крохотный осколок фарфора, который лежал у нее на ладони, и размышляла о том, что бы всеэто могло значить. Она чувствовала, как растет в груди тяже­лый ком. И всплывает ощущение чего-то до боли знакомого.Перерезанное горло. Связанные скотчем конечности. Ночное­вторжение через окно. Сонная жертва или жертвы, застигну­тые врасплох.

И пропавшая женщина.

— Где спальня? — спросила она.

Ей совсем не хотелось видеть спальню. Она боялась увидеть ее.

— Отлично. Я как раз хотел, чтобы вы ее посмотрели.

Коридор, который вел к спальне, был увешан черно-белы­ми фотографиями. Но это были не привычные портреты улы­бающихся супругов. На снимках застыли обнаженные женские тела, а лица их обладательниц оставались в тени или прятались от объектива. Вот женщина обнимает дерево, и ее гладкая кожа трется о шершавую кору. Женщина сидит, наклонившись вперед, и ее длинные волосы каскадом падают на голые бедра. Женщина простирает руки к небу, ее тело блестит от пота после интенсивной тренировки. Риццоли остановилась перед одной из фотографий:

— А ведь это одна и та же женщина.

— Да, это она.

— Миссис Йигер?

— Похоже, они тут всякими извращениями занимались, не находите?

Риццоли уставилась на безупречное тело Гейл Йигер.

— Никаких извращений я тут не вижу. По-моему, красивые фотографии.

— Да уж, ничего не скажешь... Спальня здесь. — Корсак жестом указал на дверь.

Она остановилась на пороге спальни. Королевских разме­ров кровать была в полном беспорядке, как будто супругов спешно выдернули из постели. На ворсистом розовом ковре отпечатались две дорожки, которые тянулись от кровати к двери.

— Их обоих волокли от кровати, — тихо произнесла Риц­цоли.

Корсак кивнул:

— Преступник нападает на них спящих. Каким-то образом подавляет их сопротивление. Связывает по рукам и ногам. Волочит по ковру в коридор, а там уже тащит по деревянному полу.

Поведение убийцы сбивало ее с толку. Она представила, что он стоит там, где она сейчас, и смотрит на спящую пару. Сквозь незашторенное окно в спальню проникало достаточно света, так что он без труда мог определить, где мужчина, а где женщина. Сначала он подошел к доктору Йигеру. Логично было бы в первую очередь нейтрализовать мужчину, оставив женщину на потом. До этого момента Риццоли было все ясно. Как убийца подбирался к жертве, как нападал. Но чего она не понимала — так это его дальнейших действий.­

— Зачем было их тащить? — недоумевала она. — Почему он не убил доктора Йигера прямо здесь? К чему было убирать их из спальни?

— Я не знаю. — Корсак жестом пригласил ее пройти внутрь. — Здесь все уже сфотографировано. Можно заходить.

Она неохотно вошла в комнату и, стараясь не ступать на темные отметины на ковре, приблизилась к кровати. Ни на простынях, ни на одеяле крови не было. На подушке остался длинный светлый волос. «Должно быть, это подушка мис­сис Йигер», — подумала она. Фотография супружеской пары,­ стоявшая в рамке на тумбочке, подтвердила ее предположение о том, что Гейл Йигер была блондинкой. И весьма миловидной, с голубыми глазами и веснушками на загорелом лице. Доктор Йигер обнимал ее за плечи и излучал уверенность­ мужчины, сознающего свою физическую привлекательность.­ Глядя на него, никак нельзя было предположить, что он встре­тит свою смерть в исподнем, со связанными конечностями.

— Это на стуле, — произнес Корсак.

— Что?

— Посмотрите сами.

Риццоли посмотрела в угол комнаты, где стоял антиквар­ный стул с высокой спинкой. На сиденье была аккуратно сложена ночная сорочка. Подойдя ближе, она увидела ярко-красные брызги на кремовом шелке.

Холодок пробежал у нее по коже, и на мгновение перехва­тило дыхание.

Она приподняла уголок сорочки. Внутри тоже оказались пятна крови.

— Мы не знаем, чья это кровь, — сказал Корсак. — Может­ быть, самого доктора Йигера, а может, и его жены.

— Сорочка уже была в крови, когда он ее складывал.

— Но здесь, в спальне, никаких пятен не обнаружено. Зна­чит, она была испачкана в другой комнате. А потом он принес­ ее сюда, аккуратно сложил на стуле словно, подарок. — Корсак выдержал паузу. — Вам это что-нибудь напоминает?

Риццоли с трудом проглотила слюну.

— Вы сами знаете ответ.

— Этот убийца копирует почерк вашего старого знакомого.

— Нет, здесь все по-другому. Хирург никогда не нападал на пары.

— Аккуратно сложенная пижама. Скотч. Нападение во сне.

— Уоррен Хойт выбирал одиноких женщин, жертв, с которыми можно было легко справиться.

— Но посмотрите, как много совпадений! Я вам говорю, это скопированное убийство. Какой-то псих начитался про Хирурга.

Риццоли все смотрела на ночную сорочку, и в памяти всплывали другие спальни, другие сцены убийств. Стояло такое же невыносимо жаркое лето, женщины спали с открытыми окнами, и человек по имени Уоррен Хойт пробирался в их дома. Он приносил с собой свои мрачные фантазии и с помощью скальпеля исполнял кровавые ритуалы, при этом полусонные жертвы видели и чувствовали каждое движение зловещего лезвия. Она смотрела на сорочку, а перед глазами вставало ничем не примечательное лицо Хойта — лицо, которое до сих пор являлось ей в ночных кошмарах.

«Но это не его работа. Уоррен Хойт надежно заперт, отту­да не сбежать. Я это знаю, потому что сама упекла его за решетку».

— «Бостон глоуб» прямо-таки в красках расписал все его подвиги, — сказал Корсак. — Вашему герою удалось даже в «Нью-Йорк таймс» засветиться. И вот теперь у него появил­ся двойник.

— Нет, ваш киллер делает то, чего никогда не делал Хойт. Он тащит супругов из спальни в другую комнату, усаживает мужчину у стены, а потом перерезает ему горло. Это больше похоже на некий ритуал. И еще ведь остается женщина. Он убивает мужа, но что он делает с женой?

Риццоли запнулась, вспомнив вдруг про осколок фарфора. Разбитая чашка. Тайный смысл, открывшийся ей, пронзил ледяным холодом.

Не говоря ни слова, она вышла из спальни и вернулась в гостиную. Посмотрела на стену, у которой еще недавно сидел доктор Йигер, и принялась изучать брызги крови на деревянном полу.

— Риццоли! — обратился к ней Корсак.

Она повернулась к окнам и сощурилась от яркого солнеч­ного света.

— Здесь слишком светло. И чересчур много стекла. Мы не сможем занавесить стену. Придется вернуться вечером.

— Вы хотите исследовать пятна?

— Да. Нам понадобится ультрафиолетовый свет.

— Но что вы хотите увидеть?

Она опять повернулась к стене:

— Доктор Йигер сидел здесь в момент своей смерти. Убий­ца выволок его из спальни, притащил сюда, усадил спиной к стене, так чтобы он мог видеть центр комнаты.

— Допустим.

— Зачем он поместил жертву сюда? К чему все эти сложности, тем более что мужчина был еще жив? Должна быть какая-то причина.

— Какая еще причина?

— Его усадили сюда, чтобы он мог на что-то смотреть. Быть свидетелем происходившего в этой комнате.

По мере того как до Корсака доходил смысл сказанного, на лице его проступал дикий ужас. Он уставился на стену, у которой сидел доктор Йигер, единственный зритель в те­атре кошмара.

— О боже, — прошептал он. — Миссис Йигер...

2

Риццоли принесла домой пиццу, купленную в гастрономе за углом, извлекла из холодильника древний кочан салата. Ей пришлось долго обдирать бурые листья, чтобы добраться до съедобной сердцевины. Салат получился бледный и неаппетитный, и ела она его без удовольствия. Впрочем, на удоволь­ствия у нее не было времени; ей просто нужно было подкрепиться на предстоящую ночь — ночь, которую она ждала тоже без удовольствия.

Проглотив несколько кусков пиццы, она отставила тарел­ку и уставилась на кроваво-красные разводы томатного соу­са. «Ночные кошмары не отпускают тебя, — думала она. — Ты считаешь себя сильной, невозмутимой, тебе кажется, чтоты можешь жить с этим. Ты даже научилась играть свою роль.Но эти лица, они остаются с тобой. Глаза мертвых... от них не спрятаться».

Неужели теперь к ним добавилась и Гейл Йигер?

Она посмотрела на свои ладони, где, словно следы от распятия, красовались шрамы. В сырую и холодную погоду руки­ начинали ныть, напоминая о том, что с ней сделал Уоррен Хойт год назад. В тот день, когда он кромсал ее своим смертоносным лезвием, она мысленно прощалась с жизнью. Старые раны и сейчас болели, но она знала, что это не от погоды.­ Виной тому было увиденное сегодня в Ньютоне: аккуратно сложенная ночная сорочка, брызги крови на стене... Джейн ходила по комнате, воздух которой был пропитан ужасом, и ощущала незримое присутствие Уоррена Хойта.

Это невозможно. Хойт находится в тюрьме, где ему и мес­то. И все равно она дрожала, вспоминая дом в Ньютоне, про­будивший в ней давно забытый страх.

Ей очень хотелось позвонить Томасу Муру, с которым они вместе работали по делу Хойта. Он не хуже ее знал, как цепко держит в своих тисках страх, насаждаемый Уорреном Хойтом. Но с тех пор как Мур женился, их пути разошлись. Казалось, обретенное им счастье сделало их чужими. Счастливые люди живут в своем обособленном мирке; они как будто дышат другим воздухом, подчиняются иным законам гравитации. Возможно, Мур и не догадывался о том, что в их отношениях произошли перемены, но Риццоли чувствовала это и остро переживала потерю друга, хотя и корила себя за то, что завидует чужому счастью. Ей было стыдно и за чувство ревности, которое она испытывала к женщине, завладевшей сердцем Мура. На днях она получила открытку из Лондона, где Томас и Кэтрин проводили отпуск. Всего несколько слов, нацарапанных на обороте сувенирной открытки с видом музея Скотланд-Ярда, — лишнее напоминание Риццоли о том, что у молодых все хорошо. Вспоминая сейчас эту открытку, Риццоли понимала, что не вправе тревожить коллегу; и еще ей очень не хотелось, чтобы тень Уоррена Хойта вновь нависла над ними.

Она сидела, прислушиваясь к звукам улицы, что шумела внизу, и на этом фоне тишина в ее собственной квартире казалась оглушительной. Она окинула взглядом полупустую гостиную, белые стены, которые она так и не удосужилась оживить хотя бы одной картиной. Единственным украшени­ем, если это можно было так назвать, служила карта города, прикрепленная над обеденным столом. Год назад она пестре­ла разноцветными булавками, которыми был отмечен крова­вый след Хирурга. Тогда она жаждала признания со стороны­ коллег, стремилась доказать, что она с ними одной крови, что так же, как и они, одержима охотой на злодея.

Теперь булавки были сняты, но карта осталась, ожидая новых узоров, которые сплетет очередной преступник. Она вдруг подумала о том, какое жалкое впечатление производит­ со стороны, если даже после двух лет жизни в этой квартире единственным украшением интерьера служит карта Бос­тона.

«Мой крест, — подвела она итог. — Мой мир».

В резиденции Йигера было темно, когда в начале десятого­ вечера Риццоли подъехала к воротам. Она прибыла первой и, поскольку не имела доступа в дом, ожидала в машине, пока­подъедут остальные. Дом стоял в тихом тупике, в окнах у со­седей тоже было темно. Это облегчало задачу на сегодняшний вечер, поскольку внешний свет помешал бы поискам. Впрочем, сейчас, в одиночестве созерцая место, где произошло жуткое убийство, она бы предпочла яркое освещение и шумную компанию. Окна дома Йигера уставились на нее, словно остекленевшие глаза трупа. Тени вокруг принимали загадочные формы, все больше зловещие. Риццоли достала пистолет, сняла с предохранителя и положила на колени. Только тогда она немного успокоилась.

В зеркале заднего вида отразились лучи фар. Обернувшись, она с облегчением увидела подъехавший полицейский­ фургон. Она убрала пистолет в сумку.

Молодой широкоплечий мужчина вышел из фургона и на­правился к ее машине. Когда он нагнулся и заглянул к ней в окно, она заметила блеснувшую у него в ухе золотую серьгу.

— Привет, Риццоли, — поздоровался он.

— Привет, Мик. Спасибо, что приехал.

— Прелестное местечко.

— Это ты еще дом не видел.

В тупике блеснули фары автомобиля: приехал Корсак.

— Все в сборе, — сказала она. — За работу?

Корсак и Мик не были знакомы. Риццоли представила их друг другу и заметила, что Корсак, покосившись на серьгу в ухе криминалиста, не без колебаний пожал руку Мика. Она даже представила себе, какие мысли крутятся в голове у Кор­сака. Серьга. Накачанный. Не иначе голубой.

Мик начал выгружать оборудование.

— Я захватил новый прибор «Мини-краймскоуп-четыреста». У него дуговая лампа в четыре сотни ватт. В три раза ярче, чем старая трехсотпятидесятка. Мы с таким интенсивным светом еще не работали. Эта штука даже ярче, чем ксеноновая лампа в пятьсот ватт. — Он бросил взгляд на Корсака. — Не поможете мне донести?

Прежде чем Корсак успел ответить, Мик всучил ему алю­миниевый чемоданчик, а сам полез в фургон за остальным оборудованием. Корсак так и застыл на месте с выражением крайнего недоумения на лице. Потом все-таки направился к дому.

К тому времени как Риццоли с Миком, нагруженные сум­ками с инструментом, шнурами и защитными очками, добра­лись до входной двери, Корсак уже зажег в доме свет. Они надели бахилы и прошли внутрь.

Так же как утром Риццоли, Мик замер в холле, устремив изумленный взгляд под сводчатую крышу.

— Там, наверху, витражи, — сказала Риццоли. — Ты бы видел, как играют они на солнце.

Из гостиной донесся недовольный голос Корсака:

— Мы здесь по делу или как?

Мик метнул на Риццоли взгляд, в котором явственно читалось: «Что за придурок?» — но она лишь пожала плечами. Они прошли в гостиную.

— Вот эта комната, — деловито произнес Корсак. Сейчас на нем была другая рубашка, но и она уже успела пропитать­ся потом. Он стоял, широко расставив ноги, словно капитан на палубе своего корабля. — А вот участок пола, который нужно будет осмотреть.

Вид крови по-прежнему вызывал содрогание. Пока Мик устанавливал аппаратуру, Риццоли неотрывно смотрела на стену, думая о том, что, сколько бы ни скоблили эти пятна, все равно не удастся окончательно стереть следы зверства: молекулы крови намертво въелись в узорчатый рельеф штукатурки.

Но сегодня они искали не кровь. То, что их интересовало, было гораздо труднее увидеть, вот почему понадобился сверхмощный источник света, который только и мог обнаружить след, невидимый обычному глазу.

Риццоли знала, что свет — это всего лишь электромагнит­ная энергия, которая движется волнами. Видимый свет, улав­ливаемый человеческим глазом, представляет собой волны длиной от четырехсот до семисот нанометров. Волны ультрафиолетового диапазона короче, а потому невидимы. Но когда ультрафиолетовый свет падает на природные и искусственные субстанции, он возбуждает электроны и вызывает свечение, называемое флуоресценцией. Ультрафиолетовый свет может выявить органическую жидкость, фрагменты кос­тей, волосы, волокна тканей. Вот почему она попросила доставить сюда «Мини-краймскоуп». В лучах ультрафиолетовой лампы можно обнаружить целый арсенал новых улик.

— У меня практически все готово, — сказал Мик. — Теперь нужно сделать так, чтобы в комнате было максимально темно. — Он посмотрел на Корсака. — Может, начнете гасить­ лампы в холле, детектив Корсак?

— Постойте. А как же защитные очки? — спросил Корсак. — Ведь ультрафиолет вреден для глаз, разве не так?

— На тех волнах, что я использую, он не так уж и вреден.

— Все равно дайте мне очки.

— Они в том чемоданчике. Достаньте для всех.

— Я выключу свет в холле, — сказала Риццоли и, выйдя из гостиной, принялась щелкать выключателями.

Когда она вернулась, Корсак и Мик по-прежнему стояли в разных углах комнаты, словно боялись подцепить друг от друга какую-нибудь заразу.

— Ну, с чего начнем? — спросил Мик.

— Давай с того угла, где был обнаружен труп, — предложила Риццоли. — А оттуда двинемся уже по всей комнате.

Мик огляделся по сторонам.

— Вон там лежит бежевый ковер. Он обязательно будет флуоресцировать. И тот белый диван тоже. Просто предупреж­даю вас, что на тех предметах мы точно ничего не сможем обнаружить. — Он взглянул на Корсака, который уже нацепил очки и выглядел молодящимся модником. — Погасите свет, — попросил Мик. — Проверим, насколько здесь темно.

Корсак щелкнул выключателем, и комната погрузилась в темноту. В огромные незашторенные окна заглядывали звезды, но луны на небе не было, а густые заросли деревьев загораживали свет из окон соседских домов.

— Неплохо, — сказал Мик. — Можно работать. А то быва­ет, что приходится накрываться одеялом, чтобы хоть что-ни­будь увидеть. Знаете, сейчас разрабатывают такие системы,которые функционируют и при дневном свете. Настанетвремя, когда нам не придется спотыкаться впотьмах.

— Может, хватит болтать, начнем работать? — огрызнулся Корсак.

— Я просто подумал, что вам интересны некоторые технические подробности.

— Как-нибудь в другой раз, ладно?

— Как скажете, — невозмутимо произнес Мик.

Риццоли надела темные очки, как только заструился голубоватый свет прибора. Причудливые флуоресцирующие тени казались привидениями, а ковер и диван, как и предска­зывал Мик, отражали свет и выделялись яркими пятнами. Голубой свет упал на то место, где еще недавно сидел доктор Йигер, и на стене искорками вспыхнули тончайшие полоски.­

— Красиво, правда? — сказал Мик.

— Что это? — спросил Корсак.

— Волоски, присохшие к крови.

— Да. Действительно красиво.

— Посвети-ка на пол, — попросила Риццоли. — Это долж­но быть там.

Мик направил пучок света вниз, и на полу обозначилась целая вселенная из микроскопических волосков и волокон. Улики, ускользнувшие от невооруженного глаза криминалиста при первоначальном осмотре.

— Чем мощнее источник света, тем интенсивнее флуорес­ценция, — объяснял Мик, осматривая пол. — Вот чем замеча­тельна эта установка. При четырех сотнях ватт можно рассмотреть что угодно. ФБР закупило семьдесят одну штуку. Эта малышка такая компактная, что ее можно возить с собой в самолете как ручную кладь.

— Вы что, помешаны на технике? — спросил Корсак.

— Обожаю всякие прибамбасы. Я ведь инженер по профессии.

— В самом деле?

— А что вас так удивляет?

— Мне казалось, что такие, как вы, не по этой части.

— Такие, как я?

— Ну, я имею в виду серьгу в ухе и все такое. Сами знаете.­

— Дашь палец, откусит руку, — вздохнула Риццоли.

— Что? — возмутился Корсак. — Я вовсе не хочу никого обидеть. Просто я замечал, что такие ребята не идут в инженеры. Их больше тянет в театральную среду, в искусство. Я хочу сказать, что это же хорошо. Нам нужны люди творческие.

— Вообще-то, я окончил университет. — Мик явно не желал сдаваться. Продолжая дискуссию, он не отвлекался от осмотра пола. — По специальности инженер-электрик.

— Послушайте, ведь электрики хорошие деньги заколачивают.

— Ну, это где-нибудь в другом месте.

Они продолжали описывать круги по полу, и ультрафиолетовый луч выхватывал все новые волоски, волокна и другие неопознанные частицы. Внезапно они ступили в особенно яркий круг света.

— Ковер, — сказал Мик. — Не знаю, из каких волокон его делают, но они флуоресцируют как бешеные. На таком фоне вряд ли что разглядишь.

— Все равно посвети, — попросила Риццоли.

— У меня на пути кофейный столик. Можете его отодвинуть?

Риццоли потянулась к тени, которая выделялась правиль­ной геометрической формой на ослепительно-белом фоне.

— Корсак, беритесь с другого конца, — сказала она.

Когда кофейный столик отодвинули, площадь, которую занимал ковер, предстала овальным бассейном голубовато-белого свечения.

— Разве мы здесь что-нибудь увидим? — спросил Корсак. —Это все равно что пытаться разглядеть плавающее в воде стекло.

— Стекло не плавает, — парировал Мик.

— Ах да, совсем забыл, вы же инженер. А Мик — это сокращенное от какого имени? Микки?

— Давайте осматривать диван, — прервала их перепалку Риццоли.

Мик изменил направление линз. Обивка дивана тоже вспыхнула белым свечением, но более мягким, как если бы снег светился под луной. Медленно луч скользил сначала по подлокотникам, потом по подушкам, но ничего подозритель­ного не обнаружилось, разве что длинные светлые волосы и частички пыли.

— А здесь чистюли жили, — заметил Мик. — Никаких тебе пятен, даже пыли мало. Держу пари, этот диван совсем но­вый, последняя модель.

Корсак хмыкнул:

— Красиво жили. Я в последний раз покупал диван, ко­гда женился.

— Смотрите, за диваном еще есть свободное пространство.Надо заглянуть туда.

Риццоли почувствовала, как на нее наткнулся Корсак, и в нос ей ударил острый запах пота. Дышал он тяжело и шумно, словно у него были проблемы с носоглоткой. Она в раздражении отпрянула от него и ударилась голенью о кофейный столик.

— Черт!

— Эй, смотрите под ноги, — сказал Корсак.

Риццоли с трудом подавила в себе желание огрызнуться; обстановка в комнате и без того была напряженной. Она наклонилась, чтобы растереть ушибленное место. Темнота и резкий наклон вызвали приступ головокружения. Ей пришлось присесть на корточки, чтобы не упасть. Она надеялась­ только, что Корсак не споткнется и не завалится, иначе такая­ туша могла бы запросто расплющить ее. Было слышно, что мужчины топчутся где-то рядом.

— Шнур запутался, — произнес Мик.

Пока он возился с аппаратом, луч света сместился в сторону и упал на ковер, как раз туда, где сидела на корточках Риццоли. Она напряглась. Обрамленное флуоресцирующим­ контуром коврового ворса, прямо перед ней темнело пятнышко неопределенной формы.

— Мик! — позвала она.

— Ты не могла бы приподнять тот угол столика? Мне кажется, шнур зацепился за ножку.

— Мик!

— Что?

— Неси аппарат сюда. Возьми в фокус ковер. То место, где я сижу.

Мик подошел к ней, Корсак тоже; она слышала, как приближалось его затрудненное дыхание.

— Следи за моей рукой, — сказала она. — Я буду указывать пальцем на пятно.

Голубоватый свет лег на ковер, и черный силуэт ее руки выделился на флуоресцирующем фоне.

— Вот, — указала она. — Что это?

Мик присел на корточки рядом.

— Какое-то пятно. Мне нужно его сфотографировать.

— Но это темное пятно, — сказал Корсак. — Я думал, мы ищем то, что будет светиться.

— На сильно флуоресцирующем фоне — вот как эти волокна ковра — объекты могут выглядеть темными, поскольку­ они светятся не так ярко. Это пятно может быть чем угодно. В любом случае лабораторный анализ даст нам ответ.

— И что же, прикажете вырезать кусок этого роскошного ковра, поскольку на нем обнаружилось пятнышко кофе или что-то в этом роде?

Мик сделал паузу.

— Можно попробовать сделать по-другому.

— Как?

— Я изменю длину волн на приборе. Сокращу до ультрафиолета.

— Ну и что это нам даст?

— Если только мне удастся, это будет фантастика.

Мик отрегулировал линзы и направил луч света на поверхность ковра, где темнело пятно.

— Смотрите, — сказал он и щелкнул аппаратом.

Комната утонула во мраке. Лишь ярко светилось пятныш­ко у их ног.

— И что это, черт возьми? — воскликнул Корсак.

У Риццоли возникло ощущение, будто начались галлюцинации. Она уставилась на загадочное пятно, которое вдруг,как ей показалось, вспыхнуло ярко-зеленым огнем. И постепенно стало бледнеть. Уже через несколько секунд они оказались в кромешной темноте.

— Фосфоресценция, — объяснил Мик. — Это, как бы вам сказать, запаздывающее свечение. Оно происходит, когда ультрафиолетовый свет приводит в движение электроны в определенных субстанциях. Электронам требуется дополни­тельное время, чтобы вернуться в свое первоначальное энергетическое состояние. В этот промежуток времени они и высвобождают фотоны света. Именно это явление мы сейчас наблюдали. Под ультрафиолетовым лучом наше пятно фосфоресцирует ярко-зеленым светом. Тут есть над чем подумать. — Он поднялся и включил в комнате свет.

В ярком свете ламп ковер, который только что вызывал у них такое изумление, выглядел совершенно обычным. Но Риццоли все равно не могла смотреть на него без содрогания,­ поскольку уже знала, что здесь произошло: бежевые волокна­ хранили следы страшного испытания, которое пришлось пережить Гейл Йигер.

— Это сперма, — сказала она.

— Вполне возможно, — согласился Мик и, установив камеру на штатив, приготовился к ультрафиолетовой съемке. — Как только я сделаю снимок, мы вырежем этот кусок ковра и передадим в лабораторию для окончательного анализа.

Но Риццоли и без того все было предельно ясно. Она повернулась к забрызганной кровью стене. Она хорошо помни­ла положение тела доктора Йигера, помнила чашку, которая упала с его колена и разбилась о деревянный пол. Фосфорес­цирующее зеленое пятнышко на ковре подтвердило ее худшие опасения. Перед глазами со всей отчетливостью встала жуткая сцена, разыгравшаяся здесь совсем недавно.

«Ты выволок их из спальни в эту комнату, на деревянный пол. Связал доктора за запястья и щиколотки, заклеил ему рот скотчем, чтобы он не отвлекал тебя своим криком. Ты по­садил его здесь, прислонив к стене, превратив в немого зрителя твоего спектакля. Ричард Йигер, еще живой, прекрасно сознает, что ты намерен делать. Но он не может помешать те­бе. Не может защитить свою жену. И ты намеренно ставишь ему на колени чашку и молочник, чтобы вовремя услышать, не шевельнулся ли он. Посуда непременно разобьется об пол, стоит доктору попытаться встать на ноги. Предаваясь своим грязным утехам, ты не можешь одновременно следить­ за доктором Йигером, но и не хочешь, чтобы он тебе мешал.

Тебе нужно, чтобы он лишь наблюдал».

Она уставилась на пятно, которое только что полыхало ярко-зеленым светом. Если бы они не отодвинули кофейный­ столик в поисках специфических улик, это пятно так и осталось бы незамеченным.

«Ты насиловал ее здесь, на этом ковре. Овладел ею на гла­зах у мужа, который был бессилен спасти не только ее, но и самого себя. И когда все было кончено, когда ты утолил свой голод, одна капля спермы упала на ковер, обернувшись невидимой пленкой».

Было ли убийство мужа частью наслаждения? Склонился­ли он над своей жертвой, сжав нож, смакуя удовольствие мо­мента? Чувствовал ли он что-то, хватая Ричарда Йигера за волосы, или равнодушно полоснул по горлу лезвием?

Свет в комнате погасили. Камера Мика защелкала, выхва­тывая из темноты фосфоресцирующее пятно.

«И когда задача выполнена и кровь доктора Йигера стекает по стене, ты исполняешь ритуал, позаимствованный удругого убийцы. Ты аккуратно складываешь на стуле забрыз­ганную кровью ночную сорочку миссис Йигер — точно так же, как это когда-то делал Уоррен Хойт.

Но это еще не все. Это был только первый акт. Ты — в предвкушении новых удовольствий, еще более страшных.

И для этого ты забираешь женщину».

В гостиной зажегся свет, и его яркая вспышка отозвалась резью в глазах. Ошеломленная, дрожащая от ужаса, Риццоли­ чувствовала, что к ней возвращается давно забытый страх. И унизительно было сознавать, что двое мужчин видят это по ее белому как полотно лицу, трясущимся рукам. Ей вдруг стало трудно дышать.

Она вышла из комнаты, потом из дома. И уже на улицестала жадно глотать воздух. Она слышала, что за ней тянутся­чьи-то шаги, но не обернулась посмотреть, кто это. Только когда за спиной раздался мужской голос, она поняла, что за ней шел Корсак.

— Вы в порядке, Риццоли?

— Да, в полном.

— Глядя на вас, этого не скажешь.

— Просто у меня немного закружилась голова.

— Вспомнилось дело Хойта, не так ли? Представляю, какое это потрясение для вас.

— Откуда вам знать?

Последовала пауза. После чего он буркнул:

— Да, вы правы. Откуда мне знать, черт возьми? — И направился обратно в дом.

Она обернулась и окликнула его:

— Корсак!

— Что?

На мгновение они уставились друг на друга. Ночной воздух, пропитанный запахом травы, приятно освежал. И все равно ужас, сковавший ее, вызывал тошноту.

— Я знаю, каково ей сейчас, — тихо произнесла она. — Знаю, что она чувствует.

— Миссис Йигер?

— Вы должны найти ее. Сделать все возможное.

— Ее лицо мелькает во всех выпусках новостей. Мы отслеживаем каждый звонок, каждый сигнал. — Корсак вздохнул и покачал головой. — Но, знаете, лично у меня сейчас большие сомнения в том, что он оставил ее в живых.

— Оставил. Я знаю.

— Откуда у вас такая уверенность?

Она обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь, и бросила взгляд на дом.

— Так поступил бы Уоррен Хойт.